Десять лет город не отпускал меня. Маленький, душный, пыльный. Жуткие десять лет я томилась в объятьях наших тоёхаровских улочек, не замечая жизни, связанная по рукам и ногам обязанностями (труд облагораживает человека, несомненно!), тотальным безденежьем, наивными привязанностями, незамысловатыми любовями и попросту тоской смертной. Тоска, что живёшь на острове и хода тебе – ну никуда, кроме как по кромке синей воды, да напрямик – через болота – на север. Честно скажу, и на эти захватывающие странствия денег у меня тоже не было. Вышла замуж, окрепла, и взор мой обратился на карты и атласы.
Сахалин я в детстве изъездила вдоль и поперёк, сопровождая мать в многочисленных командировках. Но кружили мы неподалёку от железнодорожной ветки – из пункта А в пункт Б. И всё! А вот места по-настоящему заповедные, сокрытые непроходимыми медвежьими чащами, болотными хлипкими тропами, крутыми скалами, ниспадающими в пучину морскую… Эти-то места влекли беззаветно, ночами проступали в беспокойных снах. Тело скучало по дальнему и желательно долгому пути. Господи, да когда же?! Когда этот мир примет меня и я увижу не эти опостылевшие Тёплые озера, Охотское побережье да Анивское взморье, а что-нибудь посущественней?
Друзья-геологи несколько раз проговаривались о местах, в которых можно было поискать аммониты. Изучили с мужем дороги и подступы, рюкзаки за плечи и – в путь. Автобус до посёлка Дальнее, пять километров пешком по старой японской дороге до керамзитки и – заслуженный пейзаж. Огромное марсово поле, серое и спокойное, лежит посреди расступившихся гор, на которых – торжество зелени и лета. Жарко. Переглянулись и уселись перекусить, передохнуть, попить водички и решить – что нам с этим делать. Как искать эти аммониты? Как они выглядят? Знания наши имели чисто теоретическое свойство. У мужа были с собой маленькая кирка, геологический топорик и ещё какой-то несерьёзный инструмент. Для разбивания небольших «бомбочек», в сердцевине которых таился окаменевший моллюск. Я согласилась порыться в ближайших отвалах, вдруг что сверху можно подобрать. В общем, вздохнули и ухнули в серую пыль. Муж молоточком, я – руками, натюкали-натаскали, нагребли сумку мелких и средних аммонитиков. Пот смахнули, и давай богатства разглядывать:
– Что скажешь? – смотрю на мужа.
– Хороший взяток, – одобрил наши старания. – Мелковаты, правда. Но, в общем, ничего.
– Ну, тебе сразу музейные подавай!
Музейный экземпляр мы всё-таки нашли, да какой – в три обхвата. Случилось это уже осенью, при участии братьев-геологов. Красавца выволакивали трое взрослых мужиков – на лямках, пыхтя, кряхтя и приседая. Дотащили, погрузили в автобус, довезли до реки, плюхнули в воду, обмыли и – ну, кувалдами колотить.
– Эй, – ору, – вы что делаете-то?!
Оказалось, делают они сколы, убедиться, что это действительно крупный аммонит, а не скопление мелких. Убедились, отдышались – ну что, по чаю в таком случае?
За аммонитами мы ездили ещё несколько раз – на речку, где мне доверили уху, а друг наш Толя (геолог) и муж мой Коля (поэт, член Союза писателей) прочёсывали реку, надев очки и болотники, закутавшись от мороси по самые уши и намазавшись гремучей смесью, от которой не то что комарам – людям смерть.
Коля с особым тщанием продолжал испытывать меня на прочность. Как не старалась ему доказать, что человек я походный, значок получен в Закарпатье – за выносливость и пригодность к туризму, у него на этот счёт были свои соображения.
Итак. Мы сделали самую ценную покупку. У нас завелась палатка, двухместная, с предбанником, высоким полом, ну и так далее. Расстелили её посреди зала и любовались, любовались, любовались…
– Где испытаем? – спросила я.
– В Тихую поедем, – постановил Коля.
