Глава из книги "Уходцы" в документах, воспоминаниях и рассуждениях"
Итак, “уходцы” оставались в Туркестане.
Cведения о пребывании уральцев в Туркестане приходится собирать из разнообразных источников, так как никогда не существовало централизованного органа власти (хоть административного, хоть юридического), отвечающего за сосланных уральцев. Разрозненные данные, которые можно найти в литературе и архивах, не всегда конкретны. Например, известно, что в 1880 году Ферганская область (в состав которой входил Петро-Александровск) потратила 17969 рублей на содержание арестантов (Материалы по Туркестану, стр. 95), а в 1883 году расход на арестантскую часть по всему Туркестану был 57533 рублей (Материалы по Туркестану, стр. 111), однако какая доля этих денег пришлась на уральцев - неизвестно. Или, например, в обзоре “Смертность и причины смертности жителей г. Казалинска” А. Шишова упоминаются статистические данные по русско-язычному населению города, но в этих данных не разделяются вольно-поселённые русские и сосланные уральцы.
Часть сведений об “уходцах” в Туркестане взята из их прошений. Казаки систематически пытались обратить внимание центральных властей на себя ( не доверяя властям на местах, разумеется), и регулярно подавали прошения о пересмотре их дела в административные и юридические органы власти. Попытки добиться справедливости через бюрократические каналы были бесплодными, поэтому уральцы стали обращаться к журналистам и к представителям уральской интеллигенции, - и всё это в надежде “восстановить справедливость”: отменить приговоры суда, по которым их сослали, оправдать себя в глазах общества и, возможно, вернуться назад в Уральское Казачье Войско. Эти прошения никогда не были опубликованы. Всего лишь горстка статей, посвящённых уральцам в Туркестане была опубликована в центральной и региональной прессе (и б;льшая часть из них была весьма поверхностна). Прошения и вообще все материалы о жизни уральцев в Туркестане разбросаны по многочисленным архивам, и редко содержат конкретные сведения жизни отдельных людей. Документы местных администраций тоже разбросаны по архивам, и недостоверны, большей частью, вследствии недоверия уральцев к местным властям, и частично по причине бюрократического очковтирательства. Были также разрозненные исследования разнообразных аспектов жизни в Туркестане, которые так или иначе затрагивали районы расселения уральцев. Из тех работ мы можем почерпнуть немногочисленные факты о практических сторонах жизни сосланных казаков в Казалинске, Джамбуле, Аму-Дарьинской области, но они тоже содержат информацию общего характера, редко упоминая конкретных людей. Обзор по “колонистскому" периоду “дела об уральцах” является винегретом из этих разрозненных источников информации.
Куда же забросило уральских ссыльных Туркестанское начальство из сортировочного пункта в Казалинске? Все сосланные уральские казаки были расположены в Сыр-Дарьинской области, занимавшей 70% всего Туркестанского края, и равной по территории Испании (Шишов, стр.3). Казалось бы, что размер области предоставлял достаточно вариантов для размещения нескольких тысяч людей. Однако на практике ситуация с расселением оказалось весьма непростой. Первоначальные рассчёты по расселению казаков строились на том, что во вновь завоёванном крае много “ничейной” земли, которую можно “отдать” казакам. При ближайшем рассмотрении эта первоначальная идея не выдерживала критики: “хороших”земель, то есть пригодных к привычному для русских стилю жизни на земле - с водой, с огородами, пашнями, пастбищами и т.д., - таких земель было очень мало, и они не были бесхозными. Также выяснилось, что в казне Туркестанского генерал-губернатора не было средств для строительства необходимого количества жилых помещений, а готовых помещений для семейного контингента не было. Вместо расселения казаков по местам, наиболее соответствующих казачьему пристрастию к рыболовству и скотоводству, администрация расселяла казаков по тем населённым пунктам, где были казённые помещения: казармы и тюрьмы. Такими населёнными пунктами стали форты Сыр-Дарьинской области: Перовский и Кармакчи. Большую группу уральцев отправили в Аулие-Ату (в Советское время город Джамбул, ныне - Тараз) и очень большую группу казаков отправили в Аму-Дарьинский отдел (нынешнюю Кара-Калпакию), в основном, в район города Петро-Александровска (ныне Турткуль) и позднее в посёлки Нукус и Муйнак. Таким образом две главных группы ссыльных - Сыр-Дарьинская и Аму-Дарьинская - оказались разделены Кызылкумской пустыней.
