Был уже второй час ночи, и я листала пультом программы TV, тщетно пытаясь уснуть. Вдруг на экране мелькнуло знакомое лицо Андрея Урганта в его программе *Ночной гость*.На этот раз в прямом эфире в студии на Моховой был Богдан Ступка.Он отвечал на какой-то вопрос слушателя.Когда вопросов не было, беседа вилась около последнего фильма Ступки *Тарас Бульба*,где он сыграл заглавную роль.
- Да, уплотнился, а цвет волос определяется с трудом. Куда делись его прекрасные темные волосы,- подумала я, стряхивая с себя слабую дремоту,- но глаза! Это были все те же молодые, блестящие, лукавые глаза, от которых невозможно оторваться.
Я почувствовала, что хочу спросить у него одну вещь, которая волновала меня все молодые годы. Богдана я помнила еще со Львова, двадцатилетним, стройным, с яркими глазами и копной темных, зачесанных назад, волос.Он, тогда начинающий актер театра им. Заньковецкой, уже мелькнул пару раз на Львовском телевидении, где в одной из передач прекрасно говорил по-польски.
- Поляк,- подумала я тогда, но в другой раз его чистый украинский заставил усомниться.Богдан Ступка - так объявили в титрах.
В мои 16 я приехала во Львов из Донбасса, и город покорил меня сразу и навсегда не только поразившим мое скромное воображение обилием архитектурных сооружений в стиле ренессанса, барокко,ампира, своими монастырями 16 века, костелами, узкими мощенными улочками, но и самобытным языком многонационального города.Западно-украинский, русский, польский, идиш, венгерский звучали тут и там, как говорится, в нужном месте в нужное время. В магазинах принято говорить *Пшепрашем пани* или * Будьте любезны*, а не сухое *пожалуйста*. Панами и панями здесь были все.
-Сервус!- Говорили мужчины по-венгерски,обязательно кланяясь и приподнимая шляпу.
- Цилую ручки,- выбирали приветствие другие и обязательно целовали руку при встрече, так что дамы следили за руками и часто посещали местные перукарни.
-А зохен вей!( при этом закатывались глаза кверху),- слышалось подражание на идише в память жившему здесь когда-то Шолом-Алейхему.
До Польши было около 70 км., везде продавались польские газеты, журналы, многие говорили по-польски и на слуху всегда было *Бардзо дзенькую, Пшепрашем*и др.
Хорошо одетые паны и пани медленно шпацировали по Академической, раздавая поклоны и собирая улыбки В воздухе витала джазовая музыка популярных радиостанций *Радио Люксембург*, *Загреб*, которая исполнялась и в модном клубе *Львовгаз*, куда ходили львовские плейбои. Там отплясывали рок-н-рол, твист, буги под местный звездный джаз.Играли виртуозно.
Я жила у подруги в квартире-мастерской талантливой художницы Веры Бастриковой, где собирались живописцы, скульпторы и просто хорошие люди.Стены комнаты были сплошь увешаны картинами, некоторые свисали с потолка, если не было места.
-Картина требует глаз,-говорила Вера и не любила ставить полотна лицом к стенке.
Через некоторое время, посматривая на картину, объявлялось, получилась она или нет.
Как-то зашел в мастерскую известный писатель-фантаст Геннадий Гор, смотрел на картины,(а мы - на него), выбрал три: два портрета, Ирмы и мой, в стиле голубого периода Пикассо и этюд *Крыши Львова* в стиле легкого кубизма.
-Будете в Питере, звоните. У меня в Комарово дача.Приглашаю.Посмотрите коллекцию молодых мастеров. Собираю.
На полученные 60 рублей-богатство!- купили краски, кисти, а некоторые картины осчастливились рамами.
Душой нашей компании был Андрей Дрознин. Легкий, пластичный, прекрасно говоривший на польском, знающий все и всех, он учился в Политехе, но вряд ли собирался строить мосты, он был поглощен искусством: то организовывал с Фимой Левиным МЭТ(Молодежный эстрадный театр),то кружок *Любителей искусства*. Всегда в окружении друзей, он просвещал и увлекал. Почти все вечера проводили стихийно, но лучшими из них были, когда Андрей танцевал свою импровизацию сам, или рок с Верой, а потом, выключив свет, читал наизусть стихи Превера или Поля Элюара, Франсуа Виньона или Рембо.В почете были Лорка и Басе. Мы все сидели на полу и проникались.
- Сегодня 80 лет Пабло Пикассо. Надо поздравить. Идем посылать телеграмму,-сказал как-то Андрей, возбужденно блестя глазами.Его авторитет среди нас был непререкаемым. Это было общение молодых, открывающих для себя мировые ценности еще в самом начале шестидесятых.
Телеграмму послали * на деревню - дедушке*, т.е. *Париж, Пабло Пикассо*. Вот удивился художник, получив признание своего таланта из России,точнее, из Львова! Гордые, праздновать пошли в популярную кофейню *Интуриста*, что напротив памятника поэту Мицкевичу, заказали, как обычно, двойной кофе без сахара. Объяву *80 лет Пикассо*, стремительно нарисованную Верой, оставили на стенке кафе.
