Фото: http://mylitta.ru/1886-russian-girl-national-costume.html
***
Вот и весна пришла. Март неделю, как тёплыми солнечными лучами играл. Наступил восьмой день – праздник незамужних девиц и решили «кислые девки», это которых со святок до Масленицы не засватали, у Граши собраться, игры, да забавы устроить на зависть замужним подругам.
А что, дом богатый, просторный, светлый. Есть где и поиграть, есть где в пляс пуститься.
Поставили опару, ждали, когда подходить начнёт. Достали наперстки, чтобы тесто черпать и заговаривать на приглянувшихся парней.
Только Граша, хоть и приготовила девчатам всё для веселья, сама в гаданиях участия не принимала. Сердечко ныло, счастья просило, но не люб ей был никто, ни в станице, ни в хуторах, что в округе.
Девушки за столом посмеивались, шутили друг над другом: одна с волосёнками жиденькими, другая веснушками облеплена, третья носом удалась, а у четвёртой приданого – вошь в кармане.
У Граши сундуки полны вещей, городская посуда в шкафу пылится, тёлка обгулялась, денежки в кубышке припрятаны, да и сама хороша: коса толстая до пояса, глаза большие добрые, кожа белая, губки алые, стан, что верба у реки. Многие сватались, да Граша прочь со двора гнала. Мать с отцом упрекали, мол, так в девках и останешься. «Да лучше одной век коротать, чем с нелюбимым», — думала Граша.
Луна взошла, в хату заглянула. Девушки песню затянули: сначала грустную, а потом весёлую, чтобы топнуть каблучком, и в пляс пуститься.
И тут стук в оконце. Испугались подружки, прочь отпрянули. А Граша выглянула и заметила старца. Был он худой, продрогший, немощный какой-то. Жалко стало его хозяйке, завела в горницу, у печи посадила, кружку горячего узвара* подала.
Отогрелся старик, осмотрелся, сразу понял, зачем девушки собрались, отблагодарить решил:
— Подойдите, красавицы, по одной ко мне, предскажу будущее – ведун я заречный.
Подталкивая друг дружку в бока, подхихикивая, решились подружки подойти к старцу. Для всех доброе слово гость нашёл, всем женихов сыскал на Покров, да на Спас. Говорил ведун девушкам пророческие слова, а сам на Грашу поглядывал, прищуривался хитро. Сразу видно – гордая казачка, на поклон абы к кому не пойдёт, чужого слова не побоится, от своего не отступится.
Граша долго сомневалась: стоит или нет чужого в душу пускать, мысли заветные открывать.
Пока хозяйка раздумывала, старец уходить собрался. Испугалась Граша, что так и не узнает где счастье искать, окликнула гостя и подошла к нему. Провел ведун по её волосам, достал из сумы деревянную палку с кругляшкой на конце, отдал в руки Граше и сказал:
— Не ищешь ты легких, путей милая. А раз так, вот тебе загадка. Коли догадаешься, что с поленом сделать надо, то и счастье своё отыщешь.
Взяла Граша в руки полено, прижала к груди, и почудилось ей, что слышит она стук сердца, да не своего, а чужого, сильного. Посмотрела на старца удивлённо и прошептала:
— Теплое оно, старче, как будто человек живой.
Ведун улыбнулся одобрительно:
— Вот и поступай, с ним как твоё сердце велит. А я дам тебе подсказку:
Терпким духом обстучи,
После холодом смочи,
Сквозь огонь перетащи…
Поклонился старик девушкам в пояс, вышел на крыльцо – и будто растворился в ночи. Веселиться охота пропала, разошлись подружки по домам.
С того дня перестала Граша улыбаться, носилась с поленом, как мать с ребёнком. Куда не шла, что не делала и его с собой брала. В станице стали поговаривать, что заречный ведун нагнал на девушку морок, одурманил её, разума лишил. Женихи, что раньше надежду имели сосватать красивую казачку, отступились – им здоровых девок подавай.
Прошла весна, лето перешло середину, а Граша всё задумчивая бродит.
Настала Аграфена Купальница. Ни малый, ни большой праздник – канун Ивана Купалы, именины Граши. В церкви Аграфеной крестили.
В станице шумно, весело: молодёжь к реке, в степь шла – полынные, чабрецовые, крапивные веники вязали, песни распевали:
Приехала Купаленка
На расписной тележке.
Привезла нам Купаленка
Добра и здоровья,
Богатства и почестей…
Родители и Грашу вслед послали, а к возвращению дочери баньку истопили – хвори и напасти в этот день выпаривали. В баньке дух ароматный от свежезапаренных веников. Накупалась Граша, напарилась и палено веником постегала – в шутку приговаривая:
Лечись, лечись,
Дурной наговор умчись
Сквозь пар унесись,
Душа вновь возродись.
