(предложения Газонокосильщика и моя рецензия на них)
Преамбула
Международное пиратское движение, как и всякое другое международное движение, имеет свои цели. Эти цели высказаны в специальной декларации, и я с ними в свое время ознакомился и полностью согласен, однако, признавая, что сии цели являются необходимыми и достаточными для политической партии, я в тоже время считаю, что для пиратского интернационала они совершенно не подходят, ибо являются инструментальными. Да, мы хотим свободы распространения и доступа к информации, неприкосновенность частной жизни, перехода к прямой демократии, и тому подобных вещей. Но весь вопрос состоит в том, зачем нам это все надо, чего мы в итоге хотим добиться, в чем наша миссия?
И тут мы обнаруживаем, что никакой миссии, в общем-то, у нас и нет. Это выражается в том, что движение наше позиционирует себя как аполитичное. С одной стороны это вроде бы как хорошо, ибо позволяет объединиться ради благого дела людям, придерживающихся разных идеологий и мировоззрений. Но с другой стороны, это плохо, ибо именно в настоящее время, как никогда раньше, ключевое значение приобретают большие проекты, опирающиеся на научный прогноз, очерчивающий границы возможного, и на представления о желаемом результате деятельности, на мечту. Борьба между политическими партиями идет сейчас не только в сфере экономики, идеологии, в пространстве смыслов и ценностей, но и в сфере представлений о будущем. Образ будущего определяет систему координат, в рамках которой выбираются цели и формируются стратегии. Попытки сделать это иным способом вне системы координат результата не дают. Так что без него нам успеха не видать. Особенно если учесть, что у всех конкурирующих с нами политических сил образ желаемого будущего есть: одни хотят жить привычной для традиционного общества жизнью, что на современном этапе подразумевает создание патерналистического государства. Другие хотят обогащения любой ценой, что на современном этапе подразумевает создание монополистической экономики. У нас же своего образа будущего просто нет.
Все вышесказанное означает, что пиратскому движению нужны цели более масштабные, чем те цели, которые имеются сейчас. Нам нужно придумать, вычислить для нас, для нашей группы, для тех людей, кого мы считаем своими, другую модель жизни и создать её.
1
Заря новой эры
Однако что значит «вычислить другую модель жизни?». Это значит фактически необходимость создать образ пиратской утопии. Предвижу здесь возражения, связанные с дискредитацией утопизма в наше время. Однако не надо верить в бред о том, что какое-либо успешное политическое движение, овладевшее целым народом, может существовать без своей утопической мечты. Абсолютное большинство мощных политических движений, изменивших судьбы народов, начинались с творческих, утопических проектов.
Все началось довольно таки давно. У истоков утопии стоит Платон как автор диалогов Государство, Политик, Тимей, Критий. Важную роль в формировании утопического мировоззрения в Европе сыграли раннехристианские хилиастские ереси - учения о грядущем тысячелетнем Царстве Божием на земле. Наиболее ярко хилиазм воплотился в философии истории итальянского монаха-богослова XII в. Иоахима Флорского, предсказывавшего скорое наступление эпохи Третьего Завета - Завета Святого Духа, когда на земле наконец водворится Христова правда и материальная жизнь облечется в идеальные формы.
Концепция Иоахима Флорского оказала сильное влияние на современников. Она была положена в основу практически всех успешных христианских ересей, возникших после, на идеалистические представления о будущем в позднем Средневековье и в эпоху Возрождения. Испытал его и английский священник Томас Мор, автор сочинения, названию которого обязан своим существованием сам термин «утопия» - золотой книги, столь же полезной, как забавной, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии (1516), из которой, а также книги католического монаха, узника инквизиции Томаза Кампанеллы «Город Солнца», черпало вдохновение социалистические движение.
Все мы достаточно хорошо знаем, к чему это привело — массовые проповеди новоявленных «пророков» сильно повлияли на массы обездоленных людей, не способных изменить свою жизнь к лучшему какими-то рациональными способами. Отсюда — всплеск массовых выступлений против существующего порядка, которые имели ярко выраженную социалистическую направленность. Среди них особый интерес представляет неожиданно заявившее о себе в 16 веке движение анабаптистов, которое очень сильно посодействовало крестьянскому восстанию в Германии, столь глубоко засевшему в сознание всех социалистов.
Вожди радикальной реформации ставили перед своими последователями глобальные задачи, замешанные на эсхатологических чаяниях необразованного населения.
Томас Мюнцер — один из главных вдохновителей крестьянских восстаний — вообще объявил о грядущем падении княжеской власти в Европе. Свои «пророческие» откровения он ставил выше толкований Библии. Такие пророчества понимались Мюнцером как «божественные» указания свыше, посылаемые Богом своим «избранным». Именно им, по мысли новоявленного пророка, должна перейти вся полнота власти в наступающей эпохе.
Наиболее показательным для нас примером является народное восстание в Мюнстере 1534-1535 годов, связанное с именем Иоганна Лейденского. Напомним, что, укрепив свою власть в Мюнстере, анабаптисты потребовали от всех его жителей либо креститься заново, либо покинуть город. Вооруженные сектанты врывались в дома тех, кто не соглашался принять второе крещение, и выдворяли людей за городские стены, успев их еще и ограбить. Одновременно в Мюнстер отовсюду стекались еретики, вдохновленные «пророческим видением» о том, будто этому городу суждено стать Новым Иерусалимом.
Фактически анабаптисты превратили город в христианскую коммуну. На практике их коммунизм вылился в то, что имущество религиозных институций, отсутствующих по любым причинам горожан (бежавших или изгнанных) и все драгоценные металлы оказались конфискованными в общую казну. Деньги были выведены из обращения, торговля и обмен — ограничены, а потом — запрещены вовсе, введена всеобщая трудовая и военная повинность, а продукты питания и остальные необходимые для поддержания жизни предметы обобществлялись и распределялись по установленным нормам.
Правда, весь этот «священный» мятеж длился по историческим меркам совсем недолго — чуть больше года. Мировая революция не состоялась: войска епископа Вальдека взяли Мюнстер, «Царь Нового Сиона» попал в плен и был казнен на том самом месте, где он устраивал свои «священные» суды. Так в Европе был провален грандиозный социальный эксперимент, ставший архетипичным для коммунистов (классики марксизма не мало о нем писали). Однако то, что анабаптистам удалось сделать только в масштабе одного немецкого города, к востоку от Германии было осуществлено в масштабе целой страны. Я говорю сейчас о Московском государстве.
Однако в известном исследовании Игоря Шафаревича «Социализм как явление мировой истории» об этом не говорится ни слова: автор почему-то не удосужился привести ни одного примера социалистических религиозных движений из нашей, русской истории. Такой подход к социализму как к явлению, по природе своей будто бы абсолютно враждебному русскому менталитету, с определенных пор стал очень характерным для интеллектуально рафинированных патриотов, преданных идеям «белого движения». Шафаревич — один из них.
Самое поразительное, что преданность идеологическим мифам в данном конкретном случае находится просто в вопиющем противоречии с реальными фактами нашей действительности. Социалистическая традиция зародилась в России именно в те же времена, что и в Европе, и потому они уходят корнями в русскую почву и имеет большое количество фанатично преданных адептов. При этом самым интересным, самым впечатляющим является то обстоятельство, что зарождение социалистической традиции на Руси непосредственно связано с тем, что когда-то давно, еще с самого начала нового времени, бурлило и кипело в Европе.
Отметим, что как раз в ту же эпоху по городам и весям Святой Руси ходили точно такие же полубезумные прорицатели, предвещавшие конец старого мира и наступление Царства Божия. Принципиальное отличие от Европы заключалось разве только в том, что на территории русских княжеств, а особенно в Московии, этим «пророкам» можно было вещать от имени православия, не боясь навлечь на себя каких-либо репрессий со стороны церковной организации, так как Русская Православная Церковь очень слабо отстаивала каноническую чистоту своего учения, причиной чего было отсутствие сколько-нибудь серьезной богословской традиции.
