БОТИНКИ КОЖАНЫЕ, ИТАЛЬЯНСКИЕ!
Сидеть в душном кабинете и сводить баланс почти прогоревшего государственного предприятия - дело неблагодарное. Тошнотворное, можно сказать, дело. Алёна оторвалась от компьютера, пригорюнилась и стала думать думу, накручивая на авторучку русые кольца волос.
Накануне празднования своих двадцати семи лет Алёна стала задумываться в направлении: « Что день грядущий мне готовит»? На излёте третий десяток. Люди, нормальные люди, обычно уже приходят к какому-нибудь результату. Они могут быть им довольны, или не очень. Но результаты такой долгий временной отрезок времени должен показать.
Десять лет после окончания школы, лет пять после института плюс личная жизнь. Как же совсем без результата? У Алёнушки тоже был белоголовый и синеглазый результат. Звался Серёженькой, и больше времени проводил с бабушкой и дедушкой – родителями бывшего мужа, чем с самой Алёночкой.
Алёне же, были созданы все условия для того, чтобы устроить свою личную жизнь, то есть- найти для жизни порядочного и надёжного человека. Но порядочные все уже были, если не окончательно заняты, то прикормлены более разбитными и оборотистыми дамами.
Ну, Алёна, что? Красивая, конечно! Тут уж ничего не скажешь. Ноги растут откуда-то из космоса. Весёлая, компанейская и довольно образованная барышня. Но девичий возраст уже ближе к закату. Торопиться надо. А куда торопиться, если к её берегу, как говорила мама, не говно, так палка?
И вот около года назад к её берегу прибило не палку и не то самое слово, а мужчину. Настолько красивого и брутального, что она сама себе не верила. Одет - с иголочки! Вся команда судна, к которому он был приписан, звала его не Колей! Господи, прости! Какой Коля? Весь в « Монтане»! Так и звали: « Монтана»! И уже без кавычек:
- Монтана не заходил? Монтана не звонил?
А Монтана заходил, звонил, покупал, угощал, баловал. И неужели всё это ей? Алёне? Такое счастье!
Но счастье было женатым, жило в Петербурге. Жена - священная корова, сын - наследник, отец жены - благодетель и истина в последней инстанции в одном лице. Не забалуешь!
Красавец крутился как баран на вертеле. Таллинн- Петербург, Петербург- Таллинн. Влюблён был безоговорочно, но об изменение своего статуса любовника даже не помышлял.
И Алёна смирилась со своей ролью выходной жены. А что делать? Как говорится: каждому своё. Коню - стремя, всаднику - ружьё. Вот она и впряглась в стремя любви, которая тянула из неё все жилы.
А всадником был он, в руках у него было ружьё, то есть жена, и оно могло выстрелить. Выстрелить громко смертельным патроном - всемогущим папой, и контрольный выстрел - маленький сынок.
Отношение имели вид налаженной конструкции, из которой невозможно изъять ни одного звена. Скучал - приезжал. Просила - покупал. Не будет скучать, проси - не проси – толку мало. Сиди одна, голая и плачь в смятую простыню.
Жизнь расползалась манной кашей по тарелке, и войти в берега не было сил.
Чувства полыхали, обида нарастала и тянула Алёну во все тяжкие. Надо дать понять ему, этому, как она востребована! Каждый свой отъезд он рискует потерять навсегда такую роскошную, тонкую и звонкую! Алёна начала блефовать на грани фола.
Брутальный ревновал, скандалил, грозился убить! Алёна ликовала! Убить - это, конечно, сильно сказано, учитывая, что c доказательной базой у него было слабовато. Ну, ухаживают, навязываются, но не в парандже, же ей ходить, в самом деле?
Страсть горела синим пламенем, а отношения портились. Алёне надоели уже булавочные оскорбления. После того, как любимый объявил, что не сможет быть на её дне рождения в роскошном ресторане, места в который были заказаны за месяц, она решила проехать по ушам брутального всерьёз.
И хоть места Монтана оплатил, подарок сделал заранее, Алёна негодовала и недоумевала одновременно. Что такого могло быть в Питере, чтобы пропустить выход в свет блистательной Алёны, в платье с голой спиной, аж до самого копчика!
Накануне дня рождения лежала без сна, как отключенный мобильник. Ни позвонить, ни ответить. Ни послать сообщение, ни получить. Всё под запретом! Лежит и даже не горит, а приедет этот ренегат несчастный, и всё запоёт и заиграет. Мука мученическая!
Сон не шёл! А завтра надо выглядеть, как Мэрилин Монро в лучшие годы! Назло врагам! А мысли сплетались в грустное кружево и не давали уснуть.
Что могут дать женщине теперешние мужчины? А ничего! Они встречаются нам на опасных перекрёстках жизни и сразу же твердят:
- Зачем я тебе? Что я могу тебе дать? У меня жена и дети! И это незыблемо! Я испорчу тебе жизнь!
При этом лезут на жертву там, где встретят: в купе вагона, на кухне подруги, в танцевальном зале, даже в читальне и интернет- кафе! То есть они тебя морально насилуют, но при этом, снимая штаны, одновременно и снимают с себя ответственность за твою дальнейшую жизнь.
И этот хлыщ! Сам присутствовать не может, а лучшего друга своего с любовницей заставил пригласить. Друг-то ничего и не женатый вовсе. И тоже весь джинсовый и кожаный! С ног до головы. Но любовница у него противноватая. Нос - на семерых рос, глаза, как синька разбавленная. И крепкая развратница при этом.
