Невесёлая зимняя история о шубе, Москве и Париже

Наталья Юренкова
      
            Случилось это в Москве, в 70-е годы прошлого столетия.

            К этому времени Гузель Ахатовна настолько обжилась в Москве, что вполне могла бы называть себя москвичкой в первом поколении.
               
            В своё время её мужа, молодого, но очень перспективного инженера-нефтяника, пригласили на работу в министерство, и они всей семьёй переехали в столицу. С тех пор прошло немало лет, муж занимал в министерстве престижную должность со всеми полагающимися привилегиями, сыновья повзрослели. Сама же Гузель Ахатовна работала заведующей ателье, и это при том, что не просто не умела шить, но даже пришить оторвавшуюся пуговицу к рубашке мужа затруднилась бы.

            Впрочем, навыки шитья ей и не требовались, так как заведующая ателье не должна заниматься изготовлением одежды, у неё совсем другие обязанности.

            Кстати сказать, в СССР существовала инструкция, где по пунктам перечислялись требования, которым должна удовлетворять кандидатура руководящего работника. Так вот, в первом пункте инструкции от руководителя требовалось быть политически грамотным, и лишь во втором пункте – быть специалистом, профессионалом.

            Как раз в случае с должностью Гузель Ахатовны первый пункт имел важнейшее значение. Потому что скромное с виду ателье было совсем не простым – в ателье обслуживалась элита страны. Ну, может быть, не все были именно элитой, по большей части это были жёны и члены семей самых-самых деятелей, но всё же… Гузель Ахатовна называла их «кремлёвские жёны». Иными словами, ателье было для избранных, или, как сказали бы сейчас, для ВИП-персон.

            ВИП-персоны эти были контингентом далеко не лёгким, но сетовать на их капризы Гузель Ахатовна позволяла себе очень редко, и только в очень узком кругу самых близких и надёжных людей.

            Капризы персон были вполне объяснимы – ведь представители советской элиты вышли в своё время «из народа», из самых обычных людей, так что свой образовательно-культурный уровень повышали по мере продвижения по карьерной лестнице. Мужья повышали, а их жёны, обычные селянки-заводчанки, влюбившиеся когда-то в комсоргов-парторгов, сидели дома и обеспечивали условия своим любимым для полноценной общественно-политической деятельности.

            Достигнув достаточно высоких положений, мужья их продолжали оставаться образцовыми главами семейств. Это сейчас деятели, чуть приподнявшись над средним уровнем, сразу меняют машину и жену, на более новые модели, а в те годы это не приветствовалось. Развод, разрушение семьи, ячейки социалистического общества – считались признаком морального разложения, что было недопустимо как для рядовых коммунистов, так и  для руководителей низшего и среднего звена, и уж тем более для партийного руководства страны. Случавшиеся иногда порочащие связи тщательно скрывались, так как могли стоить не только карьеры, но и партбилета.
Поэтому жёны чувствовали себя в своём статусе вполне уверенно и спокойно, не слишком переживая по поводу своего внешнего вида и внутреннего роста.
 
            Недостатка в заказах ателье не испытывало, так как, во-первых, женщины остаются женщинами, во-вторых, существовали протокольные мероприятия, предусматривающие обязательное присутствие жён, и тут уж им, хочешь не хочешь, а требовалось соответствовать статусу.
 
            Скольких усилий стоило убедить очередную заказчицу в том, что отрезная талия и юбка фасона «татьянка», столь любимая ею в молодые годы, уже давно вышли из моды, дипломатично обходя вопрос возраста и пышности фигуры, известно лишь работникам ателье. Особо заносчивые клиентки иногда начинали капризничать, не желали приезжать на примерку, и тогда закройщица со всеми принадлежностями загружалась в специально заказываемую машину и выезжала «на дом».

            Заведующей ателье приходилось порой проявлять чудеса изворотливости и дипломатии. Кстати, дипломатические работники тоже входили в число ВИП-персон, как и достаточно большое число женщин, работающих непосредственно в правительстве. Да и жёны тоже бывали разные.
 
            Справедливости ради следует отметить, что среди клиенток ателье было немало женщин умных, образованных, стильных, модных. Здесь уж самой Гузель Ахатовне приходилось постараться, чтобы соответствовать своей должности.
Надо думать, со своими хлопотными обязанностями заведующая успешно справлялась, так как нареканий на её работу не было. Большой выбор новейших материалов и аксессуаров, модные журналы, каталоги – всё это имелось к услугам клиентов и постоянно обновлялось.
 
            Достаточно частым посетителем ателье была некая Маргарита Ильинична, жена преуспевающего работника министерства иностранных дел. Впрочем, она не возражала, когда её называли просто Маргарита, так как была молодая, умная и простая в общении.
 
            Однажды Маргарита появилась в кабинете Гузель Ахатовны радостно-возбуждённая, с просьбой помочь советом и консультацией.

            Оказалось, что муж Маргариты получил назначение во Францию, куда и отбыл незамедлительно. Маргарита задерживалась в Москве для решения каких-то бытовых вопросов, но через два месяца должна была выехать к мужу, в Париж. Маргарита хотела не только обновить свой гардероб, но и поразить французов чем-то необыкновенным.

