Ремонт
---- Женат? Холост? – задал Владимир Карлович очередной вопрос поступающему на работу невзрачного вида мужчине лет пятидесяти.
---- Холост.
---- Ты что, мертвым родился?
Мужчина не ответил, недоуменно посмотрев на хозяина предприятия.
---- Дети есть?
---- Нет.
---- В таком возрасте и нет?
Мужчина опять промолчал.
---- Ладно, посмотрим, как будешь работать… Следующий.
Подошла женщина лет тридцати пяти, симпатичной внешности, прилично, но небрежно одетая, подала заявление. Владимир Карлович задал тот же вопрос:
---- Замужем?
---- Нет.
---- Почему? Что, мужиков в селе нет?
Женщина, как и предыдущий поступающий на работу мужчина, промолчала.
---- Что, тоже мертвой родилась?
Женщина взяла со стола свое заявление и, фыркнув, вышла из проходной. Уже у ворот зернотока, повернувшись к сидящим на крыльце, сказала:
---- Ну и начальник! Да провались он!
Прием на работу происходил в Ново-Березовке, на зернотоке, куда Велькер привез меня осмотреть зерносушильную печь. Присутствующих было человек пять, в том числе и я. Все усмехнулись такой шутке хозяина. Мне тоже стало смешно.
Мы осмотрели печь и пришли к выводу, что её надо класть заново. Своды топок провалились, стены разошлись и растрескались. Если бы работники зернотока обвязали печь железом, как я советовал, печь стояла бы.
---- Поехали в Большой Хабык, - пригласил меня Владимир Карлович. – Там печь в худшем состоянии.
Едем, а меня сверлит любопытство: почему же поступающие на работу оказались мертворожденными. Спрашиваю:
---- Владимир Карлович, поясните, почему, пришедшие трудоустраиваться оказались мертвыми?
---- Есть грузинский анекдот, - охотно пояснил Владимир Карлович, - Приезжает к грузину русский друг. Тот ведет его на кладбище знакомить с умершими родственниками. Проводит что-то вроде экскурсии.
---- Да, я тоже был на батумском кладбище, - вставляю я. – У них кладбища красивые! Нам из дома отдыха Цихисдзири туда экскурсию организовывали.
Владимир Карлович остался недоволен моим вмешательством.
---- Так рассказывать дальше?
Я примолк.
---- И вот ходят по кладбищу. Все в мраморе! Склепы за стеклом! Шикарные памятники! Портреты во весь рост! Памятники, а на них таблички: «Родился в 1940-м, умер в 1990, прожил 30 лет». Читает другую табличку: родился в 1930-м, умер в 2000, прожил 50 лет». Спрашивает: «Почему между датами рождения и смерти 70 лет, а прожил 50?» «У грузин, - отвечает грузин, - жизнь начинается со дня свадьбы.» «Когда будешь меня хоронить, - говорит русский друг, – записывай мертворожденным. Я вообще не был женат»
Я пять лет проработал в отделе кадров совхоза, и не понаслышке знаю, что вопрос семейного положения работника имеет большое значение в его работоспособности. Знаю, но не преминул спросить:
---- Владимир Карлович, а зачем Вам знать, женат работник или нет?
---- Как зачем? – удивляется Велькер. – Одинокие похожи на бомжей. А с бомжа какая работа?!
---- Но женщин, одиноких, много, и чаще они работящие.
---- А среди одиноких мужиков работящих мало.
---- Есть, - утверждаю я.
---- Есть, - соглашается Владимир Карлович, и добавляет. – у которых лишняя хромосома. Чаще одинокие мужики либо алкоголики, либо у них хромосомы не хватает.
Я слышал, что в медицине бытует понятие «лишняя хромосома». Это олегофрены, которые любят работу, а вот не слышал, что хромосомы может не хватать, и спросил:
---- Если не хватает, это какие мужики?
---- У которых хромосома лишняя – это дураки пассивные, у которых не хватает - дураки агрессивные, - ответил Владимир Карлович.
Я понял! Категорично и ёмко! Копать тему глубже не захотелось.
