Мой отец - Первая книга

Была обнародовано на сервере Проза.ру 19 июня 2010 года.
8 февраля 2015 стало 10 лет, как не стало физически автора книги (с моим предисловием) и моего ОТЦА САВЕЛЬЕВА ВАСИЛИЯ АДРИАНОВИЧА. В 2014 году книга была удалена по доносу Сержа Скунцкотивицкого (псевдоним) под предлогом, что не я - автор всей книги. Авторство отца я себе и не присваивал. Публиковаться на прозе.ру я стал 12 мая 2010 года, когда моего отца не было в живых уже 5 лет. Скунцкотивицкого не устраивает, что при его "гениальности" интерес к его миниатюрам меньше, чем он хотел бы. Но при чём тут мой отец? Мой отец не может помочь Сержу по понятным причинам. Мне не понятно, почему именно мой отец был бы должен это делать, если даже при его жизни графоман С. Ск-вицкий был совершенно не привлекательным для него. Как автор своих поделок.


Василий Савельев


ОТ МОСКВЫ ДО САМЫХ
ДО ОКРАИН

ЗАПИСКИ ИНЖЕНЕРА
КНИГА - 1

 
ООО "ХОРОВОД 2000" Москва 2002 г

  Василий САВЕЛЬЕВ

0т Москвы до самых до окраин
 
Записки инженера
ООО "ХОРОВОД 2000" Москва 2002 г

УДК 622+929Савельев ББК 33 С12
Савельев Василий Андрианович
С12    От Москвы до самых до окраин. Записки инженера. 20+21 век.- Москва: ООО «ХОРОВОД 2000», 2002. - 273 с. 13ВК 5-94496-006-Х

      В наше махрово-«демократическое» время откровения типично прокоммунистически и беспросветно просоветски настроенного предста­вителя среднего класса общества совсем недавнего прошлого России воспринимаются как симфония тому, что, казалось бы, ушло безвозв­ратно. Однако документализм и бесспорность фактов и аргументов автора в пользу того социализма в сравнении с нынешним анархическим разгулом «демократического» меньшинства делают книгу аналитических воспоминаний В.А. Савельева чрезвычайно полезной хотя бы для того, чтобы понять, что социализм легко разрушить, но построить на его руинах более прогрессивное общество совсем не простая задача даже для таких ухарь-«рыночников», какими были в нашей стране ставшие теперь ненавистными для народа люди типа ельциных, гайдаров, чубай­сов, черномырдиных и им подобного меньшинства.
       Автор книги — высококвалифицированный специалист-инженер, вы­ходец из прикулаченных крестьян-середняков, начавший свою трудовую деятельность рабочим и ушедший на пенсию в семидесятипятилетнем возрасте с должности начальника главного управления в ранге пенсио­нера союзного значения.
Книга может быть полезна инженерам, экономистам, психологам, ис­торикам, работникам спецслужб, да и простым читателям тоже, вне зави­симости от их политических взглядов и убеждений, ибо в ней содержит­ся настолько богатый и интересный материал, что, по крайней мере, пер­вые десятилетия грядущего века ей предстоит неоднократно переизда­ваться от Москвы до самых дальних от нее окраин земного шара.
Ьогоуод-2000йта11.ш
13ВК 5-94496-006-Х
© Савельев И.В., 2002 .
 © «ХОРОВОД 2000», г. Москва, 2002 Марат Валиахметов, дизайн обложки, 2002




ОБ АВТОРЕ
Говорить о любом человеке беспристрастно очень трудно. Вдвойне-втройне труднее делать это, если ты находишься с характеризуемым тобою человеком в достаточно близких или дружественных отноше­ниях. И совсем трудно писать о таком близком человеке, каким яв­ляется для тебя отец. И не каждому читателю, наверное, понятно, на­сколько этично говорить о своем отце, ибо «отцы и дети» - хотя и проблема древнебородых, но все-таки отцы и дети всегда оставались друг для друга отцами и детьми - не выкидываемыми из песни сло­вами...
Сегодня - 21 сентября 1998 года. За окном - осень. В стране - полная катастрофа: катастрофа экономическая, катастрофа политическая, ка­тастрофа социальная. Совсем недолго до того момента, когда... Но от каждого из нас тоже многое зависит. А передо мною сейчас - рукопись книги моего отца, толстая рукопись, судьба которой во многом зависит от меня. Более 9 лет я раскачивал отца до такого состояния, чтобы он поплыл, поплыл по океану творческого процесса, в котором всегда найдется место для лодки того, кто не устал грести, или для тех, кто при любых обстоятельствах и в любом возрасте не поставил на себе крест - крест собственного вычеркивания себя из жизни или занял по­зицию «моя хата с краю». В июле 1997 года мой отец сделал первый взмах «веслом» в ответ на мою просьбу написать воспоминания о вре­мени, которому он посвятил всю свою жизнь в стране, у которой была, выражаясь словами Владимира Маяковского, «собственная гордость». Сейчас «на буржуев смотрим свысока» Маяковского уже не для нас. Нас призывают строить неизвестно что, разрушая и разворовывая соз­данное долгими десятилетиями руками и головами миллионов наших дедов, отцов, сотоварищей. И, кажется, нет конца этому стремительно разрушительному потоку, как будто наступило время, когда «...измо­рили добродетельного человека до того, что теперь нет на нем и тени добродетели, а остались только ребра да кожа вместо тела; потому что лицемерно призывают добродетельного человека; по­тому что не уважают добродетельного человека» (Н.В. Гоголь «Мертвые души», Собр. Соч. М., Художественная литература, т. 5, с. 213-214). Как близко нам то, что писал Гоголь более полутора столетий тому назад! Но жить без добродетельных (иначе — высоконрав­ственных) людей не может любое общество, и именно высоконравст­венные, добродетельные люди, вне зависимости от того, «изморили» их или подкармливают, «не уважают» или уважают, всегда жили своей жизнью, без оглядки и без надежды на «авось», потому что, даже попа­дая в запутанные и неожиданные для многих закоулки лабиринтов жизненных трагедий, они всегда видели «свет в конце тоннеля».
Мой отец с детства мечтал стать литератором или историком, но во­лею судьбы стал горным инженером. Не знаю, как в отношении исто­рии, но литературу он любил, русскую литературу. С раннего детства помню, как он нам, детям, в очень короткие часы своего отдыха с большим удовольствием читал по памяти стихи Пушкина, Некрасова. Любил также вслух читать русские народные сказки, а также гоголев­ские «Вечера на хуторе близ Диканьки», особенно «Вия» и «Ночь пе­ред Рождеством». Правда, ввиду большой занятости, он не всегда доходил до конца того или иного сказа или поэмы, и я как большого праздника ждал, когда же, наконец, он сможет вернуться к «Вию», «Морозу Красному Носу» и «Саше» Некрасова, «Руслану и Людмиле» Пушкина. И сейчас, читая рукопись его «От Москвы до самых до окраин», мне вспоминается далекое мое детство с Виями, Русланами, Людмилами и Сашами, потому что та давняя отцовская любовь к ли­тературе нашла свое отражение в этой, первой его книге, но уже не в роли читателя, а в роли литератора, ибо хронику своей жизни в дебрях событий, происходящих в стране, он описывает не как простой наблюдатель или участник того, что происходило, а как человек, для которого сама жизнь представляет собой творческий процесс не толь­ко с присущим ему водоворотом текучки, но и в большей степени ро­мантизмом и поэзией. Думаю, читатель со мной согласится, что книга моего отца — это не только «записки инженера», но и роман о серед­няке, исторический роман о среднем классе навеки великого Советс­кого Союза — нашей с тобой Родины, читатель.
С детства я был воспитан так, что к любой работе следует подходить с точки зрения ее общественной полезности и целесообразности. Идеальным трудовой процесс является только тогда, когда общест­венно-полезная работа делается нами от души, то есть когда необходи­мость ее выполнения сообразуется с нашими внутренними порывами, когда ты работаешь без внутреннего напряжения, когда сколько бы ты ни работал, а остановиться никак не можешь, когда «Кажись, неве­домая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит...» (Н.В. Гоголь, см. выше, с. 236). Творческому процессу, несомненно, «все возрасты покорны». Об этом явствует множество самых различных примеров, когда отдельные личности достигали сво­его расцвета и получали всенародное признание, миновав пенсионный рубеж. Один мой знакомый отметил свой шестидесятилетний юбилей дюжиной книг общим тиражом свыше трехсот тысяч экземпляров, причем первую из этой серии книг он выпустил, когда ему шел пять­десят восьмой год. Книги, естественно, издавались потому, что изда­тельствам они приносили прибыль, так как имели довольно широкий читательский спрос. Отец мой вкусил радость творчества в жанре ли­тературы в возрасте за восемьдесят пять лет. А я, слегка присоеди­нившись к его творчеству, безоговорочно уверен, что эта книга вызо­вет ощутимый интерес не только у отечественного или ближнезарубежного (в границах СССР) читателя, но и всех, кто интересуется ис­торией, экономикой и жизнью России за последние восемь десяти­летий, вызовет интерес у тех, кто хочет взглянуть на нашу страну не сверху или снизу, а с середины, не попавшей под мерки «вождя миро­вого пролетариата», у которого «верхи не могут», а «низы не хотят». Думаю, что, ограничив общество немогущими «верхами» и нехотя­щими «низами», В.И. Ленин не случайно забыл про середнячков, ибо несущая середина, или ось общества, никогда не была характерис­тичной для всевозможных революционных ситуёвин, потому что именно этому определяющему развитие общества среднему классу всегда было не до хромающих на головку и косноязычных политиков. Им просто всегда надо было заниматься делом. Если кому-либо из читателей покажется, что концовка книги все-таки бронзовеет полити­ческими выкладками, не обращайте на это внимания, потому что, на мой взгляд, отец был всегда человеком аполитичным. Хотя, с другой стороны, не заметить политики в «наше» время никому невозможно — уж очень выжигает она все дотла, не щадя ни старых, ни малых, а преступно анархизованные современные наши власти ничего, кроме всенародного презрения и проклятия, не заслужили. Пишу я эти стро­ки, а в ушах звучит красивый русский бас великого Федора, сына Ивана, помнящего родство: «Эх, дубинушка, ухнем!» Ухнет, да еще как ухнет русская дубина! А жаль, что и на этот раз без дубинушки не обойдется, но, как говорят, свою голову вместо чужой задницы во власть не посадишь.

Игорь Савельев — действительный член Междуна­родной академии
энерго-информационных наук, лау­реат премии им. А. Чижевского,
магистр народной медицины и кандидат экономических наук


САЖЕНЦЫ ИЗ СМОЛЕНЩИНЫ

Воспоминания о себе, своих родных, сверстниках и сослуживцах, встречах с интересными людьми, событиях моего времени написаны мною по памяти и в отдельных случаях подтверждаются сохранив­шимися у меня документами и фотоснимками. К сожалению, в моем преклонном возрасте многое забыто, но кое о чем, еще сохранившемся в памяти, я и пишу в своих мемуарах.
Самые ранние мои воспоминания я отношу к периоду, когда мне было три-четыре года от роду, когда я жил с родителями в Москве, куда отец приехал на отхожие заработки из Смоленщины и работал сначала полотером, а потом официантом в ресторане «Медведь». В памяти сохранилось, как, живя в Москве, ходили с отцом на рынок, купили там живого гуся, принесли его домой, а затем изготовили из него гусятину, которой угощали гостей. У меня была привычка встре­чать гостей детскими танцами. Дружил я тогда с девочкой Таней, со­седкой по дому, которая была намного старше меня. В 1916 году наша семья вернулась в Смоленщину, где мы все родились. Но начну все по порядку.
Мой отец Адриан Савельевич Савельев родился в 1880 году в де­ревне Девяткино Липецкой волости Сычевского уезда Смоленской гу­бернии в семье крестьянина. Умер он 15 июля 1926 года в возрасте 46 лет и похоронен на кладбище в селе Мольгино. Причина смерти — дизентерия. Правда, в том же году с 21 января по 4 апреля он нахо­дился на излечении по поводу лейкемии (белокровия) на факультете терапевтической клиники Первого Московского государственного университета (МГУ-1), где получил 18 сеансов рентгена.
Мать моя Евдокия Егоровна Савельева (девичья фамилия — Бли­нова) родилась 14 марта. Точного года рождения своей матери я не знаю, хотя в паспорте значится 1878 год. Но это не верно, так как мать была моложе отца и родила своего первенца Михаила в 1904 году. Говорили, что тогда ей было 18 лет. То есть приблизительный год рождения матери — 1886-й. 1878 (паспортный) год возник в трид­цатых годах, когда мой старший брат Михаил выхлопотал матери пас­порт, прибавив ей возраст из-за пенсионных соображений, после того как он прописал ее у себя в Москве. Мать переехала к своему старшему сыну вскоре после коллективизации сельского хозяйства и раскула­чивания не только кулаков, но и владеющих частной собственностью и скотиной середняков. А у крестьян, как известно, до хрущевских вре­мен паспортов не было. Вот дальновидный сын и постарался выпра­вить своей матери не только паспорт, но и дать ей возможность вы­играть пенсионный барьер. Дуня Блинова родилась в деревне Пощечкино, недалеко от места рождения Адриана Савельева — деревни Девяткино. Умерла она в Москве 15 мая 1975 года и похоронена на Хованском кладбище (могила № 7187, участок № 204). Причина ее смерти — общий атеросклероз.
Хотя воспоминания моего детства начинаются с Москвы, родился я там же, где родился мой отец, — в деревне Девяткино. Дата рождения — 31 декабря 1911 года по старому стилю, а крестили меня в местной церкви 1 января 1912 года и нарекли Василием в соответствии с цер­ковным календарем. В детстве день моего рождения отмечали одно­временно со встречей Нового года по старому стилю. В дальнейшем при оформлении паспорта произошла путаница и мне записали отчест­во Андрианович, а не Адрианович — по правильному имени моего отца. На это я вначале не обратил внимания, а когда обнаружил, поле­нился переоформлять документы.
После возвращения из Москвы в деревню в 1916 году семья отца сначала жила в одном доме с семьей его старшего брата Петра. Вскоре отец построил собственный деревянный дом-пятистенку, куда пересе­лилась наша семья из восьми человек. Кроме отца с матерью и матери отца — бабушки Ольги, в семье было пятеро детей: четверо братьев — Миша, я, Костя, грудной Коля, а также маленькая сестра Вера. Еще два моих старших брата — Ваня и Гриша — умерли до моего рождения. Дедушка Савелий ко времени нашего возвращения из Москвы тоже уже умер.
Савелий Осипович и бабушка Ольга имели восемь детей: сыновей Петра, Филиппа, Адриана, Василия, Семена, Кузьму и дочерей Марию и Прасковью. Все дети выросли и у всех были свои семьи. Жили они раздельно, имея свои крестьянские хозяйства, расположенные в раз­ных деревнях. Между собой они периодически встречались, в основ­ном в дни Престольных праздников — Троицын день и Духов день.
У старшего моего дяди Петра было три сына — Яков, Василий, Иван и пять дочерей — Васса, Варвара, Нюра, Шура и Паня. Со своим двоюродным братом Василием в детстве я дружил, но он еще мальчиком простудился и умер. Остальные дети моего старшего дяди выросли и имели свои семьи.
Филипп Савельевич имел пять сыновей — Степана, Сергея, Федора, Петра, Ивана и двух дочерей — Антонину и Надежду.
Единственный сын дяди Василия Федор погиб в результате пожара в одном из цехов Московского завода «Нефтегаз», где он работал в тридцатых годах.
Семен Савельевич детей не имел — первая его жена умерла рано, а вторая была значительно его моложе и, пережив мужа, вышла замуж второй раз.
Самый младший из сыновей Савелия Осиповича Кузьма умер рано, оставив после себя сына и двух дочерей.
У моей тети Марии был один сын, а у другой тети Прасковьи — сы­новья Николай и Сергей и дочь Анна.
Таким образом, у дедушки Савелия и бабушки Ольги было 30 вну­ков и внучек, которые тоже, в свою очередь, имели детей. Конечно, та­кими своими сведениями я никого не удивлю — раньше деревенские семьи были значительно многодетнее, чем нынешние, а тенденция со­кращения численности семей прослеживалась еще в дореволюционное время, что видно из примера продолжения рода моими ближайшими родными.
Итак, мои дедушка и бабушка по отцовской линии имели восемь детей, которые стали взрослыми. У них же родилось, в свою очередь, суммарно 30 детей, то есть в среднем у каждого из детей деда Савелия и бабушки Ольги было по 3 ребенка. По располагаемым мною данным, мои двоюродные братья и сестры имели в основном одного-двух детей.
Интересна еще закономерность: из 30 внуков дедушки и бабушки 22 родились от троих их старших сыновей (8 — от Петра, 7 — от Филиппа, 7 — от Адриана). Из 7 детей моих родителей до взрослого возраста дожили, кроме меня, братья Михаил и Константин, погибшие во время Великой Отечественной войны. Но не будем о грустном. Перенесемся снова к воспоминаниям моего детства.
Было время, когда еще не расселенные дети Савелия и Ольги, же­нившись и уже имея детей, жили одной семьей. Я тоже помню, как семья трех поколений численностью в тридцать человек садилась обе­дать за один стол. Все кушали из одной большущей миски. Первым блюдом были щи из зеленой капусты, потом — щи из белой капусты или картофельный суп. В щи крошили кусочками мясо. Мясо разре­шалось брать из миски только после того, как старший, сидя за столом, ударит ложкой по краю миски. Того, кто не вытерпит и возьмет кусочек мяса до сигнала, старший бил ложкой по лбу за нарушение порядка. Поэтому все старались соблюдать за столом порядок. Мне кажется, что подобное воспитание не было проявлением жестокости, так как любой человек с раннего детства должен воспитываться в духе уважения старших и соблюдения установленного порядка и традиций. На дальнейшее проявление инициативы детей это ни коим образом не сказывалось, так как любая инициатива должна укладываться в закон­ные «правила игры». Кроме того, считаю, что, научившись подчинять­ся, человек сможет в дальнейшем стать полноценным руководителем или лидером, поскольку он и сам воспитан в условиях, где нет места анархии и произволу. У такого человека с детства воспитывается так­же уважение к честности и справедливости и убеждение, что наруши­теля порядков и законов ждет неотвратимость наказания. А сейчас посмотришь телевизор или почитаешь газету — и диву даешься: откуда берутся такие лживые и безответственные горе-начальнички самых различных рангов и мастей? А «наш» разухабистый с нездорово-веселявым чувством «юмора» президент — ну, просто карика­тура не только на государственного деятеля, но и вообще на руководи­теля любого масштаба.
Со времен раннего детства также помню, как моя старшая двоюрод­ная сестра Васюта кормила меня ржаным хлебом с молоком, приго­варивая: «кушай хлебушка побольше, а молочка поменьше». Молоко в те времена, особенно в период стельности (беременности) коров и до их отела (родов), было дефицитным продуктом. Тогда же я дружил со своим двоюродным и родным Васютиным братом-тезкой Василием, который помогал моему отцу плотничать при строительстве нашего дома. Были случаи, когда я уходил к нему играть поздно вечером и родители меня за это наказывали. Василий был старше меня на пять лет. Он рано умер после того, как, выполняя плотницкие работы, вспо­тел, а затем простудился.
Моя родная маленькая сестра Вера и грудной брат Коля тоже умерли рано, одновременно заболев оспой. В это же время умерла и ба­бушка Ольга, постоянно жаловавшаяся на головные боли и носившая на голове теплый платок. В деревне в тот период врачей не было, и оказать медицинскую помощь больным никто не мог. Помню, когда отец, брат Костя и я простудились одновременно и у нас была высокая температура, отец нашел правильное решение. Он протопил печь, и мы втроем всю ночь проспали на ней. К утру все трое стали здоровыми. После смерти бабушки Ольги, Веры и Коли в семье родителей оста­лось пять человек: отец, мать и нас трое братьев. Миша был старше меня на восемь лет, а Костя — на четыре года меня моложе.
После отделения семьи отца и семьи его брата Петра совместный сад, огород и приусадебный участок были поделены между ними по­ровну. Кроме жилого дома со двором для скота и птицы, родители на своем участке построили баню, сарай для хранения сухого сена и овин — строение для сушки снопов перед молотьбой зерновых культур и обработки льна. Для получения крупы из зерен овса и гречихи отец построил примитивную кустарную крупорушку с конным приводом. Зерна овса и гречихи перерабатывались в крупу специальными жерно­вами, из которых нижний не вращался, а верхний вращался вокруг своей оси. Наша пятистенная изба была сделана из круглого леса и по­крыта щепой. Во дворе для скота лошади, коровы, овцы и свиньи со­держались в отдельных хлевах. В небольшой деревянной бане неда­леко от дома мужчины и женщины мылись и парились отдельно, по очереди. Рядом с домом был небольшой сад с яблонями, крыжов­ником, смородиной, малиной и большой липой, а также огород для вы­ращивания овощей и небольшая лужайка для сушки сена, снопов, зерновых и льна. На расстоянии около километра от дома был участок пахотной земли. Пахотная земля, принадлежащая деревне, распре­делялась сельским обществом, или миром, между односельчанами ис­ходя из численности семей. Чтобы современному читателю было по­нятно, о чем идет речь, привожу справочные данные, которые имеются также в Большой советской энциклопедии.
Сельское общество, или мир, представляло собой низшую общест­венно-административную единицу в дореволюционной России, кото­рая была образована в деревнях государственных крестьян в 1837 го­ду, а по крестьянской реформе 1861 года и в селениях помещичьих крестьян, освобожденных от крепостной зависимости.
Государственные крестьяне — особое сословие крепостной России, оформленное указами Петра I из оставшегося незакрепощенного сель­ского населения. В отличие от помещичьих и дворцовых, позднее удельных, крестьян (феодально-зависимых крестьян, принадлежащих лично царю и членам царской фамилии), государственные крестьяне жили на казенных землях и, пользуясь отведенными наделами, были подчинены управлению государственных органов и считались лично свободными.
Сельское общество, состоявшее из одного или нескольких мелких селений, пользовавшихся совместно сельскохозяйственными угодья­ми, могло быть и частью селения, если им ранее владели разные поме­щики. Несколько сельских общин составляли волость (админи­стративно-территориальную единицу, входящую в уезд). Сельское об­щество имело сельское общественное управление, состоящее из сельс­кого схода и сельского старосты. Оно могло также избирать или назна­чать должностных лиц: сборщиков податей, писарей, смотрителей хлебных магазинов, училищ и больниц, лесных и полевых сторожей. По социально-экономической сущности сельское общество являлось сельской общиной — самостоятельным сообществом сельского насе­ления.
Сельское общество выделяло своим членам пахотную землю исходя из ее наличия и численности семей. В то предреволюционное время на одного крестьянина и члена его семьи можно было иметь по одной десятине. Русская мера земельной площади десятина равна 2400 квадратным саженям или 1,09 гектара. Русская мера длины сажень равна трем аршинам или 2,13 метрам, аршин — соответственно 0,71 метра. Пахотный надел нашей семьи из пяти человек по нормам сельской общины деревни Девяткино составил 5 десятин.
В тот период вся наша деревня состояла из 20 домов с приуса­дебными участками соответственно количеству семей. Пахотная зем­ля, принадлежащая деревне, была разделена на три поля, исходя из троепольного севооборота. На одном поле выращивались яровые, овес, гречиха, горох, лен, картофель и другие культуры, засеваемые весной после таяния снега. На втором поле одновременно выращивалась рожь, которую сеяли поздней осенью до начала зимы. Третье поле оставалось под парами, то есть было свободным от посева. Таким об­разом, земля один год из трех отдыхала, накапливая в это время естественные удобрения. Накопившийся за зиму на скотных дворах навоз обычно летом, в июне, вывозили на поле, находившееся под паром, равномерно распределяя его по всему полю, а затем осенью перед по­севом озимой ржи его запахивали плугом, а семена после посева за­крывали землей с помощью бороны. До наступления зимы поле ста­новилось зеленым от всходов засеянной ржи. Каждое из полей распре­делялось по семьям пахотными наделами в виде длинных полос с ме­жами между полосами соседей. Равный участок земли, выделяемый на каждого члена семьи, назывался паем.
В дальнейшем, после революции 1917 года, руководители Смолен­ской губернии приняли решение о переходе на хуторскую систему землепользования. Каждой семье выделялся отдельный участок земли. Моим родителям был выделен участок земли площадью пять десятин на пять членов семьи. Места расположения участков земли определя­лись каждой семье по жребию. Родителям достался участок рядом с сырым болотистым лесом. Этот участок даже имел название «Мох» и был расположен на расстоянии в четыре версты (верста — 1,06 км) от дома в деревне. Некоторые семьи крестьян переселились из деревни на хуторские земельные участки, перенеся туда жилые дома с подсобны­ми постройками.
К сожалению, крестьянский труд, мягко говоря, мало ценился влас­тями. В 1923-1930-х годах перед коллективизацией сельского хозяй­ства хуторская система была осуждена и отменена высшими органами власти, а против руководителей губернии было возбуждено уголовное дело, раздутое в прессе под названием «Смоленский нарыв». Пересе­лившимся на хутора крестьянам пришлось возвращаться обратно в де­ревню.
За короткий период времени, благодаря упорному и тяжелому труду, родители создали свое единоличное крестьянское хозяйство. Для об­легчения ручного труда отец приобрел конную косилку травы, конную жатку для уборки зерновых культур (рожь, овес), конную молотилку зерновых культур. Для обработки земли (вспашка и боронование) у нас были плуги и бороны, которыми пользовались при помощи ло­шадей, а для очистки обмолоченного зерна использовалась ручная ве­ялка. Лен убирали и обрабатывали вручную. Основным занятием роди­телей было земледелие и скотоводство. Отец имел образование 4 клас­са сельской школы, но был начитанным, изучал литературу по сельскому хозяйству и имел небольшую библиотеку, в которой были книги по животноводству, полеводству, огородничеству, садоводству, пчело­водству и др.
Земледелием и животноводством отец занимался грамотно, на своем участке ввел многопольный севооборот, получал хорошие урожаи всех культур, и за счет этого семья полностью обеспечивалась продуктами питания, а домашний скот кормами. Кроме того, с подсобного приуса­дебного участка, сада и огорода, а также пасеки пчел, мы имели доста­точное количество фруктов, овощей и меда. Отец сеял рожь, овес, го­рох, гречиху, лен, а также клевер и тимофеевку. Сажал картофель. Че­редовал посевы с оставлением отдельных участков земли под пары, незанятые посевами, давая земле возможность для годичного отдыха и накопления в ней полезных для растений веществ.
На приусадебном огороде выращивали капусту, свеклу, морковь, репу, редьку и другие овощи.
Отец любил заниматься пчеловодством, у него была пасека из нескольких ульев.
В хозяйстве моих родителей обычно содержались две лошади с под­ростком, одна-две коровы с теленком, овцы с ягнятами, свиньи с по­росятами, куры с цыплятами, утка с утятами. Родители и мы, их дети, любили также держать собаку со щенятами и кошку с котятами. Мно­го внимания отец уделял улучшению породы скота и его продуктив­ности. Особенно это касалось лошадей и коров.
Наемным трудом родители никогда не пользовались, все делали сами, работая от зари до зари.
В связи с тем, что старший брат Миша пошел учиться в техникум в совхозе Дугино и жил там, в общежитии, он редко бывал дома. Окончив техникум, он уехал в Москву. Костя был в то время мало­летним. Поэтому на мою долю выпало быть главным помощником родителей. Вместе с отцом пахал, сеял рожь и овес, косил траву на конной косилке, жал рожь на конной жатке, а на конной молотилке об­молачивал снопы ржи и овса, очищал зерна на ручной веялке и по­могал обрабатывать лен для получения из него семян, ниток и льняно­го полотна. Вместе с отцом ухаживал за пасекой пчел. В зимнее время приносил из сарая и накладывал сено в кормушки лошадей, коров и овец. Утром и вечером поил скот водой из расположенного рядом с домом колодца.
Как-то во время очистки зерна на веялке я левой рукой вращал ручку, а правой рукой открывал крышечку масленки. Вот тогда-то я на своем горьком опыте познал, что такое несоблюдение правил техники безо­пасности: в результате проявленной неосторожности средний палец моей правой руки попал между большой и малой шестернями и ногтевая фаланга пальца оказалась раздробленной. Травма сохрани­лась на всю жизнь и напоминала мне, насколько важно быть аккурат­ным и осторожным, когда имеешь дело с любой, пусть даже простей­шей, техникой. Конечно, я тогда не знал, что существует наука тех­ники безопасности, но впоследствии, когда я работал главным инже­нером на производстве, я жестко контролировал соблюдение правил безопасной работы рабочими и инженерно-техническими работника­ми. Думаю, что тот урок неправильного моего обращения с техникой остался поучительным для меня на всю жизнь.
Весной, когда выгоняли коров и овец пастись на зеленых лугах или на опушке леса (это называется питанием подножным кормом), мне приходилось помогать пастуху пасти скот — быть подпаском. Помню случай, когда пастух, находясь недалеко от меня, стал громко кричать, называя имя собаки — Пират. Я думал, что он зовет собаку к себе. В это же время коровы начали сильно реветь и рыть землю копытами пе­редних ног. Тут я увидел, как рядом со мной пробегает, прихрамывая, незнакомая крупная собака. На всякий случай я спрятал палку, которая у меня была в руке, за спину и стал приближаться к собаке, ласково называя ее Пиратом. Но она не останавливалась и, оскалив зубы, не спеша убежала в лес. Когда мы встретились с пастухом, он мне сказал, что я встретился не с собакой, а с волком.
Лошади в летнее время днем были заняты на работе, а ночью кор­мились в лесу на подножном корме, питаясь зеленой свежей травой. Взрослые ребята и подростки группами выезжали верхом на лошадях на ночь в лес, привязывали на шеи лошадей колокольчики, чтобы слы­шать, где они находятся, а на передние ноги одевали им путы, чтобы лошади не ушли далеко. После этого лошадей отпускали пастись. В это время ребята занимались заготовкой дров, разводили костер и от­дыхали, сидя или лежа вокруг костра, беседуя между собой, шутя и рассказывая анекдоты. Помню случай, когда вблизи костра мы уви­дели высокий пень-дерево без веток с дуплом на его вершине. Два парня стали подниматься по стволу дерева, чтобы посмотреть, что находится в дупле. Когда они приблизились к дуплу, неожиданно с со­седнего дерева подлетел крупный филин и с большой силой клювом ударил по голове одного из ребят. Ребята немедленно спустились с де­рева на землю, и после этого уже никто не осмеливался проявлять лю­бопытство к гнезду готовой защищать свое жилище птицы.
Вспоминаю еще один случай, когда я с группой ребят, собирая в ле­су ягоды, увидел на дереве дупло. Сняв рубаху и перевязав ее ворот­ник и рукава, я поднялся на дерево с рубахой и палкой, накрыл дупло рубахой и стал стучать по дереву палкой. На мой стук никто не реа­гировал. Тогда я залез в дупло рукой и наткнулся на находящихся там пушистых зверюшек. Это были белки. Одну из них я схватил за хвост и задние лапки и вынул из дупла. Белочка сильно извивалась и звонко визжала голосом маленького поросенка. Вторая белка выскочила из дупла и, пробежав по моей руке, плечу и голове, вскочила на дерево. Мне стало жалко белку, которую я держал в руке, и я отпустил ее на волю. Обе белки встретились друг с другом и вместе убежали, прыгая с дерева на дерево.
В детстве я любил ухаживать за домашними птицами, особенно за маленькими цыплятами и утятами. Рано утром мать меня будила, и я вставал, чтобы сопровождать утку с утятами на болото, расположен­ное рядом с лесом, и там до возвращения домой охранял их от нападе­ния хищных птиц. Был случай, когда мать, жалея меня, не разбудила меня рано утром, и утка с утятами ушла в лес без меня. К вечеру утка вернулась домой одна, без утят. Всех утят поклевали вороны. Я сильно переживал.
Когда отец ездил на рынок, то всегда брал меня с собой. Рынок на­ходился в районном центре в Воскресенске, расположенном на рас­стоянии более десяти верст от нашей деревни. На рынок обычно во­зили на продажу поросят, овец, кур и сельскохозяйственные продукты. На полученные от продажи продуктов и животных деньги покупали спички, керосин, детские игрушки и другие товары для дома.
В зимнее время ездили с отцом на санях, запряженных лошадьми, в лес за дровами. Дрова, в основном из березы, мы заготавливали сами. Во время пути по снежной дороге, сидя в санях, я придумывал разные стихотворения, а дома записывал их в тетрадь, которую никому не по­казывал. Тетрадь эта у меня потом затерялась. В памяти осталось лишь начало одного из моих стихов: «Грустно вам, березки, в стужу зимовать. Наступило время слезы проливать...» Такими словами я выражал сочувствие к березам, которые вырубались на дрова.
Я помогал отцу в занятиях пчеловодством, следил за пчелами, когда они роились, помогал отцу собирать мед из ульев.
Перед Престольными праздниками отец поручал мне изготавливать на кустарном аппарате самогон для приглашаемых гостей. В то время спиртных напитков в продаже не было. Позднее (уже при советской власти) появилась дешевая водка крепостью 40 градусов, которую называли «рыковкой» в честь тогдашнего председателя Совнаркома СССР Алексея Ивановича Рыкова.
В свободное от работы и учебы время я играл с ребятами в разные детские игры: летом — в бабки, изготовленные из костей, а зимой — в каталонку, изготовленную из круглого дерева. Летом часто ходили в лес, купались на озере или в речке. Был случай, когда я переплыл озе­ро в лесу, вышел на противоположный берег, залез на высокое дерево, помахал рукой ребятам, оставшимся на другом берегу, а затем по озе­ру проделал обратный путь, вернувшись к ребятам. Вскоре о моем за­плыве узнала вся деревня и, конечно, мои родители. Они строго преду­предили меня об опасности и запретили делать это в дальнейшем.
Однажды мой друг детства Егор попросил меня научить его плавать. Мы пошли с ним в лес на озеро. Он взял с собой длинную веревку и перед тем, как войти в озеро, разделся, привязал один конец веревки себе подмышки, а другой дал мне в руки. Я остался на берегу, а Егор вошел в воду и попытался плыть от берега. Веревка запуталась у него в ногах, и он стал кричать. Я подумал, что он стал тонуть, и быстро вытянул его на берег. Егор начал меня ругать за то, что я его вытащил, говоря при этом, что он и не тонул и вытаскивать меня не просил. После выяснения отношений мы с ним помирились.
У матери была ручная прялка для изготовления ниток изо льна и шер­сти и ручной ткацкий станок, на котором ткали полотно. Из полотна мать шила нам рубашки, штаны и брюки, пиджаки, шарфы и портянки. Пищу для семьи тоже готовила мать. Для этого имелись продукты соб­ственного натурального хозяйства: говядина, баранина, свинина, куры, яйца, молоко, простокваша, сметана, творог, картофель, крупы, мука, овощи, фрукты, мед. Из этих продуктов готовилась вся пища. Мать также сама выпекала хлеб. Мы, дети, ей во всем помогали. Когда я учился в начальной, а затем и в средней школе, всегда брал с собой вместо завтрака или обеда бутылку с квасом, чаем или молоком, ржа­ной хлеб или овсяные блины.
Отец много внимания уделял не только работе в поле, уходу за ско­том, пчеловодству, огородничеству и садоводству, но и воспитанию своих сыновей. Он поддерживал контакты с учителями сельской шко­лы, в котором мы учились, интересовался нашими успехами в школе. Все делал для того, чтобы мы учились хорошо. Мы это чувствовали и старались его заботу о нас оправдать. В своем отношении к нам отец был строгим и немногословным.
Помню случай, когда он поручил своему старшему сыну Мише, учившемуся тогда в сельскохозяйственном техникуме, заказать себе в швейной мастерской пальто и дал ему для этого новый армяк боль­шого размера, сшитый из высококачественного дорогого материала. Вместо пальто Миша сшил в мастерской короткий пиджак, а остав­шийся материал портной ему не возвратил, присвоив себе. Когда отец, увидев на Мише короткий пиджак, спросил у него, где оставшийся материал, он не знал, что ответить. Тогда отец назвал его «ослом, глупой головой», а Миша, обидевшись, назвал его в ответ «козлом, ум­ной головой» и ушел из дома. Через несколько дней он вернулся и из­винился перед отцом за свою глупость и дерзость. Это был единст­венный конфликт между отцом и моим старшим братом.
Михаил окончил начальную четырехклассную сельскую школу, сельскохозяйственный техникум в бывшем помещичьем имении в Дугино, а затем уехал в Москву, где по путевке Смоленского Губкома ВКП(б) поступил в институт народного хозяйства имени Г.В. Пле­ханова. Получив специальность экономиста, вначале он работал инст­руктором, а потом выполнял работу на руководящих должностях в ко­оперативно-промысловых организациях.
Я пошел учиться в первый класс начальной четырехлетней сельской школы в восьмилетнем возрасте. До поступления в школу я не знал ни одной буквы и ни одной цифры, читать, считать и писать начал, только когда учился в первом классе, хотя некоторые дети пришли в первый класс, уже зная буквы и цифры и умея читать, считать и писать. Но я отличался хорошей памятью и поэтому довольно быстро обучился грамоте, обогнав в учении тех учеников, которые пришли в школу уже первоначально грамотными. Помню, как нам дали первое домашнее задание — выучить на память стихотворение. Я его выучил, но когда лег спать, то забыл его. Меня это сильно забеспокоило — думал, что, придя утром в школу, я не смогу воспроизвести его на уроке. Но опа­сения мои были напрасными, так как, проснувшись рано утром, я все вспомнил и легко, не задумываясь, прочитал стихотворение сам себе вслух. Радости моей не было предела. После этого случая я стал все легко запоминать. Весь букварь и книги для классного чтения по программе первого и второго классов я мог пересказать по памяти от первой до последней страницы. Быстро запомнил также таблицу умно­жения, легко и быстро перемножал в уме двузначные числа. Когда на уроке учитель предлагал перемножать в уме двузначные числа нам, ученикам четвертого класса, я всегда делал это быстро и первым под­нимал руку для ответа преподавателю. Перемножал я правильно, ни­когда не делая ошибок. Убедившись в этом, учитель перестал обра­щать внимание на мою поднятую руку и спрашивал других учеников, которые поднимали руки уже после меня.
 Учиться в школе и готовить домашние задания я любил, школьные уроки никогда не пропускал. Были случаи, когда в плохую погоду я приходил в школу один, а другие школьники оставались в это время дома. Учеба в школе в этот день отменялась, и я, передохнув от ходьбы, возвращался домой. Школа находилась в деревне Шаниха — на расстоянии около четырех верст от моей деревни. На пути в школу приходилось проходить еще через две деревни — Прасенчиху и Селезневку. Помню, когда мы возвращались из школы, проходя через Прасенчиху, к нам выбежал из своего дома маленький мальчик и стал кричать своему старшему брату, который шел из школы вместе с нами: «Саска, иди сколее калтохи мазанные есть». Мы все дружно над этим смеялись.
На дорогу в школу у нас уходило в один конец более часа, и обычно во время пути мы обменивались шутками, рассказывали друг дружке разные анекдоты, вместе хором пели песни и частушки. Пешком в школу мы ходили, когда не было снега, а зимой нас возили по снежной дороге на лошадях, запряженных в сани. В школу, а затем обратно из школы домой родители возили нас на лошадях поочередно.
В первом классе нас вначале учили молодые неопытные учи­тельницы, а затем их сменили опытные преподаватели супруги Ели­завета Петровна и Федор Иванович Лызловы. Елизавета Петровна пре­подавала в первом и втором классах, Федор Иванович не только преподавал в третьем и четвертом, но и был также заведующим школой. Учитывая мои успехи в школе, Федор Иванович порекомендовал мне после окончания четвертого класса начальной школы поступать сразу не в пятый, а в шестой класс средней школы-девятилетки. Отец мой с этим не согласился, и я пошел учиться в пятый класс. По окончании начальной школы мне было выдано удостоверение № 12 от 26 июня 1924 года за подписью заведующего школой Ф. Лызлова, школьного работника Е. Лызловой и члена школсовета И. Никитина. Полное название нашей школы — Единая Трудовая школа первой ступени Ли­пецкой волости Сычевского уезда РСФСР.
В 1926 году нашу семью постигло великое горе, невосполнимая ут­рата. 15 июня в возрасте 46 лет скончался отец. Причиной его смерти была дизентерия. На меня, еще подростка, выпала тяжелая, горькая доля ухаживать за тяжелобольным, беспомощным отцом. За время бо­лезни отец так сильно исхудал, что я, постоянно дежуря около него и ухаживая за ним, мог легко поднимать, переносить его и укладывать на кровать.
В середине лета крестьяне занимались очисткой скотных дворов от накопившегося навоза, который вывозили, равномерно разбрасывали на площади полей и запахивали плугом. Навоз использовался как ес­тественное органическое удобрение полей. Заболевание отца совпало с периодом таких работ, что, по-видимому, и оказало влияние на воз­никновение у него дизентерии. К тому же его иммунитет был уже ослаблен его лечением от другой, еще более тяжелой болезни, о чем я уже говорил в начале книги.
За несколько дней до смерти отец дал мне золотую монету стои­мостью 10 рублей и сказал: «Сходи на почту и дай Мише в Москву телеграмму, что папа при смерти». Получив такую телеграмму, Миша срочно приехал в отчий дом. На второй день после его приезда через нашу деревню проезжал известный в то время доктор Кутузов. Миша был знаком с ним и попросил помочь отцу. После осмотра отца доктор сказал Мише, что отец находится в безнадежном состоянии. Миша снова уехал в Москву, а через несколько дней отец опять поручил мне сходить на почту и послать Мише телеграмму: «Папа умер». Мне трудно было сделать это, так как отец был жив, но ослушаться его я не мог. Почта находилась в ближайшем имении Дугино, расположенном на высоком правом берегу реки Вазуза. После того, как я отправил телеграмму, я решил искупаться в реке. Когда я вошел в реку, у меня сразу же возникло сильное беспокойство в сердце. Я подумал, что это связано с состоянием отца, но гнал от себя мысли о худшем. Выйдя из реки, я оделся и поспешил домой. Когда я приближался к дому через огороды своей деревни, то встретил соседей и близких отцу крестьян. Они мне сказали, что папа умер, его помыли, одели в чистое белье и положили дома на лавку под иконами... Хоронили отца всей деревней, так как он был самым грамотным в деревне крестьянином, отзыв­чивым и доброжелательным человеком, оставившим о себе добрую па­мять.
Тяжело переживая смерть отца, мать несколько дней сильно болела и с большим трудом вошла в нормальное состояние. В первые дни пос­ле похорон отца я часто видел его ночью во сне. В моих сновидениях отец являлся в белой одежде и говорил, что пришел навестить нас и посмотреть, как мы живем без него; попрощавшись, он уходил об­ратно в могилу. Еще при своей жизни отец оставил мне устное завещание — не пить, не курить, не играть в кары и учиться на ин­женера. Это завещание я помнил всю жизнь и считаю его выпол­ненным.
Получив телеграмму отца, Миша быстро приехал в деревню, но на похороны отца он не успел. В августе того же года Миша получил месячный служебный отпуск и вместе со своей молоденькой женой Тоней приехал к нам в деревню погостить и отдохнуть на воздухе. Мише тогда было двадцать два года, Тоне — семнадцать. На желез­нодорожной станции Новодугинская, расположенной на расстоянии около восемнадцати верст от нашей деревни, я встречал их на молодом красивом вороном орловском рысаке по кличке Басон, запряженном в легковую тележку. Когда мы возвращались домой, примерно на пол­пути нас застал сильный ливневый дождь с молнией и громом. В мо­мент особо сильного громыхания стихии Басон испугался и, резко прыгнув вперед, выскочил из оглоблей. Я не смог удержать его за вож­жи, и жеребец, путаясь в вожжах, убежал по мокрым лужам. Опеча­ленные таким оборотом событий, насквозь промокшие, мы не знали, что делать, но конь вовремя опомнился и быстро вернулся к нам. По­дойдя ко мне и ткнувшись своей мордой мне в плечо, он как бы сказал мне: «Извини, дружище, виноват». В ответ я обнял его и ласково потрепал по шее. Я и сейчас с теплотой вспоминаю одного из самых близких друзей своего подросткового детства — моего Басона. Помню его теплое прикосновение и согревающее дыхание, его все пони­мающие карие очи. Я запряг своего друга в тележку, и мы весело по­катили домой. К слову сказать, припоминаю еще один случай прояв­ления дружеского отношения к себе Басона, когда он был еще жере­бенком. Когда я ехал на нем верхом на большой рыси, то неожиданно перед нами оказалась прорытая поперек дороги канава. Реакция у Ба­сона сработала молниеносно. Как вкопанный, он замер у края канавы, а я, не выдержав силы инерции, «выстрелился» со спины жеребца на другую сторону канавы. Жеребенок обошел канаву стороной, подошел ко мне и губами потянул меня к себе, приглашая меня продолжить путь. Я снова забрался на его спину, и мы более осторожно, на мень­шей скорости поехали дальше. В то время седел для верховой езды у нас не было, и я покачивался или подлетал над его спиной в зависи­мости от такта и скорости движения конских ног...
Мама встретила Тоню как родную дочь, а мы с Костей — как лю­бимую сестру. В течение их месячного проживания в деревне наша дружба еще больше укрепилась и осталась неизменной всю нашу жизнь. Уезжая из деревни, Михаил и Антонина взяли с собой в Моск­ву Костю на свое иждивение.
После их отъезда в деревне остались мы с матерью вдвоем. Для про­должения учебы я поступил в пятый класс средней школы-девя­тилетки с сельскохозяйственным уклоном. Школа располагалась на расстоянии около десяти верст от нашей деревни, в бывшем имении Дугино, где находился государственный племенной конесовхоз, в котором разводили породистых орловских рысаков.
Учась в средней школе, сначала я жил на частной квартире, снимая койку, за которую платил хозяину один рубль в месяц, а затем стал жить в общежитии для учащихся школы, где была столовая, в которой готовили обеды и ужины для школьников. Обслуживали столовую повар — мужчина средних лет и молодая женщина, которой помогали ученики, дежурившие поочередно, согласно установленному распи­санию.
Учебный год в школе длился девять месяцев. В течение этого пе­риода шесть дней в неделю я находился в школе и один выходной день жил дома в деревне вместе с матерью, помогая ей по хозяйству. Домой приходил накануне выходного дня после уроков вечером, а из дома уходил рано утром после выходного дня и сразу шел на занятия.
Три летних месяца (июнь, июль и август) были каникулы, в которые я жил дома с матерью и занимался крестьянским хозяйством. Основ­ная работа была в поле, огороде, саду — уход за посевами, овощами, фруктовыми деревьями. В это же время косили и сушили траву, привозили уже готовое сухое сено с полей и лугов и убирали на зиму в сарай. В конце лета убирали зерновые культуры — рожь, овес, гре­чиху, горох, а осенью — картофель, лен, а также клевер на корм скоту. Основная нагрузка ложилась на плечи матери, а я был всего лишь ее безотказным помощником во всех делах. Перевозить снопы сена или снопы ржи, овса, льна мать могла только вместе со мной. А до этого сено или снопы надо было уложить на телегу, в которую была за­пряжена лошадь, привезти их к сараю и разгрузить с телеги. Такую работу можно было выполнять только вдвоем, и делали мы ее с ма­терью во время моих летних каникул. Другую или подобную работу, которая была не под силу одной матери, мы делали вместе, когда я приходил из школы на выходные. В случае необходимости я рано утром уходил из дома в школу, а после уроков возвращался обратно, чтобы помогать матери перевозить с поля снопы или сено. И такое происходило нередко.
Как я уже говорил ранее, отец собрал дома небольшую библиотеку книг по сельскому хозяйству. Среди которых были небольшие бро­шюры по выращиванию и уходу за плодовыми деревьями и кустар­ником. Руководствуясь пособием под названием «Малина», я тща­тельно обработал и удобрил навозом участок земли в огороде, принес из леса кусты малины и посадил их на этом участке. Малина хорошо прижилась и быстро разрослась по всему участку, принося высокие урожаи крупной и вкусной ягоды. Рядом с участком малины росла высокая и развесистая липа, на толстых сучьях которой я сделал для себя лежак, где часто отдыхал и читал книги, дыша чистым и богатым кислородом воздухом. Один раз на этой липе небольшая птичка устро­ила себе гнездо и начала откладывать в нем яички. Первое яичко я взял для коллекции. На другой день я увидел в гнезде еще одно яичко. Ког­да птичка, сидя в гнезде, увидела, что я нахожусь около нее, она уле­тела и больше никогда не возвращалась. Мне стало грустно, потому что я понял, что не имел права вмешиваться в частную жизнь «братьев наших меньших» и нарушать гармонию природы. Та же маленькая птичка облюбовала в нашем огороде жилище для себя и своего по­томства. Но я не оправдал ее надежд, поступив как агрессор и похи­титель. С другой стороны, я нанес большой вред и нашему хозяйству — сколько насекомых-вредителей и их личинок могли бы уничтожить изгнанная мною птичка и ее будущие птенцы? Известно, что птицы способствуют также повышению плодородия почвы, внося в нее вме­сте со своими испражнениями органические, особенно азотосодержащие, удобрения. Для себя я сделал вывод — никогда впредь бездумно не вмешиваться не только в чью-либо судьбу, но и в то, что дает нам природа, потому что жизнь подсказала мне, что возможности человека в его воздействии на окружающий мир весьма и весьма ограничены, а все, что происходит вне зависимости от воли и влияния человека, является следствием законов природы, а тот, кто нарушает любые за­коны, всегда наносит себе и другим большой вред, последствия кото­рого сразу же или со временной оттяжкой неизменно дадут о себе знать. Особенно к тяжелым последствиям приводит вмешательство че­ловека в гармонию законов природы. Конечно, то, о чем я говорю, многим известно, но пишу об этом лишь потому, что нам нужны не только исключения из правил, но и их подтверждение.
После смерти отца вдвоем с матерью мы уже не могли справиться со своим большим хозяйством, тем более, что я учился в средней школе и находился там большую часть времени. Пришлось сокращать коли­чество домашнего скота. У нас было три лошади: конь Чалка, кобыла Машка и ее жеребенок Басон. Коня Чалку, который был старше всех, мы продали крестьянину, живущему в деревне, находящейся в шести верстах от родного Девяткино. Когда новый хозяин Чалки уводил его, конь все время оборачивался и с недоумением смотрел то на меня, то на мать, будто спрашивая нас, почему мы так с ним поступили. Через несколько дней после этого он каким-то образом освободился и сбежал обратно к нам. Такое повторялось несколько раз. По-види­мому, ему трудно было отвыкнуть от нас и своего родного дома, по-видимому, что-то необъяснимо притягивающее и привораживающее навсегда остается у любого живого существа к своему первоначаль­ному гнезду, своему стойбищу, хлеву, родному дому... Те, кто спустя долгие годы возвращался во времена своего раннего детства, на­верняка чувствовали тот особого вкуса ароматически дурманящий запах, от которого на душе становилось светлее и радостнее, кружилась голова, а вокруг все становилось безмятежно чистым и светлым. А душа, а душа словно захлебывалась от вливающегося в нее неопи­суемого восторга и радости, радости, которой, казалось, не будет конца. Не знаю точно, но, наверное, и наш Чалка испытывал что-то похожее, когда какая-то неведомая сила возвращала его к родному дому. Но Чалке пришлось испытать не только разлуку со своим родным домом и вынужденно отказавшимися от него хозяевами. Добро всегда порождает добро. Доброго и любящего Чалку на всю жизнь полюбило другое живое существо, которое никогда и ни при каких обстоятельствах не могло оставить своего любимого друга. Вот действительно образец настоящей мужской, а может быть и изначаль­но общеприродной любви и дружбы.
Вместе с Чалкой от нас ушел и его неразлучный друг пес Про­мышляй. Вначале он несколько раз возвращался домой, но, видя, что Чалки на месте нет, снова уходил к нему на его новое место житель­ства. Без общения со своим другом Промышляй жить не мог. Сын но­вого хозяина Чалки Гриша Орлов учился вместе со мной в одном классе. Он часто рассказывал мне, как живут у них конь и собака. А раньше, еще при жизни отца, был случай, когда мы с отцом уехали на Чалке, запряженном в тележку, в гости к его родной сестре, которая жила в расположенной от нас в пятнадцати верстах деревне. Там отец привязал Чалку длинной веревкой к забитому в землю колу, чтобы он пасся на лугу, питаясь свежей травой. Чалке удалось освободиться от привязи, и он один вернулся домой. Нам же пришлось возвращаться обратно на лошади его сестры. Однажды, когда отец уезжал на Чалке на рынок в другое село, он привязал Промышляя на поводке около дома. Когда отец уехал, собака начала сильно визжать, лаять и пры­гать, пытаясь освободиться от привязи. Добившись своей цели, Про­мышляй догнал своего друга Чалку, и домой они возвращались все вместе.
Через некоторое время после расставания с Чалкой нам пришлось расстаться и с Басоном, которого я очень любил, и он ко мне тоже был очень привязан. С большой неохотой я уехал на нем на рынок в Сычевку, где продал его за двести рублей цыганам. С нами теперь оста­лась только одна лошадь — кобыла Машка. С детства самыми моими любимыми животными были лошади, а следом за ними птицы, особенно утки и гуси.
После лошадей нам пришлось сократить до минимума и всех остальных домашних животных: коров, овец, свиней, кур. Отказались мы и от разведения уток. И это несмотря на то, что ко всем домашним животным, содержащимся в крестьянском хозяйстве, возникает какое-то особое чувство привязанности, как, впрочем, и у них к нам, людям. Почти каждое животное привыкает к своему имени, на произнесение которого оно тут же реагирует и подходит к позвавшему его хозяину. Все проживающие в одном скотном дворе, хотя и в разных хлевах, животные знают своих соседей и стараются друг друга не обижать. Ве­чером, когда пастух пригоняет коров или овец с пастбища в деревню, все они самостоятельно расходятся по своим дворам и никогда не спу­тают свое жилище с чужим. А куры, например, гуляют только на своей усадьбе, около своего дома, и каждая из них ночует только на своей жердочке под крышей скотного двора.
Вот таковым примерно было индивидуальное крестьянское хозяй­ство до его коллективизации.
А теперь снова к школе. Начиная с пятого класса и до окончания средней школы-девятилетки учился я сравнительно успешно. Оценка успеваемости в то время оп­ределялась по двухбалльной системе — удовлетворительно и неудо­влетворительно. Неудовлетворительных оценок у меня не было. Мне одинаково нравились все предметы, которые мы изучали. Довольно легко мною усваивались математика, физика, химия, естествознание. Больше времени у меня уходило на изучение гуманитарных наук: рус­ского языка, литературы, истории, обществоведения. Из сельскохо­зяйственных наук мы изучали почвоведение и животноводство, по которым, кроме классных уроков, у нас проводились практические занятия на земельном участке школы и на животноводческой ферме совхоза. Иностранный язык мы изучали всего один год — препо­даватель немецкого языка по фамилии Юденич тяжело заболел и умер, а замены ему не нашлось. В моем удостоверении об окончании средней школы отмечено, что во время учебы я проявлял особую  склонность к гуманитарным нау­кам. Когда я читал в классе вслух свои сочинения, преподаватель иногда говорил, что в авторском исполнении получается хорошо, но надо послушать, как это будет  восприниматься, если мои сочинения будет читать другой. Тут же он брал мое сочинение и читал вслух сам.
После прочтения он говорил, что в его прочтении сочинение воспри­нимается так же хорошо, как и у его автора. Как я уже отмечал, точные науки усваивались мною без особых трудностей. Все, даже самые сложные контрольные задачи по математике и физике, я всегда решал сам и без ошибок, не нуждаясь в чьей-либо помощи.
Среди учебных предметов была у нас и физкультура, которой все мы, ученики, занимались с большим удовольствием. Вспоминаю слу­чай, когда на занятиях по прыжкам в высоту преподаватель и директор школы Иванов поставил планку на отметку 180 сантиметров. Никто из учеников не смог взять высоту. Перед прыжком я стал разбегаться, но, не добежав до планки, упал, и все присутствующие при этом ученики махнули рукой: «Теперь не перепрыгнет». Учитель с ними не согла­сился. «Давай, Василий! Все нормально!», — подбадривал он меня. Время как бы растянулось, и я почувствовал, что вместе с устрем­ленными на меня глазами моего учителя-болельщика какая-то неведо­мая сила раздувает меня, словно мячик. И тут, как по мановению волшебной палочки, «мячик», вобрав в себя силу моего падения, рико­шетом отскочил от земли и перелетел через рекордные 180 санти­метров! Восторгу болельщиков не было предела. Но больше всех ли­ковал мой учитель. Он с чувством обнял меня, оторвал от земли и даже слегка подбросил. У меня было настроение именинника, и после уро­ков я пригласил учителя и ребят в столовую, где заказал на каждого по стакану овсяного киселя и медовому прянику.
Однажды во время перерыва между уроками я решил позаниматься на турнике, который был в парке у школы. Подпрыгнув, я ухватился за турник и тут же стал переваливаться через него, оказавшись вниз голо­вой. Однако турник был плохо закреплен в опорах, которые не выдер­жали моего натиска, и я, держа перекладину в руках, грохнулся вместе с нею головой о землю. От сильного ушиба я на несколько минут поте­рял сознание. Очнувшись, я пошел на урок, никому не сказав о проис­шедшем. Для меня это было еще одним уроком соблюдения правил техники безопасности. В памяти остался еще один случай, связанный с моим одноклассником и соседом по комнате по фамилии Лукашенко. Общежитие размещалось в двухэтажном каменном доме с высоким цо­колем. В хорошую ясную погоду мы часто поднимались на крышу дома, усаживались на нее и читали книги. Крыша была пологой и покрытой железным крашеным листом. Как-то раз, когда мы вдвоем с Лукашенко поднялись на крышу, он неожиданно поскользнулся и, ска­тившись по крыше, свалился вниз на землю. Я быстро спустился к не­му, но на месте падения его не оказалось. Рядом с домом, у места, куда по моим расчетам он должен был упасть, была высокая ограда из за­остренных сверху досок. Когда я пришел в нашу комнату в общежи­тии, то увидел товарища сидящим на его кровати. Со слезами на глазах он зашивал иголкой с ниткой свой ватный пиджак, который был ра­зорван под воротником со стороны спины. Как выяснилось, он упал на забор, а острая доска забора попала ему под пиджак со стороны спины, немного поцарапав его спину. Нет худа без добра — повиснув пиджа­ком на острой доске, Лукашенко остался живым и невредимым. За это он заплатил разорванным пиджаком, из которого он выбрался, расстег­нув пуговицы. Только сняв пиджак с забора, Лукашенко понял, что могло быть намного хуже. От перенесенного шока он долго не мог придти в себя. Когда я стал его успокаивать, говоря, что он благопо­лучно отделался от возможно более опасной для жизни травмы, он ответил мне, что плачет он потому, что дома его будет ругать мама за новый пиджак, который он разорвал.
Учась в средней школе, мы читали много книг. Первым писателем, произведения которого, входящие в школьную программу, я прочитал полностью, был Александр Сергеевич Пушкин. Тогда же я до того увлекся чтением, что школьной программы мне казалось мало. Я читал практически все, что мне попадало под руку. Большое впечатление на меня произвел роман, кажется, Эмиля Золя «Углекопы». Из популяр­ных книг того времени мне запомнился роман Дмитриева «Зеленая зыбь» о дезертирах из Красной Армии, прятавшихся в зеленых лесах.
Запомнилась также частушка из этой книги, которую пели дезер­тиры:

Троцкий Ленину сказал:
«Поедем завтра на базар,
 Купим лошадь карюю —
Накормим пролетарию».

Потом кто-то из местных частушечников добавил свое:

А Ильич ему в ответ:
«Лошадей в России нет –
Всех сожрали белые
Полковнички дебелые»

Вопрошает Левушка,
Буйная головушка:
 «Что же делать нам с тобой,
Пролетарский вождь родной?
 Может, всех их запахать,
 Чтоб Россией управлять?»

Ленин Троцкому в ответ:
«Без дерьма России нет —
Вся Россия грязная,
 Как девка несуразная.
Кто же будет нас кормить,
 Если всех их замочить?»

«Не тужи, Ильич родной,
Ты же сам для них чужой —
Лысый и картавый,
Рыжий да трухлявый.
Завезем народ другой,
Нам по кровушке родной,
 По речам грассистый,
 По мордам пейсистый.
Вон сколько нас по свету
Делает монету».

Тут Ильич заплакал:
«Я на страну накакал —
Сколько русских загубил,
А чужеземцев расплодил!
Но мне Россия — мачеха,
Я на нее всегда чихал».

Он щечки с гордостью надул,
Зевнул, чихнул и... гробанул.
Вот так — совсем не просто
Ссать на Россию с моста.
И даже если с чердака —
Сотрет живьем вурдалака.

