– Ну, Андрей, – обращаюсь я к Федоренко, – ты обещал рассказать интересную историю о том, как летаешь на своём вертолёте. А сейчас для этого – самое время: спешить нам некуда.
Ну, да. Мы – в аэропорте Домодедово, в буфете на втором этаже, "за рюмкой чая". И спешить нам, действительно, некуда: регистрацию на рейс Москва – Чита мой товарищ уже прошёл, а багажа у него нет – так небольшая сумка.
– Ну, рассказывай: кого ты на своей винтокрылой машине возишь и куда?
– Кого? – задумался Федоренко. – Куда? Да никуда. В тайгу да обратно. Вот так. То вожу людей, а то железки всякие. Работяг грязных по буровым да газопроводам. А недавно вот японцев катал. Они смотрят вниз на наши сопки, удивляются, причмокивают. А сопки те – все зелёные, да не от леса, а от меди. Она там выходит прям на поверхность – хоть руками её бери, открытым способом. "Отдайте, – говорят, – нам эти сопки. Мы сюда железную дорогу подведём, три года будем медь брать, а через три года уйдём и всё, что построим здесь, вам оставим".
– И что? Наши отдали?
– Нет. Сказали: "Лет через двадцать дойдут у нас руки и до этих сопок, вот тогда сами эту медь и возьмём"… А ещё я на пожары вожу.
– А что? Пожары у вас случаются часто? – интересуюсь я.
– Да. Горят. Но в основном мы тушим не дома, а лесные пожары. Это когда лес горит.
– И он горит часто?
– Не. Не так часто, как хотелось бы.
– Не понял, – удивляюсь я и поэтому прошу: "А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее! Ведь я так понимаю, что чем тайга сгорит меньше, тем лучше?"
– А это кому как. А нам, пожарным, надо, чтоб она горела и как можно чаще, и как можно дольше. Потому что чем чаще пожары случаются и чем дольше мы их тушим, тем больше мы получаем зарплату. Понял?
– Опять не понял. А это как?
– А это так, – говорит Андрей, – что нам платят не за сохранение леса, а за время нахождения в опасных условиях, за то время, пока мы тушим этот пожар. Ну, мы и не спешим гасить те самые пожары. Нам хорошо, когда лес горит. Синим пламенем.
– Ну, так это же дурь какая-то получается! – возмущаюсь я. – Это вредительство! Кто такую ахинею придумал?
– Не мы, конечно. Это у вас тут, в Москве, кто-то шибко умный такой нашёлся и придумал такую систему оплаты труда. У него и спрашивай … Да ты лучше наливай-ка.
А я и наливаю. А потом продолжаю возмущаться:
– Так вы эдак весь лес в Сибири изведёте, зелёные лёгкие планеты!
– Не. Не боись. Весь лес не изведём. Потому как есть норма потерь лесных угодий – два процента. И нам нельзя допустить, чтоб сгорело больше, чем эти два процента: за это по головке не погладят.
– А если сгорит меньше, чем эти ваши два процента? – интересуюсь я. – Тогда что?
– А нам и меньше, чем эти два процента тоже нельзя: сразу же норму срежут, а тогда и наша зарплата упадёт. Теперь понял?
– А, вообще-то, – глубокомысленно размышляю я, – о таких странных, завышенных процентах потерь от усушки и утряски я уже слышал. Говорят, что при доставке продуктов в магазины установлены такие огромные нормы допустимых потерь, что водителю грузовика разрешается разбить одну бутылку за поездку. А только какой же нормальный водитель допустит, чтобы хоть одна бутылка коньяка в пути разбилась? Вот он в конце успешного пути и перекладывает в свой карман эту бутылку. А что? Всё по правилам – просто такие неправильные правила.
– Ну вот, – подытоживает Андрей, – поэтому и мы тоже выдерживаем разрешённые нам два процента потерь леса. Понял?
– Так это же не от вас зависит, сколько тайге гореть, – заявляю я. – Это ж зависит от погоды, от матушки-природы.
– Ну, нет, – возражает Андрей, – "мы не можем ждать милостей от природы" – это ещё Мичурин сказал, Иван Владимирович. "Взять их у неё, – сказал он, – наша задача". Вот мы и берём.
– Стоп! Опять не понял. А как это? Как берёте?