Ехали мы через Майский, между полей. За деревней, по дороге в Хабык, я любовался широкими просторами по обе стороны проселка. По одну сторону колыхалась рябоватая бесконечность овса, по другую чернели пары. Конец июня, жара. Беловатая от жары глазурь неба. Ослепительное солнце в бездонной вышине. Грозный Кортуз позади. Впереди над овсами волновалось марево. Справа чернота паров упиралась в зелень лесополосы. Природа благоухала, купаясь в теплых солнечных лучах. Я наслаждался открывшейся панорамой, молчал.
Владимир Карлович заметил моё любование, но, по выражению его лица, я определил, что его эта красота мало трогает. Для него это его рабочее место, а потому он прозаически развеял мое очарование:
---- Здесь мы собираем большую часть урожая, На большехабыкскую сушилку приходится основная работа по просушке. Когда мы клали там печь?
---- В 2009-м. – отвечаю. - Проработала четыре сезона!
---- Вот!
Я не понял, что это такое «Вот», но промолчал. Сбоку, украдкой, я взглядывал на Велькера. Высокий, подтянутый, он за рулем немного сутулился, но выглядел солидно. Выражение лица волевое, решительное, взгляд внушающий. С такими людьми разговаривать нелегко. Надо концентрировать мысль, тщательно подбирать слова. Такие люди знают себе цену, смотрят и разговаривают с людьми свысока. Я даже несколько робел. Но дело требовало, и я продолжил разговор:
---- Владимир Карлович, вы только не тяните с кладкой, как это было в 2009-м. Я уже в таких годах, когда надеяться на здоровье не стоит. Кладку могу растянуть на полмесяца, а то и дольше.
---- Усёк! – откликнулся Велькер, - На днях еду в Красноярск, заеду на кирпичный завод.
---- И, пожалуйста, найдите мне ученика. Пусть поработает со мной, желательно знакомого с печным делом.
---- Нет у меня такого!
---- А кто вам в гараже Майского Утра клал отопительную печь?
---- Не знаю.
---- Должны знать, - так же решительно возразил я. – Этот человек уже дважды перекладывал там печь. Он из Минусинска к вам приехал.
---- Не знаю такого.
---- Владимир Карлович, вы знаете! – настаивал я. – Гараж-то напротив вашей усадьбы. Разве вы в нем не бываете?
---- Бываю, но печника не знаю!
Однако я настаивал, и Владимиру Карловичу пришлось уступить. Он, наконец, решительно отсек мои просьбы:
---- Нельзя его сдергивать! Он занят! Я пришлю тебе ученика, если уж ты так требуешь.
---- Это же в ваших интересах. Я, пожалуй, уже в дальнейшем вам не помощник, а у вас уже будет свой специалист. Кого дадите? Я, вроде бы, всех местных печников знаю.
---- Виктора Васильевича Епифанова.
---- Ого! – удивился я. И удивиться было чему: Виктор Васильевич работает начальником Центра социальной защиты населения.
---- Он же печник.
---- Знаю, но когда ему учится, если он занимает такую высокую должность?
---- Пусть учится. Ему это пригодится.
Я умолчал о том, что Епифанов вовсе не является работником сельского хозяйства, и не находится в подчинении у Велькера. Я посчитал, что Владимир Карлович, как всегда, круто пошутил. Однако потом, встретив Виктора Васильевича в Центре социальной защиты, я спросил, почему не приезжает смотреть, как кладутся сушильные печи, и получил ответ: «Некогда!»
Большехабыкская печь оказалась в ещё большем развале, нежели новоберезовская. Её тоже надо было перекладывать с нуля.
---- Начнем с Новоберезовки, - предложил Велькер.
---- Разберите, кирпич почистите, позвоните, - так же коротко согласился я.
Владимир Карлович, как и обещал, не стал тянуть с ремонтом. Через пару дней к моему дому подкатил его внедорожник.
---- Садись! – приказал он, когда я вышел к нему, и открыл дверку салона.
Я беспрекословно повиновался.