И потому, есть все основания предположить, что источник всех этих идей, фактически, лежит не только и не столько в богословской неграмотности русских православных людей, сколько в европейском влиянии, которому у нас почему-то не придается серьезного значения: о европейских мастерах, посещавших в то время Москву, вроде бы хорошо известно, а вот то, что из тогдашней Европы могли (и скорее всего так и было) приехать еще и религиозные проповедники ИДЕЙНОЕ влияние на Московию — такую мысль многим из нас очень трудно принять в силу привычки ассоциировать Московское самодержавие с Ордой или с «Востоком» вообще.
Это обстоятельство, что Московия стала полигоном для воплощения еретических европейских идей, российские идеологи «особого пути» успешно скрыли, однако невозможно отрицать того, что социалистическая составляющая стала ядром, основным стержнем русской традиции.
Для начала сошлемся на точно установленный и трудно опровержимый факт: самодержавная Московия по своему социально-политическому устройству и экономическому укладу была откровенно социалистическим государством. По крайней мере, «социалистическим» в расширенном толковании Шафаревича. Вот что пишет Герберштейн в «Записках о Московии» о власти Василия III:
«Свою власть он применяет к духовным также, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно по своей воле жизнью и имуществом каждого из советников, которые есть у него; ни один не является столь значительным, чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в каком-нибудь деле. Они прямо заявляют, что воля государя есть воля божья и что бы ни сделал государь, он делает это по воле божьей».
Показательно также свидетельство Герберштейна о том, что великий князь Московский выдает важным особам из своего окружения деревни и поместья «по большей части в пользование лишь на полтора года». Тем, кто снискал особую милость, к этому сроку прибавляется еще несколько месяцев. По истечении этого срока им приходится шесть лет служить даром.
В общем, классическая «восточная» деспотия, связанная с «азиатским способом производства». Граждан нет, вместо них — одни подданные. Договорные отношения отсутствует. Власть самодержца признается безусловной. Частной собственности тоже нет. Единственным полноправным собственником признается самодержец. Та же картина, как мы знаем, наблюдалась в Древней Месопотамии, в империи Инков — везде, где правители обожествлялись или приравнивались к богам.
То, что в самодержавной России институты частной собственности были несовершенны, специально доказывать нет никакого смысла ввиду кричащих исторических фактов. Другое дело — как понимать и как трактовать такую ситуацию. Можно ли видеть в этом некоторую банальную «отсталость» от стран Западной Европы или мы имеем дело с результатом планомерной и совершенно осознанной политики, с определенного периода возобладавшей на окраине Европы — на Северо-Востоке Руси?
Чтобы правильно ответить на этот вопрос, обратим внимание на то обстоятельство, что начало активного «собирания» Руси московскими князьями четко совпадает с активизацией «пророчеств» о гибели мира и Втором пришествии. Как известно, при Иване III это событие «намечалось» на 1492 год. Эсхатологическое безумие охватило тогда практически все слои общества.
В этом безумии обращало на себя внимание не только откровенно «натуралистическая» трактовка Царства Божия (характерная как раз для еретиков-хилиастов), но и невероятное самомнение московитов, осознавших себя в роли «божьих избранников», коим уготована некая высшая миссия в делах устроения мира. Ведь Московское царство откровенно объявлялось местом «спасения» от мировой катастрофы, символически уподобляясь Ноеву ковчегу. И в роли главного заступника людей перед Богом выступал именно великий князь, самодержец «всея Руси».
Интересен еще один момент. Идеологическое обоснование особой миссии Московской Руси (а стало быть, и русских самодержцев) содержалось, конечно же, не в Священном писании, а в легенде «О белом клобуке», непонятно каким путем и откуда занесенной на Русь. Как раз в согласии с этой повестью Москва была объявлена «Третьим Римом», хранительницей «истинной веры». И это все несмотря на то, что не только у католиков, но даже у православных греков были большие сомнения в том, что московиты следуют каноническому учению и вообще адекватно понимают суть той веры, что пришла на Русь из Византии.
Как мы знаем, еретики открыто объявляли римского папу «Антихристом», связывая наступление новой эпохи с падением папского престола. Отсюда причина столь болезненно-непримиримого отношения к католичеству, которого нет в православии. Мало того, даже православные греки раздражали их своими указаниями на некоторые «тяжкие заблуждения» относительно христианской веры. Герберштейн, например, пишет о том, как некий греческий монах, присланный из Константинополя, указал московскому государю, что тот «является совершенным схизматиком, так как не следует ни римскому, ни греческому закону». После этого монах таинственным образом исчез (ходили слухи, что его утопили). Один греческий купец за те же самые слова «был схвачен и убран с глаз долой». Другой грек, бывший у государя советником, за поддержку того же мнения «был немедленно за это отрешен от всех должностей и лишился государевой милости».
Вот вам реальное отношение к «греческим учителям» в эпоху становления «Третьего Рима». Посланников константинопольского патриарха «православные» московиты не ставили ни в грош.
Фактически это означает, что под видом какого-то особого «русского православия» восторжествовала хилиастическая ересь, прославлявшая русского самодержца как главного гаранта спасения перед лицом наступавшего Страшного суда. Ведь только еретики считают себя единственными на земли «истинными христианами», то есть демонстрируют фанатичную уверенность в своей «избранности», противопоставляя себя всему остальному «неправедному» миру
Показательно то, что в 1667 году повесть «О белом клобуке» была официально объявлена «лживой и неправедной». Это началось именно с того момента, когда в церковной жизни стал устанавливаться строгий канонический порядок (не без влияния тех же ученых греков). Такой разворот дополнительно свидетельствует о том, что становление русского самодержавия в московский период осуществлялось на весьма темных идейных основаниях, достаточно далеких от собственно православной традиции. И вполне возможно имеющей среди прочего вообще не христианские источники — типа разного рода утопических произведений. Не потому ли другие народы, исповедующие православие, не возлагают на себя автоматически вселенской миссии по спасению мира, как это почему-то происходит с русским народом?
Таким образом, мы затрагиваем весьма существенный аспект деятельности Грозного – утопический, имеющий для нас огромные исторические последствия. По существу Грозный стремился превратить Московию в огромную христианскую утопию. Опричнина и само государство в руках царя Ивана были не просто инструментом «перебора людишек», а инструментом перековки «людишек» в духе религиозного утопизма. Грозный боролся не только, а может и не столько с «крамолой», сколько с «падшей человеческой природой», готовя подданных к настоящему Страшному суду, «спасая» их души. И хотя опричнина была свернута, ее утопическая матрица осталась, до поры затаившись в подполье российского сознания и российской исторической государственности. Таким образом, само начало государства российского отмечено родимыми пятнами утопизма, четко проступившими в период системного кризиса, на переломе – в октябре 1917-го года.
2
Строительство Новой Атлантиды
Но не только коммунистическая (социалистическая, анархическая и т. п.) идеология уходит корнями в историю. Глубоко укорена в истории и идеология, оправдывающая капиталистическое устройство общества. Мало кто знает, но ведь наряду с наряду с проектами социалистических утопий были и проекты утопий капиталистических!
Важнейшей из них была «Новая Атлантида» (1627) сэра Френсиса Бэкона, лорда-канцлера Англии при короле Якове I. В ней Бэкон нарисовал, как использование в качестве фундамента научного мировоззрения не предрассудков и заблуждения ушедших эпох, а информации, полученной путем последовательного исследования окружающего мира с помощью экспериментов, результаты которых будут осмысливаться рационально (о чем он писал в других книгах, в частности в книге Новый Органон), приведет к приведет к экономическому процветанию общества (в котором тем не менее сохранится неравенство, правящие, граждане и рабы). Именно благодаря этим двум своим книгам Фрэнсис Бэкон считается основоположником современного научного мировоззрения также, как среди коммунистов Маркс считается основоположником гуманитарной науки. И он (Бэкон) действительно раньше всех чётко отделил изучение окружающей нас эмпирической реальности от метафизики и схоластики, присущих средневековому мышлению.
