Эту чёрно-белую фотографию, явно сделанную пятьдесят лет назад, я увидел у топового блогера и она сразу заставила меня уткнуться в буковки клавиатуры.
Фотография показывает силу слова, волшебную силу которую неподвластны подмять расстояния и уничтожить различие в языках.
Марлен Дитрих и Паустовский стоят на сцене московского ЦДЛ. Вернее Константин Георгиевич, тогда уже очень больной, стоит, а Дитрих, опустившись на колени, прижалась лицом к его рукам.
Может в её позе есть что-то актёрское, но кто её может устыдить за это «актёрство»?
Об этой встречи в своих мемуарах пишет и Марлен, да и в Википедии о Паустовском есть немало воспоминаний современников.
Марлен Дитрих, подруга Ремарка и Хемингуэя, любовница Жана Габена, прочитала небольшой рассказ Паустовского «Телеграмма» и поняла, что этот русский писатель затронул в её душе самые ранимые, самые тонкие струны.
Она посетила Ленинград и Москву, где её встречи прошли с оглушительным успехом. В разных источниках по-разному называют года этого приезда - и 1963 и 1964 года. Я так и не смог до конца выяснить точно дату посещения нашей страны.
Последние годы хрущёвской оттепели… Андрон Кончаловский, молодой «мажор» тех лет, вспоминал, что зал захлёбывался от рукоплесканий и оваций. Все были в восторге.
Запах свободы и раскрепощённости, тогда, в том зале, был как никогда силён.
А когда на сцену поднялся наш писатель, которого отодвинули от присуждения Нобелевской премии по литературе партийные бонзы,(в отличии от Шолохова, Паустовский никогда громогласно не поддерживал руководящую линию партии) и Дитрих ,с осиной талией, и как поговаривали злые языки без двух ребер, которые мешали это подчеркнуть, в ослепительно белом обтягивающем платье, расшитыми стразами от Сваровски, упала перед ним на колени, зал на секунду замер.
(Стразы Сваровски не были рассчитаны на такое резкое проявление чувств и покатились по сцене, присутствующие искренне считали, что такая актриса должна носить только настоящие бриллианты, про камни Сваровски, имитирующие настоящие драгоценные, мало кто знал, но все до единого камешки были возвращены в гримёрку.)
«Доктор Пауст», как называли его друзья, пытаясь приподнять Дитрих , только и мог молвить: « В ответ я лишь могу перед Марлен лечь…»
Сейчас неким критерием «писательства» служит книга, изданная небольшим тиражом, а мне кажется вы только тогда станете Писателем, когда хоть один человек упадёт на колени, прочитав ваш рассказ!
И пусть школьники пишут тексты диктантов, взятые из ваших рассказов, подглядывая к соседу по парте, в надежде узнать, где ставить знаки препинания.
И в тетради будет строчка за строчкой рождаться и умирать чья-то жизнь:
«Подморозило. Выпал тонкий снежок. День побелел, и небо было сухое, светлое, но серое, будто над головой протянули вымытую, подмерзшую холстину. Дали за рекой стояли сизые. От них тянуло острым и веселым запахом снега, схваченной первым морозом ивовой коры. На похороны собрались старухи и ребята. Гроб на кладбище несли Тихон, Василий и два брата Малявины — старички, будто заросшие чистой паклей. Манюшка с братом Володькой несла крышку гроба и не мигая смотрела перед собой. Кладбище было за селом, над рекой. На нем росли высокие желтые от лишаев вербы.»