Как я поступал из детдома в школу ФЗО Ленинграда

Иван Краснов 2
Примечание.
Школа ФЗО - школа фабрично-заводского обучения, низший тип профессионально-технической школы. Существовали с 1940 по 1963 год. Учащиеся находились на полном государственном обеспечении.  Школы ФЗО действовали на базе промышленных предприятий и строек в системе Государственных трудовых резервов СССР. Готовили рабочих массовых профессий для строительства, угольной, горной, металлургической, нефтяной и других отраслей промышленности. Срок обучения 6 месяцев. В школу принималась молодёжь 16 - 18 лет с любой общеобразовательной подготовкой, с 1955 года — только с начальным образованием и выше. Для подготовки по профессиям, связанным с подземной работой, в горячих цехах, на строительстве, принимались только юноши с 18 лет. Источник: http://russer.ru/

 
Эти   события  произошли  со  мной  в   1946    году,    мне  было  тринадцать  лет. Я  учился  тогда в  третьем  классе  Кромского    детского   дома.  Я  прошу  это  запомнить,  т.к.   последующие   события    не   вписывались    в  правовое  поле.  Кое-что  я  уже   писал  об этом  детском  доме,  но  здесь  я  приобрел  такой  жизненный  опыт,  которого  хватит  не на  один  роман.

Новый   учебный  год  в 1946 году    в  детском  доме,  как   и  во всей  стране,  начался  с  первого  сентября,  занятия    шли      своим  чередом.   Правда,  к  этому  времени  в  детском  доме  сменился  завуч.  Вместо  грубого и  вспыльчивого завуча  в должность  вступила  Мария  Ивановна   Петрова,  женщина   лет  сорока  пяти,  с  прической   женщин    19 -го  века,    портреты  которых  мы  видим в залах   Русского  музея.  Лицо  украшали  большие   черные  глаза и,  вообще   она  была  вся   такая  романтическая. О ней  я  пишу   подробно,  так  как  в  моей  судьбе  она  сыграла  большую  роль,  круто  изменившую  всю  мою   последующую  жизнь. К  этому  времени  у  меня   уже  сложились  определенные  взгляды,  я  много  читал  художественной  литературы, принимал   активное  участие  в  общественной  жизни детского   дома, т.е.  помимо  основной  учебы  я  активно  участвовал  в  художественной  самодеятельности.
 
В  то  время  во  всех  школах  страны  делались  литературно-художественные  монтажи   на    определенную   тему.  Поскольку   я  начал  учебу  в  детском  доме  в  январе  1944   года,  то  у  нас  были  очень  популярны  литературно-художественные  монтажи на  военную  тему.  Чаще  других  авторов в  школе  ставились   постановки  на  темы  Великой  Отечественной  войны    популярного   советского  поэта   Сергея   Михалкова.  Вот  в  моменты   таких  выступлений я и  познакомился  с  Марией  Ивановной.   Ей  понравилось  моя  дикция,  громкость  и  четкость  изложения   материала  темы.    А  дальше   события  развивались   очень  быстро  и для   руководства  детского  дома и  для  её   воспитанников.

В  средине  октября руководство  детского   дома  получило  указание  из областного отдела народного образования (ОБЛОНО)   отобрать   двадцать   воспитанников    старшего   возраста  для  отправки   на  обучение  в  школы фабрично-заводского   обучения (ФЗО)  Ленинграда.
 Следует  отметить,  что, видимо,  и  для  руководства  ОБЛОНО  и  для  руководства  детского  дома  было  не  понятно,  с  какого  возраста, и  после  какого  класса  нужно  отбирать  воспитанников  для  обучения  в  школах  ФЗО.  Для  руководства  детского  дома  эти  критерии  были  неизвестны.
 
