Было в городе на Каме

Левва
   
     Ах, какая радость ощущать себя в красивом платье! Необъяснимое ликование словно поднимает над землёй, и бежать - как лететь! 

     Вера подскакивает дважды на каждой ножке, будто в танце, легко преодолевая родные уличные кварталы. Вот и важная веха по дороге к речной пристани - Собор. Он попирает высокий берег на самом краю обрыва к камской пойме, величественный, как символ несломленного духа  вопреки ужасным увечьям, нанесённым ему безумными богоборцами. Отсюда с кручи открывается вид на безмерную здесь водную гладь великой реки. Вера непроизвольно застывает на мгновение - каждый раз у неё перехватывает дыхание от необозримого простора с огромным, всегда другим небом, от красоты цветовой гаммы в сочетаниях голубого, синего, зелёного. Беспредельность свободного пространства, вольный воздух кружат голову.

     Вчера перед сном мама наказала: "Завтра утром  сбегаешь на пристань. Там где-то должны разгружать соль. Может быть, насорят, просыпят - тогда собирай вот в мешочек".

     Бабушка разбудила рано. На улице было зябко, ночной августовский туман замешкался на земле, хоронился понизу во дворе и на огороде, цеплялся за вишенник в саду, но небо просматривалось чисто-голубое, и солнце, хотя и невидимое за домами, уже пригревало.

     - Кофточку тёплую надень - попробовала посоветовать бабушка, но Вера и слушать не стала: только платье! Самое нарядное - сатиновое, красное в белый горошек.  Бабушка не понимает, что ли: ведь через центр города идти, а не во дворе со скакалкой прыгать, кур распугивать.

     Зажав в руке небольшой мешочек, она вышла за ворота. Город бодрствовал вовсю, кругом сновали озабоченные люди, и свои, и эвакуированные. Война! Новых людей нахлынуло множество и не откуда-нибудь, а из Москвы! Их легко можно узнать издалека: и видом и речью они сильно отличаются от горожан.

     У Собора улица заканчивалась; с крутого спуска мощёная дорога вела в речной порт. Скоро Вера миновала пассажирскую пристань и в поисках нужного грузового причала продолжила свой путь уже редким лесочком, сбежавшим с высокого берега к самой воде. Наконец, она вышла на небольшую полянку, где меж деревьев затаился одинокий, крытый брезентом грузовик. Задний борт был откинут, а по его боковым срезам, словно стражники, стояли два немолодых мужика.  Третий суетился в кузове, заставленном тесно сдвинутыми толстыми мешками. Широкая грунтовая  дорожка, утоптанная до гладкой твёрдости, вела от грузовика к близкому берегу, к воде, к деревянным  сходням-причалу. К ним притулилась невеликая, потрёпанная временем баржа-самоходка.

     Вдоль дорожки с одной её стороны на корточках сидели поодиночке три девочки приблизительно одного возраста с Верой. Она заняла такую же позицию  с краешку. Осмотрелась: нигде на тропе не было ни малейших признаков просыпанной соли, девственно чистой была тропа. Где же собирать соль?

     По дорожке туда и обратно двигались женщины. Поочерёдно они подходили к грузовику, поворачивались нарочито ссутуленной спиной к открытому его зеву, и мужики в четыре руки наваливали на беззащитные их плечи толстенный мешок, заблаговременно выдвинутый мужиком сверху на край кузова. Придавленная чугунной тяжестью женщина делала несколько неверных шажков и, восстановив равновесие, начинала свой ход к барже. "Как это можно, спина же сломается!"  - Вере стало страшно на это смотреть.

     Носильщиц было три. Одна, самая старшая и высокая, торсом была грузновата. Вторая, помоложе, являла образец совершенно обычной, ничем не примечательной худощавой тётки. Но третья! Совсем молодая девушка, высокая, ладная и тоненькая! Нестерпимо было видеть, как на эту хрупкую фигурку взваливали страшенную тяжесть, как девушка, чуть помыкавшись туда-сюда, выравнивала направление своего хода и с трудом переступая длинными стройными ногами, медленно осиливала дорогу к воде.

