Смерть рыночного сознания предопределит будущее человечества
А что было бы, если бы я не родился на свет божий? Просто меня не было бы. Как не было миллионы и миллиарды лет. Откуда мы знаем, кто должен был родиться, но не родился? Не знаем. Жизнь уникальна, раз тебя родили. В конце концов, эту уникальность должен осознать каждый, рано или поздно. Это само по себе чудо - родится на свет и находиться среди людей и жить вместе с ними и сознательно участвовать в совершенствовании этой жизни на земле. Тем более если это случается только однажды и один раз.
Мне известно доподлинно, что я родился по заказу. Мой отец в 1941 году ушел на войну с фашистами и, проходя сквозь всю войну, в 1945 году каким-то чудом вернулся домой живым и здоровым. Ни одна пуля не коснулась его тела. Ему тогда было 40 лет. Когда вернулся, его сразу женили на молоденькой девушке, которую звали Алтынай и которой тогда было всего то ли 15, то 16 лет. И женили, чтобы она родила меня.
Мой отец - Нургельди, был самым младшим в роду. А моему второму отцу 47-48 лет. Он в этом роду был бездетным и самым авторитетным. Моя мама, знавшая заранее, для кого она рожает, забеременела в 1947 году. И в том году выкинула ребенка, свалившись в прорубь, когда она приходила за водой в замерзшую речьку. По этому трагическому случаю был крупный скандал. И крепко наказали моего отца. Не свались тогда моя мама в прорубь, не было бы у меня шанса появиться на свет божий. Когда она забеременела второй раз, отец сам ходил за водой. А мой второй отец, Нургали, следил за ее питанием и настроением. На тот момент охранял ее как зеницу своего ока. И маме строго запретили поднимать тяжести. Погорев однажды, теперь ее окружили исключительным вниманием и заботой. Моя мама меня родила 1949 году 1-го августа в полдень, когда на улице стояла нестерпимая жара. В Алматы и сегодня стоит такая же нестерпимая жара.
Родила она меня дома. А как, я этого не помню. Но мой второй отец, не доверявший своему брату, ее сразу забрал к себе домой и взял ее на свое полное обеспечение, полностью освободив ее от всех домашних забот. Все было возложена на мою вторую маму. И поскольку это было уникальным событием, то со мной на руках тогда она жила как в раю, окруженная исключительным вниманием. Этот период своей жизни она запомнила как не забываемый и яркий. 9 месяцев, пока не оторвала меня от своей груди, она жила в этой прекрасной обстановке, зная, что я не принадлежу ей. И это в ней прождало сильные чувства ко мне. Потом она мне рассказывала, что ее сильно влекло ко мне, пока она не родила второго. И, когда отсутствовал отец, тайком приходила домой и и с украдкой целовала меня. И эта любовь в ней сохранилась надолго.
Мне повезло в одном отношении: меня воспитывали не молодые родители, которые сами еще были детьми и которые размножаются по естественной необходимости, однажды заведенной, а не по спецзаказу. Любого ребенка воспитывает семья и социальная среда, и воспитывают по традиции. У меня же все по чистой случайности сложилось нетрадиционно, и никто меня не присваивал как сына. И никто никогда не стоял на моем пути в качестве наставников, навязывая мне какие-то каноны. Я был любимым и для тех, кто меня сотворил, и для тех, кто воспитывал. У меня был не один единственный отец. А целых 4 папы, четыре мамы. Я учился не в одной единственной школе, а в пяти. И не помню поэтому ни одну. Ни один из всех моих мам не были моими мамами в обычном смысле, и они имели власть надо мной только до тех пор, пока я находился с ними.Но их власть всегда была ограничена временем. Тем не мене все они остались моими мамами и папами, пока были живы, и никогда меня не оставляли на произвол судьбы. И я никогда не был сиротой, одиноким. Не знал, что такое нужда.
Все это происходило в советском Казахстане. И какая любовь сохранилась во мне ко всем тем, кто меня вывел в люди, такая же любовь во мне хранится и к советскому обществу, которое никогда меня не бросало на произвол судьбы, как сегодня, на какой бы уголок СССР я не приезжал. Каким необозримым простором для меня был советский Казахстан и вся советское общество, таким же ничтожно ограниченным стал сегодняшнее казахстанское общество, принадлежащее могущественным людям. Но зато я создал свое творчество, которое уже становится достоянием людей. И власти рыночного Казахстана потому наверное и не признали меня, что у них нет будущего, связанного с моими воззрениями, как и у каждого человека, ограниченного этими же узкими рамками. Я людям показываю другое будущее - человеческое. И поскольку оно еще не ясно, люди меня воспринимают чужим.
У меня вообще никогда не было своего личного блага, выраженного в материальных интересах, так как с первого дня оно было увязано со знанием, ориентировавшим меня на другой мир - в мир людей, совершенно противоположный собственническому. У меня никогда не была своей собственности по объективному моему положению в мире. Но я имел все. Никто мне ничего не наследовал, но я унаследовал все человеческое от прошлого. И я очень богат и счастлив, что родился сегодня, в нестерпимую жару. И я никогда не был привязан к этому миру с точки зрения материальных отношений, разлагающихся сегодня. Поэтому мне не больно от всего этого.
Я болею только за людей. На меня удручающе действует их невежество. И тупой эгоизм. В этом мире я с рождения видел только людей, живших в этих отношениях, от которых я всегда был свободным по чистому стечению обстоятельств в момент моего рождения. Смерть отца, усыновившего меня, который умер, когда мне было 5 лет, и уход второй матери матери, когда мне было семь лет, предопределило всю мою дальнейшую судьбу вплоть до сегодняшнего дня. Смерть СССР предопределила всю мою теорию, которая складывалась за 30 лет. Смерть рыночного сознания предопределит будущее человечества.