Идеи Бэкона имели большой успех, и также, как коммунистические утопии Мора и Кампанеллы, они начали незамедлительно проводиться в жизнь в Англии, начиная с открытия 3 ноября 1640 года «Долгого парламента», который также считают днем начала Английской революции. Палата общин состояла из представителей «нового дворянства» и буржуазии, целью которых было покончить со старыми порядками и ликвидировать королевский абсолютизм. Вследствие революции была учреждена частная собственность на землю. Новые классы получили доступ к государственной власти. Была провозглашена свобода промышленного и торгового предпринимательства, ликвидированы основные преграды для хозяйственного подъема. И самое главное - в 1660 году было учреждено Ло;ндонское короле;вское о;бщество по разви;тию зна;ний о приро;де, а в 1662 году оно было утверждено королевской хартией. В результате по темпам и масштабами английская промышленность в конце 18-го века заняла первое место в Европе.
Однако на этом не закончилось воплощение идей Бэкона. В 1666 году Людовик XIV по предложению Жан-Батиста Кольбьера создает французскую Академию наук, и власти этой европейской страны взяли ее под крыло.
Конечно, создание Французской Академии имел особое значение — в 17-18 веках она была на передовом фронте научных исследований в Европе.
Результатом этого думанья стало появление к середине восемнадцатого века важнейших книг человечества. В то время на французском языке уже творят несколько десятков блестящих людей своего времени. Прежде всего, это Жан Жак Руссо, сын часовщика, это Монтескье и Вольтер. Это энциклопедисты Дидро, Д’Аламбер, Гольбах, Гельвеций.
Вот лишь некоторые выдающиеся книги 18 века во Франции:
- «Эдип» Вольтера вышел в 1718 году;
- «Персидские письма» Монтескье, социальная сатира, в 1721;
- «Очерк об истории человеческого познания» Кондильяка, опубликован в 1746 году;
- «О духе законов» Монтескье, в 1748 году;
- «Публичное право в Европе» Мабли в том же 1748 году;
- Важнейшая книга века «Естественная история, всеобщая и частная» натуралиста Бюффона;
- «Письмо о слепых и назидание зрячим» Дидро, 1749 год;
- «Рассуждение о науках и искусствах» Руссо в 1750 году;
- «Об уме» Гельвеция в 1758 году;
- «Разоблачённое христианство» Гольбаха выходит в 1761 году;
- Непрестанно появляются новые труды Вольтера и Руссо.
В 1751 Дидро и Д’Аламбер публикуют проект Энциклопедии — именно этот момент и есть приход эпохи Просвещения. Просветители — это коллектив энциклопедистов. С 1751 по 1765 выходят 17 основных томов энциклопедии. До 1771 ещё 11 дополнительных томов. Ещё пять томов в 1776 — 1777 годах. Два тома указателей в 1780 году. Каждый феномен объясняется с точки зрения просветителей, сообщается, как его надо понимать человеку просвещённому и современному.
Существует исторически обоснованное мнение, что просветители вообще и энциклопедисты в частности, подготовили революцию во Франции. Во всяком случае, они способствовали уничтожению невежества именно в те 30 лет, предшествующие Революции. Можно смело утверждать и то, что просветители повлияли на рост революционных настроений еще во многих других странах мира.
Собственно говоря, Великая французская революция, начавшаяся 14 июля 1789 года со взятия Бастилии, в которой на тот момент содержится всего семь узников, стала самым важным событием из всех, что случились в 18-ом веке. Она стала своего рода архетипом для всех революций будущего, навсегда запечатлевшись в коллективном сознании человечества.
Прошло совсем немного времени, и французы стали пытаться распространить революцию на всю Европу. В этом им в целом сопутствовала удача, однако после того, как Наполеон Бонапарт додумался до того, чтобы в 1812 году направиться в Россию, удача их покинула. Россию им одолеть не получилось, и прошло совсем много времени, как уже чужеземные войска вторлись в их родную Францию. Происходит реставрация династии Бурбонов. Великая революция вызывает к жизни великую реакцию - не зря большинство исследователей связывает зарождение консерватизма с «Размышлениями о Французской революции» Эдмунда Бёрка, опубликованными в 1790 году.
В Российской Империи консерватизм был возведен в ранг национальной идеи, и был выражен в государственной политике, направленной на сохранение существующего порядка вещей. Нечто подобное произошло и в Европе, где консерватизм стал не просто идеологией правящих человечеством политических кругов, но также и частью продуманной государственной стратегии, проявив себя во внешний политике в виде создания системы Священного союза как антиреволюционного объединения европейских монархов, а во внутренней политике во всяческом укреплении традиционных институтов общества.
Таким образом, несмотря на протестантскую Реформацию, Английскую буржуазную революцию, начавшийся век Просвещения, а затем и случившуюся Великую Французскую революцию, в Европе проект «Новая Атлантида» натолкнулся на трудности, и, в итоге, так и не был полностью реализован. Европейская аристократия сумела отмобилизовать значительные силы и остановила «буржуазные» революции, не дав им охватить всю Европу. Ну а там, где они все же прошли успешно, тектонических подвижек в обществе так и не случилось, либо они протекали гораздо медленнее, чем требовалась для достижения результата. Над европейцами слишком довлел груз прошлого в виде католической церкви, старой родовой аристократии, монархической государственности, народных традиций и устоявшейся культуры.
Однако провал европейской модернизации очень поспособствовал американскому этногенезу. Из-за католической реакции многие протестанты вынуждены были переселиться сначала в Голландию и Англию, а затем и в Америку.
Собственно говоря, Соединенные Штаты возникли во многом только благодаря тому, что люди туда бежали от разного рода католических иерархов, а также от поддерживающей их европейской аристократии, чтобы выйти из-под их контроля. Ведь с самого начала колонизации в Северной Америке не было никакой собственной, укоренённой в американской почве аристократии — были лишь британские офицеры и чиновники, как представители внешней, становившейся все более чужой и ненужной власти.
В общем, с самого начала в Северной Америки сложились чрезвычайно благоприятные условия для построения общества на совершенно новых началах. Все, что было невозможным в Старом Свете, погрязшем в Железном веке, стало возможным в Свете Новом. Благоприятные условия этой страны укрепляли веру переселенцев в возможность для них осуществить свои религиозные идеалы – не только в мечтах, но и в реальной действительности построить свой "град на холме". Америка воплощала в себе потенциальный возврат к Золотому веку, к потерянному раю и к земле обетованной. Убежденность в неограниченных возможностях Нового Света, ставшая элементом массового сознания - "американской мечтой", сыграла решающую роль в трансформации протестантизма, принявшего здесь ярко выраженный посюсторонний (еретический) характер.
Белые англо-саксонские протестанты, ставшие ядром американской нации, считали себя новым народом (Новым Израилем), не связанным суевериями и предрассудками со старой Европы, а часто и весьма враждебно к ней относились. Воссоздавать у себя европейские порядки они не желали, а из всех социальных проектов, давно зревших в просветлённых умах Западной Европы, американцами наиболее подходил специфический тип утопии, выдуманной Френсисом Бэконом, так как он отражал многие принципы англосаксонской традиции, которые выработались и применялись гораздо раньше обретения американцами формальной независимости. В результате именно ее они взяли в качестве общественного идеала, достичь которого жителям нового заокеанского государства — Соединённых Штатов Америки — на время вполне удалось.