Аму-Дарьинская дельта была отбита у Хивинского ханства и занята русскими войсками в 1873 году (среди ссыльных были участники той военной кампании), и вся Аму-Дарьинская область находилась под постоянной угрозой нападения со стороны хивинцев и туркменских банд. Петро-Александровск был первым русским фортом в этом районе, и построен он был выше по течению реки, защищая подходы к Аму-Дарьинской дельте, на месте Хивинского укрепления Шурахан, очень близко к Хиве, так что посёлок всё время жил под постоянной угрозой внезапного нападения. Первоначально всё русско-язычное население Петро-Александровска проживало в пределах форта, под защитой укреплённых стен. Однако довольно быстро население укрепления превысило возможности форта расположить людей внутри, и посёлок начал разрастаться. С прибытием уральских ссыльных проблема с расселением людей только обострилась. Учитывая тот факт, что старообрядцы всячески старались избегать тесных контактов с русскими и инородцами, то селить их в прямой близости с другими жителями не имело смысла, и ссыльным выделили участок земли в стороне от укрепления (в 19 верстах, по описанию маршрутов, сделанных Л.Ф. Костенко, смотрите приложение к этой главе) и совершенно не защищённый против возможных нападений. Так появился посёлок Первоначальный, чьим обиходным названием стало Уральский. “Поселок «Первоначальный» образовался на самом берегу реки в местности Шимам-кала, а так как уральцы, впервые поселившиеся здесь, были по преимуществу старики (бабаи), то окрестные инородцы скоро переименовали поселок в «Бабай-кала», т.е. в крепость или селение стариков”, - так описал это место Халыс. Колонизаторские возможности и настроения стариков были минимальны, поэтому, как написал тот же Халыс, “здесь было начало и конец уральской колонизации нижнего течения великой азиатской реки”. Посёлок был построен на неудачном месте, выбранном чиновниками, очень близко к реке, которая славилась своим норовом, внезапными разливами и повышенной способностью подмывать свои берега. В 1878 году (через 2 года после того как в Петро-Александровск пригнали первых уральских ссыльных и в год, когда привезли первую партию семей) Аму-Дарья разлилась до Кун-Дарьи и озера Сары-Камыш, затопив несколько сотен квадратных километров и сформировав озёра, которые высохли только через 23 года (Берг, стр. 134). Именно тот факт, что дельта реки была затоплена, вынудил администрацию поселить уральцев не в районе предполагаемого большого рыбного лова, а по соседству с основным русским посёлком. В результате было выбрано место, которое регулярно подмывалось и обрушивалась в реку, соответственно и жители посёлка не думали, что им придётся жить в этом месте долго.
Впрочем, не только в Уральском, но и практически везде, где проживали уральцы, постройки носили временный характер. Десятилетиями семьи жили в армейских казармах, бараках всех сортов и прочих неприспособленных для семейной жизни помещениях, в которых их поселили по прибытии. Если им давали маленькие участки земли (не просто маленькие - крошечные!), то они не беспокоили себя постройкой постоянного и качественного здания, а рыли землянки. В моей семье некоторые из родственников жили в землянках вплоть до 1950-х годов. Не чувствуя за собой вины, уральцы не верили в то, что их сослали бесповоротно, продолжали надеяться на пересмотр их дела, и отказывались покупать землю, обзаводиться хозяйством, заводить сады и огороды. С одной стороны, это было упрямство уральцев, но с другой стороны, их неопределённое юридическое положение никак не способствовало формированию чувства уверенности в завтрашнем дне и вложению капиталов в недвижимость и оборудование. У них не было прав, никаких! В случае необходимости (или самодурства местного начальника!) любого из них могли перекинуть на новое место (например, из Казалинского военно-рабочего батальона в 1878 году большую группу ссыльных переправили в Петро-Александровск), и что в таком случае будет с хозяйством? Уральцы прошли через такую же ситуацию в УКВ, и всё потеряли! Как им объяснили, они были “преступниками”, сосланными за многочисленные преступления (и не только за “неподчинение монаршему указу”, но и вполне конкретные вещи, например, убийство генерала К.Ф. Бизянова, как узнал от одного из офицеров Ф.И. Толстов). Это были выдуманные преступления (казаки подчинялись монарху безоговорочно, и генерал-майор К.Ф. Бизянов пережил значительную часть сосланных казаков и умер не ранее 1890 года в тепле и покое), и пока казаки не были оправданы, и выдуманность обвинений против них не была доказана, они не чувствовали уверенности в своём завтрашнем дне.
Помимо всего выше перечисленного, у них не было никаких документов, абсолютно никаких! Они систематически не признавали документы, представляющие их как преступников, а позже - как крестьян или мещан. Никаких других документов им положено не было. Они, против своей воли, оказались на нелегальном положении людей, не имеющих права никуда выехать, купить жильё или какое бы то ни было недвижимое имущество, требовавшее нотариального вмешательства, то есть были вынуждены продолжать нищенское существование бомжей. Семейные предания подтверждают свидетельства посторонних наблюдателей, что долгое время ссыльные уральцы жили в страшной бедности, ничего не имея: из Уральска им не позволили ничего привезти, а на новом месте купить орудия производства и недвижимость было невозможно.
Если уральцы сами не могли улучшить условия своего проживания, то администрации тех районов, где они проживали, тоже не вкладывали никаких усилий и денег в благоустройство ссыльных: и денег не было, да и не пришло это никому в голову. Уральцы жили замкнуто, к начальству обращаться не любили, и начальство их тоже не беспокоило без нужды (то есть пока высшее начальство не затребовало каких-нибудь данных). У местной администрации тоже были свои проблемы с уральцами, и это в большой степени объясняет их медлительность во всём, что касалось уральцев. Самая главная - отсутствие полноценного общения на официальном уровне. Казаки категорически отказывались от составления хоть какой документации: не регистрировались сами, не регистрировали рождение детей и смерть родственников, не брали денежных пособий, не обращались к врачам, не брали никаких выплат из казённых касс (включая деньги за своё собственное имущество, проданное в УКВ в их отсутствие). Отказываясь от государственных денег они считали себя вправе отказывать в деньгах государству, то есть не платили никаких налогов, не покупали разрешений на охоту и рыбную ловлю.
