Вовремя уснуть

Вова Осипов
             Год 1984-ый.



           Над пустынным белым склоном плавно и величественно кружила в потоках морозного воздуха чёрная птица с широким размахом крыльев. Внизу, почти у самых сосен, собиравшихся ниже в густой, высокий лес, неподвижно лежал в снегу лыжник. Одна его лыжа упиралась в сугроб, другой не было рядом. Траектория кругов парящей в небе птицы постепенно превращалась в замкнутую спираль, спускавшуюся всё ниже и ниже.

"Почему же я такой неудачник? Почему не такой проворный и умелый, как все остальные? Не умею выгодно договариваться, не умею приспосабливаться… Люблю сочинять музыку, но напрочь лишён слуха. Как такое может быть? Даже сейчас в голове  вертится мотивчик с переливающимися гитарными рифами, с утра не отпускает и, если бы я знал ноты, сумел бы записать музыку на бумаге. Но Мишка сказал, что не разобрал мелодии в моём мычании…"
Лёшка, щурясь, смотрел сквозь налепившиеся на ресницах снежинки на величественные вершины гор. Очерченные глубоким синим небом, они казались совсем рядом, будто можно было перепрыгнуть через ущелье и коснуться острых вершин вытянутой рукой.
Любоваться пейзажем мешала нарастающая боль в ноге, подвёрнутой при падении.
"Даже здесь, на Домбае, все умники успели выхватить короткие лыжи, а мне досталась самая длинная пара, - терзал себя Лёшка грустными мыслями. - Длинные лыжи так и норовят наступить одна на другую, всё время пляшут под ногами, совсем не слушаются. А во время поворотов кажутся ещё длинней и неуправляемей…"
- Лёха! Живой?! – раздался совсем рядом Мишкин окрик и белый сноп снега накрыл лежавшего на склоне лыжника.
- Ты чуть в меня не въехал, - Лёшка повернул голову и смахнул снег с лица.
- Значит жи-во-ой! – обрадовался Мишка и покатился вниз по склону за отстегнувшейся лыжей товарища, а кружившая совсем рядом большая чёрная птица недовольно взмахнула крыльями, издала противный звук и полетела ввысь...

          Вечером в холле отеля «Горные вершины» было не протолкнуться. Народ подтянулся с гостиницы «Крокус», и даже с тебердинских кемпингов. Шутка ли, будут выступать опальные музыканты Саша Кутиков и Андрей Макаревич! Лёшка вспомнил, как сегодня на узкой заснеженной колее одного из склонов Муссы услышал за спиной голос, который нельзя было спутать ни с каким другим. «Лыжню!» - громко кричал позади Макаревич. Лёшка едва успел переступить лыжами на целину, как рядом вихрем промчался курчавый певец.

«Лица стёрты, краски тусклы. То ли люди, то ли куклы…» - послышалось сверху из холла.
- Началось! – крикнул Мишка. – Бросай, Лёха, потом доиграете!
- Патом нэт! – отрезал с кавказским акцентом Лёшкин соперник и сжал в руке целлулоидный шарик. – Нычыя!
Играли на коньяк. Первую партию Лёшка выиграл и сейчас, при счёте пятнадцать-девять, оставалось лишь чуть дожать азартного любителя пинг-понга и бутылка дорогого коньяка, поставленная на кон, считай – в кармане.
- Доиграем! – махнул ракеткой Лёшка.
- Да ну тебя! – обиделся Мишка и кинулся к ступенькам из полуподвального помещения лыжехранилища.

Теннисный мячик снова звонко запрыгал по столу. Лёшка решил больше не баловаться и применить все лучшие навыки и приёмы, приобретённые за годы тренировок в Школе Высшего Спортивного Мастерства и выступлений за юношескую сборную Украины. При подаче он подкидывал мячик под самый потолок и, пока соперник следил за высоким полётом, широко отводил в сторону руку с ракеткой, а затем наносил резкий боковой удар по падающему мячу вывернутой кистью. Соперник либо вообще не попадал по быстрой белой молнии, стремительно пролетавшей над сеткой по какой-то загадочной ломаной траектории, либо отбивал мяч куда-то в сторону зрителей.
Зрителями были друзья кавказца и после Мишкиного ухода они, незаметно для Лёшки, передвинулись по скамье поближе к его пуховику. Лёшка, увлечённый игрой, не придал тогда этому значения, спешил закончить партию. На подачах соперника он отошёл от стола и глубоко наклонился, согнув колени, словно пума, готовая к броску. И, когда мячик уже опускался к полу, мастер спорта СССР разогнулся, как сжатая пружина, превозмогая острую боль в ноге, и, зацепив белую поверхность самым краем резиновой накладки, резко дёрнул руку вверх и вперёд. Такой приём называется топ-спин. У сына гор округлились глаза, когда мяч, перелетев через сетку и коснувшись стола, неожиданно, с удвоенным ускорением, сорвался куда-то вбок, а потом ещё долго и бешено вертелся, как заведённая юла, на полу возле плинтуса.
- Это нэчэсно! – Кавказец злобно бросил ракетку на стол. – Ты профснал, а с любытэль на коньяк играешь!
- Почему "нэ чэстно"? – спросил на всякий случай Лёшка, хотя понял по выражению лица соперника, что приза не будет, поспешил взять яркий пуховик и, уже убегая на концерт, бросил: - С тебя коньяк, брателла!

Утром, собираясь на склон, Лёшка привычным движением полез в боковой карман пуховика. Деньги и документы ребята боялись оставлять в номере и каждый раз брали с собой. Ни бумажника, ни паспорта в кармане не оказалось. Парень побледнел и опустился на край кровати.
- Я, кажется, деньги и паспорт на склоне потерял… И билет на самолёт был в портмоне…
- Да ты что? Это, когда упал?
- Наверное…
- Поехали, разыщем то место и пошарим в снегу, - предложил Мишка. – Найдём! Если никто не подобрал.

Уже разрыхляя комья подмёрзшего за ночь снега, Лёшка вдруг опёрся на палки и безучастно склонил голову.
- Что с тобой? – спросил Мишка с тревогой в голосе.
- Это чечены стырили. Там, в подвале, когда в теннис играли, перед концертом. Ты ушёл, а они к куртке подсели…
- Если ты уверен, идём их искать, они каждый вечер в холле тусуются.
- Эти не отдадут. Да и как мы докажем?
- Вот, блин, уроды!

Настроение было бесповоротно испорчено. Вечером горе-лыжники никуда не выходили из номера, считали Мишкины деньги и прикидывали, хватит ли им двоим на подъёмники, пропитание и новый авиабилет для Лёшки.
- Про бухло я уже не говорю, - грустно вздохнул Мишка, когда в дверь вдруг постучали.
- Ребят, - просунул голову в дверной проём сосед-москвич. – Вам местные бутылку коньяка передали.
Лёшка подошёл и взял презент.
- Теперь я уверен, - это они!

Никогда точно не знаешь, как закончится вечер после начатой в гостиничном номере бутылки коньяка.
- Почему ты их чеченами называешь. А вдруг это ингуши? – спрашивал Мишка, затягиваясь сигаретой «ВТ».
- А хер их разберёт! Помнишь, в прошлом году на Чегете катались?
- Помню, конечно. Ты там ещё…
- Это Кабардино-Балкария, - перебил Лёшка. – Но я не различал, кто из них кабардинцы, а кто… Они мне все на одно лицо. Что там, что здесь.
- Может, мы им тоже все на одно лицо? И они нас путают с белорусами или молдаванами. - Мишка расхохотался, и его истерика передалась Лёшке. Это был нервный смех после неприятных переживаний и выпитого коньяка.
- Хочется общения, - сказал Мишка, вытирая слёзы, выступившие от глупого хохота.
- Идём, - ответил, вставая, Лёшка, качнулся к стене и ещё раз нервно прыснул.


В конце коридора, возле лестницы, курили две девушки в спортивных костюмах, томно выпуская дым в приоткрытое окно.
- А чего так по-сиротски, на ступеньках? – повесил Лёшка вместо приветствия вопрос в дымном воздухе.
- Чтобы в номере не воняло, - ответила одна из девушек и оценивающе глянула на ребят.
- А у нас в номере балкончик есть для курения. Может к нам? – Лёшка держался по-свойски, будто они с девчонками уже давно знакомы.
- А ещё что у вас есть, кроме балкончика? – улыбнулась другая девушка и в приглушённом свете коридорных фонарей черты её лица показались Лёшке прекрасными. Особенно курносый нос.
Кому-то нравятся длинные ноги, кому-то – большая грудь, Лёшке же нравилась форма носа, такого слегка вздёрнутого, как у Бабы-Яги на иллюстрациях к русским народным сказкам. Ему казалось, что нос определяет всё: и характер, и сексуальность и даже чувство юмора.
- У нас есть хорошая музыка, - сказал он.
- Итальянцы есть?
- Конечно!
- О! Ну, тогда сейчас докурим, попудрим носик и… Вы в каком?
- В четыреста втором, - живо подхватил Мишка. – По правой стороне, предпоследняя дверь.
- А вы приставать не будете? – лукаво улыбнулась курносая.
- Боже упаси! – твёрдо ответили мальчишки разноголосым дуэтом, а Мишка при этом так невинно закатил глаза, словно собирался тут же постричься в монахи.


Утром, когда неуверенной походкой горнолыжные романтики двигались в столовую на завтрак, их окликнула приятная женщина из окошка администратора.
- Это не вы потеряли билет на рейс Минеральные Воды - Киев?
- Мы, - радостно ответил Лёшка. – Спасибо! А паспорт не находили?
- И ключ от квартиры, - это уже Мишка съехидничал и дополнил классическую фразу, - где деньги лежат.
Жизнь налаживалась.