В результате к началу 19 века только две страны пошли по пути добились некоторых успехов в деле реализации утопии Фрэнсиса Бэкона. И потому, они стали противостоять друг другу, а их противостояние стало фундаментальным конфликтом Нового Времени. Этот фундаментальный конфликт проанализировал такой культовый постмодернистский французский философ, как Жан Бодрийар. И сделал он это, надо отдать ему должное, с редкой для жителя Старого Света самокритичностью и самоиронией. На фоне мегатонн восторженных писаний европейских интеллектуалов о своей "великой истории и культуре" (и об отсутствии оных в Америке), выводы Бодрийара звучат шокирующи.
В своей известной книге «Америка» он заявляет, что внезапное появление на карте мира такого утопического общества, как американское, сразу упразднило значение европейских исторических обществ. Усиленно экстраполируя свою сущность за море, последние потеряли контроль над собственной эволюцией. Идеальная модель, которую эти европейские общества выделили, упразднила их самих. И никогда больше для них эволюция не возобновится в форме плавного поступательного движения. Ибо для всех ценностей - до сей поры трансцендентных - момент их реализации, проецирования или ниспровержения в реальное пространство (Америка) - момент необратимый.
Главное противоречие, которое усматривает Бодрийар между европейским и американским менталитетом, состоит в том, что последний основан на практическом воплощении всего того, что считалось в Европе сугубо "идеальным" и потому "отвлеченным". Для американцев важно не осмысливать реальность, но реализовывать понятие и материализовывать идеи. Американцы производят реальное, исходя из своих собственных идей, европейцы трансформируют реальное в идеи или в идеологию. В Америке имеет смысл только то, что происходит или проявляется, в Европе имеет смысл только то, что мыслится или скрывается. То, что в Европе было критическим и религиозным эзотеризмом, на Новом Континенте превратилось в прагматический экзотеризм.
В этом и состоит главный парадокс: то, что возникало как утопия, оказывается вдруг эталоном реальности как она есть, по сравнению с которым все исторические и культурные "наследия" начинают выглядеть искусственными подделками, ветхим антуражем, ненужным балластом. Старый Свет, веками считавший себя "точкой отсчета", вдруг с ужасом обнаружил свою вторичность.
3
Две головы одного орла
Здесь надо однако указать на одну важную закономерность.
С середины 16 по начало 20 века Европа собрала колоссальный ресурс, был сделан научно-технический рывок, свершилась промышленно-техническая революция, возникла новая цивилизация. Гигантские ресурсы Индии, Африки пошли в строительство Европы. В ее железные дороги, телеграфы, в конце концов, самолеты.
Однако все это время статус простых людей, рабочих и крестьян, не поднимался: нужно было в них вкладывать, а у них только брали. И не только цветные народы Африки и Азии, но и белые народы Европы (речь идет о простых людях — о пролетариях и крестьянах), подобно клеткам громадного тела, были высосаны досуха, ограблены подчистую. Все жиринки, все энергетические единицы выкачивались из них для того, чтобы это развитие в своем видимом материальном проявлении могло идти дальше и дальше.
В те моменты, когда Европу охватывали кризисы, совершенно естественные для рыночной экономики, обездоленные, высосанные досуха “клетки” начинали требовать радикально новой ситуации, компенсации, выхода из режима ограбления. Это инстинктивное требование, по мере нарастания кризисов оно падало, а в моменты выхода из него социальное давление низа на всю систему возрастало. И практически всегда это выливалось в массовые восстания и революции. Так что всегда стоял вопрос о том, что с этим делать.
И тут им как раз очень пригодились две новые «звезды» цивилизации — Америка и Россия. Своими идеалистическими картинами они притягивали к себе избыточное, пассионарное население Европы. Вначале некоторое, совсем короткое время избыточное население утекало в Московию - история об этом умалчивает, но можно практически не сомневаться, что в период обретения Московией независимости от Золотой Орды туда стеклось огромное количество разгромленных в Европе сектантов. Однако этот проект потерпел поражение, что ознаменовалось смутой и приходом к власти новой династии. Но тут как нельзя кстати начинается колонизация Северной Америки, и избыточное население направляется туда. Поначалу, правда, этот отток бы весьма слабым - жизнь там была тогда еще очень тяжелой, так что даже свобода не могла компенсировать всей ее тяжести.
Но затем в Северной Америке вспыхивает война за независимость, победа в которой американцев ознаменовала не больше, не меньше, а рождение новой цивилизации, которая соединила новейший пафос социального освобождения с воплощением самых фундаментальных принципов европейских мифологических и религиозных традиций.
В этом плане американская война за независимость была совершенно уникальна, беспрецедентна. Она была тем самым «большим взрывом», с которого начинается воплощение всякой утопии в жизнь, и потому получила еще название американской революции. Такой академический исследователь утопий, как Карл фон Мангейм подчеркивает это, давая лаконичное определение утопии как трансцендентной по отношению к реальности ориентации, которая, преобразуясь в действие, взрывает существующий порядок.
Впрочем, американская война за независимость, которой еще дали называние «американской революция», была гораздо менее благородной и романтичной, чем это может показаться. Главной причиной войны за независимость был запрет колониальной администрации на освоение западных территории американского континента. Не зря она началась одновременно с разгромом «крестьянско-казацких мятежников» в России. И не зря сразу после победы американские колонисты начали экспансию на западную часть американского континента.
Интересно, что уже и тогда прослеживалась связь между Россией и Америкой. Война за независимость в Америке практически совпала по времени с крупной гражданской войной в России, получившей название «крестьянско-казацкого восстания под предводительством Емельяна Пугачева». Еще до ее начала страна распалась на несколько частей, одна из которых получила название Московской Тартарии со столицей в Тобольске. Это говорит о том, что восставшие не намеревались ограничиться сепаратизмом, но хотели захватить власть по всей стране и фактически поменять весь строй. Однако победу одержала Россия, и этот момент можно считать началом, когда она опять пошла по пути превращения в утопию.
Связь между Америкой и Россией прослеживалась и дальше. Две эти страны объединяла тогда общая вражда с Великобританией. Россия противостояла Великобритании в Евразии, Соединенные Штаты противостояли им в Латинской Америке. Общим их фронтом противостояния был Тихоокеанский регион.
Соединенные Штаты, будучи первой “новой звездой”, противостояли Великобритании по всему миру. В какой-то степени они были революционным бродилом и играли ту же самую роль, которую позднее стал играть Советский Союз, как ни странно.
Можно даже сказать, что тогда в мире образовались как бы две партии: одна – англофильская, а другая – американофильская. Англофильская партия – это такие сахибы: в крагах, в красных фесках, пощелкивающие себя стеками по крагам, вокруг них носильщики и так далее, – истэблишмент колониального Востока. А американофильская партия в том же самом пространстве – это модернисты, футуристы, те, кто мечтает о модернизации, демократизации и так далее. О буржуазной, конечно, не о марксистской, о национал-демократической модернизации. Две партии образовались и боролись друг с другом в Китае, в Индии, в Арабских странах – повсюду.
Даже в России в каком-то смысле было это разделение на англофилов и американофилов. Люди революционных взглядов были безусловно американофилами, потому что гимназисты бежали в Америку, Маяковский и другие футуристы говорили об американском веке, об американских ценностях, пользовались американскими образами: автомобиль, который жрет куб бензина, красный автомобиль летит со скоростью 100 миль в час по автобану и так далее. Это было до революции, в “Бродячей собаке” такие речи звучали в каком-нибудь пятнадцатом году. То есть Америка и тогда уже была для русских символом модернизации, обновления, антиаристократизма и так далее.