Привожу эти частушки не потому, что полностью с ними согласен, а потому, что любая, пусть даже горькая, правда, всегда святей, чем под­слащенная ложь.
В тот же период стали издаваться книги со стихами и поэмами Сер­гея Есенина. С ними нас знакомила преподаватель русского языка и литературы, которая говорила, что этот талантливый поэт пришел на смену Пушкину.
В учебниках по обществоведению было много цитат из выступлений Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова.
В то время я приобрел подписное издание комплекта учебников по подготовке в высшие учебные заведения под общим названием «Под­готовься в ВУЗ». Все эти учебники я изучал с особым усердием, и они мне пригодились не только в дальнейшем при поступлении в институт, но и в процессе учебы в средней школе.
Во время летних каникул, в июне 1928 года, моя мать дала мне по­ручение съездить в Москву, чтобы навестить там ее сыновей и моих братьев Михаила и Константина, ее невестку Антонину и маленького внука Юру — сына Миши и Тони. Мать послала им большой глиня­ный кувшин со свежим липовым медом. В Москву надо было ехать по­ездом со станции Новодугинская с пересадкой в Ржеве. От Ржева до Москвы я добирался на специальном поезде, который шел на тихой скорости с длительными остановками на всех станциях и полустанках, где поезд загружался молоком, которое крестьяне из ближайших дере­вень подносили и подвозили для сдачи государству. Такое происхо­дило на каждой станции.
В том году в нашей деревне был небольшой урожай озимой ржи, и поэтому мать просила меня закупить в Москве черный хлеб и привезти его в деревню. Миша в то время был членом правления Краснопрес­ненского райпотребсоюза столицы и задание матери выполнил, заку­пив хлеб в магазинах своего потребсоюза. Поэтому я вернулся из Москвы с двумя мешками черного хлеба. После этого я еще несколько раз выезжал за хлебом в Москву. А тогда, когда я впервые самостоя­тельно приехал в Москву, я прямо с Белорусского вокзала пошел пеш­ком по Тверской улице, вышел на Красную площадь, потом через Москворецкий мост на Софийскую набережную. В то время здесь ря­дом с мостом находился двухэтажный каменный дом красного цвета с белыми колоннами. В этом доме в квартире на втором этаже жила семья брата. Теперь этого дома нет, его давно ликвидировали в связи с реконструкцией этой территории. Когда я зашел в квартиру, там нико­го не было, кроме матери Тони и тещи Миши Анны Ефимовны. Тогда мы встретились с ней впервые, и, хотя мой приезд был для нее неожи­данным, встретила меня она с радостью. Пришел я к родным утром, когда Анна Ефимовна собиралась уходить из дома, чтобы поехать на дачу к Мишиной семье. Если бы я пришел немного позже, то никого бы дома не застал. Мы с ней, не задерживаясь, поехали на дачу, кото­рая находилась в дачном поселке Клязьма по Северной железной дороге недалеко от Москвы.
На даче жили Миша, Тоня, их ребенок Юра, которому тогда еще не было и одного года, и Костя. На даче у старшего брата я проводил меньшую часть времени. Основным из того, что я для себя наметил на время двухнедельного пребывания в столице, было посещение всех высших учебных заведений Москвы. С этой задачей я справился. У ме­ня был справочник с адресами всех вузов и план Москвы. Утром после завтрака мы вместе с Мишей уезжали пригородным поездом в Москву. Он — на работу, а я ходил по вузам Москвы. Чтобы лучше изучить Москву, я ходил по городу только пешком, а основным видом город­ского транспорта того времени — трамваем — не пользовался. Даже в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию, расположенную дальше всех вузов Москвы от центра, я тоже ходил пешком в оба кон­ца вдоль трамвайной линии.
Когда я побывал в Горной академии, у меня сложилось ошибочное мнение, что в нее поступить учиться у меня не будет возможности, так как я — из деревни, а в нее поступают дети тех, кто работает на горных предприятиях по добыче руд полезных металлов и каменного уг­ля. Но случилось так, что мне самому пришлось изменить свое же мне­ние, когда я сам — выходец из деревни — стал впоследствии горным инженером.
Во время моего пребывания в Москве старший брат достал для меня пригласительный билет на совещание районного комсомольского ак­тива, где с докладом выступал Генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Косарев. Наряду с вопросами тактики комсомольской работы много внимания в докладе было уделено культуре поведения и даже внешнему облику человека. В частности, говоря о прическе во­лос, он сказал, что не у каждого может получиться такая прическа, ка­кая ему нравится, и, как образец неподчинения волос желаниям самого человека, он сослался на свою прическу. Комсомольский вожак был очень аккуратно, скромно и со вкусом одет. На нем был темного цвета костюм, светлая рубашка и галстук. Косарев на меня произвел впе­чатление человека серьезного и вызывал к себе, насколько я помню, уважение у многих молодых людей. Известно, что впоследствии он был репрессирован, как, впрочем, и многие партийные и комсо­мольские активисты первых лет периода после Великой Октябрьской революции. И облик того, запомнившегося мне лидера комсомольцев никак не вязался с тем, что говорилось о нем после того, как он уже был репрессирован. Я помню, как один из ближайших соратников Иосифа Виссарионовича Сталина, секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Андреевич Андреев (к слову, мой земляк — родился в деревне Кузне­цове, что в четырех верстах от деревни Девяткино) в одном из своих выступлений цитировал Сталина (воспроизвожу это по памяти): «Однажды мне понадобился Косырев — генеральный секретарь комсомола. Мне сказали, что его нет на месте и не знают, где он. Я дал задание найти его, и его нашли. И где ж вы думаете? Нашли его на своей даче, спящим на берегу пруда, пьяным и даже без штанов». Пишу об этом не для того, чтобы в какой-то мере опорочить того, кто остался в моей памяти, а для того, чтобы показать, какая в те времена была обстановка. А любая обстановка, кем бы то ни было создаваемая во все времена, действует на всех, кто в ней находится, особенно на еще неокрепшие умы и души людей юного возраста.
В апреле 1930 года я досрочно окончил среднюю школу. На память о совместной учебе весь наш класс выпускников из 23 человек (16 ребят и 7 девчат) сфотографировался. Вместе с нами сфотографирова­лись четверо преподавателей: русского языка и литературы — Надеж­да Семеновна Ольховская, химии и естествознания — Людмила Ива­новна Кустова, физики — Ян Иоганович Кольбер, директор школы и преподаватель обществоведения и физкультуры Иванов (к сожале­нию, имени и отчества его я не помню). На снимке нет преподавателя математики Федора Ивановича Кулагина (он в то время болел) и двух агрономов — преподавателей по полеводству и животноводству. Все ученики нашего класса были детьми крестьян и проживали в окружаю­щих школу деревнях. За все время после окончания школы я встречал случайно двух ребят — Мишу Городового и Ваню Гаврилова. Оба они окончили Тимирязевскую сельскохозяйственную академию и работали главными специалистами в Госплане СССР. Тот фотоснимок я береж­но храню уже 68 лет.
После окончания школы перед отъездом из деревни я оформил и получил все необходимые документы, а также удостоверение лич­ности, выданное Высоковским Сельским Советом Сычевского уезда Смоленской губернии от 19 июля 1929 года № 142, в котором говори­лось, что я — сын крестьянина и что мои родители наемным трудом не пользовались. Удостоверение мне выдали для его представления в учебное заведение. С этим удостоверением я и поехал в Москву наби­раться знаний.
После моего отъезда из деревни там осталась только мать. 9 января 1931 года она была принята равноправным членом только что ор­ганизованного колхоза имени 9 января № 2, в 1932 году она уехала из деревни в Москву к своим сыновьям, добровольно и бесплатно пере­дав колхозу все свое оставшееся у нее после коллективизации хозяй­ство. Так как образования у матери не было, в Москве ей пришлось выполнять черновую работу по найму. Работала она прачкой и убор­щицей в различных московских учреждениях, руководство которых неоднократно отмечало ее добросовестное отношение к тому, что она делала. С 1 июня 1947 года ей была назначена государственная пенсия в размере 136 рублей 58 копеек в месяц.
В 1939 году летом, уже работая в Казахстане, я получил свой оче­редной отпуск и посетил родную деревню, где прошли годы моего дет­ства, отрочества и юности. На железнодорожную станцию Новодугинская на рысаке, запряженном в дрожки, встретить меня приехал председатель колхоза Василий Алексеевич Тарасов. Он же провожал меня обратно до станции после моего двухдневного пребывания в де­ревне.
В деревне я ознакомился с житьем-бытьем колхозников, поговорил с ними. Они в основном были довольны жизнью, но жаловались на то, что приходится много платить машино-тракторной станции (МТС) за обслуживание колхоза сельскохозяйственными машинами. Животно­водческая ферма колхоза находилась в образцовом состоянии, а все ко­ровы были высокопродуктивной мясомолочной симентальской поро­ды. Так что проблем с молоком и мясом у моих бывших односельчан не было. Из деревни я уезжал в хорошем настроении, так как мне тогда казалось, что жизнь в деревне идет нормально. К тому же я и сам в себе испытывал трудно объяснимое словами состояние легкости и света, а голова моя кружилась от освежающего и слегка пьянящего запаха — запаха Родины.
И, вспоминая то время, я понимаю, какие чувства были в душе у Константина Симонова, когда он писал следующие строчки поэтичес­кого послания Алексею Суркову «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...»:

Ты знаешь, наверное, все-таки родина —
 Не дом городской, где я празднично жил,
 А эти тропинки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Позже, в 1952 году, когда я вернулся уже из Забайкалья в Москву на постоянное место жительства, ко мне домой пришел тот самый дере­венский председатель В.А. Тарасов, который рассказал мне о горест­ном — в период Великой Отечественной войны наша деревня попала в руки немецко-фашистских оккупантов и при их отступлении были уничтожена. А от деревни осталось совсем ничего — маленькая дере­вянная банька, которую когда-то выстроил мой отец и в которой мы давным-давно мылись и парились. Конечно, трудно объяснить, почему рукотворный памятник делам моего отца пережил его на несколько де­сятилетий, пройдя испытания не только временем, но и огнем, но для меня такая грустная весточка была подтверждением того, что мой отец -34-
обладал какой-то непонятной силой даже уйдя из жизни:

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
 За в Бога не верящих внуков своих.
                К.Симонов
После войны колхозы были укрупнены путем объединения не­скольких деревень и стали неуправляемыми. Колхозники, проработав год, в течение которого они ничего не получали, по итогам работы за год оставались еще и должниками. Жить стало невмоготу, и члены колхоза стали активно покидать родные места, отправляясь туда, где можно было найти работу, чтобы хотя бы прокормиться. Сам же председатель колхоза Василий Алексеевич приехал в Подмосковье с семьей, устроился на кирпичный завод и работал там машинистом электровоза, перевозя глину из карьера на завод. Вот так и развали­валась русская деревня, давшая стране не только крестьян, но и все, что было и есть в России.
Заканчивая первую часть своих воспоминаний о жизни в деревне, хотел бы еще немного добавить о своих родных.
Родившийся 1 октября 1904 года мой старший брат Михаил, полу­чивший специальность экономиста в институте народного хозяйства имени Плеханова, быстро дорос до руководящих должностей. Он был заместителем председателя Мособлстройсоюза, председателем прав­ления промыслово-кооперативного товарищества «Техзод» (техничес­кое зодчество), работал на других руководящих должностях. В 1919 году он вступил в ВЛКСМ, в 1922 году был принят кандидатом, а в 1928 году — членом ВКП(б). Погиб он в Великую Отечественную вой­ну в 1941 году.
Младший мой брат Константин родился 17 марта 1915 года в Москве. С 1916 года мы все жили в деревне. Живя со старшим нашим братом в Москве с 1926 года, Костя окончил неполную среднюю шко­лу, а потом фабрично-заводское училище, после которого он работал на заводе и учился в финансовом институте.
В 1941 году он был мобилизован в армию и в 1942 году погиб при высадке парашютно-воздушного десанта в тыл немецкой армии. Похо­ронен в братской могиле на станции Щебня Залучецкого района Ле­нинградской области.
Вот и все, что сохранила моя память о моих родных и жизни в де­ревне, с которой развела меня судьба на долгие десятилетия.
In This Photo: October 25, 1921 [edit] Дугино Смоленской области, Russia
Начало формы
Конец формы


ДОРОГАЯ МОЯ СТОЛИЦА

В апреле 1930 года я приехал в Москву к старшему брату Мише. И вновь мы все три брата стали жить вместе, как это было раньше в де­ревне при жизни отца. Михаил был намного старше меня и Кости. Он уже имел высшее экономическое образование, занимал руководящие должности и к нам относился с большим вниманием, по-отцовски. В связи с этим я вспоминаю слова песни, которую мы, ученики началь­ной школы, пели, когда шли в школу или возвращались из школы домой:

Мой сын, я умираю, на что, знать, власть Творца.
Сирот я оставляю — ты будь им за отца.
Ты старше всех, тебе я вручаю остальных.
И силы не жалея, трудом вскорми ты их.
Сказал, перекрестился, благословил детей
 И тихо распрощался он с жизнию своей.

           К сожалению, имя автора этих строк мне не известно.

Так же хорошо, как и брат, относилась к нам с Костей и его жена То­ня. Она была для нас как родная сестра. Учитывая то, что я приехал в столицу весной, прием в институт должен быть осенью, Михаил поре­комендовал мне поехать на этот период времени в город Свердловск — на строительство Уральского завода тяжелого машиностроения. Миша в то время был заместителем председателя «Мособлстрой-союза», который вел подрядные строительные работы для органи­зации, которая вела строительство завода тяжелого машиностроения на Урале — «Уралмашстроя». Миша сказал мне, что уполномоченным «Мособлстройсоюза» на «Уралмашстрое» работает его приятель Вла­димир Васильевич Румянцев и обещал позвонить ему по телефону, чтобы он меня встретил и устроил на работу и в общежитие. Посылая меня на Урал, брат отметил, что я кроме своей деревни ничего не ви­дел, а поездка на Урал расширит мое представление о стране. Я обра­довался рекомендациям своего старшего брата и уже в апреле выехал в Свердловск. В поезде со мной ехали рабочие-строители из Кубани.
Они были направлены тоже на «Уралмашстрой». Мы познакоми­лись, и я узнал много интересного о жизни строителей в тот период.
На вокзале в Свердловске меня встретил В.В. Румянцев. Он помог мне устроиться в общежитии и на работе. Общежитие рабочих раз­мещалось в одноэтажном деревянном бараке. Комнаты были рассчи­таны на несколько коек с тумбочками. На одной из стен был подвешен радиорепродуктор, по которому мы слушали новости. Проживающие в комнате поддерживали образцовый порядок и чистоту.
На «Уралмашстрое» меня приняли на работу в цех по изготовлению стальной арматуры для железобетонных строительных конструкций. Моим напарником был Михаил Васильев, приехавший в Свердловск, как и я, после окончания средней школы. Мы с ним подружились, все­гда были вместе и по окончании рабочей смены. Чтобы изготовить ар­матуру, надо хорошо разбираться в чертежах, по которым ее делают. Мы оба были достаточно для этого грамотными, в чертежах разби­рались хорошо и сравнительно легко освоили процесс производства арматуры из стального круглого проката разного диаметра и длины.
Питались мы сначала в рабочей столовой. С продуктами питания то­гда было плохо. Первое блюдо готовилось из ячменной крупы на воде с добавками постного масла. Второе блюдо — ячменная каша. На третье был чай. По вечерам мы ходили в клуб и покупали то, что было в буфете, в основном, фруктовую воду с пряниками. От такого пита­ния мы почувствовали себя нездоровыми и стали искать другую сто­ловую. На наше счастье нам удалось устроиться на обслуживание в столовую для инженерно-технических работников, что нас спасло от голода.
Дни тогда казались длинными, как это часто бывает в годы детства и юности (тогда мне было восемнадцать лет). Наверное, в начальный период жизни человека клетки его мозга, а может быть, и что-то дру­гое, более открыто для восприятия и впитывания в себя окружающей жизни, в результате чего в детском и молодом возрасте сутки всегда значительно длиннее, чем когда человек становится старше. Какое-то исключение составляют, наверное, здесь люди творческие и изобрета­тельные, у которых все воспринятое и накопленное в молодые годы перерабатывается в клетках организма таким образом, что в последую­щий период жизни излучается из них, давая человечеству новые зна­ния и открытия. Такие люди оставляют в умах, душах и сердцах других людей свой неизгладимый след, зажигая их и увлекая за собой, катализируя позитивные процессы в обществе. Но об этом я пишу сей­час, когда мне уже идет восемьдесят седьмой год жизни. А тогда — почти семь десятилетий назад — мы после работы ходили на озеро и в другие интересные места.
На «Уралмашстрое» трудились рабочие из разных национальных автономных областей Урала. По выходным дням они устраивали на­циональные игры. Иногда такие игры были и в рабочие дни, после работы вечером.
В мае 1930 года в Свердловске состоялась Уральская областная пар­тийная конференция. Первым секретарем Уральского обкома ВКП(б) был тогда Кабаков. В качестве представителя ЦК ВКП(б) приехал из Москвы член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Совнаркома Алек­сей Иванович Рыков (1881-1938). К слову, о Рыкове. В конце 20-х го­дов он выступил против применения чрезвычайных мер при проведе­нии коллективизации и индустриализации, что было объявлено «пра­вым уклоном в ВКП(б)». До начала конференции была организована встреча А.И. Рыкова с представителями трудящихся Свердловска. Я принял участие в этой встрече и в составе большой колонны рабочих «Уралмашстроя» пришел на большую площадь, на которой находился театр оперы и балета имени А.В. Луначарского. На площади собралось много народа со всех районов Свердловска. На балконе театра мы уви­дели А.И. Рыкова. Стоя, он горячо приветствовал собравшихся, махал руками. В ответ на это люди дружно кричали: «Да здравствует Рыков!», «Ура Рыкову!» Когда он на несколько минут ушел с балкона, народ дружно закричал: «Где Рыков?!», «Даешь Рыкова!» После его возвращения на балкон все успокоились. Так продолжалось около ча­са, после чего А.И. Рыков ушел и все стали расходиться с площади.
На другой день утром А.И. Рыков в сопровождении областных ру­ководителей приехал на «Уралмашстрой» для встречи с коллективом строителей. Собралось много народа. Я стоял у трибуны, рядом с про­ходом на нее. Проходя мимо меня на трибуну, он внимательно по­смотрел на меня, а я также с интересом осмотрел его, и он надолго остался в моей памяти таким, как я его видел. На нем был серый пид­жак от костюма, темные полосатые брюки, светлый плащ, коричневая кепка, коричневые ботинки с высокими толстыми носками и галстук с заколками. Лицо у него было смуглое, худощавое, с небольшой бородкой и короткими усами. Он выступил с небольшой речью, которую произнес с трибуны по памяти, без конспекта. Я заметил, что, когда он выступал, то у него из некоторых слов выпадала одна из букв, и созда­валось впечатление, что он картавил. Потом я узнал, что революцио­неры специально учились картавить и картавили, чтобы при необхо­димости этим замаскироваться. А у него это стало привычкой. Когда Алексей Иванович после своего выступления спустился с трибуны и вместе с сопровождающими пошел по территории строящегося завода, следом за ним пошел один молодой рабочий, а рядом с ним и я. Рабо­чий обратился к Рыкову с жалобой на то, что очень плохо кормят в столовой. Сопровождающие его лица не давали ему долго останав­ливаться и выслушивать жалобы, брали его за руку и торопили идти дальше...
Когда закончилась Уральская областная партийная конференция, на другой день утром я услышал заключительную речь докладчика Каба­кова, который резко критиковал Рыкова за то, что он, выступая с речью на конференции, ничего не сказал о своих ошибках и ошибоч­ности «правого уклона» в партии.
Начальником «Уралмашстроя» был в ту пору Банников, которого я несколько раз видел проезжающим по территории строящегося завода на лошади, запряженной в легкую повозку, в сопровождении кучера.
В августе 1930 года я снова вернулся в Москву. Михаил устроил нам с Константином для проживания комнату в коммунальной квартире, в доме в Петровском переулке. Раньше он и сам жил в этом же доме, но потом переехал с женой и сыном Юрием в две комнаты в ком­мунальной квартире в Серединском переулке. Нашими же соседями были: в одной из комнат — рабочий, работавший на табачной фабрике (название не помню), и в еще двух комнатах — Татьяна Всеволодовна Мейерхольд, дочь известного народного артиста, с мужем Алексеем Воробьевым и двумя маленькими дочками — Таней и Марией. Сама Татьяна Всеволодовна работала директором кинотеатра «Великий Не­мой», а ее муж был студентом Московского механического института имени М.В. Ломоносова. Жили мы с ними как хорошие и дружные со­седи.
Много позже я неожиданно для себя прочитал статью в газете «Мос­ковский комсомолец» от 8 февраля 1999 года под названием «Рас­стрелянный гений» Натальи Дердыкиной, посвященную 125-летию со дня рождения Всеволода Мейерхольда. Из статьи я узнал о траги­ческой судьбе моей бывшей соседки по квартире Т.В. Мейерхольд и ее отца Всеволода Эмильевича. Мать Татьяны Всеволодовны Ольга Ми­хайловна Мунт была первой женой Мейерхольда и родила трех дево­чек: Марию, Татьяну и Ирину. Второй раз после развода она замуж не вышла, посвятив себя воспитанию внуков — детей рано умершей дочери Марии: Нины и Игоря. Во время войны Нина добровольно по­шла на фронт. Там и погибла. Игорь тоже воевал, попал в плен, бе­жал, его арестовали и отправили в Воркуту, где он умер.
Всеволод Эмильевич случайно познакомился с Зинаидой Николаев­ной Райх, которую Ольга Михайловна привела в свой дом. Когда слу­чилась драма развода, отношения между женщинами осложнились, но после ареста Мейерхольда Ольга Михайловна прислала Зинаиде Нико­лаевне письмо, в котором ей, как и себе, внушала надежду на освобож­дение Всеволода Эмильевича.
З.Н. Райх была тяжелой по характеру, легко возбуждающейся. Все­волод Мейерхольд пытался сделать из нее выдающуюся актрису, чего у него не получилось. Он безумно любил ее как женщину, боготворил и в каждом из его спектаклей давал ей главные роли.
Зинаида Райх умерла жуткой смертью после ареста мужа. Мария Алексеевна Валентей — внучка В. Мейерхольда и дочь Татьяны Мей­ерхольд — рассказала Наталье Дердыкиной, как зверски зарезали 3. Райх. За два дня до убийства Мария приезжала к Райх в Москву из подмосковной Лопасни. Зинаида Николаевна прилегла на диванчик и сказала: «Маша, я много вреда принесла Всеволоду». Она имела в виду свое письмо Сталину после закрытия театра Мейерхольда. Всеволод Эмильевич это письмо читал и категорически запрещал его посылать. Но она его не послушалась.
Трагедия случилась в ночь на 14 июля 1939 года. Райх была дома с работницей. Убийцы вошли через балконную дверь в то время, когда Зинаида Николаевна выходила из ванной. Убивали ее жестоко ножами. Соседи слышали душераздирающие крики. У нее и раньше были эмо­циональные взрывы и очень сильный нервный припадок после закры­тия театра Мейерхольда. Жильцы дома думали, что ее арестовывают. Убийцы выскочили. Вся дверь была залита кровью. Люди видели, что убийцы уехали на черной машине. Работница выскочила на улицу и позвала дворника, который потом говорил, что Райх была еще в сознании. С нее даже снимали допрос в то время, как она умирала от потери крови.
Смерть Зинаиды Райх осталась загадкой. Преступление списали на уголовку. После похорон ее детям от первого брака с Сергеем Есени­ным — Константину и Татьяне — предложили освободить квартиру в 48 часов, хотя она и находилась в первом кооперативном доме работ­ников искусств. В кабинет Всеволода Эмильевича и в гостиную Зина­иды Николаевны въехала секретарша Берии, а две другие комнаты за­нял личный его шофер — сюда вел отдельный вход с лестницы.
Мария Алексеевна рассказала, что родителями ее деда Всеволода были лютеране и у него было три имени — Карл, Теодор, Казимир. Перед венчанием на дворянке Ольге Михайловне Мунт он принял ее православную веру и, будучи крещеным, стал называться Всеволодом. После ареста передачи носила ему дочь Татьяна.
В молодости Татьяна Всеволодовна Мейерхольд была наездницей в цирке, участвовала в скачках. Впоследствии посвятила себя сельскому хозяйству и стала директором совхоза в Лопасне. Характер у нее был своеобразным и крутым. Однажды в дом к ней пришел начальник по­литотдела, и она с гордостью показала ему портрет своего отца, сказав при этом: «Правда, мой отец красивый?!» Вскоре после этого ее арестовали за поддержку врага народа. Особое совещание дало ей 8 лет. Угнали ее в лагерь под Новосибирском. Пробыла она в лагере 2 года и 7 месяцев. Актриса Корчагина-Александровская и ее муж актер Василий Меркурьев добились от властей сокращения срока заклю­чения. После этого ей определили место жительства за 101-м километ­ром от Москвы.
Муж Марии Алексеевны — дочери Т.В. Мейерхольд — Дмитрий Игнатьевич Валентей-Поляк до войны работал в газете «Московский комсомолец». В 1937 году арестовали его отца, кавалера трех Геор­гиевских крестов. Его расстреляли в 1938 году без суда. Позже он был реабилитирован.
Мария и Дмитрий поженились в 1947 году. Соединились судьбы сына и внучки расстрелянных. Во время отъезда Марии на два дня на родину деда в Пензу Дмитрий умер от второго инфаркта. Их сыновья стали: старший — после окончания Института иностранных языков журналистом, а младший работает в Институте экономики Академии наук и имеет ученую степень доктора экономических наук.
Через некоторое время свою комнату по соседству с Т.В. Мейер­хольд мы обменяли по просьбе товарища нашего брата Миши на его комнату в коммунальной квартире в доме на Безбожном переулке. Это было близко от дома, где жил с семьей Михаил. Впоследствии мы и эту комнату обменяли на другую комнату на Пресненском валу, не­далеко от Белорусского вокзала.
В 1932 году в Москву из деревни переехала и наша мать.
После возвращения из Свердловска в Москву в августе 1930 года я собрался поступать в институт. Взяв с собою все необходимые доку­менты, по пути зашел на квартиру к Мише. У него в это время был то­варищ, вместе с которым они ушли из квартиры. Через несколько ми­нут собрался уходить и я. Но, к моему несчастью, когда я подошел к вешалке в коридоре, моего пальто не оказалось. Его украли жулики вместе с документами, которые были в кармане пальто. Дверь на ули­цу после ухода брата оказалась не закрытой на ключ. По этой причине мое поступление в институт в том году не состоялось. Пришлось пое­хать в деревню и во второй раз оформить и получить все необходимые документы, а в институт поступать только в следующем году.
В ожидании следующего года я поступил на работу в «Моссантехпромстрой», председателем правления которого был товарищ моего старшего брата. Стал работать формовщиком на специальном ручном станке «Крестьянин» для изготовления пустотелых бетонитовых кам­ней из цемента, речного песка и шлака. Камни использовались для кладки стен жилых и производственных зданий. Сначала я эту работу делал для постройки стен двух верхних этажей двухэтажного здания общежития Московского геолого-разведочного института, располо­женного на берегу Яузы рядом с Матросским мостом.
Как мне стало известно из сообщений прессы, в общежитии жили Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна Горбачевы, учась в Москов­ском государственном университете.
После окончания строительства двух верхних этажей общежития я изготавливал камни для строительства производственных цехов завода «Изолятор» на Ленинградском шоссе. Потом перешел работать масте­ром на деревообделочный завод в Останкино, где изготавливались столярные изделия (оконные рамы и двери) для жилых домов и произ­водственных зданий. Потом по рекомендации своего двоюродного брата Федора Савельева я перешел работать на завод «Нефтегаз» на шоссе Энтузиастов в закрытый цех, который тогда назывался корпу­сом № 8. В этом цехе осваивали производство этиловой жидкости, ос­новным компонентом которой является тетроэтилсвинец, имеющий химическую формулу Pb(С2Н5)4/ Этиловая жидкость использовалась тогда в качестве добавки к горючему для заправки самолетов с целью повышения октанового числа — условной количественной харак­теристики стойкости к детонации моторных топлив, применяемых в карбюраторных двигателях внутреннего сгорания. Для тех, кто не зна­ет, добавим, что детонация — это распространение со сверхзвуковой скоростью горения взрывчатых веществ, горючих смесей в двигателях внутреннего сгорания и т.п. Нежелательные детонации моторных топ­лив устраняют, повышая их октановое число.
В закрытом цехе «Нефтегаза» я работал сначала лаборантом, а потом аппаратчиком. Мне часто поручали выезжать в аэропорт и там на скла­де жидкого топлива заправлять этой жидкостью цистерны с бензином. Перед заправкой я одевал на голову противогаз, а на руки резиновые перчатки, поднимался по лестнице на цистерну и выливал в нее из большой стеклянной бутыли этиловую жидкость. Пары этой жидкости и сама жидкость, если пролить ее на руку или другие участки тела, очень вредно влияют на здоровье человека. Поэтому обращаться с нею надо очень осторожно. Эта жидкость периодически отправлялась на исследование в Институт хиической обороны. Однажды меня пригла­сил к себе в кабинет главный инженер корпуса № 8 Константин Пет­рович Лавровский и поручил мне выехать в институт химической обо­роны, чтобы я там получил справку с данными о результатах исследо­вания. Когда я спросил у него адрес института и как туда проехать, он мне ответил, что не знает и я сам должен узнать это. Адрес я узнал в справочном бюро закрытого типа по предъявлению выданного мне документа о том, что я работаю на секретном производстве, и назвали адрес института. Институт был расположен на краю Москвы и ого­рожен высокой бетонной стеной. Здания института за этой стеной не были видны. Я зашел в пропускную будку, где находились охранники, и они, проверив мои документы, пропустили меня на территорию инс­титута, где находилось большое количество зданий. Я нашел дом, в котором работал начальник института, свободно зашел к нему в каби­нет, и он со мной добродушно побеседовал. Он был высокого военного ранга — три ромба были на воротнике его военного мундира. После короткой беседы со мной он вызвал к себе полковника, которому пору­чил выдать мне нужную справку. Вместе с полковником я прошел в здание, где размещалась лаборатория, немного подождал и получил нужную мне справку с данными результатов исследования. При по­вторном посещении я уже заходил не к начальнику института, а к пол­ковнику. В здании, где размещалась лаборатория, во время ожидания справки я видел в клетках разных подопытных животных, в том числе белых мышей, крыс, кроликов и даже кошек, которых выносили мерт­выми после проведенных над ними опытов. Были там и подопытные собаки в псарнях, которые дружно и громко лаяли, когда наступало время их кормления. Это произвело на меня жуткое впечатление.
Лаборантом я работал под руководством инженера-химика Николая Константиновича Дружинина. Приходя утром на работу, он в письмен­ном виде оставлял мне задание на проведение химических опытов, а сам уезжал в библиотеку института «ГИНИ», где изучал литературу на немецком языке, связанную с проведением наших опытов. На другой день утром я перед ним отчитывался за проделанную работу, показы­вал ему записанные мною результаты и получал новое задание.
Из лаборатории меня перевели на работу аппаратчиком по изготов­лению этиловой жидкости. Руководил этой работой инженер-химик Цолак Сергеевич Коштаянц, родной брат известного в то время физи­олога, члена-корреспондента АН СССР. Начальником корпуса № 8 был полковник Воивод. Производство в этом корпусе было вредным. Поэтому рабочие-аппаратчики и лаборанты ежеквартально проходили медицинский осмотр в Институте профессиональных болезней имени Обуха. Когда мы заходили в помещение, где находились аппараты, обязательно одевали противогаз и резиновые перчатки. В этом цеху во время пожара погиб мой двоюродный брат Федор Савельев.
Когда я обратился к К.П. Лавровскому с просьбой освободить меня от работы в связи с поступлением в институт на учебу, вначале он мне в просьбе отказал и предложил поступить учиться в Московский неф­тяной институт, где он работал тогда профессором и заведовал кафед­рой органической химии. Через некоторое время мою просьбу об осво­бождении от работы он удовлетворил.
После освобождения от работы на «Нефтегазе» я поступил на вре­менную работу помощником прораба В.В. Дубова по производству ре-монтно-строительных работ в служебных зданиях ЦК ВКП(б), Всероссийского кооперативно-промыслового совета («Всекомпромсовета») и Австрийской миссии. Был случай, когда я видел И.В. Сталина, который подъехал к зданию ЦК ВКП(б), вышел из машины и быстро вошел в дверь здания. Он был одет в шинель, фуражку и сапоги.
В другой раз я встретил утром Н.К. Крупскую, которая стояла у подъезда ЦК ВЛКСМ и ожидала машину. Я проходил мимо нее и вни­мательно на нее посмотрел. Она была одета в старомодную дамскую шляпу, темный костюм с длинным жакетом и черные дамские ботинки на среднем каблуке с высокими зашнурованными голенищами.
В свободное от работы время я посетил все московские музеи, выс­тавки, кинотеатры и театры, присутствовал на разного рода интерес­ных совещаниях и заседаниях, куда попадал случайно. Как-то, проходя мимо здания Верховного Суда СССР, я заглянул в зал заседаний суда. Там в это время шло заседание Верховного Суда под председа­тельством Антонова-Саратовского. На трибуне с обвинительной речью выступал, по-моему, Вышинский. Говорил он спокойно, с юмором, и в конце речи, обращаясь к судьям, просил приговорить обвиняемых к условному наказанию сроком на один год. Подсудимыми были ответ­ственные руководители московских предприятий. Я тогда понял, что такой мягкий приговор был вынесен обвиняемым потому, что они бы­ли высококвалифицированными специалистами, которых тогда было крайне мало.
Другой раз я был на совещании учителей Москвы. Совещание вел заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Стецкий. За столом президиума находилась также и Надежда Константиновна Крупская, выступившая с речью, в которой она много говорила об от­ношении В.И. Ленина к учителям, о том, как он их ценил, какие давал им советы. Надежда Константиновна говорила тихо, спокойно. Выгля­дела она хорошо, соответственно своему возрасту. У нее было круглое приятное лицо, голубые глаза, седые волосы. На ней была полосатая кофта, в которой я видел ее и на портретах.
Иногда я посещал дом писателей на улице Воровского. Присут­ствовал на встрече группы поэтов имени Демьяна Бедного с популяр­ным в то время поэтом Александром Жаровым. Отмечали десятилетие его поэтического творчества. Когда он вошел в зал с небольшим опоз­данием, к нему подошел молодой поэт и, здороваясь, сказал: «Здрав­ствуй, Саша! Тебя с нетерпением ждет пролетариат». Жаров прошел через зал, сел за стол и обратился к присутствующим с благодар­ностью, после чего рассказал о своей творческой работе за десять лет. Это был своего рода отчет перед молодыми поэтами. Выступавшие после него поэты тепло поздравили Жарова с творческими успехами и разошлись.
Еще раз я присутствовал на совещании молодых поэтов группы «Напостовская смена» тоже в доме писателей. На этом совещании предсе­дательствовал популярный поэт Алексей Сурков и присутствовал из­вестный писатель Викентий Викентьевич Вересаев. Перед началом со­вещания со мной беседовали некоторые молодые поэты. Они интере­совались, что и где я опубликовал из своих стихов. Я ответил, что я не поэт, а любитель поэзии. Должен отметить, что все молодые поэты, входившие в группу имени Демьяна Бедного и «Напостовскую смену», вели себя скромно и одеты были скромно, не носили галстуков. А.Жаров был одет в простую черкесскую рубаху, подпоясанную поя­сом, конец которого висел спереди, и был обут в простые, но аккурат­ные сапоги. На А.Суркове была одета черная вылинявшая сатиновая косоворотка, темные полосатые брюки, а обут он был в сандалии, ко­торые в то время были распространенной летней обувью. Вересаев сидел на диване в светлой рубашке, в которой он был на портретах.
Работая на «Нефтегазе», я поступил учиться на заочное отделение Московского химико-технологического института имени Д.И. Менде­леева, на факультет неорганической химии. Затем в середине 1931-1932 учебного года поступил учиться на вечернее отделение Москов­ской горной академии, на металлургический факультет по специаль­ности «пирогидроэлектрометаллургия» (сокращенно «пироэм»). После разделения Горной академии на четыре института (Институт нефти, Институт стали, Институт цветных металлов и золота, Горный инс­титут) в 1933 году вечернее отделение было закрыто, и я был принят на дневное отделение Института цветных металлов и золота по спе­циальности «Эксплуатация рудных месторождений». Мне хотелось ос­таться на металлургическом факультете, и я с этой просьбой обратился к директору института Иванову. Он мне ответил, что сейчас большой дефицит горных инженеров, а металлургов достаточно. В то время особо выбирать не приходилось, ибо при поступлении в высшие учеб­ные заведения учитывалось социальное происхождение. На первом по преимуществам месте были дети рабочих, на втором — дети крестьян-бедняков. Я же всегда писал во всех анкетах о своем социальном про­исхождении — «из крестьян-середняков». Поскольку в моем желании стать инженером-металлургом мне отказали, я согласился на горный факультет. После окончания Института цветных металлов и золота мне была присуждена квалификация горного инженера и я получил диплом № 100117 от 27 июля 1937 года.
В период учебы в институте помимо основных занятий по специа­льности регулярно проводились встречи студентов с известными госу­дарственными деятелями, артистами, писателями и др. Я хорошо пом­ню встречи в лекционном зале института с первым Народным комис­саром здравоохранения РСФСР, академиком академий медицинских наук и педагогических наук, участником революции 1905-1907 гг. и Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года Нико­лаем Александровичем Семашко. Героем Советского Союза летчиком Валерием Павловичем Чкаловым, совершившим вместе с Г.Ф. Байду­ковым и А.В. Беляковым беспосадочные перелеты Москва — остров Удэ на Дальнем Востоке. А также Москва — Северный полюс — Ванкувер в Канаде. Народным артистом СССР Василием Ивановичем Качаловым, заслуженным артистом РСФСР, мастером художественного слова Эм­мануилом Исааковичем Каминкой, писателем Борисом Андреевичем Пильняком, поэтами Джеком Моисеевичем Алтаузеном, Иосифом Павловичем Уткиным, Верой Михайловной Инбер и др.
Н.А. Семашко рассказал много интересного о В.И. Ленине и А.В. Луначарском. При вскрытии тела Ленина после его смерти Семашко был председателем медицинской комиссии. Когда вскрыли головной мозг, то увидели, что большая часть мозга была твердой и по нему можно было стучать пинцетом, как по камню. Здоровой оказалась только небольшая часть мозга. Врачей заинтересовало, что эта неболь­шая часть мозга, не затронутая склерозом, позволяла Ленину гениаль­но мыслить. Причина склероза мозга осталась не установленной. Одни врачи, участники вскрытия, пришли к заключению, что болезнь Лени­на была наследственной, так как его отец И.Н. Ульянов тоже умер от склероза головного мозга в таком же возрасте, как и его сын Владимир Ильич. Другие врачи считали, что причиной склероза у Ленина явилось тяжелое ранение отравленной пулей во время покушения на него эсэрки-террористки Фанни Каплан 30 августа 1918 года. Об этом было опубликовано в печати.
Много интересного рассказал Семашко студентам и об А.В. Луна­чарском, которого он знал с детства. Когда Луначарского освободили с поста Народного комиссара просвещения РСФСР в 1933 году, его назначили послом с Испанию. Семашко в это время находился за гра­ницей. Во время отъезда Луначарского в Испанию Семашко встретил­ся с ним в вагоне поезда одной из железнодорожных станций. Луна­чарский был тяжело болен, но, чтобы встретиться со своим другом, пе­реоделся в костюм и накрахмаленную рубашку с галстуком. Луначар­ский с самого детства был всегда опрятным и аккуратно, со вкусом одевался. Он был талантливым оратором. Когда его приглашали на со­вещания или заседания, его всегда просили занять место в президиуме совещаний и выступить с речью. Спросив у председателя, какой воп­рос обсуждается, он сразу же без подготовки выходил на трибуну и произносил захватывающую, интересную для слушателей речь. Та встреча в поезде между друзьями была последней. В поезде А.В. Луна­чарский и скончался, не доехав до Испании.
Летчик Валерий Чкалов рассказывал нам о своей встрече с И.В. Ста­линым перед беспосадочным перелетом Москва — остров Удэ на Дальнем Востоке. На встрече также были Г.Ф. Байдуков и А.В. Беля­ков. Сталин их внимательно выслушал, и они ответили на все его воп­росы. Он сделал весьма существенные поправки в маршрут полета. Поэтому этот маршрут был назван сталинским. Беседа проходила в теплой, непринужденной обстановке. Сталин обращался с ними по-отцовски, внимательно. Чкалов рассказывал об этой встрече с боль­шим волнением и неподдельной любовью к Сталину.
В.И. Качалов поведал о своей дружбе с Сергеем Есениным, о своей собаке Джим, с которой подружился поэт, и продекламировал стихо­творение «Собаке Качалова». Думаю, что придётся кстати повторить воспо­минания Василия Ивановича Качалова (Шверубовича) из его книги «Встречи с Есениным», впервые опубликованные в 1928 году:
«До ранней весны 1925 года я никогда не встречался с Есениным, не видел его лица. Не видел даже его портретов. Почему-то пред­ставлялся он мне рослым, широкоплечим, широконосым, скуластым, басистым. И слыхал о нем, об его личности очень немного, почти не имел общих знакомых. Но стихи его любил давно. Сразу полюбил, как только наткнулся на них, кажется, в 1917 году в каком-то журнале. И потом во время моих скитаний по Европе и Америке всегда возил с собой сборник его стихов. Такое у меня было чувство, как будто я возил с собой в американском чемодане горсточку русской земли. Так явст­венно, сладко и горько пахло от них родной землей.
«Приведем к вам сегодня Есенина, — объявили мне как-то Пильняк и Ключарев. Это было, по-моему, в марте 1925 года. — Он давно знает вас по театру и хочет познакомиться». Рассказали, что в последние дни он шибко пил, вчера особенно, а сегодня с утра пьет только молоко. Хочет прийти ко мне почему-то непременно трезвым. Часам к двенад­цати ночи я отыграл спектакль, прихожу домой. Небольшая компания моих друзей и Есенин уже сидят у меня. Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки, которой потом Есе­нин посвятил стихи. Тогда Джиму было всего четыре месяца. Я вошел и увидал Есенина и Джима — они уже познакомились и сидели на ди­ване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одной рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском пригова­ривал: «Что это за лапа, я сроду не видал такой». Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из подмышки Есенина и лизал его лицо. Есенин встал и с трудом старался освободиться от Джима, но тот продолжал на него скакать и еще несколько раз лизнул его в нос. «Да постой же, может быть, я не хочу с тобой целоваться!», —  бормотал Есенин с широко расплывшейся детски-лукавой улыбкой. Сразу же запомнилась мне эта его детская лукавая, как будто даже с хитрецой, улыбка.
Меня поразила его молодость. Когда он молча и, мне показалось, за­стенчиво подал мне руку, то показался мне почти мальчиком, ну, юно­шей лет двадцати. Сели за стол, стали пить водку. Когда он заговорил, сразу показался старше, в звуке голоса послышалась неожиданная му­жественность. Когда выпил первые две-три рюмки, он сразу заметно постарел. Как будто усталость появилась в глазах; на какие-то секунды большая серьезность, даже некоторая мучительность застывали в глазах. Глаза и рот сразу заволновали меня своей огромной выра­зительностью. Вот он о чем-то заспорил и внимательно, напряженно слушает оппонента: брови слегка сдвинулись, не мрачно, не скорбно, а только упрямо и очень серьезно. Чуть приподнялась верхняя губа — и какое-то хорошее выражение, лицо пытливого, вдумчивого, в чем-то очень честного, в чем-то даже строгого, здорового парня — парня с крепкой «башкой».
А вот брови ближе сжались, пошли книзу, совсем опустились на ресницы, и из-под них уже мрачно, тускло поблескивают две капли белых глаз — со звериной тоской и со звериной дерзостью. Углы рта опустились, натянулась на зубы верхняя губа, и весь рот напомнил сразу звериный оскал, и весь он вдруг напомнил готового огрызаться волчонка, которого травят.
А вот он весь встряхнул шапкой белых волос, мотнул головой — особенно, по-своему, но в то же время и очень по-мужицки — и заулыбался широкой, сочной, озаряющей улыбкой, и глаза засветились «синими брызгами», действительно стали синими.
Сидели долго. Пили. О чем-то спорили, галдели, шумели. Есенин пил немного, меньше других, совсем не был пьян, но и не скучал, по-видимому, был весь тут, с нами, о чем-то спорил, на что-то жаловался. Вспоминал о первых своих шагах поэта, знакомстве с Блоком. Расска­зывал и вспоминал о Тегеране. Тут же прочел «Шаганэ». Замечательно читал он стихи. И в этот первый вечер нашего знакомства, и потом каждый раз, когда я слышал его чтение, я всегда испытывал радость. У него было настоящее мастерство и заразительная искренность. И всегда — сколько я его ни слышал — у него, и у трезвого, и у пьяного, всегда становилось прекрасным лицо, сразу, как только, откашляв­шись, он приступал к первому стихотворению. Прекрасное лицо: спо­койное (без гримас, без напряжения, без аффектации актеров, без мертвой монотонности поэтов), спокойное лицо, но в то же время живое, отражающее все чувства, какие льются из стихов. Думаю, что, если бы почему-нибудь не доносился голос, если бы почему-нибудь не было его слышно, наверное, можно было бы, глядя на его лицо, уга­дать и понять, что именно он читает.
Джиму уже хотелось спать, он громко и нервно зевал, но, очевидно, из любопытства присутствовал, и, когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот. Перед уходом Есенин снова долго жал ему лапу: «Ах ты, черт, трудно с тобой расстаться. Приду домой и напишу».
Компания разошлась. Я сидел и разбирался в своих впечатлениях. Все в нем, Есенине, ярко и сбивчиво, неожиданно-контрастно. Тут же на глазах твоих он меняет лики, но ни на секунду не становится без­ликим. Белоголовый юноша, тонкий, стройный, изящно, ладно скроен и как будто не крепко сшит, с васильковыми глазами, не страшными, не мистическими, не нестеровскими, а такими живыми, такими просто синими, как у тысячи российских новобранцев на призыве — рязанских, и московских, и тульских, - что-то очень широко русское. Парижский костюм, чистый, мягкий воротничок, сверху на шее наки­нуто еще шелковое сиреневое кашне, как будто забыл или не захотел снять в передней. Напудрен. Даже слишком — на бровях и ресницах слой пудры. Мотнул головой, здороваясь, взметнулись светло-желтые кудри рязанского парня и дешевыми духами парикмахерского вежета­ля повеяло от них. Рука хорошая, крепкая, широкая, красная, не выхо­ленная, мужицкая. Голос с приятной сипотцой, как будто не от болез­ни, не от алкоголя, а скорее от темных сырых ночей, от соломы, от костров в ночи. Заговорил этим сиплым баском — сразу растаяла, рас­пылилась, как пудра на лице, испарилась, как парикмахерский веже­таль, вся «европейская культура», и уже не лезут в глаза ни костюм, ни кашне на шее, ни галстук парижский. А выпил стакан красного, лег­кого вина залпом, но выпил, как водку, с привычной гримасой (как будто очень противно) и - ох, Рязань косопузая пьет в кабаке. Выпил, крякнул, взметнул шапкой волос и, откашлявшись, начал читать:

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.

И кончил тихо, почти шепотом, почти молитвенно:

Будь же ты вовек благословенно,
Что пришлось процвесть и умереть,
Ох, подумал я, с какими иными «культурами» общается напуд­ренный, навежеталенный, полупьяный Есенин, в какие иные миры сво­бодно вторгается эта наша «косопузая Рязань».
Прихожу как-то домой — вскоре после моего первого знакомства с Есениным. Мои домашние рассказывают, что без меня заходили трое: Есенин, Пильняк и еще кто-то, Тихонов, кажется. У Есенина на голове был цилиндр, и он объяснил, что надел цилиндр для парада, что он пришел к Джиму с визитом и со специально ему написанными стиха­ми, но так как акт вручения стихов Джиму требует присутствия хозяина, то он придет в другой раз. И все трое молча ушли. Молча — и «нам показалось, — добавили мои домашние, — что все трое как будто слегка пошатывались».
В июне 1925 года наш театр приехал на гастроли в Баку. Нас пугали этим городом, бакинской пылью, бакинскими горячими ветрами, неф­тяным духом, зноем и пр. И не хотелось туда ехать из чудесного Тиф­лиса. Но вот сижу в Баку на вышке ресторана «Новой Европы». Хоро­шо. Пыль как пыль, ветер как ветер, море как море, запах соли доно­сится на шестой, седьмой этаж. Приходит молодая миловидная муглая девушка и спрашивает:
— Вы Качалов?
— Качалов, — отвечаю.
— Один приехали?
— Нет, с театром.
— А больше никого не привезли? Недоумеваю:
— Жена, — говорю, — со мною, товарищи.
— А Джима нет с вами? — почти вскрикнула.
— Нет, — говорю, — Джим в Москве остался.
— А-яй, как будет убит Есенин, он здесь в больнице уже две недели, все бредит Джимом и говорит докторам: «Вы не знаете, что это за собака. Если Качалов привезет Джима сюда, я буду моментально здоров. Пожму ему лапу и буду здоров, буду с ним купаться в море».
Девушка отошла от меня огорченная.
— Ну что ж, как-нибудь подготовлю Есенина, чтобы не рассчитывал на Джима.
Как выяснилось потом, это была та самая Шаганэ, персиянка.
Осенью у Пильняка сидим. Спорит, и очень убедительно, с Пастер­наком о том, как писать стихи так, чтобы себя не обижать, себя не те­рять и в то же время быть понятным.
А вот и конец декабря в Москве. Есенин в Ленинграде. Сидим в «Кружке». Часа в два ночи вдруг почему-то обращаюсь к Мариенгофу:
— Расскажи, что и как Сергей.
— Хорошо, молодцом, поправился, сейчас уехал в Ленинград, хочет там жить и работать, полон всяких планов, решений, надежд. Был у него неделю назад, навещал его в санатории, просил тебе кланяться. И Джиму — обязательно.
— Ну, — говорю, — выпьем за здоровье. Чокнулись.
— Пьем, — говорю, — за Есенина.
Все подняли стаканы. Нас было за столом человек десять. Это было два-два с половиной часа ночи с 27 на 28 декабря. Не знаю, да, кажется, это и не установлено, жил ли, дышал ли еще наш Сергей в ту минуту, когда мы пили за его здоровье.
— Кланяется тебе Есенин, — сказал я Джиму под утро, гуляя с ним по двору. Даже повторил: — Слышишь, ты, обалдуй, чувствуешь — кланяется тебе Есенин.
Но у Джима в зубах было что-то, чем он был всецело поглощен — кость или льдина, — и он даже не покосился в мою сторону.
Я ничем веселым не был поглощен в это полутемное, зимнее, мороз­ное утро, но не посетило и меня никакое предчувствие или ощущение того, что совершилось в эту ночь в ленинградском «Англетере».
Так и не почувствовал, по-видимому, Джим пришествия той самой гостьи, «что всех безмолвней и грустней», которую так упорно и мучи­тельно ждал Есенин.

«Она придет, — писал он Джиму, — даю тебе поруку,
 И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват».
Печатается по книге «Жизнь Есенина. Рассказывают современники». М, издательство «Правда», 1988, с. 531-534,403, 561.
Наверное, не случайно Есенин в последние месяцы своей жизни на­шел себе близкого и сокровенного друга в собаке. Да и на той встрече с Качаловым великий артист вспоминал не только о дружбе великого русского поэта с собакой, но и о других животных, тоже домашних. Вслед за поэтической «Собаке Качалова» Василий Иванович проде­кламировал сказку Л.Н. Толстого «О художнице свинье». Все студен­ты слушали Качалова с исключительным вниманием. Декламировал он непревзойденно, особенно когда копировал домашних животных, восхищавшихся вместе со свиньей ее портретом на заборе, а затем сочувствовавших ей после того, как маляр выкрасил забор и ее портрет исчез. Сказка закончилась тем, что свинья визжала и кричала, что она этого не переживет, а проходивший мимо нее жеребец громко ей от­ветил, что свинья все переживет.
Эммануил Каминка, популярный в то время чтец-декламатор, высту­пил вскоре вслед за Качаловым, продекламировал несколько стихо­творений, но его выступление выслушали без особого интереса, так как после Качалова он выглядел бледно. Ему надо было выступить до Качалова или в другое время. Тогда эффект от его декламаций был бы выше.
Борис Пильняк накануне встречи вернулся из Японии и рассказал студентам о Японии, встречах с японцами и нашим послом Юреневым. Поэты Джек Алтаузен, Иосиф Уткин и Вера Инбер рассказали о своем творчестве и прочитали по памяти свои стихотворения.
Политическая обстановка в стране в 1920-1930 годы была крайне сложной и напряженной. Особенно она осложнилась после смерти В.И. Ленина внутри партии и, прежде всего, между ее руководителями — членами Политбюро ЦК ВКП(б). Впервые Политическое бюро ЦК, в состав которого вошли В.И. Ленин, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин, Г.Я. Сокольников, А.С. Бубнов, было образо­вано на заседании ЦК партии 10 (23) октября 1917 г. для полити­ческого руководства восстанием. Как постоянно действующий орган, Политбюро стало функционировать после 8-го съезда РКП(б) (18-23 марта 1919 г.). В состав Политбюро, избранного на Пленуме ЦК РКП(б) 25 марта 1919 г., вошли В.И. Ленин, Л.Б. Каменев, Н.Н. Крестинский, И.В. Сталин, Л.Д. Троцкий. Кандидатами в члены Политбюро были избраны Н.И. Бухарин, Г.Е. Зиновьев, М.И. Калинин.
На похоронах Ленина были все члены и кандидаты в члены Полит­бюро за исключением Троцкого, который был в отъезде и на похороны не приехал, хотя ему официально о времени похорон сообщили. Вер­нулся он в Москву после похорон.
26 января 1924 года на 2-м съезде Советов СССР И.В. Сталин выступил с речью, в которой от имени большевистской партии дал великую клят­ву хранить и выполнять заветы Ленина. Он, в частности, сказал:
«Мы, коммунисты, — люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы — те, которые составляем армию великого пролетар­ского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин...
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хра­нить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!..
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии, как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!..
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить и укреплять диктатуру пролетариата. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!..
Товарищ Ленин неустанно говорил нам о необходимости доброволь­ного союза народов нашей страны, о необходимости братского их со­трудничества в рамках Союза Республик. Уходя от нас, товарищ Ле­нин завещал нам укреплять и расширять Союз Республик. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним с честью и эту твою запо­ведь!..
Ленин не раз указывал нам, что укрепление Красной армии и улуч­шение ее состояния является одной из важнейших задач нашей пар­тии... Поклянемся же, товарищи, что мы не пощадим сил для того, что­бы укрепить нашу Красную армию, наш Красный флот...
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам верность принципам Коммунистического Интернационала. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своей жизни для того, чтобы укреплять и расши­рять союз трудящихся всего мира — Коммунистический Интерна­ционал!»
В связи со смертью Ленина съезд принял обращение «К трудяще­муся человечеству». С целью увековечения памяти Ленина съезд вы­нес постановление об издании сочинений В.И. Ленина, переиме­новании города Петрограда в Ленинград, об установлении Дня труда, о сооружении Мавзолея Ленина на Красной площади в Москве, памят­ников Ленину в столицах союзных республик и в городах Ленинграде и Ташкенте.
В период с 23 по 26 декабря 1922 года Лениным было продиктовано «Письмо к съезду», известное под названием «Завещание», и «Добав­ление к письму от 24 декабря 1922 года», продиктованное 4 января 1923 года. Это письмо Ленин считал необходимым после его смерти довести до делегатов очередного партийного съезда. Согласно пожела­нию В.И. Ленина, письмо было оглашено по делегациям 13-го съезда партии, состоявшегося 23-31 мая 1924 года. 13-й съезд партии едино­гласно решил тогда этого письма не опубликовывать, так как оно было адресовано на имя съезда и не было предназначено для печати. По решению ЦК КПСС это письмо было доведено до сведения делегатов 20-го съезда КПСС, а затем разослано партийным организациям. В со­ответствии с указанием ЦК КПСС письмо было опубликовано в 1956 году в журнале «Коммунист» и издано отдельной брошюрой массовым тиражом. «Письмо к съезду» напечатано в четвертом издании сочи­нений В.И. Ленина в 36-м томе, вышедшем в печати в 1957 году (с. 542-547). Привожу выдержки из этого письма:
«Наша партия опирается на два класса, и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашение... Но я надеюсь, что это отдаленное будущее и слишком невероятное событие, чтобы о нем говорить.
Я имею в виду устойчивость как гарантию от раскола на ближайшее время и намерен разобрать здесь ряд соображений чисто личного свойства.
Я думаю, что основными в вопросе устойчивости с этой точки зре­ния являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить — между прочим — увеличение членов ЦК до 50, до 100 человек.
Товарищ Сталин, сделавшись Генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно ос­торожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК с вопросом о НКПС, отли­чается не только выдающимися способностями. Лично он пожалуй самый способный человек в настоящем ЦК, но чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезвычайным увлечением чисто администра­тивной работой.
Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК спо­собны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить немедленно.
Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каме­нева, конечно, не является случайностью, но что он так же мало может быть поставлен им в вину лично, как небольшевизм Троцкого.
Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил) и относительно их надо было бы иметь в виду следующее: Буха­рин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также за­конно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззре­ния очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марк­систским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал диалектики).
Затем Пятаков — человек несомненно выдающейся воли и выдаю­щихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было поло­житься в серьезном политическом вопросе.
Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в отношениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от товарища Сталина только одним перевесом, и именно, более терпим и более лоя­лен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше каприз­ности и т.д. Это обстоятельство может показаться ничтожной ме­лочью. Но я думаю, что это с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».
В связи с критическими замечаниями и предложениями Ленина о пе­ремещении Сталина и назначении на его место другого человека, Сталин обратился к делегатам партийного съезда с просьбой освобо­дить его от должности Генсека. Но делегаты съезда высказали мнение, что Сталин критические замечания Ленина учтет, исправит свои недо­статки, и просили его остаться в должности Генсека. Эту просьбу ак­тивно высказали Зиновьев и Каменев. В результате Сталин был остав­лен Генеральным секретарем ЦК ВКП(б).
Опасения Ленина о возможном расколе внутри партии в ближайшее время подтвердились.
Л.Д. Троцкий — сторонник и теоретик мировой революции, один из наиболее радикальных руководителей в Советском руководстве, сто­ронник террора против непролетарских слоев населения, прежде всего крестьянства. После смерти Ленина он отстраняется от власти Стали­ным, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и Рыковым. В 1926 г. фор­мирует так называемую «левую оппозицию», проигрывает борьбу и оттесняется правыми (Сталиным и Бухариным). В январе 1928 года ссылается в Алма-Ату, через год высылается из СССР в Турцию. В эмиграции формирует Четвертый Интернационал, резко выступает против Сталина. В 1937 г. написал книгу «Преступления Сталина». В августе 1940 года убит Р.Меркадером, мексиканским коммунистом.
Г.Е. Зиновьев с 1923 г. в блоке со Сталиным и Каменевым против Троцкого. Позднее — в блоке с Каменевым и Троцким против Стали­на. Обвинен в оппозиционной деятельности после того, как в 1925 г. на 14-м съезде ВКП(б) выступил с содокладом, в котором критиковал Политический отчет ЦК, сделанный Сталиным. А вот выдержки из «Заключительного слова по политическому отчету Центрального Ко­митета 23 декабря 1925 года»:
«А теперь перейдем к платформе Зиновьева и Каменева, Соколь­никова и Лашевича. Пора о платформе оппозиции поговорить. Она у них довольно оригинальная. Много разнообразных речей у нас было сказано со стороны оппозиции. Каменев говорил одно, тянул в одну сторону, Зиновьев говорил другое, тянул в другую сторону, Лашевич — третье, Сокольников — четвертое. Но, несмотря на разнообразие, все они сходились в одном. На чем они сошлись? В чем состоит их платформа? Их платформа — реформа Секретариата ЦК. Единст­венное общее, что вполне объединяет их, — вопрос о Секретариате. Это странно и смешно, но факт.
Этот вопрос имеет свою историю. В 1923 году, после XII съезда, люди, собравшиеся в «пещере» (смех), выработали платформу об уничтожении Политбюро и политизировании Секретариата, т.е. о пре­вращении Секретариата в политический и организационный руководя­щий орган в составе Зиновьева, Троцкого и Сталина. Какой смысл этой платформы? Что это значит? Это значит руководить партией без Калинина, без Молотова. Из этой платформы ничего не вышло, не только потому, что она была в то время беспринципной, но и потому, что без указанных мной товарищей руководить партией в данный момент невозможно. На вопрос, заданный мне в письменной форме из недр Кисловодска, я ответил отрицательно, заявив, что, если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума, без дискуссии, открытой или скрытой, и без требования гарантий прав меньшинства. (Смех.)
Это была, так сказать, первая стадия.
А теперь у нас наступила, оказывается, вторая стадия, противопо­ложная первой. Теперь требуют уже не политизирования, а техницизирования Секретариата, не уничтожения Политбюро, а его полновлас­тия.
Что же, если превращение Секретариата в простой технический ап­парат представляет действительное удобство для Каменева, может быть, следовало бы и согласиться с этим. Боюсь только, что партия с этим не согласится. (Голос: «Правильно!») Будет ли, сможет ли техни­ческий Секретариат подготавливать те вопросы, которые он должен подготавливать и для Оргбюро, и для Политбюро, я в этом сомне­ваюсь.
Но когда говорят о полновластном Политбюро, то такая платформа стоит того, чтобы отдать ее курам на смех. Разве Политбюро не пол­новластно? Разве Секретариат и Оргбюро не подчинены Политбюро? А Пленум ЦК? Почему о Пленуме ЦК не говорит наша оппозиция? Не думает ли она сделать Политбюро полновластнее Пленума?
Нет, положительно не везет оппозиции с ее платформой или плат­формами о Секретариате...
Что же дальше, спросите вы, что предпринять для того, чтобы выйти из создавшегося положения? Этот вопрос занимал нас все время, как во время съезда, так и перед съездом. Нам нужно единство партийных рядов — вот в чем теперь вопрос. Оппозиция любит говорить о трудностях. Но есть одна трудность, которая опаснее всех трудностей и которую создала нам оппозиция, это — опасность разброда и дезор­ганизации партии. (Аплодисменты.) Надо, прежде всего, преодолеть эту трудность. Мы это имели в виду, когда за два дня до съезда обра­тились к оппозиции с компромиссными условиями соглашения, рас­считанными на возможное примирение...
Но оппозиция не пошла на соглашение. Она предпочла миру откры­тую и жестокую борьбу на съезде. Таково «миролюбие» оппозиции...
Мы против отсечения. Мы против политики отсечения. Это не зна­чит, что вождям позволено будет безжалостно ломаться и садиться партии на голову. Нет уж, извините. Поклонов в отношении вождей не будет. (Возгласы: «Правильно!» Аплодисменты.) Мы за единство, мы против отсечения. Политика отсечения противна нам. Партия хочет единства, и она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них — если они этого не захотят. (Возгласы: «Правильно!» Аплодисменты.)
А чего требует единство? Того, чтобы меньшинство подчинялось большинству. Без этого не бывает и не может быть никакого единства партии.
Нельзя увлекаться дискуссией. Мы — партия, правящая страной, не забывайте этого. Не забывайте, что каждая размолвка вверху отдается в стране, как минус для нас. Я уже не говорю о загранице.
Органы ЦК, должно быть, останутся в том же виде, в каком они существуют. Едва ли партия согласится их ломать. (Возгласы: «Правильно!» Аплодисменты.) Политбюро и так полновластно, оно выше всех органов ЦК, кроме Пленума. А высший орган — Пленум, о котором иногда забывают. Пленум решает у нас все, и он призывает к порядку своих лидеров, когда они начинают терять равновесие. (Воз­гласы: «Правильно!» Смех. Аплодисменты.)
Единство у нас должно быть, и оно будет, если партия, если съезд проявит характер и не поддастся запугиванию. (Голоса: «Не под­дадимся, тут народ стреляный») Если кто-либо из нас будет зары­ваться, нас будут призывать к порядку, — это необходимо, это нужно. Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича (аплодисменты), глупо об этом говорить.
Коллегиальная работа, коллегиальное руководство, единство в пар­тии, единство в органах ЦК при условии подчинения меньшинства большинству — вот что нам нужно теперь» (И.В. Сталин. Сочинения, том 7, с. 386-391, ОГИЗ, Госполитиздат. М., 1947).
Требование «подчинения меньшинства большинству» — это основ­ной лейтмотив принятия всевозможных партийных решений и приня­тия порою крайних мер при их реализации, потому что, как сказал Сталин, «мы — партия, правящая страной, — не забывайте этого». А кто забывал? Вот что пишется о том, что было после XIV съезда ВКП(б) (кстати, именно на этом съезде партия стала называться вместо РКП(б) - ВКП(б)) в кратком курсе «История Всесоюзной Ком­мунистической партии (большевиков)» (ОГИЗ, Госполитиздат, 1946):
«Зиновьевцы, разбитые на съезде, не подчинились партии. Они на­чали борьбу против решений XIV съезда. Сразу же после XIV съезда Зиновьев устроил собрание Ленинградского губкома комсомола, вер­хушка которого была воспитана Зиновьевым, Залуцким, Бакаевым, Евдокимовым, Куклиным, Сафаровым и другими двурушниками в ду­хе ненависти к ленинскому ЦК партии. На этом собрании Ленин­градский губком вынес неслыханное в истории ВЛКСМ постановле­ние об отказе подчиниться решениям XIV съезда партии.
Но зиновьевская верхушка ленинградского комсомола совершенно не отражала настроений комсомольских масс Ленинграда. Поэтому она легко была разгромлена, и вскоре ленинградская комсомольская организация вновь заняла подобающее ей место в комсомоле.
К концу XIV съезда в Ленинград была направлена группа делегатов съезда — товарищи Молотов, Киров, Ворошилов, Калинин, Андреев и другие. Надо было разъяснить членам ленинградской партийной ор­ганизации преступный, антибольшевистский характер той позиции, которую заняла на съезде получившая обманным путем мандаты ле­нинградская делегация. Собрания с отчетами о съезде проходили бур­но. Была созвана новая экстренная ленинградская партконференция. Подавляющая масса членов ленинградской партийной организации (свыше 97%) полностью одобрила решения XIV съезда партии и осу­дила антипартийную зиновьевскую «новую оппозицию». Последняя представляла собою уже тогда генералов без армии.
Ленинградские большевики остались в первых рядах партии Ле­нина-Сталина» (с. 265).
У читателя может возникнуть вполне закономерный вопрос — зачем я в своих воспоминаниях затрагиваю политические вопросы? Отвечаю:
— вся моя сознательная жизнь проходила в условиях, когда в стране правила коммунистическая партия, от решений руководства которой во многом зависело все происходящее в СССР, А мнение «боль­шинства», поддерживающего «верхи», постоянно и довольно легко манипулировалось, что, забегая вперед, подтверждается и в настоящее время.
Л.Б. Каменев до 1925 г. борется в Политбюро против Троцкого, с 1926 года вместе с Зиновьевым и Троцким составляет блок против Сталина. В 1927 году, как и Зиновьев, исключен из партии. Раскаялся в своей деятельности и в 1928 году восстановлен в партии. В 1934 году Зиновьев, а в 1935 году Каменев, были арестованы по делу об убий­стве Кирова и в 1936 году расстреляны.
А.И. Рыков сменил Ленина на посту председателя Совнаркома и пробыл на нем до 1930 года. С 1923 по 1928 годы в блоке со Сталиным против Троцкого. В 1928-1929 годах один из лидеров правой оппози­ции. Капитулировал в 1929 г., принял сторону Сталина. В 1930 году снят с поста председателя Совнаркома. В 1938 году на Московском (Бухаринском) процессе выставлен обвиняемым и в том же году рас­стрелян.
М.П. Томский выступил против резкого сворачивания НЭПа, объ­явлен правым уклонистом. В 1936 году, узнав, что на процессе Зиновь­ева и Каменева против него даны показания, застрелился, не дожида­ясь ареста.
Н.И. Бухарин до 1928 года в блоке со Сталиным против Троцкого, Зиновьева и Каменева. В 1928 году порвал со Сталиным и блоки­ровался с Рыковым и Томским (так называемая «правая оппозиция»). В 1929 г. исключен из партии. Раскаялся, восстановлен в партии. Один из обвиняемых на процесс 1938 года. Расстрелян.
Ю.Л. Пятаков был первым председателем советского правительства на Украине. В декабре 1927 г. исключен из партии за оппозиционные взгляды. Раскаялся, был восстановлен в партии. Один из обвиняемых на Московском показательном процессе в 1937 году. Расстрелян.
Г.Я. Сокольников был выставлен обвиняемым на процессе «антисо­ветского троцкистского центра». Погиб в заключении.
В результате политической борьбы внутри партии все члены Полит­бюро ЦК ВКП(б), за исключением Сталина, которые были при Ленине и в адрес которых были сделаны серьезные критические замечания в «Письме к съезду», лишились жизни. Остался только один Сталин, победивший в этой сложной политической борьбе. Как видим, вопрос стоял так: кто победит, тот и останется живым. Короче говоря, полити­ческая борьба внутри партии превратилась в вопрос жизни и смерти. Как и предсказал Ленин, никакой политической борьбы между двумя классами (рабочими и крестьянством), на которые опирается партия, не произошло.
Были также судебные процессы в 1930 году «По делу промпартии», которую возглавил директор Всесоюзного теплотехнического институ­та профессор Рамзин, и по «Шахтинскому делу».
1 декабря 1934 г. в Ленинграде был убит С.М. Киров — первый сек­ретарь Ленинградского обкома ВКП(б), секретарь ЦК и член Полит­бюро. Он был убит Николаевым, коммунистом, членом РКИ (Рабоче-крестьянской инспекции). Убийство означало собой начало классового террора и репрессий против партийных и советских работников. Как объяснил, выступая в 1991 году по телевидению и в печати, личный телохранитель Сталина, майор в отставке Алексей Тимофеевич Рыбин, Сталин в связи с убийством Кирова приехал в Ленинград и, прощаясь с ним, дал ему клятву найти организаторов и наказать их по всей строгости.
После доклада Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева на закры­том заседании XX съезда КПСС 25 февраля 1956 г. «О культе личнос­ти и его последствиях» в нашей стране муссировались слухи о том, что в смерти Кирова повинен Сталин по причине якобы того, что делегаты XVII съезда ВКП(б) стремились сместить И.В. Сталина с поста Гене­рального секретаря ЦК ВКП(б), заменив его С.М. Кировым. При этом утверждалось, что итоги выборов в руководящие партийные органы на съезде были фальсифицированы. А вот какая информация по этому вопросу содержится, в частности, в «Известиях ЦК КПСС» (№ 7, июль 1989г., с. 114-121):
«Официально итоги выборов в центральные органы партии на XVII съезде были объявлены 10 февраля 1934 г. на заседании съезда и 11 февраля 1934 г. в печати. Опубликованы они и в стенографическом отчете съезда, вышедшем в том же году. Но при этом не сообщалось количество голосов, поданных «за» и «против» каждого кандидата.
Для документов счетной комиссии XVII съезда был определен стро­гий режим хранения в партийном архиве: все они были опечатаны и вскрыть пакеты можно было лишь по особому распоряжению ЦК. В ноябре 1960 г. в связи с расследованием обстоятельств, связанных с убийством С.М. Кирова, член КПК при ЦК КПСС О.Г. Шатуновская обратилась к члену Президиума ЦК КПСС, председателю Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Н.М. Швернику с запиской следу­ющего содержания:
«Тов. Швернику Н.М.
В связи с Вашим поручением об изучении дела об убийстве С.М.Кирова, возникла необходимость ознакомиться с протоколами счетной комиссии XVII съезда партии, хранящимися в Архиве ИМЛа. Прошу Вашего согласия.
Член КПК при ЦК КПСС
О. Шатуновская
10.11.1960г.»
На письме имеется резолюция: «Согласен. Н. Шверник. 10.11.1960г.»
В тот же день пакеты с документами счетной комиссии XVII съезда были вскрыты, о чем составлен следующий акт:
«10 ноября 1960 г.
Мы, нижеподписавшиеся, член Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Шатуновская О.Г., зам. директора НМЛ при ЦК КПСС Матковский Н.В., ответственный контролер КПК Кузнецов А.И. и зам. зав. ЦПА Лавров Р.А., на основе указания тов. Шверника Н.М. от 10 ноября 1960 г. (прилагается к 1 экз. акта) вскрыли опечатанные доку­ментальные материалы счетной комиссии XVII съезда ВКП(б).
При вскрытии в делах №№ 47, 48, 49, 50 фонда 59, оп. 2 оказались бюллетени для голосования при выборах членов и кандидатов ЦК ВКП(б), Комиссий Партийного и Советского контроля и центральной ревизионной комиссии.
В ед. хр. 47    хранятся бюллетени урны   1-3
    -«- 48       -«-        -«-            -«-      4-5
    -«- 49      -«-        -«-            -«-      7-9
     -«- 50      -«-        -«-            -«-   10-13
Бюллетени не подшиты и не пронумерованы.
При ознакомлении с материалами нами установлено следующее.
Всего по поименным спискам делегатов с решающим голосом 1227
По докладу мандатной комиссии утверждено мандатов 1225
Участвовало в голосовании при выборах ЦК 1059
Не участвовало в голосовании всего из утвержденных 166
Отсутствует ведомость  по  выдаче  бюллетеней  для  голосования
делегатов съезда.
О.Шатуновская
Н.Матковский
А.Кузнецов
Р.Лавров»
Что можно добавить к этому документу?..
Материалы мандатной комиссии свидетельствуют о том, что в голо­совании могли принять участие 1225 делегатов с правом решающего голоса. Однако, как видно из Протокола №2 от 10 февраля 1934г., счетная комиссия установила, «что общее число поданных голосов на XVII съезде ВКП(б) составляет 1059», т.е. на 166 меньше числа деле­гатов с правом решающего голоса.
Итоги голосования отражены в прилагаемом к Протоколу № 2 эк­земпляре бюллетеня — «Список членов и кандидатов ЦК ВКП(б), предлагаемый совещанием представителей всех делегаций съезда», в котором указано число голосов, поданных «за». На этом бюллетене имеется следующая запись: «Число голосов, полученных перечис­ленными товарищами, удостоверяем. Председатель счетной комиссии В. Затонский. Секретарь комиссии М. Освенский».
Как можно судить по этому документу, все предложенные канди­датуры получили абсолютное большинство голосов «за». Единогласно были избраны в состав ЦК ВКП(б) только М.И. Калинин и И.Ф. Кодацкий. «За» И.В. Сталина было подано 1056 голосов (следовательно, «против» было 3 голоса), «за» С.М. Кирова— 1055 голосов («против» — 4). Наименьшее число голосов «за» по списку членов ЦК ВКП(б) получил Я.А. Яковлев — 941 («против» — 118), по списку кандидатов в члены ЦК ВКП(б) — М.П. Томский («за» 801, против 258).
Являются ли эти итоги голосования реальными или фальсифициро­ванными? Категорически ответить на этот вопрос сегодня невоз­можно...
Не дает оснований для подозрений в фальсифицировании итогов го­лосования и сама атмосфера XVII съезда. Названный в то время «съез­дом победителей», он проходил в обстановке постоянных славословий и оваций в честь И.В. Сталина. Причем в таком же духе была постро­ена и речь С.М. Кирова.
Наиболее убедительным, на первый взгляд, аргументом в пользу фальсификации итогов голосования является сама трагическая судьба многих делегатов съезда. Но только на первый взгляд. Было бы слиш­ком упрощенно объяснять сталинскую расправу над ленинской гвар­дией партии его «обидой» на те или иные итоги голосования. Причины беззаконий и произвола 30-х годов, несомненно, глубже и еще ждут скрупулезных исследований».
Как же сложилась судьба членов и кандидатов в члены ЦК, избран­ного XVII съездом партии? На этот вопрос отвечает публикация «О судьбе членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранного XVII съездом партии» в «Известиях ЦК КПСС» (№ 12 за 1989 г., с. 82-113).
В состав ЦК ВКП(б) в целом было избрано 139 человек, в том числе 71 член ЦК и 68 кандидатов в члены ЦК. В период между XVII и XVIII съездами ВКП(б) состав ЦК партии уменьшился на 106 человек, или на 75,5%, в том числе количество членов ЦК — на 51 человек (71,8%) и кандидатов в члены ЦК — на 55 человек (80,9%). То есть к началу работы XVIII съезда ВКП(б) ЦК партии состоял вместо 139 человек, избранных в 1934 году, всего из 33 человек: 20 членов и 13 канди­датов.
Своей смертью умерли 3 члена ЦК (И.В. Косиор, Н.К. Крупская и В.В. Куйбышев) и 2 кандидата ъ члены ЦК (И.П. Товстуха и А.М. Штейнгарт).
Покончили жизнь самоубийством 3 члена ЦК (Я.В. Гамарник, М.М. Каганович и Г.К. Орджоникидзе) и 2 кандидата в члены ЦК (П.П. Любченко и М.П. Томский). Г.К. Орджоникидзе был похоронен на Красной площади.
Один член ЦК — С.М, Киров — убит в результате покушения. По­хоронен на Красной площади в Москве.
За нарушение социалистической законности расстрелян член ЦК Г.Г Ягода (1938 г.). Такая же судьба постигла в 1940 г. Ежова Н.И., арестованного в 1939 г. Ежов был членом ЦК.
В период 1937-1939 гг. подвергались репрессиям 93 человека, в том числе 42 члена ЦК и 51 кандидат в члены ЦК ВКП(б).
В 1936 г. по делу об убийстве Кирова на первом Московском судеб­ном процессе были расстреляны Зиновьев, Каменев и другие.
В 1937 г. состоялся второй Московский процесс над крупными воен­ными руководителями по обвинению в заговоре. Были осуждены и расстреляны маршал Тухачевский, командующие военными округами Якир, Уборевич, Эйдеман, Корк и другие военачальники.
В марте 1938 г. состоялся третий Московский судебный процесс над участниками правого уклона, выступившими против свертывания НЭПа, — Бухариным, Рыковым и другими. Все обвиняемые были расстреляны. В их числе и нарком внутренних дел Ягода, который проявил «мягкость» во время подготовки процесса Зиновьева и Каме­нева. Ягоду на посту наркома сменил Ежов, о судьбе которого нам уже известно.
Массовому террору и репрессиям были подвергнуты партийные и советские работники, работники культуры, писатели, журналисты и простые люди, большинство из которых было ни в чем не виновато.
Среди репрессированных были близкие и хорошо знакомые мне лю­ди, в частности — мой двоюродный брат Яков Петрович Савельев и отец жены моего старшего брата Михаила Иван Герасимович Булоч­ников.
Я.П. Савельев — крестьянин, во время коллективизации в 1930 году был выслан из деревни с конфискацией имущества за то, что имел кус­тарную шерстобитку с конным приводом, на которой обрабатывалась овечья шерсть. Наемным трудом он не пользовался. Имел большую семью, в состав которой входили жена, двое детей, взрослый брат и три взрослые сестры. После отъезда из деревни все они с помощью моего брата Михаила устроились работать в Москве. На предприятиях, где они работали, им оформили московскую прописку и поселили сначала в общежитиях, а потом они обзавелись своими семьями и по­лучили квартиры. Сам Яков Петрович был высококвалифицированным столяром и до конца своей жизни работал по этой специальности. Его брат Иван Петрович был принят в члены КПСС, участвовал в Великой Отечественной войне. Работал поваром.
И.Г. Булочников, член ВКП(б) с 1917 г., участник октябрьских боев на Красной Пресне в Москве, в связи с чем его фотография была в Музее Революции. По специальности он — повар. При жизни Ленина был организатором общепита в Кремле, работал председателем ЦК профсоюза «Нарпит», был членом президиума ВЦСПС, затем управ­ляющим трестом железнодорожных ресторанов, директором совхоза «Гигант». В 1936 г. был репрессирован и сослан в Сибирь. В 1954 г. полностью реабилитирован, востановлен членом КПСС с прежним стажем. Ему установили персональную пенсию и выделили квартиру в Москве. Кроме дочери Антонины, жены моего старшего брата, у него было два сына — Алексей и Виктор. В период его ссылки оба сына, боясь преследований за связь с отцом, от него отказались. Дочь же его, когда он находился в ссылке, поддерживала с ним тесную связь, пере­писываясь и посылая ему материальную помощь. У меня с ним были самые добрые отношения. Он мне рассказывал, что когда его аресто­вали, во время следствия задали ему вопрос, за что он арестован. Он ответил, что не знает за что. Следователь был не удовлетворен таким ответом, заявив, что он не может этого не знать. Тогда Иван Гера­симович ответил: возможно, за то, что когда в состав Президиума ВЦСПС была предложена кандидатура Л.М. Кагановича, члена Полит­бюро ЦК ВКП(б), то он вместе с другими членами Президиума ВЦСПС выступил и проголосовал против, считая, что в состав Прези­диума ВЦСПС уже входил тогда член Политбюро ЦК ВКП(б), Председатель ВЦСПС М.П.Томский, и нет смысла включать в состав Президиума ВЦСПС еще одного члена Политбюро. После возвраще­ния из ссылки у Ивана Герасимовича тяжело заболела нога, и врачи вынуждены были ее ампутировать.
Мой старший брат Михаил был членом ВЛКСМ с 1919 года, канди­датом в члены ВКП(б) с 1922 года и членом ВКП(б) с 1928 года. Занимал руководящие должности. Среди его сослуживцев у него были близкие товарищи, ветераны партии, активные участники революции и гражданской войны. Некоторые из них были подвергнуты репрес­сиям, а некоторые даже покончили с собой. Я видел, как он все это тя­жело переживал.
Все события, которые происходили в общественно-политической жизни страны, естественно, сказывались на жизни каждого или почти каждого человека огромного по территории и одного из самых боль­ших по численности в мире государства. Но у каждого была и своя личная, персональная жизнь, работа, учеба. А тогда — в начале и се­редине тридцатых годов — основным моим делом была учеба и свя­занная с ней учебно-производственная практика.

ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ПРАКТИКА,
   Жаксыбаев, Кунаев и другое
В период учебы в институте производственную работу по специ­альности я начал осваивать во время прохождения учебно-производ­ственных практик на Риддерском свинцово-цинковом комбинате, Северо-Карабашско"м медном руднике и Зангезурском медном руднике.
Первую учебно-производственную практику я проходил в 1934 году на руднике Риддерского свинцово-цинкового комбината Восточно-Ка­захстанской области Казахской ССР. В период производственной практики мы изучали вскрытие и систему разработки месторождения, горно-капитальные, горно-подготовительные и нарезные работы, шахтный подъем, рудничный транспорт, шахтный водоотлив, шахтное проветривание, буро-затравочные работы, пневматическое хозяйство. Вместе с квалифицированными рабочими работали буро-заправщиками, бурильщиками, взрывниками, крепильщиками по креплению горных выработок. После окончания производственной практики писа­ли отчеты и предоставляли их в деканат факультета. После ознаком­ления с отчетом преподаватели давали ему оценку.
Вместе со мной первую учебно-производственную практику в 1934 году на Риддерском руднике проходили и мои однокурсники студенты Наби Кульчиманович Жаксыбаев и Динмухамед Ахмедович Кунаев, которого мы, его товарищи, называли по имени Димаш. Будучи на практике вместе и проживая в одной гостинице, мы часто встречались и беседовали. В одной из бесед Кунаев обратился ко мне с просьбой объяснить ему систему разработки Риддерского месторождения. Он долго думал над ней и не мог ее понять. Эта система называлась камерно-столбовой системой разработки месторождения с креплением квадратными окладами и закладкой выработанного пространства. Пос­ле объяснения он меня поблагодарил и сказал, что теперь хорошо по­нял эту систему при разработке Риддерского месторождения. Был слу­чай, когда в одной из бесед с Кунаевым я в шутку сказал, что не надо возвеличивать казахов и что до революции казахов называли кирги­зами. Это сильно задело его национальное самолюбие, и он стал горя­чо мне доказывать, что казахи — это не киргизы и что казахи имеют большое превосходство над ними.
После окончания института мне приходилось несколько раз встре­чаться с Жаксыбаевым и два раза с Кунаевым. Н.К. Жаксыбаев рабо­тал сначала преподавателем института в Алма-Ате, затем замести­телем Министра цветной металлургии Казахской ССР, а после чего ди­ректором Зыряновского свинцового комбината. В институте мы с ним учились в одной группе и во время занятий, в течение четырех лет, сидели рядом за одним столом. Когда он приезжал в Москву, всегда заходил ко мне. Во время служебных командировок я два раза был у него на Зыряновском комбинате. Во время первого посещения ком­бината он меня подробно ознакомил со всеми производственными объектами, включая рудник, обогатительную фабрику, складское хо­зяйство и другие. Все производственные объекты находились в образ­цовом состоянии, технологические процессы были полностью механи­зированы, а на обогатительной фабрике и автоматизированы. Склад­ское хозяйство было, можно сказать, в образцово-показательном сос­тоянии. Он даже жаловался мне, что, когда к нему на комбинат прие­хал один из секретарей ЦК Компартии Казахстана и увидел образцо­вое складское хозяйство, называл его за это кладовщиком. Сказал, что ты — кладовщик, а не директор. Жаксыбаева это сильно обидело. Но я его успокоил, объяснив, что у секретаря ЦК слишком низкий уровень культуры и он в производственных вопросах ничего не понимает.
Жаксыбаева это успокоило.
Второй раз я был в служебной командировке на Зыряновском комби­нате вместе с Министром Цветной Металлургии СССР Петром Феде-евичем Ломако в 1979 году, через 38 лет после окончания института. Обстоятельно ознакомившись с производством, Петр Ломако провел совещание с инженерно-техническими работниками комбината и вы­разил им большую благодарность за хорошую работу. При отъезде с комбината он особенно поблагодарил директора Жаксыбаева, отметив высокий уровень производства и хорошие технико-экономические по­казатели в работе предприятия. Через три месяца после нашего отъезда с комбината Жаксыбаев позвонил мне в Москву по телефону и просил меня еще раз приехать к нему на комбинат. И когда я ему сказал, что слишком мало прошло времени с тех пор, как я у него был, он на это ответил, что тогда я был вместе с Министром, а он хочет, чтобы я при­ехал к нему один. Через некоторое время я узнал, что Жаксыбаева не стало — он скоропостижно скончался. Мне очень грустно вспоминать об этом. И потому, что не стало этого большого мастера своего дела и хорошего человека. И потому, что я не смог тогда к нему приехать. Наверное, ему очень хотелось со мной чем-то поделиться. И возмож­но, тогда не было бы его скоропостижной кончины. Как знать? Но мы часто осознаем потери, когда потерянного уже не вернешь.
Д.А. Кунаев после окончания института работал главным инжене­ром Коунрадского медного рудника Балхашского горно-металлур­гического комбината, затем директором Риддерского свинцово-цинко-вого рудника, на котором проходил первую учебно-производственную практику в 1934 году. Защитил диссертацию на соискание ученой сте­пени доктора технических наук, был избран академиком АН Казахской ССР, Президентом АН Казахской ССР, был назначен заместителем председателя и затем Председателем Совета Министров Казахской ССР, был избран Первым секретарем ЦК КП Казахстана, Членом ЦК КПСС, Членом Политбюро ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета СССР, Членом Президиума Верховного Совета СССР. Дважды Герой Социалистического Труда. Первый раз я встретился с ним после окон­чания института на Риддерском руднике в 1939 году. Он работал ди­ректором этого рудника. Когда я зашел к нему в кабинет, его на месте не оказалось. Он проводил оперативное совещание с инженерно-тех­ническими работниками рудника. Когда я зашел на это совещание, он меня увидел, подошел ко мне и попросил подождать. После совещания мы вместе с ним зашли в его кабинет, дружески побеседовали и реши­ли все вопросы, с которыми я к нему обратился. Он достал из письмен­ного стола и показал мне медаль «За трудовое отличие», которой был награжден Президиумом Верховного Совета СССР за производ­ственные успехи. После окончания встречи он на своей легковой по­возке, запряженной лошадью, управляемой кучером, проводил меня до железнодорожного вокзала. Во время пути вспомнили про Жаксыбаева, и он с удовлетворением сообщил мне, что Жаксыбаев преподает в институте. Вскоре я уехал поездом на свое предприятие.
Вторая встреча у меня с Кунаевым состоялась через 36 лет в 1975 го­ду. Я по приглашению Министра Цветной металлургии СССР П.Ф. Ломако выехал с ним в служебную командировку на предприятия цветной металлургии, расположенные в Казахстане и Узбекистане. После посещения всех предприятий, в течение девяти дней, мы прибы­ли в Алма-Ату и встретились с Д.А. Кунаевым в его кабинете. Он по-
дошел к каждому из нас и тепло поздоровался за руку. Глядя на меня, сделал вид, что узнал, и даже улыбнулся. Когда П.Ф. Ломако в начале беседы стал знакомить Кунаева с теми, кто сопровождает его в этой командировке и при этом назвал меня, Кунаев засмеялся и сказал, что он со мной давно знаком и хорошо меня знает. При обсуждении вопросов несколько раз обращался ко мне за ответами. Когда Ломако сообщил Кунаеву, что в Казахстан приехала группа специалистов из Госплана СССР, руководимая Г.Т. Гришиным, то он обратился ко мне с вопросом: тот ли это Гришин, у которого он принимал Риддерский рудник. Я ответил, что это от него, Георгия Тихоновича Гришина, он принял Риддерский рудник. Закончив с нами беседу, Кунаев сказал, что он в этот же день позвонит в Москву Леониду Ильичу Брежневу и доложит ему обо всех обсуждавшихся на встрече вопросах. На следу­ющий день перед отъездом из Алма-Аты я позвонил Кунаеву по пра­вительственному телефону. В разговоре я ему заметил, что эта встреча состоялась между нами через 36 лет после встречи на Риддерском руд­нике в 1939 году и я не думал, что он меня помнит. На это он ответил, что своих друзей он никогда не забывает. Мы с ним тепло попроща­лись и после этого никогда больше не встречались.
Я помню и жену Кунаева, видел ее еще студенткой института, она была моложе нас и окончила институт после нас. По имеющимся у ме­ня сведениям, она умерла раньше своего мужа. Детей у них не было. Последние годы Кунаев жил вместе со своим племянником. Скончался в 1992 году. Во время последней встречи в 1975 году он рассказал нам о сильном сердечном приступе (инфаркте), который перенес в начале того года, находясь в служебной командировке в Восточно-Казах­станской области.
Н.К. Жаксыбаев начал свою трудовую деятельность после окон­чания института преподавателем ВУЗа, затем был заместителем Ми­нистра, после чего стал директором комбината. Работая в этой долж­ности, показал себя способным высококвалифицированным инжене­ром-производственником, хорошим хозяйственником и организатором производства.
Д.А. Кунаев, занимая самые высокие должности, успешно справ­лялся с порученной ему работой. За период работы Первым Сек­ретарем ЦК Компартии Казахстана, в течение тридцати лет, уровень промышленного производства в Республике вырос в десять раз. За перевыполнение плана Казахской ССР по сбору зерна был награжден второй медалью Героя Социалистического Труда. В последний период своей деятельности активно и настойчиво выступал против проводи­мой Горбачевым так называемой «перестройки и нового мышления», приведших к развалу СССР.
К большому сожалению, таких добросовестных, преданных своему делу, высококвалифицированных специалистов и руководителей, ка­кими были Д.А. Кунаев и Н.К. Жаксыбаев, у нас в стране крайне недостаточно. Об этом мы узнаем позже.
Вторую учебно-производственную практику я проходил в 1936 году на Северо-Карабашском медном руднике в Челябинской области. В состав этого рудника входили три шахты: «Центральная», «имени Ворошилова», «имени Дзержинского». Я работал горным мастером на шахте «Центральной». В мои обязанности входила электровозная от­катка в саморазгружающихся вагонетках типа «Гренби». Отбитая руда из очистных блоков погружалась через люки, оборудованные затво­рами, в вагонетки и отвозилась контактными электровозами по рель­совому пути с участков шахты им. Ворошилова и шахты им. Дзер­жинского в подземный бункер шахты «Центральная». Разгрузка руды из вагонеток в бункер осуществлялась автоматически. Затем руда из подземного бункера погружалась в скипы и поднималась на поверх­ность. На поверхности руда из скипов автоматически разгружалась в железнодорожные специальные вагоны и отвозилась на обогати­тельную фабрику медеплавильного завода.
Перед бригадами рабочих-откатчиков своей смены я поставил за­дачу, чтобы наша смена полностью вывозила отбитую руду из всех очистных блоков, чтобы после нашей смены отбитой руды в очистных блоках не оставалось. С выполнением этой задачи моя смена справля­лась. Руды в блоках после нашей смены не оставалось. Это обеспе­чивало всем рабочим и мне, как начальнику смены, перевыполнять сменные задания и получать высокие заработки. Тогда за каждый про­цент перевыполнения задания доплачивали несколько процентов к заработной плате. Это называлось сдельно-прогрессивной оплатой труда. Работать приходилось много. Я рано вставал, завтракал и ухо­дил на работу, а с работы приодил вечером к ужину. На обед времени не было, и у меня было двухразовое питание. На заработанные деньги за период производственной практики на Северо-Карабашском руднике я сумел купить себе в золотоскупке новое демисезонное пальто, от­рез для костюма и хорошую обувь. В приобретенном пальто я окон­чил институт. Когда вырос сын и поступил в институт, забрал у меня это пальто и тоже носил его до окончания института.
Третью, преддипломную учебно-производственную практику я про­ходил тоже в 1936 году на Зангезурском медном руднике, располо­женном около города Кофан Армянской ССР. На этом руднике я рабо­тал производителем работ по строительству дороги от Зангезурского рудника до медеплавильного завода в городе Кафане. Дорога прокла­дывалась по крутому склону горы, с большим объемом скальных ра­бот. Работу выполняла бригада заключенных рабочих под надзором военизированной охраны. После завершения скальных работ я стал за­мерять объем выполненных работ. При подъеме по склону уступа у меня соскользнула правая нога, и я упал вниз. При падении сильно ушибся, потерял на несколько минут сознание, а когда стал вставать на ноги, то увидел перелом правой руки. Местные врачи-хирурги как сле­дует исправить ее не могли, и она за три месяца пребывания на практике неправильно срослась. Собрав все необходимые материалы для выполнения дипломной работы по разработке Зангезурского мед­ного месторождения, я вернулся в Москву. Когда в Москве я обра­тился к врачам по поводу перелома руки, они мне сказали, что руку можно выправить, но для этого ее надо снова сломать. Я на это не согласился, и рука навсегда осталась поврежденной. Это повреждение дает себя знать и теперь, спустя более чем 60 лет.

ПОЕЗД УШЕЛ НА ВОСТОК
«Убаредмет» в Восточном Казахстане - даешь вольфрам!


После окончания Московского института Цветных металлов и золо­та и присвоения мне 27 июня 1937 года квалификации горного инже­нера я был направлен с моего согласия на работу на Убинский воль­фрамовый рудник «Убаредмет» Главредмета. Приказом директора рудника № 153 от 27.07.1937 г. был назначен с этого же числа заведу­ющим горно-капитальными работами, а приказом директора № 116 от 7.04.1939 г. и приказом по Главредмету НКЦМ № 125 от 25 апреля 1939 г., подписанным начальником Главредмета Горловым В.И., назначен и.о. Главного инженера — зам. директора «Убаредмет» с освобождением от этой должности Каневецкого С.И. в связи с перево­дом на другую работу. Приказом Наркомцветмета СССР № 652/к от 31 августа 1939 г. назначен Главным инженером — зам. директора Убин-ского Рудоуправления «Убаредмет». Приказ подписал зам. Народного Комиссара Цветной металлургии СССР П. Антропов.
В связи с освобождением от занимаемой должности моего предшественника С.И. Каневецкого добавлю, что в 1937 году действовало По­становление Совета Народных Комиссаров СССР, Центрального Ко­митета КПСС и ВЦСПС, подписанное В.М. Молотовым, И.В. Ста­линым и Н.М. Шверником, о повышении производственной и трудо­вой дисциплины. Согласно этому Постановлению за невыход на рабо­ту без уважительных причин в течение одного дня прогулявший должен быть в обязательном порядке уволен с работы независимо от занимаемой должности. С.И. Каневецкий иногда увлекался спиртными напитками и по этой причине один день не вышел на работу. Поэтому директор и вынужден был подписать приказ об освобождении его от занимаемой должности раньше, чем вышли приказы — по Главред­мету и Наркомцветмету СССР.
У директора рудоуправления «Убаредмет» Николая Федоровича Моджерина были дружеские отношения с Сергеем Ивановичем Каневецким на почве совместных выпивок. Я об этом знал. И когда при­гласил меня к себе Мозжерин и предложил мне должность главного инженера — зам. директора «Убаредмета», я отказался от этого пред­ложения, мотивируя тем, что мы с ним не сработаемся. Через несколь­ко дней он вторично обратился ко мне с этим предложением и стал убеждать меня, что у нас с ним отношения будут хорошие, деловые и работать со мной он будет дружно. После этого я дал согласие и был назначен на эту должность.
Одновременно со мной в 1937 году на рудник «Убаредмет» при­ехали еще три молодых специалиста. Один из них — инженер-обо­гатитель Александр Львович Литвин — приехал из Москвы и уже был назначен Наркомцветметом на должность главного инженера — зам. директора «Убаредмета». Два другие инженера приехали из Ленин­града, из которых горный инженер-маркшейдер вскоре после приезда был мобилизован в армию, а инженер-электромеханик Игнат Трофи­мович Парахневич был назначен начальником дизельной электростан­ции, а затем главным механиком рудоуправления.
В состав предприятия «Убаредмет» входили: собственно рудник по добыче вольфрамовой руды подземным способом, который называли горным цехом; обогатительная фабрика, на которой в результате обо­гащения руды получали кондиционные вольфрамовые концентраты с содержанием WOз свыше 60%; дизельная электростанция; ремонтно-механический цех; автомобильный и конный транспорт с гаражом и конюшней; деревообрабатывающий цех с лесопильной рамой; склад­ское хозяйство и склад взрывчатых материалов; столовые, продоволь­ственный и товарный магазины; подсобное хозяйство по выращива­нию картофеля, овощей, арбузов и дынь; животноводческая ферма, на которой содержались коровы и свиньи.
Горный цех являлся главным и определяющим работу предприятия, ведущим цехом. Но он был в крайне отсталом состоянии, все произ­водственные операции на подземных работах выполнялись вручную: бурение взрывных скважин, погрузка руды при проходке горных выра­боток, отправка руды из очистных блоков и горнопроходческих работ к стволу шахты выполнялись в тачках. Подъем руды на поверхность осуществлялся в бадьях и с помощью конного ворота и ручных лебе­док.
Из-за недостатка добываемой руды обогатительная фабрика работа­ла с перебоями. Остро вставал вопрос, какие надо предпринять меры, чтобы рудник вывести на проектную мощность подачи руды. Главный инженер рудоуправления Левитин собрал по этому вопросу спе­циальное техническое совещание. На этом совещании докладывал на­чальник горного цеха Николай Петрович Козлов, по специальности горный техник. Он считал узким местом рудника только шахтный подъем руды и породы из подземных работ на поверхность. А для это­го предложил увеличить количество шурфов. Кроме двух действую­щих шурфов он предложил проходку дополнительных шурфов с руч­ным подъемом в бадьях.
Я внес другое предложение. Чтобы вывести рудник на проектную мощность, я предложил: оборудовать действующую шахту скиповым подъемом, смонтировать подъемную машину и ввести ее в действие, а подъем руды конным воротом в бадьях убрать; никаких новых шурфов не создавать, а действующие шурфы с ручным подъемом, после пуска скитового подъема на шахте, ликвидировать; механизировать работу бурильщиков, а для этого надо ускорить монтаж компрессоров и смон­тировать воздухопроводы для подачи сжатого воздуха в забор очист­ных блоков и для проходки горных выработок, согласно выполнен­ному мною расчету, для бурения взрывных скважин перфораторами; подземную откатку руды и породы тачками заменить на откатку ваго­нетками, а для этого во всех действующих горизонтальных горных вы­работках уложить рельсовые пути.
С моими предложениями все участники технического совещания согласились, за исключением Козлова. И главный инженер Левитин их утвердил. Со мной Левитин работал дружно, часто вместе со мной спускался в шахту, консультировался у меня по всем вопросам горного дела.
Вскоре Н.П. Козлов уволился с работы на «Убаредмете» и уехал в Забайкалье. Через 20 лет, в 1957 году, мы с ним встретились в Чите. Он работал в тресте «Забайкалзолото», а я тогда был назначен на рабо­ту в Совнархоз.
Вместо Козлова начальником горного цеха был назначен Савва Константинович Минбаширов, по специальности горный техник. Он приехал из Ленинграда.
Вскоре уехал также и Левитин. Он был назначен главным инжене­ром другого предприятия. Мы с ним после этого встречались в Моск­ве, когда он приезжал в служебную командировку. Вместо Левитина был назначен главным инженером — зам. директора С.И. Каневецкий.
Между Каневецким, Минбашировым и мною сложились хорошие де­ловые и личные отношения. Согласованная и слаженная между нами производственная работа обеспечила успешное выполнение и перевы­полнение всем коллективом предприятия государственного плана по всем основным показателям.
Непосредственная нагрузка по выполнению изложенных выше ме­роприятий выпала на меня, как на начальника горно-капитальных ра­бот. За короткий срок был оборудован скитовой подъем шахты и мон­таж подъемной машины, в горизонтальных подземных горных выра­ботках сложили рельсовые пути и тачки заменили вагонетками, смон­тировали компрессоры и ввели в действие компрессорное хозяйство, смонтировали воздуховоды сжатого воздуха согласно моему расчету, смонтировали подъемную машину и оборудовали механический подъем на шахте второй вспомогательной. Шурфы для подъема руды ручными лебедками в бадьях закрыли. Кроме того, оборудовали искус­ственное шахтное проветривание с применением шахтных вентиля­торов.
В результате выполнения этих решающих для успешной работы предприятия мероприятий, организации технической учебы среди ра­бочих основных ведущих профессий и мобилизации коллектива всего предприятия на выполнение и перевыполнение производственного плана, рудоуправление «Убаредмет» вышло из отстающих в передо­вые предприятия Восточно-Казахстанской области и в целом цветной металлургии страны.
После освобождения Каневецкого от занимаемой им должности главного инженера — зам. директора и назначения на эту должность меня, начальник горного цеха Минбаширов был в обиде. Это задело его самолюбие, поскольку на эту должность был назначен не он, а его заместитель, и подал директору заявление с просьбой освободить его от занимаемой должности начальника горного цеха. После освобож­дения с занимаемой должности его назначили директором Березовс­кого свинцово-цинкового рудника. Последний раз я с ним встречался в 1940 году во время посещения Лениногорского свинцово-цинкового комбината. В это время там был и он. Вместе со своей второй женой он встретился со мной на железнодорожном вокзале во время моего отъезда из Лениногорска поездом.
После одновременного ухода с занимаемых должностей Каневецкого и Минбаширова на мои плечи лег тяжелый груз одновременно с вы­полнением обязанностей главного инженера — зам. директора рудо­управления быть еще и временно исполняющим обязанности началь­ника горного цеха.
В то время все работающие на подземных горных работах были пе­реведены на сокращенный шестичасовой рабочий день. Это давало возможность организовать работу рудника в четыре смены. Каждой сменой руководил начальник смены — горный мастер. Таких горных мастеров на руднике было четыре. Все горные мастера были высоко­квалифицированными, опытными, исполнительными и требователь­ными специалистами и организаторами производства. Между собой работали в большом контакте, так как рабочие операции, выполняемые в разных сменах, зависели друг от друга: сначала бурение взрывных скважин, потом взрывные работы и проветривание, затем разборка забоев, уборка породы из проходческих забоев, откатка отбитой руды из очистных блоков и откатка породы от забоев горизонтальных выра­боток на рудничный двор у ствола шахты. Самым старшим по воз­расту, по стажу работы в шахте и по уровню квалификации был гор­ный мастер Дмитрий Евлампиевич Мякинин. Он еще в дореволю­ционное время работал на шахте штейгером. В настоящее время это название заменили на горного мастера. Ему было около 60 лет, и он собирался уходить на пенсию. Среди рабочих и горных мастеров он пользовался большим авторитетом.
С Д.Е. Мякининым мы договорились, что временно, до назначения нового начальника горного цеха, он будет моим помощником и стар­шим среди горных мастеров. Мы с ним завели порядок, согласно кото­рому в 10 часов утра, ежедневно и одновременно со всеми четырьмя горными мастерами четырех смен, при моем участии, собираться в кабинете начальника горного цеха и проводить оперативные совеща­ния. На этих совещаниях заслушивались коротко и конкретно отчеты каждого горного мастера о том, что его бригада за свою рабочую сме­ну сделала, какие были нарушения и как его смена подготовила рабо­чие места для работы смены, которая его сменяет. И одновременно выдавались сменные задания всем четырем сменам на текущие сутки. При таком организационном порядке я ежедневно встречался со всеми четырьмя сменными горными мастерами и мы вместе в оперативном порядке решали все текущие производственные вопросы. Это давало хорошие результаты. Производственная и трудовая дисциплина нахо­дились на высоком уровне.
Благодаря высокой механизации и трудовой дисциплине среди веду­щей профессии - бурильщиков резко повысилась производительность труда, а это в свою очередь положительно повлияло и на вспомога­тельных рабочих. Среди бурильщиков выделялся Василий Иванович Распутин. Он приехал с Риддерского рудника, где тоже пользовался большим уважением. Там за большие успехи в труде первый заместитель Наркома Цветной Металлургии СССР П.Я. Антропов по­дарил ему перфоратор. Мы с ним познакомились и систематически встречались. Обсуждали вопросы организации производства и повы­шения производительности труда бурильщиков. В этом деле он ока­зался высококвалифицированным специалистом. При проходке гори­зонтальных горных выработок освоил применение пирамидального вруба из четырех шпуров, сходящихся в одной точке. Это резко повы­сило коэффициент полезного действия буровзрывных скважин при производстве буровзрывных работ. Затем освоил и внедрил щелевой вруб из параллельно пробуренных скважин, с расстоянием между ни­ми на всю их глубину 20 см. Это дало возможность довести коэф­фициент полезного действия пробуренных шпуров после взрывных работ близким к единице. За один цикл проходка забоя достигла 2-2,5 метра, а за месяц скорость проходки достигла 60-70 метров. Это был небывалый успех. Эти достижения и схемы пирамидального вруба со сходящимися в одной точке шпурами и щелевого вруба при проходке горизонтальных горных выработок были опубликованы в одном гор­ном журнале.
Когда потребовалось углубление ствола шахты на новый нижний горизонт на 35 метров, В.И. Распутин был назначен руководителем бригады по углублению ствола для вскрытия нижнего горизонта. С этой задачей он успешно справился. Углубление ствола на 35 метров, включая постоянное крепление шахты, было выполнено за три месяца. Вскрытие нижнего горизонта действующей шахты проходило в слож­ных горнотехнических условиях.
Убинское вольфрамовое месторождение состояло из тонких круто­падающих кварцевых жил. Боковыми горными породами, в которых залегали жилы, являлся устойчивый и твердый розовый гранит. Контакты между рудными жилами и горными порядками, в которых залегали жилы, были ярко выраженными. Выемка руды осуществ­лялась отбойной системой с распорным креплением, с применением буровзрывных работ. Едиными правилами безопасности при разра­ботке рудных месторождений подземным способом ширина выход­ного пространства допускается не менее 80 см. Средняя мощность кварцевых жил, содержащих вольфрам, равняется 40-50 см. При от­бойке кварцевых жил при хороших частых контактах, называемых зальбандами, между жилами и боковыми породами со стороны лежа­чего и висячего боков, обеспечивалась возможность вынимать кварце­вую рудную жилу без подработки боковых пород. Это обеспечивало выемку руды без разубоживания боковыми горными породами, не содержащими вольфрамит. При нарушении правил безопасности мы освоили выемку рудных кварцевых жил при ширине очистного вые­мочного пространства, равного мощности жилы 40-50 см и получили на это разрешение горнотехнической инспекции. Выемка руды без ее разубоживания дала нам возможность значительно повысить содержа­ние вольфрама в добываемой руде.
В тот период рудоуправлению планировалось два показателя: по ва­ловой продукции, в которую включалась добытая руда и вольфра­мовые концентраты, полученные из этой руды на обогатительной фаб­рике; второй показатель — товарная продукция, в которую включа­лись кондиционные вольфрамовые концентраты и не включалась до­бытая руда.
Добытая руда планировалась по содержанию вольфрама с учетом разубоживания пустыми породами при выемке мощностью 80 см, согласно правилам безопасности. Во время пребывания в Москве с го­довым отчетом я обратился к руководству Главредмета с предложе­нием добычу руды не включать в план валовой продукции рудоуправ­лению. С этим предложением согласились, и добыча руды из плана ва­ловой продукции была исключена. В валовую продукцию стали вклю­чать только конечную продукцию после обогащения руды на обогати­тельной фабрике.
Обогатительная фабрика была расположена на склоне горы, рядом с шахтным полем рудника, недалеко от шахты. Руда доставлялась на обогатительную фабрику из очистных блоков и забоев горно-подготовительных выработок в рудничных вагонетках по рельсовым путям, сначала к стволу шахты, затем вагонетки грузились в шахтную клеть и поднимались на поверхность. А затем от ствола шахты на поверхность тоже по рельсовым путям доставлялись на фабрику. Никаких перегру­зочных работ, начиная от подземных очистных блоков и горнопроход­ческих забоев, до обогатительной фабрики не было.
Учитывая большую разницу в удельных весах рудного минерала вольфрамита и горных пород кварца и гранита, в которых он разме­щался, на фабрике применялся гравитационный способ обогащения. Технологические процессы на фабрике включали крупное, среднее и мелкое дробление руды в щековой и конусных дробилках, измельче­ние в стержневых мельницах, классификацию измельченной руды по крупности в гидравлических классификаторах и шламовых отстойни­ках, отделение вольфрамита от пустой породы на концентрационных столах. Полученные при этом некондиционные концентраты или промпродукты доводились до кондиции на электромагнитных сепара­торах. Для подачи руды в дробилки и мельницы применялись ленточ­ные питатели, а для концентрационных столов применялись песковые и шламовые насосы.
Коллектив рабочих и инженерно-технических работников на обога­тительной фабрике работал дружно, со своими задачами справлялся успешно. Начальником фабрики был опытный инженер-обогатитель. Фабрика работала в три восьмичасовые смены. Начальниками смен были техники-обогатители. На всех технологических операциях рабо­тали женщины. Ремонтными работами руководил электромеханик. В его подчинении находилась бригада слесарей и электриков, состо­явшая из мужчин. Учет результатов работы фабрики осуществлял бух­галтер. Ежедневно утром за подписью начальника фабрики и бухгал­тера в рудоуправление предоставлялся отчет о выполнении плановых производственных показателей за истекшие сутки работы фабрики и о трудовой дисциплине. Такие же отчеты представляли и другие цехи предприятия.
Со своими задачами коллектив обогатительной фабрики справлялся успешно. Основные плановые показатели по количеству перерабо­танной руды, извлечению вольфрама из руды, качеству и количеству полученных вольфрамовых концентратов, коллективом фабрики всег­да выполнялись и перевыполнялись.
Успешная работа двух основных ведущих производственных объек­тов рудника и обогатительной фабрики находилась в полной зависимости от работы вспомогательных цехов, в первую очередь дизельной электростанции, ремонтно-механического цеха, транспорта, а также материально-технического снабжения.
Начальником дизельной электростанции работал приехавший од­новременно со мной молодой специалист инженер-электромеханик И.Т. Парахневич. Со своим делом он хорошо справлялся и был повы­шен в должности, назначен главным механиком рудоуправления.
Начальником отдела материально-технического снабжения работал Петр Семенович Собенин. Благодаря его большому опыту и трудо­любию предприятие не испытывало перебоев в обеспечении произ­водственных цехов техническими материалами, запасными частями и оборудованием. К большому сожалению, П.С. Собенин рано ушел из жизни. Находясь в служебной командировке в Алма-Ате, в 1940 году он скоропостижно скончался ночью в гостинице от приступа острого аппендицита.
За трудовые успехи многие рабочие, инженерно-технические ра­ботники и служащие были отмечены поощрениями и наградами. В моей трудовой книжке в сведениях о поощрениях записано, что мне Приказом по рудоуправлению № 178 от 06.11.1937 г. «За образцовое руководство, обеспечивающее стахановскую работу, объявлена благо­дарность»; Приказом № 341 от 26.01.1939 г. «За перевыполнение девя­тимесячного плана со снижением себестоимости продукции объявлена благодарность» Главредметом; Приказом № 1 от 01.01.1940 г. «За образцовое руководство работой премирован Наркоматом Цветной Металлургии 1000 рублей».
Большое внимание уделялось капитальному строительству. Одно­временно с окончанием строительства производственных объектов бы­ли построены и введены в эксплуатацию больница, магазины, клуб, строились жилые дома, началось строительство двухэтажной средней школы.
Наряду с положительными результатами в работе коллектива пред­приятия имели место и отдельные серьезные недостатки. Несмотря на то, что технике безопасности уделялось первостепенное внимание, в каждом производственном цехе имелся утвержденный план меро­приятий по технике безопасности и на каждом рабочем месте имелись инструкции по правилам безопасности, отдельные рабочие допускали нарушения этих правил. Приведу конкретные случаи. Во время посещения подземных работ вместе с горнотехническим инспектором и корреспондентом районной газеты, мы увидели, как в очистном блоке один бурильщик работал на плохо закрепленном станке и во время бу­рения скважины качался. Я заставил его прекратить бурение и поста­вить станок, чтобы он не упал. В другом очистном забое бурильщик бурил в стакан, оставшийся после взрывных работ, и когда я заставил его прекратить бурение и вытащить бур из скважины, то вместе с бу­ром на буровой коронке он вытащил патрон динамита. Если бы мы не пришли к нему в забой, он мог бы погибнуть в результате взрыва пат­рона динамита. Об этих двух случаях корреспондент опубликовал свою заметку в газете, обвинив в этих нарушениях правил безо­пасности бурильщиками меня, главного инженера. Был случай, когда вечером, при посещении вспомогательной шахты я увидел дежурив­шего на поверхности стволового со слезами на глазах, и, когда спро­сил, что с ним случилось, он ответил, что у него в этот день умерла мать и он боится упасть в ствол шахты. Я немедленно освободил его от работы и отправил домой. А на следующий день утром узнал, что он сам покончил с собой. На этой же шахте был случай, когда подзем­ный стволовой, нарушив правила безопасности, вошел в ствол шахты и упавшее сверху бревно крепежного леса сильно травмировало ему плечо.
Имели место случаи и недостойного поведения отдельных руково­дителей, в том числе и директора предприятия.
Директор рудоуправления Николай Федорович Мозжерин был на­много старше меня, окончил Промышленную академию, член Комму­нистической партии с 1917 года, участвовал в партизанском движении, и, несмотря на такие биографические данные, допускал в своем пове­дении недостойные вольности. В горном деле не разбирался, техноло­гию обогащения руды не знал и не имел желания вникать в основные виды производства. Занимался только хозяйственными делами, авто­мобильным и конным транспортом и продовольственным снабжением вместе со своим заместителем по рабочему снабжению.
Свой рабочий день обычно я начинал рано утром с посещения про­изводственных цехов. Во время такого посещения утром в начале рабочей смены дизельной электростанции я увидел отсутствие нагруз­ки, которую показывают электрические приборы, установленные на щите управления. На мой вопрос, почему электростанция работает без нагрузки, дежурный механик ответил, что не работает обогатительная фабрика. Когда я пришел на фабрику, то от начальника утренней сме­ны узнал, что до меня на фабрике был директор, который объявил, что месячный план по производству вольфрамовых концентратов выпол­нен досрочно и теперь до конца месяца фабрика не должна работать, и дал указание ее остановить. Я разъяснил коллективу рабочей смены, что директор поступил неправильно. Перевыполнение плана не дает никому права останавливать фабрику, тем более что это вызовет и остановку работы рудника, так как добытая руда не потребуется. Фабрика должна работать независимо от перевыполнения плана. Ра­бочие и инженерно-технические работники фабрики за каждый про­цент перевыполнения плана получают дополнительно прогрессивную оплату в размере три процента к окладу. При остановке работы кол­лектив фабрики много теряет заработной платы. Указание директора мною было отменено.
Накануне выходного дня я дал задание бригаде работающих на лесо-раме изготовить пиломатериал из круглого леса для выполнения ре­монтных работ в подземных горных выработках. И когда в выходной день утром пришел проверить, как выполняется это задание, бригада лесопильщиков не работала. Бригадир объяснил, что приходил дирек­тор и запретил работать в выходной день. Это приводило к срыву ре­монтных работ на шахте. Указание директора мною было отменено, и ремонтные работы были своевременно обеспечены пиломатериалами.
В один из первомайских праздников на площади собрались трудя­щиеся предприятия, чтобы отметить праздник. На открытой трибуне стоял секретарь партийного комитета и ждал появления директора. Я вместе со своим трехлетним сыном стоял близко от трибуны. Не дож­давшись директора, секретарь спустился с трибуны, подошел ко мне и попросил выступить на митинге вместо директора. Его просьбу мне пришлось выполнить. Хотя мое выступление было экспромтом, без предварительной подготовки, но я имел десятилетний опыт пропа­гандистской работы и с этой задачей справился, выступив с 15-ми­нутной речью. Как выяснилось, директор, не дождавшись начала ми­тинга, отметил этот праздник за завтраком вместе со своим приятелем.
Капитальное строительство предприятия и горные работы потреб­ляли большее количество строительного и крепежного леса. Лес вы­делялся из Леспромхоза и доставлялся с лесного склада, расположенного в поселке Шимонаиха на берегу реки Убы. По реке лес сплавляли до лесного склада рудника «Убаредмет», расположенного недалеко от впадения Убы в судоходную реку Иртыш. Сам рудник и его рабочий поселок располагались в степной местности рядом с Иртышем. В лет­нее время все жители поселка ходили на берег Иртыша отдыхать и ку­паться в реке. В период моего месячного отсутствия во время оче­редного отпуска директор вместе с начальником отдела капитального строительства Некрахой организовали бригаду рабочих и выехали на грузовых автомашинах на пристань Шимонаиху. С собой взяли необ­ходимые продукты питания для всей бригады и для улучшения ап­петита необходимые напитки. Лес сплавляли связанным в плоты. За день до сплава устроили сытный и веселый обед. После обеда неко­торые члены бригады, в том числе и директор, проявили себя недос­тойным образом. Об этом было сообщено в областной комитет партии. После того, как директора заслушали об этом на заседании бюро обко­ма партии, ему был вынесен строгий выговор с занесением в личное дело. При этом учли хорошую работу предприятия. Я узнал об этом после возвращения из очередного отпуска.
Через некоторое время Первый секретарь обкома партии Рванцев вызвал Мозжерина, чтобы заслушать его о работе коллектива пред­приятия. Директор предложил мне поехать вместе с ним в Обком, ко­торый находился в городе Усть-Каменогорске, и попросил меня сделать за него доклад. Я согласился с его просьбой. Когда пришли в кабинет Первого секретаря и Рванцев открыл заседание по нашему вопросу, первое слово для доклада он предоставил директору. В ответ на это Мозжерин обратился к Рванцеву с просьбой, чтобы слово для доклада дали не ему, а главному инженеру, который специально гото­вился к этому докладу. Рванцев сначала возразил против этого, но по­том согласился. После моего доклада и ответов на заданные вопросы Рванцев пригласил Мозжерина выступить, но он ему ответил, что главный инженер доложил все правильно и у него никаких добавлений и замечаний нет. Наш отчет прошел благополучно, и мы спокойно вер­нулись на свое предприятие.
Следует отметить, что со стороны некоторых областных руково­дителей уделялось внимание работе предприятия. Несколько раз пред­приятие посещал заместитель Председателя Облисполкома депутатов трудящихся, который ведал промышленностью. Хорошие отношения у меня сложились с областным прокурором Лебедевым.
Был случай, когда Лебедев, приехав на предприятие, пришел ко мне в кабинет и стал интересоваться состоянием техники безопасности и состоянием охраны склада взрывчатых материалов. Во время нашей беседы произошел сильный взрыв, от которого даже зазвенели оконные стекла. Он сразу обратился ко мне с серьезной претензией, что это взорвался склад взрывчатых материалов из-за плохого хра­нения. Я ему возразил, сказал, что если бы это взорвался склад, на котором хранилось много динамита, то многие здания были бы разру­шены. По моему вызову к нам срочно приехал кучер на легковой повозке, запряженной лошадью, и мы выехали на склад. Подъезжая к складу, мы увидели высокий земляной вал, за которым здания склада не было видно. Прокурор обратился ко мне с претензией, что я был не прав, когда утверждал, что этот взрыв к сладу материалов отношения не имеет и что здания склада не видно потому, что оно разрушено. На самом деле, когда мы вплотную подъехали к складу, то увидели на верху земляного вала охранника, который вышел из будки и спустился к нам навстречу. Охранник заявил нам, что он видел, как с проти­воположной стороны склада после взрыва обрушился угол здания. Но когда мы обошли вокруг здания склада, то никаких повреждений не обнаружили. Внутри склада все ящики со взрывчвтыми материалами лежали на полках не поврежденными. Все обошлось благополучно. Утром из передачи по радио я узнал, что взрыв произошел в резуль­тате падения метеорита в одном из районов Казахстана и что к месту падения метеорита выехала специальная комиссия Академии Наук СССР.
Был случай, когда в морозное зимнее время начальник отдела капи­тального строительства Некраха обратился ко мне с предложением и просьбой дать ему разрешение на строительство котельной и двух­этажной средней школы с кладкой каменных стен на цементном раст­воре под заморозку. Я не дал ему такого разрешения, объяснив, что весной, в теплую погоду стены оттаят и развалятся. После меня он по­шел к директору и получил его разрешение. Котельная была зимой построена под заморозку и введена в действие, а весной стены оттаяли и здание котельной обрушилось до основания. Действующие паровые котлы оказались без здания под открытым небом.
Строить двухэтажную школу под заморозку Некраха не рискнул.
Материал об аварии на котельной поступил в прокуратуру. Приехал районный прокурор и зашел ко мне. Меня он предупредил, что о моем возражении против строительства котельной под заморозку ему из­вестно и чтобы я в этот вопрос не вмешивался. Во время следствия ко мне не обращались. В защиту Некрахи активно выступал директор. Ре­шением суда Некраху присудили к денежному штрафу с вычетом из заработной платы.
В 1939 году на предприятии проходил выездной суд. Председателем выездного суда был мой однофамилец Савельев. Обвиняемыми были бывший директор рудоуправления «Убаредмет» Фомин, заместитель директора по капитальному строительству и главный энергетик. Их обвиняли во вредительстве. Следствие продолжалось более двух лет. Все это время они содержались под стражей. Председатель выездного суда назначил экспертную комиссию, а меня ее Председателем. Экс­пертная комиссия подробно ознакомилась с обвинениями, предъяв­ленными подсудимым. Проверка соответствия этих обвинений факти­ческим данным установила, что предъявленные обвинения ничем не подтверждаются. В результате проверки лишь в одном деревянном здании были обнаружены начавшие гнить части сруба.
Заключение экспертной комиссии было оформлено соответ­ствующим актом, подписанным членами комиссии и ее председателем.
С заключением экспертной комиссии выездной суд согласился и принял решение, согласно которому обвиняемый главный энергетик был полностью оправдан и освобожден из-под стражи, а директору Фомину и его заместителю по капитальному строительству присудили срок заключения в тюрьме, который они уже отбыли. Главный энер­гетик после освобождения из-под стражи зашел ко мне, поблагодарил за помощь, попрощался и уехал домой к родным.
В том же 1939 году на предприятии в течение двух недель были аре­стованы пять человек: Главный механик рудоуправления, механик ди­зельной электростанции, начальник горного участка рудника и два слесаря горного цеха. Когда я обратился к уполномоченному, который был прикреплен к предприятию и постоянно на нем находился, с во­просом, почему арестовываете работников предприятия и не сообщае­те об этом директору и мне, он ответил, что они знают об этом лучше нас, к нам у них претензий нет и оснований для нашего беспокойства тоже нет. После этого разговора у меня сложилось мнение, что эти аресты были связаны с имевшими место случаями, когда:
1) на дизельной электростанции ночью возник пожар в результате загоревшихся масляных тряпок, оказавшихся под крышей здания, ко­торый быстро потушили сами рабочие, работавшие в этой ночной смене; 2) на горном участке тоже ночью сгорело здание компрессорной;
3) арестованные слесари смонтировали трубопровод для подачи сжа­того воздуха от компрессорной станции до подземных очистных бло­ков и горнопроходческих забоев, но воздух по трубам не пошел, а ког­да воздухопровод разобрали, то обнаружили в нем трубу, забитую тряпками.
Должен отметить, что в тот период со стороны районных партийных и советских органов внимания предприятию не уделялось. В то время Первый секретарь РККП(б) Казахстана Шепилов был освобожден от занимаемой должности за сокрытие своего социального происхож­дения.
В период предвыборной компании по выбору депутатов в Верхов­ный Совет СССР была выдвинута кандидатура Первого Секретаря ЦК КП(б) Казахстана Мирзояна Левона Исаевича, а когда в день голосо­вания избиратели пришли на избирательный участок, то вместо Мир­зояна пришлось голосовать за Скворцова, так как Мирзояна освобо­дили от должности Первого Секретаря и вместо него на этот пост из­брали Скворцова.
В 1939 году я подал заявление в Первичную партийную организа­цию с просьбой принять меня кандидатом в члены партии. На общем партийном собрании я был единогласно принят кандидатом в члены партии. Но на бюро райкома это решение первичной парторганизации, по неизвестной мне причине не было утверждено. В 1939 году во время очередного отпуска я был в своей деревне и получил официальную  справку, что я сын крестьянина-середняка, что отец умер в 1926 году, а мать в 1931 году была принята равноправным членом колхоза имени «9 января» № 2. Эту справку я переправил в Предгорненский РК КП(б) Казахстана, но никакой реакции на это не последовало.