Лёшка с завистью проводил взглядом друга – тот с лыжами на плечах бодро двигался, ударяя палками, в сторону подъёмника, -  а сам зашёл в рейсовый ПАЗик, который отправлялся в долину. Там, в посёлке Теберда, он разыскал местное отделение милиции и уверенно переступил порог небольшого одноэтажного домика с красным флагом.
- Здравствуйте, - обратился он к скучавшему милиционеру с капитанскими звёздами на погонах. – У меня паспорт украли.
- Почему знаешь, что украли? – тут же строго спросил капитан, очень похожий на вчерашнего соперника по теннису.
- Хорошо, - выдохнул Лёшка. – Я его сам потерял и заявления писать не буду. Вот мой билет на самолёт. Дайте мне, пожалуйста, справку какую-нибудь, чтобы меня на рейс пустили. Помогите мне, товарищ капитан!
- Если хороший человек попал беда, почему не помочь? Как фамилия?
- Силенко Алексей Васильевич!
Тебердинский капитан деловито достал из ящика письменного стола чистый лист бумаги, сложил его пополам, и аккуратно разорвал линейкой. Затем вытащил чернильную авторучку из массивного канцелярского изваяния в форме орла, взмахнувшего крыльями, да так и застывшего в камне, и стал медленно выводить букву за буквой. Лёшка, напряжённо следивший за усыпляющим движением золотого пера, вдруг громко прошипел:
- Си!!
- Что?! – капитан откинулся, качнувшись, на стуле и, казалось, не на шутку испугался. – Что ты сикаешь тут?
- Моя фамилия Си-лен-ко, а не Селенко. В билете же написано!
- Силенко, - подтвердил милиционер.
- А вы пишете: Се-лен-ко. А у меня – Си-лен-ко. От слова сила, а не от слова село.

Представитель закона, глубокоуважаемый всеми жителями предгорья, испытал редкий для его здешнего статуса конфуз и поспешил исправить ошибку. Он перечеркнул две первые буквы в фамилии странного посетителя, и сверху аккуратно написал две такие же. Потом, подумав, дописал: «исправленному верить» и закрепил своё творчество, предварительно подышав несколько раз, звонким ударом гербовой печати. Оформив справку, капитан с чувством выполненного долга присвоил ей исходящий номер, поставил внизу ещё одну печать на свою фамилию и попросил рассеянного туриста расписаться в толстом реестре документов. Потом встал из-за стола, пожал руку горе-туристу, широко улыбаясь золотыми зубами, и торжественно вручил справку.
- Теперь это твой паспорт, друг. Смотри, не потеряй!
- Спасибо, - растрогался Лёшка, пробежался по тексту глазами и вдруг снова неожиданно заорал: – Си!!!
Капитан рухнул на стул.
- Что ты орёшь!? Какой опять "си"?
- Моя фамилия Си! Си-лен-ко!
- Я же исправил!
- Вы зачеркнули «се» и снова написали «се»! – разгневанный Лёшка возвышался над милицейским столом, потрясая справкой, и со стороны могло показаться, что это каменный орёл ожил и грозно взмахнул крыльями.
- Дай сюда! – Капитан выхватил документ, упёрся в него проницательным взглядом горца, густо побагровел и, настойчиво терзая острый клюв канцелярской птицы, который он в запале перепутал с ручкой, нервно бормотал: Силенко, Селенко, - какая в х…
Во время повторного исправления Лёшка стоял уже рядом с капитаном, и они вместе, как на открытом уроке русского языка, повторяли с каждой буквой:
- Исправленному на «Силенко» верить…
Третья печать и подпись придали документу загадочный вид шпионской шифровки, но Лёшка не решился просить капитана выписать новую справку, тем более что затрезвонил чёрный, министерского вида, аппарат и представитель закона стал яростно ругать кого-то невидимого на своём родном языке, не забывая регулярно вставлять в монолог крепкие русские словечки . Выглядело это угрожающе, и счастливый обладатель уникального удостоверения личности поспешил молча убраться из кабинета.


С этой боевой справкой не было проблем при регистрации на рейс и уж тем более при посадке в самолёт. Даже наоборот, стюардесса мило улыбнулась и с интересом хлопнула ресницами, разглядывая загадочный документ и пассажира. Проблемы начались позже, в Киеве, когда Алексей пошёл устраиваться на радиозавод по распределению института.
- По этому документу мы не сможем вас принять на работу, - категорично замотала головой сотрудница отдела кадров.
- Но вот же моё министерское направление, вот диплом, вот свидетельство о рождении, комсомольский билет, аттестат с оценками…
- Аттестат с оценками будете показывать девушкам, - сухо отрезала дама с высоким шиньоном и поправила очки. – А мне нужен паспорт. Ну, или хотя бы, справка с места жительства.


"Вот! Справка о проживании в общаге! Конечно же, комендант Вера Павловна, добрейшая женщина, даст мне хоть десять таких справок!" – пронеслось в мозгу у Лёшки, и он помчался в студенческое общежитие. Сколько панелей в общаге я выкрасил за пять лет учёбы, сколько тумбочек и шкафов отремонтировал! А дискотека? Это же мы её с Мишкой «с нуля» подняли из заброшенного и заплесневелого актового зала! Всё вычистили, вылизали, напичкали проводами и фонарями, отремонтировали аппаратуру!


- Лёшенька, дорогой, ваш выпуск уже давно дипломировался и формально никто из вас здесь уже не проживает. Это я по доброте своей вам разрешаю жить, пока вы в заводские общежития не переберётесь. А через пару месяцев абитуриенты нахлынут, тогда уж извините, - полная, краснощёкая Вера Павловна развела руками. – Так что - беги, поселяйся в заводскую общагу! Кстати, там - неплохо. Там и справку возьмёшь, они же тебя прописать должны.

- Направление из заводского отдела кадров есть? – спросила строго комендант заводского общежития.
- Нет, - растерялся Лёшка. – Но вот же моё распределение на радиозавод.
- Ну, так иди и устраивайся на работу сначала, бери справку в отделе кадров, что ты работник этого завода, а не прохиндей с улицы, а уж потом мы тебя селить и прописывать будем.
- Но у меня украли паспорт и поэтому…
- Что? Паспорт украли? Так что же ты мне голову морочишь? Шагай в райотдел милиции, получи паспорт для начала!


Приветливая, коротко стриженая начальница паспортного стола районного отделения милиции долго смеялась, разглядывая Лёшкину справку.
- Понимаете, - оправдывался Алексей, - там, в горах, свои особенности и капитан, который выписывал эту справку, плохо владел русским, хоть я ему и показывал авиабилет…
- Ладно, сделаем тебе через пару недель новый паспорт, - миловидная майор милиции прищурилась и, просверливая собеседника хитрым взглядом, спросила: - Ну, а между нами, у тебя что, в старом паспорте жена, дети были? Залетел по молодости, развёлся, а теперь чистеньким женишком захотел стать?
Лёшка опешил от такого поворота, откинулся на спинку стула и зачем-то возмущённо зафыркал:
- Фыр… фар… формально, вы можете и так думать. Но, честное слово, я играл в теннис на коньяк, а в холле выступали ребята из «Машины…»
- Хорош врать-то! Неубедительно звучит. И девушка твоя не поверит!
- У меня нет девушки! – выпалил Лёшка, а майор поправила причёску.
- Ну, ладно, давай документы.
Паспортистка, мило улыбаясь, изучила внимательно комсомольский билет и аттестат с оценками, а затем придвинула документы назад к Лёшке.
- Мне, кроме этой смешной справки из горного аула и свидетельства о рождении, нужны ещё две справки: с места работы и с места жительства. Успеешь за сегодня?
- Понимаете, в чём дело. - Алексей заёрзал на стуле. – Меня из студенческого общежития уже выписали, а в заводское поселят только после устройства на работу. А на работу не берут, потому что нет паспорта, или хотя бы справки с места жительства. Замкнутый круг получается.
Майор милиции сдвинула брови и милое выражение исчезло с её лица.
- А куда ты хочешь устроиться?
- На радиозавод.
- Но это же - почтовый ящик! Туда так просто не берут. - И только что весёлый взгляд разведённой женщины превратился в острый рентгеновский луч, пронизывающий насквозь просителя.
- У меня копия министерского приказа, - Лёшка развернул листок. – Вот же моя фамилия!
- Мы не можем выдавать гражданские паспорта на основании приказов о распределении, молодой человек. Так что, извините, ничем вам помочь…
- Но, как же так? Товарищ майор! Я же не американский шпион! Я простой советский гражданин! И мне нужен паспорт!
- Идите на приём к начальнику милиции. Если он даст мне письменное распоряжение, то…
- А мы не можем зайти к нему вместе с вами? Вы ему лучше меня всё расскажете, а то я опять всё напутаю, и он тоже подумает, что я нарочно… что я…


Начальник РОВД был грузным, суровым мужчиной с двумя большими звёздами на погонах и курил, одну за другой, болгарские сигареты «Стюардесса». Лёшка почему-то вспомнил, как легко и дружелюбно отнеслись к нему сотрудники аэропорта Минеральные Воды, и особенно стюардесса, разносившая лимонад и леденцы «Взлётные», и подумал, что это хороший знак, а не случайное совпадение.
- Коньяк-то выиграл? – лукаво спросил подполковник.
- Да, я вообще-то мастер спорта по теннису. Любителям не проигрываю.
- Ну, так значит, нечестно облапошил горца. А они народ гордый, злопамятный. Будет тебе урок, парень!
- В какой-то мере вы правы, товарищ подполковник, - потупил глаза Лёшка.
- Коньяк выпил?
- Нет! – отрезал Лёшка, почувствовав интуитивно правильный ответ.
- Коньяк принесёшь. - Шеф РОВД затушил толстыми пальцами окурок в пепельнице. – Это в качестве порицания! Штраф заплатишь! Сколько там?
- Тридцать четыре рубля, - подсказала паспортистка.
- Выпиши ему временное удостоверение личности, - обратился к ней начальник. – На месяц. Я позвоню в отдел кадров радиозавода, чтобы его там быстро оформили. Ну, а ты, - подполковник выпрямился и развернулся к Лёшке, - дуй потом, поселяйся, собирай все бумажки и - обратно, к нам. Как ты Наталью Витальевну будешь благодарить, - подполковник снова повернул седую голову в сторону смазливой подчинённой, - я не знаю. Но если бы не она, я бы даже слушать тебя не стал. Ты меня понял?
- Понял, товарищ подполковник! – отчеканил Лёшка как на строевой подготовке.
- И в следующий раз бутылкой не отделаешься, - улыбнулся начальник милиции, протягивая ладонь для рукопожатия.


Юрка Марковецкий был одним из немногих местных студентов в группе прикладной физики и единственным, кто распределился в аспирантуру. То ли потому что учился хорошо, то ли потому что отец его был профессором и заведовал кафедрой общей физики. Вообще-то, Юркой его на курсе никто не называл, к нему сразу приклеилось прозвище Марк, а нос с характерной горбинкой очень усиливал это греческое прозвище. Марк, Лёшка и Мишка были закадычными друзьями, вместе ходили на пиво, вместе балдели под "Deep Purple", спорили об устройстве вселенной и девушках, вместе ездили летом в Гурзуф и фанатично занимались спортом. И только на горных лыжах высокий Марк почему-то боялся кататься, осторожничал, и потому зимние каникулы в горах проводили только двое из троицы неразлучных друзей.