– А вот здесь-то и начинается самое интересное. Я же тебе говорил, что когда тайга горит хорошо, то и нам хорошо, и наша зарплата поболее. Но в иной сезон бывает так, что не горит она, окаянная, ну никак. И что тут делать? И вот тогда наш командир эскадрильи берёт бразды правления в свои руки. Как видим, что старшой идёт к своему вертолёту с серым чемоданчиком, так знаем, что начинаются великие дела. А мы-то все знаем, что находится в том секретном чемоданчике, про который нам знать не положено.
– И что в нём?
– А ты и не догадываешься? Но много знать будешь – скоро состаришься… Ты лучше наливай.
И я наливаю.
– А как наш командир из полёта вернётся, – продолжает свой рассказ лётчик, – так мы начинаем ждать сообщений из районов о том, где и что вдруг загорелось да заполыхало.
– Ну и вы, конечно, спешите это потушить?
– Зачем? Через день, через два вылетает наш благодетель по тому же маршруту и, как "Мороз-воевода, дозором обходит владенья свои, глядит – хорошо ли" горит всё, и не нужно ли где помочь. А как вернётся и даст команду, так мы начинаем всерьёз готовиться к "операции Ы". Открываем заветный ларь, а в нём хранится эн-зэ – неприкосновенный запас: шоколад, тушёнка и прочая сокровенная снедь, которую нам разрешается расходовать только в чрезвычайных ситуациях, то есть когда мы работаем в огне, когда с огнём боремся. Добавляем и свою "огнянку" из магазина – а то как же без неё, родимой?
– А пожарное снаряжение взять с собой не забываете? – пытаюсь подначивать я.
– И его тоже грузим, – отвечает Андрей, – пригодится же.
– Ну, это если пригодится, – продолжаю я подшучивать, – то, пожалуй, пущай. До кучи.
Но, не обращая внимания на мои шуточки, Андрей продолжает своё вещание, и похоже, что он сел на своего конька:
– Ну, а как покидаем всё в багажный отсек, то и по кОням, по вертолётам то есть! От винта! Вперёд и вверх!
"Пошёл на взлёт наш вертолёт,
прижал к земле тоскливый вереск,
махнул рукой второй пилот
на этот неуютный берег".
Летим! Лепота! Красотища! Душа поёт:
"А ты улетающий вдаль самолёт
в сердце своём сбереги.
Под крылом самолёта о чем-то поёт
зелёное море тайги".
– Андрюша, да ты – просто поэт!
– А то! Я, как отрываюсь от земли, как взлетаю, так завсегда пИсню заспиваю:
"Дивлюсь я на небо тай думку гадаю:
чому ж я не сокил, чому ж не летаю.
Чому ж мене, Боже, ты крылы не дав?
Я б зимлю покинув тай в небо взлетав".
– Тише ты, сокол, тише! – пытаюсь я урезонить певца. – Мы сейчас не в полёте, а в домодедовском буфете. Заберут нас дружинники, и будешь ты петь не в самолёте на пути в Читу, а в медвытрезвителе.
Я оглядываюсь по сторонам – нет ли где парней с красными нарукавными повязками с надписью "Народная дружина". Но их, к счастью, нет, а Федоренко успокаивает меня:
– Да ты не боись: лётчики пить умеют. Да и я сегодня не в плане. Ты лучше наливай-ка.
И я наливаю
– За тех, кто в небе! За лётчиков! За пилотов! За авиаторов!
"Мы выпьем раз и выпьем два
за наши славные У-2,
да так, чтоб завтра не болела голова.
Пора в путь-дорогу,
в дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идём.
Над милым порогом
качну серебряным тебе крылом".
– Ну и вот, – продолжает после песни Андрей свой прерванный рассказ, – летим, значит. Куда? Понятия не имеем. Но
"лётчик над тайгою точный курс найдёт,
прямо на поляну посадит вертолёт".
На ту самую поляну, которую заблаговременно присмотрел наш командир. Зря что ли он вылетал тогда заранее с дозором и с чемоданчиком? Нет, он разведал и подобрал, чтобы нам быть на берегу речки, чтобы рядом был родник с чистой водой, чтоб лес поблизости, а ещё и чтоб красиво было. Ставим палатки, разводим костерок, распаковываем привезённое. Тут тебе всякая вкуснятина на выбор: и колбаска копчёная, и тушёнка, и шоколад, и печенье, и даже икорка – продукты деликатесные и диковинные для нашей местности. Ну, прямо-таки для банкета на высшем уровне! Пир на весь мир! Красота! И жизнь хороша, и жить хорошо! И погода – ясная, а с ней и настроение отличное. В общем, начинаем культурно отдыхать.
