Обратная сторона любви Гл. 2

Эрнест Катаев
Глава 2 Кирюша

Ирина отучилась в институте стали и сплавов. Её оставляли в аспирантуре, как абсолютную отличницу – технические науки давались ей легко, это вызывало законную гордость у отца.
– В меня мадам Остовская! – ему, как ни странно, нравилось теперь её так называть. – Вот только бы замуж выдать, а то наука до сухаря доведёт, и внуков не дождусь. Парочку бы, ёкарный баобаб.
А Ирина была равнодушна к мужчинам, её полностью занимала учёба, работа на кафедре, научная деятельность, которая к концу обучения уже так захватила, что карьера в этой стезе виделась совершенно отчётливо. Народ научный прочил ей великое будущее. Женщины завидовали, мужики изумлялись. Именно тогда, на кафедре, стало ясно, что Ирина прекрасно срабатывается в мужском коллективе, она была своим в доску парнем, могла поддержать компанию, наравне жарила шашлыки, но отказывалась от ста пятидесяти ледяной под мясо и огурчики. Сослуживцы её ценили за научные идеи и безотказность в посиделках, в которых она выгодно участвовала, скидываясь наравне со всеми. Как-то пыталась закурить, но не понравилось. Зато всегда в шкафу для своих у неё была заначка курева, что ещё более вызывало уважение у мужиков. Да и не краснела от похабных анекдотов, ржала как все. Короче говоря: платьев не носила в прямом и переносном смыслах.
Женщины её раздражали и вызывали презрение явным непониманием элементарных вещей. В науке, само собой. Дамы вообще избегали общения с ней, подозревая в Ирине лесбиянку. Таких называют, кстати – буч: девочка в лесбийской паре в образе и роли мальчика.
После диплома, который она защищала в профильном НИИ, Ирина решила не оставаться в аспирантуре, а поработать в институте, набрать материал для первой диссертации и потом продолжить обучение. Научные руководители, скрепя сердце, согласились с её планами – они уже прекрасно знали младшего научного сотрудника Островскую и её несгибаемую волю.
Диплом обмывали в ресторане, куда Ира пригласила Ольгу, как лучшую, и, пожалуй, единственную подругу. Да: в институте на обучении она толком ни с кем и не сошлась. До возвращения Ваньки она жила мечтами о нём, а после его измены мужчины перестали для неё существовать как объекты сексуального притяжения. Её поколение – мальчики на потоке и редкие девочки не вызывали в ней никакого дружеского интереса. Списывать и помогать она никому не соизволяла, на дни рождения не приглашала и даже не отмечала. И вообще, она как бы закрылась от мира и людей, не источала никаких феромонов, была настолько незаметной, что многие однокашники уже после нескольких лет выпуска не могли её вспомнить.
Вот в ресторане это всё Ольга и увидела. Перед походом на выпуск она имела короткий разговор с Георгием Ивановичем, который её настоятельно просил как-то посодействовать в личной жизни дочери.
– Я знаю, что вы очень близкие подруги, – сказал он в трубку, – и ты имеешь на мою дочь определённое положительное влияние. Ты же бываешь на курортах, я оплачу, без проблем…
– Так что Ирка-а, завтра мы с тобой летим в Анапу, твою мать! – раззадоренная шампанским и коллективным вниманием одногруппников Ирины, полупьяная Ольга повисла на шее подруги, уткнувшись ей носом в плечо. – И никаких отговорок! Харэ тут киснуть! Ты до сих пор девочка, а смотри, какие у тебя рядом парни есть, а? Не все же ботаны заморенные! Очкарики, буквоеды, твою мать, хе-е… Ну, не видишь никого? Ну? А вот тот, в свитере? Нет? Да-а… А о счастье бы пора своём и позаботиться, мать!
Ирину счастье не интересовало, и она упёрлась.
– Ну, просто тогда поедем на море – ты же серая, как мышь! Хрен с мужиками, но море – оно для здоровья надо! Отдохнём пару недель – солнце там, винишко!..
Ирина была абсолютной трезвенницей, но моря и солнца ей вдруг захотелось.

– …Это был форменный кошмар! – рассказывала мне Ольга, – ты даже не можешь представить, какой это оказался на самом деле кошмар! Это была сплошна-а-а-я ж-жопа!! Но в конце – кое-что интересное…

