Последняя встреча...

Евгения Козачок
Ночью меня снова разбудил душераздирающий крик Кристины. Забежав в комнату, я привычно стала гладить её руки, лицо, пытаясь успокоить и оградить дочь от кошмарного прошлого… Пятый год не было нам покоя. С того самого рокового дня, когда её, шедшую из института, схватил незнакомый мужчина, закрыл рукой рот и прошипел: «Будешь кричать, зарежу. От неожиданности и испуга у неё подкосились ноги. Незнакомец, как ребёнка, поднял её и понёс к машине. Посадил на переднее сиденье, защёлкнул пояс безопасности, приказал: «Не ори. Хуже будет».

Кристина не только не могла кричать, но и нормально дышать, пошевельнуться. Тело как будто свинцом налилось. Она понятия не имела, куда и зачем везёт её этот человек, чьи крупные руки, лежащие на руле, внушали ей страх, превратившийся в ужас, когда за городом он свернул в лесополосу с густым кустарником. Выбросил её из машины, как мешок с зерном, сорвал  одежду. Дочка пыталась сопротивляться, звать на помощь. Тогда этот зверь в человеческом облике начал ожесточённо избивать её ногами, руками. Пока она не замолкла. А он – насиловал, отдыхал, снова насиловал…

Сколько продолжалась экзекуция, дочь не знает. Как и тех, кто нашёл её у обочины и привёз в больницу. Она несколько дней находилась без сознания. А когда пришла  в себя, вспомнила всё…
Она кричала, плакала, металась по кровати. Приступы не прекратились и после нескольких лет лечения, не помогло регулярное общение с психиатром.

Кристина на всю жизнь запомнила искажённое злобой лицо. Оно преследовало её все эти годы. Психиатры оказались бессильными против страха и ужаса, поселившегося в каждой клеточке её измученного тела. С тех пор дочка боялась спать, ибо во сне сильнее ощущала боль и словно наяву вновь и вновь чувствовала прикосновение грязных рук этого чудовища. Учиться она тоже была не в состоянии. Институт пришлось оставить.

Я не могла смириться с мыслью, что какой-то «недочеловек» изменил жизнь дочери, перечеркнув чёрной линией её счастливое будущее. В моём сердце ещё была жива боль от потери мужа, который упал со строительных лесов и умер, не приходя в сознание. А трагедия, случившаяся с дочерью, - это новая кровоточащая в сердце рана, из которой по капельке уходила жизненная сила, уступая место отчаянию и безысходности.

Не было моих сил смотреть на страдания доченьки. Я дела всё от меня зависящее, чтобы облегчить её участь, помочь забыть тот кошмар, который она испытала в тот злополучный день. Я много работала. Физической усталости не замечала даже тогда, когда по утрам убирала в подъездах, чтобы были деньги на лечение Кристины. Помимо основной  работы и мытья подъездов я подрабатывала ещё в одном офисе. Там и встретила привлекательного мужчину одного со мной возраста, который показался мне добрым и внимательным. Будучи в плену семейной трагедии, раньше я не обращала внимания на мужчин, которые пытались объясниться в любви. Не отвечала взаимностью и новому поклоннику.

Но вода камень точит. Геннадий хоть частично, но сумел растопить лёд в моём сердце. Я обрадовалась тому, что нашёлся человек, который своей заботой пусть немного, но смог вернуть веру в добро.

Наши отношения приобрели доверительный характер. Я почувствовала, что ещё не так стара, даже не смотря на то, что в сорок два выгляжу старше из-за седых волос, печали и отсутствия улыбки на, по словам знакомых, всё ещё красивом  лице. Ох уж эта красота! Если бы не она, может быть, дочь не испытала бы того ужаса, что выпал на её долю, не привлекла бы внимание похотливого мерзавца. Не пожалел подлец ни её красоты, ни молодости, ни невинности. Совершил преступление и жил, вероятно, без угрызений совести.

 Я так боялась, что кто-то узнает о случившемся с Кристиной, что не стала подавать заявление для поиска насильника. «Его вряд ли найдут, - размышляла я, - а имя дочери покроют позором». Никто ничего не знал, кроме моей мамы и врачей. Любопытным сокурсникам  Кристины, удивлённым её внезапным решением бросить учёбу, отвечала, что дочь после тяжёлой болезни не может ни заниматься, ни выходить на улицу.

Большую часть времени Кристина проводила с бабушкой. Много читала. А недавно вернулась к своему любимому хобби – рисованию. Если рассматривать её рисунки до и после трагедии, можно увидеть колоссальную разницу. Как будто картины рисовали два совершенно разных человека. Из них исчезли солнце и тепло. Последние её работы поражали тёмными красками, выбором в основном осенних пейзажей с тёмными грозовыми тучами,  дождями. В грустных картинах теперь не присутствовал человек, что говорит о полнейшей изоляции автора от общества, закрытости и ухода в себя. Сколько же было у нас с мамой радости, когда мы увидели на одной из картин Кристины лучи солнца, робко пробившиеся сквозь тёмные облака! Бабушка так обрадовалась работе внучки, что сразу же купила багетную рамку и повесила картину на самое видное место. А по бокам от неё – две прежние картины, на которых изображены счастливые влюблённые среди цветов.