 Дело  в  том,  что  в  школах ФЗО   обучались   от     шести   месяцев   до  года,      после    завершения   обучения  ученики, теперь  уже  специалисты  направлялись  в  строительные   организации  для   восстановления,      освобожденного   от  блокады  города. Но  для  работы в  городских  строительных   организациях  рабочие  должны  были   быть  совершеннолетними.        Возможно,   руководители  детского   дома  сами не  знали,  что  такое школа ФЗО, а  ОБЛОНО    в  документе  по  подбору  воспитанников  для  обучения  в  такой школе не  объяснили  это.    Возможно,  все  руководители  и  понимали  это,  но  вспомнили,  что  во  время  войны  на  заводах  работало  много  несовершеннолетних и  им  даже  подставляли  под  ноги   скамеечки,  чтобы  они   доставали   до  станков.
 
Когда я  недавно  прочел  этот  рассказ  своему    восемнадцатилетнему  внуку и  спросил  его,  понимает  ли  он  смысл    фабрично-заводского  обучения,  он мне  ответил что  это  вроде   суворовского  училища.

Сегодня   наши   школьники   старших  классов   ориентированы  только  на  поступления  в   университеты или, в  крайнем  случае,  в  колледжи,  хотя  прекрасно  понимают,  что  после окончания   выбранного  учебного заведения    они  с  трудом смогут найти  работу  по  избранной  специальности.  В  стране   катастрофически   не  хватает   хороших  рабочих  специалистов,  но  молодежь    нацелена  только на  поступление  в  вузы, руководство  страны  озабочено,  где  взять  хороших  специалистов  для промышленности  и  сельского  хозяйства.

 Не  буду  гадать,  чем  тогда руководствовались в  ОБЛОНО  и  директор  нашего  детского  дома при подборе кандидатур для обучения в школу ФЗО.  Но,  как   потом  выяснилось   и  в  нашем  детском  доме,  и  в  других  детских  домах  Орловской  области,   откуда    подбирались  группы  для  поездки  в школу ФЗО, руководство не  имело  представления   о требованиях, предъявляемых к кандидатам на обучение. Тем не менее, была набрана группа  в  100  человек  из  разных  детских  домов.    Меня   в  эту  группу   первоначально    не   включили     из-за   малого   возраста.  А  я   так   мечтал  о  Ленинграде  учиться  в  этом  прекрасном  городе.   Я  решился и пошел  на  беседу  к   нашему  завучу – Марии   Ивановне.  Я  ей   с  таким  пафосом    рассказывал  о   Ленинграде,  как   я  люблю  этот  город,  как  мечтаю в  нем учиться.  Я  сказал  этой  прекрасной  женщине,  что  всю  жизнь  буду  помнить   её   благородный   поступок,  что  я  обязательно   буду  учиться  в  Ленинграде,  и   буду  помнить,  что  это  она  помогла  мне  осуществить  эту  мечту.  Она  посмотрела  внимательно  в  мои горящие   глаза  и  сказала:- Ваня, я   включу  тебя  в  список  для  поездки, я  верю  в  тебя,  хотя не  уверена,  пропустят  ли  тебя  в  нашем   ОБЛОНО.
               
Ну  что же,  на   этот  раз мой   Ангел - хранитель  меня  спас:  меня  пропустили  в  группу  для  поездки  в школу ФЗО.   Всех  отобранных  для  поездки  в   Ленинград  было  приказано  одеть  во  все  новое.  Нам  выдали  новенькие   пальто,  шапки-ушанки (вся  эта  одежда была  без  меховых  излишеств,  такие  сейчас  выдают  в  колониях),  нашей   гордостью   стали  новенькие  валенки  с  галошами  (на  улице в  октябре  месяце   уже   были   небольшие   заморозки),  новенькие  шерстяные  варежки,    новое  чистое  белье и брюки  с  курточками.  Одним  словом,   все  было  по  первому  разряду. После  последнего  завтрака  в  детском  доме  всех  нас  внимательно  осмотрел  директор  детского  дома  и   моя  спасительница  завуч  Мария   Ивановна,  они  нам  пожелали   счастливого  пути.
 
