Книга обо мне

Теперь здесь:  http://proza.ru/avtor/suomodo2&book=11#11
 
(по этой ссылке можно открыть не только произведение в целом, но и любую отдельную главу).



Книга обо мне - под названием:
"В те годы, или Автобиографическое"


Глава 1. Слёзы детства
Глава 2. Дошкольные подробности
Глава 3. Школьные годы чудесные...
Глава 4. Каждый человек нам дорог?
Глава 5  Отрочество
Глава 6. Муки профориентации

Глава 7. Уехала!
Глава 8. В поисках героизма - ироническая проза
Глава 9. Феномен тайги - ироническая проза
Глава 10. Солзанские записки - ироническая проза
Глава 11. Чтобы с боем взять Приморье - ироническая проза
Глава 12. Смута - ироническая проза
Глава 13. Чему тебя научат в районке? - ироническая проза
Глава 14 Догнать черепаху - ироническая проза
Глава 15. Как журналистами не становятся.







































Несколько вводных слов, поясняющих смысл сей автобиографии.
 
В начале 1980-х мне (в ту пору тридцатилетней) попалось на глаза стихотворение Е.Бунимовича:

"В пятидесятых - рождены,
в шестидесятых - влюблены,
в семидесятых - болтуны,
в восьмидесятых - не нужны...
...Не мы ли будем в девяностых
Отчизны верные сыны?"

Стихотворение меня задело, потому что так всё и было... Начало 1980-х - что бы сейчас ни говорили - было именно "застоем". Так воспринимали его мои ровесники - вполне советские еще ребята, с детства опаленные романтикой великих побед и грандиозных строек. Взрослея, мы чувствовали себя виноватыми: не только бремя страшной войны легло на плечи наших родителей, которым мы ничем не могли помочь - но и целины нам не досталось... и знаменитые сибирские стройки ("Под крылом самолета о чем-то поет...") выпали на долю наших старших братьев, в то время как мы сидели за школьными партами.
Нам, взрослеющим,достались только казенные громкие слова, смысл коих все больше выхолащивался. ("В семидесятых - болтуны..."). А к 1980-м мы окончили вузы - и... были признаны БЕСПАРТИЙНЫМИ, то есть людьми какого-то второго сорта, которым никакую серьезную работу, оказывается, доверить нельзя. ("... в восьмидесятых - не нужны").
(Я здесь говорю о выпускниках гуманитарных факультетов, вплотную столкнувшихся с клеймом "БП" - в рабочей среде проблема, вероятно, не стояла так остро. Не секрет, впрочем, что антисоветские настроения вызревали в 1980-х в первую очередь в среде интеллигенции, численность которой за последние 20-30 лет выросла  многократно, а отношения с "гегемоном" при этом... впрочем, разве я пишу политическую статью? Я обозначаю только общую атмосферу, в которой прозвучали вышеприведенные строки Е.Бунимовича. Атмосферу высокой болтовни, постоянной фальши, отсутствия у молодежи настоящего дела, порождающую у моих - образованных - ровесников прогрессирующее циничное отношение к жизни. Нам казалось: годы идут, мы остаемся никчемными болтунами... а со временем назовем себя "Отчизны верными сынами", ибо все вокруг нас так делают... (Как я узнала позднее, в последние строчки сам Бунимович вкладывал иной смысл... но ведь тем и сильна поэзия, что задевает не одну струну человеческой души... а ту струну, которая болит). 

И мне показалось интересным с этой точки зрения проследить достаточно обычную биографию обычного человека, "рожденного в пятидесятых". Ибо каждый человек несет на себе отпечаток своего времени.

...А 90-е годы оказались такими, каких не ожидал никто... и Бунимович тоже.
 
 Но все по порядку.

 Глава 1. ДЕТСТВО ПОД МИКРОСКОПОМ

Говорят, детство – оно «золотое», «безоблачное» и еще какое-то. Ну, не знаю…Если бы дети в раннем дошкольном возрасте писали сочинения, мое, вероятно, уместилось бы в одну фразу: «ДЕТСТВО – ЭТО КОГДА ТЕБЯ  НЕ ПОНИМАЮТ».
Вообще-то тут ничего удивительного нет. Представьте: они все, которые вокруг – уже давно живут в этом мире. Они всё тут знают и умеют, и делают, как им удобнее. А ты меньше всех… и умеешь только плакать…а когда ты плачешь, тебя еще и дразнят ((

Вот, наконец, какой-то проблеск: тебе удалось научиться ходить. И пользоваться горшком!! И тебе говорят: «Вот она у нас какая большая!» Ты гордишься этим безмерно и всюду таскаешь горшок за собой.
И тут приходят какие-то гости. Ты, ясное дело, вытаскиваешь горшок на середину комнаты и садишься на него. Гости ведь должны узнать, что ты «уже большая»?
Но гости упрямо отворачиваются и не говорят ни слова. Ты подтягиваешь горшок к ним поближе. Внимания – ноль. Чтобы они хоть что-нибудь поняли, ты начинаешь тужиться и кряхтеть. И тут папа говорит маме злым голосом: «Убери её!!» И мама вскакивает и уносит тебя вместе с горшком на кухню, и к гостям больше не выпускает. И ты горько плачешь, потому что никто, никто так и не понял, что ты большая… и потому что папа посмотрел на тебя такими глазами, как будто он тебя не любит…
А ты даже говорить еще не умеешь…
И вот это время называют «золотым»…

«Вот возьму аттамат – и ласстлеляю тебя!»  Якобы я так сказала маме, когда мне было два года. Не помню. Но семейный фольклор таков. Жили мы в военном городке, время было послевоенное. «Аттамат» в лексиконе двухлетнего смотрелся нормально.
«Ну и не нужна мне такая дочка! – сказала мама. – Вот отведу тебя в лес, и пусть тебя волки съедят!» И стала одевать меня во все старое. И то! Что ж волкам новое-то платье скармливать?
И пошли мы в лес. Одетая в лохмотья, я шла молча и гордо. Мама ничего не могла понять. А что тут понимать? Раз я знала слово «аттамат», наверняка знала и слово «расстрел». А также и то, что на расстрел ходят молча и гордо… Ну, или на съедение волкам, какая разница…
В общем, поселок кончился, а прощения я так и не попросила. Мама давно уже жалела, что затеяла это представление, а не надавала по-простому по заднице – оно бы вернее…
И тут откуда ни возьмись появилась собака. (Собаку я, кажется, помню). «Ну вот и первые волки!» – сказала мама.
Я дрогнула и попросила прощения. Мама облегченно вздохнула.
Так гласит семейный фольклор. Когда я его слушаю, мне неприятно, что я «волка» испугалась.
И всё? И всё.
А как же раскаяние?
Какое?! Под угрозой быть съеденной волками разве раскаяние возникает?
Что-то здесь опять не так…

У нас во дворе принято обращение: «Эй, ребятня!» Именно так я ору на весь двор, сбегая с крылечка. Все взрослые, находящиеся во дворе, бросают свои дела и идут ко мне. Специально затем, чтобы сказать: «Так говорить нельзя!»
Я плачу. Ну мне просто ничего, ничего не остаётся. Ни одного человека нет на моей стороне. Даже папа сказал, что, в крайнем случае, нужно говорить «либята»…Ага…будто он не знает, что я НЕ ВЫГОВАРИВАЮ «л». И «р», конечно, тоже… Я это понимаю… но я понимаю и другое: я эти буквы ВО ВСЕХ СЛОВАХ не выговариваю. Я их просто опускаю. И ничего, взрослые терпят. А вот как к р-ебятам обращаюсь – сразу рот затыкают. Ну разве не произвол?!

Я опять плачу. Меня наказали. Мама с Вовкой ушли гулять, а меня с собой не взяли, оставили сидеть на крылечке. За то, что я говорю «шмурок». А нужно – «шнурок». Потому что «шнурок» – это правильно, а «шмурок» – неправильно. А почему – не сказали…
Я сижу и повторяю: «шмурок», «шмурок»… И это словечко такое уютное…лохматое…И почему так НЕЛЬЗЯ говорить? Потому что они говорят по-другому…мама и Вовка…Вовка всегда говорит так, как мама…А почему они говорят по-другому? Тут меня, послевоенного ребенка, осеняет: А ВДРУГ ОНИ НЕМЦЫ?!  Немцы ведь и должны говорить по-другому… и наказывать маленького ребенка…на прогулку не брать… Я даже у соседки спросила: немцы?! Та отмахнулась…
«Она в семье своей родной казалась девочкой чужой…» Хорошо, что в свои три года Пушкина я еще не знала. Я бы подумала, что он про меня писал…

Нет, куклы у меня были. Особенно я помню куклу Аллу. Она была в белом капоре и с закрывающимися глазами. Мне ее папа откуда-то привез. Но и тут вышли сплошные слезы. Куклу Аллу я любила. А любить – это трудно. Потому что когда любишь, то себе как будто не подчиняешься. В общем, когда я начинала куклу Аллу целовать, я  у нее откусывала нос. Это нечаянно получалось. Но неотвратимо. Меня сильно ругали, куклу отбирали, нос ей приклеивали и сажали ее высоко на шкаф. А я ходила вокруг и плакала, и обещала, что никогда-никогда больше…
И наконец мама мне ее давала. Счастливая, я прижимала куклу к себе…и…
«Ты что, опять?!?!»
Да. Опять. В ужасе от содеянного и в полной невозможности совладать с собой.
Я не знаю, что это было такое. За всю последующую жизнь я ни разу не теряла над собой контроля…

Мрачновато получается. ). А ведь это только самое начало. Еще всё детство впереди. Нет, детство – это тяжелая работа…
               
                ----------------------

 ...Мне три года… и ко мне по ночам приходит медведь. Он каждую ночь приходит. Стоит в углу и на меня смотрит. Я его очень боюсь…
Я жалуюсь маме. Мама говорит: «А как еще придет – ты встань и погладь его!» И вот, дрожа от ужаса, я встаю и делаю несколько шагов. Медведь оказывается папиным пиджаком, повешенным на стул!!! Папа его вешает так каждый вечер. «Лапы» медведя – это просто рукава раскинувшегося пиджака!!
Помню, на меня это произвело очень, очень сильное впечатление. ПРЕДМЕТЫ МОГУТ БЫТЬ НЕ ТЕМ, ЧЕМ КАЖУТСЯ. Это значит, всё, всё вокруг на самом деле, может быть, совсем другое?! Тебе кажется – это вот что, а оно на самом деле совсем не это… Да?!?! Это еще больше запутывало и без того непонятный мир. Однако давало надежду. Ведь если страшный медведь на поверку может оказаться просто папиным пиджаком, значит… Может, улыбнуться?..

– Мама, можно я возьму печенье?
– Да у нас нет печенья…
– Я нашла! В шкафу!
– Где?

«Печенье» оказывается желтеньким обмылком (кусочком мыла), действительно напоминающим печенье.
Как же внимательно надо рассматривать этот мир… чтобы не ошибаться…
 

– Мама! Я в лесочке розу нашла!! Только маленькую совсем…Это же роза?!
– Это клевер. У нас тут не растут розы. Они в других краях растут, далеко-далеко.

Почему-то «у нас тут» никогда ничего нет …((  А всё «в далеких краях»…
 

А в «далекие края» мы уже ездили, я помню. Давно, мне два года было.
Поезд шел долго-долго. Я бегала по вагону и заглядывала в чужие купе. Один дяденька позвал меня и насыпал мне полные ладошки конфет «горошек». Я очень, очень рада!! Я таких никогда не пробовала!! Я их показываю маме, потом съедаю. И снова иду бегать по вагону. У того дяденьки купе открыто настежь, а самого его нет. А банка с конфетами стоит на столе. И я нагребаю себе полные карманы и радостно бегу к маме. «Что, опять угостил?», – спрашивает она. Я говорю, как есть. Мама берет меня за руку и ведет обратно (дяденька уже там), и заставляет отдать конфеты. Я реву. Зачем отдавать, если такие вкусные?!  Ну да, она сказала: «Дяденька рассердится». Но дяденька-то не сердится! Он смеется!! А конфеты всё равно отдавай…и никогда больше таких вкусных не было…

Потом мы приехали. Там были разные папины родственники, и там был лес, куда все пошли за ягодами. А меня, конечно, не взяли… Мама убежала, только платье мелькнуло.
Я не только плакала, я орала. А мне говорили замолчать. А я еще сильнее орала. Тогда папа схватил ремень и стал меня бить. Больше я уже почти ничего не помню. Только бабушка, помню, стояла рядом, охала и приговаривала: «Нельзя бить ТАК СИЛЬНО». А я подумала: она неправильно говорит, нужно сказать: «ДЕТЕЙ НЕЛЬЗЯ БИТЬ!»
Потом папа сказал, что у нас с ним секрет. Чтобы я маме не говорила. И я согласилась: секрет же интересно иметь. И мне дали леденец на палочке, и я была счастлива. Тут и мама вернулась. Я рада. «Мама, а посмотри!» – показываю я леденец. Мама улыбается. «Мама, а посмотри!» – я задираю подол платьишка, и мама видит черные пятна по всему телу. «Это кто тебя так?!?!» – ужасается она. Тут я вспоминаю, что у нас с папой «секрет». Но теперь уже ничего не поделаешь, приходится рассказывать…
После этого всё становится совсем плохо, потому что мама с папой сильно ругаются. Конечно, когда ремнем бьют – это плохо, но ведь  когда они друг с другом ругаются – это еще хуже…потому что у меня в это время как будто нет ни мамы, ни папы…им же не до меня…и мама плачет…
И ничего больше из этих «далёких краев» я не помню. Ну их, эти далёкие края…В три года вообще-то не путешествий хочется, а тепла…хоть где-нибудь…
– Мама, а есть такие края, где живут одни добрые люди?..

                -------------------------

...Меня отдали в сад. Я не хочу туда ходить. Нет, чтобы меня там обижали, я не помню. Просто там все чужие… И делают непонятно что. Ну, песенки разучивают…танцы…Я же не умею петь! Я буквы не все выговариваю…мне стыдно…и танцевать не умею, и неинтересно это…
Воспитатели махнули на меня рукой, потому что я «бука». Я сижу в песочнице одна…я специально ухожу в тот угол, где никого нет. Копаю песочек и жду, когда день кончится.
Никто со мной не играет.
Правда, есть Коленька. Я только помню, что у него серое пальтишко было…а больше ничего уже не помню… Едва появившись в группе, он идет через всю песочницу и садится рядом со мной. Мы ни о чем не разговариваем, еще возраст не тот, чтобы беседовать. Мы просто молча роемся в песочке. Но он приходит снова и снова, каждый день. И я его уже жду.
И тут я совершаю, кажется, первый в жизни социальный поступок. По крайней мере, так его проинтерпретировали воспитатели. За обедом мне достается корочка. То есть, когда все дети садятся за стол, на стол в первую очередь ставят нарезанный хлеб. И все тянутся, чтобы захватить корочку. Это почему-то престижно…хотя такого слова, конечно, никто не знает… Вот в кои-то веки корочка достается мне!! Я радостно сжимаю ее в руках. И вдруг во мне что-то будто вспыхивает. Я говорю: «Коля! На!» – и через весь стол протягиваю ему эту корочку. 
И тут воспитательница говорит: «Посмотрите, ребята, как надо! Люде досталась корочка – она ее отдала Коле. А вы деретесь из-за корочек…»
Ребята молчат и сопят носами. Мне тоже ее речи не сильно-то понятны. Можно подумать, я другому кому корочку отдам. Я – Коленьке…
 

...И из поколения в поколение совершается эта ошибка: мы всегда учим детей ДЕЛИТЬСЯ. С переменным успехом учим… бывает, что малыши ни в какую делиться не хотят! А ведь просто не с того конца подходим. Не делиться надо учить… а любить…а взрослые сами этого не умеют...

                --------------------------

...С братом мы деремся. Всё детство дрались… Он меня почти на четыре года старше. Он дразнится. И все время пытается командовать. Мама говорит: «Драться не надо. Обижает он тебя? Приди и скажи мне». Я прихожу и говорю. Но, по-видимому, слишком часто. Маме надоедает. Она говорит: «Он плохой? Ну и не играй с ним, наплюй на него…»
Он меня очередной раз обидел. «Ну и наплевать на тебя!» – говорю я, тщательно собирая во рту слюни. Тьфу! Тьфу!!  Размазывая по макушке мои слюни, брат ревет и идет жаловаться. Мама мне: «Ты что же это, а?!»  Я в глубоком изумлении: «Но ты же САМА СКАЗАЛА: «Наплюй на него!!»   

Все говорят, что он заботливый брат и меня очень любит. Семейный фольклор: якобы мы гуляли с ним по какой-то тропинке, и вдруг на эту же тропинку хлынула толпа веселой молодежи, возвращающейся из кино. Тогда пятилетний брат огородил меня своими руками и стал кричать: «Товарищи! Не задавите ребенка!!»   «Товарищи» уржались. Там все друг друга знали, и этот факт стал местной легендой. 

Еще я его звала «нянькой». Не в качестве прозвища, я думала, что так его зовут. Ну не сама же я это придумала?! Видимо, взрослые, сюсюкая, обозначили его как «няньку». Я не помню, как меня приучили к этому слову, я помню уже, как отучали. Говорили, что брату скоро в школу, и над ним мальчишки смеются. Мне категорически запретили говорить ему «нянька», а ему – отзываться на такое обращение. И он не отзывался. Когда «нянька». Но если подойти и тихо-тихо, ласково-ласково одними губами сказать: «Нянь!..», то иногда все-таки поворачивался…

                -----------------------

...Мне пять лет. Я живу у бабушки с дедушкой. Это мы переехали. Мы теперь в Сибири живем, на шахте «Пионерка». Папы нет, он где–то «на Правом» (часть города так называется, правый берег реки). Он работает там. Где брат и мама, я вообще не знаю…мама, впрочем, бывает тут.
Мне здесь неплохо. Пожалуй, получше, чем дома. Меня совсем не ругают. Можно, например, валяться на кровати и барабанить ногами в стену. Долго-долго. И ждать, что сейчас скажут: «Перестань!» А бабушка с дедушкой так и не скажут. Они не обращают на это внимания. Вот здорово!
Есть у них, правда, совсем нечего. В основном «картофка» (бабушка произносит почему-то именно так). Ну, драники. Но надоедает.
Я за столом. «Вареную картофку будешь?» – спрашивает бабушка. Я отрицательно мотаю головой.
«Чем же тебя кормить? – сокрушается бабушка. – Что ты ешь?»
«Что угодно… только не вареную картошку…»
«А на сале жаренную? Будешь?»
Я не люблю сало. Я опять мотаю головой.
«Что же ты ешь?!»
«Что угодно, только не вареную картошку, и не жаренную на сале картошку.»
Дальше это превращается в игру. Есть мне не слишком хочется, а
отказываться интересно. Услышав очередное предложение, я провожу руками
по клеенке, будто плыву брассом (э-э… или кролем?) и продолжаю нанизывать «цепочку»:
«Что угодно, только не это, не это и не это!»
Тут появляется дед.
«Я знаю, чего она хочет!»
Я с удивлением смотрю на него. Надо же…знает! А я сама ведь не знаю…
Дед наливает в кружку воды, насыпает на блюдце сахара и дает мне большой ломоть хлеба. Чтобы макать в воду, макать в сахар и есть.
«Это?»
«Да!!» – говорю я в восторге. Это известный деликатес 50-х годов. У дедушки королевская щедрость! Вот какой у меня дедушка!
Дедушка вообще хороший. Он маму любил и меня любит. Правда, он пьёт. Но мне-то что за беда?
«Мать! Пойду я…куплю…красненькой…» Бабушка ругается и не велит ему.
«Дедушка! Иди! Иди! Вместе пить будем!!» – радуюсь я.
Все хохочут. Он действительно приносит красного и действительно наливает немного мне. Вино сладкое. И, главное, можно с дедушкой посидеть. Потом, правда, мама ему запретила меня угощать…
Бабушка у меня тоже хорошая. Она умеет вязать носки из Лорки (Лорка – это собака, которую стригут). И еще иногда печет из теста «жаворонков». Но редко. Ей некогда, она хозяйничает по дому… дел у нее много – печку топить, воду носить, полы мыть…

А я в основном валяюсь на кровати и колочу ногами в стенку. На стене вместо ковра висит плакат. Там нарисованы тетенька… дяденька… флаги… и что-то написано. Буквы я знаю. Не помню, откуда. В конце концов, у меня брат старший. Но как надо читать: справа налево или слева направо – этого мне никто не говорил. Я выкрикиваю буквы и пытаюсь их сложить… справа налево… получается какая-то белиберда… Тогда я пытаюсь сложить слева направо… и получается… МИ…Р…У…МИР. Тоже не очень понятно. Но что-то такое я слышала… И я задумчиво повторяю: «Миру – мир!»… «Миру – мир!»  Кто-то из взрослых удивленно спрашивает: «Она что, читает?» «Да ну…»
Мне дают книжку с детскими стихами. Я читаю бойко. «Да она знает наизусть эти стихи!» – говорит мама (она почему-то тоже тут). Мне дают толстую книжку со статьей про Советскую Родину. Я запинаюсь и перевираю слова, но уверенно ползу по строчкам. «Ты глянь – правда читает!» 