Лёшка с Мишкой поспешно обогнули площадь Льва Толстого и свернули в узкий переулок. Они были приглашены в гости к Марку. Через два дня Мишка уезжал в далёкий город Ужур служить офицером ракетных войск, или, как он сам хвастался: сидеть на ядерной кнопке. Друзьям предстояла долгая разлука, и они решили посидеть вместе перед разлукой, пообщаться. Прихватив фотки с Домбая и бутылку хереса, двое новоиспечённых молодых специалистов позвонили в дверь профессорской квартиры. Мелодичная трель настраивала на приятный вечер.


За большим круглым столом просторной кухни, на массивных стульях с высокими спинками и подлокотниками, сидели трое закадычных друзей - бывших студентов, и родители Марка. Тяжёлые коричневые шторы с бордовыми и золотистыми завитушками, присобранные снизу широкими подвязками, и коричневая же скатерть придавали всему убранству этой кухни глубокий, старинный и выдержанный стиль. Откуда-то из дальних комнат тихо лился кристальный грустный голос вокалистки группы "Тич-Ин". Лёшка сразу узнал эту печальную песню, она называлась: "Я одинок".


Лиля, младшая сестра Марка, появилась внезапно, разрезала яблочный пирог, собственноручно испечённый, разнесла гостям, поставила большой заварник по центру стола и так же неожиданно вышла. То ли семейные традиции здесь были какими-то особенными, то ли это воспитание профессорское, Лёшка не уточнял, но втайне пожалел, что эта симпатичная девчушка не выпьет с ними хересу и не послушает баек про их горнолыжные подвиги.
- А вы, Алексей, на радиозаводе будете работать? – спрашивал профессор Марковецкий, подливая вино в высокие хрустальные бокалы. – Похвально! Жаль только, что там лишь десятая часть работает на приёмники и телевизоры. Всё – на оборонку. Вот и вас, наверное, туда же!
- Военная промышленность двигает научный прогресс, - решил поумничать слегка захмелевший Лёшка.
- А вот тут вы заблуждаетесь, молодой человек! – глаза профессора загорелись. – Лет десять назад, пожалуй, так и было. Но, - не сегодня. Сейчас происходит революция в приборостроении и вычислительной технике! Полностью меняется элементная база. Вместо полупроводников и радиодеталей скоро будут одни микросхемы. А что это такое? Это крошечные кварцевые пластинки, микрочипы, которые заменят целые платы и блоки, напичканные электроникой. Вы же были в нашем вычислительном центре? – Марковецкий-старший обвёл присутствующих взглядом ребёнка, собиравшегося поведать важную тайну.
- Родион, может это ребятам не интересно? – взяла его за руку супруга.
- Обожди, Дуся, - освободил руку увлечённый рассказчик. – Так вот, в этих машинных залах, куда вы заносили стопки перфокарт, греют воздух десятки огромных боксов с электроникой. Эти вычислительные машины – уже вчерашний день!


Лёшка живо представил девушек в белых халатах, снующих с серьёзным видом мимо металлических шкафов с вращающимися бобинами и мигающими лампочками. Вся атмосфера вычислительного центра, с его запахами магнитной плёнки и разогретых радиодеталей, загадочными пощёлкиваниями релейных механизмов и прохладным ветерком кондиционеров, всё это, а в особенности девушки в белых халатах с перфокартами в руках вместо шприцев, напоминало Алексею завораживающий мир будущего. И вдруг – вчерашний день!


- Как только вся элементная база будет заменена, - а за границей это уже делают, - вычислительный центр уменьшится до размеров этого стола! И один человек сможет им полностью управлять! Ставить задачи и получать решения! Моделировать процессы и проектировать заводы! Да что там, - любое изобретение можно будет сделать, не переступая порога собственной квартиры! Прямо здесь, на кухне, на своём персональном компьютере! – профессор победоносно поднял вверх указательный палец, торжественно оглядывая ошеломлённых слушателей.


Лёшка в этот миг загадал, что когда у него будет своя квартира, у него будет обязательно такой же большой круглый стол на кухне, за которым будут собираться его друзья, умные люди, красивые девушки, и вести приятные учёные беседы под херес. В персональный компьютер Лёшка верил с трудом, но ведь и доктора наук могут ошибаться.


- А что же мешает и нам внедрять новые технологии? – спросил Мишка.
- А вот он, и такие же специалисты, как он и ты, нам и помешают! – при этом профессор неожиданно ткнул пальцем в Алексея. Испарина выступила на Лёшкином лбу, он растерянно пожал плечами.
- Да, да, молодой человек! Именно военная промышленность сегодня тормозит развитие прикладных наук и современных технологий! С её секретностью, завышенными требованиями по надёжности и защищённости! Все финансовые ресурсы и лучшие специалисты уходят в оборонку! На сегодня – это страшный балласт, страшный тормоз, который нас же и погубит!
- Ну, а разве руководство страны этого не знает? – осторожно спросил Мишка.
- Кто? Эти старые маразматики?
- Родион, я тебя прошу, - умоляюще глянула на мужа хозяйка, а потом на гостей. – Алексей, Михаил, возьмите ещё по кусочку пирога.
- Пап, ну кто-то же управляет страной? Кто-то же создаёт эти заводы и ракеты? – вмешался Марк.
- Всё это создаётся не благодаря, а вопреки! Вопреки этой тоталитарной власти, этой коммунистической идеологии! – профессор разошёлся не на шутку, видимо эта тема была наболевшей. – Вы помните у Пушкина: и финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык? Финны в царской России были такой же отсталой народностью, как тунгусы и калмыки. А сейчас? Посмотрите, как живут финны, а как живём мы, наследники великой России! А? Коммунистическая идеология разрушила великую державу, затормозила её развитие! Лучшие люди или уехали из страны, или плохо закончили в лагерях! Но скоро всё рухнет, вот увидите! Я, может, и не доживу, а вы - люди молодые, вы будете жить в счастливую эпоху перемен! Когда будет не одна партия, а много партий, много идеологий! Свобода! Плюрализм мнений! Выборы! Настоящие выборы, из множества кандидатов, а не эта единогласная показуха! Вот тогда и наука наша расцветёт, как каштаны в мае на Крещатике! И придут в нашу жи…

Кто или что придёт в нашу жизнь осталось загадкой, потому что пламенное выступление седовласого оратора неожиданно перебили два громких звонка входной двери. Профессор оборвал свою речь на полуслове, а жена его заметно вздрогнула.
- Это Алёнка, - разрядил воцарившееся молчание Марк и бросился открывать. И лишь, когда в кухню вошла стройная, сияющая девушка в джинсах и обтягивающей блузке-вышиванке, все расслабленно зашевелились, перевели дух, а хозяйка подскочила и стала суетиться со столовыми приборами для гостьи.


Алёна встречалась с Марком, Лёшка знал об этом, но и подумать не мог, что тот уже давно представил её своим родителям и она вхожа в профессорский дом на правах будущей невесты. Лёшка смотрел на эту красивую девушку, вспоминал, как они вместе с Марком впервые увидели её в университетской библиотеке, как подошли и, узнав, что та учится на английском отделении филфака, разыграли её лингвистическим каламбуром:
- Feel what? – поднимал брови Лёшка.
- Feel fuck! – подыгрывал ему Марк.
Девушка звонко расхохоталась, чем поразила сразу оба юношеских сердца, и уже через час они сидели втроём в кафе, весело болтали и пили шампанское. Провожать её тогда пошёл Лёшка. Он выборол это право у Марка смешными анекдотами, гримасами и комплиментами. Каждая его шутка, даже пошлая, вознаграждалась задорным искренним смехом. На ступеньках кафе Лёшка запросто подал Алёнке руку и уже больше не выпускал её ладонь. Расстроенный долговязый приятель его откланялся и оставил счастливую парочку, которая долго гуляла по городу, сначала мимо республиканского стадиона, затем вниз, по Красноармейской, и так до самого памятника Родина-Мать. На головокружительной высоте смотровой площадки, под самым стальным мечом, на фоне тёмных вод Днепра, врезающихся в опоры моста, Лёшка зашептал девушке горячие слова в самое ухо, притянул к себе её упругое тело и стал уверенно поднимать юбку. Алёнка вырвалась и, раскрасневшись, умоляла не торопить события.
- Если люди друг другу нравятся, то какая разница – когда?
- Но, мы же, - едва знакомы! Я ничего о тебе не знаю.
- Мы никогда не знаем всего о других. Но я знаю, что никогда не встречал такой замечательной девушки, как ты, и мне этого достаточно! Мне не надо знать, я чувствую! И это для меня главное!
- Ты… ты мне тоже очень нравишься…, но пойми, разве можно в первый день… в первый раз…
- А чем первый день отличается от второго? Цифрой? - напирал Лёшка.
- Нет, не в том дело. Это всё так… внезапно… у меня голова кругом!


На следующий день Алёнка с Лёшкой пошли в кино и там, в темноте зала, его рука несколько раз настойчиво ложилась на колено девушке. И так же настойчиво, но мягко, убиралась её рукой. Лёшка не помнил, о чём был фильм. Его голова почти всё время была повёрнута в сторону девушки, губы что-то шептали, а глаза любовались точёным курносым профилем. В этот вечер он предпринял вторую попытку овладеть возлюбленной, но снова получил отказ и тогда, раздражённый, проводил обидчицу до троллейбуса и попрощался.