Ничего в это плане не поменяла и Великая Октябрьская социалистическая революция, которая также, как американская революция, представляла собой попытку соединить новейший пафос социального освобождения с воплощением самых фундаментальных принципов европейских мифологических и религиозных традиций. То есть советский проект был столь же утопичен, как и американский. Марксизм пришел в Россию на смену религиозных хилиастических утопий, пришел как научный проект, однако в самой сердцевине учения К.Маркса также коренилась совершенно утопическая идея о "скачке из царства необходимости в царство свободы", порывающая со всеми основами прежнего социального порядка. Причем этот "скачок" должен был быть совершен не с целью замены одного порядка другим, а как выход из положения, когда вообще нужен какой-либо социальный порядок.
Именно утопичностью американского и российского революционных проектов объясняется то, что они обладали такой колоссальной энергетикой и притягательностью для людей во всем остальном мире, и оказались способны взорвать прежний социальный порядок практически во всем остальном мире.
Хотя вектор этих революций был направлен в прямо противоположную друг от друга сторону — если американскую революции можно назвать революцией джентельменов (отцами -основателями американской нации были плантаторы, мануфактурщики, состоятельные интеллектуалы, люди образованные и состоявшиеся, которым не нужны были свобода, равенство и братство, а строили они общество равных возможностей), то российскую революцию можно назвать революцией черни.
Тем не менее, две эти утопии прекрасно дополняли друг друга и даже поддерживали друг друга. Причем с самого начала. Даже больше — сейчас можно с уверенностью утверждать, что восход новой «новой звезды» на Востоке оказывался обязательным условием для того, чтобы старая «новая звезда» на Западе могла наконец то воссиять в полную силу (в чем нельзя не увидеть Провидения). С одной стороны, большевики не могли победить в намечающейся гражданской войне в России без заключения Россией сепаратного мира с Германией, а с другой стороны сепаратный выход России из мировой войны не просто обеспечивал большевиков народной поддержкой, но и ставил бывших союзников России в критическую ситуацию, так как Германия и Австро-Венгрия были в военном плане сильнее Антанты. В результате, когда большевики по инициативе Владимира Ленина и Льва Троцкого заключили с Германией Бресткий мир, страны Антанты были вынуждены позвать себе на помощь американцев, которые и обеспечили им победу в той войне. Естественно эта помощь не была бескорыстной, и впервые за всю историю позволила американским правящим кругам вмешаться в процессы, идущие в Европе.
И не может быть никакого сомнения в том, что большевики знали, что события развернуться именно таким образом. Потому то они и пошли с такой легкостью на заключение этого мира, отторгавшего от России значительные территории, ибо предвидели разгром Германии вследствие вступления США в войну. Отторгнутые территории видимо изначально предполагалось вернуть, что и было впоследствии сделано в ходе последовавшей за Октябрьской Революцией гражданской войны.
Кроме того, только имея покровительство со стороны американцев, большевики могли решиться на уничтожение практически всей, долгое время управлявшей Россией аристократической суперэлиты – царского рода Романовых и их ближайшего окружения. Небольшие кучки выживших бенефициаров вынуждены были эмигрировать из своей родины. Это было и есть до сих пор одно из самых беспрецедентных событий в истории, создавшее принципиально новый расклад сил в мире. Между совершенно новым и невиданным ранее пролетарским государством – Советским Союзом – и, также во многом уникальными для своего времени, Соединенными Штатами возник естественный тандем интересов. Антиантантовская направленность советского правительства координировалась со стремлением подорвать могущество европейцев со стороны американцев.
И хотя советская власть не была официально признана Соединенными Штатами до 1933-го года, Советское бюро активно работало в этой стране, тогда как практически все остальные развитые страны объявили блокаду Советской России. Впрочем, американские капиталисты не только торговали с советским правительством. После победы большевиков до самой индустриализации шел вывоз из страны ценнейшего сырья по бросовым ценам. Это стало результатом концессионной политики. Вкупе с обычной торговлей, она позволила большевикам добиться своей цели, то есть позволила народам, жившим в Советском Союзе сделать доселе не виданный в истории рывок, когда люди, которые не умели до этого ни читать, ни писать, превращались в партийных функционеров, в инженеров, в квалифицированных специалистов, в рабочих, в офицеров.
Тогда европейцы, успевшие отпеть русских и счесть нас неполноценным, конченым и надорванным народом, обреченным жить в вечной и непреодолимой отсталости, увидели настоящее чудо. В какой-то краткий исторический миг на Северо-Востоке Азии возникла новая сила, дымившая огромными домнами, запрягавшая в плотины ГЭС могучие реки, учившая миллионы людей в школах и вузах. Над восставшей из небытия страной реяли тысячи самолетов, распускались купола парашютов. Оттуда летели радиоволны, двигались по необозримым просторам тысячи тракторов и новых танков. Русские были первыми, кто в борьбе с распадом и смертью не побоялся применить самые фантастические на тот момент технологии, скрестив тысячелетние мечты о рае земном с научным знанием и новейшей техникой.
Американцы не стали врагами русским коммунистам и во время Второй Мировой войны, оккупировав и разделив Европу вместе с ними на две части. Европа перестала быть центром мира — цивилизационное лидерство перешло на территории, бывшие ее периферий, на территории, которые были ее своего рода человеческими отстойниками.
Затем, между этими новыми двумя цивилизационными лидерами началась война за право считаться единственным центром мира. Велась однако она не долго, а именно - до Карибского кризиса, после которого Соединенные Штаты и Советский Союз поделили мир на две половины и вместе управляли этим миром: Штаты блокировали наиболее резкие консервативные движения европейской элиты, которая пошла бы очень далеко в сторону рабовладения, если бы не фактор Соединенных Штатов; а Советский Союз блокировал все революционные левые рабочие международные движения, выступая как загуститель и флегматизатор всей этой революционной взрывчатки.
Впрочем, противостояние продолжилось, но уже в виде конкуренции двух систем, которая далеко не всегда была мирная. Пример Советского Союза был весьма притягателен, и то тут, то там в мире все же происходили социалистические революции, причем часто — даже не смотря на саботаж руководства Советского Союза. Поэтому, стремясь выжить в схватке с могучим соперником, буржуазия как класс была вынуждена реформировать западную социально-экономическую систему, дабы сохранить за ней динамизм. Им пришлось опереться на государство, дабы тратить львиную долю получаемой прибыли на развитие капитала – как машинного, так и человеческого.
Еще в начале 20-го века жизнь американского рабочего была каторгой. Если не верите — почитайте «Мартина Идена» бессмертного Джека Лондона. Или американские новеллы того времени. Не было тогда ни пенсионного обеспечения, ни пособий по безработице, ни страхования на случай увечья. Сама мысль о существовании таких благ еще в 1910-х годах казалась американским рабочим сладкой сказкой. Эпоха была очень жестокой, по рабочим демонстрациям и забастовщикам войска открывали огонь на поражение. Сегодня это кажется немыслимым, но тогда в США существовала мощная Социалистическая партия. Да и сам американский рабочий тогда не слишком отличался от русского: та же убогая одежда, то же скверное жилье с минимумом удобств, те же унылые рабочие кварталы в городах. Питание американского работяги было скудным и однообразным.
«Золотой век» Запада начинается только в 1964-м году, когда президент США Линдон Джонсон выдвигает программу «Великого общества». Именно тогда и формируется окончательно американская утопия с ее государством всеобщего благосостояния — с высокими зарплатами работяг, и с огромными социальными льготами.
Тогда же возникает само понятие прав человека. Впервые появляются молодежные моды, музыкальная культура молодых, разнеженно-потребительское движение хиппи, катится сексуальная революция. Дома, машины, бытовая электроника становятся общедоступными. Расцветает «японское чудо». Картины именно этого рая соблазнили в свое время советского обывателя.
Но уже в 1970-х этот рай начал портиться. Самым счастливым годом Эры всеобщего благоденствия стал 1972-й. В тот год реальные доходы западных рабочих и среднего класса достигли своего пика. Но уже в 1973-м грянул энергетический кризис, и цены на нефть, газ и электричество взлетели в несколько раз.