Попутно замечу, что точно таким же недоверчивым отношением к документации отличалось и коренное население (Внутренняя киргизская орда, стр. 8): казахи точно так же увиливали от переписей населения, регистраций всех сортов, точно так же не любили обращаться начальству со своими нуждами. Может быть, это объясняет почему поселения казахов и уральцев производили одинаково удручающее впечатление по сравнению с русскими кварталами и поселениями: русская администрация не знала (и не хотела знать) о нуждах уральцев и местных жителей. Справедливости ради следует заметить, что учёт не только уральского или казахского, а вообще всего населения, был поставлен в первые десятилетия из рук вон плохо: в самом Ташкенте, под носом у губернаторской канцелярии, до конца 19 века не было точных данных о населении города, даже о количестве русских вольно-переселенцев (Гейер, стр. 159-160).
Конечно, степень нежелания общаться с администрацией среди уральцев во многом зависела от того, к какому толку принадлежал тот или иной ссыльный. Были и такие казаки, которые не отказывались от получения пособий и пенсий, но никто не может сказать, каков был процент тех и других. Выплачивались пенсии или нет, но есть многочисленные свидетельства, что ссыльные уральцы бедствовали, особенно первые два десятилетия, когда правительство всё ещё баловалось всевозможными планами в отношении применения уральцев в Туркестане, и будоражило ссыльных то идеями о рабочих батальонах, то “прощениями” и посулами вернуть в УКВ, то сказками о возможности создания казачьего войска в Сыр-Дарьинской области. Но всё-таки можно предположить, что не столько религиозные особенности ссыльных казаков и их вера в скорое возвращение на Урал, а именно их непонятное юридическое положение в Туркестане и абсолютная неопытность в общении с государством были главными причинами их нищеты в первые два десятилетия в ссылке.
До ссылки казаки были частью казачьего войска, которое находилось на особом экономическом положении и не подчинялось всеобщему налоговому режиму. Казаки платили налоги в войсковую казну, то есть - в теории - себе самим. Также, в теории, они знали на что тратятся их деньги, и это были не государственные фонды - “из мира”, а их собственные, “чистые” казачьи деньги. Даже уральские лейб-гвардейцы в Санкт-Петербурге, служившие самому царю, содержались за счёт УКВ, а не царя. Конечно, УКВ платило что-то государству, но это был не официальный налог, а “подарки царскому двору”, якобы совершенно добровольные. Старообрядцы, отказывающиеся принимать что-либо от “мира”, не могли принять и “мирских” денег. Конечно, эта концепция “чистых” денег в войске, и “нечистых” денег в “миру” довольно хлипкая и не выдерживает критики хорошо образованного читателя. Но ведь сосланные уральцы не были хорошо образованными, никогда раньше не бывали на государственном довольствии и в первый период просто следовали старообрядческой теории. Всё это вылилось в исключительную нищету, неустроенность, грязь.
Свидетельством того, насколько плохо было жить ссыльным в первое десятилетие, является тот факт, что было много беглых:
1. “Послов” к царю, посланных от “общества” с многочисленными прошениями на утеснения и мучительные условия жизни.
2. Бежавших к своим семьям оставленным в УКВ, и таковых было немало, причём беглецы были всех возрастов: от совсем молодых, 20-летних, до стариков. Среди беглых только из Петро-Александровска в 1878 году были Зиновий Петрович Солдатов, 60 лет, и Иван Миронович Марков, тоже 60 лет, из Щаповского форпоста, Максим Чуреев из Бударинского форпоста, Семён Петрович Меньщиков, 32 лет, из Горской крепости, Пётр Митрофанович Божедомов, 40 лет, из Вшивского хутора, Федул Семёнович Лапшин, 56 лет, из Рубеженской станицы, чьи семьи оставались в УКВ. Судя по всему, именно к своим семьям и направлялись эти казаки.
3. Беглецы, искавшие духовного спасения, направлявшиеся в старообрядческие скиты, как казак Пальгов.
4. Просто беглецы, чьи мотивы не были зарегистрированы тюремными и местными администрациями, которых тоже было много.
Однако самым ярким свидетельством того, насколько плохо было жить в ссылке, можно считать тот факт, что бежали целые семьи. В именном списке беглых казаков из Аму-Дарьинского отдела мне встретились не только одинокие казаки, которые могли бы выдержать нелегальный переход через пустыни, а пустынь было несколько: между Петро-Александровском и Казалинском лежали Кызыл-Кумы, между Казалинском и Иргизом были Кара-Кумы, между Иргизом и Эмбенским постом (форпостом УКВ) были песчаные Большие и Малые Барсуки. Это если беглецы выбирали кратчайший путь. Если же они выбирали длинный путь, вдоль главных дорог, риск быть пойманным многократно увеличивался, так же как и время в дороге. Веские причины должны были заставить семьи с детьми пойти на такой риск. Среди беглых казаков из Петро-Александровска в 1878 году было несколько семей. Например, 46-летний Дмитрий Фёдорович Чапурин из Щаповского форпоста (из поздних арестантов: его приговорили к 3 месяцам тюрьмы в 1876 году, прежде чем сослали в Туркестан) бежал вместе с женой Домной Тихоновной, 45 лет, и с тремя детьми: 11-летним Николаем, 8-летним Иваном и 6-летней Марьей. Бежали даже с совсем маленькими детьми, как, например, 40-летний Абакум Фёдорович Недопекин из Бударинского форпоста бежал с женой Ульяной Яковлевной и с двумя детьми: 13-летним Куприяном и 3-летней Евдокией. Про этого заключённого известно, что сначала он был приговорён к “ближней ссылке” в Оренбурге, видимо, на основании заключения врача, нашедшего увечье или хроническую и неизлечимую болезнь, но позднее его дело было пересмотрено, и его вместе с семьёй сослали в Туркестан. У меня нет дальнейших сведений об этих беглецах: как далеко они ушли от Петро-Александровска? Что именно заставило их пойти на такой риск? И куда они направлялись из Туркестана?