Поезд, 5.30. Четыре часа по узкоколейке до станции Взморье. Она нам уже знакома. Здесь мне впервые показали агатовые проявления. Стоять сорок минут. Во Взморье продают самые лучшие пян-се, манты и чебуреки. Быстрым скоком за ними, глубокий перекур, осмотр местного рынка, вплотную подошедшего к железнодорожным путям. Ещё час, и наконец мы спрыгиваем на щебёнку станции «Тихая». Уверенно шлёпаем мимо заваливающихся домиков. Поворот, второй, пятый… И тут случается непредвиденное – Коля забывает, тщетно вызывая из памяти, маршрут нашего пути. В общем-то, направление одно, только дорог – аж три. Выйти на берег сразу не удаётся. Мы, как добры молодцы, сходив налево и направо, всё время возвращаемся к исходной точке. Огромные самосвалы выкатывают из-за угла, прижимая нас к скале. Один залюбопытничал:
– На море?
– Ага. Где проход-то? – спрашиваем.
– А вон… – дальше объяснялись жестами, потому что откуда-то сверху грохнуло так, что уши заложило. А этому малому хоть бы что – лопочет себе.
Ещё километров пару – мимо рыбного стана, мимо скалы-острова, настоящее название которого – Заметный. Стоит этакая глыбина, а над ней – чайки кружат и плачут. По отливу дойти можно, но вот забраться на него – ни одному смертному без вертолёта не под силу. Скала и скала. Чайки потому здесь и прижились – никто не беспокоит, рыбы вдоволь, никакой зверь гнезда не разорит. Заслышав этот пронзительный крик, ужаснулась – как жить-то будем? Не уснуть, не поговорить… Коля рукой машет, мол, погоди, не время трепаться. И идём дальше. Бухта кончается, мыс впереди. А муж всё машет и машет – дальше.
– Да куда дальше? – взмолилась я. – Берег-то вон он – тю-тю!
– Иди за мной.
Смотрю, разулся мой проводник, сапожки снял, штанишки подвернул – на всякий случай – и шлёп, шлёп, шлёп – под скалистую арку по водичке.
У меня – мороз по коже. Это что ж, в открытое море топать? Я, конечно, не против, но ведь – в море… Остановилась, переобулась – у меня сапог нет, в тапочки китайские прыг, штанишки тоже подобрала, глаза зажмурила и – шлёп, шлёп, шлёп – за ним. В этом месте мыс «прижимистый» был. Прижало к скалам – ступить некуда. Хорошо – отлив. А море – холоднючее. Так вот, значит, шлёп, шлёп, шлёп, и через некоторое время оказались мы в таком месте, где не то что чайка не пискнет, трава не шелохнётся. Такая тишина, что даже волны шёпотом разговаривают. Ветерка не слышно. У берега встретили нас причудливые слоники – отвалившиеся от скал куски породы. Плавника много – значит, костерок будет из чего соорудить. И про холод забыла, и про то, как корячилась на прижиме, огибая мыс. А что, в общем-то, простенькая прогулочка...
День любовались на двуглавую гору Жданко – то выйдет из тумана, то запрячется. Вечерком сообразили чаёк, сели друг против друга.
– Ну, как?
– Слов нет, – развела руками.
А что тут скажешь, когда душа выпрыгивает на волю и живет своей, отдельной от тебя жизнью. Ты – вроде не ты, это облако, которое летит к пикам Жданко, а потом скатывается к морской воде, вспарывая её тугую живую оболочку. Ты – созерцатель, молчаливый Будда, и трёп неуместен в этом священном действе. Сиди, слушай и смотри.
Не помню, как уснули. Но недолго длилось наше счастье. Полночи протряслись от холода, потому как пожалели денег на коврики. Катались по дну палатки, подтягивая всё что можно под озябшие спины. Да и жестковато на морском песочке. Кое-как до утра доскреблись. На берег за плавуном повыскакивали, костёр развели, кипятку дождались. Ага – вот он смысл жизни, струится по жилам, доходит до самых кончиков пальцев, ввинчивается в притупившийся мозг. Блаженное тепло воскресило бодрость духа. Но надо было собираться обратно. Последние несколько часов удалось заполнить до отказа.
