2045-ый год, сто лет победе

Авторская ремарка:



Актёра и воина изображённого на фотографиях зовут Алексей Макарович Смирнов…

…Эти изображения представлены исключительно для того, чтобы читатель сразу понял о ком пойдёт здесь речь...


                Вечно живым и временно мёртвым посвящается…




-   Алёша, а покажи, пожалуйста, «прожектор».
-  Нет. Лучше «Гитлер капут».
-  Да какой «Гитлер капут»? Мы же за столом.
-  Ой, и правда. Ну тогда, давай «прожектор».
-   Ну, давай Лёша, ну что тебе стоит?
 
Старшина Смирнов, погоны на котором были отчего-то сержантские, застенчиво улыбнулся. Чтобы показать «прожектор» ему нужно сосредоточиться. Большинству собравшихся такая особенность тонкой артистической натуры была отлично известна и они заговорщицки смолкли. Те кто не был посвящён в данную деталь последовали примеру посвящённых и за праздничным столом воцарилась восторженная тишина.
 
Загадочный сержант, погружаясь в образ, закрыл глаза.

Вообще же, то что его воинское звание, если руководствоваться лычками, якобы сержант, и соответственно, правильное обращение будет звучать, как «товарищ сержант», было забыто абсолютно всеми после первого же тоста. После этого же тоста все чины, как большие, так и маленькие, были стихийно упразднены и участники банкета обращались к друг другу только по имени и на «ты». Гвардии старшина (с сержантскими погонами) Смирнов стал всего лишь Алёшей.

Повод для фамильярности оказался весьма серьёзным.
 
Вчера, в воскресение,  второго сентября одна тысяча девятьсот сорок пятого года, была поставлена последняя жирная точка во всей второй мировой войне. Представители верховной власти милитаристской Японии перестали наконец-то кочевряжиться и подписали акт о безоговорочной капитуляции.

И здесь, в германском городке Радебойль, что под Дрезденом, за многие и многие тысячи километров от эпицентра главных событий, начальство местного гарнизона Красной Армии сочло этот факт достаточно убедительным для того чтобы устроить банкет.
 
Подполковник Поликарпов приказал пожертвовать бочку спирта, сто пятьдесят килограммов парного мяса на шашлыки и прочие не вегетарианские блюда, а также пару центнеров других продуктов для салатов и сладкого.      
Так как погода стояла практически летняя, столы развернули прямо под густыми, необыкновенно живописными липами средневекового Замка, где дислоцировалась комендантская рота…

…Словно иллюстрация мечты утописта на этом банкете почти у всех собравшихся исключительно счастливые лица. И нет ни малейшего намёка на «игру в счастье». Лица светятся вполне искренне. Наверное так будет выглядеть всё человечество когда, пусть и очень не скоро, согласно прогнозам идеалистов, наступит золотой век.
 
И нет ничего в этом удивительного. Все эти люди осознали, что вытянули счастливейшие билеты. Они остались живы после самой беспощадной войны в истории людского рода. Почти каждый из них изо дня в день собственными глазами видел, как погибают сотни, а то и тысячи людей. И этот самый «каждый», внутренне сжавшись в комок, ждал своей очереди. И вот буквально вчера выяснилось, что эта страшная очередь уж и не наступит. Ну разве это не достойный повод, чтобы не повеселиться, чтобы не выпить? Да что там не выпить, чтобы не напиться в сизый дым…

…Подполковник Поликарпов прямо так и сказал:

-   Ставлю боевую задачу – ужраться всем как козьи сиськи.

Начальник политотдела майор Тихомиров горячо поддержал наказ подполковника…

…И только два лица были хмуры. Их мудрено заметить среди всеобщего ликования. Это лейтенант Григорий Сорокин и сержант Мераб Чкония.
 
Они сейчас сидят и гадают когда же их нагонит, только что закончившаяся война? Завтра? Или уже сегодня?
Дело в том, что им внезапно открылись новые, никому доселе неизвестные обстоятельства. Поэтому им придётся вступить в смертельную схватку. Но, знать о том никто не должен. Зачем людям портить праздник? От таких размышлений лица счастливыми выглядеть не могут. Вот они и не выглядят…
***   
…На банкет были приглашены актрисы и актёры только что вновь открытого драматического театра. Все они, граждане и гражданки новой возрождающейся Германии и, естественно, немцы.

Когда приме театра, актрисе Дорит Хирш, перевели, что вон тот молодой мужчина будет изображать прожектор, она нисколько не удивилась. Она сама когда-то училась в театральной школе Мюнхена и превосходно знала, что такое артистические этюды. Это когда надо показать при помощи мимики, движений, жестов какой-нибудь предмет или ситуацию.

Дорит, к примеру, прекрасно удавался морковный сок.

Казалось бы, ну что такого особенного в устройстве под названием прожектор? И если на бумаге сухо перечислить, всё что сделал Лёша Смирнов, чтобы показать тот осветительный прибор, никак не понять причину всеобщего, по-настоящему, гомерического хохота. Ну, скривил парень лицо. Ну, покраснел для убедительности. Вроде, прожектор. Но хохочут решительно все. Даже скучные на вид дяденьки и тётеньки. Может, подыгрывают? Мол, старается человек, неудобно если он заподозрит, что нам не понравился.
 
Однако, нет. Смеются так, аж вилки роняют. Чисто из вежливости – никто не станет  подобным образом изощряться.
 
Немцы сидящие не рядом с Примой перевода не слышали, поэтому отсмеявшись выдвинули свои версии Лёшиной репризы.
 
Гельмут Шульц шепнул Анне Краузе:
 
-   По-моему он изображал фонарь.
 
-   Похоже – согласилась с ним Анна.

-   Не лицо, а целый театр – добавил Гельмут – Мне приходится заниматься ежедневными упражнениями для развития мимики лица, а я в подмётки не гожусь этому счастливчику. Ему всё дала природа.
 
-   Антрепренёры с киностудии У.Ф.А. и прочие бабельсбергские господа свои души за такой типаж заложили бы – восхищённо прошептал сидящий по соседству Франц Рёдль – этому молодому человеку, по сути, и играть ничего не надо, с таким-то лицом. Просто смотри в камеру и улыбайся. Или плачь. Не важно что, касса будет обеспечена.
   
Раздались оглушительные аплодисменты. И запалом этих оваций стали немецкие артисты. Они даже встали. Так поразило их творчество самородка.

Рядовой Алексеев по прозвищу «Кишка» утверждал, что на Смирнова в своё время обратил внимание не кто-нибудь а сам великий Александров. Лучший кинорежиссёр всего СССР и муж золотоволосой Богини, известной в миру под именем Любовь Орлова.
 
Лёше даже бронь хотели дать, чтобы в кино сниматься. Но, он отказался. Посчитал, что это недостойно мужчины, отсиживаться в тылу, когда страна сражается с жестоким врагом.

Впрочем, доверия Кишке не было никакого. Любил этот мальчик приврать. Да и потом, как Александров может быть лучшим кинопостановщиком в СССР, когда Сергей Эйзенштейн никуда не делся.
 
Рядовой Алексеев на эти возражения презрительно фыркал. Его отец и Александров были лично знакомы. Кишка будучи ребёнком много раз видел и Александрова и Орлову. Разумеется, в Орлову он тайно и безнадёжно влюбился. А разве у такой женщины муж может быть вторым?

Но, сейчас у Кишки новая любовь. Кто она? Дорит Хирш. Наверное потому что она очень похожа на Орлову внешне. Однако, новая любовь это жуткая тайна. Кишке только что исполнилось восемнадцать. Мужчина. Тайны хранить умеет. На свой объект сам себе смотреть не разрешает. Во всяком случае не чаще чем один раз в десять минут. Он  с нетерпением ждёт свежайший этюд, сочинённый лишь накануне вечером. Сценку покажут, как только политрук, майор Тихомиров, выпьет нужное количество спирта. Зарисовка, где самодеятельные артисты разрешают себе похулиганить, называется «Гвардейский триппер». Там Кишка Лёше подыгрывает. А в ящике из-под тушёнки лежит реквизит. Кумачовый плакат:

                БАЯН КОЗЕ НЕ НУЖЕН. КОЗЕ НУЖЕН КОЗЁЛ.

Не зря Кишка и про Александрова упомянул. Это чтобы Лёшин авторитет поднять ещё выше. Ведь Кишка абы кому подыгрывать не станет.
   
Хотя, с другой стороны, никто бы и не удивился, если бы режиссёр Александров и в правду обратил на Смирнова своё внимание.

-   Познакомь меня с ним – повелительно, без всяких там «пожалуйста», обратилась Дорит к Диме Мальцеву, переводчику.
 
Дорит уже давно, безошибочным женским чутьём, распознала, что лейтенант штаба дивизии Дима Мальцев в неё тоже влюблён, и как говорит новая начальница военных регулировщиц Галина Сергеевна, из этого парня можно теперь верёвки вить. Хочешь, тонкие, а хочешь толстые. Хочешь справа налево, а хочешь слева направо.

Дима покорно потрусил к центру всеобщего внимания.

Скоро заиграет аккордеон и начнутся танцы. Рано или поздно должен же случиться «белый». Дорит обязательно пригласит этого «прожектора». Вот только как обойтись без переводчика? Она и сама немного могла объясниться по-русски.

Всю войну Дорит провела в артистическом коллективе специального назначения. Они ездили по восточным фронтам с концертами. Поддерживали моральный дух солдат вермахта.

Теперь вермахт, как выражается подполковник Поликарпов, скапустился, и в никакой поддержке более не нуждался.

С августа этого года новые власти Германии дали ей возможность продолжить актёрскую карьеру. Все члены творческой артели стали участниками театральной труппы. Первая постановка, конечно же, из русской классики. Выбор остановили на инсценировке повести Пушкина «Станционный Смотритель». По мотивам повести во времена Гитлера даже сделали фильм. Это чтобы показать что враг в войне вовсе не русский народ и его культура, а большевики. Правда действие было перенесено из России на родину Фюрера в Австрию. А Франц Рёдль играл в этом фильме эпизодическую роль. Если бы не его пристрастие к спиртному он бы смог сделать карьеру в кино. Но в итоге очутился в подчинении у Дорит.
 
Путешествуя по России, любознательная Дорит стала учить русский. Она полагала, что у неё способности к языкам. Ей довольно легко удалось выучить французский и английский. Но русский??? Это очень обескураживающий язык, никакой логике он подчиняться не собирается. Учить его самая настоящая пытка. А так много хочется сказать этому Альйоша Змирнофф.
 
Прежде всего, то что у мальчика великий талант актёра. И будет преступлением если он его зароет в землю.
 
Дорит вздохнула при мысленном упоминании о таланте. Она тоже талант (да, да, тысячу раз да, перед собой скромничать не обязательно). Говорят, что талант это награда. Только это чувствуешь не сразу. Сразу чувствуешь лишь, то  что талант – наказание. Тяжёлая ноша. Особенно когда талант, ещё не признали (и очень может статься, что так и не признают ни-ког-да).

Все окружающие, те кто никакими талантами не обременён, видят лишь то, что ты не от мира сего.
 