После этого начинается террор: читать мне запрещают. Мама запрещает. Тогда считалось, что до школы учить читать нельзя – это вредно. Сначала еще ничего – когда меня соседям показывали. А потом я начала читать все напропалую (из «всего» дома были «численники» – отрывные календари, то есть… но у них листки не отрывались, а загибались… и их было несколько штук, за последние годы) – так вот, когда я начала читать их целыми днями (а что еще делать-то?), то однажды вышла на кухню с вопросом: «Это у нас свет плохой или у меня в глазах темно?»  Свет действительно был плохой, вечером напряжение совсем падало, и единственная лампочка воспаленно подмигивала…но за вопрос я жестоко поплатилась: численники у меня отобрали – глаза испортишь!   
Потом мне рассказывали, что к брату (в пять лет) применяли еще более жестокие меры. То есть вообще прятали всякую печатную продукцию. Потом мама стала обращать внимание, что он слишком долго сидит на горшке. Оказалось, несчастный использует это время, чтобы прочитать выделенный ему на подтирку клочок газеты (туалетной бумаги тогда не было)…
Тем не менее, оба мы научились читать до школы. Несмотря на репрессии. Ненормальные какие-то дети…

                -------------------

...Мы теперь живем в бараке. Там хорошо! Там есть батареи, и они теплые или даже горячие. И вода течет из крана, ее не надо приносить в ведрах на коромысле. Здорово как...
И еще нам купили арбуз !!! Родителей где-то нет, а мы с братом едим арбуз и играем в "мертвеца". Это когда один притворяется мертвым, а другой должен его растормошить: заставить засмеяться, например...или просто зашевелиться... Брат мной манипулирует легко, а мне его "разбудить" никак не удается: он не реагирует. Ни на щекотку не отзывается, ни на шутки... Тогда я беру арбузную семечку и засовываю ему в ухо. Ага! Вот оно!! Сразу вскочил и заорал!! Проиграл!!! Проиграл!!!
Однако брат ругается и говорит, что теперь у него эта семечка навсегда в ухе останется и расти начнет.  Он прыгает на одной ноге, но вытряхнуть семечку не может. Я сижу, притихшая. Он уже перестал ругаться, размышляет: "Куда же она теперь попадет? Наверное, в мозг...Ведь когда что-нибудь услышишь, то сразу и подумаешь? Там, наверное, какой-нибудь канал есть ..."
Мне это кажется очень глубокой мыслью. Мы в ужасе ждем маму...
Мама ведет Вовку к врачу. Меня, поскольку не с кем оставить, берут с собой. Я жду, как будет ругать меня еще и врач...
К моему изумлению врач никакой семечки в Вовкином ухе не находит.   Все рады. Но как так получилось, до сих пор не понимаю.  Точно знаю, что совала!!

                ---------------------
 
...Меня снова пытались отдать в сад. Но мне уже почти шесть лет. Не на ту нарвались!! Я дала бой: орала так, что прибежала директор сада и говорила, что в таком возрасте дети уже так не плачут.  В саду все равно оставили. Сказали, заберут в три. Я постоянно бегала к часам. В три за мной не пришли. А директор строго сказала: «У нас не забирают в три. У нас забирают в четыре и в пять».
Я орала еще несколько дней. Воспитательница сказала маме: «Ничего, через месяц привыкнет». Ах, так?!   Воспитательница, видимо, не подозревала, что я уже владею пространственно-временными категориями. Я заметила время по численнику. Орать целый месяц трудно, это да. Но цель была высокой. Иногда я затихала, но ближе к концу месяца устроила рев сплошной и непрерывный…как ковровая бомбежка… Из сада меня забрали!!   
Я сидела дома одна. В том самом бараке. У меня были игрушки: мишка Испуганный (глазенки у него были вытаращенные, и я его так окрестила) и выводок бельчат (вроде статуэток). Я с ними разыгрывала разные сюжеты… ну и потом, я же читать уже умела. Нормальная жизнь.
Мама, правда, тревожно говорила: «Ведь ей в школу через год! Что будет?!»
В школу я пообещала пойти.

   Часть 2. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ ЧУДЕСНЫЕ...
               
Школа! О, бальзам души моей! Ну, ради этого стоило пережить заплаканные годы младенчества!
Школа!! За что я ее так уж любила? (Когда меня оставляли из-за простуды дома, я садилась около часов и по минутам пыталась мысленно вопроизвести, что сейчас происходит ТАМ, У НАС. Вот Вера Васильевна входит в класс… все встают… вот кто-то уже у доски… а кто у нас там сегодня дежурный? тряпку-то хоть намочили?...  Ну и т.д.)

За что я ее, школу, так уж любила?! Наверное, совпал ряд факторов. Во-первых, там не отбирали и не прятали на шкаф книжки. И не ругали за то, что читаешь. Во-вторых, драться с мальчишками-одноклассниками куда легче, чем с братом. Они ж не на четыре года меня старше… В третьих, там я перестала быть одёргиваемым «подскрёбышем» (так меня мама называла – в отличие от своего любимого «первенца». Ну, я не знаю – может, ей казалось, что это смешно… для меня это было унизительным с первых проблесков сознания…). В школе я превратилась – в первые же три месяца – в человека, оказывается, на что-то еще и годного  … и – страшно сказать! – вроде как даже в лидера   (ну, меня председателем совета отряда выбрали… в октябрятах…). Это я-то?!?!   Вы же помните ту «буку», которая в песочнице сидела в дальнем углу и никакого, никакого контакта с этим миром не могла установить. Лидер?!?!   Нет, школа – это место очень, очень удивительное…просто волшебное…

Интересно также то, что с самого начала я шла в школу, как на фронт. То есть зная, что там будет что-то очень, очень трудное…но, что бы там ни оказалось, через это нужно пройти… и обязательно ПОБЕДИТЬ. Я не помню, откуда взялась эта установка. По-моему, это просто послевоенный контекст. Нет, после войны, конечно, уже больше десятка лет прошло… Но вы помните, скольких новорожденных мальчишек в те годы называли Викторами («победителями»)? А какие песни по радио пели? Я, когда ногами по стенке колотила, радио-то слушала…

Вы, может, подумаете, деток там окружили любовью… Оставьте иллюзии. Школа была очень жесткой казармой. Очень жесткой. Когда я сейчас вспоминаю это, я не понимаю, зачем это нужно было.
…Пританцовывая от нетерпения, восьмилетний мальчишка тянет вверх руку: «Меня спросите, меня!!» Умилительная картина, правда? 
- Петров! Встань в угол! Подними руки кверху. Вот, и так стой, Всю неделю так будешь стоять. Так и знай: приходишь в школу – сразу встаёшь в угол. Чтобы я не напоминала.
Это называлось: «приучать к дисциплине». Ибо сказано: руку надо поднимать так, чтобы локоть не отрывался от парты. Так – «правильно». А кого спросить – учитель сам знает.
Петров действительно стоял в углу всю неделю. Если он опускал руки на голову, следовал жесткий окрик: «Вверх, вверх руки!!» Шёл урок. Петров из угла бубнил своё нескончаемое: «Веравасильевнапроститепожалуйстаябольшенебуду…» «Ты мне мешаешь вести урок!!»

Где были родители, спросите? Ага, и правозащитники ещё… Родители были на работе.
«Если ты скажешь мне, что учитель тебя ударил – я ДОБАВЛЮ!» Это была крылатая фраза среди родителей. Учитель зря не ударит…   

И эту школу мы ЛЮБИЛИ?!  В общем, да. То есть, не только я. За всех я, конечно, сказать не могу, но многие школу любили. А с чем нам, скажите, было сравнивать? Мы считали, что ТАК НУЖНО. И нам часто читали книжки про героев. Еще песенка была: «Если хочешь стать танкистом – дисциплину соблюдай!» (в других куплетах вместо «танкиста» подставлялись разные другие профессии. Общим был только вывод.

                ---------------------------

Ну, а я? Что – я-то?.. Меня не наказывали. Просто не за что было. Детское своеволие, довольно заметное дома, куда-то исчезло. Я приняла условия игры целиком. За партой я сидела с «правильно сложенными» руками не только весь урок. На перемену я не выходила, продолжая сидеть так же. Да не, не страх. МНЕ ТАК НРАВИЛОСЬ. Я очень горда была, до дрожи горда и счастлива, что я – ученица. Мне больше ничего не надо было. Я была счастлива КАЖДУЮ СЕКУНДУ.
Потом маме сказали, что я не выхожу на перемену. И не прыгаю с девочками через веревочку.
Вот те раз. Уели-таки… Я научилась. Раз надо! Несколько дней  прыгала дома на веранде, пугая Тузика и Мурку. Я быстро научилась! Но меня никогда это особо не интересовало. Были дела поважнее.

Мы вступали в октябрята!  Дело было серьезное, надо было вырезать из картона звездочку, обтянуть ее красной материей и булавкой прикрепить к школьному фартуку. Нет, металлических еще не было. Ну, у нас не было, в нашем таежном углу. Их только к концу года прислали. Не можем же мы откладывать со вступлением в октябрята?! 
Теперь мы «внучата Ильича!!»  А дедушка Ленин в школе так учился – ой-ё-ё! – у него одни пятерки были… Значит, и мы так будем!
Тут начали ставить оценки (первый месяц – или даже первую четверть – их не ставили). У меня первой оценкой была четверка. И второй тоже. И третьей… Нажим у меня был сильный ((  (писали тогда перьевыми ручками, макая их в чернильницу). Я немного расстроилась, но смирилась. Вера Васильевна же сказала, что четверка – это тоже хорошо… Ну, чуть-чуть хуже, чем Ленин… ладно... буду учиться на четыре и пять…
 
И тут пришел страшный день. Мы учились писать цифру 3. Что-то плохо у нас получалось, учительница нервничала. Потом сказала, чтобы дома каждый написал по две строчки. Что две-то? Я написала четыре! О качестве я как-то даже и не думала, мне казалось, меня автоматически должны похвалить за перевыполнение плана.
Каков же был мой ужас, когда с проверки работа вернулась, изрядно исчерканная красным карандашом (корявые буквы подчеркивались) и с оценкой «Три!»   Я ЖЕ ОКТЯБРЁНОК!!! Больше того, я – ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ОТРЯДА!!   
Я не помню, как я вела себя в школе, но всю дорогу домой плакала. А идти далеко было, километра два. Вдоль Мариинского тракта, через железнодорожный переезд, мимо комбината, через всю улицу Суворова… Домой я пришла, распухшая от слез и деморализованная совершенно. Выхода не виделось. Жизнь была кончена… 

Мама отнеслась к моему горю как-то растерянно. Она никак не могла понять, что уж такого случилось. Она сказала: «У Вовки даже двойки были». Причем тут Вовка?!?! Я - ОКТЯБРЁНОК!!! Кажется, она сказала, что Вовка – пионер. Но это меня не убедило.
Я проплакала до вечера. Мама тем временем пересмотрела мои тетрадки и стала говорить, что эту тройку я уже «исправила» (следом за ней стояли две пятерки: учительница проверяла сразу несколько работ). Я никак не могла взять в толк, что значит «исправила»: тройка же СТОИТ в тетради. Ее всегда можно увидеть… Это пятно на всю, на всю жизнь…
Шок был настолько силен, что следующую тройку я получила… только в седьмом классе. Так же неожиданно, за какую-то случайную домашнюю работу. Нет, не плакала. Но «поднажала». Больше троек не было. О двойках и речи нет. Практически весь школьный период я была отличницей.

… К середине десятого класса  я обнаружила, что НИ ОДНОЙ двойки за
 обучение в школе мной не получено. ЭТО БЫЛ ПОЗОР.  Дело в том, что к этому времени взгляды на жизнь у меня изменились: ценной к этому времени считалась жизнь, В КОТОРОЙ ПОПРОБОВАНО ВСЁ. А тут – нате вам… Десятый класс тогда был выпускным. Школа кончается!!!! 
А органическая химия как раз только началась. Химия была после физкультуры, а после физкультуры переодеваться надо…и я на перемене прочитать параграф не успела (а в старших классах я в основном учила уроки все-таки на переменах – так-то я больше общественной работой увлекалась…да и в молодежной газете печаталась уже). Звонок. Вызвали. Нет, я что-то говорила… но терминология не шла на язык совсем… новый предмет-то… «В общем, Людмилина, другому бы я троечку поставила, а тебе не буду!» - сказала химичка (слава Богу, отношения у нас были натянуты еще неорганической химией: она ведь пришла на место моего любимого учителя… Ивана Яковлевича… а какое сравнение?!?! Ещё и бородавка на носу…((  ).
…Я изумленно глядела в дневник. Вот она! НАСТОЯЩАЯ ДВОЙКА!!! Счастье-то какое!!!!   Удача сама шла в руки. Этого упускать было нельзя. За неделю я получила ШЕСТЬ ДВОЕК!! По одной по каждому предмету. Как-то так все удачно сложилось, учителя не сопротивлялись совсем… Популярность моя выросла страшно. На улице останавливали незнакомые дети и спрашивали: «А правда, что у отличницы – двойки?» 
Да. Их было ровно шесть. Вообще-то до конца года время еще оставалось… и время от времени я сидела, вобрав голову в шею и говоря себе: «Ну вот… седьмая…». Но седьмой я так и не получила. Школа кончилась. Двоек мной получено ровно шесть.

                ------------------------------

Однако вернемся. Какой там десятый? Десятый – это другая цивилизация и другая эпоха. В первом я пока что. Но жизнь моя резко изменилась. 

Поскольку я давно свободно читаю, учительница частенько оставляет меня «почитать ребятам» – то есть усаживает на свое место с детской книжкой, а сама куда-то отлучается. Дисциплина в классе при этом лежит на мне. И полномочия мне даны любые. Я читаю. Время от времени оглядываю класс и изрекаю: «Суровцев, положи ручку. И сядь прямо». «Андрюхин! Не разговаривай!» Если не слушаются – можно и затрещину залепить, дело привычное…   
Однажды на меня пожаловался… вот убей Бог, не помню кто… кто-то очень случайный…возможно, он недолго учился в нашем классе… ну не жаловались наши мальчишки! В общем, он пожаловался, и учительница сказала мне, что бить нельзя. Ну… я это с младенчества слышу… Я расшифровала это естественным способом: ПРИ НЕЙ бить нельзя. Да наши и не жаловались, это совсем уж низко…
- Ну, погоди!... После уроков…!!.. – так говорили «наши».
А надо сказать, детская литература тех лет была полна описаниями мальчишеских драк. Благородных, разумеется. В защиту слабых, чести, достоинства, принципов и разного всего еще. Я так считаю, это все еще отголосок прошедшей войны.
Короче говоря, услышав: «…после уроков!», я обрадовалась. Я поняла, что пришел мой звездный час. Сейчас я ИМ ВСЕМ НАДАЮ!! Их двое, а я одна? Так это даже лучше! Герои – они вообще кучу «подонков» разбрасывают! Вот щас мы посмотрим, может быть, я тоже – герой?
После уроков я ходила возле школы, размахивая портфелем и предвкушая «звездный час». Уж тут-то Вера Васильевна не помешает…
Мальчишек что-то долго не было. Я вернулась в класс. Дежурные сказали, что Вовка с Витькой уже ушли домой. «Как это? – не поверила я. – Я же знаю, по какой они улице ходят!» Мне сказали, что сегодня они почему-то ушли по другой…
Ладно, пусть живут!   

Вообще-то сильных драк у нас не было. Просто «по справедливости».

У нас  все было по-справедливому. Какой блат, какие родители?! Родителей друг друга мы вообще не знали. Родители до крайности редко вмешивались в нашу жизнь. Если кто-то из родителей в школу заглядывал и пытался защищать своё чадо, его встречали с откровенной насмешкой. Мы тут сами разберемся. Он что у вас, «маменькин сынок», да? 

Класс делился на «хороших» и «плохих». Никакого «происхождения», всё исключительно по личным заслугам. Хорошие дети действительно были хороши. Они старательно учились, преодолевали трудности, мечтали быть героями, умели защитить себя, не плакали от боли… ну и так далее.  «Плохих» надо было «продергивать» в стенгазетах, смеяться над ними, когда они пороли чушь на уроках… толкнуть, обозвать… в порядке вещей, что там! САМ ВИНОВАТ, что «плохой»… «РАЗВЕ С ТАКИМИ МЫ КОММУНИЗМ ПОСТРОИМ?!» Это было дежурной фразой. Ну, не в первом, наверное, классе… но установки закладывались, безусловно, в первом. 

«Каждый человек нам интересен,
Каждый человек нам дорог!»

Это песенка из кинофильма «Личная жизнь Валентина Кузяева». Я ее услышала в девятом классе. Помню, что эти слова меня потрясли. КАЖДЫЙ... Я долго бродила по городу, зачем-то уехала в аэропорт… смотрела на взлетающие самолеты… думала, думала… Это, в свою очередь, означает, что до девятого класса мне было позволено НЕ ЗАДУМЫВАТЬСЯ ОБ ЭТОМ ВООБЩЕ.
А как я узнала немного позже, песенка вообще-то была пародией. Фильм «Личная жизнь Валентина Кузяева» – как раз о том, что СРЕДНИЙ, неприметный человек мало кому интересен.
А уж «плохой» – тем более. 
И это СПРАВЕДЛИВО. А что вы думаете, как мы котят отбираем? Парочку самых хорошеньких оставляем, а остальных - ТОПИМ. Ну и всяческая вообще селекция такова.  Она способствует УЛУЧШЕНИЮ ВИДА В ЦЕЛОМ. 

Вам это ничего не напоминает?..

Да, вот так мы и жили. Это уже сильно после войны… уже лет пятнадцать прошло…

В 60-х годах, впрочем, атмосфера стала меняться. Детской памятью я это помню так: «хулиганы из подворотни» (которым прежде следовало противостоять, поскольку «с такими коммунизм не построить») помаленьку превратились в «ребят», к которым запросто так, с открытым забралом выходили комсомольские работники нового типа… и часто находили вполне человеческий подход…
И это действительно БЫЛО так. 

А к какому уровню ближе сегодняшняя «демократия»? Да судите сами, я с вами что – о политике говорю?!..

                -----------------------

Но я про первый класс. Там много, много, много еще есть над чем поразмыслить.
 
...Проходим имя существительное. Оно отвечает на вопросы: "Кто?" "Что?". Примеры.
Рая У. зевает и смотрит в окно. Ей непонятно. И неинтересно. Ее спрашивают, ответить она не может.
Учительница: " Ну, вот ты видишь курицу". (У Раи в глазах появляется некоторый блеск. "Курица" - это все-таки понятнее, чем "существительное".) "Ты видишь курицу. - продолжает учительница. - Но ты не знаешь, кто это. Как ты спросишь: это - ...?"
"Это - ЧЬЯ КУРИЦА?" - радостно спрашивает Рая.  Класс помирает со смеху.    Теперь она у нас надолго будет "плохой"...глупая потому что... .
 
А теперь поглядим, как взрослые люди. Девочке семь лет. Восемь, пожалуй (малоразвитых детей ведь не спешат отдавать в школу). Девочка - мамина помощница. Уж что такое "курица" - она знает, да. Она знает, какую травку курам нарвать, как их кормить...как их домой загонять и с чужими не перепутать. И мама ей за это говорит: "Умница!" А если она, увидев курицу, спросит: "Это кто?" - что мама ей скажет?!   Мама скажет: "Ты что, глупая?!"
Она всё правильно спросила: "ЭТО - ЧЬЯ КУРИЦА?"
И чего над ней смеются?..

Зачем я это рассказываю? А я интИлИгентов не люблю... То есть тех, кто это слово так и не научился писать, а знак о высшем образовании на лацкан пиджака прикрутил. Какая же у нас их тьма тьмущая...
 
Да-да, совсем противоположный поворот мысли. Вроде бы. А на самом деле - в том же направлении. Поскольку "кто был ничем, тот станет всем", и поскольку была разветвленная система рабфаков, таких Рай силком тянули в высшее образование. Ну, мал-мал объясняли, что такое имя существительное... а дальше партком рекомендовал! Правильное происхождение!
И вроде бы все с лучшими намерениями. С любовью к ним, Раям.
А им правда было ЛУЧШЕ, от того, что куры становились для них "именами существительными"? А не живыми, мягкими, квохчущими и несущими яйца?
А Раи становились интИлИгентками...городскими... впрочем, до конца жизни знающими, что за спиной раздается шепоток: "%@# (+;   ". Ну то бишь - "была деревня, и осталась деревня". Встретишь такую, обругаешь... идиотку... а потом вдруг нечаянно на остановке где-нибудь, вместе ожидая трамвая, разговоритесь... и вдруг растеряешься: а глаза-то у нее какие! а косы... были...вот, на фотокарточке...
а как она про желтеньких цыплят своего детства рассказывает!! а букеты какие собирает! а пироги какие пекла...мама...
- Раенька, зачем вам этот город? Эти папки с бумагами?? Эти полуфабрикаты разогретые?? Эта ПОСРЕДСТВЕННОСТЬ, от которой только и остается с красными флагами ходить? (ну, то бишь: ДАЙТЕ нам! Почему вы нам не ДАЕТЕ? Почему ВЫ НАМ низкую зарплату ДАЁТЕ??"). Раенька, если бы Вы СВОИМ ДЕЛОМ занимались, разве бы были у вас ТАКИЕ проблемы?..
 
Пожмет плечами, скажет: " У меня же высшее образование..."
 
А сегодня оно платное, и его могут получить не все. Вроде бы плохо... И когда высокий чиновник говорит о необходимости развития системы профтехобразования, раздается дружный крик: "Вот они куда наших детей хотят сунуть!! Отпровляйти туда сваих!!!"
А какая вам разница, куда ОНИ своих отправят? Вас их дети интересуют? Или все-таки свои? А ваши дети точно "именем существительным" интересуются больше, чем живыми цыплятами? Или все-таки наоборот?
Это ведь кому как.
Есть макроэкономика с ее пропорциями подготовки разных специалистов... да что она нам, пусть экономисты и разбираются... 
Я только Раю вспоминаю. Хорошая ведь была девочка. Мамина помощница.
Как-то у нее жизнь сложилась? Жаль, если так и осталась в "плохих", куда мы ее в первом классе засунули.
Плохо там... в "плохих"-то...

                ---------------------

 Я шагала по поселку и повторяла выученное в школе:
 
"Какая ж воля и какая сила
Была, друзья, поистине нужна,
Чтобы такою сделалась Россия,
Какой сегодня сделалась она?"
 
Шахтерский поселок был неказист. Какое-то смутное противоречие возникало в моем детском сознании,
и я искала глазами что-нибудь выдающееся. Ага, вот! Два двухэтажных бревенчатых барака! Можно сказать, элитные постройки... Там ведь паровое отопление есть и вода горячая, я же знаю!! (Мы-то все живем в частных домах, топим печки углем и дровами, а воду таскаем в ведрах на коромысле из проруби...).
А в бараке, внизу, даже книжный магазин есть! Во здорово живут!
И, лаская глазами бревенчатые бараки, я с новой силой декламировала:
 
"И мы горды, что это явью стало,
Что ты, Россия, сделалась такой!"
 
Никаких сомнений в том, что наша страна  - самая лучшая, разумеется не было.

                --------------------

Зиганшин, Поплавский, Крючковский, Федотов. Это те моряки, которых в море унесло и которые сапоги съели. Помню-помню...1959 год...
Мы в них играли.