Кризис 1973-1975 годов еще не добил государства всеобщего потребления. Запад даже сумел резко увеличить экономичность своего производства. Однако 70-е стали порой бешеной — по западным меркам — инфляции, роста цен, сопряженного со спадом производства.
Если познакомиться с кино и литературой той поры, то почти вся она полна предчувствий ядерной или прочей катастрофы, упадка Америки. Массовой манией снова становится строительство частных убежищ, разгорается движение сервайелистов — тех, кто хочет выжить, копя в своих убежищах оружие и продовольствие.
Подытоживая, отметим, что время мирной конкуренции двух утопий стало временем, когда человечество ушло с «столбовой дороги развития цивилизации». Большинство своей истории человечество жило по законам, совершенно непохожим на те, что были установлены тогда. Большую часть своей истории люди не стеснялись подавлять свободу слова, отправлять на казнь политических оппонентов, расстреливать забастовки работников, объявлять одну религию господствующей, а остальные запрещать, регулировать цены государственными установлениями, вводить диктаторские системы правления и грабить побежденных. Они никогда бы не поняли, почему непослушных детей нельзя наказывать розгами, а преступников — вешать, и, в общем, делали все то, что со второй половине 20-го века стало считаться плохим.
4
Закат новой эры — рассвет сверхновой эры
Но так не могло продолжаться вечно, так как всякая утопия рано или поздно заканчивается. Что и произошло: Советский Союз рухнул, и коммунизм больше не претендуют на роль светлого будущего для всего человечества.
Как результат — мы вновь видим возрождение всех этих «древних», «варварских» практик. Начался новый этап истории, при котором средний класс во всем мире стал гибнуть, в основном опускаясь ниже по социальной лестнице. Заработки стали падать, безработица — свирепствовать. И уже всем становится очевидно, что это — отнюдь не временное явление, и что мир возвращается к тому сценарию будущего, который в свое время начертил Маркс: к расколу общества на маленькую клику сверхбогатых, и на подавляющее большинство нищих.
Но для многих современных людей это все еще остается тайной — права человека обывателям кажутся настолько естественными, что они и не представляют, что когда то их не было. Хотя по правде говоря, после встряски начала 1990-х, когда рухнул реальный социализм, никаких эпохальных сдвигов в ближайшее время не только обывателями, но и людьми сведущими, не предполагалось, аналитики и политологи гадали лишь о некоторых деталях распределения мест в международном разделении труда, а некоторые и вообще поверили Фрэнсису Фукуяме, и стали думать, что истории наступил конец.
Эту непоколебимую уверенность в светлом капиталистическом настоящем и будущем не нарушала даже угроза войны цивилизаций, которой вздумал было напугать Запад американский геополитик С. Хантингтон. Она лишь приятно щекотала нервы обывателей, которые наблюдали за экранами телевизора, как дикие афганские талибы взрывают древние статуи Будды. Всё это происходило и происходит где-то далеко от центров цивилизованного мира, на задворках цивилизации, забитых нищим сбродом. В той же Юго-Восточной Азии все было спокойно - миллиардные массы азиатов дисциплинированно работали на фабриках американских и европейских корпораций.
Хотя уже тогда нашлось немало чутких натур, заранее ощутивших надвигающийся кризис. Иногда это ощущение подкреплялось достаточно трезвыми доводами, базировавшимися на вполне посюсторонних и доступных для рационального изучения сфер жизни людей.
Среди них самыми здравыми были опасения некоторых представителей западного истеблишмента насчёт растущей психологической демобилизации Запада, вызванной отсутствием существенных полит экономических угроз безопасности США и их союзникам.
Народы, входящие в золотой миллиард, демонстрировали всё меньше готовности нести какие-либо тяготы и лишения своей цивилизаторской миссии, а уж о том, чтобы массово проливать кровь в борьбе за демократию, как они это делали ещё не так давно в сражениях Второй мировой войны, в Корее и Вьетнаме, не могло быть и речи, что наглядно продемонстрировали события в Сомали.
Да, рвения, горения и пресловутой пассионарности, по Льву Гумилёву, англосаксы стали проявлять всё меньше. И даже в родной своей области — в науке и высоких технологиях — перестали они штурмовать недоступные вершины тайн природы, ограничиваясь в основном утилизацией накопленного предыдущими поколениями знания. Подобно тому, как в области общественной морали разум откровенно отступил перед инстинктом, в области общественного производства сократилось все, что не сулило немедленной окупаемости и вышло за рамки индивидуальных забот о прибыльности. Соотношение между необходимым временем, затрачиваемым на удовлетворение примитивных «первичных» нужд, и прибавочным временем, посвященным новаторским заделам на будущее — общему интеллектуальному накоплению, резко изменилось в пользу первого.
А ведь сущность американской утопии в том и заключалась, чтобы достичь всеобщего благосостояния за счет развития науки и техники. Нынче же они судя по всему посчитали, что всего, чего они хотели — они уже достигли, а все, что им нужно — они создали. И стали сокращать финансирование фундаментальных научных исследований. Прежде всего – физики, химии и космологии. Фактически ими оказались свернутыми все наиболее амбициозные проекты в сфере науки, начатые в поздний период предшествующей исторической эпохи. А за ними последовал и весь остальной мир. Последние 10 - 15 лет во всем мире многие важнейшие научные исследования замораживают и останавливают. Между тем, именно накопление общих знаний универсального применения служит залогом долгосрочной стратегии научно-технического успеха. Все это грозит обществу проеданием интеллектуального потенциала и сужением долговременных резервов роста.
Уже сейчас теоретическую науку поразил глубочайший структурный кризис и все чаще разгораются дискуссии о грядущем ее конце, об исчерпании ее потенциала и способности воздействовать на развитие техники. Все больше говорят о невозможности двигаться дальше в познании мироздания. Человечество зашло в идейный тупик, и никто сейчас не способен открыть, либо придумать ничего качественно нового по сравнению с тем, что уже было открыто и придумано до нас.
Так что горькой истиной современности является тот факт, что в результате деятельности неолибералов наука окончательно перестала справляться с теми задачами, которые на нее возлагает человечество – при взгляде на научно-технический прогресс начала этого века рождается впечатление исчерпанности и опустошенности тех резервуаров, откуда гении прошлого черпали свои идеи. И еще возникают яркие аналогии с эпохой застоя советского периода истории нашей страны. Тогда нашим предкам казалось, будто их держава перестала развиваться, забуксовала на пути к «светлому будущему».Такое ощущение у них возникло не случайно,к тому времени они действительно уже много лет подряд ездили на одних и тех же автомобилях, летали на тех же самолетах, что и их родители, стучали на тех же пишущих машинках. То же самое происходит сейчас во всем мире, но только лишь с той поправкой, что сейчас это мало кто ощущает.
Инновации последние двадцать лет имеют место быть, по сути, лишь в одном-единственном сегменте развития техносферы – в области информационных технологий. Последним по хронологии технологическим скачком по состоянию на 2000 г. н. э. можно считать Интернет, число пользователей которого превысило 1 млрд чел. при общей численности населения 6 млрд чел.При этом бросается в глаза, что если раньше эти скачки характеризовались внедрение новых технологий сразу в разных отраслях хозяйства, и были следствием углубления познания в разных науках, то сейчас технологический скачок касается только создания систем хранения, передачи и хранения информации. Таким образом, учитывая, как в современной системе капитализма знания конвертируются в наиболее перспективные практики прогресса, можно смело констатировать, что она работать перестала даже в Америке, тогда как в других странах она давно работает как система контрмодерна, отбрасывающая успевшие модернизироваться общества в допромышленную эпоху.
