- Когда мама с папой меня в Москву заберут?
- Нельзя тебе туда, внучка.
Михаил Иванович с жалостью смотрел на Аришку. Стоит на крыльце, смотрит на тропинку, ведущую к шоссе, жалобно, как пойманный зайчонок. Девятый год идёт девчушке, ей бы в школу, быть среди сверстников, а приходится жить на хуторе, где и людей не осталось. Вокруг заброшенные сады, да развалины. Правда, их дом новый, просторный. Отец Аришки построил ради дочери. Два этажа, мансарда с балконом. Не нравится Михаилу Ивановичу зять - тёмные делишки в столице проворачивает, не иначе бандит. Но такое уж время сейчас - странно встретила Россия девяностые годы. Главное, чтобы о семье думал. Есть у Аришки и бабушка, но она в последнее время часто хворает, вот и сегодня не выходила из своей комнаты, только принёс ей дед чай из лекарственных трав.
У Аришки нежное округлое личико, большие голубые глаза, на длинных ресницах блестят слезинки, как роса. Длинные, золотом горящие на солнце волосы, распущены. Она в белом сарафане, вышитом бабушкой.
- Садись на лавку, я тебе косу заплету.
- Деда, ты не умеешь, а почему остричь её нельзя?
- В волосах у вас сила. Садись, говорят тебе. Историю расскажу.
Это Аришка любит. Дед и внучка садятся на лавку, поставленную на широком крыльце. Отсюда далеко видно. Дом стоит над рекой, на высоком берегу. А противоположный берег - пологий. Дальше — бескрайняя степь. Слева вдоль реки начинается тёмный лес, островерхие ёлки теснятся за полосой березняка.
- Я, внученька, в тысяча девятьсот пятом году родился. Родители мои жили на этом хуторе, не бедствовали, и поскольку школы здесь не было, меня отправили учиться в город Тамбов, комнату мне снимали, а я вместо того, чтобы ума набираться, связался с большевиками. И когда в наших краях стали с антоновщиной бороться, объявился тут с отрядом Яшки Шпица, комиссара, кажется, из латышей. Яшка этот был из себя страшноват, глаза выпуклые, нос вислый. Зато ходил в кожанке, в красных галифе, на голове фуражка, сапоги блестят. Любил обыски устраивать. Хозяев из дома выгонит, а сам шарит по буфетам и шкапам – ищет деньги да золотишко. На древние иконы у него глаз был, сразу снимет — мол, конфискована, религиозный дурман. Была у него для добычи телега, которую приказывал охранять. Я уже тебе рассказывал про антоновщину? Как крестьяне против Советской власти поднялись?
- Да.
- Так вот, взял наш отряд заложников в двух деревнях. Яшка Шпиц и говорит: их родственники из лесов к нам сами прибегут. Двинулись в городишко Узварово, где расквартированы были. Но дело за полдень, решили сделать привал. Остановились на поляне. К поляне выходит склон горы, поросшей ежевичником. Разожгли костры. Чай в котелках заварили из шалфея.
- Мы с бабушкой рвали шалфей, он словно фиолетовыми свечками цветёт.
- А Яшке никогда покоя не было – всюду шныряет, всех подслушивает, всё высматривает и вдруг меня подзывает. Он со мной часто любил говорить, потому что остальной народ у нас был неграмотный, а я хоть и шёл мне только шестнадцатый годок, пообразованнее прочих казался. С виду-то мне могли и двадцать лет дать – у нас в роду все дюже рослые. И когда я к Шпицу в отряд пришёл, то соврал, что мне восемнадцать. И вот значит, тычет Яшка пальцем в склон горы и спрашивает:
- Ты ведь из местных, Мишка? Скажи мне, что это?
А из-под земли гладкая чёрная поверхность видна.
Я отвечаю:
- Камень, Яков Семенович.
- На угольный пласт похоже. Неужели мы угольное месторождение в тамбовском лесу нашли? Ведь это открытие, так, Мишка?
А мне самому до себя — я среди заложников крёстного своего увидел. Добрый был мужик, староста. Детишек у него было пятеро. Я и думал, как бы Яшку упросить, чтобы на свободу крёстного отпустил. Но боялся разговор начинать. А Яшка велел мне принести лопату и копать. Отбросил я немного земли, Яшка примечает:
- Нет, это не просто камень, это стена. А если есть стена, должна быть дверь. Ведь здесь дворец, не иначе?
Глаза у него загорелись. Послал в соседнюю деревню за лопатами, привезли их в телеге, раздали заложникам, и Яшка велел дверь искать. А двери там быть не могло. Уж я-то знал.
- Что же вы нашли, дедушка?