На этом бы их история и закончилась, но через пару месяцев выяснилось, что Алёнка уже встречается с Марком. Лёшкино самолюбие было задето, он даже едва не поссорился с приятелем из-за такого предательства, но вскоре всё поутихло, забылось, а Марк старался этой темы никогда не касаться. К тому же Марк заверял, что у них дальше поцелуев дело не продвинулось, и Лёшка стал гордо ждать, когда Алёнка одумается, спохватится и сама к нему прибежит. И вот теперь эта девушка снова неожиданно появилась на жизненном горизонте, и, кажется, стала ещё краше, ещё женственнее.
- Здравствуй, Лёша, как поживаешь? – мимоходом спросила Алёна, усаживаясь.
Алексей не нашёлся что ответить.
- А я слышал такую версию, - вдруг выступил Мишка, опуская пустой бокал на стол. – Что это татаро-монгольское иго во всём виновато! За той чертой, куда монголы не дошли, теперь славная и сытая Европа. А нас разграбили, перемешали наш генофонд…
- Вы абсолютную чушь говорите, Михаил! – перебил Мишку профессор. – Во-первых, смешение рас не так уж и плохо для генофонда, а во-вторых, почему же монголы, разграбив полмира, живут теперь ещё хуже тунгусов?
- Я предлагаю завершить спор на этой мажорной ноте! – сказал громко Марк и с загадочным, но радостным выражением лица, поднялся со стула. – Пап! Мам! И вы, друзья мои самые близкие!
Лёшке вдруг стало душно. Он почувствовал что-то нездоровое, неладное и, ещё не осознавая отчётливо, что же такое на него накатывает, интуитивно прозрел: одной достойной невестой на Земле стало меньше. "Почему же я такой неудачник? Почему другие, проворные и ушлые, уводят прямо из-под носа всё самое лучшее?"
- В этот день, когда все мы собрались в нашем уютном доме, - Марк поднял бокал и, то ли розоватый отблеск его граней, то ли просто румянец покрыл щёки Алёнки, и она тоже взяла вино, - я хочу сообщить вам радостную весть! Мы, с моей любимой, а теперь уже дипломированной учительницей английского языка Алёной Игоревной… решили... пожениться!


Дуся хлопнула в ладоши, профессор суетливо надел очки, а Лёшка вдруг остро ощутил, что весь этот элитный генофонд, и вся теория благотворности расовых кровосмешений, все эти далёкие монголы, финны и тунгусы, а также их счастливые дети и внуки, куда-то понеслись мимо него на конях и пешими, с гиками и улюлюканьем, в пропасть, в небытие… И, что все эти тихие семейные вечера достанутся другим, и щёки эти румяные, и носы курносые, и грудь, вздымающаяся при каждом вздохе, и ночи… бесконечные сладкие ночи. Липкие простыни, солёное тело, сладкие губы… и ночи, бесконечные тёмные ночи…
- Лё-шка-а!!! – услышал он откуда-то издалека, наверное, с другой планеты, странный, гипнотический зов...




             

                Год 2011-ый.



               Стерильная чистота, белая постель, бирюзовые халаты сестёр и врачей, тишина и покой вокруг… всё настраивало на умиротворение и отдых. Поначалу так и было. Вкусная еда пять раз в день, приятные массажи, бассейн, прогулки в тенистом парке.
 Но постепенно Алексея стали посещать тревожные мысли и странные воспоминания. Он уже в общих чертах представлял, что с ним случилось, но не мог всего склеить в целостную жизненную картинку, осознать полностью, а главное понять: что же будет с ним дальше.

Алексей взял пульт от телевизора, внимательно осмотрел и открыл крышку блока питания. Достал одну маленькую батарейку и покрутил её между пальцами. Потом снова вставил на прежнее место и включил телевизор. Канал новостей поражал его больше всего, но быстро утомлял. Алексей подошёл к плоской панели и заглянул в щель между телевизором и стеной. "Как такое может быть? Где кинескоп или какое-то подобие электронно-лучевой трубки? Неужели прав был тогда профессор Марковецкий и весь аналог удалось загнать в цифру?"


В палату зашла медсестра, приятно улыбнулась и поставила на прикроватный столик стакан с апельсиновым соком.
- Вас приглашает к себе доктор. Он ждёт в кабинете на втором этаже. Выпейте сок и я вас провожу.
- Спасибо, я знаю, где это. А скажите, почему на улицах разных городов все люди с маленькими рациями? Это агенты спецслужб?
- Нет, - рассмеялась сестра. – Это обычные люди и у них мобильные телефоны. Они просто звонят кому-то.
- У каждого?
- Ну да, и у меня свой есть, - медсестра достала из кармана халата маленькую перламутровую раскладушку, но тут же испуганно сунула её обратно. – Я не уверена, могу ли вам его дать. Нужно спросить у доктора. Пейте сок.
- А почему на телеке столько каналов? Это что, с разных видушек сигналы?
- Вам ограничили количество каналов до двадцати, это распоряжение комиссии. А так, это обычное кабельное. Только не все каналы.
- Не все? – Лёшка вытаращил глаза. – А сколько же их?
- У меня дома – сто с чем-то, а со спутников я знаю, и по тысяче программ ловят, - равнодушно ответила сестра.
- Откуда их столько?! – возбуждённо допытывался Алексей.
- Ой! Я, наверное, лишнего наговорила. Идёмте!


Доктор погладил свою аккуратно выстриженную бородку и, с некоторым смущением, продолжил:
- Кроме того, Алексей Васильевич, вам полагается денежное вознаграждение за тот вклад в науку, который вы невольно сделали своим самым продолжительным летаргическим сном. Двадцать семь лет непрерывного сна - это абсолютный рекорд, такого ещё мировая медицина не знала. Две докторские и четыре кандидатские написаны на материалах наблюдения за вашим спящим организмом. Сотни докладов и конференций по всему миру. Своей диссертацией и этим современным клиническим отделением я тоже обязан вам, дорогой мой Алексей Васильевич! Так что, я - ваш должник! – доктор улыбнулся и дружески похлопал Алексея по руке.
- Что вы, Дмитрий Сергеевич! Это вам спасибо, что выдержали столько лет, что ухаживали… вот только… - Алексей замялся.
- Что? Что? В чём дело?
- Как жить дальше? Что делать? Мне – сорок девять. В зеркале вижу малознакомого мужчину лет тридцати пяти. Сколько же мне на самом деле, доктор?
- Я больше вашего переживаю, поверьте! Но выводы комиссии однозначны: вас надо постепенно адаптировать к нормальной жизни, ввести в социум. Будут, возможно, некоторые шероховатости, проблемы, но другого пути нет. Вы же не хотите остаток дней провести на больничной койке, как овощ? Вы человек неглупый, всесторонне развитый и быстро нагоните пробелы в знаниях и все отставания от времени. Вам только следует быть очень осторожным, хотя бы первое время. Никаких перегрузок, никаких стрессов, минимум алкоголя, а лучше вообще поначалу его исключить. Не спешите устраиваться на работу, побольше общайтесь с близкими. Кстати, вот билет на вечерний поезд в Херсон. Ваша сестра с мужем и детьми после смерти родителей переехала в ваш родной дом под Херсоном, они вас уже ждут.
- Вы меня уже выписываете? – удивился Алексей.
- Да! – радостно поднял руки доктор. – Но мы не прощаемся, голубчик! Мы будем наблюдать за вами, будем помогать! А как же! Друзей не бросают! А я к вам сильно привязался, поверьте!
- Страшновато немного, - вздохнул Алексей.
- Ну, во-первых, вы теперь не бедный человек, на первое время у вас есть немножко сбережений. - Доктор придвинул на край стола конверт с пластиковой карточкой. – Потом вскроете и запомните ваш персональный пин-код. Там деньги, двести сорок восемь тысяч гривен. Это ваши деньги.
- Гривен? Это вместо рублей?
- Краткий курс истории и политики за последние годы вам должны были…
- Да, я знаю, но никак не могу привыкнуть. А это много... денег?
- Средняя зарплата в Украине сегодня две с половиной тысячи гривен. То есть, это примерно сто зарплат.
- Ого! Спасибо, Дмитрий Сергеевич! А я ничего не должен? Кто оплачивал моё лечение все эти годы?
- Не переживайте, голубчик! Вы ничего не должны! Вы сами всё и оплачивали! Вернее, мы построили систему осмотров и наблюдений за вами так, что все заинтересованные, а их было не мало, поверьте, в том числе и зарубежные светила, оплачивали эти посещения и семинары на эту тему, перечисляли проценты от гонораров за публикации, и всё такое. Поначалу, правда, приезжали ваши родители, и все самые первые расходы были исключительно на них. Очень уважал я их, терпеливо и с пониманием держались. Ну, а потом мы всё поставили на коммерческие рельсы, как говорится, на самоокупаемость, и даже доход стали получать, зарплату персоналу платить, и всё такое. – Доктор нервно затеребил бородку.
- И сколько же всего набежало денежек с коммерческого использования моего спящего тела?
- Точной цифры у меня сейчас под рукой нет, - доктор зашелестел бумагами и бухгалтерскими отчётами, – но, что-то около семи с половиной миллионов.
- Сколько? – Алексей приподнялся, упираясь в стол.
- Дорогой мой, присядьте! Вам категорически нельзя возбуждаться! Я вам готов представить полный финансовый отчёт, всё до копеечки! Я лишнего не тратил! Поверьте! А что же вы хотите? Все эти медикаменты и обследования, специальная еда и уход за долгие годы. – Доктор снял очки и стал нервно протирать стёкла салфеткой.
- Простите, Дмитрий Сергеевич! Я не хотел вас… Я просто цифре поразился…
- Вы ещё многому в этой жизни удивитесь, голубчик. – Доктор вытащил из ящика стола цветную коробку и положил перед Алексеем. – А это вам лично от меня. Последняя модель телефона "Nokia". Там инструкция на русском есть, разберётесь. Но мы уже завели вам туда короткие номера, они набираются простым нажатием одной кнопки. Двойка – дежурный врач, тройка – я, четвёрка – ваша сестра… Звоните, не стесняйтесь!
Алексею показалось, что он невольно обидел честного человека, он встал, взял коробку и протянул руку.
- Дмитрий Сергеевич…
- Всего хорошего вам, Алексей Васильевич, - ответил доктор вялым рукопожатием и засуетился, перекладывая бумаги на столе.



           Киев был похож на давно знакомую девушку, к которой в гости приехала тётя из Америки, разодела в заграничные одежды, навесила дешёвой яркой бижутерии и понатыкала заколок, нанесла вульгарный макияж и растрепала волосы, а в уши вставила плеер, который дудел и сигналил разными звуками, заглушая крикливую музыку. Лёшка стоял на бывшей площади Октябрьской Революции и крутил головой по сторонам. Все дома вроде были узнаваемы, и здание главпочтамта, и, гордо возвышавшаяся своим шпилем, бывшая гостиница «Москва», но что-то было неуловимо другим. Стеклянные купола, монументы, рекламные щиты иностранных компаний, и… муравейник, огромный копошащийся муравейник. Куда подевалась прежняя величавость и спокойствие? Где размеренная неторопливость и… запах цветов? Вот, запах другой! И шум! А фонтан! Где большой круглый фонтан в центре площади? Сумасшедшая какофония звуков вокруг, обрывки мелодий и сигналы клаксонов, рекламные ролики на огромном экране и окрики зазывал, смех, громкие разговоры и какие-то песни. Что происходит? Автомобили невероятного космического дизайна на огромной скорости проносились по Крещатику в несколько рядов, не сталкиваясь, и люди, под стать машинам, сновали повсюду в таком темпе, что казалось – завтра конец света.