Солнце распалилось не на шутку. Разулись и побрели по песочку дальше – в сторону дальнего мыса, за которым оказалась ещё одна бухта, не менее живописная, но очень суровая. Бухта, где муж мой собирал агаты. Вода во время отлива прогревалась – мало-мало, но всё-таки.
Слезы наворачивались, когда мы достигли оконечности мыса Красного. Босиком ходить тяжело. Дальше пройти вообще не представлялось возможным. Здесь – глубина. Полный непроход. Отвесные скалы уходили в море сплошной стеной – не зацепишься, только верхом. А зачем, спрашивается? Нам и этого достаточно.
– Вон смотри, – подозвал муж, – мыс Бурунный. За ним урочище Цветочек Аленький. Красота там! А агаты! Любимая бухта моя агатовая там.
– А пойдём туда в следующий раз?
…В общем, сходили мы всё-таки в Пугачёво, в урочище Цветочек Аленький… Внезапно, как снег на голову, свалились Колин сын с женой из Греции. Просто позвонил и сказал – папа, еду. «Глаза, – говорит, – закрываю, Сахалин вижу, рыбалку, по друзьям соскучился. В общем, папа, через два дня будем».
По такому случаю взяли неделю отпуска. И отпустили, и поехали. Правда, расписание поездов сдвинулось, и дождь зарядил нешуточный. Но разве нас остановишь? Впереди большой поход. Казалось, что я уже ко всему готова и всё могу... Как же я заблуждалась. Мой закарпатский значок туриста можно выкинуть на помойку, потому что он не оправдал себя ни на йоту в этом странном, захватывающем и всё-таки ужасном путешествии.
Но обо всём по порядку. Стоим на перроне, разбираемся с билетами. В этот раз Тоша снабдил всех драгоценными ковриками, и наши спины благодарно отнеслись к его подарку. Уже накрапывало. И всё предвещало, что вот ну не попадем мы в отлив, как предполагалось ранее, что, как пить дать, вляпаемся в самый прилив. Но разве это преграда для изголодавшихся по походным страстям греков? Да уж, как уж. Держите нас семеро. А мы-то, мы! Оголтелые, обрадованные. Сейчас приедем, Тоша рыбки наловит, ушицу сварганим. Кто устоит перед таким соблазном? Только очень и очень рассудительные люди, каковыми мы в данную минуту не являлись.
Едем. Поезд медленно проскальзывал меж широких полей, скрипел, но забирался в горы, радостно посвистывая, нёсся сломя голову вниз, кружил по выбитой в скалах дороге. Вот и Взморье, знакомое, родное. Во Взморье – ливень. Так, что будет дальше? Горячий кофе и чай с пянсешками и пирожками. Арсентьевка – железнодорожная развилка. А вот и Тихая – привет тебе, дом мой, где так здорово провели июньские выходные! И, наконец, Пугачёво.
Выгрузились и насторожились. Погода совсем не располагала к знойным прогулкам. За плечами у каждого по 20-30 кг и ещё добрый десяток – в руках. Прежде скажу, что дорогу знали все идущие. Кроме меня. Почему-то решено было не посвящать меня в святая святых, сколько не приставала с расспросами. Только отмахивались – увидишь. А что увидишь, куда идём, что там? – ни-ни. Тишина.
Тошка с Викой припустили по колее, за ними друг их Женька, и мы в хвосте ковыляем. Тащить на себе недельный запас... Что-то не обрадовалась я перспективе топать с такой поклажей невыясненное количество км до моря. Мужчины собрались на совет. Решено – искать машину. Сунулись к одному – пьян, к другому – занят, к третьему – бензина нет. А рядом уже в полную мощь тянут трубопровод – стройка века, стало быть, развивается. Разбудили кого-то, посулили сотню-две. Тут же слетелась целая бригада провожатых. Выкатили из гаража автобус и повезли нас к морю.
– И что, – оглядываюсь на мужа, – мы бы всё это пешком. Да?
– Да нет. Окружным путём везут. Напрямую ближе.