ПО ДИКИМ ГОРАМ ЗАБАЙКАЛЬЯ
Молибден для победы — Давенда

В конце января 1941 года я был вызван в Москву на Всесоюзное Совещание по механизации горных работ на предприятиях Народного Комиссариата Цветной Металлургии СССР, состоявшееся 31 января — 5 февраля.
Накануне этого совещания у меня состоялась встреча с начальником «Главредмета» Владимиром Федоровичем Игошиным. После непро­должительной беседы он сообщил мне, что вышло Постановление Со­вета Народных Комиссаров СССР № 100, которым предусматривается строительство новых вольфрамовых и молибденовых горно-обогатительных предприятий, в том числе два предприятия в Забайкалье: Шахтаминское и Давендское молибденовые рудоуправления. Он обра­тился ко мне с предложением о назначении на должность главного инженера — заместителя директора на одно из этих предприятий. Договорились вернуться к этому вопросу после окончания Совещания по механизации горных работ.
Накануне окончания Совещания 4 февраля я был вызван к Народ­ному Комиссару Цветной Металлургии СССР Петру Фадеевичу Ломако. После оформления пропуска и предъявления его дежурному охран­нику, секретарь народного комиссара разрешила мне войти к нему в кабинет. В кабинете Петр Фадеевич был один. Он вышел из-за стола, поздоровался приветливо за руку и пригласил сесть за стол. Беседа проходила в спокойном, доброжелательном духе. Он объяснил мне, что сейчас стране нужен молибден и что вышло специальное Поста­новление Совнаркома СССР № 100, которое предусматривает строи­тельство новых молибденовых предприятий, в том числе Шахтаминское рудоуправление «Шахтамастрой», и предложил мне согла­ситься на должность главного инженера — заместителя директора это­го предприятия. На это предложение я ответил отрицательно и, когда он спросил почему, мне пришлось на этот вопрос дать обстоятельное объяснение. Я сказал, что установленный срок ввода в действие пред­приятия в этом году не реальный, так как надо выполнить большой объем горно-капитальных работ по вскрытию месторождения и горно­подготовительных работ по подготовке очистных блоков для выемки руды, а для этого надо сначала осуществить проходку вертикальной шахты, и что на выполнение этих работ потребуется более двух лет. А строительство поверхностных зданий и сооружений можно выполнить и в течение одного года. После такого обстоятельного объяснения, ко­торое было выслушано с большим вниманием, Петр Фадеевич сделал мне второе предложение — дать согласие о назначении на такую же должность в рудоуправление «Давендастрой». На это предложение я дал согласие. И когда он задал мне тот же вопрос, почему я согласился на это предложение, мне пришлось объяснить, что вскрытие верхних горизонтов Давединского месторождения осуществляется горизон­тальными штольнями и проходка вертикальной капитальной шахты потребуется для вскрытия нижних горизонтов месторождения, после отработки верхних, а это будет через два-три года. Поэтому со стро­ительством Давендинского рудника можно справиться в течение одно­го этого года. С моим объяснением Петр Фадеевич согласился и под­писал документ о моем назначении главным инженером — замес­тителем директора рудоуправления «Давендастрой».
После подписания документа о моем назначении я задал Наркому вопрос, кто назначается директором рудоуправления. Он мне ответил, что кандидатура директора подбирается, и спросил у меня, могу ли я предложить такую кандидатуру. В ответ мною были названы две кан­дидатуры: Сергей Сергеевич Шарашкин, главный инженера — замес­титель начальника «Главцинксвинца», и его заместитель Василий Фе­дорович Федоров. Это предложение не было принято, мотивируя тем, что они нужны в аппарате Наркомата.
На второй день после встречи с П.Ф. Ломако вышел приказ Народ­ного Комиссариата Цветной Металлургии СССР № 107/к от 5 февраля 1941 года о моем назначении главным инженером — заместителем ди­ректора строящихся предприятий Давендского молибденового рудоуп­равления «Давендастрой» Главредмета и освобождении от должности главного инженера — заместителя директора Убинского рудоуп­равления «Убаредмет» этого главка. Приказ вышел за подписью замес­тителя Народного Комиссара Цветной Металлургии СССР Василия Аркадьевича Флорова.
Начальником «Главредмета» Игошиным В.Ф. была подписана дове­ренность № 27/600 от 8 февраля 1941 года, согласно которой «Главредмет» уполномочил меня совершать по строительству все банковские операции, открывать и закрывать расчетные, текущие и другие счета, распоряжаться ими, подписывать со скрепой главного бух­галтера чеки, платежные поручения, акцептовать платежные требо­вания, получать деньги, ценности, пользоваться кредитом, выдавать обязательства, передоверять полностью перечисленные полномочия другим лицам.
Получив на руки приказ о своем новом назначении и доверенность начальника «Главредмета», я вернулся на рудник «Убаредмет» с тем, чтобы сдать служебные дела и забрать свою семью для переезда на но­вое предприятие. В этот период времени в Москве 15-20 февраля 1941 года проходила 18-я Всесоюзная партийная конференция. Ко мне об­ратился начальник отдела технического контроля рудоуправления Мо­розов и доложил, что директор рудоуправления Н.Ф. Мозжерин отра­портовал в Москву и на имя первого секретаря Восточно-Казах­станского обкома партии Н.Э. Рванцева о том, что коллектив трудя­щихся предприятия «Убаредмет» выполнил свои социалистические обязательства в честь открытия 18-й Всесоюзной партийной кон­ференции и 15 февраля 1941 года за полтора месяца выполнила план первого квартала по выпуску готовой продукции. На самом деле это было обманом или очковтирательством. Директором было дано указа­ние подмешать к кондиционному вольфрамовому концентрату, изго­товленному за истекшие полтора месяца первого квартала 1941 года, ранее изготовленные некондиционные вольфрамовые промпродукты, хранившиеся на складе, из расчета, чтобы общее количество концент­рата, с учетом добавленных промпродуктов, равнялось квартальному плану. В результате такого подмешивания промпродуктов все конди­ционные вольфрамовые концентраты, изготовленные за полтора ме­сяца первого квартала, стали некондиционными и не подлежали вклю­чению в выполнение плана по выпуску готовой продукции.
Чтобы не быть участником очковтирательства, я порекомендовал на­чальнику ОТК Морозову доложить об этом в «Главредмет», что он и сделал. Получив докладную записку Морозова, «Главредмет» напра­вил на предприятие «Убаредмет» группу контролеров. В результате проверки на месте факты очковтирательства подтвердились. Директор рудоуправления «Убаредмет» Н.Ф. Мозжерин был освобожден от ра­боты директора. Вместо него в порядке перевода с другого предприя­тия был назначен директором рудоуправления «Убаредмет» Михаил Иванович Алексеев, а вместо меня по моей рекомендации был назна­чен главным инженером — заместителем директора Павел Михайло­вич Хлебников, работавший начальником горного цеха рудоуправ­ления «Убаредмет», мой бывший однокурсник, с которым вместе в одной группе полтора года учились на вечернем отделении Москов­ской Горной Академии и четыре года на горном факультете Московс­кого Института Цветных Металлов и Золота, а также вместе прохо­дили первую и третью учебно-производственные практики на Риддерском свинцово-цинковом комбинате и Зангезурском медном руднике.
После сдачи служебных дел, во исполнение приказа директора рудо­управления «Убаредмет» № 13 от 24 февраля 1941 года и утверждения акта, представленного назначенной этим приказом комиссией 27 фев­раля 1941 года, я вместе с семьей, в составе жены, сына в возрасте 3 лет и 7-месячной грудной дочерью, в зимнее снежное время, на санях в конной упряжке, уехал с рудника «Убаредмет» на железнодорожную станцию «Шемонаиха», а затем поездом в Москву.
И сын Игорь, и дочь Светлана, оба родились на руднике «Убаред­мет» в Восточно-Казахстанской области. Их роды принимала одна и та же акушерка Марья Васильевна.
До настоящего времени вспоминаю, как с маленьким сыном в летнее время регулярно купались на реке Иртыше, как он рано утром про­сыпался и вставал, чтобы вместе со мной позавтракать и проводить меня за калитку на работу. При этом он любил повторять: «Папа, иди на работу, но только смотри, там ничего не делай». А вечером так же любил встречать меня с работы перед ужином. Был случай, когда во время завтрака, сидя за столом, он уснул, положив голову вниз носом на тарелку с кашей.
Должен отметить, что в тот период времени вопросов с продоволь­ственным снабжением на руднике «Убаредмет» не возникало. Цены на продовольственные товары на рынке были ниже, чем в государствен­ном продовольственном магазине.
Из Москвы на строительство Давендинского рудника «Давендастрой» я уехал один, без семьи. Семья временно осталась в Москве. Давендинский молибденовый рудник находился в Могочинском райо­не Читинской области в 40 километрах от районного центра Могочи и в 24 километрах от железнодорожного полустанка Кислый Ключ. Приехав поездом из Москвы в Могочу, я зашел к управляющему трестом «Востсибзолото» и представился ему. Он мне дал кучера с ло­шадью, запряженной в сани, и я доехал до строящегося рудника «Давендастрой» по зимней заснеженной лесной дороге протяженностью 40 километров. По пути, не доехав пять километров до Давендинского молибденового рудника, проезжали через золотодобывающий рудник «Ключи» с открытыми горными работами и золотоизвлекательной фабрикой. Вся дорога от Могочи до Давендского рудника проходила по глухой лесной тайге. Приехав на рудник, я встретился с предсе­дателем старательской артели Давендинского золотодобывающего прииска Горюновым.
Первое время мне пришлось жить в столярной мастерской этого прииска, затем на сцене клуба, принадлежащего прииску. А когда в августе месяце ко мне приехала семья, Горюнов выделил мне для вре­менного проживания одну маленькую комнату.
Из руководителей предприятия я приехал на рудник первым. Через непродолжительное время после меня приехали директор рудоуправ­ления Айджан Мухамеджанович Бутин и заместитель директора по капитальному строительству Евгений Иванович Павлов. До этого мы не встречались и не были знакомы. В процессе совместной работы быстро нашли общий язык, правильно распределили между собой обя­занности и начали организованно и дружно работать, в тесном контак­те друг с другом.
Техническое руководство работой по строительству предприятия было поручено мне. Все ведущие руководители рудника, обогатитель­ной фабрики, электростанции, механического цеха и главные специа­листы рудоуправления были в моем подчинении. Вопросами матери­ально-технического и продовольственного снабжения занимался ди­ректор А.М. Бутин. Непосредственно строительством всех производ­ственных, жилых и коммунальных зданий и сооружений и лесозаго­товками занимался Е.И. Павлов. Должен отметить, что при таком чет­ком распределении обязанностей дела у нас пошли успешно. Мы быст­ро сработались, хорошо поняли друг друга и работали в полном кон­такте. Никаких недоразумений между нами не было.
Директор А.М. Бутин установил хороший и тесный контакт с рай­онными и областными руководителями. Это у него хорошо получа­лось. До назначения директором рудоуправления «Давендастрой» он работал главным инженером — заместителем управляющего трестом «Каззолото» в Казахстане. По образованию — горный инженер. Его заместитель по капитальному строительству Е.И. Павлов тоже имел большой опыт работы по строительству.
Были подобраны грамотные и опытные кадры руководителей произ­водственных цехов, главные специалисты и начальники отделов рудо­управления, в соответствии с утвержденным штатным расписанием
Строительными рабочими и лесозаготовителями были заключенные. Сначала они размещались в палатках, но вскоре для них построили специальный лагерь.
Горные рабочие рудника набирались из вольнонаемных рабочих близко расположенных золотодобывающих приисков. Недалеко от строящегося Давендинского рудника находился крупный поселок Кудеча, в котором проживали ссыльные, бывшие зажиточные крес­тьяне, которых приравнивали к кулакам, завезенные из разных сель­ских районов РСФСР. Поселок был благоустроенный. Каждая семья имела свой дом и земельный участок, свой домашний скот. В поселке имелась хорошая больница с опытными врачами. Главным врачом больницы была Варвара Васильевна Васильева, заслуженный врач РСФСР. В поселке была средняя школа-девятилетка.
Жители поселка занимались старательской добычей золота на близ­ко расположенном Кудеченском прииске. Среди них были высококва­лифицированные плотники и столяры. В поселке был специально при­креплен военный комендант НКВД. Он следил за порядком. Жителям поселка был запрещен выезд в другие районы без разрешения воен­ного коменданта.
Мне было поручено набрать из молодежи этого поселка, окончив­шей среднюю школу, рабочих для выполнения квалифицированных подземных горных работ: бурильщиков, крепильщиков, взрывников, машинистов электропоездов. Ко мне пригласили большую группу молодых крепких ребят со средним образованием. Я провел с ними обстоятельную беседу, и за их счет были полностью укомплектованы ведущие профессии подземных рабочих рудника.
Квалифицированные профессии рабочих обогатительной фабрики были также укомплектованы за счет девушек этого поселка, окон­чивших среднюю школу-девятилетку.
Для рабочих рудника и фабрики были организованы специальные курсы по освоению этих профессий по технике безопасности.
Все необходимое оборудование, предусмотренное утвержденным техническим проектом, для строительства рудника, обогатительной фабрики, вспомогательных цехов, водоснабжения и пароснабжения было своевременно поставлено с отечественных заводов-изготовите­лей. Оборудование для электростанции — паровые машины с электро­генераторами — были своевременно поставлены из Германии. В даль­нейшем их заменили завезенными также из Германии дизельными ма­шинами с электрогенераторами.
Учитывая, что предприятие строилось в условиях вечной мерзлоты, утвержденным рабочим проектом предусматривалось проведение водопроводов и параллельно рядом с ними паропроводов, во избежа­ние промерзания водопроводных труб. Трубопроводы предусмат­ривалось проводить в траншеях, с утеплением древесными опилками, в деревянных коробках, засыпанных сверху землей. Для этого на всех насосных станциях предусматривалось строительство котельных. Но, когда я стал интересоваться условиями вечной мерзлоты, то в одной из книг прочитал, что при вечной мерзлоте земля имеет минусовую тем­пературу до глубины 3,2 метра, а глубже этого температура остается постоянной на уровне около 0 градусов С. Я решил, отступить от про­екта и проложить водопроводы и паропроводы на глубине от поверх­ности земли 3,25 метра. И это решение оказалось единственно пра­вильным. Все водопроводные трубы были уложены под землей на глубине 3,25 метра, без утепления опилками и без деревянных коробов для опилок. Водопроводные трубы, уложенные на указанной глубине и без подогрева, никогда не промерзали. Смонтированные паровые котлы и параллельно проведенные паропроводы для обогрева водопро­водов, как это было выполнено по утвержденному проекту, не понадо­бились. Их пришлось впоследствии демонтировать.
Характер месторождения, когда крутопадающие кварцевые жилы, содержащие молибденит, выходили на склоне горы на поверхность, позволял два верхних горизонта отрабатывать через капитальные гори­зонтальные штольни, которые проходили вдоль кварцевых рудных жил и являлись одновременно горно-подготовительными. При таком залегании рудных тел для отработки верхних горизонтов месторож­дения не потребовалась, как обычно при вскрытии месторождений, разрабатываемых подземных способом, проходка вертикальной капи­тальной шахты, околоствольных горных выработок и квершлага, проходимого вкрест простирания месторождения для его вскрытия. В этих условиях подготовка месторождения к добыче руды была выполнена в самые короткие сроки и по времени опередила строительство обогати­тельной фабрики.
Одновременно с опытными специалистами на предприятие приехали и молодые специалисты, только что окончившие институты. Среди них выделялись приехавший из Москвы горный инженер Михаил Прокопьевич Округин и приехавший из Орджоникидзе инженер-обога­титель Серафим Григорьевич Клапцов. Оба они показали себя на рабо­те и в быту с самой хорошей стороны и вскоре были назначены сна­чала заместителями начальников, а затем и начальниками: рудника — М.П. Округин, обогатительной фабрики — С.Г. Клапцов. До них на­чальниками этих цехов были Успенский и Певзнер.
В середине июня 1941 года на предприятие приехал в служебную командировку заместитель начальника «Главредмета» Алексей Степа­нович Микуленко. Мы с ним познакомились еще в Москве, когда меня назначили главным инженером — заместителем директора рудоуправ­ления «Давендастрой». Я подробно познакомил его с состоянием стро­ительства предприятия. Накануне его отъезда с предприятия по радио объявили, что 22 июня Германские войска напали на Советской Союз и началась Великая Отечественная война. С участием А.С. Микуленко был проведен большой митинг трудящихся предприятия в связи с на­чалом войны. После выступления ораторов на митинге было едино­гласно принято обращение и обязательство коллектива предприятия о вводе в действие производственных цехов досрочно, к 7 ноября 1941 года. Это обязательство было выполнено. К 7 ноября были введены в действие рудник, обогатительная фабрика с еще не достроенными сте­нами главного корпуса, с временным перекрытием, вместо постоянной кровли. Электростанция, компрессорная, ремонтно-механический цех, объекты водоснабжения были введены в действие несколько раньше. До ввода в действие электростанции и компрессорной, в период стро­ительства и выполнения горно-капитальных и горно-подготовительных работ, временно пользовались передвижными дизельной электростанцией и компрессорной.
За день до отъезда А.С. Микуленко спешно заканчивали монтаж лесорамы, которая была крайне необходима для изготовления пило­материалов из круглого леса. Утром в день отъезда он специально зашел в деревообрабатывающий цех, чтобы проверить состояние мон­тажа лесорамы. Но к этому времени бригада монтажников под руко­водством главного механика рудоуправления Евгений Гавриловича Черкасова лесораму успела смонтировать. Удовлетворенный этим успехом, А.С. Микуленко уехал с предприятия в Москву.
Сразу же после ухода А.С. Микуленко из деревообрабатывающего цеха главный механик Е.Г. Черкасов доложил мне, что они сильно по­торопились и в результате спешки лесораму смонтировали непра­вильно, на бетонном фундаменте, высота которого на 40 см выше про­ектной. Но он сразу же предложил мне выход из создавшегося поло­жения за счет снятия верхней части фундамента на 40 см, бурения но­вых скважин для анкерных болтов на глубину ниже фундамента на 40 см, в скальном грунте, на котором расположен фундамент. Для буре­ния скважин в фундаменте и в скале был изготовлен бур с буровой ко­ронкой из двух победитовых пластинок диаметром 80 см. Это пред­ложение мною было принято, и в течение двух дней допущенная ошибка была исправлена. Лесораму пришлось перемонтировать.
В июле 1941 года предприятие посетили первый секретарь райкома партии Сергей Алексеевич Малышев и Председатель Райисполкома депутатов трудящихся Николай Дмитриевич Дмитриев. После беседы с руководителями рудоуправления в конце рабочего дня они уехали с предприятия к себе в районный центр Могочу. После их отъезда мне вручили повестку за подписью Райвоенкома срочно явиться в Могочинский Райвоенкомат, взяв с собой белье, кружку и ложку, для отправления в армию. Утром я приехал поездом в Могочу и зашел в парикмахерскую, чтобы перед отправкой в армию побриться и по­стричься. В то время, когда я сидел на стуле перед зеркалом, мимо па­рикмахерской проходили Первый секретарь Райкома С.А. Малышев и Председатель Райисполкома Н.Д. Дмитриев. Увидев меня в окно, они зашли в парикмахерскую и с удивлением спросили, почему я здесь оказался, в то время как накануне в конце дня они встречались со мной на предприятии. Я показал им повестку Райвоенкома, которую мне вручили сразу же после их отъезда. Они были удивлены этим и ска­зали мне, что это недоразумение и что они меня с предприятия не от­пустят. Предложили мне после парикмахерской пройти в кабинет С.А. Малышева. Когда я зашел к нему в приемную, то услышал в его каби­нете громкий разговор между С.А. Малышевым, Н.Д. Дмитриевым и Райвоенкомом. Закончив обсуждение моего вопроса, они пригласили меня к себе в кабинет, и Райвоенком забрал у меня свою повестку о призыве в армию, после чего я вернулся на предприятие.
После моего возвращения начальник отдела кадров рудоуправления зашел ко мне в кабинет и показал секретный документ, в котором бы­ли перечислены все сотрудники рудоуправления, освобожденные от призыва в армию, учитывая, что предприятие, добывающее молибден, имеет большое стратегическое значение и относится к оборонным. В этом списке среди освобожденных от призыва в армию или заброни­рованных значился и я, как руководитель оборонного предприятия. В это же время я получил сообщение, что из Москвы эвакуирована моя семья и что она находится на пути в Новосибирск в товарном вагоне. Из Новосибирска получили телеграмму на имя директора А.М. Бутина за подписью заместителя Народного комиссара Цветной Металлургии Бочкова с просьбой сообщить, может ли моя семья приехать ко мне на предприятие. А.М. Бутин мне посоветовал не заниматься перепиской, а срочно выехать в Новосибирск за семьей. Так я и сделал.
Когда приехал в Могочу и зашел к начальнику железнодорожного вокзала, он мне сказал, что все поезда идут переполненные пассажи­рами, и свободных мест нет. По моей просьбе он мне выдал билет в мягкий купированный вагон. Но когда я зашел в вагон с билетом, мое место было уже занято, и мне пришлось ехать в общем вагоне на верх­ней багажной полке. В Новосибирск поезд пришел утром. На вокзале меня встретила жена, которая вместе с детьми временно остановилась у своей сестры, тоже эвакуированной из Москвы. Когда я зашел в ком­нату, в которой находились мои маленькие дети, сын спрятался от ме­ня под стол, а дочь сидела на диване. Я подошел к ней, но она приняла меня за чужого дядю и заплакала. Тогда сын выскочил из-под стола, бросился ко мне на шею и закричал: «Светка! Это же наш папка!» Ког­да я сел на диван, сын тут же сел ко мне на колени, а дочь перестала плакать и тоже вместе с сыном села на мои колени. Так мы встрети­лись после шестимесячного расставания. Сыну было уже три года и девять месяцев, а дочери один год. В тот же день мы уехали из Ново­сибирска на предприятие, к месту моей работы.
В начале войны на предприятии, и особенно на руднике, сложилось тяжелое положение с рабочей силой. Все квалифицированные, наибо­лее грамотные молодые рабочие ведущих горных профессий призывного возраста были мобилизованы в армию. Для их замены срочно бы­ли организованы курсы профессионально-технического обучения для подготовки рабочих ведущих профессий рудника за счет привлечения молодежи допризывного возраста. Для обеспечения подземных горных работ рабочей силой были привлечены заключенные лагеря. Учитывая высокий уровень заработной платы на «Давендастрое», приехали рабо­тать молодые рабочие из других близлежащих районов, которые по разным причинам не призывались в армию.
Высокий уровень зарплаты определялся установленными коэффици­ентами за отдаленность, высотность и надбавками к заработной плате за непрерывный производственный трудовой стаж работы на одном предприятии. В связи с такой системой оплаты труда текучести кадров на предприятии не было.
В целом коллектив предприятия работал успешно. Производствен­ные планы, как правило, регулярно выполнялись и перевыполнялись. Эти успехи отмечались и вышестоящими органами.
Но в апреле 1942 года, несмотря на успешную работу коллектива и досрочный ввод в действие предприятия, совершенно неожиданно для всех был арестован и отправлен в лагерь заключенных для отбытия наказания директор рудоуправления Айджан Мухамеджанович Бутин. Поздно вечером к нему пришел уполномоченный НКВД и предложил А.М. Бутину срочно выехать вместе с ним в Могочу для ознакомления с совершенно секретным документом, подписанным Л.П. Берия. Но вместо этого А.М. Бутину предъявили ордер на арест согласно при­говору, вынесенному «тройкой», поступившему из Алма-Аты, столи­цы Казахской ССР. После ареста А.М. Бутина на предприятии оста­лись его жена Дина Мухамеджановна Бутина и два маленьких сына Марат и Исатай. Дина Мухамеджановна имела высшее образование и специальность инженера-обогатителя. После ареста мужа она осталась на предприятии и работала на обогатительной фабрике по своей спе­циальности инженера-обогатителя.
В 1954 году, после 12 лет отбывания в исправительно-трудовых ла­герях, А.М. Бутин был полностью реабилитирован, восстановлен чле­ном партии с момента вступления в нее. После возвращения из ссылки по моей рекомендации он был назначен главным инженером — замес­тителем директора Дастакертского медно-молибденового комбината в Армянской ССР. Директором комбината в это время был Малхосян.
А.М. Бутин, работая на указанной должности, проявил себя с самой хорошей стороны как специалист, работник и человек. Среди всех ру­ководителей Армении он пользовался большим авторитетом и дове­рием. Все армянские руководители относились к нему с уважением. Как человек он отличался общительностью. После образования Сов­нархозов в 1957 году А.М. Бутин был назначен директором крупного вольфрамового комбината в Магаданской области, после чего вернул­ся в Алма-Ату, где до ухода на пенсию работал заместителем Предсе­дателя Главснаба Казахской ССР. В 1955 году я был в служебной ко­мандировке в Армении. На Дастакертский комбинат вместе со мной приехал заведующий организационным отделом ЦК Компартии Арме­нии. После ознакомления с комбинатом А.М. Бутин пригласил нас к себе домой на обед. Нас встретила его вторая молодая жена — русская с двумя маленькими детьми: сыном и дочерью, которые приехали с ним из ссылки. Эта семья появилась у него во время отбывания в ссыл­ке в Новосибирской области.
Когда я вернулся из командировки в Москву, ко мне пришла его первая жена Дина Мухамеджановна и поинтересовалась своим быв­шим мужем. Я рассказал ей все, что знал о нем и его второй семье. Она мне сказала, что едет в санаторий, расположенный в Армении, неда­леко от Дастакерта, и обязательно встретится со своим бывшим мужем А.М. Бутиным.
В 1958 году, когда я работал в Читинском Совнархозе, неожиданно ко мне в кабинет в середине рабочего дня зашел молодой человек вы­сокого роста, красивый и с веселой улыбкой на лице, поздоровался со мной за руку и спросил, узнаю ли я его. Я ответил, что вижу его пер­вый раз. Тогда он назвал себя Маратом. Я сразу вспомнил его ма­леньким ребенком и крепко обнял. Он мне сказал, что едет в Магадан­скую область к отцу и матери на вольфрамовый рудник, где отец рабо­тает директором. Он мне рассказал о себе, что окончил техникум и получил специальность техника-геолога. Ко мне заехал по пути, узнав, что я здесь работаю. Я пригласил его вместе со мной пообедать в сто­ловой. Вскоре после обеда я проводил его на железнодорожный вокзал Читы. Подошел его поезд, и мы с ним тепло попрощались. От него я узнал, что его отец А.М. Бутин со второй женой разошелся, расторгнув брак, и вернулся к первой жене, матери Марата. Детей от второй жены разделили. Сына с русским именем Иван, что в переводе на казахский язык означает Айджан, взял к себе отец А.М. Бутин, а дочь увезла с собой мать, которая уехала на родину к родителям, в Новосибирскую область.
В 1972 году я прилетел самолетом из Москвы в Алма-Ату. При вы­ходе из самолета я неожиданно увидел встречающего меня А.М. Бутина. Он в это время работал заместителем Председателя Главснаба Ка­захской ССР. Во время моего пребывания в Алма-Ате он пригласил меня к себе на квартиру, где я встретился с его первой женой Диной Мухамеджановной, с которой он сошелся вторично, и его сыном от второй жены Ваней. Они жили втроем. Старшие сыновья Марат и Иса-тай жили отдельно, со своими семьями. Дина Мухамеджановна в это время находилась в болезненном состоянии.
В 1974 году А.М. Бутин вместе со своим бывшим заместителем Ев­гением Ивановичем Павловым, которому было уже около 80-и лет, специально пришли ко мне в служебный кабинет, чтобы встретиться со мной и вспомнить нашу прежнюю совместную работу на «Давендастрое». После этой встречи мы с Е.И. Павловым больше не виде­лись. Через несколько лет ко мне заходил его сын и сообщил, что его отца, Е.И. Павлова, не стало.
С А.М. Бутиным последний раз мы встретились в Алма-Ате, когда он уже был на пенсии и не работал. Он пришел ко мне вечером в гос­тиницу. От него я узнал, что Дины Мухамеджановны не стало, и он по­дружился с другой женщиной — профессором, преподавателем инсти­тута, с которой живет совместно одной семьей. Через несколько лет я узнал, что и А.М. Бутина тоже больше нет в живых. У меня сохра­нилась фотокарточка, на которой была сфотографирована вся первая семья Бутиных в составе его самого, Дины Мухамеджановны, их сыно­вей Марата и Исатая. На обратной стороне фотоснимка надпись: «На память родным Савельевым В.А. и Е.Л. от Бутиных. 26.05.1957 г.»
Наши служебные и товарищеские отношения между мной, А.М. Бу­тиным и Е.И. Павловым лишний раз подтверждают правильность по­говорки «друзья познаются в беде».
После ареста А.М. Бутина директором строительства «Давендастрой» был назначен Николай Александрович Виноградов, ранее рабо­тавший директором проектного института «Гипроредмет». По проекту этого института осуществлялось строительство Давендинского молиб­денового предприятия.
На предприятие Н.А. Виноградов приехал один, без семьи. Вскоре к нему приехала неофициальная жена Муза Ниорадзе. Она была назначена заместителем Главного бухгалтера рудоуправления. В этой должности она стала заниматься вымогательством и требовать выпол­нения ее шкурных интересов, пользуясь служебным положением сво­его неофициального мужа, директора предприятия. Эти корыстные стремления Музы Ниорадзе со стороны ряда работников, и прежде всего с моей стороны, резко пресекались. Ее приезд к Н.А. Вино­градову и недостойное поведение дискредитировали самого директора Н.А. Виноградова в морально-бытовом отношении. Кроме того, Н.А. Виноградовым было принято предложение руководителей отдела капитального строительства рудоуправления Голубева и Юрчика о строительстве специального одноквартирного дома-коттеджа для ди­ректора. Этот хорошо архитектурно оформленный небольшой особняк с небольшим земельным учаском и красивой оградой вокруг него был вскоре построен и введен в действие. Учитывая, что это было сделано в военное время, многие считали строительство такого особняка недо­пустимым излишеством. В вышестоящие организации стали поступать жалобы. В результате, он проработал короткий срок — около года, а приказом Народного Комиссариата Цветной Металлургии СССР № 341/к от 19 мая 1943 года тов. Виноградов Н.А. был освобожден от работы Директора строительства «Давендастрой» как не справив­шийся с работой. Вместо него этим же приказом исполняющим обя­занности директора строительства назначили меня.
Уже находясь в Москве, Муза Ниорадзе стала писать некоторым со­трудникам рудоуправления клеветнические на меня письма. Об этом я сообщил начальнику «Главредмета», и клеветнические письма прекра­тились.
В середине 1943 года к нам на предприятие приехал заместитель На­родного Комиссара Цветной Металлургии СССР Василий Аркадьевич Флоров. Вместе с ним приехал академик Сергей Сергеевич Смирнов. Я их подробно ознакомил с предприятием и состоянием его стро­ительства. Вместе со мной они осмотрели подземные горные работы. Я им ответил на все вопросы, которые касаются характеристики место­рождения по геологии, петрографии, минералогии, элементам зале­гания рудных тел и другие. Знакомясь с состоянием строительства, В.А. Флоров специально поинтересовался нашумевшим домом, построенным для директора рудоуправления. Внутрь дома он не заходил, осмотрел только снаружи. Дом и усадьба при доме ему понравились. Он похвалил автора проекта дома Юрчика, которой работал замес­тителем начальника ОКСа. При этом сказал, что надо всегда хорошо строить — как в мирное, так и в военное время, и что военное время не дает право плохо строить. Поэтому те, кто поднял шум вокруг хорошо построенного для директора дома, не правы. После этого замечания В.А. Флорова шум в отношении дома директора прекратился.
После ознакомления с предприятием в конце рабочего дня было про­ведено совещание с инженерно-техническими работниками и руково­дителями предприятия. В своем выступлении В.А. Флоров высказал удовлетворение работой коллектива предприятия и после этого под­писал приказ о переименовании строительства «Давендастрой» в Дей­ствующее предприятие Давендинское молибденовое рудоуправление.
После совещания В.А. Флоров пригласил меня за сцену клуба по­благодарил за хорошую работу и, попрощавшись, уехал с предприятия вместе с академиком С.С. Смирновым.
Вскоре после отъезда В.А. Флорова с предприятия в Москву дирек­тором Давендинского молибденового рудоуправления был назначен Александр Дмитриевич Батов. Он приехал из Магаданской области, где работал в «Дальстрое», входившем в систему НКвд директором горнорудного предприятия, а В.А. Флоров хорошо знал его по сов­местной работе.
А.Д. Батов приехал на предприятие с женой Марьей Васильевной и дочерью Галей. В процессе совместной работы у нас с ним наладились хорошие деловые, служебные и товарищеские отношения. 0н был де­ловым, опытным и умным руководителем, и общительным человеком. В коллективе предприятия пользовался авторитетом. Был случай, когда в моем присутствии в его кабинете состоялась беседа с Первым секретарем Могочинского райкома партии С.А. Малышевым и Предсе­дателем райисполкома Н.Д. Дмитриевым. Они спросили у него, как распределены обязанности между директором и главным инженером. На этот вопрос он ответил, что обязанности директора и главного ин­женера так между собой переплетаются, что иногда становится непо­нятным, кто директор, а кто главный инженер. В отсутствии директора его обязанности выполняет главный инженер, и наоборот в отсут­ствии главного инженера его обязанности выполняет директор. Поэтому мы работаем в полном контакте друг с другом, все вопросы согласовываем и за все отвечаем вместе.
Большую, решающую роль для успешной работы предприятия имеет правильный подбор кадров среднего звена, в первую очередь началь­ников двух ведущих цехов — рудника и обогатительной фабрики. Вместо ушедшего с предприятия опытного инженера Успенского на­чальником рудника был назначен молодой специалист, хорошо зареко­мендовавший себя за короткий срок на работе, Михаил Прокопьевич Округин. Он всегда находился на своем рабочем месте, хорошо руко­водил и контролировал работу всех трех смен, регулярно проверял со­стояние подземных горных работ. Во всех отношениях был добро­совестным, честным и грамотным специалистом, хорошим органи­затором. Пользовался авторитетом в своем коллективе и доверием со стороны руководства предприятия.
Был случай, когда в ночную смену одна подземная откатчица при разгрузке руды из вагонетки упала с эстакады и вместе с рудой ока­залась в рудоспуске на нижнем откаточном горизонте, пролетев 35 метров вниз.
Из рудоспуска ее вынули погибшей. Как объяснила другая от­катчица, которая в это время работала вместе с ней в одной смене, по­гибшая жаловалась ей, что она плохо себя чувствует, кружится голова. Ей было предложено прекратить работу и уйти домой. Но она не по­слушалась и в результате погибла. Начальник рудника М.П. Округин за этот случай был привлечен к судебной ответственности. На заседа­нии суда я выступил в его защиту. В результате моего убедительного объяснения суд М.П. Округина оправдал. После заседания суда ко мне в кабинет пришел районный прокурор, стал мне объяснять, что якобы я поступил неправильно, взяв под защиту начальника рудника. Я с ним не согласился и доказал прокурору, что он не прав. На этом судебное дело было закрыто. Через несколько лет М.П. Округин был переведен с Давендинского молибденового рудника на должность начальника рудника Кадамджайского сурьмяного комбината, расположенного в Киргизской ССР. На этом руднике произошел групповой смертельный несчастный случай, в результате которого М.П. Округин погиб. В 1953 году я был в служебной командировке на Кадамджайском комбинате. Мне показали его могилу и объяснили, как он погиб. После того, как были произведены взрывные работы в одном глухом подземном забое без предварительного проветривания, двое рабочих зашли в этот забой и отравились газом. Об этом доложили начальнику рудника М.П. Округину. Он, будучи взволнованным, поторопился и вместе с со­провождающим пришел в этот забой, и тоже оба отравились газом от взрывных работ. Все четверо были похоронены рядом в четырех мо­гилах с надгробными надписями недалеко от Дома культуры, в парке.
Вместо ушедшего с предприятия начальника обогатительной фабри­ки Певзнера был назначен молодой, перспективный специалист, инженер-обогатиель Серафим Григорьевич Клапцов. В процессе работы в этой должности он полностью оправдал оказанное ему доверие. Под его руководством коллектив обогатительной фабрики успешно выпол­нял план по всем технологическим показателям.