И самый тяжёлый вопрос задаваемый талантливому человеку, который делает душе нестерпимо больно:

-  Кто ты?

И надо отвечать.

-   Я талант. Правда не признанный. И я пока ещё никому неизвестен.   
Дорит ещё раз вздохнула. Пожалуй, без переводчика не обойтись. Да только на Диму надежда хилая. Его немецкий очень беден. Лучшее что у него до сих пор получалось – это допрашивать пленных.

Имя, фамилия, звание, номер части, глубина обороны, отвечайте на вопросы, иначе мы вас расстреляем.

Возвышенные материи Диме чужды. Дорит не без оснований подозревала, что даже на родном русском языке он о таких вещах рассуждать не способен. Словарный запас слабоват...
***
…После «белого» танца Дорит пересела рядом с Альйоша. Но, не смогла сказать ему и десятой доли того что собиралась.  Возле них собралось много людей. А как при них поговоришь о сокровенном? Никак не поговоришь.

Дорит общалась с Альйоша без переводчика. Дима успел напиться в хлам. Ей удалось только понять что Альйоша здесь на банкете быть не должен. Он должен быть ещё в госпитале. Однако, от врачей сержант удрал. Да и не сержант он вовсе, а старшина. По немецкой военной градации – фельдфебель. В самом конце войны, в апреле, его тяжело ранили. И он только недавно стал восстанавливаться.
 
Кто-то настоял на том, чтобы Дорит выучила дурацкий стишок. Она его добросовестно выучила, хотя ни капельки не поняла содержание. Стишок такой:

                Папа-Фатер, Мама-Муттер
                Поехали пешком на хутор.
                А там у них авария случилась
                Пять киндер к сроку появилось.
 
Однако, все русские звонко смеялись когда она читала.
 
Потом подошёл майор Тихомиров. Он прекрасно говорит по-немецки. Вот бы попросить его помочь пообщаться с Альйоша. Да только майор не смирится с ролью сугубо переводчика, он обязательно встрянет в беседу и всё общение будет посвящёно товарищу Сталину и ВКП (б).
 
Политработник поинтересовался как идёт подготовка к совместному концерту, который должен состояться седьмого ноября. Ко дню двадцать восьмой годовщины великой октябрьской революции.

Дорит так и не могла понять почему октябрьскую революцию, да ещё ко всему прочему и великую, отмечают в ноябре? Она правда смутно вспоминала, как ей что-то толковали о григорианском и юлианском календарях. Но разве таким убеждённым атеистам какие-то там поповские календари могут быть указом?
 
Дорит уверила майора что готовится. Ей неделю назад предложили на выбор три военные песни. «Синий платочек», «В лесу прифронтовом» «Тёмная ночь».
Она выбрала «Тёмную ночь».
 
                Тёмная ночь,
                Только пули свистят по степи
                Только ветер гудит в проводах.
                Тускло звёзды мерцают.               

Когда она услышала эту песню впервые, то ни слова не поняла. Но сердцем догадалась что песня о любви и ожидании любимого человека с войны. Она хотела предложить вместе с «…ночью» исполнить немецкую песню «Mein kleines Herz schlаеgt nur fuer dich».  Но, передумала. Песня немецкая, стало быть вражеская. И абсолютно ничего не значит что и она о любви и спасении от смерти. Такие песни запрещены. Так надо.
 
А сегодня она не выдержала, пошла на поводу у бабьей глупости, и всё-таки спела немецкую песню про маленькое влюблённое сердце. Все стихли и слушали с большим интересом. У некоторых на глазах навернулись слёзы. Альйоша был очень задумчив.
 
Аккомпанировал ей на гитаре молодой грузин. Сержант Чкония. Хороший музыкант, с лёту «поймал» мелодию. Очень красивый. Дорит старалась смотреть на него пореже и украдкой.
 
Потом подошёл сын бывшего управляющего Замком Фридрих фон Вартенберг. Во времена Гитлера ему удалось добыть освобождение от призыва и он «утешал» многочисленных вдов.
 
Фридрих тоже очень красив. Но его лицо портит надменная печать избалованного ребёнка. К тому же оно весьма аристократично. Он ведь потомственный дворянин. Однако у русских аристократизм не в моде. Популярностью пользуются простодушные, открытые лица. Фридрих это понял и пытается придать себе добродушное выражение. Впрочем, от этих потуг его лицо только портится.
 
Ещё Дорит заметила, что Фридрих приказал своему портному перешить себе штаны. Теперь они стали больше на два размера и перемычка между штанинами свисает чуть ли не до колен. Так Фридрих старается ещё больше быть похожим на русских офицеров.
 
Фридрих убеждён что увеличенная талия на русских штанах не просто так или по недосмотру. Это довольно тонкий намёк, продемонстрировать что обладатель имеет огромное «мужское достоинство». И его надо где-то размещать.

На самом деле, как Дорит объяснил майор Тихомиров, это для того чтобы штаны, во-первых, не стесняли движений, а во-вторых, были бы универсальны.

В немецкой армии брюки подгоняли по фигуре. И их мог носить только определённый тип людей. А в русской армии солдаты и офицеры могут меняться одеждой без осложнений.
 
Пожалуй, русский мундир укрепится в моде на ближайшие сто лет.

И кроме мундира будут популярны и русские песни и русские фильмы.
 
Ещё во время войны Дорит представился случай, убедится в таланте актёров самой огромной страны.
 
Это случилось в тысяча девятьсот сорок втором году под Краснодаром. Они только что дали концерт и их собирались увезти в Германию на самолёте, однако в последний момент выяснилось, что все в самолёт не поместятся, потому что срочно должны эвакуировать раненных.
 
Для Дорит место, без всяких сомнений, нашлось бы. Но она предпочла вылететь следующим рейсом. Уж очень не хотелось видеть страдания и вдыхать тяжёлый воздух от гниющих ран и хлорки.
 
А на следующее утро должны отправлять самолёт командующего. Там уж гарантированно никаких раненых не будет.

Ночь Дорит провела в импровизированном офицерском общежитии танковой дивизии.
Вечером появились разведчики. Помимо того, что сумели взять языка, целого майора красной армии, им ещё удалось отбить русскую кинопередвижку.

Там было два фильма. Из госпитальной простыни, сохнущей на бельевой верёвке, соорудили экран.

Первый фильм назывался «Весёлые ребята». Дорит он не понравился. Хотя ей его переводили. Лейтенант Леман, прекрасно знал русский.
 
Фильм с сомнительным чувством юмора. Главная героиня – никакая. Неискушённым может показаться, что она подражает Марлен Дитрих, но на самом деле она старательно копировала давненько вышедшую из моды Грету Гарбо, но никак в этом не преуспела (хотя, объективности ради, следует отметить, что Дорит не жалует женщин, которые похожи на неё).

Единственное что понравилось в фильме – это песни. Особенно про сердце, которое, как перевёл Леман, не хочет покоя.
 
Когда первое кино закончилось и стали заряжать второе, Дорит хотела пойти спать.  Лемана вызвали в штаб, а по сему, кино придётся смотреть без перевода. Однако офицеры уговорили её остаться. И она не смогла отказать тем более что у одного из них нашёлся настоящий кофе. Никакой не эрзац. Дорит уже забыла вкус этого напитка.
 
Второй фильм назывался «Подкидыш». Его пробовал переводить другой офицер (Дорит забыла его имя), но он не очень хорошо знал русский. Ему удалось перевести только название.
 
Вот этот самый фильм неожиданно для самой Дорит оказался вовсе даже не дурён. Не смотря на то что она не поняла ни слова. Хотя нет. Одну фразу она всё-таки поняла. Причём самостоятельно. «Муля, не нервируй меня».
 
Муля, это наверняка русское, мужское имя. Того самого бедолаги, кому адресована фраза.
 
«Не» - безусловно отрицание. Оно отдалёно похоже на немецкое слово «нихт».

«Нервируй» - совершенно понятно что речь идёт о нервах. Термин родом из латыни, перекочевал с небольшими фонетическими изменениями и в русский и в немецкий. Да куда он только не перекочевал?

«Меня» - самое лёгкое для понимания слово. Во многих европейских языках местоимения «мой, моя, меня,…» звучат похоже. По-немецки «михь, майн», по-французски «мон, моа», по-английски «май, ми», по-итальянски «мио». Значит и по-русски будет как-нибудь похоже.
 
Короче говоря, эту фразу следует понимать как «не действуй, Муля, мне на нервы».

Бедный Муля, высокий, худой, черноволосый мужчина даже и не дерзал никого нервировать. С первого взгляда было видно, что он абсолютный подкаблучник.
 
Актриса, которая произносила эту фразу, по сценарию фильма никто иная как жена Мули, в высшей степени, уникальна. Ни капельки ни на кого не похожа. Очень яркая индивидуальность. Невиданное дело – каждое её появление на экране все встречали аплодисментами. Дорит тоже.
 
Кстати, на других зрителей фильм произвёл неизгладимое впечатление.
Если самое первое кино солдаты и офицеры наблюдали без энтузиазма, громко разговаривали между собой, смеялись над собственными шутками, некоторые даже стали играть в карты, то вторую кинопьесу смотрели исключительно внимательно. Если и разговаривали, то комментировали, что происходит на экране. Высказывали предположения о развитии сюжета. А у фельдфебеля Энке вдруг покраснели глаза. Он не смог сдержать слёз. Никто не посмел даже попытаться сострить на эту тему. Все знали, что у фельдфебеля погибла маленькая дочь в Гамбурге, во время бомбёжки.
 
Реакция Энке очень даже понятна, ведь главная героиня фильма, маленькая девочка, очевидно она тот самый «Подкидыш» и есть, буквально влюбила в  себя всех присутствующих.
 
После фильма эту плёнку разрезали ножницами, каждый стремился получить кадр с девочкой-подкидышем.
 
А Дорит не успокоилась пока не узнала имя актрисы произносившей фразу «Муля, не нервируй меня». Её зовут Фаина Раневская. Дорит мечтает, встретить её в реальной жизни.
 
Ещё когда все они были уверены в победе германского оружия, Дорит поклялась себе употребить всё своё влияние, чтобы с Фаиной не случилось ничего плохого. Ну, а когда стало очевидно, что фишка выпадает не туда,  Дорит просто хотела воочию выразить великой актрисе своё почтение. Ведь должна же та когда-нибудь приехать в Германию, посмотреть кого победили её соотечественники.
 
И с того самого времени, то есть с сорок второго года, Дорит запала на русское кино. Она ещё в гитлеровские времена, а это было небезопасно, просмотрев многие кинокартины, укрепилась во мнении, что в Советском Союзе создавались фильмы до которых даже Голливуду не угнаться. В первую очередь «Чапаев», «Семеро смелых», «Маскарад». И особое место занимает «Броненосец Потёмкин». Это произведение в никаких оценках не нуждается. Потому что стало легендой уже при жизни его создателей…
***
…Напротив театральной Примы сидели мрачные сержант Чкония и лейтенант Сорокин. Хотя ещё часа два назад, до того как начался банкет, они были радостны, подобно всем остальным.
 