- Подожди, внучка. - Михаил Иванович уже вплёл в её косу зелёную атласную ленту и завязал. - Копали, копали, землю с ежевичником отбрасывая, и вот выросла перед нами чёрная громада, дом не дом, а близко к тому. Яшка вокруг бегает, стены щупает, вход ищет.
Хочет с другой стороны заставить откапывать, а там уже деревьями гора заросла. Да и темнота. Я, наконец, не выдержал и говорю: «Яков Семёнович, это гроб. И не следует нам чужой прах тревожить». Яшка аж подскочил, глаза стали безумными: «Как гроб? Не может быть! Точно гроб!»
Потом начал трясти местных, не слышал ли кто чего про дивную домовину. А оказалась она длиной около шестидесяти шагов. Я так думаю, что она из дерева была сделана, но окаменела. Ты знаешь, что уголь - дерево окаменевшее? Нет? Запомни. И вот уже ночь глубокая, а Яшка не унимается. Визжит:
- Взрывчатку несите!
Я говорю комиссару:
- Яков Семёнович, что там можно найти? Одна пыль теперь и осталась.
- Нет, Мишенька. Даже если один череп и то, сколько он будет стоить! А вдруг сокровища найдём?
Ударил взрыв, а гроб как стоял, так и стоит.
- Мало у нас тола. - Воет Яшка. - Надо из города привезти, да так рвануть, чтобы всё разнесло!
Вне себя человек. Потом говорит:
- Заложников приказываю расстрелять — могут выдать тайну, о гробе разболтать. А покуда Советская власть туда не влезет, никто не должен о нём знать.
Тут я не выдержал, и тихо говорю:
- Яков Семёнович, среди заложников мой крёстный. Он молчать будет, только отпустите.
А он скрутил из пальцев дулю и сунул мне под нос:
- Ишь чего захотел! Ты боец Красной армии или кто? Твоя родня — твои соратники, а всякие крёстные и крестники - злостный пережиток! Понял?
Я струхнул и говорю:
- Понял, товарищ Шпиц.
А сам думаю: и ты, рассучий сын, решил мне семью всю заменить? Не много ли берёшь на себя?
- Дедушка, не ругайся, - оборвала Аришка. - При детях нельзя ругаться.
- Хорошо, забылся я. Ты с виду-то большая, а на самом деле дитё.
- Это как приезжий мальчик? Я хотела поиграть с ним, а он говорит: ты же тётя.
- Да. - Вздохнул дед и погладил Аришку по голове.
- Рассказывай дальше! - Потребовала она.
- Расстреляли заложников в овражке неподалёку. А несколько бойцов в это время вернулись с озера, где рыбу наловили. Решили уху сварить. Пшено есть, лук есть, картошка есть. Подвесили над огнём котелок. А самим спать хочется.
- Отдыхайте, товарищи. - Яшка говорит, - я за ухой послежу.
Присел рядом на бревнышко и ветки в огонь подкидывает. Странно мне показалось, что он заботу о бойцах проявил, обычно брешет, как собака, а тут вдруг ласковым стал. Но и меня сон сморил. Утром все начали уху есть. А Яшка говорит:
- Михаил, пойди, заложников прикопай.
Я думаю:
- Вот же тварь. Но и сам я виноват — трус, почему не настаивал? А с другой стороны — за Яшкой не заржавеет и меня расстрелять.
Боялся я, что говорить, мальчишка ещё... Пошёл к овражку, лопату взял с собой, глиной мертвецов забрасываю и плачу. А их много, лежат в ряд, и крёстный среди них. Потом вернулся я на поляну, а ухи уже нет — всю съели ребята. Стали собираться в путь, кто лошадей седлает, кто запрягает. И вдруг все бойцы на землю попадали, корчатся, стонут. Один Яшка в стороне стоит, жеребца своего по шее оглаживает и делает вид, что ничего не замечает. Я то к одному товарищу брошусь, то к другому. А у них пена на губах, судороги. И вот уже один за другим отдали Богу душу. А Яшка мне говорит: «Миша, ты лошадей распряги, куда нам теперь целый обоз? Пойдут за нами так. Только мою телегу возьмём. Надо в город поспешать. Жалко ребят, конечно. Но ведь сами виноваты. Один принёс грибы, говорит: добавь в уху. Я и добавил – думал, человек деревенский, в грибах разбирается».
И я понял, что Яшка всех бойцов отравил, чтобы секрет про богатырский гроб не выболтали. И меня убьёт, когда до города доберёмся.