Они не могли показаться на родине: в УКВ их бы сразу арестовали, да и жить, скрываясь у родни, можно лишь какое-то время. У нашей семьи есть дальние родственники в малоизвестных Сибирских краях, в замкнутых старообрядческих общинах, где по сей день отрицают всё “мирское”: нет машин, нет электричества, нет школ. В армию их не забирают, налоги они не платят, полиции у них нет, так же как и преступности… Многие из этих таёжных общин были “открыты” государством относительно недавно. В царское время о них не знали. Не в эти ли потаённые убежища “истинной веры”, подальше от жестокого и несправедливого “мира”, бежали Туркестанские уральцы? Этого я не знаю. В одном я уверена: бежали не от хорошей жизни.
Не смотря на все видимые усилия администрации устроить сосланных уральцев работать и быть самодостаточными, по разным причинам этого не произошло. С самого начала предполагалось, что уральцы будут земледельцами и рыбаками. Оба плана долгое время оставались не выполненными. Как почти всегда, это произошло из-за плохого планирования на государственном уровне. При составлении планов расселения ссыльных казаков, правительство забыло учесть опыт последних десятилетий в самой России.
С середины 19 века начал; формироваться земельная проблема на киргизских территориях России, когда в результате естественного прироста население увеличилось в три раза, а количество пастбищ на киргизских землях уменьшилось в результате отчуждения значительных земельных наделов (120 тысяч десятин, или почти 240 тысяч гектаров) для лесонасаждений, а также в результате систематической раздачи земель русским переселенцам, которым не хватало земли в России по тем же причинам: естественный прирост населения, плюс относительная свобода передвижения в результате отмены крепостного права и возможность переехать на целинные земли с минимальными административными препонами (Внутренняя киргизская орда, стр. 15 и 16). Непродуманная политика в отношении коренного населения степных районов Российской империи породила многочисленные трения между киргизами и русскими переселенцами. При оккупации Туркестана этот печальный опыт не был учтён, и Россия применила тот же самый принцип поощрения русских переселенцев из перенаселённых районов России во вновь завоёванные земли, распространяя старые проблемы на новые территории. Только в Туркестане все русские земельные вопросы стояли ещё острее в связи с ещё б;льшей нехваткой земель, пригодных для агрономической деятельности.
Основной тип почвы в Туркестанской области - лессовый. Целинная лессовая почва поддерживала весьма скудную растительность в пустыне, в основном, кустаниковые формы, в первую очередь - саксаул, а также всевозможные виды полыни и других травянистых растений. Это объясняется тем, что в своём оригинальном виде лессовая почва “представляется весьма неблагоприятной для низшей растительности, так как лессовый мергель не содержит в своем составе органических веществ” (Шишов, стр. 7), однако “культурная же, взрыхленная почва, при достаточном количестве влажности и теплоты, является одной из плодороднейших почв и производит роскошную растительность” (Шишов, стр. 9), причём дважды в год: климатические условия позволяли выращивать два урожая разных культур в один сезон при достаточном количестве влаги.
Именно в этом и заключалась главная проблема на пути земледельца в Туркестане; в “недостаточном количестве влажности” в почве, а можно даже сказать, в её катастрофической нехватке. Исследователь Аральского моря Л. Берг писал, что “встречаются годы, когда в течение нескольких месяцев подряд не выпадает измеримаго количества дождя, напр., в 1871 г. - с августа по ноябрь, в 1872 году - с апреля по сентябрь, в 1891 г. - с мая по июль” , да и те осадки, которые выпадают, совершенно недостаточны, чтобы поддержать такие влаголюбивые культуры как зерновые или овощные (стр. 245). В некоторые годы “в равнинах, удаленных от гор, количество их “ (осадков - Т.Е.) “по общему годовому обороту влаги испаряется больше того, чем сколько их выпадает” (Шишов, стр. 36).
Единственным способом получить урожай на земле было орошение, причём самым эффективным методом орошения считались арыки. У арыков был ряд недостатков, но не смотря на это “жизнь в Средней Азии возможна только там, где проведены эти арыки”, - подвел итог Шишов в своём исследовании (стр. 19). Большая часть всего урожая в Аму-Дарьинской дельте приходилась на земли, орошаемые арыками, и лишь не-большая часть урожая приходилась на земли, орошаемые чигирями (то есть, когда вода не течёт по арыкам своим ходом, а черпается в них большими ковшами) (Материалы по Туркестану, стр. 91). На неорошаемые земли приходился крошечный процент урожая, и то это было возможно лишь благодаря тому что Аму-Дарья затопляла некоторые низменности во время весеннего разлива.