                -----------------------

Я помню XXII съезд КПСС!! Он был 17 октября 1961 года...уже в 4 классе... Мы к нему готовились. И там сказали, что "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме". Мы, то есть, точно будем!
В классе были белые парты. Это нарочно так. Это же красиво! И приучает к аккуратности. Надо, надо! Неаккуратных в коммунизм поди не возьмут...
Мы их каждую субботу мыли. Перед последним уроком отрывались: всласть ставили кляксы!! Чтобы интереснее мыть было...
Вообще, у нас была новая школа!! Только что построили взамен старой, бревенчатой и темной... И  настоящий спортзал!!! Представляете?!В начальной школе (в отдельном бревенчатом одноэтажном здании) физкультура
проходила обычно в коридоре. Надо было разговаривать шепотом - в других-то классах уроки идут... А теперь, в новой школе  настоящий спортзал - козел, конь, канат, шведская стенка и кольца!! И - да, эти, как их...маты! И нам всем даже формуспортивную централизованно закупили... синенькие такие купальники...для девочек, про мальчишек не помню...
Как можно было не верить в приближающийся коммунизм?!

                ----------------

На уроке географии нам рассказывали про горы... и про море... Я сидела и плакала. Я точно знала, что мне там никогда не побывать: это же очень дорого... Никто и никогда из нашей среды там не был... У меня книжка была... даже сейчас где-то валяется, я ей дорожила очень... там рассказывалось, как простой такой же мальчик из Сибири попал на море... с мамой приехал, "дикарем"... Непонятно, как ему так повезло... но он там камешки на берегу интересные собирал... и на корабли смотрел...
Нам обещали в Новокузнецк победителей по сбору металлолома отправить на экскурсию. И мы заняли первое место, наш  5-й "г"!! Мы очень много металлолома натаскали, больше всех!! Правда, так никуда нас и не возили...
Но вообще иногда чудеса бывают! Вот брата Вовку как отличника как-то отправили на пионерский слет...в Кемерово... Недавно он (ныне 60-ти-летний) вспоминал об этом. Там немыслимая роскошь была: им после обеда выдали каждому по банке сгущенки!! Представляете?! Да не представляете вы, чем была в 1960-м году для советского "простого" ребенка банка сгущенки...
Это восторг немыслимый! Кто бы ему дома дал целую банку съесть?! Это же дорого...
До сих пор вспоминает... ему сейчас уже за семьдесят.

                -----------------

Еще про спортзал. Это уже пятый класс. Разумеется, ничего более привлекательного, чем настоящий спортзал, в школе просто не было. Ну не домоводством же, в конце концов, заниматься… Эпоха не та!! Тем более, что учителем физкультуры был Александр Владимирович…
Взрослые почему-то звали его Санькой и отзывались достаточно пренебрежительно. Дело в том, что Санька был лоботрясом. Школу он окончил с грехом пополам, учиться дальше не хотел, работать вроде тоже не особенно… Он целыми днями гонял на велосипеде. Было ему 18 лет. А в армию тогда брали с 19-ти. Мама Санькина была завучем в этой самой школе. И чтобы лоботряс совсем от рук не отбился, она его и пристроила на место физрука… до армии…
И тут у Саньки проявился педагогический талант. Он стал Александром Владимировичем – и не простым, а трепетно любимым и бесконечно уважаемым. Он ведь мог запросто висеть на кольцах вниз головой… и на шведской стенке та-акое выделывал!!  И нам его назначили классным руководителем, представляете?! Мы дрожали от счастья!!
Однако более жесткого и требовательного педагога свет не видывал! Урок физкультуры начинался с того, что он выстраивал нас и… начинал отчитывать за различные грехи. Он же классный руководитель. А мы – маленькие негодяи, которых надо воспитывать… Вожделенные 45  минут стремительно таяли, наши глаза наполнялись слезами… Но мы даже обижаться на кумира не могли. Мы его боготворили.
Тут полетел Гагарин. Потом Титов.
Все совсем смешалось. У нас было столько кумиров, что по ночам стало сложно засыпать. Ну, мне, по крайней мере. Засыпая, я каждый вечер придумывала новую историю. Действующими лицами в ней были Гагарин, Титов, Александр Владимирович… и я. Ну, иногда еще Бяшку брали – Валерку Баранова. И мы вместе совершали разные подвиги. Например, металлолом таскали… в лыжных соревнованиях участвовали… на кольцах вниз головой висели… в снег с крыши прыгали… В общем, у нас было много дел. Мы от них очень уставали и вповалку спали на матах в спортзале. Почему-то это было обязательным. Да и где, в самом деле, спать героям?! Ведь лучшего места, чем спортзал, не бывает… А выспавшись, мы опять совершали подвиги!

К концу года Александра Владимировича забрали-таки в армию. Эх, так и не узнал он, в какой приличной компании был целый год ...

                ------------------

...и с этого места вдруг - обрыв. Наша семья зачем-то уехала. В другое место. Жить. А разве в ДРУГОМ МЕСТЕ - живут?
Я потеряла всё обретенное. Я опять превратилась в ту трехлетнюю девочку, которая возится в песке в дальнем углу песочницы и не имеет с этим миром никакого контакта. И никакого интереса к нему тоже.
- Ты почему ни с кем не дружишь? (одноклассница на перемене).
- С кем дружить-то? С тобой, что ли?.. (я с мрачным вызовом).
- А хотя бы и со мной!! (она с вызовом еще бОльшим).
Пожимание плечами. 12 лет, шестой класс, окраина города Фрунзе...
 
Почему мне ни разу морду не набили? А я думаю, спасала идеология. В те времена было крайне "немодно" противопоставлять себя коллективу. "Выделяться"...или "отделяться... "Западло", прямо скажем - чтобы вам было понятно. И я подчинилась правилам игры. Не отделялась и не выделялась. Участвовала в каких-то
школьных мероприятиях. Меня даже выбирали куда-то...
Но "мы" (так радостно употребляемое раньше - взгляните на предыдущие тексты) исчезло. Время тянулось, как во сне.

12-17 лет - время глубокого внутреннего одиночества и подавленности. Семья? Н-ну... Вообще-то об этом сказано в описании в воспоминаниях трехлетнего возраста.
"ОТСЮДА НАДО УЕХАТЬ." На протяжении пяти отроческих лет это было мантрой, молитвой и тихим проклятием одновременно. В Сибирь! В Сибирь!
Почему в Сибирь? Ну, это вроде чеховского "В Москву! В Москву!"... Это просто символ... какой-то другой жизни... НАСТОЯЩЕЙ...

Моё настоящее "Я" начинается с 17 лет. Это совсем другая жизнь, потому что она ЦЕЛИКОМ МОЯ.

   Часть 3. УЕХАЛА!            

Свердловск. Звон трамвая. Солнце в окно. Мы с полузнакомой девчонкой хохочем в голос и рвем напополам учебник по «Истории СССР». Потому что мне что-то там в конце нужно, а ей – в начале. Мы едем на экзамен!! А учебник – что учебник жалеть – школа ведь ОКОНЧЕНА!! И только вся жизнь, НАСТОЯЩАЯ жизнь – впереди!! Солнце. Звон трамвая. Люди улыбаются, глядя на нас. Я в Свердловске!! Я уехала!!! Как же давно я не была так счастлива!..
Господи, спасибо тебе! Тебя, конечно, нет, но на самых важных поворотах ты мне все-таки помогаешь. Спасибо тебе, что в Киргизском университете нет факультета журналистики! Иначе где бы мне взять это счастье – УЕХАТЬ?! Что поступать надо только на журналистику – это оспаривать никто не отваживался: к концу десятого класса у меня уже масса публикаций в местной молодежке. А ближайший факультет журналистики только в Алма-Ате… или вот в Свердловске. Мама сказала, что если уж уезжать, то в Россию, а то в национальных районах берут в первую очередь лиц местной национальности… Больше того, она позволила мне выписаться. Чтобы не приезжать лишний раз специально ради выписки – это же дорого…
Теперь я СВОБОДНА! Что бы там ни было впереди – разве меня может что-нибудь устрашить?!

Последнее напутствие мамы: «Поставят двойку – хоть спроси, за что! А то заплачешь и уйдешь…». (Ага: всё везде ведь «по блату», абитуриентов «режут» и «топят», а там везде «чужой город» и обратиться не к кому… И что можно противопоставить в 17 лет вот этому «опыту старших»? Опыту, который вбивает в землю и подрезает на корню? Только: «Я не хочу ТАК жить!!»  Но это так тревожно мало…)

Первый экзамен в университете. Четверка. Поднимаю глаза и нагло спрашиваю: «А почему «четыре»?»
Преподаватель смеется. Он видит именно то, что есть: не «качание прав» – а просто глупую девочку, которую научили так спросить. И он мягко отвечает: «Потому что Вы ЗНАЕТЕ  НА «ЧЕТЫРЕ»…» И я рефлекторно киваю головой, отвечая его улыбке и целиком с ним соглашаясь. По правде сказать, я и на «четыре»-то не знаю… Мы только что в трамвае учебник на части рвали… по сути дела, так и не прочитанный учебник. Ага, у меня в аттестате сплошные пятерки… ну да знаем мы эти школьные пятерки… особенно в школе на рабочей окраине с соответствующим контингентом.

В общем, я не поступила. Сдала, в сущности, не так и плохо: три четверки и одна пятерка. Конкурс в тот год на журналистике был 25 человек на место. В Москве, говорят, только 10 человек. Но в Москве, говорят, и четверку трудно получить. Говорят…

Никакой обиды у меня ни на кого не осталось. Меня совершенно точно никто не «резал». 

Куда теперь?
В среде не прошедших по конкурсу ходит слух: в местном обкоме комсомола дают путевки на комсомольскую стройку.
Да?!
Через полчаса я вылетаю из обкома с путевкой в руках. Все огорчения забыты. Да это в сто раз лучше, чем учиться!!!! Здравствуй, эпоха героических свершений!!

Обмен телеграммами с домом:

«БУДУ РАБОТАТЬ НА СТРОЙКЕ. ВЫШЛИТЕ  СТАРУЮ ОДЕЖДУ»
«ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ. ПОСТУПИШЬ НА ИНЪЯЗ.»
«НА ИНЪЯЗ НЕ ХОЧУ. ВЫШЛИТЕ ОДЕЖДУ.»
«ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ!!»
«ВЫШЛИТЕ ШТАНЫ!!РАБОТАТЬ НЕ В ЧЕМ!!»

Штаны таки выслали.
Здравствуй, эпоха героических свершений! Посмотри: у меня и штаны есть!

                -------------------
 
- «Я смотрю, у вас тут как на комсомольской стройке: народу понагнали, а что делать с ним – не знаете…»
И стыдливо засмеялись седовласые дяденьки…
Нет, это не 17 лет в Свердловске. Это лет тридцать спустя… в каком-то из издательств Москвы. Энциклопедию там собирались издавать… но в суете и несогласованности проект затянулся… а потом и вовсе был признан нецелесообразным.
Российский почерк…

Комсомольская стройка в центре Свердловска образовалась так: жил-был долгострой. Ну, не строился что-то Дворец Молодежи. Куда там ушли деньги и почему было как всегда «некому работать» – кто их знает. Но вместо Дворца торчал фундамент. И тогда над объектом взял шефство местный комсомол. И объявили это место «комсомольской стройкой». В обкоме щедро выдавали «комсомольские путевки». Людям, разумеется, случайным: зачем квалифицированный-то рабочий в обком попрется? Он пойдет в отдел кадров… Только не пойдет он. Не больно лакомый кусок.
А зеленая молодежь потянулась. Не поступившие в институты … выгнанные из-за конфликтов из школы … разругавшиеся с родителями… просто неприкаянные и не имеющие определенного занятия… тянущиеся из мелких районных городов-поселков в большой город… начитавшиеся героических книжек…
В общем, разные. Общее между нами было одно: практически всем было по 17 лет, практически никто ничего не умел делать. Некоторые работать ХОТЕЛИ. Немногие, впрочем. Остальные пришли «так»… посмотреть…
Вот такой кадровый состав. Хотите возглавить такую бригаду?..

А Женя Князев возглавил… то есть не то чтобы сам – назначили его. Он же старик старый – аж 34 года… даже, кажется, 36. Из тех подростков, что в войну малолетками на заводах работали, подставляя скамейку, чтобы до станка достать. Женя – кадровый рабочий. Положительный. Не пьет. Разряд каменщика… кажется, четвертый. Беспартийный.
Однако если бы такими штат был укомплектован, комсомольский призыв просто не потребовался бы. Да и долгостроя бы не было.
Только где таких возьмешь? Их – единицы.

А вновь набранные – вон они. Ну вон-вон, видите? На куче керамзита сидят… по кругу бутылку портвейна передают… Не, вы думаете, пьянка? Не-ет. Особых пьянок, надо сказать, не было. Это знакомятся так. О жЫзни друг другу рассказывают… у кого-то уже пара приводов в милицию… другим это страшно интересно… «А ты меня не учи, я тебя на целых полгода старше!!» – считается серьезным аргументом. По сути, все мы подранки… хотя это едва ли сознаём… в том смысле что ПОГОВОРИТЬ ПО ДУШАМ мы можем только друг с другом. Родители? Вы о чем? Родители – это… ну да, мы им обязаны… они нас кормили-поили… мы им к празднику открытки посылаем, да. А чё еще-то? Чё там делать?..

Вообще говоря, если посмотреть со стороны… или через годы… все не так и плохо. Уж лучше собрать неблагополучных подростков на территории стройки, чем оставить шляться по улицам…
Но с точки зрения производительности труда… а также качества строительства… да и организации труда...
В общем, очень далеко от героизма.

                ------------------

За первые полгода работы на стройке я умудрилась:
- упасть с лесов;
- прыгнуть с лесов прямиком на гвоздь (в кедах);
- обморозить руки (лезла без рукавиц по железной пожарной лестнице на высоту 27 метров…а обманчивое мартовское солнышко лестницу, оказывается, вовсе не нагрело);
- вырвать из ладони клочок кожи, перелезая через крашеный забор…(а кусочек голубой краски навсегда остался под кожей… и сейчас виден… этакая память о юности);
- попасть под мотоцикл;
- получить алкогольное отравление после встречи Нового года.
Ну, еще пять-шесть раз уронить на ногу кирпич… когда в валенках –  еще ничего, а если в кедах – это очень даже чувствительно.

Больничный не брала ни разу: с обмороженными руками не дали («первая степень»! Хотя попробовали бы сами класть кирпичи обмороженными руками :-(. С проткнутой гвоздем ногой освободили на один день. Остальные происшествия я вообще скрывала: ведь Женя проОкает уничижительно: «Ну, что, рОмантик, Опять?!» 
Да, были еще проступки, которых и не скроешь: я заблудилась на «Уралмаше», куда меня послали за рукавицами для всей бригады.Там была какая-то конторка на территории завода… один раз мне показали… но мне этого мало… я вообще в пространстве ориентируюсь плохо… В общем, ждали меня полдня и встретили вопросом: «Что долго-то так? Давай рукавицы!» Можете представить, какими глазами глядел Женя, услышав, что конторку я так и не нашла…   
Я уж не упоминаю, что я трижды забывала в общежитии ключ от рабочей бытовки (то есть у дверей стояла вся бригада). «КОму дОверили?!?!»  – громыхал Женя и… зачем-то снова после смены отдавал ключ мне. И я его опять забывала… 
В общем, работник из меня был аховый.
 
P.S. Еще вспомнилось.

Работаем вдвоем с Женей. Он мне: "Подай палец!" Снимаю рукавицу...Затравленно гляжу на свои пальцы...какой? зачем?! что-то здесь опять не так...
Женя оборачивается ко мне... коротко матюкнувшись, спрыгивает с лесов, хватает какую-то железяку, запрыгивает обратно и отворачивается от меня. Говорить не хочет. Губы его все еще шепотом произносят какие-то ругательства.
Едва сдерживая слезы, иду жаловаться старшим ребятам. Чего ему надо было? Какой палец?!
Ребята изнемогают от хохота. Оказывается, "палец" - это часть лесов... та самая железяка, которую Женя, спрыгнув, схватил сам...
Один сплошной стресс и постоянное чувство вины …

              -----------------
Про Новый год отдельно.
 
…31 декабря 1968 года – день рабочий. Предполагается, что надо отмечать. Но с утра мы на кладке. День идет, как обычно. Только переглядываются все: так когда?.. Женя идет к начальству. Возникает предложение: мы без обеда будем работать. И кончим пораньше. Да?
Добро дано.
В 16 часов возбужденные и страшно голодные, мы радостно садимся за праздничный стол. У себя в бытовке. Все хорошо. Всем есть о чем поговорить. Тосты один за другим. В бригаде появилось несколько ребят «после армии». Надо сказать, золотой фонд. На них всегда можно положиться: они всё умеют. Даже непонятно как: вроде нигде не учились, а могут и как каменщики, и как плотники… И пить тоже умеют. Вот кто-то из них во время очередного тоста наливает мне вместо водки – лимонада. Подлог обнаружен, я страшно оскорблена. Меня что здесь, ребенком считают?! Да мне через три месяца уже 18 лет будет!! Отталкивая лимонад, я возражаю: «Фу! С него толку!!» и требую «как всем».
 
… А какой еще нужен «толк»? В глазах давно двоится и троится… всё вокруг дрожит и дёргается… особенно колбаса дрожит, да… Я даже не могу понять: это колбаса или уже объедки – вон там, на том конце стола? Не, лучше не тянуться… если схвачу объедки, все поймут, как меня развезло…
Но они и так понимают. Ребята перемигиваются и отправляют меня умываться холодной водой. И я долго там умываюсь. Когда возвращаюсь, стол уже убран. Только пустой стакан демонстративно притулился к пустой бутылке. Окончен бал. Жаль.
 
«Одна не пойдешь, – говорит Женя. – Я тебя провожу до общежития». Я опять оскорбляюсь: чего это я одна не пойду?!Да я по половице – …!
Возражения не принимаются, он цепко берет меня под руку. Идем. На улице сильный мороз. Небо как холодец – дрожит и дёргается… и звезды на нем дёргаются… а так – всё ничего… и чего меня под руку вести? Пьяные – это которые в канаве валяются… а я вполне себе иду… мы даже о чем-то говорим…

Общежитие. Дальше Женю не пустят. Теперь нужно пройти мимо вахтера и взбежать по лестнице на  второй этаж… И НЕ УПАСТЬ при этом… М-да… а вообще-то тяжелая задача…
Но я с ней храбро справляюсь. Поворот за угол. Я дома! Вот моя комната!
- О! Да они уже отметили… - смеются девчонки.
И как это они все догадываются?!

Скидываю телогрейку на кровать и по длинному коридору направляюсь в туалет. Но что это?!?! Коридор вдруг преграждает мне путь!!!  Да-да! Передо мной стена! Я упираюсь в неё руками!! Тут до меня доходит ужасный смысл происходящего: Я НЕ МОГУ ИДТИ!  Это я НАЛЕТЕЛА на стену, да… «Улица, улица – ты, брат, пьяна…» – песенка такая есть… все, её слушая, смеются… и надо мной теперь смеются? Да?!
В ужасе я отталкиваюсь от стены и… отлетаю к противоположной стене… и опять упираюсь в неё руками. А на этом месте – дверь. И дверь от толчка открывается… я падаю на четвереньки… от сотрясения меня рвёт… а в комнате за столом сидят люди… немая сцена…  Впрочем, почему немая? Сначала они говорят: «Здрас-с-сте!!!» – а потом много ещё чего… но я уже не слушаю… я поднимаюсь и убегаю… в туалет…

… И что мне теперь, жить в туалете, да? Я БОЮСЬ обратно идти…  точно морду набьют… да… Я долго там сижу… но надо же и возвращаться…
Иду по коридору. У той комнаты моют пол.
- Девушка!! Это что же?!?!   
(Позже мы познакомились, и мне рассказали об этом так: «Я тебе точно хотела морду набить… а когда окликнула, ты: «Простите-извините… извините-простите»…   Ч-чёрт знает что… у нас и слов-то таких не говорят… и что теперь с ней делать?! »)
В общем, морда моя осталась целой.

Правда, все зимние праздники пролежала пластом. Было очень плохо. С трудом выползла на улицу и позволила себе величайшее лакомство – мороженое, политое вишневым вареньем, в кафе. Ужасно дорогое, 28 коп., я никогда раньше такое себе не позволяла… Но – о ужас! – съесть его не смогла … мне даже от него опять стало плохо… и пришлось его оставить на блюдечке и выскочить на улицу…
Несколько лет потом вспоминала. Жалко мороженого…

    ------------------

Ну и, значит, в общем, вот… Ясно, что героических свершений никаких не получилось. И вокруг их тоже не видно. Меня еще, представьте себе, комсоргом выбрали. Вот это дрожащее существо, вечно во что-нибудь вляпывающееся, – комсоргом… Я, пожалуй, вас приведу… к светлому будущему…
Я вообще зачем на стройку пришла, а?! На комсомольскую?! Я же хотела здесь ГЕРОЕВ найти! НАСТОЯЩИХ ЛЮДЕЙ!
Ну и где здесь герои?..
В общем, осталось удавиЦЦо… Ну или альтернативный вариант – завербоваться на Сахалин, на рыбную путину. Пожалуй, вариант более привлекательный, да? Меня тут научили, куда обратиться, дело верное, люди ездили. Если там не герои – то хоть романтика, И экзотика… Главное, чтобы 18 лет было… а мне уже вот-вот исполнится…

…Ура! Взяли!! Завербовалась!! Уже и паспорт забрали! Начинаю ходить с обходным листом. А кто устраивался по комсомольской путевке, тем еще и в обком велено зайти.
…Те же самые ребята в обкоме, только насупленные. Стройке, говорят, люди нужны. Куда это, говорят, Вы собрались?..
Вот те раз…  Мне что, объяснить им, какое я тут никчемное существо? Или что тут героев нет?

Говорят, что по комсомольской путевке надо отработать минимум год. Иначе – ?  Нет, они не сказали – «иначе». Это я жду. Потому что в несметном количестве историй, читанных – да и своими ушами слышанных – в своем детстве, в подобных ситуациях говорили: «… иначе положишь партбилет». Ну, или комсомольский билет.
И я напряженно жду этой фразы. Я не положу билет. Дайте же мне хоть в этом быть «героем»! Я по крайней мере буду знать, что это – МОЙ ВЫБОР. Конечно, я не положу билет!