Ирина в Анапе пасла Ольгу похлеще, чем мать – девочку-подростка. У которой вдруг где-то зачесалось. А, как известно, юг – это такое место, где у всех девочек, вне зависимости от возраста начинает обязательно где-то в особых местах чесаться и мамаши, если промохают этот момент, вполне могут прозевать и упустить вдруг осознавших свою половую принадлежность дочерей. Упустить их внепланово во взрослую жизнь. Где кино, вино и домино. И потом, кстати, по многолетним научным наблюдениям компетентных товарищей у девочек чешется в том же месте каждый приезд, не важно – сколько уже стукнуло лет девочке, познавшей первую любовь в этих местах – четырнадцать или сорок четыре. Юг – он такой…
Ну, так вот. Ольга бывала в этих краях не раз, потому взяв бразды в свои ловкие ручки, поначалу руководила всем процессом. Она не стала заморачиваться с египтами и другими заграницами, Анапа была проще и понятнее: не надо менять деньги, рестораны, кухня, вино и море с развлечениями для отдыхающих были вполне предсказуемыми, что с характером Ирины было немаловажно.
Аэропорт встретил их одуряющей жарой и стаей колоритных хищных таксистов на выходе. Ирина после перелёта, в котором она едва не сошла с ума от страха (на маршруте немного трясло, Ольга же бухала коньяк, и ей было по фиг), была готова немедленно отдать тяжеленный чемоданище первому же встречному из них, сверкающих белозубыми улыбками и как мантру, повторяющих: «Та-аксы-и-и! Та-аксы-и-и!». Лишь бы не волочь этот груз и куда-то уехать и доехать, наконец, до моря и пляжа. Но Ольга ловко перехватила подругу из почти сомкнувшихся крючковатых паучьих лап таксистов и расставленных ими сетей, и потащила её к остановке общественного транспорта, что вызвало естественное недовольное ворчание в стае диких частных извозчиков. Ольге было плевать, Ирина безропотно (пока) поплелась за ней, катя за собой чемодан с наспех побросанным московским скарбом.
При этом Ольга, на правах сведущей отдыхающей, прежде всего, свернула в сторону (буквально – налево от стоянки перед аэропортом), к маленькому базарчику с виноградом и разливным винцом, где немедленно разговелась стаканчиком «Белого лебедя». Ирина традиционно отказалась и терпеливо (пока) стояла рядом столбом, потея в тёмной московской офисной одежде на солнцепёке и вцепившись руками в ручку чемодана, как будто кто-то мог в этом пустынном месте напасть на неё и лишить московских же шмоток. Потом Ольга заказала себе полторашку того же напитка – в дорогу. Побрели к остановке. Ольга трещала, Ирина медленно мрачнела.
Позвонила мать – справилась, как долетели. Ирина громко разговаривала с ней по мобиле, которую ей подарила мама на выпуск из института – тогда сотовая связь в России резко подешевела и стала для многих доступной. Несколько раз Ира пожаловалась на жару и чемодан, мать её ободряла, советовала во всём слушаться Ольгу. Ольга выпила под эти слова ещё пару стаканчиков.
Ей было нормально.
Они дождались маленькую набитую маршрутку и с трудом влезли в неё с багажом. Здесь их облаяла какая-то тиотка из местных – мол, на самолёт денег хватает, а на такси до пляжа жаба душит?
– А ты мои деньги не считай! – отбрила тиотку Ольга, – я же не считаю твоих мужиков.
Анапская жиличка задохнулась от возмущения и потом ворчала всю дорогу, высказывая пассажирам своё до нутра пронзающее презрение к москвичам, которые ну так зажрались!
Ирина всё так же молчала. Рыжая выцветшая под жарким анапским солнцем «Газелька» трясла девушку и кружила в поворотах почище самолёта. Из динамиков оглушающе неслись южно-шансонно-танцевальные мотивы с восточным любовным колоритом, водила показывал чудеса лихости, пахло сгоревшим машинным маслом, машина скрипела и дёргалась при любых действиях шоферюги, который одновременно с вождением умудрялся флиртовать со всеми особями женского пола, принимать деньги за проезд и выдавать сдачу, давать советы по отдыху и размещению и всучивать каждому визитки с номером местного телефона и именем – Хачик, а также ругаться, петь, подрезать зазевавшихся водителей из других регионов, орать на тупых соседей по движению – то есть жить на полную катушку, как будто завтра падёт великий мор на Анапу и все отдыхающие разом сдохнут; а куда им, собственно – и дорога.
Молодец, ничего не скажешь.
Настоящий мужчина. Джигит.
И кстати, без всякой иронии – многие отдыхающие дамы западают именно на таких хачиков, справедливо подозревая в них пышущих жизнью самцов, которые за очень незначительные знаки внимания и благодарности скрасят их одинокий отдых на побережье…
Ирина презирала таких самок, которые ведутся на внешний лоск и брутальность или на такое вот вычурное наглое поведение. Для неё было важно единение душ.
А какое единение может быть с мужиком, который любит такую ужасную крикливую музыку с примитивными текстами?! Какое единение с человеком, который моется, как и бреется – раз в месяц?!! Небритость и лохматость у них в крови – это по-мужски привлекательно, а мыться на такой жаре вообще смысла нет.
– Слезаем! – вдруг толкнула в бок Ольга задумавшуюся подругу.
Ирина вздохнула было с облегчением – но пляжа в ближайшем осмотре не наблюдалось. Остановились они посреди шумного города, где прел нагретый солнцем асфальт, магазины, лавки, толпы снующих туда-сюда отдыхающих…
– Сейчас подойдёт «восьмёрка», – объяснила Ольга на молчаливый вопрос Ирины. – И тут уже всего ничего.
– То есть мы ещё не приехали???
– Скоро, – беспечно ответила Ольга, оглядываясь и не замечая нехорошего тона и сурово сдвинутых бровей Иры. Она вытащила из сумки полторашку и приложилась к «Белому лебедю», с жадностью разглядывая загар проходящих мимо девиц. – На пляж… На пля-я-яж…
– Так и где – пляж?!
– Спакуха, Ирка! Сейчас доедем до классного места, я там была в прошлом и позапрошлом годах. Я забронировала номера нам, кэмпинг, пляж – рукой подать. Народ весь клёвый, тусует по сердцу, ночью костёр и на гитарах ребята лабают, вино у хозяев своё – ващ-ще!
Ирина закипела – но! Подошла «восьмёрка». Был день, остановка проходная, потому салон оказался забитый под завязку.
– Куда вам, дэущьки? – спросил очередной южный водила, перекрикивая орущие динамики.
– На базу «Взлёт», – громко ответила Ольга.
Водила кивнул и вышел из кабины. Затем он открыл задние двери, и даже не спрашивая разрешения, затолкал чемоданы москвичек в маленькие пространства под сиденья, пихнув чьи-то ноги вперёд. Причём чемодан Ирины полностью не поместился, но неунывающий маршрутчик просто придавил его створками дверей, затянул их ремнём и сцепил на замок.
Так и поехали. Ольга всю дорогу беспрерывно трещала, узнавая знакомые места.
Девушкам пришлось постоять, скособочившись под низким потолком в салоне с десяток минут, пока освободились места. Причём сложнее было Ольге, которая на голову была выше Ирины, но Ольга постоянно улыбалась, не забывая прихлёбывать из полторашки, и беспрерывно комментировала проезжающие виды города. Приветственными возгласами встречала знакомые рестораны, где ей посчастливилось зажигать в танцах, сообщала – где и что покупалось и по какой цене, где можно и нужно торговаться, вот здесь отличный выбор сувениров, а здесь самые вкусные хинкали и манты, а вот там – дыни и виноград. Особо отмечала, где какое можно взять вино и из каких оно винзаводов.
Анапский шумахер, активно жестикулируя, поддерживал её слова одобрительными междометиями.
Ирина была уже в ступоре от жары, тряски, усталости и обиды. Всё тело чесалось и свербило от пота, кое-где швы даже стёрли кожу до крови, и ей жутко хотелось пить и в туалет по-маленькому. И потому от неё волнами распространялась такая злоба, что остальные пассажиры молчали в тряпочку.
Доехали – это была конечная на самой окраине Анапы, причём вокруг были сплошные заросли. Ирина кипела как Везувий и была готова сжечь всё на хрен вокруг! Ноздри её раздувались, как меха в кузне, глаза метали чёрные молнии, вертикальные складки рассеки лоб. Плотно сжатые губы выгнулись обратной дугой…
Маршрутка с парой пассажиров уехала, они остались одни – между кустами и низкими деревцами петляла тропа, к которой решительным шагом направилась Ольга.
И ещё битых два километра девушки волокли свой багаж по ухабам и камням. Ольга вырвалась вперёд – она неслась на крыльях восторга от встречи с морем, любвеобильными мальчиками, весёлыми тусовками, песнями, плясками, постоянным лёгким опьянением от всего этого. Она не оборачивалась и не видела, какая туча с трудом поспевала за ней…
Из-за невысокого холмика, которого они обогнули по периметру, открылся вид на кемпинг, размещённый буквально в ста пятидесяти метрах от песчаного берега. Кемпинг состоял из разномастных вагончиков и снятых с грузовиков кунгов, а так же разномерных и разноцветных палаток. Всё это пребывало в тени деревьев и кустов, между ними земля была вытоптана до состояния камня. Там и сям виднелись дымки костерков, мангалов и примусов, болтались на ветру сохнущие предметы одежды, дети разных возрастов оглашали кемпинг криками и воплями, звучала музыка из транзисторов и магнитофонов, причём нередко вкусы меломанов были противоположными радикально. Вход в кемпинг символизировала сплетённая арка из лозы и плюща. Сверху на двух палках едва держалась выцветшая вывеска – «Взлёт!», в воздухе стоял аромат вина, моря и готовящейся снеди.
Ольга чуть ли не вприпрыжку преодолела последние сто метров.
– Я убью тебя! – зашипела Ира, из последних сил догнав Ольгу, которую под аркой обжимал в радостных объятиях молодой мужчина кавказской наружности.
– Познакомьтесь! Это Джарик. Джарик – это Ира, моя лучшая подруга.
– Здрасьте! – Джарик было кинулся обниматься, но Ира выставила впереди себя руку. Кавказец сообразил мгновенно и просто поцеловал её ладонь.
– Джарик, где наш вагончик?
– Вагончи-ик?!! – Ирина остановилась и стала набирать воздух в лёгкие, чтобы наконец высказать этой…
– Вам лучший, красавицы! Пойдём! Двадцать метров –  и самое мягкое и ласковое в Анапе море! Мама сделала хачапури вам, я вино открыл, как ты любишь, Оленька! Как я рад, что ты приехала, если бы ты знала, моя красавица! Я так ждал! Я весь год ждал! Места себе не находил, веришь, нет?!! С утра прыгаю, всё жду свою Оленьку – едет ли ко мне?
– Ах ты мой кузне-ечик!..
Кудахча и обнявшись, они пошли вперёд, даже не взглянув на Иру, и той пришлось с трудом вытолкать из себя набранный воздух и доволакивать чемодан до вагончика самой – Джарик был полностью поглощён Ольгой, которую, судя по всему, давно знал. И, по мнению Иры анапский мачо был – страшным! Южанин был на полголовы ниже Ольги, бешено волосат – чёрные волосы курчавились даже на его пальцах. А так же горбонос, губаст, с Х-образными ножками и с брюшком – да с таким «красавцем» Ирина не пошла бы даже под страхом расстрела! Но Ольгу, судя по всему, внешние данные Джарика вообще не волновали. Ира поджала презрительно губы на эту мысль.
Она шла медленно – босоножки стёрли ноги, а руки за эти два километра донельзя были оттянуты чемоданом. Подойдя к вагончику, который был действительно самый близкий от берега, она в бессилии присела на лавочку у крылечка и несколько минут сидела, тупо отдыхая и слушая громкие звуки бурной и радостной встречи за тонкой стенкой их южного временного жилища. Ольга визжала, Джарик ухал. Что-то мерно стучало и скрипело. Казалось, что вагончик отправился в путь и покачивается на стыках рельс…
На лавочке были брошены вещи Ольги, рядом стоял её чемодан. Ирине очень хотелось пить, и она просто залезла в сумку к подруге – там как раз оставалась половина полторашки вина. Ирина открутила пробку и выпила несколько глотков. Неожиданно тёплое мускатное вино пришлось ей по вкусу, и она медленно допила всё, что оставила Ольга. Уже не стесняясь, сходила до-ветру в ближайшие кусты (хотя видела будку сортира у входа в кемпинг – но возвращаться было уже лень), поцарапав попу о колючие ветки и сухие травинки. Сняла опостылевшие босоножки, достала шлёпанцы.
Немного опьянела. Звуки из вагончика её совершенно не заводили, даже наоборот – усмешка её стала ну совсем уже саркастической.
– Ну и фиг с тобой! – девушка махнула рукой на вагончик. – Я тебе покажу!..
А вагончик ехал всё быстрее и быстрее – стук перешёл в пулемётную дробь, внутри в два голоса заорали, потом произошёл один мощный удар, затем треск ломающегося дерева, глухие стуки – это страстные любовники свалились на пол со сломанной койки, мат-перемат Джарика и гогот Ольги.
– Наконец-то, – сказала сама себе Ира и бросила пустую бутылку в мусорный контейнер. Бутылка не долетела, но девушка не стала её перебрасывать. Вино её расслабило, стало весело с примесью гнуси. И захотелось резать правду-матку.
– Вы скоро там?! – крикнула она слегка заплетающимся языком.
– Сейчас, сейчас!
На пороге вагончика появилась Ольга в чудовищно сексуальном белом миникупальнике. В руках у неё была сумка с пляжными принадлежностями. Позади неё улыбался сыто и по-кошачьи Джарик.
– Пошли купаться, Босота! Ты ещё не переоделась?
– Где?! – Ира даже пропустила прозвище мимо ушей, разведя вокруг себя руки.
– Ну, так давай, пять минут и бегом к морю!
– Какие пять минут!?
– Ого, Ирка! Да ты выпимши? И когда успела… А-а-а, мускат мой уничтожила.
– Оленька, свет души моей! Сегодня всё наше вино будет для тебя, мама хинкали…
– Да-да, Джарик, я помню. Ты бы лучше, пока мы на море, кровать починил, ухарь анапский!
– Починю, душечка. Вернётесь – всё будет в ажуре.
– Смотри у меня! Ирка, тебя долго ждать?!! Здесь самое клёвое место на побережье.
– Мне ещё вещи разбирать…
– Да, знаю я, какие там у тебя вещи! Небось – тупо из гардероба перекинула в чемодан всю фигню, которую здесь ни разу и не наденешь, а что понадобится, даже и не подумала взять. Купальник есть?
Ольга была права на все сто процентов: Иринин скарб был бездумным перекладыванием из шкафов и гардероба в чемодан. Если бы влезла норковая шуба – и она бы проделала это путешествие. Купальник у Ирины был – в прошлом году она намеревалась начать посещать бассейн, так как из-за постоянного рассиживания за обучением у неё стала портиться осанка, да и вообще фигура за годы студенчества несколько оплыла. Купальник купила, купила абонемент на полгода, раз сходила в бассейн, чутка поплавала, держась за канаты. И всё – как-то потом было недосуг…
– Так переодевайся!
Но через несколько минут выяснилось, что купальник был благополучно оставлен в Москве.
– Ладно, завтра купим, – вывести Ольгу из хорошего расположения духа было невозможно. – Тогда оставайся, тут чего поделай – вон, с людьми познакомься, Джарик покажет тебе всё. А я на море – через часик вернусь.
– Что-о-о?!! – заорала Ирина, хмель со своим расслабленным пофигизмом уже выветрился у неё из головы, уступив место решительной жёсткости. – Ты притащила меня в эту дыру, я стёрла ноги, устала как собака, никаких удобств и условий! Ты посмотри – кто вокруг?!! Одно быдло и люмпены! Которые на нормальный отдых заработать не могут! А я могу! И я просила экономить? Я что, не могу оплатить такси и нормальный пансионат?! А здесь клоповник и разврат, каких свет не видывал! Собираемся и уматываем немедленно отсюда!
Ольга лишь пожала плечами, чмокнула Джарика в его большой нос и вприпрыжку побежала к морю.
– Чего ругаешься, девушка? – Джарик был само благодушие – он-то многих отдыхающих повидал на своём веку. Начинал сам в гостиницах и отелях, перепробовал всё, что можно. Пока не скопил деньжат и не завёл собственный бизнес на туристах. Вдвоём с матерью они довольно быстро встали на ноги, прежде всего и благодаря тому, что не ловили с небес звёзды, а опирались всегда на самых непритязательных и экономных отдыхающих, которым не нужен комфорт и обслуживание, главное – море и солнце. Кемпинг обеспечивал практически всем, что было необходимо на отдыхе среднестатистическому россиянину – предприниматели держали тут же магазин с мультинаполнением – от фруктов и лёгкой закуски к вину до пляжных и косметических принадлежностей, а так же открытое кафе, где они готовили сытно и вкусно. Через четыре сезона у Джарика был устоявшийся надёжный контингент, который обеспечивал ему постоянный стабильный доход и плавное расширение бизнеса, прежде всего благодаря «сарафанному радио». Молодой предприниматель старался обеспечивать максимальную свободу своим постояльцам, особенно девушкам. Он делал им хорошие скидки на проживание, взамен – получал утехи или хозяйственную обслугу. А бывало и то и другое. Конечно, у него были свои любимицы, но, если положить руку на сердце, то женщины сами избаловали Джарика – как правило он никогда не испытывал страданий от отказов, в каждый приезд всегда находились две-три дамы – скучающие и ищущие любви. Потому в постели он был страстным и активным, что не могло не нравиться не привыкшим к такой любвеобильности девушкам средней полосы России. А их с каждым годом становилось всё больше, мачо даже стал вести график приездов пассий, чтобы избежать возможных разборок на почве ревности. В межсезонье ему было туговато, но он был неунывающим парнем с чувством юмора и святой верой в свою неотразимость. Шлюшки так же скрашивали его одиночество и ожидание тёплых деньков.
Джарик, как и многие кавказцы, предпочитал девушек в теле. Но, в общем-то, любил всех и никому не отказывал. Предпочитал хохлушек, а вот москвички – по своему снобизму и презрению к местным пребывали далеко на последних местах в его рейтинге. Конечно, Ольга была исключением, лишь подтверждающая правило, что нет баб сучарнее и с претензиями, чем москвички на отдыхе у Чёрного моря.
Правда, была у него одна страстишка… перепробовав кучу женщин он не переставал в тайне мечтать о девственнице. Он хотел быть первым и единственным. А на юг если таковые и приезжали, то только в сопровождении родителей, которые их всячески оберегали, особенно от горячих южных парней.
И иногда в тихие лунные ночи он выходил гулять по прибрежным кустам и тропинкам…
Ирина забежала в вагончик и с размаху бросилась лицом на одну из целых кроватей, которую не долбили страстные любовники. Она хотела разрыдаться, дать волю обиде, но едва упав лицом на подушку, с отвращением немедленно вскочила на ноги – от кровати недвусмысленно пахло. С выражением на лице крайнего возмущения и брезгливости, сжатыми кулачками и губами в ниточку, она выскочила из самого убогого в её жизни места отдыха и со всех ног, не обращая внимания на саднящие ссадины от босоножек, рванула за удаляющимся хозяином кемпинга.
И в следующие пятнадцать минут Джарику устроили такую головомойку, которою он не получал со времён средней школы, когда его за баловство в туалете девочек при всём составе учащихся и педагогов на срочно собранной линейке в актовом зале песочила завуч. Потому что Джарик очень хотел девочек в свои тринадцать лет, терпел-терпел, делал намёки, приглашал в кино и на мороженое в гости…
В общем, дошёл до такого состояния души и тела, что, в конце концов, попросту забежал на переменке к девчачий туалет и стал показывать там всем эрегированный орган, хвастаясь величиной и упругостью, приглашая к совместному приятному времяпровождению. Девочки, естественно, подняли такой визг, что к ним сбежалась вся школа. Молодого эсгибициониста заловили, заставили одеться (с трудом) и потом вломили при всех такого леща…
Вызвали родителей.
Мама с папой удивлялись и не верили. Они клятвенно убеждали всех, что их сыночек не такой, очень воспитан и скорее всего кто-то из девочек так «пошутил».
Пацан едва не падал в обморок от перевозбуждения и прилюдного унижения…
И никогда он никому не признавался, что каждый раз, овладевая очередной покорённой дамой, он на самом деле мстил завучу, драл её со всей своей обиженной южной страстью. Потому что в тогдашнем поступке он никак не мог понять, что в нём было такого неправильного, предосудительного и необычного…
Я хочу женщину – значит я мужчина и я прав!
Это событие навсегда осталось в его памяти, как чрезвычайно возбуждающее и приятное, мгновенно заводящее его южную натуру при малейшем намёке.
И тут эта москвичка орёт так приятно на него! Музыка войны! Танец с выходом самца! А как жёстко хватает за руку, когда Джарик хочет отвернуться, поворачивает так памятно и властно к себе! И как горят возбуждающе при этом её глаза, как тонок и пронзителен её голос, навевающий воспоминания о том замечательном унижении при всех. Опять приходит та самая дрожь! И какие же у неё обидные и правильные слова, поднимающие волну в груди и толкающие из штанов то самое, чем так гордится и хвалится шестиклассник!..
В общем, отец пытался замять происшествие, предлагал отремонтировать крыльцо и туалет – крымская школа была старой, требовала ремонта, денег украинское правительство выделяло с гулькин нос. И вполне прокатило бы при иных обстоятельствах. Но дело зашло уже слишком далеко – свидетелей было так много, пострадавшие вопили так громко, что семейству натурально пришлось бежать из города – вот-вот ожидали прокурорских.
Они уехали на время к родственникам в Анапу. Да так и застряли. Какая разница, где торговать фруктами и принимать отдыхающих. Но перед этим папаша свозил сына к знакомой проститутке – чтоб знал, что к чему.
…А вокруг собрались туристы, которые приехали к Джарику и его матери вовсе не за каким-то комфортом. Они непритязательны к бытовым мелочам, здесь дёшево и сердито. Они не поддерживают Ирину, даже некоторые пытаются её вразумить – мол, у нас, девушка, совместная тусовка, общение без проблем и условий, нет социальной разницы (хотя на самом деле нередки весьма богатые гости, но они разумно не показывают свои доходы). Здесь приветствуются бурные отпускные романчики под недорогое вино и хачапури с сыром, шелест прибоя, фрукты и прогулки под луной. Им плевать на заблёванный кем-то матрац и несвежие подушки, это всё тлен…
Короче, Ирине подобрали всем миром матрац и бельё посвежее; мама Джарика угостила великолепным хинкали, дала мазь от потёртостей. Даже бесплатно предлагала купальник по размеру (у заботливой и рачительной хозяйки были собранны оставленные отдыхающими вещи и пляжный инвентарь – не таскать же туда-сюда), но москвичка с едва сдерживаемым брезгливым гневом отказалась. Ну, ублажили, как могли. Джарик отдал ей свою персональную надувную гэ-дэ-эровскую подушку, которую Ира с омерзением вымыла шампунем трижды, прежде чем одеть наволочку.
– Ну и мегера у тебя, Оленька, подружка, – сказал вечером же Джарик.
– Да, бывает, – отвечала московская красавица.
Ирина страстно хотела уехать на утро. Но вскоре у неё родился план мести.
И Ольга через два дня взвыла!