---- Вот, смотри! – Владимир Карлович вынул из папки листки, положил их на панель приборов. – Вот такие кирпичи имеются на кирпичном заводе.
Я смотрел на проспект и удивлялся, как быстро и детально Велькер подготовился к ремонту. В проспекте, видимо, скопированном с заводских документов, были чертежи всех видов огнеупорных кирпичей, выпускаемых заводом.
---- Какие нужны?
Владимир Карлович ждал, когда я рассмотрю документ и выберу нужный кирпич.
---- Хорошо бы вот этот, - показал я на длинный конус, но его нужно в два раза больше, чем вот этого, - указал я на конус короткий.
---- Таких здесь два, какой из них?
---- Вот этот! – указал я на кирпич, у которого скос был с одной стороны.
---- Какой? – повторил вопрос Велькер. – Ткни пальцем!
Я ткнул.
---- Все! Завтра кирпич будет возле печей! – Он обвел кружком указанный чертеж и уехал.
Владимир Карлович и на этот раз сработал оперативно. Через два дня он позвонил мне:
---- Александр Николаевич, все готово! В Ново-Березовке можете начинать.
---- Хорошо! – коротко ответил я. – Завтра же и начнем.
В Ново-Березовке я обратился к исполнительному директору Сергею Владимировичу Французову с той же просьбой об ученике. Сергей Владимирович дал мне сразу двух, чему я был рад. Но ребята, которых я посадил чистить уцелевший огнеупорный кирпич, рьяно взявшиеся за дело, быстро остыли. Шамотная глина так прикипела, что её невозможно было соскоблить даже топором. Участвовать в кладке печи они тоже отказались.
---- Чему же вы научитесь, если будете только смотреть? – подвигал я ребят на дело. Но ребята отказались. Спасибо им, за то, что, пока я работал без напарника, замешивали глину и подносили кирпичи.
Когда, через несколько дней, приехал из санатория мой напарник, дело пошло быстрее. Помощники вообще исчезли. В Ново-Березовке мы работали спокойно. Никто нам не мешал и не подгонял. Нам даже обидно стало, что никто к нам на объект не наведывается из начальства. Сергей Владимирович, видимо, здраво рассудил: «Ну, работают люди и пусть работают, дело знают, зачем им мешать? Что надо, скажут сами».
Нас частенько навещал только машинист-сушильщик Сергей, который частенько недовольно ворчал: «Обложили нас как волков. Везде навешали видеокамер!» Я понимал: «Не очень-то украдешь, не очень-то выпьешь!» Но, увы, мы наблюдали и то, и другое.
За две недели мы закончили кладку, зачистили рабочее место и, не сдав объекта, уехали домой. Не сдали потому, что в тот момент сдать его было некому.
---- Владимир Карлович, объект закончен! – отрапортовал я по телефону.
---- Я в городе, сейчас приехать не могу. Переходите на Большой Хабык.
---- Но у нас на очереди объект в Идринском.
---- А нельзя его отставить?
---- Нет, очередь есть очередь! Заказчику обещано.
Владимиру Карловичу пришлось согласиться.
---- Примите новоберезовскую печь и рассчитайтесь за неё.
---- Завтра же посмотрю и рассчитаюсь, - пообещал Велькер.
Владимир Карлович оказался пунктуальным. На следующий день он позвонил:
---- Александр Николаевич, вы где?
Я назвал адрес.
---- Хорошо, я сейчас буду. Печь посмотрел. Привезу расчет.
Через полчаса он подъехал.
---- Вы только сразу же после этого объекта в Большой Хабык! – потребовал Владимир Карлович.
Пришлось отказаться от нескольких заказов в пользу сельского хозяйства. Частники найдут других печников. Я агроном по образованию, сельскому хозяйству отдано тридцать лет и к сельскохозяйственному производству неравнодушен. Я рад, что в Идринском районе нашлись такие люди, как Велькеры, которые не дают этому производству замереть совсем.
