Ясный день. Сияет солнце, синеют небеса, мир выглядит радостным
и праздничным. Все контуры и границы очерчены и привычны. Кажется - протяни руку, и достанешь до горизонта. День ласкает и утешает, придает уверенность и ощущение безопасности. При свете солнца рассеиваются сомнения и тревоги, и зримая реальность прочно утверждает свое право на единственно законное существование...
Но все проходит, и вот дневное светило клонится к закату и постепенно исчезает. Размываются и тают в полумраке дома и деревья, теряются рубежи и очертания, куда-то пропадает всякая определенность, а вместе с ней в душу вселяется неуверенность и страх. Мир мало-помалу развеществляется и обретает свои древнейшие атрибуты загадочности и невыразимой тайны. Ночь вселяет сомнения даже в существовании собственного тела - лишь дух, исполненный смутной неуверенности, боязливо витает над незримыми пространствами, где невозможно понять, тупик впереди или пропасть. Поистине, по слову поэта, открывается бездна – и вместе с ней таинственные видения и сны, тревожные предчувствия и откровения. Причем, и решить порой невозможно, какие силы являют себя нам
в ночи...Знает и история свои дневные и ночные периоды,
времена рациональной и зримой ясности, и сумеречные, ночные эпохи,
когда дремлет рассудок, а сердце тоскливо сжимается в ужасных
предчувствиях, как бы громко ни звучали вокруг бравурные марши и
веселые плясовые наигрыши. Более того, не так уж редко, то и другое
сливаются воедино и светлые мечты о светлом мире соседствуют с
сумеречными образами реальности, в которой люди бредут словно
наощупь, не понимая, где и когда их поджидает обрыв - за которым
вечное Ничто.
В одну из таких эпох и довелось жить венгерскому писателю,
критику, историку литературы АнталуСербу /1900 - 1945/. Ещё под ростком встретив Первую мировую войну, обретя творческую зрелост] в отмеченные печатью дьявола 1930-е годы, он погиб в одном из концлагерей при салашистоком режиме в Венгрии на излете Второй ми ровой. Тернистый путь по одному из самых страшных исторических промежутков II века.
Разумеется, не случайно, что именно в это время сформирова лась -| в философии и литературоведении "духовно-историческая школ" как естественная реакция отторжения на позитивизм о его мнимым "научным" объяснением явлений культурной жизни. Такие мыс лители, как В.Дильтей, Э.ШПрангер, крупнейший теоретик литературь Ф.Гундольф справедливо противопоставили герменевтику, вдумчивое "понимание" жизни и культуры поверхностным "объяснениям" позитивно тов. Думаю, мы не ошибёмся, включив в этот ряд и М.Хайдеггера, и Х.Ортегу-и-Гасета, и Р.Штейнера и многих-многих других мыслите лей того времени. А рядом будут писатели, прозаики и поэты -Г. Майринк, 0. Хаксли, Г. Бенн, Э.Юнгер, А.Жид, Ф. Кафка. Среди них и венгр со странной славянской фамилией - А. Серб. Как теоретика и историка литературы его принято считать последователем
упомянутых выше "историков духа", как прозаик, он несомненно близок к неоромантикам.
Да что там говорить, ведь и их прямые предшественники -романтики "первого призыва", Г. Уолпол, А. Радклиф, М. Шелли, Э.Т.А. Гофман и Э.По творили в такую же роковую для мировой истории эпох хотя и отстоящую от нас, да и от А.Серба, уже на два столетия. И перекличка этих времен в его творчестве совершенно естественна. Не так давно, в 1991 г. на русском языке уже был издан роман А. Серба "Призраки замка Пендрагон" в переводе А. Боргардта, а теперь мы имеем возможность познакомиться не только с его новым переводом, но и с более поздним историческим очерком "Ожерелье Оба этих новых перевода выполнил известный петербургский писатель Сергей Вольский. К если "Призраки замка Пендрагон" обращают внимание читателя к причудливому сочетанию современности с мистикой барокко /именно здесь очень и очень ощутимо влияние "Голема" и "Ангела Западного окна" Г. Майнринка, не говоря уж о "Замке Отранто"
Г. Уолпола или "Удольфских тайнах" А. Радклиф/, то "Ожерелье королевы
отсылает нас к концу ХVIII века, последним предреволюционным го дам эпохи "старого режима" во Франции.