- Я вас витаю! – раздался откуда-то сбоку бодрый звонкий голос. Улыбающаяся девушка протягивала Лёшке, который к тому времени уже чем-то напоминал задыхавшегося Ихтиандра из фильма «Человек-амфибия», выбравшегося в большой город со дна морского, какую-то пластмассовую коробку. – Вы сталы тысячным клыентом наший компании и цей автомобыльный пылесис…
- Но у меня нет машины!
- Значыть, скоро будэ! Бэрыть! Майже даром!
- А скажи, милая, сегодня какой-то праздник?
- Ни, звычайный вторник. Так бэрэтэ?
- Я не знаю, у меня деньги на карточке… А как эта площадь теперь называется?
- Майдан Нэзалэжности! – гордо ответила девушка. – То вы з России?


Алексей прошёл через весь Крещатик, мимо Бессарабки с высокими, нависающими отовсюду, новостройками, рекламными плакатами, и невольно ноги сами принесли его к площади Льва Толстого. Недолго думая, он свернул в знакомый переулок, но вход во двор оказался огорожен высоким кованым забором, за которым прогуливался охранник в чёрной форме.
- Вы не подскажете, как попасть в квартиру Марковецких? – обратился к нему Алексей.
- А вы кто такой?
- Я? Друг семьи… Моя фамилия Силенко!
- Алёна Игоревна? – бубнил уже охранник в домофон. – К вам Си-лен-ко. Понял! Пускаю!
Значит, Марк с Алёнкой живут здесь, в родительской квартире! Сердце забилось чаще от знакомого имени, Лёшка подошёл к открывшейся калитке и в приподнятом настроении, с горящими глазами затараторил охраннику:
- Сейчас, брат! Я… я мигом, в гастроном, за бутылкой хереса сбегаю! Пять минут, брат! Я мигом…


Такого изобилия спиртного после полупустых витрин советского времени Лёшка не мог представить даже во сне. На полках красовались сотни бутылок разной формы и размеров с яркими этикетками. Большинство названий были ему совсем незнакомы и непонятны. Он не мог найти привычных слов «вино» или «водка», повсюду были лишь названия неизвестных брендов.
- А скажите, - обратился он к продавщице. – У вас херес есть?
- Херес? Цэ шо, коньяк?
- Нет, это вино креплёное… А что вы посоветуете купить в гости, как подарок друзьям, которых сто лет не видел?
- Мужчинам?
- И девушкам тоже, - неуверенно кивнул Лёшка, а про себя прикинул, что девушке Алёне уже сорок восемь должно быть.
- Визьмыть "Мартини" та виски, нэ помылытэсь!
- А карточкой можно рассчитаться?
- Звычайно.



Не считаясь с реальностью, Алексей по-прежнему ощущал себя двадцатилетним студентом. Он не виделся почти три десятка лет ни с кем из своей прошлой жизни, и в его памяти были только те образы, которые заснули вместе с его сознанием.
- Здрасьте, вы к маме? – спросила Лёшку похожая на Алёнку девушка, и тот смутился, не понял, как так могла она измениться и, главное, почему нос с годами утратил курносую форму.
- Ты разве меня не…
- Ой, Лёшка! – скрестила руки на груди пожилая женщина, появившаяся вслед за девушкой. – Проходи же скорей!
Алексей замер на мгновение, но потом всё же сделал усилие и осторожно переступил порог ватными ногами, осаматриваясь. Только нос и глаза, несколько потускневшие со временем, выдавали в этой полной женщине, с морщинками возле губ и век, и какими-то новыми родинками на шее, ту прежнюю, излучавшую свежесть и ожидание любви, красавицу. Алексей понимал рассудком, что она должна была измениться, внутренне был даже готов к небольшим переменам, но это ошеломляющее впечатление от кажущейся больной женщины, напоминавшей скорее мать Алёны, а не её саму, это впечатление было сравнимо с шоком.
- Что, изменилась? – отвела глаза в сторону Алёна, будто почувствовав смятение в душе Алексея, и тут же спохватилась, засуетилась. – Дашуль, дай тапочки гостю! Это наш с папой друг, я тебе рассказывала, который заснул тут на кухне лет…
- Двадцать семь, двадцать семь лет назад, - вставил Алексей каким-то хриплым, не своим голосом.
- А это моя дочь, Даша!
- А где Марк? Где родители? – спросил Алексей, выставляя на знакомый круглый стол бутылки со спиртным и конфеты.
- Родители Юры умерли года четыре назад. Сначала Дмитрий Сергеевич, а потом и Дусечка, не прожила и двух месяцев без него. Да ты садись! А Юрке я сейчас позвоню, он так обрадуется! И Мишке, хочешь?


Только старинные стулья и стол напоминали ту обстановку, которая прочно врезалась в Лёшкину память. Холодильник, шторы и вся кухонная мебель были уже другими, современными, в салатово-бежевом пластике и хроме.
- Что, сильно изменилась? – спросила Алёнка грустным голосом, разливая вермут в бокалы. – Даш, выпьешь с нами? – крикнула она в открытую дверь.
- Чуть-чуть, - соврал Алексей. – Ну, за встречу!
- А вот ты совсем не изменился, ну разве что, чуть повзрослел, - сказала Алёна, на глазах у неё почему-то заблестели слезинки, она выпила залпом, и чмокнула Лёшку в щёку.
"Запах! Вот! Её запах остался прежним! Тот же запах прелого сена и каких-то трав, который тогда сорвал мне крышу на смотровой площадке высоченного памятника." И сразу же разница в возрасте съехала лет на двадцать, и приблизила воспоминания тех дней и ту смеющуюся розовощёкую девчонку…
Отзвонился Марк.
- Сейчас, даю, - сказала Алёна, сунула в руку Лёшке свой мобильник и подскочила к плите, то ли что-нибудь приготовить на скорую руку, то ли отвести в сторону от гостя свои мокрые глаза.
- Лёха?! Ты? Живой?  - орал в трубку Марк. - Ну, ты даёшь, брат! Я уже к вам лечу! Мишку по дороге захвачу, ну и пойла какого-нибудь, и через сорок минут мы у вас! Попроси Дашку, пусть суши и пиццу закажет на дом! Она знает. Как тебе моя дочь? На меня или на Алёнку? То-то же! Я поверить не могу, Лёха! И голос тот же! Всё! Жди!


Алексей аккуратно нажал красную кнопочку на телефоне и спросил, глядя в спину Алёне:
- А вы что, живёте раздельно?
Алёна заглянула в духовку, достала какие-то сковородки, поставила на плиту и только после этого присела к столу.
- Нальёшь? – спросила, глядя прямо в душу печальным и мокрым взглядом. – Мы уже десять лет не живём с Юркой. Он сильно изменился. Стал много зарабатывать, из-за границ не вылазит, загордился. Ну и я, может, виновата, всё за Дашкой, за Дашкой, на себя как-то времени не хватало… Прозевала где-то, завёл он молодуху, ребёночка ей сделал, дом построил… Я пыталась вычеркнуть его из жизни, даже фамилию Дашке хотела на свою девичью сменить… Если бы не мама Юркина, царство ей небесное, не знаю, что и было бы с нами. Дашка – моя внучка, говорит и никуда она из этой квартиры не съедет, и фамилию будет носить нашу. Сколько я пережила тогда, сколько раз из окна этого выпрыгнуть хотела! А потом стала ко всему равнодушной, всё мне в жизни стало не интересным. – Алёна виновато глянула вниз, на свои ноги, и сдвинула крепко полы халата. – Только тебя иногда вспоминала. – Провела рукой по Лёшкиным волосам, улыбнувшись. – Всё думала, как бы сложилось, если бы я, - назло тебе, - за Юрку не вышла…


В гостиной заиграла какая-то музыка, в которой совсем не угадывалась мелодия, а слышался только дробный сбивающийся ритм.
- Это Дашка такое слушает, - сказала Алёна.
- Смотри! Это же Макаревич! Только с усами смешными, - выпалил Алексей, тыкая пальцем в экран висевшего на стене телевизора. – Какую-то еду готовит. Это что, шутка?
- А-а, это он с Ургантом, теперешним ведущим передачи «Смак». А раньше эту передачу вёл сам Макаревич.
- Постой, постой. - Лёшка откинулся на спинку стула. – Что ты такое говоришь? Это тот самый Андрей Макаревич, который, - "пока не меркнет свет, пока горит свеча"? Борщ теперь варит в передаче?! Поверить не могу! Они же были идолами нашего поколения! А они ещё поют?
- По-моему нет. Тогда всё и закончилось. Как у всех. Денег рубанули и зажили сыто. Дайвинги на экзотических островах, ром, креветки, девочки. Гурманами стали. И Юрка мой по этой же дорожке побежал. Только теперь почему-то ко мне от своей молодухи всё чаще стал бегать. – И Алёнка рассмеялась каким-то неприятным, злобным смехом, а потом затихла и добавила: - Только свеча уже не горит.



В дверь позвонили и уже через несколько секунд Лёшку мяли в объятиях двое толстых мужчин, которые только голосами отдалённо напоминали ему тех поджарых закадычных друзей студенчества. Когда они расступились, к Алексею шагнула симпатичная женщина средних лет в рваных джинсах и прозрачной майке и чмокнула в щёку.
- Мы знакомы? – спросил Лёшка, едва справляясь с давно забытым сексуальным трепетом от вида сосков, алевших сквозь воздушную, как паутина, марлевую ткань.
- Ты что? – заорал Марк. – По всему Киеву пестрят плакаты и рекламные щиты о новой выставке художницы мирового ривня Лильки Марковецкой!
- Лилька?! Твоя сестричка? – теперь уже кричал Лёшка. – Это та скромная девочка, которая подсыпала в яблочный пирог зелья какого-то и уложила меня спать на двадцать семь лет?!
- Ну да! – гремел Марк. – Она же была в тебя тайно влюблена! Надо же ей было как-то компенсировать разницу в возрасте? Чтобы тебя законсервировать, а самой повзрослеть! Ну и чтобы ты за это время никому не достался! – И вся компания, и даже Алёна и, прибежавшая на шум Дашка, залилась дружным истерическим хохотом, - не каждый же день призраки из прошлого воскрешают!