Увы. Увы. Увы. Этой фразы обкомовцы сказать не решаются. Потому что на дворе – самый конец 60-х, и потому что они не уверены, что им не швырнут билет… На стройке полно «автоматически выбывших» – тех, кто, сменив работу, на комсомольский учет попросту не встает.
Мне просто говорят: НАДО отработать год. А на моё «а если…» не отвечают. И мне горько от этого…

Когда я рассказывала эту историю позднее, где-нибудь в МГУ, мне неизменно возмущенно говорили: «ОНИ НЕ ИМЕЛИ ПРАВА!!»
И каждый раз я опускаю глаза… Они имели право. МОРАЛЬНОЕ. Потому что КЗОТ – это КЗОТ, а комсомол – это комсомол. Это то, что на себя берут ДОБРОВОЛЬНО. Это право шагнуть вперед. Которое неизмеримо дороже всех остальных мыслимых человеческих прав. 

Просто в эти годы комсомол уже умирал. К концу 70-х его не осталось точно. 80-е годы – это уже чистая фальшь…
А нам – моим ровесникам – еще достался последний кусочек искренности…

Я ни о чем не жалею.
Я вернулась на стройку. Сахалина не получилось. Немного жаль. Но я не в обиде.

                ----------------

Ну, и еще полгода я там отработала. По-честному, до осени. Даже на один месяц больше, чем «надо». Уж ты не обижайся, Родина…
Какой с меня был толк при этом… ну, не знаю… количество травм, правда, резко уменьшилось… они все на первые полгода пришлись.

Еще на «настоящей» стройке побывала. Меня в Качканар на неделю отправили. Да не как каменщика, нет, какой из меня каменщик… как журналиста. От местной молодежки (областной, «На смену!»). Я, естественно, там печаталась. А то зачем мне было лезть через крашеный забор, так, чтобы кусочек краски на всю жизнь под кожей оставить? В этот день газета с моей публикацией вышла, надо было купить в киоске… и поскорее, чтобы Женя не увидел, что отлучаюсь… махнуть через забор стройки – это было ближе, чем выходить через «официальные» ворота.

Что я там писала? Ну, Господи… жЫзнеразмыслительные заметки… бред, в общем, всякий… в бригаде после выхода этих опусов почти каждый раз случался скандал (( , потому что кто-нибудь обязательно считал, что его выставили в недостаточно героическом свете (((. А без лиц-то невозможно обойтись, я же о стройке пишу…

В общем, из газеты меня отправили в командировку… так, без определенной цели – «что увидишь». Я увидела там побольше порядка, чем у нас… там же все-таки целый город – сплошь стройка. Там не семнадцатилетние неприкаянные оболтусы, а все-таки сколько-нибудь квалифицированные рабочие… Но чтобы меня эта стройка так поразила, чтобы захотелось там остаться, такого я не помню. Серией материалов я, впрочем, разразилась, с неделю шли… Так, об их жЫзни…

Но мне теперь уже хотелось куда-нибудь к морю. Да не к Чёрному, что вы … никогда я о пляжах не помышляла – низость какая … я же «настоящую жЫзнь» искала … суровых обветренных морских волков … или еще каких-нибудь волков … Сахалин и Курилы мне бы подошли … только там пограничная зона, туда просто так не пускают. Только в порядке оргнабора. А он по весне. А у меня осень.
 
В общем, решено было уехать в Байкальск. Не к морю – так к озеру… Тоже интересные места, правда?

   Часть 4. "СОЛЗАН" В ПЕРЕВОДЕ - "РАДУГА"

…Ну и собственно Байкальск. Я ничего про него не знаю. На карте нашла.
Вот поезд уже подходит к нему! Стоит там поезд совсем недолго, минуты три …  и я несколько раз прошу проводницу напомнить мне … не проехать бы …
Вот он!!! Тут даже платформы нет … по крайней мере, для последних вагонов: спрыгиваю прямо на галечную насыпь.
Здорово как … 

«Нам и это подходит вполне!
 Мы на край земли придём,
мы сколотим новый дом,
 и табличку прибьем на сосне!»

А какой городок красивый!! Население 30 тыс. чел. Двухэтажные домики с причудливой отделкой деревянной плиткой... разноцветные… Байкал тут где-то рядом… Как здорово здесь!! Вот тут я хочу остаться… Вот это НАСТОЯЩИЕ ЛЮДИ строили!! И живут здесь, наверное, только такие…
С замиранием сердца нахожу строительное управление. Нахожу начальника. Говорю, что вот приехала… нравится здесь очень… хочу работать каменщиком …

- Девочка! Ты что? У меня ни одной бригады нет вольных!
- Кого?..
- Да зэки у меня! И построили здесь всё они… не знаешь, что ли?! Пойдешь в бригаду зэков?
Постояв с вытаращенными глазами, соглашаюсь:
- П-пойду…
В мыслях лихорадочно создается план: а что, глядишь – перевоспитаю пару-тройку зэков… если Родина требует!
Начальник смеется:
- Ты чё? Не бывает так… чтобы зэки вместе с вольными… Нет, нет у меня ни одной бригады! Штукатуры-маляры еще есть… на одном объекте… а каменщиков вольных у меня просто нет! Ну не знаю я, что с тобой делать… ты это, в райком комсомола обратись! Только это не здесь… это в райцентре, в Слюдянке.

Озадаченно сажусь на автобус и еду в Слюдянку. В райкоме комсомола подтверждают: нет тут вольных…
- Куда же тебя деть? В Слюдянке вот есть бригада… комплексная…
- Нет, я в Байкальск хочу!!
- В Байкальске нет точно… Постой, вот в Солзане у нас есть вольные! Это 7 км от Байкальска. Там вагончики стоят, строительно-монтажный поезд… есть там каменщики…
- Какие еще вагончики?..
- Ну, живут строители там… и работают…

Живут в вагончиках?!
Восторг с моей стороны неимоверный. Согласна!!
- А «Солзан» в переводе с бурятского значит «радуга», – говорит кто-то вслед.
И я окончательно счастлива!

                ----------------

В общем, с работой всё ясно. Вот только Иркутск еще посмотрю – и поеду в вагончики. Иркутск ведь недалеко – какие-то три часа поездом. Разве удержишься?

… И вот он – Иркутск. Очарованная восточно-сибирским колоритом (сосны! кедры!), бреду по улицам. Темнеет. Загорается иллюминация. Долго гуляла. Переполняемая восторгом,купила две шоколадки с видами Иркутска и отослала бандеролью ребятам в редакцию свердловской "На смену!" Они знают, что я уехала. Вот я где! Пусть глядят и облизываются!!
...Переночевала на вокзале. Все прекрасно. Правда, перчатки стащили… 

Итак, пора устраиваться на работу. Да. Но… У меня еще целых 38 рублей!! Страшная сумма!! Надо еще что-нибудь посмотреть. А вот и касса с авиабилетами, и карта на стене… Братск!! Во! И всего пятнадцать рублей в одну сторону… Правда, самолет туда прилетает поздно вечером… М-да… там, конечно, все братья… но скромный опыт подсказывает… в Качканаре вот ночью таскаться по улицам было страшновато… Нет… лучше бы днем…

Что тут еще? Гляньте! Бодайбо!! Это центр золотых приисков, я со школы помню! Мы с Бяшей этот город на карте в четвертом классе нашли… смеялись долго… Бяшка! А мог ли ты подумать, что в этой точке на карте можно ПОБЫВАТЬ?! Сейчас или никогда! Денег, правда, хватает на билет только в одну сторону… да… только в одну…
Так что теперь?! Если ждать, пока будут деньги на обратный билет, так никуда никогда не попадешь…

Беру билет в один конец. Завидуй, Бяшка!!


... Приключения начались с самой посадки. Дело в том, что я забыла, что при посадке в самолет нужно проходить регистрацию. Ну, летала я за свою восемнадцатилетнюю жизнь пару раз, но тогда меня сопровождали либо провожали. И я не усвоила эту истину.

Поэтому в аэропорт я приехала за 20 минут до отлета самолета. Я считала, что это нормально. Мне, правда, сказали, что нужно было проходить регистрацию, а она уже закончилась, но я не обратила на это внимания и пошла на летное поле. Самолет – вон он, стоит, в чем проблема? Попыталась подняться на борт. Бортпроводница опять талдычит про непройденную регистрацию … Я ей показываю: мол, билет-то у меня есть? Есть. И пытаюсь, отодвинув ее, пройти в салон.
Увы! Увы, увы… Меня хватают за шкирку и так приносят к самому начальнику аэропорта. И я рассказываю ему, что я не знала, что нужна какая-то там регистрация…

Начальник сильно смеялся. Он просто оформил мне билет на следующий рейс без всякой доплаты.

Ладно, полетели. «АН», маленький такой. Но меня совсем не укачало. Во я какая уже большая!!(в детстве выворачивало наизнанку на любом виде транспорта).

В Бодайбо здорово! Снег лежит, хотя в Иркутске было еще тепло. Уши мерзнут. Но все равно интересно. Вокруг горы, поросшие диким таким лесом… А тут комбинат «Лензолото», и ходят дяденьки в сапогах до пояса… и все пьяные! Даже поговорить за жЫзнь не с кем… Но все равно интересно!! Там строители еще всякие, да. Причем дома они строят из бревен! Несколько срубов стоят. А еще тут есть техникум! Горный. Чтобы согреть замерзшие уши, я туда захожу и беспрепятственно гуляю по коридорам, и слушаю  разговоры. Запомнилось: «Кстати, кто не владеет стенографией, тот теряет /указывается точный процент/ информации на лекциях». Ишь ты, какие они умные тут, в Бодайбе…

Гостиниц тут несколько, но мест ни в одной нет, потому что вокруг сплошь командировочные. Я этому почти что рада, потому что платить за гостиницу мне нечем. Когда становится темно, я сажусь в одной из гостиниц на табуретку и говорю, что посижу тут до утра. Мне говорят, что так нельзя. Чего «нельзя»-то? Куда я на улицу пойду?! Аэропорт на ночь закрывают…
Аргумент неотразим. В три часа ночи мне выделяют кровать. За три рубля. Даже не знаю, рада ли я. Рубли у меня напересчет…

Сон беспокойный. Тут, конечно, хорошо… романтично… Однако все ближе подходит проблема: КАК ЖЕ ТЕПЕРЬ ОТСЮДА ВЫБРАТЬСЯ?

Дело в том, что в Бодайбо «только самолетом можно долететь». Железной дороги здесь нет, она от Усть-Кута начинается. И это особенно напрягает. По железной дороге можно зайцем ездить. А на самолете – зайцем? Вы умеете?

Я не умела. Поэтому вытряхнув всю мелочь,  наскребла-таки на авиабилет до Усть-Кута. Это на полпути к Иркутску. А там видно будет…

…Полет проходил нормально. Только мысли становились все мрачнее и мрачнее. Спать хочется… да и есть тоже… А вот ехать зайцем от Усть-Кута до Иркутска… надо же… совсем расхотелось… Поговорила с соседом. Он до Иркутска летит. Счастливец…

…Посадка в Усть-Куте. Все выходят из самолета. Потом транзитные пассажиры, потоптавшись по снежку, идут обратно в самолет. Они полетят до Иркутска. Я им страшно завидую… и… иду с ними…

Никто не остановил. Сажусь на свое место. Сосед: «А Вы же говорили, что Вы до Усть-Кута?» Ведь выдаст, собака… Надев самую неприступную из возможных масок, рявкаю: «Я пошутила!!» Недоумевающее пожав плечами, сосед замолкает.

По салону проходит летчик. На его лице замешательство. Обращается к бортпроводнице:
- Слушай, 25 минус 9 – сколько будет?
- Шестнадцать, – смеется та.
- Ничего не понимаю… Было 25, привёз 9. Осталось 17!

Я вжимаю голову в плечи и ищу ногой, от чего оттолкнуться, чтобы быстро выскочить. Однако летчик, пожав плечами, идет в кабину и заводит мотор. Билеты никто не проверяет. Мы взлетаем.

Часа через полтора Иркутск. Бортпроводница, пробегая:
- Всем оставаться на местах! 

Ага, сейчас скажет: «Среди нас был заяц, сейчас мы его поймаем!..»

Но она ничего такого не говорит. Просто трап еще не подогнали. А потом спокойно всех выпускают…

Во были времена! И никто не боялся террористов…

                ------------
 
Искала и нашла. Я нашла, что искала. Байкальск – для меня место совершенно особое. Всего восемь месяцев жизни… к которым «во дни сомнений и тягостных раздумий» я обращаюсь по сей день. Вот так выглядит земля обетованная, места мои священные.

Это та основа, которую выбей из-под ног – и не будет тебя…сколько учёности и престижных ярлыков на себя ни навешивай.
 
«Зачем тебе это было нужно?» – спросит меня потом, через годы, уже в МГУ, успешный  мальчик с умным внимательным взглядом. И я не найду, что ответить.

А еще позже, в годы перестройки я прочитаю «Котлован» Андрея Платонова. И отзовется он во мне смутным каким-то внутренним протестом… как ИНТЕЛЛИГЕНТСКОЕ произведение… (да-да, до сих пор с осторожностью отношусь я к этому слову. Речи нет о таких разновидностях как «интелегенты» или «интилигенты» )) … эти вообще упоминания не заслуживают… но даже действительный «интеллигент» какое-то смутное и неосознанное подозрение у меня всегда вызывает. Подозрение в том, что он может неожиданно ПОСКОЛЬЗНУТЬСЯ. Он сам не знает, где и когда это получится. И как. )
«Интеллигент» – это тот, у кого не было своего БАЙКАЛЬСКА.
Что бы я ни писала в обычных анкетах, я – не интеллигент… я предпочитаю быть МАРГИНАЛОМ. До конца жизни.
Потому что у меня был БАЙКАЛЬСК.
                -------------------

Почему Свердловск с миллионным населением так и не подарил настоящих друзей – так, «работали вместе»… но не больше… – а глухомань, где люди наперечет, и круг общения ограничен двумя-тремя десятками их, раскрылась вдруг дивным цветком?
 
Я несколько раз порывалась писать «Солзанские записки» – но по малолетству не хватило силенок, а сейчас я просто не занимаюсь литературной деятельностью. Я мимо нее прошла. Не то к философам, не то к переводчикам…
Так и не описан дивный феномен Байкальска.

А феномен-то, наверное, простой: когда людей мало, КАЖДЫЙ – самоценен. То есть познание идет не вширь, а вглубь. Никогда – ни раньше, ни позже – я не видела такого: чтобы человека радостно принимали в компанию просто потому, что «ОН К НАМ ПРИЕХАЛ» («к нам» – то есть в вагончики. Все равно, откуда, каким образом и зачем.) Наверное, так знакомятся только маленькие дети: «Как тебя зовут?» – и вот уже «Это мой друг!» 

                ----------------------

- Товарищи! Мы ведем ПОЛовую жизнь! – с выражением говорил Мишка Б., и все покатывались со смеху: это означало «СИДИМ НА ПОЛУ» (вагончики очень маленькие, стульев-табуреток там практически нет, только кровати. Когда приходят гости – человек пять-шесть – а они каждый день приходят, как иначе? – все сидят просто на полу. Вы находите это неудобным? Сейчас мне тоже так кажется. Но тогда так не казалось никому. Это было прекрасно и незатёрто. Мы любым стульям предпочли бы нашу «половую жизнь». )

Мишка был солдатом близ расположенной военной части. (Излишне добавлять, что солдаты считались в вагончиках почти «своими». Они рубили нам дрова, охотно делили скромную трапезу, пели под гитару и жутко хвалились военными подвигами ))). Они гордо отсиживали «на губе», будучи пойманными в «самоволке» (а «отлов» был регулярным: начальство их знало, где «пасутся» доблестные воины… а мы по мере сил прятали мальчишек во время облав).
 
Мишка был ленинградцем и, кроме того, интеллигентом. Вы не поверите, но тогда в армии были и такие ребята. Он действительно учился в каком-то ленинградском вузе, а в армию ушел, повздорив с отцом. Мишка мастерски играл на гитаре,читал свои стихи и рассказывал о теории относительности. (Стихи действительно были хорошими). В вагончики Мишка ходил вполне адресно. К Тане. И выбор был точен. Такую девчонку еще поискать… даже в столице… К замечательным внешним данным стоит добавить кое-какие биографические данные. Танька в школе – в каком-то уральском городке – была отличницей. Шла на медаль, но что-то сорвалось. Выход она нашла радикальный: бросила школу в десятом классе. Одумавшись, получила-таки аттестат – в вечерней школе - после чего уехала на Байкал. Работать землекопом. (Отсюда понятие «котлована»… которое не понравилось мне много позже у Андрея Платонова. «Котлован» у меня личностно окрашен. Он не такой…). Танька тоже писала стихи и даже поступила заочно на журналистику в Иркутский университет. Через полгода, впрочем, бросив учебу: было в жизни много других событий, а тормозов у нее нет… захлестнувшим эмоциям она отдается всецело.
Ну и я в этой компании. Младшая. Им-то уже по 22. С Танькой мы жили в одном вагончике. Фотографию с вагончиками мы разрезали надвое и взяли по половинке, пообещав хранить всю жизнь. И мы с ней с этих пор называемся «половинками» друг друга.

Мы – и все-все-все, которые в гостях – это БАЙКАЛЬСК.

…Ночью просыпаешься от стука колес – это рядом, по соседней ветке пронесся поезд (и так всю ночь). Пролетающие поезда оставляют желтые пятна огней на занавесках и стенах. И сквозь сон – пронзительное ощущение счастья.
Потому что жизнь – наконец-то - настоящая.

              ---------------

Помнишь, сестренка, подъемы и спуски
И котлован наш внизу?
Помнишь тот мостик над речкою узкой,
Где мы скрывались в грозу?
 
…………………………………………..
И бурю, что с ног валила?
Помнишь, как солнцем лучились улыбки,
Когда бригадир хвалил нас? 

Мы ведь с тобою счастливые очень!
Даже когда уедем,
Мы не забудем байкальские ночи
И светлячков созвездья.
 
То, что в памяти из Танькиных стихов. А где-то целая книжечка...

                --------------

Но главное из обретенного в БАЙКАЛЬСКЕ даже не это. Да-да, как ни странно.Описываемое можно испытать и в студенческой общаге… в стройотряде, наконец.
Духовный взлет прекрасен. Но он делает ангелом. А жить – на Земле…
А Земля – совсем другая.

Прикинула вот. Я довольно близко знала человека, впоследствии осужденного и высланного на поселение. Я столкнулась с восемнадцатилетней девочкой, оставившей ребенка в роддоме. Я дружила с парнем, который в глубинку приехал, чтобы скрыться от милиции, по его мнению, его ищущей (за драку, в которой пострадал как раз не он). Я общалась с женщиной, которая в свои 30 лет не умела ни читать, ни писать… черт знает, как ей это удалось – в эпоху-то повального обязательного обучения…(впрочем, у меня нет ее медицинского диагноза. А он, похоже,существовал.

Еще у меня перед глазами проплывают лица десятков людей, у которых было только имя… профессия? Какая профессия? Разнорабочий… Достижения в жизни? Пожалуй, вопроса не поймут… а поняв, пожмут плечами и пробормочут: «Да каки достижения… нет у меня достижений…»
Плюс по-разному искалеченные судьбы (это только писателю со стороны видно будет, что искалеченные. А тут – «шо… все так живут…»).

Так вот, все эти люди сохранились у меня в памяти как ХОРОШИЕ ЛЮДИ. Вопреки всяческой логике и книжным ценностям. Я не помню НИ ОДНОГО «плохого» человека в Байкальске. (В Свердловске-то таковых лопатой можно было грести!)
Вот это что за феномен?..

Я думаю, это феномен тайги. Когда людей вокруг мало, когда у тебя нет возможности «перебирать», а есть только возможность ВСМАТРИВАТЬСЯ – дивные происходят вещи. «Плохие люди» исчезают. Любые самые дикие поступки распутываются на причины и следствия… и не остается места для осуждения… а только для желания протянуть руку…

И из неуверенного состояния «на цыпочках» (состояния ангелочка, тянущегося ввысь, «за героями» и боящегося светлые пяточки о грешную землю замарать) ты вдруг переходишь в такое, когда нога прочно стоит на земле. Всей ступней. Когда сбить тебя с ног – это еще постараться надо. Да и упав, можно подняться: ведь ниже-то земли не упадешь. 

А тебе едва-едва девятнадцать, и еще целая жизнь впереди.
 
Вот это и есть «мой Байкальск». Я не доехала до Братска и Усть-Илима. Я верю, что это – истинное, и что испытать духовный взлет там можно.
Но Байкальск дал мне больше.

                -------------------

Ладно, теоретические основания сформулированы. Теперь просто зарисовки байкальского бытия. В основном смешные. Если свердловский период (особенно первая половина) – сплошные травмы, то Байкальск – сплошные анекдотические ситуации. На тему: ребенок (считающий себя «большим») – среди реальных взрослых.

   Часть 5. СОЛЗАНСКИЕ ЗАПИСКИ                ----------------

– Хоть одна нормальная уралочка появилась… – говорит Артур, попыхивая папиросой. (Артур – это бригадир. У него ироническая улыбка, задумчивые глаза и вечно что-то свое на уме. Что вслух он не скажет… так, разве прорвется короткая реплика… Артуру за сорок (разве столько живут?!). Танька пыталась называть его «дядя Артур», но была поднята на смех.
 
На перекуре он рассказывает, что у них тут уралочек целая компания. Почему-то он само это слово произносит с осуждением.
 
«Девка, горячая до работы», – это про меня. Я счастлива. Он же не знает, что у меня кладка кривая получается. Сейчас пока кладки нет, мы какой-то мусор разгребаем. А лопатой работать я действительно умею! «Лопатой ты работаешь, как зэк» – такой дивный комплимент я слышала еще в Свердловске.
Про Таньку он говорит, как про пропащую. (Нет, это не моя «половинка» (Таня Л.) – с ней мы еще не познакомились, это первые мои дни в Байкальске. Это про Таню У. ).