Есть глубочайшая внутренняя связь в том, что периоды успехов научного мышления сменяются горьким разочарованием, зовущим нас к вечным ценностям и таинствам "ночных дум". Рассудочное "просве щение" французских зэнциклопедистов второй половины ХVIII века
сменилось глубокой мистикой зрелого романтизма; успехи позитивизма и естествознания, столетие спустя, породило оккультные тайны символизма и эзотерику 1920-х-З30-х годов, - и даже экспансия в космос и атомная практика второй половины того же столетия породили в созна нии народов вовсе не восторг и упоенье, а нечто прямо противо положное. Сейчас, когда мы стоим на пороге нового радикального перелома в общественном сознании, когда ценности "научного" миро воззрения давно уже признаны весьма и весьма сомнительными, а но вое религиозно-философске возрождение зреет день ото дня, инте рес к мировым загадкам и эзотерическим изысканиям силен как никогда. Пришло время почитать и А. Серба заряду с другими его современника ми, может, более известными и популярными. "Современного человека губит рационализм мышления,- говорит нам автор устами одного из героев "Пендрагона",-... У нас просто в голове не укладывается, что древние обладали более основательными познаниями, чем мы.Это суть концепция всего романа, в котором детективный сюжет, столь любимый романтиками, подводит читателя к мысли о том, сколь самонадеянныя претенциозны "убеждения" нынешних рационалистов на историческом
- 4 -
Строго говоря, роман нельзя считать философским или создан ным для обоснования какой-либо религиозной концепции. Автор и не скрывает этого. "Меня в мистицизме интересует только то, что соб ственно называется мистикой: загадочные фантасмагории, всевозмож ные манипуляции, с помошью которых древние пытались подчинить себе природу. Алхимия, тайна гомункулуса, универсальные снадобья, маги ческие свойства минералов и амулетов..."- откровенно признается главный герой произведения, мистик-любитель Янош Батки, загадочные приключения которого в таинственном валлийском замке Пендрагон и составляют фабулу романа.
Но, с другой стороны, так ли уж часто литература, обращающаяся к подобным темам, выходит далеко за пределы развлекательности? "Замок Отранто" или "Удольфские тайны" - вовсе не религиозно-фило софские трактаты, а, скажем, "Дракула" Б.Стокера - откровенный "кич", ставший отправной точкой потока современной масс-культуры. Дело здесь в другом, в создании той самой атмосферы внутренней тревоги, неуверенности, приоткрывающейся бездны. "Мне кругом чу дится какой-то подвох",- признается главный герой, и это характер ное признание.
Забегая немного вперед, заметим, что и в "Ожерелье королевы" это ощущение подвоха, двусмысленности будет преобладающим, любая вещь в сумерках разума выглядит по-другому - неожиданно и пугающе любое событие приобретает странную многозначность, заставляя ис¬кать все более скрытых и тайных мотивировок. Но об этом позже.
Сам детективный жанр, созданный мистиком и романтиком Э. По, предполагает скрытую загадку, кажущуюся неразрешимой задачу, тре¬бующую для своего решения не просто некоторых интеллектуальных усилий, но гигантского напряжения всей личности как героев, так и читателей. В этом своеобразная прелесть даже поверхностных детек¬тивных или "шпионских" произведений, что, конечно, всегда тлели
- 5 -
в виду их авторы.
Но для А. Серба детективная канва сюжета в "Пендрагоне" -лишь средство, чтобы показать, как незримые тёмные силы исподволь напраляют движение живни, вовлекая* в свой водоворот даже тех, кто изо всех сил стремится демонстративно обойти, отстраниться от их пугающей реальности, стараясь афишировать свой рассудочный скеп тицизм и практичность. Более того, именно эти - сугубо "буржуаз ные"- качества становятся для А. Серба признаком недоброй воли отри цательных персонажей романа. Лишь тот, кто имеет смелость заглянут в потустороннее, достоинзвания человека, словно говорит нам писатель. Высокий дух не знает страха перед неизведанным. Поэтому сам окружающий мир повседневности под пером автора романа теряет свою мнимую плотность, насыщаясь призрачными, но от этого отнюдь не менее мощными сверхъестественными силами.
Высокими образцами подлинной нравственности в "Пендрагоне" предстают древние розенкрейцеры, члены тайного оккультного ордена. Их тайна автором не раскрыта,- напротив, туманные намека и аллюзии только сгущают ее.