– Ну, ребята, – прорезался водила, – молитесь Богу, чтобы Саныч с ночи ключи на шлагбаумах оставил.
Что за Саныч, почему он должен ключи оставлять? Вопросов тьма-тьмущая.
Шлагбаумов оказалось аж три штуки. Кто-то из нас, видимо, молился с усердием, потому что и ключи Саныч не забыл, и вообще – хорошо было ехать. Автобус зарывался носом в ямины, окатывал себя жёлто-красной водой, разбрасывая комья глины. После очередного поворота вдруг – море. Серое, туманное, шумит в воротах-скалах. В японские времена здесь жили люди. А сейчас здесь рыбацкий стан. Если бы не судёнышко, качавшееся на волнах поодаль, вовсе бы не поверила, что бухта обитаема.
Коля уговорил водилу подвезти нас как можно ближе к берегу.
– Сколько возьмёшь? – деловито поинтересовался муж.
– Чтобы мужиков не обидеть, – качнул головой в сторону сообщников водила. – Нам здесь водки не дают, понимаешь?
Коля полез за деньгами – на литр хватит? Тот покивал – в самый раз, а не то разойдутся ребятки, вахту сорвут. Ладно, по рукам. Водила опять с вопросом – не подобрать ли вас, ребятки, на обратном пути?
– Не стоит, – откликнулся Тошка. – Мы ещё сами не знаем, когда обратно пойдём. Бывай! – махнул на прощанье рукой.
На берегу огляделись. Святы Боже! Вот он – дикий, древний мир! Коля не преминул вспомянуть подробности географии близлежащих земель, но я слушала вполуха и мало что запомнила. Взгляд мой был прикован к воде, которая вскипала и бурлила приливной волной уже очень-очень близко. Отлив мы всё-таки прозевали, теперь меня волновал только один вопрос, как высоко доходит прилив с учётом надвигающегося шторма. Вот это я попала в пучину дальних странствий! Мой внутренний голос замолчал, вернее, покинул меня, предоставив возможность самой выпутываться из этой передряги.
Мужички наши быстренько переобулись – кто в болотники, кто в тапочки, кто вообще припустил босичком. Я надела тапочки, старые, проверенные на прижимах Тихой. По такому случаю – только резиновая подошва, любая другая не годится: унесёт с первой же волной, соскользнёшь, как миленький, и ой сказать не успеешь. Ну вот, резина на мне, вода ещё невысока, но уже по колено. В Тихой я нервничала по поводу щиколотки. Вот блин. Какой же дурой я чувствовала себя теперь.
– Да расслабься ты, все нормально.
– Да, щас, как расслаблюсь, собрать не успеете. Давай, тори дорогу.
И пошли. И омыла ноги мои ледянючая охотская водичка. И вспомнила я всех предков своих до самого седьмого колена. Ступала медленно, пока нестрашно. Обогнули один мысок, вышли на берег, тонкой полоской скользнувший между скалами и водой.
– Отец, торопиться надо, – Тоша, великий бесстрашный Тоша!
– Поспеем. Прилив только начался, – спокоен отец.
– Какой прилив, море – штормит! Я одна это замечаю, да? – вдруг прорезалась я. Вопрос повис в воздухе.
И пошли дальше по предательски скользкой гальке, по окатышам и валунам. Скалы угрозливо выдавались вперёд, наклоняясь над нами. И вообще напоминали разрезанный пирог – сверху неприхотливо зеленело всё, что только могло зеленеть. А дальше – серая масса, по которой скатывались воды грунтовые, воды земные. Уф! Идти по-прежнему больно. Камни впивались в подошвы, и никакая резина не спасала.
В голове хаотично прыгали мысли и мыслишки, одна из которых надоедливо жужжала – не упади, не упади! Осторожно, следи за собой. И – свершилось! Во время очередного перехода под куском обвалившейся скалы – плюх, бряк, кряк, твою мать! Это я упала со всем несомым имуществом в воду. Вылетела на берег, но на удивление даже не успела намокнуть. Запрятала лицо в ладони и усиленно стала тереть виски. Коля молчал, Женька, шествующий за мной и запечатлевающий всё происходящее на видеокамеру, честно откомментировал:
– Один из наших потерпел крушение!
