Азербайджанские рассказы

    Мамедгулузаде Джалил
    Авось и возвратят
    Джалил Мамедгулузаде
    АВОСЬ И ВОЗВРАТЯТ
    В Баку я провел два летних сезона.
    Каждому известно, что летом усидеть дома невозможно и потому всякий спешит на бульвар.
    И я, подобно другим живым существам, ежедневно выходил на прогулку, спасаясь от невыносимой бакинской жары дуновением свежего морского ветерка.
    И каждый раз, гуляя по бульвару, я оглядывался по сторонам в надежде встретить знакомого и в мирной беседе убить с ним время. По вечерам из-за разных дамочек невозможно ни гулять, ни сидеть, и я выходил на бульвар днем, разгуливал себе свободно, а к вечеру возвращался домой, потому что у меня, право, нет никакого настроения проводить время с дамами в садах и на бульварах.
    А днем я мог встретить на бульваре только таких, как  я, литераторов или работников театра.
    Годков этак пять тому назад, гуляя в жаркие летние дни по бакинскому бульвару, я часто наблюдал такую любопытную сцену: в одном из укромных уголков бульвара, ближе к набе-режной, сидели под деревом четверо мусульман. Обычно один из них держал в руках развернутую газету и читал, а осталь-ные, внимательно слушали. Одно обстоятельство казалось мне, однако, несколько странным: точно провинившиеся в чем-то, они постоянно оглядывались по сторонам, не то чего-то опа-саясь, не то ожидая кого-то.
    В конце концов все разъяснилось, я с ними познакомился, узнал их близко и стал их собеседником. А случилось это вот как.
    Однажды (я даже в точности помню - это было двенадца-того июня тысяча девятьсот двадцать третьего года) я искал по какому-то делу известного азербайджанского артиста Балакадаша, игравшего в сатирагиттеатре. Я заходил к нему домой, но не застал и отправился на бульвар, надеясь случайно встретить его там.
    Гуляющих было мало, так как время было рабочее. Я про-шелся по берегу моря и повернул к Трамвайной улице. Еще издали я заметил этих четырех, сидевших, как всегда, в сторонке.
    Говоря откровенно, они были мне несколько подозрительны, и я хотел было повернуть обратно, но увидел в конце бульвара Балакадаша, который шел мне навстречу.
    После обычных приветствий я обратил внимание Балака-даша, коренного бакинца, на эту четверку и спросил, не знает ли он их. Балакадаш посмотрел в их сторону и стал смеяться:
    - Ага, дядя Молла! Вот прекрасный случай... Идем к ним.
    - Не пойду! - решительно возразил я.
    Балакадаш с удивлением посмотрел на меня и продолжал:
    - Клянусь твоей жизнью, это такая интересная публика, что ты обязательно должен с ними познакомиться.
    Я не хотел было соглашаться, но мой друг так настойчиво тянул меня за руку, что я уступил, и мы направились в ту сто-рону. Один из сидевших встал и окликнул Балакадаша, мы подошли, поздоровались. Они поднялись все и предложили нам сесть. Сели. Балакадаш представил меня:
    - Это мой хороший старый приятель, дядя Молла-Насреддин, - сказал он, конечно, вы не раз читали его юмористи-ческий журнал, читали, смеясь и, читая, смеялись.
    Все они внимательно разглядывали меня и поддакивали Балакадашу.
    После этого Балакадаш повернулся ко мне и стал рассказы-вать о каждом из наших собеседников:
    - Дядя Молла! Ты сам посуди о превратности и коварстве судьбы-изменницы. Всего несколько лет тому назад эти самые наши друзья миллион-два за деньги не считали, а теперь... от аллаха не скрыто, от тебя незачем скрывать... а теперь совет-ская власть поставила их в такое положение, что у них нет де-нег даже на папиросы. Эх, судьба неверная!
    Затем Балакадаш стал знакомить меня с каждым из этих "несчастных" в отдельности.
    Из его рассказа выяснилось следующее: один из них - Гаджи-Хасад имел до Октябрьской революции четырнадцать караван-сараев и сто тридцать семь строений; все это имущест-во отобрано правительством, обрекшим старика на полуголод-ное существование.
    - Сидящий с ним рядом - сабунчинец Умидбеков. Навер-ное, ты про него слышал, всякий его знал; в прежнее время от одних только нефтяных источников он имел годового дохода полмиллиона рублей.
    Вот этот молодой человек с газетой - сын знаменитого миллионера-мукомола Талафхан-бека. Должно быть, и о нем ты слышал. Во всех крупных городах России работали его мель-ницы, кроме того, он имел еще несколько пароходов. Я сам ви-дел эти пароходы, плавающие и теперь вот в этом самом море.
    А этот, что сидит со мной рядом, - мой старый приятель, гянджинский помещик Гаджи-Султан. В николаевские времена он прогремел по всей России. Градоначальнику Мартынову он как-то влепил на улице такую пощечину, что эхо ее дошло до самого Петербурга, а все-таки никто тогда не посмел тронуть Гаджи-Султанагу; да не может быть, чтоб ты об этом не слы-шал...
    Окончив представления, Балакадаш наклонился к одному из них и таинственно прошептал:
    - Гаджи-Хасадага, ни одной минуты не задумывайтесь... Клянусь вашей головой! Не сумеют сохранить, все вернут...
    Я спросил Балакадаша, кто не сумеет сохранить и что имен-но вернут?
    - Дядя Молла, сегодня какое число? - спросил мой друг, артист. Двенадцатое?.. Запомни это, но пусть останется между нами (он понизил голос), у "друзей" дела плохи, англи-чане опять взяли Чичерина за ворот и говорят или уплати долги, или уйди с дороги.
    Я заметил, что мои новые знакомые от души радуются сооб-щениям Балакадаша.
    Я молчал, потому что не знал людей, с которыми только что познакомился.
    Балакадаш продолжал, обращаясь к ним:
    - Талафхан-бекзаде, похоже на то, что у тебя есть какие-то новости, ты слишком углубился в газету. Если нашел что-нибудь интересное, прочитай нам, а насчет дяди Моллы не сомневайся...
    Сын Талафхан-бека воровски огляделся вокруг и тихо спро-сил меня:
    - Дядя Молла! Слышал последнюю новость?
    - Какую новость? - спросил я.
    - Как же! О ноте английского правительства Москве ниче-го не слыхал?
    - Нет, я ничего не слыхал.
    Сын Талафхан-бека опять посмотрел вокруг и вынул из кар-мана потрепанную газету. Я пригляделся и узнал выходящую в Баку газету "Бакинский рабочий".
    Балакадаш наклонился к Талафхан-бекзаде и тихо сказал:
    - Да не бойся, никого нет, почитай - послушаем.
    Талафхан-бекзаде принялся читать. Вот что было напечата-но в газете:
    "На запрос депутата лейбористской партии в английском парламенте о том, каковы в данный момент англо-советские от-ношения, лорд Керзон ответил, что ввиду отказа советского правительства от разрешения вопроса о царских долгах, на-дежд на улучшение англо-советских отношений не имеется.
    Слушатели радостно воскликнули:
    - Видите? Послушайте, ей-богу, долго не протянется. Балакадаш,  привыкший к сценическим позам, обратился к сидящим и патетически воскликнул:
    - Вот я назначаю срок: да середины осени, дальше не до-тянут.
    Все шепотом подтвердили:
    - Иншаллах! Иншаллах!
    Посидев с полчаса и побеседовав на те же темы, мы рас-прощались со словами: "Иншаллах, иншаллах".
    Вот таким образом я познакомился с этими четырьмя контр-революционерами. Они знали, что советское правительство отобрало у моей жены четыре тысячи десятин поливной земли и потому считали меня товарищем по несчастью, ничего от меня не скрывали и сообщали все сенсационные новости.
    Встречая меня на бульваре, они всячески выражали мне свои симпатии, усаживали рядом и заводили беседу.
    Я не могу сказать, чтобы общество этих четырех господ было особенно мне приятно, но я не мог отказать себе в развлечении послушать "сенсации" вроде тех, что польские войска перешли советскую границу и захватили несколько городов; английские суда вошли в порт Архангельск; правительства Антанты начали блокаду Советского Союза; в самой Москве неурядицы и тай-ные волнения...
    Однажды эта компания, встретив меня на бульваре, пригла-сила посидеть с ними.
    - Ну что, дядя Молла? Нет ли у тебя каких-нибудь ново-стей?
    Я отвечал, что, кроме газетных, никаких новостей не знаю.
    Умидбеков хотел что-то сказать, но, осмотревшись вокруг, прикусил язык: в это время проходило несколько школьников. Когда школьники удалились, Умидбеков еще раз посмотрел по сторонам и спросил:
    - Дядя Молла, неужели, читая эти газеты, ты не находишь в них никаких намеков?
    - Я не понимаю, о чем ты говоришь... - ответил я.
    Умидбеков достал из кармана помятую газету, все тот же "Бакинский рабочий", и прочел:
    "Начальник Азнефти Серебровский выезжает в Америку для закупки усовершенствованных бурильных станков".
    Я сказал, что никаких намеков в этом сообщении не вижу. Умидбеков рассмеялся и стал объяснять мне:
    - Дядя Молла, Серебровский не за станками едет в Аме-рику, а для продажи бакинских нефтяных источников амери-канскому миллионеру Рокфеллеру.
    Остальные три собеседника подтвердили толкование Умидбекова и спросили меня:
    - Что ты думаешь об этом?
    - Ничего не думаю, - ответил я.
    Никак не могу забыть последнюю встречу с обиженными судьбой четырьмя моими собеседниками.
    Выйдя однажды прогуляться по бульвару, я опять встретил Балакадаша. Побродив по центральной аллее, мы хотели было присесть отдохнуть, но тут заметили своих знакомых "полити-ков": они сидели в сторонке и тихо между собой беседовали.
    Балакадаш расхохотался и стал тянуть меня к ним. Я с удовольствием подчинился ему.
    Пошли. Как всегда, любезно поздоровались и после взаим-ных приветствий уселись. На сегодня у них были такие сенса-ции: во-первых, лорд Керзон предъявил Чичерину новый ульти-матум, во-вторых, английские военные суда появились около Батума, и можно думать, что на днях начнется бомбардировка города, население которого бежит в Турцию.
    Побеседовав на эти и подобные темы, я встал, за мной поднялся Балакадаш, и мы стали прощаться. Тут-то Гаджи-Хасадага, пожимая мне руку, сказал:       
    - Эх, аллах милостив, авось и возвратят!        
    Эти слова Гаджи-Хасадаги остались у меня в памяти.
    Распрощавшись с четырьмя нашими друзьями, мы свернул и
    на  главную  аллею.  Балакадаш,  привыкший  на сцене петь    и
    плясать, тут же, на глазах прохожих, стал прищелкивать паль-цами и, танцуя, приговаривать:
    - Авось и возвратят, авось и возвратят! Смеясь, мы вышли с бульвара и простились у парапета. Вдруг Балакадаш окликнул меня, и, когда я обернулся, этот бессовестный малый еще раз крикнул:
    - Авось и возвратят...
    Я улыбнулся и пошел домой.
    Послесловие
    Я уже начинаю терять надежду... И многие из подобных мне ее потеряли и потихоньку начинают подыскивать какое-нибудь подходящее занятие...
    А было время, когда я и мои четверо знакомых каждый день, каждый час прислушивались к чему-то, ожидая, что волей слу-чая четыре тысячи десятин поливной земли вернутся к моей же-не, а моим четырем друзьям возвратят их миллионное имуще-ство и нефтяные источники.
    Ждали, ждали и ничего не дождались.
    Ежедневно встречались, беседовали, копались в газетных сообщениях, чтобы найти хоть какой-нибудь скрытый намек. Расспрашивали приезжавших из Европы или из Турции, ждали, что кто-то придет и разрешит наши вопросы.
    И в самом деле, где же справедливость?
    Конфисковать у Ага-бека или Джангир-хана все десять тысяч десятин и не вернуть им хотя бы по тысяче десятин? Или отобрать у Мусы Нагиева двести тридцать семь великолепных зданий и не возвратить его наследнику хотя бы пять-десять домов, чтобы этот бедняжка не срамился перед народом и не вынужден был заниматься непривычным для него трудом?
    Одним словом, мы часто сходились, я и мои знакомые, бе-седовали, делились своим горем, утешали друг друга и всегда при прощании обнадеживали себя, что, иншаллах, дождемся лучших дней, иншаллах, дело повернется так, что может быть, и вернут наше имущество...
    - Авось и возвратят!
    Вот слова, которые не сходили с наших уст.
    * * *
    А теперь... теперь советская власть прочно укрепилась, а я и четыре бывших богача - мои приятели - потеряли все на-дежды.
    Поэты, вроде Вахида, написали стихи о возврате старым
    владельцам четырех тысяч десятин поливной земли, ста семнадцати строений, четырнадцати пароходов и нефтяных про-мыслов; композиторы положили их на музыку, и в каждом клубе, на свадьбах, на собраниях музыканты играют, а певцы поют: 
           Авось и возвратят, Авось и возвратят!
    А молодежь прищелкивает пальцами в такт.
    1926

BYALKYA DYA QAYTARDILAR
Yay fyaslini iki dyafya myan Bakida kechirmishyam. Myalum ki, istidyan
yayda evdya oturmaq olmur, hami tyokyulyur bulvara. Myan dya qeyri
yaranmishlar kimi hyar qyun bulvara chixmisham; chyunki dyaryanin syarin
yerindyan savayi Bakinin istisindyan qeyri bir nicat yoxdur.
Vya hyar qyun bir vaxt bulvara qyalyandya qyozyum o uzdya-bu uzdya olub
ki, dost-ashnaya rast qyalib onlarla vaxt kechirim. Chox axshamlar qadinla-
rin vyucudu ilya nya qyazmyayya macal vya nya aylyanmyayya yer tapmaq olur.
Onun uchyun dya myan bulvara qyundyuzlyar qyalyardim vya asudyaliklya qyazib-
dolanib axshamlar daha myanzilimya istirahyatya qayidardim. Bir suryatdya
ki, daha baq vya baqchalarda qecyalyar qadinlarla ovqat zay elyamyayya
myandya daha, vallah, hyovsyalya qalmayib.
Qyundyuzlyar bulvarda rast qyaldiklyarim ozyum kimi qyalyam sahib-
lyarindyan vya teatr xadimlyarindyan olurdu.