Чкония рассказывал, как пятилетний мальчик Пауль,  впечатлившись от романа Дюма, который ему за неимением сказок более старшие дети частенько читали на ночь вслух, вызвал на дуэль кота Грау. Грау никак не мог понять чего от него хотят и когда Пауль стал размахивать прутиком, который служил на самом деле мушкетёрской шпагой, кот убежал. Отважный мушкетёр расценил сей поступок как капитуляцию и присудил победу себе.

Кстати, не далее как сегодня, дети дали коту новое имя. Теперь он не Грау, а Мурзик. Хотя, казалось бы, для немецких детей русское слово «Мурзик», и ни тёплое и ни холодное. Однако, регулировщицы, молодые девчонки, самой старшей из которых двадцать пять лет и её называют Галина Сергеевна, понятия не имели что за имя у кота. Они его прозвали Мурзик. И когда они подзывают кота, чтобы покормить и потискать, они произносят слово «Мурзик» так, что маленькие немцы сразу верят в то что «Мурзик», самое домашнее слово на Земле. Домашнее!!! Чтобы по-настоящему понять, что такое «Домашний», надо стать бездомным. Иначе, бесполезно и пытаться…
 
…Пауль, жертва войны, его как и многих других подобрали на улице советские солдаты. Таких беспризорников собирают теперь в бывших казармах SS, в тех что остались более или менее целыми после бомбардировок.

И когда выпадает свободная минутка каждый воин спешит провести её в том детском доме. Потому что дети помогают забыть о войне. Ну, а взвод  военных регулировщиц, состоящий исключительно из женщин, разместился в тех же казармах. Спасибо хлопотам Галины Сергеевны. Это ей удалось, благодаря тонко сплетённым интригам, добиться от командования расселения на нужном объекте.
 
И теперь дамы взяли над детьми шефство. Языковой барьер не может мешать общению. Потому что доброта, ласка и забота в переводчиках не нуждаются. Одно плохо (а может и хорошо). Ревут бабы часто. Не при детях конечно. А так, у себя в казарме. В свободное от службы время. Вспоминают детские лица – и понеслась. Глаза на мокром месте.
 
Детей на банкете нет. У них будет завтра свой утренник. И многие свободные от нарядов регулировщицы сейчас там в сиротском приюте. Они предпочли лишнее время провести у детей, чем очередной раз повеселиться.
 
И сейчас, то тут, то там, кто-то из участников банкета укладывает яства в заранее приготовленные пакетики, мешочки, сумочки. Это всё для детей. Пусть полакомятся.
 
Сержант Чкония тоже отложил для Пауля, приличный кусок торта. Пауль, или на грузинский манер Павлико, любимец сержанта. Мераб Чкония всё пытается выяснить, почему у местного ребёнка, чёрные как смоль волосы вьются невообразимыми, совершенно не арийскими кудрями. И что ещё более удивительно, Пауль повторяет за Мерабом грузинские фразы, «рогу раха биджо?», «матлоб батоно», «Нело, нело». И получается это у ребёнка совсем-совсем без акцента.

Может он грузин? Но, как он мог попасть из Грузии в Германию? Вермахт до Грузии не добрался. Хотя горные стрелки из дивизии «Эдельвейс» могли наблюдать земли Сакартвело в бинокль, находясь на вершинах Главного Кавказского Хребта. И уж наверняка Абвер засылал туда своих агентов. Может быть те агенты и вывезли мальчика?
      
Мераб пробовал расспросить ребёнка через Диму Мальцева, но ничего путного выяснить так и не удалось.
 
Во-первых, Дима, придурок. Разговаривает с ребёнком, как будто пленного допрашивает.

Во-вторых, Мераб уже не пятой минуте разговора оскорбил старшего по званию лейтенанта и послал, куда подальше.

Родителей своих Павлико, не то чтобы не помнит, просто толком не может ничего о них рассказать. Да, он помнит маму. Да, он помнит папу. Но куда они подевались? Папа уехал давно. Как давно, ребёнок не мог объяснить. Для него очень трудно уяснить временные промежутки. Малыш совсем не понимает, что такое год? Что такое месяц? Он с трудом понимает, что такое неделя. Хорошо понимает, что такое день.
А маму последний раз он видел тоже давно. Однажды утром она долго не выходила из спальни. И Пауль её ждал, потом не выдержал и вошёл. Мама лежала в кровати и не хотела просыпаться, хотя Пауль очень старался её разбудить.

Дальше мальчик рассказывал очень сбивчиво. Про какую-то тётю Эльзу, которая увела его из дома. Как они шли с ней по улице. Раздался громкий бабах. Тётя Эльза упала и тоже не хотела просыпаться…

…Более сержант слушать просто не смог. Слушать такое – выше его сил. Он прижал мальчика к себе. По щеке грузина скатилась крупная слеза…

…С Паулем Мераб познакомился неделю тому назад. Как раз после того как роту, в которой он служит, сняли с транспортировки пленных и перевели сюда, в Радебойль.
Наверное Мераб так бы до сих пор и возил пленных, если бы во время последней транспортировки один из них не сбежал. Про этого пленного никто толком ничего не знал. По документам немец. Но, на самом деле русский. Впрочем, про ту историю в роте вспоминать особо не любят. Мераб тоже.
 
Что не делается, всё к лучшему – гласит народная мудрость. Если бы не побег, Мераб не познакомился бы со славным немецким мальчиком…
***
…Накануне банкета, неумолимое время уже отсчитывало последние минуты, когда у Чкония и Сорокина были счастливые и беззаботные лица. Они помогали накрывать на стол. Их разговор стремительно перескакивал с темы на тему. Как это бывает у всех счастливых людей. То Пауль, то планы на послевоенное житьё, то выдающаяся грудь немецкой артистки Дорит – вот такие темы.

Конец полёту души положил проходивший мимо Лёша Смирнов.

-   Смирнов, ты что? Сдурел? -  гневно крикнул лейтенант Сорокин.
Смирнов тащил огромный чан к костру. В чане всё необходимое для  первого этапа приготовления шулюма.
          
-   У тебя швы разойдутся. Чан же тяжёлый – продолжал кричать Сорокин устремившись к Лёше, чтобы помочь донести пока ещё сырое кушанье.
 
Мераб Чкония и Гриша Сорокин оттеснили Лёшу от чана и вдвоём понесли ёмкость.
 
-   Как ты его один пёр? – возмутился в свою очередь Мераб – В самом деле, Лёша. Это же не шутки. Я вон сколько раз видел, как у бойцов швы расходились. Мало того что из госпиталя бежал, так и помрёшь после победы. Слыханное ли дело?
 
-  Да, как мне не бежать из госпиталя, хлопцы? – заговорил Лёша – Меня ж после выздоровления сразу комиссовать должны. И это железно. Прямо с койки на паровоз и тю-тю, в Ленинград. А мне бы товарищей увидеть. Как узнал, что моя рота сюда под Дрезден направлена, так и дунул. А то потом когда ещё свидимся?

-  Да тут не только твоя рота – отвечал ему Мераб – тут и нас разместили.

-  Ну вас тоже можно считать своими – радушно отвечал ему Лёша –  пусть и разных ротах, и в полках разных. Зато дивизия, одна. А значит, по любому мы однополчане. Просто слова такого не придумали. Однодивизники. А сколько раз на войне пересекались?

- Ну, нельзя сказать, что особенно часто – произнёс Сорокин – но, тебя Лёша все знали. Руководитель фронтовой самодеятельности. Неделю здесь с тобой кантуюсь и всё стесняюсь спросить, отчего это у тебя погоны сержантские? Разжаловали? Ты ж вроде старшиной был.

-  Старшина и есть. Просто, это клифт не мой. Мою гимнастёрочку главврач госпиталя заныкал. Знал, зараза, что я ходу дать хочу. Этот прикид я в очко выиграл.

-    В очко-то, надеюсь, не без карт играли? – шутливо осведомился Мераб.

-    Ну что за бескультурье, Мераб Автандилович, вы же красноармеец – в тон ему ответил Лёша – Конечно мы играли в карты. В очко без карт только фашисты гоняют. Кстати, тот у кого я выиграл, вы его законно знать должны. Сержант Соломко.
 
-   Сержант Соломко?- дружно, не сговариваясь, переспросили лейтенант и сержант.
А Мераб уточнил:

-  Тот самый, который Гинеколог?

-  Да, он самый. Гинеколог. Знаток женской изнанки – жизнерадостно ответил им Смирнов – он завтра утром обещал приехать, как только ему гипс снимут.
 
-  Ух ты, у нас в госпиталях гипс появился? – удивился Гриша.
 
-  Да трофейный – объяснил Лёша – там рядом немецкий склад был.

-  А как же Гинеколог приедет, если ты у него мундир в карты выиграл? – спросил Мераб.

-  Ой, а то вы Соломко не знаете? Он любой мундир достанет. Законно, вам говорю. Если надо, то и генеральский.
 
-  Что есть, то есть – весело подтвердил Чкония.
 
Но весёлость его уже была наигранна.
 
-  Ну, ладно ребята, спасибо что помогли – сказал не заметивший перемены в собеседниках Лёша Смирнов – я на кухню пойду. Девчонкам малёхо подсобить, картохи почистить. Физкультпривет.
   
Как только Смирнов ушёл, необходимость играть в веселье тут же отпала. Лица Сорокина и Чкония стали мрачны. И пользуясь тем, что на них мало обращают внимания из-за всеобщего веселья, остаются мрачными уже долгое время.  Банкет начался и подходит к первой четверти, а Чкония с Сорокиным так и не повеселели, всё потому что думы у них не радостные.
 
Хотя, смех за столом уж стих.  И вот почему. Майор Тихомиров имел неосторожность громогласно заявить Смирнову:

-  Быть тебе Лёха великим комиком, талант у тебя…

-   Ну почему же только комиком – отвечал майору Смирнов – я и драматическое отжарить смогу.
 
-   Ой ли? – усомнился майор.
 
Лёша подошёл к сомлевшему и лежащему на траве Диме Мальцеву. Взял валявшиеся рядом тонкие очочки, надел их. И лицо его мгновенно преобразилось. Записной весельчак куда-то исчез и вместо него стоял то ли Вронский, возлюбленный Анны Карениной, почему-то в форме сержанта Красной Армии. То ли граф Монтекристо. А может быть Чацкий, собственной персоной.

Но нет, как только персонаж начал произносить монолог, выяснилось, что это Гамлет. И пусть принц Датский очков не носил даже немцы сразу сообразили чей это монолог, хотя он в русском переводе, а понимать по-русски они, ну никак не могли:

       Достойно ль смиряться под ударами судьбы,
        Иль надо оказать сопротивленье
           И в смертной схватке с целым морем бед
                Покончить с ними? Умереть. Забыться.
                И знать, что этим обрываешь цепь
                Сердечных мук и тысячи лишений,
                Присущих телу. Это ли не цель Желанная?
                Скончаться. Сном     забыться.

-   Ох, Лёха. Отжарил. – Вскричал растроганный майор – Ей Богу, отжарил.