Нас  посадили в    кузов   грузовой машины,    и  мы  отправились     в  г.  Орел,  где на  вокзале  нас  должны были  ждать  подготовленные  вагоны.  Через  полтора  часа  пути  где-то   около  11   часов  дня    мы     уже  были на  вокзале.  Здесь    ждали  нас  и  воспитанники  из  других  детских  домов  области.  В  каждый  вагон  разместили   по   50   представителей  будущего  рабочего  класса.   Вагон  был     общий,  мест  всем не  хватало,  поэтому   разместились на  сидячих  местах   впритык.    Ну  что  же,  как  говорится,  в  тесноте да не  в  обиде.  Я  вообще  ехал  впервые в  настоящем  пассажирском  вагоне.  Первая  моя  поездка  по  железной   дороге   была  в январе  1944,  когда  нас   из   деревень области  везли  в  детский  дом  в  телячьем  вагоне и  там мы  спали на  сене,  настланном   на     нары  из  досок.  Теперь   ехал  впервые  в  пассажирском  вагоне  поезда. Нам  было    интересно   и  весело,  мы    перезнакомились  друг  с  другом,   мечтали  о   Ленинграде,    о  будущей  нашей   профессии,  правда  никто  не  знал,  по  какой  же  профессии   нас  будут  готовить  и   сколько  лет.
 
 Через   два  часа  нам   уже   захотелось  что-то    поесть,  но  продуктов   нам  не  выдали,  тем  более   нам не  выдали      никаких  денег.   В    вагоне  было  тесно  и    душно.    Ребята  стали  выходить  из  вагона  и  прогуливаться  вдоль поезда.  На  нас    стали  обращать  внимание  местные  жители,  которые  всегда   толкутся   около  поездов    в  надежде  что-то  продать     или  купить.      Мы  выглядели   эффектно    в  новой  одежде,  особенно внимание     обращали на  наши  новые  валенки  с  блестящими  галошами.  Ведь    основная  масса  советских  людей,  особенно  после  окончания  войны  были  одеты  крайне бедно. Причина  была   ясна - у людей не  было  денег,  да и в  магазинах   почти не  было   товаров.
 
И вдруг на  перроне  появилась  большая     группа  молодых   и  здоровых   ребят,  одетых в  новую  одежду.   Люди  стали  подходить  к  нам  спрашивать,  откуда мы такие  и  куда  держим  путь.  Кое-кто     уже  стал  предлагать    продать   что-нибудь из нашего   нового  гардероба.  Один  предлагал продать   ему  шапку,  другой -  варежки,  третий  - по  хорошей  цене  галоши. Мы   сначала  как-то     мялись, не  решались  продавать  только что   выданные    нам   вещи.  Но  всегда  находится  кто-то  первый,  кто  принимает   важное  решение, затем  уже за ним  следуют другие.  Итак,  первый,  кто  не     упустил шанса, кто  решился продать   галоши с  валенок,  был   парень  из  другого  детского  дома  и постарше  других.    Наш  первооткрыватель недолго  торговался  и  продал  свои  галоши  с  валенок  за   З00  рублей.  Он  тут  же    и  объявил  эту  новость:- Ребята,  за  наши  галоши дают  300 рублей, - и показал уже  купленные  на  эти  деньги  пирожки.

 Последнее   особенно  воодушевило  нас,  т.к. всем  хотелось  есть.    Никто   не  задумывался, можно  ли  продавать  нашу одежду и  обувь, все  смотрели на  купленные  нашим товарищем  пирожки,  денег ни  у  кого  у нас    до  этого  не  было.    Да  и  зачем  осенью  и  зимой  валенки  должны  быть  с  галошами?  Около  вагона  собралась  уже  довольно  большая  толпа  покупателей,  в  основном  мужчины  среднего   возраста. Кто-то  из  них  даже крикнул:- Налетай, станичники,  тут  детдомовцы  продают   новые галоши!