На данный момент Америка еще остается одной из самых сильных и могущественных стран в мире, тогда как закат Европы и России очевиден уже для всех. Однако сейчас глобальная исключительность Соединенных Штатов Америки как "единственной сверхдержавы" и лидера "нового мирового порядка" уже вызывает серьезные сомнения (вне зависимости от отношения к американцам).
Вопросы о причинах и механизмах таких изменений в положении дел, конечно, возникали. Были и ответы, сколь угодно глубокие, но останавливавшиеся, как правило, на уровне рационального - политического и экономического анализа. Все альтернативные воззрения, если и попадали на "рынок идей", проходили по ведомству "мистики" или "фантазий". Мышление этими категориями до недавнего времени считалось довольно маргинальным. Однако ответить на вопрос о том, почему Америка с одной стороны до сих пор была непобедима, а с другой стороны, почему этой непобедимости вдруг пришел конец, столь интересующий в последнее время как "сторонников", так и "противников" Америки, способно только оно.
Думаю, что все читающие этот доклад уже поняли, что могущество Америки состоит не в политике или экономике самих по себе, и даже не в военной мощи или массовой культуре - а в том утопическом проекте, который является их основой, мерцающим за ними "бэкграундом". Поэтому любые силы, противостоящие американцам, неизбежно проигрывают. Ибо всякая утопия может быть преодолена лишь утопией альтернативной, превосходящей ее по своему трансцендентному измерению. Но никак не каким-то реактивным и агрессивным консерватизмом, традиционализмом и религиозным фундаментализмом.
Однако именно этим же объясняется, почему Америка, находясь в зените своего могущества, когда у нее казалось, что уже не осталось врагов, а только воздыхатели, вдруг впала в глубокий кризис и стала сильно опасаться конкурентов. Все дело в возникновении интернета, о чем я уже упомянул. Открытие интернета для современного человечества сродни открытию Нового Света для людей Нового Времени. В этом смысле наше время можно и нужно охарактеризовать как Сверхновое, а интернет – Сверхновым Светом. Это само по себе подорвало могущество американской утопии, хотя не убило ее — для этого надо было, чтобы в пространстве интернета возникло новое, пусть и виртуальное, государство. Когда это произойдет, американцев ждет только сплошная инерция и энтропия.
5
Мое видение миссии пиратского транснационала
Весь этот долгий экскурс в историю практического воплощения утопий Томаса Мора и Френсиса Бэкона был приведен мною для того, чтобы читатели увидели что в основании по настоящему успешных политических движений, которые охватывают целые народы, и чьи лидеры закладывают основания государственной политики на много веков подряд, лежат утопические проекты, то есть мечта. Как точно заметил писатель Эмиль Чоран: «Утопии для общества - то же, что предназначение для народа. А идеологии - побочный продукт, как бы простейшее выражение мессианских или утопических чаяний».
Однако нынешнее время - время символических крестов на этих двух великих утопиях прошлого, на либеральной и коммунистической идеологии. По существу, главным содержанием прошлого века и стало их столкновение и взаимоуничтожение - и хотя после краха социализма либеральные режимы продолжают еще существовать, это только инерция.
Единственным победителем на исходе прошлого века фактически оказался неолиберализм, который отличается от либерализма классического отсутствием в нем собственной утопической парадигмы. Если для либералов такие понятия, как "свобода", "демократия" и "гуманизм", несут в себе смысл трансцендентных идеалов, то для неолиберализма это чисто функциональные категории поддержания статус-кво существующего мирового порядка, которые при необходимости могут быть отброшены, что, собственно, сплошь и рядом и происходит. По существу, неолиберализм является новым воплощением обыкновенного глобального консерватизма.
К краху американского и русского утопизма можно относиться по разному. Одни считают, что раз эти утопии и идеологии, ими порожденные, потерпели крах, то не стоит больше выдумывать ничего нового. Мол, раз всякая утопия приходит к концу, значит не надо за нее и браться. Однако с моей точки зрения успех американцев и русских, будучи таким долговременным, опровергает этот тезис, ибо все имеет конец, важно однако чего удается добиться за отведенный историей срок. На этом основании я утверждаю, что если пираты хотят добиться реального успеха, то своя утопическая цель нужна нам сегодня как воздух. И то, что старые утопические проекты теперь уже мало кого привлекают, так это нам только на руку.
Чтобы достичь успеха, нам надо действовать также, согласно тому же принципу, которым руководствовались американцы и наши, русские предки. То есть нам нужно создать свою утопию. Однако дело в том, что виртуальная реальность и есть бесконечная "утопия" - "места, которых нет", и для того, чтобы сделать эту утопию действующей силой, нам нужно создать организацию, основная задача которой была бы — создание условий и стимулирование строительства альтернативных реально существующим нынче государствам виртуальных государств, которые будут существовать параллельно им на их территории.
Но! Мои предложения вовсе не заканчиваются на одном лишь создании виртуальных государств. Создание виртуальных государств есть лишь способ, метод, инструмент для создания сначала новых наций, а затем и новых культур, и, даже (!), новой цивилизации. Именно в таком порядке! Ведь не для кого нынче не секрет, что сначала возникают государства, а затем культуры и нации. Именно в таком порядке! Ведь не для кого нынче не секрет, что сначала возникают государства, а затем культуры и нации. Так что можно сказать, что эта идея – это не просто идея, но метаидея. Реализовать ее в одиночку - это, безусловно, не посильная задача для нас. Но это от нас и не требуется! Для того чтобы ее реализовать нам надо заключать союзы, дабы втянуть в этот проект как можно больше людей - только сделав реализацию этой идеи общим делом, мы сможем ее реализовать.
Наша же задача должна состоять в том, чтобы дать людям возможность основать государство с полноценным социумом в виртуальном пространстве интернета, то есть дать им возможность застолбить свою территорию в этом мире, застолбить за собой кусочек Сверхнового Света и создать при его помощи сверхновый народ, культуру, цивилизацию. Граждане этих виртуальных государств будут существовать буквально под боком у граждан реальных государств, являя им притягательный пример альтернативной жизни. И тем, кто захочет оказаться в ней, не нужно будет плыть куда-то за тридевять земель, достаточно будет, не отходя от своих компьютеров, организовать и воспроизвести в пространстве коммуникации те отношения, которые и составляют социум: экономические, общественно-политические, культурные. Когда виртуальных государств станет столько, что можно будет создать организацию виртуальных наций, виртуальная топология станет настолько реальна, что мы про нее должны будем сказать, что она всё-таки "есть".
Важно, что воплощение этой утопии будет не каким-то отвлеченным "светлым будущем", разделенным пропастью с "темным настоящим", но скорее альтернативным настоящим. Для государственного творчества не нужно будет никаких "предвыборных кампаний", оно будет разворачивается в категории "здесь и сейчас". Именно поэтому оно будет не столько отрицать окружающую реальность (чем заняты "нонконформисты"), сколько утверждать собственные смыслы и стараться проявить их в этой реальности.
При этом не имеет значения, в каком модусе первоначально будут развиваться эти отношения. Виртуальное государство может стартовать как "игра" - это нисколько не умаляет реальности образующихся в нем связей. Экономическая игра, которая приносит своим участникам реальный доход, позволяет им завести реальные экономические отношения, это не "виртуальная тренировка", а самая настоящая экономическая система. Также и общественно-политическая игра, которая позволяет реально организоваться массам людей, способных реально влиять друг на друга и на ситуацию "вне игры", - это не игра, а реальная общественно-политическая система. А в области культуры вообще нельзя провести грань между "игрой" и "реальностью". Важно только, чтобы эти потоки коммуникации - экономический, общественно-политический, культурный, - развивались не по отдельности, а вместе: чтобы они регулировали друг друга, реагировали друг на друга, достраивали друг друга.