– Она ходила за мной по пятам, как собачонка, твою мать, блин! И скулила, скулила, скулила!.. Достала своими придирками и претензиями. Всё ей не так! Всю душу вынула жалобами – то на погоду, то на солнце, то на соседей, на Джарика, на детей, которые орут и не дают спать, на музыку, что все включают громко, на ссоры и песни под гитару… Всё ей было не по нутру! И раскомандовалась, как будто я ей чего-то должна! Туда не ходи! Здесь не сиди! Пошли на пляж! Пошли с пляжа! Вон из воды! Не ходи к Джарику! Сама никуда не уйду и не дам вам тут трахаться на моей кровати! Клопы! Тараканы! Наблевали! Вино кислое! Твою мать! Чуть что я в сторону – трезвонит на сотовый, как будто денег у меня вагон и маленькая тележка. Еле-еле вырвалась раз в город съездить за прокладками, которые мне на хрен были не нужны! Прям так в дороге персональный и абсолютный контроль – ни пивка не попить, ни потусовать с мальчиками! Секса ни-ка-ко-го! Да!!! Джарик весь извёлся – когда придёшь? Когда будет секс? А эта?!! У неё же только одно на уме! К мужикам не ходи, мне скучно одной! Не пей вино – заблюёшь, как я тебя – такую кобылу, на себе потащу! Это вообще – капец всему! Это я-то – кобыла?!! Это, представляешь – мне?!! Дура, твою мать! Сучка мелкая! Ни грамма благодарности!

В общем, при всей коммуникабельности Ольги, через десять дней она так возненавидела подругу, что решила, в конце концов, сбежать от неё к любовнику. Вечером предложила вина за ужином – Ирина лишь пригубила. Пошли в полночь спать, выждала полчаса.
Потом незаметно выскользнула из вагончика, предусмотрительно оставив сотовый – типа, забыла. И поскакала к мачо.

– Короче, утром тихонечко прихожу – как мышка крадусь, тихонько-тихонько… Удовольствие в теле, Джарик отжарил – наскучался, малыш, а-а-а… Так на столе Самсунг мой, за двенадцать косарей, бл-лин, по кусочку… Я его честно заработала, это был не подарок бесплатный, как ей! Она его ножиком столовым, представляешь, искромсала! Как силёнок только хватило – он же крепкий, как кирпич! Откуда столько злобы и силищи в этой мелкой шмакодявке нашлось, а? Тварь! И спит – типа… Ну, тут уж я тоже на характер пошла!.. А что? Имею право, твою мать! Я ведь по натуре – добрая, ты же знаешь, я всех люблю, даже та-ку-ю ду-ру. Но – довела… в натуре – реально довела!