Дорит молчала, потрясённая, не в силах поверить в происходящее. Настолько невероятна метаморфоза произошедшая с этим милым увальнем. Как только сумел вот этот простак неуловимо превратиться в особу королевской крови? И так убедительно, что все присутствующие немецкие актёры после первой же фразы произнесённой на совершенно непонятном для них русском языке, догадались что это один из самых известных шекспировских монологов, который втайне репетировал перед зеркалом любой актёр в этом подлунном мире.
 
Потом она начала прикидывать, куда можно спровадить десятилетнюю дочку Катрин. Этого мальчика надо непременно пригласить к себе домой…

Артист из её труппы, Рёдль, жахнул стакан спирта, как заправский русский человек.

 Он вспомнил воскресное утро. Двадцать второе июня, тысяча девятьсот сорок первого года. По радио объявили что Германские Войска перешли границу с Советской Россией. Франц тогда только зевнул. То известие для него было отнюдь не главным.

 Он с нетерпением ждал спортивного раздела в новостях. Хотелось послушать комментарии о предстоящем матче Рейхсчемпионата по футболу между любимой командой «Бавария» из Мюнхена и заведомым фаворитом, фанатом которого является сам Адольф Гитлер. Клуб «Шальке 04» из Гельзенкирхена. На победу «Баварии» надежды мало. Главный тренер, Еврей по национальности предусмотрительно сбежал в Америку. С кем теперь прикажете играть? Непонятно А тут какая-то Россия…

Вот когда в тысяча девятьсот сороковом, в мае, пошли в поход на Францию, вот тогда страшно было. Как же всё выйдет? Французы отменные вояки. А после всесокрушающего немецкого триумфа и парада по Елисейским Полям, Франц уверовал, что Вермахт непобедим. И что такое русские против французов? Всё равно что кошка против тигра. Его весёлый сосед по лестничной площадке Дитер Шёнберг, прокомментировал это событие так:

-   Россия, это страна где правят бал антисанитария и хронический алкоголизм. Поэтому всех этих сивобородых ортодоксов вместе с их потным бабьём наши бравые парни должны быстро отправить куда-нибудь туда, за Урал, в мохнатую Сибирь, кушать тухлятину.
 
Однако, вот оно как всё вывернуло. Теперь спустя четыре года эти русские  ортодоксы (далеко не все из них носят бороду, тем более сивую) изрядно поглумились над немецкими парнями и вот угощают оставшихся в живых вкусной и полезной пищей. Разве не удивительно? А их бабьё, вовсе не бабьё, а очень красивые женщины и пахнет о них не потом, а манящей, волнующей тайной.

И стоит ли после всех тех событий удивляться, что в каком-то занюханном русском гарнизоне вдруг отыскался среди простых (простых ли???) солдат такой талантище, каких Рёдль и не видывал ни разу. А он много кого перевидал. Он побывал в Италии, стране искусств. До тридцать третьего года и в Голливуд удалось прокатиться. До сих пор жалеет, что не остался, хотя возможность была. Точно была. А теперь ему предстоит жить и тосковать в стране, где коричневых уродов сменили красные.
 
Пожалуй, надо ещё один стакан жахнуть, иначе от этих русских с ума сойдёшь.
 
Гельмут Шульц задал себе вопрос:

-   А смог бы я произнести этот монолог на моём родном немецком так, чтобы все те кто не знает по-немецки ни слова поняли, что это Гамлет?

Ответ был честен, поэтому неутешителен.
 
Анна Краузе думала тоже самое об Альйоша, что и её заклятая подруга. Но понимала, что у неё в отличие от Дорит шансов нет. Русские мужчины уважают дам, чтобы в теле, чтобы дебелые. А что Анна? Её театральное амплуа - травести…
***
Мераб и Григорий даже и не заметили оглушительного успеха Лёши. Ибо у них уже почти был готов план.
 
Прежде чем его составить они долго сомневались. Нужно ли это вообще? Потом решили что нужно. Хотя всеми силами хотели надеяться, что всё обойдётся. Однако, если оставаться честными с самими собой, то на хороший исход рассчитывать не приходилось.

-  Эх, Соломко, Соломко – уже в который раз повторил Гриша – как бы тебя образумить-то?

-   Никак ты его, Гриша, не образумишь – возразил ему Мераб.

Соломко – имя для роты, которой командовал лейтенант Сорокин было поистине легендарным. Да и не только для роты. В дивизии его имя гремело. Да и на всём фронте мало таких, кто о нём ничего не слышал.

Сокурсники по специальной военной школе, в которой он учился накануне войны прозвали его, Гинеколог. Колю Соломко очень любили женщины. И он их любил в ответ. Знал как найти подход, потому что всегда интересовался их психологией. И по части любовных утех был он виртуозом. Ведомы ему были секреты женского тела. Этими секретами он охотно делился с приятелями в казарме после отбоя. Отсюда и прозвище.
 
-  А помнишь, Мераб, как про Соломко тот же Лёха сказал?

-  Конечно, Гриша, помню. Он сказал, что если бы такие люди как Соломко командовали армиями, мы бы выиграли войну ещё в сорок первом. Ну, в крайнем случае в сорок втором.
 
-   А ты знаешь, что он до войны командовал спецгруппой?

-  Знаю. Его в начале сорок третьего в Сталинграде разжаловали, хорошо, что не расстреляли, а могли бы. Ударить по уху не кого-нибудь, а самого представителя комитета обороны. Фамилию его вот только забыл…

-   Кого ты имеешь в виду? – спросил Сорокин.

Над Замком вновь раздался дружный хохот. Лёша всё-таки показал миниатюру «Гитлер капут».

-   Ну этот, у него ещё лицо на жопу похоже.

-   Никита Сергеевич. Хрущёв?
 
-   Вот, вот.

-   Когда я в первый раз ту историю услышал, так мне сразу захотелось нарезаться вдрыск и не трезветь никогда-никогда.
 
Упоминание о выпивке было понято как прозрачный намёк. Лейтенант разлил спирт по кружкам. Друзья выпили не чокаясь. Совсем по чуть-чуть, для запаха. Им сегодня пьянеть не рекомендовано.  И каждый из них погрузился в воспоминания. 
***
…Это был, как любили выражаться в Красной Армии, самый первый залёт, капитана Соломко. До этого никаких нареканий, даже устных, и Боже упаси письменных А тут удар в ухо, члену военсовета.

А всё из-за чего? Из-за торжественного ужина. Ужин в честь пленения генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. Знатного пленного знатно и уважили. Потчевали балыками, курами жаренными и варёными, икоркой красной и чёрной, разумеется водочка, коньяк без меры. Изголодавшийся немец кушал охотно. Забыл что у него проблемы с желудком. Пришлось врача вызывать. Ничего страшного. Привели военного начальника в норму.

А Соломко ведь сам в первый год войны побывал в немецком плену.

 
Когда он слышит рассказы других бойцов попавших в плен к немцам, то всегда морщится от откровенного вранья. Все рассказы похожие, как однояйцовые близнецы. Мол, потерял сознание. Очнулся. Уже в плену.

-   Да нужен ты больно немцам – вскрикивал в сердцах Гинеколог – чтобы тебя раненого, да ещё без сознания, зачастую обосранного и обосанного, куда-то тащить. Закалывают они таких красавцев штыками, или ножами, если штыков под руками нет, чтоб патронов не тратить.
 
Соломко откровенно сознался, что поднял руки вверх, когда кончились боеприпасы. Последнюю пулю истратил на фашистюг. Стреляться не стал. Зачем? Мёртвый ты уж точно для врагов безопасен. А жизнь, она надежду-то даёт.

Бежал он из плена через три дня. Вместе с ним в том плену оказался один красный генерал. Так вот немцы его балыками не баловали. Для разминки лицо в месиво превратили…

…И абсолютно дисциплинированный доселе капитан Соломко, увидев как потчуют немецкого фельдмаршала пришёл сначала в оцепенение. Он надеялся что здесь какая-то военная хитрость. Но потом, после ужина он специально разыскал товарища Хрущёва в коридорах штаба. Кстати говоря, никто до сих пор не может понять, что за странная дружба между простым капитаном и высокопоставленным Хрущёвым. Тем не менее капитан называл его на ты. Так вот он спросил Хрущёва.

-  Никита, как такое может быть? Этому фашистскому хряку даже руки нельзя подавать. Ведь за такое ведение войны, без благородства и правил, в любой приличной кампании принято натурально топить в дерьме. А ты не только ему руку пожал, ты и водкой с ним чокался. То есть присвоил ему высокое звание «Собутыльник члена комиссариата обороны». Никита, ты что творишь? Кислота ты дурильная.
 
Раскрасневшийся после выпитого и съеденного Хрущёв только досадливо поморщился и сказал:

-   Послушай, Гинеколог. Не твоего ума это дело. Тут...
 
…Хрущёв хотел сказать что-то ещё, но не успел. Раздался характерный чмок. Это кулак Соломко встретился с ухом члена комиссариата обороны…

…О том что именно происходило дальше ходят самые разные толки. Вроде Хрущёв кричал что расстреляет капитана лично.
 
А вроде ничего не сказал и ушёл молча.
 
Есть ещё версия что Хрущёв кричал «Помогите, помогите».

Однозначно ясно только то что Соломко разжаловали в рядовые. Потом зачислили в диверсионный отряд НКВД и забросили в тыл к немцам. В Белоруссию. В густые леса под городом Пинском.

Вот про Пинск совершенно достоверно известно, что Соломко вновь получил офицерское звание. А немцы сулили триста тысяч рейхсмарок за его голову…
***
…Гриша и Мераб лично познакомились с Колей Соломко в сорок четвёртом, когда тот снова стал рядовым бойцом. Тогда Красная Армия освободила Пинск и все партизанские отряды, действовавшие в окрестностях этого белорусского города, влились в её ряды.
 
Соломко командовал одним из самых крупных отрядов. В регулярных частях он получил погоны майора. Но, уже через неделю их лишился. И опять, как и в Сталинграде ему грозил расстрел. Но ограничились лишением воинского звания.
 
Майор Соломко проигнорировал приказ командира дивизии форсировать Буг и закрепиться на плацдарме.
 
Тем самым сорвал наступление затеянное чтобы взять польский город ко дню рождения новой фаворитки маршала Жукова.
 
Польский город взяли на три недели позже, зато было спасено несколько десятков бойцов, которые скорее всего погибли бы при форсировании.
***
Пришёл Соломко в роту к Сорокину во время затишья. Их как раз отвели с передовой в тыл для отдыха и докомплектации. Поначалу на новичка мало кто обращал внимания. Да и Николай старался держаться незаметнее. А если он в чём-то постарается, то сделает это без единой помарки.
 
Неделю отряд пробыл на отдыхе, а Соломко даже в лицо мало кто запомнил. Проявил он себя уже на передовой. И как проявил!!!
 
…Была короткая и яростная атака на высоту. Яростная – потому что высота та была нужна позарез. Удобна она для обстрела наших позиций. И через те обстрелы много людей гибнет. Короткая – потому что быстро захлебнулась. Уж очень опытные и хладнокровные пулемётчики оказались у немцев.

