Предыдущая страница: http://proza.ru/2015/02/10/2154
Отец и сын брели по тайге. Хвомка, постоянно задираясь, играючи путался у папаши под лапами. Старый медведь звериным чутьем понимал, что выросший среди людей медвежонок обречен на голодную смерть в тайге. Если не обучить его премудростям жизни, он обязательно пропадет.
Вчера они ловили в ручье поднимающуюся на зимовку рыбу. Пришлось даже шлепнуть непоседу лапой, для того чтоб Хвома наконец-то изловчился, подкараулил и зацепил когтями рыбину.
Оленя, загнанного в кусты шиповника и слегка покалеченного старым медведем, Хвома отказался добивать, а играючи носился вокруг него. Пришлось самому могучей лапой сокрушить жертву. Но все-таки проголодавшись к вечеру, молодой медведь разорвал тушу на радость отцу.
Одно ободряло: от его сына более не пахло собаками и дымом.
Сегодня они набрели на стоянку. Старый медведь обнюхал место ночевки человека. Нет, не то. От лежанки из еловых лап пахло кислым молоком, которым выделывают люди кожу и меховые изделия, рыбой и мокрой шерстью.
Запаха стрелецкого кафтана, пропахнувшего медовухой, лошадиным потом и порохом, который топтыгин запомнил навсегда, попавши в капкан, явно не было.
Хозяин тайги, разбросав ветки и остывшие угли, безразлично двинулся вдоль берега. За ним посеменил годовалый медведь.
Нужно было искать берлогу, ведь в небе уже раздавался гогот перелетной птицы, покраснела листва на осинах. Приближалась зима. Наступала пора заваливаться в спячку.
***
Добравшись до зырянской избы, в которой Гришка ночевал прежде, путники, заплатив, устроились на постой.
Узнав от хозяина, что скоро пойдет обоз на Тобол, Расстрига воспрянул духом. Почистил свой затасканный стрелецкий кафтан от дорожной грязи, помылся в бане. За Гришкино отсутствие много чего изменилось. Появились постоялые избы и крытая привязь для лошадей. Видно было, что путь в Сибирь изведан и уже не нов. Ночью проезжали путники в разные стороны. Кои, откушав, отправлялись в дорогу, кои ночевали. Иногда заезжали и гонцы царские, меняли лошадей и мчались далее. Проживали и купцы, ждавшие охрану из наемных людишек.
– Глухомань-то какая, дядька, – поежившись, вздохнул его новый попутчик, выйдя на крыльцо.
– Ты, Еремка, раньше не бывал в сих местах, вот тогды глухо так глухо было, а сейчас людишки туды-сюды снуют, кипит жизня. Дорога в Сибирь протоптана. Водой летом народ шастает и санным путем на Тобол да Обдоры ездят. Постоялые дворы появились, да остроги поставлены.
Пошел снег, Григорий поднялся с крыльца:
– Айда спать, голуба, завтра обоз пойдет за камень, к нему и примкнем.
Накрывшись рогожей, новый попутчик Расстриги Ерема долго не мог уснуть. Мешал звон комаров, которые, почуяв наступающий холод, слетелись в избу, наверное, со всего леса.
Под утро, засыпая, подумал:
– Темный какой-то дядька Григорий, не договаривает что-то. Все думает, думает, с людьми не общается. На лавке может сиднем просидеть цельный день. Бежать от него надобно. Да куды? Назад в поместье, где запорют до смерти? Пока обожду, а в Сибири посмотрим.
***
КАЗАХСТАН
Валихан сидел на подушках напротив Исатая.
– Я проездом, уважаемый Исатай, хотел поделиться грустными новостями. Оружия, что ждали мы от русского царя, не будет. Царь Борис неожиданно преставился, его сын Федор занял трон да ненадолго. Убит. Его сестрица Ксения в наложницы царю ложному Дмитрию угодила, а после и Дмитрий был убит. На Руси смута страшная, я уж думал, не до нас ей теперь. Ай, нет. Прислал намедни грамоту государь Василий Шуйский, помощи в людях просит. Якобы сидит он осадой под Тулой, а взять бунтовщиков не может.
– Что мнишь, уважаемый Валихан?
– Чаю, что надобно выступить на подмогу Шуйскому. Поможем или нет, но оружье и доспехи раздобудем, под общую неразбериху доставим сюда. Сейчас бухарцы на нас не пойдут, зима на носу. А весной отряд вернется, уже крепко вооруженный. Может, и с нарядом наемным.
– Дело говоришь, уважаемый Валихан, – согласился Исатай, подливая ароматного чая в пиалу гостя.
Валихан, прищурившись, похвалил Исатая:
– Прижился ты, батыр, на нашей земле, традиции народа соблюдаешь. Вот даже и чай правильно наливаешь. Ведь у казахов пить чай – это особый ритуал. В пиалу сначала наливают крепко запаренную заварку на полпальца. Далее наливают молоко, но не до краев. Дополна налитая пиала означает, что пора гостю восвояси. Половина же пиалы – это знак расположения, пока его выгонять не собираются. Подавать пустую выпитую пиалу хозяину – дурной тон. Гость обязательно должен не допить, оставив на дне немного жидкости. Если приглашенный насытился, то он вправе перевернуть пиалу и поставить ее на дастархан, и на него никто не обидится.
– Это теперь моя земля, как и ваша, уважаемый Валихан. Здесь родился мой сын. Тут я нашел вторую родину, – уважительно поклонившись, ответил воин.
– Я пришлю тебе полтумена батыров, выйдете верхом, повозки для оружия и доспехи найдете на Руси, для этого получишь серебро.
Валихан перевернул пиалу:
– Благодарю тебя, Исатай, за радушный прием. Я заберу у тебя пока моего названного внука Ваулихана? Мне кое-что необходимо прочесть и составить документы. Он мне поможет.
***
Морозом сковало мелкие речки, хотя по Оби еще гнало шугу, но движение обозов начало налаживаться. Оленьи и собачьи упряжки нет-нет да и заезжали в Сотниковый лог.
Угор вернулся по первому ледку.
– Золотую Бабу я заховал, ни в жизнь не найти, – подойдя к Архипу, шепнул вогул, – бочонки перекатил к ручью и доставил водой в дальнюю землянку. Сорт Лунг совсем голодный, чуть не съел меня, я два оленя подстрелил в дар ему, пока бочонки перекатывал по озеру. Старец ко мне явился в грезах, он и указал, как поступить.
– Чудно это все, Угорка, жительствуем, как в былине страховитой, – вздохнул кузнец.
– Ну-ну, чем далее, тем страшнее, – согласился вогул, вспомнив Гостомысла, пришедшего к нему во сне.
*- Наряд – отряд артиллерии.
**- Полтумена – пять тысяч.
продолжение: http://proza.ru/2015/02/14/433