У меня и мамы появилась надежда, что наша Кристиночка словно слабенький росточек, который пробивается к солнышку сквозь асфальт, стремится к новой жизни. Значит,  больше не будет рецидива суицида. Господи, это как же надо страдать, чтобы дважды пытаться покончить со всем тем, что так угнетает её и не даёт жить…


За всю свою жизнь я всего лишь три раза была в церкви. Теперь всё чаще задумывалась над тем, чтобы пойти помолиться всем святым, попросить о помощи. И не только задумывалась, но и ходила. Ради дочери. Чтобы она поверила в себя и в то, что не все люди жестоки.  И ещё я размышляла, к какому святому можно было обратиться  с просьбой о наказании человека, в одночасье изменившего  жизнь нашей семьи. Грех так думать? Может быть, но удержаться от подобных мыслей было сложно. Не знаю, помогли святые или нет, но постепенно доченьке становилось легче,  она даже иногда улыбалась. Дай Боже, чтобы так было и дальше!

Я радовалась каждому новому положительному результату. Своими эмоциями и верой в то, что Кристина скоро окончательно избавиться от болезни,не раскрыв её диагноз, и семья  будет счастлива, поделилась с Геннадием. Тот улыбнулся, взял меня за руку и сказал:

- Я  надеюсь, что мы вместе будем  заботиться о здоровье твоей дочери и решать семейные проблемы. Но прежде ты должна познакомить меня с родными. По-моему, уже пришла пора жить вместе, сколько можно откладывать?

- Хорошо, - кивнула я. – Только  сначала я должна морально подготовить маму и Кристину к встрече с тобой.

- Я всё понимаю, - Гена сжал мою ладонь. Мы со всем справимся.

Больше всего в создавшейся ситуации меня волновало, как отнесётся дочь к появлению в доме нового человека. Мужчины. Это был бы своего рода тест, проверка психологического состояния Кристины. Я боялась, что любое напоминание о мужчине, а тем более его присутствие в доме, может отбросить её назад, в ад воспоминаний. Долго сомневалась, стоит ли рисковать спокойствием дочери из-за своих отношений с мужчиной. И всё же однажды решилась:

- Кристина, я хочу познакомить тебя и бабушку с человеком, который любит меня, понимает и во всём поддерживает. Если ты не возражаешь, то я в эти выходные приглашу его в гости. Что скажешь?

- Конечно, я  не против, если он тебе нравится, - легко согласилась дочь. – И буду рада, если ты будешь с ним счастлива. Пусть приходит, познакомимся.

Я обрадовалась спокойному ответу Кристины. Значит, страх перед мужским полом у неё исчез. С этим убеждением я и готовилась к предстоящему знакомству.

В воскресенье с самого утра мы отправились на рынок за продуктами. По пути зашли с Кристиной к маме, чтобы они уже вдвоём пришли к шестнадцати часам на встречу с Геннадием. Но у мамы в это день гостили подруги, которые в силу своих преклонных лет, состояния здоровья и проживания на другом  конце города очень редко к ней выбирались. И она, конечно же, не могла оставить их одних дома. Поэтому после обеда мама провела Кристину до подъезда и возвратилась к своим подругам.

Кристина пришла на полчаса позже назначенного времени. За накрытым столом она увидела меня – улыбающуюся, счастливую. И Геннадия, который сидел спиной к двери. Я вскочила, подошла к дочери, взяла за руку и подвела к столу:

- Геннадий, а вот и моя Кристиночка, моя дочь.

Он встал, повернулся и оказался лицом к лицу с Кристиной. Долю секунды они смотрели друг на друга. Геннадий с удивлением, а дочь с ужасом, словно увидела призрак или кобру в броске. Кристина побледнела. Потом закричала:

- Мама, это он! Это он, мамочка!

Кажется, небо разверзлось и загрохотал  оглушительный гром, полыхнуло молнией. На мгновение стало темно.

В тот момент я вспомнила Кристину, лежащую на больничной кровати с синим от побоев лицом  и ссадинами на руках и ногах. Услышала её крики в ночи и почувствовала, как никогда прежде, душевную боль дочери. Мне захотелось убрать, снести с лица земли человека, нанесшего боль моей кровинушке. Схватила на столе ещё не открытую бутылку шампанского, я из всех сил ударила Геннадия по голове.

Он упал, не проронив ни слова. Я видела лужу крови около его головы, слышала,  как что-то кричит Кристина. Но я ничего не соображала. Снова ощутила такую же толщу воды вокруг себя, как когда-то в детстве, когда тонула в речке. Состояние такое, когда различаешь какие-то очертания, но ничего не чувствуешь, даже боли в сердце. Пустота, вокруг давящая пустота…
Кристина продолжала что-то говорить,  схватила меня за руки, пытаясь поднять со стула, но я ни на что не реагировала.

