Посвящаю Олечке Дороженко, любящей братьев наших меньших
Бреду летом по деревне в сопровождении актуального в России бога Бахуса. Иду, понимаешь, никого не трогаю. Домой надеюсь поспеть засветло. Солнце-вредина подозрительно косится и пускает зайчики в мои веселые глаза. Озабоченные куры исследуют местную кормовую базу и норовят попасть под мои подгибающиеся ватные ноги. Гуси шипят вслед, обнаруживая генетическую ненависть к поклоннику Бахуса. Собаки беспощадно облаивают качающуюся личность и делают удачные попытки порвать наутюженные стрелки моих брюк. И лишь цветы кивают мне, как старому знакомому, и веселят сердце.
И вдруг - «бац». Кто-то подло бьёт меня прямо в лоб. Ей-богу, обидно. И больно, между прочим. Отпрыгиваю и восстанавливаю телесную вертикаль. Мониторю противника, но без результата.
- Неужели? - догадываюсь я. – А-а, это вы, Ваше телеграфное Высочество! Вот кто высекает из меня искры, - ору я и нежно обнимаю столб.
На лбу расцветает интересное новообразование. Плетусь дальше. И, знаете, чувствую - что-то не так. Окружающие шумы как-то изменились. Прислушиваюсь и ловлю отдельные слова. Речь какая-то странная. Тембр необычный. Оглядываюсь «окрест себя» и вижу двух собак дворянского сословия. Они располагаются у забора и чешут языками. Трезвею с космической скоростью и боюсь, что схожу с ума. А не во сне ли я? Подхожу к старому знакомцу телеграфного звания и сшибаюсь с ним на этот раз по собственной инициативе. Больно! Значит, это не сон. Явь. Но собаки же не умеют разговаривать! Это я точно знаю. Тогда кто разговаривает? Никого, кроме собак, в окрестностях нет. Успокаиваюсь и подслушиваю собачий «тет-а-тет». Не веря своим ушам, слышу диалог:
- Говорю же тебе, Шарик, пострадал я за доброту и сострадание к ближнему. В деревне живу всего неделю, а до этого я жил, как в раю, у второй скрипки Большого театра! Да.
- Джек! Вот если бы у первой…
- Шарик! Укушу! Грешно смеяться над больными псами. И хватит подкалывать – обидно ведь.
- Хорошо, Джек. Выходит твоя пятая скрипка тебя прогнала?
- Шарик, ты неисправим! Не пятая, а вторая. Не прогнала, а наказала меня ссылкой в деревню. Я охраняю деревенский дом её покойной бабушки. А кому нужна эта деревянная развалина?! Крысиному племени разве что. Сторожу кое-как, через пень колоду. Надеюсь к осени обо мне вспомнят, простят и... прощай деревенская жизнь. Эх!
- Чем же тебе здесь не угодили? Живи и радуйся. Чистая экология. Тишина. Неужели в городе лучше?
- Как сказать, Шарик, как сказать. Понимаешь, там собаки по-разному живут. Кто как устроится. Вот взять к примеру меня. Бегал по дворам, искал, чем поживиться, радовался каждой косточке. А потом мне повезло. Удалось внедриться в мир искусства. Стал я жителем квартиры, где целыми днями пиликают на скрипке. Какая у меня тут жизнь началась! Прелестная жизнь! Еда - самая изысканная. Ешь, сколько твоей душе угодно. Да хоть лопни, я не преувеличиваю. Условия великолепные. Это не какая-нибудь будка с крысами и блохами. Целая комната в моём распоряжении. С персональной кроватью. Вот скажи, Шарик, есть у тебя своя жилплощадь?
- Есть, конечно. Старая будка - две доски на десять дырок. Щели - толщиной в лапу. Зимой околеваешь от холодины, летом язык вываливаешь от духотищи. А в дождь... так вообще в будке сплошной потоп. В-общем, что есть будка, что нет ее, разницы никакой.
- Зато какая экология!
- Джек, хватит подкалывать, обидно же.