* * *
Dyord-besh il bundan qabaq Bakida, yay fyasli, bulvarda qyazyan vaxt
tez-tez bir belya hala rast qyalirdim: bulvarin dalda yerindya, Naberejni
kyuchyayya tyaryaf, aqaclarin dibindya dyord nyafyar myusyalman qyoryardim vya myan
bunlarin qabaqindan kechyandya chox vaxt bunlarin birinin alindya ruznamya
qyoryardim vya qalan uch nyafyari bunun ruznamya oxumaqina qulaq asan
qyoryardim. Amma myanya bir shey burada qyaribya qyoryunyardi. Nyazyarimya belya
qyalyardi ki, bunlar suchlu* adam kimi tez-tez o tyaryafya-bu tyaryafya zyann
edirlyar; quya bir kyasdyan ehtiyatlari var vya ya bir adam qyozlyayirlyar.
Axirda ish achildi, myan bunlari tanidim, tanish da oldum vya hyatta myu-
sahib dya oldum. Vya bunlari tanimaqim vya dost olmaqim bu minvalla
yamyalya qyaldi.
Bir qyun, hyatta tarixi dya yadimdadir ki, min doqquz yyuz iyirmi
yuchyuncyu ilin iyun ayinin 12-sindya Tyurk Tyanqid-Tyabliq Teatrinda xid-
myatdya olan myashhur Azyarbaycan artisti Balaqyadyashi bir ishdyan otryu axta-
rirdim. Evya qetdim – yoxdur. Chixdim bulvara ki, byalkya orada qyoryam.
Cyamiyyyat az idi; chyunki qulluq vaxti idi. Dyarya kyanari ilya bir bash do-
landim vya chyondyum indiki Tramvay kyuchyasinya tyaryaf vya uzaqdan qyordyum
ki, haman dalda yerdya dyord nyafyar hyamishya qyordyuyyum adamlar oturublar.
Myan istyadim qayidam, bulvardan chixam; chyunki, doqrusu, bunlardan
daha byadqyuman olmushdum. Allah rast saldi, Balaqyadyash uzaqdan myani
qyoryub qyaldi yanima. Myan hyar bir danishiqdan qabaq Balaqyadyashya haman
dyord nyafyari nishan verib sorushdum ki, byalkya o onlari tanidi (Balaqyadyash
bakilidir). Balaqyadyash o tyaryafya diqqyatlya baxandan sonra bashladi qyulmya-
yya vya myanya dedi:
– Aha… Molla ami, yaxshi oldu. Syani qyaryak aparam onlarin yanina.
Dedim:
– Qetmyaryam.
Balaqyadyash dik baxdi uzyumya vya qenya dedi:
– Syan olyasyan, onlarda qiyamyat var. Qyaryak syani onlarla tanish elyayyam.
Avvyal myan dayandim vya qetmyak istyamyadim; amma artist ryafiqim
bashladi alimdyan chyakmyayya. Bir az yaviqlashdiq. Oturanlarin biri ayaqa
durdu vya Balaqyadyashi syaslyadi. Yetishdik, salam verdik, hamisi qalxdilar
ayaqa vya bizya oz yerlyarini tyaklif etdilyar. Aylyashdik.
_______________
* Tyaqsirkar
Balaqyadyash myanim baryamdya onlara belya myuyarriflik etdi:
– Bu myanim aziz vya qyadim dostum Molla Nyasryaddin amidir ki,
hyatta bunun o myazyali jurnalini nechya dyafyalyarlya qyulya-qyulya oxumusunuz
vya oxuya-oxuya qyulmyusyunyuz.
Hamisi diqqyatlya uzyumya baxirdilar vya “byali, byali” deyirdilyar.
Bundan sonra Balaqyadyash uzyunyu myanya tyaryaf tutub onlari da bu cyur
bashladi myanya tanitmaqa:
– Molla dadash, syan bu namyard dyunyanin ishinya bax ki, bu aylyashyan
dostlarim bir-iki il bundan qabaq hyaryasi bir nechya milyona pul demirdi.
Amma indi Allahdan qizli deyil, syandyan niyya qizli olsun ki, Shura
hyokumyati indi bu bicharyalyari papiros puluna myohtac elyayibdi. Ay na-
myard dyunya! – Vya burada Balaqyadyash bashladi bu “byadbyaxtlyarin” adini
bir-bir sadalamaqa. Bunun ryavayyatindyan myalum oldu ki, bunlarin biri
bakili Haci Hyasyandir ki, Oktyabr inqilabindan qabaq onun Bakida 14
karvansarasi vya 137 tikilisi vardi ki, indi hyokumyat hamisini alindyan
alib vya bu qoca kishini indi yomiyyya ruzusuna hyasryat qoyub.
Onun yaninda oturan sabunchulu Umudbyayovdur ki, eshitmish
olarsan; chyunki onu tanimayan yoxdur. Onun qabaqlarda ildya yarim mil-
yon tyak bircya neftdyan myadaxili olardi. Bu tyaryafdya aylyashyan vya ruznamya
oxuyan cavan myashhur milyonchu vya un taciri Tyalyafxanbyay oqludur ki,
bunu da qyaryak eshitmish olasan. Rusiyanin hyar bir byoyyuk shyahyarindya
bunun atasinin byoyyuk-byoyyuk dyayirmanlari vardi vya nechya paraxodu.
Bax, hyalya bu dyaryada ishlyadiyini myan ozyum qyormyushyam. Bax, myanim bu
yanimda oturan da myanim dostum Qyancya myulkyadari Haci Sultandir ki,
Nikolay vaxtinda nyar-nyar nyarildyayirdi vya Martinov qradonachalnikya
kyuchyadya elya bir shallaq vurdu ki, syasi dyuz Peterburqa qetdi chatdi. Qenya o
vyadya Haci Sultan aqaya bata bilmyadilyar. Qyaryak axi eshitmish olasan.
Balaqyadyash bu syozlyari deyib qurtardi vya sonra oturanlara tyaryaf
yayilib, yavashca onlarin birinya belya dedi:
– Haci Hyasyan aqa, hech bir zyarrya qyadyar fikir elyamyayin. Siz olyasiniz
saxlaya bilmyayyacyaklyar, hamisini qaytaracaqlar.
Myan burada Balaqyadyashdyan sorushdum ki, o nyayi deyir “saxlaya bil-
myayyacyaklyar” vya “kim saxlaya bilmyayyacyak”?
Artist ryafiqim myanya belya cavab verdi:
– Molla ami, bax, bu qyun ayin nechyasidir? Byali, on ikisi deyilmi?
Yadinda saxla, bax, syoz burada qalsin (syasini bir qyadyar alchaltdi). Dost-
larimin ishini xarab qyoryuryam. Inqilislyar byark yapishiblar Chicherinin1 yaxa-
sindan vya deyirlyar: ya borcunu ver, ya chyakil kyanara!
Myan burada qyordyum ki, tyazya tanishlarim Balaqyadyashin syozlyarinya elya
yuryakdyan shadlanirlar ki, quya bunlara bir byoyyuk myujdya xyabyari qyatiriblyar.
Myan bir syoz demyadim; syabyab bu ki, bu tyazya tanish olduqum adam-
lari indi birinci dyafyadir ki, qyoryurdyum.
Balaqyadyash qenya uzyunyu oturanlara tyaryaf tutdu vya dedi:
– Tyalyafxanbyayzadya! Deyyasyan syandya tyazya xyabyar var! Myan qyoryuryam
ki, qyazetya chox diqqyatlya baxirsan. Hyar nya syozyun var, de vya Molla ami-
dyan yana arxayin ol. Oxu qyoryak nya var, nya yox.
Tyalyafxanbyay oqlu atrafa baxandan sonra yavashca myandyan sorushdu:
– Molla ami, – bu qyunkyu xyabyari syan eshitmisyan? – Dedim:
– Hansi xyabyari? – Dedi:
– Byas inqilis hyokumyatinin Moskvaya verdiyi notasindan xyabyarin
yoxdu? – Dedim:
– Xeyr, xyabyarim yoxdu.
Tyalyafxanbyay oqlu qenya atrafina diqqyat edyandyan sonra cibindyan bir
yazik qyazet chixartdi. Baxdim ki, bu hyamin Bakida chixan “Rabochi”2 qya-
zetidir.
Balaqyadyash Tyalyafxanbyay oqluna tyaryaf yaviqlashib yavashca dedi:
– Qorxma, adam-zad yoxdu. Oxu qyoryak nya xyabyar var?
Tyalyafxanbyay oqlu bashladi qyazetin bir yerindyan oxumaqa. Orada
belya yazilmishdi: Inqilis parlamaninda Lord Kerzondan3 amyalyalyar nyu-
mayyandyasi Matrush sual edir ki, aya, hal-hazirda Inqilis vya Shura myu-
nasibyati nya suryatdyadir? Vya Lord Kerzon Matrusha belya cavab verib: “Bir
suryatdya ki, Shuralar hyokumyati char hyokumyatinin borcu baryasindya myuyay-
yyan bir vyaziyyyatdya bulunmaqa yaviqlashmir, inqilis vya Shura myunasibya-
tinin dya aydinlashdirmaq umidvarliqi hyalya chox uzaq qyoryunyur”.
Aylyashyanlyarin bir-ikisi sevincyak dedi:
– Qyordyun? A kishi, vallah, chox chyakmyayyacyak!
Balaqyadyash, – necya ki, hyamishya teatr syahnyasindya camaatin qabaqinda
myukalimyadya olubdur, burada da oturanlara uzyunyu tutub, – shairanya bir
halyatdya deyirdi:
– Bax, myan vaxt qoymusham: payizin orta ayina kimidir. Ondan
artiq chyakmyaz.
Hami yavashcadan bir syaslya dedi:
– Inshallah, inshallah!..
Bir yarim saata qyadyar burada aylyashdik vya axiri bu nyov syohbyat-
lyardyan bir-birimizya “inshallah” deyya-deyya ayrildiq.
Bu minvalla hyamin dyord aks-inqilabchilarla myan myusahib oldum.
Chyun bunlar bilirdilyar ki, myanim ayalimin 4.000 desyatin sulu yerini
hyokumyat alibdir, bu syabyabdyan myani ozlyarinya hyamdyard qyarar verib, hech
bir sirri vya hech bir tyazya xyabyari myandyan qizlyamirdilyar. Vya hyardyanbir,
bulvarda myanya rast qyalyandya myani chox iltifatla saxlardilar, oz yanla-
rinda aylyashdiryardilyar vya syohbyatya tutardilar.
Myan bunu deyya bilmyaryam ki, bu dyord nyafyar myusahibin myaclisi
myandyan otryu o qyadyar dya shirin idi, amma onlarda olan qyaribya-qyaribya
xyabyarlyardyan dya kechya bilmirdim; myasyalyan: Polsha hyokumyatinin qoshunu
Shuralar torpaqini kechib, bir nechya shyahyarini aliblar. Inqilis qyamilyari qyalib
dayanib Arxanqelski shyahyarinya. Antanta hyokumyatlyari myuttyafiqyan Shu-
ralari ahatya ediblyar. Moskvanin ozyundya chox byoyyuk vya pyunhan* daxili
qarishiqliqlar var…
Bir qyun qenya dostlarim bulvarda myani qyoryub oz yanlarina dyavyat
elyadilyar:
– Hya, Molla ami, byalkya syandya bir tyazya xyabyardyan zaddan ola?..
Myan dedim ki, qyazetlyardya yazilandan savayi bir shey bilmiryam.
Umudbyayov istyadi ki, bir syoz desin, amma o tyaryafya-bu tyaryafya baxib
dayandi. Uch-dyord ushqol ushaqi oynasha-oynasha kechirdilyar. Umudbyayov
qenya atrafa baxandan sonra myandyan sorushdu:
– Byas, Molla ami, syan bu qyazetlyari ki oxuyursan, byas o yazilardan
hech bir isharya chixartmirsan? – Dedim:
– Bilmiryam, nyayi deyirsyan?
Umudbyayov qenya cibindyan bir azik qyazet chixartdi. Haman “Rabo-
chi” qyazeti idi vya bashladi bir yerindyan oxumaqa:
– “Azyarneft myudiri Serebrovski qedir Amerikaya, oradan tyazya ix-
tira olunmush buruq mashinlari alib qyatirsin”.
Myan dedim ki, bundan myan bir isharya anlamiram. Umudbyayov bir
az qyulya-qyulya myani belya basha saldi:
– Molla ami, Serebrovski Amerikaya buruqdan otryu qetmir; qedir
Baki neft myadyanlyarini satsin Amerika milyonchusu Rokfellerya.
Qalan uch nyafyar myusahib dya bunu tyasdiq elyadilyar vya myandyan so-
rushdular:
– Aqlin nya kyasir? – Dedim:
– Aqlim bir shey kyasmir.
_______________
* Qizli

* * *
Byaxtlyarindyan shikayyatchi dyord nyafyar myusahiblyarimlya axirinci
qyoryushmyayimiz yadimdan chixmir.
Bir qyun qyazya-qyazya myan dya bulvara vya artist ryafiqim Balaqyadyash dya
bulvara chixdiq. Biz orta xiyabanda qyoryushyub, bir bash qyazdik vya istyadik
yaylyashyak burda. Uzaqdan qyordyuk ki, politkashyunas hyariflyar haman dalda
yerdya qenya aylyashib syohbyatdyadirlyar. Balaqyadyash qah-qahla qyulya-qyulya
myani qenya onlara tyaryaf chyakmyayya bashladi vya myan hyavyaslya tabe oldum vya
qetdik. Hyamishyaki kimi xosh-besh… Aylyashdik.
Bu qyunkyu tyazya xyabyar dya bu idi ki, avvyala, Lord Kerzon Chicherinya
qenya tyazya bir “ultimatum” verib vya ikinci xyabyar dya bu idi ki, inqilis hyar-
bi qyamilyari Batumun qabaqinda uzmyakdyadir vya qyuman aparmaq olar ki,
Batumu bu qyun-sabah topa tutalar vya ahali dya qachar Osmanli torpaqina.
Bir qyadyar dya bu nyov danishiqlardan sonra myan durdum ayaqa,
Balaqyadyash dya myanya baxdi vya hyar ikimiz qalanlarla xudahafiz elyadik vya
burada Haci Hyasyan aqa myanim alimi sixanda belya dedi:
– Eh, Allah kyarimdir, byalkya dya qaytardilar.
Bu bir nechya syoz ki, myan onu bicharya Haci Hyasyandyan eshitdim, myanim
yuchyun bir yadiqar qaldi vya bizlya onlarin mabeynindya bir tarix oldu. Vya
dyord nyafyar masahiblyarimizdyan ayrilib, bulvarin orta xiyabanina chyonyan-
dyan sonra, artist ryafiqim Balaqyadyash – necya ki, hyamishya syahnyadya oxuyub
oynamaqa adyat edibdir, – oz-yozyunya chitmiqi tutdu vya bir nechya yad ada-
min qyozyunyun qabaqinda oxuya-oxuya vya chitmiq chala-chala dyushdyu oyna-
maqa vya oynaya-oynaya belya oxuyurdu:
Byalkya dya qaytardilar,
Byalkya dya qaytardilar.
Hyar ikimiz qyulya-qyulya bulvardan chixdiq vya Parapet baqinda
ayrildiq.
Balaqyadyash daldan myani chaqirdi, myan buna chyonyub baxanda zalim
oqlu burada da bir dyafya dedi: “Byalkya dya qaytardilar”. Myan dya qyulya-
qyulya qetdim myanzilimya.
Axir syoz
Daha myanim umidim kyasilir vya myanim kimilyar dya choxlari daha
myayus olub, hyarya yavash-yavash ozyunya ish axtarmaqa bashlayir. Yoxsa, bir
vaxt vardi ki, myan dya vya myanim dyord nyafyar hyamsyohbyatlyarim dya hyar
qyun vya hyar saat myuntyazir idik vya qulaqimiz syasdya idi ki, bax, bu qyun-
sabah ish bir tyahyar olacaq ki, myanim ayalimin da 4.000 desyatin sulu
torpaqini ozyumya qaytaracaqlar vya myanim bu dyord nyafyar bulvar myu-
sahiblyarimin dya milyonlara dyayyan amlakini vya neft myadyanlyarini oz-
lyarinya qaytaracaqlar.
Qyozlyadik, qyozlyadik… axiri bir shey olmadi.
Hyar qyun qyoryushyub danishirdiq, qyazetlyari qurtdalayardiq ki, byalkya bir
isharya tapaq. Avropadan vya Tyurkiyyadyan qyalyanlyardyan xyabyar tutardiq ki,
byalkya bir tyaryafdyan qyalyalyar vya ishlyari qaydaya qoyalar. Yoxsa, vallah,
insaf vya myuryuvvyatdyan kyanardir ki, Aqa byayin, ya Cahanqir xanin on
min desyatindyan ozyunya bari min desyatin dya vermyayyalyar; ya Musa Na-
qiyevin4 iki yyuz otuz yeddi ala tikilisini alindyan alasan vya onun vari-
sinya, bari 5-10 ev qaytarib vermyayyasyan ki, zyahmyatya adyatkyardya olma-
mish o bicharya zyahmyat chyakmyayya myacbur olmasin vya camaat ichindya xyaca-
lyat chyakmyasin.
Vya myuxtyasyar hyamin myusahiblyarimlya tez-tez qyoryushyub danishardiq,
dyardlyashyardik, bir-birimizya uryak-diryak veryardik vya hyamishya ayrilanda da
yumidvarliqla ayrilardiq ki, inshallah, muradimiza chatariq vya inshallah,
shayyad ish elya qyatirdi ki, byalkya myulk vya maashimizi qaytardilar ozyumyuzya.
“Byalkya dya qaytardilar”. – Bu idi qecya-qyundyuz bizim dilimizdya
yazbyar olan syozlyar.
Indi dya ki, Shura hyokumyati oz yerindya durub vya indi daha myan vya
myanim sabiqdya dyovlyatmyand* dyord nyafyar myusahiblyarim dyaxi hyar
yandan umidimizi kyasdik vya indi dya dyord min desyatin sulu torpaqin
qyadim sahiblyarinya qaytarilmaqini, 117 tikilinin oz sahibinya qay-
tarilmaqini vya 14 paraxodun vya neft myadyanlyarinin kyohnya sahiblyarinya
qaytarilmaqini Vahid5 kimi shairlyar nyazmya chyakiblyar; musiqi byastyakarlari
da haman sheirlyari notaya dyuzyub musiqiyya saliblar vya hyar ziyafyat
myaclisindya vya hyar bir toyda vya qonaqliqda sazyandya vya nyavazyandyalyar
chalirlar vya xanyandyalyar dya oxuyurlar:
Byalkya dya qaytardilar,
Byalkya dya qaytardilar.
Cavanlar da chirtiq chirtirlar.
_______________
* Dyovlyatli