Здесь, видимо, необходима небольшая историческая справка. Со шлемся на свидетельства самих Великих Посвященных, дабы не навлечв на себя упреки в субъективности. Знаменитый Папюс, гроссмейтер союза масонских лож Великий Восток Франции, констатировал, что розенкрейцерство легализовалось как предшественник масонства в ХУП в. Его основателями считают Роберта Флудда и Илью Ашмола, причем,
последний - прямой потомок легендарного мистика времен Елизаветы 1, Джона Ди, современника и друга Т. Мора, Парацельса, Шекспира. А о Р. Флудде немало написано в в "Пендрагоне".
Между тем, по преданию, розенкрейцеры обязаны своим возникновением деятельности полумифического основателя ордена Христиана Розенкрейца /1378 - 1484/, - эту легенду по-своему обыгрывает и А.Серб.
- 6 -
В последующем масонстве "розенкрейцерскими" назывались высшие сте пени посвящения, а в конце ХIХ в. орден розенкрейцеров в обновлен ном виде был возрожден видным оккультистом Станиставом де Гуайтой. В розенкрейцеры были посвящены и многие крушше деятели культуры того времени - К.Дебюсси, Ж.-К. Гюисманс, А. Белый, М.Волошин и
другие. Орден существует и в настоящее время.
Разумеется, писателю важны не конкретные факты исторического бытия розенкрейцерства, а возможность показать, сколь условен и ограничен наш "дневной" мир и как неожиданно может приоткрыться его иная сторона - то усмешкой, а то и злым оскалом тайных неведомых сил.
В отличие от "Пендрагона", в котором автор решает эту проблему на психологическом уровне, его более поздний роман или, вернее беллетризованный исторический очерк "Ожерелье королевы", дает её иное - социальное и политическое толкование.
Во многом неясная до сих пор история с бриллиантовым ожерель ем французской королевы Марии-Антуанетты, завершившаяся грандиоз ным скандалом и судебным процессом в 1786 г., что стало непосред ственным прологом к Великой французской революции, как
выразился
об этом сам
Мирабо, была и остается до наших дней предметом живейшего внимания многочисленных историк и писателей. Среди них И.В. Гете /"Великий Кофта"/, А. Дюма /"Ожере
лье королевы"/, С. Цвейг /"Мария-Антуанетта"/, не говоря о многочислен ных отдельных намеках и упоминаниях у множества авторов от Бомарше до... В.Пикуля.
Сама канва исторических событий этой удивительной аферы до статочно проста. Для последней фаворитки короля Людовика ХV мадам Дю Барри два видных французских ювелира Бомер и Баосанж изготовили уникальное, самое дорогое и крупное в мире ожерелье. Смерть Людовика ХУ поставила ювелиров перед сложной задачей: купить драгоцен ность стоимостью 1 600 000 ливров отказалась и Мария-Антуанетта, и испанская королева. Здесь начинается цепь загадочных событий, ко- 7 -
торые и составляют суть всего дела. Представитель одного из древ нейших аристократических родов Франции кардинал де Роган, временно находящийся в опале, с подачи знаменитого мага и кудесника графа Калиостро, преемника не менее известных Сен-Жермена и Казановы, знакомится с некоей Жанной де Ла Мотт, авантюристкой, в жилах ко торой тем не менее текла королевская кровь дома Валуа /ее прапра дед был внебрачным сыном короля Генриха П/. Она внушает де Рогану
мысль о том, что имеет влияние ка королеву Марию-Антуанетту и мо жет через нее выхлопотать длянего желанный пост премьер-министра. От Рогана требуется лишь поручительство в приобретении ожерелья Бомера к Басеанжа для королевы.
Ослепленный де Роган готов пойти на это. ОН приобретает в долг ожерелье /под гарантию подделанных Жанной писем королевы/ и передает его для Марии-Антуанетты. Оно попадаеит в руки Жанны, ее мужа, графа де Ла Мотта и их сообщника Рето де Вльета. Они расчле няют его на отдельные детали и частично продают в Англии. /Куда исчезла основная часть камней, неизвестно до сих пор/. Между тем, подходит срок платежа - и тогда выясняется мало-помалу вся подопл ка происходящего. Королева с возмущением отрицает факт приобретения ожерелья и переписки /а тем более свиданий/ с кардиналом. Тот, на конец, начинает понимать, в какую аферу он оказался втянут. Ювелиры требуют денег или возвращения драгоценности /которой уже не суще ствует/.
Затем - суд и приговор. Рогана и Калиостро признают невино вными. Рето де Вильета приговаривают к высылке из страны. Вся пол нота наказания обрушивается па Жанну де Ла Мотт, которая пригова ривается к телесному наказанию, клеймлению буквой "м" /от Франц.