А тут ещё начался миномётный обстрел. Поэтому возвратиться в свои окопы стало невозможным.

Мераб и Гриша плюхнулись в первую попавшуюся воронку. Туда уже набилось ещё с десяток наших бойцов.
 
С неба моросил холодный дождь. Невыносимо осенний. Хотя на дворе только середина лета. Вода в воронке доходила до самого мужицкого срама. На только что собранных носилках (две наскоро обструганные жердины и накинутая на них плащ-палатка) лежал смертельно раненый новобранец Натан Раслович. Интеллигентный скрипач из Москвы. Записался на фронт добровольцем. В военкомат пришёл прямо в день своего рождения. Восемнадцать лет.

Он мужественно терпел нечеловеческую боль, эту мрачную спутницу раны в живот. Но смириться с тем, что он уже не жилец, Натан до неприличия не хотел.
 
-  Да как же так. Я вот только один раз в жизни целовался. Со Светкой Свиридовой. А дальше ни-ни. Даже за грудь не дала подержаться. Говорит, меня интересуют мужчины только с серьёзными намерениями. А я ей, пойми девочка, намерения у меня самые серьёзные. Ведь правильный половой акт, который доставляет истинное наслаждение и мужчине и женщине это крайне серьёзно. И никак нельзя относиться к этому легкомысленно. А она, дура, мне договорить не дала. Влепила пощечину...
 
Ребята старались на него не смотреть. Отводили глаза. Так случилось что в той воронке, все кроме Натана – бывалые. Смертей повидали больше чем крупинок в каше.

 А вот такой видеть им не доводилось. Столько отчаяния в его глазах, столько мольбы, что даже убеждённый атеист, Вася со Ставрополья, который, как никто другой умел с особым чувством читать вслух передовицы из «Правды» и «Красной Звезды», истово без перерыва осенял себя Крестным Знамением.
 
А уж когда Натан начал стонать и стон тот переходил в вой, многие мужики заплакали.
   
Вот тут и проявился впервые Коля Соломко. Он нежно погладил Натана по щеке и тихо проникновенно шепнул:

-   А ты ведь уже умер Натанчик. Умер.
 
-   Как это умер? – недоумённо спросил Натан.

-   Но ведь тебе уже не больно? – ответил вопросом на вопрос Коля.

-   Точно не больно – обрадовано подтвердил юноша.
 
Все присутствующие затаили дыхание.
 
Даже разрывы смолкли. Но, здесь никакого чуда нет.

Просто фашисты увидели что красноармейцев нигде не наблюдается. Ну, а коли оно так – зачем мины тратить?

-  А если бы ты был живой – продолжил Коля – рана бы всё ещё болела бы.

-  Это что получается? Выходит после смерти есть жизнь?

-   Ну если выразиться упрощённо, то да. После смерти есть жизнь.

-  Так нас же в школе учили, что это поповские выдумки.
 
-  Оказывается нет. И советские учёные уже близки к открытию. Больше того, никакого противоречия с научным материализмом здесь нет.
 
Вася, который являлся не только агитатором, но и штатным санинструктором, хотел было возмутиться и громко сказать, что слова Соломки чушь, но Лёша Смирнов показал ему кулак и Вася благоразумно промолчал.
 
А Соломко продолжал говорить. Всё так же тихо и проникновенно.
 
-   Твой мозг ещё будет продолжать работать какое-то небольшое время, хотя тело уже умерло. То что ты сейчас видишь перед собой на первый взгляд – галлюцинация, но на самом деле природа даёт тебе информацию о том, что будет происходить с тобой дальше.

Натан, аж приподнялся на локотке.

- И что же? – Спросил он дрожащим от волнения а вовсе не от боли и отчаяния голосом.

-   Ты потеряешь сознание. Это будет выглядеть как будто ты провалился в чёрную дыру. Потом придёшь в себя. Очнёшься в госпитале. Всё что ты слышал сейчас покажется тебе просто бредом. А потом тебя ждут большие свершения. Ты быстро пойдёшь на поправку. А уже в начале декабря ты будешь брать Берлин. И именно тебе удастся застрелить Гитлера. Разумеется, тебе без промедлений присвоят звание «Герой Советского Союза». А Светка, когда ты вернёшься в Москву, будет дежурить под твоими окнами лишь бы тебя увидеть и поймёт какой же дурой она была. В августе следующего года ты поступишь в консерваторию. И уже со второго курса будешь давать концерты по всему миру. Люди будут восторгаться твоей музыкой, как когда-то восторгались музыкой скрипача Паганини. И во всей той твоей жизни не будет ни одного желания, которое бы не сбылось. Тебе будет казаться, что прошло семьдесят лет, пока ты состаришься и умрёшь счастливый на мягкой перине в окружении детей и внуков и правнуков. На самом деле вместо семидесяти лет пройдёт только несколько минут. Это не просто реакция мозга. Это по-настоящему дарованная жизнь. Хорошим людям – счастливая. Плохим – несчастная.

-   А я буду в этой жизни красивым? – задал не вполне мужской вопрос Натан.

-   Видишь ли – начал живо и подробно объяснять ему что-то очень глобальное Коля, но внезапно осёкся. Замолчал.
 
По лицам бойцов пробежала тень недовольства. Они хотели слушать дальше.

-  Он умер – произнёс Соломко уже другим, очень уставшим голосом.

Побелевшие губы мёртвого Натана застыли в мечтательной улыбке…
***
…Мераб и Гриша наиболее часто вспоминали именно эту историю связанную с Колей Соломко. Хотя историй связанных с ним не счесть. Каждая чем-то знаменательна. Но все остальные имеют чёткое научное обоснование и к чудесам причислены никак быть не могут. Впрочем и этой истории нашлось вполне рациональное объяснение.
 
Соломко, как потом выяснилось, обладал даром гипноза. Правда не столь ярко выраженным. На его месмеризм поддавались лишь легко внушаемые люди. Натан был из их числа. Поэтому ему удалось внушить, что мучительная боль отступила. И соответственно далее махровый материалист и вправду поверил что он уже на Том Свете.
   
-   Хотел бы я чтоб после смерти и в правду всё происходило так, как обрисовал это Гинеколог – молвил задумчивый Мераб.

Гриша покивал головой, грустно улыбаясь. Он прекрасно понял о чём речь, хотя Мераб и не говорил что вспоминал именно этот случай.
 
 Гриша сам его вспоминал.

-   Я бы хотел, чтобы Нино меня полюбила, а не Дато Мингрела. – Произнёс Мераб, закрыв глаза.

-  А я вот, счастливый человек, ничего менять не хочу, ну разве что пусть все кто погибли живыми бы остались. И наши и немцы. Да, ёк макарёк, чего это я разнюнился. Пусть идёт как идёт. О другом думать надо – ответил на размышления Мераба лейтенант.

Гриша Сорокин задымил своей знаменитой трубкой. Ещё час назад для курения необходимо было встать из-за стола и пройти лужайку, но по мере выпитого спирта застолье становилось всё более непринуждённым.
 
Вслед за командиром закурил и Мераб. Сладко затянулся дымом, выпустил колечки. Ему удалось сразу три, одно за одним. Точно так же как в тот апрельский вечер в пропахшем гарью пригороде Берлина. Этот вечер он запомнит на всю жизнь. Стоит только закрыть глаза…
***
…Вот он. Вечер, шестого апреля, тысяча девятьсот сорок пятого года...

…Даже неопытным бойцам стало ясно, что это затишье продлится самое малое час. Пока не доставят боеприпасы, никто не посмеет требовать продолжения наступления. Ну, а немцы, те что обороняли этот дом, уже мертвы. До ближайших живых врагов нужно пройти рыночную площадь и целых три дома. И там их плотно обложили ребята из Войска Польского.
 
Можно отдышаться, перекурить, погрызть сухарики. А самое главное можно быть почти уверенным, что жизнь в ближайший час не прервётся.
   
Соломко, Сорокин и Мераб расположились в помещении, являвшимся самым целым в квартире. Здесь явно угадывалась бывшая кухня.
 
Мераб прикрыл глаза и представил, что нет никакой войны и он не в Германии а в родном Тбилиси. Усталый и потный присел отдохнуть под тополем после трудной футбольной игры на пустыре. За рекой Курой.

Рядом слышно как тяжело дышат Гиви и Резо, элита их дворовой команды. Мераба другие мальчишки тоже причисляли к футбольным аристократам.
 
Соломко и Сорокин, да и Мераб по умению воевать тоже элита их роты. Интересно, что у Мераба получается лучше? Воевать или играть в футбол?
 
Мераб мотнул головой, отгоняя глупые мысли. Как же можно это сравнивать? Своим умением обводить чужих игроков буквально на носовом платке Мераб справедливо гордился. А вот об умении убивать людей он желал бы забыть сразу после войны. 
Но вряд ли получится. Им предстоит дело гораздо опаснее нынешнего. Надо убить самого главного тирана. По сравнению с ним, вегетарианец, спрятавшийся сейчас в бункере просто кузнечик. 

Спасибо Коле Соломко это он открыл глаза, кто такой на самом деле Иосиф  Виссарионович Джугашвили.

Мераб в тот апрельский вечер не уставал благодарить судьбу, что она свела его с таким человеком, как Коля. Это он, а не Соркин, фактически командовал ротой.
Но, Гришино самолюбие нисколько от этого не страдало. Лейтенант был горд что майор (а по справедливости и здравому смыслу он именно майор), высоко ценил его умение воевать. Кроме Сорокина Соломко выделил ещё двоих. Мераба, и Сашу Новикова.

Этой троице Гинеколог присвоил категорию номер один. Всю остальную роту он также поделил на категории. Всего получилось их тридцать. По два или три бойца в каждой. В зависимости от категории, каждый солдат получал своё место в бою. Номер категории зависел от того как воин умеет воевать. Например, насколько он сноровист в рукопашном бою. Вон Коля рукой ударит так, что лицевая кость у противника трескается. Как будто не кулак это, а приклад.
 
Или как боец умеет не подставляясь пулям идти в атаку.
 
Жалко только, что первая категория лишилась одного своего человека. Сашу Новикова. Он подорвался утром на мине. Глупая смерть.
   
Гриша Сорокин всячески хлопотал перед командным составом о возвращении Соломко офицерского звания, но всё чего удалось добиться – чин сержанта и должность заместителя командира взвода.
 
Полковое и даже дивизионное начальство видя каких успехов достигла рота Сорокина, как это подразделение справляется с поставленными задачами, неся при этом самые малые потери в армии, тоже хлопотало о повышении в звании, но военачальники уровня фронта и выше ставили на этих инициативах крест. Им в тыловых штабах действия какой-то там роты просто не разглядеть. Масштабы там у них другие.
 
К тому же чувствовалось что недоброжелатели Соломко уж очень высокого полёта.

Страдальцев на Руси всегда любили и жалели. А тут страдалец солдатам жизнь спасает.  Не удивительно что слово такого человека становится законом для всех остальных.
 