О перерастании этой игры в настоящий социум можно говорить тогда, когда эта "игровая" сеть отношений для участника игры станет более значимой, чем отношения, связывающие его с "обычным" социумом. Ведь социум - это не более чем потоки коммуникации. Перерастание игры в полноценное виртуальное государство возможно, если отношения, возникающие в ходе игры, представляют для ее участника вполне реальный интерес, позволяют ему занять новую социальную нишу, доступа к которой он лишен в "реальном" социуме. Особенно легко это сделать в неблагополучном государстве, где набор доступных социальных ниш беден и ущербен. Поэтому, несмотря на отставание в области развития и распространения новейших систем коммуникации, именно неблагополучные регионы планеты станут родиной первых виртуальных государств. Отсюда, кстати, вытекает одна из задач сверхновой «пиратской» интернет-политики: обеспечить граждан неблагополучных районов планеты доступом в интернет.
Ну, а реализовав все эти идеи, мы предоставим человеку дополнительную степень свободы - выбирать не только свое место в мире, но и сам мир, в котором он хотел бы жить. Это даст людям доселе то, о чем активная часть человечества мечтало уже давно:
1. Творческий потенциал человечества больше не будет сдерживаться теснотой мира и наполненностью социальных ниш, которые цепко контролируют нынешние элиты.
2. Из государства-тюрьмы и государства-профилактория активные люди будут переселяться в государство, которое нуждается в их творчестве, в их свободной воле. И, задействуя максимум их творческой энергии, такие государства будут побеждать остальные в неизбежной конкуренции.
3. Место революций займет тотальная миграция людей из одного виртуального социума в другой.
4. "Монополия на мироустройство" уничтожится, вместо этого наступит "свободная конкуренция миров", которая станет главной движущей силой истории. Она разрушит нынешнюю реальность, поскольку никто больше не захочет играть роль быдла в скучной массовке с известным результатом.
5. С прошлым больше не будут бороться, будущего не будут пассивно ожидать. Не будут разбивать о прошлое лоб, не будут его добивать после победы - а будут голосовать ногами в будущее, которое находится не за тысячи лет и не за тридевять земель, а прямо здесь, в одном щелчке мыши.
6. Виртуальный мир дает возможность распараллелить исторический процесс: в одной и той же географической точке потечет не одно историческое время, а множество автономно развивающихся времен разных виртуальных сообществ.
7. Хозяева современности больше не смогут пользоваться тактикой "выжженной земли", подавляя в зародыше любую альтернативу навязываемой ими реальности. А в виртуальном мире будут рождаться новые империи, новые религии, новые народы, новые цивилизации... Рождаться, чтобы воплощаться в окружающей реальности.
Особенность предложенной мною идеи заключается в том, что ее реализация не возможна без свободного обмена информацией. Пока интернет, виртуальная экономика, сетевые сообщества людям в новинку, поэтому взгляд большинства прикован к поверхности этих явлений и не способен увидеть главное, то есть то, какую свободу (как и рабство) она способна принести людям.
Поэтому то добитьсягарантий свободы распространения информации столь важно для нас сейчас. Ведь борясь за свободу в виртуальном пространстве, международное пиратское движение создает условия для реализации утопической идеи виртуальных государств. Фактически это наша неосознанная миссия. Так давайте ее осознаем, давайте покажем людям, что наша борьба способна привести к гораздо большим результатам, чем просто возможность бесплатно скачивать музыку. Давайте покажем им, что борьба за ограничение права собственности на продукты интеллектуального труда, что свобода в виртуальном пространстве – это ключевой вопрос современности. Что можно построить совершенно новую цивилизацию, опираясь на интернет, превратить его в мощное орудие подъема мировой экономики, в средство по внедрению нового стиля жизни, которого еще нет нигде в мире.
Только не нужно быть наивными и слепо копировать стратегии прошлого, двадцатого столетия, я уж не говорю про более ранние эпохи. Если мы действительно хотим осуществить сдвиг в балансе власти, то нам необходимо действовать во всех возможных сферах человеческой жизнедеятельности, а не только в политике. Иными словами, нам надо действовать так, как от нас того не ожидают, и там, где от нас никто не ждет активности, где нам никто не сможет ничего противопоставить. Нам нужно выстраивать социальные связи и информационные сети. Построить свое собственное виртуальное государство в конце концов! Так, чтобы прежде, чем старые устои оказались сломлены, в недрах разлагающегося мира был выстроен «скелет» нового порядка, на который потом нарастут мышцы.
Точно также пора отбросить прочь и безнадежно устаревшие деления «левые-правые», «прогрессисты-консерваторы» и т.д. Кончилась пора привычной политики. Раз и навсегда. Старые деления нас сбивают с толку, затесывают в наши ряды явных сволочей и пособников власти - провокаторов. В действительности разделение на космополитов и идентариев, сторонников тирании и свободы, моральных уродов и духовно полноценных личностей прослеживается во всех политических течениях. Поэтому нам нужно определиться только лишь с тем, кто борется только лишь за абстрактную идею, а кто еще и за спасение народов мира. Если кто сторонник только лишь идеи, то ему с нами не по пути. Он – сектант, для которого идеология стала религией. Тогда как наша революция – революция международная.
РЕЦЕНЗИЯ Сергея БАРАНА
Кому нужно краткие тезисы - читайте последнию часть. Сначала просто идёт построение определённого историала, потом на его основании предлагается заняться построением утопии в виртуальных мирах. В некотором смысле можно истолковать как проповедь пользы виртуальной игромании.
Ставлю 4 с плюсом.
Подобные идеи и мне близки, знавал я и других людей с подобными идеями.
Единственное сомнение - а не есть ли это пропаганда реализации одного из тех методов, которые конспирологи приписывают мировой закулисе. Увести излишнию для них пассионарность людей в виртуальное пространство. Не окажется ли в итоге, что любые построенные в рамках этой предлагаемой стратегии виртуальные миры - не представляют никакой серьёзной угрозы, тем кто сейчас правит этим реальным миром и собирается править им впредь.
И реально править миром будет не тот, кто уйдёт в виртуальные миры, но тот кто в этом реальном мире выстроит эффективные новые производственные отношения вокруг новых производственных сил - того нового технологического уклада, который вступит в фазу своей зрелости к середине нынешнего столетия. Чьи компьютеры будут умнее, вот что важно наверно будет тогда. А если кто то овладеет эффективными способами совмещения человеческого интеллекта и искусственного интеллекта, открыв тем самым дорогу к постчеловечеству в рамках концепциий трансгуманизма, BINC-конвергенции и ноосферы? С тем чтобы человечество начало само управлять ходом своей биологической эволюции в процессе которой грань между природным и искусственным будет постепенно исчезать, сознание людей переместиться из человеческих тел на другие носители (андроиды, киборги) на следующих этапах такой эволюции сознание станет полевой структурой.
Я чего больше всего не понимаю у газонокосильщика.
Как в предлагаемых им виртуальных мирах можно построить эффективную самодостаточную экономику? Вот если бы в виртуальном мире можно было делать реальную еду, я давно бы всё бросил и ушёл в виртуальность.
В моём понимании в самом лучшем случае такая виртуальная экономика может быть лишь паразитом на реальной экономике. (зависимым от неё придатком)
Но может быть я чего то важного не догоняю?
Во всяком случае я не отрицаю что в подобном уходе в виртуальные миры, который предлагает Газонокосильщик, нет ни пользы ни смысла. Есть.
Если принять такой взгляд на нынешнее состояние дел, что заниматься реальной работой в наш век может лишь меньшая часть человечества. Остальную часть надо чем то занять. Тупо быстро всех истребить стрёмно, пусть вымирают постепенно. А пока вымирают, чтоб им это было не скучно и не обидно, пусть строят виртуальные миры. Это может получиться как минимум великолепный вид нового искусства, эдакий красивийший цветок.
Во всяком случае я с детства играю как раз в подобные виртуальные игры и вполне готов конкретно участоввать в построении подобных виртуальных миров.