слова "воровка"/ и вечному заключению в работном доме. Впоследствии, однако, ей удается бежать в Англию к мужу, где она выступает с многочисленными памфлетами к скандальными разоблачениями, но в 1791 г. кончает с собой, выбросившись из окна, якобы в припадке- 3 -
безумия, будучи всего лишь 36 лет от роду. Хотя есть к другая вер сия: она под фамилией де Паше уехала в Россию, где и умерла в Кры му в 20-е годы ХIХ века. Калиостро, как считается, умер в папской тюрьме,куда он был заключен по обвинению в еретичестве Король и каролева, как известно, были казнены в 1793 г. по приго вору революционного Трибунала. Так закончилась эта история.
Но как раз теперь и начинаются основные вопросы и недоуме ния, поныне тревожащие души литераторов и историков. Прежде всего, конечно, следует иметь в виду,что удебный процесс был организован такимобразом и для того, чтобы вывести из-под удара королеву, по старавшись - как всегда это делается в подобных случаях - найти "стрелочника", который и ответил за всё. Нет ничего удивительно го, что во всём обвинили анну деЛа Мотт, тем более, что вела себя она самым вызывающим образом, ни в коей мере не пытаясь "подыграть" суду, принимая на себя вину, напротив, не задумываясь ни на минуту, чтобы обвинить королеву в организации всей этой авантюры, задуманной, чтобы дискредитировать де Рогана.
По этому поводу А.Дюма пишет: "Вопрос заключался вот в чем: была ли королева вынуждена допустить кражу ожерелья кем-то, кто проник в тайну ее любви и супружеской измены?". Здесь, несомненно, подразумевается, что эту тайну знала именно Жанна де Ла Мотт, так что Мария-Антуанетта как бы смотрела сквозь пальцы на ее аферу.
Далее, закономерно возникает вопрос: насколько были знакомы между собой эти две женщины? В изображении А. Дюма они закадычные подруги, но С. Цвейг и А. Серб вообще склонны отрицать их знакомство, придерживаясь официальной версии королевского прокурора и категорически отрицая показания самой де Ла Мотт. Ясных фактов, которые бы свидетельствовали о том, кто был здесь прав, не сущест вует - более того, неизвестно, вся ли переписка королевы с де Ро ганом была фальсифицирована, т.к. первое, что сделал кардинал по сле своего ареста - приказал уничтожить портфель со всеми докумен- 9 -
танк.
Не менее загадочна роль Калиостро. А. Серб, так же, как и С. Цвейг исходят из решения суда, который признал великого мага не причастным к делу. Однако те, кто хронологически были ближе к изо бражаемым событиям, думали иначе. У Гете в пьесе "Великий Кофта" /"Копт" - т.е. Адепт масонской ложи "египетского ритуала", осно ваннойой самим Калиостро -Г.М./ граф выступает по меньшей мере
как подстрекатель, руководивший неуемными чаяниями де Рогана, а в
знаменитом романе А. Дюма маг и заклинатель духов вообще исподволь
направляет все течение событий, т.к. не только знакомит де Рогана с графиней де Ла Мотт, но и налаживает отношения последней с мадмуазель д*Оливой, которая исполняла роль королевы на мнимых свиданиях де Рогана с Марией-Антуанеттой. Кстати, опять-таки оста лось неизвестным, знала ли об этом она сама /а д»Олива была полно стью оправдана и вскоре после суда вышла замуж за некоего кава лера де Бозира - Г.М/.
Еще одна тайна процесса: каким образом осужденная и клей мленная Жанна вскоре после окончания дела ухитряется бежать из тюрьмы... в Лондон /!/, где активно выступает в печати с разного рода памфлетами и статьями против королевского двора. Там же ока зываются и Калиостро, и муж Жанны - граф де Ла Мотт. Словарь Брокгауза и Ефрона недвусмысленно сообщает, что она бежала при содействии Марии-Антуанетты /т. ХУП/ - значит обе этих героини все же бы ли знакомы и Жанна выполнила определенную задачу, которая перед ней стояла? Косвенным свидетельством этому являются и многочислен¬ные визиты к Жанне еще в период ее заключения высшей парижской знати, в том числе и принцессы Ламбаль, одной из ближайших подруг королевы, а герцог Орлеанский, впоследствии Филипп Эгалите, одна из ключевых фигур в истории французского масонства /наряду с Кали остро/ устраивает в поддержку де Ла Мотт публичное собрание со сбо ром пожертвований. Сам он не без оснований считался непримиримым- 10 -
врагом королевы, так что впоследствии, стал революционером, что,
однако, не спасло его от гильотины на одном из крутых поворотов
революционной истории Франции. Заметим, что и в других странах
представители высшей знати принимали самое активное участие в борь
бо против правящей династии - О.Кромвель /потомок казненного ранее
канцлера Т. Кромвеля - Г.М./ в Англии, Вильгельм Оранский з Голлан
дии, принц Конде в ХVII веке во Франции как глава Фронды и другие,
в рядах которых как наш отечественные декабристы, так и великий
князь Кирилл Владимирович при Николае II.