     Освободившись от ноши, женщины брели обратно к грузовику за новыми мешками. Всё действие шло при абсолютном безмолвии участников.

     За наблюдением происходящего Вера совсем забыла о цели своего прихода, как вдруг худая женщина, подняв на ходу правую руку к затылку, где покоился верх мешка, непостижимым образом проделала щель в сомкнутых его краях и резким движением корпуса сплеснула струю соли на дорожку. В одно мгновение девочки подскочили к россыпи и  горстями стали собирать серые мутные кристаллы, ссыпая их в свою тару. Секунда-другая - и всё закончилось, они вернулись на свои места, как и прежде, в выжидательную позу. Вера ощупала свой мешочек: стакана два соли там осело. И она решила уйти, хотя разгрузка была в самом разгаре.
 
     На душе было скверно, тяжело, стыдно почему-то перед женщиной за её нелёгкий манёвр ради них, сидящих в ожидании. "Что станет с девушкой, почему она пошла на такую ужасную работу?"

Поглощённая невесёлыми размышлениями, Вера дошла до Собора, но не поднялась в город, а предпочла плестись по пустынному берегу затона, вдоль самой кромки воды.  Мешочек с солью, затянутый шнурком наподобие кисета, болтался у неё на запястье.

     В прозрачной прибрежной воде  шмыгали беспечные мальки. Так и тянуло пугнуть их по привычке. Бездумно Вера на ходу наклонилась к воде. Сделать следующий шаг не удалось: одна нога зацепилась за что-то, и хоть и взмахнула Вера руками - не помогло, мгновенное приземление "ласточкой" наполовину в воду, наполовину на мокрый песок было неизбежным.
 
     - Платье!! Как же так? Во что оно превратилось?! Только не плакать, не плакать! - Вера силилась подняться так, чтобы не запачкаться дополнительно, хотя о чём уж было беспокоиться: вся она от плеч до сандалий впечаталась в мокрый песок.

     - Откуда ты, прекрасное дитя? - вдруг раздалось над ухом, и одновременно крепкие руки подхватили её за подмышки и поставили на ноги. Совершенно растерявшаяся Вера подняла глаза. Юноша - старшеклассник. Лицо, голос, одежда не оставляли никаких сомнений - из эвакуированных. Интонация насмешливая, весёлая, и глаза смеются откровенно, синие, в мохнатых ресницах. Он стряхивал песок с её плеч и рук, дёргал и колыхал подол, напевая:

      - Невольно к этим грустным берегам
        Меня влечёт неведомая сила...

      - Князь - еле слышно произнесла Вера.

      - О, русалочки читают Пушкина?
 
     И синими глазами - по лицу!!  Как ударил! И трепет непонятный, никогда не испытанный прошёл по телу, и сжалось что-то внутри от боли щемяще-сладкой, и горло перехватило. А он вдруг отвел её растрепавшиеся волосы от лица и заглянул прямо в глаза:  "Красивая девочка, оказывается! Ничего себе, город на Каме!" - и засмеялся невесело. Лицо исхудавшее, и словно впечаталась в него глубокая печаль. Вздохнул, выпрямился, сделал шаг от Веры и внезапно наклонился: что-то поднял с земли.

     - Не иначе, жемчуг? - опять весело-насмешливо: в руках у него был верин мешочек, целёхонький и сухой. Подошёл, навесил мешок на послушную её руку, секунду помолчал, глядя на неё, потом взял её голову в обе ладони, чуть отклонил назад и поцеловал Веру в лоб: - Будь счастлива, девочка!

      Вера стояла, оглушённая новым чувством. Вот "князь" отвернулся от неё и сделал несколько шагов в обратную вериному пути сторону. И когда непонятная обида брызнула у Веры слезами, он вдруг обернулся и, улыбнувшись, помахал ей рукой.

                * * *


     Никогда больше Вера не встретила своего князя, хотя помнила всю жизнь.

     Стало известно вскоре, что несколько старших мальчиков из эвакуированных
     добились отправки на фронт.