До начала русской колонизации, владельцем всех источников воды в Туркестане было государство: государство (или бек) облагали налогом тех, кто пользовался водой из арыков для орошения своих полей, но сами же беки и строили арыки, поэтому в Туркестане не было арыков и чигирей в личной собственности (Шишов, стр. 189 - 190). При относительной бедности предыдущего государства, широкомасштабных работ по строительству оросительных каналов не велось, а потому орошаемых земель было мало. Для того, чтобы развить земледелие в Туркестане, русскому правительству сначала нужно было создать долговременные планы по строительству сети каналов в пустынных землях, и составить довольно обременительные сметы на эти работы. Всё это заняло много времени и усилий. В Казалинске первые чигири появились только в 1890-х годах, то есть в первые 15-20 лет занятия земледелием в этом районе было попросту невозможно. В 1885 году орошаемых земель на душу населения приходилось совсем немного: ни в одном из уездов Туркестанской губернии они не составляли даже 1 десятины на душу оседлого населения, а во многих составляли приблизительно пол-десятины (Шишов, стр. 197).
Туркестанская администрация не могла выдать земельные наделы ссыльным уральцам (да и вообще, русским переселенцам) и по ещё одной объективной причине: юридические затруднения в приобретении земель для застройки переселенцами из России. Самые первые русские переселенцы пришли в Туркестан вместе с русской армией, и составляли в большинстве своём ремесленников и торговцев, обслуживавших нужды армейцев. Они разбивали палаточные городки и строили глинобитные мазанки по соседству с военным лагерем на землях, занятых русской армией (Ячник, стр. 30). И русская армия, и сопутствующие ей ремесленники занимали землю на основании древнего принципа: победителей не судят. Однако такое отношение к законным землевладельцам не могло продолжаться долго. Русскому государству нужно было продемонстрировать уважение к законам предыдущего государства (ну, или хотя бы видимость уважения к ним), что включало и законы землевладения, особенно хорошо развитые в мусульманских странах (Шишов, стр. 185). Также нужно было время, чтобы изучить местные карты: “Одною из главных причин замедления (в распределении земель - Т.Е.) было поверхностное знакомство, не успевшей ещё ориентироваться, власти с условиями быта и с географическим и гидрографическим положением территории уезда, между тем, как успех колонизации, главным образом, и зависит от условий гидрографических, как главных факторов земледелия в Туркестанском крае” (Гейер, стр. 151).
Выкуп земли, какой бы плохой она не была, у местного населения на нужды русской администрации (в том числе и для застройки русскими переселенцами) был затруднён, помимо всего прочего, тем, что в Средней Азии землевладение основывалось на законах шариата, и для перехода от одной системы законов в другую приходилось иметь дело с щекотливыми религиозными аспектами. А помимо религиозных проблем, дело затруднялось ещё и тем, что в Средней Азии было очень развито общинное землевладение, когда землю брал в обработку не отдельный человек, а целая деревня (Шишов, стр. 190-191).
Прежде чем Туркестанская администрация начала экспроприировать (выкупать) земли у местного населения под свои нужды, она должна была провести ряд трудоёмких и длительных процедур: сделать полную ревизию всем оккупированным землям и землевладельцам, оценить качества и экономический потенциал земель, перевести землевладение в крае из закона шариата в землевладение по законам российской империи и установить процедуры перевода общинных земель в индивидуальное владение. Учитывая то, что Туркестанское губернаторство было сформировано в 1873 году, то к концу 1875 года, когда пригнали первых уральских ссыльных, процесс земельной ревизии не был не только завершён, но даже ещё толком и не начался. Поэтому, когда в 1874 и 1875 годах генерал-губернатор фон Кауфман отбивался от ссыльных казаков и руками и ногами и говорил, что у него нет свободной земли, чтобы поселить уральцев, он был совершенно прав: в тот момент в его распоряжении ещё не было земель, которые он мог бы использовать в этих целях.
Чтобы ускорить процесс выделения сельскохозяйственных угодий русским поселенцам, губернаторская канцелярия поощряла инициативу русских переселенцев искать земли для себя самим, что называется “методом тыка” (Гейер, стр. 152). Когда русский находил приглянувшийся участок земли, он писал заявление в канцелярию, которая начинала наводить справки: туда высылали землемера, проверяли кому принадлежит земля и т.д. Зачастую земли эти или принадлежали коренному населению, или не имели орошения, и бывало, что русские переселенцы начинали тяжбы с канцелярией по поводу справедливости “туземного” землевладения или водоснабжения (Гейер, стр. 156).
Ссыльные уральцы не могли принимать участия ни в поисках земель для поселения, ни в тяжбах за свои права в оккупированном Туркестане: они не имели права свободного передвижения по области как “преступники”, как люди малограмотные и неопытные в канцелярских делах они не умели писать прошений и, не имея чёткого юридического статуса, они даже не имели права подать прошение на участок земли. В этом отношении уральцы имели меньше прав, чем оккупированное “туземное” население. Бывали случаи, когда коренное население протестовало против произвола русских поселенцев, захватывавших земли у законных владельцев с одобрения губернаторской канцелярии: писало прошения, требовало компенсации за утерянные владения и т.д. (Гейер, стр. 157). Ни один из встретившихся мне источников информации не содержал ни одного примера, когда уральцы попытались отстоять свои имущественные права в Туркестане до самого начала 20 века.
Даже в 1883-84 годах, 8-9 лет после первоначальных этапов, в Казалинске были группы сосланных, находящихся на “квартирном и провиантском довольствии”. К тому времени помощь не распространялась на семьи с казаками, а лишь на стариков и казачек с детьми. Были правила (указы местного масштаба), кого можно содержать, а кого нельзя. Например, дочь сосланного уральца лишалась права получать пособие, если по достижении 12-летнего возраста она выходила замуж (мне такой случай ни разу не встретился - откуда же возникло такое правило?). Также правила оговаривали разные возрастные группы для детей, в связи с чем детям выделяли разное довольствие. Всего в Казалинске в то время было на довольствии у государства 60 мужчин (престарелые казаки), 9 вдов, 188-195 жён, и приблизительно 220 детей разных возрастов. Цифры слегка колеблются от месяца к месяцу, в связи с тем, что дети вырастают и переходят из категории в категорию, или вовсе выпадают из всех категорий. Люди умирали, новые дети рождались. Но в целом цифры держались на отметке немного ниже 500.