Увидев раскрошенный телефон, Ольга несколько секунд стояла, хватая ртом воздух, а потом коршуном подскочила к Ирине и от всей души выкрутила ей ухо!
Они подрались.
Причём Ольга больше придерживала подружку, помогая себе подушкой и одеялом. Ирина же, обезумев от неожиданной резкой боли, которой ей в жизни не приходилось испытывать (в детстве её физически не наказывали, потасовок она избегала), с каким-то птичьим клёкотом махала-сучила руками-ногами, пытаясь ударить и скинуть с себя тяжёлую и сильную Ольгу. И растопыренные пальцы были похожими в этот момент на когти хищной птицы, а из перекошенного злобой рта вылетал рык подстреленного льва!..
Ольга совладала с ней довольно быстро – сказалась разница в весе и нелюбовь Ирины к спорту. Через две минуты госпожа Островская была спелёната в одеяло и придавлена к кровати роскошным телом, которого совсем недавно ублажили во всяких позах. И любительница южных мужчин, максимально приблизившись, сверля взглядом в упор в безумные от ярости глаза Ирины, с каждым своим словом делая волнообразные придавливающие движения, (от чего пленница вынуждена была выдыхать с тоненьким «игханием»: «Игх! Игх! Игх!»), медленно и жёстко проговорила:
– Ещё! Раз! Возьмёшь! Мои! Вещи!.. Убью! Убью! Убью!!!
И анапская кровать в такт опасно скрипела, норовя опять развалиться от такого бурного проявления человеческих страстей. Уже в который раз.
Ольга ловко соскочила с Ирины, образовав сразу свободное для манёвра пространство (на случай продолжения боевых действий).
Ирина шипя, как рассерженный Каа, у которого прямо из пасти выхватила зачарованного бандерлога ловкая пума, заметалась по вагончику, хаотично хватая всякие вещи, свои и подруги, пытаясь немедленно собраться и умотать к чертям собачьим из этого пристанища моральных уродов и извращенцев! Поскорее убраться из этой клоаки человеческих пороков! От этой негодяйки, сучки! Которую она (я добрая, а ты – сука и злая!!!) великодушно простила за самый страшный грех – убийство любви, надежды и веры! Простила за самый сильный и незаслуженный удар в жизни и непреходящую боль в воспоминаниях!..
Впрочем, желание немедленно вцепиться обидчице в наглую морду и выцарапать ей глаза, нивелировалось вполне прагматичной причиной: у Ольги, сидящей на своей кровати и внимательно наблюдавшей за броуновским движением маленькой львицы, которой впервые в жизни реально прищемили (и за дело) хвост, как бы невзначай поигрывал в руках баллончик с перцовкой…
Забрезжил рассвет, осветив разгром в вагончике.
Ирина сидела на койке, ловя ртом воздух – она натурально запыхалась и выбилась из сил. Ведь по жизни она себя даже утренней гимнастикой не утруждала, в школе за остальными поспевала едва-едва на троечку.
И здесь, на море, она плескалась у самого берега, больше одёргивая и выгоняя на берег подругу. Сама не рисковала зайти «по шейку», тем более нырнуть.
Отдышавшись, она по стеночке вокруг Ольги прошла к выходу. Там просто присела на лавочку за обеденный деревянный стол и тут же заснула, привалившись на собственные руки. Ольга прикрыла её одеялом, заботливо подоткнув под бёдра.
– Эх, подруга…
А следующий день был как раз последний в отпуске, послезавтра в тринадцать тридцать был самолёт на Москву.

– Давай, просыпайся, соня, одиннадцать утра уже.
Ирина подняла голову, лохматую и тяжёлую, тело затекло и застыло от неестественной позы. Прямо перед ней благоухала кружка с кофе. Рядом со столом стояла Ольга в цветастом сарафане, уперев руки в боки.
– Яичницу будешь?
Ирина кивнула, кофе приятно грел руки.
– Вот поешь – пойдём на пляж. Сегодня последний день отдыха и я не намерена ждать от тебя милости, когда ты соизволишь отправить нас купаться.
Ира молча пила кофе, не возражая. Она понимала, что виновата и ночная взбучка была ею заслужена. Как бы Ольга ещё счёт не выставила за раскромсанный телефон…
– А вечером, – продолжала Ольга командирским голосом, нависая над подругой, – к нам с соседнего кемпинга придут двое мальчиков. Тот, что повыше – Денчик, это мой. Тот, что пониже, Кирюша – так это будет твой кавалер. И не баись, он нормальный!.. Не промохай, Ирка, я же тебя знаю – опять будешь сопли жевать!..
– Не промохаю!
Ольга кивнула с недоверчивым прищуром – ну-ну, мол, знаю я тебя и буду смотреть за тобой! И пошла в вагончик переодеваться.
Так весь день прошёл под диктовку красавицы Ольги. Они три раза ходили на пляж, Ольга затолкала в Ирину два бокала разливного пива, ту на жаре разморило было, но окунания в море, тихое и гладкое, быстро выветрило хмель. Потом после обеда, сытного, час повалялись в тени и опять купаться. Ольга учила Ирину плавать, та безропотно бултыхалась и фыркала, как кабаниха, плюясь солёной водой. Ольга громко отдавала команды, комментировала неуклюжие действия «неумёхи и бестолковщины», привлекая внимание других пляжников. Потом они пробежались по кромке пляжа метров триста – типа занялись спортом; Ирина запыхалась, потому назад шли неторопливо, активно разговаривая о том и сём.
При пробежке, кстати, Ирина вдруг отчётливо поняла, как она отличается от подруги. Та бежала грациозно, как пантера – длинными абсолютно невесомыми прыжками. Груди её при каждом движении плеч плавно и совершенно естественно колыхались в стороны и появлялись заманчиво со спины, где трусила мелкими неумелыми шажками Ирина. И она поняла, почему мужики липли к Ольге, как мухи на мёд – поняла каким-то нутром, на грани сознания то, чего ей никогда не хватало в жизни и чего невозможно воспитать или обучить. А только получить как дар – при благословенном свыше рождении настоящей женщины, которой на роду написано быть музой, желанной и понимающей, дарящей жизнь и любовь понимающему мужчине.
А если не получаешь такого дара, то и нет возможности этим управлять и пользоваться: лишь наблюдать и завидовать. Или любоваться – кому что…
…Этот великолепный ракурс явно добавлял какого-то неосознанного притяжения к молодой прекрасной женщине – казалось, сама Мать Природа бежит по благословенному берегу и на каждом шагу вокруг расцветает сухая бесплодная пустыня…
Да, Ольга с удовольствием ловила косые взгляды женатых мужчин, и откровенные неженатых – на фоне простенькой Ирины она явно выделялась. И ругала себя – чего она так не делала с самого начала, а подчинилась с ходу этой замухрышке? Едва та встала в позу?! Не надо было бы искать редкие моменты для флирта, прятаться и тайно бегать к ближайшему ублажителю. Да и задача была поставлена Георгием Иванычем более чем ясно – устроить личную жизнь дочери. А как тут устроишь – если инициатива в вялых ручонках упёртой девственницы? Повезло, что Ольга как-то вырвалась поехать за продуктами и предметами женской гигиены – и быстро познакомилась с двумя ленинградцами в первом же магазине, с которыми она легко договорилась на вечер…
Фиесту провели в кафешке у Джарика, тот вился вокруг них, как заботливая пчёлка, прислушиваясь к разговору и отвешивая комплименты. Причём, как настоящий кавказский мужчина, не разделял девушек, а сыпал обоим ласковые и восхищённые слова, чем пару раз ввёл Ирину в ступор своими недвусмысленностями.
– А она девочка, да? – жарко шепнул кемпингист на ушко Ольге, и тут же получил кулаком в рёбра. – Ладно-ладно, моя королева! Хи-хи-хи… – это Ольга его уже пощипывала за бедро.
Часик поспали. Тренькнул будильник на телефоне Ирины – пора.
Солнце почти касалось уровня зеркального моря, небо и деревья золотило. Отдыхающие уже кучковались у вагончиков, кое-кто разжигал мангал у кафе, настраивали две гитары и альт под саратовскую гармошку – предстоял вечерний концерт с мясом и вином, песнями и скоротечными страстными утехами.
Два молодых парня появились у вагончика девушек ровно полдесятого вечера. Оба сухие, поджарые и стройные, атлетически сложенные красавцы в шортах и футболках, никак не скрывающие, а наоборот – весьма подчёркивающие их спортивные тела.
– Денчик, здравствуй! – Ольга повисла на высоком радостном парне. Полминуты они страстно целовались, второй стоял в стороне, лёгкая полуулыбка блуждала на его лице. Он поднял раскрытую ладонь в приветствии Ирине, девушка, немного погодя, ответила сдержанным кивком, хмуря брови и прикусив нижнюю губу.
Ольга, натешившись с Денисом, смачно поцеловала в губы и второго молодого человека, приобняла его рукой.
– Ирка – это Киря. Кирюша – это моя лучшая подруга Ирина – с детства! Так что не обижай её! Прошу любить и жаловать.
– Очень приятно, – Кирилл смотрел приветливо на Иру.
А та его возненавидела. В ту же секунду. Вдруг спящее её сердце, пребывающее уже столько времени в абсолютном равнодушном покое, вспыхнуло страстью! Да такой, что у неё заскрипели зубы – так она их сжала! Желваки заиграли на её щеках, ноздри раздулись, как у быка, атакующего тореадора… но Кирилл толи сделал вид, что не заметил, толи действительно не увидел в вечернем сумраке…
Они пошли в сторону города вдоль побережья. Причём в середине шла обнимающаяся и любующаяся друг другом парочка – Ольга откровенно висла на Денисе, а по бокам – неприступная Ирина и совершенно расслабленный и довольный жизнью Киря. Ирина молчала, остальные вели живейшую беседу про Москву, Ленинград (так упорно называли свой город парни: «мы – патриоты Страны Советов!»), про новые фильмы и футбол, положение в стране и мире, сравнивали цены на то и сё – в общем, коммуникация была на том самом высоком уровне, на котором и подразумевается общение между довольными отдыхом и радостью от общения молодыми людьми.
Дошли до линии кафешек. С трудом нашли свободный столик. Подскочила разбитная официантка, которая безошибочно определила, кто с кем и кто ни с кем, и после этого общалась исключительно через Кирилла, озаряя его улыбкой с золотым клыком и недвусмысленно прижимаясь бочком – показать, что есть в меню, посоветовать блюда и вина. Ну и так далее. Ирина делала презрительное лицо – мол, ей пофиг, пацанов это явно забавляло, Ольга показала кулак исподтишка подруге, но потом плюнула – её отдых и развлечения были важнее, чем тупая упёртость в девках Ирины.
Заказали вина кувшин и закуску полегче. Официантка упорхнула, оставив перед Кирей вырванную бумажку из блокнотика для заказов. На ней торопливо простым карандашом было выведено: «Сашенька». И номер мобильного краснодарского края.
Но Кирилл к удивлению девушек даже не притронулся к бумажке.
– Западло своим ребятам разбивать компанию, – пожимая плечами, ответил он на их немой вопрос.
Ирина не поверила ему. Мужчины не могут быть верными – уж она-то знает!
Кирилл заметил и понял её реакцию.
Сашенька принесла вино и ловко разлила тёмный напиток по бокалам. Она увидела, что молодой человек не взял со столика её телефон, но не подала виду – в расстройстве она по этому поводу или нет. Потому что была весьма опытной официанткой, прекрасно видела бесперспективность пары Киря-Ира и понимала, что надо просто выждать. И тогда этот северный красавец будет точно её!