Этим же вечером я перетаскиваю свои пожитки в вагончик к Таньке У. Мы же землячки! Я же из Свердловска! Контакт возникает сразу. Мы становимся неразлучны. Пару ночей мы не спим вообще – разговор по душам, который прерывается только наступившим утром: пора на работу. И мы выходим на работу. Вроде и спать не хочется…

Работает Танька, кстати, вполне добросовестно. Мы же вместе с ней целый день ямки для столбов копали, и ни разу она не пожаловалась на усталость. Еще мы весь день хохотали. Поводов великое множество: то где-то смешно пролаяла собака, то по станционному динамику женский голос объявил, что на третий путь «прибывает пригородна» (пригородная электричка), то пытались угадывать, «чья это музыка» (какая-то классика откуда-то слышна), обнаружив, естественно, что наши познания о музыке кончаются где-то на уровне «Взвейтесь кострами!». А главный повод – нам хорошо вместе…

Таньке тоже 18. У нее восьмилетка за плечами… нет, не с круглыми пятерками… ее даже откуда-то, кажется, выгнали… и у нее есть приводы в милицию… Просто так, по улице шатались… курили… на работу малолетку не брали. Потом она вот сюда уехала, на стройку…
Танька совсем не умеет готовить. И печку топить дровами не умеет. Я беру над ней полное шефство! Танька благодарна.

«Ты давай, давай, давай,
Газетки-то почитывай.
Ты давай, давай, давай –
Меня перевоспитывай!»  – напевает она. Мы опять хохочем. 

– Так не надо, ты ей мама, что ли? – недоумевает Тая, сорокалетняя женщина из соседнего вагончика. У Таи вместо ребенка – крошечная рыжая собачонка, на которую она обрушила все нереализованные материнские чувства. Тая и Юрий – местные «молодожены»: ей 40, ему 50. «Думала, навсегда одна останусь, а вот надо же!..» – делится она со мной «девичьим». У нее синие-синие глаза…
Мы вместе работаем на котловане (роем котлован под фундамент будущего здания). Я читала, что по нормам нужно каждый час 15 минут отдыхать. Но не больше! И я ровно через 15 минут перекура вскакиваю, побуждая то же делать и других. Пару раз из-за этого происходят стычки.
– Люда, знаешь – так не надо… – говорит наконец Тая. – Ты меня не погоняй… я своё отработаю… я ведь – РАБОЧАЯ ЛОШАДЬ…
– Я тоже!!
– Не-е-ет…. Ты – не лошадь… – говорит она задумчиво, будто вглядываясь в какое-то ей одной видимое будущее.
Я оскорблена. Чего это? Я вон лопатой машу – «как зэк»!!
Не быть принятой в рабочую среду – для меня это звучит как что-то очень обидное…
Танька в утешение начинает звать меня «Лошадью».
Но Тая оказалась права… хотя никаких университетов не существует еще и в зародыше.
Классовое чутьё, однако...

                -----------------------

Потом в вагончике нас становится трое. У Таньки У. появляется Толя. Он работает в нашей же бригаде, а живет в общежитии в Байкальске. Это семь км от Солзана. Каждый день не находишься. А последний рейсовый автобус уходит ранним вечером…
Так, по крайней мере, мне объяснили присутствие Толи. Задержался раз, два. А потом и совсем стал у нас жить.

Мы очень хорошо ладим втроем. Деньги складываются в общий котел, готовим и убираем по очереди. Очень дружны.

Поздний вечер. Мы с Танькой, как всегда, о чем-то болтаем, сидя на кроватях. Толю уже сморил сон. Он спит на Танькиной кровати. Тут от грохота проходящего поезда и вибрации отрывается занавеска на окне. Танька берет топор, чтобы приколотить оторвавшуюся часть. Чуть приоткрывший глаз Мостов (его обычно зовут по фамилии, поэтому, чуть изменю ее, но оставлю) неожиданным броском перехватывает топор.

– Танюшка… не надо… – жалобно бормочет он.
 
Секундная немая сцена. Потом мы разражаемся страшным хохотом… и долго еще будем вспоминать этот эпизод. «Он подумал, я ЕГО хочу топором ударить!» Ржачка-то какая страшная!  Окончательно проснувшийся  Мостов слабо улыбается. Потом идет курить.
 
Ему 27 лет. Я знаю, что в девятом классе он бросил школу… где-то работал... что-то видел… Да и всё. Он не любит рассказывать о себе.
 
Только через много лет я с ужасом понимаю, ЧТО может таиться в душе молчаливого человека, если сквозь сон ему грезится, что на него поднимает топор любимая женщина… и он даже не удивляется этому… он только слабо просит: «Не надо…».
Именно его впоследствии судили и сослали на поселение. Он ударил ножом человека… Это мне писали, когда я уже уехала из Байкальска.
А пока мы все трое очень дружны.

                --------------

Поздний вечер. Я рисую стенгазету. Танька с Толей уже спят. Стук в дверь. Заходит Югов. Это председатель профкома. Ему за сорок. Я бросаюсь к нему со стенгазетой. Он кивает, но глаза его смотрят куда-то вдаль… Он заглядывает за перегородку. Здороваются. Светская беседа, заканчивающаяся пожеланием ребятам «оформить отношения». Они отвечают: «да-да, конечно!».
Югов выходит ко мне и отечески спрашивает:

– А что ты сюда кровать не перенесешь?
– Зачем?! – искренне удивляюсь я. – Там у нас спальня, тут – гостиная…
– Ну… там тесно…
– В тесноте – не в обиде!

Он ошарашенно глядит на меня.
Я слышу сдавленный хохот за стенкой.
Я его сквозь годы слышу )).
И мы продолжаем замечательно жить вместе.

                ------------

Но агентство ОБС не дремлет. (ОБС – «одна баба сказала»). Агентство ОБС поставлено на уши. (Кроме вагончиков в Солзане есть еще частные дома, поселок. Тамошние тоже работают на стройке. Мы общаемся на работе, но поверхностно. Тамошние бабы весьма охочи до сплетен). Молодежь вагончиков – излюбленный объект. 

Как-то под вечер заглядывает Санька из соседнего вагончика. Ему 25, он каменщик высокого разряда. Среди нашей шпаны он вообще лицо положительное… он на электричке всегда билет берет... он даже зубы каждый день чистит!! Чему шпана искренне удивляется: зачем бы это?..
– Людка! Ты же молодая… – говорит с порога Санька. Я удивленно смотрю на него. – Ты же молодая!! – убедительно повторяет он. – Зачем ты это делаешь?!
– ЧТО я делаю?!
– Да все знают…
– ЧТО знают?
Он мнется. Потом спрашивает, как мне кажется, «о другом». Он спрашивает, почему у нас живет Мостов. Я терпеливо объясняю, что ему далеко ездить в Байкальск. «Ну да!» – отвечает Санька. Я начинаю терять терпение.
– Маськовские бабы говорят, что вы его делите… – открытым текстом говорит Санька. («Масько – фамилия бригадира, это землекопы другой бригады, с которыми я практически не знакома).
Я не сразу понимаю, что значит «делить».
Поняв, я даже не обижаюсь. Санька просто кажется мне инопланетянином, несущим какую-то несусветную чушь.
– Ты совсем дурак, что ли?!
Он озадаченно мнется на пороге.
– Так это… нет, что ли?!
– Ты СОВСЕМ дурак?!
Он выглядит крайне озадаченно.
– Людка, я давно хотел сказать: мы – соседи!
Нет, ну как остохренел…
– Я знаю!! Чё тебе надо?!
– Людка, ты – молодая… вообще, мы – соседи… – окончательно тушуется он.
– Ты пришел сказать, что мы соседи? Пришел чего?!
Вынимает из кармана пачку болгарского «Локума» (местный невиданный доселе деликатес: в станционный магазин вчера завезли).
– Тебя угостить хотел…
Мне он страшно надоел со своими странными речами!!
– Я сама зарабатываю! Захочу – сама куплю…
– Так ты думаешь, я это тебе милостыню подаю?!
Швыряет локум в угол и шарахает дверью.
Я стою и думаю, что это мне напоминает. Это напоминает фильм «Девчата»...

                ------------------

…А потом Толя дает Таньке пощёчину. Они уже давно ссорятся. Но при мне замолкают. И вот – пощёчина… Я не знаю, из-за чего. А разве надо это знать? Я возмущенно бросаюсь к Мостову.

– Не твоё дело,  – коротко говорит он.
– Если ты ещё раз – …!!! – говорю я.

Он криво усмехается. 
Через некоторое время пощёчина повторяется.

Я бросаюсь на Мостова с кулаками. Картина, однако, странная: я бью его кулаками и пинаю ногами, но он даже с места не сдвигается. Потом он толкает меня двумя пальцами, и я отлетаю к противоположной стене вагончика, приземляясь на кровать. Новый приступ кончается тем же. Драка набирает обороты. Танька прыгает вокруг. Ага, если падая, лягнуть ногой, то некоторый урон противнику будет нанесен. Но небольшой…  При очередной атаке я нечаянно задеваю лицо противника ногтем… и он отпрянул… Ага!! Вот в чем коварная женская сила!! Орудие поражения найдено!! Ногти!!!
 
Устанавливается некий паритет.

Однако долго так не выдержать. Надо бежать за подмогой. Оттолкнув Мостова, прыгаю в валенки и выскакиваю на улицу. Ах, ч-черт, Саньки нет дома… и у всех окна уже погашены… только у Трубицына еще горит окошко. Это прораб.

Трубицын – это 28-летний ангел во плоти. Он будто с картинки. Я не знаю, как ему так удается идти по жизни… и не знаю, надолго ли его хватит. Всегда аккуратен, чист, подтянут, предупредителен, вежлив, правилен во всем!! Как-то его увидели несущим на коромысле ведра с водой – в окна высунулось все население вагончиков. Ангелы разве воду носят?!

Трубицын, конечно, никогда не откажет в помощи, только… его же невозможно представить разнимающим пьяную драку! Не-е… Юрий Алексеевич, мы уж как-нибудь сами…

Да! А что-то погони нет? Да и холодно… возвращаюсь к вагончику. Танька машет рукой.
- Заходи, заходи!
- Чё? Угомонился Мостов?
- Он у тебя завтра прощения будет просить!
Недоверчиво хмыкнув, поднимаюсь по ступенькам.

Информация ошарашивающая: шагнув за мной, Мостов… рухнул в обморок! А очнувшись, сказал единственную фразу: «Передай Людмиле, что я завтра утром у нее буду прощения просить». После чего упал на кровать лицом вниз и замолк.

…Утром он точно просил прощения. Едва я открыла глаза.
– Ты не думай, что я милиции боюсь… ты можешь вызвать милицию, и будешь права… Я просто так: прости меня…
Ответ мой был замечателен:
– Да пожалуйста… Но имей в виду: если ты еще Таньку тронешь – ТЕБЕ ТО ЖЕ САМОЕ БУДЕТ!
И он с готовностью ответил:
– Да-да, конечно… 

Потом мы «считали раны». У меня за исключением пары синяков слегка разбита губа. Но изнутри, и особо не видно. У Мостова  исцарапано всё лицо!! Еще с неделю его окликали: «Эй! Чё, с кошками дрался?»

А мы еще долго продолжали жить дружно и счастливо :-).

                --------------

«Когда мне было 18 лет, у меня была мечта…». Эту фразу я как-то произнесла в «Комсомолке». (Дело в том, что мои строительные дневники к тому времени были пару раз опубликованы в «Комсомольской правде» – «причесанные», конечно, до неузнаваемости… отлитый в бронзу «современник»… ну и меня там знали, а с одним сотрудником мы года три переписывались).
Так вот, когда я произнесла эту фразу, ответом было уважительное внимание. Но после следующей моей фразы комсомольский чиновник подпрыгнул на стуле, и глаза его выкатились из орбит. По-моему, у него мелькнуло в мозгу: «Не позвать ли охрану?!»

Поэтому я должна вас предупредить: «ынтиллигентам» дальше лучше не читать. Ну не воспринимается это вами. Не прописан этот маршрут на вашей асфальтированной дороге.
На асфальте мы с вами еще встретимся, проблем-то… еще целая жизнь в запасе… А пока – не для интеллигентских ушей… 

В общем, когда мне было 18, у меня была мечта: попасть на 15 суток. Наша общая мечта с Танькой У. Мы хотели туда попасть, чтобы сидеть за решеткой и петь революционные песни!
(Если вам меньше 30, вы, пожалуй, уже не поймете, как это КРУТО. Времена сейчас не те). Это же был образ героя!!
Не, ну надолго-то нам за решетку не хотелось… даже с песнями… А 15 суток – самое то!!

Когда мы собирались в вагончиках компанией, мы хором орали самые разные песни. Ну, орали-то специально – чтобы обывателя попугать. )) Чтоб он шарахался и думал: «Ох, кто это там жЫвет?» А там мы живем! Одна даже была песня, сплошь состоящая из нецензурных выражений. Она пугала обывателя особенно эффективно. )  Там первая строчка такая:
«Холодно, голодно, нет кругом стен!»
Ну а дальше я вам, конечно, цитировать не буду. )
Да, но в вагончиках у нас решеток не было. А для полного «образа героя» решетки – атрибут существенный… 

И вот однажды случай представился.
Дело в том, что Мостов высадил окна в вагончике Юрия и Таи. Ну, то есть швырнул хорошим комом мокрого снега…  а у него силища-то какая!  Ком разбил окно, пролетел через весь вагончик, ударил в следующее, и его разбил тоже. А вы думали?

«Привыкли руки к топорам!
Только сердце неподвластно докторам!»              (с) 
 
На стройке поди не хлюпики работают. 

Зачем он это сделал? Ну, не просто же так. Конфликт там какой-то был. Он хотел к ним в вагончик подняться для разрешения оного, а Юрий выскочил с топором. И рубанул. Через телогрейку-то не больно рубанешь – но кожу на плече разрубил. Мостов, естественно,обиделся, а то! После чего и взял в руки снежный ком. По-моему, 1:1. В конце концов, не пошел же он в милицию заявлять.
Он пришел домой, фыркая от смеха. И рассказал, как ком пролетел насквозь через оба окна. Мы тоже пофыркали и стали ждать, что будет дальше.

А дальше во тьме ночной к вагончикам подкатил грузовик, и с борта посыпались милиционеры. По-моему, они роту пригнали, не меньше )). Сказали, что на Мостова поступило заявление, и что он должен проехать с ними. Надо сказать, что держались они вполне корректно, и – лично у меня по крайней мере – никаких отрицательных эмоций не вызвали. Напротив, в этом было что-то романтичное: ночь, яркие фары, короткие команды, уверенные движения.

Мостову, видимо, так не показалось. Он взялся двумя руками за две спинки рядом стоящих кроватей и сказал: «Никуда не пойду!».
 
Силы Толик явно переоценил. (Ну, он еще и нетрезв был).

Его хорошо рванули. Руки Мостов разжал, но застонал. У него же плечо разрублено. Стон любимого взбесил Таньку. Она бросилась на милиционеров с кулаками и матом. Отдирая от себя взбесившуюся девчонку, ей бросили: «Ах, так?! Ну и ты с нами поедешь!»

Вот тут мне надо было бы просто покрыть их матом. Я ведь это умею. Этого хватило бы!

Но ЗА ЧТО?! По-моему, абсолютно никаких полномочий они не превышали. Они даже не матерились! Они просто РАБОТАЛИ, и в конце-то концов справедливость была на их стороне: высадил же Мостов окна, чего уж там…

Я просто стояла и смотрела. Как кино.

В итоге Толик с Танькой получили по 15 суток, а я – нет. Вот гнилая интеллигентская сущность!

Назавтра я их увидела. Ага, за какой-то решеткой. Правда, ничего романтичного ((. Толик пытался улыбаться и сказал, что плохо только, что курить не дают. Я принесла передачу. В шоколадные конфеты я встроила несколько спичек и кусок коричневой шкурки. Еще я хотела письмо написать молоком… помните, как революционеры писали?! (молоко высыхает, и букв не видно, а при подогревании текст проявляется). Но с молоком была напряженка. Ладно, пока сойдет так…

Потом я спрашивала Толика, нашел ли он спички. Он сказал, что нашел, но закуривать не пытался. Почему?! Махнул рукой.
 
Если вы хотите страстей и беспредела, то напрасно. Толик две недели мел дворы, а  Танька мыла где-то пол. Революционных песен они совсем не пели…
Наверное, это потому, что меня с ними не было!!

                -------------------

Через пару месяцев мне понадобилось съездить из Байкальска в Иркутск. Ну журнал «Журналист» мне позарез нужен! И погулять… Там всего 280 км, четыре с чем-то часа поездом.
… Но на поезд я опоздала. Что-то перепутала с расписанием. Домой возвращаться? Да ни в жизнь!! Щас я на каком-нибудь товарняке…
Ага! Вот и состав стоит! Двое машинистов возле него копаются.
Подхожу, задирая голову, жалобным голосом:
- Дя-яденьки! Не возьмете до Иркутска?!
(«Дяденьки» – это, я, естественно, прикалываюсь. Парням лет по 25).
- Садись… «тётенька»!..
В восторге лезу в кабину электровоза.
Поехали.

«Дяденькам» 24 и 26 лет. Их зовут Володя и Сергей. Минут двадцать мы едем с веселым трёпом. Жизнь прекрасна. Потом Володя грубовато спрашивает:
– Чем расплачиваться-то будешь?
– А чем попросите!
(Я ужасно горда собой: у меня же ДЕНЬГИ есть, и не простые, а заработанные! Я же не просто так прошусь, я заплачУ, как на поезде… Билет стоит 2руб.80 коп. … да я и трояк отдам, чего там! Даже четыре рубля могу!!).
– У нас только натурой… – говорит Володя.
 
Единственная ассоциация, у меня возникшая – «натуральное хозяйство». Ну, то бишь, он имеет в виду – не «спасибо», а что-то реальное, деньги, то есть. Да?
– Пожалуйста! – лихо бросаю я.

Чего это с ним? Он просто отшатнулся. На его лице сменилось несколько выражений: от изумления до какой-то брезгливой жалости.
Володя ни с того, ни с сего замолчал.
 
Ну и ладно, мы продолжаем трепаться с Сергеем. Потом они спрашивают, сколько мне лет, и я гордо говорю, что уже 18.
– Точно 18? – переспрашивают.
Они что, сомневаются, что я «большая»?! Уязвленная до глубины души, вскрикиваю:
– Может, паспорт показать?!
Почему-то это воспринимается на-ура. Им очень интересно рассматривать мой паспорт!
Я польщена.

Однако Володя мрачнеет еще больше.
– Чё не учишься-то? – ни с того, ни с сего спрашивает он. – Школу окончила… а дальше чё не учишься?
– Я ещё буду!
– Бу-у-дешь!!! – отворачивается с презрением.
Ничего не понимаю.

Едем дальше. Сергей поразговорчивее.
– А хочешь электровоз внутри посмотреть? – спрашивает Сергей.
Я вообще-то техникой практически не интересуюсь, но ехать-то долго.
– Хочу.
И мы уходим вглубь электровоза.
 
А если пройти его насквозь, там, с другой стороны, еще одна кабина! Такая же! И стул-вертушка… Сергей садится на него, а меня усаживает к себе на колени.  И я ничего особенного в этом не вижу: на стройке тоже отношения достаточно раскованные… кроме того, тут стул-то только один! И мы продолжаем о чем-то весело болтать. Только… я его раз бью по рукам, потом другой. Потом раздосадованно (я что-то рассказываю, и прерываться приходиться на самом интересном месте) «делаю замечание»:

– Ну чё ты?!
– Ты же сама сказала… (а дыхание у него почему-то частое, как будто он бежал)… что дашь…
– Й-а-а?!?!?!
– Ты же сказала, что платить будешь натурой…

Потрясена до глубины души. Срочно восполняю пробелы его образования: рассказываю о том, что такое «натуральное хозяйство»!!

– Да не нужны нам деньги… – мрачно говорит Сергей.
– Ты же меня в первый раз видишь!! Может быть, я больная?!?!
– В таком возрасте?.. Маловероятно…
– Да как вы так можете?!?! На первую встречную!!!
– А что нам делать? – просто говорит он. – Нам некогда знакомиться. Мы же не видим никого! Рейс в одну сторону… потом только выспаться – и опять в поездку… и так день за днем… МЫ ЛЮДЕЙ НЕ ВИДИМ!!
Потом добавляет с грустью и завистью:
– А у нас в бригаде один вот так женился… в дороге познакомился…

Эта простая житейская логика сталкивается с высокими идеалами, свившими гнездо в моей голове и вызывает… ну, землетрясение в башке вызывает… и еще потерю дара речи… ага, и еще эту… утрату идентификации! То бишь, я даже сволочью его не могу назвать… а как же назвать?!?!

А он время от времени житейски так уточняет:

– Ну так как?.. 

Я устраиваю истерику и требую немедленно остановить тепловоз и высадить меня.

– А ты знаешь, что тут на двести километров вокруг нет человеческого жилья?
– Все равно!! Я по шпалам пойду!!!
– Ладно. – говорит он. – Посиди тут.
И уходит. Бросив: «Одна по электровозу не ходи! Тут высокое напряжение…».

НО ТЕПЕРЬ МНЕ СТАНОВИТСЯ СТРАШНО. (Поздновато, да?)
Зачем он туда пошел? Они там устроят заговор?! Нет, надо бежать туда!! (Можно подумать, я смогу им помешать).
Ринувшись по коридору, упираюсь… в какой-то тупик…

Чья-то рука хватает меня за шиворот.
– Кому сказал, сиди на месте?!?! Куда прешься, тут тысяча вольт!!!
Остывая:
– Ну, и куда ты бежала? Туда? Ну пойдем туда…

Приходим в первую кабину. Теперь у Володи светлое лицо, а Сережка хмурый )). Я держусь затравленным щенком и во всем вижу подвох. Володя пытается что-то рассказывать… говорит, что как раз сейчас мы переезжаем речку Бирюсу…

– Тебе Иркутск-товарный или Иркутск-пассажирский?
– Мне все равно!
– Что «все равно»-то? Куда надо, туда и подвезем…
– Что ближе!!!

Иркутск-товарный. Выскакиваю!! Задержавшись:

– Я сколько вам должна?

– Ид-ди-и-и-и!!! – снисходительность… пренебрежительность…разочарование… или просто маскируемое желание спокойно поржать, наконец? Боже, на какого щенка нарвались… «Натуральное хозяйство»… :-)

                -------------

60-е годы – это пик «моды» на женские драки. Нет, не те, которые на коммунальных кухнях с вцеплением  друг другу в волосы… а «настоящие», то есть по мужскому образцу: с пинками, с «дам в глаз» и «бей по почкам!»  Разумеется, это следствие прогрессирующего «равноправия».
Нет, я, слава Богу, не специалист. Близко не видела (правда, в Свердловске знакомой девочке выбили глаз… но это уже не при мне, мне писали). Однако пресса пестрела примерами – и это при том, что тогда писали далеко не обо всем. Поэтому морально надо было готовиться. Уж раз ты в авангарде )) (а стройки по определению в советское время считались неким «передним краем». Да и то сказать: ехали туда далеко не тихони.)