Частенько на привалах, в часы затишья возле него собирался почти весь личный состав. Бойцы спрашивали совета не только как воевать, ну и вообще как жить. Почему произошло так, что немец дошёл до самого Сталинграда, хотя все говорили что будем воевать малой кровью и на вражеской территории.
 
На такие разговоры Гинеколог резонно возражал, что всего знать солдатам не положено. А то что видно невооружённым глазом о том можно и поговорить. Недооценили немца. Силён немец. Всю Европу под себя подмял. А нас не смог. Чтоб там теперь не говорили. И сейчас мы его бьём, а не он нас. И бьём мы его не палкой-копалкой, а современным мощным оружием, сделанным на наших заводах, нашими руками…

…Такие речи Коля держал перед широкой аудиторией. А вот перед людьми, которым он доверял речи были иные…

…В узком кругу (Мераб, Сорокин, Новиков), Коля говорил о том, что не будь революции в семнадцатом, Гитлер бы к власти и не пришёл, а так бы и оставался никому неизвестным бывшим ефрейтором.
 
-  Вот мы часто слышим – объяснял он шёпотом Мерабу, Саше и Грише – немцы вероломно напали на нашу страну. А большевики в семнадцатом разве не так напали на Россию? Не вероломно ударили в тыл, когда родина сражалась с тем же немцем, который, кстати в тот раз, до Волги не дошёл. В семнадцатом году в русской армии солдатские комитеты решали, будет армия наступать или не будет. Можете представить себе, что сейчас в нашем полку создадут солдатский комитет, который будет утверждать или не утверждать приказы командира полка???

…Ребята в ответ нервно рассмеялись…

… Однако, Сашка Новиков, он грамотный, до войны в МГУ учился, Коле возражал:

-   Так то была война империалистическая. Чуждая интересам народа.
 
-   А что такое народ? – спрашивал его Гинеколог-Соломко.

И сам же отвечал:

-   Народ это люди, и их много. У каждого свой интерес. В гражданскую  войну, одна часть народа сражалась с другой. Потому что группа людей во главе с Лениным захотела взять власть. Вот бандиты хотят ограбить банк. Очень даже понятно зачем они хотят это сделать. В банке много денег. А с деньгами жить приятнее чем без. Ну, а если вместо банка взять власть в стране, а ещё лучше в целом мире, то и деньги тебе не нужны. Потому что ты будешь иметь всё что захочешь без всяких денег. Только для ограбления банка нужно несколько человек, а для того чтобы взять власть в стране нужно несколько миллионов человек. И чтобы они пошли за тобой им надо сказать что-то такое чтобы они поверили. Лучше всего правду.
 
-   Так Ленин и сказал им правду – горячо шептал Саша – капиталисты эксплуатируют рабочих, когда создают прибавочную стоимость. Пойми Коля это несправедливо, когда одни работают на других. Когда есть слуги…

-   А сейчас слуг называют домработницами – перебивал Коля Сашу – посмотри как живут те же рабочие и всякие там члены райкомов, обкомов и прочих комов. А насчёт прибавочной стоимости я тебе так скажу. Если капиталист её не будет вкладывать в цену продукта при продаже, то получается, что рабочий эксплуатирует капиталиста…

-   Как так? – изумлялся Саша.
 
-   А так. Вот капиталист, а очень часто это бывший крестьянин, не доедал, не допивал, денежки копил-копил и купил, допустим, ткацкий станок. Потом пришёл рабочий. Ткань ткёт, и от продажи все денежки себе. Это справедливо?
 
-   Нет – потрясённо соглашался с ним Саша.

-  Вот, вот – объяснял Коля – часть денежек надо отдавать хозяину станка, а это и есть прибавочная стоимость.
   
Мераб и Гриша тоже не находили что возразить…

…Не удивительно, что после таких разговоров молодой максималист Саша Новиков сделался ярым противником большевиков. Мераб и Гриша тоже.
 
И вскоре они стали готовить конкретный план ликвидации Сталина. Соломко намекал, что они не одиноки. У него за плечами есть поддержка.
 
-   Хрущёв? – спрашивал Сорокин.

-   Придёт время, узнаешь…

…Но самое главное, ребята из «ячейки» Соломко стали получать доказательства правоты его суждений уже буквально через несколько часов после их оглашения. Вступая в польские селения и встречая тех кого на их родине считают кулаками, они видели что это вовсе не злодеи, а трудолюбивые люди.
 
Но всё же однажды, сержант Соломко взял и высказал идею, которую даже самые преданные его последователи встретили в штыки.

Произошло это так:

Во время привала на одном из польских хуторов, вблизи немецкой границы, пытливый Саша Новиков возьми и спроси Колю:

-  А что будем делать с немцами после победы?
 
Вопрос назревал давно. Красная Армия стремительно подходила к рубежам Рейха. С бойцами проводились соответствующие политбеседы, но всем хотелось знать что думает по этому поводу Коля Соломко.

Николай усмехнулся и уверенно заявил:

-   А что с ними делать? Вытравить всё это крысиное семя под корень, чтоб и память о них человечество и не сохранило.

Все подумали, что их друг шутит. Но, как выяснилось буквально в следующий миг никто шутить не намеревался.
 
-   Смотрите – начал разъяснять свою позицию Николай – немцы развязали две всемирные войны. По их вине уничтожено более ста миллионов человек. Это больше чем население Германии и Австрии вместе взятых. И если руководствоваться законом гор о мести – все они должны быть уничтожены.
 
-   Закон о мести? – Переспросил кавказец Мераб – но ведь двадцатый век на дворе. Мы ж не дикари.

-   Мы хуже чем дикари. Посмотри как мы убиваем друг друга. Дикари намного гуманнее. Кстати говоря, закон гор о мести не так уж и дик как кажется на первый взгляд. Без этого закона там просто не выжить. Тейп, который прощает убийство своих членов, обречён на вымирание. В мире должен случиться прецедент, совершил преступление против человечества отвечай головой.

-  А немецкие дети? – задал вопрос Сорокин, раскуривающий трубку.

-   И дети тоже. Когда они вырастут такими же волками станут.

-  И кто будет стрелять в детей? – Потрясённо спросил Саша.

-  Найдутся охотники – уверил его Соломко – в одной только Беларуси найдутся многие охотники. Уж сильно там германцы наследили. Хотя, ребята, решать такие вопросы ни мне и ни вам. Есть люди поумнее и поопытнее. Если они разрешат немцам жить, я это приму. Но скорее всего не разрешат…

Разговор прервали на самом интересном месте. Из штаба дивизии прибыл вестовой. Доставил приказ о наступлении.

И начались горячие дни. Штурм Зееловских Высот. Потом Берлин. В это время посторонние разговоры вели очень редко, не до того было.
   
И вот наступил этот апрельский вечер. Соломко воспользовавшись паузой стал рассказывать о старой дореволюционной России. Приводил факты. Выходило что привирали большевики о её отсталости и сильно привирали.

-   Как говорят физики, энергия не возникает из ничего. Все эти ДнепроГЭСы, Беломорканалы, Турксибы это всё без базы построить невозможно. А базу эту русские люди при царе закладывали…

Вдруг, Соломко смолк. Прислушался.
 
Мераб и Гриша последовали его примеру.
 
Из соседнего помещения послышался шорох. Раз, потом спустя полминуты, ещё раз.
Соломко даже никаких команд не давал. Каждый знал что ему делать.
 
Коля пошёл вперёд. Мераб и Гриша застыли у проёмов оставшихся после взрывов на подстраховке.

Мераб сосредоточился, чтобы подавить в себе чувство куража. Опасное чувство притупляющее бдительность. Кураж всегда возникает, когда соперник демонстрирует свою трусость. Приятно сознавать когда тебя боятся. То что авторы шороха ребята трусливые – сомнений не вызывало. Были бы посмелее уже напали бы пока трое бойцов расслабленные сидели на кухне.

Теперь когда они поняли что обнаружены могут начать палить без разбора. Главное не упустить этот момент.
 
В правом углу соседней комнаты в свете лучей заходящего солнца блестел некогда роскошным ворсом скомканный в бесформенную конструкцию благородный персидский ковёр. Под ним угадывалось наличие каких-то предметов. А может и людей. Даже скорее всего людей.
 
Гинеколог подошёл к ковру. Чкония и Сорокин взвели автоматы, готовые в любой миг нажать на гашетки.

И вот ковёр резко откинут в сторону. Там насмерть перепуганная полная женщина и двое маленьких детей. Девочки, с одинаковыми смешными рыжими косичками, судя по всему сёстры-погодки. Четырёх и пяти лет. И косички у них свежие. Неужели под ковром плели? Хотя, немцы они такие. С них станется.
 
Красноармейцы с любопытством рассматривали представителей гражданского населения великого Рейха.
 
Так получилось что до сих самых пор никто из мирных граждан этим бойцам не попадался на глаза. Сразу после штурма Зееловских Высот, всю их дивизию отвели в тыл, в Польшу, на доформирование. Недели не прошло, вновь бросили в бой, сюда в пригород Берлина. Марш из Польши совершили ночью в крытых автомобилях.

Так что все немцы которые им встречались, были исключительно мужчины и в военной форме.

Гражданские очевидно успели эвакуироваться или спрятаться.
 
Женщина произнесла знакомую всем троим фразу:

-   Nicht schiessen.

Эта фраза всегда радовала советских солдат. Она означает «Не стреляйте», а значит враг сдаётся.
 
-   Нихт шиссен, значит? – прямо таки дружелюбно уточнил Коля Соломко – Да тётенька?

-   Ja, ja, ich bitte Sie, gnaedige Herr (Да, да, я прошу Вас, милостивый господин).
 
-  А как же ваших хлопцев наши бабы с детишками не стрелять просили? – задал вопрос зловещим шёпотом Соломко.

И прежде чем Сорокин и Чкония успели что-то сообразить раздалась длинная автоматная очередь.

-  Ты чё Коля? Это же дети! – закричал Сорокин.

Мераб тоже хотел что-то крикнуть но поперхнулся.
 
-  Это не просто дети – отвечал Коля – это немецкие дети. Скажите спасибо, что я их легко к Богу отпустил. Без мучений. А то ведь мог бы для затравки всем троим матки вырвать. Без наркоза. И вы оба знаете, что это не фигура речи. Кликуху мою помните??? То-то.
 
-  Ну, всё же пусть бы росли под надзором советских воспитателей – пробубнил Гриша, чувствуя, что так страшно и самое главное мерзко, как теперь ему ещё никогда ни на войне, ни во время службы в угрозыске, не было.

-   Вы бы видели, что я видел – произнёс Гинеколог смачно сплёвывая сквозь зубы – как белорусскую хату вместе с подворьем спалили огнемётом. Вот коза и козлята обугленные лежат. А вот баба человеческая и дети человеческие. Тоже обугленные. Я себе тогда поклялся, вот так же хоть одну семейку немецкую, да огнемётом оприходовать. Ладно, если всё что я сейчас говорю, для вас шаляй-валяй, то тогда Натана Расловича вспомните, его глаза, какими он на свою смерть глядел…

-  Ну ты ведь говорил, мол будут решать другие люди что делать с немцами – вспомнил Мераб разговор месячной давности.