Нужно  отметить,  что  после  войны наши  фабрики  еще не наладили  массовый     выпуск резиновой  обуви, да и  цена,  видимо,  всех   покупателей  устраивала. Я тоже выскочил из вагона с этой же целью.Ко мне подошел мужчина громадного роста: - Ты тоже продаешь галоши? – гаркнул верзила. Я бойко  ответил: - Да.  -Снимай  галоши! Я быстро снял,он взял в свои  огромные  руки   мои  новенькие  блестящие галоши и сунул мне в руки 250 рублей. – Дяденька!!! - завопил  я.   - Мои галоши стоят, как  и  у  других, З00  рублей.- Хватит  с  тебя  и этих, рявкнул   верзила. - Ты  что  же  продаешь государственное  имущество, продолжал он   грозно. - Вот  отведу  тебя  сейчас  в  милицию,  будешь знать,  как  продавать выданные вещи.

Я  живо  представил себе  эту  картину: меня  ведут в   милицию  как  вора, и  я  там начинаю   объяснять,   почему  я  продаю    свои  вещи,  выданные  мне  в  детском  доме.  Делать  было  нечего,  я  покорно  согласился,   ведь он    мог  и   вообще  мне ничего не дать, а я не  смог бы  себя  защитить.

На  вырученные  деньги     мы   тут  же  накупили  у  местных  теток  лепешек,  домашней  колбасы,  печенья.  На  душе  у  всех  стало  легче  и  веселее.
 
Поезд    тронулся, к  вечеру наш состав  доехал  до  Тулы,  мы  все  высыпали  из  вагона. На  улице  было  холодно,  и мы  вышли  в  пальто,  новеньких   валенках, новеньких  варежках,    кругом  стояли  ларьки, а  из них   на  нас    вызывающе      смотрели   такие вкусные  тульские  пряники.  Многие из  нас   «галошные  деньги»  уже    проели  или   купили на них  какие-нибудь  безделушки.   К  нашему  вагону   уже  приближались  продавцы или  покупатели,  это  уж  кому  что  нужно.  Ко  мне  подошла    молодая   женщина,  увидев на  моих  руках   фабричные  варежки, она тут же  предложила купить  их  у  меня.                - Сколько  дадите? - спросил я как  опытный  продавец, недолго   размышляя   над  своим  поступком. - Даю  тебе за  них  40  рулей.                Я  не  стал  торговаться,  и  сделка  состоялась. У  меня  в  кармане   после  покупки   заветных  пряников   осталось   около   сотни  рублей. Я   подумал до  зимы  еще  далеко, зачем  мне  эти варежки,  когда   так  сладко  манили  меня  тульские пряники.  Мои  товарищи  тут  же   воспользовались  моим  примером.   Через  З0  минут      все  мои  новые  друзья  расстались  с  варежками.
 
Поезд  дал  свисток,  мы  все, теперь  уже   облегченные  без  галош  и  варежек, но  зато  с  тульскими  пряниками  разместились    в  вагоне.  Я    подумал: - Что  же  еще  можно  продать? Валенки? Нет,  босиком не  пойдешь.  Пальто?  Тоже  не  продать.

 К  концу   дня,  часам  к    восьми  вечера,     руководители  нашей   команды  все-таки  принесли  нам  сухой  паёк:   на  двоих  банку  рыбных  консервов и  буханку  хлеба, по  три  кусочка  сахара.  Пир  наш  продолжался.  Мы  были  сыты,    впервые  наелись  досыта.  Ведь  в  детском  доме   мы не  получали   такого   количества  еды.