А этой серенькой невзрачной девке с лицом, как будто у неё кошелёк только что украли, вообще нечего делать рядом с таким видным мужчиной, которого бог наделил и телом и лицом. Я подожду – тебе, милочка, всё равно ничего не светит с этим мальчиком. Потому что ты – дура…

– Выпьем! – Ольга подняла бокал, её свободная рука шарила под столом в районе Денчиковых гениталий. Денчик блаженно улыбался – вечер явно протекал по задуманному руслу и перспективы его были весьма ясными и многообещающими.
– А за что? – спросил он немного дрожащим голосом, бокал в его руке поигрывал. Хотя, может быть, это было просто воздействие громкой музыки.
– За страстный! Улётный! Секс!
– О-ы-ы… кака-ая ты…
– Да-а, я – така-ая!..
Они реально хотели друг друга прямо за этим столом…
Сашенька с барной стойки всё прекрасно видела и немного завидовала Ольге.
Потом её отвлекли посетители, и она на некоторое время выпала из действия…

– А мы танцевать! – Ольга вскочила и потащила немного сутулящегося Дениса в круг. Там они слились в танце, хотя был быстрый.
– Самка!
– Что? – Кирюша подался к Ирине, увидев, как шевельнулись её губы – слов он, естественно, в этом шуме не расслышал.
– Ничего.
Ирина схватила бокал и сделала вид, что пьёт.
Кирюша усмехнулся, и некоторое время помолчал, наблюдая за танцующими.
– А давай я тебе погадаю? – Он опять придвинулся к девушке и положил перед ней на стол раскрытую ладонь, – по руке, хочешь?
Ира пожала плечиками, отпила мизерный глоточек вина, покумекала и всё-таки положила свою ладошку к нему на руку. Киря придвинулся на стуле и пару десятков секунд внимательно смотрел на её руку. Ирина с бокалом у губ изучала чего-то сбоку. На самом деле у неё впервые проснулся какой-то интерес, но показать его она посчитала ниже своего достоинства. И что прикосновение мужской руки не было неприятным.
– Твоя судьба приготовила для тебя много испытаний, – сказал Киря, – но все они сводятся только к одному – научить твоё сердце любить.
– Какой пафос! – вырвалось у Ирины презрительно, она тут же отдёрнула руку и села в закрытую позу, обхватив себя руками и закинув ногу на ногу.
– Когда-нибудь твоё ледяное сердце озарит настоящая любовь, и оно станет живым и горячим.
– Ну, прям поэт! – губы девушки кривились, как от боли, – ты мне ещё расскажи – как это – любить!
Но Кирюша не обиделся на такую, в общем-то, невежливую реакцию. Он как будто ожидал её. Взял свой бокал, посмотрел на свет сквозь него и сказал спокойно:
– Выпьем за любовь, потому что ты…
– И мы, и мы с вами! – это Ольга с кавалером уже были за столом, – Кирюша, налей и нам.
Кирилл кивнул и наполнил бокалы друзьям.
– За любовь, – сказал Денчик, жадно поедая Ольгу глазами.
– За любо-овь… – томно протянула Ольга, подаваясь всем телом к мужчине и сжимая при этом плечами великолепную грудь.
– У-ух ты! –  Ден вообще прибалдел.
– У-ух, я!
– Так что – потому что я?! А? – вдруг резко и с нажимом спросила Ирина, с жёстким блеском в глазах уставившись прямо в глаза Кирюши. Руками она сжимала до белых косточек бокал, уперевшись локтями в столик. И казалось, что сосуд с вином из толстого стекла вот-вот лопнет от такого страстного напора… – И что ты знаешь, мальчик, о любви такого, чего посмел учить меня?!
– Что? – Киря был сама любезность.
– Так, Ирка. Не заводись, – Ольга тут же переключилась с Дениса на подругу, мгновенно учуяв надвигающуюся беду.
– Я спрашиваю, – громко и чётко сказала Ира, вызвав интерес у других посетителей кафе (музыка закончилась и образовалась некая пауза), – что ты, недоумок такой, можешь знать о любви?!
– Ты чё, тёлка, гонишь!!
Это Денчик мгновенно набычился, но Кирюша не произнёс ни слова в ответ на хамский выпад Ирины. Лишь на сотую долю секунды глаза его сузились в какой-то глубинной мысли…
Сашенька улыбалась, наблюдая за всем происходящим с безопасного расстояния – её планы претворялись в жизнь даже быстрее, чем она рассчитывала. Официантка думала, что конфликт произойдёт под конец застолья, когда выпитого будет достаточно для сноса крыши у этой зазнайки, а тут она сама ну так удачно…
– Эй, так! Всё в порядке, мальчики! – Ольга властно положила руки на плечи парням – Денис подчинился и сел обратно на стул, Киря же вообще не дёрнулся и сидел спокойно на стуле. – Ирина у нас немного пьяная, с кем не бывает!
– Не пьяная я! И чего ты ко мне лезешь, сука!
– Ого! – казалось, что разом выдохнуло всё кафе.
– Что вы все тут знаете о любви, быдло? – А Ирина уже чувствовала себя судьёй на процессе над всеми изменщиками и неверными обманщиками. – Только вам трахаться, как кролики и больше ничего! Ты же меня трахнуть хочешь, Кирилл, так ведь? Я же вижу по глазам, что хочешь!
– Нет. Никто тебя трахать здесь – не собирается…
– Ты врёшь, как и все мужланы! Болтовня о верности и чувствах! А ты, лучшая подруга – ага ж, лучшая, всё у тебя только животный секс на уме! Потому что ты самка! Крольчиха!
– Да, у меня секс на уме, – с кривой улыбкой пыталась перевести всё в шутку Ольга – народ вокруг с интересом глазел на их скандал, а ей это не могло нравиться. Как бы то ни было, все свои похождения она старалась всё-таки держать при себе, редко чего-то кому рассказывала, исходя из мысли, что ведь могут и сглазить завистники её успехам. Но и терпеть эти оскорбления она не желала, а потому немедленно перевела стрелки: – А вот ты, дорогуша, как я погляжу, к сексу вообще равнодушна. Сердечко у тебя ледяное. У мамы твоей в тысячу раз добрее сердце, чем у тебя.
– Ты мою мать не трогай!..
– И скажу тебе ещё кое-что, милочка Иришенька. Правильно я сделала, что у тебя Ваньку увела – он мне ещё спасибо должен сказать, что я уберегла его от такого бесчувственного бревна!
– Это какого Ваньку!? – вскричал, закипая Денис.
Кирюша со странной улыбкой наблюдал за ними.
– Это не твоё собачье дело! – крикнула Ира.
– Слышь, лопоухая ты мне рот не затыкай, а то уши-то по оборву!
– Ты – мне?!!
– Да! Чебурашка!
– Я – Чеубрашка?!!
Денчик кивнул с довольной улыбкой, и тут же ему в лицо полетела порция вина из Ирининого бокала.
Сашенька едва сдержалась, чтобы не зааплодировать!
– Да ты чё, тёлка, совсем с ума съехала?!! – на Денисе с обеих сторон висели Ольга и Кирюша, а Ирина с гордо поднятой головой уходила прочь из этого вертепа и притона, провожаемая удивлёнными взглядами посетителей кафе. Сашенька почти с благоговейной благодарностью смотрела ей вслед.
– Ну и психованная у тебя подружка! – Денис решил всё-таки остаться, – больная на всю голову.
– Больная, – Ольга утирала его лицо. – Не крутись, дай я тебя вытру.
– Да хрен с ним – высохнет и так! – Денис взял девушку за талию и почти прижал к себе, а её ладошки были мягкими и очень нежными, хорошо пахли.
– Майку с шортами надо застирать сразу, – посоветовал Киря, – а то потом вино это не отстираешь. Знаю по опыту.
– Тогда пойдём к вам, и я всё выстираю, – ласково сказала Ольга.
– Выстираешь?
– Да, мне несложно. Только прости мою непутёвую подружку, не держи на неё зла.
– Ну, тогда тебе придётся ещё кое-что сделать.
– Обязательно, милый.
– Да? А не врёшь?
– А зачем? Ты мне нравишься. Очень. И Кирюша тоже очень нравится.
– О! Так прям – оба и нравимся? Слышь, Киря!
– Именно так, мои мальчики. Сегодня у меня последний вечер на отдыхе, а было в нём с этой придурошной столько негатива… Я ещё так никогда ненормально не отдыхала. Честно! С этой дурой такого тут нахлебалась, да вы и сами только что видели, что у неё в башке творится… И потому хочу вас сегодня порадовать и чтоб вы меня оба так порадовали, что б мне потом наш последний анапский вечер полгода снился в самых смелых эротических снах!
– Вот это я понимаю – тёлка что надо! – Денчик светился, как котяра, которого приласкала хозяйка.
– А что там с Ванькой-то было? – спросил вдруг Кирилл.
– Да хрен с ним! – это махнул рукой Денчик.
– Ну а всё-таки? Скажешь?
– Ну почему же не скажу, скажу. Я переспала с ним, а его Ирка ждала из армии. Он вернулся – я с ним и переспала в тот же вечер.
– А зачем?
– Просто секса хотелось, а он меня трахал ещё в школе. Хорошо было. Ну, вот я по старой памяти к нему и залезла. Ему ж с фронта сексу тоже хотелось ведь, я понимаю – он голодненький такой был. А эта малахольная всё замуж хотела и девственности лишиться в первую брачную ночь – ну и сколько бы ему ещё ждать?! Такого счастья? Ну? Вот я его и пожалела.
– А Ирину не пожалела?
– Ой, Киря, не усугубляй. Это ей урок на всю жизнь – пусть клювом не щёлкает.
Парни помолчали, обдумывая слова Ольги.
– Ну и что теперь? – спросил Денис.
– А теперь, мои дорогие, я хочу вина и любви. И предупреждаю, что я с вас живых сегодня не слезу. Давай-ка возьмём ещё этого красненького сладкого пару литров и почешем к вам. А то эти пустые разговоры мне уже надоели. Если будем – то пошли.
– Ну, надо же какая тёлка! – восхищённо сказал Денис, – первый раз в жизни у меня такая!
– А мне жаль её, – сказал Кирилл. – А ты Ольга, стерва ещё та.
– Да, Кирюша, я – стерва. Но я люблю вас, мальчики, и жизни без вас не представляю. Потому мне с такими убогими, как моя подружка, не по пути.

А Ирина тем временем быстро шла к кемпингу, ругаясь под нос, на чём свет стоит.
Она сошла с освещенной дорожки и засеменила по тропинке, которую девушки разведали ещё в первые дни отдыха. Тропка петляла между кустами и холмиками песка вдоль моря; Ирине посчитала, что так будет ближе. Но дорожка, вытоптанная по песчанику среди зарослей, была едва видна в темноте (ночь стояла безлунная) и можно было запросто запнуться за что-то и загреметь всеми костями. Но Ирина в бешенстве этому не придала никакого значения.
– Придурок! Козёл! А эта ещё – прошмандовка! Крольчиха! Самка, твою мать!..