Он был недалёк от истины. Я готова была заплакать, бросить всё, сесть и сидеть до самого возвращения этих – туристов...
Коля курил.
– Надень сапоги, тебе удобнее будет. Что ты в этих тапочках мучаешься?
– И так переобуваться каждый раз? Сапоги – тапочки, тапочки – сапоги? Скажите, наконец, долго нам ещё идти?
Несколько прижимов прошли молча. Тошка торжественно и гордо впереди, Вики уже и не видно было, Женька развалил кроссовки вусмерть. Пришлось привязывать подошвы. Тут Коля закричал обрадованно:
– Лисий мыс перейдём – и на месте. Я тебе грот покажу, где и летом лёд стоит.
Как мне хотелось ответить, Боже, как же хотелось сказать от души-то… И про лёд, и про полковника Аурелиано Буэндиа, и про всю свою незадачливую жизнь. Мы опоздали – волна уже ухала в каменные глыбы. Оставалось только одно – штурмовать в;рхом. А это значит, карабкаться по отвесной скале, цепляясь за перья травы, висящие на честном слове, переползать на пузе небольшой ров и – оползнем вниз. Высота метров двести. Делов-то куча.
– Эх, мама дорогая! – и поползла. Вперёд, вперёд, по осыпающейся земле, судорожно хватаясь за всё, что хоть сколько-нибудь внушало доверие. Упаду так упаду – плевать мне на всё, сама напросилась, сама. Э-эх! Уже качусь вниз, обрушивая глину и тщедушную зелень, прямиком в агатовую бухту. Обернулась. Нет, не тварь я дрожащая. Так махнуть! Аж дух захватывает. Постепенно на берегу очутилась вся компания, и двинули дальше…
– Ты же сказал, что за Лисьим мысом конец, – заскулила.
– Да, сейчас, только вот эту скалу обойдём.
Я застонала, он же мужественно вошёл в жёлтые воды почти по самую грудь, держа над головой рюкзак, какие-то сумки. Тошка хоть и был в болотных сапогах, но промок изрядно. Он первым добрался до места назначения и теперь помогал отставшим преодолеть последний рубеж. Посреди перехода я зависла. Было довольно глубоко и мутно, не видно, где пологий выступ, а где впадина. Тошка подскочил, забрал палатку, Коля протянул руку, пытаясь ухватить меня за рукав, но я уже нырнула. Ну вот, дошли. Выплыли из этого безобразия. А у меня ещё один робкий вопрос:
– Кто-нибудь может мне объяснить, – начала издалека, – где здесь палатки разбивать?
Мы оказались в лоне маленькой бухточки, песчаный берег которой ненадежной полосой пролегал между двух отвесных скал. Сверху обрушивался водопад. Ревел и закручивался прямо у нас под ногами. И как-то не очень хотелось оставаться здесь.
– А нам не здесь, нам туда, – махнул Тошка рукой в сторону водопада.
– Ну, последний бросок, и мы в урочище, – подбодрил Коля.
Как?
Вика, умница, показала. Скок, скок, скок по выступам, по травам, мелким выбоинам. И уже там, наверху. Да я и с пустыми руками туда не заберусь. Никогда! Я остаюсь здесь. Кайфуйте там себе наверху, а я уж тут как-нибудь.
Тоша склонился надо мной и тихим ласковым голосом произнёс:
– Видишь воду?
– Ну?
– Через час она будет здесь.
И пошёл.
Почему-то очень захотелось курить. Глубоко затянуться дымом, чтобы лёгкие лопнули, и весь мой жизненный путь закончился здесь, у этой скалы, на которую даже смотреть не хотелось. Странно, но желание жить всё-таки побороло перспективу окоченеть в ледяной воде. Прыг, прыг, прыг, – вот как это выглядело в глазах всех остальных. А вокруг…
Высокие травы, склонившиеся под тяжестью дождевых капель, берёзовая роща, смешивающаяся с лесом. Вот так урочище! Вот тебе и Цветочек Аленький.