И вдруг услышали мы треск и грохот — словно десятки деревьев ветер ломает, но ветра не было. Тихое туманное утро стояло в лесу. Я стал оглядываться, и тут услышал крик - изо всех сил наш комиссар вопил. Стал взглядом его искать — но исчез Яшка. Бросился я тогда опрометью через лес, ломился по кустарнику, груды валежника перелезал, разум потерял от страха, и тогда только остановился, когда ноги подкосились от усталости. Упал в траву и лежу. Думаю: «К себе на хутор мне возвращаться нельзя - красные найдут, и смерть всего отряда повесят на меня. Да и злость взяла на них после убийства крёстного». И пошёл я в село Каменку, где антоновский штаб находился. Воевать за антоновцев недолго пришлось, совсем Красная армия нас в угол загнала. Уехал я тайком далеко от Тамбовщины и вернулся сюда только в сорок первом году, потому что войну надо встречать в родных местах.
- Дедушка, куда же твой командир делся?
- Думаю я, что великан его унёс.
- Убил?
- Не знаю. Было за что.
- А гроб ты после видел?
- Когда уже с антоновским отрядом шли через эти места - через месяц, заметил я, что снова на том месте гора, и ежевичник заново прорастает. Как будто кто-то гроб землёй забросал.
- Вот это! - Восторженно вздохнула Аришка. - Вот бы мне увидеть великана!
Дед покосился на неё и заметил:
- А помнишь, что я тебе про вишню говорил, которая высохла?
- Да, я сейчас.
Аришка поспешно поднялась и подбежала к вишнёвому дереву, стоящему в углу двора. Оно было высоким, с широко раскинутыми голыми ветвями. Аришка обхватила руками ствол и потянула его вверх.
- Дедушка, не получается.
- А ты ногами-то в землю упрись, да и рвани изо всех сил.
Земля вокруг ствола вздыбилась, показались вишнёвые корни. Аришка перевела дыхание и сделала ещё одно усилие. Раздался треск, девочка вырвала дерево из земли. И устало уронила на землю.
- Непорядок! - К ней подошёл дед. - Нельзя её посреди двора оставлять, отнеси к дровам. Позже я ветки обрублю, а ствол распилю. Для печки пригодится.
- Для камина, дедушка. – Поправила Аришка.
Отопление у них было газовое, а камин для красоты и уюта зимними вечерами.
- Растёшь, - невесело улыбнулся старик. - Помнишь, Арина, как добрый молодец в сказке дубы с корнями вырывал, силу испытывал богатырскую? Но ты у нас девица, тебе и вишни хватит.
Когда внучка стояла рядом с дедом, то ростом они были вровень. Но Михаила Ивановича это не радовало – и умница и красавица, а есть для неё место на земле? Ведь вымахает ещё больше. Ну, будут её родные прятать на хуторе. И век свой скоротает в одиночестве, на всей земле не найдётся ей пары. Только учёные, если узнают, не дадут покоя, да журналисты. Как можно дольше не хотел Михаил Иванович открывать Аришке, кто она. И ещё больше не хотел, чтобы сочла себя выродком из рода людского. Но уже замечала Аришка, что и отец её и мать, и дед и бабушка, и те люди, которых изредка видит она, отличаются от неё. А тем паче другие дети – уж очень маленькие они.
Аришка оттащила вишню к дровам, и они с дедом вернулись на крыльцо. Сели опять на лавку. К Аришке подошла толстая пёстрая кошка, девочка подставила ладонь. Кошка прыгнула туда, уютно улеглась и замурлыкала. Аришка - добрая тихая девочка. За что её Бог так наказал? Видно за грехи отца, который много недоброго натворил по молодости и даже отсидел - так в простодушии думает Аришкина бабушка. А мать толкует что-то про генетический сбой. Отец Аришку хотел положить в больницу, пичкать лекарствами, которые рост останавливают. Дед не позволил – не помогут таблетки, только здоровье девчонке загубят. Доходило до скандалов, до драк в семействе. Девочка жила в городе, пока не стала ростом со свою маму. О пятилетней Аришке родители говорили, что ей десять лет, о восьмилетней, что пятнадцать. Но ведь заметны пропорции ребенка, а не подростка.
Теперь родители Аришки боятся заводить второго ребёнка — а вдруг и тот вымахает с версту? Всем тяжело. Но Аришка пока не замечает, что стала для семьи бедой. Играет в куклы, строит дворцы из песка, купается в реке. И как обычный ребенок плачет, если упадет и ушибётся. И болеет, если ноги застудит зимой. И любит конфеты.
- Дедушка, а ты, наверное, дуб можешь вырвать с корнями? – Наивно интересуется внучка.
- В наших краях издавна такие люди рождались. Богатыри! - Уходит дед от ответа. – Я тебе много читал о них, помнишь былины?
- И на картине они нарисованы, которая у нас в прихожей висит.