Человек не ценит беззаботное и счастливое время своей юности, когда живёт в нём. Его терзают глупые страхи и сомнения, недовольства и разочарования, обиды и самоедство. Он не замечает открытых путей, полной свободы выбора и неиссякаемой энергии, которую потом, в зрелом возрасте будет собирать по крупицам. Ему кажется, что здоровье, жизненные силы, восторг и желание любить будут с ним всегда, как воздух, за который не нужно платить и который всегда рядом. И поэтому ничего этого не бережёт, роняя по сторонам, интуитивно веря, что всего этого будет впереди с избытком, и что хрупкие человеческие отношения ещё сто раз склеятся, заведутся новые, более интересные и приятные… А потом сидит, спустя много лет, и вспоминает: а помнишь, как мы на лыжах? А помнишь ту девчонку, тот закат, те слова и первые поцелуи? И жалко ему становится, что растратил время на чепуху, упустил что-то важное, главное, к чему сейчас уже невозможно вернуться, и лишь через розовый калейдоскоп воспоминаний можно только слегка прикоснуться.
А помнишь…?


Уже не по одной сигарете выкурили друзья-балагуры на маленьком балкончике, а всё не унимались и, хватая друг друга за рубашки, сыпали подзабытыми пошлыми историями и проделками, причём каждый вспоминал их теперь на свой лад. И лишь, когда Алёна позвала их третий раз к столу, Лёшка в упор спросил Марка:
- Ты с Алёнкой развёлся?
- Да, уже и женился на другой, и уже и об этом забыл, - Марк с Мишкой дружно зареготали.
- Как это? Ты… разве... не по любви? – удивился Алексей.
- Знаешь, бывает влюбишься в ямочки на щеках или курносый нос, а по ошибке женишься на всём человеке! Ха-ха! Какая любовь после стольких лет совместной жизни? Ты чё, Лёха! Бабы становятся, как сёстры троюродные. С ними даже трахаться как-то неловко! – и двое приятелей снова заржали.
- Ты, Лёшка, законсервировался в студенческом возрасте не только физически, но и морально! – съязвил Мишка.
- Это вы мне кажетесь больными! – обиделся Лёшка и щёлчком выбросил окурок. – Не просто больными, а сильно распухшими от воспалительного процесса! - Он схватил Мишку за толстую щёку и потряс: - Причём, опухоль эта, похоже, даже в мозги ваши проникла!
- Вот! Вот, Мишаня, кто нам нужен на должность директора торговой сети! – заорал вдруг Марк. – Лёшка никогда не обманет, не стырит! Да он и схем-то этих коммерческих не знает! Будет достойным лицом нашей компании! Причём молодым лицом! – И оба друга снова забились в истерике, а Алексей раздражённо отворил балконную дверь и направился в кухню, не понимая причины их безудержного веселья.


Алкоголь ударил в голову с первых же рюмок и тосты за его здоровье и успехи медицины стали путаться в сознании Алексея и гулко отдаляться. Поглядывавшая на него Алёна, заметила перемены и встревожилась:
- Ребята, вы бы Лёшке не наливали так много, у вас-то печёнки лужёные, а он побледнел весь. Лёш, ты как? Ты мне смотри, на этой кухне во второй раз в обморок не падай!
- Это только после моего пирога бывает, - пошутила модная художница.
В комнату вошла Дашка с открытым ноутбуком и подошла к Марку.
- Пап, покажи, как в "Адобе" делать менюшку на видеофайлах. Я забыла.
- На каком языке она это сказала? – спросил Алексей.
- Да, кстати, Лёха, помнишь наш спор тогда здесь, на кухне, когда папик мой нам рассказывал про вычислительную технику будущего? Вот! Персональный компьютер! Со свободным доступом ко всем видам мировой информации, - спокойно сказал Марк и кликнул на значок Гугл-карта.
- В этой плоской коробочке? – Лёшкины глаза удивлённо округлились и он, как ребёнок, потянул руки к компьютеру. – Я видел это по телеку в больнице, но я тогда подумал, что это портативные печатные машинки. Что, и процессор здесь, и цифровые преобразователи, и блоки памяти? А блок питания где? Он же должен сильно греться? Их на нашем радиозаводе делают?
- Не суетись, всё продумано и отлажено.
- Это же, какие возможности открываются для творчества! – не унимался Алексей. – Можно изобретать и проводить расчёты прямо здесь, на кухне?
- Только у нас никто и ничего не изобретает, - усмехнулась Лиля. – Все только торгуют. Даже Юрка с Мишкой.
- Чем? – вырвалось у Лёшки.
- Колбасной оболочкой и конфетными фантиками, - ответила художница, не скрывая иронии.
- Не слушай её, - отмахнулся Марк. – Богема! Вот, смотри сюда, со спутника в реальном режиме времени виден наш дом, вот "Акура" моя под подъездом припаркована. Жаль, прямо сюда, на кухню, нельзя заглянуть.
- Это что-то! – выговорил по слогам ошарашенный Алексей, не отрывая глаз от экрана. – А как же секретность? Это ведь можно следить за каждой ракетой, за каждым вагоном, кто куда поехал, где разгружает…
- Лёха! Так я про работу серьёзно, - сказал Марк. – Тебе же надо куда-то устраиваться? Сейчас это не так просто, да и платят копейки! А мы с Мишкой тебя не обидим, ты же знаешь! Нам свой человек нужен, реальный директор, чтобы в налоговой мог засветиться, и, главное, чтобы чистенький! Ты же по ментовке не бьёшься, в партиях не марался. То, что надо! Прописка у тебя киевская?
Лёшка достал паспорт из кармана рубашки и неуверенным движением передал его Марку. Тот ахнул: на красной, почти новенькой обложке красовался герб несуществующей страны и четыре гордые буквы СССР.
- Да отстаньте вы от человека, ему отдохнуть надо, - снова вмешалась Алёна.
- Как позвонить твоему главврачу? – спросил Марк, и Лёшка дал ему свой мобильный.
- Идём, дорогой, я тебе постелю, отдохнёшь немного, - Алёна помогла "поплывшему" с непривычки Алексею подняться. – В котором часу у тебя поезд?
- В одиннадцать тридцать две, - еле выговорил тот.
- Алло! Дмитрий Сергеевич! – говорил в трубку Марк. – Это Юрий Родионович Марковецкий вас беспокоит. Мы были у вас несколько раз. Да, друзья Алексея Силенко. Нет, всё в порядке! Прилёг отдохнуть. Знаете, столько эмоций, впечатлений. Да, мы стараемся не перегружать. Я хочу его устроить на работу в свою компанию. Да, я знаю, пусть съездит к родным, конечно. Но потом всё равно нужно будет куда-то определяться. Так я подумал, что лучше здесь, под присмотром, и нашим, и вашим. Вы не против? Дмитрий Сергеевич, я бы вот о чём хотел вас попросить. У него паспорт ещё советский. Да! Я всё организую, мне только справочка от вас нужна, что, мол, в такой-то период находился в летаргической спячке и не мог физически обменять паспорт. Да, на бланке клиники! Спасибо огромное!
- Какая справка? Опять справка?! – послышался откуда-то из комнат уставший голос Алексея. – Плохая примета...


Без четверти десять шумная подвыпившая компания толпилась возле такси, в котором сидел расплывшийся в блаженной улыбке Лёшка Силенко, и все наперебой уговаривали его остаться.
- Нет, я точно еду к сестре в Херсон, - мотал головой упрямый пассажир.
- Садись с ним, Лиля, - сказал Марк. – Ты самая трезвая и ответственная. Да и живёшь недалеко от вокзала. Вам по пути. Потом отзвонишься. Лады?
- Лады! – ответил за неё Алексей.
- Твой паспорт останется у меня, я займусь переоформлением. Смотри кредитку и мобилу не потеряй, турист! – крикнул уже в закрывавшуюся дверь Марк.



              Алексей открыл глаза и не мог сообразить, где находится. То ли его перевели в другую палату, то ли вообще, в другую клинику. Тревожной кнопки на прикроватной тумбочке не было и это показалось ему странным: как же теперь позвать медсестру? Вокруг стояли странные предметы, похожие в приглушённом свете на ширмы для переодевания или подставки для капельниц. Может это всё сон? Но желание проверить это наверняка и помочиться прямо в постель Лёшка в себе подавил, встал с кровати и пошлёпал босыми ногами на свет. В отгороженной части студии за барной стойкой на высоком стуле сидела Лиля Марковецкая в коротком халатике и пыталась открутить голову вяленой рыбине.
- Туалет там, - спокойно сказала она, показывая на витражную дверь.