МОЛИБДЕНОВЫЕ  БУДНИ
ШАХТАМЫ И КОМАНДИРОВКА
В КОРЕЮ

 В августе 1944 года главный инженер «Главвольфрама» Сергей Федорович Подчайнов вызвал меня на строительство «Шахтама­строй». Этот вызов я воспринял как желание С.Ф. Подчайнова поде­литься моим опытом с руководителями «Шахтамастроя» по строитель­ству «Давендастроя» и разработать вместе с ними необходимые меро­приятия, чтобы улучшить положение дел по строительству Шахтаминского молибденового предприятия «Шахтамастрой». Перед отъез­дом на «Шахтамастрой» я подготовил все необходимые для этого ма­териалы и перечень вопросов, на которые, по моему предположению, мне придется ответить. И все это, уложив в папку, взял с собой.
Но когда я приехал на «Шахтамастрой» и встретился там с С.Ф. Подчайновым, а вместе с ним и с Секретарем Читинского Обкома ВКП(б) Валентином Григорьевичем Кучиным, они мне объяснили, что мой вызов связан с тем, что за срыв строительства и ввода в действие в установленный срок предприятия, они освободили от занимаемых должностей директора и главного инженера Шахтаминского молиб­денового рудоуправления «Шахтамастрой» и должность главного ин­женера — заместителя директора этого предприятия хотят предложить мне. На этот вопрос я ответил, что с моей стороны возражений не будет, если директор Давендинского рудоуправления А.Д. Батов не будет против этого возражать. С их стороны был ответ, что с А.Д. Батовым этот вопрос уже согласован. После этого С.Ф. Подчайнов, нахо­дясь на «Шахтамастрое», подписал приказ по Главному управлению вольфрамомолибденовой промышленности № 38-е от 14 августа 1944 года, согласованный с Читинским Обкомом ВКП(б), о назначении ме­ня Главным инженером рудоуправления «Шахтамастрой» с 15 августа 1944 года и освобождением с этого числа от исполнения обязанностей главного инженера рудоуправления «Давендастрой», с сохранением оклада 3250 рублей в месяц и процентной надбавки 1860 рублей. Вре­менно исполнение обязанностей директора рудоуправления «Шахтаматастрой» было возложено на начальника технического отдела «Глав­вольфрама» Меньшикова, приехавшего в служебную командировку из Москвы вместе с С.Ф. Подчайновым. В мои производственные дела Меньшиков не вмешивался и занимался только транспортом и матери­ально-техническим снабжением.
После нового назначения я уехал на старое место работы, чтобы сдать дела и привезти оттуда семью. Когда я спросил у бывшего сво­его директора А.Д. Батова, давал ли он согласие на мой перевод, он ответил, что с этим вопросом к нему никто не обращался и он об этом слышит впервые. Своим приказом по Давендинскому молибденовому рудоуправлению № 208 от 26 августа 1944 года он освободил меня от занимаемой должности с 15 августа 1944 на основании выписки из приказа по «Главвольфраму» № 38-е от 14 августа 1944 г.
Приказом Народного Комиссара Цветной Металлургии СССР Петра Фадеевича Ломако № 493/к от 14 ноября 1944 года я был назначен главным инженером — заместителем директора Шахтаминского мо­либденового рудоуправления Главвольфрама и освобожден от долж­ности главного инженера — заместителя директора Давендинского мо­либденового рудоуправления этого же Главка.
Приказ Народного Комиссара Цветной Металлургии СССР тов. Ло­мако П.Ф. № 493/к от 14 ноября 1944 года был объявлен Приказом по Главному Управлению вольфрамовой и молибденовой промышлен­ности «Главвольфраму» № 209/к от 21 ноября 1944 года.
Работать совместно с временно исполняющим обязанности дирек­тора Меньшиковым мне пришлось недолго, всего несколько месяцев.
Вскоре по предложению Читинского Обкома ВКП(б) Народный Ко­миссариат Цветной Металлургии СССР назначил нового директора Шахтаминского молибденового рудоуправления — Дмитрия Федо­ровича Лепешкина. Он был практик, специального образования не имел. Но человек был порядочный, трезвый, много внимания уделял работе. У нас с ним сложились хорошие, деловые производственные отношения. В решении всех производственных вопросов мы всегда находили взаимопонимание. Работать вместе с ним мне было легко. С его стороны я всегда имел поддержку.
Предприятие нам досталось в крайне запущенном состоянии. За три с половиной года с марта 1941 по август 1944 года не было построено и введено в действие ни одного производственного объекта. А то, что было построено, пришлось заново перестраивать из-за крайне низкого качества выполненных работ. По строительству жилья и коммуналь­ных объектов тоже было сделано крайне мало и тоже имело низкое качество.
Для сравнения могу отметить, что Давендинское молибденовое предприятие было введено в действие в течение одного года, хотя и с недоделками в связи с началом Отечественной войны. В том числе были введены в действие подземный рудник, обогатительная фабрика, электростанция, компрессорная, механический цех, объекты водоснаб­жения и теплоснабжения. И все объекты строились качественно.
На вольфрамовом предприятии «Убаредмет», куда я приехал рабо­тать после окончания института в 1937 году, в мирное время дирек­тора и его заместителя по капитальному строительству судили за вре­дительство, хотя там все производственные и непроизводственные объекты были построены хорошего качества. А на «Шахтамастрое» был допущен полный развал строительства в военное время, и никто за это не был привлечен к ответственности, за исключением заслужен­ного снятия с работы директора и главного инженера.
На Шахтаминское молибденовое предприятие «Шахтамастрой» я приехал вместе со своей семьей 1 сентября 1944 года, с наступлением вечера. Вместе с нами приехал с «Давендастроя» главный механик ру­доуправления Чернов со своей семьей, для постоянной работы, в по­рядке перевода.
Предназначавшаяся мне квартира располагалась в одноквартирном деревянном доме. Подъехав к дому, мы увидели вынутое из окна дома стекло. Когда зашли в дом, то обнаружили украденными постельные принадлежности: подушки, одеяла, простыни. В доме через окно по­бывал мелкий воришка. Дом был расположен в лесу, между жилым поселком и производственными объектами.
Состояние производственных объектов характеризовалось следу­ющим. Капитальная шахта была пройдена до первого горизонта, но не оборудована клетьевым шахтным подъемом. Попутная руда из под­земных горно-подготовительных работ выдавалась на поверхность в бадьях. Все рабочие и инженерно-технические работники, работавшие на подземных горных работах, спускались вниз и поднимались на по­верхность шахты только пешком по лестничному отделению ствола шахты. Был случай, когда на предприятие, в геологоразведочную партию, приехал из Москвы доктор геологоразведочных наук, профессор Владимир Михайлович Крейтер и зашел ко мне, как к своему бывшему ученику, который учился у него в институте. Вместе со мной он пошел в шахту, чтобы познакомиться с подземными горными работами. По­скольку клетьяного подъема не было, а по лестничному отделению ствола шахты он спуститься не мог по своему физическому состоя­нию, я принял его предложение спуститься мне вместе с ним в шахту в бадье. Человеком он оказался смелым. Так мы вместе спустились в бадье, а после ознакомления с подземными горными работами тоже в бадье поднялись на поверхность шахты. Компрессорная станция руд­ника была построена на горе, далеко от шахты. Деревянное здание компрессорной было построено недопустимо плохо. Вместо нее по­строили новое каменное здание рядом с шахтой. Компрессора демон­тировали и перенесли в новое здание. Прежнее здание компрессорной списали как непригодное. Строительство обогатительной фабрики за­канчивалось, и был начат монтаж обогатительного оборудования. Смонтированные водопроводные и паропроводные магистрали с уло­женными в опилках и деревянных желобах водяными и параллельно им паровыми трубами на небольшой глубине от поверхности были полностью переморожены в зимний период. Все трубы этих ма­гистралей пришлось вынуть из-под земли и вместо них уложить новые цельнотянутые нефтепроводные трубы на более глубоком уровне 3,25 метра от поверхности с учетом вечной мерзлоты, как это было сделано на предприятии «Давендастрой». Прокладка паровых труб параллель­но с водяными трубами не потребовалась. Заново смонтированные водопроводные магистрали существовали весь период работы пред­приятий и никогда не перемерзали в зимнее время. Паровые котлы для подогрева водопроводных труб были демонтированы, так как потреб­ность в них отпала.
Были приняты меры по укреплению более опытными, квалифици­рованными кадрами руководителей производственных цехов. Началь­ником рудника был назначен Иван Михайлович Семенов, который, работая начальником смены, горным мастером, показал себя хорошим опытным руководителем и специалистом. Начальником обогатитель­ной фабрики был назначен Серафим Григорьевич Клапцов, приехав­ший по моему приглашению с Давендинского молибденового рудоуп­равления. Его назначили вместо освобожденной от этой должности С.П. Яковлевой, которая страдала пристрастием к спиртным напиткам.
Положительные результаты работы коллектива предприятия стали очевидными. Но вместе с этим имели место отдельные тяжелые слу­чаи, которые следует отметить. Из-за несвоевременного завоза муки для выпечки хлеба перед Великим Октябрьским праздником трудя­щиеся и все жители предприятия в праздничные дни остались без хле­ба. Муку завезли сразу же в первый день после праздника. За это упущение директор и секретарь партийного комитета рудоуправления получили по строгому выговору.
Второй более тяжелый случай, трагический случай, произошел в вы­ходной, не рабочий день. Молодые парни и девушки устроили веселую гулянку с употреблением спиртных напитков. Вечером не пришли к себе домой две молодые девушки. Утром их нашли в лесу, повесив­шимися на дереве. В связи с этим трагическим случаем большие не­приятности пришлось пережить директору предприятия и секретарю парткома.
Аналогичные трагические случаи произошли в начале войны и на «Давендастрое». Утром, в начале рабочего дня я пришел в геологораз­ведочную партию, чтобы познакомиться с геологическими материа­лами по разведке месторождения. Во время моей беседы с геологами к нам в служебную комнату забежали две женщины с истерическим криком: «Ванька Лизку зарезал!» и быстро повели нас в их квартиру. В комнате мы увидели лежавшую на кровати молодую женщину, у которой из разрезанного бритвой живота выпали внутренности, кото­рые она придерживала рукой, чтобы они не упали на пол, и с трудом тихо произносила слова: «Зачем ты это сделал?» А в это время на дру­гой кровати сидел молодой мужчина, ее муж, в военной солдатской одежде, перерезая бритвой горло, из которого текла кровь на грудь гимнастерки. От ужаса увиденного мое лицо стало белым. Мы быстро вызвали врачей, и они вместе с пострадавшими на санях, запряженных лошадьми, увезли их в ближайшую Кудечинскую больницу. Женщина в больнице умерла, а ее молодого мужа врачам удалось спасти. Как мне позже рассказали, эта трагедия явилась результатом писем, кото­рые солдат получал, находясь в войсковой части, от своих соседей по квартире, в которых они ему писали, что с его уходом в армию жена завела себе любовника.
Второй трагический случай на «Давендастрое» произошел, когда я поздно вечером выехал из своего дома в служебную командировку на машине, которая везла меня на железнодорожную станцию. Проезжая мимо рудника, мы увидели, что нам навстречу по автомобильной дороге шла женщина. На зажженные фары и сигналы шофера она не реагировала. Когда шофер, чтобы на нее не наехать, свернул машину на правую сторону от дороги, женщина, уже находясь рядом с ма­шиной, неожиданно свернула с дороги в ту же сторону, что и машина ей навстречу. И в результате была сбита машиной. Мы отвезли ее в Кудечинскую больницу, а сами уехали на железнодорожную станцию. Вернувшись из служебной командировки, я узнал, что эта женщина, несмотря на оказанную ей врачебную помощь, скончалась. Шофера привлекли к судебной ответственности. Но следователь установил, что в данном несчастном случае шофер был не виноват, а виновата была сама пострадавшая. При этом учли показания врачей, которые сооб­щили следователю, что она болела сонной болезнью и в момент не­счастного случая спала. Учли также и то, что шофер был одним из луч­ших работников предприятия.
Руководство Шахтаминского рудоуправления вместе с партийной и профсоюзной организациями приняли меры и мобилизовали коллектив предприятия на ликвидацию ранее допущенных ошибок в строи­тельстве предприятия и выполнение производственного плана.
Из Москвы на предприятие приехали заместитель начальника Глав-вольфрама Денис Алексеевич Бабич и начальник финансового отдела Главка Вениамин Исаевич Литвин. Вместе с ними я уехал в Читу на переговоры с начальником Военно-Строительного Управления Забай­кальского Военного Округа для заключения договора на выполнение подрядных работ по строительству Шахтаминского молибденового предприятия «Шахтамастрой». После согласования всех вопросов этот договор был подписан. Со стороны Военно-Строительного управления была проявлена большая оперативность по направлению на «Шахта­мастрой» инженерно-технических работников и мобилизованных стро­ительных рабочих.
Вместе с ними на предприятие поступили необходимый транспорт, строительные машины и инструмент. Строительные работы развер­нулись широким фронтом. В короткие сроки было закончено строи­тельство обогатительной фабрики, дизельной электростанции, объек­тов водоснабжения и теплоснабжения. Построили новую компрессорную, механический цех, автогараж, бытовой комбинат рудника, двух­этажное здание рудоуправления, больницу, среднюю школу, жилые дома для рабочих, инженерно-технических работников и служащих предприятия.
Однако, несмотря на положительные перемены в работе предпри­ятия, по неизвестной для меня причине, директор рудоуправления Дмитрий Федорович Лепешкин от занимаемой должности был осво­божден. У меня сложилось мнение, что причиной освобождения было отсутствие у него высшего образования, хотя он был опытный прак­тик, и то, что он являлся кандидатурой, предложенной Читинским Обкомом ВКП(б), а не «Главвольфрама» Наркомцветмета.
Вместо Д.Ф. Лепешкина директором Шахтаминского молибденового рудоуправления «Шахтамастрой» был назначен Леонид Семенович Шевцов. Он приехал на предприятие один, без семьи, хотя у него была жена. Ходили слухи, что она была с ним в ссоре и связи не поддер­живала. Л.С. Шевцов, в отличие от других умных директоров, был не­последовательным, в производственных вопросах разбирался слабо, в коллективе был необщительным, дома жил в одиночестве, часто болел, среди руководителей цехов предприятия авторитетом не пользовался. У меня с ним контакта в работе не было.
Видя его неправильное, мешающее нормальной работе поведение, я в июне 1945 года направил Народному Комиссару Цветной Метал­лургии СССР П.Ф. Ломако и одновременно начальнику «Главвольф­рама» А.С. Микуленко телеграмму следующего содержания:
«Дальнейшая работа совместно Шевцовым невозможна тчк Прак­тика разгона зпт преследования руководящих кадров ценных пред­приятию за малейшее проявление критики неправильных действий Шевцова продолжается зпт несмотря указания Главка тчк Этой при­чине увольняются ценные предприятию работники тчк Начальники ряда цехов систематически меняются тчк Подготовка зпт подбор руководящих кадров цехов зпт отделов зпт стремление сплотить их единый коллектив Шевцовым игнорируется тчк Мое стремление воздействовать Шевцова только обостряет взаимоотношения тчк Впер­вые вынужден работать с таким директором тчк Прошу освободить меня от занимаемой должности зпт перевести другое предприятие».
В ответ на мою телеграмму начальник «Главвольфрама» А.С. Мику­ленко поручил своему заместителю по капитальному строительству Н.К. Егорову ознакомиться с моей телеграммой, принять меры по уре­гулированию вопроса, результаты телеграфно сообщить. Привожу текст телеграфного ответа Н.К. Егорова на поручение А.С. Микуленко:
«Вопросы поднятые Савельевым разрешены тчк Договорились с Шевцовым и Савельевым о совместной дружной работе тчк Подроб­ности расскажу по возвращению».
Но и после этого Н.С. Шевцов каким был, таким и остался. Есть по­словица, что «горбатого могила исправит». Так произошло и с Шевцо­вым. В период моего отсутствия на предприятии, когда я находился в специальной служебной командировке в Северной Корее, Шевцов на машине посетил войсковую часть, располагавшуюся недалеко от гра­ницы с Манчжурией. С собой привез спиртные напитки и продукты для угощения офицеров. Во время застольной встречи они организо­вали картежную игру, в результате которой Шевцов выиграл грузовую автомашину «Студебекер» и на этой машине вернулся к себе на предприятие. Вскоре после этого на предприятие приехал военный прокурор, допросил Шевцова и привлек его к судебной ответствен­ности. Н.С. Шевцов заболел. Принимаемые врачом меры по его лече­нию стал игнорировать, и в результате скончался.
4 сентября 1945 года на имя директора «Шахтамастроя» Шевцова поступила телеграмма КТ № 4329 от народного комиссара Цветной Металлургии СССР П.Ф. Ломако следующего содержания:
«Командируйте Хабаровск обязательно явка 10 сентября штаб Васи­левского комиссия Сабурова главного инженера Савельева Документы привезет Хабаровск представитель Наркомцветмета Линчевский».
Во исполнение этого телеграфного указания Народного комиссара я срочно 8 сентября 1945 года выехал в Хабаровск, где мне выдали ко­мандировочное предписание № 50066 от 1 сентября 1945 года за под­писью начальника тыла Вооруженных сил СССР генерала армии А.В. Хрулева, командировочное удостоверение № 13087 от 3 сентября 1945 года за подписью заместителя Народного Комиссара Цветной Ме­таллургии СССР С.П. Соловьева, а также военное обмундирование в звании подполковника. Свою гражданскую одежду оставил на хране­ние в Хабаровске.
В столицу Северной Кореи Пхеньян прибыл из Хабаровска, вместе с двумя майорами Шашуриным и Соловьевым, 11 сентября 1945 года. Прилетев утром, мы встретились с начальником аэропорта в звании майора авиации, представились ему, вместе с ним позавтракали, он дал нам машину, и к вечеру в этот же день мы нашли свой штаб пол­ковника Железнова.
Военный совет 25-й Армии выдал мне удостоверение № 15-45/Д от 15 сентября 1945 года за подписью генерал-майора Фурсова. В этом удостоверении указано, что подполковник Савельев В.А. является чле­ном комиссии по учету и использованию промышленных предприятий на территории Кореи. Командирам войсковых частей и учреждений, а также комендантам городов и железнодорожных станций оказывать подполковнику Савельеву полное содействие в выполнении возложен­ных задач.
Подполковнику Савельеву предоставляется право беспрепятствен­ного проезда в любое время суток по территории Кореи и пребывание в любом населенном пункте. Комендантам городов представлять под­полковнику Савельеву жилплощадь и автотранспорт.
Такого же содержания были выданные удостоверения Военного Со­вета 25-й армии № 12 от 28 ноября 1945 года и № ВС/5-Д от 29 января 1946 года за подписями командующего войсками 25-й армии гвардии генерал-полковника Чистякова и начальника штаба 25-й армии гвар­дии генерал-лейтенанта Пеньковского.
Первую поездку из Пхеньяна по территории Северной Кореи мы со­вершили втроем, я и мои спутники майоры Шашурин и Соловьев на автомашине «Додж %» в сопровождении двух вооруженных солдат-телохранителей. Первыми предприятиями, которые мы посетили и об­следовали, были два вольфрамовых рудника, которые вели добычу ру­ды на месторождении «Кишу». Один рудник добывал руду с верхних горизонтов, вскрытых капитальной штольней с одной стороны горы. Второй рудник добывал руду с нижних горизонтов, вскрытых капи­тальной вертикальной шахтой с другой, противоположной стороны горы. На каждом руднике была построена и действовала своя обога­тительная фабрика. Оба рудника принадлежали японцам. Во время на­шего посещения рудники и обогатительные фабрики не работали, так как их руководители и специалисты японцы из Кореи уехали и оста­лись только рабочие корейцы и корейские служащие, которые плохо разбирались в производстве. С русскими специалистами, которых представляли мы, они встретились впервые. В качестве переводчика среди нас был майор Шашурин Сергей Лаврентьевич. По специальности он был горный инженер, окончил аспирантуру, хорошо знал анг­лийский язык и свободно на нем разговаривал. Среди корейцев были тоже специалисты, и они все, как правило, свободно разговаривали на английском языке.
Мы с этими рудниками и обогатительными фабриками детально ознакомились, осмотрели состояние подземных горных работ. Полу­чили всю необходимую геологоразведочную документацию, планы подземных горных выработок, схемы вскрытия месторождения, дан­ные о наличии разведанных, вскрытых и подготовленных к очистной выемке запасов руды, технологические схемы обогащения руды на обогатительных фабриках, а также все технико-экономические показа­тели по результатам работы каждого рудника и обогатительных фаб­рик.
Все основные, ведущие рабочие операции на горных работах были механизированы, а вспомогательные работы выполнялись вручную. В целом производительность труда была невысокой, ниже, чем на наших предприятиях.
Горношахтное и обогатительное оборудование было изготовлено на японских машиностроительных заводах. Оно было менее современ­ным и менее производительным в сравнении с оборудованием, кото­рым были оснащены наши аналогичные отечественные рудники и обо­гатительные фабрики. Все производственные процессы были полно­стью обеспечены приборами по контролю за количеством и качеством изготавливаемой продукции. Все рабочие операции на рудниках и фабриках выполнялись только мужчинами. Когда мы поинтересова­лись данными о производительности труда рабочих, корейские руко­водители, заменившие японцев, на этот вопрос не смогли ответить. Они нам объяснили, что их интересует только один показатель, которым является прибыль.
После детального ознакомления с рудниками и обогатительными фабриками на вольфрамовом месторождении «Кишу» и получив необ­ходимую документацию, мы вернулись в Пхеньян.
Должен отметить, что корейские руководители предприятия, кото­рое мы посетили, относились к нам весьма дружелюбно. На время пре­бывания у них нас поселили в великолепном небольшом доме с бас­сейном и фонтаном перед окнами дома. В этом доме жил японец — хозяин этих предприятий. Прикрепили к нам пожилого повара, который ранее работал шеф-поваром на пароходе, принадлежащем бога­тому американскому промышленнику. За проживание в японском особняке и за обеспечение нас питанием от предложенной нами опла­ты отказались, несмотря на нашу настоятельную просьбу взять с нас деньги за предоставленные услуги.
После возвращения с вольфрамовых рудников «Кишу» в Пхеньян, который в то время назывался на японском «Хейдзио», персонально ко мне была прикреплена легковая автомашина «Виллис», а также шофер этой автомашины солдат Костя и переводчик — советский кореец из-под Ташкента, тоже по имени Костя. С их помощью, теперь уже без персональной охраны, за период с 11 сентября по 25 ноября 1945 года я обследовал горнорудные предприятия на территории Центральных районов Северной Кореи в уездах: Сучан, Конузян, Току, Гензан, Ампен, Цусен, Кодзио, Ринтею, Йоко, Касен, Кинка, Хейко, Тяцуген, Сонапри, Исен, Синкей, Кинсен, Нансенен. Во время поездки по этим уездам нам приходилось встречаться с японскими беженцами, которые длинными колонными, протяженностью в несколько километров, шли пешком по автомобильным дорогам целыми семьями вместе со стари­ками и детьми, везли на колясках и несли на плечах свое имущество. В одном из уездных городов поздно вечером военный комендант города пригласил меня в клуб, где разместились на ночлег японские беженцы. Это было жалкое зрелище. Целые семьи, среди которых было много больных стариков и детей, все голодные, лежали на грязном полу клу­ба. Некоторые из них тяжело стонали от боли. Военный комендант обратился ко мне за советом, может ли он накормить их, израсходовав на это часть поступившего риса. Я посоветовал ему накормить голод­ных японцев, что он и сделал. Все японские беженцы перемещались на паромную переправу, чтобы на пароме переправиться через море из Кореи в Японию.
Во время остановки в уездном городе Кинка меня тепло принял во­енный комендант города в звании майора. Вместе с ним, моим шофе­ром и переводчиком мы завтракали в столовой. Был случай, когда ут­ром мы вместе пошли в парикмахерскую, но парикмахерская была за­крыта. На ее дверях висело объявление на русском языке, в котором было написано, что парикмахерская закрыта на пять дней ввиду же­нитьбы парикмахера. Когда мы вернулись в военную комендатуру, то обнаружили мою машину разукрашенной типа елочных игрушек. Когда я об этом сказал своему шоферу, он мне ответил, что накануне он видел парикмахера и обещал ему вместе поехать в соседнее село и привезти из этого села его невесту. Одновременно шофер сказал мне, что на разукрашенной машине он не поедет. Я ему объяснил, что этого делать нельзя, надо соблюдать их обычаи, и обязал его поехать вместе с парикмахером за его невестой на разукрашенной машине, что он и выполнил. Я поинтересовался о корейских свадебных обычаях. Мне объяснили, что корейские молодые парни и девушки между собой не встречаются. У них есть специальные свахи, которые сначала знакомят между собой их родителей. После этого знакомят жениха и невесту и, если они понравились друг другу и их родителям, устраивают свадьбу. На свадьбе родители проводят застолье отдельно от своих детей. Од­новременно невеста встречается со своими подругами, а жених отдель­но со своими друзьями. После этого через пять дней они начинают совместную жизнь отдельно от своих родителей, которые выделяют им отдельную жилую площадь и приданное в виде личных вещей, не­обходимых для семейной жизни.
Был второй случай, когда в моем присутствии военный комендант города принял одного корейского помещика. Помещик был пожилого возраста, в новом нарядном костюме, накрахмаленной рубахе с бабоч­кой вместо галстука. Войдя в служебную комнату без обуви, в носках, он остановился посреди комнаты, встал на колени и опустил голову к полу. Так он приветствовал коменданта. Затем обратился к нему с просьбой, объяснив, что у него четыре жены. Из них три жены трудо­устроены, а четвертая не работает. Для четвертой жены, самой моло­дой, он просил разрешить ему открыть чайную. Такое разрешение ко­мендант ему выдал.
Третий случай возник, когда мы утром завтракали в столовой и бе­седовали с двумя молодыми 18-летними девушками, которые работали в городской полиции города Кинка. Одну из них звали Полина, а вто­рую Шура. Шура стала рассказывать, что ее хочет купить один парик­махер из соседнего поселка и что ее родители с его предложением со­гласны. Но он некрасивый, носит очки и ей не нравится. В порядке шутки я задал вопрос, сколько денег он за нее платит родителям и одновременно сказал, что я богаче этого парикмахера и заплачу за нее родителям больше, чем может заплатить этот парикмахер. Шура при­няла мою шутку всерьез и на следующее утро в столовую на завтрак не пришла. Когда я спросил у Полины, где Шура, она мне ответила, что Шура приняла мою шутку всерьез и боится, что я ее куплю. Я по­просил Полину, чтобы она убедила Шуру, что это была моя шутка. Мою просьбу Полина, умная, красивая, стройная и смелая девушка, выполнила. На следующее утро они опять вместе с Шурой пришли в столовую завтракать. За завтраком Шура много смеялась над собой, что могла поверить этой шутке, приняла ее всерьез...
Недалеко от города Кинка находилось урановое месторождение, ко­торое я должен был обследовать. Для сопровождения меня на это мес­торождение комендант города пригласил старого корейца, который знал, где оно находится, и познакомил меня с ним. Этому старику было 90 лет. У него были белые волосы на голове, белые усы и белая борода. Он был бодрым, разговорчивым, свободно говорил на русском языке. Он рассказал нам, что родился в России и до 1905 года жил там на Дальнем Востоке. Из России в Корею уехал сразу же после оконча­ния русско-японской войны 1905 года, в которой победу одержала Японская армия.
В беседе с нами он осудил многоженство, которым страдают избало­ванные, богатые мужчины в Корее. Рассказал про свою семью и что он сам прожил с одной женой всю жизнь, и что его сыновья, так же как и он, презирают многоженство, и каждый сын имеет по одной жене, жи­вя со своими семьями самостоятельно.
Посетив урановое месторождение вместе с сопровождавшим нас старым корейцем, никаких сведений и никакой документации мы не смогли получить по причине того, что занимавшиеся геологоразведкой месторождения японские специалисты уже уехали из Кореи в Японию и всю документацию увезли с собой.
В городе Гендане я посетил крупный завод по производству мине­ральных удобрений. Завод распологался на берегу моря. Во время мо­его посещения он не работал в связи с уходом японских специалистов, которым принадлежал этот завод.
После обследования горнорудных предприятий на территории Цент­ральных районов Северной Кореи мне было поручено руководить пус­ком медно-молибденового рудника «Суйон». Это поручение я начал выполнять 25 сентября 1945 года и закончил 15 февраля 1946 года. В этот период, середине декабря, я заболел. В середине рабочего дня, во время обеда у меня пропал аппетит. Корейские руководители забеспокоились, пригласили специально для меня высококвалифицированного повара. Но приготовленные им хорошие и вкусные блюда я тоже не мог кушать из-за отсутствия аппетита. Когда измерили температуру, градусник показал 38 градусов С. В этот же день к вечеру я вернулся в Пхеньян. Посетивший меня в гостинице военный врач поставил диаг­ноз воспаление легких. Меня сразу же увезли в военный госпиталь и положили в терапевтическое отделение. В одной палате со мной лежал врач-венеролог, преподаватель Московского медицинского института. Лежа на своей кровати, он для всех больных, находившихся с ним в одной палате, читал по памяти лекцию о происхождении и распро­странении сифилиса. Из этой лекции я запомнил, что сифилис был завезен в европейские страны из Америки после ее открытия в 1492 го­ду знаменитым путешественником Христофором Колумбом и что 99% женщин, занимающихся проституцией, болеют сифилисом.
Через день утром ко мне зашла лечащий врач и сообщила мне, что у меня не воспаление легких, а сыпной тиф, и меня перевели из тера­певтического в инфекционное отделение госпиталя. В этом отделении я пролежал ровно 21 день с постоянной, не меняющейся температурой 38 градусов С.
Вместе со мной в палате лежал капитан авиации. Мы с ним быстро познакомились. Он работал заместителем начальника военного аэро­порта в Пхеньяне. Перед новым годом мы оба почувствовали себя на­много лучше, температура стала нормальной, и мы обратились к сво­ему лечащему врачу с просьбой разрешить нам выпить по 100 грамм водки в честь Нового года. Она с юмором нам ответила, что не воз­ражает при одном условии, чтобы после этого с нашей стороны ни­каких претензий к ней не было.
Выпив по 100 грамм в честь наступающего Нового года, мы оба сра­зу почувствовали сильную физическую слабость и слегли в постель. Утром после встречи Нового года к нам в палату зашла лечащий врач и поинтересовалась нашим самочувствием. Мы ей откровенно расска­зали о нашем слабом физическом состоянии после употребления 100 грамм спиртного напитка. Она на это отреагировала спокойно, с юмо­ром, напомнив, что об этом она нас предупреждала.
После выхода из госпиталя я получил больничный лист с освобож­дением от работы дополнительно на 10 дней. В это время ко мне в гос­тиницу пришел капитан авиации, мой сосед по госпиталю, и пригласил меня вечером в аэропорт, чтобы познакомить меня с начальником во­енного аэропорта и вместе поужинать. Это приглашение мною было принято с большим удовлетворением. Начальник аэропорта, после зна­комства со мной, пообещал помочь мне в возвращении из Кореи на Родину. Это обещание было выполнено, за что я ему был очень бла­годарен.
После выздоровления и выхода на работу мне была сделано предло­жение обследовать горнорудные предприятия, расположенные на тер­ритории Северо-Восточных районов Кореи в уездах: Расин, Сейсин, Кисею, Дзиосин, Тансен, Канко. При этом мне было сказано, что есть слухи о существовании в этих районах, примыкающих к границе с Советским Союзом, японских вооруженных отрядов. Поэтому все спе­циалисты, которым предлагали обследовать эти районы, от этого пред­ложения отказывались. Несмотря на это предупреждение, я дал согла­сие на обследование этих районов при условии, что после выполнения этого задания мне будет разрешено возвращение из Кореи в Советский Союз, к месту моей постоянной работы. После согласования этого воп­роса был подписан приказ по Управлению Уполномоченного Комите­та СНК СССР по Корее № 18 от 29 января 1946 года, в котором ска­зано: «Вернувшегося из отпуска после болезни подполковника Савель­ева В.А. перевести из Производственного отдела в Технический отдел и направить на обследование горнорудных предприятий Северо-Вос­точных районов Кореи, после чего откомандировать на место постоян­ной работы. Товарищу Савельеву выехать для обследования не позд­нее 20 февраля с.г. Транспортному отделу подготовить «Виллис» для длительного рейса».
Перед отъездом в Северо-Восточные районы Кореи Военным Сове­том 25-й Армии мне было выдано удостоверение № ВС/5-Д от 29 января 1946 года за подписями Командующего Войсками 25-й Армии гвардии генерал-полковника Чистякова Ивана Михайловича и началь­ника штаба 25-й Армии гвардии генерал-лейтенанта Пеньковского. В удостоверении записано:
«Предъявитель сего подполковник Савельев Василий Андрианович является членом комиссии по учету и использованию промышленных предприятий Кореи и командируется на обследование горнорудных предприятий Северо-Восточных районов Кореи.
Командирам воинских частей и учреждений, а также комендантам городов и железнодорожных станций оказывать подполковнику Са­вельеву полное содействие в выполнении возложенных задач и обеспе­чивать беспрепятственное снабжение горючим его легковой машины.
Подполковнику Савельеву предоставляется право проезда в любое время суток на территории Кореи и пребывания в любом населенном пункте.
Командирам войсковых частей и комендантам городов предостав­лять подполковнику Савельеву пользование всеми средствами связи и оказывать полное содействие в получении транспортных средств и бы­товых устройств».
Получив на руки указанный приказ по управлению уполномо­ченного Особого Комитета СНК СССР по Корее и удостоверение Военного Совета 25-й Армии, я выехал 15 янвраля 1946 года из Пхеньяна на легковой автомашине «Виллис» вместе с прикрепленным ко мне шофером солдатом Костей и переводчиком, советским Корей­цем, солдатом, тоже Костей, на обследование горнорудных предприя­тий на территории Северо-Восточных районов Кореи. Обследование этих районов продолжалось до 14 марта 1946 года, или один месяц. За это время я посетил горно-металлургическое предприятие в Сейсине, свинцово-цинковый рудник с обогатительной фабрикой «Кеншуку», горные предприятия по добыче естественного графита открытым спо­собом с фабриками по его обогащению.
Горно-металлургическое предприятие в Сейсине состояло из неболь­шого карьера по добыче бурого железняка и двух небольших домен­ных печей по выплавке чугуна. Особого интереса это предприятие не представляло. Свинцово-цинковый рудник «Кентуну» был расположен в горах. Автомобильной дороги к нему не было. Сообщение с этим рудником осуществлялось по узкоколейной железнодорожной ветке. Мы на это предприятие приехали поездом в небольшом пассажирском вагоне. Автомобиль был погружен на открытую железнодорожную платформу в составе этого же поезда и прибыл на рудник одновре­менно с нами. Поезд поднимался медленно в гору с помощью паро­воза, который часто останавливался, чтобы накопить пар. На рудник поезд нас доставил поздно вечером. Корейские руководители рудника ожидали нас у поезда и встретили гостеприимно. Пригласили на спе­циально приготовленный в связи с нашим приездом общий вместе с ними ужин. После ужина с большим интересом беседовали с нами всю ночь до утра. До моего приезда с русскими они не встречались и рус­ских людей не видели. Их интересовало все о Советском Союзе, о его руководителях и вождях, особенно о Сталине. На все вопросы я отве­чал с помощью своего переводчика. Для него оба языка, корейский и русский, были родными, и поэтому он свободно ими пользовался.
На следующий день я вместе с руководителем рудника и моим пере­водчиком побывали в шахте, где я ознакомился с подземными гор­ными работами, и после этого на обогатительной фабрике, где также ознакомился с технологией обогащения свинцово-цинковой руды. Рудник и фабрика находились в нормальном рабочем состоянии. На всех предприятиях, которые я уже обследовал, работали только одни мужчины, женщин я не видел. На обогатительной фабрике рудника «Кентуку» небольшая бригада молодых женщин работала в дробиль­ном отделении, занимаясь ручной сортировкой руды, отбирая пустые горные породы на транспортерной ленте перед крупным дроблением. На остальных рабочих местах были одни мужчины.
Ознакомившись с работой предприятия и получив необходимую технологическую документацию по разведанным, вскрытым и подго­товленным запасам руды, планы подземных горных выработок, техно­логические схемы обогащения руды на фабрике и внимательно ознако­мившись с этой документацией, я пришел к выводу, что это предприя­тие имеет хорошую перспективу на будущее. Разведанные запасы месторождения по высоким категориям обеспечивают работу предпри­ятия на несколько лет вперед. Запасы подготовленной к выемке руды тоже сверхдостаточны. Много отбитой руды лежит в магазинах очист­ных блоков. Элементы залегания месторождения и устойчивость бо­ковых горных пород позволяют отрабатывать это месторождение с применением наиболее эффективной системы разработки с магазинированием отбитой руды.
Перед отъездом с предприятия его руководитель-кореец пригласил нас в гости к себе домой на обед. По корейскому обычаю обеденный низенький стол стоял посередине комнаты. Мы уселись вокруг стола на полу на соломенных циновках. Готовые блюда подавали с кухни две женщины через двери, и принимали эти блюда из их рук мужчины. Сами женщины из кухни не выходили и нам не показывались. Такого неравноправия между женщинами и мужчинами я не вытерпел и сде­лал замечание, объяснив, что у нас в Советском Союзе принято, чтобы женщины обязательно находились за столом вместе с мужчинами на равных правах, и пригласил женщин, которые приготовили и подавали из кухни нам обед, а это была жена руководителя предприятия со своей подругой, занять место за столом и пообедать вместе с нами на таких же правах, как мужчины. Они с большой радостью приняли мое приглашение и заняли место за столом вместе с нами. У меня с ними сос-тоялась приятная товарищеская дружелюбная беседа. Со стороны корейских собеседников мне было сказано, что при японцах был за­веден порядок, если в дом заходит японец, то корейские женщины не должны ему показываться, а тем более, с ним беседовать. К концу на­шей беседы за обеденным столом неожиданно для меня раздвинулась перегородка внутри квартиры, и в это время мы увидели за пере­городкой много женщин, которые сидели на полу вместе с детьми. Все присутствующие за перегородкой дружно и весело засмеялись и объ­яснили мне, что весь наш разговор за обеденным столом они слышали. Закончив обед и беседу, я встал из-за стола, зашел к ним за перего­родку и всех их тепло поприветствовал. После этого, выйдя из дома к своей легковой машине, я увидел много детей вокруг машины и сидев­ших на самой открытой машине. Я дал задание своему шоферу про­катиться вместе с детьми по дорогам рабочего поселка, и, когда после этого он с ними вернулись, то упрямые дети стали настойчиво тре­бовать, чтобы их еще покатали. И только с помощью их матерей осво­бодили машину. После этого, тепло попрощавшись с руководителем предприятия, его женой, подругой жены и провожавшими нас жителя­ми рабочего поселка, мы уехали обратно тем же железнодорожным поездом.
После обследования свинцово-цинкового рудника «Кентуку» мы приехали на предприятие «Кокай» по добыче естественного графита открытым способом и его обогащению. Вместе со мной в качестве со­провождающего приехал и представитель уездного руководства. Здесь нас также тепло и гостеприимно встретили корейские руководители предприятия. После ознакомления с предприятием и получения всей требующейся технической документации я и мои сопровождающие были приглашены на обед в дом руководителя предприятия. По моему предложению вместе с нами, мужчинами, за столом на обеде находились и женщины, среди которых была жена руководителя предприятия и ее подруги, помогавшие готовить обед. За обедом были спиртные напитки, но мой шофер от их употребления отказался, за что я его похвалил. После обеда мы пошли к машине в сопровождении всех, кто вместе с нами обедал, включая и женщин. Шофер Костя ушел немного раньше нас, но когда мы пришли к машине, он шел обратно к нам навстречу, объяснив это тем, что забыл взять свою вещь, не называя какую. Когда мы попрощались с руководителями предприятия и их близкими, вскоре вернулся и шофер. Машину он повел на большой скорости. Я ему сделал замечание, что дороги узкие, кривые и по ним ездить на большой скорости опасно. Вскоре дорога повернула круто налево почти под 90 градусов. Он повернуть машину не успел, и она упала на берегу широкой реки, через которую рядом с нами проходил высокий и длинный мост. Машина ударилась о землю и перевернулась кверху колесами. Два моих спутника, сидевшие сзади меня, выпали из машины во время ее падения. Шофер свободно вылез из-под машины. А я оказался под машиной, которая перевернулась на мою сторону и спинкой сиденья шофера прижала меня к земле. Трое моих невредимых спутника совместными усилиями, постепенно приподнимая мою сторону машины, помогли мне вылезти из-под нее. Когда я встал на ноги, шофер с перепугу громко закричал, что у меня сломана правая нога. Но я его успокоил, объяснив, что цела, а коленка правой ноги поцарапана о речную щебенку. Поэтому появилась на брюках кровь. Машина, а вместе с ней и я, находились совсем рядом с водой протекающей реки, примерно в одном метре от воды. У машины было разбито смотровое стекло на мелкие кусочки, сильно изогнута металлическая рама, в которую было вставлено это стекло. Правые рессоры колес изогнулись сверху вниз, и машина стояла на колесах наклоненной в правую сторону вниз. Водяной шланг внизу машины отсоединился. Присоединив водяной шланг и заправив водой бачок, мы поздно вечером, когда стало уже темно, прибыли в уездный город Канко. Шофер объяснил, что он специально не хотел въезжать в город при дневном свете, так как ему было стыдно перед городскими жителями ехать по городу на машине такого неприглядного вида. Чувствуя свою непростительную вину за аварию, шофер проявил большую оперативность и с помощью местных корейских мастеров, в течение ночного времени, к утру машину полностью отремонтировал, все повреждения были устранены и машина выглядела как новая. Вер­нувшись в свою военную часть, шофер об аварии никому не доложил, и эта авария осталась незамеченной. Но я попросил вместо Кости дать мне другого шофера. Мою просьбу удовлетворили.
В период обследования горнорудных предприятий в Северо-Вос­точных районах Кореи я по пути зашел в одну из войсковых частей к командиру дивизии в звании генерал-майора. После предъявления ему своих служебных документов я обратился с просьбой ознакомить меня с имеющимися в войсковой части данными о наличии в их районе про­мышленных предприятий. На этот вопрос он ответил, что такими дан­ными не располагает, и порекомендовал мне встретиться с проживаю­щим в Корее русским помещиком Юрием Михайловичем Янковским, который эмигрировал из Советского Союза в Корею после Октябрь­ской революции.
После объяснения мне на географической карте места нахождения имения Янковского я отправился к нему на машине по автомобильной дороге. Автодорога к имению проходила рядом с узкоколейной желез­нодорожной веткой и параллельно ей. Дорогу специально построили для сообщения с имением. Приехав в имение и проехав по небольшой территории его поселка, мы увидели небольшие индивидуальные жи­лые дома, небольшую псарню с собаками, одного прохожего мужчину в зимнем полушубке, шапке и сапогах и на берегу небольшой речки двухэтажный дом-особняк, в котором жил сам помещик Янковский. Когда я подошел к этому дому, в открывшемся окне второго этажа появилась пожилая женщина — жена Янковского, грузинка, с лицом смуглого цвета и черными волосами на голове. Она обратилась ко мне с вопросом: «Вы приехали к Юрию Михайловичу?» Я ответил: «Да, к нему». Она пригласила меня приехать в этот же день вечером, когда Юрий Михайлович будет дома, а сейчас он — на охоте, вместе с рус­скими офицерами, и вернется с охоты вечером. Но приехать второй раз в этот же день вечером к Янковскому я не имел возможности. По имевшимся у меня сведениям у Ю.М. Янковского, кроме жены, было два сына и одна дочь. Один сын был переводчиком у командующего 25-й Армией, а второй сын тоже работал переводчиком у командира дивизии. Дочь была поэтессой и проживала в Харбине. Ю.М. Янков­ский опубликовал две свои книги на русском языке. Одна из них по­священа борьбе с Красными партизанами в период гражданской войны на Дальнем Востоке России, а вторая под названием «50 лет на охоте» была посвящена его охотничьему промыслу. Обе эти книги я внимательно прочитал. Мне запомнился описанный им в книге случай, когда перед Новым годом он вместе с сыном отправились на охоту, предпо­лагая вернуться домой в этот же день вечером, чтобы встретить Но­вый год вместе со всей семьей. Проходя по окраине одного жилого по­селка рано утром, они увидели двух тигров, которые тащили убитого ими быка. Испугавшись охотников, тигры бросили убитого быка и раз­бежались в разные стороны. Ю.М. Янковский и вместе с ним его сын пошли преследовать не тигра, а тигрицу, которую определили по раз­меру ее следа, который был меньше, чем у тифа. Чтобы ее поймать, поставили капкан с приманкой, и она оказалась пойманной в капкане. Зная, что к ней придет тигр, тигрицу привязали к дереву, надев на нее сетку, а сами спрятались. Вскоре они увидели тигра, который подошел к тигрице, попытался ее освободить, но не сумел это сделать и ушел.
Охотники, отец и сын, стали преследовать тигра по его следу. Тигр вскоре скрылся из виду, но, когда они стали спускаться по склону горы вниз, он неожиданно выскочил со стороны от них и, сделав большой прыжок, лапой с большой силой ударил Ю.М. Янковского по голове. Будучи в бессознательном состоянии, Ю.М. Янковский с тигром пока­тился под гору. Сын бежал сзади за ними, но выстрелить в тигра не мог, боялся, что может убить отца. Но когда тигр откатился от отца на несколько метров в сторону, сын выстрелил, и тигр был убит. С охоты домой сын привез тяжело больного отца на лыжах в бессознательном, лежачем положении поздно ночью. Встреча Нового года у них не сос­тоялась.
Одновременно с выполнением заданий по учету и использованию промышленных предприятий, мне пришлось много внимания уделять и другим вопросам, связанным с природой, природными богатствами, климатом и жизнью корейского народа. Корея — страна утренней свежести — расположена на востоке Азии и занимает Корейский полу­остров и около 3,5 тысяч окружающих его небольших островков. Гра­ничит на севере с СССР и Китаем, на Востоке омывается Японским морем, на западе — Желтым морем и на юго-востоке отделена от Япо­нии Корейским проливом. Площадь 220179 тыс. км2. Население Кореи в 1944 году составляло 25,1 млн. человек, из которых 98% корейцев. Из других национальностей наиболее многочисленны китайцы. Япон­цы, составлявшие в 1942 году около 3% населения, в 1945 году в по­давляющем большинстве выехали из Кореи. В сельском хозяйстве бы-
ло занято свыше 60% населения, в промышленности и на транспорте — 12%. В стране была значительная прослойка нетрудовых элементов (помещики, ростовщики и т. п.), служившая опорой для японских ко­лонизаторов.
Корея при сравнительно небольших размерах территории отличается значительным разнообразием природных условий: дикие скалистые горы с бурными потоками и плодородные равнины с зеленеющими ни­вами, суровая, почти непроходимая тайга и пышные рощи вечно­зеленых субтропических растений. Сухие материковые ветры, прино­сящие в Северную Корею сильные зимние морозы, летом сменяются влажным океаническим муссоном. В недрах страны имеются богатые залежи полезных ископаемых: горные порожистые реки содержат большие запасы гидроэнергии. Моря, омывающие страну, изобилуют рыбой, морскими животными и растениями. Проезжая осенью по бе­регу Японского моря, я видел много перелетных водоплавающих птиц: гусей, уток и других.
Корея — преимущественно горная страна. Около половины ее по­верхности находится выше 500 м над уровнем моря, больше 1/4 выше 1000 м. Выделяются две основные горные системы: Северо-Корейские горы, расположенные в Северной части, и Восточно-Корейские горы, расположенные в восточной части Корейского полуострова. Высота отдельных вершин превышает 2500 м. Леса Кореи сильно истощены хищническими вырубками японских колонизаторов. Некоторые леса сохранились только в самых труднодоступных горных районах или в заповедных местах. На низменностях страны древесная раститель­ность встречается в виде небольших рощ вблизи поселков.
В развитии экономики Кореи глубокий след оставило Японское го­сударство. Колонизаторы захватили 1/4 обрабатываемой и 4/5 лесной площади страны. Около 80% крестьян были лишены собственной зем­ли или имели крохотные наделы. Арендная плата достигала 80% соб­ранного урожая. В связи с усиливающейся подготовкой ко второй ми­ровой войне и началом новых территориальных захватов в Китае Япо­ния в начале 30-х годов резко увеличила добычу сырья в Корее и на­чала создавать металлургические, химические и другие заводы. В ре­зультате в 1938 году промышленность дала свыше половины валовой продукции хозяйства страны. Военно-промышленное строительство еще более усилилось в период второй мировой войны 1939-1945 годов. В 1945 году в Корее насчитывалось более тысячи крупных про­мышленных предприятий. Экономика Кореи носила колониальный ха­рактер, являлась сырьевым и военно-промышленным придатком япон­ского империализма. Промышленность была монополизирована япон­скими капиталистами, доля корейских инвестиций составляла в 1943 году 3%. Военный и колониальный характер промышленности Кореи выражался в производстве стратегических материалов — железа, ста­ли, цветных и редких металлов, синтетического горючего. Машино­строение почти не развивалось, станкостроение отсутствовало. В це­лях изъятия сырья для военных нужд было приостановлено развитие текстильной промышленности, почти не развивалась пищевая индуст­рия. Для промышленности Кореи была характерна зависимость важ­нейших отраслей ее от Японии. Это выражалось в отсутствии закон­ченных производственных циклов, диспропорции в мощностях про­мышленного оборудования и т.п. Почти весь технический персонал за­водов состоял из японцев, корейцы допускались только к выполнению малоквалифицированных работ и подвергались более жестокой эксп­луатации, чем рабочие, привезенные из Японии. Корейские рабочие нередко помещались в казармы, находившиеся под особой охраной. Пагубные последствия японского колониального господства допол­нены были разрушениями предприятий при отступлении японских войск из Кореи. К моменту изгнания японских колонизаторов в 1945 году сельское хозяйство было дезорганизовано.
Корея обладает значительными минеральными ресурсами. В недрах страны разведаны залежи угля, железа, апатитов, цветных редких и драгоценных металлов, графита и другие. Общие запасы угля в Корее исчисляются в 2 млрд. тонн, из которых 2/3 приходятся на Северную часть страны. Более 3/4 всех запасов составляют антрациты, остальное — бурые угли. Добыча угля в 1944 году достигла 8 млн. тонн. В Се­верной Корее большая часть шахт была разрушена японцами при от­ступлении, но впоследствии восстановлена.
Большое значение для энергетики Кореи имеют гидроресурсы, запа­сы которых оцениваются более чем в 5 млн. киловатт. Мощность всех электростанций Кореи в 1944 году определялась в 1,5 млн. киловатт, выработка электроэнергии 3,2 млрд. киловатт часов, из которых 92% приходилось на Северную Корею. Более 4/5 выработки электро­энергии давали гидростанции. Общие запасы железных руд составляют более 1 млрд. тонн. Основное месторождение на северо-востоке, в районе города Мусан (корейское название), руды его содержат до 40% металла. Добыча ведется открытым способом. В 1944 году в Корее было добыто 3,3 млн. тонн железной руды, подавляющая часть которой приходилась на Северную Корею. Месторождения свинцово-цинковых руд находятся преимущественно в Северной Корее. В 1944 году было добыто 13 тыс. тонн свинцовой руды и 18 тыс. тонн цин­ковой руды. Разведанные запасы меди сильно истощены. Алюми­ниевое сырье добывается в районе городов Пхеньян и Монихо, запасы которого около 70 млн. тонн. Добыча золота в 1937 году составила 32,7 тонн. Разрабатывались месторождения вольфрама, молибдена, магнезита и графита. В 1945 году насчитывалось более десятка метал­лургических предприятий, продукция которых в 1943 году составляла (в тысячах тонн): чугуна — 800, стали — 650, меди — 8, алюминия — 10, магния — 3. Выплавлялись также цинк, серебро. Металлургия большей частью сосредоточена на севере страны.
Корея обладает сравнительно развитой сетью железных и авто­гужевых дорог и значительным количеством морских портов. В 1945 году длина железнодорожной сети составила 6360 км, протяженность автомобильных и гужевых дорог — более 30 тыс. км.
Важнейшими сельскохозяйственными культурами в Корее являются зерновые, соя, хлопчатник, табак, женьшень. Сбор в 1943 году соста­вил (в тыс. тонн): риса — 4430,9; ячменя — 1269,6; пшеницы — 365,4; просяных — 498,9; бобовых — 735,8; прочих зерновых — 195,1. Рис занимает свыше 1/4 обрабатываемой площади и дает около 60% стои­мости продукции земледелия. Наибольшее значение рис получил в Южной Корее. В Северной Корее посевы риса не превышают 20% обрабатываемой площади. Производство хлопка около 100 тыс. тонн в год, женьшеня до 600 тыс. килограммов в год. Выращиваются белая редька, китайская капуста, морковь, баклажаны, лук, чеснок, красный перец, картофель. Распространены яблоки, груши, сливы, вишни, пер­сики, абрикосы, гранаты, благородный каштан, грецкий орех, в районе Сециа — виноград. Повсеместно население занимается разведением шелковичного червя.
Скотоводство было развито слабо. В 1939 году поголовье крупного рогатого скота составило 1760 тыс. (использовалось как тягловая сила), лошадей — 74 тыс., овец и коз — 24 тыс. На севере страны распространено свиноводство.
Считаю необходимым отметить, что одновременно с выполнением заданий по учету и использованию промышленных предприятий мне пришлось много внимания уделять и другим общим вопросам, свя­занным с природой, природными богатствами, климатом и жизнью ко­рейского народа. Обо всем этом я и постарался написать более или менее подробно.
Все перечисленные в настоящем тексте уезды и города имели япон­ские названия, которые значились на географической карте Кореи 1945 года, которой мы пользовались. В настоящее время они имеют корейские названия. Например: столица Северной Кореи на японском называлась Хейдзио, а теперь на корейском называется Пхеньян; сто­лица Южной Кореи на японском называлась Кейдзио, а теперь на ко­рейском называется Сеул, и т.п.
После выполнения всех порученных мне заданий по учету и исполь­зованию горнорудных предприятий Северной Кореи мною был напи­сан краткий отчет о командировке в Корею. Этот отчет и все прило­женные к нему материалы по обследованию и пуску предприятий Ко­реи были мною сданы в Штаб Уполномоченного Особого Комитета СНК СССР по Корее. К отчету были приложены: командировочное предписание № 50066 от 1 сентября 1945 года и авансовый отчет, со­стоящий из полевых в размере 50% к окладу в военно-корейских юанях с 16 сентября 1945 года по 14 марта 1946 года и за период на­хождения в пути из рудоуправления «Шахтамастрой» с 11 по 30 марта 1946 года. К месту работы в рудоуправление «Шахтамастрой» я вер­нулся 30 марта 1946 года. Выданный мне револьвер системы «Наган» № ЯП 974 1945 г. выпуска вместе с боевыми патронами лично мною был сдан начальнику Шахтаминского РОМГБ А. Овсянникову, кото­рый выдал мне расписку в получении револьвера 12 марта 1949 года.
За активную и добросовестную работу в качестве члена комиссии по учету и использованию промышленных предприятий Кореи после ее освобождения от Японских оккупантов, по решению Военного Совета 25-й армии Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 сентября 1945 года я был награжден медалью «За победу над Японией». От имени Президиума Верховного Совета СССР медаль была вручена Шахтаминским райвоенкоматом 15 июня 1947 года. Удостоверение № 147439.
Возвращаясь из Кореи, я хотел, не приступая к работе, обратиться к начальнику Главвольфрама с просьбой о переводе на другое пред­приятие. Но когда я приехал в г. Сретенск и неожиданно для себя узнал от начальника прирельсовой базы рудоуправления «Шахта­мастрой», что директора Шевцова больше нет, это мое намерение от­пало.
После Шевцова деловая обстановка на предприятии изменилась к лучшему, началось оздоровление. На должность директора рудоуп­равления «Шахтамастрой» был назначен Евгений Иванович Горе-ванов. Он был по образованию и опыту работы инженер-геолог, с большим стажем работы по специальности, грамотный специалист. В мои производственные дела Е.И. Гореванов не вмешивался.
В результате принятых мер по улучшению ведения горных работ до­быча руды начала из года в год возрастать. Если принять добычу руды в 1944 году за 100%, то в 1947 году она составила 400%. За три года добыча руды увеличилась в четыре раза. Этому способствовало соз­дание базы для работы рудника: окончание строительства и ввод в действие дизельной электростанции, увеличение мощности компрес­сорного хозяйства, смонтирован новый воздухопровод на основании правильного расчета от центральной компрессорной ко всем горным участкам, сооружен новый железнодорожный путь для электровозной транспортировки руды от капитальных шахт № 1 и № 2 к обогатительной фабрике, построен механический цех. Одним из гла­вных мероприятий явилось окончание строительства капитальных шахт № 1 и № 2 и ввод их в действие, оборудование клетьевого подъема, расширение из месяца в месяц фронта горных работ за счет усиления горно-капитальных работ по вскрытию и подготовке запасов для очистной выемки руды.
До 1946 года очистная выемка руды осуществлялась согласно про­екту с применением потолкоуступной системы разработки месторож­дения и распорным креплением очистного пространства. В 1946-1947 годах я начал по своей инициативе впервые применять новую, мною изобретенную систему, которая получила название «способ разработки рудных участков в зоне вечной мерзлоты системой магазинирования руды». Эффективная годовая экономия от внедрения этого способа со­ставила за 1948 году 484175 рублей в старых деньгах. Согласно свиде­тельству № 83299, выданному мне и моему соавтору Дмитрию Абрамовичу Косых, Государственным Комитетом Совета Министров СССР по внедрению передовой техники в народное хозяйство, с приоритетом от 15 апреля 1948 года, Шахтаминским молибденовым рудоуправле­нием по указанию Главвольфрама Министерства Цветной Металлур­гии СССР от 29 сентября 1949 года № ГО-5/6, мне и Д.А. Косых была выдана денежная премия из расчета вышеуказанной годовой экономии за 1948 год каждому из нас по 7584 рубля. Кроме этого по конкурсу на предложение лучших методов и способов ведения горных работ мне была выдана поощрительная премия в размере 3000 рублей согласно приказу Министерства Цветной Металлургии СССР № 228 от 5 июня 1948 года. Подробное описание этой системы разработки Шахтаминского молибденового месторождения опубликовано в Горном журнале № 1 за 1949 год и в сборнике материалов по технической информации и обмену опытом «Главспеццветмета» СССР. Переход от применения потолкоуступной системы с распорным креплением к применению системы с магазинированием руды позволил высвободить рабочих по креплению очистного пространства, сокращению расходов на крепеж­ный лес, создать более безопасные условия труда.
Вопросом состояния горных работ на предприятиях Цветной метал­лургии руководством этой отрасли и ее главных управлений всегда придавалось первостепенное значение. Даже в военное время с 28 февраля по 5 марта 1944 года в Москве в Доме инженера и техника на улице Кирова состоялось совещание главных инженеров рудников и шахт Цветной металлургии. На основании выданного мне пригласи­тельного билета № 102, заверенного печатью, я принимал участие в работе этого совещания. На совещании присутствовал Петр Яковлевич Антропов, помощник члена ГКО СССР Анастаса Ивановича Микояна.
После доклада Народного Комиссара Цветной Металлургии СССР Петра Фадеевича Ломако «Об итогах работы предприятий Цветной Металлургии СССР за 1943 год и задачах на 1944 год», выступили до­кладчики со следующими докладами:
«О путях увеличения добычи руды и повышения производитель­ности труда на горных предприятиях Наркомцветмета» (заместитель Народного Комиссара цветной металлургии СССР В.А. Флоров);
«О состоянии рабочей силы и ее использовании на рудниках и шах­тах Наркомцветмета» (начальник отдела рабочих кадров и зарплаты НКЦМ СССР А.С. Панафизин);
«Производство горного оборудования и запчастей, организация ре­монтных баз» (главный механик НКЦМ СССР А.А. Киселев);
«Открытые горные работы в горной промышленности Советского Союза и за границей» (профессор Б.П. Боголюбов);
«Мероприятия, обеспечивающие рост добычи и производительности труда на Дегтярском руднике, опыт применения системы подэтажных штреков и пожарная безопасность работ» (главный инженер Т.В. Капитонов);
«Опыт работы открытым забоем и повышение производительности труда и добычи руды на Джезказганском руднике» (главный инженер Т.Ф. Харламов);
«Эффективные методы выемки руды при разработке Ленино-горского и Сокольного месторождений» (главный инженер Н.А. Илья-шенко);
«О буровзрывных работах на Сокольном руднике» (главный инженер С.К. Иванов);
«Организация открытых работ и использование рабочей силы на Северо-Уральских бокситовых рудниках» (главный инженер В.И. Ни­фонтов);
«Состояние разработки россыпных месторождений золота и пути механизации» (главный инженер «Главзолота» С.С. Шарашкин) и другие доклады по организации работ на рудниках и приисках.
В процессе обсуждения докладов возник большой вопрос о выборе системы разработки медно-серных месторождений на Урале. В это время на всех подземных рудниках, расположенных на Урале, возни­кали подземные пожары от самовозгорания в процессе добычи медных руд с высоким содержанием серы. Одни горные специалисты были сторонниками и отстаивали применение системы разработки с ороше­нием водой открытых очистных забоев. Другие горные инженеры нас­тойчиво доказывали, что орошением невозможно ликвидировать само­возгорание и единственный способ избавиться от самовозгорания сульфидных медных руд при их очистной выемке — это применение системы разработки с закладкой выработанного пространства. Осо­бенно настойчиво и убедительно этот вариант системы разработки объяснял и отстаивал главный инженер «Главмеди» НКЦМ К.Г. Бубок.
Итоги совещания главных инженеров рудников и шахт рассмат­ривались и обсуждались на специальном заседании коллегии На­родного Комиссариата Цветной Металлургии СССР с участием члена ГКО СССР А.И. Микояна. На этом заседании коллегии, выслушав выступления с разными точками зрения, А.И. Микоян предложил сна­чала проверить на практике в течение одного года систему разработки сульфидных медных месторождений Урала с закладкой выработанного пространства, а после этого, если самовозгорание этих руд будет про­должаться, применить систему разработки с орошением очистных за­боев водой. Это предложение А.И. Микояна коллегия единодушно приняла.
Все, кто присутствовал на заседании коллегии, с таким решением со­гласились полностью. После применения системы разработки медно-сульфидных месторождений с закладкой выработанного пространства самовозгорание прекратилось и пожары на подземных медных Рудни­ках Урала были ликвидированы. Система разработки с орошением очистного пространства на медных рудниках Урала не нашла примене­ния.
Резолюция, принятая 4 марта 1944 года участниками совещания главных инженеров рудников и шахт, и решение коллегии Накомцвета СССР имели большое положительное значение, направленное на уве­личение добычи руды и повышение производительности труда на предприятиях Цветной Металлургии СССР.
В результате выполнения работ по окончанию строительства рудни­ка, обогатительной и других производственных объектов предприятия, а также опережающего выполнения горно-капитальных, горно-под-готовительных работ и применения новой, более производительной системы разработки месторождения с магазинированием руды, начи­ная с января 1949 года, Шахтаминское молибденовое рудоуправление начало систематически, из месяца в месяц, выполнять и перевы­полнять производственные планы по добыче руды и выпуску готовых молибденовых концентратов. А это, в свою очередь, обеспечило рост заработной платы за счет применения сдельно-прогрессивной системы оплаты труда рабочим и повременно-прогрессивной оплаты труда слу­жащим. Кроме этого, руководство предприятия за хорошую работу получало поощрительные премии, назначаемые распоряжениями «Главвольфрама» и приказами Минцветмета СССР. За период работы главным инженером Шахтаминского молибденового рудоуправления с 1948 по 1951 год за перевыполнение плана производства мне было вы­плачено 27 производственных премий на общую сумму 48700 рублей и поощрительных премий на общую сумму 31079 рублей в старых деньгах.
Приказом Министра Металлургической Промышленности И.Ф. Те-восяна № 55/ат от 18 декабря 1948 года мне было присвоено персо­нальное звание — Горный директор 2-го ранга и выдано удосто­верение № 312 от 18 декабря 1948 года.
За доблестный и самоотверженный труд в период Великой Оте­чественной войны в 1946 году был награжден медалью «За до­блестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». Удостоверение к медали М № 266718 от 28 сентября 1946 года.
За высокие производственные показатели и самоотверженную тру­довую деятельность награжден медалями «За трудовое отличие» и «За трудовую доблесть». Удостоверение к медалям № 289968 от 5 мая1949 года.
Наряду с положительными результатами производственной деятель­ности на Шахтаминском молибденовом предприятии имели место и отдельные существенные недостатки. Считаю целесообразным остано­виться на двух отрицательных случаях. Первый из них был допущен производителем работ при строительстве центральной компрессорной. Он обратился ко мне с просьбой разрешить ему строить брызгальный бассейн из бетона для компрессорной в зимнее время под заморозку. Я объяснил ему, что этого делать нельзя, и в качестве примера рассказал о строительстве по этому методу котельной на руднике «Убаредмет», которая после оттаивания в теплое весеннее время развалилась до ос­нования. Он на своем предложении после моего объяснения не стал настаивать и ушел от меня, ничего не ответив. На следующий день ут­ром я пошел специально проверить состояние строительства этого брызгального бассейна и к своему большому удивлению увидел, что брызгальный бассейн уже построен под заморозку и что прораб при­шел ко мне за разрешением после того, как его уже построили, после свершившегося факта. Весной, в теплое время, после оттаивания брыз­гальный бассейн стал разрушаться, на его дне и в стенах образовались большие трещины, через которые вода из бассейна вытекала. Это выз­вало необходимость внутри бассейна построить новые бетонное дно и новые железобетонные тонкие стены с повышенным содержанием це­мента в растворе бетона. Прораб, считая себя скомпрометированным, ушел с предприятия по собственному желанию.
Второй характерный случай был связан с приездом на предприятие Главного геолога «Главвольфрама» Игоря Семеновича Степанова. Он приехал к концу отчетного года. Ознакомившись с состоянием горных работ, он вместе с директором Е.И. Горевановым, тоже ранее работав­шим главным геологом на других предприятиях, предложили мне ос­тановить горно-капитальные и горно-подготовительные работы и за счет этого увеличить добычу руды из очистных блоков. Я катего­рически возразил против этого хищнического способа разработки мес­торождения. Объяснил им, что предприятие план по добыче руды и выпуску молибденовых концентратов перевыполняет. Запасы вскры­той и подготовленной к очистной выемке руды находятся в норме и если выполнить их предложение, то мы резко повысим добычу руды и содержание в ней молибдена на период одного-двух месяцев, а затем нечего будет добывать — вскрытых и подготовленных запасов не бу­дет. Они оба настояли на своем, при этом И.С. Степанов добавил, что этим мы поможем «Главвольфраму» выполнить годовой план. Я вы­нужден был подчиниться указанию, и в течение месяца Шахтаминским рудоуправлением был выполнен производственный план по вы­пуску молибденовых концентратов на 200%.
Когда я приехал в Москву с годовым отчетом о работе рудоуп­равления, руководители «Главвольфрама» и горные специалисты спро­сили у меня, как можно было в течение одного месяца выполнить два месячных плана. Я им объяснил, как это было на самом деле, и до­бавил, что это была заслуга Главного геолога «Главвольфрама» И.С. Степанова. Они мне ответили, что в этом нарушении нормальной ра­боты предприятия, с учетом его перспективы на будущее, не было ни­какой необходимости. «Главвольфрам» и без этой помощи успешно выполнил годовой план. По возвращении из Москвы мне понадо­билось вновь перестраивать работу рудника на ускоренное выпол­нение горно-капитальных и горно-подготовительных работ, чтобы подготовить нормальные запасы для очистной добычи руды с учетом применения системы разработки месторождения с магазинированием руды.
В начале 1947 года ко мне в служебный кабинет зашли Первый секретарь Шахтаминского РК ВКП(б) и Председатель Шахтаминского Райисполкома депутатов трудящихся и после беседы со мной назвали меня беспартийным большевиком, посоветовав вступить в партию. Я им объяснил, что в 1939 году Предгорненский РК ВКП(б) Восточно-Казахстанской области не утвердил решение первичной партийной организации рудоуправления «Убаредмет», единогласно принявшей меня в партию. Они пообещали мне свою поддержку при рассмот­рении вопроса о приеме меня в партию на заседании бюро райкома ВКП(б). В марте месяце 1947 года я был принят кандидатом в члены ВКП(б), а в апреле 1948 года был принят в члены ВКП(б), партбилет № 8717379. После обмена партийных билетов в 1974 году я получил новый партийный билет № 104533801, выданный мне Калининским РК КПСС города Москвы 24 мая 1974 года.
В августе 1950 года меня вместе с директором рудоуправления Е.И. Горевановым вызвал к себе Первый секретарь Шахтаминского РК ВКП(б) товарищ Пылов. На эту встречу Гореванов сознательно не явился. На этой встрече тов. Пылов мне сказал, что РК ВКП(б) распо­лагает сведениями, что я при поступлении в партию скрыл свое соци­альное происхождение и что мой отец-кулак был репрессирован в 1930 году. В ответ на это объявление я объяснил, что мой отец умер в 1926 году и не мог быть репрессированным, моя мать была принята в 1931 году 9 января равноправным членом колхоза имени «9 января № 2», старший брат Михаил состоял с 1919 года в комсомоле и с 1921 года в партии, погиб на фронте в 1941 году. В Шахтаминском РК ВКП(б) я предъявил 20 августа 1950 года свое официальное письменное объ­яснение с приложением к нему копий, заверенных печатью и под­писью Председателя Вершино-Шахтаминского поселкового совета: 1) Выписка о смерти отца; 2) Удостоверения о моем социальном и семейном положении № 142 от 19 июля 1926 года, выданное мне Высоковским сельсоветом; 3) Удостоверение № 27 от 21 июня 1931 года, выданное моей матери в том, что она с 9 января 1931 года состояла равноправным членом колхоза имени «9 января № 2»; 4) Комсомольского билета брата № 1680; 5) Удостоверение № 7102 от 29 июля 1922 года, выданное Смоленским Губкомом РКП(б) для зачисления брата Михаила в число студентов, согласно разверстки ЦК РКП(б) за № 18831; 6) Автобиографии брата, написанной им 19 января 1928 года. Это мое объяснение вместе с копиями, приложенными к нему, было направлено Шахтаминским райкомом ВКП(б) в Читинский обком ВКП(б), а из Читинского обкома в Смоленский обком ВКП(б).
После проверки моего объяснения Смоленский обком ВКП(б) со­общил Читинскому обкому ВКП(б), что все написанное в моем объяс­нении и в приложениях к нему полностью подтверждается проверкой выезжавшего на место, в деревню, где я родился и вырос, предста­вителя Смоленского обкома партии и что поступившие в Шахтаминский РК ВКП(б) сведения о скрытии мною своего социального происхождения являются клеветническими.
В июле 1951 года я был вызван начальником «Главвольфрама» Алексеем Степановичем Микуленко в Москву. Он мне предложил пе­рейти на работу в качестве начальника производственного отдела — заместителя Главного инженера «Главвольфрама». Я без колебаний дал согласие на это назначение. Когда вернулся на свое предприятие с надеждой переехать в Москву, директор рудоуправления Е.И. Горева-нов поинтересовался у меня, зачем я был вызван в Москву. Я ему откровенно рассказал, для чего меня вызывали. На следующий день он выехал в город Читу и оттуда по телефону переговорил с А.С. Мику­ленко, а после возвращения из Читы сам срочно вылетел самолетом в Москву. В результате этой поездки Е.И. Гореванов был назначен ди­ректором более крупного предприятия — Джидинского вольфра-момолибденового комбината с освобождением от должности дирек­тора Шахтаминского молибденового рудоуправления. Вместо Е.И. Гореванова приказом Министра Цветной Металлургии П.Ф. Ломако № 536/к от 25 июля 1951 года директором Шахтаминского молиб­денового рудоуправления был назначен я, с освобождением от работы главного инженера — заместителя директора этого предприятия.
Вместо меня, по моему предложению, главным инженером — замес­тителем директора Шахтаминского молибденового рудоуправления был назначен Иван Михайлович Семенов, работавший начальником рудника.
Был случай, когда на предприятия, расположенные в Читинской об­ласти, в служебную командировку из Москвы приехал главный инже­нер — заместитель начальника «Главвольфрама» Аркадий Иванович Голомолзин. После посещения Забайкальского вольфрамового комби­ната он вместе с несколькими специалистами своего Главка на легко­вой автомашине переезжал на Шахтаминское молибденовое рудоуправление, где я уже был директором. Проехав половину пути, у них был израсходован весь бензин, и они остановились в одном поселке, расположенном на автодороге, ожидая проезжую автомашину, чтобы позаимствовать у нее бензин. В это время на легковой автомашине проезжали Первый секретарь Балейского райкома партии и Предсе­датель Балейского райисполкома. Спутники А.И. Голомолзина остано­вили их машину и потребовали у них бензин для заправки своей ма­шины. Возник скандал. Секретарь райкома и Председатель райис­полкома потребовали у московских представителей документы. А.И. Голомолзин в это время находился в жилом доме, будучи одетым в форму генерального горного директора третьего ранга и выпивши ал­когольного напитка.
Об этом недостойном поведении было сообщено в Москву, в Ми­нистерство Цветной Металлургии, и через некоторое время в Читин­ской областной газете «Забайкальский рабочий» было опубликовано небольшое сообщение о том, что за недостойное поведение во время служебной командировки главному инженеру — заместителю на­чальника «Главвольфрама» А.И. Голомолзину объявлен строгий вы­говор, а секретарь партийной организации «Главвольфрама» И.А. Во­робьев освобожден от этой работы. После этого случая А.И. Голо­молзин был командирован в Монгольскую Народную Республику в со­ставе делегации ЦК ВКП(б). Возвращаясь из Монголии, он оста­новился в Чите, чтобы встретиться с Первым секретарем обкома ВКП(б) Геннадием Ивановичем Вороновым и согласовать с ним кад­ровые вопросы. Чувствуя себя виноватым, он из Читы позвонил мне на предприятие и попросил меня приехать к нему в Читу. Встретились мы с ним утром в его номере гостиницы. По его просьбе я позвонил по телефону Г.И. Воронову, и он нас принял. Когда мы зашли к Г.И. Во­ронову в приемную, его личный секретарь сразу, без задержки при­гласила нас к нему в кабинет. Г.И. Воронов принял нас весьма добро­желательно. После обсуждения и согласования всех кадровых воп­росов, мы ушли от него, довольные этой встречей. У А.И. Голомол­зина осталось очень высокое мнение о Г.И. Воронове. Он даже сказал мне, что первый раз встретил такого хорошего секретаря обкома пар­тии.
До Г.И. Воронова Первым секретарем Читинского обкома ВКП(б) был Иван Алексеевич Кузнецов, а Г.И. Воронов в это время работал вместе с ним вторым секретарем обкома партии. В тот период было обычным явлением посещение предприятий секретарями областных и районных комитетов партии. Во время очередного посещения пред­приятий И.А. Кузнецов вместе с личным телохранителем и секретарем обкома партии Валентином Григорьевичем Кучиным, занимавшимся предприятиями Цветной Металлургии в Читинской области, приехали утром в Шахтаминское молибденовое рудоуправление. Я в это время был директором этого предприятия. Осмотрев внимательно, с моим участием, основные интересовавшие их объекты предприятия и побе­седовав у меня в кабинете по всем производственным вопросам, по моему приглашению мы прошли в столовую на обед. К столу, за кото­рым мы сидели и продолжали беседу, подошла заведующая столовой Вера Даниловна Гришина и спросила у нас, сколько и каких спиртных напитков подать к обеду. И.А. Кузнецов твердым голосом ей ответил, что никаких выпивок подавать к столу не требуется. Вера Даниловна отошла от стола расстроенная таким ответом. Обед прошел в хорошей товарищеской обстановке, при трезвом обсуждении всех интересо­вавших собеседников вопросов. После обеда И.А. Кузнецов выразил мне свое удовлетворение всем, что видел и услышал о работе коллек­тива предприятия, тепло попрощался и вместе со своими спутниками уехал с предприятия. Вскоре И.А. Кузнецов был направлен Цент­ральным Комитетом партии на учебу в Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б) с освобождением от занимаемой должности. После окон­чания Высшей партийной школы он был избран Первым секретарем Курганского Обкома ВКП(б).
Вместо Кузнецова Первым секретарем Читинского Обкома ВКП(б) был избран Г.И. Воронов, который пользовался самым большим авто­ритетом из всех областных руководителей среди секретарей районных партийных организаций и директоров предприятий. Вторым секре­тарем Читинского Обкома ВКП(б) был избран Алексей Иванович Коз­лов, который имел высшее сельскохозяйственное образование и зани­мался сельским хозяйством области.
Впервые с Геннадием Ивановичем Вороновым я встретился и по­знакомился, когда он приехал на Шахтаминское молибденовое пред­приятие, где я был директором. Приехал он так же, как приезжал И.А. Кузнецов, с личным охранником и секретарем Читинского Обкома ВКП(б) В.Г. Кучиным, который ведал цветной металлургией области.
Приехали они во второй половине дня, перед вечером. Наше знаком­ство началось в столовой за ужином. После ужина я предложил ему переночевать в моем кабинете, так как гостиница размещалась вре­менно в недостроенном доме. Он не задумываясь одобрил мое пред­ложение. Для ночлега в кабинете были поставлены три кровати, за­правленные новым чистым постельным бельем. Утром после завтрака Г.И. Воронов вместе со своими спутниками был ознакомлен мною со всеми производственными и жилищно-бытовыми объектами. После обсуждения всех производственных вопросов Геннадий Иванович пе­ревел разговор на личное знакомство со мною. Он поинтересовался моей семьей — родителями, женой, детьми, и, в свою очередь, сам все в деталях рассказал о своей семье и своей личной жизни. После такого близкого знакомства Геннадий Иванович сказал мне, чтобы я, когда буду приезжать в Читу, обязательно заходил к нему для решения воз­никших вопросов. Перед отъездом с предприятия мы вместе пообе­дали в столовой, и, когда заведующая столовой Вера Даниловна Гри­шина спросила, можно ли подать нам к обеду по 100 грамм водки, Ген­надий Иванович ей ответил, что мы согласны и на 200 грамм. Его от­вет все сидящие за обеденным столом восприняли одобрительно, с не­большим юмором. После обеда Г.И. Воронов и его спутники уехали с предприятия.
Третья встреча с Г.И. Вороновым у меня состоялась в его служебном кабинете, на заседании бюро Читинского Областного Комитета пар­тии. Я был вызван на это заседание бюро в связи с жалобой на меня Председателя Читинского Областного Совета Профессиональных Союзов Синявского за срыв областной профсоюзной конференции, на которую я не явился с докладом о состоянии техники безопасности на предприятии. На конференцию также не явился с докладом о состоя­нии техники безопасности на предприятии и директор Шерловогорского оловянного комбината. На этом заседании Бюро Обкома партии я доложил, что причиной моей неявки с докладом на областную проф­союзную конференцию явился сильный лесной пожар, который близко подступил к предприятию. И предприятие, и в первую очередь его жи­лой поселок, находились в большой пожарной опасности. С моей сто­роны были приняты все необходимые меры для тушения этого пожара, и пожар был потушен, что спасло жилой поселок от пожара. Я дал телеграмму в Москву, в Министерство Цветной Металлургии СССР и Главвольфрам об этой опасности в связи с пожаром. Из Москвы получил ответную телеграмму за подписью заместителя Министра Цветной Металлургии СССР С.П. Самусенко, который запретил мне выезд с предприятия до ликвидации пожара, угрожавшего предприя­тию. С этой телеграммой я подошел к Г.И. Воронову и передал ее ему в руки.
Он зачитал телеграмму вслух всем присутствовавшим членам Об­ластного Бюро партии. После этого спросил у члена бюро Предсе­дателя Облпрофсовета Синявского, снимает ли он свой вопрос о при­влечении меня к партийной ответственности. Синявский ответил, что не снимает. В ответ на этот отрицательный ответ Г.И. Воронов внес предложение ограничиться замечанием в мой адрес. С этим пред­ложением все члены бюро согласились и меня отпустили с заседания бюро Обкома партии.
На этом же заседании Бюро, заслушав после меня директора Шерловогорского оловянного комбината о неявке его с докладом о сос­тоянии техники безопасности на Областную Профсоюзную конферен­цию, был объявлен ему строгий партийный выговор.
О Г.И. Воронове у меня сложилось самое хорошее мнение. По сво­ему высокому политическому уровню и как честный, порядочный че­ловек в отношении с простыми людьми, он соответствовал занимае­мой должности Первого секретаря областного комитета КПСС и заслу­женно пользовался большим авторитетом среди коммунистов Читинс­кой областной партийной организации.
Был случай, когда при отсутствии Г.И. Воронова, находившегося на отдыхе во время своего очередного отпуска, второй секретарь област­ного комитета партии Алексей Иванович Козлов в областной газете «Забайкальский рабочий» опубликовал большую статью, в которой резко критиковал состояние сельского хозяйства в области и излагал свои предложения, как надо вести сельское хозяйство. Эта статья выз­вала резкие и обоснованные возражения со стороны секретарей рай­онных партийных организаций. Находясь в отпуске, эту статью про­читал Г.И. Воронов и был тоже принципиально с ней не согласен.
Возвращаясь из отпуска, он заехал в Москву и высказал свое мнение о ней в Центральном комитете КПСС. Специально по этому вопросу состоялась Областная партийная конференция, на которой А.И. Козлов за эту принципиально неправильную статью был подвергнут резкой критике, но от занимаемой должности освобожден не был.
В 1955 году, находясь в служебной командировке на Северном Кав­казе, в Кабардинской АССР, я был принят в городе Нальчике членом ЦК КПСС, Первым секретарем Кабардинского Обкома партии Баби­чем. Во время нашей беседы он мне рассказал о поездке Н.С. Хрущева, Н.А. Булганина, А.И. Микояна и маршала Г.К. Жукова в 1954 году в Китай на празднование пятой годовщины Великой Китайской Револю­ции. Возвращаясь из Китая, Н.С. Хрущев, Н.А. Булганин и А.И. Ми­коян посетили Приморский и Хабаровский края, Амурскую и Читин­скую области. В Чите их принимал Г.И. Воронов. Знакомя их с состоя­нием сельского хозяйства области, он особое внимание уделил раз­витию овцеводства. Г.И. Воронов показал им станцию по искус­ственному оплодотворению овец и на этой станции лично сам пока­зывал им с помощью специального микроскопа процессы оплодотво­рения. Н.С. Хрущеву и его спутникам понравилось, что секретарь Обкома партии хорошо разбирается в овцеводстве.
На состоявшемся в Москве Пленуме ЦК КПСС Н.С. Хрущев в своем выступлении сказал, что весьма важной сельскохозяйственной от­раслью является овцеводство и что лучше всех эту отрасль знает Пер­вый секретарь Читинского Обкома КПСС Г.И. Воронов. В своем вы­ступлении Н.С. Хрущев внес предложение образовать в Министерстве сельского хозяйства СССР Главную инспекцию по овцеводству. На должность начальника этой инспекции и одновременно заместителя Министра сельского хозяйства СССР предложил назначить Г.И. Воро­нова. Это предложение Н.С. Хрущева Пленум ЦК КПСС утвердил, и Г.И. Воронов вместе со своей семьей в 1955 году переехал из Читы в Москву. Вместо него Первым секретарем Читинского Обкома партии был избран Алексей Иванович Козлов.
В 1957 году в связи с ликвидацией министерств и образованием вме­сто них Совнархозов Г.И. Воронов был освобожден от работы в Ми­нистерстве сельского хозяйства СССР и избран Первым секретарем Оренбургского Обкома КПСС. Затем занимал высокие посты в ка­честве Первого заместителя Председателя бюро ЦК КПСС по РСФСР, Председателя Совета Министров РСФСР, Председателя Комитета На­родного Контроля СССР. С 1961 по 1973 годы был членом Политбюро ЦК КПСС. В 1973 году ушел на пенсию.
Живя и работая на протяжении почти 15 лет на строящихся горнорудных предприятиях «Убаредмет», «Давендастрой» и «Шахтама-строй», я убедился в большом значении для нормальной жизни и ус­пешной производственной работы социально-бытовых и культурных условий жизни трудового коллектива предприятия. В течение непро­должительного времени после окончания строительства и ввода в эксплуатацию больницы, школы, клуба или дворца культуры начинает заметно повышаться уровень сознательности, трудовой активности, производственной организованности коллектива предприятия. Люди начинают больше общаться между собой и относиться друг к другу с еще большим уважением. Хорошо организованная работа в клубе или дворце культуры позволяет жителям поселка регулярно смотреть ки­нокартины, посещать концерты приезжающих артистов, организо­вывать кружки художественной самодеятельности.
Большое значение имеют жилищные и бытовые условия для нор­мальной семейной жизни работающих на предприятии сотрудников. За 15 лет работы и жизни на трех горнорудных предприятиях, в от­даленных и лесных таежных районах страны, в моей семейной жизни произошли большие положительные изменения. В июле 1937 года я приехал на «Убаредмет» один, без семьи. Вначале меня поселили в де­ревянном бараке, в небольшой комнате вместе с таким же молодым специалистом инженером-маркшейдером, приехавшим из Ленин­града. В бараке было много тараканов, которые днем прятались под потолком за печью, а ночью выползали и шуршали своими крыльями, заползали под одеяла и мешали спать. Мой сосед ставил ножки крова­ти в консервные банки с водой, чтобы тараканы не могли по ним с по­ла заползать на кровать. Это мероприятие оказалось эффективным, но тараканы стали заползать на потолок и с потолка падали на кровать. В этот летний период года в домах и на улицах поселка появилось много блох, которые сильно беспокоили всех жителей. В следующем году блохи исчезли и больше не появлялись.
В августе 1937 года ко мне приехала жена, и я получил небольшую отдельную квартиру в одноэтажном двухквартирном доме с печным отоплением.
Был случай, когда в зимнее время жители соседней квартиры этого дома протопили на ночь печь и поторопились закрыть трубу, в то вре­мя как в печи еще продолжал тлеть уголь. Ночью во сне вся семья уго­рела. Хозяин этой семьи в середине ночи проснулся, но на ногах стоять и двигаться не мог. Лежа на постели, он начал кулаком стучать о смежную с нашей квартирой стену. Этот стук мы услышали и при­бежали к ним на помощь. Хозяин семьи ползком добрался до двери и открыл ее для нас. Зайдя в квартиру, мы почувствовали сильный запах газа и увидели в печи тлеющий уголь. После открытия трубы и от­крытия настежь дверей квартиры воздух в квартире вскоре очистился от газа. К утру проснувшаяся семья хотя и жаловалась на головную боль, была спасена.
Через три месяца после приезда жены, в ноябре 1937 года у нас ро­дился сын, которого мы назвали Игорем. В апреле 1939 года, после назначения меня главным инженером — заместителем директора ру­доуправления, я с семьей из трех человек получил другую квартиру в двухквартирном доме, в котором проживал и директор рудоуп­равления со своей семьей. Рядом с домом был небольшой огород и сарай для содержания коровы и кур. В этот период времени ко мне в кабинет зашел рабочий по специальности слесарь, сосланный из Эстонии, и обратился ко мне с просьбой купить у него корову в связи с его переездом вместе с семьей на другое место жительства. Я ему от­ветил, что купить не могу из-за отсутствия у меня денег и по причине того, что моя жена — москвичка, доить корову и ухаживать за ней не умеет. В ответ на это он сказал, что согласен отдать мне корову бес­платно, что корова дает десять литров молока в день в период ее дое­ния от отела до отела. Когда я отказался взять корову бесплатно, он дал мне адрес, по которому можно послать ему деньги по почте, когда они у меня появятся, и при этом добавил, что кроме меня он свою ко­рову никому не доверяет. Об этом я рассказал своей жене. Она быстро приняла решение корову купить, деньги позаимствовала у соседей, и мы неожиданно обзавелись коровой, а затем приобрели и кур. Соседка по дому, жена директора, быстро научила мою жену доить корову. Ко­рова оказалась умной, послушной, быстро признала свою хозяйку. Вскоре корова и хозяйка привыкли друг к другу и стали неразлучными друзьями. Достаточно было жене назвать вслух имя коровы Манюська, как корова сразу же поворачивала к ней голову и быстро шла ей на­встречу. Когда жена первый раз села ее доить с левой стороны, корова несколько раз махнула хвостом жене по спине и не стала доиться. Со­седка по дому объяснила жене, что во время доения надо садиться не с левой, а с правой стороны от коровы. Все, что нам рассказал хозяин, продавший корову, подтвердилось. Корова ежедневно давала 10 литров молока в течение года, за исключением двух недель перед отелом. Этого количества молока хватало для всей семьи. Из него приготавливали свежий творог, сметану, простоквашу, сливочное масло. Кроме этого у нас на «Убаредмете» был свой огородный участок, на котором выращивали арбузы, дыни и другие овощи.
При отъезде с «Убаредмета» я сдал корову на ферму «Продснаба» рудоуправления бесплатно и получил об этом справку. Сдав эту справ­ку «Продснабу» рудоуправления «Давендастрой», получил тоже коро­ву бесплатно. При переезде с «Давендастроя» на «Шахтамастрой» так же взамен сданной коровы получил другую корову бесплатно.
На руднике «Убаредмет» в августе 1940 года у нас родился второй ребенок — дочь Светлана. Если вначале на рудник «Убаредмет» я приехал один, то уезжал с рудника в феврале 1940 года с семьей из че­тырех человек.
За период работы на руднике «Давендастрой» моя семья из четырех человек, кроме коровы, других домашних животных не держала. На второй год после начала Великой Отечественной войны был создай коллективный огородный участок. На этом участке в первый же год его существования мы получили большой урожай картофеля — 1700 кг. При переезде на рудник «Шахтамастрой» мне выдали справку на  оставшийся неизрасходованным картофель, и по этой справке мне вы­давали этот оставшийся картофель с  картофелехранилища «Прод снаба» рудоуправления «Шахтамастрой» по мере его расходования.
На третьем, последнем руднике «Шахтамастрой» я со своей семьейпрожил 7 лет и 8 месяцев. В марте 1945 года ко мне приехала жить моямать в возрасте 67 лет. Численность семьи возросла до пяти человек:мы с женой, двое детей и мать. Дети подросли и начали учиться в 1школе. За период моей работы в Шахтаминском молибденовом рудоуправлении дети успешно учились: сын окончил семь классов, а дочь окончила пять классов неполной средней школы. Однажды во второй половине дня, проходя из дома на работу, я увидел около дороги сына с палкой в руке. На мой вопрос, почему он здесь стоит, услышал его ответ, что он ждет свою сестру Свету, которая вышла из школы, а он ее оберегет от мальчишек, чтобы не обидели.
В домашнем хозяйстве численность домашних животных значи­тельно увеличилась. Кроме коровы с теленком и кур с цыплятами появились коза с козлятами, поросенок, собака и кошка. Рядом с жилым домом находился сарай для собаки и летняя кухня, сделанная из дре­весной коры, а также небольшой огород рядом с домом. Однажды в летнее время на этой кухне под крышей над кухонной плитой неболь­шая лесная птичка устроила себе гнездо, отложила в него яички и вы­сидела маленьких птенчиков. Птичка и птенчики привыкли к нам и не боялись нас. Птичка постоянно прилетала к гнезду и в нашем присут­ствии на кухне кормила своих птенчиков. Наши дети любили наблю­дать за ними. Птенчики выросли и одним ранним утром вылетели из гнезда и несколько дней жили на ветках деревьев около дома, после чего улетели навсегда. Этот случай с птичками убеждает, что инстинкт самосохранения у птички был сильнее, чем боязнь человека. В лесу беззащитных птенцов и саму птичку могли погубить лесные хищные птицы и зверьки. А здесь они сохранились и выросли под защитой на­ходящегося рядом с ними человека.
Второй случай, противоположный этому, произошел с курицей и маленькими цыплятами. На ночь курица с девятью маленькими цып­лятами пряталась в кладовом чулане, расположенном при входе в квартиру дома. Дверь этого чулана на ночь закрывалась. Однажды рано утром жена открыла дверь чулана выпустить курицу с цыплятами на улицу и к большому огорчению в чулане за дверью увидела только одну курицу, без цыплят. Все девять цыплят были похищены ночью маленьким ночным хищным зверьком, название которому хорек. Этот хорек сумел через маленькую, незаметную щель в полу чулана ночью утащить из-под сонной курицы девять цыплят.
Иногда интересно было наблюдать за поведением домашней собаки по кличке Пират и его друга кота по кличке Катька, которого так наз­вали по ошибке дети. Пират знал всех наших домашних животных, привык к ним и всегда встречал их доброжелательно. Но когда захо­дили на участок чужие домашние животные, он всегда с громким лаем прогонял их от дома, особенно если это случалось ночью. Мне при­шлось быть наблюдателем, как Пират и Катька сидели недалеко друг от друга и внимательно друг на друга смотрели. Пират не выдержал и решил с котом Катькой поиграть. Подойдя к нему, стал передней ла­пой гладить кота по голове и шее. Кот не выдержал такого друже­любного к себе внимания и любезно, сильно царапнул передней лапой Пирата за нос. Пират от боли зафыркал, покрутил головой и со слезами на глазах отошел от кота и сел на свое прежнее место. После этого они оба продолжали по-прежнему сидя смотреть друг на друга пока не надоело, а затем разошлись.
В связи с назначением меня директором рудоуправления, я вместе с семьей должен был переехать на другую квартиру, предназначав­шуюся директору, а занятую квартиру освободить для семьи вновь назначенного вместо меня главного инженера рудоуправления. Во время переезда на другую квартиру дети взяли кота Катьку на руки и принесли его с прежней квартиры в новую. Собака Пират сама бежала рядом с ними. Когда кот увидел другую, незнакомую ему квартиру, испугался, начал сильно кричать по-кошачьи и бегать по квартире. Увидев на окне открытую форточку, кот выскочил через нее на улицу. Прибежав на прежнюю квартиру и увидев в ней новых незнакомых жильцов, кот убежал из квартиры на чердак этого дома и на этом чер­даке прожил несколько зимних морозных месяцев. Моя семья уже перестала надеяться, что кот придет к нам на новую квартиру. Дети принесли  маленького  котеночка,  стали  за  ним  ухаживать  и  воспитывать его. Жена познакомила детей с народной поговоркой о том, что «кошка навсегда привыкает к дому, а собака к человеку». Вначале так и было. Кот Катька убежал на прежнюю квартиру, а собака Пират сразу же как пришел вместе с детьми в новый дом, так и остался в нем жить вместе со своими хозяевами и забыл про свой прежний дом, в котором жил раньше.
Однако произошло неожиданное. Выходя холодным зимним вече­ром из своей новой квартиры, в которую мы переехали четыре месяца тому назад, я услышал на чердаке своего дома голос кота. Когда на­звал его именем Катька и позвал к себе, он быстро соскочил с чердака дома к моим ногам и начал ходить вокруг моих ног, ласкаться и мур­лыкать по-кошачьи. Шерсть на нем была рыжая и сильно пушистая от долгого пребывания на морозе. Добровольный приход кота Катьки по своей инициативе в нашу семью на другую квартиру внес поправку в поговорку и подтвердил, что не только собака, но и кот предпочел человека вместо прежней квартиры. Забежав в квартиру и увидев на полу посредине комнаты маленького котенка, кот подбежал к нему, и они оба в порядке знакомства приблизили друг к другу свои мокрые носики, а после знакомства вместе легли на полу, плотно прижавшись друг к другу.
Неожиданный случай произошел с одним   жителем поселка. Рано утром он вышел в таежный лес на охоту и недалеко от поселка случай­но увидел медвежью семью из двух маленьких медвежат и их матери, медведицы. Выстрелом из ружья медведица была убита, а оба медве­жонка забрались на вершину одного большого дерева. После этого охотник вернулся в поселок за лошадью, чтобы привезти убитую мед­ведицу. Узнав об этом, собралась группа ребят-подростков и вместе с охотником пошли в лес к медвежатам. Когда подошли к дереву, мед­вежата продолжали оставаться на его вершине. Ребята начали стучать палками по дереву, и медвежата, боясь этого, стали спускаться вниз по стволу дерева. Увидев ребят, первый медвежонок прыгнул на землю в сторону от ребят, но они его поймали. Второй медвежонок тоже прыг­нул в сторону и сумел убежать в тайгу, не пойманный ребятами. Пойманного медведжонка у охотника купил один инженер, работав­ший заведующим техникой безопасности рудоуправления. Когда мед­вежонок подрос и стал опасным зверем, хозяин этого медвежонка ис­пользовал его на медвежий мех и медвежье мясо. На ужин, приго­товленный из медвежьего мяса, был приглашен и я, за что мною была выражена благодарность хозяину, выкормившему медвежонка. Это был единственный случай в моей жизни, когда я имел возможность по­кушать свежую медвежатину.
Работая в Шахтаминском молибденовом рудоуправлении, мне при­ходилось иногда встречаться с артистами и местными писателями. Такая встреча состоялась в клубе Нижне-Шахтаминского приискового управления, по специальному приглашению, на вечере русской народ­ной песни в исполнении Заслуженной артистки РСФСР Екатерины Степановны Орленовой. На этом вечере в ее исполнении я услышал песни: «Россия», «Степь да степь кругом», «Наша улица — зеленые поля», «Москва», «Парень с девушкой гулял», «Сирень-черемуха», «Гуляла я, девица, во садочке», «Дороги», «Смерть партизана», «Марш 11 дивизий», «Рассказ ямщика», «Тонкая рябина», «По Муромской дороге», «Ах уж я млада, младенька», «Ой, утушка луговая». За один вечер и одной певицей было исполнено 15 народных песен.
Екатерина Степановна Орленова вышла из трудовой рабочей семьи, окончила Ленинградскую консерваторию, в 1920 году пела в агит­поезде, обслуживала Красную Армию в период гражданской войны, была ранена, обслуживала своими концертами шахтеров Донбасса и Кузбасса, тружеников Сибири, Дальнего Востока, Северных и других районов. С первых дней Великой Отечественной войны участвовала в концертах на фронте, в конце 1941 года была ранена в голову и лиши­лась глаза. Награждена правительственными наградами и была почет­ным гвардейцем Н-ской гвардейской части. После концерта я был при­глашен на товарищеский ужин, на котором кроме артистов были руко­водители Приискового управления и вдова писателя В. Ганибесова, которая подарила мне его книгу «Старатели» о жизни старателей золо-тых приисков. Сын управляющего Нижне-Шахтаминского приискового управления Николай Улыбин подарил мне свою повесть «Нетро-нутые снега».
В марте 1952 года меня вместе с главным бухгалтером рудоуп­равления Николаем Александровичем Соколовым вызвали в Москву для сдачи годового отчета по итогам работы коллектива предприятия за истекший 1951 год. Комиссия «Главвольфрама», которая заслушивала наш отчет, признала работу предприятия хорошей, а отчет отличным. После отчета я был вызван Министром Цветной Металлургии  Петром Фадеевичем Ломако. После беседы он предложил мне новую  работу в должности главного инженера — заместителя начальника главного  управления   вольфрамовой   и  молибденовой   промышлен­ности. С этим предложением я согласился. Получив мое согласие, П.Ф. Ломако рекомендовал мне на прежнее место работы не возвращаться,  а на период, пока мое назначение будет согласовываться в ЦК КПСС,  поехать в качестве уполномоченного Министерства Цветной метал­лургии вместе с бригадой работников Министерства на строящиеся и | вводимые в действие медно-молибденовые предприятия, расположенные в Закавказье. Получив письменное задание Министра № М-762 от 24 марта 1952 года и Приказ начальника «Главвольфрама» № 30 от 18 марта 1952 года, я вместе с бригадой Министерства выехал из Москвы в Армению на Каджаранский и Дастакертский комбинаты для оказа­ния оперативной помощи в выполнении производственного плана.
В период служебной командировки на предприятиях Армении я по­лучил приказ Министра Цветной металлургии № 73/к от 28 марта 1952 года о назначении меня главным инженером — заместителем началь­ника Главного управления вольфрамовой и молибденовой промыш­ленности и освобождении от должности директора Шахтаминского молибденового рудоуправления Главка.