В первую очередь «дать в глаз» пришло в терминологию. А также в настроения: если тебя обидели – нельзя спускать и нельзя жаловаться. Калька с мужской психологии.
В общем, когда в вагончики приехала Таня Л. (кажется, из отпуска) и отозвалась обо мне как-то насмешливо (подробностей я уже не помню) – а мне, естественно, передали – выбора не было: дуэль, только дуэль! Или, в переводе на русский, морду надо бить…

И я пошла бить морду.

Для начала узнала, где Танька живет. Она жила не в вагончиках, а в «палатке» – так назывались временные дощатые строения в поселке. Пришла я вечером и постучала в окошко.
Танька мне обрадовалась. Она вытащила полбанки смородинового варенья и стала рассказывать о своих приключениях (а она из таковых не вылазила). Потом разговор плавно перешел на журналистику и на изложение автобиографий… потом наступило утро.
– Ах да, – спохватилась я, – я к тебе пришла-то зачем?
– Зачем?
– Да я пришла морду бить… 

Но время было упущено ). Мы уже были друзьями. На всю жизнь )).

                -------------------

…Ну и раз Танька Л. вернулась, наша компания уралочек обрела целостность. Нас уже пять человек! И началось противостояние с «фазанками». «Фазанки» – это девчонки, окончившие ПТУ, примерно нашего же возраста.
Не, мы их ногами не били, что вы… Мы вообще не дрались… мы же мирные люди – просто наш бронепоезд стоит на запасном пути.
Мы «фазанок» только дразнили. Чтоб знали, кто тут круче.Ну, во-первых, они – штукатуры. Что такое штукатуры?! Это ведь почти что «крысы конторские»: в помещении они, видите ли, работают! На них даже дождик не каплет… То ли дело - мы:  землекопы! бетонщики! каменщики! Открытые всем бурям и ветрам!! Ну и потом мы – с Урала, а они откуда? Из каких-то местных поселочков… и не видели они больше ничего… а мы почти что обветренные морские волки!!!... в наших глазах отражаются тысячи километров!
Не, ну это невооруженным глазом видно, что мы круче!
А чтобы это было для них нагляднее, мы стали выходить на работу с сигаретами в зубах. (Они-то не курили. Они были почти домашними девочками…). Курили мы в основном махорку (это круче!). Пили неразведенный спирт. Он тогда стоял 5.87. 60 градусов. Разводить водой считалось чем-то недостойным… пусть штукатуры разводят!! Песни орали нецензурные. 
В общем, все углы были «помечены». «Фазанки» сдались быстро. Бой за территорию был выигран.
Зачем я это рассказываю? 
Когда сегодня я слышу (а нет-нет да и сама скажу), что «современная молодежь плохо воспитана», я вспоминаю, как вели себя мы. Я так прикидываю: а что, если бы кто-то попытался нас «воспитывать», запрещать пить пиво и вводить, скажем, комендантский час? У меня внутри всё на дыбы встает при таких ужасных мыслях… Я даже начинаю понимать лоботрясов, которые ломают скамейки и пишут гадости на стенах домов. Ну запрограммировано что-то такое в человеке, что он должен из себя выбросить. Желательно в юности. Потому что, если не выбросит в юности, то понесет с собой дальше…
Слава Богу, на нас «воспитателей» не нашлось. Даже правильный Трубицын только усмехался мудро. И иногда дарил нам подснежники… )

                ------------------

Как-то Трубицын остановил нас с Танькой Л. и сказал:
– Девчонки, я смотрю нас трое тут…  комсомольцев…  Давайте что-нибудь сделаем?! Давайте хоть красный уголок в порядок приведем…
Мы выразили энтузиазм. Он дал нам ключи от вагончика, где обычно проходили собрания.
– Я стулья новые закажу… – сказал Трубицын, оглядывая грубо сколоченные деревянные скамейки.
– Зачем?! – изумилась я. – Наша братва их расколотит через неделю!
– Чё «расколотит»-то… вы же тут будете…
Потом Трубицын подумал и произнес еще несколько фраз. Дословно воспроизвести не смогу. Но смысл был тот, что предложение рождает спрос и что добро надо предлагать даже тогда, когда знаешь, что в ответ дадут по морде. Это трудный путь добра такой…
Мысль меня поразила…

                -------------


«…Помнишь, как ночью нас по тревоге
Всех как-то раз подняли?
Где-то засыпал обвал дороги!
…Как в темноте бежали…»

Ага, помню. Правда, когда прибежали, оказалось, что всё уже расчищено. Потому что другие тоже бежали…
Но факт имел место.
 
… Когда я смотрю на военные обелиски со списком фамилий под ними, у меня больше не возникает абстрактного «Какие люди были! Таких сейчас нет…» У меня перед глазами плывут лица ребят из Байкальска. Кажется, там были представлены все типы людей. Книжные истины спустились на землю. Страх перед жизнью исчез.
Как мне не любить Байкальск?!

                ------------------

– Людка! Садись!! Садись, @%%%@@ !!!
Что он так орёт? Мы на лесах. Принимаем кирпичи, которые подает башенный кран.
Да, поддон рыхлый… Он болтается по ветру, и кирпичи с него падают… Поддон летит ко мне, мне нужно остановить его и поставить. Я  протягиваю руки.
– Садись!!! Садись-садись-садись!!! А-а-а-!!!!!!!

Крановщик наверху, услышав истошный Санькин крик, резко отводит стрелу. Кирпичи сыплются куда попало. Белый Санька подбегает ко мне:
– Ты какого хрена …?!?!?! Я тебе кричу – ты что, не слышишь?! Он же тебя размазал бы об эту стену!!!
– Если я присяду, он же в стену надо мной врежется… всё равно на меня кирпичи и посыплются… сразу на голову… я бы удержала…
– Не удержала бы ты его!! Вытянула руки, стоит… Я же тебе не просто так говорю… на моих глазах надвое вот так человека разрубило!!

Его трясёт.
Меня вроде и не трясёт… я не поняла, действительно ли опасность была так велика…
Может, Санька, ты мне и правда жизнь спас?.
Ну, вот тебе на память(в старых бумагах нашла):

По всей Земле поземка белая…
С ног валит вьюга… хоть кричи…
А мы простое дело делаем -
Мы разгружаем кирпичи. 

Везут… и никуда не деться…
Еще машина… и опять…
И Санька гонит меня греться,
А сам… когда ж тут отдыхать?

Я тоже не уйду. Нашёлся
Герой! Не обморозься сам! 
У Саньки вместо глаз лишь щелки:
Уж очень снегом бьет в глаза.

…И наконец, влетев с крылечка,
Смеясь замерзшими губами,
Мы долго греемся у печки,
Ладонями хватая пламя.
 1970

                ----------------
Поздний вечер. Стук в дверь вагончика.
– Военный патруль. Откройте.
– Мы уже спим!!
– Тысяча извинений, девочки. Откройте!
– Ой, ну сейчас… Танька, где мое платье?!..

На самом деле, это «шумовая завеса». Ничего мы не спим, мы сидим и треплемся… и платья никакого искать не надо... мы просто тянем время. И пытаемся найти выход.
У нас Мишка!! Всё, пропал… Облава…
Взгляд падает на шкаф. Заталкиваем Мишку туда и  впускаем патруль.

Оглядывают вагончик. Светская беседа. Потом:
– Вы не знаете, где может находиться Михаил Б.?

(Ага, знаем. В шкафу сидит. И как точно вычислили, сволочи…)

– Ну откуда мы знаем?!
– Вы же знакомы с таким?
– Знакомы. Он у нас бывает. Но он ушел давно…
– Девочки! Мы на вашу помощь надеемся. Он же мог замерзнуть где-нибудь… нет его в части!

(Да не, в шкафу тепло…)

Уходят. Мишка вылезает. Сильно веселимся.

… Между прочим, товарищи по службе, узнав об этом, парня задразнили. Западло это, оказывается – в шкафу среди женских тряпок прятаться. Он должен был шагнуть навстречу «судьбе». «Губа» так «губа»…  не впервой!
Их часть называли «дикой дивизией»: там было много кавказцев, и случались конфликты разного рода – парни заводились с полоборота. У них свои представления о чести. Говорят, Мишку частенько били.
Он сам, правда, не жаловался ни разу…

                ----------------

Я решила готовить местную братву к поступлению в техникум. Строительный. Желающих набралось человек пять–шесть.
Начали с русского языка.
В чём дело?! Каждая фраза вызывает взрыв смеха.

– Не, ну ты сама посмотри…

Действительно. Каждую вторую фразу можно истолковать в терминах отношений мужчины и женщины… Что за учебник развратный, кто это его писал?!?!
Постойте, но это МОЙ ШКОЛЬНЫЙ УЧЕБНИК. За ним никогда такого не наблюдалось… Что это с ним?

Однако заниматься просто невозможно… На третий день изнемогающая от хохота общественность решила, что лучше уж не учиться… чем столько ржать… нет больше сил, нет!
Сорвался проект. ((

Тогда я вспомнила, что аналогичное мне уже демонстрировали. В тот раз - случайные попутчики в поезде дальнего следования: спортсмены, едущие на соревнование. Сначала рассказывается как бы анекдот.
 
«Одна газета опубликовала картинку: парень и девушка лежат на травке. И объявила читательский конкурс на лучшую подпись. Читатели шлют предложения… ни шатко, ни валко… А один идет с сильным отрывом, горсти подписей, и одна хлеще другой! Вызвали его, наградили… и спрашивают: как, мол, Вам так удается?.. На что молодой человек отвечает: «Так это же просто заголовки вашей газеты!»».

После чего предлагается взять в руки первую попавшуюся газету и вслух читать заголовки.
Если хотите – попробуйте…
Надо сказать, интеллект тут не спасает. Он только помогает улавливать более тонкие оттенки и соотносить вещи, менее очевидные.
Может спасти разве что ханжество ). Ну и полное отсутствие чувства юмора, конечно. ))

Это явление, чтобы вы знали, относится к сфере гносеологии и свидетельствует о теоретической нагруженности человеческого восприятия. То есть не существует чистой эмпирии. У меня такая тема диплома была на философском факультете: «Взаимосвязь категорий эмпирического и теоретического в научном познании».
Поэтому всё с научной точки зрения правильно.

                -------------

…Только мы с Танькой Л. всё еще хотели учиться… И с горя такого решили мы поступить в местную вечернюю школу. Ну, посмотреть… как здесь учат… И вообще – КАК ИНТЕРЕСНО-ТО снова ощутить себя за партой!
Мы пришли и сказали, что хотим учиться, и что у нас по 9 классов… И нас отвели к завучу. Милая женщина побеседовала с нами минут пять и вдруг стукнула ладонью по столу:
- Вы меня обманываете, девочки! У вас есть десятилетка! У обеих!
- Как это?! Почему это?! Зачем же мы тогда пришли?!
- Ну, не знаю… мало ли… но десятилетка у вас есть…
- Да мы документы принесём…
- Вот принесите. С документов и начнем. 

И ушли мы с Танькой несолоно хлебавши…((
Между прочим, ни одного теоретического вопроса там не было. Так, за жЫзнь говорили…
Опять классовое чутьё…

                -----------------

Весна! Выходной. Я всех зову сделать вылазку на природу, но все заняты своими делами… Одна пойду! До Байкальска пойду, по шпалам… тут всего 7 км…
… Мимо летят поезда… поезда… поезда… Какой-то солдатик машет рукой из-за состава, я машинально отвечаю – он по ту сторону состава… это все равно как из окошка помахать… опять поезда… поезда… поезда…

Ого! А как это он оказался по эту сторону?! Будто по воздуху перелетел… Моё машинальное приветствие истолковано, мягко говоря, неадекватно. Прилип как банный лист… к тому самому месту… Теперь не отвязаться… И никого вокруг, ни-ко-го…  Сотый раз спрашивает, как меня зовут…
- Ну если скажу, как меня зовут, ты отстанешь?!
- Нет.
 
Мы на высокой железнодорожной насыпи. Он стоит спиной к откосу. Солдатик, чему тебя командиры учили?! Резкий толчок в грудь!! Он падает спиной назад. Ему еще метров 20 кувыркаться под откос )). Из-под откоса летят мат и камни. Они с разной скоростью летят? Или с одной? У чего скорость выше: у мата или у камней?
Не угадали: выше скорость у меня – я нормы ГТО на «отлично» сдала. )  Когда бедолага выкарабкивается из-под откоса, он издали кажется не крупнее муравья. Догонять ему уже бессмысленно.
Поделом тебе, служивый! Учи матчасть! :-)

                ------------------

Мне исполнилось 19. Я в трауре. Это же уже старость, да? Потому что про 17 и 18 лет есть песни, а про 19 и петь не хочется… «Фазанки» меня утешают: они знают песню про 19 лет!! И поют ее для меня.
Еще один тонкий есть момент, известный только мне. Я ЖЕ ЕЩЕ НИ РАЗУ НЕ ЦЕЛОВАЛАСЬ. И что теперь делать?! 

Агентство ОБС тем временем продолжает работать. Новость ошарашивающая: оказывается, у меня «шесть мужиков»! Я польщена. В оглашенный «список»  внесены не только соседи – это уже неинтересно – но еще председатель профкома Югов (ага, он же к нам в вагончик вечером заходил, помните? )))  ), а также невзрачный мужичонка предпенсионного возраста Б., которого я попросила опустить в почтовый ящик письмо моим родственникам (от вагончиков до ящика километра полтора, а он живет в той стороне).
С Б. совсем интересно: его жена не умеет читать и, увидев в руках мужа письмо, сочла его любовным объяснением. Письмо было разодрано на мелкие клочки, муж получил исцарапанную морду, а следующей мордой по прогнозам должна быть моя (ибо письмо моё).
«А сейчас маськовцы как раз в бытовке сидят» – сообщают мне. 

Так. Руки в карманы, телогрейка нараспашку, дверь в бытовку открыть пинком ноги. Вот они, «маськовцы».

- Тут кто-то говорил, что у меня шесть мужиков?
Молчание.
- Так вот: подтверждаю. Все шесть – мои!
Уважительное молчание.
- Тут кто-то говорил, что мне морду будет бить?!
Звенящее молчание. И в нем тоненький прерывающийся голосок: 
- Да не, Люда… я просто… да он сам… да не, я ничего…
 
Спектакль окончен. Все свободны.
А наверное интересно паханом быть? Да?

Только некогда уже.

«Твоё положение вояжирующего полулитератора становится смешным» – так мне написал «шеф» из «Комсомолки». (Ка-акой слог! ))  )  То бишь, пора учиться. Два года после школы незаметно прошло…

Я, конечно, хочу учиться! Только… я ведь до моря-то так и не доехала… как же без моря-то…  А! Вот что! Я поеду поступать во Владивосток!! Там, в ДВГУ (Дальневосточном университете) тоже есть отделение журналистики.


   Часть 6. ЧТОБЫ С БОЕМ ВЗЯТЬ ПРИМОРЬЕ

 …Хабаровск встретил белой стеной новостроек и сильными ливнями. 

А в Хабаровске – дожди:
Озорные, тёплые!
Дразнят окна: динь-динь-динь!
Окна плачут стёклами.

А где люди ждут трамвая,
Мужественно вымокая,
Где, за шиворот стекая,
Капли падают, скользя,
Звонкий-звонкий смех взлетает,
И девчонка уверяет,
Будто мокрыми губами
Целовать ее нельзя.
 
Хабаровск – это потому что мне же где-то готовиться надо. «Чтобы с боем взять Приморье». В Байкальской библиотеке почти ничего нет.
Сняла я в Хабаровске койку у бабульки на глубокой окраине города. Койка детская, ноги мои с нее висят… Зато всего 20 рублей в месяц. Полтора месяца просидела в городской читалке.
Со мной в комнате еще одна девочка. Она тоже куда-то поступать будет, но в Хабаровске.
У нее совсем нет кисти правой руки, но она сильно обижается, когда ее пытаются освободить, скажем, от мытья полов. Она всё делает сама.
В выходные съездили с ней на Волочаевскую сопку, это здесь рядом.
(«Боевые ночи Спасска, Волочаевские дни».
В раннем детстве слушая эту песню, понимала я ее так: «Боевые ночи, Пасха, сволочаевские дни»).
На сопке закурили… у-у, как голова-то закружилась. Значит, уже отвыкла! Бросила я курить, уехав из Байкальска. Никаких особых мук не помню, так, легкая психологическая зависимость. Но новых впечатлений столько, что отвыкание прошло незаметно.

За неделю до моего отъезда во Владивосток бабуля вдруг взбесилась. Что-то непонятное заговорила насчет того, что нет у нее права квартиру сдавать лицам без прописки, и вроде милиционер к ней приходил… В общем, срочно надо съезжать. Я в непонятках и обиде: никаких ссор ведь не было. Мне же надо дождаться вызова!
Никакие аргументы не действуют. В слезах с чемоданом ухожу на улицу. И вдруг, проходя мимо милицейского плаката: «РАЗЫСКИВАЮТСЯ», вижу… почти себя.)))))  Нет, фамилия, конечно, другая – но внешнее сходство явное. Сквозь слезы я смеюсь. По крайней мере, ясно, чего испугалась бабуля.

Куда же теперь деваться?
Добрые люди подсказывают: да езжай прямо во Владивосток, там общежитие будет. Как в погранзону без вызова? Да просто: билет надо брать до Угольной, а там  на электричке, вся страна так ездит…
Так всё и оказалось.

                ---------------

Владивосток. Адрес общежития: Океанский проспект, 39. Пока устраиваюсь, наступает вечер. Новые знакомые: «Пойдем ночью на море купаться?»
Восторг.
Городской пляж. Заходим в море, глубже, глубже… Что-то скользнуло по ноге.
– Ой, что это?
– А, это медузы…
Восторг в квадрате. Японское море, бухта Золотой Рог. 

Потом мы часто ходили ночью купаться. Почти ежедневно. С Витькой К. (тоже абитуриент-журналист) заплыли далеко.
- Ты меня не боишься?
Смотрю изумленно:
– А чего тебя бояться?
– Ну, мы в море… Одни…
– Так что? Ты меня утопишь, что ли?
Мне смешно.
– Ты долго не проживешь… – говорит вдруг Витька. – Лет до 35…
– Почему?
– Такие долго не живут… 

Хреновый из тебя пророк, Витька. Уже почти на четверть века ошибся… ) глядишь, и еще на одну четверть промахнешься… )

Выходим на берег. Вот это сюрприз! Наших вещей нет… Нигде нет… Возвращаться в одних плавках через весь город? И в трамвае так ехать? ) М-да… К тому же, общежитие в 23.00 закрывается. Это не проблема, конечно: все опоздавшие лазят по пожарной лестнице. Система отработанная: на четвертом этаже лестница идет мимо читального зала, там люди сидят далеко за полночь. Постучать в окно – откроют.
Правда, в одних плавках там еще ночью никто не появлялся…  видимо, мы будем первопроходцами…
Однако, Господь нас пожалел: вернул одежду. Просто нас течением снесло, она в стороне оказалась. Ходили по берегу – и нашли!
Больше того, даже общага открыта оказалась…


Экзамены я сдала блестяще: 19 баллов из 20. Проходной – где-то 16-17.
Полный триумф.

                ------------------

После зачисления нас отправили на картошку.
Я смело могу сказать, что в моей жизни было три недели ПОСТРОЕННОГО КОММУНИЗМА.  В отдельно взятой деревне с названием Богуславка. Не, пожалуй, все-таки не в деревне. В отдельно взятом сарае!

В этом сарае мы жили, все вместе, 50 человек. Кроватей там не было, были общие нары, покрытые соломой. Слева спали мальчики, справа – девочки. И это было восхитительно!! Мы были абсолютно счастливы и расставаться не хотели ни на минуту. У нас все было прекрасно: и нары, и солома, и душа, и мысли! Душа наполнялась радостным трепетом при виде ЛЮБОГО… э-э… теперь уже сокурсника, да? Представляете, тут все – ЖУРНАЛИСТЫ!! От этой мысли все внутри просто сжималось и радостно ныло. Мечты о журналистике у юных – это ведь нечто затаенное… сродни сочинению стихов… за что окружающие могут и высмеять, и попытаться настроить «на путь истинный»… и не верить, что у тебя получится…

И вот СВЕРШИЛОСЬ!! – и вокруг ТОЛЬКО СВОИ!! Те, кто понимает тебя всей шкурой, кому можно рассказать весь бред о первой заметке, первой своей редакции… в общем, нормальные люди не поймут – это мы «о своем, о девичьем».
Почему я говорю «коммунизм»? Но мы действительно были одним целым, при том что КАЖДЫЙ КАЖДОМУ дорог и ценен. Просто в голову не могло прийти есть свои конфеты «Коровка» (деликатес местного магазина) где-то в сторонке. Душа (не «приличия», а именно ДУША) требовала идти с кульком и одарять каждого, КАЖДОГО, кто встретится на пути, и радость от этого удваивалась, утраивалась и удесятерялась. Наше будущее представлялось блистательным. А настоящее… гораздо, гораздо блистательнее будущего!!

При этом мы работали, как звери. У нас и труд был коммунистический – то есть заранее освященный каким-то великим смыслом, дарящим радость, и сама усталость была свидетельством того, что все в жизни идет ПРАВИЛЬНО, и мы – «беззаветные герои все, и вся-то наша жизнь есть…» – да не борьба даже, а просто восторг… сплошной восторг!!

Наверное, три недели – это уже предел для такого душевного взлета. Не, точно… четыре – уже не выдержать… Через три недели нас отпустили (раньше срока на неделю): с выполненным заданием, грамотой на всех и еще полутора десятками грамот индивидуальных – за ударную работу.

Не было, не было людей, счастливее нас, новоиспеченных студентов отделения журналистики ДВГУ!
 

Не обошлось и без приключений.

                -------------

В один из дней лил сильный дождь, и день был объявлен нерабочим. А тут пронеслась весть: вон тот грузовик идет в Пограничный! (райцентр, близ границы с Китаем). И мы на него запрыгнули. Нас было семь человек: пятеро журналистов и два «восточника» (факультет восточных языков).
В Пограничном договорились с шофером, что он заберет нас обратно в 15.00 – и пошли гулять.