Конечно, по сравнению с советским временем, когда сельское хозяйство района процветало, хозяйства Велькеров далеко не заменяют былое, но все-таки оно живет и, надо признать, развивается. Владимир Карлович берется ещё и за племенное животноводство.
В Большом Хабыке мы задержались еще на две недели. Сначала нам помешал дождь, потом нехватка кирпича.
---- Владимир Карлович, в Большом Хабыке дождь. Сегодня мы не едем на объект! – доложил я по телефону ситуацию, где-то на середине кладки. – Вы не построили навес над печью. Как под дождем работать?
---- В Хабыке не было дождя и не будет! – услышал я раздраженный голос Велькера.
---- Я звонил туда, сказали, что идет дождь.
---- А я говорю, там не бывает дождя. Поезжайте и работайте!
Мы с помощником хоть и независимые работники, но я приучен быть исполнительным, и мы поехали. По пути в Хабык мы заехали в магазин и купили рыбацкие, непромокаемые плащи. В конце рабочего дня дождь прекратился, и приехал на объект Велькер.
И надо же было мне пошутить, за что я потом многократно корил себя:
---- Владимир Карлович, вы хороший синоптик! Если бы не купили плащи, мы бы не приехали.
---- Ну, ведь пригодятся же! – полушутя, полусерьёзно отреагировал Владимир Карлович.
Я понял, что моя шутка пришлась ему не по нраву. «Чего я полез со своей иронией!» - подумалось мне, но слово не воробей – вылетело, не поймаешь.
И еще раз я огорчил Хозяина:
---- Владимир Карлович, а конус-то вы не тот привезли!
---- Как не тот? – возмутился Велькер. – В который ты ткнул пальцем, тот и привезли?
---- Не тот! – настаивал я. – Я же Вам давал образец. Вы его взяли. – Я нашел в куче старый кирпич и показал. Видите, у образца скос с одной стороны, а вы привезли такой, у которого скос с обеих.
---- Не может быть! На какой ты указал, тот и привезли.
---- Вы смотрели на заводе, что вам дают? На кипах-то не нарисована форма кирпича, а только его количество. Я выхожу из положения за счет прямоугольного.
Я видел, что Владимир Карлович очень недоволен. Я не стал спрашивать, кто ездил за кирпичом. Можно было и вообще не поднимать этот вопрос: ведь выхожу же из положения, но меня грызла совесть. Лучше бы сложить своды из одного конусного – надежнее.
А когда не хватило прямоугольного, я снова позвонил Велькеру, и ответом его был ошарашен.
---- Вы знаете, что у меня в хозяйстве 146 рабочих и 400 голов крупнорогатого скота? А вы ко мне с каким-то кирпичом!? В Хабыке есть исполнительный директор. С ним и решайте все вопросы!
---- Владимир Карлович, спасибо за содержательный ответ! – после некоторого замешательства ответил я.
---- Всего хорошего!
---- Спасибо!
---- С легким паром! – услышал я еще более содержательное пожелание
---- Будьте здоровы! - только и смог я ответить.
«Не Вы ли, Владимир Карлович, - подумалось мне, решали все вопросы по кирпичу? Потому я к Вам и обратился». Этакое мне подумалось сразу, но потом, я пришел к выводу, что Хозяин прав. Есть же в Большом Хабыке руководитель, с которым можно решать все вопросы. Зачем лезть в глаза к Самому? «Его сегодняшний грубоватый ответ – это мне за «синоптика» и за то, что «не в тот кирпич» ткнул пальцем! - еще подумалось мне. – не буду высовываться!» «Как, – думалось мне, - мы будем теперь общаться? Ведь придется же! Кирпича-то не хватит не только прямоугольного!»
Несколько дней Владимир Карлович не подходил к нашему объекту, хотя на зернотоке бывал. Но, когда дело совсем застопорилось, Велькер подошел вместе с исполнительным директором Кяргиным Виктором Ивановичем.
---- Сколько еще надо кирпича? – спросил он, не поздоровавшись.
---- Здравствуйте Владимир Карлович, - первым поздоровался я.
---- Здравствуйте, - поздоровался Велькер нехотя.