-  Ну пока они решат я эту нацию буду лично в ноль выводить покуда сил моих хватит. Ух, ты наши бойцы подходят. Понятное дело. Стрельбу услыхали. Короче так, подтвердите, что этих гадов я по ошибке пристрелил. Они под ковром сидели. Я думал солдаты. Не пришла нам пора открыто действовать. Но, такая пора придёт. Помяните моё слово. И начнётся операция. Я даже название придумал. «Гнев гинеколога».
 ***
…На следующее утро Гинеколог проводил рекогносцировку для предстоящей атаки на очередное укреплённое здание.

Он сидел на крыше соседнего дома укрывшись за печной трубой и внимательно смотрел в бинокль. Этот дом был поделен между враждующими армиями. Первый и второй подъезды, выходившие на западную сторону, занимали немцы. Третий, последний, смотревший выбитыми дверными проёмами на восток, занимали наши. Но если выбить немцев из соседнего, того самого укреплённого дома, тогда те кто держит западную сторону либо быстро сдадутся, либо ещё быстрее погибнут.
   
Тревожную тишину утра нарушил сухой треск выстрела. Так работает винтовка «Маузер».

Стреляли из ратуши, взятой вчера нашими войсками. Соломко взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие. Но это ему не удалось. Равновесие он потерял вместе с сознанием. Покатился по крыше и рухнул на землю. Рухнул под окна с той стороны мостовой, которая была пока что полностью в руках немцев…

…Гриша Сорокин, засевший в кабинете казначея ратуши, торопливо бросил вниз трофейную винтовку с оптическим прицелом. Оружие угодило туда куда и хотел бросавший. В пламя охватившее подорвавшийся на мине Т 34.
 
Сержант Чкония стоял в коридоре и следил за тем, чтобы никто не помешал лейтенанту…
***
-   А я вот ждал, что кто-то из друзей Соломки, ну которых мы лично не знаем, свяжется с нами на предмет навести в стране порядок. Прогнать всех этих ушлёпков и сделать наконец-то из России нормальную страну – произнёс едва слышным шёпотом Гриша Сорокин.

Он был уверен, что никто кроме Мераба его не слышит.
 
Да так оно и было. Вниманием всех участников банкета прочно завладел Лёша Смирнов.

-   Я тоже ждал – ответил ему Мераб таким же шёпотом – наверняка он рассказал там в своих кругах о нас. О том что мы повелись на его идеи.

-   А чё? Я не стесняюсь, что я повёлся. Идеи правильные. Конфетку от говна я отличить сумею. Вот только если и все в их организациях такие манияки как Соломко, что немецких детей начнут стрелять, то я их первый сдам в НКВД. Если их, конечно, много. А если не много, то сам пощёлкаю.
   
-  Да нет, Гриша, скорее всего, там нормальные ребята, да и Соломко можно понять. Он такого в Пинске насмотрелся.

-  Понять его можно, а вот простить никак нельзя.

-  Да мы и не простили. Вот только надо чище работать. Надо было проверить жив он или нет.

-  Живучий. Кто ж знал? Человеку пуля попала под левую лопатку. А это я сам в оптический прицел видел. К тому же он с крыши упал. Два этажа пролетел. Но ты прав. Надо было добить.

-  Интересно, он догадался, что от нас с тобой пулю схлопотал?

-   А чё тут догадываться? То что стреляли из Ратуши, которая в нашем тылу была, любой пацан понял бы, а уж Гинеколог, пожалуй даже окно бы показал из какого стреляли, хотя спиной к нам сидел. И то что это мы с тобой были, для него никакой не секрет. Когда накануне вечером ребята на выстрелы сбежались и увидели мёртвых девочек с тёткой, помнишь что он сказал?

-   Сказал, что на звук стрелял. Думал что солдаты.

-   Вот видишь, Соломко вроде изображает из себя горячего человека, а когда надо очень даже запросто жмёт на тормоз, а то и задний ход.

-  А мы с тобой тогда тоже языки проглотили и промолчали.

-  Да ребята бы ему поверили, а не нам. Так что мы правильно всё сделали.

-  Понятно, что он догадается, что кроме нас больше некому. Остальным он веру в себя не подрывал как нам.

-  Теперь он сам нас вычеркнет и из жизни и из заговорщиков.
 
-  Ну если вычеркнет из жизни, знать судьба-злодейка у нас с тобой такая. А вот из заговорщиков… Я, Мераб, много думал над этим. Особенно, когда мы в июле с американцами водку и виски пили. Вот в Америке Сталину бы не дали и полшага сделать. Едва бы он начал гайки закручивать, его бы собственное окружение утопило бы в сортире. А у нас по-другому нельзя. Не начнёшь гайки закручивать, тогда собственное не закрученное окружение, тебя точно утопит.
 
-  Согласен с тобой Гриша. Грохнем мы Сталина. Другой придёт. Зальёт страну кровью. У нас все такие. А в Америке другие. У наших людей глаза особые. Страшные глаза. Такие глаза любят на плакатах рисовать. А у американцев, человеческие глаза. Вот и вся разница… И пусть наши люди совершат хоть десять тысяч революций из грязи им не выползти…
 
-   Тогда как мы договорились. Если кто нас снова в революционеры вербовать станет пошлём его.

-  Да, Мераб. Но, не надо отвлекаться. Давай решать, как исправить ошибку. А то если Гинекологу пораньше гипс снимут и он уже сегодня прийти успеет, вечер перестанет быть томным.

-  Это точно.

Как только они услышали от Лёши, что Соломко жив, сразу озаботились как его убить. Докладывать о нём руководству даже не предполагали. Во-первых это не по-мужски. Во-вторых, доказательств против Соломко никаких нет.

Первое что решили так это побежать в приют. Мало ли что, а вдруг выздоровевший радикал прежде всего нанесёт визит туда. Перестреляет детишек. Потом успокоились. Там же девчонки-регулировщицы. Соломко при свидетелях никого трогать не будет. А вот здесь очень даже запросто. Отлучиться кто-то из немцев в туалет, для него это великолепная возможность поставить ещё один крестик на чьей-то жизни. Так что лучше оставаться здесь.

Когда кто-то из немцев шёл в уборную, Мераб или Гриша прогуливались неподалёку. На всякий случай.

Мераб вспомнив что-то, сказал Грише:
     
-  Помнишь на политзанятиях в пятницу, Тихомиров рассказывал, что в Лейпциге семью, мать и четырёх детей расстреляли. Ведь госпиталь где Лёша лечился, а соответственно и Соломко, тоже под Лейпцигом.
 
-   Но ведь Соломко в гипсе. Леша говорил, что ему гипс должны снять. Наверное он сильно ноги-руки переломал, как с крыши падал. С начала апреля по сентябрь в гипсе. Не иначе как несколько открытых переломов. Как он мог из госпиталя ходу дать?…

-  Да очень просто. На костылях…

-  Вряд ли. Семью скорее всего местные бандюки грохнули. Их тут полно. Голодные, но с оружием…

…И приступили лейтенант с сержантом к составлению плана боевой операции. Операции головокружительно сложной. Потому что справиться с таким гением войны задача, почти что невыполнимая.
 
План родился уже через десять минут. Все стальные часы они искали другие варианты, но не нашли.

План такой:

Уединится с Гинекологом. Это самая лёгкая часть плана. Они как никак заговорщики. Им есть что обсудить после долгой разлуки. Да и Коля захочет встретится наедине, чтобы убить их без свидетелей. Хотя, сначала будет делать вид, что всё в порядке…
А вот когда они уединятся, начнётся самое трудное. Хотя, казалось бы, что сложного в том, чтобы достать пистолет и выстрелить в человека не ожидающего подвоха?

Если это любой другой человек, то легко. Но у Соломко звериное чутьё. Он легко может в самый последний миг метнуться в сторону, потом непостижимым приёмом выбить из рук оружие. И всё!!!

Гриша и Мераб решили нанести ему удар ножом, когда тот будет пить спирт. Это самый выгодный момент. Гриша схватит его сзади за руки, а Мераб, мастер владения ножом, ударит Соломко в печень.
 
Гриша Сорокин предложил привлечь к операции Лёшу Смирнова.

-   Из всех кто сейчас на этом застолье собрались, Лёша самый приличный боец. Хочешь в рукопашной себя покажет. Хочешь нож метнёт, да что там нож? И топор и сапёрную лопатку и любой багор. Он что ни кинет всё втыкается намертво. О стрельбе вообще молчу. Он в пятак попадёт из автомата, пистолета, пулемёта…

-  Да что ты мне, Гриша, рассказываешь. Я в сорок четвёртом посмотрел как Лёша на звук стреляет. Три фрица одной очередью. Метает ножи он тоже здорово. Да только что ты в Гинеколога метать собрался? Цирковые номера нам не к чему. Колоть его надо наверняка. Но вот Лёшу привлекать нельзя. Никак нельзя.

-   Это ещё почему? 
 
-  А ты разве сам не видишь?

-  Что я должен видеть?

-  Талант у хлопца актёрский. Жалко если Гинеколог его как и нас рядышком в ряд уложит.

-   С чего ты, Мераб, взял что у него талант? Ну, согласен, физиономия у хлопца забавная. А тот же Соломко на Марка Бернеса похож. Так что? Пусть он теперь детишек стреляет?
 
-   А я думал, что только мне кажется что он на Бернеса похож. Да нет, Гриша, актёрский талант это умение сделать сначала глупое лицо и каждый поверит, что ты глуп, а потом сделать умное лицо и каждый поверит что ты умный. Вот так всё просто в актёрском ремесле. У Лёши это получается. А у других, нет. И эти другие все мы. Нас миллионы. И даже миллиарды. А Лёша, один. Ты заметил как по нём девки сохнут? Даже эта грудастая фрау и та в него втрескалась. Вон как смотрит. Есть такая профессия – женщин соблазнять. Так вот, Лёша уже здесь мастер, а скоро он будет, как говорят, наши союзники американцы, профи.
   
-  Эх, Мерабушка, послужил бы ты с моё в уголовном розыске. Я там до того как на фронт попал таких артистов насмотрелся. Мамочка роди меня обратно. Ну, а почему бабы его уважают, так я тебе отвечу. Высокий, стройный, мускулистый. На лицо не урод.
 
-  Нет, Гриша, не только поэтому. Таких высоких и стройных полно. А вот таких у которых в глазах особые огоньки играют, таких не много. Штучный это товар. Штучный. Оно, конечно, может так статься, что таланта Лёшиного никто кроме нас и не разглядит. Актёр – профессия зависимая. Сотни звёзд должны на небе правильно выстроиться чтоб актёры своё счастье нашли. Да только если Лёшина жизнь после Соломки кончится то уж точно никаких шансов Бога за бороду подержать у него не будет. Да и скольких баб он не порадует. Помнишь, как Натан сказал: «Правильный половой акт, это очень серьёзно».
   
-  А что ж ты на войне ни разу не предлагал Лёшу в тыл отправить?