…Я ведь завидую тебе, сука. Тупо завидую! И всегда завидовала, ещё со школы, даже и не припомню – с каких классов… С восьмого за тобой пацаны бегали, на нас вообще никакого внимания, раз есть такая принцесса в классе!
…И юбки твои короткие. Как шнурки завязать или носочки поправить – так у всех шеи вытягивались на твои белые трусы!..
…А сиськи, бесстыжие сиськи твои, притягивающие взгляды, что мальчишек, у которых колом (сама видела!), что девок, у которых и намёка ещё нет, как же тряслись на уроках физкультуры – в баскетбол там, или пресс покачать! Иван Сергеич, физрук наш, уж на сколько дедок, шестьдесят лет, так всё тебя на перекладине подсаживал, за ножку твою хватался. Старый, блин, пердун!
…А бежала ты как?!! Как, твою мать! А? Сука!!! По пляжу, днём сегодня? Я ж видела, когда семенила, что курица: за тобой! Откуда такая грация и сила? В тебе же килограмм восемьдесят, не меньше! Все мужики тебя хотели трахнуть прямо на песочке! По очереди! И чтоб каждый!
А меня?!! Кто меня хотел?..

И вдруг она резко остановилась, потому что неожиданно для себя самой поняла, что же именно привело её в такое состояние, от чего так переклинило мозги, что дало повод для недовольства. И ругалась она сейчас вовсе не на Денчика и Ольгу. А на…
Кирюша ей понравился. Это нахлынуло резко, как ушат холодной воды, вымыв мгновенно досаду на Ольгу. И девушка вдруг ощутила Кирюшу так, как будто он её обнял.
От него хорошо пахло, он был опрятен и чисто выбрит; а фигуре бы позавидовал Аполлон!
И она застонала в бессильной ярости на саму себя, от ужасной досады – как же так, таки промохала опять своё счастье!
Ирина едва не упала в бессилии, и упёрлась, нагнувшись, руками на колени – так ей стало невмоготу от собственной глупости!
– Ну, какая же я ду-ура!
И она поняла ещё одну вещь – её мрачность, нетерпимость и откровенное хамство проистекало из-за того, что она гнала от себя назойливые мысли, не давала в воображение пустить такие притягательные, такие сладкие картины о том, как она гуляет с Кирюшей.

Сначала за ручку. Потом в обнимку…
Какие у тебя сильные руки, мальчик мой. Только мой…
…И опять свадьба – с белым лимузином и кучей весёлых и празднично одетых друзей – Денчик и Ольга свидетели, чёрт бы их побрал, опять сосутся при всех!
…Мать плачет от счастья, отец благодарит Ольгу – заслужила ведь!
…Такие их дети красивые, что хочется кричать от гордости и восторга! Потому что у таких красивых и счастливых родителей как Ирина и Кирюша, которые так искренно и нежно любят друг друга на зависть всем, просто обязаны быть красавчиками дети! Мальчик и девочка. Девочка теперь обязательно старшая – послушная и добрая, как и её счастливая мама…
… должна быть… должны быть… быть…
Дура! Как можно было быть такой дурой!?

И Ирина с размаху засадила себе мощнейшую пощёчину! Даже уже не пощёчину, а скорее – затрещину! И как случается у людей, которые никогда толком не дрались, вышло от всей обиженной на саму себя и весь белый свет души – мощно и хлёстко!
Некоторое время девушка приходила в себя от сокрушительного само-нокдауна. Поняв, что находится на четвереньках на жёсткой земле, усеянной острыми камешками и веточками, больно впившиеся в ладони и коленки, она с трудом поднялась и тихонько скуля, побрела в сторону кемпинга.
Было темно и тихо, море едва шумело справа, лишь гулко из-за спины доносились звуки гуляющего южного города, хватающего полной сумой жаркие и страстные ночи. Где-то далеко помаргивали огнями кораблики, стоящие на рейде, или совершающие ночные морские прогулки…
Она не видела их, да едва различала тропинку, ступая почти на ощупь. Горькие слёзы текли по щекам, их даже не утирала. Находясь ещё в прострации и слабо соображая, Ира не замечала, что вот уже с минуту кто-то идёт за ней…
Завтра она улетит в постылую Москву, будет опять, всё как всегда – одиночество, одиночество, одиночество…
И удар по правой почке был страшным именно своей неожиданностью!
Девушка упала, как подрубленная ёлочка зимой, боль была такой сильной, что мозг ещё две секунды отказывался принимать информацию, и Ира ощутила, как сильно ударилась лбом о твёрдую сухую землю, завалилась на бок, оцарапав левый локоть.
А потом накатило так, что она не смогла от резкой острой боли потерять сознание, а пытающийся вырваться крик сдавил спазм откуда-то изнутри, будто из лёгких не смог вырваться надувной горячий шар…
В полуобморочном состоянии Ира чувствовала, как кто-то переворачивает её на спину, шарит руками по телу, с хрустом рвёт лёгкое платье, тискает грудь – это было омерзительно и жутко, она замычала невнятно, не соображая ни слова. И тёмный силуэт на фоне вращающегося неба с расплывшимися от слёз пятнышками звёзд приблизился к ней, на несколько секунд прекратив добираться до цели, в нос ударил тошнотворный запах лука, специй, перегара и какого-то парфюма, опять сдавивший спазмом горло, но у девушки не было сил отвернуться.
Она услышала приглушённый смешок и чей-то очень знакомый голос прошептал:
– Моя девочка, моя…
А потом ударил её.
И ещё и ещё раз.
Но в темноте атакующий толком не увидел, куда бьёт, потому удар пришёлся один раз в верх лба, содрав кожу у волос, раз черканул по верхней губе, и ещё куда-то в затылочную часть, к шее, но больше в землю, чем в голову. Силы видимо были вложены в самый первый удар, снёсший с ног, а эти – больше для собственного удовлетворения и для острастки жертвы.
Насильник замешкался – стоя перед распростёртой девушкой на коленях, он стал торопливо расстёгивать штаны, но замок заело, и мужчина нервно его дёргал, глухо ругаясь себе под нос.
А Ирина быстро приходила в себя – ангелы теребили её за нос, заставляя мозги работать, а страху отступить. Она уже хорошо чувствовала свербение в разбитом лбу и поцарапанном локте, голова почти перестала кружиться, как будто удары насильника стали ободряющими оплеухами, боль же в боку отступила, стала тупой и гораздо более терпимой.
Мерзавец к тому времени справился с замком на штанах, рывком стащил их вниз до колен и теперь возился с трусиками девушки. Сначала он их хотел разорвать, как и платье, но ткань оказалась куда крепче; стал тогда просто их стаскивать, приподнимая тело над землёй одной рукой. Ирина не проявляла никаких признаков жизни, наблюдая за парнем через полуприкрытые веки. Мыслей у неё не было, паника вдруг отступила. Она просто наблюдала за ублюдком, ничего не думая.
А тот, освободив себе дорогу, уже плохо соображая от вожделения, навалился на Ирину сверху, хватал довольно сильно пальцами за лицо, стискивая щёки, оттягивал кожу на шее, слюнявил шею, ключицы и соски. Потом дёргаясь, елозя по всему телу, тыкаясь твёрдым шишаком куда-то поверх лобка, пытался найти путь к заветному сейфу, за которым – счастье, удовольствие, власть и слава в собственных глазах. И при этом насильник сипло и неровно дышал, полу-выговаривая слоги:
– Де… воч… ка-а… Ха… а… рош… ш-ш-ш… а… я… а…
А девица, лёжа без движения, практически усыпила бдительность Джарика, которого и узнала в этот кульминационный момент. А ведь он был уже у ворот рая…
Ира резко извернулась под парнем, как змея, разорванное платье помогло ей в манёвре, схватила одной рукой за мошонку ублюдка, а другой за его стоящее железным столбом жеребячье достоинство.

Это несомненное достоинство и предмет абсолютной гордости насильника уже столько лет не получало отказа в своём естественном желании быть победителем в передаче эякулята всем самкам мира! И тут какая-то замухрышка, которую царь царей снизошёл осчастливить в познании самого главного в жизни любой девушки, так неуважительно и бесцеремонно хватает своими цепкими пальчонками эту самую гордость и дёргает резко несколько раз в разные стороны – смертный испуг и жутко ж больно!!! А другой рукой она, это серенькое ничтожество, крутит, как заправский палач, драгоценную мошонку куда-то вверх и вбок – что больнее и страшнее в тысячу раз!!!

И Ирина вывернулась направо из-под застывшего как колодка любителя девочек, мечтателя. Лягнула его пяткой куда-то в живот или бок, отталкиваясь, придавая себе вектор движения, резво вскочила на ноги.
Как будто и не получила только что нокаут.
Адреналин плескался в крови как ртуть и жёг стенки сосудов, отчего боли уже не было, а пальцы и губы её горели, как в пламени мартеновской печи.
Иногда у Ирины при всей её малоподвижности и нескоординированной неторопливости в общении с предметами внешнего мира, получалось великолепно – точно, метко и сильно.
Это в нашем повествовании займёт особое место в описании её судьбы.
А насильник, наконец, смог набрать полную грудь воздуха и издал такой леденящий душу вопль, что, наверное, было слышно у побережья Турции! В Анапе же на несколько мгновений прекратился ежевечерний весёлый кутёж, люди остановились в танцах, сексе и винопитии и посмотрели друг на друга в секундном замешательстве. Ну а потом разом пожали плечами и с удвоенной силой и страстью продолжили свои занятия.
…И не целясь, просто наобум, но от всей души, как только смогла и на сколько было сил – со всего размаху и с двухшагового разбега, как пенальти в ворота противника сборной России по футболу в финале Чемпионата мира, Ирина засандалила носком туфельки куда-то в бочину катающемуся по земле и визжащему благим матом Джарику. 
Она явственно услышала хруст, а кемпингист тут же заткнулся и уткнулся мордой в землю, продолжая лишь странно подёргиваться, хаотично елозя по ней руками.
Ира хотела его убить. И убила бы – если бы рядом валялась какая-нибудь палка, соответствующая по величине или камень потяжелее. Забила бы на хрен! Но в темноте, как на грех, ничего такого видно не было.
И она принялась дубасить его ногами, куда придётся – в основном по телу, так как цель была большая, и промахнуться было затруднительно. Джарик почти не подавал признаков жизни, не увёртывался и не защищался, лишь дёргаясь от ударов и скулящее выдыхая. Пару раз она попала в голову, но та была маленькой и твёрдой и Ирина решила не портить туфли.
Она нанесла ударов тридцать, разбегаясь и в упор, несколько очень сильных и наверняка в результате у её жертвы оказались существенные побои. И лишь после того, как воздух стал наждаком обдирать сухое горло, она отвернулась от насильника и на дрожащих ногах совершенно обессиленная побрела к своему проклятому вагончику.
Эти триста метров были самыми тяжёлыми за всю её жизнь.
…С трудом обнаружила ключ под крылечком в заветном месте (было очень больно наклоняться и приседать – боль в боку к концу пути вернулась), трясущимися руками отворила замок, вошла, всхлипывая и чего-то постоянно причитая, едва переступая и прихрамывая на правую ногу, тут же бухнулась на ближайшую кровать в абсолютном изнеможении. И мгновенно отключилась.
В ту ночь реальная опасность висела над ней, и не только над честью, но и над формой существования её белкового тела. Это был знак, истинный смысл которого она так и не поняла, да и вряд ли когда бы захотела понять, а уж тем более принять в своей абсолютно приземлённой и практичной земной жизни. В жизни – где не было места ни богам, ни чертям.