Алексей, сидя на унитазе, пытался сконцентрировать мысли, которые почему-то рассыпались на осколки и разбегались, петляя из стороны в сторону. И гордый внук славян… При чём здесь это? Алексей поднялся. Где цепочка? Как смывать? Какие славяне? Бачка сливного тоже нигде нет. Он пошарил по стене, надавил какую-то кнопку и под радостное урчание унитаза вдруг - вспышка памяти: и гордый внук славян, и финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык! Стоп! Я же должен был ехать к сестре, в Херсон, на поезде!
- Как я здесь оказался? – спросил помятого вида человек в одних трусах, умащиваясь на высокий стул возле барной стойки.
- Ты заснул в такси. Куда мне было тебя девать? Хорошо водила помог дотащить.
- А Марку ты звонила?
- Он наорал на меня и сказал, чтобы я тебя посадила на поезд. Но это было нереально! К тому же, там бы у тебя увели карточку и мобилку, ты же, как ребёнок.
- Я тоже хочу пива с рыбой!
- Бери.
Забытый вкус резкого холодного пива в сочетании с вяленой таранькой сразу принёс приятное облегчение, и, казалось, головная боль отступила и мышцы окрепли.
- Это твоя мастерская? – спросил Лёшка, оглядываясь по сторонам.
- Это моя квартира, переделанная под студию, - Лиля достала из холодильника ещё две бутылки.
- Сколько сейчас?
- Час ночи.
- Ты всегда пиво по ночам пьёшь?
- Только, когда таскаю домой пьяных мужиков.
- Лиля, прости, я…
- Да я не сержусь. Кабанам этим не стоило тебя спаивать, ты, ведь, ещё слабый.
- Лиля, ты такая… красивая, добрая, талантливая, а живёшь одна. Где женихи?
- Проехали! Отломи мне плавник!
- Держи! Вкусная рыба. И пиво. Ты знаешь, так всё изменилось вокруг! Мне кажется, я никогда не привыкну.
- Чудной! Наоборот, ты в этой жизни единственный стерильный и настоящий экземпляр. Ты не испорчен всей этой гнилой и развратной житухой, этим бесконечным враньём и кидаловом. Ты видел, как они за тебя вцепились, паспорт отобрали. Ты с ними по-простому, всё им выкладываешь, думаешь, они такие, какими были в те далёкие восьмидесятые? Дудки! Ты их, теперешних не знаешь. Будь осторожен!
- Но ведь Марк, то есть, Юрка - твой родной брат!
- Вот поэтому я и говорю, слишком хорошо его знаю.
- А это правда, про колбасные оболочки?
- Я редко вру. Они с Мишкой бешеное бабло подняли на этих фантиках. Хитрецы! На каждом куске колбасы есть логотип производителя, который наносят их станки, в их же цехах, пищевой краской. Прикинь объёмы продаж! Эти рисуночки на конфетках, печенюшках и колбаске - мои! Это я придумала и сделала все эскизы. Ты думаешь, они со мной поделились? Зарплату заплатили, как обычной сотруднице и всё! Конфетки маленькие "Эм-энд-эмс" знаешь? Ну, неважно. Так вот, эти две буквочки «М», это Марк и Мишка! За эту идею они мне триста баксов сунули, как дешёвой проститутке, а сами миллионы хапнули!
- Может мне рубашку накинуть, а то как-то неловко голому.
- Почему? Я же голая. – С этими словами Лиля небрежно распахнула халатик и тут же закрылась. – Ой! Что это я? Ты же почти тридцать лет женского тела не видел! Или тебе медсестричек водили?


Холод или жар, а скорее неожиданный удар молота сразу по всем частям тела ощутил Алексей, и какая-то забытая дрожь прошла сверху вниз, овладевая всем телом помимо его воли, и стала пульсировать с каждым биением сердца всё сильнее и отчётливее, превращаясь в твёрдеющий сгусток энергии.
- Пойдём, я покажу, где твоя одежда. – Соскользнув со стула, Лиля плавно проплыла мимо онемевшего Алексея, оставляя лёгкий шлейф восточных ароматов, и прошла к кровати, возле которой высился выдвижной гардероб.
Лёшка, как загипнотизированный кролик, поплёлся за ней, придвинулся близко и, пока она выбирала нужную вешалку, обнял за плечи.
- Мне кажется…, я… люблю тебя, Лиля! – он не узнал своего голоса.
- Ты хотел сказать: хочу? – она резко повернулась к нему лицом и вызывающе подняла голову.
- И люблю, и хочу! – Кто из них кого завалил на кровать и кто был сверху, а кто снизу, и что там вообще произошло дальше, молодой человек уже не мог сообразить или вспомнить.
Никогда.
- Лё-ёш-ка-а-а! – услышал он совсем скоро, откуда-то из далека, будто с другой планеты, и вспомнил, что когда-то давно уже слышал этот зов...





                Год 2038-ой.




               Человек свято верит в то, что с ним не случится ничего ужасного. Это других грабят или убивают. Это других сажают за решётку или насилуют. Это другие болеют СПИДом и превращаются в труху от наркотиков и алкоголя, - другие. Но только не я, - думает человек. Надо мной безоблачное небо, я здоров, умён, молод и со мной будет происходить всё только хорошее! Даже старость и смерть пройдут мимо, к другим, но только не ко мне. Ведь было бы не справедливо, если бы что-нибудь плохое произошло именно со мной. Я же – хороший! Я – особенный! И меня обойдут стороной все житейские трудности и проблемы! Я здесь только лишь для того, чтобы наблюдать за всеми, давать советы, делать замечания. Я рождён исключительно для созерцания! Хотя могу устроиться на работу, завести семью, пожить обычной жизнью, познать все радости и удовольствия. Получить любой жизненный опыт. Но только - не горе и страдания! Со мной ничего не может случиться плохого, потому что…
А почему, собственно?


В просторном, дорого обставленном кабинете главного врача находились, кроме него, ещё двое мужчин почтенного возраста. В руках одного из них была тетрадь с историей болезни Силенко Алексея Васильевича, семидесяти шести лет отроду, и мужчина нервно теребил, перелиствал страницы этой пухлой тетрадки.
- Дмитрий Сергеевич, уважаемый, неужели не проще держать всё на электронных носителях? – спросил мужчина с характерным восточным разрезом глаз.
- Тут вы не правы, батенька. Здесь оригиналы всех назначений и анализов. И это есть только у меня! А там, - доктор показал пальцем в монитор компьютера, - уши и глаза всех заинтересованных! Они должны видеть только то, что я хочу им показать! Вот, нашёл, взгляните-ка повнимательней!
Две головы, одна почти лысая, с островками седины по бокам, другая смолянистая, склонились над каракулями выписок и заключений специалистов.
- Так что, за сердце юноши можете не переживать, - подытожил Дмитрий Сергеевич.
- Юноше всё-таки - семьдесят шесть, коллега, - высказал сомнение лысоватый.
- "Майбах", который простоял тридцать лет в гараже, всегда будет иметь лучший мотор, чем тот, который намотал тысяч триста. Согласитесь, батенька! К тому же, его печень не подвергалась атакам всей этой химической заразы и алкоголя, она ещё помнит вкус настоящих помидоров.
- Ну, убедили, убедили. Когда же мы можем, так сказать, получить донорские органы?
- Мариванна! – доктор нажал кнопку на пульте. – Зайдите ко мне!


В кабинет вошла невысокая женщина в лёгком зелёном комбинезоне и берете.
- Когда у нас завершается полный цикл перехода на обычный режим больного Силенко?
- Через три дня, - ответила женщина.
- Спасибо, можете идти, - кивнул доктор и, уже обращаясь к коллегам, добавил, - через четыре дня, в пятницу, жду вас у себя для синхронизации всей операции. Каждая секунда, как вы понимаете, должна быть чётко расписана.


- Вот ваш сок, - сказала сестра в смешном зелёном берете и подошла к окну, возле которого сидел Алексей. Обычно она ставила сок на столик и уходила.
- Спасибо, - угрюмо произнёс больной и взял пластиковый стакан из рук медсестры.
- Тебе бежать надо, парень! Они тебя порежут на куски и продадут! Жалко мне тебя! Ты мне сына покойного Кольку напоминаешь! Загубили его китаёзы проклятые!
- Что?! О чём это вы? – встрепенулся Алексей.
- Не кричи и повернись к окну, а лучше – пей сок маленькими глотками и слушай! - перешла на шёпот сестра. - В десять вечера обнуление и перезагрузка системы слежения и контроля, и переход на ночной режим. У тебя будет ровно одна минута, чтобы выскочить из здания и, через приёмный покой, - во двор. Одежду я положу тебе в постель, когда менять буду. Дверь оставлю незапертой. Понял? Думай, парень! Иначе загубят и тебя, как моего Коленьку. Другого шанса не будет!
- А как же вы?
- Мне белый свет уж давно не мил. А тебя жалко…


Людей на улицах почти не было, машин - тоже. Это показалось странным Алексею. Киев казался вымершим и мрачным. Беглец удивлялся тому, как легко сработал нехитрый план медсестры,  никто не чинил ему препятствий на проходной клиники, хотя люди там были, и не могли его не заметить. Неожиданно откуда-то сверху со стороны проспекта показалась светящаяся точка, быстро и бесшумно приблизилась, превратившись в маленький летательный аппарат, но только без крыльев и пропеллеров. Из него торопливо вышел маленький человек в бежевом комбинезоне и, обращаясь к Алексею, резко вытянул вперёд руку с каким-то устройством, вроде пульта от телевизора, и приказал:
- Стой на месте!
Алексей удивился, как человек хорошо и без акцента говорит по-русски, хотя на лицо – азиат.
- Почему не читается твой микрочип? Ты его снял? – человек в комбинезоне свободной рукой взял остолбеневшего Лёшку за шею и провёл по ней пальцами в направлении затылка.
- Где твой персональный чип? Как ты его снял?
- Какой чип?
Человек в униформе подозрительно посмотрел на Алексея, а затем нажал кнопку на пульте и стал что-то быстро говорить в выдвинувшийся экран на незнакомом языке. В висках у Алексея застучало, он лихорадочно соображал, что делать. Вспомнился простой спортивный приём из тенниса: когда у соперника идёт игра и он уверенно побеждает, нужно сбить темп, как угодно: вытереться полотенцем, перешнуровать кроссовки. Алексей присел на корточки и сделал вид, что поправляет липучки на обуви. А затем, как пантера, рванул в сторону бульвара, перескочил через ограду и побежал во весь дух по аллее. Оглянувшись и увидев, как азиат кинулся к своему летательному аппарату, Лёшка бросился в кусты и протиснулся под скамейку. Он видел, как кружил в воздухе, легко смещаясь в разные стороны, словно муха, этот удивительный, серебристый аппарат в поисках беглеца, выхватывая мощным лучом разные объекты по сторонам. Затаив дыхание, Лёшка не двигался. Судорога острой болью сковала ослабленную мышцу на ноге и Лёшка попытался разгибать пальцы, стараясь погасить реакцию организма на резкую физическую нагрузку.


Вдруг послышалось какое-то странное жужжанье, которое, то нарастало, то удалялось, но, несомненно, было где-то рядом. Что-то коснулось его ботинка, зафыркало и стало втягивать воздух, словно обнюхивая. Лёшка весь напрягся, - может ёжик? Летательный аппарат скрылся из виду и беглец попытался высунуться из укрытия. Под скамейкой, рядом с тем местом, где он лежал, настойчиво крутился и двигался небольшой пластиковый диск, похожий на коробку от старых кинолент. По бокам его то и дело высовывались гибкие трубки и присоски, а диск этот по-хозяйски собирал весь мусор и пыль вокруг себя. Робот-пылесос? Забавно. Вот, оказывается, почему улицы выглядели иначе, чем в прошлые годы, - они были стерильно чисты, словно вылизаны. Стал накрапывать дождь и Лёшка решил покинуть бульвар, затеряться где-то во дворах; центральная часть города была ему хорошо знакома и почти не изменилась.