    Мамедгулузаде Джалил
    Бакалейщик Мешади-Рагим
    Джалил Мамедгулузаде
    Бакалейщик Мешади-Рагим
    Во время пребывания моего в Тебризе в нашем квартале на базаре "Уста-Шагирд" я познакомился, а затем коротко сошелся с одним бакалейщиком.
    Спустя года полтора после того, как я переселился в Баку, Мешади-Рагим вдруг появился в редакции "Молла-Насреддина".
    Оказалось, что Мешади-Рагим свернул свою бакалейную торговлю в Тебризе и, приехав в Баку, открыл новую бакалей-ную лавку на Приморском бульваре.
    Прошло некоторое время, и я позабыл о Мешади-Рагиме.
    Однажды я проходил по бульвару и вижу - мой друг, Ме-шади-Рагим, сидит в аккуратненькой лавочке и торгует. Я во-шел. Мешади-Рагим встал, подошел ко мне, обнял, придвинул стул. Бедняжка чуть не плакал от наплыва чувств.
    Оставив меня, Мешади-Рагим побежал в другой конец лав-ки и принес на ладони несколько аланы. Я не хотел было брать, но Мешади-Рагим упросил-таки меня съесть целых три штуки.
        Затем он принес  яблок, сколько могло  поместиться  у него на ладонях, и разложил их передо мной.     
    - Это антоновские яблоки, - сказал он. - Разреши по-слать таких яблок тебе на дом, пусть дети полакомятся.
    И Мешади-Рагим принялся тут же наполнять большой бу-мажный мешок этими яблоками. Потом взвесил на весах.
    Покончив с яблоками, Мешади-Рагим оглядел свою лавку и принес мне на ладони два финика, подержал передо мной и сказал:
    - Это из Багдада. Пусть положат в приправу к плову. Вот поешь, тогда поймешь всю прелесть этих фиников.
    Он взял бумажный мешок и начал наполнять его финиками.
    Конечно, надо было принять во внимание, что я зашел сюда не для покупок. Во всяком случае, я не собирался поку-пать эти вещи, да и денег при мне не было достаточно. А Ме-шади-Рагим так суетился, будто собирался сию же минуту по-ложить на весы всю лавку и продать мне.
    - Не надо, Мешади-Рагим, - попытался я остановить его.- не утруждай себя. Ничего из этих вещей мне не надо, и я давно отвык от фиников в приправе к плову. И потом мне просто нечем платить за все эти вещи.
    Мешади-Рагим в упор посмотрел на меня, но посмотрел так, что я не мог понять, доволен он моими словами или сер-дится за них. Поглядев на меня так с минуту, он сказал:
    - Дядя Молла! Не говори мне таких слов, потому что они меня обижают. Аллах свидетель, столько лет мы с тобой как члены одной семьи. Я и денег от тебя не хочу. Разреши отве-сить тебе этих вещей, отнеси домой, пусть лежат про запас. Сегодня не понадобятся, завтра пригодятся. Дом есть дом. Могут быть гости, мало ли что. Такие вещи не всегда найдешь. Вот положу я тебе этой фисташки фунта два, недавно получена из Мазандарана и стоит очень дешево. В этом году урожай на фисташки. Фунта три-четыре дам тебе этого сыра, гянджинского, такой сыр, что пальчики оближешь. Каштанов отвешу фунтов десять. Их привез только что из Нухи мой друг Меша-ди-Садых. Вот этого риса садри возьми, хочешь пуд, а нет - так полпуда. Его прислал из Решта мой брат Мешади-Керим. Рис отборный, но не забудь предупредить дома, чтобы за день до варки положили в воду. При варке рис становится особенно пышным.
    Говоря все это, Мешади-Рагим наполнил и взвесил мешок яблок, затем мешок фисташек, отвесил сыру, каштанов, в два больших мешка насыпал и взвесил рис.
    - Ты что, Мешади-Рагим, - остановил я его, когда он потянулся за новым бумажным мешком. - Ты шутишь или в самом деле готовишь все это для меня?
    Друг мой снова посмотрел на меня в упор.
    - Дядя Молла, заклинаю тебя нашей дружбой, если дома
    у тебя сахару достаточно, то пусть, но если нет - возьми фунтов десять этого ярмарочного сахара. Положу две пачки, каждая по пять фунтов, две пачки составят как раз десять фунтов...
    Все эти вещи Мешади-Рагим сложил в корзину, позвал с улицы носильщика, отдал ему из своего кармана десять копе-ек и сказал:
    - Али-Гусейн,   отнеси   эту   корзину  к  дяде  Молле,   выло-жи товар и принеси корзину обратно. Я был поражен.
    - Что ты делаешь, Мешади-Рагим?.. - взмолился я. - Я не могу понять, что это все значит...
    Конечно, я мог бы оставить все эти вещи в лавке и уйти, но я не сделал этого и только потому, что Мешади-Рагим уж очень просил, уж очень настаивал и мне просто стало жаль человека.
    Взвалив корзину себе на спину, носильщик выжидающе взглянул на меня, как бы предлагая пойти вперед, а мне хоте-лось, чтобы он пошел без меня, но тут оказалось, что этот зло-дей не знает моего адреса. Делать было нечего.
    Когда мы приближались к моему дому, нам повстречалась соседка, русская женщина. Увидев шагавшего за мной, согнув-шегося под тяжестью носильщика, она с улыбкой проговорила: "здрасьте" и прошла мимо.
    Что она могла подумать? Либо то, что у кого-нибудь из членов нашей семьи именины, либо же то, что я живу на ши-рокую ногу. А между тем, оба эти предположения были невер-ны и далеко не соответствовали действительности.
    Уже у самого дома заговорил и носильщик:
    - Дай бог тебе здоровья, дядя Молла, хороших вещей на-купил. Наверно, гостей ждешь!..
    Тут мне стало очень стыдно перед носильщиком. Стыдно стало потому, что в эту минуту и в этом положении я, старый азербайджанский литератор, уподобился какому-то чрево-угоднику мешади.
    Впоследствии я послал Мешади-Рагиму часть денег. Остальную же часть своего долга я покрыл совсем недавно.
    1925

BAQQAL MYASHYADI RYAHIM
Tyabrizdya olduqum vaxtlar myahyallyamizdya, “Usta-shyayird” bazarinda
bir baqqal ilya uns tutmushduq vya hyatta axir vaxtlarda dost da olmushduq.
Myan Bakiya kyochyub qyalyandyan il yarim sonra haman Myashyadi Ryahim
qyaldi chixdi “Molla Nyasryaddin” idaryasinya. Myalum oldu ki, Myashyadi
Ryahim Tyabrizdyaki baqqal dyukanini yiqishdirib, qyalib Bakida dyarya
kyanari tyaryafindya qenya baqqal dyukani achib.
Bir nechya vaxt kechdi, daha Myashyadi Ryahim yadimdan chixdi.
Bir qyun bulvarin qabaqi ilya kechirdim, qyordyum bir syaliqyali baqqal
dyukaninda dostum Myashyadi Ryahim aylyashib alish-verish elyayir. Qirdim
ichyari. Myashyadi Ryahim durdu ayaqa, qyaldi myani qucaqladi, altima kyursyu
qoydu. Az qalirdi ki, kishi myahyabbyatin choxluqundan ushaq kimi aqlasin.
Myani boshlayib, Myashyadi Ryahim cyald qachdi dyukanin myataindan avvyal bir
nechya alana qyatirdi, ovcunda tutdu qabaqima. Myan istyadim almayam;
amma “myan olyum”lya Myashyadi Ryahim bu alanalarin uchyunyu myanya yedirt-
di. Sonra qetdi, ovuclari tutduqca bir nechya aq alma qyatirdi qoydu qaba-
qima vya dedi:
– Bax, bu almalar anton almasidi. Qoy bundan bir qyadyar qyondyarim,
ver ushaqlar yesin.
Bu syozlyari deyya-deyya Myashyadi Ryahim bir yekya kaqiz torbasina bu
almadan doldurub qoydu tyaryaziyya. Almadan sonra Myashyadi Ryahim dyu-
kana qyoz qyazdirib, qetdi ovcunda iki xurma qyatirdi, tutdu qabaqima:
– Bax, bu xurma Baqdad xurmasidir. Plovun qarasina qoydur, ye,
elya bil ki, myacundu. – Vya alinya bir kaqiz torbasi alib, istyadi ichinya xurma
doldura.
Syoz yox, bunu lazimdi nyazyarya almaq ki, myan buraya alish-verishya
qyalmyamishdim vya hyar halda bu sheylyari almaqa nya meylim vardi, nya dya
cibimdya ona qyorya pulum vardi. Vya o bir tyaryafdyan dya Myashyadi Ryahim o
shivya ilya ki, bashlamishdi, deyyasyan dyukanin hamisini elya bu saat tyaryaziyya
qoyub, myanya satmaq xyayalinda idi. – Dedim:
– Myashyadi Ryahim, syan elya elyamya vya bu nahaq zyahmyati dya chyakmya. Bu
sheylyarin hech birisi myanya lazim deyil vya plovun qarasina xurma qoyma-
qi myan choxdan yadirqamisham. Vya bu sheylyari dya ki, syan chyakib dyuzyursyan
bura, bunlarin pulunu vermyayya hech myanim cibimdya tavana da yoxdur.
Myashyadi Ryahim dik baxdi uzyumya; amma elya baxdi ki, bilmyadim
myanim syozlyarim onun xoshuna qyaldi, ya aciqina qyaldi. Bir az da baxan-
dan sonra dedi:
– Molla dayi, syan o syozlyari myanya demya; chyunki o syozlyar myanya to-
xunur. Allah shahiddi ki, biz syannyan nechya ildi ki, bir evli kimiyik. Myan
hech syannyan pul istyamiryam. Bax, qoy myan bu sheylyardyan syanya bir qyadyar
verim, apar qoy evindya qalsin. Nya eybi var, bu qyun lazim olmaz, sabah
lazim olar. Evdi, evin qonaq-qarasi olar. Belya sheylyar hyamishya alya dyush-
myaz. Bax, bir-iki qirvyankya bu pyustyadyan qoyum; tyazya Mazandarandan
qyalib. Chox da ucuzdu. Bu il pyustyanin ilidir. Uch-dyord qirvyankya bu
pendirdyan qoyum; Qyancya pendiridi, chox da yemyalidi, yekcya* yaqdi. Bu
shabalitdan on qirvyankya chyakim, nuxali ryafiqim Myashyadi Sadiq tyazyacya
qyatirib. Bax, bu syadri dyuyyusyundyan istyarsyan bir put, istyarsyan yarim put
apar; Ryashtdyan oz axyavim** Myashyadi Kyarim sechib qyondyarib. Amma
evdya qyaryak tapshirasan ki, pishiryandyan bir qyun qabaq suya qoysunlar.
Amma zalim oqlunun dyuyyusyu nya qyadyar desyan qyalimlidir.
Myashyadi Ryahim bu syozlyari dedikcya bir kaqiz torbaya anton almasi
qoyub chyakdi, bir kaqiz torbaya xurma qoydu chyakdi, bir qyadyar pyustya
qoydu, pendir qoydu, shabalit qoydu, iki yekya torba dyuyyu qoydu chyakdi
vya qenya istyayirdi alini uzatsin kaqiz torbasina tyaryaf, myan dedim:
– Myashyadi Ryahim, syan zarafat elyayirsyan, ya doqrudan bu chyakdiyin
sheylyari myandyan otryu hazirlayirsan?
Dostum qenya uzyumya dik baxdi vya dedi:
– Bax, Molla dayi, and veriryam syani mabeynimizdya*** olan syada-
qyatya, aqyar evinizdya qyand var, xub, olsun; aqyar yoxdursa, besh-on qir-
vyankya yarmarka qyandi apar. Iki pachka qoyum; hyar biri besh kirvyan-
kyalikdi, ikisi on qirvyankyadi…
Cyami bu sheylyari Myashyadi Ryahim yiqdi syabyatya, kyuchyadyan bir hambal
chaqirdi, cibindyan iki shahi pul chixartdi verdi hambala vya dedi:
– Alihyuseyn, bu sheylyari apar Molla dayinin myanzilinya. Sheylyari
boshalt, syabyati qyatir dyukana.
Myan myayattyal qaldim vya Myashyadi Ryahimya dedim:
– Myashyadi Ryahim, syan niyya belya elyadin vya myan hech basha dyushya
bilmiryam ki, bu nya ishdir.
Ola bilyar ki, bu sheylyari dyukanda qoyub chixib qedya idim; amma
bunu elyamyadim. Bircya syabyabya: Myashyadi Ryahim chox yalvardi; o qyadyar
yalvardi ki, kishiyya yaziqim qyaldi.
_______________
* Tamam
** Qardashim
*** Aramizda

Hambal syabyati dalina atib baxirdi uzyumya ki, dyushyum qabaqa; amma
myan dya istyadim ki, myansiz qetsin. Burada da myalum oldu ki, zalim
oqlu bizim evi tanimir. Alacim kyasildi.
Evya yaviqlashanda qonshuluqumuzdaki bir tanish rus arvadi dalimca
hambali bu sheylyarlya yyuklyanmish qyoryandya qyulya-qyulya “zdrasti” deyib
kechdi. Bunun qyumani iki yerya qedya bilyardi; ya xyayalina qyalya bilyardi ki,
ev adamimizin birinin ad qyunyudyu, ya da anadan olan qyunyudyur; ya qyu-
man elyayya bilyardi ki, myanim qyuzyaranim chox yaxshi kechir. Halbuki bu iki
qyumanin ikisi dya batil idi.
Evya lap yaviqlashdiq. Hambal da dillyandi vya dedi:
– Molla ami, mashallah, qyaribya yemyali mal almisan. Yyaqin ki, bu
qyun qonaqliq elyayirsyan?
Myan burada hambaldan chox utandim vya utanmaqimin da syabyabi bu
idi ki, myan, kyohnya bir tyurk yazichisi, bu halyatdya vya bu dyaqiqya bir evdar
vya qarinqulu myashyadiyya oxshayirdim.
Sonralar Myashyadi Ryahimya bir dyafya bir qyadyar pul qyondyardim. Qalan
borcunu da bu yaviqda uzdyum.

