***
Я зашел в квартиру и на пороге сбросил с себя оболочку рабочего человека. Дома стояла атмосфера комфорта, безопасности и спокойствия. Я поплыл по потоку этого комфорта, пятница, предвкушение выходных и отдыха. Я сел за компьютер, включил музыку неопределенного стиля и шагнул внутрь монитора, аккуратно разрезая веб-страницы указателем мыши. Мой указатель мыши был настоящим охотником - он хватал ссылки, прогибая внутрь, заставляя открыться новую страницу, некоторые ссылки были податливыми и показывали спрятанное за ними сразу, без сопротивления, а некоторые пытались сопротивляться и страница не хотела открываться, тогда указатель, наполняясь яростью, нападал, наносил серию ударов по ссылке - пять, а в особых случаях и десять ударов, пока наконец не добивался цели. Но иногда охотник все же уходил ни с чем - страница не открывалась совсем или выдавала ошибку, тогда он, яростно фыркнув, ловко прыгал на другую вкладку и начинал охоту заново. Он занимался этим постоянно.
На уровне выше сидел я и манипулировал им. Все вокруг было как обычно и я спокойно перемещался по просторам интернета. Встал и налил себе кофе, взял печенье, удобно расположился. Все шло хорошо, я то и дело бросал курсор на добычу, топил головы клавиш пальцами, которые тут же выскакивали вновь, но вот, читая биографию какой-то группы, мгновенно, словно накрыли колпаком - все стало отчужденным. Обстановка в комнате показалась чужой, как будто я никогда здесь не был. Знакомые жидкие кристаллы в мониторе, на которые я смотрел много часов в день, сделались незнакомыми и смеялись надо мной. Нахлынул страх, я вспомнил Тошноту Сартра, это она? Волны страха заполнили комнату, я излучал их, они отражались от стен и снова пронизывали меня, а я в ужасе ощущал эту интерференцию волн. Отчужденность возникла будто по включению рубильника, это было странное чувство, заставшее меня врасплох, я не был к нему готов, да и должен ли был? Я лихорадочно попытался избавиться от него, занимаясь привычными вещами, но музыка не воспринималась, звуковые колебания, ударявшие в барабанные перепонки, казались нелепыми и абсурдными, я запустил игру - смутные фигурки-марионетки на экране вытворяли странные вещи: стреляли друг в друга, бегали, подбирали различные предметы, текст казался странным набором значков. Рассудком я понимал назначение и суть эти вещей, однако восприятие кардинально изменилось, черт, это было форменное ощущение нереальности окружающего мира, мне показалось, что я схожу с ума. Критика к своему состоянию оставалась, я понимал, что все это - старое, родное, но был отделен стеклом, мутным ощущением полусна. Я попытался что-то написать, отвлечься, вылить этот сгусток сумасшествия на бумагу. Не получилось - я был в плену у дереализации, она держала меня мертвой хваткой. Ничего, думал я, лягу спать, утром все будет нормально. Да, именно так это воспринималось - я был словно во сне, в абсурдном, страшном сне, а завтра все должно вернуться в свои привычные границы восприятия.
Наступило утро. Кофе, печенье - все по-прежнему чужое, совсем не то, что было раньше. Материя, странная, чужеродная. Стол, стулья, ручка двери, одежда, ковер, дома, люди - странные объекты, совершенно невоспринимаемые реально. В животе поднялась тревога. Дереализация выступила в чистом виде и захватила меня, заставила смотреть на мир глазами младенца, только что увидевшего странный мир, или глазами инопланетянина, который только что прилетел на другую планету. Совершенно без преувеличения. Я посмотрел на свои руки, странно приделанные к моему телу. Почему они именно такие? Я оглядел комнату - почему все именно такое? Материя, нелепая, случайная. Страх, тревога, я был в кошмарном сне, в самом центре этой нелепой материи, я сам из нее состою. Кто не задумывался о таких вещах? Многие, в том числе и я, но теперь всё было иначе, Я ЧУВСТВОВАЛ эту нелепость, ощущал её.