В месяц на всех этих людей положено было выдать 103 четверти муки и 13 четвертей круп. Четверть - это мера для сыпучих продуктов, приблизительно 28 килограм, что значит почти шесть тонн муки на всех или почти 12 килограммов муки на человека в месяц и около полутора килограмма круп на человека. Если припомнить, что с килограмм муки уходит на булку хлеба, а значит каждый из заключённых снабжался мукой для одной буханки хлеба на два с половиной дня, а крупы хватило бы на то, чтобы сварить кашу 5-6 раз в месяц при самом экономном (скупом) расчёте, а также если припомнить, что мука и крупа - это было единственное продовольствие, предоставляемое нуждающимся сосланным, то забота государства кажется недостаточной. А если добавить к этому, что редко продовольствие выдавалось заключённым в полном объёме, и задолженности местных властей могли долго передвигаться на будущее (“долго” - читай: “годами!”), то станет понятно, что “бедные” ссыльные частенько недоедали.
В 1883 году местная администрация всё продолжала рассчитывать, как же восполнить недодачу провианта, случившуюся в 1881 году: положено отдать провиантом, но цены с 1881 года выросли, а бюджет, выделенный на закупку провианта остался прежний, поэтому закупить нужное количество не получится. В итоге решено было выдать пособие деньгами, с тем чтобы люди закупили продукты сами у нынешнего подрядчика по новым ценам (другими словами: людям было недодано провианта, да ещё и с задержкой на два года). (ЦГА РК, д. 271).
Вопреки широко распространённым мифам о том, что уральцы категорически отказывались работать в местах ссылки, есть разнообразные свидетельства о том, что они подрабатывали где могли и как могли. По таким же обрывочным свидетельствам можно понять, что в местах ссылки возможностей подработать или не было совсем, или было очень мало. По свидетельству А.Л. Гуляева, приход казачьего полка в Петро-Александровск был счастливым событием для ссыльных не только потому, что некоторые из них встретились с родственниками и одностаничниками, а также потому, что это давало им хоть какую-то возможность подработать, обслуживая казаков на постое. Почти все способы подработки были вдали от дома, но ссыльных в длительные отлучки не отпускали.
Бывали случаи, когда “уходцы” нанимались к купцам проводниками по пустыне, и даже владели оружием (Гуляев, стр. 36), но вряд ли такого рода подработки случались с разрешения начальства. Вполне возможно, что среди зарегистрированных беглых были казаки, ушедшие на подработку.
Казаки славились как рыбаки, следопыты, воины, охотники. Вполне возможно, что именно этим они и подрабатывали, не ставя в известность начальст-во. В документах встречаются упоминания о без вести пропавших казаках, якобы бросивших свои семьи на произвол судьбы. Учитывая опасности работы в открытом море и в пустыне, скорее всего, казаки погибали во время песчаных бурь и несчастных случаев на рыбалке и охоте. Когда ссыльные Уральцы были легализованы и могли работать, не испрашивая разрешения начальства, именно несчастные случаи, связанные с профессиональной деятельностью, составили значительный процент зарегистрированных смертей среди мужского населения.
Подработки вдали от семьи не были регулярными, и явно не могли исправить экономическое положение ссыльных семей. Косвенным свидетельством того, насколько плохо было поставлено снабжение ссыльных уральцев провиантом можно считать тот факт, что, по сведениям из обзора смертности жителей г. Казалинска А. Шишова, “много детей умирает от “истощения” на первых днях жизни” (стр. 262), а также было великое множество “преждевременно-рожденных и слабосильных”. Хотя, сам А. Шишов, описывая ненормальное положение с детской смертностью в Казалинске, приходит к неожиданному выводу: “Не указывает ли это на факт вырождения населения, на произведение им нежилаго потомства?”
Парадокс состоит в том, что брошенные в Туркестане на произвол судьбы казаки, рассматривались государством как ценный человеческий материал. Их пригнали в Туркестан с целью как-то задействовать, на них рассчитывали, им отводилась роль в деле колонизации огромного края. В первую очередь их имели в виду как потенциальный военный персонал. Россия готовилась к возможным войнам с Китаем и Ост-Индией (Материалы по Туркестану, стр. 168, 185, Лебедев, стр. 10). Также как и Россия, Китай и Индия (и Англия тоже, разумеется) укрепляли своё могущество, а заодно укрепляли и своё присутствие в Средней Азии. Интересы этих трёх сторон вполне могли вылиться в вооружённый конфликт. Также в будущем предвиделся и конфликт с Афганистаном, к которому царское правительство тоже готовилось, т.е. составляло планы и собирало научные и военные рекомендации (Материалы по Туркестану, стр. 199).