    Мамедгулузаде Джалил
    Барашек
    Джалил Мамедгулузаде
    БАРАШЕК
    I
    Кум Кебле-Мамед-Гусейна прислал ему из деревни в пода-рок барашка.
    Кебле-Мамед-Гусейн хотел было зарезать барашка, но, пощупав его худую спину, с досадой отбросил нож.
    - Кожа да кости! - сказал он жене.
    Та посоветовала пустить барашка попастись в саду, нагу-лять жирок. Барашка втолкнули в сад, но животное даже не притронулось к сочной зеленой траве.
    Из соседнего дома Азиз-хана доносилось пение. Зычный голос самого Азиз-хана выводил:
    Словно чистый снег,
    белеешь на горе!
    Груди, как гранат,
    созревший на заре!..
    Оставив барашка, Кебле-Мамед-Гусейн вошел в комнату, повязал кушак, надел чуху, сунул в карман кисет с табаком, заткнул трубку за кушак и сказал жене:
    - Я возьму барашка.
    - Куда? - спросила    жена. - За него и рубля не дадут.
    - Нет, не продавать. Понесу хану, авось выгадаю на этом что-нибудь...
    И, подхватив барашка под мышку, он зашагал к дому Азиз-хана. Песни и хлопанье в ладоши слышались все явственней:
    Словно чистый снег...
    Груди, как гранат...
    У больших ворот ханского дома стояла группа крестьян, во дворе тоже стояли крестьяне и о чем-то громко спорили. В саду, под тутовыми деревьями, паслось несколько барашков. В углу двора, под навесом, была привязана неоседланная белая ло-шадь. Из кухни доносился стук ножей. Слуги шныряли между кухней и домом, проносили из кухни полные блюда, а в кухню пустую грязную посуду.
    Кебле-Мамед-Гусейн поднялся по лестнице и, войдя в пе-реднюю, обратился к одному из слуг:
    - Братец Садых! Доложи хану, что Мамед-Гусейн принес ему барашка.
    Через несколько минут изрядно пьяный Азиз-хан, вытирая салфеткой губы, вышел в переднюю и, увидев выглядывавше-го из-под мышки Кебле-Мамед-Гусейна барашка, начал гла-дить его, приговаривая:
    - Барашек, барашек! Какой славный, какой красивый ба-рашек! Бара... бараш... бэ-бээ...
    И от переполнившей его душу нежности стал целовать ба-рашка в глаза. Не теряя времени, Кебле-Мамед-Гусейн начал расхваливать барашка:
    - Ах, какой прекрасный барашек, хан! Можно сказать, благородный барашек! Вижу, несет его крестьянин на базар. Кое-как уговорил продать мне его за три рубля. Знал я, что у вас гости, и решил, что он пригодится для плова. Отменный барашек!
    Хлопанье в ладоши в соседней комнате усилилось. Один из русских гостей появился в дверях и стал звать Азиз-хана. Хан пошел за ним, но, сделав несколько шагов, обернулся, посмот-рел на Кебле-Мамед-Гусейна, вынул из кармана трехрублевую бумажку, подержал, хотел положить обратно в карман, разду-мав, протянул Кебле-Мамед-Гусейну, затем снова отдернул руку и наконец бросил бумажку на пол и побежал к гостям.
    Кебле-Мамед-Гусейн поднял деньги и, спустившись во двор, хотел пустить барашка пастись с теми, которые щипали травку в саду. Но увидев, что крестьяне все еще продолжают громко спорить о каком-то арыке, прислуга по-прежнему сну-ет взад и вперед и на него никто не обращает внимания, Кеб-ле-Мамед-Гусейн накрыл барашка полой чухи и направился к воротам.
    Придя домой, он зарезал барашка и съел.
    Барашек и в самом деле оказался очень тощим... II
    Прошло недели две. Как-то раз, слоняясь без дела, Кебле-Мамед-Гусейн подошел к дому Азиз-хана. Во дворе слуга вы-тряхивал ковер. Увидя в воротах Кебле-Мамед-Гусейна, он оставил ковер и подошел к нему. Началась беседа о том о сем. В глубине двора были видны два барашка. Кебле-Мамед-Гу-сейн начал выговаривать слуге за то, что тот оставляет ворота открытыми: барашки могут выйти на улицу, и мальчишки-сорвиголовы утащат их...
    - Будь покоен! - отвечал слуга. - Какой собачий сын осмелится утащить у хана барашка?..
    Потом Кебле-Мамед-Гусейн стал расспрашивать о здоровье хана. Ему хотелось разузнать, когда предполагается очередной кутеж. Слуга сказал в разговоре, что послезавтра у хана будут гости: мировой посредник и жена русского врача. Кроме них, приедут и пристав с Демир-тепе, и Гулам-хан, и Сефи-хан... Через два дня в доме Азиз-хана опять стоял страшный шум. На этот раз были специально приглашены и музыканты с пев-цом. В воротах толпились мальчишки со всей улицы.
    Кебле-Мамед-Гусейн растолкал мальчишек и начал стучать в ворота. Ворота были открыты, но он не хотел входить во двор.
    Песня и музыка, хлопанье в ладоши, крики слуг во дворе - все сливалось в оглушительный шум.
    - Братец Велигулу, братец Велигулу! - окликнул Кебле-Мамед-Гусейн проходившего с подносом слугу. - Подойди-ка на минутку...
    Велигулу отнес посуду и подошел к Кебле-Мамед-Гусейну. Поздоровавшись с ним и спросив о здоровье, Кебле-Мамед-Гусейн сказал:
    - Братец Велигулу! Надо же совесть иметь! Я человек бедный! Как-нибудь попроси хана, чтобы отдал мне три рубля за барашка... Клянусь жизнью, у меня безвыходное положе-ние... Уже две недели я все хожу и никак не могу получить свои деньги. И совестно как-то...
    - Хорошо, передам! Только хану теперь не до тебя. Завт-ра скажу.
    И Велигулу хотел уже уходить, но Кебле-Мамед-Гусейн схватил его полу и, обняв за шею, начал упрашивать:
    - Нет, нет, очень прошу, скажи   сейчас, сейчас же скажи.
    - Да что ты в самом деле? Как я могу говорить хану сей-час о таких вещах, сам видишь, что он занят гостями. Кебле-Мамед-Гусейн рассердился.
    - Велик аллах! Что это значит? Я за своими деньгами пришел, при чем тут гости? Братец, заклинаю тебя Хазрат-Аббасом, поди к нему сейчас же и принеси мои деньги.
    В эту минуту повар позвал Велигулу. Обещав как-нибудь уладить дело, Велигулу побежал на кухню и, взяв большой круглый поднос с пловом и другими кушаньями, понес в дом.
    Один из молодых ханов танцевал перед музыкантами. Гос-ти хлопали в ладоши. Сделав круг, танцующий остановился перед женой врача и поклонился, приглашая ее. Дама отказы-валась, уверяя, что не умеет танцевать. Гости окружили ее и стали упрашивать. Наконец она сдалась и попросила музыкан-тов сыграть трепака. Гости стали хлопать еще усерднее. Жена врача начала плясать. Азиз-хан наполнил бокал, вышел на середину и выпил за здоровье ханум. Потом достал из кармана три рубля, всунул в папаху одного из музыкантов и принялся хлопать в ладоши.
    Не дождавшись Велигулу, Кебле-Мамед-Гусейн прошел в переднюю и стал смотреть на танцующих. Азиз-хан вынул еще трехрублевку и вложил в папаху дру-гого музыканта, игравшего на кеманче.
    Собрав пустые тарелки, Велигулу вышел из зала и напра-вился к кухне, но Кебле-Мамед-Гусейн загородил ему дорогу и умоляюще зашептал, обняв тарелки:
    - Не губи меня, возвращайся сейчас же и принеси мне одну из трех трешниц!
    Велигулу растерялся, не зная, как быть.
    - Не губи бедного Гуси, исполни мою просьбу, - продол-жал Кебле-Мамед-Гусейн.
    Велигулу поставил посуду на подоконник и, вернувшись в зал, почтительно подошел к хану и прошептал ему на ухо:
    - Хан! Жалко этого Кебле-Мамед-Гусейна, у него болен ребенок, надо позвать врача. Он просит уплатить ему за ба-рашка.
    Азиз-хан в это время усердно бил в ладоши и пел во все горло:
    Словно чистый снег, белеешь на горе...
    Продолжая петь, он вышел в переднюю:
    -Ну что, Мамед-Гусейн, зачем пришел?
    - Пришел, хан, просить деньги за барашка.
    - А что, опять принес барашка?
    - Нет, хан. Прошлый раз приносил. У вас тогда не оказа-лось мелочи.
    Азиз-хан сунул руку в карман, пошел было к гостям, но оста-новился, повернулся к Кебле-Мамед-Гусейну и, еле ворочая языком, стал расспрашивать:
    - Неужели до сих пор не заплатил? Почему?.. Хорошо, от-дам, иди, иди... Какой барашек, что за барашек?.. Теперь нет мелких... Велигулу отдаст, я велю...
    Словно чистый снег...
    И пьяный хан, продолжая петь, вошел в зал, достал из кар-мана пачку денег, вложил одну трехрублевку в папаху треть-его музыканта, бившего в бубен, а другую бросил Велигулу для Кебле-Мамед-Гусейна.
    Получив деньги, Кебле-Мамед-Гусейн вышел во двор.
    К полуночи гости начали расходиться. Но Азиз-хан, сильно охмелев, давно уже спал. III
    Прошло несколько месяцев.
    Как-то Кебле-Мамед-Гусейн шел мимо дома Азиз-хана. Во-рота были открыты. На улице стояли два фаэтона. У хана шел кутеж. Приехали на фаэтоне еще гости два русских чинов-ника - и вошли в дом. Постояв у ворот и поглазев на прохожих, Кебле-Мамед-Гусейн сел у стены на корточки и закурил трубку. Просидев с полчаса, он медленно подошел к воротам и стал смотреть, что делается во дворе. Потом в раздумье побрел на базар.
    Через несколько дней Кебле-Мамед-Гусейн как-то сидел на бульваре. Был полдень. Азиз-хан и следовавшие за ним не-сколько крестьян шли мимо конторы нотариуса. Кебле-Мамед-Гусейн подошел сзади к хану и вежливо поздоровался. Когда хан повернулся к нему, он сложил на животе руки и почти-тельно сказал:
    - Хан, стыдно мне говорить об этом, но деньги за бараш-ка до сих пор не уплачены.
    - За какого барашка? Разве я не уплатил? - удивил-ся хан.
    - Правда, хан, вы достали тогда три рубля, чтобы дать мне, но отдали их музыканту. Слава аллаху, кеманчист Азиз не умер! Если не верите, велите позвать его и спросить. И что такое три рубля, чтобы я стал обманывать вас! Слава аллаху...
    - Почему до сих пор деньги не уплачены тебе? - сердито прервал его хан. И что это за деньги? Какой там еще чер-тов барашек? Останавливаешь посреди улицы, пристаешь с каким-то барашком и музыкантами! Стыда у тебя нет? Несешь чепуху о каких-то барашках... Еще какой-то там собачий сын музыкант, дурак, дурацкий сын!.. Барашек... Не знаю, что за барашек. Я тут занят, у меня тысяча разных дел, а ты лезешь на улице с каким-то чертовым барашком... дьявол его побери!..
    И, сердито бормоча что-то бессвязное, хан пошел дальше.
    - Хан! - воскликнул Кебле-Мамед-Гусейн, смело подняв голову. - Эти три рубля меня не обогатят, потеряв их, я не стану и беднее. Пусть пропадают, лишь бы тебе не расстраи-ваться.
    Сделав несколько шагов, Азиз-хан остановился, вынул три рубля и подозвал Кебле-Мамед-Гусейна.
    - На, возьми за барашка!
    Кебле-Мамед-Гусейн взял деньги и, пряча их в карман, сказал только:
  - Да продлит аллах дни хана!
    1914

QUZU
Myammyadhyuseynin kirvya oqlusu Qurtbasar kyandindyan buna bir
quzu sovqat qyondyarmishdi. Kyablya Myammyadhyuseyn istyadi quzunu kyasya,
amma heyvanin belini allyari ilya siqallayib, bichaqi tulladi yerya vya
arvadina dedi ki:
– Bir syumyuknyan bir dyaridyan savayi bir shey yoxdu.
Arvadi myaslyahyat qyordyu ki, quzunu otyursyunlyar bir nechya qyun baqchada
otlasin, amyalya qyalsin. Ari dya razi oldu vya quzunu ityalyayib saldi hyayyat
baqchasina. Heyvan qyoy otu qyordu , amma aqzini ota uzatmadi.
Hyamin vaxt qonshuluqda Aziz xanin evindyan kishilyarin oxumaq syasi
qyalirdi vya Aziz xanin oz syasi ashkar eshidilirdi:
Nya durmusan daq bashinda qar kimi?
Myamyalyarin bash veribdi nar kimi, nar kimi…
* * *
Kyablya Myammyadhyuseyn quzunu boshlayib qirdi evinya, shalini qyotyuryub
baqladi, chuxasini qeydi, tyutyun kisyasini qoydu cibinya, chubuqunu taxdi
belinya vya arvadina dedi ki:
– Quzunu apariram. – Arvad cavab verdi ki:
– Hyayya satmaqa aparirsan, o quzuya hech bir manit da vermyazlyar.
– Yox, satmaqa aparmiram, xanliqa apariram. Byalkya bir shey qo-
pardam.
Bu syozlyari deyya-deyya Kyablya Myammyadhyuseyn yendi hyayyatya, ayilib
quzunu qucaqladi, vurdu qoltuquna, chixdi kyuchyayya vya uz qoydu Aziz
xanin evinya tyaryaf. Chyapik vya oxumaq syasi qyaldikcya yaviqlashirdi.
Nya durmusan daq bashinda…
Myamyalyarin nar kimi…
***lasya, xanliq qapisinda bir-iki kyandli durmushdu, hyayyatdya dya bir
dyastya kyandli ucadan danishirdilar. Baqchada yekya tut aqaclarinin dibindya
besh-alti quzu otlayirdi. Hyayyatin kyuncyundya, chardaqin altinda bir chilpaq
aq at baqlanmishdi. Ashpazxanadan qab-qacaq syasi qyalirdi. Xanliq
qulluqchularindan bir nechyasi ashpazxanadan evya xyoryak vya evdyan
ashpazxanaya bosh qab-qacaq dashiyirdilar. Kyablya Myammyadhyuseyn dyuz
qyaldi pillyakanlardan qalxdi qabaq otaqa vya nyokyarlyarin birinya dedi:
– Sadiq amoqlu, xana arz elya ki, Myammyadhyuseyn quzu qyatirib.
Bir az kechdi, Aziz xan byark kefli, chyoryak dyasmali ilya dodaqlarini
silya-silya chixdi qabaq otaqa vya quzunun bashini Myammyadhyuseynin qol-
tuqunda qyoryandya qyaldi yaviqa vya durdu quzunu tumarlamaqa:
– Quzu, quzu, nya yaxshi quzu, nya qyoychyak quzu. Quzu, quzu, quzu!..
– Vya myahyabbyatin shiddyatindyan bashladi quzunun qyozlyarindyan opmyayya.
Kyablya Myammyadhyuseyn dya durdu quzunu tyariflyamyayya:
– Xan, mashallah chox nyacib quzudu. Bir kyandli aparirdi satmaqa,
zornan uch manat verib aldim. Bildim ki, qonaqiniz var, dedim byalkya
lazim ola, plov altina qoyasiniz. Chox yemyali quzudu.
Ichyari otaqda chyapik syasi byarkidi. Rus qonaqlarinin biri qapini achib
Aziz xani chaqirdi. Xan dyonyub qachdi qonaqlara tyaryaf, qenya qayitdi
Myammyadhyuseynya tyaryaf, alini saldi cibindyan bir kaqiz uchlyuk chixartdi.
Pulu qenya istyadi cibinya qoya, sonra istyadi Myammyadhyuseynya verya, qenya
istyadi cibinya qoya, axirda atdi Myammyadhyuseynya vya qachdi ichyari. Kyablya
Myammyadhyuseyn pulu qoydu cibinya, yendi hyayyatya ki, quzunu otyursyun
baqchadaki quzularin ichinya.
Kyandlilyar qenya hyayyatdya “arx” baryasindya ucadan byahs elyayirdilyar,
nyokyarlyar dya qenya saqa-sola qachmaqda idilyar vya hech kyas Myammyadhyu-
seynya baxmirdi. Bu da chuxasini chyakdi qoltuqundaki quzunun bashina vya
yuzyunyu kyuchya qapisina chyondyarib chixib qetdi evinya.
Vya hyamyan qyun quzunu kyasib yedi… Amma doqrudan da quzu chox
ariq imish.
Ikinci dyafya
Aradan bir hyaftya kechmishdi ki, Kyablya Myammyadhyuseyn qyazya-qyazya
qyaldi Aziz xanin hyayyat qapisina. Xanin nyokyarlyarindyan biri hyayyatdya
palaz chirpirdi vya Myammyadhyuseyni qyoryandya palazi qoydu yerya, qyaldi
qapiya. Bunlar bashladilar o uzdyan-bu uzdyan danishmaqa. Hyayyatdya iki
quzu qyorsyanirdi vya Kyablya Myammyadhyuseyn nyokyarya nyasihyat elyadi ki,
kyuchya qapisini achiq qoymasinlar; yoxsa quzular chixarlar kyuchyayya, oqul-
ushaq tutub aparar. Nyokyar dya bunun cavabinda dedi ki:
– Arxayin ol, hech bir kyopyak oqlu cyuryat elyayib xanin quzusunu
aparmaz!
Syohbyat ozqya yana chyondyu. Myammyadhyuseyn bashladi xanin ahvalini
sorushmaqa vya xyayalinda tutmushdu ki, bilsin nya vaxt xan qenya qonaqliq
elyayyacyak. Nyokyar syohbyat arasinda dedi ki:
– Sabah yox, biri qyun miravay pasrednik* xana qonaq qyalyacyak vya
urus hyakiminin arvadi da qyalyacyak vya bunlardan savayi Dyamirtyapya
pristavi da qyalyacyak, Qulam xan da qyalyacyak, Syafi xan da qyalyacyak.
Iki qyundyan sonra Aziz xanin evindya qenya qishqiriq qopmushdu. Bu
dyafya myaxsusi chalib-oxuyanlar da var idi. Hyayyat qapisi dolu idi kyuchya
ushaqlari ilya. Kyablya Myammyadhyuseyn ushaqlari aralayib qapini taqqildat-
di; chyunki hyarchyand qapi achiq idi, amma istyamirdi hyayyatya qirsin.
Otaqda oxuyub chalanlarin syasi, qonaqlarin chyapiyi, hyayyat
adamlarinin hay-kyuyyu qarishmishdi bir-birinya.
– Vyaliqulu amoqlu, Vyaliqulu amoqlu, bir bura qyal!
Xanin Vyaliqulu adli nyokyari alindya chyoryayi tez aparib yerinya qoyub,
qachdi kyuchya qapisina. Kyablya Myammyadhyuseyn buna salam verib, kefini
sorushandan sonra dedi:
– Vyaliqulu amoqlu! Axi insaf deyil, myan kasib adamam, xana bir
tyovr arz elya quzunun uch manatini iltifat elyasin. Syan olyasyan, myahyat-
tyalyam. Iki hyaftyadyan choxdu, ha qedib qyaliryam. Amma, vallah, axi uta-
niram.
Vyaliqulu belya cavab verdi:
– Yaxshi, deyyaryam. Amma indi xanin bashi qarishiqdi, sabah deyyaryam.
Vyaliqulu istyadi qayidib qetsin, amma Myammyadhyuseyn onun
yatyayindyan yapishib alini saldi boynuna:
– Yox, yox, myan olyum, indi qet de. Myan olyum indi de!
– Ay Allahin byandyasi, indi myan xana necya qedim belya syozyu deyim?
Myayya qyormyursyan qonaqlar bashini necya qatibdirlar?
Myammyadhyuseyn hirslyandi:
– Allahyu-yakbyar! Bu da myanya syoz oldu? Myan ki, oz pulumu
istyayiryam, bunun nya dyaxli var? Amoqlu, syan Hyazryat Abbas, bu saat qet
myanim pulumu al, qyati.
“Vyaliqulu! Vyaliqulu” – deyib Vyaliqulunu ashpazxanadan chaqirdilar,
bu da Myammyadhyuseynya vyadya verdi ki, bir tyovr dyuzyaltsin vya qachib qirdi
ashpazxanaya, plov myacmyaisini iki alli qalxizdi yuxari vya chaparaq
apardi qonaq otaqina.
Cavan xanlardan biri chalqichilarin qabaqinda oynayirdi. Qonaqlar al
chalirdilar vya oynayan cavan oynaya-oynaya qetdi durdu hyakimin
___________
* Kesmishdya myulkyadarlarla kyandlilyar arasindaki torpaq myunaqishyalyarini
hyall edyan yerli hyokyumyat nyumayyandyasi