Сейчас Андрей Дрознин - известный профессор по сценическому движению *Щуки*,автор многих книг, режиссер-постановщик...Привет, Андрей!
В один из вечеров Дрознин привел в мастерскую Василия Аксенова, молодого писателя, недавно опубликовавшего в *Юности* повесть *Коллеги*.Он приехал во Львов на премьеру постановки по повести в местном театре.
Василий принес молодое красное вино, из которого тут же сварили душистый глинтвейн, посмотрел на наш *сходняк* и сразу проникся.Радио Люксембург передавало танцевальную музыку, так что все танцевали, вдохновленные Андреем. Василий оказался джазовым человеком. Подружились.
В то время во Львове жила мама Василия, Евгения Гинзбург. Позже я несколько раз бывала у них в гостях, на Академической, и всякий раз Евгения Семеновна предлагала чай, от которого мы тщательно отказывались, щадя ее больные ноги.
Как-то Василий зашел в мастерскую днем.Вера рисовала обнаженную Эмму - самую красивую из всех, виденных мною, девушек.Эмма стояла, чуть оттопырив грудь, прядь темных волос полускрывала лицо. Василий вошел,посмотрел на Эмму и, вместо *здрасьте,пани*, сказал:
- Красивый живот!
- Красивый, красивый,- хором приветствовали его мы с Верой. Василий сел к столу и стал листать *Опыты* Монтеня. И все же живот произвел впечатление. Когда Эмме понадобилось на пару дней съездить в Москву, Василий дал адрес своего приятеля Анатолия Гладилина, тогда еще не опального писателя, и Эмма прожила у Гладилиных три хороших дня. Красота - страшная сила!
С Василием дружба сохранилась на многие годы, и мы встречались то в Харькове,куда меня определили после института, то в Питере, куда меня занесла судьба жить.
Сейчас, в Петербурге, я смотрела передачу с Богданом Ступкой, и все Львовское прекрасное молодое время промелькнуло в памяти, и я знала, что у нас с Богданом была одна маленькая почти встреча.
Мне было уже ближе к 18 годам (летит время!) и я любила гулять поздними вечерами по безлюдным улицам города. В то время это было безопасно.Обычно, после стихов Андрея, я брала парасольку(зонт), если крапал дождь, и ходила в грусти. Я смотрела на блестящие, разбегаюшиеся дугами мощенные мостовые и думала,что вот здесь, наверное, гулял Бальзак или Моцарт, Станислав Лемм или Владимир Набоков и даже, может, Захер-Мазох оттачивал здесь свои теоретические или практические откровения.
Если дождя не было, я шла по своей любимой прогулочной улице, это после Академической прямо наверх, где дома только с одной стороны, под холмом, а с другой - резкий обрыв, а внизу ,среди садов, гордились красивые виллы. По краю обрыва были железные перила,и я их частенько использовала для растяжек как гимнастический станок.
В тот вечер я шла по любимой улице, напевая себе рок и сильно пританцовывая. Здесь никого, как всегда, и я *дала себе волю*. Вдруг я услышала сзади шаги. Оглянувшись, заметила молодого человека.
- Ба! Да это же Богдан Ступка! - удивилась я и перешла из мостовой на тротуар. Он тоже. Я умерила танцы до минимума, затем ускорила шаг. Он тоже. Между нами шагов 8-10.Я оглянулась еще раз.
- Да, это он, Богдан, идет за мной! - Я была полна гордой радости, вот я вся такая гибкая, такая тонкая и за мной идет сам Богдан Ступка! От возбуждения я прибавила шагу, почти бежала. На углу улицы Кутузова, 34, где жила моя приятельница Лина, я влетела в браму (парадная), прислушалась. Шагов не слышно.
- Боже, Богдан, если ты шел за мной или тебя увлек мой дикий танец,зайди же в первую браму за углом, там я стою, прислонившись к холодной стенке!- шептала я, пытаясь укротить свое барабанное сердце.
Но нет. И мне почудилось, что шаги удалились вверх по улице.
Как хотелось мне теперь, спустя много лет,глядя на Богдана в телевизоре, спросить, помнит ли, куда он шел поздним июньским львовским вечером. За мной ли?
Но мне не суждено было задать этот вопрос. Андрей Ургант ни разу не повторил номер телефона, по которому можно звонить гостю.Возможно он был объявлен вначале передачи.
Я смотрела в притягательные глаза Богдана и понимала, что время уходит и мне уже не успеть спросить на нашем, львовском:
-Добраноц, пане Ступка, а чи помента пан...
Я тогда не спросила, а Богдан уже никогда не ответит, куда он шел за танцующей и исчезнувшей в ночи незнакомкой, которую он неуверенно догонял? Он шел... домой?
декабрь 2012