-   Так то война. А здесь уже победа. При чём окончательная. Так что придётся обойтись собственными  силами. Обидно если из-за очередного Наполеона такой талант загнётся…
***
…Анфилада комнат «Кройцфарер», хранящая в памяти события почти тысячелетней давности, располагалась на первом этаже левого крыла Замка.
 
Красноармейцы дали им название «Общага».
 
Длинный коридор. Двери, двери, двери. Справа и слева. И в самом деле выглядит как общежитие. Студенческое, рабочее, колхозное…

…А ведь, первоначальное предназначение этих помещений, когда они ещё считались новостройкой, было сродни общаге…

…Здесь отдыхали перед дальними походами в Страну Обетованную рыцари-крестоносцы…

…В одной из таких комнат, после банкета окончившегося почти под утро, вместе оказались Дорит Хирш и Анна Краузе.

На самом деле им выделили по комнате, просто Анна, на правах коллеги и подруги зашла в гости к Дорит, чтобы её поддержать. Дорит сама её об этом попросила.
Прима ждёт что вот-вот раздастся стук в дверь. И это будет Альйоша. Тогда Анна, сославшись на усталость, уйдёт…
 
Однако, время идёт, а стук в дверь так и не раздался.

-   А с чего ты взяла, что он придёт? – спросила Анна вместив в свой голос как можно больше сострадания к подруге.

-  Я видела его глаза. Он видел мои. Между нами определённо пробежала искра. Я в таких вещах ошибиться не могу.

-   А может он меня стесняется? Ходит под окнами и не решается…

-   О чём ты говоришь? Он самец, волнующий самок. И он прекрасно об этом знает…

…Дорит, упоминая об «искре» промелькнувшей во встретившихся взглядах, лукавила.
Никакой искры не было. Ну, разве что некая плотоядность, свойственная мужчинам.
Но её сие досадное обстоятельство не смущало. Она помимо красоты обладала особым женским психологическим опытом. За тридцать пять лет проведённых ей на планете Земля, ещё не встретился такой мужчина, которого она не смогла бы сделать своим поклонником. Может быть, чисто гипотетически, мужчины, которым не понравилась бы Дорит Хирш, и существуют, где-нибудь в окрестностях непреступных гор Тянь-Шаня, но так всегда получалось, что у Дорит никогда не возникало мысли демонстрировать этим особям свои чары.
 
А уж Альйоша увидит её чары во всей их силе. Шансов устоят у него решительно не будет. Заикаясь и волнуясь он обязательно сделает предложение руки и сердца.
 
Вот только целый час уже позади, а стука в дверь всё нет и нет. А тут ещё Анна некстати заговорила:

-   А я вот слышала от нашей костюмерши фрау Граф, что русским солдатам и офицерам якобы запрещено вступать в брак с немками. Я то почти уверена что это чушь.
 
Дорит рассмеялась в ответ на замечание Анны. Но в смехе том сквозили явные нотки гнева.
 
-  Это явная чушь. Фрау Граф старая сплетница. Ей бы всё только очернять и очернять. Вон даже сухарь Тихомиров говорит, что мы сегодня праздновали победу всех сил добра над всеми силами зла. А разве могут силы добра препятствовать любви? Какие же это силы добра в таком случае? Нет они никогда не будут мешать любви. Пойми весь мир теперь заживёт по-новому. Такие войны бесследно не проходят.

Дорит ещё долго говорила, но в голосе слышалась явная тревога. А вдруг, то что говорит фрау Граф правда?

Внезапно Дорит смолкла. За окном послышался шум. Треск сломанных ветвей. В свете окна можно было различить, как кто-то спрыгнул с дерева, и очень проворно зашагал прочь от стен Замка по строгой аллее выходящей в парк над прудом.
 
-  Это Альйоша – прошептала Анна – это он. Больше некому.
 
-  Как это некому? – Ответила Дорит, намекая, что в неё влюбилась большая часть мужчин присутствующих на банкете.

Но всё же ей очень хотелось, чтобы это был Альйоша.
 
-   Наверное он так и не прейдёт – вздохнув констатировала Дорит – страсть так долго носить в себе не сможет не один мужчина. Уже два часа, как я его жду. Но, это наверное от стеснительности.
 
Надеясь что таинственные покоритель деревьев, всё ещё имеет возможность наблюдать за окошком театральной примы. Дорит встала, так чтобы её можно видеть над занавеской и начала, медленно-медленно расстёгивать блузу…
***
…Вся операция длилась пятьдесят пять минут. Причём та её часть где речь шла о жизни и смерти заняла четырнадцать секунд, включая то время пока Соломко прикручивал глушитель к револьверу, чтобы тихо пристрелить Мераба и Гришу.

Остальные пятьдесят четыре минуты и сорок шесть секунд судьба делала выбор между тюрьмой и свободой.

Такой точный хронометраж вошёл у Мераба в привычку. Он автоматически взглянул на наручные часы, когда лейтенант Сорокин скомандовал:

-    Вперёд. Огонь не открывать. Люди услышат.
 
А когда глаза Гинеколога остекленели и Мераб понял, что противник мёртв, он ещё раз взглянул на часы. Секундная стрелка была в одном делении от первой четверти циферблата.

Теперь жизни уже ничего не угрожало. Но их могли арестовать и судить за убийство. Папа в Тбилиси добился бы того чтобы смертного приговора никому не было бы. Но на лесоповале пришлось бы провести лет двадцать пять.
 
Сейчас, когда труп удалось вынести через охранение за пределы Замка (сказались навыки походов в разведку за линию фронта) и закопать его в ближайшей братской могиле, им уже ничего не угрожает.

Болит сломанное ребро. Но на это даже внимания обращать не стоит. Мераб уже седьмой раз ребро ломает. За такие ранения даже с фронта могли не отпустить если положение серьёзное. Просто вместо наркомовских ста грамм дали бы двести.
 
Грише Сорокину, кстати даже хуже, ему Соломко сейчас три ребра сломал.
Силён Гинеколог и ловок, а вот глядишь ты одолел его такой растяпа как Кишка. Вот же как иногда жизнь причудливо виляет…

…Они всё-таки выследили его. Он притаился возле окон, где разместили немецких артистов. Хотел полоснуть по ним струёй из огнемёта. Как ему мечталось ещё с Белоруссии.
 
Мераб и Гриша сразу поняли, что план который они составили решительно отменяется. Импровизировать надо на ходу. Вот Сорокин и скомандовал «вперёд…». Да только как Соломко атаковать? Бросились к нему с двух сторон, а он молниеносно выбросил ногу против Гриши и тот потерял сознание. Мераб даже не понял чем его ударил Гинеколог. Почувствовал обжигающую боль в боку и упал навзничь.
 
Соломко стал прикручивать глушитель к револьверу. Мераб позавидовал Грише. Тот без сознания и смерть примет спокойно. Это уже третий раз у Мераба, когда он без оружия в дуло смотрит. Предыдущие два были в рукопашных. И оба раза кто-то приходил на помощь. А здесь кто придёт? Мерабу думалось, что они одни. Часовые далеко. Остальные дрыхнут пьяные.
 
Но, оказалось не одни. Кишка был рядом. Сидел на ветке дерева. Собирался подсматривать за Дорит, как та будет раздеваться. На этом фортуна свои дары не прекратила. У Кишки оказался нож, так как он был назначен дневальным. А им по уставу положен нож. Но, у любых победителей всегда с дисциплиной неважно. Рядовой Алексеев нашёл более интересное занятие, чем стоять на тумбочке. Второй подарок фортуны состоял в том, что целую неделю, какую Лёша Смирнов провёл в Замке сбежав из госпиталя, он учил молодых бойцов метать ножи. Кишка оказался самым настойчивым и способным. И здесь ещё роль сыграло то, что Кишка тоже хочет стать актёром. Он бегал за Лёшей как хвостик. Если бы Лёша решил бы научить ребят вышивать крестиком, Кишка бы с удовольствием этому бы учился.
 
И третий подарок судьбы в том, что мальчику удалось метнуть нож и попасть Соломко под основание черепа.

Что бы избежать ажиотажа, Сорокин сказал Кишке, что они секретные сотрудники СМЕРШа, и взял с Кишки подписку о неразглашении инцидента…         
***
…Прошло уже часа четыре. Гарнизон, начинает приходить в себя после банкета.
 Хорошо, что в Германии не было никаких партизан.
 
Немцам надоело воевать. Иначе бы такой расслабленности подполковник Поликарпов не допустил бы.
 
Детский утренник однако начнётся строго по расписанию. Об этом позаботятся непьющие регулировщицы.

Весь день Кишка словно медаль ходил по расположению гарнизона. Увидев Лёшу Смирнова, он почувствовал что может на равных с ним разговаривать. Поэтому уверено подошёл к нему и задал вопрос, волновавший молодого бойца с самого утра. Дело в том, что даже с его маленьким жизненным опытом, Кишка однозначно истолковал то какими глазами смотрела на Лёшу немецкая Принцесса Дорит Хирш.
   
-  Лёша а чего ты к Дорит в гости не зашёл? Мне кажется она тебя ждала.
 
-   А потому и не пришёл – очень серьёзно начал отвечать Лёша – Если бы та немочка масляными глазёнками смотрела. Мол, трали-вали, повалялись, да травку помяли, то куда бы не шло. Но она влюблёнными глазами смотрела. А обманывать влюблённого человека, это подлость. Я ведь тоже влюблён. Она в Ленинграде живёт. Ждёт меня, как я надеюсь.
 
Кишка смутился. Он не ожидал, что его вопрос заденет какие-то струны в Лёшиной душе. Он уже собрался на всякий случай извиниться, но старшины Смирнов перебил его.

-   Послушай, Андрюха, я тут сценку новую сварганил. Подыграешь?

-  Подыграю. Но где мы её покажем? Банкет кончился.

-   А это неважно. Найдём время. Мне до эшелона ещё три дня.

-   Хорошо. А что за сценка?

-  Значит так. Действие происходит, ровно через сто лет. В две тысяч сорок пятом году.
 
Эти Лёшины слова услышал, находящийся неподалёку рядовой Давлет Султанов. Закадычный друг Кишки.

-  Ух, ты через сто лет – восторженно воскликнул Давик – какая же жизнь тогда будет замечательная. Войн не будет в принципе…

-   Да уж – перебил его Лёша – говном точно вонять не будет. Только цветочками и пончиками. А самое главное люди другие будут. Добрее чем сейчас. Они ж без войн росли. Жестокими им быть резона нету.
 
-   Да – подтвердил неведомо откуда взявшийся лейтенант Сорокин – люди будут другие.

-   А мне стукнет сто восемнадцать лет – добавил Давлет или просто Давик – моему прапрадеду в Таджикистане сто двадцать и он ещё бодр. В седло сам вскакивает…

Про сценку уже и забыли.

Да и Лёша сдвинув пилотку на брови, мечтательно произнёс.
-   Замечательное время будет хлопцы. А житуха, ну просто фердеперсовая…


PS.
И вновь авторская ремарка
Фильм с участием Лёши Смирнова. Посмотрите и ответьте на вопрос, мог ли этот человек показать «Прожектор». А здесь ссылка на фильм «Подкидыш». Тот самый где «Муля, не нервируй меня».