arvadinin qabaqinda vya bash elyadi bu da dursun oynasin. Xanim bashladi
chyam-xyam elyamyayya ki, myan oynamaq bacarmiram. Qonaqlar dolushdu-
lar bunun bashina ki, qyaryak oynayasan. Axirda xanim durdu ayaqa vya
chalqichilara dedi ki, “tripaqa” havasini chalsinlar vya dyushdyu oynamaqa.
Qonaqlar chyapik tutdular. Aziz xan chaxir styakanini doldurdu, yeridi qa-
baqa vya “xanimin saqliqina” – deyib ichyandyan sonra cibindyan bir uchlyuk
chixardi, apardi taxdi tar chalanin papaqina vya bashladi chyapik chalmaqa.
Kyablya Myammyadhyuseyn Vyaliqulunun yubanmaqina syabr elyamyayib,
qirdi qabaq otaqa vya bashladi oradan oynayanlara tamasha elyamyayya, Aziz
xan bir uchlyuk dya chyaxartdi taxdi kamancha chalanin papaqina. Vyaliqulu
bosh nimchyalyari bir-birinin ustyunya qalayib, istyayirdi otaqdan qacha ashpaz-
xanaya. Myammyadhyuseyn qetdi durdu onun qabaqinda vya nimchyalyari
qucaqladi:
– Myan olyum, bu sahat qayit, o uchlyuklyarin birini al qyatir myanya!
Vyaliqulu bilmyadi nya desin.
– Bu lotu Hyusi syanya qurban, syozyumyu yerya salma!
Vyaliqulu nimchyalyari qoydu taxchaya, qayidib qirdi qonaq otaqina vya
yadyablya qetdi aqzini tutdu Aziz xanin qulaqina.
– Xan, o Kyablya Myammyadhyuseyn yaziqdi, ushaqi naxoshdur. Hyakim
qyatiryacyak, quzunun puluna qyalibdi.
Aziz xan chyapik chalib oxuyurdu:
– Nya durmusan daq bashinda qar kimi… – vya oxuya-oxuya chixdi
qabaq otaqa.
– Hya, niyya qyalmisyan, Myammyadhyuseyn?
– Xan, quzunun puluna qyalmishyam.
– Hya, qenya quzu qyatirmisyan?
– Xeyr, xan, kechyan qonaqliqda qyatirmishdim, xirda pulunuz olmadi
ki, veryasiniz.
Aziz xan alini saldi cibinya, bir qayitdi qonaqlara syamt, bir chyondyu
Myammyadhyuseynya tyaryaf vya bashladi addax-buddax danishmaqa:
– Hyalya pulu qalir? Niyya qalir? Niyya indiyya kimi qalir? Yaxshi, ver-
ryam, qet-qet! Necya quzu? Hansi quzu? Hyalya xirda pul yoxdu. Vyaliqu-
luya deyyaryam versin…Nya durmusan daq bashinda… – Oxuya-oxuya
qachdi qonaqlarin yanina; cibindyan bir dyastya kaqiz pul chixartdi, bir uch-
lyuk taxdi qaval chalanin papaqina vya bir uchlyuk dya atdi Vyaliquluya ki,
versin Myammyadhyuseynya.
Kyablya Myammyadhyuseyn uch manati alib yendi hyayyatya. Qecya yarisina
bir saat qalirdi ki, qonaqlar bashladilar daqilmaqa. Amma Aziz xan
yavvyal-axshamdan keflyanib yatmishdi.
Uchyuncyu dyafya
Ahvalatdan bir nechya ay kechmishdi. Bir qyun Kyablya Myammyadhyuseyn
Aziz xanin evinin qabaqindan kechyandya bildi ki, xanliqda qenya qonaqliq
var. Kyuchya qapisinda iki fayton dayanmishdi. Qenya bir faytonda iki nyafyar
rus chinovniki qyalib yendilyar vya qirdilyar hyayyatya. Kyablya Myammyad-
hyuseyn bir qyadyar vaxt durdu qapida, bir az baxdi qyalib qedyanlyarya; son-
ra chyakilib chyombyaldi divarin dibindya vya chubuqunu chixardib bashladi chyak-
myayya. Yarim saatdan sonra durdu, yavash-yavash qyaldi dayandi qapinin
qabaqinda, bashladi hyayyatya tamasha elyamyayya. Sonra nya fikir elyadisya
chyondyu vya bazara tyaryaf uz qoyub yavash-yavash chixdi qetdi.
Bir nechya qyundyan sonra Kyablya Myammyadhyuseyn oturmushdu bul-
varda skameykanin ustyundya. Qyunorta vaxti idi. Aziz xan daliyca bir
nechya kyandli, natoryus dyaftyarxanasinin qabaqindan kechirdilyar. Myam-
myadhyuseyn durdu ayaqa. Dal tyaryafdyan yaviqlashdi xanin yanina vya
salam verdi. Aziz xan chyonyub buna baxanda bu da iki alini dyoshyunya
qoyub, adyablya arz elyadi:
– Xan, utaniram da demyayya, axi o quzunun pulu indiyya kimi qalir.
– Aziz xan tyayaccyublya sorushdu:
– Necya quzu? Myaqyar myan syanin pulunu vermyadim?
– Xan, doqrudu, cibinizdyan bir uchlyuk chixartdiniz ki, veryasiniz,
amma hyamyan uchlyuyyu verdiniz kamancha chalana; yoxsa myanya vermya-
diniz. Hazir kamanchachi Azim olmyuyyub ki! Istyayirsiniz, chaqirin sual
edin. Yoxsa qurban olsun sizya o uch manat, onun maliyyyati nyadi ki, myan
yalan arz edim? Qurban olsun…
Xan hirslyanib Myammyadhyuseynin syozyunyu kyasdi:
– Niyya axi pulun indiyya kimi qalib? Myan nya bilim nya puldu, nya cya-
hyannyam oqlu kyopyayin quzusudu?! Kyuchyanin ortasinda bashlamisan quzu
belya qyaldi, kamancha belya qetdi. Utanmirsan? Bashlamisan bilmiryam nya
quzu, nya axmaq oqlu, kamanchachi kyopyak oqlu, nya axmaq oqlu axmaq?
Quzu, myan bilmiryam nya quzu? Bashim qarishib, iki min ishim var; bash-
lamisan kyuchyanin ortasinda bilmiryam nya quzu, nya zyahirmar oqlu
zyahirmar!
Xan bu syozlyari deyya-deyya uz qoydu qetmyayya. Kyablya Myammyadhyu-
seyn bashini qalxizib cyuryatlya dedi:
– Xan, o uch manatnan myan nya dyovlyatli olacaqam, nya kasib. Qurban
olsun syanya o uch manat. Uryayini niyya sixirsan?
Aziz xan besh-alti qyadyam dya qedyandyan sonra dayandi vya cibindyan
yuch manat chixardib Kyablya Myammyadhyuseyni chaqirdi:
– Al quzunun pulunu.
Kyablya Myammyadhyuseyn pulu aldi qoydu cibinya, bircya bunu dedi:
– Allah xana omyur versin.
Iyun 1914, Tiflis

Мамедгулузаде Джалил
 Беспокойство
 Джалил Мамедгулузаде
 БЕСПОКОЙСТВО
 В третьем номере тифлисской гостиницы "Исламийе" оста-новились двое приезжих. Оба были нахичеванцы. Один - ма-нуфактурщик Мешади-Гейдар, другой разносный    торговец, Мешади-Гулам-Гусейн.
 В тот самый день остановился в гостинице еще один - жи-тель Ширвана по имени Мешади-Мамед-Багир. Свободного места в других номерах не оказалось, поэтому с разрешения уже названных Мешади в третьем номере поставили еще одну кровать, и в номере поселился третий жилец.
 Из-за европейской войны город был наводнен приезжими, и. гостиницы были битком набиты. Поэтому никто уже не мечтал о просторе и удобствах, все как-то успели привыкнуть к стес-нениям. А дороговизна - своим чередом.
 Третий жилец, Мешади-Мамед-Багир, был челодек просве-щенный и имел в Тифлисе множество знакомых. В первый же вечер пришли к нему двое молодых образованных мусульман: один, Мирза-Риза Тебризли, корреспондент газеты, человек довольно начитанный и передовой, а другой, поэт и литератор Гасан-бек Гянджали, получивший русское и мусульманское образование. *
 В третий Номер потребовали самовар, и пятеро господ, ус-пев уже достаточно сблизиться, завязали оживленную беседу. Не прошло и получаса, как к нахичеванцам в тот же третий но-мер пришел еще один гость. Это был учитель Мирза-Мамед-Кули.
 Хозяева и гости пили чай и беседовали. Положив сахар в свой стакан, Мирза-Мамед-Кули обратился к своим землякам:
 - Мешади-Гулам-Гусейн, я очень беспокоюсь о доме. С неделю назад брат мой писал из Нахичевани, что наш Садых. нездоров. Вообще-то бедный ребенок хил от рождения, но брат писал в таких выражениях, что я всерьез забеспокоился. Я отправил письмо, а затем не выдержал и послал телеграмму. По сей день ни на письмо нет ответа, ни на телеграмму. Тут я узнал о вашем приезде и прибежал расспросить, может, вы что-нибудь знаете. Может быть, видели на базаре или где-ни-будь нашего Джафара, или слышали что-нибудь о наших. Од-ним словом, я очень беспокоюсь!
 Мешади-Гулам-Гусейн и Мешади-Гейдар ответили, что о болезни Садыха в Нахичевани не слышали и Джафара на ба-заре не встречали. И оба очень сожалели, что об этом ничего не знают.
 Господа были заняты этим разговором, когда дверь комна-ты тихонько приоткрылась и снова закрылась. Из тех, кто был занят в номере беседой, лишь один, или, быть может, двое об-ратили внимание на то, как открылась и закрылась дверь. Ос-тальные же собеседники вовсе ничего не заметили, а если кто и заметил, то не придал этому значения.
 А дверь открывал и закрывал полицейский агент, который, переодевшись в штатское, отирался среди народа и вел себя так, чтобы никто не догадался, чем он занимается. Этот самый агент, прогуливаясь на улице, обратил внимание на вошедших в гостиницу "Исламийе" мусульман, и у него возникло подозрение, что это все неспроста и что они, наверно, собрались в третьем номере с определенной целью обсуждать политические вопросы или решать какие-нибудь национальные дела, и бог знает еще какими опасными делами могут заниматься иные горячие головы.
 Осторожно приоткрыв дверь, полицейский агент, конечно, увидел тех, кто сидел в комнате, но, естественно, не мог понять, о чем они вели разговор. Задерживаться в коридоре он тоже считал неудобным, потому что хозяин гостиницы или работники могли его спросить, кто он такой и что ему угодно. По этим соображениям агент медленно пошел к выходу на улицу.
 А между тем в третьем номере все выражали сочувствие нахичеванцу Мирза-Мамед-Кули, которого мучило беспокой-ство, потому что они сами видели, как страдает этот бедняга. Ширванец Мешади-Мамед-Багир придвинул к себе второй ста-кан чаю и сказал, обращаясь к Мирза Мамед-Кули:
 - Я хорошо понимаю, Мирза, что ты переживаешь сейчас, потому что и сам когда-то пережил такое. Что правда, то прав-да, скверная вещь беспокойство. Не приведи бог никому! В прошлом году, точнее, месяцев семь-восемь назад, на лето я отправил семью в деревню, а сам остался в городе. Жара была отчаянная. Вечером сидим мы как-то за чаем. Был у меня писатель Хазми. Вдруг открывается дверь, и входит наш слуга Гасым. Я вскочил: "Что случилось, Гасым?" А он: "Ханум ве-лела передать, чтобы ты поскорее поехал в деревню!" - "А что случилось? Говори правду, может, из детей кто заболел?" - "Нет, барин! Ей-богу, никто не заболел, только младший ребе-нок до утра не спал, все плакал. Не знаю, животик болел у него или что. Ханум послала меня сказать, чтобы ты, не задержива-ясь, тотчас же ехал в деревню". - "Гасым, - говорю ему, - наверно, случилось что-нибудь, ты скрываешь от меня. Скажи мне всю правду, ничего не скрывай. Может, с ребенком что случилось?" - Но слуга так ничего и не сказал. Но ведь чело-веку на что-то разум дан! Вот я и начал рассуждать про себя, что если бы не было ничего серьезного, не было бы большого несчастья, то жена вряд ли так срочно вызвала бы меня к се-бе. Ведь вернулся-то я из деревни всего неделю назад! Словом, сколько я ни раздумывал, ни к чему не пришел. Тут же я на-нял фаэтон, взял Гасыма и пустился в путь. Едем. Начало смеркаться. А меня одолевают всякие страшные мысли. То мне кажется, что с ребенком что-то стряслось, то думаю, что мать захворала и слуга скрывает от меня. Короче говоря, доехал я до деревни ни жив, ни мертв. И что же оказывается? С вечера у ребенка заболел немного животик, дали ему ложечку кас-торки, и все прошло. Прямо скажем, прескверная вещь беспо-койство!
 Когда Мешади-Мамед-Багир кончил свой рассказ, все при-сутствующие подтвердили в один голос:
 - Да, ничего нет на свете хуже беспокойства!
 Поэт и литератор Гасан-бек Гянджали встал, положил в свой стакан два куска сахара и начал, наливая себе чай из самовара:
 - Это еще что, Мешади! Пусть аллах не причинит никому того беспокойства, которое пришлось пережить мне! Года три или четыре тому назад, точнее не помню, наш Бахшали-бек ехал в Гянджу. Я отвез его на вокзал, купил билет, посадил в вагон и проводил чин-чином. На другой день в Тифлисе стало известно, что на железной дороге произошло крушение поезда и среди пассажиров есть несколько раненых и убитых. Когда я узнал об этом, чуть не умер. Хотя и не знал я, какой именно' поезд потерпел крушение, но как будто кто-то меня уверил,, что потерпел крушение как раз тот поезд, которым ехал Бах-шали-бек. Я тут же отправил в Гянджу брату телеграмму. Сла-ва богу, ответ ^получил я в тот же день. Отвечал сам Бахшали-бек: не беспокойся, мол, доехал до Гянджи благополучно. Я так и не узнал, какой же поезд потерпел крушение, тот, что шел в Батуми, или тот, что шел в Баку. Словом, что бы ни го-ворили, нет в мире ничего хуже беспокойства!
 В этот момент дверь номера снова приоткрылась и опять закрылась, но из сидевших в номере никто не обратил на это внимания.
 - Это верно, - послышались голоса, - нет ничего хуже беспокойства!..
 Нахичеванец Мешади-Гейдар бросил окурок на пол, затоп-тал его и начал рассказывать:
 - У тебя, Гасан-бек, обошлось еще неплохо. Аллах тебя пожалел, и тебя мучило беспокойство только один день. А что если целую неделю не спать и не есть от беспокойства? После минувшего новруз-байрама, я ездил в Эривань и оста-новился у Мешади-Селима, сына дяди Гаджи-Масума, пото-му что покойный Гаджи-Масум был очень близким другом по-койного моего дяди Гаджи-Немата. Как только я приехал в Эривань, встретился мне младший сын Гаджи Мешади-Алек-бер и насильно повел меня к себе. Ну, тут, конечно, хлеб да соль, честь и почет... Не об этом речь! Вечером мы поужинали и легли спать. Я-то, признаюсь, не очень верю во всякие вещие сны, но в ту ночь приснилось мне, что наш Мешади-Кязим скончался. Наутро проснулся, встал, но никому ни слова. Вы-пили чаю и вместе с Мешади-Алекбером пошли на базар. Я всячески старался забыть о сне, не придавать ему значения, но ничего не получалось. Что бы ни делал, чем бы ни занимал се-бя, а сон все не выходил из головы. Видя такое, я взял да пос-лал в Нахичевань срочную телеграмму. До самого вечера я бродил как потерянный, не знал, что и делать. И еда мне от-рава, и питье мне не впрок! Кое-как провел ночь, наступило утро, а ответной телеграммы нет так нет. Прождал до полудня. Уже к обеду вошел почтальон и передал мне телеграмму. Распечатал, читаю. Телеграмма из дому, написана от имени ма-тери и гласит: немедленно выезжай в Нахичевань. Тут я сов-сем остолбенел. Ну, незачем вас мучить, скажу вкратце, что в тот же день собрался я и пустился в путь. На другой день ве-чером я был уже в Нахичевани. Ну и бессовестные же люди!.. Оказалось, что и Мешади-Кязим жив здоров и все остальные находятся в полном здравии. У нас должна была состояться одна сделка насчет сада; хозяин сада хотел отдать его друго-му. Если бы я приехал с опозданием, то наверняка мы лиши-лись бы сада. Вот и представьте себе, что я пережил за эти несколько дней. В общем, одно скажу, самое тяжелое в жиз-ни - это беспокойство!
 Прошло уже целых четыре часа. Трое гостей встали и, поп-рощавшись с хозяевами, вышли из гостиницы и пошли своей дорогой. И, идя по улице, каждый из них все повторил про себя:
 - Да, ничего нет на свете тяжелее беспокойства!
 Оставшиеся в гостинице Мешади-Гейдар, Мешади-Гулам-Гусейн и Мешади-Мамед-Багир разделись и легли спать, при этом они говорили друг другу:
 - И в самом деле, препротивная вещь беспокойство!
 А что касается переодетого полицейского агента, то он до-вольно долго слонялся вокруг гостиницы, чтобы выяснить, с какой целью собрались эти ревнители нации в гостинице, какие политические проблемы они обсуждают и какие затевают за-говоры. Но как он ни усердствовал, ничего не мог понять и угадать, и находился поэтому в сильнейшем беспокойстве.
 Воистину, ничего нет на свете более невыносимого, чем беспокойство!..
 1916