А кирпича не хватило много, и конусного, и прямоугольного, и простого красного. Владимир Карлович экономил, и экономил серьёзно. Пришлось самим чистить еще пригодные кирпичи. Далее все вопросы я решал уже через Виктора Ивановича, хотя ни одна финансовая операция не решалась без Велькера.
После большехабыкской печи мы отремонтировали зерносушильные печи в Хабыке Малом и в Идринском.
Прошла неделя.
---- Ну, теперь вы расчета за Большой Хабык не дождетесь! – обещали нам «знающие» люди, когда мы исполняли уже частный заказ.
Но через неделю Велькер сам позвонил мне:
---- Александр Николаевич, вы можете сейчас приехать ко мне в офис за расчетом?
Мы были в дороге. Надо было обязательно заехать домой. Дома мы замешкались. Снова раздался телефонный звонок:
---- Где вы? – недовольно спрашивал Владимир Карлович. – Я вас жду. Вам что, деньги не нужны?!
Мы прибавили газу и через пять минут были в Майском Утре.
В широком кабинете Владимира Карловича шло совещание. Я присел в сторонке, приготовился послушать. Я много раз бывал в кабинетах управляющего фермой и директора совхоза на планерках и совещаниях, которые частенько превращались в очередную «накачку», но еще ни разу не был на планерках у частного предпринимателя. Очень хотелось послушать, прочувствовать атмосферу взаимоотношений между работниками и Хозяином. Но Владимир Карлович тут же свернул совещание:
---- Подождите в другом кабинете, сейчас едем в поле.
Торговаться о цене Владимир Карлович не стал, но все же предложил снизить, на что я сказал:
---- Владимир Карлович, имейте совесть, я вам экономлю миллионы, а вы жалеете мне какие-то тысячи.
Велькер ничего не сказал на это, молча, открыл ящик стола и отсчитал деньги. Я хотел было уйти, но Владимир Карлович пожелал продолжения разговора.
---- Не люблю, когда мне не доверяют, - проговорил он, хоть я и не давал для этого повода.
Я промолчал. Мне рассказывали о прижимистости Велькера, но у меня не было оснований для недоверия. Владимир Карлович проговорил эти слова, видимо, для опровержения таких слухов. Прижимистость, в моем понимании, в общем-то, неплохая черта характера, но только тогда, когда во взаимоотношениях соблюдается справедливость. Но слухи-то идут именно о несправедливости.
Я смотрел на Владимира Карловича как бы снизу вверх. И не только потому, что он выше ростом, а больше потому, что чувствовал себя перед ним пацаном, неопытным и недалёким. От него исходила физическая сила, сила характера, сила интеллекта. Невольно у меня вырвались извинения:
---- Владимир Карлович, Вы извините меня, если что-то я сказал Вам не так, что-нибудь обидное.
Владимир Карлович, не отреагировал. Он как будто не услышал моих слов.
---- Как Вам моя книга? – не удержался я.
Мне очень интересно было услышать от столь эрудированного человека мнение о своем творчестве.
---- Спасибо за подарок, - поблагодарил Велькер. – Не читал ещё – некогда. Прочту, дам рецензию. Кстати о творчестве писателя. Считаю, что писатель обязан разбираться абсолютно во всем! Он же писатель! Он доносит до людей свою точку зрения, и она должна быть единственно правильной!
---- Не совсем согласен, - робко возразил я. – Я считаю, что писатель в первую очередь должен иметь талант чувствовать другого человека, жить его жизнью, уметь выражать его чувства. А разбираться во всем ему вовсе не обязательно. Он должен разбираться в душах человеческих. Не помню, кто сказал, но сказал, мне кажется, верно: «Писатель – это инженер душ человеческих», и не обязательно ему быть, например, агрономом или автомехаником. Вот в «Красноярском рабочем» выступает со своими «Заметками каждого дня» Анатолий Зябрев, он прекрасно разбирается в человеческих душах, психологии, морали. А он всего-навсего бывший сварщик и бетонщик. Он строитель.