- Но там три богатыря, а на самом-то деле жили тогда и Микула, и Святогор, и Вольга - это всё наши предки. И злые богатыри были. Вот Тугарин-змей или Соловей-разбойник, помнишь: как он свистнет, так все травушки-муравы заплетаются, а лазоревы цветочки осыпаются. Думаю, богатыри-то и есть настоящие люди, какими Бог создал.
Что ещё тебе сказать? И кони у богатырей были подстать, огромные – скакали выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего. Есть в Москве музей Коломенское под открытым небом, я там был полвека назад, и спустился в овраг. По оврагу ручей течёт, женщины воду набирают, говорят, полезная. И лежат два огромных камня – один выше по склону, другой ниже. А приезжал я в Москву не один, но с рабочими Котовского завода, где после войны трудился. И экскурсовод рассказала, что бился здесь некий богатырь со змеем, который из реки выполз. Овраг тот – змеиный след. Змей убил коня под богатырём - выпустил бедной твари черева и голову отгрыз, и превратились они в камень. Но богатырь супостата одолел. В конце оврага лежит третий камень – голова змея, но её я не видел, там всё крапивой поросло.
- Дедушка, - осторожно спрашивает Аришка, - а я кто?
- Были в те поры и женщины-богатырки, звали их поляницами. Потому что в поле выезжали искать поединщика, силой своей потешиться. Иногда так судьбу свою находили – встретят ровню, да и выйдут замуж.
- Дедушка, значит, я поляница?
- Какая ж ты поляница? Ты ещё полянка. Тебе расти и расти.
- Правда? И какого роста я стану?
- Не знаю, не встречал я богатырок.
- Значит, теперь вовсе нет таких людей, как я?
- Может быть, и остались, только мало их, и скрываются. Лет пятнадцать тому назад, говорят, рос в соседнем селе мальчонка, тоже богатырь. Но однажды исчез. Родители не горевали, это все заметили. Может, знали, что всё в порядке с сыном?
- А почему богатыри исчезли? - Любопытствует Аришка.
- Если по былинам судить, были они прямые и честные, оттого тяжело им жилось. Простота хуже воровства — вот ведь какие поговорки теперь есть. Хитрить не умели, всё шли напролом. Князьям такие не по душе были – власть никогда не любила правду о себе слушать. Вот и отсылали богатырей на дальние рубежи, где повыбили их враги. Такие дела... Думаю, неподалёку стояла богатырская застава.
Ты заметила, что у нас в селе колодцев нет? Только колонки от водонапорной башни, которая версты за две отсюда. Потому что у нас, где ни копнут, тотчас натыкаются на камень. Но я-то знаю, что это и не камень вовсе, а гроб.
- Дедушка, ты меня не пугай. – Плаксиво сказала Аришка.
- Пошутил я, пошутил. – Спохватился дед.
- Нет, ты правду сказал.
- Чего мертвецов бояться? Живых опасайся. А я вот как понял, что это гроб – знаешь, чёрный камень, который из глины выступает над рекой? Гладкий, словно отполированный.
- Да.
- Это угол гроба. Я материал узнал, точь-в-точь, как у того, который мы в лесу нашли. Только гроб, на котором деревня стоит, в разы больше. Наверное, самый старый. Я думаю, мельчали великаны от поколения к поколению – сначала душой, а потом телом. Встарь люди были божики, а мы люди тужики, а познейские будут люди пыжики: двенадцать человек будут соломинку поднимать.
Только прадед мой, который на сто втором году преставился, помнил настоящих богатырей, они уже не так высоки были. Последняя семья - старик и старуха. Старик ослеп к тому времени и едва ногами передвигал. Как-то возле их дома парни стали куражиться, в ворота стучать, песни срамные петь. Дед вышел и говорит: хорошо вы, молодцы, разгулялись, шуму от вас много, да ведь и пустая бочка гремит, когда с горы катится. Подайте мне кто-нибудь руку, посмотрю, такие ли у вас запястья, как в прежние времена? Парни нашли железный лом и слепому подали. Он лом переломил и говорит: «Изрядный хрящик, а совсем не то, что десницы в наше время». Ребята притихли и от его дома убрались.
Видишь, в степи курганы?
- Да.
- Это богатырские могилы.
За рекой и впрямь виднелись холмы.
- Не такие уж они высокие, деда.
- В землю ушли. Богатырский погост.
- Ты говоришь: в землю ушли?
- А? Что? - Дед на миг умолк.
- Великаны в землю ушли?
Михаил Иванович растерянно взмахнул руками.
- А ведь и верно... Где же им ещё укрыться, как не под землёй? Мёртвых они наверх выносят хоронить, а у самих внизу, должно быть, целое царство.
- Значит, туда ворота есть, дедушка?
- А вот это внучка, новая загадка.