 Вечер  постепенно  переходил  в  ночь,  все  стали     искать,  куда  бы  притулиться   спать.  Все  полки  были  заняты. На  нижних  полках  спали  по  два  человека, на  верхних - по  одному.  Мы  с моим товарищем   Анатолием  Семичевым  одно  пальто расстелили  на  полу  в  проходе,   другим укрылись.  Ночью  было   жарко  и  душно,  кто-то    требовал  не  толкаться,  не  мешать  спать.  Мало-помалу   вагон  угомонился  и мои  товарищи, довольные  прошедшим днем  и  успехами  в  продаже своей   «лишней   одежды»,  отошли   ко  сну.
 
Мы  мечтали увидеть столицу нашей Родины Москву и с нетерпением    ждали,  когда  же наш  поезд  придёт на  вокзал  столицы. Но,  проводник  сообщил,  что  наш  поезд  идет  окружным  путем,  не  все  поезда  проходят  через  Москву;  столицу   старались  по  максимуму  разгрузить  от лишних  поездов, многие   составы, в  том  числе  и  наш «литерный»,  пустили    окружным  путем.  Так  что  Москву  мы  ночью  проехали мимо.

Часов  в  десять  утра  наш  состав   остановился  где-то  вдали  от  Москвы  на  какой-то  небольшой  станции.  Нам  сказали, что  состав  будет  стоять   минут   тридцать,  чтобы  мы  далеко не  расходились  от  вагона.  Мы    вышли  из  вагона  и  громко  обсуждали    события   прошедшего  дня,  к  нам   стали  подходить  местные  ребята,  о  чем-то  начали  спорить с  нами.  Незаметно  спор  перешел в  ругань,  затем и  в  драку.  Поскольку    мы  были  организованной группой,  то  наша   победа  оказалась  бесспорной. На  подмогу  побежденным  вскоре   подошло   подкрепление,  некоторые  из подошедших  были   вооружены  железными  прутьями, камнями.  Сражение  предстояло   нешуточное.  Не  знаю , как бы  развивались  дальше  события,  но   паровоз  дал  свисток и  все  бросились  в  вагон. 

 Мы  продолжили  свой  путь.  К  вечеру    состав  прибыл  на  Московский  вокзал  Ленинграда.  Нас   встретил  представитель  ФЗО,  построили,  провели  перекличку,  и повели   в  общежитие  школы  ФЗО, которое оказалось недалеко  от  вокзала  на  Лиговском  проспекте.Примбывших    разделили  на  две  группы. В  одну  группу  попали воспитанники  старше пятнадцати  лет,  в другую - дети  младшего  возраста. Я  почему-то  попал  в  группу  старшего возраста.
 
После  обустройства  на   отдых, нас  повели  в  столовую,  где   уже накрыли  столы  на   ужин.  Сразу  скажу - питание  в   школе  ФЗО  в  Ленинграде  резко  отличалось  по  качеству и  количеству от питания  в  детском  доме. В  детдоме   за  два года   моего пребывания  я    всегда  выходил  из столовой  голодным. Здесь  же  впервые мы   наелись  вдоволь.
 
После   ужина    объявили   распорядок  на  следующий  день.   Мы  должны  были  сдать нашу  одежду на  прожарку.  Эту  процедуру   хорошо  знали  взрослые и  дети  в  годы войны и  первые  послевоенные  годы.  Чтобы не  допустить      распространения    вшей,  одежда  подвергалась  термической  обработке в  специальных  шкафах  при  очень  высокой  температуре, и  насекомые,  если  таковые имелись,  погибали.  Поэтому  на  следующий  день   всю    верхнюю  одежду у нас  отобрали и  отправили  на  «прожарку».  Нас    же    провели в  баню,  куда   принесли  и  нашу   уже  «прожаренную»   одежду.
 
 С нижним  бельем,  брюками  и  куртками  все  было  в  порядке. Мы  быстро  оделись.  А  вот с  пальто  случилось  непоправимое. Наши  мастера  по  прожарке не  учли  одного -   пальто, так  красиво     пошитые оказались    из    не  совсем  качественного  материала.   Материал   пальто  не  предполагал,  что  его    будут  прожаривать  при  температуре около  80  градусов.  Наши   красивые  пальто    синего   цвета  превратились  в  маскировочные    халаты  с  бледно-синими  и  ярко-желтыми  пятнами.
    