---- Я положительно отношусь к творчеству этого писателя, - согласился со мной Владимир Карлович.
Он не стал продолжать разговор, видимо, считая, что сказал то, что имел мне сказать. Я почувствовал, что он не совсем со мной согласен, но не очень-то желает в чем-то меня переубедить. Мне тоже разговор с человеком, имеющем на все свое, уже давно сложившееся мнение, не очень был к душе. Да и, если честно, я всегда пасую перед такими категоричными людьми. Таких, никогда, и ни в чем не переубедишь. Они всегда правы, правы во всем.
-----------------------------------
Возможно, таким и должен быть большой руководитель, всезнающим, все понимающим, и во всем правым? Помню многих директоров совхоза «Абазинский» что в Таштыпе.
На моей памяти их было семь. Руководители, как и все люди, разные, но более успешными были именно те, кто тяготел к авторитарному руководству. Стальмаку Захару Филипповичу рисовали на входной двери его кабинета собаку в эсэсовской фуражке.
Николаю Ивановичу Архипкину не рисовали, но редкие планерки и совещания не превращались в «разносы» и «накачки». Они держались в руководителях дольше всех. «Слабые» директора долго не держались. Долго не держались и «слабые» секретари райкомов.
Помню первого секретаря крайкома Павла Стефановича Федирко, выступавшего на совещании партработников в Абакане. Это был пример крепкого и, как бы сейчас сказали, крутого руководителя! Его выступление можно было назвать и разносом и накачкой без кавычек.
После его выступления никто не осмелился задать вопрос. Так четко и ясно он разложил все по полочкам и дал ценные указания. Именно при нем край успешнее всего развивался. Помню выступление директора преуспевающего совхоза «Назаровский» Аркадия Филимоновича Вепрева на встрече с избирателями Златоруновска, когда он избирался в депутаты Верховного Совета РСФСР.
Сильная фигура, категоричные высказывания, глубокие знания сельского хозяйства! Авторитарным было и руководство страной. Таковым был Иосиф Виссарионович Сталин. Вся страна пела ему дифирамбы.
Я, будучи школьником, пел: «О Сталине мудром, родном и любимом. Прекрасную песню слагает народ!» А народ со страхом смотрел даже на его портрет. Однако оплакивала вся страна.
Бесспорно, любой крупный руководитель должен быть сильной личностью. Но что следует подразумевать под словами «сильная личность»? Которая всех подавляет и принижает?
Помню директора Абаканского железного рудника Николая Ивановича Байбородова, ( сейчас он глава города Абазы). К нему можно было запросто подойти и поговорить на темы производства и отвлеченные темы. Но, когда мы делегацией из шести человек пришли к нему в рабочий кабинет защитить технолога очистных сооружений, он категорично сказал: «А вы понимаете, ребята, что я могу вас всех уволить и нанять других?» «Если я буду слушаться всех, кто мне что-то советует, просит, какой же я тогда буду директор!?» - сказал он нам, и убрал технолога.
Абазинцы избрали его главой города, а управление рудником он передал своему сыну.
Так что же лучше коллегиальное или авторитарное руководство? Если сравнить сейчас Путина и Сталина, кто перевесит? Мы не смотрим сейчас на Путина с подобострастием, как смотрели на портрет Сталина. Путин не жесток, как был жесток Сталин.
При Путине мы стали жить куда обеспеченнее, однако многим он не нравится. Почему? Когда Никита Сергеевич Хрущев отдал Украине Крым, все промолчали. Спасибо Путину, что вернул его России. Путин тяготеет к коллегиальному руководству, однако полный «порядок» в России навести не может. Почему?
Владимира Карловича Велькера, я считаю, сильной личностью, авторитарным руководителем. Но между ним и директорами совхозов есть существенная разница. Директора совхозов были наемными, а Владимир Карлович хозяин своего предприятия, и он имеет право на авторитарность. Однако, мне думается, авторитарность вовсе не означает жесткость, что за Велькером наблюдается.
Думайте сограждане, что же лучше: авторитарность или коллегиальность?