Едва закончили с палатками, снова ударил ливень. А мы только-только переоделись в сухое. Попрятались под наши тонкие кровли и замерли – всё казалось, что дождь прекратится и можно будет развести костёр, чтобы приготовить чего-нибудь горяченького и высушить одежонку. Не тут-то было. Дождь зарядил до самого утра. Перекусили, чем Бог послал, теснясь впятером в главном жилище, и – спать.
Место, где мы оказались, было не таким уж необитаемым. Посреди поляны кто-то оставил лаги, на которые, судя по всему, натягивался тент. Неплохое пристанище. И трава вокруг примята, хотя и успела чуть подняться после предыдущего нашествия.
Это было странное, непонятное для меня время. Дома мне казалось, что нет ничего прекраснее встречи с неизвестной бухтой. Теперь хотела поскорее удрать отсюда. Но очень хорошо понимала, что присутствующие не разделяют моего желания. Пришлось полюбить это место.
В первый же день меня назначили костровой, потому как погода ещё была под сомнением, а ходить вниз по водопаду за дровами – увольте. Думала, что вообще никогда не спущусь больше отсюда. Ничего. Дня через два скакала, как горная козочка, с мешком дров на плече. Вода в реке спала. Показалось солнце, море успокоилось, можно было начинать жить.
Сколько раз я готовила рыбу, не знаю, не считала, но продымилась изрядно. В конце концов возмущённо напомнила присутствующим – я тоже человек и хочу ознакомиться с местностью. Никто не возражал. Но есть мы стали позже обычного.
Итак, огляделась. Внизу два валуна преспокойно лежали в море. Во время отлива мы с Колей забирались на них и размышляли о завтрашней погоде. Здесь она менялась каждые два-три часа, и угадать, что ждёт по крайней мере вечером, невозможно. Сейчас жарко, через час поднимался ветер и сносил наши нехитрые приспособления и постройки. Через два уже накрапывало, ещё через час – снова солнце. И так на протяжении всего дня. Со временем привыкаешь. И даже перестаёшь замечать все эти погодные капризы. Несколько раз мы поднимались на ближайшую сопку. Уф! Просто капитанский мостик. С самой верхушки было видно, как где-то там, в долине ползёт поезд, а с другой стороны – в море – стоят рыбацкие судёнышки. И воздух прозрачен и чист. А то вдруг загустеет и, кажется, можно потрогать, взять и запрятать в горсти. Под ногами струилась мягкая гусиная травка, кедровый стланик и сотни, тысячи полевых и горных цветов. Жёлтые, красные, белые горошины рассыпались под порывами ветра. Мы – на вершине мира! Ну кто бы мог подумать, что эта вершина так необходима человеку, чтобы понять его собственную мелкую сущность. Вот оно – чудо творений Господних, и ты среди них не первый. Первыми были эти скалы. Пока ты карабкался из пучин морских на сушу, тебя уже опередили исполинские сосны, которым ветер жестоко заломил руки. Так и живём – как умеем, как знаем. Тёмные, дикие, редко – просветлённые и кроткие.
Коля что-то озадаченно рассматривал на горной тропе.
– Ты чего? – слюбопытничала.
– Иди сюда. Видишь, следы. Вроде бы собачьи, – напряжённо продолжал изучать довольно глубокие отпечатки чьих-то лап.
– Да откуда же здесь собаки?
– Сам не знаю.
Органически не переношу какую-либо живность с когтями и зубами, особенно собак. Готова мириться с кошками, но с этими четвероногими друзьями человека – никогда!
– Ты уверен, что она была здесь недавно?
– Уверен. Видишь, следы совсем свежие.
Махнула рукой и покатилась вниз с чётким намерением собирать вещи. Но не тут-то было. Нос к носу я столкнулась с ней – огромной, чёрной, жарко дышащей СОБАКОЙ! Уставились друг на друга, и ни с места! Пока мы так стояли, на тропинку выскочила ещё одна – поменьше.
– Ко-ля! – заскулила я.