На потенциальную войну к 1880 году уже было потрачено 4 миллиона рублей, а также было решено проложить железную дорогу вдоль Сыр-Дарьи, что сыграло положительную роль в экономическом развитии региона и превратило Перовск, Джусалы и Казалинск в важнейшие стратегические объекты, имевшие ключевое значение и во время гражданской войны, и во время Великой Отечественной. Также, в рамках подготовки к возможному военному конфликту, были задействованы два генерал-губернатора: Н.А. Крыжановский, генерал-губернатор Оренбургской губернии, и К.П. фон Кауфман, генерал-губернатор Туркестанского края. Они писали свои соображения и рекомендации на случай войны, и сосланным уральцам в этих соображениях была отведена почётная роль защитников отечества (Материалы по Туркестану, стр. 185).
Первые целенаправленные предложения по поводу использования казаков в качестве военного персонала были высказаны весной - в начале лета 1879 года. А с самого начала 1880 года Штаб войск Оренбургского округа, Главное Управление казачьих войск и Штаб войск Туркестанского губернатора уже вели оживлённую дискуссию о возможности приёма на службу в Уральские сотни, несущие службу в Туркестане, Уральцев, сосланных туда же за неподчинение Новому Положению, особенно самых молодых из них. По этому поводу даже была создана особая Комиссия, как следует из переписки.
Разумеется, мнение наиболее квалифицированных в данном вопросе специалистов играло большую роль. К таким наиболее сведущим специалистам относились, конечно, два генерал-губернатора: Оренбургский и Туркестанский. Нетрудно догадаться, что Туркестанский генерал-губернатор К.П. фон Кауфман приветствовал возможность нанять уральских казаков, потому что это давало ему возможность “убить сразу двух зайцев”: и обеспечить за счёт казны семьи ссыльных, и получить столь необходимое пополнение. Неудивительно также, что Оренбургский губернатор Н.А. Крыжановский категорически возражал против подобных планов, на том основании, что военная служба свела бы “на нет” идею наказания “преступникам”. Противостояние двух генерал-губернаторов застопорило дело.
В ходе административных препирательств выяснились и дополнительные юридические препоны, одной из них были сами сосланные казаки. Они категорически отказывались признать себя лишёнными казачьего звания, пока их преступление и наказание не будут им объяснены, а следовательно отказывались и наниматься в регулярную армию, на том основании, что они дали клятву царю служить именно как казаки. Своё отношение к регулярной армии они продемонстрировали ещё в 1876 году, когда их “записали” в военно-рабочий батальон. Тогда казаки смотрели на службу в батальоне как на измену своему казачьему званию и царю. К 1880 году их взгляды на этот вопрос не изменились. Была мысль организовать из сосланных казаков новую казачью армию, основанную на тех же принципах самостоятельной экономии, как и все казачьи армии: с независимой войсковой казной, с собственными земельными угодьями и т.д. Однако от этой идеи пришлось отказаться сразу по нескольким причинам: не было свободных земель, которые можно было бы отдать казакам, не вызывая массы новых юридических и социальных проблем, и казаки были настолько нищие, что не было и речи о самостоятельном устройстве независимой экономики, а денег на кредит будущему казачьему войску в казне не было.
Даже когда в 1881 году Крыжановский ушёл с поста Оренбургского генерал-губернатора и ссыльные казаки были “прощены”, клубок финансовых и юридических проблем, связанных с их пребыванием в Туркестане, не уменьшился, и возможностей нанять казаков хоть куда-нибудь и хоть в каком качестве так и не появилось.
В таком непонятном юридическом и финансовом состоянии - без документов, без жилья, без работы, - казаки прожили до начала 1883 года, то есть 7-8 лет. Лишь некоторые из них получали мизерное пособие, когда казна могла себе это позволить. А когда 17 мая 1883 года была объявлена “Монаршая милость”, что поселенцы могли вернуться к себе “домой” в УКВ, “не требуя особых подписок от них” и “с выдачей на путевые расходы до 50 рублей на семью”, то начался бумажный водоворот о том, чтобы все пособия ссыльным прекратились.
Считалось, что если сосланные отказались от шанса вернуться назад в УКВ, то это знак того, что они добровольно выбирают жизнь в Туркестане. Тот факт, что почти десятилетие назад эти же семьи были перевезены в Туркестан с куда более высокими издержками для казны, властями был ненавязчиво забыт. И что за это десятилетие инфляция не стояла на месте. И что у большинства казаков не осталось в УКВ ничего: ни домов, ни хозяйства. Если такие казаки и вернулись бы в УКВ, то им оставалось бы лишь въехать в дом кого-нибудь из родни и потеснить их там. Не принималось во внимание и то, что самые старые из них уже не смогли бы совершить такой переход второй раз.
Только к концу 19 века экономическое положение уральцев стало меняться, и решающим моментов в этом процессе было то, что их социальный статус определился. Прошло ещё 7 лет после “Монаршей милости” 1883 года, прежде чем администрация вплотную занялась вопросом юридического статуса уральцев.
Не будучи приписаны ни к какому сословию они выпадали из системы налогообложения. Зачастую тот факт, что уральцы не платили налогов почти 20 лет, преподносится как особая “милость” поселенцам, этакая привилегия… В действительности, уральцев пригнали в Туркестан с многочисленными юридическими нарушениями, и урегулировать эти нарушения не признав незаконности всего процесса высылки, не беря финансовой и юридической ответственности за это и не восстанавливая прав казаков, было невозможно. Никому не хотелось брать на себя ответственность. Таким образом уральцы оказались вне государственной системы на 15 - 17 лет, пока история незаконной ссылки не превратилась именно в “историю”, и Туркестанская администрация решилась, наконец, определиться в данном вопросе.