Ей снился сон.
Она дома, маленькая – может, года четыре, но почему-то уже делает школьные уроки, сидя на жёстком подлокотнике их дивана. В комнате сумеречно, как будто мама экономит электричество и потому девочке приходится напрягать зрение, чтобы рассмотреть буквы и цифры. В комнате с нею какие-то люди. Они почти неосязаемы и кажутся маленькой девочке роем комаров, бессмысленно и хаотично толкущихся в сыром вечернем воздухе, великанами, беспрерывно бубнящие негромко себе под нос непонятные слова и полуслова. Отчего в комнате стоит гул. Да, их лица и фигуры неразличимы, но Иришка сама не хочет их видеть, смотреть на них, узнавать…
Лишь периферийным зрением она угадывает их броуновское движение, старательно выводя какие-то буквы в тетрадке, лежащей криво на её тоненьких коленках.
И фоном всему этому бессмысленному действию Ира ощущает своим маленьким детским сердечком жуткое одиночество холодного безвоздушного космического пространства…

Ольга вернулась в кемпинг пол-одиннадцатого.
Ирина сидела молча на лавочке у крылечка, положив мирно руки на коленки, рядом стоял собранный чемодан. Она была одета в длинное шерстяное платье серо-зелёных оттенков, на голове шляпка, закрывающая пол-лица.
Ждала.
– Через пять минут придёт такси, и я еду в аэропорт, – вместо приветствия буркнула она.
– Ой, даже чаю не попьёте?! – звонко и радостно ответила Ольга, её улыбка сегодня была поистине голливудской – открытой и счастливой.
Ирина не смотрела на подругу и та не видела ещё её лица, её глаз, в которых полыхало адское пламя обиды и ненависти.
– А чего это ты в платье до пяток вырядилась? Жарко же.
Ирина проигнорировала вопрос, а Ольга, не обратив внимания на эту причуду, быстро побежала в вагончик собираться. Не использовать возможность на халяву и с комфортом доехать до аэропорта – этого она не могла себе позволить. Именно – на халяву: раз Ирка вызвала такси, так пусть и платит, – я не подписывалась.
– Зря ты так с Кирей обошлась! – громко щебетала ублажённая и потому добрая москвичка, порхающая по вагончику. – Чего наговорила – сама понимаешь хоть? Фигню всякую. Это у тебя от недостатка одного витаминчика в организме – спермы, ха-ха... Да, я знаю, от этого девочек периодически клинит. От зависти, видать, уах-ха-ха-ха!
Она не видела, как на площадку кемпинга выехала медленна машина, Ирина махнула рукой водителю, он направил авто к ней.
– Ну и пусть, – продолжила Ольга, – мне ж оба достались!.. Ах, я еле хожу, Ирка – как они меня отделали, знала бы ты. Да чего тебе знать-то, девочка ты наша не целованная, откуда такое счастье понять? Мне теперь сидеть больно, а в туалете щиплет всё, хе-е-е… Вдвоём меня, понимаешь, по очереди и вместе прям так и этак, и сзади и спереди по всякому драли, ах! Вот блин, я даже от этих воспоминаний завожусь… Думала утром, что мне теперь месяц мужики не понадобятся… Ты чего молчишь, клуша?! Эй! Противно слушать, как люди могут друг другу удовольствие доставить?
Ольга вышла на крыльцо – водитель такси убирал в багажник чемодан Ирины, а та уже намеревалась сесть в машину.
– Эй, а я?.. Ирка!
Ольга резво подскочила к подруге и повернула её к себе, не дав сесть в авто. Ирина глянула на Ольгу с такой ненавистью, что та отшатнулась в ужасе. И только теперь увидела ссадину на лбу с чёрными точками запёкшейся крови, вздёрнутую верхнюю губу с лиловым оттенком, затёкшие глаза, особенно левый, куда прилетело больше, отпечатки пальцев на щеках и шее – Ира умылась-то кое-как.
– А-а!.. Ч… Чего это?!! Кто это?!! Кто это тебя так?!! Да чего ты молчишь, ду-ура?!!
– Сама дура, – тихо, но гигантским презрением ответила Ира, движением плеч освобождаясь от захвата Ольги. – Меня твой дружок избил и едва не изнасиловал.
– Какой… дружок…
– Джарик твой. Падаль. Я едва вырвалась. Пару раз ему съездила, чтоб знал, тварь!
– Этого… – Ольга замотала отрицательно головой, слёзы брызнули из её глаз – а ведь она плакала очень редко. – Он не мог этого… Он не мог!.. Он же до-обрый…
– Пошла ты в жопу со своей добротой, – всё так же, не повышая голоса, Ирина оттолкнула, полезшую было к ней обниматься лучшую подругу. И прошипела, усаживаясь в кресло такси: – Знать тебя не желаю. Вечно ты мне одни несчастья приносишь, – и, повернувшись к водителю, резко выкрикнула: – В аэропорт!!
– Ой, я сейчас, я сейчас! – затараторила Ольга, бросаясь за вещами в вагончик.
– Поехали! – скомандовала Ирина.
– А как же… разве вы не вместе?
– Поехали!!!
– Ладно… кричать-то зачем, я слышу…
Ольга с чемоданом и сумкой выскочила с максимальной скоростью из летнего жилища, но такси уже выезжало из кемпинга. Ирина, не оборачиваясь, показывала из окна средний палец.
Молодая и красивая раздумывала недолго – покусала пару десятков секунд губы, поиграла, раздумывая о чём-то бровями, а потом быстро закинула вещи обратно в вагончик и прямиком рванула к хозяину кемпинга. И атаковала с ходу, не давая опомниться никому – оттолкнула его мать, выросшую было у неё на пути, проскочила в два шага в спальню, где ещё совсем недавно кувыркалась с южным жеребцом.
– Ты что же, стервец, удумал! – закричала она, стаскивая рывком одеяло со свернувшимся клубком любителя девственниц – тот якобы спал, укрывшись с головой.
– Шо такоэ, шо такоэ, Олэнка? – закудахтала сзади мать насильника. – Джаричэк болээт, ему кто-то рэбро сломаль, пэчэн отбил…
«Ни фига себе – пару раз!» – хотела сказать Ольга, но сдержалась.
А вид кемпингиста, поджавшего волосатые ножки к не менее волосатому животику был жалок, смешон и весьма показателен в своей испуганной мужественности. Джарик был гол и взору Ольги предстали причиндалы, опухшие и синюшные даже в смуглой коже и охваченные заботливо ладошками насильника, а также множественные кровоподтёки по телу – действительно, Джарику досталось, как никогда в жизни.
На Ольгу глянул здоровенный оплывший сине-зелёный фингал, закрывший пол лица (это как раз туфелькой), свёрнутый набок раздувшийся нос (это вторая туфелька) – разбитая харя гордого кавказца сама за себя говорила об упавшей в пропасть гордыне. А довершающие картину страдальчески вздёрнутые брови и искривлённые губы в немой просьбе о прощении – всё это красноречиво свидетельствовало о свершившемся божьем правосудии. О заслуженной каре, постигшей наконец маленького паршивца, давно напрашивавшегося на порку того самого шестиклассника-эсгибициониста, у которого сперматоксикоз отключил разум и мораль. Но Ольга не за тем прибежала сюда, чтобы жалеть получившего наказание и очень-очень раскаивающегося мерзавца.
– С-сучонок, что ж ты сделал, стревец, твою мать!!! – заорала она мощно и резонаторно, как Шаляпин, исполняющий арию Фауста «Люди гибнут за металл!», схватила парня за курчавые волосы и стала таскать его по постели, как бельё в проруби, не обращая внимания на вопли обоих членов семьи.
– Ай, мэ!
– Джаричэк, шо так тебя!
– А ну, заткнитесь оба! Слушай, упырь, два раза повторять не буду, – заговорила Ольга быстро, не выпуская волосы из захвата и не давая опомниться так показательно побитому ублажителю. – Мы только что сняли с Иркой в травмопункте побои и сейчас она в ментовке вовсю строчит заяву на тебя. У тебя минута на размышление: или мы даём делу ход – а у меня дядя в Москве прокурор в Генеральной прокуратуре, он даст команду, и ты просто взяткой не отделаешься, а пойдёшь по полной программе, и на тебя повесят все висяки Краснодарского края по нераскрытым изнасилованиям! – Ольга сама висела, как те самые пресловутые висяки грозной тучей над распростёртым Джариком, на всякий случай придавив того коленом, тот в ужасе смотрел на неё одним глазом, подняв перед собой ладонь (вторая всё также пыталась прикрыть пострадавшую гордость). – И я устрою так, что ты на зоне попадёшь в такое место, где таких, как ты – опускают каждый день! В задницу! И станешь ты голубком, самым известным в Ана-апе. Прославишь задницей свою семью та-ак далеко, что об этом узнают все твои родственники, прям до самой Америки, уж я – постараюс-с-сь!.. – Она сделала классическую паузу и припечатала: – Или ты сейчас же выкатываешь сто пятьдесят косарей, и тогда я замну дело!
Всё это Ольга проговорила яростно, громко и так напористо, не давая опомниться обоим, что семья не посмела и рта раскрыть. Но когда в прокурорской тираде была поставлена точка, оба немедленно залопотали на своём.
– А ну по-русски и только по делу базар!!!
Ольга отпихнула парня за вихры в сторону и вцепилась в его яйца другой рукой – Джарик тут же завизжал. Мать его запричитала и заплескала руками, боясь как-то вмешаться в экзекуцию.
«Чем же ты его так, подруга – ведь на теле живого места нет!»
– Тебе напомнить, чего ты сделал и за что пойдёшь по этапу?! И что ты можешь потерять, а? Документы на землю есть? Разрешение на предпринимательство есть? Налоги платишь? Взятки, сука, даёшь?! Так напомнить?!!
– Да! Да! П-пожалуйста-а-а!
– Чего? Не слышу!
– Да, я дам! А-а-а, отпусти-и-и!
– Тебе минуту!
Девушка отпустила захват, кемпингист, скуля, поднялся с постели и, обливаясь слезами от боли и страха, поковылял, держась за сломанное ребро рукой в другую комнату, другой рукой заботливо придерживая опять пострадавшие причиндалы. Мать было рыпнулась за ним, но Ольга властно преградила ей путь рукой – мол, пусть сам, стой здесь. А сама разумно последовала за должником, понимая, что тот может банально улизнуть через окно. Она заставила Джарика открыть сейф, спрятанный за гардеробом и вешалками с одеждой – тот пытался как-то взять деньги незаметно, но Ольга, играя роль до конца, влезла с ним в шкаф, запустила руку и достала наугад внушительную пачку денег. Показала Джарику кулак, тут же быстро пересчитала деньги, ещё раз залезла в сейф, прижав парня своим роскошным телом, как в последний привет о приятных минутах, проведённых вместе. Пересчитала ещё раз, кивнула сама себе (взяла несколько больше, но сдачу отдавать не стала) и так же молниеносно вышла из дома.
Через пять минут она уже скакала с вещами по тропинке в сторону остановки – надо было спешить, времени было мало. Ей повезло – на кругу одиноко урчала машина такси, из которого выгружалось приехавшее на отдых семейство.
Тут же с разбегу кинула в освободившейся багажник вещи и, не оборачиваясь, абсолютно без всякого сожаления покинула навсегда это место.
– В город, в Трансагентство.
– За былэтами? – улыбался усатый южный красавец.
– Да, золотой! – так же обворожительно улыбаясь, ответила девушка. – И, если можно – побыстрее!
– Можьно! Такую красавыцю мигом дамчу!
«Все вы такие, – с презрением подумала Ольга, не переставая улыбаться хачику, а тот просто цвёл в лучах её улыбки, – дай только глупую русскую бабу трахнуть! Любым способом под юбку залезть, ухарь восточный, твою мать!»
Ольга сдала билет, потеряв значительный процент, но ей было плевать. Купила самый дорогой телефон, какой был в ближайшем магазине сотовой связи, вставила заботливо сохранённую после выходки подруги симку. Повертела в руках трубку, стала набирать номер, вспомнила, как Ирина раскурочила предыдущий телефон:
– А ведь в ней есть потенциал, – пробормотала Ольга, с пиканием придавливая кнопочки, – да и Ванька после выпускного что-то такое говорил. Надо же – а с виду, такая клуша… Алё, милый!.. Ты проснулся?.. Как кто, Денчик!.. А-а-а-а, да-а-а!.. Короче, чисти зубы, беги за вином, я лечу к тебе… Нет, да хрен с этой Москвой! Я решила ещё недельку с вами потусовать, как ты на это смотришь?.. Прекрасно, я – мигом!