Собаки на поверку оказались мирными, но очень голодными. Вечером их накормили ухой, дали конфет и чаю. Они благодарно виляли хвостами, разлегшись неподалеку от костра. Высохли, обогрелись и начали сторожить. Легли поодаль и четко блюли наши интересы всю ночь. Это была единственная ночь, в которую удалось выспаться. Утром собак и след простыл. А я отважно попросила Колю – покажи грот, где льды не тают.
– Пошли.
Мы спустились по водопаду и направились в сторону агатовой бухты.
– Раньше, – вспоминал Коля, – мы с Тошкой отсюда тяжеленные рюкзаки тащили, килограммов по сорок набивали агатами, отборными… А теперь – охладел я к камню. Любоваться если только.
Вот мы и любовались, пока он перекуривал на брёвнышке. Камни действительно были чудесные – дымчатые, прозрачные, с затейливой природной вязью внутри. И ни один не похож на другой.
Лёд в гроте все-таки растаял. Видимо, почувствовал, что я иду.
– Карма, – усмехнулся муж.
Просто приливы были высокие. Самые высокие в этом году. Мы же не потрудились узнать об этом заранее.
Потихоньку привыкла, смирилась с мыслью, что слаб человек и малодушен, перестала ковыряться в себе и влилась в общее течение, весьма неспешное – жизни, разговора, созерцания. Увидела, что скалы на самом деле живые. Одна напоминала профиль мужчины – римлянина или грека, чей взор устремлялся далеко, за горизонт.
– Это Тошка, – показал пальцем Коля. – Смотри, у него взгляд добытчика.
Рядом – женский.
– А это Вика, – подключилась я. – У неё взгляд любящей женщины.
Ночью мы остались с Колей вдвоём у костра. Перед глазами вставали самые разные картины: обезьянья голова, охраняющая подступы к жуткому гроту, чуть дальше нашей бухты. Недавно там погиб мальчик: прилив был бешеный, и он не успел добежать до песчаной полосы. Журчащая горная речка, прыгающая по перекатам. В одной из ложбин мы устроили японские бани. Забираешься в выдолбленную водой ванну, а сверху горный душ. Вспоминали рыбалку Тошкину. Как он мастерски подсекал в море рыбу, когда та косяками ходила вдоль берега, спеша на нерест. Раз-два, рыба на берегу. Все радуются, фотографируются с пойманной серебрянкой. А Тоша опять в море. Правильно Коля сказал – добытчик.
– Глянь, какое небо! – запрокинул голову Коляша.
Будто шатёр раскрыли. Мириады огромных, как черешины, звёзд. Между ними проблескивали спутники, которых нынче тоже несчетное количество. Когда-то в армии Коля занимался проводкой спутников. Хорошая же у него была служба! Звездочёты тогда на вес золота были. А у него за плечами обсерватория. Вот и теперь он азартно называл созвездия, которые удавалось опознать.
Это место прокалило меня. Мы собирались. Ребята оставались ещё на день. До воскресенья. Мне же в понедельник на работу. Всё-таки как тянет домой! Мы собирались, а внизу шумел утренний прилив. Ну вот опять. Пешком по воде.
– Самое сложное, – наставлял Коля, спускаясь в последний раз по водопаду, – обойти эту скалу. Ты же видела, как здесь мелко во время отлива.
Через полчаса мы уже легко вскарабкались на Лисий мыс (так я и не увидела ни одной лисы), через час уже входили в Пугачёвские ворота. Ноги сами несли меня домой. Ещё минут сорок по дороге до родника. Перекур. Ещё минут двадцать до железки. Перекур, здесь же перекус. Последняя баночка сайры с луковицей и чёрным хлебом – вкуснее и нет ничего! Потом ещё минут тридцать по шпалам. Снова перекур. И последний рывок – до станции. Подошвы горели. Но подумаешь – подошвы! Мы едем домой! Пять часов в поезде с обязательными пирожками во Взморье. И вот тёплым июльским вечером мы, наконец, вваливаемся в собственную квартиру.
Напилась воды. Простой магазинной воды.
– Не фонтан!
А Коля уже включал телевизор и радио. Слава Богу, ничего страшного в наше отсутствие не случилось. Слава Богу!