Пересекая площадь Льва Толстого, Алексей старался не привлекать внимания редких прохожих; те тоже, казалось, куда-то озабоченно спешили, и совсем не было среди них праздной, гуляющей молодёжи, которая в прежние времена шумно наводняла все центральные улицы Киева. Не было рекламных огней, не было машин, казалось, что в городе царил комендантский час военного времени. Беглец свернул в известный переулок и подошёл к распахнутым настежь кованым воротам. Никакой охраны он не заметил, и даже на дверях в подъезд не было кодового замка.
Лёшка взлетел на четвёртый этаж и надавил кнопку звонка, но знакомой трели не услышал. Осторожно толкнул дверь, та послушно отворилась. Он шагнул внутрь квартиры и почувствовал какой-то едкий запах химии, а затем услышал характерное жужжание робота-пылесоса. Предчувствуя недоброе, Алексей сделал ещё несколько шагов в направлении гостиной. Сердце его колотилось то ли от быстрого подъёма по лестнице, то ли от страха.


Возле дальней стены стояли два кресла, похожих на стоматологические, а на них полулежали люди. Головы их были скрыты конусообразными скафандрами с мерцавшими зелёными огоньками, а руки и ноги чем-то обвёрнуты и прихвачены к креслу. Люди не издавали звуков, не шевелились и вообще были похожи на клиентов старых советских парикмахерских, которым сушили волосы, но на всякий случай пристегнули и усыпили. Противный пылесос стукнулся об ногу незваного гостя и попытался высосать пыль из-под штанины. Лёшка раздражённо поднял это чудо техники, перевернул, открыл маленькую крышку и отсоединил блок питания. Пылесос пыхнул отчаянно, мигнул и затих. Что делать дальше, Алексей не знал. Во рту пересохло. Он прошёл на кухню, открыл холодильник в надежде утолить жажду. Полки были завалены какими-то разноцветными пакетами и ёмкостями; ни кастрюль с котлетами, ни банок с компотом там не было. "Может, здесь уже давно живут другие люди, какие-нибудь инопланетяне, или азиаты, а я ворвался в их дом и шарюсь в холодильнике?" – пронеслось в Лёшкином воспалённом мозгу, но чувство жажды оказалось сильнее. Он схватил пластиковую ёмкость, отвинтил крышку и залпом выпил содержимое. Скривившись, Лёшка раздражённо хлопнул дверцей холодильника и тут же услышал глухой голос откуда-то из дальних комнат.
- Дашулька, принеси мне напиток!


Алексей узнал бы этот голос из тысяч, да что там, из тысяч, - из миллионов других голосов. Он бросился в спальню и застыл на пороге. Осунувшееся, перечёркнутое морщинами лицо смотрело прямо на него потухшими глазами с высоких подушек разостланной кровати.
- Это ты, или твой призрак?
- Это я. Я опять проснулся и бежал из клиники. Что с тобой? Что вообще происходит?
- Что со мной? Ничего. – Алёна пристально смотрела на Алексея и глаза её заблестели. – Просто состарилась и скоро умру. Без тебя состарилась.
- Прости, но я… - Алексей сел на край кровати и взял старуху за руку.
- Молчи! Не надо. Дашка с Егором там?
- Сидят какие-то люди с фенами на голове.
- Наркоманы. – Алёна стала сжимать ладонь Алексея слабыми пальцами.
- Я ничего не могу понять, меня какой-то человек на маленьком вертолёте пытался задержать…
- Лет пятнадцать назад в мире всё перевернулось. Ты счастливчик, проспал всё. – Алёна улыбнулась и за болезненной жёлтой маской стали проступать узнаваемые черты. – Мир захлестнули военные стычки и конфликты. Террористы, исламисты, и прочий сброд революционеров и поджигателей. Повсюду взрывы, убийства, паника! Россия на гране ядерной войны со Штатами... Ужас! Телек страшно было включать, каждый раз новая кровь, новые тревожные угрозы... А тут китайцы по-тихому изобрели какой-то новый источник энергии и быстро завладели всем миром. Они покорили биополе и проникли с его помощью во все уголки мира. Под видом борьбы с международным терроризмом они взяли под контроль все страны, всё вооружение, всех политиков и солдат, каждого человека на планете. Мы теперь служим им и постепенно вымираем. Они всё контролируют, всё видят, всё слышат. И решения принимают только они.
- Но, как же я свободно прошёл через все кордоны?
- Наклонись, - сказала Алёна и провела костлявой рукой по затылку Алексея.
- Меня уже там щупали сегодня.
- Тебе не вживили микрочип, который есть у всех. Ха! Поэтому ты стал невидимкой для радаров и системы.
- Какой системы?
- Все мы под постоянным наблюдением мощной навигационной системы. Наши персональные чипы непрерывно посылают данные о местонахождении и всех действиях каждого из нас. Система знает о нас всё. Где мы работаем, с кем общаемся, куда идём, что делаем, что замышляем. Она непрерывно обрабатывает данные и, если что-то не так, выдаёт команды этим уродам, а они мгновенно прилетают.
- А где Марк и Мишка?
- Юрку мы похоронили семь лет назад. Он не смог притворяться и подчиняться ускоглазым. А Мишку с тех пор я вообще не видела. Не знаю. Дашка вышла замуж, но попала под их влияние и теперь с мужем, как наркоманы, тихо разлагаются. Это они в зале виртуальное кино смотрят.
- Какое кино?
- Китайцы изобрели программу, которая реализует все твои мечты и фантазии. Ты выбираешь тему, сценарий и – вперёд! Хочешь – летаешь в космосе, купаешься на Багамах, катаешься на лыжах... Всё! Всё, что пожелаешь в этом виртуальном мире, придёт к тебе в реальных… ну почти реальных, ощущениях. Ограничения только по времени – три часа. Через три часа программа обнуляется. Ты сходил в туалет, выпил воды. Захотел поесть? Зачем тебе заморачиваться с приготовлением еды, искать продукты, мыть, резать, жарить? Ты нажимаешь несколько кнопок на мониторе и самые изысканные блюда – перед тобой! Запивай трюфеля французским шампанским! Заедай чёрной икрой кристальную водку! Всю планету подсадили на эту гадость! Люди превратились в безвольных амёб. Зачем добиваться чего-то? Зачем сражаться и идти на баррикады? Вот оно - виртуальное счастье! Я тоже пробовала. Выбрала тему "любовь". Знаешь, какие уточняющие вопросы вывалила мне программа? Любовь втроём? Любовь в океане? Любовь с животными... Фу, гадость! Сегодня никто уже не хочет любить, все хотят только заниматься любовью...
- Подожди! Подожди! – Замотал головой Алексей. – А как же другие страны? Где Америка, Германия?
- Нет других стран! Нет границ! Нет преступности! Есть только великий Дао, который думает о нас. И пять уровней иерархии. Мы – на втором. Ты, наверное, вообще не имеешь уровня. Тебя могут пристрелить, как бездомного пса, и никто не заметит. Лёшка-а-а! А я ведь ждала тебя! – Алёна приподнялась и протянула вперёд руки.
- У меня голова кругом, - тихо произнёс Алексей и тоже потянулся навстречу. – А где Дашкины дети?
- Сначала не завели, а потом поздно стало. Детей теперь можно иметь только от отцов с уровня не ниже третьего. А это китайцы. Я не хочу внука-китайца!
- Ужас какой-то, - прошипел Алексей, обнимая старуху и прижимаясь брезгливо к её щеке.
- А помнишь ты рассказывал, как сочиняешь в голове волшебную музыку, но не можешь воспроизвести её или записать? Сейчас это стало возможным, Дашка тебе покажет. Нажимаешь кнопки и программа записывает твою музыку, а ты управляешь аранжировками и тональностями...


Алексей зачем-то машинально напряг память, но не смог вспомнить ни одной мелодии. Музыка собственного сочинения ушла из сознания, словно и не рождалась там никогда.
- Я бы всё на свете отдала, чтобы хоть на день, на миг, вернуться в ту жизнь, где стояли мы с тобой тогда рядом на смотровой площадке у тётки с мечом, смотрели на огни ночного города и целовались! Помнишь? Какая я была тогда дура! Счастливая дура! И не понимала этого.
- Хорошо помню, - сказал Лёшка и почувствовал, как по его щекам катятся её слёзы.
- Лильке этой, проститутке, сестра твоя чуть волосы все не вырвала тогда. Если бы Юрка не вмешался, когда она приехала на следующий день, не знаю что и было бы с ней. А так, рисует теперь придворные фрески этим гадам, способная, могу телефончик дать, если хочешь… Доктор твой, тоже сволочью оказался, стал людей выращивать, как овощи, и к императорскому двору, на первый уровень, поставлять. Разбогател немыслимо... Ну, да всё в этой жизни перевернулось. А я вот рада, что ты живой и что обнимаю тебя, Лёшенька…
- Мама, у нас заберут карточки на пособия и отключат вирт! Зачем он опять здесь? – в дверном проёме стояла пожилая женщина, очевидно Даша, и глаза её гневно сверкали. Из-за её плеча с любопытством выглядывал незнакомый мужчина.
- Никуда не звони! Не смей! Он мой гость! Слышишь? – закричала Алёна дочери и потрясла в воздухе худыми сжатыми кулаками.



"Только бы снова не потерять сознание! – командовал себе Лёшка, чувствуя, как поплыло всё вокруг и зазвенело в ушах. - Почему же я такой слабый? Почему такой неудачник? За свою короткую безалаберную жизнь так никуда и не пристал, нигде не пригодился! Семьдесят шесть лет уже бегаю от кого-то, в обмороки падаю и ничего не могу понять в этой жизни! Нет мне места на земле, отовсюду меня гонят! За что?! Что я плохого сделал людям? А может... может так надо? Может, я посланник других миров или каких-то высших божественных сил, и у меня особая миссия здесь, на Земле? И мне совсем не нужно стараться жить обычной, мирской жизнью! Не нужно вообще пачкаться в этом ужасном и несправедливом вареве, под названием "жизнь", а только лишь - наблюдать и созерцать! Наблюдать и созерцать..."
А откуда-то далеко-далеко, будто с другой планеты, или даже с другого астрального мира, сначала приглушённо и неразборчиво, а потом всё сильнее и звонче, и, наконец, совсем пронзительно зазвучал уже хорошо знакомый протяжный зов: «Лё-ёшка-а-а!»...