– Как это отдыхать? – перебиваю его я. – А лес? Лес-то горит! Горит же! Пожар ведь.
– А что пожар? – спокойно парирует пожарный. – Пожар нам – не помеха: мы же с понятием, и палатки завсегда ставим так, чтоб ветер не на поляну был, не на нас, не в нашу сторону. И тогда отдыхаем на природе красиво, балдеем: одно дело – банкет. Тосты всякие, закусь вкусняцкая, шашлычок с костерка. Витёк на гитаре бренчит, а мы песняка душевного врезаем. Потом ночёвка в палатках. А с утречкА – продолжение банкета. Красота! И так пока всё не съедим и всё не выпьем… А пожар он – не волк: в лес не убежит. Куда ж он денется?
– Да вы что? Вы что ж это делаете? Так же вы весь наш лес спалите, всё наше богатство!
– Не боись. Я ж тебе говорил: больше двух процентов нам спалить нельзя, и за это по головке не погладят, а и меньше тоже нельзя – тогда масло на хлеб не намажешь. Вот и выдерживаем эти два процента пожарьЯ …Ну, вот. А как всё подъедено да выпито, то банкет заканчивается, а тогда и защите лесных угодий от губительных пожаров приходит пора.
– Ну, ты, Андрюха, и даёшь! – восклицаю я. – Лес палишь! Не пожарный ты, а пожарник, то есть поджигатель и уничтожитель социалистической собственности. Вот ты кто! Теперь я понимаю, почему мы никак не можем построить коммунизм – светлое будущее всего человечества. Общество свободных и сознательных тружеников, в котором труд на благо общества станет для всех первой жизненной потребностью. Способности каждого будут применяться с наибольшей пользой для народа, и осуществится великий принцип "от каждого – по способностям, каждому – по потребностям".
– Эх, как лихо ты шпаришь по написанному и кидаешься лозунгами! – удивляется Андрей.
– Так это потому, – объясняю я, – что я – пропагандист системы комсомольского политпросвещения, и обязан знать это назубок. Да это и не лозунги, а Программа КПСС, принятая 22-ым съездом партии. И так будет. Будет. Когда-нибудь. Когда ты перестанешь лес поджигать и вредить строительству коммунизма.
– Я? Вредить? – взрывается Андрей. – Это вот ты здесь, в Москве, только штаны протираешь в своей занюханной конторе. А мы там у нас, в Сибири, как раз и строим тебе твоё светлое будущее. Тебя бы там в сорокаградусный мороз да на лётное поле! А трёхтонный дизель-генератор ты отрывал от земли? Нет? А я поднимал и перебрасывал на буровую. Или улетаешь в Якутск с десяткой в кармане: а это на всякий случай, потому что не знаешь, через сколько дней – из-за нелётной погоды – сможешь вернуться. А то бывает так, что кукуешь там в сарае с гордой вывеской "Аэропорт Могоча". А и летом не легче: гнус, комары, мошкА. А ещё бывает, зависаешь над пожарьём, над огнём и думаешь: "А ну как двигатель откажет? И что тогда? А и нет тогда Андрея Федоренко". И не поможет тогда ни пятисотстраничное "Руководство по лётной эксплуатации вертолёта Ми-8", ни режим авторотации, ни Господь-бог… А ты говоришь: вредитель.
– Извини, Андрюша. Я не прав. Ты – герой, настоящий герой.
– Герой – не герой, а объявили посадку на мой рейс. Давай на посошок!
Выпили.
– И по кОням! А ты прилетай к нам в Читу. Покатаю тебя на своей вертушке, и не абы как в салоне, а на кресле второго пилота. А ты потом, может, рассказ напишешь. И назови его так: "А это хорошо, когда лес горит!"
* * *
В Чите я так и не побывал, на вертолёте не полетал, а рассказ всё-таки написал и назвал его именно так, как предложил Андрей Федоренко – "А это хорошо, когда лес горит!"