Пролог.
Маленькая комната завалена стопками папок с личными делами потерпевших. Пожилая женщина маленького роста сидит, сгорбившись, над столом с бесчисленными бумагами, отчего кажется ещё меньше. У неё нет одного уха, а лицо обезображено уродливыми шрамами, рассекающими лицо на несколько неровных частей. Она сосредоточено листает очередной отчёт об успешной операции по ликвидации нелегального наркопритона вкупе с подпольным публичным домом.
Сухие строчки, исключительно цифры и факты, никакой лирики. Но Майя знает, что скрывается за ними. Взять, к примеру, страницу пятнадцать.
"С подневольном состоянии содержалось пятьдесят шесть человек. Из них сорок - женщины от восемнадцати до тридцати лет, семь - мужчины в возрасте от двадцати до тридцати лет, девять - несовершеннолетние в возрасте от двенадцати лет."
На секунду только представить - пятьдесят шесть человек жили в рабстве. Их били, насиловали каждый день. Много месяцев подряд. А у них не было возможности ни сбежать, ни защититься. Любой проступок влёк за собой наказание. И никто не придёт на помощь. Чуда не будет. А вот ещё, только со страницы девяносто восемь:
"Девушка двадцати лет. Документов, удостоверяющих личность, не имеет. Внешность славянская. Обнаружена без сознания в подвальном помещении с многочисленными следами побоев. При первичном медицинском осмотре выявлены множественные переломы пальцев рук, закрытый перелом правой малоберцовой кости, глубокие колото-резаные раны на предплечье, а так же множественные гематомы, ссадины и ожоги. Медицинское заключение прилагается."
Сколько их таких - девочек, в двадцать лет получивших увечья. Сколько их, кто на всю жизнь запомнит, как больно, когда нож рассекает нежную кожу и мышцы; как больно, когда впиваются грубые верёвки в исхудавшие руки; как больно, когда безжалостно бьют по лицу.
Майя знала. Не понаслышке, не из чужих рук, не по рассказам и отчётам. Когда-то, больше сорока лет назад, она сама пережила этот ад. А теперь, спустя долгие годы, она всё рано непроизвольно вздрагивает когда читает очередной отчёт.
Цифры не могут передать ужаса. Медицинские заключения никогда не смогут передать и толики того, что переживали жертвы рабства.
Женщина устало листает страницы. Вряд ли она увидит там что-то новое. Все операции по освобождению подневольных проходили по отработанной схеме, поэтому можно было не сильно вчитываться в технические подробности того, как боевая группа проводила очередной захват преступников, как они расчищали проход в святая святых - складу с оружием, как выводили пострадавших.
Майя заглядывает в самый конец отчёта, где ровными строчками описано психологическое состояние жертв после освобождения.
"...Алана. Двадцать лет. Документов не имеет. Диагностирован посттравматический шок.
Мария. Двадцать три года. Документов не имеет. Посттравматический шок. Маниакально-депрессивный психоз
Кристиан. Тридцать один год. Документов не имеет. Диагностирована клиническая атипичная депрессия.
Ван Цай. Пятнадцать лет. Документов не имеет. Приобретённая соматическая эпилепсия. Клиническая меланхолическая депрессия.
Эшли. Двадцать два года. Документов не имеет. Находится в пограничном состоянии. Стокгольмский синдром.
Марика. Тридцать лет. Документов не имеет. Органическое диссоциативное расстройство. Посттравматический шок."
И так пятьдесят шесть человек. Каждый с разодранной в клочья душой, с безобразными ранами на сердце. Эти люди навсегда запомнят страшные дни, часы, минуты, месяцы и годы, проведённые в неволе. Каждую ночь они будут просыпаться с криком, в холодном поту, бессвязно бормоча извинения, умоляя их не бить и не насиловать, дать отдохнуть, поспать, продышаться. Ничем не выжечь эти страшные воспоминания - ни калёным железом, ни адским пламенем. Их не смыть алкоголем, не занюхать наркотиками, не запить антидепрессантами. Это то, что навсегда остаётся с человеком. Его груз, жуткая ноша, которую он пронесёт через годы. Каждый вздох несвободен - она рядом. Может быть, когда-нибудь эти ужасы перестанут приходить в ночных кошмарах, выдирающих крики из горла, и останутся просто ещё одним поводом стать сильнее, но это произойдёт не скоро.
Данные, которые читает Майя - первичные. Впоследствии, с каждым потерпевшим будет индивидуально работать психотерапевт. Но общая картина прослеживается. В большинстве своём пострадавшие находятся в состоянии глубокого шока и не способны адекватно воспринимать происходящее. Они боятся громких звуков, не выносят прикосновений, мало едят, почти не спят. Или наоборот - поглощают пищу в безмерных количествах, спят беспробудным сном, ведут себя чересчур активно и радостно. У каждого своя реакция. Но все они - не новы. За сорок лет женщина насмотрелась всякого.