NIQARANCHILIQ
Tiflisdya “Islamiyyya” mehmanxanasinin uchyuncyu nyomryasinya iki nya-
fyar myusafir dyushmyushdyu; ikisi dya naxchivanli idi: biri byazzaz Myashyadi Hey-
dyar idi, biri dya ayaq ustya alish-verish elyayyan Myashyadi Qulamhyuseyn idi.
_________
* Hyar halda
** Syabr myuvyaffyaqiyyyatin acharidi
Hyamin qyun mehmanxanaya bir nyafyar dya qyaldi dyushdyu, bu da shirvanli
Myashyadi Myammyadbaqir idi ki, ozqya nyomryalyardya yer olmadiqindan qa-
baqki myashyadilyarin raziliqi ilya hyamin uchyuncyu nyomryayya bir kravat qoy-
durdu, bunlara yoldash oldu.
Yevropa davasinin syabyabindyan shyahyar basabas idi vya mehmanxana-
larda adam alindyan yer tapilmirdi. O syabyabdyan dyaxi qenishlik vya asu-
dyalik axtarmaqa macal olmurdu vya arz elyadiyimiz kimi darishliqa hami
dyozyurdyu. Bahaliq da ki, qaydasi ilya.
Uchyuncyu myusafir Myashyadi Myammyadbaqir aslyan maarifpyarvyar bir
shyaxs idi vya Tiflisdya xeyli tanishlari var idi. Haman axsham bunun qyoryu-
shyunya myusyalman maarifpyarvyarlyarindyan iki nyafyar cavan qyaldi: biri qyazet
myuxbiri Mirzya Rza, tyabrizli, ozyu dya xeyli myalumatli vya qeyryatli bir
cavan; ikincisi shair vya adib Hyasyan byay Qyancyali, rus dyarsi oxumush vya
myusyalmanca da ozyunya qyorya tyahsil tapmish bir vyucud.
Uchyuncyu nyomryayya bir samavar istyadilyar vya bu besh nyafyar aqa bir az
vaxtda bir-birinya dyaxi dya mehriban olub bashladilar shirin syohbyati. Yarim
saat kechmyamishdi ki, naxchivanlilarin qyoryushyunya uchyuncyu bir nyafyar dya daxil
oldu ki, bu da myuyallim Mirzya Myammyadqulu idi.
Aqalar myashqul oldular syohbyatya vya chay ichmyayya. Mirzya Myammyad-
qulu chayina qyand salib uzyunyu tutdu hyamshyahyarlilyarinya vya dedi:
– Myashyadi Qulamhyuseyn, myan evdyan chox niqaranam. Bir hyaftya olar
ki, Naxchivandan dadashim yazmishdi ki, bizim Sadiq naxoshdu. Bicharya
ushaq elya ushaqliqindan sisqadi, amma o cyur ki, kaqizda yazilmishdi, myan
doqrusu qorxdum. Avvyal kaqiz yazdim vya sonra tab qyatirmyadim, bir
teleqraf da vurdum. Indi nya kaqiza cavab var, nya teleqrafa. Odur ki, si-
zin qyalmyayinizi eshidib ozyumyu yetirdim bura ki, byalkya dedim siz bilya-
siniz. Ola bilyar ki, bizim Cyafyari bazarda-zadda qyormyush olasiniz, ya
byalkya bizim evdyan bir shey eshitmish olasiniz. Qyaryaz ki, chox niqaranam.
Myashyadi Qulamhyuseyn vya Myashyadi Heydyar cavab verdilyar ki, Sa-
diqin kefsiz olmaqini Naxchivanda nya eshidiblyar, nya dya Cyafyari bazarda
qyoryublyar vya hyar ikisi heyifsilyandilyar ki, bu ishdyan xyabyarlyari yoxdur.
Aqalar hyamin syohbyatdya idilyar ki, otaqin qapisi yavashca achildi vya
qenya ortyuldyu. Nyomryadya syohbyat edyanlyarin biri, ya byalkya ikisi qapinin bu
cyur achilib ortyulmyayinya diqqyat elyadi: amma qalan qonaqlar bunu bil-
myadilyar vya bir-iki nyafyar qyordyusya dya, buna ahyamiyyyat vermyadi.
Qapini yavashca achib-yortyan polis myamuru idi ki, paltarini dyayishib,
arada camaat ichindya dolanirdi vya ozyunyu elya saxlayirdi ki, bir kyas bunun
nya ish sahibi olduqunu duymasin. Hyamin shyaxs bir saat bundan qabaq
kyuchyadya qyazyarkyan “Islamiyyya” mehmanxanasina cyam olan myusyal-
manlara diqqyat salib shyaklyanmishdi ki, bunlar ishsiz deyillyar vya uchyuncyu
nyomryayya yiqishmaqlarinda yyaqin ki, bir politika vya ya milli syohbyatlyar vya
tyadbirlyari var vya albyattya ki, bir para cavanlar ola bilyar ki, byazi myasya-
lyalyarya myashqul olsunlar. Hyokumyat myamuru qapini bir az achib hyarchyand
aqalari qyordyu, amma, syoz yox, bilmyadi ki, haradan vya nya danishirlar vya
dalanda artiq dayanmaqi da lazimsiz qyordyu; chyunki mehmanxana sahibi
vya qulluqchulari deyya bilyardilyar ki, “syan kimsyan vya nya istyayirsyan?” Bu
syabyabdyan myamur yavash-yavash yendi kyuchyayya.
Uchyuncyu nyomryadya aqalar naxchivanli Mirzya Myammyadqulunun
niqaranchiliqina tyayassyuf etdilyar; chyunki qyordyulyar ki, bu bicharya hyaqiqyatdya
elya chox niqarandir. Shirvanli Myashyadi Myammyadbaqir ikinci styakanini
chyakdi qabaqina vya uzyunyu Mirzya Myammyadquluya tutub dedi:
– Mirzya, myan indi biliryam ki, syan nya chyakirsyan; chyunki myanim dya
bashima qyalib. Doqrudan, bu niqaranchiliq yaman sheydir, Allah hech kyasya
qyostyarmyasin. Bildir, yyani belya tyaxminyan yeddi-syakkiz ay olar, yay fyasli
idi, ushaqlari qyondyarmishdim kyandya, ozyum dya shyahyardya idim; hava da nya
qyadyar desyan isti idi. Axsham oturmushduq, chay ichirdik. Adib Hyazmi dya
bizdya idi. Qapi achildi, nyokyarimiz Qasim qirdi ichyari. Myan dik atildim:
“Qasim, nya xyabyar?” Qasim cavab verdi ki, “Aqa, xanim deyirdi tez qyal-
sin kyandya” – “Niyya, nya olub? Doqrusunu de qyoryum, ushaq azarlamayib
ki?” – “Xeyr, xeyr. Vallah ay aqa, bir kyas azarlamayib; amma balaca
oqlan qecya syahyarya kimi yatmayib, elya hey aqlayib. Bilmyadim sanci-
lanib, ya nyadi? Xanim myani qyondyardi ki, harda olsan, durmayib tyashrif
qyatiryasyan kyandya”. – Dedim: “Qasim, yyaqin ki, bir zad var, myandyan qiz-
lyadirsyan. Doqrusunu de qyoryum, byalkya myandyan qizlyadirsyan? Byalkya
ushaqin bashina bir ish qyalib?”. Dyaxi bundan artiq nyokyar myanya bir syoz
demyadi. Amma indi axi insanin aqli var! Myan oz-yozyumya fikir elyadim ki,
doqrudan aqyar bir qorxulu myatlyab, bir byadbyaxtchilik olmasa, dyaxi ovryat
myani buradan kyandya chaqirmaz; ozyum dya ki, bir hyaftya yoxdur ki, kyand-
dyan qyalmishyam. ***lasya, ha fikirlyashiryam, bir yana chixarda bilmiryam. Dur-
dum fayton tutdum. Qasimi da qyotyurdyum, dyushdyum yola. Yolda hava
qaranliqlashdi. Indi qyal ki, fikrimya min cyur sheylyar qyalir: qah deyiryam ki,
ushaqin bashina bir ish qyalib; qah deyiryam anasi byalkya azarlayib, byalkya
nyokyar myandyan qizlyadir. ***lasya, kyandya yetishyanya kimi myanimki myanya
dyayib, lap olyub qetmishyam; dyaxi myandya can qalmayib. Axirda eshitdim ki,
nya var, nya var ushaq axshamnan bir az sancilanmish imish, axirda bir chay qa-
shiqi yaq veriblyar, yaxshi olub. ***lasya, bu niqaranchiliq pis sheydir.
Myashyadi Myammyadbaqir syozyunyu qurtaran kimi oturanlar bir syaslya
dedilyar:
– Byali, niqaranchiliqdan da dyunyada pis shey yoxdur.
Shair vya adib Hyasyan byay Qyancyali durdu ayaqa, bosh styakanina iki tikya
qyand saldi vya bashladi ozyu uchyun chay tyokmyayya vya tyokya-tyokya dedi:
– Syan hyalya onu deyirsyan, myashyadi, amma o niqaranchiliqi ki, myan
chyakmishyam, Allah hech kyasin bashina qyatirmyasin. Uch il, ya byalkya dyord ildi,
– yaxshi yadimda deyil, – bizim Baxshyali byay qedirdi Qyancyayya. Apardim
vaqzala, bileti aldim vya yola saldim qetdi. O qyunyun sabahisi Tiflisya xya-
byar qyaldi ki, dyamir yolda bir mashin uchub daqilib vya miniklyardyan bir
nechya nyafyari shikyast olub vya nechyasi dya olyub. Myan bunu eshitcyak, doqrusu,
dyaxi olyub qetdim. Hyarchyand hansi mashinin uchmaqi myalum deyildi, amma
deyyasyan elya myanya yyaqin olmushdu ki, daqilan Baxshyali byay minyan ma-
shindir. Qyotyuryub Qyancyayya, dadashima teleqraf elyadim. Allah rast saldi ki,
xyabyar haman qyundya qyaldi. Baxshyali byay ozyu cavab vermishdi ki, “niqaran
olma, syalamyat qyalib yetishmishyam Qyancyayya”. Dyaxi sonra hech myalum ol-
madi ki, uchan mashin hansi imish; Bakiya qedyan imish, ya Batuma qedyan
imish? Qyaryaz ki, hyar kyas nya deyir desin, dyunyada bu niqaranchiliqdan pis
shey yoxdur.
Bu heyndya nyomryanin qapisi qenya bir qyadyar achildi vya qenya ortyuldyu
vya lakin otaqdakilar etina elyamyadilyar. Qenya aqalardan bir nechyasi dedi:
– Byali, niqaranchiliq pis sheydir.
Naxchivanli Myashyadi Heydyar papirosunu saldi ayaqinin altina vya
bashladi bu cyur syohbyati:
– Hyasyan byay, syan hyalya yaxshi qurtaribsan; hyalya Allah rast salib ki,
syanin niqaranchiliqin bir qyun chyakib. Amma o necyadir ki, bir hyaftya niqa-
ranchiliqdan nya yuxu yuxuluyasan, nya yeyib-ichmyayya ishtahan ola? Myan
kechyan Novruz bayramindan bir hyaftya sonra qetmishdim Iryavana; ozyum
dya Haci Myasum aminin oqlu Myashyadi Syalimqildya dyushmyushdyum. Chyunki
myarhum haci Myasum myarhum amim haci Nemyatlya yeqanya dost idilyar.
Myan Iryavana chatan kimi hacinin xirda oqlu Myashyadi Alyakbyar chixdi qaba-
qima vya zorla myani apardi evlyarinya. Lazimi hyormyat vya mehribanchiliq…
***lasya, syozyum orda deyil. Qecya yeyib-ichdik vya yatdiq. Myan ozyum, doq-
rusu, yuxuya hech o qyadyar inanan deyilyam; amma o qecya yuxuda qyordyum
ki, bizim Myashyadi Kazim vyafat edib. Syahyar durdum ayaqa, hech kyasya bir
syoz demyadim, chay ichib Myashyadi Alyakbyarlya chixdim bazara. Bir istyadim
vaqiyamya hech myana vermyayyam, qulaq asmayam; amma qyordyum ki, dyaxi
hech bir ish tuta bilmiryam; hyar nya elyayiryam, yuxum qyalib durur qabaqimda.
Qyordyum ki, ish belyadir, qyotyurdyum Naxchivana bir “sroshni” tel vurdum. O
qyun axshama kimi qyararim lap kyasildi; bilmyadim ki, nya qayirim. Yediyim
haram, ichdiyim haram. ***lasya, bir tyovr qecyani kechirtdim. Syahyar achildi,
amma teleqrafdan bir xyabyar yox. Qyunortaya kimi belyacya qyozyu yolda
qaldim. Nahar vaxti idi ki, axir teleqrafchi qirdi ichyari vya teli verdi myanya.
Achib oxudum. Teleqraf evdyan idi, anamin dilindyan yazilmishdi ki, “durma
qyal Naxchivana”. Elya bunu bilcyak lap qurudum. ***lasya, nya bashinizi
aqridim, haman qyun yiqishdim dyushdyum yola. Sabah axsham yetishdim
Naxchivana. Amma nainsaflar… Demyaqinyan Myashyadi Kazim da saq-
salamat, hami da salamat. Ancaq bir baq syovdyamiz var idi, baqi ozqyasinya
verirmishlyar; aqyar myan ozyumyu tez yetirmyasyaydim, baq aldyan chixacaqmish.
Myuxtyasyar, indi qyoryun bu nechya qyunyu myan nyalyar chyakmishyam. Vyassalam ki,
bu niqaranchiliqdan dyunyada chyatin shey yoxmush.
Axshamdan dyord saat kechdi. Qonaqlarin uchyu durdu ayaqa vya “xu-
dahafiz”, “salamat qal” elyayib, mehmanxanadan chixib qetdilyar vya qe-
dya-qedya yol uzunu qenya oz-yozlyarinya deyirdilyar ki, “doqrudan da niqa-
ranchiliq pis sheydir”. Mehmanxanada qalan Myashyadi Heydyar, Myashyadi
Qulamhyuseyn vya Myashyadi Myammyadbaqir da istyadilyar soyunub yatsinlar
vya bunlar da bir-birinya deyirdilyar ki, “doqrudan da dyunyada niqaranchi-
liqdan pis shey yoxdur”.
O ki, qaldi tyaqyiri-libas olan* myamura, o da mehmanxananin
hyandyavyarindya chox vurnuxdu ki, bilsin aya bu millyatpyaryastlyar nya xyayal
ilya mehmanxanaya yiqishiblar vya bunlar qyoryasyan nya siyasi myasyalyalyar
ortaliqa qoyub myuzakirya elyayirlyar vya nya tyadbirlyar tyokyurlyar. Amma nya
qyadyar syay elyadi, bir shey basha dyushya bilmyadi vya basha dyushya bilmyadiyindyan
chox niqaran qaldi.
Hyaqiqyat, dyunyada bu niqaranchiliqdan da pis shey yoxdur.
______________
* Qeyimini dyayishdiryan