Мама только головой покачала, перекрестилась, вздохнула тяжко, но промолчала – свыклась с дочкиными причудами.
А Граша раскраснелась, в глазах радость заиграла:
— Матушка, а не снести ли мне полено в ручей, где деток сегодня окунают?
Мать в ответ только рукой махнула – делай что хочешь.
Людей на улице много: кто в гости идёт, кто на реку венки несёт гадать, кто кашей угощает, а парни девок грязной, илом замутнённой речной водой поливают. А девушки визжат и в ответ кричат: «Умойте нас, умойте!» Весело и для здоровья полезно.
Только Грашу никто не трогает, вздыхают вслед – носится с поленом, совсем из ума девка выжила. А Граша к роднику пришла, встала на колени, положила в воду деревяшку, поливает с пригоршни и шепчет:
Окуну в воду холодную,
Станет душа свободною,
Смоется заговор злобный,
Вернётся дух благородный.
Обтерла казачка полено чистым полотенцем, завернула в расшитую тряпицу и пошла на поляну, где кострища разожгли из крапивы, чертополоха, душистых трав, да веток шиповника. Огонь невысокий, небольшой – в этот вечер детишки через него прыгали. Это назавтра, при больших кострах из поленьев и старых ненужных вещей взрослые веселиться начнут, заговоры, да сглазы опалять.
Как только Граша на поляне появилась, веселье разом смолкло. Матери деток к себе подозвали, приобняли, за юбками попрятали – мало ли что девка удумает. А Граши все едино, устала она от недобрых взглядов. Разбежалась, подпрыгнула и перескочила через огонь с поленом на руках. Но то ли нога, подвернулась, то ли кочка под каблучком оказалась – упала Граша, полено из рук выскочило, покатилось по земле, увеличилось в размерах и превратилось, вдруг, в молодого красивого парня. Девки взвизгнули, бабы вскрикнули, казаки кто за нагайку**, кто за дубинку схватились, а Граша больше всех удивилась, но ни одного звука не издала.
А парень на ноги встал, в пояс всем поклонился, подошёл к Граше и сказал:
— Родился я в здешних краях. Окрестили в православной церкви. Вырастили казаком, обучили военному ремеслу. Служил честно, от боя не уклонялся. Пуля глаз не имеет, но однажды и меня нашла. Свалился я с коня, попал в плен к недругам. Злой человек, уговаривал товарищей предать, родину сменить, деньги сулил немалые, дочь в жёны предлагал. Отказался я от земных благ. Тогда мне муки адские испытать пришлось: лишили пищи, воды и отдыха. Выполнял работы тяжкие, крепился, да нательный крест в кулаке зажимал, когда невмоготу становилось. Поняли недруги, что нельзя мою волю сломить и призвали могущественного колдуна. Два дня и две ночи читал чародей заклинания - сотворил из меня пень-колоду. И сказал, что навечно таким останусь поленом, пока не одумаюсь.
Друзья-казаки отбили из рук недоброго человека, с собой забрали, не кинули, даже когда бревном стал. Отдали ведуну заречному. Надеялись, что он догадается, как душу праведную спасти. Но и ему не под силу было снять колдовство. Узнал он только, что поможет мне избавиться от заточения добрый, светлый человек, не боящийся чужого неодобрения.
Долго искал ведун нужного человека, да не находился такой. Я уже и надеяться перестал. Но тут судьба свела с тобой Аграфена. Расколдовала ты меня, смыла, опалила злые чары. Спасибо тебе, за терпение, за доброту, за мужество. Слышал все слова, что тебе в спину шептали – сказать ничего не мог. Хотел на тебя посмотреть, да глаз не было. Зато узнал твою душу светлую, твои руки нежные и полюбил крепко. Коли не противен, выходи за меня замуж. Буду ласков, не обижу.
Граша засмущалась, но согласно кивнула в ответ, а станичники заговорили, зашумели одобрительно – понравились: и рассказ, и исцеление, и помолвка. Только «кислые девки» позавидовали, но беззлобно — их тоже ожидали свадьбы осенью.
Узвар* - компот из сухих фруктов, с добавлением мёда. южн.
Нагайка**— средство управления лошадью, представляющий собой плеть иногда со «шлепком» (кожаной бляшкой) на конце. Шлепок предназначался для того, чтобы не травмировать шкуру лошади относительно тонким кончиком плети при сильном ударе. Работа нагайкой часто была оперативнее работы оружием; с другой стороны нагайка в работе напоминала работу шашкой или летучим кистенем.