- Ещё полсотни на свободе. Капля в море, по сути, но и она важна, - женщина устало откидывается на спинку стула и смотрит подслеповатыми глазами в стену, на которой висит карта мира, вся истыканная красными и зелёными флажками. Красные - объекты, которые надо зачистить. Зелёные - ликвидированные подпольные бордели и фабрики. Красных во много раз больше, но неделю назад их число всё равно уменьшилось на единицу. Шаг за шагом.
А Майя знает. Знает, что ещё четырнадцать миллионов человек нуждаются в помощи. И сегодняшние пять десятков - это ничтожная часть огромной работы, которую следует делать день за днём. Но она тоже важна. Майя знает, что тем несчастным страшно и больно сейчас. Майя знает, что, наверное, у них не осталось надежды. Особенно - у тех, кто уже сломлен. Но есть всё ещё те, кто верят. Совсем слабо, далеко на задворках сознания, боясь впустить в себя мысль, что этот ад может закончиться. Но они всё ещё верят. Ненадёжно, совсем чуть-чуть - когда сжимают изуродованными пальцами подушку. Потому что им страшно. Так страшно, что хочется вырвать свои глаза, выкинуть их куда подальше, не видеть безумия вокруг; хочется вырезать кусок этой жизни из памяти. Им так страшно, что хочется выть в голос - а выть нельзя. Им так страшно, что сердце сжимается, когда хоть один звук становится громче обычного. И это правильно, это нормально - ведь они живут там, где жить нельзя.
Майя знает, что её жизнь коротка, и она не успеет сделать всё, что захотела. Не успеет спасти каждого, не успеет спасти достаточно человек, чтоб сказать - "Всё, моя миссия окончена!". Но она не сдаётся. Никогда. Потому что она знает, что каждая спасённая жизнь, вырванная из цепких лап ледяного ужаса рабства, что-то, да значит.
***
В дверь постучали.
- Входите - пробормотала Майя, полностью погруженная в чтение.
В маленькую комнатку вошла девушка. У неё были короткие волосы и огромные глаза, затравленно перебегающие с предмета на предмет. Она боялась. Да, она тоже из тех, вызволенных.
- Простите, мисс Майя Сандерс, это же вы? Я новенькая, - девушка мялась у входа, не решаясь сделать и шага.
- Проходи, - женщина подняла голову и теперь внимательно разглядывала юную подопечную. Если она только что прибыла, значит, её отправили к ней под крыло, под присмотр, как новую помощницу и новую пациентку.
- Как тебя зовут?
- Райлен,- последовал незамедлительный, но неуверенный ответ дрожащим голосом.
- Садись, Райлен. Ты с отчётами?
- Да, мисс... - но договорить девушке не дали.
- Для тебя я просто Майя. Я для всех - просто Майя. Мне ни к чему вежливые обращения.
- Да-да, простите, мисс... Простите, Майя... Меня послали передать вам заключения о психическом и физическом здоровье мисс Элеоноры Райс и мистера Кевина Фарингота, - Райлен положила две тонких папки на и так заваленный стол. У девушки не хватало двух пальцев на правой руке, а один глаз был затянут бельмом.
- Спасибо, милая. Ты давно тут?
- Уже три года как.
- Откуда тебя забрали? - на этом вопросе девушка ощутимо вздрогнула.
- Из пригорода Сеула, в апреле 20**.
- Да, помню то место. Страшное. Хорошо, что ты нашла в себе силы справится с собой и остаться тут. Ты же сама захотела помогать нам?
- Да, - голос тихий, но твёрдый.
- Вот и молодец. Как твой глаз? Не беспокоит? - Райлен отрицательно мотнула головой.
- Только если давление сильно меняется, тогда болит немного.
- Хорошо.
Майя открыла принесённое заключение мистера Фарингота. Ничего необычного, стандартный набор для человека, который всего неделю назад оказался на воле.
- Кевин совсем не ест, ни с кем не разговаривает. Он даже почти не двигается, постоянно смотрит в одну точку и что-то бормочет про себя, - девушка обеспокоенно глянула на собеседницу.
- Это ничего, девочка. Почти все такие первое время.
Медленно листая страницы, Майя размышляла, кого же из сотрудников отдела психологической поддержки приставить к этому молодому человеку.
- Скажите, а вы тоже когда-то... ну... Вас тоже когда-то спасли? - Райлен смущённо опустила глаза и залилась краской, испугавшись, что спросила лишнее.
- Да. Если хочешь, могу рассказать, пока мы с тобой будем разбирать этот бардак, - она кивнула в сторону бесчисленных стопок с папками, заваливших весь пол.
- Если вы не против, конечно, - Райлен с готовностью посмотрела в глаза женщине.
- Тогда пожалуй, мне стоит немного рассказать сначала о своём детстве. Так ты сможешь понять, с чего всё началось.