А Ирина до самой посадки прождала Ольгу, в тайне надеясь, что подруга примчится за ней вслед – конечно же, с извинениями. И представляла себе диалог в лицах, как она выговаривает сурово и обличительно, как Ольга плачет и кается, и как, в конце концов, хорошенько помучив, Ира милостью своею…
Кончились мечты тем, что москвичку стали вызывать по громкой связи, приглашая на посадку.
В самолёте на месте Ольги оказался какой-то абрек, что привело Ирину в бешенство – она всё поняла и ненависть к подруге вспыхнула с новой силой.
Весь полёт она просидела, насупившись и прикрываясь шляпкой, пряча лицо. Как только сосед порывался пару раз выйти по необходимости, она вскакивала, как ужаленная, пропуская его к проходу. Мужчина заметил её состояние и тактично не проявлял никакого интереса.
У трапа она была первой.
«Кинула, сука!» – эх, если бы Ира знала, что подруга не только её кинула, но и ещё неплохо наварилась, она, возможно, при встрече отомстила по примеру наказания Джарика, но…
– Съездила отдохнуть, твою мать, блин! – съязвила мать, увидев дочь с разбитым лицом. – Вот вся в отца!
Это была наглая ложь и абсолютно бессовестный наговор – Георгий Иванович был дипломатом от природы и мог, при необходимости, разрулить бескровно и без потерь любую ситуацию. К сожалению, в таких делах дочь пошла в мать.
Ольга же развлекалась от души, как никогда в жизни.
Джарик просидел, забившись под одеяло полтора месяца, трясясь и ожидая в каждую минуту ареста. Ему даже в голову не приходило куда-то спрятаться или удариться в бега – так его потрясло наказание посредством туфелек Ирины. Он сильно похудел, особенно на лицо – еда не лезла ему в глотку, мать совсем с ног сбилась, пытаясь хоть как-то ублажить сына.
Но раны постепенно зажили, аппетит на радость матери вернулся, причиндалы заработали и всё явственнее требовали погонять кровь. И кемпингист стал потихоньку выползать из своей норы. Увеличил немного стоимость за постой и впихнул на поляну ещё два вагончика, чтобы компенсировать потери на Ольге, но всё равно народ в сезон валил валом: место было прикормлено и очень удачно расположено с кучей достоинств. Да, Джарик платил ежемесячную мзду за него, но овчинка стоила выделки, очень даже стоила.
И некоторые одинокие дамы опять стали проявлять интерес к южному ловеласу, наслышавшись о его подвигах от подружек. Джарик всенепременно и с возрастающей самоуверенностью отвечал удовлетворительно на их естественные желания, постепенно обретая былую харизму. И как бы жизнь вернулась на круги своя…
Настолько, что в один из августовских вечеров, не в силах противостоять неслышному зову, опрокинув в себя сто пятьдесят дагестанского коньяка (своё вино на дело он никогда не пил – оно слишком расслабляло и предназначалось для дамочек), Джарик выскочил незаметно из домика и пустился быстрым шагом по знакомой тропинке в сторону моря. Опять стояла тихая безлунная анапская ночь, способствовавшая охоте…
Он знал, что в соседнем кемпинге, всего в километре, молоденькая, но вдруг повзрослевшая дочка очень-очень, практически вдрызг, разругалась сегодня с матерью, молодой и активной женщиной. Из-за чего была большая вероятность, что юная девушка в раздраенных обидой чувствах побежит гулять…
Он плохо кончил, любитель ночной клубнички.
Нашли его с проколотой пилочкой для ногтей печенью на песчаном берегу рано поутру, прямо напротив своего кемпинга, у той самой тропочки. Он лежал на спине, раскинув руки и ноги, смотрел в сереющее утреннее небо.
Несколько чаек деловито прохаживались рядом с трупом, примериваясь к мягкой плоти Джарика, выбирали – с чего начать пиршество. Крабы суетились по песку, их не приглашали, но они явились в радости. Обнажённый живот с чёрными разводами запёкшейся крови торчал вверх, в полузакрытых глазах застыла последняя мука.
Нашла его парочка, вздумавшая после бурной ночи искупаться.
Подняли крик, в ужасе помчались в кемпинг.
Поставили всех на уши, молотили ладонями по стенам, дверям и окнам вагончиков, созывая людей.
– Джарика зарезали!
Мать выскочила из дома, в чём была со сна, и, подбирая длинные полы ночнушки, побежала, что было сил, вместе с тремя десятками отдыхающих к берегу, воя в голос на ходу…
Изрезала ступни об острые камни, корни и хворост, не замечая уколов. И, выскочив на пляж, увидев на берегу распластанное тело сына с альбатросом на груди, который по хозяйски топтался и выбирал – с какого глаза он начнёт свой завтрак, она закричала подстреленной птицей, упала на колени, схватив враз застывшую голову. Альбатрос лениво соскочил с убитого, недовольно крикнул. И жар ударил в лицо матери Джарика, как шесть лет назад, когда на её глазах сбила мужа насмерть машина, но теперь огонь яростными толчками сжёг изнутри корни волос…
Она доползла до сына, мыча перекошенным ртом и обливаясь слезами. И только смогла схватить его за лодыжку, почувствовать холодную неживую твёрдость плоти, как душа её устремилась ввысь за любимым и единственным сыночком, стараясь догнать…
Эта картина была настолько ужасной и трогательной одновременно, что люди, столпившиеся вокруг, не стесняясь друг друга, рыдали в голос.
Но один из них незаметно отделился от толпы, быстро вернулся в кемпинг, беспрепятственно проник в дом хозяев, без особого труда в три минуты обнаружил и сейф с ключом и тайник с драгоценностями матери Джарика, быстренько выгреб содержимое. А в тайнике была шкатулочка с золотыми цацками и брюликами – мама Джарика, выскочив из дома, само собой ничего не взяла, кроме маленького нательного крестика. Так что всё досталось вору. Затем неизвестный нашёл кошельки с мелочью на каждодневные нужды, собрал в сумки кое какие вещи хозяев, погрузился в своё видавшие виды тачло и потихоньку на малом газу выехал с кемпинга. И скрылся, унося почти два ляма, а с цацками и все три…
Утром следующего дня этот человек был обнаружен в своём автомобиле недалеко от Краснодара. Со стороны казалось, что водитель просто спит, навалившись как-то не очень удобно на руль. И лишь струйка запёкшейся крови в нижней части затылка, там, куда пришёлся удар шилом, говорила, что всё не так просто…
Само собой ни денег, ни драгоценностей при нём не оказалось.

…Сейчас на этом месте солидный пансионат.
Нет никаких вагончиков и бивачной вольницы, домика хозяев кемпинга и в помине нет. Красивые тенистые аллеи, посыпанные белым кварцитом, невысокие корпуса с кондиционерами и любыми развлечениями для отдыхающих – бассейн, водяные горки, СПА, медкорпус. Пляж оборудован и имеет все необходимые прибамбасы для безопасности и удовольствия. Отдельно летний кинотеатр и танцплощадка. Прекрасный ресторан. Да, ничего уже через три года не напоминало о былой дикой нетронутости побережья, где любвеобильный, но немного увлекающийся и терзающийся детскими обидами мужчина выходил к морю, мечтая о той единственной, которая всё ждёт и ждёт его в том самом школьном туалете…

Роман написан. 8 глав. Остальные только по запросу. 550 р.