После нечастых девичьих посиделок никогда на последний автобус, сломя голову не бежала. Поднимала шлагбаум изящной ручки и плюхалась в первую же остановившуюся машину. То есть действовала по принципу: « Пять минут позора, и ты дома»! Алёна её презирала.
Но Монтана настаивал, чтобы Толик был. Значит и Ирка евоная будет обязательно. Она его от себя дальше полуметра не отпускала. Надеялась.
Значит, Толик должен Алёну пасти. Чтобы никаких отклонений в сторону. Надо сидеть мрачной вдовой на тризне! Но Толик лучший друг! Всегда общие компании.
Повода отказать у Алёны не было.
С Монтаной ли, без Монтаны, а день рождения удался на славу. Алёна была в ударе! На ней было смелое платье цвета блохи в обмороке. Стройные ножки были обуты в мягкие и лёгонькие туфельки на шпильке.
Ей присылали цветы, заказывали песни. За право с ней потанцевать… и всё в таком духе. Особенно усердствовал один совсем молодой парнишка. Сломлен был Алёнкиной спелой красотой под корень.
А Алёна и не возражала. Пусть Толик потом расскажет её коварному мучителю, каким успехом пользуется та, которую он так вероломно бросил в такой день! Сволочь!
К концу вечера юноша уже не сводил с Алёны заколдованных глаз. Хмельной Толик не оценил опасность и взял его четвёртым в такси. Из такси плавно переместились всей танковой бригадой на кухню Алёны, и пир продолжался.
Под утро гости и хозяйка уже складывались в домино. Особенно ответственный за Алёнину честь, Толик! Его, как раненного бойца, тащила на себе в спальню худосочная Ирочка.
А в другой комнате вскипал бешеной страстью молодой, двадцатилетний Сашка. Он буквально выпрыгивал из штанов, и, таки выпрыгнул, одновременно приводя в полную негодность роскошный Алёнин наряд. Алёна заливалась пьяным счастливым смехом, но последнюю грань переступать не решалась. Оборону держала уже почти в неглиже.
И тут ночную тишину прорезала длинная требовательная трель звонка. Так могла звонить только хозяйская рука выходного мужа и или карающая длань закона. С законом у Алёны неполадок не было.
«Монтана! Боже мой! Что же будет?»- пронеслось в затуманенной головке Алёны.
Монтатна ворвался, аки лев. Сквозь фирму явно проступали черты свирепого Николая.
Разборка была краткой и яркой. Джинсы незадачливого влюблённого юноши улетели в распахнутое предутреннее окно. Полёт сопровождался звериным рыком:
- Одеваться будешь на улице!
Коля-Монтана пребывал в страшном гневе, рядом тряслась в предсмертном счастливом ужасе Алёна, а от окна к дверям бегал виноватый кругом хранитель Алёниной нравственности - Толик.
Ирочка не могла без слёз смотреть на посрамлённого молоденького Сашу, в нижнем белье и рубашке с галстуком. Она рванула в коридор, к двери, чтобы принести Сашины джинсы обратно. Там метался посрамлённый Толик и со словами:
-И ботинкам его здесь нечего делать!- Вышвырнул вдогонку джинсам и обувку.
С улицы прибежала Ирочка с джинсами в руках. Саша кое-как оделся и был выставлен с позором за дверь. Началась почти семейная разборка.
Плакала Алёна, выгибал грудь Монтана. Толик замаливал грех, подливая в рюмку за вчерашним столом.
Кое-как помирились, собрались в магазин. Впереди маячила поездка на шашлыки.
Быстро собрались, уже толкались в коридоре. Но тут суету прорезал истошный вой Толика:
- Ботинки! Где мои ботинки?!
Шикарных кожаных ботинок Толика не было и в помине. Они вылетели в окно, запущенные его же, карающей рукой!
Прекрасные кожаные ботинки! Итальянские, необыкновенные! Купленные за немыслимые иностранные деньги! Толик был безутешен!
Ирочка опять помчалась вниз. Но на этот раз - не результативно. Элегантного Толика обрядили в какие-то мрачные опорки и помчались на такси за город, на шашлыки!
Поездка больше напоминала поминки по прекрасным ботинкам Толика и большой и светлой любви Алёны. Ей как-то стало всё безразлично. Всё, всё, всё! В первую очередь и её пылкий любовник.
Хотелось одного: поскорее вернуться домой, принять душ и позвонить Саше. Ну, просто, чтобы извиниться за сотворённое Монтаной хамство! Ну, действительно! Так же нельзя! Штаны… и в окно! Свинство какое!
Вечер развалился на глазах. Сначала в ночь ушли раздавленный потерей прекрасных ботинок Толик и пригорюнившая Ирочка. Её вислый нос казался ещё длинней и унылее.
Вслед за ними удалился, несолоно хлебавши, Монтана.
Неделю он изводил Алёну звонками, сторожил у работы. Но ничего не вызвонил и не высторожил. Алёна была, как кремень:
- Не хочу! Не буду! Не буду! Не хочу! Надоело!
Так и уехал в Питер - весь в тоске и печали.
Через два месяца вернулся. Похудел, заострился лицом. И готов был уже многим пожертвовать ради восстановления отношений с Алёнушкой.
Но попал аккурат на бракосочетание Саши и Алёны. В ЗАГС его протащили приглашённые Толик и Ирочка.
Красивая и счастливая Алёна стояла рядом с Сашей и слушала нудную тётку с писклявым голосом.
Алёна была в своём необыкновенном платье цвета блохи в обмороке, на Сашке был элегантный костюм с искрой. Обут он был в изумительные мягкие итальянские кожаные ботинки!