Однако, дебаты и по этому вопросу, как водится, затянулись. Наиболее подходящим сословием для сосланных казаков казалось мещанское, потому что мало кто из них занялся земледелием. Администрация опросила казаков в 1892 году, кто из них хочет записаться в мещане? Никто не захотел. После некоторого ожидания, не получив ни одного заявления, администрация по собственной инициативе приписала всех сосланных уральцев в мещанское сословие.
Сами уральцы этого решения не признали, продолжали называть себя казаками, но легализованное положение могло дать не-которые преимущества. В случае необходимости, они могли получить документы на проезд, на покупку недвижимости, обратиться в нотариальную контору, открыть счёт в банке. Возможность пользоваться нормальными гражданскими правами была соблазнительной, и довольно скоро среди уральцев появились землевладельцы, домовладельцы, деловые люди.
Библиография:
Берг Л. Аральское море. Опыт физико-географической монографии. С 2 картами, 6 таблицами и 78 рисунками.//Научные результаты Аральской экспедиции. Известия Туркестан-ского Отдела Императорского Русскаго Географическаго Общества. Т.V. Выпуск IX. С.-Петербург, 1908.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Берг, А., Никольский, А. На Аральском море.//Азиатская Россия. Иллюстрированный географический сборник, составленный преподавателями географии А. Крубером, С. Григорьевым, А. Барковым и С.Чефрановым. II издание. Москва, 1905, стр. 300-307.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Гейер, И. Селение Никольское. Опыт статистическаго изследования. //Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. Издание Сыр-Дарьинскаго Областного Статистическаго Комитета. Ташкент, 1891.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Гейер, И. Сведения по современному состоянию распределений земледельческих угодий среди населения Ташкентскаго уезда. //Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. Издание Сыр-Дарьинскаго Областного Статистическаго Комитета. Ташкент, 1891.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Гуляев А. Л. Поход на Аму-Дарью и в Текинский оазис уральских казаков в 1880-81 годах. Уральск, 1888.
Источник: http://www.runivers.ru/bookreader/book197157
Масальский В.И. Уральцы на Сыре и Аму.// Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга. Том XIX. Туркестан. Санкт-Петербург, 1913.
Источник: http://rus-turk.livejournal.com/tag/
Никольский, А. В низовьях Аму-Дарьи.//Азиатская Россия. Иллюстрированный географический сборник, составленный преподавателями географии А. Крубером, С. Григорьевым, А. Барковым и С.Чефрановым. II издание. Москва, 1905, стр. 294-300.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Никольский, А. Природа Кызыл-Кумов.//Азиатская Россия. Иллюстрированный географический сборник, составленный преподавателями географии А. Крубером,С. Григорьевым, А. Барковым и С.Чефрановым. II издание. Москва, 1905, стр. 216-227.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Никольский, А. Усть-Урт.//Азиатская Россия. Иллюстрированный географический сборник, составленный преподавателями географии А. Крубером, С. Григорьевым, А. Барковым и С.Чефрановым. II издание. Москва, 1905, стр. 307-316.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Путевые заметки по дороге в Ташкент. // Всемирная Иллюстрация. 1870, № 76, стр. 419-422
Источник: http://leb.nlr.ru/search
Путник. Ссыльные уральские казаки в Туркестане. //Всемирная панорама, 1910, №54.
Сорокин. Через Кара-Кумы.//Азиатская Россия. Иллюстрированный географический сборник, составленный преподавателями географии А. Крубером, С. Григорьевым, А. Барковым и С.Чефрановым. II издание. Москва, 1905, стр. 282-294.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Судаков С.А. Уральские казаки-старообрядцы Аму-Дарьинского оазиса. Уральск, Оптима, 2011 г.
Толстов Ф.И. Воспоминания уральца Ферапонта Илларионовича Толстова.// Средняя Азия, 1911, №7, стр. 69 - 82.
Туркестанский альбом. По распоряжению Туркестанского Генерал-Губернатора Генерал-Генерал-Адьютанта К.П. Фон Кауфмана I-го. Составил Терентьев. 1871-1872.
Источник: http://kungrad.com/foto/ist/index.php
Халыс. Уральцы на Аму-Дарье.// Туркестанский курьер, 1917, №207.
Шишов, А. Сарты. Этнографическое и антропологическое изследование.//Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. Издание Сыр-Дарьинскаго Областного Статистическаго Комитета. Том XI. Ташкент, 1904.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Шишов А. Смертность и причины смертности жителей гор. Казалинска. //Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. Издание Сыр-Дарьинскаго Областного Статистическаго Комитета. Ташкент, 1891.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Чеботарёв В. “Уходцы”. Мятеж в Уральском Казачьем Войске в 1874 году.// Горыныч, Краеведческий сборник.
Источник: http://maxpark.com/community/4502/content/1617312
Ячник Г. Статистическия данныя о русском населении гор. Аулие-Ата. //Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. Издание Сыр-Дарьинскаго Областного Статистическаго Комитета. Ташкент, 1891.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
ISBN: 978-0-646-93245-3
The Copyright © 2014 Tatiana Ivanovna Efremova
All rights reserved.
No part of this publication may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic, or mechanical, including photocopying, recording or any information storage or retrieval system, without written permission of the author.
Все права защищены.
Полное или частичное копирование материалов в любой форме: печатной или электронной, включая фотокопирование, - запрещено. При согласованном использовании материалов необходима ссылка на источник. Согласование использования опубликованного материала производится с автором.