Позже узнала, что дочь вызвала «скорую помощь», служителей порядка, позвонила маме. Медикам осталось лишь констатировать смерть Геннадия. Я его убила. Убила… За поруганную честь моей дочери, за её уничтоженную нормальную, счастливую жизнь, за боль физическую  и душевную. Господи, прости меня. Прости, Господи!

Очнулась я, когда двое оперативников пытались осторожно расцепить сведённые, словно судорогой пальцы, чтобы забрать остатки разбитой бутылки. Я медленно раскрыла ладонь. Долго смотрела на неё, осознавая случившееся…


Я не отрицала, что убила Геннадия. Но и не объясняла причину своего поступка, всё ещё оберегая дочь от того, чтобы её позор не стал достоянием гласности. Но назначенный защищать меня адвокат ни на миг не поверила, что я, вроде бы  адекватная и здраво мыслящая женщина, «просто убила  и всё», как я заявляла следователю  и ей.

Когда меня завели в помещение суда, мать убитого мною насильника, присутствующая там же, игнорируя замечания судьи, всё время выкрикивала проклятия в мою сторону: «Убийца! Ты убила моего сына, моего мальчика. Ему бы
Жить и жить, а ты убила его. Чтобы ты сгнила в тюрьме!»

На суд, в качестве свидетелей пригласили Кристину, психиатра, лечащих врачей, которые рассказали, в  каком состоянии была дочь, когда её доставили в больницу пять лет назад. Я слушала их показания и снова переживала боль и отчаяние дочери, которые ей пришлось испытать.

Когда судья объявил имя дочери, чтобы позвать её в зал заседаний, я начала умолять его не делать этого. Опасалась, что суд надо мной разбередит её былые раны и от этого может ухудшиться самочувствие. Но судья все же настоял на своём, объяснив мне:

- Ваша дочь сама изъявила желание давать показания. Тем более, что говорить она будет в присутствии психиатра.

Зайдя в зал заседания, Кристина осмотрелась и первым делом обратилась ко мне:

- Мамочка, не волнуйся. Я чувствую себя нормально. На надо было сразу после случившегося обратиться в милицию, чтобы нашли негодяя. Тогда и новой беды не было бы в нашей семье.
Она рассказа на суде всё – как на исповеди, ничего не пытаясь скрыть.

Затем слово дали адвокату, которая акцентировала внимание судьи на  заключение врача-психиатра, суть которого состояла в том, что в момент убийства я находилась в стрессовом состоянии. Подчеркнула, что я не контролировала своих действий в эти ужасные секунды, когда узнала правду о человеке, которому собиралась подарить  свою любовь.  И я не смогла выдержать тяжести такой правды. Да кто вообще смог бы спокойно стоять и смотреть на человека, который издевался над её ребёнком?!

- В тот момент она не думала, что убивает человека, - сказала адвокат. – Она думала о том, как было больно её дочери, когда этот изверг, стоящий перед ней, терзал, бил и насиловал её дочь. Сложно представить, что происходит в голове человека в таких ситуациях. Я, зная законы и степень наказания за убийство, не могу предположить, как бы поступила, если бы это случилось с моим ребёнком и выяснилась правда таким образом, как в данной ситуации. Но знаю точно – я бы схватила всё, что попалось под руку, и была бы этого негодяя, забыв обо всех законах на свете. Как  это и сделала моя подзащитная. Это она сейчас осознала тяжесть своего поступка. А в тот момент ей было всё равно, что будет с ней. Главным для неё было, чтобы этот человек снова не обидел её дочь. Мы вот сейчас сидим все, рассуждаем, обсуждаем, осуждаем, как говорится, трезво, логически раскладываем всё по полочкам,  ищем статью, параграф, пункт, как наказать за убийство. А может, нам следует искать, как защитить истерзанную страхом душу дочери и много лет ежедневно видевшую её страдания мать. Нам прежде всего следовало бы осмыслить и осудить поступок человека, который в одночасье разрушил жизнь семьи.

Я не слушала обсуждение сторон. Думала о том, что адвокат рассказала о моих чувствах, переживаниях и боли так, словно сама испытала подобное. Что говорил судья, вынося вердикт, и на какие статьи ссылался, не помню. Услышала только «…осуждена условно».  Вначале не поняла, что это значит. А когда увидела довольное лицо адвоката, сердце сжалось – я свободна.

Мама и Кристина смеялись и плакали от счастья.
А мать убитого подошла к нам, сложила руки, словно в молитве, и покаялась:

- Это я во всём виновата. Не смогла воспитать достойного человека. Простите меня. Простите…

«Ещё одна мать обречена на муки», - подумала я. Кто сказал, что родители не отвечают за грехи детей, а  дети  за грехи родителей? Не согласна. Все мы в ответе за свои грехи и поступки людей, приносящих горе. Дай Бог, чтобы это была последняя встреча нашей семьи с ними.

18.02.2015 г.
  13:50
Фото из Интернета.