Выходные кончились, тревога сидела в животе и, судя по всему, ей было там очень удобно, дереализация не собиралась отпускать меня. Улица, люди - что с ними, кто они, почему они есть, почему они именно такие, что все это значит - тревога в животе усиливалась, а я судорожно пытался вновь сродниться с миром. я не пытался ответить на эти вопросы - я лишь пытался избавиться от этого ощущения, вот в чем кардинальная разница между мыслями об этих вопросах тогда и сейчас. Дайте мне таблетку, я болен. Буддисты были бы рады такому состоянию отчужденности, но пошли они на ***, я не был к такому готов. О, как легко было рассуждать о строении мира, когда не было дереализации. Я продолжал чувствовать эту нелепость, странность, она проходила сквозь меня потоком безумия, я состоял из нее. Замелькали мысли о том, что это навсегда, а затем страх. Только потом я узнал, что страх и тревога были всегда. Страх возвышался надо мной десятиметровым гигантом, он схватил меня в кулак и приблизил глаза, в упор смотря на меня. В голове мелькнула мысль о суициде, вздрогнул очередной комок тревоги в животе, но эту мысль я откинул в дальний угол. Мысль о суициде не достигла цели и совершила суицид сама, таков её закон.
Следующую неделю в полусне и тревоге я штудировал интернет в поисках информации - дереализация, деперсонализация, психические расстройства, а страх рос, теперь он уже был пятидесятиметровым, а его бездонные глаза расширялись и надвигались всё ближе - в них сверкало безумие, яростное, непрощающее, бездонное. Истории отдельных людей, которых тошнота Сартра настигла их даже без ознакомления с изложением её сути - оказывается, что бы задать вопросы о бытии достаточно получить нарушение биохимии мозга. Бесконечные вечные вопросы, истории одна в одну, сливаясь, образовали единую проблему со схожими симптомами - как выбраться из под этого колпака помутнения, полусна, омута безумия?
Я все еще думал думал, что схожу с ума. Я не хотел терять рассудок, сознание высокоорганизованной материи, случайно образовавшейся во Вселенной, и осознавшей сама себя, хотя уже сам по себе этот факт должен заставить трепетать.
По дороге в аптеку дул холодный ветер бренного существования, который обдувал меня, но не воспринимался мной как реальный. Я осознавал, что мир настоящий и единственный, но не чувствовал этого. А все вокруг меня даже не подозревали об этом - масса людей слилась в единое целое. Я зашел в аптеку, где была куча медикаментов для болеющей материи, купил свой и стремглав побежал домой.
***
Вещество бензодиазепинового транквилизатора растворялось у меня под языком - вскоре оно должно подействовать на рецепторы моего мозга, отвечающие за восприятие существования, я надеялся, что это поможет убрать стеклянный глухой колпак, внутри которого я со страхом бился.
За окном темнота, которая так же казалось глупой и нереальной. Свет и тьма - эти два столпа мира казались мне тонкими соломинками, которые совершенно нелепо сменяли друг друга. Я не ощутил никакого эффекта и лег спать. Встав, утром я незамедлительно снова впустил бензодиазепины внутрь, давайте, ребята, вы должны мне помочь. Я наблюдал за состоянием и окружающим миром - колпак прочно упирался в землю. Я терпеливо ждал.
Прошел час, я пытался отвлечься. Вдруг я упал с пятидесятиметровой высоты - страх разжал кулак, его лицо исказил ужас, страх уничтожал страх, он разуплотнился и исчез. Удар об землю разбил колпак дереализации. Я посмотрел вокруг - все вернулось, на уровне восприятия обрело знакомые позы, формы, ощущения. Я прорвался. Бензодиазепиновые транквилизаторы были лишь временной мерой, они были своего рода скорой помощью, срочно приехавшей и вколовшей успокоительное, но вскоре страх снова восставал и рос, а колпак падал сверху, отчуждая от мира вновь.
В синапсе мирно сидели рецепторы - они хотели кушать. По трубе к ним отправлялись нейромедиаторы, а рецепторы их жадно кусали, не хотели отпускать, но нейромедиаторы запрыгивали обратно в трубу и уносились прочь. Моим рецепторам нужно было больше еды. Нужно было запретить еде уноситься назад по трубе. Впереди ждала эра селективных ингибиторов обратного захвата серотонина.