    Мамедгулузаде Джалил
    Бородатый ребенок
    Джалил Мамедгулузаде
    Бородатый ребенок
    Прежде чем начать свой рассказ, я хочу предупредить, что иные дети имеют дурную привычку, взяв огрызок карандаша, тут же расписывать стены домов. Иные пользуются для этого даже углем или мелом. Что там уголь и мел, я знаю таких ис-порченных детей, которые берут в руки гвоздь или ножик и давай царапать и уродовать стены.
    Я очень недолюбливаю детей, которые пачкают стены, пото-му что, если ты хороший мальчик и хочешь писать, возьми листок бумаги, карандаш, присядь где-нибудь и пиши в свое удовольствие.
    Перейдем теперь к нашему рассказу.
    Мне всегда казалось, что мои дети, в отличие от других, не очень подвержены страсти исписывать стены. Я много раз гово-рил им об этом, и они дали мне слово не пачкать стен. Но не-давно я заметил, что за дверью на веранду, в укромном местеч-ке, на стене, нарисовано нечто, напоминающее голову животного с ушами, даже с двумя ногами, а пониже несколько палочек и пять-шесть кружков. Все это было изображено карандашом и так неумело и грубо, что никому другому, кроме детей, нельзя было бы приписать это.
    Очень расстроенный, я позвал своих мальчиков.
    - Вы что, рисуете на стене?
    Все трое мальчиков стояли передо мной.
    - Кто из вас рисовал?
    Все трое начали отказываться.
    - Тогда, значит, шайтан нарисовал?
    - Отец, ей-богу, я не рисовал!
    - Отец, я тоже не рисовал! Младший Курбан тоже пролепетал:
    - Я не рисовал! - и расплакался, прижав обе руки к лицу. :   Браня детей, я взял тряпку, тщательно вытер нарисованное на стене и   недовольный  ушел  к себе. И   услышал  за  спиной, как Гейдар говорит Теймуру:
    - Это ты рисовал!
    А Теймур возражает Гейдару:
    - Ты сам рисовал!..
    Тут прибежал ко мне плачущий сын мой Курбан и сообщил, словно важную весть:
    - Отец, это рисовал Гейдар! Ей-богу, отец, Гейдар нари-совал.
    Примчался Гейдар и, угрожающе замахиваясь на брата, стал отрицать свою вину.
    Я накричал на них, и все трое, притихнув, повернулись, чтоб уйти. Я их остановил и сказал:
    - Больше всего меня расстраивает не то, что вы исписали стену, а то, что не признаетесь: меня огорчает то, что вы со страха говорите неправду. Ясно, что на стене писал один из вас троих, а вы все трое божитесь и клянетесь, что не вы рисовали. Но, кроме вас, ведь нет в нашем доме других детей!
    Тут мальчики опять принялись божиться, клясться и пере-браниваться друг с другом.
    Прошло некоторое время. И вдруг на том же месте стены за выходом на веранду я заметил те же самые каракули: что-то похожее на животное, а пониже несколько палочек и кру-жочков.
    Я вышел из себя, позвал мальчиков. Опять те же клятвы, слезы: каждый сваливал вину на другого. Я был так расстроен всем этим, что весь день не мог прийти в себя и кусок не лез в горло. Меня огорчало то, что один из наших мальчиков явно начинал проявлять дурные наклонности. Во-первых, он наруша-ет мое требование и пачкает стену, а во-вторых, божится и клянется, пытаясь обмануть меня, и тем обнаруживает свою трусость.
    Прошло время, и через месяц-другой эти неприятности ста-ли забываться.
    Но однажды я опять был огорчен. Выходя на веранду, я вдруг заметил на стене те же каракули, тот же рисунок, отда-ленно напоминающий голову животного, а под ним несколько палочек и кружков.
    На этот раз я ничего не сказал детям, подумав про себя, что если один из сыновей из упрямства нарочно решил изводить меня, то лучше промолчать, авось он сам поймет, что поступает дурно.
    С другой стороны, меня занимала проблема педагогическая: какой недостаток в моей системе воспитания дает такой отрица-тельный результат, какую ошибку в воспитании моих детей допустил я, старый педагог, и в какую сторону необходимо мне изменить свое обращение с детьми...
    Жизнь в большом городе имеет свои несомненные удобства. Особенно важно то, что всегда можно достать в магазинах и на рынках из съестного все, что душе угодно. Кроме того, нет ни одного продукта, который бы не разносили на руках или не доставляли тебе на дом: фрукты, зелень, овощи, масло, мед, сыр и прочее.
    У нас тоже был поставщик, который в месяц раз-другой за-ходил к нам с ведром масла в левой руке, с корзиной яиц в правой и с перекинутыми через плечо весами. Кряхтя и отду-ваясь, он поднимался по лестнице, приветствовал нас и обычно говорил коротко:
    - Давайте посуду!
    Каждый раз его встречала жена с детьми, иногда и сам я выходил к нему. Мы приветствовали его, справлялись о здо-ровье, после чего осматривали принесенные продукты и спраши-вали цену.
    - Да на что вам цена? - каждый раз отвечал он. - Неси-те посуду.
    Затем наш поставщик отвешивал на своих весах несколько фун-тов масла, отсчитывал какое-то количество яиц и получал у нас деньги, если они у нас были, или уходил без денег, когда мы их не имели, с тем чтобы рассчитаться в следующий раз.
    Звали нашего поставщика Кербалай-Азим. Это был мужчи-на высокого роста, лет сорока-сорока пяти, безобидный бедняк, выходец из Ирана.
    Вчера Кербалай-Азим снова приносил нам масло и яйца. Масло очень расхваливал, говоря, что оно дербентское, при растопке дает очень мало отходов, янтарно-желтого цвета, аро-матное и вкусное; а про яйца говорил, что они из селения Горнашен, где куры кормятся исключительно травой и полевыми цветами.
    За масло и яйца мы остались должны ему какую-то сумму, потому что мелких денег у нас не оказалось (впрочем, и круп-ных-то у нас не было).
    Кербалай-Азим забрал свои вещи и вышел. Я ушел к себе и вспомнил вдруг, что собирался просить Кербалай-Азима сооб-щать мне, если будет приезжий из Ардебиля: я хотел расспро-сить об ардебильском ученом Мирза-Алекбере (сам Кербалай-Азим тоже был из Ардебиля). Я поспешил к Кербалай-Азиму и застал его за дверью веранды; сунув кончик огрызка каранда-ша в рот, он о чем-то думал. Ведро с маслом и корзина с яй-цами стояли на полу. На стенке было нарисовано нечто, напо-минающее животное, а пониже выведены несколько палочек и кружочков.
    Я был поражен неожиданным открытием. Кербалай-Азим заметил мое удивление и сказал, не дожидаясь моего вопроса:
    - Дядя Молла, я не учился грамоте, вот и рисую тут эти знаки, чтобы счет не спутать.
    Я расхохотался. Наш поставщик тоже слабо улыбнулся. Я только спросил, что означают нарисованные им знаки. И он объяснил: он пытался нарисовать корову, а под нею обозначить палочками, сколько рублей остался я ему должен в счет масла; а кружочки должны были подсказать ему сумму моего долга за яйца.
    Я снова рассмеялся и позвал детей:
    - Мальчики, мальчики, идите сюда!
    Они прибежали и, заметив каракули на стене, остановились пораженные.
    - Отец, кто это нарисовал? - спросили они.
    - Дети мои, - ответил я им. - Эти каракули нарисовал такой же ребенок, как и вы, с той только разницей, что у него есть борода, а у вас нет бороды.
    Мальчики рассмеялись. И радостный смех имел важную причину, которая должна быть понятна читателю.
    Прошло с тех нор года три-четыре, а мои мальчики все еще помнят эту истерию с бородатым ребенком. А может, и всю жизнь будут помнить.
    1926

SAQQALLI USHAQ
Bu hekayyani naqil elyamyamishdyan qabaq bunu istyayiryam deyyam ki,
bir para ushaqlarda belya pis xasiyyyat olur ki, allyarinya karandash dyushyan
kimi bashlayirlar evin divarlarini yazmaqa. Hyalya choxusu kyomyurnyan dya,
tyabashirnyan dya yazir. Hyalya syan kyomyuryu vya tyabashiri deyirsyan, myan elya pis
ushaq qyormyushyam ki, alinya mismari, ya pichaqi alib, divarlari chizib xarab
elyayir.
Nyadyansya, divar yazan ushaqlarnan myanim aram yoxdu; ondan otryu
ki, hyayya syan yaxshi ushaqsan vya kyonlyun myashq elyamyak istyayir, qyotyur
kaqizi-qyalyami, bir yerdya otur vya nya qyadyar kefindir, yaz.
Indi kechyak naqilimiza.
Myan elya bilirdim ki, bizim ushaqlar ozqya ushaqlar kimi o qyadyar dya
divar yazan deyillyar; chyunki chox nyasihyat elyamishdim vya onlar da myanya
syoz vermishdilyar ki, divarlari yazmayacaqlar. Amma axir vaxtlarda
qyordyum ki, balkonun divarinda, qapinin dalinda bir xyalvyat yerdya bir
belya shyakil chyakilib: deyyasyan, bir heyvan bashidir, qulaqlari da deyyasyan
var, bir-iki ayaqi da var, altinda besh dyafya alif yazilib vya bundan savayi
besh-alti yumru shey chyakilib. Bunlarin hamisi karandash ilya yazilib, elya
nashi, kobud yazilib ki, bunu ushaqdan savayi hech kyas yaza bilmyaz.
Xoshuma qyalmyadi, chaqirdim ushaqlari.
– Adya, qenya divarlari yazirsiniz?
Uchyu dya qyaldi durdu yazinin qabaqinda.
– Hansiniz yazmisiniz?
Uchyu dya dayandi.
– Elyadya pyas sheytan yazib?
– Dyadya, vallah myan yazmamisham.
– Dyadya, myan dya yazmamisham.
Balaca Qurban da “myan yazmamisham” deyya-deyya allyarini uzyunya
qoyub bashladi aqlamaqi.
Myan deyinya-deyinya bir aski tapib yazini tyamizlyadim vya deyinya-
deyinya chyakildim qetdim. Amma bunu eshidirdim ki, Heydyar Teymura
deyirdi: – Syan yazmisan. – Teymur da Heydyarya deyirdi: – Syan ozyun
yazmisan.
Burada aqlayan oqlum Qurban qacha-qacha qyaldi yanima, quya ki,
bir byoyyuk xyabyar qyatirib.
– Dyadya, o yazini Heydyar yazib; vallah, dyadya, Heydyar yazib.
Heydyar dya aciqli-aciqli qyaldi durdu Qurbanin qabaqinda vya allya-
rini ata-ata elya hirsnyan cavab verdi ki, az qalirdi allyarini soxa ushaqin
qyozyunya. Myan aciqlandim vya uchyu dya sakit olub istyadilyar qedyalyar, myan
onlari saxladim vya bunu dedim:
– Myan sizdyan o qyadyar divari yazmaqinizdan otryu incimiryam, nya
qyadyar ki, sizin danmaqiniza inciyiryam; sizin qorxudan yalan danishma-
qiniza inciyiryam. Ona inciyiryam ki, syoz yox, divari yazan uchyunyuzdyan
birinizdi; amma uchyunyuz dya and-aman elyayirsiniz ki, siz yazmamisiniz.
Pyas sizdyan savayi bu evdya ushaq ki, yoxdu.
Qenya ushaqlarim bashladilar and-amani, bir-biri ilya deyishmyayi.
Aradan besh-on qyun kechmishdi. Haman divarda, qapinin dalinda,
haman davali cizma-qara pozulan yerdya qyordyum qenya haman yazi:
heyvan kimi bir sheyya oxshayir, altinda bir nechya alif yazilib, yaninda bir
nechya yumru maziya oxshar bir shey chyakilib.
Hirslyandim. Ushaqlari chaqirdim. Qenya haman and vya qyasyam, qenya
bir-birinin ustyunya atmaq, qenya qyoz yashi…
Myan bu dyafya o qyadyar incidim ki, o qyunyu bidamaq oldum vya chyoryak
yeyya bilmyadim. Uryayim ona sixilirdi ki, uch ushaqimin biri bashlayib na-
xyalyaflik qyostyarmyayya; hyami myanim tyarbiyyami pozub divari xarab edir,
hyami and-aman ilya myanya bu qyadyar byark-byark yalan satir vya belyaliklya
yoz qorxaqliqini achiq-achiqina bildirir.
Bu da kechdi vya bir iki aydan sonra bu qiley-qyuzar bashladi yaddan
chixmaqa.
Amma bir qyun myan qecya byark dilxor oldum. Balkondan kechirdim,
qyordyum divarda qenya haman cizma-qara, haman heyvana oxshar bir shey,
altinda bir nechya alif, yaninda bir nechya yumru-yumru yazilar.
Bu dyafya ushaqlara bir syoz dyaxi demyadim; oz-yozyumya fikir elyadim ki,
yaqyar myanim ushaqlarimin biri inada dyushyub myani qyasd ilya incitmyak istya-
yir, qoy burada bir syoz demyayib, byalkya oz-yozyunya dyushyunya ki, bu ish ozyu
hyar babyatdyan pis ishdir.
Diqyar tyaryafdyan dya myani myashqul edyan tyarbiyya myasyalyasi idi ki, aya,
qyoryak myan ushaqlarima verdiyim tyarbiyyanin hansi bir tyaryafi yanlish yola
dyushyub; aya, qyoryak myan kimi bir qoca myuryabbinin syahvi harada olub vya
bundan sonra ushaqlarim baryasindya byaslyadiyim ryaftarin hansi tyaryafinya
tyaqyir vermyaliyyam...
Byoyyuk shyahyardya yashamaq chox babyatdyan rahatchiliqdir. ***susyan ba-
zar-dyukanda cyam olan dyunyanin hyar bir nemyati, – yemyali vya ichmyali
qyabilindyan – hamisi hyamyavyaqt shyahyar ahli uchyun myuhyayyadir*. Vya ba-
_______________
* Hazirdir

zar-dyukandan alavya hech bir myatah yoxdur ki, onu allyardya qyazdirmya-
sinlyar vya syanin oz qapina qyatirib satmasinlar; meyvya, pencyar, yaq, pen-
dir vya qeyrilyari.
Bizim dya bir myushtyarimiz var ki, ayda bir, hyaftyadya bir, saq alindya bir
vedrya yaq, sol alindya bir syabyat yumurta, chiynindya tyaryazi, hiqqina-hiq-
qina pillyakyanlyari chixar yuxari vya bizya salam veryandyan sonra hyamishya
belya deyyar:
– Qab qyatirin.
Ev adami vya ushaqlar vya qahdan bir myan ozyum dya hyamyavyaqt chixariq
bunun qabaqina, salamini alariq, kefini sorushariq vya sonra qyatirdiyi
yashyaya tamasha edib qiymyatini xyabyar alariq. Bu da hyamishya belya cavab
veryar:
– A kishi, qiymyatini bilirsiniz, qab qyatirin.
Vya bu nyov sual-cavabin nyaticyasindya myushtyarimiz bizya bir nechya qir-
vyankya yaq chyakib veryar, bir qyadyar yumurta sayib veryar; pulumuz olanda
alar, olmayanda da nisyya qoyar qedyar ki, bir dya yolu dyushyandya qyalsin.
Bu kishinin adi Kyablya Azimdir vya yashi qirx-qirx besh, ucaboy, bir
kasib vya faqir Iran ahlidir.
Dyunyan Kyablya Azim yenya yaq vya yumurta qyatirmishdi. Yaqi chox
tyariflyadi ki, Dyarbyand yaqidir, chixari chox az olacaq, ozyu dya kyahryaba
kimi. Yeyyandya atrindyan doymaq olmayacaq; yumurtalari da quya
Qurnashin kyandindyan qyatirib, oranin toyuqlari chyamyanlyarin otundan vya
chichyayindyan bashqa bir shey yemirlyar.
Yaqdan besh-alti manat, yumurtadan da qenya bir qyadyar borcumuz
qaldi. Chyunki o qyunyu xirda pulumuz olmadi (yyani byoyyuk pulumuz da
yox idi). Kyablya Azim shey-shyuyyunyu qyotyurdyu vya chixdi dalana ki, qetsin;
myan dya qirdim otaqa. Birdyan yadima dyushdyu ki, Kyablya Azimya tapshira
idim Ardyabildyan tyazyaliklya qyalyan olsa, myanya xyabyar versin; Ardyabil
fazili Mirzya Alyakbyar aqa baryasindya ahval bilmyak istyayirdim (chyunki
Kyablya Azim ozyu ardyabilli idi).
Tez chixdim dalana vya qyordyum ki, kishi yaqi vya yumurtani qoyub
yerya, kechib qapinin dalina vya bir qyudyak karandashin ucunu aqzina soxub
fikrya qedib. Divarda heyvana oxshar bir cizma-qara chyakilib, altindan bir
nechya alif, yaninda bir nechya qirdya shey. Myan chox tyayaccyub elyadim vya
yahvalim da birdyan nyadyansya dyayishildi. Kyablya Azim myatlyabi duydu vya
myan sorushmamish dedi:
– Molla ami, doqrusu myanim dyarsim-zadim yoxdu, bu bir yad-
dashdi, yazdim ki, hesablar dolashmasin.
Myan qyah-qyah chyakib qyuldyum. Kishi dya bir az qyulyumsyundyu. Myan
bircya bunu sorushdum ki, divara yazdiqinin myanasi nyadir?
Myanasi bu imish: Kyablya Azim istyayirmish bir inyak chyakya vya inyayin
altinda yazdiqi besh ciziqini myanasi bu imish ki, myan ona besh manat inyak
yaqindan borclu qaldim. Qirdya yazilar da yumurtadan qalan borcumun
hesabi imish.
Myan qenya qyuldyum vya ushaqlarimi chaqirdim vya onlara belya dedim:
– Ushaqlarim, ushaqlarim, qyalin, bura qyalin!
Ushaqlar dolushdular vya qyozlyari divara satashan kimi chox-chox tyayaccyub
elyadilyar vya myandyan sorushmaqa bashladilar:
– Dyadya, bunu kim yazib?
Dedim:
– Balalarim, bu yazini yazan da sizin kimi ushaq idi; ancaq bircya tya-
favyutyunyuz oradadir ki, onun saqqali var, sizin hyalya saqqaliniz yoxdur.
Ushaqlar chox qyulyushdyulyar vya myalum ki, bunlarin qyulyushyub shad olma-
larina byoyyuk bir syabyab var idi ki, hyar bir oxucuya ashikar olsun qyaryak.