В этих  пальто  мы  были  похожи  на  немецких  военнопленных, и     не  представляли,   как   будем  ходить  в наших  пятнистых  пальто. Мы  категорически  не  хотели  брать   выдаваемые  нам  вместо  пальто   опаленные       тряпки.   Для    разрешения      сложившейся      ситуация,  к  нам    пришла   для  успокоительной  беседы  заместитель  директора   школы  ФЗО  и   стала  нас   укорять  в  нашем   поступке: - Ребята,  как  вам не  стыдно. В  том,  что одежда,   особенно    пальто   во время  термической  обработки  пошли  пятнами, не  виноваты   работники. Просто  ваша  одежда, особенно пальто,   были сшиты из материала невысокого  качества.  Женщины,  которые   проводили  эту  работу,  вчерашние  блокадницы,  они   многое  пережили  за   годы  блокады   города,  вы  должны   сочувствовать   их  положению.    Вас  скоро  переоденут  в  форму  учащихся   школы   ФЗО,  а  свою  форму   вы  сдадите  у  нас.

Делать  было  нечего, мы  верили, что  скоро  нас  зачислят  в   школу  ФЗО,  и   мы будем  ходить  уже  в  другой  форме.    В  город  нас не  выпускали - у  нас на  руках не  было  никаких  документов.  На  входе  КПП  стояли   два  дежурных  из    этой  школы и никого   из  детдомов  не выпускали. Правда, у нас  от продажи части  своей  одежды оставались  кое-какие  деньги.  Мы скоро  нашли   форму   договора с  дежурными  по  КПП:  мы  им  говорили,  что  мы  идем  покупать   мороженое и   за  то, что  они  нас выпустят,  мы    покупаем  порцию и  дежурным.  Таким  образом,    мы  все-таки  выходили  в  город  на  час  с  лишним и  смогли     увидеть   Ленинград,  хотя  эти  прогулки ограничивались  нашими  хождением недалеко  от  общежития.Удивляло  то,     что  я не  увидел  разрушенных  зданий. На  расчищенных  от  разрушений  площадках  горожане  делали   скверики с  высаженным  кустарником и  цветами,  город  был  чист.
 
Через  два  дня   нас  собрали  и   объявили, что    большинство прибывших  воспитанников  через  день  будут  отправлены обратно    в  свои  детские  дома.    Оставили  только    ребят старшего   возраста, кому  исполнилось   шестнадцать   лет.  Итак, моё  пребывание в   героическом    Ленинграде  завершалось.  Ребят, направленных назад в  город  Орел,   набралось  ровно  половина из тех,  кто  прибыл  Ленинград получать  путевку  в  жизнь.

Мы  отправлялись  к  себе  домой  без  галош и  варежек,  которые мы  ранее успешно  продали.  Наши  пальто  напоминали летние маскхалаты  немецких  военнопленных.   Мы  и не  могли  предполагать, какие  сложности  нас  ждали  по  возвращении  в  свои  детские  дома.На обратном  пути  нам  продавать  было  нечего,  но  зато  руководство  профессионального   образования Ленинграда    снабдили  нашу  группу  большим  запасом продуктов.  Нам  загрузили  около  двух  сот  буханок  белого  хлебы,     достаточное  количество  масла,  сыра,  сахара.
 