МОСКВА:
Сталин ушел, Хрущева "пришли"
(работа в аппарате Министерства)

Выезжая в служебную командировку на строящиеся и вводимые в действие  медно-молибденовые  предприятия  Закавказья  в  качестве уполномоченного Министерства цветной металлургии и руководителя бригады по оказанию помощи в выполнении производственного плана, я получил указание Министра П.Ф. Ломако еженедельно докладывать лично ему о положении дел на предприятиях и принимаемых мерах по выполнению плана производства. Прибыв в столицу Армении город Ереван, я посетил руководителей Центрального Комитета компартии Армении и Совета Министров республики и имел с ними деловые беседы. Первый заместитель председателя Совета Министров Арме­нии охотно разрешил мне позвонить по его правительственному теле­фону в Москву П.Ф. Ломако. Дождавшись окончания моего доклада Министру, он взял у меня телефонную трубку и как хороший зна­комый переговорил с Петром Фадеевичем, затем вызвал своего лично­го секретаря и распорядился в его отсутствие пускать меня в кабинет для телефонных переговоров с Москвой по прямому проводу.
Эта командировка продолжалась полтора месяца. За это время мною вместе с бригадой Министерства было выполнено задание по оказа­нию оперативной помощи предприятиям в выполнении плана по капи­тальному строительству и вводу в действие производственных мощ­ностей на Каджаранском, Дастакертском медно-молибденовых комби­натах и Парагачайском молибденовом рудоуправлении. Выслушав мой последний доклад, П.Ф. Ломако разрешил мне и бригаде возвратиться в Москву. По возвращении я подробно доложил Министру и его Пер­вому заместителю И.В. Архипову о состоянии строительства и освое­нии производственных мощностей на медно-молибденовых предприя­тиях Закавказья. Министр и Первый заместитель остались довольны моим докладом и ответами на заданные ими вопросы.
Приступив к работе в новой должности, я почувствовал большую разницу в характере работы непосредственно на производственном предприятии и в аппарате Министерства. На предприятии я сам плани ровал свой рабочий день. Как правило, ежедневно с 8 до 13 часов я  контролировал ситуацию в основных производственных цехах или на подземных горных работах. С 13 до 14 обедал. С 14 до 16 работал в кабинете   в   рудоуправлении,   принимал   посетителей,  рассматривал оперативные отчеты, поступившую почту, а с 16 часов контролировал   строительство объектов и работу вспомогательных цехов. По вечерам один-два раза в неделю проводил производственные совещания или собрания. Часто посещал производственные цеха и ночью.
В аппарате Министерства мой режим зависел от работы вышестоящих руководителей. При жизни И.В. Сталина рабочий день в Министерствах начинался в 10 часов, перерыв на обед для руково­дителей управлений не имел четких временных рамок. У начальника и главного инженера Главного управления рабочий день заканчивался  после 12 часов ночи, правда, был перерыв на ужин. Начальник Главка возвращался с работы на закрепленной за ним машине, а главный инженер Главка — на дежурной машине Министерства, так как городской пассажирский транспорт в это время прекращал работу.  Министры обычно приезжали на работу к 12 часам дня, а уезжали — в  4 часа утра, имели перерывы на обед, ужин и небольшой отдых.  Руководителями министерств и их главных управлений был принят такой распорядок в связи с тем, что он соответствовал распорядку  рабочего времени Иосифа Виссарионовича Сталина. Руководители  привыкли к такому режиму и придерживались его при жизни Сталина  до марта 1953 года. После его смерти для всех руководителей, как и  для рядовых работников аппарата министерств и главных управлений, был установлен другой распорядок — рабочий день начинался в 9 и заканчивался в 18 часов, имелся часовой перерыв на обед. Тем, кто задерживался на работе позже 18 часов, делали замечания и преду­преждения как нарушителям трудовой дисциплины, независимо от за­нимаемой должности.
Центральный аппарат управления Министерства состоял из Главных управлений, которые объединяли и руководили работой производ­ственных предприятий отдельных подотраслей промышленности и функциональных управлений и отделов, которые обобщали и концент­рировали работу Министерства в целом, выполняя отдельные функ­ции. В число главных производственных управления входили: «Главалюминий», «Главмедь», «Главцинксвинец», «Главвольфрам», «Главредмет»,   «Главолово»,   «Главникелькобальт»,   «Главцветобработка», «Главвторцветмет», «Главгеология», «Главсвинецшахтострой», «Глав-алюминийстрой»,   «Главстрой»,   «Главтвердосплав»,   «Главпроект», «Главцветметсбыт», «Главурс». В число функциональных управлений и отделов Центрального аппарата Министерства входили: техническое управление;   технический   совет;   плановое   управление;   Главснаб; управление оборудования; энергетическое управление; транспортное управление; отдел главного механика; отдел внешних отношений; горнотехническая инспекция; ГУКС; лесотехнический отдел; главная бухгалтерия; финансовый отдел; отдел экспертизы проектов и смет; арбитраж,   управление   руководящих   кадров;   управление  рабочих кадров, труда и зарплаты; управление учебных заведений; хозяйст­венное управление; управление домами; управление военизированной охраны и горноспасательных частей; третий отряд ВОХР. Кроме пере­численных подразделений, в составе Министерства находились парт­ком, местком и комитет комсомола. Министерство имело свою типо­графию и автобазу.
В дальнейшем в состав центрального аппарата Министерства цвет­ной металлургии и его главных управлений вносились изменения. В 1953 году «Главтвердосплав» был преобразован в трест «Союзтвердосплав» с подчинением «Главвольфраму». В 1954 году золотодобываю­щая промышленность была передана из Министерства внутренних дел в Министерство цветной металлургии и было образовано «Главзолото».
В состав центрального аппарата Министерства не включались всесо­юзные тресты «Союзэлектрод», «Свинецразведка», «Оловоразведка», «Строймонтаж» и другие.
Система централизованного планирования и управления народным хозяйством была глубоко продуманной и эффективной. Она давала возможность оперативно и наиболее рационально решать все вопросы по созданию нормальных условий работы производственных предпри­ятий как в период строительства, так и после ввода их в действие. Главные условия эффективного развития производства — это его спе­циализация и кооперирование, выполнение которых невозможно обес­печить без централизованного планирования и управления народным хозяйством.
Работа  всех  структурных   подразделений  центрального  аппарата! Министерства была построена на тесной взаимосвязи между ними. В целом Министерство включало в себя всю отдельную отрасль промышленности, а главные производственные управления являлись его подотраслями. Главные управления были сосредоточены, с одной сто­роны, на работе с подчиненными им промышленными предприятиями и, с другой стороны, с функциональными управлениями и отделами центрального    аппарата    Министерства.   Каждое    горнометаллур­гическое предприятие составляло ежегодные и ежемесячные планы по всем производственным показателям, включая: количество добывае­мой и перерабатываемой руды; содержание металла в руде; извлечение металла из руды; выпуск готовой продукции в виде концентрата, получаемого на обогатительных фабриках, или металла, полученного на металлургическом заводе; себестоимость выпускаемой продукции; производительность труда и др. Для обеспечения производственного плана составлялся план материально-технического снабжения мате­риалами, оборудованием, приборами, запасными частями, горюче-сма­зочными материалами и др., а также план по труду и заработной плате. Все эти планы представлялись предприятиями на рассмотрение и ут­верждение в главные управления Министерства, которые, обобщив и суммировав планы предприятий в целом по главку, выходили с заяв­ками  и  расчетами  в  функциональные  управления  и  отделы  Ми­нистерства, а те в свою очередь выделяли им фонды на необходимые ресурсы, увязав их с планами производства других Министерств и заводов-поставщиков через Госплан СССР. Поэтому работа в цент­ральном аппарате Министерства была сложной, трудоемкой и требо­вала высокой квалификации сотрудников. Работники центрального ап­парата Министерства и его главных управлений были подобраны из опытных специалистов отрасли, хорошо зарекомендовавших себя во время работы на предприятиях. Все это обеспечивало бесперебойную, высокопроизводительную   и   эффективную   работу   промышленных предприятий,   давало   возможность   контролировать   их   работу   и своевременно оказывать им необходимую помощь.
В начальный период работы в должности главного инженера — заместителя начальника «Главвольфрама» из-за отсутствия опыта и недостаточного знания производственных предприятий, входивших в систему «Главвольфрама», я испытывал некоторые трудности и возникало желание вернуться на прежнюю работу. Около шести месяцев в году я находился в служебных командировках на предприятиях. Каж­дая продолжалась около полутора месяцев, так как я посещал несколь­ко предприятий, расположенных на пути следования. Перед возвраще­нием я был обязан доложить о результатах поездки по телефону Ми­нистру и мог возвратиться только с его разрешения.
Районами, где за одну командировку можно было попутно посетить несколько предприятий, были: Северный Кавказ и Закавказье — там находилось шесть предприятий, в том числе Тырна-Аузский вольфра-момолибденовый комбинат, завод твердых сплавов «Победит», Дастакертский, Каджаранский и Агаранский медно-молибденовые комбинаты и Парагачийское молибденовое рудоуправление; Восточ­ная Сибирь — 6 предприятий, в том числе Джидинский вольфрамо-молибденовый комбинат, Забайкальский вольфрамовый комбинат, Сорский молибденовый комбинат, Шахтаминское, Давендинское и Умольвитинское молибденовые рудоуправления; Средняя Азия, где находилось девять предприятий, в том числе Кайташское, Чорух-Дайронское, Лянгарское вольфрамовые рудоуправления, Узбекский завод твердых сплавов, Самаркандский механический завод и другие. Кроме того, два завода твердых сплавов находились на Урале и три предприятия твердых сплавов — в Москве, в том числе Московский ордена Трудового Красного Знамени комбинат твердых сплавов. В Москве также находился Всесоюзный научно-исследовательский инс­титут твердых сплавов (ВНИИТЕ).
В течение первых двух лет работы в «Главвольфраме» я озна­комился со всеми предприятиями главного управления, приобрел опыт совместной с функциональными управлениями и отделами централь­ного аппарата Министерства работы и почувствовал себя полноцен­ным главным инженером — заместителем начальника «Глав­вольфрама». Мне очень помог опытный, знающий свое дело и добро­желательный начальник «Главвольфрама» Алексей Степанович Мику-ленко. Одновременно он был и членом коллегии Министерства цвет­ной металлургии. До моего назначения на работу в «Главвольфрам» в этой должности он проработал одиннадцать лет. По его рекомендации я был назначен главным инженером — заместителем начальника Глав­ка. Кроме меня, заместителем начальника «Главвольфрама» одновре­менно со мной был назначен Николай Кузьмич Бармин. До своего назначения он работал директором Кайташского вольфрамового рудо­управления. Ему было поручено заниматься вопросами материально-технического снабжения предприятий.
Предусмотренная утвержденным штатным расписанием должность заместителя начальника «Главвольфрама» по капитальному строи­тельству оставалась вакантной. Его функции выполняли и сам началь­ник Главка, и я, его заместитель. Отношения между нами, руково­дителями главного управления, были на высоком деловом уровне, все вопросы решали согласованно, личных недоразумений между нами не было, работали согласованно, поддерживая постоянный тесный кон­такт. Это способствовало деловой, здоровой обстановке в работе всего коллектива «Главвольфрама». Сотрудники аппарата Главка были опытными, высококвалифицированными работниками с высшим обра­зованием. Между ними сложились хорошие деловые и личные отно­шения. Согласно штатному расписанию, численность «Главвольфра­ма» составляла 40 человек. Среди них были начальники отделов и их заместители, главные специалисты, старшие инженеры-кураторы предприятий, старшие экономисты и экономисты. Назову некоторых из них: начальник производственного отдела Вилимис Александр Лео­нидович и его заместитель Воробьев Иван Александрович, начальник технического отдела Акиньшин Иван Карпович, начальник отдела ка­питального строительства Панов Владимир Акимович, начальник транспортного отдела Соловьев П.В., начальник отдела снабжения Самохвалов Иван Александрович, начальник отдела оборудования Юдинцев Иван Павлович, начальник планового отдела Пшеничный Василий Эмманушювич, начальник финансового отдела Литвин Ве­ниамин Исаевич, начальник отдела рабочих кадров Крупица Анатолий Николаевич, главный бухгалтер Кармашев Александр Иванович, глав­ный геолог Петров Павел Степанович, главный маркшейдер Буткевич Теодор Вениаминович, главный горный инженер Фартунатов Влади­мир Иванович, главный обогатитель Файнштейн Михаил Яковлевич, главный механик Омельянович Константин Адамович, главный энер­гетик Марочкин Сергей Иванович, помощник начальника Главка по кадрам Ступников Евгений Николаевич. Работники аппарата главного управления обеспечивали действующие, строящиеся и реконструируе­мые предприятия и отдельные цехи внутри их необходимой проектно-технической и сметной документацией и рабочими чертежами, выполняемыми проектными и научно-исследовательскими институтами; фондами на материальные ресурсы, выдаваемые Госпланом СССР, включая горюче-смазочные материалы; размещением заказов на изго­товление оборудования и запасных частей к нему; осуществляли конт­роль за поставками через министерства-изготовители; контроль за вы­полнением плана строительно-монтажных работ и вводом в действие производственных и жилищно-бытовых объектов, выполняемых подрядными строительно-монтажными организациями. Главные спе­циалисты главка и старшие инженеры-кураторы систематически выез­жали на предприятия для оказания им оперативной помощи.
В 1952 году важное значение придавалось развитию молибденовой промышленности и освоению производства металлического молибде­на. По этому вопросу начальник главка ежемесячно отчитывался перед заместителем председателя Совета Министров СССР Иваном Федоро­вичем Тевосяном. Однажды в отсутствие начальника главка этот док­лад в Кремле пришлось сделать мне. Выслушав меня, Иван Федорович удивился моему спокойствию и уверенности. Я ответил, что этот воп­рос знаю хорошо, доложил о нем правильно и объективно и причин для волнений не вижу. Тогда он спросил, как долго я работаю в «Глав-вольфраме». Когда я сообщил, что работаю в главке третий месяц, Иван Федорович сообщил присутствующему там же Министру цвет­ной металлургии П.Ф. Ломако о совещании с Министром строитель­ства предприятий металлургической и химической промышленности Райзером и попросил, чтобы на нем присутствовал и я.
На следующий день мы с П.Ф. Ломако были на совещании у Райзе-ра. Оно проходило по-деловому, спокойно и даже с шутками. Нам по­дали чай. Все вопросы были решены. Министры разошлись, дружески попрощавшись. Я так и не понял, почему И.Ф. Тевосян настоял на мо­ем присутствии на совещании министров.
В середине 1952 года я поехал в Армению на Дастакертский медно-молибденовый комбинат, чтобы разобраться с состоянием разведан­ных запасов руды на месторождении этого предприятия. Местная гео­логоразведочная партия продемонстрировала мне большие промыш­ленные запасы руды с высоким содержанием молибдена. В связи с большими перспективами по запасам богатой руды, было разрешено ускоренное строительство комбината по отдельным локальным проек­там и сметам. Был подготовлен и отработан один очистной блок с таким высоким содержанием молибдена, которое позволяло исполь­зовать на металлургическим заводе руду без предварительного обога­щения. Но такая богатая молибденом руда была только в одном отра­ботанном очистном блоке. Остальные запасы месторождения были в 1 несколько раз ниже промышленного уровня содержания молибдена в 1 руде, поэтому недостроенный комбинат подлежал консервации. Управляющий трестом «Закмолибден» Цатурян и главный геолог это­го треста попросили меня переговорить по этому поводу с секретарем ЦК КП Армении Берсаби Александровной Григорян, которая ведала вопросами промышленности республики. Я позвонил ей, и она назна­чила нам встречу.
Также на это совещание был приглашен первый заместитель предсе­дателя Совета Министров Армении, председатель Госплана. По обра­зованию он был геологом, за разведку Дастакертского месторождения получил звание лауреата Сталинской премии.
Выступили я и главный геолог треста. Мы объяснили, что утверж­денные запасы разведанной руды Дастакертского медно-молибденового месторождения по содержанию молибдена в руде чрезмерно завышены, являются непромышленными, что подтвердила детальная разведка пройденными геологоразведочными и горноподготовитель­ными выработками. Выделенные на капительное строительство комби­ната финансовые средства полностью израсходованы, а просить до­полнительные средства нет основания из-за отсутствия промышлен­ных запасов руды. Но секретарь ЦК КП Армении Б.А. Григорян и первый заместитель председателя Совета Министров Армении с нами не согласились. Управляющий трестом «Закмолибден» Цатурян при этом дипломатично промолчал.
В это время из Москвы в Ереван приехал заместитель Министра цветной металлургии Сергей Федорович Подчайнов. Он поинтересо­вался, был ли я в Центральном Комитете КП Армении. Я ответил, что был, и доложил ему о встрече с секретарем ЦК КП Армении и первым заместителем председателя Совета Министров республики. Сергей Федорович сообщил мне, что тоже встречался с руководителями Ар­мении, обсуждал с ними вопрос о консервации Дастакертского комбината, но они также с его предложением не согласились. Вернувшись в Москву, С.Ф. Подчайнов официально обратился в Совет Министров СССР с вопросом о консервации Дастакертского комбината. Этот вопрос рассматривал заместитель председателя Совета Министров СССР Иван Федорович Тевосян и принял решение сохранить Дастакертский комбинат действующим. Тогда Подчайнов обратился к Тевосяну с просьбой выделить капитальные денежные средства на окончание строительства комбината. При повторном рассмотрении этого вопроса у И.Ф. Тевосяна мы пользовались утвержденной проектно-сметной документацией. Я положил ему на стол генеральный план Даста­кертского комбината. Докладывал С.Ф. Подчайнов. Иван Федорович задал ему несколько вопросов, в том числе о расстоянии между Рудни­ком и обогатительной фабрикой и между фабрикой и хвостохрани-лищем. Сергей Федорович на все вопросы отвечал правильно и четко. Я подошел к Тевосяну и сказал, что генеральный план комбината лежит перед ним на столе, показал на этом плане рудник, обогати­тельную фабрику и хвостохранилище. На плане был указан масштаб, поэтому расстояния между этими тремя производствами были четко изображены на плане. Тевосян засмеялся и сказал, что не обратил вни­мания на генеральный план, хотя на самом деле он его прекрасно видел и хотел лишь проверить, правильно ли отвечает ему Подчайнов. В конце совещания Иван Федорович спросил у Сергея Федоровича, почему он раньше настаивал на консервации Дастакертского комбина­та, а теперь, наоборот, просит денежные средства на окончание его строительства. Когда он был прав — тогда или теперь? Подчайнов ответил, что он прав теперь. Тогда Тевосян сказал, что если бы Прави­тельство приняло его предложение о консервации Дастакертского ком­бината, то совершило бы большую ошибку. С.Ф. Подчайнов с ним согласился.
После совещания я сказал Сергею Федоровичу, что ему не следовало соглашаться с И.Ф. Тевосяном, а надо было ответить, что он был прав, когда ставил вопрос о консервации Дастакертского комбината. Но так как Правительство это предложение отвергло, то поэтому он просит денежные средства на окончание строительства комбината. Но М.Ф. Подчайнов не стал спорить с И.Ф. Тевосяном и предпочел диплома­тический выход из создавшегося положения, хотя знал, что такое ре­шение неправильно. В 1957 году, когда по инициативе Н.С. Хрущева вместо Союзных Министерств были созданы местные Советы народ­ного хозяйства, Совнархозы, руководители Армении, чтобы не терпеть убытки, которые теперь легли на плечи самой республики, уже по собственной инициативе ликвидировали Дастакертский медно-молибденовый комбинат, построенный на базе непромышленных по содержа­нию молибдена запасов месторождения. А местные руководители гео­логоразведочной партии Армении, обманувшие государство и полу­чившие в награду Сталинские премии, остались безнаказанными бла­годаря покровительству И.Ф. Тевосяна.
В апреле 1953 года, после смерти И.В. Сталина, было осуществлено укрупнение министерств. Министерство черной металлургии и Мини­стерство цветной металлургии были объединены в Министерство ме­таллургической промышленности. И.Ф.Тевосян был освобожден от должности заместителя Председателя Совета Министров СССР и на­значен министром металлургической промышленности. Его первым заместителем стал П.Ф. Ломако. Одновременно были укрупнены и главные управления. Три главных управления «Главолово», «Главвольфрам» и «Главредмет» были объединены в главное управ­ление «Главоловоредмет». «Главтвердосплав» был преобразован в трест «Союзтвердосплав» в составе «Главоловоредмета». Начальником «Главоловоредмета» и одновременно членом Коллегии Министерства был назначен С.Ф. Подчайнов. А.С. Микуленко стал главным инжене­ром — замес-тителем начальника этого главка. Приказом Министра металлургической промышленности И.Ф. Тевосяна № 50/к от 27 апре­ля 1953 года меня назначили начальником горно-обогатительного про­изводственного отдела — заместителем главного инженера Главного управления оловянной и редкометаллической промышленности.
В этом же году директор Чорух-Дайронского вольфрамового рудо­управления обратился к И.Ф. Тевосяну с просьбой уменьшить пред­приятию план производства вольфрамовых концентратов на 1953 год по причине значительного уменьшения промышленного содержания вольфрама в добываемой руде по сравнению с содержанием вольфра­ма в ранее разведанных и утвержденных запасах месторождения. И.Ф. Тевосян спросил С.Ф. Подчайнова, кто будет докладывать по этому вопросу.
Поручили выступить мне. Перед совещанием я рассмотрел докумен­тацию о разведанных утвержденных запасах Чорух-Дайронского воль­фрамового месторождения, а также геолого-маркшейдерские планы горизонтальных и вертикальных горно-разведочных и горно-подгото-вительных выработок, включая поперечные вертикальные разрезы рудных  кварцевых жил.   В  своем  выступлении  я  подтвердил,  что директор правильно поставил вопрос об уменьшении рудоуправлению годового плана по производству вольфрамовых концентратов из-за уменьшения содержания вольфрама в запасах месторождения. Они были подсчитаны на основании разведочных канав и траншей вдоль выходящих  на  поверхность  рудных  жил   и  разведочных  буровых скважин, пробуренных на большую глубину. В процессе прохождения горно-разведочных и горно-подготовительных выработок эти запасы уточняются более детально. Мощности жил на разных горизонтах меняются в сторону увеличения или уменьшения, местами оставаясь в виде следов кварцевых рудных жил, не заполненных пустых трещин в боковых горных породах. Отдельные очистные блоки отрабатывались лишь частично, так как между нижними и верхними этажами или горизонтами рудные кварцевые жилы местами выклинивались или приобретали небольшую мощность, при которой приходилось вести их выемку со значительной подработкой лежачего бока пустых горных пород, что приводило к большему разубоживанию руды пустыми бо­ковыми породами.
В работе этого совещания принимал участие начальник «Главгеологии» с ученой степенью доктора геолого-минералогических наук А.А. Амирасланов. Обращаясь к нему, И.Ф. Тевосян спросил, почему геология считается точной наукой, но при этом допускаются такие крупные ошибки в разведанных и утвержденных запасах месторож­дений. Амирасланов ответил, что точность геологоразведочных работ зависит от степени разведки месторождений, которая бывает пред­варительной или детальной. Детальная разведка после подсчета и утверждения запасов месторождения уточняется рудничной геологией в процессе эксплуатации месторождения при проходке горно-разве­дочных и горно-подготовительных выработок. Для этого на каждом действующем горном предприятии и в главных управлениях мини­стерства есть геологические службы, возглавляемые главными геоло­гами. Этими вопросами занимается и «Главгеология» Министерства металлургической промышленности.
После совещания И.Ф. Тевосян вызвал к себе заместителя начальниника технического управления Министерства А.И. Бунина и поручил ему проверить и доложить, отвечает ли мой доклад действительному положению с запасами руды в Чорух-Дайронском рудоуправлении.
Ко мне зашли взволнованные главный геолог и главный маркшейдер Главного управления. Им позвонили из технического управления ми­нистерства и просили подготовить необходимые геолого-маркшей­дерские материалы. Я объяснил им ситуацию, они успокоились, и мы подготовили необходимые материалы. Используя геолого-маркшей­дерскую документацию, А.И. Бунин доложил И.Ф. Тевосяну о дейст­вительном положении с запасами руды в Чорух-Дайронском рудоуп­равлении, после чего Иван Федорович удовлетворил просьбу дирек­тора этого рудоуправления об уменьшении плана производства воль­фрамовых концентратов.
Приказом по Министерству металлургической промышленности № 530 от 31 октября 1953 года я был назначен председателем комиссии по приемке в эксплуатацию первой и второй очередей Каджаранского медно-молибденового комбината и Джарахорской ГЭС-2. В состав комиссии этим же приказом были назначены одиннадцать членов комиссии. Согласно установленному приказом сроку, комиссия при­ступила к работе 10 ноября, и акт приемки в эксплуатацию первой и второй очередей Каджаранского комбината и Джарахорской ГЭС-2 был представлен на утверждение в Министерство к установленному сроку — 10 декабря 1953 года. Работа комиссии прошла органи­зованно, без разногласий. Директор комбината Т.М. Зоненко был силь­ным руководителем и высококвалифицированным горным инженером. Комбинат работал успешно, систематически выполняя производствен­ный план по выпуску медных и молибденовых концентратов.
Не прошло и года, как в феврале 1954 года Министерство метал­лургической промышленности разделили на те же два министерства черной и цветной металлургии. И.Ф. Тевосян вернулся на прежнее место заместителя председателя Совета Министров СССР, а П.Ф. Ломако снова был назначен Министром цветной металлургии. «Глав-оловоредмет» разделили на те же три главных управления «Главоло-во», «Главвольфрам» и «Главредмет». С.Ф. Подчайнов был вновь на­значен заместителем Министра цветной металлургии, А.С. Микуленко
— начальником «Главвольфрама», а меня приказом Министра цветной металлургии СССР П.Ф. Ломако № 1/к от 2 марта 1954 года вновь на­значили главным инженером — заместителем начальника Главного управления вольфрамовой, молибденовой и твердосплавной промыш­ленности «Главвольфрама».
В 1954 году предприятия золотодобывающей промышленности и Сорский молибденовый комбинат были переданы из Министерства Внутренних дел СССР в Министерство цветной металлургии СССР. Сорский молибденовый комбинат стал подчиняться «Главвольфраму». Мне было поручено выехать туда и разобраться, почему построенный и введенный в эксплуатацию комбинат не работает из-за отсутствия подготовленной к добыче руды. Проектировал рудник этого комбина­та проектный институт, и я вместе с главным инженером проекта рас­смотрел проектно-техническую документацию Сорского рудника. По моей просьбе он поехал со мной туда.
Мы обнаружили, что обогатительная фабрика полностью построена, но не работает из-за отсутствия руды. Введены в эксплуатацию произ­водственные и социально-бытовые объекты, жилой поселок. Качество строительства высокое. Но рудник с открытой добычей из-за отстава­ния горно-вскрышных работ не  имеет подготовленных к добыче запасов руды. По этой причине не работает и обогатительная фабрика. Имеющиеся на комбинате сорок новых самосвалов, предназначенных для производства вскрышных работ и открытой добычи руды из карьера, не работают и стоят в гараже из-за отсутствия двигателей и резиновых колес. Дело в том, что на новых самосвалах, полученных с Минского автомобильного завода, были установлены танковые двига­тели с очень коротким сроком службы, которые быстро износились, а запасных двигателей на комбинате не было. Так же быстро износилась и резина на колесах. Таким образом, горно-вскрышные работы были остановлены   из-за  отсутствия  двигателей  и  резиновых  шин  для самосвалов.
Разведанные запасы руды Сорского комбината находились на двух месторождениях «Сора-1» и «Сора-2», расположенных недалеко друг от друга. Проектом предусматривалась открытая разработка только одного месторождения «Сора-2» с залеганием сульфидной молибде­новой руды на глубине около сорока метров. Выше этого уровня залегали окисленные руды, которые не обогащались и складировались в отвал наравне с пустыми породами. Ниже уровня дна карьера согласно проекту были пройдены водоосушительные горные выработ­ки, оборудованные водяными насосами для осушения карьера через водоотливную шахту. Мы с главным инженером проекта разработали вариант использования водоотливных подземных выработок для добычи сульфидных руд через водоотливную шахту на период до их вскры­тия открытыми работами. По геологоразведочным данным между дву­мя месторождениями «Сора-1» и «Сора-2» запасов руды быть не должно. Но в процессе выполнения вскрышных работ за проектным бортом карьера в сторону месторождения «Сора-1» оказалась суль­фидная молибденовая руда на небольшой глубине от поверхности земли. Мы договорились с директором ввести вскрышные работы с учетом расширения борта карьера в сторону месторождения «Сора-1», пока будет продолжаться сульфидная руда. Впоследствии оказалось, что «Сора-1» и «Сора-2» — одно месторождение, а пространство между ними представляло собой запасы сульфидных, расположенных близко от поверхности. Размер борта карьера был расширен с учетом разработки запасов «Соры-1» и «Соры-2» как одного месторождения.
В служебной командировке на Сорском комбинате я пробыл один месяц. По возвращении в Москву мы с начальником «Главвольфрама» А.С. Микуленко доложили о своих выводах заместителю председателя Совета Министров СССР И.Ф. Тевосяну.
Совет Министров СССР издал распоряжение, согласно которому Сорскому молибденовому комбинату были выделены двигатели и резиновые шины для колес в количестве, которое позволило вернуть к работе все сорок самосвалов и иметь необходимый запас на будущее. Этим же распоряжением на «Главвольфрам» и Сорский молибденовый комбинат была возложена обязанность в течение двух лет вывести предприятие на проектную мощность по производству молибденовых концентратов и снизить себестоимость с 400 до 150 тысяч рублей за одну тонну кондиционных молибденовых концентратов. Это распоря­жение было выполнено досрочно за полтора года. При этом себе­стоимость молибденового концентрата была снижена до 50 тысяч руб­лей за одну тонну. Комбинат из убыточного превратился в прибыль­ный.
Иван (Тигран) Федорович (Тевадросович) Тевосян (1902-1958) был крупным советским государственным и партийным деятелем, удо­стоенным звания Героя Социалистического Труда. Когда он был сту­дентом Московской горной академии, его избрали секретарем партий­ного бюро. Он часто бывал в Замоскворецком райкоме партии, где сек­ретарем райкома была тогда Розалия Самойловна Землячка, соратник Владимира Ильича Ленина и Надежды Константиновны Крупской.
Одновременно с учебой Иван Федорович вел пропагандистскую рабо­ту на предприятиях, избирался членом Замоскворецкого райкома пар­тии. Московскую горную академию окончил в 1929 году. В 1930 году он был командирован за границу в числе двухсот молодых специа­листов. Около года он пробыл в Германии на заводах Крупна, резиден­ция которого находилась в городе Эссене. После возвращения в Моск­ву И.Ф. Тевосяна вызвал Серго Орджоникидзе и сообщил, что на 16-м съезде ВКП(б) его избрали членом ЦКК ВКП(б) и одновременно назначили заведующим отделом черной металлургии ЦК ВКП(б). Желая работать на производстве и применять там зарубежный опыт, И.Ф. Тевосян при поддержке Серго Орджоникидзе попросил напра­вить его на завод «Электросталь», где был сначала начальником элек­тролитейных цехов, а затем главным инженером завода. Одновремен­но он написал книгу о передовом опыте мировой металлургии в облас­ти разливки качественной и высококачественной стали. Специалисты высоко оценили этот труд. Вскоре И.Ф. Тевосян по поручению нарко­ма Г.К. (Серго) Орджоникидзе отправился в Германию, чтобы при­гласить в  СССР  иностранных специалистов-металлургов.  Это от­ветственное поручение было выполнено.
В 1931 году Тевосяна назначили управляющим объединением ка­чественных сталей, где он проработал более пяти лет. В конце 1936 года его перевели в Наркомат оборонной промышленности в качестве первого заместителя народного комиссара, а в 1939 году назначили на­родным комиссаром судостроительной промышленности. С 1940 года он народный комиссар, затем министр черной металлургии. На этом посту он сменил народного комиссара черной металлургии Ф.М. Мер­кулова, при котором черная металлургия отставала.
До назначения И.Ф. Тевосяна в 1940 году на пост народного комис­сара черной металлургии эта отрасль промышленности топталась на месте, ее считали хронически больной. План выполнялся лишь на 60%. Для производства стали не хватало чугуна. Простаивали прокатные станы. В состоянии запущенности находились добыча руды и извест­няка, производство кокса, металлургическое машиностроение. Вопрос подбора и расстановки кадров был в загоне. Главные управления слабо занимались реализацией фондов на выделенные им материально-тех­нические ресурсы. Под руководством И.Ф. Тевосяна, благодаря приня­тым решительным мерам, направленным на повышение ответственности руководителей, четкому распределению обязанностей между ни­ми, повышению роли коллектива в утверждении нового стиля работы наркомата и воспитания кадров, а также благодаря знанию производ­ственных процессов, тесному общению с рабочими и командирами производства, выработке системы мер, необходимых для организации управления, длительным поездкам руководителей наркомата на пред­приятия, в результате которых были обнаружены многие неполадки, устранение которых дало ощутимый эффект.
Выступая на 18-й Всесоюзной партийной конференции в феврале 1941 года, И.Ф. Тевосян сказал, что глубокий прорыв металлургии преодолен: впервые после 1937 года план производства металла был перевыполнен.
В книге «Стальной щит Родины», изданной в 1995 году и посвящен­ной 50-летию со дня окончания Великой Отечественной войны Советского Союза против фашистской Германии, отмечается (см. стр. 61,62), что:
«В начале 1941 года предприятия черной металлургии продолжали работать устойчиво и наращивали выпуск продукции. В отрасли была проведена значительная работа по совершенствованию организации производства. На рудных и угольных складах были созданы неснижае­мые запасы руды, флюсов и кокса. На предприятиях улучшился уход за оборудованием, внедрялся планово-предупредительный ремонт, по­высилась надежность работы оборудования.
Металл, выпускаемый большинством предприятий, производился на основе новейшей технологии и отвечал всем требованиям отраслей на­родного хозяйства, в первую очередь оборонных.
Сократилась сменяемость кадров. Для руководства предприятиями были подобраны и подготовлены квалифицированные, преданные, зна­ющие свое дело люди. Заводы и рудники были укомплектованы квали­фицированными рабочими, активно и сознательно участвовавшими в социалистическом соревновании.
Социалистическое соревнование получило конкретное содержание и широкий размах.
Значительно упорядочилось капитальное строительство. Сократи­лись сроки вводы в эксплуатацию новых объектов. Черная металлур­гия располагала большими производственными мощностями, которые работали высокопроизводительно и поддерживались в работоспособ­ном состоянии. Большая часть предприятий была введена в последние пятилетки и оснащались современным для того времени оборудова­нием.
Таким образом черная металлургия периода СССР перед Великой Отечественной войной подготовилась к выполнению задач по обеспе­чению военной промышленности и народного хозяйства металлом высокого качества».
Многие сотни тысяч металлургов отстояли фронтовую вахту, все долгие четыре года, у доменных и мартеновских печей, прокатных ста­нов, коксовых батарей, на железных и марганцевых рудниках.
В 1949 году И.Ф. Тевосяна назначили заместителем председателя Совета Министров СССР, а в марте 1953 года — Министром метал­лургической промышленности с одновременным освобождением от обязанностей заместителя председателя Совета Министров СССР. В декабре 1953 года он снова стал заместителем председателя Совета Министров СССР и вел те же отрасли промышленности: черную и цветную металлургию, угольную, нефтяную, газовую, химическую, судостроительную, геологоразведку и строительство предприятий тя­желых отраслей промышленности. И.Ф. Тевосян был членом ЦК КПСС с 1939 года и депутатом Верховного Совета СССР с 1937 года.
По предложению И.Ф. Тевосяна в 1953 году Министром строитель­ства предприятий тяжелой промышленности был назначен Давид Яковлевич Райдер (1904-1962).
По дошедшим до меня неофициальным сведениям, в 1956 году, в связи с предстоящей ликвидацией министерств и образованием вместо них Совнаркомов, И.Ф. Тевосян официально и настойчиво выступил против этой ничем не обоснованной, надуманной Н.С. Хрущевым перестройки управления народным хозяйством, поэтому был назначен послом в Японию, где тяжело заболел и, вернувшись в Москву, в апреле 1958 года скончался.
Н.К. Байбаков, вспоминая о И.Ф. Тевосяне, сказал:
«И.Ф. Тевосян — титан металлургии. Его как организатора индуст­рии можно сравнить только с Серго Орджоникидзе. Мне всегда каза­лось, что каждое дыхание домен и мартенов в каждый час и в каждую минуту контролировал и регулировал этот человек удивительной трудоспособности и таланта».
В 1983 году в серии «Герои Советской Родины» вышла книга Ашота Арзумяна «Иван Тевосян».
Вместо И.Ф. Тевосяна в 1956 году Министром черной металлургии был назначен А.Г. Шереметьев, с которым я несколько раз встречался по производственным вопросам, когда в 1953 году он был замести­телем Министра металлургической промышленности.
Когда я приступил к работе в должности главного инженера — за­местителя начальника «Главвольфрама», из Шахтаминского рудоуп­равления, где я работал директором, поступили сведения, что на пред­приятии обнаружена недостача основных фондов на сумму один мил­лион рублей. Мне пришлось выехать на предприятие и разбираться с этим вопросом на месте.
Я сообразил, что это ошибка в работе главного бухгалтера рудоуп­равления Н.А. Соколова, который по непонятным для меня причинам не оформил через бухгалтерию имеющиеся у него акт комиссии на списание здания временной компрессорной, вместо которой была по­строена и введена в действие новая капитальная компрессорная, и акты комиссий на списание временных автомобильных лесных дорог на заготовительных участках, где запасы леса были полностью исполь­зованы. Прибыв на предприятие, я нашел в бухгалтерии все эти акты на списание основных фондов на недостающую сумму один миллион рублей, и списание этих фондов было оформлено согласно имею­щимся актам. Главному бухгалтеру рудоуправления Н.А. Соколову я сделал серьезное замечание за халатное отношение к работе.
Возвращался в Москву с Шахтаминского рудоуправления в июле 1952 года я уже вместе с семьей — женой и двумя детьми. Сын Игорь успел окончить семь классов неполной средней школы с пятерками по всем предметам, а дочь Светлана — пять классов тоже с высокими оценками. Дети росли, учились и жили безвыездно на рудниках в таежном лесу. Благодаря жене, их матери Евгении Львовне, дети были воспитанными и неизбалованными. В Москве мы временно посели­лись в принадлежащей моей матери маленькой комнате площадью 9 квадратных метров в коммунальной квартире и жили там впятером. Пользуясь тем, что было лето, мы отправили дочь на два месяца в пионерский лагерь. В августе меня принял первый заместитель министра Иван Васильевич Архипов и, в частности, поинтересовался, где моя семья. Я рассказал ему о нашем житье-бытье. Он направил меня к начальнику хозяйственного управления министерства Александру За­харовичу Алейникову и одновременно переговорил с ним по телефо­ну. А.З. Алейников предложил мне отдельную двухкомнатную кварти­ру общей площадью 76 квадратных метров. Семье квартира понра­вилась, и 30 августа 1952 года мы в нее вселились, а на следующий день 1 сентября дети пошли учиться в близлежащую среднюю школу-десятилетку. В этой квартире мы прожили 28 лет.
Джидинский вольфрамовый комбинат, где директором был Е.И. Го-реванов, переведенный с Шахтаминского молибденового рудоуправ­ления, работал в 1952 году неудовлетворительно, производственный план по выпуску вольфрамовых и молибденовых концентратов не вы­полнял. Мне поручили выехать туда и на месте разобраться в причи­нах невыполнения плана. При этом А.С. Микуленко предупредил меня о том, что я должен быть объективным, несмотря на то, что работал вместе с Е.И. Горевановым. Одновременно я должен был посетить За­байкальский вольфрамовый комбинат, Шахтаминское, Давендинское и Умальтинское молибденовые рудоуправления.
В Улан-Удэ я прилетел вечером и остановился переночевать в гостинице, принадлежавшей Джидинскому комбинату. В четыре часа утра я проснулся, потому что подо мной сильно качалась спальная кровать. В семь часов по радио передали, что в районе Улан-Удэ про­изошло землетрясение силой четыре балла.
За мной пришла легковая машина, и я уехал на Джидинский комби­нат. Предприятие не работало. Из-за землетрясения автоматически остановилась электростанция и отключилась электрическая сеть. Были приняты меры, и электростанция заработала.
В состав Джидинского комбината входили: вольфрамовый рудник «Холтосон» с подземной добычей руды; вольфрамовая обогатительная фабрика; узкоколейная железная дорога между рудником и фабрикой; молибденовый рудник «Первомайский» с открытой добычей руды; мо­либденовая обогатительная фабрика; тепловая электростанция и Баянгольский угольный разрез; механический литейный и кислородный цехи; транспортное хозяйство и дорожная служба; собственная лесозаготовка. Комбинат находился в городе «Городок» Бурят-Монгольской АССР на расстоянии 500 км от железной дороги и имел прирельсовую складскую базу в городе Улан-Удэ, столице автономной республики.
На следующий после приезда день меня пригласили на 9-ю город­скую партийную конференцию «Городка» и там единогласно избрали делегатом и членом президиума этой партконференции, выдали ман­дат № 260, который я сохранил.
Ознакомившись с работой комбината, я выяснил, что на вольфра­мовом руднике сильно отстали горно-подготовительные работы и поэ­тому недостает подготовленных к очистной выемке запасов руды в очистных блоках. На молибденовом руднике из-за неудовлетво­рительной работы автомобильного транспорта отстали вскрышные ра­боты. Обогатительные фабрики работали с неполной нагрузкой. Авто­мобильно-транспортное хозяйство было большим и сложным. Дирек­тор и главный инженер предприятия слабо занимались вопросами организации производства и оперативным управлением работой всех производственных подразделений, активности не проявляли. Директор был не вполне здоров, поэтому иногда не появлялся на работе.
В производственных цехах комбината в то время работало много китайцев. Я посетил общежитие, где они проживали. Многие из них хорошо говорили по-русски. Они подарили мне два портрета Мао-Дзе-Дуна, вышитых на полотне.
Ознакомившись с работой Джидинского комбината и обсудив на производственном совещании с инженерно-техническими работни­ками все вопросы, я выехал в Улан-Удэ, где встретился с руководи­телями областного комитета партии.
Забайкальский вольфрамовый комбинат, Давендинское и Шахтамин-ское молибденовые рудоуправления я хорошо знал и раньше, когда работал в Читинской области. Поэтому мое пребывание на этих пред­приятиях было кратковременным.
Забайкальский вольфрамовый комбинат был расположен недалеко от Шахтаминского рудоуправления, и сообщение между ними осу­ществлялось по автомобильной дороге. В состав Забайкальского ком­бината входили три основных рудника — Бунукинский, Белухинский и Антоновогорский. Добыча вольфрамовой руды здесь началась еще в 1912-1913 годах, затем возобновилась в 1926-1927 годах. На этих трех рудниках в 1943 году были построены обогатительные фабрики.
Последним предприятием, которое я посетил во время этой командировки, было Умольтинское молибденовое рудоуправление — самое отдаленное от Москвы предприятие «Главвольфрама». Оно было рас­положено на Дальнем Востоке, в Хабаровском крае, в ста километрах на север от железнодорожной станции Ургал. Предприятие распола­галось в таежном лесу и состояло из рудника с подземной добычей молибденовой руды, обогатительной фабрики и вспомогательных цехов. Производственный план коллектив предприятия выполнял.
Рабочий поселок был выстроен хорошо, с учетом всех коммуналь­ных и социально-бытовых объектов, содержался в образцовом состоя­нии. Особенно хорошее впечатление производили двухэтажные дере­вянные общежития для рабочих, содержание которых было вполне удовлетворительное. Многие рабочие обращались к директору с просьбой поселить их в эти удобные для жилья общежития.
Директор Умольтинского молибденового рудоуправления Иван Алексеевич Федотов, молодой высококвалифицированный горный инженер, произвел на меня самое хорошее впечатление.
Когда я вернулся в Москву и доложил руководителям «Глав­вольфрама» и Министерства цветной металлургии о результатах ко­мандировки, меня спросили, кого я мог бы порекомендовать на долж­ность директора Джидинского вольфрамомолибденового комбината вместо Е.И. Гореванова. Я предложил на эту должность директора Умальтинского молибденового рудоуправления И.А. Федотова. Его вызвали в Москву для беседы с Министром цветной металлургии П.Ф. Ломако, а потом был приглашен на заседание коллегии Министерства по поводу назначения директором Джидинского комбината. Но И.А. Федотов не явился на заседание коллегии. Через несколько дней он зашел ко мне, и я заметил у него под глазом большой синяк. Как он объяснил мне, шофер такси, на котором как-то вечером Иван Алек­сеевич подъехал к гостинице, ударил его за то, что он не согласился заплатить названную шофером огромную сумму за проезд. И с таким синяком Ивану Алексеевичу было неудобно присутствовать на заседа­нии коллегии. На повторном заседании по этому вопросу И.А. Федотов присутствовал, и его утвердили директором Джидинского вольфрамомолибденового комбината, освободив от обязанностей ди­ректора Умальтинского молибденового рудоуправления.
В целях укрепления производственно-технического руководства главным инженером — заместителем директора Джидинского комбината был назначен Сергей Григорьевич Моисеев, ответственный горный инженер и опытный руководитель, ранее работавший директо­ром Хайдарканского ртутного комбината, а затем директором рудника «Молибден» Тырныаузского вольфрамомолибденового комбината.
Через два года я опять посетил Джидинский вольфрамомолиб-деновый комбинат. Коллектив работал организованно, выполнял и перевыполнял производственные планы по выпуску вольфрамовых и молибденовых концентратов. Между директором И.А. Федотовым и главным инженером С.Г. Моисеевым возникло одно принципиальное разногласие: главный инженер настаивал на переводе подземного вольфрамового рудника «Холтосон» на двухсменную работу вместо трехсменной, дабы ликвидировать ночную смену и упростить органи­зацию производства на руднике, а директор И.А. Федотов требовал со­хранения третьей смены, мотивируя свое мнение тем, что реорга­низация потребует увеличения фронта подземных горных работ и при­ведет к невыполнению производственного плана по выпуску вольфра­мовых концентратов. Я утвердил решение директора.
Освобожденный от обязанностей директора Джидинского комбината Е.И. Гореванов был назначен главным инженером — заместителем ди­ректора горно-обогатительного предприятия «Главредмета» на Украи­не. Во время его работы там главным инженером в химической лабо­ратории предприятия в результате несоблюдения правил техники безо­пасности отравились и погибли четыре лаборанта. За это Е.И. Гореванова привлекли к судебной ответственности, и он скоропостижно скончался от сердечного приступа.
После ликвидации министерств и организации вместо них совнар­хозов в 1957 году И.А. Федотов был награжден орденом Ленина и назначен заместителем председателя Бурятского совнархоза, а после ликвидации совнархозов и образования министерств в 1965 году он стал главным инженером — заместителем начальника «Глав-вольфрама» Министерства цветной металлургии.
Однажды он был в служебной командировке на Сорском молибде­новом комбинате. Вскоре после его возвращения на этом предприятии произошла крупная авария с человеческими жертвами. В результате несоблюдения правил техники безопасности хвостохранилище обога­тительной фабрики было переполнено выше проектной отметки и осветлительными водами была размыта его дамба. Полтора миллиона кубометров осветлительных вод быстрым потоком обрушилось на рас­положенный ниже хвостохранилища временный барачный поселок. Погибло 17 человек, не успевших эвакуироваться из бараков. Этот несчастный случай рассматривался на заседании Совета Министров СССР под председательством А.Н. Косыгина. На некоторых руково­дителей Министерства были наложены административные взыскания. Главного инженера «Главвольфрама» И.А. Федотова, который был на предприятии и не принял мер по предотвращению аварии, освободили от занимаемой должности и перевели на рядовую работу. Вскоре он скончался от сердечного приступа.
В период существования совнархозов главный инженер — замести­тель директора Джидинского вольфрамомолибденового комбината С.Г. Моисеев уехал в Киргизскую ССР, где он ранее работал дирек­тором Хайдарканского ртутного комбината, и там был назначен заместителем председателя Совета Министров Киргизской ССР.
Аналогичная трагедии на Сорском комбинате авария хвостохрани­лища произошла на Каджаранском медно-молибденовом комбинате в 1954 году. К счастью, жертв не было. Мне поручили выехать на Кад-жаранский комбинат, установить причины аварии и принять необхо­димые для восстановления хвостохранилища меры. Вместо со мной поехали главный инженер проекта хвостохранилища и главный ин­женер треста «Закавказцветметстрой».  Мы  начали свою работу с осмотра состояния хвостохранилища и установления причин аварии. Мы определили, что более миллиона кубических метров осветленных вод вытекло из хвостохранилища через железобетонный коллектор диаметром 2,5 метра, расположенный под хвостохранилищем. Пройдя по коллектору, внутри него мы обнаружили, что водоспускной железо­бетонный колодец, установленный на коллекторе, в месте их соедине­ния провалился на низ коллектора и осветленная вода в этом месте вытекла из хвостохранилища. Мы проверили качество бетона коллек­тора и установили, что горная порода, использованная для щебня, размокает в воде, как глина, и поэтому для изготовления бетона и железобетона непригодна. Мы пришли к выводу, что причиной аварии на хвостохранилище явилось использование щебня из горных пород, непригодных для изготовления бетона и железобетона. Мы приняли решение, что для дальнейшего использования хвостохранилища необ­ходимо закрыть фильтрующей перемычкой коллектор в месте выхода его на поверхность, чтобы заполнить его хвостами обогатительной фабрики, а для отвода с хвостохранилища осветленной воды надо про­вести вдоль склона горы канал. В течение месяца эта работа была выполнена, хвостохранилище начало действовать, и я, доложив об этом в ЦК компартии Армении, вернулся в Москву. Это мероприятие позволило заполнить хвостохранилище хвостами с обогатительной фабрики до проектной высоты, после чего было введено в действие но­вое хвостохранилище.
На Каджаранском комбинате был и другой случай, когда в вос­кресный день бригада слесарей подземного рудника производила монтаж трубопровода в подземных горных выработках, а бригада взрывников в это время, не предупредив слесарей, произвела взрыв в целях принудительного массового обрушения руды в подземном очистном блоке. В результате от удара воздушной волной погибло несколько слесарей.
Находясь в служебной командировке на Каджаранском комбинате, я встретился с районным прокурором и поинтересовался, почему винов­ные в несчастном случае не привлечены к судебной ответственности. Прокурор ответил, что виноваты четыре руководителя Каджаранского подземного рудника: главный инженер, по национальности грузин; главный механик — русский; заведующий техникой безопасности — казах и руководитель взрывных работ — армянин. Чтобы не вызывать межнациональной вражды, он решил никого из них к судебной ответ­ственности не привлекать.
Вскоре после этого несчастного случая главный инженер рудника уехал в Среднюю Азию и был назначен директором подземного рудника Койташского вольфрамового рудоуправления в Узбекской ССР. Во время служебной командировки в Среднюю Азию я встречал­ся с ним. О нем, как о руководителе рудника, мне высказывали самые хорошие мнения. Он зарекомендовал себя талантливым организатором и крупным специалистом, хорошо знающим горное дело.
На руднике «Молибден» Тырныаузского вольфрамомолибденового комбината, так же как и на Каджаранском комбинате, применяется система разработки месторождения с принудительным блоковым обрушением. Во время одной из служебных командировок на этот комбинат я находился вместе с директором рудника С.Г. Моисеевым в его кабинете. В это время в одном из очистных блоков был произведен взрыв в целях принудительного массового обрушения руды в блоке. Мы почувствовали, как задрожало здание и зазвенели стекла в окнах, хотя взрыв производился под землей на большом расстоянии от нас. Ощущение было таким, какое бывает при землетрясении.
В 1954 году мне и главному инженеру проекта поручили выехать на Агаракский медно-молибденовый комбинат, находящийся в Армении, и составить генеральный план строительства комбината. Для срав­нения были разработаны и рассмотрены несколько проектов, из кото­рых мы выбрали вариант, предусматривающий наиболее компактное расположение рудника, обогатительной фабрики, вспомогательных це­хов и жилого поселка с учетом минимально возможного расстояния между ними. Под строительство поселка выбрали площадь, удобную во всех отношениях и близкую к производственным объектам. Этот вариант генерального плана комбината был согласован на месте с руководителями Агаракского комбината.
Когда я вернулся в Москву и сообщил об этом варианте генераль­ного плана начальнику «Главвольфрама» А.С. Микуленко, он сказал, что есть и другой вариант, согласованный с руководителями Армении. Оба проекта генерального плана Агаракского комбината были рас­смотрены заместителем Министра цветной металлургии Петром Семе­новичем Сычевым. Ему больше понравился план, предложенный мной и главным инженером проекта. Он и был утвержден заместителем министра П.С. Сычевым.
Через некоторое время в Москву приехали секретарь ЦК КП и председатель Совета Министров Армении, которых принял Министр цветной металлургии П.Ф. Ломако. Он пригласил к себе П.С. Сычева и сказал ему, что руководители Армении возражают против утверж­денного им генерального плана строительства Агаракского комбината и просят утвердить вариант генерального плана, согласованного с ними. Они планировали разместить поселок рядом с железнодорожной магистралью и сделать его районным центром. Петр Семенович попы­тался возразить, мотивируя тем, что жилой поселок будет оторван от рудника и обогатительной фабрики на расстояние около 8 километров и рабочих придется возить на комбинат автобусами по горной автомо­бильной дороге. А по утвержденному П.С. Сычевым варианту рабочие могли бы добираться на рудник, обогатительную фабрику и вспомо­гательные цеха пешком. Рельеф местности на запланированной нами площадке под поселок более благоприятный, чем у железной дороги. Кроме того, на этом участке нет опасности оползней, которые возни­кают после дождей и таяния снега на крутом склоне горы, возле ко­торой планируется построить поселок у железной дороги. Но выводы П.С. Сычева не приняли во внимание, он вынужден был выполнить указание министра и утвердить худший вариант генерального плана Агаракского комбината. Когда мне приходилось бывать на Агаракском медно-молибденовом комбинате в командировках, я сожалел о неудоб­ном расположении жилого поселка комбината. Тем более что район­ного центра из него не получилось, так как площадь застройки была меньше необходимой и опасной из-за регулярно возникающих ополз­ней.
Был случай, когда после сильного и продолжительного дождя на Дастакертском медно-молибденовом комбинате рядом с жилым посел­ком произошло сползание по крутому склону полутора миллионов кубических метров горных пород. При этом нижняя часть оползня за­сыпала первые этажи двухэтажных жилых домов поселка, распо­ложенных ближе к горам. В одном из таких домов погиб маленький ребенок, которого родители на недолгое время оставили дома одного.
В связи с этой аварией на Дастакертский комбинат приехали второй секретарь ЦК КП Армении Яков Николаевич Заробян, его заместитель и инструктор райкома. Яков Николаевич спросил, почему я не присут­ствовал на районной партконференции. Я ответил, что меня никто не приглашал, а явиться на нее по собственной инициативе, не будучи избранным делегатом, я не мог — этого не допускает Устав партии. При этом я рассказал ему, как во время моей командировки на Джи-динский комбинат в Бурятской АССР меня пригласили на городскую партконференцию и единогласно избрали в состав президиума и деле­гатом конференции. Заробян согласился с моим объяснением и сделал серьезное замечание инструктору райкома партии за то, что тот непра­вильно его проинформировал, доложив, будто меня на конференцию пригласили, но я отказался на ней присутствовать. Впоследствии мне приходилось неоднократно встречаться с Я.Н. Заробяном в Москве, где он работал заместителем Министра электротехнической промыш­ленности.
В июне 1955 года я и начальник отдела капитального строительства «Главвольфрама» Владимир Акимович Панов выехали в служебную командировку на предприятия Средней Азии. Она продолжалась боль­ше месяца. За это время мы посетили строительство Узбекского ком­бината тугоплавких и жаропрочных сплавов, Самаркандский ремонтно-механический завод, Койташское, Ингичкинское и Чорух-Дайронское вольфрамовые рудоуправления. Все предприятия были действую­щими, работали успешно, выполняли и перевыполняли производствен­ные планы. Кроме указанных, в одном высокогорном районе Таджикс­кой ССР находилось небольшое горно-обогатительное вольфрамовое предприятие. Оно работало в течение года непродолжительное время, несколько месяцев, так как в зимний период было занесено глубоким снегом. Я был первым и единственным из сотрудников «Главвольфра­ма» и Министерства, кто посетил это предприятие. С наступлением зимы выходящие на поверхность подземные горные выработки рудни­ка штольни, небольшая обогатительная фабрика и маленький жилой поселок, в котором жили в летний период рабочие без семей, заносил­ся глубокими снежными сугробами.  К зимнему времени рабочие стихийно покидали рудник и обогатительную фабрику и возвращались к семьям на постоянное место жительства. А весной, когда снег таял, так же самостоятельно и стихийно рабочие вновь возвращались рабо­тать  на рудник  и  фабрику.  И  так  продолжалось  несколько  лет. Местность, расположенная на склоне гор ниже уровня рудника, при­влекала богатством и красотой горной природы: многочисленными мелкими кустарниками, высокими красивыми цветами и травами гор­ных лугов, на которых паслись отары овец.
В одном из древнейших городов Средней Азии Самарканде, кото­рый был столицей империи Тимура (Тамерлана), среднеазиатского полководца и завоевателя, жившего в 1336-1405 годах, мы осмотрели астрономическую обсерваторию, построенную в XV веке при Улуг-беке, внуке Тимура — ученом, просветителе, правителе Самарканда, жившего в 1394-1444 годах. Также видели построенные во времена Тимура соборную мечеть Биби-Ханым, мавзолей Гур-Эмир, усыпаль­ницу Ах-Сара с пышной росписью интерьера, площадь Регистан с ансамблем монументальных зданий, ограничивающих ее с трех сто­рон, мавзолей Шахи-Зинда и медресе Улугбека. Экскурсовод расска­зал, что для вскрытия склепа усыпальницы Ах-Сара приезжала специиальная комиссия Академии наук СССР. Когда подняли крышку склепа, из него вышел ядовитый газ. Членам комиссии пришлось покинуть помещение усыпальницы и вернуться после проветривания.
В Койташском рудоуправлении нас познакомили с молодым узбеком, работавшим на руднике. Он рассказал нам, что три дня назад крепко уснул, и, когда через двое суток не проснулся, близкие род­ственники сочли, что он умер, и решили похоронить, но не успели сде­лать это до захода солнца, как это принято по узбекскому обычаю. По­хороны были перенесены на утро следующего дня. Но утром он про­снулся и только по счастливой случайности остался жить.
Наша командировка по предприятиям Средней Азии проходила в самый жаркий период года. Температура воздуха достигала +50 градусов С. Мы с В.А. Пановым плохо себя чувствовали. У нас болели желудки, мучила диарея. Старания врачей и лекарства не помогли. По­следним предприятием, куда мы должны были заехать, было Лянгарское вольфрамовое рудоуправление, расположенное высоко в горах, поэтому температура воздуха там не была такой высокой. Мы прие­хали туда вечером и уже на следующий день утром почувствовали себя совершенно здоровыми. Причиной нашего желудочного заболева­ния была высокая температура воздуха. В Москве Николай Кузьмич Бармин, заместитель начальника «Главвольфрама» объяснил мне, что многие из тех, кто приезжает в Среднюю Азию в летнее, жаркое время года, под влиянием высокой температуры мучаются желудками.
Свои командировки на предприятия Северного Кавказа и Закавказья я обычно начинал с посещения Тырныаузского вольфрамомолибдено-вого комбината. Затем ехал на завод «Победит» в Орджоникидзе, а дальше по шоссе через Крестовый перевал Кавказского горного хребта добирался до Тбилиси. Оттуда, проезжая мимо озера Севан, прибывал в Ереван, где встречался с руководителями трестов «Закмолибден» и «Закавказцветметстрой». Посетив вместе с руководителями этих трес­тов предприятия Закавказья, возвращался тем же путем на Тырныаузский комбинат.
Это было наиболее крупное предприятие «Главвольфрама». Его строительство было начато по приказу Наркомтяжпрома, вышедшему 20 ноября 1937 года. Тырныаузский вольфрамомолибденовый комби­нат представлял собой сложный комплекс сооружений в условиях вы­сокогорного рельефа, где главный рудник «Молибден» поднимался на высоту более трех тысяч метров над уровнем моря, а перепад рельефа, на котором возведены сооружения, достигает тысячу метров и больше.
Здесь, в поднебесной выси, и было построено крупнейшее предприя­тие, жемчужина цветной металлургии страны. В мае 1933 года была введена в эксплуатацию высокогорная автомобильная дорога на руд­ник «Молибден» протяженностью 27 километров. В ноябре 1938 года была сдана в эксплуатацию опытная обогатительная фабрика. Вскоре были построены и введены в действие рудник «Молибден», канатная дорога, промышленная обогатительная фабрика и вспомогательные цехи. Комбинат вступил в строй 1 сентября 1940 года, когда Советской Кабардино-Балкарии исполнилось 19 лет. В декабре 1940 года ком­бинат уже превысил проектные производственные мощности. Было принято решение о строительстве второй очереди комбината, которая по своим размерам и капитальным вложениям должна была в пять раз превысить первую очередь. Строительство второй очереди развер­нулось перед началом Великой Отечественной войны. В августе 1942 года началась эвакуация. 15 ноября 1942 года после ожесточенных боев Тырныауз был оставлен советскими частями, а 1 января 1943 года освобожден от немецко-фашистских захватчиков. Советское прави­тельство приняло решение о восстановлении Тырныаузского воль­фрам-молибденового комбината.
1 января 1945 года комбинат вторично вошел в строй действующих предприятий. К 1947 году предприятие стало рентабельным, а в 1949 году дало 80 миллионов рублей прибыли. Строительство третьей оче­реди комбината было завершено в 1958 году.
Вольфрам в рудах Тырныаузского месторождения представлен ми­нералом шеелитом, молибден — молибденитом, повелиитом. В ше­елите содержится также 6-8 процентов молибдена, входящего в молекулу молибдена. Значительная часть молибдена (до 24 процентов) находится в виде изоморфной примеси окисла молибдена. В резуль­тате комбинированной схемы переработки флотационной и гидроме­таллургической руд стали извлекать окисленный молибденит с полу­чением высококачественных концентратов. За счет использования но­вой техники и технологии извлечение вольфрама и молибдена дости­гло соответственно 83 и 65 процентов. Государственный план за 1951-1958 годы был выполнен досрочно. Добыча руды возросла в 1958 году почти на 60% по сравнению с 1951 годом. На руднике «Молибден» вместо малоэффективного трудоемкого способа мелкошпуровой от­бойки руды применили отбойку массовыми взрывами.
Одновременно со строительством производственных объектов на Тырныаузском комбинате большое внимание уделялось жилищному строительству и объектам социально-бытового назначения. В 1948 году комбинат посетил Министр металлургической промышленности И.Ф. Тевосян.
В это время на комбинате увлекались строительством одноэтажных одноквартирных и двухквартирных жилых домов. И.Ф. Тевосян объяс­нил местным руководителям, что строительством таких домов жилищ­ную проблему на Тырныаузе решить невозможно, и дал указание строить только четырех- и пятиэтажные многоквартирные жилые дома со всеми удобствами. Это указание было выполнено. Впоследствии все руководители комбината, в том числе и директор, переехали жить из одноквартирных коттеджей в многоквартирные дома. Одновременно были построены школа, дворец культуры, городская гостиница с рес­тораном, магазины и столовые на руднике и обогатительной фабрике. В Нальчике для рабочих комбината был возведен дом отдыха. На тер­ритории Тырныауза разбили спортивный стадион, на котором устраи­вались состязания футболистов и другие игры.
У комбината было образцовое подсобное хозяйство. В пригороде Нальчика большую площадь занимали принадлежащие комбинату большой фруктовый сад и огород, где выращивались различные ово­щи. На животноводческой ферме содержались породистые высоко­продуктивные молочные коровы. Подсобное хозяйство комбината регулярно участвовало в проведении Всесоюзной сельскохозяйст­венной выставки, где ему присуждались почетные премии.
В 1970 году в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина под редакцией П.Ф. Ломако и И.А. Стригина вышла книга «Цветная металлургия СССР». Я получил персональный экземп­ляр № 00199 с сопроводительной запиской и за подписью заместителя главного редактора И.А. Стригина. В этой книге, в разделе «Металлы высокого накала», в главе, посвященной специально Тырныаузу, на странице 317 отмечается, что: «Большой вклад в развитие комбината внесли его директор Г.Т. Кулик, а также инженеры В.А. Савельев, Э.К. Ильницкий и многие другие».
Приказом Министра цветной металлургии № 54/ат от 16 декабря 1952 года мне было присвоено персональное звание горного дирек­тора. Впоследствии, после смерти И.В. Сталина, все персональные звания, присвоенные горным инженерам, были отменены.
Приказом по Министерству цветной металлургии СССР № 197/к от 7 июня 1957 года в связи с упразднением Министерства я был осво­божден от должности главного инженера — заместителя начальника Главного управления вольфрамовой, молибденовой и твердосплавной промышленности «Главвольфрам» и направлен в распоряжение Чи­тинского совнархоза для использования на руководящей работе.
В 1956 году, накануне упразднения Министерства, был подготовлен перечень вопросов по «Главвольфраму», требующих решения руково­дством Министерства. В него входили 22 вопроса, в том числе:
1) составление технико-экономического доклада о перспективах развития вольфрамомолибденовой промышленности на 1956-1970 годы;
2) составление технико-экономического доклада о перспективах развития промышленности твердых сплавов и тугоплавких металлов на 1956-1970 годы;
3) составление технико-экономического доклада по переводу рудника «Молибден» Тырныаузского комбината с подземных на открытые работы и утверждение проектного задания на расширение этого комбината;
4) составление и утверждение проектных заданий на расширение Каджаранского комбината и Дженичинского рудоуправлений;
5) об организации производства медных концентратов и развития рудной базы медной промышленности в Армянской ССР за счет строительства Каджаранского и Агаранского медно-молибденовых комбинатов;
6) составление технико-экономического обоснования на строитель­ство нового завода твердых сплавов и тугоплавких металлов на восто­ке;
7) о дальнейшем развитии Джидинского вольфрамомолибденового комбината и Сорского молибденового комбината;
8) об увеличении производства вольфрама и молибдена на заводе «Победит»;
9) об окончании строительства Скопинской доводочной фабрики;
10) об увеличении переработки импортного вольфрамового и молиб­денового сырья и вольфрамового сырья Дальстроя на Скопинской доводочной фабрике;
11) о строительстве Узбекского завода твердых сплавов и туго­плавких металлов.
Теперь, после упразднения Министерства решать эти вопросы неко­му, и все они оказались подвешенными в воздухе.
В своей повседневной оперативной работе руководители и работ­ники аппарата «Главвольфрама» всегда пользовались данными, кото­рые имелись в материалах служебных дел. Перечень дел по «Глав-вольфраму» для оперативного использования в качестве справочных материалов включал:
1. Планы производства вольфрамового концентрата и промпродуктов, молибденовой продукции, медного концентрата, олова в кон­центрате, продукции твердосплавной промышленности, добычи ка­менного угля, по лесозаготовкам, по себестоимости товарной продук­ции.
2. Переписка с предприятиями и Министерством по вопросу выпол­нения плана производства и себестоимости товарной продукции.
3. Расчеты по пятилетнему плану на 1956-1960 годы.
4. Технико-экономические показатели работы предприятий и выпуск продукции по годам.
5. Расчеты и справочные материалы по развитию вольфрамо-молибденовой промышленности.
6. Учет балансовых и подготовленных запасов месторождений.
7. Себестоимость продукции по статьям калькуляции.
8. Сводные финансовые планы (балансы доходов и расходов) с распределением по предприятиям.
9. Технические отчеты предприятий.
10. Организационно-технические мероприятия по выполнению пла­на производства в 1957 году.
11. Отчеты предприятий и Главка по внедрению новой техники.
12. Технологические инструкции по горным работам, обогащению и производству твердых сплавов.
13. Отчеты по механизации и автоматизации производства.
14. Утвержденные ГОСТы и технические условия на продукцию «Главвольфрама».
15. Договоры с институтами и организациями на научно исследовательские работы.
16. Годовой и квартальный планы и отчеты по геологоразведочным
работам.
17. Переписка с Министерством геологии, государственным комитетом по запасам, Академией наук и другими организациями по геологоразведочным работам.
18. Планы, отчеты, предложения, заключения и отзывы по изобрета­тельству и рационализации.
19. Утвержденные годовые титульные списки сверхлимитного и нижелимитного строительства предприятий «Главвольфрама».
20. Утвержденные годовые и квартальные планы капитальных работ, лимиты по труду и штатные расписания по капитальному строитель­ству на 1957 год.
21. Книги учета годовых показателей по добыче и переработке руды, содержанию, извлечению, выпуску продукции по предприятиям
«Главвольфрама».
22. Учет выпуска продукции в натуральном и ценностном выраже­нии по месяцам.
23. Книга учета численности трудящихся и фонда заработной платы.
24. Протоколы утверждения проектно-сметной документации и задания на проектирование.
25. Движение незавершенного строительства.
26. Ежегодники цветной металлургии (вольфрам и молибден).
Руководители и работники аппарата «Главвольфрама» настойчиво и квалифицированно решали вопросы перспективного развития воль-фрамомолибденовой и твердосплавной промышленности. Также под их постоянным и неослабным вниманием и контролем находились работа действующих предприятий, капитальное строительство и ввод в действие новых производственных мощностей и объектов. Одно­временно большое внимание уделялось вопросам завершения отработ­ки месторождений с учетом выемки всех ранее разведанных и утвер­жденных промышленных запасов руды. Пресекалось стремление неко­торых руководителей предприятий отработать сначала наиболее бога­тые по содержанию вольфрама и молибдена в руде участки месторож­дения, а затем в последнюю очередь — самые бедные. Такое стрем­ление расценивалось как хищнический способ разработки месторождений и строго запрещалось, исходя из необходимости охраны недр. Месторождения должны отрабатываться равномерно, с учетом среднего содержания вольфрама и молибдена в промышленных запа­сах месторождения. Вопрос о ликвидации убыточных горных пред­приятий после очистной выемки всех промышленных запасов место­рождения рассматривался и утверждался на уровне руководства Мини­стерства. На основании приказов Министерства были ликвидированы следующие убыточные горные предприятия: Алма-Атинское (в 1952 г.), Чикойское (в 1953 г.), Каробское (в 1953 г.), Кумбельское (в 1955 г.) и Румбейское (в 1956 г.) рудоуправления, а также рудники Кара-Тюбе Койташского рудоуправления (в 1954 г.), Сорымат Таджикского рудоуправления (в 1954 г.), Макарьевский и Белокурихинский Колы-ванского рудоуправления (в 1955 г.), Ниманский и Буреинский Умальтинского рудоуправления (в 1956 г.).
Среди перечисленных ликвидированных предприятий значится Колыванское вольфрамовое рудоуправление. В 1938 году, в теплое лет­нее время, я выехал на это предприятие в составе представителей кол­лектива рабочих Убинского вольфрамового рудоуправления «Убаредмет» для подведения итогов социалистического соревнования меж­ду двумя коллективами этих предприятий. Итоги соревнования обсуж­дались на общем собрании рабочих Колыванского рудоуправления. Собрание проходило на летней эстраде парка. С докладами по итогам работы предприятий выступили директор Колыванского рудоуп­равления Максим Максимович Иванов и я, главный инженер — заместитель директора рудоуправления «Убаредмет». Затем последо­вали выступления рабочих, деловые и объективные. В них содержа­лось много критики и самокритики, отмечались как успехи, так и недостатки в работе каждого коллектива и их отдельных работников. В постановлении по итогам социалистического соревнования двух этих коллективов предприятий, принятом на общем собрании трудя­щихся, была дана объективная оценка работы каждого коллектива и намечены меры по устранению имевшихся недостатков.
С ответным визитом на встречу с коллективом рабочих Убинского рудоуправления «Убаредмет» через непродолжительное время прие­хала группа представителей коллектива Колыванского рудоуправ­ления. Такой обмен опытом между коллективами предприятий при­носил большую пользу в их дальнейшей производственной деятельности, укреплял дружбу между ними, сплачивал коллективы как внутри предприятий, так и между предприятиями. Решающее значение в социалистическом соревновании придавалось повышению экономических показателей. Трудящиеся предприятия принимали активное участие в движении ударных бригад и стахановском движении.
В начале Великой Отечественной войны директор Колыванского ру­доуправления М.М. Иванов был мобилизован в армию и военную службу проходил в Чите, в Забайкальском военном округе. Ему было присвоено военное звание подполковника. В то время я работал глав­ным инженером — заместителем директора Давендинского молиб­денового рудоуправления Читинской области. Во время моих коман­дировок в Читу мы с ним всегда встречались как старые друзья. Он познакомил меня с председателем областного комитета партийного контроля, который оказывал мне помощь при решении отдельных вопросов, связанных с работой предприятия.
Металлургия является основной индустриальной мощью страны. По производству и потреблению металла на душу населения судят о богатстве, экономическом могуществе страны. Размеры производства металла определяют развитие ведущих отраслей народного хозяйства — машиностроения и приборостроения, транспорта, средств связи, оборонной промышленности. Роль цветной металлургии еще больше возрастает в связи с развитием авиации, атомной техники, освоением космоса, достижениями электроники.
За годы Советской власти наша страна по суммарному объему про­изводства цветных металлов вышла на одно из первых мест в мире. Темпы роста производства цветных металлов опережали темпы роста всех других отраслей народного хозяйства. На предприятиях цветной металлургии производится уже 73 из 104 известных элементов перио­дической системы Д.И. Менделеева. Создано крупное производство алюминия, никеля, кобальта, магния, титана, олова, вольфрама, молиб­дена, редких металлов, попутных металлов: селена, теллура, галлия, рения, германия, индия, таллия, скандия. Организован выпуск электро­дов, твердых сплавов и тугоплавких металлов. Развивается порошко­вая металлургия и алмазодобывающая промышленность. Успешное развитие цветной металлургии обеспечивалось благодаря централи­зованному, высококвалифицированному управлению предприятиями отрасли.