            Задача была не из лёгких, учитывая искушённость французской публики. Причём требовалось что-то именно русское, чтобы поддержать престиж державы. Ну, чем можно было поразить Европу? Русскими мехами, конечно. Решено было пошить Маргарите шубу, но не какую-то купечески пышную песцовую или лисью. Решено было пошить чёрное манто из каракуля, а воротник, рукава и подол шубы отделать норкой – нетрадиционно, элегантно и очень эффектно.

            Проблем с поставками ателье не испытывало – всё необходимое поступало из недр кремлёвских складов, где имелось всё. Тотальный дефицит, существовавший в стране, кремлёвских небожителей практически не касался.

            Заказ был выполнен в срок. Маргарита, и без того эффектная, в шикарной шубе выглядела, по единодушному мнению всех присутствующих на примерке, просто королевой.

            Счастливая заказчица умчалась домой, завершать подготовку к отъезду, а Гузель Ахатовна решила, что непременно сошьёт себе такую же шубу, из оставшегося материала.
 

            Только судьба у шубы сложилась печально. Вернее, не у шубы, а у Маргариты в шубе. Накануне отъезда Маргарита Ильинична поехала в Подмосковье, к маме, проститься перед долгой разлукой. Естественно, в шубе, чтобы заодно и показать роскошную обновку. Естественно, на собственном авто, сама за рулём – не ехать же в такой роскошной шубе электричкой.
 
            Прощанье с родными затянулось – разговоры, чаепитие, последние наставления. В обратный путь Маргарита отправилась уже затемно. Проезжая мимо станции, она заметила на обочине дороги две съёжившиеся от холода фигурки. При ближайшем рассмотрении фигурки оказались двумя девчушками-подростками, опоздавшими на электричку и безуспешно дожидавшимися рейсового автобуса. Автобусы в те далёкие годы ходили так же, как и сейчас, то есть нерегулярно. Девчушки совсем окоченели – декабрь был в тот год очень морозным.
 
            Не раздумывая, Маргарита предложила девочкам подвезти их до Москвы. Рассматривая в зеркальце счастливых, отогревшихся в тёплом салоне девчонок, она думала о том, что ещё совсем недавно сама мёрзла на дороге, мотаясь на учёбу в Москву, а теперь вот едет на собственном авто, завтра будет уже в Париже, и всё складывается прекрасно. В Москве Маргарита Ильинична решила довезти девочек прямо до места – пожалела высаживать на безлюдной московской улице в такой мороз…

            Ранним утром случайный прохожий обнаружил стоящий в пустынном тупике автомобиль, а в нём красивую молодую женщину. Женщина оказалась жива, но была без сознания. И без шубы. И без украшений. И вообще, была раздета до нижнего белья. Спасло женщину то, что в салоне работал обогреватель, а юные грабительницы, сделав своё чёрное дело, захлопнули дверцу. Вряд ли захлопнули из милосердия – скорее, случайно или из предосторожности, но захлопнули, иначе Маргарита погибла бы от переохлаждения.

            Новый год бедная женщина встречала не в парижских салонах, перед ошеломлёнными красотой её и шубы парижанами, а на больничной койке. Выздоровление затянулось надолго. Счастье ещё, что обошлось без тяжких последствий для здоровья Маргариты. В Париж она всё же поехала, но поздней весной, поэтому вопрос о шубе был уже совсем не актуальным. К следующему сезону Маргарита себе шубу решила не заказывать, так как в Европе появилось и набирало силу новое движение – Гринпис, и в изделии из натурального меха можно было подвергнуться нападению защитников природы прямо на улице. Конечно, не такому, как в родной стране –  ограблению после удара по голове, а почти нежному – могли облить краской, например. Но всё равно, неприятно.
 
            Неизвестно, нашли ли этих малолетних преступниц. Наверное, нашли – раньше ведь был высокий процент раскрываемости преступлений. Да и вычислить их было, скорее всего, не очень сложно.

            Гузель Ахатовна шубу себе всё же пошила. Получилось, конечно, значительно скромнее, чем у Маргариты, но всё равно великолепно. Только в свете произошедших событий выходить в новой шубе на московские улицы Гузель Ахатовна не решалась. Преступность в СССР была значительно ниже, чем сейчас, но, как видите, всякое случалось. Как назло, именно в тот период процветал так называемый «шубный гоп-стоп». По Москве бродили слухи о том, как грабили владельцев богатых шуб, иногда с физическими увечьями. Шубу могли снять не только на улице, но и в подъезде, перед дверью собственной квартиры.

            За всю зиму Гузель Ахатовна лишь однажды решилась «прогулять» свою шубу, когда их пригласили на какой-то приём в министерстве. В сопровождении мужа и двоих почти взрослых сыновей она чувствовала себя в полной безопасности.
 
            В остальное же время шуба висела в шкафу, укрытая простынкой, с карманами, набитыми ореховыми и табачными листьями (от моли). Иногда Гузель Ахатовна вынимала шубу, надевала её и прохаживалась перед зеркалом, горделиво отмечая свою ещё не увядшую красоту и статную фигуру. Чёрный каракуль и норка искрились в свете чешской люстры, согревая сердце Гузель Ахатовны. Затем шуба вновь помещалась в бездонные недра платяного шкафа румынского гарнитура (необходимого атрибута обстановки любой советской престижной квартиры).
 
            В конце концов, для того, чтобы ощущать себя счастливым обладателем шикарной вещи, не обязательно ежедневно демонстрировать это окружающим. Да и не принято было в те годы выставлять напоказ свои богатства. Неприличным это считалось. Не то, что сейчас.