Теперь наш  плацкартный  вагон  был   в составе  пассажирского  поезда,     единственная  остановка  была  в  Москве.  Я  хорошо  помню,  как  мы  разгружали   выданные   нам  продукты.  Почему-то  все буханки  белого  хлеба,  пакетики  масла и  сыра,  пачки  сахара  мы   выгрузили   прямо  в здании  пассажирского вокзала.  Все  это  богатство  лежало  открыто,  в  его  охране  принимал  участие  и  я.    Помню,  как завистливо  смотрели  на белый хлеб  и  другие  продукты, проходившие  мимо  нашего «табора»  пассажиры,  как  много   голодных  глаз  смотрели на все это богатство Ко  мне  обратилась женщина  с  меленьким  ребенком  на  руках:- Мальчик,  дай  хлебушка  для  ребенка. Глазки  ребенка   тоже  с  тоской  смотрели на  белый хлеб.Я  тайком, чтобы не  увидел  сопровождавший  нас  работник,  взял  из  горы  лежащего    белого  хлеба   батон   и передал  его ей  в  руки.   Женщина с ребёнком   быстро  затерялась в толпе  пассажиров,  чтобы   у неё  не  отобрали    хлеб.

 А   народ  все  собирался   около  нашего   «продовольственного  склада».    Некоторые пассажиры, особенно  мальчишки,   пытались  незаметно   стащить  у  нас  хлеб  или  масло. Пришлось  усилить  охрану, и   сопровождавший  нас   представитель  ОБЛОНО  тоже  не  отлучался  от  продовольственного  склада.
 
Вскоре  нас  повели  в  вагон  поезда.    Обратный  наш  путь  до  дома  прошел  без  особых  происшествий.    Кормили  хорошо,  продуктов было  достаточно.  Но  на  душе  у  каждого  из  нас  было  неспокойно. Мы  понимали-  будет  долгая   разборка  из-за  нашей  одежды.  Мало  того, что  мы  продали    галоши   и варежки,  наше  пальто  теперь на  нас  висело  жалким  тряпьем.  В Ленинград  мы   ехали   орлами,  верили  в   наше   светлое  будущее,  а  обратно  возвращались  как   мокрые  курицы и не знали,  что  же  теперь  будет с  нами.
 
Как     мы  и  ожидали,  наши  неприятности  начались  по  приезде  в  Орел. Всех  нас  разместили  в  каком-то  приемном  пункте -   большом  зале,    где  стояли   металлические кровати,  стояло  несколько столов,  около  каждой  кровати  стояла    тумбочка. Общий  вид  этой  большой  и  мрачной   комнаты  соответствовал  нашему   мрачному  душевному  состоянию.

Прибыли  представители  Орловского  ОБЛОНО,  которые   посылали  нас на  профессиональное  обучение.   По  одному нас   вызывали к  комиссии,  состоящей  из  трех  человек и  разбирались,  кто  есть,  кто  и  что с нами  делать.  Многих  из  прибывших   воспитанников  посылали  обратно  в те  детские  дома,  откуда  они  прибыли.      Мне  было  страшно  подумать, как в Кромском детском доме  я  буду смотреть  в  глаза  своей  благодетельнице   Марии  Ивановне,  которая  верила  в меня  и  на  свой  страх и   риск  записала  меня  для  поездки  в  Ленинград.  Я  рассказал  комиссии,  что  мой  отец офицер-политработник   артиллерийского   полка  погиб при  освобождении  Польши  в   августе  1944  года, мать  погибла  во  время боя  в  июне  1942  года.
 
Меня отчитали  за  незаконную  продажу  предметов  одежды и  определили    для  дальнейшей  учебы в Некрасовский   специальный  детский  дом  в городе  Орёл.  Специальные  детские   дома в  отличие  от  простых  детских  домов  отличались  повышенной  комфортностью.  В этих  детских  домах  воспитанники   учились  уже  по    седьмой  класс включительно.  За  мной   прибыл   представитель   Некрасовского   специального    детского  дома  и  забрал меня с собой.
 
В  Кромском  детском  доме  закончилось  мое   трудное  детство.  Начиналась   не  менее  трудная,  но  увлекательная  молодость,  о   которой  у  меня  есть  большое  желание  поведать  в  следующем   рассказе  о   своей   жизни.


© Copyright: Иван Краснов2, 2015
Свидетельство о публикации №215012300811