Гуляем, чинно так. Вдруг видим таможню. И за оградкой – два китайца!! (Это вам сейчас китаец – не Бог весть что. А для советского человека любой иностранец был невиданной зверушкой. Не видели мы отродясь живых иностранцев!) Да не простые китайцы, а в их китайской синей униформе и с огромными значками Мао!!
Напряженность в отношениях между СССР и Китаем была в ту пору весьма заметной, потому что помимо идеологических расхождений еще и произошел вооруженный конфликт на Даманском.
В общем, экзотика страшенная, аж скулы сводит!

Не сговариваясь, мы перелезаем через оградку и подходим к китайцам. Смотрим на них во все глаза, а потом спрашиваем: мол, чего это они на Даманском так себя вели?! И Вовка Печорин уже чуть не рубашку на себе рвет, говоря, что он сам только что служил, и он не может простить им наших ребят!! А Яшка К. толкает меня локтем и советуется: «А что если я у них маоцзедуновский значок попрошу?!» «Не вздумай!! – шиплю я. – Они подумают, что мы поддерживаем их идеологию!!» «Восточники» тем временем пытаются говорить по-китайски: у них свой интерес, им языковая практика нужна. В общем, зоопарк с характерной толпой у клетки с обезьянами. ))

Яшка стоит, повесив голову. Ему хочется сувенирчик. «Ладно! – говорит он. – Я сейчас куплю советские сигареты и обменяю их на китайские!» Он перелезает через заборчик и бежит к магазину.
Через минуту Яшка возвращается, весьма озадаченный.
– Там бабы у магазина мне сказали: «Парень, это твои там стоят? Забирай их и уходите быстро: у вас неприятности будут!»
Новость передается по цепочке. Мы вежливо прощаемся с китайцами и уходим. Морд друг другу набить маленько не успели… ((

…Едва мы заворачиваем за угол, как на нас налетает вихрь. Иначе не назовешь. Нас хватают и запихивают в какие-то двери. Доигрались. Это КГБ.
Нам точно говорят, во сколько мы подошли к таможне и в каком порядке перелезали через оградку. Мы восхищены вниманием к нашим персонам.
Нас распихивают по разным комнатам, устраивают перекрестный допрос, заставляют давать письменные показания.
Нам смешно.
– Мы т-тебе дадим получить высшее образование!! – бросает мне сотрудник в ответ на какую-то мою шутку.

Сколько времени все это заняло? Не помню, но, вероятно, много, потому что грузовик уехал без нас, а нас все допрашивали и допрашивали.
– Да это же щенки! – говорит наконец самый умный из особистов. – Это же даже не студенты! Это абитура…
И по-отечески  постращав нас (шоб не лезли впредь в международные дела!), нас отпускают. То есть вывозят в поле и «высыпают» на дорогу, махнув рукой: «Вон в ту сторону ваша Богуславка!»

Уже совсем темно. Фонарей нигде нет, идти приходится наощупь. Но мы довольны. Мы во всю глотку орем песни. Санька Лекомцев, наш поэт, в ударе: стихи из него так и сыплются!
Потом мы подъезжаем на каком-то случайном грузовике. К своему сараю являемся уже после полуночи.
– Наконец-то! Ребята, где вы были?! – выскакивает навстречу преподаватель.
– Мы были в КГБ!
Я до сих пор помню, каким ужасом исказилось его лицо…
А мы даже обиделись: чего это он не радуется вместе с нами нашему веселому приключению?
 
Да, мы уже из непуганого поколения… Год шел 1970-й.

                --------------

…Потом начались учебные будни. И оказались они какими-то странными. Дело в
том, что в учебной программе не было ни единого предмета, который бы меня интересовал. Я рвалась в газету. Наладила контакты со всеми местными изданиями, мне охотно давали «задания». Я хваталась за все и терзалась от того, что мне катастрофически не хватает знаний. Я же не знаю НИЧЕГО НИ В КАКОЙ ОБЛАСТИ!! Я не знаю, кто такая «фуражная корова», из каких отделов состоит горисполком;  из какого мяса – говядины или свинины – делают бифштексы; чем ученое звание отличается от ученой степени… Ну короче, ни-че-го!! ни-где!! Я страдаю от того, что в любой теме я скольжу по верхам, я хочу учиться… я ЖАЖДУ учиться!! Я распахиваю душу перед университетом, ожидая, что вот сейчас из меня будут, наконец, делать журналиста… а они…

По «истории русской литературы» – какие-то «Жития» святых… по истории зарубежной литературы – развратные древнегреческие боги… Не, представляете, на семинаре тебя поднимают и задают вопрос: «Сколько жён было у такого-то бога?» Куда я попала?! Где мои вещи?! Зачем мне это?!?!

Нет, слушайте дальше: еще есть «Техника оформления печати», где заставляют «учить шрифты» (ну то есть разные гарнитуры – несколько десятков – различать на глазок. То есть попросту зубрить очертания букв). Я что – на наборщика учусь?! Даже ответсекретарем я не буду никогда, потому что не хочу, я хочу ПИСАТЬ!! Какое мне дело до тонкостей верстки газеты?!

Еще есть «Теория и практика советской печати» – это вообще отпад. Потому что там берут твой живой материал и начинают с пеной у рта спорить: к какому он относится ЖАНРУ. И всегда оказывается, что он относится ко всем сразу. А так нельзя. Поэтому надо его переписать так, чтобы он относился к строгому жанру. Тогда тебе поставят «пятерку», зато в любой газете засмеют и бросят сей опус в корзину. Потому что в газете нужны «МАТЕРИАЛЫ», и никому дела нет до жанров. Там совсем другие критерии, там требуют ХОТЬ В ЧЕМ-НИБУДЬ РАЗБИРАТЬСЯ… а откуда это взять?!?!

На занятия я ходить почти перестала. Сидела, обложившись горами научно-популярной литературы обо всем на свете (естественно, не имеющем никакого отношения к учебной программе): мне казалось, что так можно хоть как-то залатать страшные дыры моего невежества… Быстрее! Быстрее!!
Потом пришла сессия. Я ее завалила целиком.

                -----------

Пикантность же ситуации была в том, что именно в это время на кафедру пришла официальная бумага из «Комсомольской правды»: летом меня приглашают на практику в Москву, в «КП».
Представьте себе взгляды университетских преподавателей: зарвавшаяся девчонка, которая (после пары публикаций в «Комсомолке») «не хочет учиться» – и  «лапа» в Москве… жутко непедагогично…
Ну и представьте – нет, лучше не представляйте: это страшно! – что творилось в душе у меня. С раннего детства я была воспитана в убеждении, что самое мерзкое на свете – это «блат».  Некий оболтус, которого влиятельный папаша устраивает на «тепленькое» местечко «по звонку» – презираемый образ всей детско-юношеской литературы тех времен. И я невольно оказалась этим самым оболтусом…

Я кратко обрисовала ситуацию С. (своему «шефу» в «Комсомолке», от которого и исходила инициатива. Мы познакомились с ним еще в Свердловске, в бытность его собкором «КП», и все два года поддерживали переписку). С. отмахнулся и сказал, что предложение остается в силе.

Как сквозь строй, я проходила сквозь пристальные взгляды однокурсников… тех самых, заметьте, с которыми только что была столь тесная душевная близость… и которые, кстати, только что выбрали меня комсоргом… (им всем светила только практика в местной районке).
В душе был полный раздрай.

Я с горем пополам пересдала сессию… в основном на тройки… однако желания учиться здесь так и не обрела. Похоже на то, что я не на своем месте?..
Лето стремительно приближалось.
 
В журнале «Журналист» появился материал о победителях конкурса «Проходной балл»: их тоже пригласили в Москву: вот на фотографии они в стенах «КП», едят торт… Все хорошо одеты, демонстрируют хорошие манеры и говорят что-то умное… Я гляжу на них и вдруг понимаю, что я НЕ ХОЧУ БЫТЬ В ИХ КОМПАНИИ. Ну, какие-то они… ПРАВИЛЬНЫЕ… и никакого раздрая у них в душе нет… и я совсем не знаю, о чем бы я стала с ними говорить… отродясь не дружила с «успешными» людьми…
Кто я вообще?! Зачем меня туда зовут? Я для них, московских журналистов – Маугли… забавная девочка из провинции… ни ступить, ни молвить не умеет… ага, и сессию сдала на тройки… (

Вот что. Я поеду в районку. Те люди мне ближе… они больше похожи на байкальских… Я поеду в районку на всё лето – и посмотрю, нужна ли мне газета, и что я могу делать в газете. Правда ли я жить не могу без газеты. А если окажется, что я действительно не на своем месте – тогда я брошу университет…

                ***

– Впервые в моей практике вижу человека, который отказывается приехать в «Комсомолку»…
Это местный собкор, Виктор Андриянов. Ему велено «повлиять» на меня.
– Ты можешь словами объяснить: ПОЧЕМУ?
Я молчу. Нет, я не могу объяснить словами. Просто здесь что-то НЕПРАВИЛЬНО, и так НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ.
И вообще моя задача-максимум – не расплакаться перед ним. Ведь это же нельзя, да? Я же «бывалый человек»… у меня вон два года стройки за плечами… я все время думала, что я совсем взрослая…
Только я совсем не знаю, как жить.  Потому что все идет наперекосяк.

Мне дается последний срок. «Позвони мне в четверг и скажи окончательное решение. Только хорошо подумай».

В четверг я звоню. Я звоню из телефона-автомата, что на крыльце университета. Отсюда хорошо видно море. Я говорю единственную фразу:
– Я поеду в районку.
– Это последнее твоё слово?
– Да.
Я кладу трубку. Перед глазами море. Я физически чувствую, что мосты сожжены, и я осталась ПО ЭТУ СТОРОНУ моря.
И тут внутри возникает какая-то упрямая и упругая сила. Я хочу за море. Но я перелечу через него САМА. Я выращу крылья – и перелечу. Без посторонней помощи.
Нет, никакой «клятвы» себе я не давала. Я просто стояла, смотрела на море и чувствовала, что Я ЗНАЮ, как жить дальше.


Часть 7. "ЧЕМУ ТЕБЯ НАУЧАТ В РАЙОНКЕ?!"

Районка называлась «Ленинское знамя». Город Уссурийск. Наше поле деятельности – район. С десяток сёл, «глубинка». Кое-куда трудно добраться из-за разлившейся реки, раскисшей от дождя дороги. Средство сообщения с райцентром – автобус, который ходит раз в день-два, или бревенчатый сельский паром.
Штатных сотрудников три человека, еще двое временных. Каждое перо на счету. Здесь нет седовласых «мэтров», недоступных «классиков». Здесь нужно подставить плечо – и с первых дней быть на равных. Я с радостью «становлюсь в строй». Когда уезжают сокурсники (срок практики – три недели), главный редактор берет меня к себе на квартиру. Не за деньги, разумеется. В «семью». Семья главного редактора (60-летней женщины) состоит из «приёмной дочери» (24-летней «подающей надежды» сотрудницы) и собаки. Теперь и меня. Смысл жизни здесь – газета и жизнь района.
Утро. Разнарядка. «У нас давно не было ничего из Н. Поезжай-ка туда». Нужно добраться до села, сориентироваться на месте, найти тему, познакомиться с людьми, обычно организовать ночлег, потому что обратно в этот день уже не выбраться.
– Ты только позвони, если к ночи не вернешься.
Я окунаюсь в работу с головой. Я счастлива. 

               ---------------


В частности, мне отдали все письма. То есть я должна была приезжать по разным жалобам и разбираться на месте.

Первым было письмо от «переселенца». (В те годы началась кампания по привлечению жителей европейской части страны на Дальний Восток. «Переселенцам» предоставляли бесплатное жилье, работу, какие-то подъемные и т.д.).
Так вот, «переселенец» писал, что не получил от начальства должного внимания, крыша его дома протекает и т.д, и т.п. Я ринулась на помощь.

Обыкновенный сельский дом, вид запущенный, во дворе лужи. Невзрачный мужичонка лет 35 жалуется на жизнь. Так, на всё сразу. Завтра утром я пойду отстаивать его права перед председателем колхоза. Но переночевать, предполагается, я должна здесь: я же по их делу приехала. «Жена к соседке пошла, сейчас придет», – многократно повторяет он. Жена, однако, не появляется. Соседи по секрету говорят, что жену он "гоняет" – вот и сейчас очередная ссора; не придет она…

11 вечера. Мужичонка угощает меня неразогретым скользким супом из крапивы. Я крайне непривередлива в еде, но угощение вспоминается с омерзением по сей день) . Потом мы ложимся спать ))).
То есть он предлагает мне грязноватую двуспальную кровать (из гигиенических соображений приходится прилечь в верхней одежде). Сам он укладывается на лавке в сенях.

Едва я начинаю дремать, как он появляется в дверях в полураздетом виде.

– Что Вам надо?!
– А… нет… я так…

Уходит. Через полчаса картина повторяется. Потом опять. В перерывах он звенит посудой и выходит все более и более пьяным. Я не сплю всю ночь.
Однако утром я честно иду защищать его «права».

Едва услышав фамилию моего «подзащитного», председатель кривится: «Он у нас не на лучшем счету». Это меня только подстегивает. Я с пеной у рта начинаю защищать «простого человека» и государственную программу «Переселенец», призванную поднимать Дальний Восток.

Председатель злится. Он говорит, что мы, журналисты, своими эмоциями только мешаем работать и лезем, куда не надо. Он говорит, что вся эта программа – сплошная болтология, потому что приезжают люди, которые не нужны были там и не нужны здесь. Ибо работящему человеку нет смысла с места трогаться, а эта безрукая пьянь непролазная, которая не может крышу починить и на работу по три дня с похмелья не выходит, – так это не помощь Дальнему Востоку, а наоборот…

Расстаемся, недовольные друг другом. Я озадачена. Я начинаю тему «Переселенец»: езжу по району, собирая данные о приехавших. Увы, мой оппонент прав: успешных среди них ровно столько, чтобы хватило на первые страницы советских газет…

                -----------------

Потом я разрешала спор сельской молодежи с пожилым директором клуба (оболтусы рвались вечером в клуб  и встречали… замок на дверях!!) Я предполагала обычное недобросовестное отношение к работе, однако встретила идейного старика, едва сдерживающего слезы, демонстрирующего кучу грамот за доблестный труд всей жизни и озабоченного падением культуры в родном селе.
Идея его была в том, что молодежь должна помочь обустроить территорию клуба, заросшую сорняками… и вообще отзываться на культурные мероприятия, а не только дрыгать ногами на дискотеках…

Мы с оболтусами дружно драли сорняки, вели переговоры с директором и строили планы на будущее.

Прочитав мой материал, главный редактор нахмурилась и вычеркнула несколько строк. Она сказала, что материал не должен быть критическим (где директор обвиняется в неумении найти подход к молодежи), материал должен быть ПРИМИРЯЮЩИМ. Потому что «у нас не столько людей в районе, чтобы мы могли с ними ссориться. С кем мы потом работать будем?» «Это из центра может журналист приехать, дать разгромный материал и уехать. А мы должны РАБОТАТЬ С ЛЮДЬМИ».
Я долго думала над этим. По-моему, гениально.

«Чему тебя научат в районке?! Ты уже сейчас лучше их пишешь!» – так меня отговаривал В., собкор «Комсомолки». Однако – научили. «Любить родину, а не гордиться талантом». Этой тональности действительно нет – или почти нет – в газетах центральных. Там указующий тон… «Не надо писать часто: твой материал должен появляться раз в полгода, НО ЧТОБЫ О НЁМ ВСЕ ГОВОРИЛИ!» – учил меня шеф из «Комсомолки». И я кивала головой. Это ведь тоже правильно. Но правильно ДЛЯ ЧЕГО-ТО ДРУГОГО. Для построения собственной карьеры, для создания себе «имени».
Насколько же по-другому живут в глубинке… Они просто честно тянут воз, выволакивая из непролазной грязи родину и Родину. Они действительно так живут. 

Я очень тепло вспоминаю Уссурийск. Почти как Байкальск…

                ------------

Там был журналист М.Л., деревенского вида мужик лет сорока. Стилем и широкими обобщениями он не блистал. Обыкновенные материалы районки, которые не останутся в вечности. Однако в знании сельской тематики и проблем района ему не было равных – я думаю, далеко не только в нашей газетенке.

В непролазную грязь он являлся на работу в высоких охотничьих сапогах  и отправлялся по отделениям (сёлам). Его считали «своим» везде: он знал цифры привесов и надоев, падежа и приплода, мог сравнивать состояние хозяйства за несколько лет, знал, где что растет хорошо, а что – хоть не сади, на равных обсуждал с селянами их проблемы.

Я смотрела на него, затаив дыхание и с глубоким уважением. Он был образцом для подражания… и еще образцами для подражания были другие, совсем другие... известные журналисты центральных газет, чьи статьи я аккуратно вырезала, хранила и перечитывала, пытаясь понять, КАК они работают и ЧТО ТАКОЕ «талант»…

Я понимала, что меня тянет в разных, по сути, противоположных направлениях. Я не знаю, «делать жизнь с кого»...

                --------------

Потом я пыталась рассудить двух женщин, которые спорили по поводу того, где именно должна проходить граница между их огородами.

Вы знаете такие строгие законы, согласно которым возводится плетень, отделяющий владения твои от владений соседа? Я думала, что они есть, только я их не знаю, и обращалась за помощью в сельсовет. В сельсовете пожимали плечами.
 
Письмо в газету, собственно, написала одна из женщин. Естественно, к ней я и пришла сначала. Мы обсудили вопрос, и я целиком встала на ее защиту. Да, ее обидела злая соседка, оттяпав полосу землицы в лишние 80 см. Сдвинув плетень, то есть.

К «второй спорящей стороне» я зашла, в общем, «для галочки». Дело-то ясное.
Каково же было мое удивление, когда  картина в результате разговора вырисовалась «с точностью до наоборот». Это раньше плетень стоял «неправильно». Эта полоса земли ИСКОННО принадлежала второй соседке. С незапамятных пор. Когда плетень был возведен (по какой-то ошибке), она махнула рукой: отношения-то с соседями были хорошие. Когда же по каким-то причинам отношения обострились… плетень оказался Плетнем Преткновения. )

Однако!

В сельсовете предложили помириться. Совет сколь мудрый, столь и наивный. ) Помирить двух женщин. Гы!
Я выдвинула другой вариант: разделите им поровну, по 40 см… В сельсовете обещали. Надо же что-то пообещать журналисту из района…

Уехала я неудовлетворенной. Это же не «настоящее» решение. Я не знаю «настоящего»…
С точки зрения убедительности и затронутых человеческих эмоций одна «своя правда» ничуть не хуже другой «своей правды». Но что такое тогда ИСТИНА?!
Неплохие вопросы задавала мне «простенькая» районка…

Много позже, в МГУ,  я услышу на теоретическом семинаре от научного работника: «Не  говорите мне, что «истина – это соответствие знаний действительности»! Истина – это то, ЗА ЧТО ЛЮДИ УМИРАЮТ! Они разве «за соответствие знаний действительности» на смерть идут?»
Это к тому, что «истина» – не чисто гносеологическая категория, она ценностно нагружена, то есть это предмет изучения также аксиологии, этики, психологии…

Боюсь продолжать.Найдется среди читателей философ – обвинит в ЕЩЕ ОДНОМ непонимании того, ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ИСТИНА…
Таких непониманий – много. Нет только ПОНИМАНИЯ ).

                -------------

Нашла дневники тех дней. Забавно. 

«Что такое «севооборот»? «Фуражная корова»? «Повышение товарности молока»? Что делают из сои?! Какие корма – «грубые» и какие – «сочные»?»

«Директор «Степного» А.Чайка возит меня по своим владениям на «Уазике». Когда он говорит: «Вот тут у нас ячмень растет» или «вот тут рожь», я прошу остановить машину. Вроде хочу посмотреть, насколько хороши рожь и ячмень. На самом деле я тайком срываю по колоску себе «в гербарий». Я ведь не знаю, как они выглядят!!»

«Вот тема: Б.Белоконь, кавалер Ордена Ленина, тракторист. Дети, однако – все четверо – в деревню не стремятся. Нет, не осуждать – докопаться, подумать… Какой-то нелобовой подход к проблеме нужен».

«С колонками. Виноват сам совхоз, что воды нет, а сельхозтехника ни при чем… Материал глохнет».
«История с хлебом. Райпотребсоюз–Эрлантун–Хлебокомбинат».
«С письмом-жалобой куча неувязок и осложнений. Дала свой адрес «обижаемой» стороне – я еще с этим делом доразберусь…».
 «Успеют ли они технику к уборке подготовить? Сдадут ли капустохранилище в срок?!»

«Неудачи все-таки тоже нужны в жизни – они делают характер. А могут и сломать… Может, если сломают – не о чем и жалеть?»

                ---------

… Сентябрь. Едва вернувшись во Владивосток (должны всех послать на картошку), получаю предложение: «А ты не хочешь в сентябре на турбазе инструктором по туризму поработать? Это вместо картошки, нужны три человека…»
 Хочу ли я?! А то!!
Так я стала еще и инструктором по туризму. ) Возила людей на экскурсии по местным островам: о. Русский, о. Рейнеке… Помнится, кроме медуз там была масса морских ежей, на каждом шагу. Но все были уверены, что морских ежей не едят.
Это теперь икра морских ежей считается деликатесом…

                ----------

...Счастливая вернулась после лета в университет. И теперь точно знала, что его пора бросать
                ----------

… потому что тут точно ничему не научат. Ибо зачем существуют факультеты журналистики – это вообще непонятно…
Спустя три с лишком десятка лет, я, кажется, поняла: факультеты журналистики готовят ЧИНОВНИКОВ от журналистики. То бишь всяких управленцев. Тогда – да, тогда всего понемножку им нужно: и про шрифты, и про Постановления, и про историю журналистики…
А писать люди начинают сами. Этому не учат. И отучить от этого почти невозможно: это ведь как болезнь… по преимуществу неизлечимая.
Видали вы прилично пишущих журналистов, окончивших факультет журналистики? Я таких практически не знаю до сих пор.  Обычно выпускники через 20 лет гордятся тем, что «возглавляют» что-нибудь. А это мне надо меньше всего. 