НАЗАД В ЗАБАЙКАЛЬЕ

13-14 февраля 1957 года состоялся Пленум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, который заслушал и обсудил доклад Н.С. Хрущева «О дальнейшем совершенствовании организации управления промышленностью и строительством» и при­нял соответствующее постановление.
В соответствии с поручением Пленума Президиум ЦК КПСС и Со­вет Министров СССР внесли этот вопрос на сессию Верховного Сове­та СССР. Докладчиком утвержден Н.С. Хрущев. Тезисы доклада были опубликованы в апреле 1957 года в печати для всенародного обсужде­ния. В постановлении Пленума и в тезисах доклада Н.С. Хрущева «О дальнейшем совершенствовании организации управления промышлен­ностью и строительством» сказано:
«Наша страна в годы Советской власти обогнала в экономическом развитии многие капиталистические государства и по уровню про­мышленного производства вышла на второе место в мире. По срав­нению с дореволюционным периодом объем промышленной продук­ции в Советском Союзе возрос к 1957 году более чем в 30 раз, а по сравнению с 1940 годом — почти в четыре раза. При этом произ­водство продукции машиностроения и металлообработки увеличилось по сравнению с 1913 годом в 180 раз и производство электроэнергии — почти в 100 раз. Такие производственные успехи в развитии социа­листической индустрии достигнуты за 40 лет Советской власти... Это убедительно свидетельствует о том, что как в довоенный, так и после­военный период социалистическая промышленность растет такими высокими темпами, каких не знала и не знает история капиталис­тического развития».
«По расчету на душу населения национальный доход нашей страны увеличился за период с 1913 года по 1956 год в 13 раз. Таких темпов роста национального дохода не знает ни одна капиталистическая страна. Национальный доход, например в США вырос за это время в среднем на душу населения менее чем в два раза, а в Англии и во Франции лишь в 1,6 раза».
«План в 1956 году по объему промышленной продукции значитель­но перевыполнен, производство средств производства за этот год увеличилось на 11,4 процента, а предметов потребления — на 9,4 процента. Крупные успехи достигнуты в сельском хозяйстве — в истекшем году заготовлено хлеба на один миллиард пудов с лишним больше, чем в 1955 году, значительно увеличился сбор технических культур, возросло производство продуктов животноводства, особенно молока. На основе этих успехов поднялся жизненный уровень Советского народа».
Возникает неизбежный вопрос: почему при таких больших успехах, достигнутых в развитии промышленности и сельского хозяйства, благодаря централизованному планированию и централизованному управлению народным хозяйством, появилась необходимость ликви­дировать все отраслевые министерства и заменить их советами народ­ного хозяйства по отдельным экономическим районам в масштабах отдельных республик, краев и областей. Ответ на этот вопрос дан в самом Постановлении Пленума ЦК КПСС по докладу тов. Н.С. Хру­щева, принятом 14 февраля 1957 года. В Постановлении Пленума сказано:
«Учитывая, что существующие формы управления промышлен­ностью и строительством через специализированные Министерства приводят к созданию ведомственных барьеров, которые мешают в полной мере использовать огромные резервы и возможности нашей экономики, а также не обеспечивают конкретное и оперативное руко­водство предприятиями и стройками, следует вместо этих форм выра­ботать такие формы руководства хозяйственным строительством, при которых более полно сочеталось бы конкретное и оперативное руко­водство по экономическим районам со строгим соблюдением центра­лизованного планового начала в масштабе страны».
В тезисах доклада тов. Н.С. Хрущева говорится, что:
«В соответствии с задачами дальнейшего подъема народного хозяй­ства на современном этапе его развития необходимо перевести центр тяжести оперативного руководства промышленностью и строитель­ством на места, ближе к предприятиям и стройкам. В этих целях, видимо, следует перейти от прежних организационных форм управ­ления через отраслевые министерства и ведомства к новым формам управления по территориальному принципу. Формой такого управ­ления могут быть, например, Советы народного хозяйства (Совнар­хозы). Перестройка, проведенная в этом направлении, будет соответствовать интересам дальнейшего осуществления Ленинского принципа демократического централизма в области хозяйственного строитель­ства, который предполагает всемерное развитие творческой инициати­вы масс, местных органов при руководящей роли центра».
В тезисах доклада Н.С. Хрущева цитируются высказывания Влади­мира Ильича Ленина о значении новых органов управления экономи­ческим строительством. Привожу эти цитаты, взятые из «Речи на I съезде Советов народного хозяйства 26 мая 1918 года» и из Наказа СТО (Совета труда и обороны) местным советским учреждениям (проект)» от 21 мая 1921 года, напечатанного в 1921 году отдельной брошюрой:
«На Высший совет народного хозяйства легла теперь одна из труд­ных и одна из самых благородных задач. Нет никакого сомнения, что, чем дольше будут двигаться завоевания Октябрьской революции, чем глубже пойдет этот переворот, который начат ею, чем прочнее будут закладываться  основы  завоеваний социалистической революции  и упрочение социалистического строя, тем больше, тем выше будет ста­новиться роль Советов народного хозяйства, которым предстоит од­ним только из всех государственных учреждений сохранить за собой прочное место, которое будет тем более прочно, чем ближе мы будем к установлению социалистического порядка, чем меньше будет надоб­ности в аппарате чисто административном, в аппарате, ведающем собственно только управлением. Этому аппарату суждено, после того как  сломлено  будет  окончательно  сопротивление  эксплуататоров, после   того,   как  трудящиеся   научатся   организовывать   социалис­тическое производство, — этому аппарату управления в собственном, тесном, узком смысле слова, аппарату старого государства суждено умереть, а аппарату Высшего совета народного хозяйства суждено расти,  развиваться  и  крепнуть,  заполняя  собой  всю  главнейшую деятельность организованного общества» (Соч., том 27, стр. 372). «Отсутствие на местах согласованной работы различных ведомств
— одно из больших зол, препятствующих строительству. Надо обра­тить на этот вопрос громадное внимание... на местах, ближе к массам рабочих и крестьян, эти недостатки виднее, и места же должны выра­ботать — путем обмена опыта — приемы успешной борьбы с этими недостатками» (Соч., том 32, стр. 364—365). Считаю необходимым добавить, что в том же «Наказе СТО (Совета труда и обороны) местным  советским учреждениям»,  В.И. Ленин отмечал:
«Первоочередной задачей Советской республики является восста­новление производительных сил, подъем сельского хозяйства, про­мышленности и транспорта. Разорение и обнищание, причиненные всюду империалистической войной, так необъятно велики, что во всем мире свирепствует экономический кризис, и даже в передовых стра­нах, которые до войны были далеко впереди России по своему разви­тию и которые несравненно меньше пострадали от войны, восстанов­ление хозяйства идет с необычайными трудностями и растянется на долгий ряд лет» (Соч., том 32, стр. 353).
То, что было сказано Н.С. Хрущевым в его тезисах доклада «О дальнейшем совершенствовании организации управления промышлен­ностью и строительством», опубликованных в апреле 1957 года, не со­ответствует действительным высказываниям В.И. Ленина, искажает смысл этих высказываний, является непродуманным, чисто субъек­тивным взглядом самого Н.С. Хрущева, его стремлением подкрепить свои субъективные взгляды авторитетом В.И. Ленина.
В действительности централизованное управление промышлен­ностью было начато, когда 5 декабря 1917 года был опубликован декрет об организации Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ), подписанный В.И. Лениным, И.В. Сталиным и Я.М. Свердловым. Как указано в декрете, на ВСНХ возлагалась задача плановой организации народного хозяйства и государственных финансов. После Национали­зации промышленности ВСНХ становится комиссариатом по управ­лению промышленностью.
Для управления отдельными отраслями промышленности в системе ВСНХ были созданы отделы по металлу, топливу и т.д. При отделах организовывались отраслевые главные управления и Центральные ко­митеты  (главки  и  центры).  Местными органами ВСНХ  являлись областные, губернские и уездные советы народного хозяйства. Одним из первых был совнархоз Северной области, председателем которого в 1918-1919 годах был В.М. Молотов, председателем Самарского Губсовнархоза — В.В. Куйбышев, Иваново-Вознесенского Губсовнархоза — М.В. Фрунзе. В первый год Советской власти ВСНХ осуществлял работы по всеобщей национализации крупной промышленности и ор­ганизации производства на социалистических началах. В период военной интервенции и гражданской войны 1918-1920 годов важнейшей задачей ВСНХ было выполнение военных заказов и снабжение Крас­ной Армии оружием, боеприпасами, обмундированием. Для мобили­зации всех ресурсов на оборону страны под контроль государства была поставлена и средняя промышленность страны. Управление промыш­ленностью в период войны осуществлялось на основе строжайшей Централизации. После разгрома интервенции и окончания граждан­ской войны ВСНХ руководил перестройкой промышленности на мирное производство, переводом предприятий на хозяйственный рас­чет на базе новой экономической политики. Управление промыш­ленностью было реорганизовано. Для руководства отраслями промыш­ленности и группами однородных предприятий были созданы тресты. С образованием СССР, кроме ВСНХ СССР, были созданы ВСНХ союзных республик. В 1924—1926 годах ВСНХ СССР возглавлял Ф.Э. Дзержинский. Под его руководством ВСНХ проделал большую работу по восстановлению промышленности, укреплению трудовой дисцип­лины и единоначалия на предприятиях, по поднятию производитель­ности труда. В период борьбы за социалистическую индустриали­зацию страны в 1926—1929 годах и в годы первой пятилетки до 1932 года деятельностью ВСНХ руководил В.В. Куйбышев с 1926 по 1930 год и Г.К. Орджоникидзе с 1930 года. В этот период ВСНХ СССР раз­вернул большую работу по осуществлению планов реконструкции промышленности и строительству новой индустрии, вооруженной передовой техникой. В январе 1932 года на основе ВСНХ были созда­ны народные комиссариаты тяжелой, легкой и лесной промышлен­ности (Наркомтяжпром, Наркомлегпром, Наркомлеспром). Для улуч­шения работы предприятий черной металлургии в 1939 году в резуль­тате реорганизации Наркомата тяжелой промышленности был образо­ван Наркомат черной металлургии. Первым наркомом черной метал­лургии был назначен Ф.А. Меркулов, а в 1940 году его сменил И.Ф. Тевосян. Одновременно с образованием Наркомата черной металлур­гии, в 1939 году был образован и Наркомат цветной металлургии. Первым наркомом цветной металлургии был назначен А.И. Самохва­лов. В 1940 году его сменил П.Ф. Ломако.
Как видно из вышеизложенного, за весь период существования нашего Советского государства с 1917 по 1957 годы, благодаря муд­рому руководству великих деятелей партии и государства В.И. Ленина и И.В. Сталина, а также благодаря привлечению к управлению народ­ным хозяйством таких высокообразованных, опытных и талантливых организаторов, какими были Ф.Э. Дзержинский, В.М. Молотов, В.В. Куйбышев, М.В. Фрунзе, Г.К. Орджоникидзе, Г.М. Кржижановский, И.Ф. Тевосян, П.Ф. Ломако и другие.
Центральное управление промышленностью и строительством про­должало совершенствоваться и укрепляться. Никому и в голову не приходило, чтобы, сохраняя централизованное планирование, упразд­нить централизованное управление. Для любого дальновидного, гра­мотного человека ясно и понятно, что централизованное планирование не может быть эффективным без централизованного управления. Как правило, все действующие и строящиеся промышленные предприятия сами планируют себе производственный план и сами его выполняют. Только при этом условии планы бывают реальными. Такой порядок планирования и управления выполнением плана должен быть и у госу­дарства в целом.
Против ошибочного, необоснованного решения об упразднении ми­нистерств и созданию вместо них Совнархозов в экономических рай­онах выступили члены Президиума ЦК КПСС Г.М. Маленков, Л.М. Каганович, В.М. Молотов и другие. Этот вопрос обсуждался 22-29 июня 1957 года на Пленуме ЦК КПСС. После окончания Пленума у меня состоялась встреча с участником Пленума, членом ЦК КПСС, Первым секретарем Читинского Обкома КПСС Алексеем Ивановичем Козловым. Мы с ним встретились в здании ЦК КПСС. Он мне подроб­но рассказал, как проходил Пленум на протяжении восьми дней. В первые дни заседаний все выступавшие на Пленуме были настроены против Н.С. Хрущева и резко критиковали его. Затем, после заседаний, секретари областных комитетов партии и их единомышленники, встре­чаясь между собой, договорились выступить в защиту Н.С. Хрущева и проводимой им политической и хозяйственной линии. В результате принципиальной и острой дискуссии 29 июня 1957 года Пленум при­нял Постановление, которым вывел из состава ЦК и Президиума ЦК В.М. Молотова, Г.М. Маленкова, Л.М. Кагановича. За участие в анти­партийной группе Председателю Совета Министров СССР Н.А. Булганину был объявлен строгий выговор с предупреждением. Он обязался исправить свои ошибки, но своего обещания не выполнил, и ЦК партии освободил его от обязанностей члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. Строгие меры партийного воз­действия были применены и к другим участникам антипартийной группы. Решение Пленума было принято единогласно всеми членами Центрального Комитета, кандидатами в члены ЦК, членами Централь­ной Ревизионной Комиссии при одном воздержавшемся в лице В.М. Молотова. Реорганизация управления промышленностью, смысл кото­рой заключался в переходе от отраслевого к территориальному прин­ципу управления промышленностью и строительством, чем дальше, тем больше выявляла свои недостатки. Руководство отраслями про­мышленности оказалось раздробленным по многочисленным эконо­мическим районам. Нарушались сложившиеся хозяйственные связи между предприятиями различных экономических районов, единая тех­ническая политика. У работников проявились местнические настрое­ния в ущерб общегосударственным.
Пленум ЦК КПСС, состоявшийся в октябре 1957 года, осудил допу­щенные Г.К. Жуковым нарушения ленинских принципов руководства Вооруженными Силами, вывел его из руководящих органов партии и освободил от обязанностей министра обороны СССР.
В марте 1958 года сессия Верховного Совета СССР назначила Н.С. Хрущева Председателем Совета Министров СССР. Одновременно он оставался Первым секретарем ЦК КПСС, которым был избран в сен­тябре 1953 года. Однако жизнь показала, что такое совмещение двух крупнейших постов в одном лице нецелесообразно и неоправданно. Оно приводило к чрезмерной концентрации власти в одних руках, вследствие чего наблюдалось нарушение принципа коллективности в работе, субъективизм в подходе к решению ряда вопросов. В резуль­тате непродуманных, субъективных действий со стороны Н.С. Хруще­ва были допущены серьезные ошибки в руководстве сельским хозяй­ством, отрицательно отразившиеся на его развитии.
С 27 января по 5 февраля 1959 года проходил внеочередной XXI съезд КПСС, созванный для рассмотрения и утверждения семилетнего плана развития народного хозяйства СССР на 1958-1965 годы. Глав­ная задача утвержденной съездом семилетки состояла в дальнейшем мощном подъеме всех отраслей народного хозяйства на базе преиму­щественного роста тяжелой индустрии, значительном усилении эко­номического потенциала страны с тем, чтобы обеспечить непрерывное повышение жизненного уровня народа. План намечал увеличить в 1965 году по сравнению с 1958 годом национальный доход на 62-65%, валовую продукцию промышленности примерно на 80% и сельского хозяйства на 70%. Государственные капитальные вложения в народное хозяйство в 1959-1965 годах определялись в размере 194-197 мил­лиардов рублей (в новом масштабе цен). Первоочередное внимание уделялось развитию восточных районов страны — Урала, Сибири, Дальнего Востока, Казахстана и Средней Азии.
На июньском (1959 года) и июльском (1960 года) Пленумах ЦК КПСС отмечалось, что многие совнархозы и предприятия не уделяли должного внимания техническому прогрессу, не выполнили планов разработки и внедрения новой техники. Руководители отдельных сов­нархозов и предприятий нарушали государственную дисциплину, своевременно не выполняли планы кооперативных поставок, прояв­ляли местничество, отвлекали капиталовложения и материальные ре­сурсы, предназначенные на общегосударственные цели, на второсте­пенные местные нужды.
В сельском хозяйстве в 1959-1961 годах валовой сбор зерна был ниже, чем в 1958 году. В стране увеличились посевы кукурузы. Колхо­зы и совхозы были вынуждены сеять кукурузу и в тех зонах, где из-за неблагоприятных климатических условий она росла плохо или вовсе не росла. Сократился приток в сельское хозяйство тракторов и других сельскохозяйственных машин. Обновление машинно-тракторного пар­ка колхозов и его пополнение замедлилось.
Положение в сельском хозяйстве вызвало у партии тревогу. В январе 1961 года Пленум ЦК КПСС обсудил доклады партийных организаций союзных республик о развитии земледелия и животноводства. Требо­вался глубокий анализ положения дел в сельском хозяйстве. Но вместо делового подхода к выяснению причин отставания сельского хозяйст­ва и принятия действенных мер к дальнейшему его подъему Н.С. Хрущев в своем выступлении на Пленуме возложил вину за Невы­полнение государственного плана по производству и продаже государ­ству продуктов сельского хозяйства на местные партийные, советские и сельскохозяйственные организации. Он считал, что для улучшения состояния сельского хозяйства достаточно организационно-админи­стративных мер, что нужно лишь изменить структуру сельскохо­зяйственных органов. По его настоянию тогда была проведена реорганизация Министерства сельского хозяйства, в результате которой оно фактически отстранялось от руководства сельским хозяйством.
В 1963 году страна собрала зерновых культур на 2 миллиарда пудов меньше, чем в предыдущем. Недостаток кормов отразился на животно­водстве. Поголовье свиней сократилось за 1963 год почти наполовину, овец на 6 миллионов голов, снизился удой молока. Возникли затрудне­ния со снабжением городского населения хлебом, мясом и другими продуктами.
Причины столь резкого сокращения продуктивности сельского хо­зяйства обусловливались в значительной мере субъективизмом в руко­водстве, ошибками в планировании, финансировании и кредитовании сельского хозяйства, недостатками в организации заготовок и закупок сельскохозяйственных продуктов и в политике цен. Замедлилось об­новление машинно-тракторного парка. В практике руководства сельс­ким хозяйством все больше брали верх меры и действия субъекти­вистского, волевого характера, что отрицательно сказывалось на сос­тоянии дел в деревне.
Недостатки в развитии промышленности и сельского хозяйства вы­зывали беспокойство у партии и народа. Главные причины этих недо­статков заключались в волюнтаризме и субъективизме при решении государственных вопросов. В октябре 1964 года состоялся Пленум ЦК КПСС. Как сообщили тогда по радио, Пленум удовлетворил просьбу Н.С. Хрущева об освобождении его от обязанностей Первого секре­таря ЦК, члена Президиума ЦК и Председателя Совета Министров СССР в связи с ухудшением состояния здоровья. Пленум признал нецелесообразным в дальнейшем совмещение в одном лице обязан­ностей Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Мини­стров СССР.
Первым секретарем ЦК КПСС Пленум избрал Л.И. Брежнева. Одно­временно Президиум Верховного Совета СССР назначил Предсе­дателем Совета Министров СССР А.Н. Косыгина.
Так в октябре 1964 года закончился восьмилетний период, когда во главе партии и государства находился Н.С. Хрущев, в деятельности которого имели место субъективизм и волюнтаризм.
В 1997 году вышла книга Никиты Сергеевича Хрущева «Воспоми­нания. Избранные фрагменты». Книга из 512 страниц. Я внимательно прочитал эти воспоминания, но не нашел в них ничего, что относилось бы к восьмилетнему периоду существования совнархозов с 1957 по 1964 годы, когда у руководства партией и страной стоял Н.С. Хрущев. Все содержание воспоминаний сводится к субъективной критике дея­тельности И.В. Сталина и его соратников В.М. Молотова, Л.М Кага­новича и других. В начале книги Н.С. Хрущев пишет, что при жизни И.В. Сталина он ему полностью, без всяких сомнений верил и считал его великим человеком. Проводимую И.В. Сталиным политическую линию он считал абсолютно безошибочной. Но когда И.В. Сталин ушел из жизни, тогда Хрущев понял, что И.В. Сталин, создав свой культ личности, допустил много ошибок, и прежде всего ничем не обоснованные репрессии. Напрашивается вывод, что до 1953 года, когда Н.С. Хрущеву исполнилось 59 лет, он был еще незрелым партийным и государственным деятелем и прозрел только тогда, когда достиг пенсионного возраста. Напрашивается и второй вопрос, связанный со скромностью политического деятеля. И.В. Сталину поч­ти за 30 лет его руководящей деятельности в партии и государстве было присвоено один раз звание Героя Советского Союза и один раз звание Героя Социалистического труда, а Н.С. Хрущеву, который после Сталина был около 10 лет руководящим деятелем партии и госу­дарства, четыре раза присваивалось звание Героя Социалистического труда при условии, что в этот период экономические показатели в промышленности и в сельском хозяйстве из года в год снижались. На­прашивается вывод, что Н.С. Хрущев начал борьбу с культом лич­ности И.В. Сталина, которого уже не было на этом свете, с той целью, чтобы создать свой культ личности.
В июне 1957 года, в связи с упразднением министерств и образо­ванием совнархозов, меня вызвал Министр цветной металлургии Петр Фадеевич Ломако и предложил вместе с ним поехать на работу в Красноярский совнархоз. Я поблагодарил за предложение и объяснил, что по семейным обстоятельствам выехать не могу. У меня дети сту­денты, учатся в институтах. Сын перешел на третий курс, а дочь принята на первый. Мать престарелого возраста, ей исполнилось 80 лет. А жена после тяжелой операции щитовидной железы находится на излечении. Внимательно выслушав меня, П.Ф. Ломако не стал настаи­вать на своем предложении.
На следующий день меня вызвал заместитель заведующего отделом тяжелой промышленности ЦК КПСС Сергей Алексеевич Баскаков.
В присутствии П.Ф. Ломако и Первого секретаря Красноярского краевого комитета КПСС он повторил сделанное мне накануне пред­ложение П.Ф. Ломако выехать на работу в Красноярский совнархоз. Поблагодарив за предложение, я не дал согласия на работу в Красно­ярском совнархозе, повторив те же доводы, что и высказанные нака­нуне П.Ф. Ломако. После обстоятельной и спокойной беседы они меня отпустили. Я ушел в полной уверенности, что по вопросу о назначении на работу в совнархоз меня вызывать больше не будут.
Однако этого не произошло. На этот раз меня вызвал заведующий отделом тяжелой промышленности ЦК КПСС Иван Павлович Ястре­бов и в присутствии Первого секретаря Читинского обкома КПСС Алексея Ивановича Козлова и секретаря обкома КПСС Павла Нико­лаевича Сурова сделал мне предложение о назначении Первым заместителем Председателя Читинского совнархоза. Оба секретаря обкома партии активно поддержали это предложение, мотивируя тем, что я одиннадцать лет работал в Читинской области главным инженером и директором Давендинского и Шахтаминского молибденовых рудоуправлений, хорошо знаю всех руководителей об­ласти, и они меня хорошо знают, а также знаком со всеми промыш­ленными предприятиями Читинской области. Когда я объяснил им свою семейную ситуацию, И.П. Ястребов посоветовал мне оставить семью в Москве, а самому выехать в Читу одному, при этом он на­мекнул, что моя работа в Чите продлится года три, а там будет видно. Когда я предположил, что в Москве в мое отсутствие будут беспоко­ить мою семью, он ответил, что они этого не допустят. На таких условиях я согласился с их предложением на работу в Читинском Совнархозе.
Постановлением Совета Министров РСФСР № 802 от 5 июля 1957 года, подписанным Председателем Совета Министров РСФСР М. Ясновым и Управляющим делами Совета Министров РСФСР И. Груздевым, я был назначен Первым заместителем Председателя совета народного хозяйства Читинского экономического административного района.
Председателем Читинского Совнархоза был назначен Николай Ива­нович Шемякин, освобожденный от должности заместителя Министра цветной металлургии СССР, а заместителями Председателя Читин­ского Совнархоза назначили Николая Павловича Дранова, освобожденного от должности главного инженера — заместителя начальника «Главшахтастроя» Министерства цветной металлургии СССР, и Ивана Яковлевича Полторана, освобожденного от должности директора Пет-ровск-Забайкальского металлургического завода.
Читинский экономический административный район включал Чи­тинскую область в составе РСФСР, образованную 26 сентября 1937 го­да. Эта область граничила на западе с Бурят-Монгольской АССР, на севере с Иркутской областью и Якутской АССР, на востоке с Амур­ской областью, на юго-востоке с Китайской Народной республикой и Монгольской Народной республикой. Область занимала площадь 431,5 тысяч квадратных километров. Численность населения области составляла 1099 тысяч человек. Область делилась на 30 районов, име­ла 9 городов и 32 поселка городского типа. В состав области входил Агинский Бурят-Монгольский национальный округ. Центром области являлся город Чита с численностью населения 162 тысячи человек.
Читинская область расположена в Забайкалье. Основная ее часть ле­жит между Яблоневым хребтом на западе и рекой Аргунь (бассейн Амура) на востоке. Реки принадлежат бассейнам озера Байкал и рекам Лена и Амур. Рельеф области характеризуется преобладанием средне-высотных гор, территории ее расположены в среднем на высоте 600-700 метров. На юго-западе и в северной части области горы поднима­ются до высоты 2000 метров. Наивысшие точки гор свыше 2500 мет­ров.
По Читинской области протекают в своих верхних границах реки Хилок и Чикой (притоки Селенги). В реку Лена впадает крупная река Витим, отделяющая Читинскую область от Бурят-Монголии. Ее пра­вые притоки Каренга, Калакан, Калар лежат в пределах Читинской об­ласти. Река Амур образуется в Читинской области слиянием рек Шилка и Аргуни и протекает по области на протяжении 80 километров. Река Шилка образуется слиянием рек Ингоды и Онона. Река Олекма с притоками Тунгиром и Чарой, начинающимися на территории облас­ти, относится также в бассейну реки Лены.
В Читинской области много озер. К западу от Читы в истоках реки Хилон расположена группа Читинских озер (Шакшинских, Белкамишевских). Вблизи Читы расположено озеро Кенон. В озерах и реках водятся рыбы: осетр, омуль, таймень, ленок, сиг, окунь, карась, елец, чебак. В тайге водятся белка, горностай, ласка, колонок, россомаха, рысь, бурый медведь, лисица и соболь.
Основное население составляют русские, на севере живут эвенки, в Агинском Бурят-Монгольском национальном округе — буряты. Го­родское население составляет свыше 50 процентов. Наиболее плотно заселена южная половина области. За годы советской власти выросли старые города: Чита, Петровск-Забайкальский, Сретенск, Нерчинск и созданы новые города: Балей, Борзя, Могоча, Хилок, Шилка.
Климат в Читинской области отличается высокой степенью конти­нентальности. Наиболее широко распространены континентальные воздушные массы зимой в связи с развитием устойчивого азиатского антициклона, обуславливающего ясную, морозную, безветренную по­году. Зима продолжительная и суровая. Температура самого холодного месяца января от -26 до -33°С. Лето очень теплое, короткое. Темпе­ратура воздуха в июле колеблется от +16 до +18°С в северной части и от +19 до +21 °С в юго-восточной части области. В отдельные дни мак­симальная температура достигает +38°С летом, а минимальная зимой достигает -60°С.
Основными отраслями хозяйства в Читинской области являются гор­нодобывающая промышленность и животноводство, главным образом овцеводство. За годы советской власти из отсталой окраины России Читинская область превратилась в развитый в промышленном отноше­нии экономический административный район. Из 372 крупных и сред­них промышленных предприятий 327 созданы за годы пятилеток. Объ­ем валовой продукции крупной промышленности в 1956 году по срав­нению с 1913 годом вырос в 24 раза. Реконструирован транспорт, по­строены новые железнодорожные пути, созданы автомагистрали. В Читинской области развиты горнодобывающая промышленность, цветная и черная металлургия, машиностроение, пищевая и легкая промышленность, лесная промышленность. Горнодобывающая про­мышленность размещена во многих районах области. Добывается же­лезная руда, оловянная, вольфрамовая, молибденовая, золото, мышьяк, плавиковый шпат и другие полезные ископаемые.
Значительная часть обогащенных руд вывозится, часть обрабаты­вается на металлургических предприятиях. Наиболее крупные из них Хапчерангинский и Шерловогорский оловянный комбинаты, Забай­кальский вольфрамовый комбинат, Давендинское и Шахтаминское молибденовое рудоуправления, комбинат «Балейзолото», Дарасунское золотодобывающее рудоуправление, Нерчинское свинцово-цинковое рудоуправление, Петровск-Забайкальский металлургический завод. Плавиковый шпат добывается и обогащается на рудниках Калангуй и Абагайтуй. Уголь добывается в Черновских копях г. Читы, в районе поселков Арбагар и Букачача. В 1956 году начали строиться Харанорский и Черновской угольные разрезы. Основные предприятия маши­ностроительной промышленности: Читинский паровозовагоноремонтный завод имени К.Е. Ворошилова, Читинский электромеханический завод, Читинский и Дарасунский механические заводы. В 1956 году начал строиться в Чите завод железобетонных конструкций.
В Читинской области развита пищевая и легкая промышленность. Имеется пять мясокомбинатов, мельничные, крупяные заводы, мака­ронная фабрика, овчинно-шубный завод, кожевенный завод, обувная и сапоговаляльная фабрики, стекольный завод, спиртоводочный завод и ряд других предприятий. В 1956 году начал строиться Борзинский мя­соконсервный комбинат — крупное механизированное предприятие с консервной фабрикой, холодильником, электростанцией. Значительно развита лесная промышленность. За годы советской власти промыш­ленные заготовки древесины выросли более чем в 20 раз.
В 1956 году в сельском хозяйстве Читинской области имелось 388 колхозов, 17 совхозов, 69 машинно-тракторных станций. Почти полно­стью механизированы основные сельскохозяйственные работы — па­хота, посев, уборка зерновых, на 70-80% механизированы уборка сена и стрижка овец. Имеется 135 сельских электростанций. Земельный фонд колхозов составляет 6758 тысяч гектаров, из них пахотной земли 1215 тысяч гектаров, сенокосы 981 тысяч гектаров, выгоны и паст­бища 1908 тысяч гектаров. Посевные площади в 1956 году увеличи­лись по сравнению с 1940 годом в 1,4 раза. Зерновые культуры занимают 71,7% всей посевной площади, кормовые культуры 23%, картофель 4,6%, овощи 0,7%. Из зерновых культур преобладает пше­ница. Расширяются посевы фуражных и кормовых культур. В 1955 году впервые большие площади были засеяны кукурузой. В отдельных колхозах и в плодово-ягодных питомниках занимаются садоводством. Произрастают яблони, вишни, черная смородина, малина.
Главной отраслью сельского хозяйства является животноводство. Поголовье овец и коз составляло 2774 тысячи, в том числе овец 2627тысяч голов. По сравнению с 1940 годом количество овец увеличилось более чем в два раза, а сдача шерсти государству возросла в 3,4 раза. С 1941 по 1956 годы поголовье крупного рогатого скота возросло с 437 тысяч до 496 тысяч, свиней — со 108 тысяч до 179 тысяч голов. Из сельскохозяйственных научных учреждений имеются: областная опыт­ная станция по животноводству, две селекционные станции, плодово-ягодный питомник, госплемрассадник, 12 сортоиспытательных участ­ков.
Общая длина железнодорожных путей составляет 2076 километров. Основной водной магистралью является река Шилка. Автомобильный транспорт связывает глубинные районы и предприятия цветной метал­лургии с железнодорожными станциями.
В 1956 году в области имелось 788 начальных, 279 семилетних, 146 средних школ с общим количеством учащихся 154 тысячи человек, 16 железнодорожных, горнопромышленных училищ и школ, а также школ фабрично-заводского обучения и училищ механизации сельского хозяйства, 82 школы сельской и рабочей молодежи. Кроме того, име­ются школы машинистов тепловозов и электровозов, средняя сельско­хозяйственная школа по подготовке председателей колхозов. В Чите имеются два ВУЗа: педагогический и медицинский институты, а в области — 16 средних специальных учебных заведений, в том числе 5 педагогических училищ, 2 медицинских училища, горный техникум, техникум механизации и электрификации сельского хозяйства, сельскохозяйственный, зооветеринарный, строительный, железнодо­рожного транспорта, лесотехнический и торгово-кооперативный тех­никумы. Имеются: культпросветшкола, 9 домов пионеров, станция юных натуралистов, городской детский парк, детский стадион, 3 спор­тивные школы и музыкальная школа, областной драматический театр, театр кукол, дом народного творчества, 36 домов культуры, дворец культуры, 466 клубов, 97 изб-читален, 544 библиотеки. В городах и районных центрах области — 19 садов и парков, 3 краеведческих му­зея, 14 стадионов, 2 водные станции. В 1954 году в Чите был построен стадион на 14 тысяч мест. Издаются 40 областных, городских, район­ных, многотиражных газет, в том числе 2 областные — «Забайкальс­кий рабочий» и «Комсомолец Забайкалья». Ежегодно выходит литера­турно-художественный альманах «Забайкалье».
На территории Читинской области много курортов, главные из них: бальнеологические и питьевые курорты Дарасун, Ямаровка, Шиванда, Кука, горноклиматический Олентуй, грязевой Угдан.
Так развивались промышленность, сельское хозяйство, образование и культура в Читинской области при централизованном управлении народным хозяйством до упразднения в 1957 году отраслевых мини­стерств и образования советов народного хозяйства экономических ад­министративных районов.
К сказанному необходимо добавить, что Советский Союз, осущест­вив культурную революцию, превратился в страну сплошной грамот­ности. За годы Советской власти создана новая народная интелли­генция, подготовлены высококвалифицированные кадры для всех от­раслей хозяйственного и культурного строительства. Если в дореволю­ционной России насчитывалось менее 200 тысяч специалистов с выс­шим и средним специальным образованием, то в 1957 году в народном хозяйстве Советского Союза было занято более 6 миллионов специа­листов с высшим и средним специальным образованием. В 1957 году всеми видами обучения было охвачено 50 миллионов человек. Каж­дый четвертый гражданин Советского Союза учился. За годы Совет­ской власти наша страна добилась выдающихся успехов в своем хозяйственном строительстве, в подъеме материального благосостоя­ния и культурного уровня народа.
Работа в Читинском совнархозе была начата с решения организаци­онных вопросов: по подготовке штатного расписания совнархоза и его утверждению в Совете Министров РСФСР, подбору и расстановке кадров в аппарате управления Совета народного хозяйства. Штатное расписание было подготовлено и утверждено Советом Министров РСФСР с учетом типового штатного расписания, утвержденного спе­циальной комиссией Совета Министров СССР за подписью Н.А. Булганина, для всех совнархозов. По моему предложению в штатное рас­писание Читинского совнархоза были включены дополнительно долж­ности главных специалистов, которых не было в типовом штатном расписании.
Кроме назначенных Советом Министров РСФСР Председателя совнархоза и его заместителей, на работу в Читинский Совнархоз из Москвы приехали: Жердев Федор Герасимович, назначенный началь­ником производственно-технического отдела и членом совета народ­ного хозяйства, освобожденный от должности главного инженера заместителя начальника «Главасбеста» Министерства строительных материалов СССР; Степанян Иван Михайлович, назначенный началь­ником управления материально-технического снабжения и членом со­вета народного хозяйства, освобожденный от должности заместителя начальника отдела оборудования Министерства цветной металлургии СССР; Нечкин М.С., назначенный на должность главного инженера управления капитального строительства, освобожденный от должнос­ти начальника производственного отдела Главного управления капи­тального строительства Министерства цветной металлургии СССР; Музилевский Анатолий Петрович, назначенный начальником финан­сового отдела, освобожденный от работы в Министерстве цветной ме­таллургии СССР.
Все отдельные начальники и заместители начальников Управлений и отделов, а также другие сотрудники аппарата совнархоза были на­значены из местных жителей, работавших в учреждениях и на пред­приятиях Читы и Читинской области. Особых трудностей в подборе кадров для аппарата правления совнархоза не было. Среди назна­ченных: начальник управления цветной металлургии Иван Семенович Витковский работал директором крупного комбината «Балейзолото», а главный инженер этого управления Давид Исакович Кофман работал главным инженером — заместителем директора Нерчинского свинцово-цинкового рудоуправления; начальник управления машинострое­ния Иван Степанович Гузин работал директором Сретенского судо­строительного завода.
Согласно утвержденному штатному расписанию в структуру управ­ления Читинского совнархоза вошли:
1) отделы: производственно-технический, геолого-маркшейдерский, кооперирования, плановый, финансовый, бухгалтерский, первый от­дел, отделы труда и кадров;
2) управления: цветной металлургии, машиностроения, пищевой и легкой промышленности, капитального строительства, строительно-монтажное, транспортное, материально-технического снабжения, снабжения и сбыта лесопродукции, рабочего снабжения;
3) помощник Председателя, ученый секретарь, управляющий дела­ми, контора ЖКО, охрана.
В состав Читинского совнархоза вошли тресты: «Забайкалуголь», «Читлесдревпром», промышленности строительных материалов, а также институт «Цветметпроект» и филиал института «ЦНИГРИ».
Управляющие трестами «Забайкалуголь» С.В. Мелехин и «Читлес­древпром» А.Н. Иванов были назначены членами совета народного хо­зяйства.
Все приехавшие в Читу сотрудники совнархоза получили отдельные квартиры, в том числе и приехавшие из Москвы с семьями Н.И. Шемя­кин, Ф.Г. Жердев и А.П. Музалевский. А прибывшие из Москвы без семей Н.П. Дранов, И.М. Степанян, М.С. Нечкин и я получили кварти­ру из четырех изолированных комнат со всеми удобствами.
Все принципиальные вопросы, связанные с планированием, финан­сированием, материально-техническим снабжением, отчетностью и другие решались в Госплане РСФСР и Совете Министров РСФСР. Решение этих вопросов, как правило, возлагалось на меня, учитывая занимаемую мною должность и опыт, приобретенный за пять с поло­виной лет работы в аппарате Министерства. Решение вопросов в Москве проходило с трудом, требовалась большая предварительная подготовка необходимых обоснований и расчетов. Иногда, чтобы ре­шить вопрос, приходилось обращаться к Председателю Госплана — заместителю Председателя Совета Министров РСФСР. В конце 1957 года я обратился с вопросами к Председателю Госплана РСФСР Нико­лаю Константиновичу Байбакову. Он мне назначил встречу у себя в кабинете на 9 часов утра. Вместе со мной к нему пришел Первый секретарь Читинского Обкома КПСС А.И. Козлов. В 10 утра, ровно через час после нашего прихода, Н.К. Байбаков вышел из кабинета, подошел ко мне, извинился за задержку и попросил подождать, обе­щав скоро вернуться после ознакомления Дмитрия Степановича По­лянского, который вместе с ним вышел из кабинета, с отделами Гос­плана. Д.С. Полянский накануне этого посещения Госплана был назна­чен Председателем Совета Министров РСФСР, сменив на этом посту М.А. Яснова. Через 30 минут Н.К. Байбаков вернулся, хорошо принял нас с А.И. Козловым и положительно решил все вопросы, с которыми я к нему обратился.
В 1959 году отдел цветной металлургии Госплана РСФСР предло­жил закрыть Шерловогорский оловянный комбинат как убыточный. В это время не была закончена его большая реконструкция, которая должна была обеспечить увеличение добычи и обогащения руды, по­вышение извлечения олова из руды и снижение себестоимости готовой продукции до рентабельного уровня. Чтобы не допустить закрытия комбината, я срочно вылетел в Москву. Не договорившись с испол­няющим обязанности начальника отдела цветной металлургии Львом Николаевичем Бобковым, я обратился к вновь назначенному Предсе­дателю Госплана — заместителю Председателя Совета Министров РСФСР Владимиру Николаевичу Новикову, сменившему на этом пос­ту Н.К. Байбакова. Он назначил мне встречу в 9 часов утра. Когда я пришел к нему в Госплан, его не оказалось в кабинете. Секретарь ска­зала, что он срочно уехал в Совет Министров и просил меня быть у него там в 10 часов. В Совете Министров в назначенное время его то­же не было. Помощник передал мне, что Владимир Николаевич срочно улетел в Новгород на вручение ему ордена в связи с юбилеем города, а меня просил задержаться в Москве до его возвращения. Новгороду ис­полнилось 1100 лет.
Вернувшись из Новгорода через два дня, В.Н. Новиков принял меня в присутствии Л.Н. Бобкова, внимательно выслушал и дал твердое ука­зание Шерловогорский оловянный комбинат не закрывать.
Во время моего отсутствия в Чите по инициативе начальника управ­ления цветной металлургии И.С. Витковского был закрыт Забайкаль­ский вольфрамовый комбинат, в состав которого входили три рудника с обогатительными фабриками: Букука, Белуха и Антонова гора.
Узнав о закрытии Забайкальского вольфрамового комбината, я выра­зил свое несогласие с таким решением Председателю совнархоза Н.И. Шемякину и начальнику управления Витковскому. Все три рудника комбината по всем технико-экономическим показателям, в том числе и по себестоимости вольфрамовых концентратов, стабильно работали уже 15 лет. Утвержденные промышленные запасы месторождений обеспечивали работу рудников еще на такой же срок. Себестоимость готовой продукции на горнорудных предприятиях зависит от характера месторождения: количества запасов руды, глубины залега­ния, мощности рудных тел, системы разработки схемы вскрытия мес­торождения и других. Технико-экономические показатели, в том числе и себестоимость добываемой руды или угля, определяются утверж­денным проектным заданием или техническим проектом для каждого строящегося рудника с подземной и открытой добычей руды, угольной шахты и угольного разреза. Поэтому, исходя из охраны недр, все рудники, шахты и разрезы должны действовать весь период, пока не будут вынуты все утвержденные промышленные запасы месторож­дений. Преждевременное закрытие рудников, шахт и разрезов должно рассматриваться как хищничество при разработке месторождений по­лезных ископаемых.
Себестоимость одного килограмма золота, добытого в 1957 году на всех золотых рудниках и приисках СССР, была значительно выше це­ны одного килограмма золота на мировом рынке. Если исходить толь­ко из себестоимости и цены на рынке, то все золото, добываемое пред­приятиями в нашей стране, в том числе и самым крупным предприя­тием комбинатом «Балейзолото», в 1957 году надо было закрыть. Но Председатель совнархоза Н.И. Шемякин, ранее бывший начальником «Главзолота», и начальник управления цветной металлургии совнар­хоза И.С. Витковский, бывший директор комбината «Балейзолото», неправильно закрывшие Забайкальский вольфрамовый комбинат, зо­лотодобывающие предприятия решили не закрывать и правильно сде­лали, так как все горнодобывающие предприятия Читинского совнар­хоза, в том числе угольные шахты, были планово-убыточными и полу­чали государственную дотацию.
В конце 1957 года в зале заседаний Госплана СССР состоялось Пер­вое Всесоюзное совещание Председателей совнархозов. В работе этого совещания участвовал и я. С докладом выступил Председатель Госпла­на СССР Иосиф Иосифович Кузьмин, бывший заведующий Машино­строительным отделом ЦК КПСС и один из самых активных сторон­ников упразднения отраслевых министерств и образований совнархо­зов экономических административных районов. Свой доклад И.И. Кузьмин посвятил вопросу строительства гидроэнергетических и теп­ловых электростанций. В тот период возникло два принципиально раз­ных направления в строительстве электростанций. За первоочередное строительство гидростанций выступало Министерство энергетики и электрификации СССР. Особенно активно за это направление высту­пал Александр Петрович Александров, дважды Герой Социалистичес­кого труда, который с 1952 по 1966 годы работал начальником строи­тельства Цимлянского гидроузла, начальником «Куйбышевгидростроя» и «Волгоградстроя», был главным советским экспертом по соо­ружению Асуанской плотины в Египте и с 1966 года заместителем Ми­нистра энергетики и электрификации СССР. За первоочередное строи­тельство тепловых электростанций с учетом использования в качестве топлива природного газа выступали энергетики, работавшие в Гос­плане СССР, и сам Председатель Госплана СССР И.И. Кузьмин. В своем докладе он резко критиковал Максима Захаровича Собурова, ко­торый в 1941-1942 и в 1949-1955 годах был Председателем Госплана СССР, и Николая Константиновича Байбакова, который в 1944-1955 годах был Министром нефтяной промышленности, за то, что они не­правильно сориентировали И.В. Сталина в вопросе развития топлив­ных отраслей промышленности. Делая основной упор на развитие угольной и нефтяной отраслей промышленности, они совершенно не занимались вопросами развития газовой промышленности.
В прениях по докладу И.И. Кузьмина первым выступил Н.К. Байба­ков. В руках он держал брошюру, изданную в 1949 году, в которой бы­ли напечатаны речи И.В. Сталина, произнесенные им на предвыбор­ных собраниях избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы 11 декабря 1937 года и 9 февраля 1946 года. Н.К. Байбаков прочитал выдержку из речи И.В. Сталина, произнесенной перед изби­рателями 9 февраля 1946 года, в которой было сказано, что сейчас главная задача состоит в том, чтобы довести годовой уровень произ­водства в стране чугуна до 50 миллионов тонн, стали до 60 миллионов тонн, добычу угля до 600 миллионов и нефти до 60 миллионов тонн в год. Только при этом условии мы будем гарантированы от всяких не­приятных случайностей. Но для выполнения этого стране потребуется три новых пятилетки, а может быть и больше. Готовясь к выступ­лению перед избирателями, И.В. Сталин пользовался представленны­ми ему данными о наличии в недрах земли разведанных промышлен­ных запасов руды, каменного угля и нефти. Разведанные запасы ка­менного угля в тот период были больше, нефти ограниченные, а разве­данных запасов природного газа не было совсем. Исходя из наличия разведанных промышленных запасов и был определен годовой уро­вень производства чугуна и стали и добычи угля и нефти, названный в речи И.В. Сталина. А учитывая, что разведанных промышленных запа­сов природного газа в то время не было, то ставить перед страной зада­чу о добыче газа не было никаких оснований. Закончив свое выступле­ние, Н.К. Байбаков уходил с трибуны под аплодисменты всех присут­ствовавших в зале заседания участников совещания.
Убедительное выступление Н.К. Байбакова и одобрительная реакция на него всех участников совещания сильно задело самолюбие И.И. Кузьмина. После доклада Н.К. Байбакова он объявил перерыв в работе совещания на 40 минут. Затем выступил с ответной речью, цитируя до­кументы, взятые из архива, подготовленного М.З. Сабуровым и Н.К. Байбаковым, которыми пользовался И.В. Сталин. Но это сороками­нутное выступление И.И. Кузьмина не получило одобрения со сторо­ны участников совещания. Вскоре, в том же 1957 году, состоялось второе совещание Председателей совнархозов. Оно проходило в Крем­ле под председательством Н.С. Хрущева. О том, как оно протекало, мне рассказал Председатель Читинского совнархоза Н.И. Шемякин, участник этого совещания. С резкой критикой в адрес Госплана СССР и его Председателя Н.И. Кузьмина выступил Председатель Госплана РСФСР Н.К. Байбаков. Обращаясь к Н.С. Хрущеву, он заявил, что Госплан СССР материально-технические ресурсы выделяет всем союз­ным республикам, кроме РСФСР. И только то, что остается от других союзных республик, он отдает РСФСР, самой большой республике из всех. Поэтому положение на предприятиях РСФСР из-за необеспе­ченности материально-техническими ресурсами, распределяемыми Госпланом СССР, крайне тяжелое. Необходимо срочно изменить нега­тивное отношение со стороны Госплана СССР к материально-техни­ческому обеспечению предприятий, расположенных на территории РСФСР. Все союзные республики должны обеспечиваться материаль­но-техническими ресурсами на равных условиях. Выслушав выступле­ние Н.К. Байбакова, Н.С. Хрущев сказал: «Одели на Кузьмина И.И. большую папаху, он в ней и потонул». В 1960 году И.И. Кузьмина освободили от занимаемой должности Председателя Госплана СССР и вместо него назначили Владимира Николаевича Новикова.
В августе 1958 года я был участником конференции по развитию производительных сил Восточной Сибири, организованной Академией наук СССР.
Региональные совещания конференции состоялись в городах Крас­ноярске, Кызыле, Иркутске, Улан-Удэ, Чите и Якутске 11-16 августа 1958 года, а конференция по развитию производительных сил Восточ­ной Сибири состоялась 18-26 августа 1958 года в городе Иркутске.
Председателем Оргкомитета конференции был назначен вице-пре­зидент АН СССР академик Иван Павлович Бардин. Я был членом Орг­комитета конференции и председателем Оргкомитета Читинского ре­гионального совещания конференции. Как член Оргкомитета, я выезжал в Москву на совещание по организационным вопросам по вызову академика И.П. Бардина. Совещание проходило в его кабинете в зда­нии Президиума АН СССР. На нем я познакомился с академиком Вла­димиром Степановичем Соболевым и членом-корреспондентом АН СССР Олегом Дмитриевичем Левицким, которому АН СССР поручила организацию и проведение Читинского регионального совещания кон­ференции по развитию производительных сил Восточной Сибири. После совещания они пригласили меня на обед, который состоялся на квартире О.Д. Левицкого.
В это же время, находясь в Москве, я был приглашен к Предсе­дателю Совета по изучению производительных сил при Госплане СССР академику Василию Сергеевичу Немчинову. В нашей беседе по вопросам Читинского регионального совещания конференции по раз­витию производительных сил Восточной Сибири участвовал и его за­меститель корреспондент АН СССР Николай Николаевич Некрасов. Научные сотрудники Совета по изучению производительных сил при­нимали активное участие в организации проведения Читинского регионального совещания конференции по развитию производитель­ных сил Восточной Сибири и среди них: доктор геолого-мине­ралогических наук Г.А. Мельников, кандидат экономических наук Г.Л. Тарасов, кандидат географических наук В.Л. Гербов, В.С. Преобра­женский, В.Я. Петрова, Н.В. Дмитриев, А.В. Турнин. Все они выступа­ли с докладами на Пленуме совещания и на заседаниях секций.
Пленум совещания состоялся 11 августа 1958 года в окружном доме офицеров. Открывал совещание секретарь Читинского обкома КПСС А.И. Козлов. Со вступительным словом выступил академик В.С. Соболев.
На Пленуме совещания были заслушаны доклады:
1. Природные и экономические ресурсы и перспективы развития на­родного хозяйства, культуры и науки Читинской области. Докладчик А.И. Козлов.
2. Перспективы развития ведущих отраслей промышленности, вопросы дальнейшего улучшения специализации и кооперирования производств и межрайонные экономические связи Читинского эконо­мического административного района. Докладчик В.А. Савельев.
3.   Направление   и   перспективы   развития   сельского   хозяйства Читинской области. Докладчик В.М. Жуковский.
4. Состояние и перспективы расширения минерально-сырьевой базы Читинской области и основные задачи научно-исследовательских, по­исковых и геологоразведочных работ. Докладчики В.В. Аскосинский и Л.А. Таратута.
5. Основные проблемы развития производительных сил, форми­рование новых производственных баз и задачи науки в Читинской об­ласти. Докладчики С.Д. Попов, Г.Л. Тарасов, И.В. Дмитриев.
6. Развитие и размещение промышленных комплексов и узлов в Чи­тинской области. Докладчики Л.И. Куц, А.А. Педешев, Г.Л. Тарасов.
После пленарного заседания 12-14 августа работали секции. На заседаниях секций были заслушаны следующие доклады:
1. На секции цветных и редких металлов и элементов:
1.1. Важнейшие черты природных условий Чарской котловины и хребта Удокан (в связи с проблемой освоения Удоканского месторож­дения меди). Докладчик В.С. Преображенский.
1.2. Проблемы комплексного использования руд Шерловогорского месторождения и перспективы развития оловодобывающей промыш­ленности в Читинской области. Докладчик Г.А. Мельников.
1.3. Технология обогащения молибденовых руд Бугдаинского и Сарыгичинского месторождений и вольфрамовых руд Спокойнинского месторождения Читинской области. Докладчики С.Г. Маслова, И.Н. Коковин.
2. На секции черной металлургии, титаномагнетитов, нерудных по­лезных ископаемых, машиностроения и металлообработки:
2.1. Перспективы развития черной металлургии в Читинской облас­ти. Докладчик В.Л. Гербов.
2.2. Железорудная база для развития черной металлургии в Читин­ской области. Докладчик Ю.П. Шилов.
2.3. Технико-экономическая оценка основных железнорудных мес­торождений Читинской области (Березовское, Яковлевское, Железный кряж). Докладчик А.В. Туркин.
2.4. Обогащение железных руд Березовского месторождения. До­кладчик К.С. Павлова.
2.5. Развитие добычи плавикового шпата в Читинской области. До­кладчик В.И. Шушунин.
2.6. Перспективы развития промышленности строительных материалов в Читинской области. Докладчики В.Я. Петрова и В.Л. Зеликсон.
3. На секции топлива и энергетики, лесного хозяйства и лесоперера-батывающей промышленности и транспорта:
3.1. Топливные ресурсы, направление и перспективы развития угольной промышленности Читинской области. Докладчики Л.И. Куц и М.С. Волонтай.
3.2. Геологические предпосылки и прогнозы угленосности Читин­ской области. Докладчики Г.М. Колесников и В.И. Конивец.
3.3. Харанорское буроугольное месторождение. Докладчики Г.Н. Золотухин и Г.И. Говорухин.
3.4. Лесосырьевые ресурсы и перспективы развития лесного хозяй­ства Читинской области. Докладчик В. Наумов.
3.5. Перспективы развития лесной промышленности и лесохимии в Читинской области. Докладчик Е. Болтенко.
3.6. Перспективы развития Забайкальской железной дороги. Доклад­чик Д. Федоров.
Рассматривались также на отдельной секции вопросы развития сель­ского хозяйства, пушного и рыбного хозяйства.
После заслушивания и обсуждения докладов на каждой секции были приняты отдельные решения. На объединенном заседании бюро сек­ций и комиссий был подготовлен и принят проект общей резолюции. Решение Читинского регионального совещания конференции по разви­тию производительных сил Восточной Сибири было принято на Пле­нуме совещания 15 августа 1958 года. С заключительным словом выступил академик П.С. Соболев. Закрывал совещание секретарь Чи­тинского обкома КПСС А.И. Козлов.
Читинское региональное совещание в своем решении отметило, что Читинская область является одним из важнейших районов страны по добыче золота, плавикового шпата, руд цветных и редких металлов и ряда других полезных ископаемых. Цветная металлургия, объединяю­щая предприятия по добыче золота и по производству молибденового, вольфрамового, оловянного, свинцового и цинкового концентратов и некоторых редких элементов, является ведущей отраслью промышлен­ности, определяющей ее основную специализацию в межрайонном разделении труда.
Производство стали и проката, машиностроительная, лесная, легкая и пищевая промышленность также являются отраслями специализации области. Петровск-Забайкальский металлургический завод играет важ­ную роль в обеспечении восточных районов страны среднесортовым прокатом черных металлов, 96% которых вывозится за пределы облас­ти. По поставкам плавикового шпата для металлургического и химиического производства область занимает почти монопольное положение в стране.
Область богата сырьевыми и энергетическими ресурсами. Здесь име­ются крупные запасы свинца, цинка, молибдена, вольфрама, олова, тантала и ниобия, золота, титана, серебра, бора, меди, редких и рассе­янных элементов, необходимых для полупроводниковой, атомной и других отраслей. Запасы железных руд составляют более 1 миллиарда тонн. Имеются большие запасы нерудного сырья, известняков, доло­митов, магнезитов, кварцитов и других. Геологические запасы углей более 7 миллиардов тонн. Потенциальная мощность рек более 10 мил­лионов киловатт. Лесные богатства области около 2 миллиардов куби­ческих метров древесины.
Выпуск валовой продукции в первой половине 1958 года возрос по сравнению с первой половиной 1957 года на 8%.
В области сельского хозяйства главной отраслью является овцевод­ство, которое специализируется на производстве и поставках тонкой и полутонкой шерсти. За успехи в развитии сельского хозяйства Читин­ская область в 1957 году награждена орденом Ленина.
Несмотря на достигнутые успехи в развитии производительных сил Читинская область по темпам развития отстает от средних показателей по Союзу и районов Восточной Сибири: в 1955 году объем промыш­ленного производства составил (1913 год взят за 1) по СССР — 28, РСФСР — 39 и районам Восточной Сибири в среднем 52, а по Чи­тинской области был равен только 24. Удельный вес области в произ­водстве промышленной продукции Восточной Сибири снизился с 20% в 1913 году до 8% в 1956 году.
Вследствие замедленных темпов развития промышленности за по­следние годы рост трудоспособного населения в городах начинает опережать рост промышленного производства. К тому же в области получили развитие в основном горнодобывающие отрасли, а обраба­тывающие и другие отрасли развивались слабо. Существующая про­мышленность характеризуется малыми размерами производства, незаконченностью цикла, недостаточно совершенной технологией, осо­бенно в промышленности цветных и редких металлов. Месторождения этих полезных ископаемых оцениваются и эксплуатируются не ком­плексно. Сопутствующие компоненты, которые зачастую по стоимос­ти значительно дороже основного, не извлекаются; между тем отли­чительной особенностью руд цветных и редких металлов Читинской области является их комплексный характер, наличие в них таких ценных элементов, как индий, галлий, германий, цезий, теллур и дру­гие.
По разведанным запасам цветных, редких и драгоценных металлов среди районов Западной и Восточной Сибири, а также Дальнего Вос­тока, Читинская область занимает по золоту, молибдену, олову, свинцу и цинку первое, вольфраму — третье место.
Запасы железных руд около 1 миллиарда тонн. Основным является Березовское месторождение бурожелезняковых и сидеритовых руд, разведанные запасы которых составляют 510 миллионов тонн. Место­рождение будет отрабатываться открытым способом при коэффици­енте вскрытия 0,37 м3/т (1:1).
Удоканское медное месторождение является одним из крупнейших в Союзе, но находится в малообжитой местности на севере Читинской области, и эксплуатация его станет возможной после проведения к не­му железной дороги.
Читинская область занимает второе место в Союзе по добыче золота за счет таких крупных и богатых по содержанию коренных место­рождений, как Тасеевское и Дарасунское, где себестоимость добывае­мого золота является самой низкой в стране.
Дальнейшее снижение себестоимости золота может быть достигнуто применением прогрессивных методов обработки золотосодержащих руд: флотационного обогащения, использования гидроциклонов, селективной флотации и гидрометаллургии золотосодержащих руд в сочетании с промежуточным обжигом в кипящем слое. При внедрении этих методов обогащения извлечение золота может повыситься до 99%, серебра — до 96%, меди и свинца — до 90%, индия — до 70%.
На Харанорском месторождении имеются огромные возможности добычи углей открытым способом (до 25-30 миллионов тонн в год) при стоимости 6-8 рублей за тонну. Создание на этих углях районной ГРЭС и ТЭЦ и сочетание с нефтехимическим комбинатом позволяют использовать эти угли по энерготехнологической схеме для получения газа и смолы.
На базе известняков Усть-Борзинского месторождения и дешевой энергии Борзинской ГРЭС возможно производство карбида кальция с последующим получением ацетилена, являющегося исходным сырьем для синтетического каучука.
Объем лесозаготовок по области 3,5 миллионов кубометров, из ко­торых половина всей заготовленной древесины используется на дрова. Основным направлением должно быть строительство домостроитель­ных комбинатов, мебельных и фанерных фабрик, производство древес­ных строительных материалов.
Запасы углей в области на 1 января 1958 года составляют 1200 тысяч тонн. Перспективные запасы углей 7 миллиардов тонн. Запасы угля Харанорского месторождения превышают 2 миллиарда тонн. При этом на основных месторождениях добыча угля может производиться от­крытым способом с низкой себестоимостью. На Харанорском место­рождении себестоимость добычи 1 тонны угля составит 6-8 рублей, а стоимость энергии Харанорской ГРЭС при мощности один миллион киловатт составит 3-4 копейки за 1 киловатт-час.
В постановлении Читинского регионального совещания предлагает­ся:
1. Признать первоочередным этапом развития черной металлургии на территории Востока от озера Байкал создание металлургического комбината в районе города Нерчинска на базе железных руд Березов­ского месторождения и каменных углей Южно-Якутского бассейна и месторождений Читинской области с производительностью 3 миллио­на тонн чугуна, 3 миллиона тонн стали и 2,5 миллиона тонн проката.
2. Предусмотреть в перспективном плане дальнейшее расширение Петровск-Забайкальского металлургического завода на базе использо­вания местного металлического лома с созданием новых метизных цехов.
3. Учитывая, что увеличение в ближайшие годы запасов свинца и цинка до 1,5-2,0 млн. тонн по каждому металлу позволяет к 1965 году увеличить мощность по добыче свинцово-цинковых концентратов в 3-4 раза, провести к 1961 году проектно-изыскательские работы и составить проектное задание на строительство в Читинской области свинцово-цинкового металлургического завода с мощностью первой очереди в 40-50 тысяч свинца и такого же количества цинка с попут­ным получением редких, рассеянных элементов и серной кислоты.
4. Учитывая, что разведанные запасы золота и ожидаемый прирост их позволяет увеличить добычу золота к 1970 году боле чем в два раза по отношению к уровню 1958 года, довести размер затрат на геологоразведочные работы до уровня, обеспечивающего к 1965 году прирост новых запасов рассыпного рудного золота в три раза против запасов на 1 января 1958 года.
5. Наряду с развитием существующих рудников продолжать работы по освоению крупнейших месторождений штокверкового типа для открытых разработок: Шерловогорского, Бугдаинского, Спокойненского, а также по освоению Сарыгичинского и Аманан-Макитского месторождений, с доведением к 1965-1975 годам производственной по первым двум до 5-10 тысяч тонн руды в сутки и по Спокойнинскому руднику до 2 тысяч тонн руды в сутки.
6. Предусмотреть в плане развития народного хозяйства на 1959-1965 годы реконструкцию Читинского машиностроительного завода, завода металлорежущих станков, Дарасунского завода горного обору­дования и Сретенского судостроительного завода, а также строитель­ство новых заводов: по производству оборудования для изготовления сборных железобетонных конструкций в городе Чите, блока метизных цехов при Петровск-Забайкальском металлургическом заводе, авторе­монтного завода и завода фрезерных станков в городе Чите, завода нормальных режущих инструментов на станции Карымская.
7. Развитие лесной и деревообрабатывающей промышленности области в 1959-1965 годах сосредоточить в основном в бассейне верх­него течения реки Ингоды с общими запасами 30 миллионов м3 дре­весины в лесных массивах реки Хилок.
8. По строительным материалам: предусмотреть в 1959 году начало строительства цементного завода на базе Усть-Борзинского месторож­дения известняков с доведением производительности к 1965 году до 450 тысяч тонн и до 1 миллиона тонн к 1975 году; завершить в 1959 году строительство Читинского завода железобетонных конструкций; в течение 1958-1960 годов закончить строительство в районе города Читы завода силикатных блоков мощностью 60 миллионов штук условного кирпича в год; закончить к 1960 году строительство извест­някового завода на базе Оловяннинского месторождения известняков мощностью 80 тысяч тонн в год.
9. Предусмотреть строительство кожевенного обувного комбината, камвольно-суконного комбината, завершить строительство мясокон­сервного комбината в городе Борзе и реконструкцию действующих мясных комбинатов.
10. По топливу и энергетике: довести добычу угля к 1965 году до 7 миллионов тонн и к 1975 году до 27 миллионов тонн за счет открытых разработок; закончить строительство и сдать в эксплуатацию первый разрез Харанорского месторождения мощностью 1,5 миллиона тонн в 1962 году и второй разрез на 3 миллиона тонн в 1968 году; построить в 1965 году Харанорскую брикетную фабрику для обеспечения бытовых и коммунальных нужд мощностью 500 тысяч тонн угля в год; форсировать строительство Читинской ГРЭС мощностью 300 тысяч киловатт с вводом первой очереди в 1961 году и одновременно осуществить строительство линии электропередачи Чита—Холбон; построить в 1959-1965 годах Харанорскую ГРЭС мощностью 1-1,5 млн. киловатт на базе дешевых углей Харанорского месторождения.
11. По транспорту: завершить к 1965 году электрификацию участка главной магистрали Забайкальской железной дороги от Петровского завода до Шилки, а участки Чернышевск-Ксеньевская и Карымская-Оловянная перевести на тепловозную тягу; первоочередной задачей строительства автомобильных дорог в области является сооружение магистралей Петровский завод — граница Амурской области, Нерчинск — Шахтома — Газимурский завод — Нерчинский завод, Борзя — Досатуй — Нерчинский завод.
12. По сельскому хозяйству: предусмотреть увеличение произ­водства шерсти к 1965 году до 18 тысяч тонн за счет поголовья овец до 5 миллионов голов при настриге шерсти 3,5-4 килограмм с овцы; увеличить производство молока к 1965 году до 400 тысяч тонн за счет увеличения поголовья коров до 270 тысяч голов и роста надоев молока на фуражную корову до 2500-3000 килограмм; обеспечить увеличение производства мяса к 1965 году до 150 тысяч тонн; довести произ­водство зерна до 1,3 миллиона тонн за счет расширения посевной площади до 2,3 миллиона гектар и увеличения урожайности до 10,5-11 центнеров с гектара; довести к 1965 году механизацию доения коров до 50%, электрострижку овец до 90%, комплексную механизацию трудоемких процессов на молочно-товарных и свиноводческих фермах
до 25-30%, заготовки кормов до 50% с последующим доведением комплексной механизации трудоемких процессов до 80-90%.
Все доклады, заслушанные на Читинском региональном совещании конференции по развитию производительных сил Восточной Сибири были размножены Читинским книжным издательством в типографии Управления культуры тиражом: из шести докладов, заслушанных на Пленуме совещания, четыре доклада размножены в количестве 1200 экземпляров, один доклад — 1000 экземпляров и еще один — 500 экземпляров; все 16 докладов, заслушанных на заседаниях секций со­вещания, размножены тиражом по 500 экземпляров.
В связи с Читинским региональным совещанием Читинское книжное издательство опубликовало интересные книги и брошюры. Среди них следующие, вышедшие тиражом по 3000 экземпляров:
В.В. Аскосинский «Недра Читинской области»;
Л.И. Куц, А.А. Недешев, Г.Л. Тарасов «Промышленные комплексы Читинской области»;
Н.Е. Дворниченко «Лесные богатства Читинской области».
По поручению Президиума Академии наук СССР академик Влади­мир Степанович Соболев и член-корреспондент АН СССР Олег Дмит­риевич Левицкий выполнили большую и ответственную работу по подготовке, организации и проведению Читинского регионального совещания. В ходе подготовки этого совещания при моем участии у них состоялись встречи и беседы с областными партийными и совет­скими руководителями, коллективами предприятий и общественных организаций Читы. Я знакомил их с достопримечательностями и при­родой в окрестностях Читы. Выезжал вместе с ними на курорт Дарасун и Читинские озера. На курорте Дарасун мы вместе сфотографи­ровались. В 1961 году Олега Дмитриевича Левицкого постигла траги­ческая судьба. Он пришел в гости к сыну, чтобы поздравить его с днем рождения, и с разрешения сына взял из буфета по ошибке вместо бу­тылки с водкой бутылку с проявителем. Эта ошибка стала концом жизни О.Д. Левицкого в возрасте 52 лет. Жена сына была фотографом и проявила неосторожность, поставив в буфет бутылку с проявителем рядом с бутылкой водки. Об этом трагическом случае мне рассказал знакомый инженер-геолог, который был в хороших отношениях с О.Д. Левицким.
Конференция по развитию производительных сил Восточной Сибири проходила в Иркутске 18-26 августа 1958 года. Организационный комитет конференции официально, за подписью ученого секретаря Оргкомитета, кандидата экономических наук М.Т. Школьникова, при­гласил меня занять место в Президиуме конференции на пленарных заседаниях конференции 18, 19 и 26 августа. Эти заседания проходили в областном драматическом театре.
Пригласительный билет для участия в работе конференции я полу­чил от организационного комитета конференции по развитию произво­дительных сил Восточной Сибири за подписью Председателя Оргко­митета конференции, вице-президента АН СССР, академика И.П. Бородина.
Кроме пленарных заседаний 20, 21, 22 и 25 августа, проходили засе­дания секций: геологической, топливной, энергетической, цветной металлургии, черной металлургии, машиностроения, химической, строительной индустрии и строительных материалов, нерудных полез­ных ископаемых, лесной, транспорта, сельского хозяйства, районных и межрайонных проблем.
Председателям и заместителям председателей секций были:
1) геологической секции — академик Д.И. Щербаков, члены-кор­респонденты АН СССР Л.В. Пустова и А.А. Амиросланов;
2) топливной секции — академик Л.Д. Шевяков, доктор химических наук Н.Г. Титов и доктор экономических наук А.Е. Пробст;
3) энергетической секции — член-корреспондент АН СССР В.И. Вейц, профессор А.Н. Вознесенский и доктор технических наук А.Г. Захарин;
4) секции черной металлургии — академик И.П. Бардин, член-корреспондент АН СССР А.М. Самарин, кандидат технических наук Г.И. Людоговский;
5) секции цветной металлургии — члены-корреспонденты АН СССР О.Д. Левицкий, Д.М. Чижиков, А.А. Амиросланов, кандидаты эконо­мических наук Б.И. Коган и Н.А. Быховер;
6) секции машиностроения — академик В.И. Дикушин, кандидат экономических наук М.Г. Школьников;
7) химической секции — академик С.И. Вольфкович, доктор эконо­мических наук Н.П. Федоренко;
8) секции строительной индустрии и строительных материалов — действительные члены АН СССР К.В. Никулин и А.Н. Попов;
9) секции нерудных полезных ископаемых — доктора геолого-мине­ралогических наук В.П. Петров, Б.Я. Меренков, профессор Б.В. Залесский;
10) лесная секция — академик В.Н. Сукачев, профессор П.В. Васи­льев, кандидат экономических наук Н.В. Невзоров;
11) секция транспорта — член-корреспондент АН СССР Т.С. Хача-туров, директор «Гипротранспорт» Н.П. Васильев;
12) секция сельского хозяйства — академик ВАСХНИЛ Н.В. Ростов­цев, член-корреспондент ВАСХНИЛ Н.С. Соколов, доктор сельскохо­зяйственных наук М.А. Минкевич, кандидат геолого-минерало­гических наук П.А. Летунов;
13) секция районных и межрайонных комплексных проблем — академик В.С. Немчинов, член-корреспондент АН СССР Н.Н. Некра­сов, профессор В.А. Кротов.
Я был участником работы секции районных и межрайонных комп­лексных проблем. На заседании этой секции выступал с докладом «Перспективы развития ведущих отраслей промышленности, вопросы дальнейшего улучшения специализации и кооперирования произ­водств и межрайонные экономические связи Читинского экономичес­кого административного района». Доклад у участников совещания оставил хорошее мнение. Председатель секции академик В.С. Немчи­нов и его заместитель Н.Н. Некрасов после окончания доклада подо­шли ко мне, поблагодарили за хороший доклад и крепко пожали мне руку. Должен отметить, что с докладом я выступил без конспекта, по памяти. До выступления на заседании секции с этим докладом я вы­ступал перед коллективами общественных организаций и предприя­тий.
Из докладов, заслушанных на заседаниях других секций, я ознако­мился с докладами о перспективах развития черной металлургии в Восточной Сибири и об общих вопросах развития цветной металлур­гии Восточной Сибири. Привожу перечень этих докладов:
1. Л.М. Фейгин «Сравнительная технико-экономическая характерис­тика промышленного освоения железорудных месторождений Восточ­ной Сибири».
2. Г.И. Людоговский «Перспективы развития черной металлургии в районах восточнее озера Байкал».
3. В.И. Овсянников «Перспективы развития черной металлургии в Красноярском крае».
4. Л.П. Юшков «О технической структуре новых металлургических заводов Восточной Сибири».
5. В.С. Макаров «Современное накопление и перспективы использо­вания лома черных металлов в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке».
6. Н.А. Быховер «Минерально-сырьевая база цветных и редких металлов Восточной Сибири, состояние ее освоения и перспективы расширения».
7. Б.И. Коган «Редкие элементы — новая отрасль промышленности».
8. И.Н. Плаксин «Основные направления в развитии и совершен­ствовании процессов обогащения цветных и редких металлов приме­нительно к месторождениям Восточной Сибири».
Из докладов, заслушанных на пленарном заседании конференции, я ознакомился с докладами:
1) Министра геологии и охраны недр СССР П.Я. Антропова «Минерально-сырьевые ресурсы Восточной Сибири, перспективы их расширения и освоения»;
2) доктора экономических наук А.Е. Пробста «Основные вопросы развития топливного хозяйства Восточной Сибири».
В свободное время в период работы конференции для ее участников устраивались экскурсии, посещения музеев, театров.
По приглашению директора Байкальской биологической станции я вместе с академиком В.С. Соболевым и членом-корреспондентом АН СССР О.Д. Левицким посетил эту биологическую станцию. М.М. Кожов подробно рассказал нам о животном мире озера Байкал, о влиянии различных условий на размножение и рост омуля. Показал четыре искусственных бетонный бассейна: в одном мелкий омуль рас­тет при полном достатке пищи, и в этих условиях рыба растет одина­ково и имеет одинаковую величину; во втором бассейне мелкий омуль растет при недостатке пищи, и в этих условиях есть и крупный, и мелкий омуль — крупный омуль поедает мелкого; третий и четвертый бассейны с разной температурой воды, но при полном достатке пищи, и в этих условиях в обоих бассейнах рыба растет одинаково. В итоге делается вывод, что на рост мелкого омуля не влияет температура воды, а влияет только достаточное или недостаточное обеспечение пи­щей.
После ознакомления с Байкальской биологической станцией дирек­тор М.М. Кожов подарил каждому из нас свою книгу «Животный мир озера Байкал» с дарственной надписью. После осмотра мы вместе вер­нулись в Иркутск.
После закрытия конференции академик В.С. Соболев пригласил ме­ня в свой гостиничный номер и показал большое теплое пуховое одея­ло, которое он купил в Иркутске для своей жены.
В ноябре 1958 года я получил приглашение отделения технических наук и Института металлургии имени А.А. Байкова АН СССР, Цент­рального научно-исследовательского института черной металлургии, Московского института стали имени И.В. Сталина принять участие в торжественном заседании ученых советов, посвященном чествованию Героя Социалистического труда, лауреата Ленинской и Сталинской премий академика Ивана Павловича Бардина в связи с его 75-летием.
Заседание состоялось 13 ноября 1958 года в концертном зале Инс­титута металлургии имени А.А. Байкова АН СССР.
На заседании выступили: академик — секретарь ОТН АН СССР Бла-гонравов А.А. со вступительным словом; академик Курдюмов Г.В. с докладом «О научной, инженерной и общественной деятельности академика Ивана Павловича Бардина», а также были выступающие с приветствиями.
В 1960 году в результате сердечного приступа И.П. Бардина не стало. До меня дошли слухи, что один из его научных сотрудников при защите докторской диссертации не получил необходимого числа голо­сов, и это сильно взволновало И.П. Бардина.
В 1964 году я выезжал в служебную командировку в Новокузнецк, на Западно-Сибирский металлургический завод имени 50-летия Вели­кого Октября, введенный в строй в 1963 году, и Кузнецкий металлур­гический комбинат имени В.И. Ленина, введенный в строй в 1932 году. Руководство строительством Кузнецкого комбината в 1929 году было поручено И.П. Бардину. Несмотря на огромные трудности того времени, Кузнецкий комбинат был закончен строительством раньше других новых крупных заводов черной металлургии СССР.
В городе Кузнецке я посетил музей, посвященный Кузнецкому металлургическому комбинату. В этом музее внимательно осмотрел библиотеку академика И.П. Бардина, привезенную из подмосковной дачи после его смерти по предложению жены. В библиотеке хранятся десятки его работ, опубликованных в изданиях Академии наук СССР и Министерства металлургической промышленности СССР: «Вестник Академии наук СССР», «Известия Академии наук СССР», «Сталь», «Горный журнал», отдельные книги и брошюры, диплом действи-тельного члена Академии наук СССР с 1932 года.
Восточная Сибирь является частью азиатской территории СССР, расположенной к востоку от Енисея до водораздельных хребтов, иду­щих вдоль Тихого океана, и от окраинных морей Северного Ледови­того океана до государственных границ СССР с Монгольской народ­ной республикой и отчасти с Китаем. В пределы Восточной Сибири входят: Красноярский край, Иркутская и Читинская области, Бурят-Монгольская АССР, Якутская АССР и Тувинская автономная область.
Территория и население этих краев и республик составляет:
Красноярский край — 2403,6 тысяч квадратных километров, 1940 тысяч человек в 1939 году и 3155 тысяч человек в 1978 году;
Иркутская область — 767,9 тысяч квадратных километров, 126,7 ты­сяч человек в 1939 году и 2534 тысяч человек в 1977 году;
Читинская область — 431,5 тысяч квадратных километров, 1009 ты­сяч человек в 1956 году и 1233 тысяч человек в 1979 году;
Бурят-Монгольская АССР — 351,4 тысяч квадратных километров, 542,2 тысячи человек в 1939 году и 879 тысяч человек в 1977 году;
Якутская АССР — 3103,2 тысяч квадратных километров, 483 тысячи человек в 1956 году и 839 тысяч человек в 1979 году;
Тувинская автономная область — 170,5 тысяч квадратных кило­метров, 266 тысяч человек в 1979 году.
Увеличение выпуска валовой продукции промышленностью по рай­онам Восточной Сибири за период с 1940 по 1956 год характеризуется следующими данными:

Красноярский край — 548%
Иркутская область — 382%
Читинская область — 171%
Бурятская АССР — 211%
Якутская АССР — 343%.

Восточная Сибирь занимает огромную площадь в 7,2 миллиона квадратных километров на этой территории, несмотря на сравнительно с другими регионами Союза низкую геологическую изученность, выявлены богатейшие месторождения железной руды, руд цветных, редких и благородных металлов, алмазов, каменного угля, слюды и многих других видов минерального сырья. В Восточной Сибири со­средоточено 8% общесоюзных разведанных запасов железных руд, около 16% меди, более 36% никеля, 21% молибдена, 31% золота, 56% олова, 99% алмазов, 20% каменного угля, 80% слюды-мусковита, около 100% флогопита и платиноидов.
Перспективные запасы полезных ископаемых Восточной Сибири в несколько раз превышают разведанные запасы: олова и никеля в 4 раза, железа, меди, свинца и вольфрама в 5 раз, слюды-мусковита в 8 раз, алмазов в 13 раз и каменного угля в 19 раз. Освоение выявленных природных богатств осуществляется крайне медленно. До 1957 года в Восточной Сибири почти не эксплуатировали железные руды, тогда как разведанных запасов вполне достаточно не только для обеспечения Кузнецкого и Западно-Сибирского металлургических заводов, но и для строительства новых заводов.
Не производится эксплуатация богатейших запасов высококачест­венных магнезитов в Красноярском и Иркутском экономических райо­нах.
Исключительно медленно осваиваются месторождения Якутских ал­мазов. Разведанные и перспективные запасы алмазов позволяют в не­сколько раз повысить их добычу.
В результате несовершенной технологии извлечения ценных метал­лов из комплексных руд происходят колоссальные их потери. При добыче и переработке комплексных руд Норильских месторождений общие потери меди составляют более 20%, платиноидов около 45%, никеля 48% и кобальта более 80%.
Примерно 55% всех разведанных запасов железных руд представ­лено не требующими обогащения и легко обогатимыми магнетито-выми рудами Хакассии, Ангаро-Илимского и Южно-Алданского железнорудных районов, а также сидеритами Нерчинско-Заводского района. Наибольший интерес представляют руды Хакасского и Ан­гаро-Илимского рудных районов, так как они составляют сырьевую базу Кузнецкого металлургического комбината, Западно-Сибирского стоящегося завода и намечаемого к строительству Тайшетского метал­лургического завода.
Шоманская группа месторождений на юге Хакасии имеет перспек­тивные запасы железных руд 600 миллионов тонн. Прогнозируемые запасы легкообогатимых руд Хакасского рудного района оцениваются в 1,3 миллиарда тонн.
В Иркутской области наиболее крупными месторождениями явля­ются Коршуновское, Рудногорское, Красноярское и Татьянинское. На Коршуновском месторождении начато строительство крупного Рудни­ка. В 1961 году намечается ввод рудника первой очереди мощностью 3,5 миллиона тонн сырой руды в год с доведением ее до проектной мощности 12 миллионов тонн в 1963 году. Большая часть месторож­дения будет отрабатываться открытым способом. Коршунове кий руд­ник будет снабжать Западно-Сибирский завод, позднее — Тайшет­ский.
Общие прогнозные запасы Ангаро-Илимского района оцениваются в 1,7 миллиарда тонн железной руды.
Ангаро-Питский железорудный бассейн включает 70,8% разве­данных запасов железных руд Восточной Сибири и около 80% Красно­ярского экономического района. Учтенные запасы железных руд этого бассейна превышают 1,5 миллиарда тонн; кроме них прогнозируемые запасы оцениваются до глубины 1000 метров в 3 миллиарда тонн. В состав Ангаро-Питского бассейна входят Нижне-Ангарское, Ишим-баевское и Удоронговское месторождения.
Крупные запасы железных руд заключены в Березовском место­рождении Читинского экономического района. Полого залегающие рудные тела этого месторождения могут быть отработаны в основном открытым способом. Общие перспективные запасы железных руд Читинской области оцениваются в 1 миллиард тонн.
Разведанные запасы Южно-Алданского района составляют 537 мил­лионов тонн богатых магнетитовых и мартитовых руд; прогнози­руемые запасы — 1500 миллионов тонн.
Прогнозируемые запасы железных руд Восточной Сибири оценива­ются в 15 миллиардов тонн. Общий прирост богатых и легкообога­тимых железных руд на 1959-1965 годы планируется в сумме 900 мил­лионов тонн.
Освоение разведанных запасов железных руд Восточной Сибири крайне низкое. В 1957 году добыча руд составила около 0,7 миллиона тонн, на 1965 год планируется около 22 миллионов тонн, тогда как разведанные запасы позволяют довести ее до 70-75 миллионов тонн руды в год и создать новые металлургические заводы в Красноярском, Иркутском, Читинском и Якутском экономических районах.
Районы Восточной Сибири занимают первое место в Союзе по раз­веданным запасам и добыче никеля, кобальта и платиноидов, которые заключены в основном в месторождениях Норильского рудного райо­на. В настоящее время эксплуатируется только Северная часть место­рождения Норильск-1 карьерами Угольный ручей и Медвежий ручей и подземными рудниками № 7/9 и 3/6. Кроме никеля, меди, кобальта и платины из руд извлекаются селен, серебро, золото и подготавливается промышленное получение теллура. Норильский комбинат обеспечен разведанными запасами на длительный срок.
Значительные запасы меди заключены в Удоконском месторож­дении медистых песчанников, расположенном в Каларском районе Чи­тинской области. Месторождение обладает огромными ресурсами, но освоение его потребует больших капитальных затрат.
Свинцово-цинковые руды Восточной Сибири пользуются сравни­тельно широким распространением, но выявленные месторождения отличаются весьма скромными масштабами. Первое место по запасам и добыче свинца и цинка в Восточной Сибири занимает Читинская об­ласть, где известно более 500 месторождений и рудопроявлений. Они являются надежной минерально-сырьевой базой для строительства свинцового завода и обеспечивают увеличение фактической добычи свинца не менее чем в пять раз.
Дальнейшее развитие алюминиевой промышленности будет осу­ществляться в восточных районах страны на базе строящихся гидро­станций рек Енисея и Ангары, где уже производится строительство Иркутского, Братского, Красноярского алюминиевых заводов и Ачинс-кого глиноземного завода. Для обеспечения Ачинского завода сырьем строится Кия-Шолтырский нефелиновый рудник. Содержание глино­зема в нефелинах составляет 19,9-24,7%, среднее 22,4%, кремнезема 44,4%.
Восточная Сибирь является важной оловорудной базой. По разве­данным запасам олова Якутская АССР занимает первое место в Совет­ском Союзе. Большое количество месторождений олова известно в Читинской области. Степень промышленного освоения оловянных место­рождений Восточной Сибири исключительно низкая. Добыча олова в 1957 году составила всего 0,74% от разведанных запасов, в том числе 0,3% по коренным месторождениям.
Восточная Сибирь играет важную роль в запасах и добыче воль­фрама. В Читинской области (в восточном Забайкалье) известно более 250 месторождений и рудоуправлений. Значительное количество мес­торождений выявлено в Якутской АССР.
В Бурятской АССР разведано и эксплуатируется одно из круп­нейших в стране месторождений вольфрама — Джидинское.
Наибольшее количество месторождений и рудоуправлений молиб­дена, около 300, известно в Восточном Забайкалье (Читинская об­ласть), и по запасам молибдена Читинская область занимает первое место среди районов Восточной Сибири. По добыче она уступает Красноярскому краю, где разведуется и эксплуатируется одно из круп­нейших в Советском Союзе Сорское месторождение. В Бурятской АССР разведано и эксплуатируется Джидинское молибденовое место­рождение. Дальнейшее увеличение добычи молибдена в Восточной Сибири предусматривается путем ввода и освоения дополнительных мощностей на действующих предприятиях, улучшения технологии переработки руд, сокращения потерь при извлечении молибдена из окисленных руд и ввода в эксплуатацию новых месторождений.
По запасам и добыче золота Восточная Сибирь занимает первое мес­то в Советском Союзе, и вся территория отличается почти повсемест­ной золотоносностью. Наибольшее значение по запасам рудного золо­та имеют Читинская область и Якутская АССР. Россыпные месторо­ждения известны во всех экономических районах, особенно большое промышленное значение имеют россыпи в Иркутской области и Красноярском крае.
Выдающееся народнохозяйственное значение имеет открытие в Якутской АССР крупнейших месторождений алмазов. Алмазоносные районы Якутии еще слабо изучены. В 1957 году выявлено более 10 но­вых кимберлитовых трубок. В 1958 году в непосредственной близости от трубки «Мир» открыта крупная алмазная трубка.
По запасам угля Восточная Сибирь занимает первое место в Совет­ском Союзе. Общие перспективные запасы каменного угля на этой территории 6029 миллиардов тонн, что составляет 69,5% запасов угля СССР. Разведанные запасы (категории А+В+С,) 31,8 миллиардов тонн, или 20,4% от общесоюзных запасов. Добыча угля за 1956 год по уголь­ным бассейнам и месторождениям Восточной Сибири составила 27,7 миллиона тонн, или 6,6% добычи угля СССР. Условия залегания угольных пластов в пределах бассейнов различная. Особенно благо­приятными для организации добычи открытым способом являются месторождения Канско-Ачинского, Иркутского и Юго-Западной части Тунгусского бассейна, а также месторождения Забайкалья. Промыш­ленный коэффициент вскрыши не превышает 5 м3/т, в большинстве случаев составляет 2—3 м3/т, что дает широкие возможности для орга­низации наиболее дешевой и открытой разработки угля.
Степень освоения разведанных запасов угля по категориям А+В+С| в Восточной Сибири очень низкая. По Канско-Ачинскому бассейну введено в промышленное освоение только 2,1% разведанных запасов угля, по Минусинскому 3,5%, по Иркутскому 7,7%, по месторож­дениям Забайкалья 14,2%. В пределах Восточной Сибири работают 83 шахты и разреза на проектную мощность 31,4 миллиона тонн угля в год. Находится в строительстве 8 шахт и разрезов на мощность 6,36 миллиона тонн и подготовлено резервных участков для строительства горнодобывающих предприятий на мощность 107,6 миллиона тонн угля в год, в том числе для открытых работ на мощность 54 миллиона тонн в год. Возможная проектная мощность, включая действующие и строящиеся предприятия, определяется в 145,36 миллиона тонн угля в год, что в пять раз превышает достигнутый уровень добычи.
Семилетним планом на 1959-1965 годы по Восточной Сибири наме­чается подготовить резервных участков на проектную мощность 91 миллион тонн угля в год, в том числе 26 миллионов тон коксующихся углей.
Для открытых работ намечается разведать карьерных участков на мощность 54 миллиона тонн угля в год.
Состояние запасов угля по отдельным бассейнам характеризуется данными, приведенными в нижеследующей таблице.
Данные о сырьевых ресурсах и перспективах развития черной и цветной металлургии и угольной промышленности Восточной Сибири взяты из докладов Министра геологии и охраны недр СССР П.Я. Ант­ропова «Минерально-сырьевые ресурсы Восточной Сибири, перс­пективы их расширения и освоения» и доктора экономических наук.
А.Е. Пробста «Основные вопросы развития топливного хозяйства Восточной Сибири», сделанных ими на пленарном заседании конфе­ренции, а также из докладов «О перспективах развития черной метал­лургии Восточной Сибири», сделанном на металлургической конферен –

Наименование угольного бассейна

Тип угля

Запасы на 01.01.1957 г.
      Млн. тонн

Геологичес- кие запасы
   На
 01.01.1956 г.
Млрд. тонн





Всего

А+В+ С1

  С2



1

2

3

4

5

6

  КАНСКО- АЧИНСКИЙ

Бурые и каменные

60128,2

18033,6

42094,6

  1208,0

ИРКУТСКИЙ

Каменные и бурые

21688

5292

16396

67,35

МИНУСИНСКИЙ

Каменные

2133

2123

10

36,3

УЛУХЕМСКИЙ

Каменные

1302

  645

657

10,2

ТУНГУССКИЙ

Каменные, энергетич. и спекаю­щиеся

2435

1238

 1197

 1516,02

ТАЙМЫРСКИЙ

Каменные

 706

 144

  562

511,58

ЛЕНСКИЙ

Бурые и Каменные

3073

2367

706

2418,0

ЮЖНО-ЯКУТС-КИЙ (АЛДАНС-
КИЙ)

Каменные

2585

599

1986

3606

ЗЫРЯНСКИЙ

Каменные

1568

125,9

1442,1

81,26

МЕСТОРОЖД. ЗАБАЙКАЛЬЯ

Бурые

1517

976

 541

7,25

ПРОЧИЕ

-

717,8

249,5

468,3

136,46

ВСЕГО



97853

31793

66060

6028,9


ции, и «Об общих вопросах развития цветной металлургии Вос­точной Сибири (ресурсы и методы производства», сделанном на сек­ции цветной металлургии.

В своих «Записках инженера» я остановился на развитии произво­дительных сил Восточной Сибири по трем отраслям: черной и цветной металлургии и угольной промышленности. Это объясняется тем, что моя дальнейшая инженерно-экономическая работа, начиная с 11 ян­варя 1960 года и до конца трудовой деятельности, по 10 марта 1987 года, была посвящена развитию этих трех отраслей промышленности на всей территории Советского Союза, как поется в «Песне о Родине» Василия Лебедева-Кумача: «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей, человек проходит как хозяин необъятной Ро­дины своей».
За непродолжительный срок работы первым заместителем Предсе­дателя Читинского совнархоза с 11 июля 1957 года по 30 декабря 1959 года я посетил все действующие, реконструируемые и строящиеся предприятия черной и цветной металлургии, угольной промышлен­ности, машиностроения, легкой и пищевой промышленности, а также избирался депутатом Читинского городского совета 1 марта 1959 года, делегатом с правом решающего голоса на 10-ю и 11 -ю областные кон-ференции КПСС от Петровск-Забайальской городской партийной организации (мандаты № 40, выданный в январе 1958 года, и № 48, выданный в декабре 1958 года), делегатом с правом решающего голоса 18-й и 19-й партийной конференции Центрального района города Читы от партийной организации совнархоза (мандаты № 302, выдан­ный в ноябре 1958 года, и № 318, выданный в ноябре 1959 года).
В апреле 1959 года на первом съезде научно-технического общества цветной металлургии, на котором я участвовал от Восточно-Сибир­ской межобластной конференции НТО (мандат № 91 от 23 апреля 1959 года), я был избран делегатом на первый Всесоюзный съезд научно-технических обществ, который проходил в Москве, в доме Союзов в октябре 1959 года. Председателем ВСНТО был В. Салуянов. В работе съезда участвовал и выступал с речью Председатель ВЦСПС В.В. Гри­шин.
Председателем НПО цветной металлургии был Василий Федорович Федоров, который до упразднения министерств работал начальником «Главцинксвинца», а затем Министром цветной металлургии Казах­ской ССР. У меня с ним были хорошие деловые и товарищеские отно­шения. Конференция НТО цветной металлургии проходила в Сверд­ловске. Вместе с В.Ф. Федоровым я выезжал на Дегтярский медный рудник. Там мы осмотрели подземные горные работы. Уровень меха­низации и автоматизации всех операций на руднике был самым высоким по сравнению с другими рудниками нашей страны. Клетьевой и скиповой подъемы на шахте, включая погрузку руды в скипы и вагонеток в клети, и их разгрузку, работу подъемных машин, были полностью автоматизированы. Когда мы зашли в здание подъемной машины, то увидели машиниста сидящим за столом у окна и наблю­давшим за автоматической работой подъемной машины. Подземная откатка руды из очистных блоков электровозами управлялась из цент­рального пункта, находившегося под землей, на горизонте откатки. Все подземные горные выработки содержались в образцовом порядке и чистоте. Проходя по улицам города Дегтярска в субботний день, мы увидели много взрослого народа, который вышел на общественный субботник по уборке мусора. Все улицы и дворы жилых домов содер­жались в идеальной чистоте. Дегтярское медное месторождение эксп­луатируется с 1914 года.
При посещении Шахтаминского молибденового рудника, который был введен в эксплуатацию в 1943 году, такого образцового порядка я не увидел. Здесь я увидел чайную, здание которой находилось на сере­дине пути между производственными цехами рудника и обогати­тельной фабрикой и жилым поселком. После окончания рабочей сме­ны рабочие заходили по пути в чайную, закусывали, выпивали спир­тные напитки и в нетрезвом состоянии приходили с работы домой. Увидев это недопустимое явление и услышав жалобы, с которыми ко мне обратились, во время встречи с директором рудоуправления, его заместителем и секретарем партийной организации я дал строгое ука­зание немедленно прекратить продажу спиртных напитков в этой чай­ной и в других столовых общественного питания. Аналогичный слу­чай был и при мне, когда я был директором этого предприятия. Во вре­мя посещения рудника я увидел на поверхности шахты официантку столовой, которая торговала бутербродами, пирожками и спиртными напитками, разливая их в стаканы. Я немедленно вызвал к себе своего заместителя по рабочему снабжению, сделал ему строгое замечание, и при мне такие случаи больше не повторялись.
Летом 1957 года в Читинской области прошли обильные ливневые дожди, в результате чего уровень воды в реках сильно поднялся и реки вышли из берегов. Под водой оказались огромные площади полей и лугов. Я в аварийном порядке вылетел на вертолете из Читы на ком­бинат «Болейзолото», который располагался на берегу реки Унда. В день моего прилета на комбинате все было спокойно. Необходимые меры против затопления подземного рудника были своевременно при­няты и затопление водой руднику не угрожало.
Но на второй день, во время переправы через реку Унду, в резуль­тате ее быстрого течения и перегрузки людьми перевернулся паром. Течением людей унесло на большое расстояние. Благодаря принятым мерам большинство людей, упавших с парома, удалось спасти, но нес­колько человек унесло быстрым течением реки на большое расстоя­ние, и они погибли. Несколько лет тому назад в результате наводнения водой из реки Унды был затоплен подземный рудник комбината «Болейзолото». Погибли находившиеся в шахте и не сумевшие под­няться на поверхность директор рудника и дежурный машинист под­земной насосной станции шахтного водоотлива. После откачки воды из подземного рудника долго искали директора, но среди огромного количества подземных горных выработок, несмотря на принятые меры, найти не смогли.
Для определения убытков от наводнения и оказания финансовой и материальной помощи области в Читу прилетел из Москвы Предсе­датель Совета Министров РСФСР Михаил Алексеевич Яснов. Он был скупым человеком. Вопросы между ним и Первым секретарем Читин­ского обкома КПСС Алексеем Ивановичем Козловым при моем учас­тии об оказании помощи решались с большим напряжением, вызывая даже раздражения между ними.
В период работы в Читинском совнархозе у меня состоялись встречи с писателями и журналистами.
Такая встреча состоялась с писателем Всеволодом Вячеславовичем Ивановым, автором повестей «Партизаны» и «Бронепоезд № 14-69» и автобиографического романа «Похождения факира». Названные по­вести я изучал, когда учился в средней школе-девятилетке, живя в деревне.
Корреспондент «Лесной газеты» обнаружил, что трестом «Читлесдревпром» была по ошибке повторно заказана и теперь лежит на скла­де в неликвидах вторая передвижная электростанция и обвинил в этом заместителя председателя совнархоза Николая Павловича Дранова, ко­торый курировал этот трест. Я с этим не согласился и объяснил кор­респонденту, что эта передвижная электростанция была заказана и завезена в тот период, когда Н.П. Дранова в Чите не было — он рабо­тал в Москве в Министерстве, и виновником ошибочно заказанной и завезенной второй электростанции является управляющий трестом «Читлесдревпром» Александр Николаевич Иванов. Об этом надо и написать в «Лесной газете». С моими объяснениями корреспондент га­зеты согласился и уехал в Москву. Через некоторое время после его отъезда мне принесли номер «Лесной газеты», в котором опублико­вана заметка этого корреспондента, обвиняющая в ошибочном заказе второй передвижной электростанции не А.И. Иванова, который ее заказал, а Н.П. Дранова, который к этому заказу отношения не имел. Эту заметку по моей инициативе в присутствии А.Н. Иванова обсуди­ли на заседании Совета народного хозяйства и вынесли постановление, опровергающее и осуждающее эту заметку в «Лесной газете» как лжи­вую. А.Н. Иванову объявили выговор. Постановление совета народ­ного хозяйства с сопровождающим письмом, в котором выдвигалось требование опубликовать опровержение лживой заметки, послали на имя главного редактора «Лесной газеты».
Через год после этого ко мне зашел нечестный корреспондент «Лес­ной газеты». Я ему высказал свое возмущение опубликованной в «Лес­ной газете» ложью, назвал его опасным человеком и просил его боль­ше ко мне не заходить. Со стороны главного редактора «Лесной газе­ты» никакой реакции на полученное им постановление Читинского совнархоза с опровержением опубликованной в газете лживой заметки не последовало.
Через непродолжительное время после встречи с корреспондентом «Лесной газеты» мне позвонил по телефону ответственный сотрудник областного управления МВД и попросил принять его вместе с москов­ским корреспондентом американской газеты «Вашингтон-пост». Я от­ветил согласием. Во время беседы с американским корреспондентом он рассказал мне, как поездом добирался из Москвы в Читу. На одной железнодорожной станции после выхода из вагона к нему подошел ни­щий и стал просить милостыню. Он ответил нищему, что является американцем, кроме долларов у него ничего другого нет, и, вынув из кар­мана доллары, стал подавать их нищему. Нищему стало стыдно перед иностранцем, он отказался брать доллары и заявил при этом, что ника­кой он не нищий, в помощи не нуждается, и что это была его шутка. Американский корреспондент по-русски говорил свободно, чистым русским языком, без всякого акцента. Сказал, что в Москве живет мно­го лет, что его жена учится в Московском государственном универси­тете и разговаривает на русском языке как на родном. По его просьбе я рассказал ему все, что мне было дозволено, о Читинском экономи­ческом административном районе и перспективах его экономического развития, ответил на все его вопросы. После беседы они оба меня по­благодарили и, дружелюбно попрощавшись, ушли. Сотрудник МВД, придя на место своей работы, позвонил мне по телефону и сказал, что беседа с американским корреспондентом прошла лучше, чем он ожи­дал, и ко мне никаких претензий у него нет. Через некоторое время после этой встречи в американской газете «Вашингтон-пост» была опубликована статья московского корреспондента. Эта статья в сокра­щенном виде была опубликована в нашей газете «Известия». Я ее вни­мательно прочитал, в ней было написано все то, о чем мы говорили, без всяких изменений и добавлений.
В декабре 1959 года у меня состоялась доверительная беседа с Пер­вым секретарем обкома КПСС А.И. Козловым. Я обратился к нему с просьбой дать согласие на освобождение меня от должности первого заместителя Председателя Читинского совнархоза по семейным обсто­ятельством, учитывая, что я уже два с половиной года живу один, без семьи, которая не может ко мне приехать по известным ему причинам. При этом напомнил ему обещание И.П. Ястребова, высказанное в 1957 году, рассмотреть этот вопрос через 2-3 года. Кандидатура на мое место в Совнархозе имеется в лице начальника управления цветной металлургии, члена совета народного хозяйства, бывшего директора комбината «Балейзолото» Ивана Семеновича Витковского. С моей просьбой А.И. Козлов согласился, но при этом добавил, что руково­дители области сожалеют, что не меня в 1957 году назначили Предсе­дателем Совнархоза. При рассмотрении моей просьбы об освобож­дении от работы на заседании бюро обкома КПСС высказывались разные мнения, но большинством голосов членов бюро мою просьбу удовлетворили.
После решения бюро обкома мне позвонил инструктор ЦК КПСС из Москвы и предупредил, что если я не сниму вопрос об освобождении от работы в Читинском Совнархозе, то они исключат меня из номенк­латурных работников ЦК КПСС, с чем я согласился.
После решения, принятого на заседании бюро Обкома КПСС, Совет народного хозяйства Читинского экономического административного района вынес постановление от 7 декабря 1959 года № 26/к за под­писью Председателя Совнархоза Н. Шемякина об освобождении меня от обязанностей первого заместителя Председателя Совнархоза соглас­но моей просьбе с 30 декабря 1959 года и назначении т. Витковского Ивана Семеновича первым заместителем Председателя Совнархоза, освободив его от обязанностей начальника управления цветной метал­лургией и горнодобывающей промышленности с 30 декабря 1959 года.
Поздно вечером 31 декабря 1959 года я прилетел самолетом в Моск­ву и новый 1960 год встречал вместе со своей семьей.
Совет Министров РСФСР принял постановление от 22 января 1960 года № 112 «О назначении т. Витковского И.С. первым заместителем Председателя Читинского совнархоза и об освобождении т. Савельева В.А. от обязанностей первого заместителя председателя Читинского Совнархоза» за подписями Председателя Совета Министров РСФСР Полянского Д.С. и Управляющего делами Совета Министров РСФСР Груздева И.М.



" ЧИТИНСКАЯ АКУЛЯ" В МОСКВЕ

После освобождения от работы в Читинском Совнархозе по предло­жению начальника отдела цветной металлургии Госплана СССР Ивана Алексеевича Стригина и по согласованию с инструктором отдела тя­желой промышленности ЦК КПСС Надеждой Семеновной Нарбутов-ской приказом от 8 января 1960 года № 7 по Главному управлению по межреспубликанским поставкам оборудования, приборов, кабельных и других изделий для важнейших строящихся и реконструируемых пред­приятий «Союзглавкомплект» при Госплане СССР я был назначен за­местителем начальника подотдела горнорудных и обогатительных предприятий этого Главного управления с 11 января 1960 года с окла­дом 300 рублей в месяц. Приказ был подписан начальником «Союзглавкомплекта» В. Новаковским.
17-31 октября 1961 года состоялся XXII съезд коммунистической партии Советского Союза. С отчетным докладом ЦК КПСС и с докла­дом о программе КПСС выступил Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев. Критикуя в своем докладе отдельных партийных и хозяйст­венных работников, Н.С. Хрущев говорил: «Из хороших материалов у нас нередко выпускают плохие изделия, а потом тратят средства на устранение дефектов и брака, действуют, как в поговорке:
— Акуля, что шьешь не оттуля?
— А я, матушка, еще пороть буду».
Главный редактор газеты «Известия» Алексей Аджубей, в связи с этими высказываниями на съезде Н.С.Хрущева, поручил двум собст­венным корреспорнтентам газеты «Известия» подобрать соответст­вующие примеры и написать карикатурные статьи для опубликования в зазете «Известия». По поручению А.Аджубея эти два корреспон­дента обратились к Председателю Государственного комитета народ­ного контроля РСФСР Терентию Фомичу Штыкову с просьбой разрешить им подобрать такие материалы в делах комитета. С разре­шения Т.Ф.Штыкова два материала были подобраны; с одним из них корреспондент газеты «Известия» отправился в Иркутск, в второй кор­респондент отправился в Читу. В Иркутске материалы, подобранные корреспондентом, в результате их проверки на месте, не подтвер­дились, и корреспондент вернул их обратно в Комитет, не написав статью.
Второй собственный корреспондент газеты «Известия» Л.Шинкарев, после возвращения из Читы написал статью «Читинская Акуля» и опубликовал ее в газете «Известия» № 272 (13818) 16 января 1961 года. С этой статьей Алексей Аджубей ознакомил Н.С.Хрущева, с которым у него были родственные связи; он был его зятем. Прочитав эту статью Н.С.Хрущев позвонил Председателю Совета Министров РСФСР Д.С.Полянскому, обратил его внимание на имеющиеся в республике недостатки и просил принять меры.
Рассмотрение этой статьи состоялось на заседании Совета Мини­стров РСФСР под прдседательством Д.С.Полянского. На это заседание был приглашен и я. Слово для доклада было предоставлено Председа­телю Читинского Совнархоза П.Н.Сурову. При этом Д.С.Полянский предупредил П.Н.Сурова, что с него будут спрашивать не только как с нового Председателя Совнархоза, но и как с бывшего секретаря обко­ма партии по промышленности, длительное время работавшего в этой должности. В процессе своего доклада П.Н.Суров заявил, что на засе­дании присутствует товарищ Савельев, который этот вопрос знает лучше него. После этого Д.С.Полянский обратился ко мне с предло­жением выступить и дал мне слово для выступления. В своем выступ­лении я заявил, что автор статьи «Читинская Акуля», опубликованной в газете «Известия» за 16 ноября 1961 года, не разобравшись с вопро­сом, о котором пишет, написал эту статью не объективно и предвзято. Эта статья касается строительства шахты имени Ленина, которое бы­ло начато еще в 1947 году, на десять лет раньше, чем образованы Сов­нархозы. Вначале шахта строилась по проекту треста «Забайкалуголь», а затем по проекту института «Востгипрошахт», утвержденному бывшим Министерством угольной промышленности от 18 февраля 1953 года № 53. В декабре 1957 года по заданию бывшего Минуле-прома от 10 апреля 1957 года институт «Востгипрошахт» пересмотрел проектное задание, и оно было утверждено постановлением Читин­ского Совнархоза от 12 марта 1958 года № 87. При пересмотре про­екта учтены изменения раскройки Черновского месторождения на шахтные поля в новых границах, увязанных с отработкой всего место­рождения.
Шахта имени Ленина заложена в центральной пониженной части Черновской мульды и является центральным водосборщиком, к ней дренируют водопритоки всех шахт и разреза Чернове кого месторож­дения, что дало возможность сконцентрировать водоотлив для всего мечсторождения на одной шахте.
На 1 января 1958 года выполненный объем капитальных вложений промышленного строительства составил 1,8 миллиона рублей или 45% от объема капиталовложений по всему пусковому комплексу шахты. К тому времени были построены все главные сооружения шахты, вклю­чая два наклонных ствола, околоствольные дворы и насосные камеры, административно-бытовой комбинат и другие объекты. Народнохозяй­ственным планом ввод шахты в эксплуатацию предусматривался в 4 квартале 1960 года. Мощность шахты 300 тысяч тонн угля в год. Проектная себестоимость одной тонны угля по шахте имени Ленина 4 рубля 37 копеек, что почти в полтора раза ниже фактической себе­стоимости по всем шахтам треста «Забайкалуголь». Уголь этой шахты является хорошим топливом для бытовых нужд, тогда как местные ха-ранорские угли для бытовых нудж не пригодны.
Продолжение строительства шахты имени Ленина диктовалось не­обходимостью обеспечения растущей потребности в угле.
В 1957 году в Читинскую область было завезено 1340,5 тысяч тонн угля, в том числе 997,9 тысяч тонн стоимостью 8 миллионов рублей, что более чем в два раза превышало стоимость угля Черновских шахт города Читы с учетом транспортных расходов и в пересчете на услов­ное топливо. Кроме того, Райчихинский уголь легко самовозгорается и может завозиться только в Восточную часть Читинской области. Уголь, завозившийся в Читинскую область из других экономических районов, так же как и Райчихинский, из Приморского края, на месте потребления был значительно дороже угля Черновского месторож­дения.
Мое выступление продолжалось около 40 минут и внимательно бы­ло выслушано Д.С.Полянским. После выступления мне был задан только один вопрос М.А.Ясновым: Почему в смету шахты при ее ут­верждении включили жилищное строительство. Я ему ответил, что ус­тановлен порядок, согласно которому в стоимость строительства про­мышленных предприятий, в том числе и угольных шахт, обязательно включается стоимость жилья для трудящихся предприятия.
Закрывая заседание Совета Министров РСФСР Д.С.Полянский пору­чил генеральному прокурору республики Круглову разобраться с этим вопросом и виновных, независимо от занимаемого положения, при­влечь к ответственности.
На следующий день я вместе с бывшим Председателем Совнархоза, депутатом Верховного Совета РСФСР Н.И.Шемякиным был принят Председателем Государственного Комитета народного контроля РСФСР Т.Ф. Штыковым. Из беседы с ним мы узнали от него всю ис­торию появления в газете «Известия» от 16 ноября 1961 года статьи собственного корреспондента этой газеты Л.Шинкарева «Читинская Акуля». В итоге объективного рассмотрения и проверки правильности закрытия строящейся шахты имени Ленина, с привлечением высоко­квалифицированных специалистов и ученых, выяснилось, что Акулями являются не те, кто продолжал строить шахту имени Ленина и кого критиковал и высмеивал автор статьи, а те, кто закрыл шахту, а вместе с ними и автор статьи «Читинская Акуля», собственный кор­респондент газеты «Известия» Л.Шинкарев.
Автор статьи Л.Шинкарев приводит неправильные данные о запасах угля Черновского месторождения для открытых работ, себестоимости угля и удельных капитальных вложений на Харанорских разрезах в сравнении с шахтой имени Ленина. В действительности возможные запасы для открытых работ на Черновском месторождении составили не 36 миллионов тонн как указывает автор статьи, а 10,3 миллиона тонн и на них в 1957 году было закончено строительство и введен в действие Западно-Черновский разрез № 1.
Стоимость угля на месте потребления в городе Чите, с учетом транспортных расходов и в пересчете на условное топливо составляет: на шахте имени Ленина 8 рублей 92 копейки (по проекту), Кукуль-бейского разреза Харанорского месторождения 9 рублей 57 копеек, Харанорского разреза № 1 8 рублей 02 копейки (по проекту на полную млщность) и 8 рублей 90 копеек (на мощность первой оче­реди).
Удельные капитальные вложения на промышленное строительство на одну тонну условного топлива на шахте имени Ленина 31 рубль (без учета затрат для всех шахт Черновского месторождения, а по Харанорскому разрезу № 1 30 рублей. Приведенные цифры показывают, что автор статьи искаженно представил стоимость Харанорских углей, которые якобы в два раза дешевле угля шахты имени Ленина, а удель­ные капитальные вложения в пять раз меньше.
Завоз райчихинского угля Приморского края в Читинскую область, с учетом транспортных расходов и в пересчете на условное топливо 15 рублей 23 копейки за одну тонну, то есть на 6 рублей 31 копейку дороже угля шахты имени Ленина, а в пересчете на годовую добычу угля шахта имени Ленина дает экономию по сравнению со стоимостью завозимого райчихинского угля более одного миллиона рублей.
Автор статьи представил шахту имени Ленина как начатую строи­тельством по проектному заданию, утвержденному Чтитнским Сов­нархозом в марте 1958 года, в то время как на самом деле эта шахта строилась с 1947 года и проектное задание на ее строительство было утверждено постановлением бывшего Министерства угольной про­мышленности от 18 февраля 1953 года, а Совнархоз переутвердил его в связи с пересмотром тоже по указанию Министерства угольной про­мышленности от 10 апреля 1957 года. На 1 января 1958 года были по­строены все главные сооружения и объем капитальных вложений был выполнен на 45% пускового комплекса.
Накануне нового 1962 года меня пригласил к себе на допрос сле­дователь по особо важным делам, по поручению Генерального проку­рора Круглова. Следователь произвел на меня самое хорошее впечат­ление. Спокойно выслушав мое объяснение и ответы на заданные им вопросы, он попросил меня все мною сказанное изложить в письмен­ном виде и это письменное объяснение представить ему через неделю. Это поручение я выполнил в установленный срок. В объяснении мною было написано все то, что я изложил выше.
Через месяц следователь по особо важным делам вернулся из Читы и вызвал меня к себе. Мне он рассказал, что все написанное в моей записке на месте подтвердилось. При его беседе с областными партий­ными руководителями чувствовали они себя неудобно. По возвра­щению из Читы в Москву он доложил результаты следствия Генераль­ному прокурору Круглову, который ему не поверил и предложил назначить экспертную комиссию. Назначенные эксперты, один из ко­торых был доктором технических наук, второй кандидатом техни­ческих наук, изучив следственное дело, полностью согласились с моим объяснением. Об этом он вторично доложил Генеральному прокурору, который опять не поверил и предложил назначить другую экспертную комиссию. Вторая экспертная комиссия в составе доктора наук и кан­дидата наук, после ознакомления с делом, полностью согласилась с заключением первой экспертной комиссии. Об этом следователь по особо важным делам еще раз докладывал Генеральному прокурору Круглову, и после доклада Круглова Председателю Совета Министров РСФСР Д.С.Полянскому дело по статье «Читинская Акуля», опубли­кованной в газете «Известия» за 16 ноября 1961 года было прекра­щено.
Однако, газета «Известия» в № 315 (1395) от 26 декабря 1961 года поспешила опубликовать заметку «Затраты не оправдались». В этой заметке сказано:
«Совет Министров РСФСР о статье «Читинская Акуля».
В ней рассказывалось о неоправданном сооружении шахты в Читин­ском угольном бассейне: ее строили там, где уголь лежит на поверх­ности и его легко добывать открытым способом.
Газета критиковала авторов этой неразумной затеи за консерватизм и гловотяпство, ставило вопрос о привлечении их к ответственности.
Совет Министров РСФСР создал комиссию по проверке фактов, из­ложенных в статье. Как нам сообщили, статья «Читинская Акуля» признана совершенно правильной. Строительство шахты прекращено.
Люди, допустившие неоправданные затраты государственных средств, привлечены к строгой ответственности. Председателю Читин­ского Совнархоза П.Н.Сурову, заместителю начальника отдела уголь­ной, торфяной и сланцевой промышленности Госплана РСФСР М.А.Щедрину объявлен строгий выговор.
Материал о строительстве шахты в Читинском угольном бассейне не передан в Прокуратуру РСФСР».
Как видим, в статье «Читинская Акуля» были подвергнуты резкой и карикатурной критике бывшие Председатель Совнархоза Н.И.Шемя­кин, его заместитель В.А.Савельев и управляющий трестом «Забайкалуголь» С.В.Мелехин, которые не начинали строить шахту и не за­крывали ее после проведенного расследования, были признаны ни в чем не виновными. А строгий выговор получил вновь назначенный Председатель Читинского Совнархоза П.Н.Суров, который закрыл строящуюся шахту и в ее строительстве никакого участия не прини­мал.. Как мне стало известно позднее, эту шахту достроили, ввели в дей­ствие, и она работает, добывая высококачественный и более дешевый уголь, чем добывают другие шахты, или уголь, завозимый из других экономических районов.
Когда на Пленуме ЦК КПСС рассматривался персональный вопрос об исключении Алексея Аджубея из членов Центрального Комитета партии, ему напомнили о неправильно опубликованной в газете «Из­вестия» статьи «Читинская Акуля».
Бывший Председатель Читинского Совнархоза Н.И.Шемякин, кото­рый в этой статье подвергался незаслуженно резкой и карикатурно-насмешливой критике, вскоре заболел инсультом и через некоторое время скончался.
В связи со статьей «Читинская Акуля», опубликованной в газете «Известия» от 16 ноября 1961 года, в отношении меня, по месту ра­боты сложилась нездоровая обстановка и я вынужден был, как член КПСС, обратиться в партийную организацию «Союзглавкомплекта» при Госплане СССР со следующим заявлением:
«Руководством «Союзглавкомплекта» мне предъявлено обвинение, что при поступлении в январе 1960 года я неправильно информировал о решении Бюро Читинского обкома об освобождении меня от работы и по этой причине начальником Главка принимается решение о моем освобождении от занимаемой должности.
Поскольку я являюсь членом КПСС и членом партийного бюро Главка, проработавшим в «Союзглавкомплекте» около двух лет, счи­таю необходимым обратиться в партийную организацию со следую­щим заявлением:
В 1957 году Центральный Комитет КПСС направил меня на работу первым заместителем Председателя Читинского Совнархоза. Учиты­вая, что я имею мать в возрасте 80 лет, больную жену и двух детей-студентов, мне было разрешено ехать одному, без семьи.
В 1959 году состояние здоровья жены ухудшилось. Основное забо­левание - увеличение щитовидной железы с выраженными явлениями бариотоксикоза продолжало обостряться, а с этой болезнью противо­показано проживание в Читинской области. Ухудшилось также состоя­ние здоровья престарелой матери.
При таком тяжёлом семейном положении я обратился к бывшим Председателю Совнархоза т. Шемякину Н.И., секретарю обкома КПСС по промышленности т. Сурову П.Н. и Первому секретарю обкома КПСС т. Козлову А.И. с просьбой об освобождении меня от работы. Получив их согласие, я подал заявление в Бюро обкома КПСС.
Рассмотрев мое заявление, Бюро обкома КПСС 3 декабря 1959 года вынесло решение: в связи с неоднократными и настойчивыми прось­бами об освобождении от работы по семейным обстоятельствам и ухудшением здоровья за последнее время от занимаемой должности освободить.
Совет народного хозяйства постановлением от 7 декабря 1959 года № 26/к, по согласованию с обкомом КПСС, освободил меня от обязан­ностей первого заместителя Председателя Совнархоза согласно моей просьбе с 30 декабря 1959 года. Такая формулировка записана и в мо­ей трудовой книжке.
При поступлении на работу я подробно информировал об обстоя­тельствах моего освобождения от работы в Читинском Совнархозе начальника отдела Цветной металлургии - члена Госплана т. Стригина И.А., его заместителя т. Анненкова В.А., руководство «Союзглав­комплекта» и начальника подотдела предприятий Цветной металлур­гии т. Маленковича Л.Б. Однако, как мне стало известно только в последние дни, в документах Читинского обкома КПСС указывается, что я был освобожден как не справившийся с работой, что не соответ­ствует действительности.
В связи с тем, что я не считаю себя в чем-либо виновным перед пар­тийной организацией, прошу рассмотреть мое заявление и помочь снять с меня незаслуженные обвинения.
За весь период своей деятельности партийных и административных взысканий я не имел и не имею.
Полагая, что на столь поспешное решение о моем освобождении от работы в Главке могла иметь статья «Читинская Акуля», опублико­ванная в газете «Известия» за 16 ноября 1961 года, прилагаю по су­ществу вопроса копию объяснения, направленного 25 ноября 1961 года в Совет Министров РСФСР, из которого исчерпывающе явствует отсутствие с моей стороны какой-любо вины в строительстве шахты имени Ленина».
Это заявление, с приложением копии моего объяснения в Совет Министров РСФСР, от меня принял 27 декабря 1961 года лично секре­тарь партийной организации «Союзглавкомплекта» Павел Кириллович Дугинов.
После этого заявления вопрос о моем освобождении от работы в «Союзглавкомплекте» не возникал.
Позднее мне стало известно, что шахта имени Ленина была закон­чена строительством и введена в эксплуатацию. В итоге «Акулей» оказался сам автор статьи, собственный корреспондент газеты Л.Шинкарев.
В это же время в газете «Известия» был опубликован фельетон, в ко­тором новатор на транспорте, Герой Социалистического Труда, начальник Юго-Западной железной дороги Петр Федорович Кривонос был необоснованно подвергнут критике за то, что якобы во время женитьбы своего сына устроил ему бесплатное свадебное путешествие в специально выделенном для этого железнодорожном вагоне. При проверке, по поручению ЦК КП Украины, было установлено, что ни­какого свадебного путешествия у сына П.Ф. Кривоноса не было и ника­кого бесплатного вагона ему отец не выделял. Критическое замечание по этому фельетону было высказано главному редактору газеты «Из­вестия» Алексею Аджубею на Пленуме ЦК КПСС, когда его исключа­ли из состава ЦК КПСС.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ОБ (1)
САЖЕНЦЫ ИЗ ...7 (3)
ДОРОГАЯ МОЯ ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ПРАКТИКА. Жаксыбаев, Кунаев и другое....................70 (34)
ПОЕЗД УШЕЛ НА ВОСТОК. «Убаредмет» в Восточном Казахстане –
даешь ПО ДИКИМ ГОРАМ ЗАБАЙКАЛЬЯ Молибден для победы –Давенда…….........91 (45)
МОЛИБДЕНОВЫЕ БУДНИ ШАХТАМЫИ КОМАНДИРОВКА В КОРЕЮ…108 (54)
МОСКВА. Сталин ушел, Хрущева «пришли» (работа в аппарате
Министерства) (79)
НАЗАД В «ЧИТИНСКАЯ АКУЛЯ» В (125)