- Ушла от них навсегда, отважилась, ушла, - рассказывает шестнадцатилетняя девочка- подросток, сирота, год назад оставившая детский дом, теперь студентка 2 курса педучилища Аксюбе, дальнему родственнику по отцовской линии.- На каникулы все разъехались по домам, к родителям, а мне - некуда. В общежитии педучилища начали ремонт, вот я и решила поехать к тёте, маминой двоюродной сестре. Плохо они живут, муж погиб на войне, сын и дочь остались. Мать их одна воспитывала. Тётя Настя хорошо ко мне относится, даже приезжала в детдом меня навестить, тогда гостинцев навезла. Сын её Пётр всего-то на два года меня старше, а с Машей, дочерью тёти, мы почти ровесницы. Тёти Насти дома не было, она в соседней деревне в маслопроме работает, с четырёх утра до десяти вечера на ногах, зато домой и сметаны, и творога, пусть немного, но приносит. Но с Машей мы не поладили. Блины начали печь, молоко было, но мука кончилась, она на меня кричит:
-Пеки блины!
-Ни масла, ни муки. Из чего?
-Биран! - обозвала меня. Это значит, что я чужое ем.
- Да я знаю их. Тёти нужно было дождаться, а то пойдём к нам, вчера с Украины брат с семьёй приехал, он там служит, полковник. Познакомишься,- приглашает Аксюба.- Вечер уже. До Параньги тридцать километров, идти лесом, да и дорога там неважная, песчаная, машины туда редко заезжают.
-Спасибо. Я пойду,- упрямится Рита.
-Я тебя провожу до Абакыра, ближайшей деревни, идти пять километров.
Аксюба вынес из дома для Риты пакетик с хлебом, картошкой, только что сваренной, ещё горячей, с молоком в бутылочке и проводил девочку до татарской деревни. Несколько минут посидели на бревне, но попутных машин, да и попутчиков в сторону Параньги не было.
-Спасибо, Аксюба, всё-таки я побегу. Знаю: лесом идти двенадцать километров, а там опять деревня, до неё километра три - до темноты успею, там у кого-нибудь переночую.
-Упрямая ты. В лесу будь осторожней, волков много. Я ещё посижу - вдруг попадётся попутка, остановлю её и скажу о тебе.
И Рита зашагала одна. Дорога узкая, лес густой, хвойный, по песку идти тяжело. Прошла она километров семь. Почти стемнело. Впереди показался просвет, старая вырубка, поросшая мелким ивняком, берёзками, елями, кое-где малинником.Только выбежала на полянку, прошла метров пятьдесят, видит: впереди, совсем близко, из березняка вышли человек и собака.Собака большая, красивая немецкая овчарка. Они, заметив девочку, остановились по середине дороги, ждут, человек что-то шепчет овчарке. Он в женской одежде: на нём длинная выцветшая коричневая юбка, серая блузка, на голове такая же косынка, босиком, обуви не видно. "В лесу и босиком,- мелькнуло в голове девушки,- странно! Что делать?"Замедлила шаги, снова пошла, стала рассуждать: "До конца леса ещё три километра, куда мне бежать? Назад - собака догонит, семь километров по глухому лесу. Вперёд? Человек и собака стоят на дороге, ждут. Господи, помоги!" Девушка подошла к неизвестности, мурашки по телу побежали. Человек высокий, обросший, грубые черты лица, ему лет 45 - 50, действительно, босиком, ноги грязные. Собака без поводка, сидит смирно, прижалась к хозяину. Рита приблизилась к незнакомцам, поздоровалась и вежливо спросила:
-Скажите, пожалуйста, сколько мне ещё идти по лесу? Я ушла от тёти..." И девушка заплакала.
-Три километра, а там деревня, ещё два километра тебе бежать.Что так поздно из дома вышла?- на ломаном русском языке грубовато спросил мужчина в женской одежде.
-Меня выгнали, вернее сама ушла. Мне надо в Параньгу, там учусь, дрожащим голосом ответила Рита.
-Девочка, беги и не оглядывайся. Здесь я не один.
Овчарка сидит, виляет хвостом, глядит на незнакомку, не сводит глаз и вдруг начала визжать. Хозяин собаку успокоил, что-то сказал на немецком языке.
Рита побежала без оглядки, что есть духу. Выбежала из леса, прошагала несколько метров, не выдержала, села на пенёк и зарыдала, слёзы безудержно капали, увлажняя глаза и щёки.
-Надо дальше идти, добежать! Всё хорошо! - успокоила себя.
Впереди показался свет в окнах крайних избушек с палисадниками, послышался лай собак.
* * * * *
Дезертиры и после войны жили в лесу. Жили в землянках Я видела их жилище. Среди беглецов, скрывающихся от войны солдат, пожалуй, были немцы. В этих лесах дезертиров много стало особенно с 1943 года. Помню, как в конце лета 1943 года ночью из хлева угнали весь наш скот, угнали в лес корову, телёнка, овец. Летом рано светает, спешили. Моя мама и бабушка не побоялись дезертиров, шли по их следам, слышали мычание коровы, в лесу нашли отставших от остальных телёнка и овцу, корова тоже от дезертиров смогла сбежать и вернулась сама домой. Один из беглецов кому-то из деревни передал: " Мы не стали убивать старую женщину, сыновья на войне, пусть они и за нас воюют."
Однажды мне с Шуматом и Лстий, двоюродными братом и сестрой, довелось даже побывать в землянке дезертиров. В тот самый лес пошли за грибами. Собирали рыжиков, груздей, попадались подосиновики, белые грибы. Бродили по осеннему лесу, восхищались осенней красотой. Столько лет прошло - как сегодня, вижу: деревья в золотом наряде, лист, сорвавшись с ветки, парашютиком летит на землю, за ним спешит другой, третий. Среди листьев находили грибы, радовались, не думали ни об усталости, ни о голоде. Тогда нам с Шуматом было лет по пять - шесть, Лстий постарше нас лет на восемь.
-Лстий, Рита, идите сюда. Скорее!-зовёт Шумат.- Я уже здесь всё облазил. Землянка. Здесь какие-то люди живут.
Землянка тёплая. На земляном полу дымит костёр. Видать, тушили, но угольки продолжали тлеть и дымить. Тут же чугунный котёл с едой, то ли суп с мясом, то ли каша. Осмелев, зашли вглубь - вдоль стенгы стоят самодельные кровати, посередине большой длинный стол. Жутковато нам стало. Приближался обед. В любую минуту могут вернуться хозяева.
-От греха подальше! Шумат, Рита, пойдём, бежим отсюда!- предложила Лстий.- В любую минуту они могут прийти. Это дезертиры, Рита. Это они во время войны угнали всю вашу скотину. С тех пор года четыре прошло. Скорее!
Январь 2012 года.