В общем, так: университет я бросаю. Работать я буду в газете и только в газете. А чтобы писать хоть о чем-то глубоко, нужно получить какое-нибудь специальное образование. Вроде бы все говорят, что важно иметь экономические знания… или хотя бы знать биологию (ага, это районкой навеяно).
Экономика есть в Хабаровском университете… туда сдавать математику… и географию… М-да… С шестого класса все заново надо учить… На биологии сдавать биологию… еще не легче…  И, кроме того, у биологов ведь летняя практика в поле! Не-е… Летом – ТОЛЬКО В ГАЗЕТУ!
Куда же податься?..

Часть 8. ДОГНАТЬ ЧЕРЕПАХУ

Тут меня сбил с ног жестокий грипп. Четыре дня лежала пластом. Поскольку никакие серьезные мысли в это время в голову не шли, попросила девчонок найти мне «Справочник для поступающих». Принесли. Листала, пересиливая подступающий жар. 
Обнаружила философию. О! Эти уж настолько никчемушные, что у них, наверное, и летней практики нет!! А учиться-то, наверное, интересно…
В школе, помнится, мое внимание задержал Ахиллес, не могущий догнать черепаху. И еще  - в восьмом классе - проклятый вопрос:  «Если общество развивается по объективным законам, и коммунизм все равно будет, зачем тогда партия? И комсомол? И всякие усилия, и жертвы?..» Я спросила у учителя, он нёс какую-то чушь… Я спросила у директора! Потом еще у отца на всякий случай… Говорили мне одними и теми же фразами что-то непонятное: мол, законы развития общества объективны, но осуществляются они только через деятельность людей…  Я запомнила, что именно так нужно отвечать, чтобы получить пятерку… но что все это значит, так и не поняла.
Но это интересно!

Да… так вот, философия… и что они сдают? О! Подумать только: те же самые экзамены!! Типично гуманитарные, то есть: русский, литература, история, иностранный. А ведь это я точно сдам!!

Ближайший философский факультет в УРГУ (Свердловск). Вот! И повод в Свердловск вернуться есть!
Решение крепло. Но еще не было принято.

… И тут в ДВГУ мелькнул какой-то заезжий профессор филологии из МГУ. Ну, зачем-то он у нас был, и его попросили прочитать лекцию. Так, обзорную какую-нибудь. И он прочитал. Я не помню о чем, но помню, что сидела на заднем ряду и плакала. Это был ДРУГОЙ УРОВЕНЬ. Это был настолько другой уровень, что вся моя жизнь показалась мне прожитой впустую. Это было недосягаемо. Это был другой мир. Если они там, в МГУ, КАЖДЫЙ ДЕНЬ слушают ВОТ ТАКИЕ лекции…

И тут я сказала себе, что если вообще УЧИТЬСЯ, то надо поступать в МГУ.
Это страшно…
Зато ради этого стоит жить.
Внутри вспыхнул какой-то упрямый огонек.

                -----------

Я написала о своих соображениях Спехову. (шефу из «Комсомолки»). Ответ пришел сразу и был коротким: «Не дури. Если бросишь университет, порываю с тобой все и всяческие отношения».

Два дня я ходила, насупившись, потом отреагировала: «Мне, конечно, очень жаль. Но у меня своя жизнь, и я буду делать так, как считаю необходимым.»
Ответом было молчание. Так, этот канал закрыт…

Но метаний уже не было. Было холодное планирование. Зимнюю сессию я сдам. Причем хорошо сдам: должна же я сама себе доказать, что учиться я могу. Дальше надо устроиться куда-то работать, чтобы заработать на билет, и параллельно готовиться к экзаменам в МГУ. Да, зимой надо еще съездить домой, во Фрунзе. Летом времени не будет.

...Вы когда-нибудь делитесь своими рискованными планами с близкими родственниками? Нет? Искренне завидую: вы разумнее меня. Я сделала это первый и последний раз в жизни. Каникулы были отравлены. Неделю я слушала в разных сочетаниях ровно две фразы: «Ты знаешь, какой ТАМ конкурс?!» и «Я в твои годы на фронте воевал, а ты государственные деньги тратишь».
Крыть мне было нечем. Я молчала. Наконец – день отлета. В аэропорту разболелась голова, постоянно прикладываю снег. Самолет. «Кош келиниздер!» уже через окно («Добро пожаловать!» по-киргизски).
Взлетаем!

Чувствую себя выжатым лимоном. Ничего себе – отдохнула…
Ощущение такое, будто на трудной дистанции, где нужно собрать все силы и выложиться полностью, тебе ставят подножки…
Но это же ничего не изменит!

Летим. В голове пульсирует: «Всё равно летом уеду в Москву… в Москву… в Москву…»
Самолет тем временем идет на снижение (у него две посадки на пути к Владивостоку).
Сели. Бортпроводница: «Уважаемые пассажиры, наш самолет произвел посадку в аэропорту «Домодедово».
Как?! Уже Москва?!?!?! Я в ужасе и непонятках вжимаюсь в кресло.
В салоне смех. Бортпроводница поправляется: «…в аэропорту «Толмачево» (Новосибирск).
 
Мистика. Это мне Москва привет передала!

                --------------

Работать устроилась почтальоном. Так должно оставаться больше времени. Разносить газеты по Тигровой сопке, конечно, очень романтично… но зимой ветер пробирает до костей… (   

Из дневников той поры.

Сослуживцы на почте:

«- Ты студентка?
- Нет.
- Как это? Мне сказали, что ты студентка!
- Они не всё знают. И мне выгодно, чтобы они не всё знали…
- Летом домой поедешь?
- Нет.
- Здесь останешься?
- Н-нет…
- Как это?
- В другое место… поеду…
- Больше не буду спрашивать!»

Да, вот такая странная жизнь. Совсем недавно мы все смеялись над Витькой К., который до крайности не любил отвечать на простые вопросы. А оказывается, отвечать на них не всегда хочется…
Пока начальство думает, что студентка – мне позволяется не ходить на вторую доставку (во второй половине дня). Я занимаюсь…

Живу в общежитии – но уже на птичьих правах. Все время приходится (в общении с комендантом) чего-нибудь не договаривать.

В университете комсомольское собрание. Я прихожу. Мне еще интересны университетские дела.
Куратор курса крайне пренебрежительно:
- А тебе-то,П.,чего здесь надо?!
Неожиданно встает Левка Стукун (однокурсник):
- А мы, между прочим, ее из комсомола не исключали. Она хочет куда-то поступать – это ее право. А на учете она в нашей организации…
- Проголосуем?
Меня оставляют. Я благодарна и счастлива. 

- У тебя как с деньгами?
Это Сережка Худяков, курсом старше. Не успеваю ответить.
- Я же всё знаю… Ты не стесняйся, если что. Я ведь дома питаюсь, у меня стипендия вся остается!

Потом еще Галка Пирог. Живет-то она на стипендию, но у нее есть «наследство»: мама оставила несколько сотен, умирая. Это НЗ, но если очень надо… 

От денег я, конечно, отказалась. Но тронуло до слез.
Никто не забыт, ничто не забыто. У меня действительно "двое" однокурсников: московские и дальневосточные. Это и сейчас так. Мы друг друга помним.

                -----------

Денег удалось наскрести только на общий вагон. Ехать до Москвы неделю.
Меня это, разумеется, не останавливало… плохо только, что заниматься в общем вагоне будет трудно… у меня же еще полно «белых пятен»… по истории особенно… (

Итак, последние дни. Теперь - забрать в учебной части аттестат… да, и стипендию вернуть. Дело в том, что стипендию мне продолжают платить, хотя я уже полгода не учусь. Это неправильно, потом разберутся и спросят… Я попыталась ее не брать, староста Галка Каманина вспыхнула: «Мне что, себе оставлять?! Это ты вверху разбирайся! Мне выписывают – я тебе отдаю…» 
Ладно, я буду складывать в паспорт, а когда буду забирать аттестат, верну все сразу.
(Интересно: если бы я потеряла эти деньги, кто бы мне поверил, что я собиралась их вернуть? )
Но я их не потеряла. Я хранила их в самом укромном месте – за обложкой паспорта… 35 руб. каждый месяц… месяцев пять или шесть…
…И вот я забираю аттестат. Мне нужно встретиться с зам. декана по учебной части (женщина с усталыми глазами, довольно разумная, на психику не давит). Краткое объяснение причин «отсева». Потом я вытаскиваю свое сокровище (порядка 200 руб.) и подаю ей, поясняя, что не учусь уже полгода, а стипендия вот идет…
– Какая у нас бесхозяйственность… – вздыхает она. И… пододвигает деньги обратно ко мне.
– ???!
– Ну куда я их теперь дену? Возьмите, они ваши… 

Гром среди ясного неба. Мне же теперь на самолет хватит!!
На эти деньги я и прилетела в Москву.
Правда, все равно в обрез. Разные мелкие траты… и в аэропорту в последний момент взяли 20 руб. за «лишний багаж» (два чемодана, один из них – целиком книги). Я взмолилась: мне нечем платить, лучше я брошу лишний!! «Поздно, – говорят, – квитанция выписана!»
Утирая слезы, пересчитала наличные. В итоге у меня осталось 4 рубля…
Ну и ладно… Ломоносов в Москву с тремя рублями приезжал… Мне, выходит, даже полегче!
По крайней мере, отступать уже некуда.
 
…Самолет прилетел в 3 часа ночи. Сидела в аэропорту, задремала, положив голову на колени. Проснулась. Огромное, в пол-окна, солнце!!
Первый московский рассвет.

                -------------
 
Москва была залита солнцем. И ей мыли брусчатку. Из шланга. Такой я ее впервые увидела. Это была площадь трех вокзалов. Вероятно, я приехала туда экспрессом из аэропорта. Почему туда? Ну, а куда? Я же не знаю здесь ничего…
– Где у вас тут университет? – спросила я у рабочего, держащего шланг. Так и спросила, с подчеркнутой провинциальностью. Почему-то мне нравилось так. Покорять вот столицу приехала…
К моему удивлению, ответили мне сразу (я думала, искать придется долго). Прямо метро, говорят, так и называется: «Университет».
Даже неинтересно.
И через полчаса я уже была там. Первый гумфак найти было несложно. Новое совсем здание, второй год как открыто. Сначала попыталась войти с черного хода: по-моему, он вполне приличный.. нет, оказывается, с другой стороны есть основной. О-о! Красивый какой…
Внутри начала искать комнату 1146. Поскольку такого количества комнат в здании, по моим представлениям, быть не могло, я истолковала это так: II этаж, комната 46.
На втором этаже, однако, такой комнаты не оказалось… там только какие-то здоровые аудитории, в которые можно войти как с первого этажа, так и со второго…
Спросила. Объяснили, что моя комната называется «одиннадцать-сорок шесть», и это одиннадцатый этаж.
– Одиннадцатый?! – изумилась я. – Я никогда так высоко не была…
Это на 11-й этаж лезть и еще там экзамены сдавать?!
Кажется, в лифте я придерживалась за стенку. Страшно все-таки...

                ------------

Потом было собеседование. Оценки за него не ставили, но какие-то баллы все равно отмечали и говорили, что в конечном счете это может оказаться решающим.
В аудитории было несколько абитуриентов, можно было слушать, как отвечают другие. Вопрос, по существу, всем задавался один и тот же: «Почему Вы выбрали философский факультет?»
Как ни странно, люди терялись. Сплошь и рядом отвечали: «Ну… интересно…» И тогда им задавали дополнительные вопросы. А кому не известно, что дополнительным вопросом можно убить даже лошадь?!
Девочку передо мной спросили о трех источниках и трех составных частях марксизма. (Честно так сказать – этот вопрос во время обучения года три подряд будут таскать и ставить с ног на голову и обратно. Зачем спрашивать об этом абитуриентов?!) Я отметила про себя, что девочка-то грамотная: начала отвечать правильно и уверенно, мне, пожалуй, так и не начать… Однако вопрос цеплялся за вопрос, она запуталась… «Удовлетворительно».
Еще двое с таким же исходом.

Я решила продать свою жизнь дорого. «Журналист должен иметь бойцовские качества» – любимое выражение Л.Сквирской – второго человека на кафедре журналистики ДВГУ. (Она всегда ругала тех, кто сникал перед авторитетом преподавателя). А В.Теплюк (преподаватель, кажется, некоторое время он был куратором), услышав о моих философских замыслах, доверительно сказал девчонкам: «Ох, нахлебается она с этой философией…» (что мне, разумеется, передали).
Поэтому неожиданным для меня вопрос отнюдь не был. Я вспомнила дальневосточных преподавателей добрым словом.

Я сказала, что на философские вопросы меня вывела моя работа в сфере журналистики. Заговорила о необходимости обобщений и понимании закономерностей. (Экзаменатор, кажется, слегка скучал). Я сказала, что журналистика непосредственно связана с социологией.
– Сложные, сложные отношения у журналистики с социологией, – бросил преподаватель, глядя куда-то в угол (как выяснилось позднее, он был как раз социологом).
Секунду я молчала, озадаченная. Потом рассказала о программе «Переселенец», о председателе колхоза, обругавшем ее и заодно меня, и о том, как я моталась потом по району, собирая данные о переселенцах и убеждаясь в его правоте. Я говорила, что такие программы должны идти рука об руку с конкретными социологическими исследованиями, иначе с них толку нет. Потом я рассказала про турбазу и про то, как туда заезжают «матрасники» (люди, не ориентированные на походы), и рушатся подготовленные маршруты, и обе стороны (инструкторы и отдыхающие) обвиняют друг друга в «испорченном отдыхе» – а кто пытался исследовать контингент отдыхающих? И про свой почтальонский участок на Тигровой сопке рассказала я, про типы выписываемых изданий, разнящиеся от домов «элитных» к домам частного сектора…

Дополнительных вопросов не было.
Балл я получила высший.
                ---------

Сочинение я писала лихо и увлеченно. Как формулировалась тема, не помню, но там фигурировал Базаров. А это мой тогдашний любимый герой. Ну, по крайней мере, он ДЕЛАЛ СЕБЯ САМ. Что, разумеется, я ценила крайне высоко.  Вот я и писала что-то про «отцов» и про «детей» – вызывающее что-то и, как мне казалось, весьма оригинальное. Под конец дважды проверила все по одному слову. Ну не может тут быть ошибок! Грамотность у меня весьма приличная.
В общем, ждала пятерку.

Оценки за сочинение сообщали на следующем экзамене. То есть, когда сдаешь русский устный/литературу (два вопроса), на столе у экзаменатора лежит твое сочинение. И я, садясь отвечать, весело так попросила: «А дайте, я взгляну, что у меня за сочинение?» Я хотела себя порадовать и вдохновить перед следующим этапом.
И открыла я листок. И… потеряла дар речи. «СОЧИНЕНИЕ НЕ ПО ТЕМЕ. УЧИТЫВАЯ ВЫСОКУЮ ГРАМОТНОСТЬ АВТОРА, СТАВЛЮ 3». Вот такой приговор красным карандашом. 

- Я Вас слушаю, – говорит экзаменатор.
Я безмолвно показываю ему на страшную страницу. Мне кажется, он чем-то может помочь… как-то закрыть меня от такой вопиющей несправедливости…
Я убита. Подстрелена влёт.
Он подвигает к себе сочинение, смотрит. Сочувственно пожимает плечами.
- Так я Вас слушаю.
- А… есть теперь смысл-то?...
- Так Вы будете отвечать? – спрашивает он уже с нетерпением.

              -----------

Ага, последнее слово перед казнью, выходит…
– Так Вы будете отвечать?..

–«Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш бедный сад», –      говорю вдруг я.

(Вернусь – когда? "Когда раскинет ветви…" Придаточное времени.)

«Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как много лет назад».

(Не буди – как? Каким образом? Как (ты меня будила) много лет назад. Придаточное образа действия.)

Я просто читаю стихи. Нет, замысел, конечно, был заранее. Вопрос в билете: «Виды придаточных предложений». Я знаю виды придаточных, но этого маловато для целого ответа… Поэтому я намеревалась попутно продемонстрировать знание программных произведений – ну и заодно немножко отвлечь экзаменаторов… Но строчки ложатся на настроение, и получается нечто неожиданное: я будто говорю о себе.

«Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось…»

(Не буди – чего? Того, что отмечталось. Придаточное дополнительное.)

Я чувствую себя, как артист, дающий свой последний концерт. Спасибо судьбе, что дала возможность поделиться настроением. Все-таки так лучше, чем плакать в сторонке в одиночестве, да? Ишь, как слушают )).

«И в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке,
И в краткий миг припомнить разом надо
Всё, что у нас осталось вдалеке…»

(В час – какой? Когда последняя граната уже занесена… Придаточное определительное.)

Строчки находятся легко. Я будто жизнь свою раскладываю на придаточные, комментируя невзначай: «Это можно также трактовать как сравнительное… а это еще и как временнОе…»
И тональность у стихов разная: от тихой грусти до «последней гранаты»…

«У меня нет вопросов по первой части билета, – говорит вдруг экзаменатор. – У Вас есть, Нина Григорьевна?»
«Переходите ко второму вопросу. Литература.»
 
По литературе вопрос – «Дворянская культура в «произведении «Евгений Онегин»»… или как-то так… В общем,
 
«и даже глупости смешной
в тебе не сыщешь, свет пустой».

Все бы ничего, но тут говорить нечего. Ага, загнивающая культура загнивающего класса…

Ладно! Что нам терять?!
Пушкина я сталкиваю с… Галиной Николаевой (Это «Битва в пути», старшее поколение помнит). А Евгения Онегина («легко мазурку танцевал и кланялся непринужденно») – непосредственно с «бегемотом вихрастым» Бахиревым. Ну, тем героем советского «производственного романа», который танцевать не умел вообще… а кланяться – тем более… Светский бал я противопоставляю танцулькам на нашем Кирпичном заводе (окраина г.Фрунзе), а выражение «Разрешите пригласить Вас на тур вальса» – провинциальному «Пойдем потанцуем?» За мной стоит байкальский Юра Трубицын, мечтавший вместо тесаных лавок купить нашей шпане приличные стулья для Красного уголка («Только предложение рождает спрос. Иначе все так и останется…»), и я отказываюсь «прощать» неотесанного «бегемота вихрастого» («Как же нужно не уважать человека, чтобы всё ему прощать?!» – этот афоризм достался мне на Владивостокской турбазе от старшего инструктора). 
Короче говоря, ответ я строю на противопоставлении «загнивающей» культуры правящих классов – так называемой «пролетарской» культуре, которая – совсем немного усилий требуется, чтобы показать это – то и дело оборачивается просто утратой культуры.
Культура не принадлежит какому-то классу, культура принадлежит человечеству. Проблема не в том, чтобы отказаться от культуры «загнивающего класса». Это несложно: ломать – не строить! Проблема в том, что из нее и как именно нужно сохранить и усвоить.
… По крайней мере, скучно им (экзаменаторам) точно не было ). Слушали, не шевелясь)). 

…Результаты экзамена нужно ждать в коридоре.
Выходит экзаменатор с пачкой экзаменационных билетов, мой – держит отдельно в руке. Называет мою фамилию, отыскав глазами в толпе, подходит, протягивает документ с демонстративным поклоном и со словами: «Возьмите вашу пятерку!» 

Хм… Пожалуй, на экзамен по истории прийти все-таки надо…

                -----------

История. Я опять ничего не знаю… Ну, то есть в общих чертах знаю, конечно… но не так, как НАДО. Меня ж, поди, не репетиторы таскали… совсем другой прошлый опыт…
Два вопроса в билете – советский период и досоветский. Советский я знаю лучше, а вот восстание Емельяна Пугачева… Я пытаюсь вспомнить путь, каким шли восставшие. От Оренбурга они откатились… э-э… они взяли его и не удержали – или постояли под стенами и отошли? Не помню… Ничего себе – «мелочь»… Это трояк – с такими-то «мелочами»…

Пытаюсь вспоминать пушкинскую «Капитанскую дочку»… Всё равно нет ответа на вопрос…

Времени (на подготовку) еще много. Вполне достаточно для самоедства. В него я и впадаю. «Какого чёрта ты сюда – в МГУ!! – припёрлась?! Надо трезво оценивать свои возможности… Даже не сказать, что билет плохой – билет-то заурядный… и не знаешь… Что ты вообще хорошо знаешь?! ЧТО?! Есть такое?! »

«Есть… "Советы постороннего" хорошо знаю», – уныло отвечает мне внутренний голос.
Да, эту работу Ленина я знаю близко к тексту.
 
«Никогда не играть с восстанием, а, начиная его, знать твердо, что надо идти до конца». Необходимо собрать большой перевес сил в решающем месте, в решающий момент, ибо иначе неприятель, обладающий лучшей подготовкой и организацией, уничтожит повстанцев. …Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление. «Оборона есть смерть вооруженного восстания»».

Я эту работу личностно воспринимаю… У меня же по жизни сплошные «восстания».
 
Стоп… а что, если?! В самом деле, у меня же и билет по ВОССТАНИЮ! Что, если не рассказывать про траекторию движения, а после нескольких общих фраз перейти непосредственно к анализу?!  Цитируя классика почти дословно?

…И удалось! Ответ прошел «на ура», никто об осаде Оренбурга не вспомнил ))).

Правда, общая оценка все равно «четыре», поскольку на советском периоде допустила какую-то неточность. Но 12 баллов из трех экзаменов – это еще не совсем провал… Тем более, что впереди английский, а это практически наверняка пятерка.
 
Похоже, все худшее уже позади.

Обошла по периметру Кремль. Покаталась на кораблике по Москве-реке. Если и…
По крайней мере, будет, что вспомнить о Москве…

                ----------



Ну а что про английский рассказать? Просто всё знала и всё ответила. Это же пОшло - всё знать и всё ответить... Никакой нагрузки на мозги...  и вспомнить нечего...
Ну да, за балл спасибо. Вот это я помню: экзаменатор берет экзаменационный лист и ставит штрих... что-то вроде слишком длинный? Неужели четверка? Но в следующую секунду появляется характерное закругление, и сомнений больше нет: пятерка! И тогда на чистом русском языке (до этого момента изъяснялась, начиная с приветствия при входе, исключительно по-английски) я ору
: "Ура! Мне теперь хватит!!"
И экзаменатор смеется...
 
Баллов и вправду хватило. Учитывая средний балл аттестата 5 (в тот год он засчитывался) и собеседование, набрался как раз проходной балл...

                Продолжение следует