Масонскиекие связи использовались здесь скорее как мощное
орудие всесторонних международных контактов, чем как некая
самостоятельная сила самостоятельнаяная "темная сила", разрушающая царства и престолы.
В связи с этим уже в XX в. возникла версия, что граф Калиостро выполнял какое-то секретное задание английского правительства, так или иначе направ ленное на дискредитацию французского престола, что выглядит весьма убедительным, если учесть англо-французскую войну, в которой Фран ция выступала на стороне мятежных английских колонии в Америке, восстание которых привело к образованию Северо-Американоких Соеди ненных Штатов в годы, непосредственно предшествовавшие процессу об ожерелье королевы.
Как известно, и кардинал: де Роган, несмотря на свою близость к папскому престолу, оказывал прямое содействие мятежным масонским кругам, охватывавшим самую влиятельную часть высшей французской аристократии, тем самым оказывавшейся в рядах противников Людовика ка ХVI и его супруги. Калиостро не случайно называет кардинала "мой любимец", "избранник судьбы" и др. /по пьесе Гете, основы вавшегося не только на личном знакомстве с магом иего родственни ками, но и на множестве документов/. А ведь последний целый ряд своих документов подписывал буквами L.P.D. /от латинского выражения Lilius pedibus destrue - "попирай лилию ногами" - "лилия" здесь - символ королевской власти, власти, герб Франции - Г.М./
- 11 -
Ну и, наконец, интересное свидетельство Бомарше, одного ив наиболее ярких представителей этого галантного и авантюрного вре мени. Кому как не Бомарше, как говорится, на своей шкуре испытав шего все перипетии судьбы своего Фигаро, было знать, чего стоит на доле любовь и неприязнь сильных мира сего. Более того, именно он, посвящённый в самую суть интриг, опутывавших двор, прекрасно понимал, что почём в этом условном мире. Драматургу удалось добить ся,чтобы его пьесы, пьесы изгоя,ставились при дворе, с участием в качестве актеров цвета французской знати, в том числе и Марии-Антуанетты в роли Розины, а величайшие композиторы считали честью написать музыку к его пьесам.
Так вот, в "Женитьбе Фигаро" /пьеса вышла в том же 1786 г., когда и завертелся процесс по делу об ожерелье/ Сюзанна на тайном свидании играет роль графики, под которой подразумевается королева, причем с согласия последней, а не знать суть дела Бомарше и мог.
Конечно, вряд ли мы сможем когда-нибудь правильно понять и оценить роль Марии-Антуанетты в этом запутанном деле. В любом слу чае, практически все его участники добились результатов прямо про тивоположных тому, что было задумано, как чаше всего и бывает в жизни. Но русского читателя "Ожерелья королевы" А. Серба не может не поразить удивительное сходство трагической истории королевского трона во Франции конца ХVIII века с судьбой монархии в России в начале века ХХ. Слабый и нерешительный монарх, в глубине души далеко не уверенный в своем законном праве на абсолютную власть; человек в котором иссякла непререкаемая царственная воля, сменившись то ли раскаянием, то ли готовностью к жертвенности. Такая же ненавидимая народом и придворными императрица"немка", как и ее предшественница Мария-Антуанетта. Да и Распутину почему бы не претендовать на роль графа Калиостро? Бесконечные кадровые перестановки без существенных положительных перемен, да еще неудачи на фронте...
А самое главное - какая-то общая всем разрушающимся режимам
атмосфера некоей глубинной нереальности всего происходящего, когда всё воспринимается словно в кривом зеркале. Да что уж там так
далеко ходить - есть есть смысл вспомнить в том же контексте и
похождения Чурбанова и Галины Брежневой, и печально знаменитую
"семью"...
История с ожерельем королевы - одна из тех исторических, но равным образом и мифологических притч, которые определяют, или обозначают движение целых эпох. А. Серб это, судя по всему, великолепно понимал – иначе бы и писать об этом не стал. Мы же, читатели подумаем об этом ещё раз. И сделаем свои выводы.