- А сколько музыки я прослушал, ты не поверишь, Шарик. Редкой собаке удается научиться разбираться в инструментальном классическом репертуаре. Я так насобачился, что стал отличать Шопена от Шульберта, прошу пардону, от Шуберта, и Генделя от Менделя, пардон, от Мендельсона, представляешь? Да, души во мне не чаяла скрипачка, скажу я тебе. Ну там стрижки, завивки всякие, шампуни и прочее. А какие игрушки покупала! И тряпичные и веревочные и резиновые. Одна красивее другой. Играешь и не можешь наиграться. Провозишься с ними до вечера и падаешь без сил. Блеск!
- Да, Джек, мне бы хоть один денёчек так пожить.
- А я что говорил? А? Ты же заладил - экология, экология! Ну ничего, авось и тебе фортуна улыбнется. Как мне, например.
- И долго тебе, эта самая, хвортуна, улыбалась, Джек?
- Недолго. Всё рухнуло. И вот я теперь здесь, Шарик. До сих пор не могу поверить.
- Не тяни кота за хвост, рассказывай, Джек, почему это случилось?
- Да хотел я «по-собачески», порядочно поступить. Встречаю Белку, мою бывшую любовь, маленькую таксу. Поговорили о том, о сём. Пожаловалась она на голодную жизнь. Пожалел её, ведь у меня с ней связаны такие романтические воспоминания! Пригласил к себе, пока хозяйка шопингует. И с моей стороны ей такие нежные трели: «Сейчас притащу еды, угощу тебя... Вот тебе консервы, вот мясные кости, вот паштет. Ешь, Белка, ешь. А я буду тебя разговорами развлекать. Знаешь, Белка, у меня жизнь складывалась по-разному. Сначала были мальчишки да вороны, от которых я в детстве постоянно спасался бегством. От них одни шишки, тумаки и издевательства, больше ничего. А когда повзрослел, то стал вообще никому не нужен. Кроме сердобольных добрых женщин. Вот добрые души! Подкармливали. Не давали с голоду околеть. В-основном, косточки куриные давали, но, бывало, и настоящим мясом потчевали. Женщина - друг собаки! Женщины к нам, псовым, добрее, чем мужчины. Вот замерзал я как-то в январе, мужики проходили мимо, а женщины останавливались, жалели, угощали. Слова хорошие говорили: «бедняга», «хороший мой», «на, ешь, собачка». Думаю, именно женщина приручила волков в те времена, когда она оставалась кашеварить в пещере одна, а сильный пол уходил на охоту. Вот ей и понадобился защитник от мерзких кошачьих, тигров и леопардов. Есть среди мужиков и те, кто нас любит. Взять, вот, пьяных мужиков. Да, жалеют собак. Поговорить любят. Приласкать. Но поесть никогда не дадут…».
Я таким макаром долго ещё трепался. А Белка, как известный герой басни Васька, слушала и ела.
- Джек! И чем все закончилось? Не томи.
- Ну, значит, накормил я подругу, и она ушла. Но эта Белка, пока я собирал на стол, то ли от голода, то ли скуки ради, погрызла деку хозяйской скрипки. А скрипка ценная. Ну не Страдивариух, конечно, но хорошим мастером сделана.
- Как ты сказал, Джек? Страдихвариум?
- Не правильно. Запоминай, пока я жив – Страдивариух. Скрипки делал знатные. И как это я не уследил за таксой?! Вторая скрипка увидела инструмент и, сначала в обморок... потом - в истерику. Я о Белке ей не сказал. И оказался виновником порчи инструмента. За что и был наказан.
- Сочувствую, Джек. Из князи в грязи.
Но в этом месте подслушиваемого разговора я почувствовал, что мое лицо кто-то лижет. Лоб, нос и щёки. Просыпаюсь, открываю глаза, поднимаю голову. Вижу себя лежащим в траве у старого знакомого - телеграфного столба. Рядом крутится мой верный пёс Спартак. Ощупываю голову и ощущаю шишку на лбу. «Это столб меня наградил», - вспоминаю я.
И меня сопровождает уже не Бахус, а радостный, виляющий хвостиком, рыжий Спартак.
13.04.2010