    Мамедгулузаде Джалил
    Восточный факультет
    Джалил Мамедгулузаде
    ВОСТОЧНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ
    Приемные экзамены на восточном факультете университета окончились 12 сентября 1920 года, а на другой день, то есть 13 сентября, молодой аджарец Халил Абульгасанзаде, явившись в университет, понял, что он опоздал, так как одни, успешно сдав экзамены, остались, а другие, не сдав, разъехались по до-мам.
    Абульгасанзаде был несколько расстроен и просматривал всевозможные объявления, прибитые к побеленным стенам длинного университетского коридора, надеясь найти список принятых на восточный факультет, но такого списка не могло быть еще на стене по той простой причине, что совет профессо-ров должен был состояться только в этот день вечером и утвер-дить списки принятых и непринятых на факультет.
    Не найдя ничего утешительного для себя, Абульгасанзаде Халил направился в профессорскую. Навстречу ему вышел про-фессор медицинского факультета известный медик Иванов. Ра-зумеется, Халилу он не был нужен, а нужен ему был кто-нибудь из профессоров восточного факультета, например, профессор Сулейманбек или другой кто-нибудь. Поэтому Халил вынужден был спросить о них в профессорской.
    В этот момент, к счастью для Халила, вышли из профессор-ской Сулейманбек и еще преподаватель восточного факультета Ахмед Заки-эфенди (прекрасный человек) и тут же, в коридоре, выслушали молодого человека. Профессор Сулейманбек сразу ответил, что уже поздно. Халил начал горячо просить и умо-лять, и, кажется, преподаватель Ахмед Заки смягчился. Он приблизился к профессору Сулейманбеку и что-то сказал ему вполголоса. Два педагога несколько минут пошептались между собой и подозвали Халила Абульгасанзаде.
    - Ты же сам видишь, что экзамены кончились, - сказал ему
    преподаватель Заки-эфенди, - ты опоздал, упустил время. Но, по правде сказать, и мне, и профессору Сулейманбеку жаль тебя. Если ты подготовился к экзамену, то мы зададим тебе тему и ты напишешь сочинение тут же при нас. Напишешь хорошо и докажешь нам свои знания и способности, включим твою работу в число тех, которые были написаны вчера, и пере-шлем в комиссию Наркомпроса. Если там найдут твою работу достойной, то, может быть, и примут тебя.
    Радости Халила не было конца. Все трое вошли в аудито-рию, и профессор Сулейманбек подошел к черной доске, взял двумя пальцами мел и написал по-азербайджански:
    "Что посеешь, то пожнешь".
    Написав эти слова, он повернулся к Халилу и сказал:
    - Напиши статью на эту тему, не очень длинную и не очень короткую, ну, примерно страницы четыре или около того.
    Халил кивнул головой и сел писать. Профессор Сулейман-бек и преподаватель Ахмед Заки-эфенди вышли в коридор, достали папиросы и начали курить.
    Обычай задавать учащимся темы для письменных работ перешел к нам от русских педагогов.
    Тема - это содержание статьи, сочинения. Например, в какой-нибудь книжке говорится о тифе, значит, тема этой книж-ки тиф. Кто-то берется писать о каком-нибудь поэте, так этот поэт и будет содержанием, темой данной работы. Кто-нибудь, избрав для себя тему по определенному вопросу, пишет целую книгу, например: "Влияние монархического строя на нравст-венность" или "Связь климата страны с психическим укладом местного населения" и тому подобное.
    Разработать какую-нибудь тему, то есть написать работу на заданную тему, с одной стороны, довольно трудно, а с другой - совсем легко. Трудно потому, что часто не знаешь, что писать, с чего начать, чем кончить. Тема-то состоит всего из двух слов, а тебе надо выдумать и написать по крайней мере две тысячи слов. К примеру, ставят перед тобой два слова и го-ворят - пиши: "Поэт Набати и книга". А ну-ка, попробуй на-писать, посмотрим.
    В русских школах учащимся второй ступени задают, напри-мер, такие темы: "Поэт Лермонтов и Кавказские горы". Помню, однажды задали даже такую тему: "Писатель Тургенев и золо-тистые косы русских девушек". Попробуй-ка, напиши: хоть лопни, а разложи на столе все семнадцать томов тургеневских романов, ищи и найди именно тот, в котором злодеев сын опи-сал золотистые косы русских девушек.
    Последнее время на выпускных экзаменах средних школ задавались такие темы: "Последствия угнетения", "Мамедали-шах и увлечение мутрибами в Иране", "Нынешние отцы и ны-нешние дети". А в прошлом году в одной из бакинских школ (не называю, в какой) была задана такая тема: "Кого я другом называл, врагом души моей тот стал".
    С другой стороны, нет ничего легче написать работу на ка-кую-нибудь заданную тему, только надо быть посмелее и, вы-ражаясь по-русски, иметь богатую фантазию, воображение, и все!
    Теперь вернемся к нашему рассказу.
    Абульгасанзаде Халил оказался, как это выяснилось впо-следствии вовсе не таким уж несообразительным. Когда госпо-дин профессор с преподавателем в течение получаса погуляли по коридору с папиросой в зубах и хотели присесть на скамью, из аудитории появился Халил с тетрадкой в руке и очень веж-ливо поднес тетрадку профессору Сулейманбеку.
    - Кончил?  - спросил  преподаватель Ахмед Заки-эфенди.
    - Да! - ответил молодой студент.
    Протерев свежевыглаженным белым платком стекла своих очков, профессор Сулейманбек подержал тетрадь перед глаза-ми и начал читать. Не доходя до последних строк, он медленно перевернул лист и стал смеяться. Халил тоже заулыбался. Но преподаватель Заки-эфенди, кажется, удивился, что профессор смеется, и тоже стал смотреть в тетрадь Халила. Господин профессор не мог уже сдержаться и, захохотав громко, сказал Заки-эфенди:
    - Вот послушай, я прочту с самого начала.
    Молодой наш студент Абульгасанзаде Халил написал на за-данную тему следующее сочинение:
    "13 сентября 1920 года.
    Что посеешь, то пожнешь.
    Мы видим, что наши покойные предки, и в самом деле, хорошо сказали: что посеешь, то пожнешь. Например, и в са-мом деле, как мы видим, крестьянин сначала приходит в поле и вспахивает почву плугом, потом ее боронует, чтобы разрых-лить землю, после этого сеет семена. Через некоторое время семена начинают прорастать. Проходит еще некоторое время, и тогда появляются колосья, потом эти колосья начинают желтеть, наливаться до того, что вот-вот рассыплются. Потом крестьянин жнет это, молотит на току, отделяет зерно и ссыпает в мешки, а мякину собирает в саманник, чтобы зимой кормить скотину.
    В зимнюю пору, и в самом деле, мякина идет на вес золота, а летом никто на нее и смотреть не хочет. Крестьянин промывает зерно, очищает, сушит и, погрузив на осла, везет на мель-ницу. Там зерно мелют и превращают в муку, и он привозит ее домой. Жена просеивает муку через сито, месит тесто и вы-пекает в тендире, получается хлеб. Семья собирается вокруг стола. Все едят этот хлеб и благодарят бога. Поэтому-то таких тружеников и бог любит, поэтому и наши отцы сказали: что посеешь, то пожнешь. Вот ты посеял тут пшеницу, пшеницу и собрал, а если бы посеял что-нибудь другое, то и собрал бы это другое. Например, допустим, что ты посеял не семена пше-ницы, а семена арбуза, тогда..."
    Читая эти слова, профессор Сулейманбек смеялся, препо-даватель Ахмед Заки-эфенди тоже смеялся, даже автор сочи-нения Абульгасанзаде Халил тоже улыбался. Однако, когда дело дошло до арбуза, тут Халил наклонился к профессору и с некоторой радостью сказал:
    - Я еще не кончил!,.
    Услышав эти слова, преподаватель Заки-эфенди расхохотал-ся так громко, что несколько студентов подошли к ним, а из профессорской вышли два старых профессора в очках и стали" с удивлением смотреть на смеющихся. Вытирая платком слезы, Заки-эфенди говорил Сулейманбеку:
    - Надо было дать ему дописать и об арбузе.
    Молодой абитуриент Абульгасанзаде Халил стушевался так незаметно, что когда профессор Сулейманбек и преподаватель Заки-эфенди, насмеявшись вдоволь, пришли в себя, его и след простыл.

SHYARQ FAKYULTYASI
1920-ci ilin sentyabr ayinin on ikisindya daryulfyununun Shyarq fakyul-
tyasindya imtahanlar tamam oldu vya sabahi qyunyu, yyani sentyabrin on
yuchyundya cavan tyalyabya Abdyulhyasyanzadya Xyalil daryulfyununa qyalib qyordyu
ki, yubanibdir; chyunki imtahan tutan tutub, tutmayan qayidib qedib. Ab-
dyulhyasyanzadya bir az tyashvishya dyushdyu vya daryulfyununun byoyyuk vya uzun
dalaninda aq ryanqlya aqarilmish divarlara vurulan cyurbyacyur elanlara qyoz
qyazdirdi, byalkya Shyarq fakyultyasinya daxil olanlarin siyahisini qyorya. Amma
haman siyahi hyalya divarda ola bilmyazdi; o syabyabya ki, professorlar shu-
rasi ancaq o qyun axsham bash tutacaqdi vya qyabul olunanlar vya olmayanlar
myahz haman shurada byalli olacaqdi.
Abdyulhyasyanzadya Xyalil hech bir yandan ozyunya tyasyalli tapa bilmyayib,
yuz qoydu professorlar kabinyasinya tyaryaf. Bunun qabaqina oradan tibb
shyobyasinin professoru myashhur tyabib Ivanov chixdi. Myalum ki, Xyalilin bu-
nunla ishi yoxdu; ona ancaq Shyarq fakyultyasi professoru lazim idi ki, ibaryat
ola, myasyalyan, professor Syuleymanbyaydyan, ya qeyri birindyan. Onun
yuchyun dya Xyalil myacbur oldu qedib kabinyadyan bunlari sorushsun. Bu
heyndya Xyalilin baxtina Syuleymanbyay vya qenya Shyarq fakyultyasinin myu-
dyarrisi Ahmyad Zyaki afyandi (chox yaxshi adamdir) chixdilar dalana vya ca-
vanin dyardindyan xyabyardar oldular. Professor Syuleymanbyay qyati cavab
verdi ki, daha ish ishdyan kechib. Xyalil bashladi shiddyatlya yalvarmaqa vya myu-
dyarris Ahmyad Zyaki afyandi, deyyasyan insafa qyalmyak istyadi vya professor
Syuleymanbyayya yaviqlashib ona yavashca nya isya dedi. Bu iki pedaqoq bir
nechya dyaqiqya bir-birinya pichildashandan sonra Abdyulhyasyanzadya Xyalili
chaqirdilar vya myudyarris Zyaki afyandi ona belya dedi:
– Indi syan ozyun dya qyoryursyan ki, imtahanlar qurtaribdir vya syan
qecikmisyan, fyursyati itirmisyan. Amma, doqrusu, myanim dya vya professor
Syuleymanbyayin dya syanya yaziqimiz qyalir vya syozyun doqrusu, aqyar imta-
hana hazirsan, biz syanya burada bir tema veryarik vya burada bizim qyozyu-
myuzyun qabaqinda haman temaya bir insha yazarsan. Aqyar yaxshi yazdin
vya syanin lyayaqyatin bizya ashkar vya ayan oldu, onda biz dyaftyarini dyunyan
imtahan veryanlyarin cyarqyasinya daxil edyarik vya qyondyaryarik Maarif
Komissarliqinin komissiyasina. Aqyar syanin yazin lyayaqyatli qyoryulsya, ola
bilyar ki, qyabul olunmaqin byalkya bash tuta bilya.
Xyalilin shadliqinin hyaddi vya hesabi yoxdu.
Uchyu dya qetdilyar leksiya otaqina vya professor Syuleymanbyay qara
taxtanin qabaqina qedib, tyabashiri iki barmaqi ilya qyotyuryub tyurkcya* belya
yazdi: “Hyar nya akyarsyan, onu bichyarsyan”. Bunu yazib Xyalilya tyaryaf chyondyu
vya dedi:
– Bu temaya bir myaqalya yaz. Ancaq nya chox uzun olsun, nya chox qisa
olsun: myasyalyan, dyord syahifya qyadyarincya, tyaqribyan bir o qyadyar olsun.
Xyalil “bash ustya” deyib oturdu yazmaqa. Professor Syuleymanbyay vya
myudyarris Ahmyad Zyaki afyandi chixdilar dalana, papiros yandirdilar vya
bashladilar chyakmyayya.
Bizlyardya shaqirdya tema verib yazi yazdirmaq adyati rus myudyar-
rislyarindyan qyotyuryulyub.
Tema – bir yazinin, bir myaqalyanin unvanidir; myasyalyan, bir risalyanin
myovzusu yatalaq xyastyaliyidir. Yatalaq xyastyaliyi bu risalyanin temasidir.
Birisi bir shairin baryasindya bir yazi bashlayir; o shairdyan byahs edir. Hyamin
shair hyamin myaqalyanin unvanidir vya ya temasidir. Birisi bir myasyalyani
yunvan edib, uzun-uzadi bir kitab baqlayir; myasyalyan, “Idareyi-myustyabi-
dyanin hyusni-yaxlaqa tyasiri”, “Bir myamlyakyatin abyu-hyavasinin o yerin
yahalisinin xasiyyyatinya olan myunasibyati” vya qeyri belya-belya mya-
syalyalyar…
Bir temani unvan edib, bir myaqalya insha etmyak, yyani verilyan temaya
bir myaqalya yazmaq bir tyaryafdyan chox chyatindir, bir tyaryafdyan dya chox
asandir. Chyatindir ondan otryu ki, chox vaxt elya olur ki, hech bilmirsyan nya
yazasan, haradan bashlayasan, harada qurtarasan. Tema tyak ikicya syozdyan
ibaryatdir; amma syan qyaryak azindan iki min syoz dyuzyaldib yazasan.
Myasyalyan, tyak ikicya kyalmyani qoyurlar qabaqina, deyirlyar yaz: “Shair
Nyabati vya kitab”. Yaz qyoryum nya yazacaqsan.
Rus myaktyablyarindya ikinci dyaryacyali** tyalyabyalyarya belya-belya tema
verilir: “Shair Lermontov vya Qafqaz daqlari”. Bir dyafya yadima qyalir ki,
belya tema verilmishdi: “Shair Turqenev vya rus xanimlarinin sari sachi”…
Indi yaz qyoryum nya yazacaqsan, canin chixsin. Turqenevin on yeddi cild
romanlarini tyok qabaqina, axtar tap, qyor rus qizlarinin sari sachlarini
zalim oqlu hansi cildindya tyariflyayib.
Axir zaman orta myaktyablyarin axirinci imtahaninda belya-belya tema-
lar qyozyumya satashirdi:
_______________
* Azyarbaycanca
** Orta myaktyab

1. Zyulmyun nyaticyasi.
2. Myammyadyali shah vya Iranda myutryubbazliq.
3. Indiki atalar vya indiki oqullar.
Vya hyatta kechyan il Bakida myadryasyadya (demiryam hansinda) bir belya
tema verilmishdi: “Hyar kyasya dust dedim, dyushmyani-can oldu myanya” vya
qeyrilyari…
Diqyar tyaryafdyan dya bir temaya insha yazmaqdan asan bir shey yoxdur;
ancaq bir az cyuryatli qyaryak olasan vya byaistilahi-rus* bir az da fantaziya
yahli qyaryak olasan. Vyassalam.
Bizim syohbyatimizya qyaldikdya tyalyabya Abdyulhyasyanzadya Xyalil – necya
ki, axirda myalum oldu – hech dya aciz deyilmish. Elya ki, professor cyanab-
lari dalanda yarim saat qyadyar papiros damaqlarinda qyazib, var-qyal
edib, istyadilyar otursunlar skamyanin ustya, Xyalil alindya dyaftyar leksiya
otaqindan chixdi vya xeyli adyab vya ehtiyatla dyaftyari qyatirdi iki alli tutdu
professor Syuleymanbyayin qabaqina. Myudyarris Ahmyad Zyaki afyandi
sorushdu:
– Qurtardi?
Cavan tyalyabya cavab verdi:
– Byali.
Professor Syuleymanbyay eynyayinin shyushyasini tyazya utyuyya chyakilmish aq
dyasmali ilya silya-silya dyaftyarin birinci syahifyasini tutdu qyozyunyun qabaqina
vya bashladi oxumaqa. Syahifyanin axir syatirlyarinya chatana yaviq vyaryaqi
yavash-yavash qaldirdi ki, o biri syahifyani achsin, vyaryaqi chyondyardi vya bash-
ladi qyulmyayya. Xyalil ozyu dya bir az qyulyumsyundyu. Amma myudyarris Zyaki
yafyandi professorun qyulmyayinya deyyasyan tyayaccyub elyadi vya bu da bashladi
Xyalilin yazisina diqqyatlya baxmaqa. Professor cyanablari dyaxi ozyunyu
saxlashdirmadi vya daha da ucadan qyah-qyah chyakib Zyaki afyandiyya dedi:
– Qulaq as, myan bashdan oxuyum.
Cavan tyalyabyamiz Abdyulhyasyanzadya Xyalil ona verilyan temaya bu
myazmunda bir myaqalya yazmishdi:
“Tarix 1920, sentyabr 13.
“Hyar nya akyarsyan, onu bichyarsyan”. Biz qyoryuryuk ki, doqrudan da
ryahmyatlik atalarimiz yaxshi deyiblyar ki, hyar nya akyarsyan, onu bichyarsyan;
myasyalyan, doqrudan da necya ki, biz qyoryuryuk, bir kyandli qabaqca qedir
yeri kotana verir, ondan sonra yeri dirmiqlayir ki, yer yumshalsin, ondan
_______________
* Rus demishkyan
onra toxumu syapir yerya, nechya vaxtdan sonra hyamin toxum bashlayir
qyoyyarmyayya. Bir qyadyar vaxt kechir, taxil syunbyul olur, sonra bu syunbyul elya
saralir ki, az qalir ki, tyokyulyub daqilsin. Sonra kyandli bunu bichir, ondan
sonra dyarzlyari xirmanda dyoyyur, buqdasini chixardir doldurur meshoklara,
samanini da yiqir samanliqa ki, qishda versin heyvanlara.
Qish vaxti saman doqrudan da qizil qiymyatinya qalxir, amma yayda
yuzyunya baxan olmur. Buqdani yuyur, tyamizlyayir, qurudur vya ulaqa yyuk-
lyayir, aparir dyayirmana. Dyayirmanda onu yaxshica uyyudyur, un elyayir,
qyatirir evya. Arvad unu alyaklya alyayir, xamir qatir, o xamiri tyandirdya
pishirir, chyoryak olur. Kyulfyat yiqishir syufryanin bashina vya haman chyoryayi
yeyib Allaha shyukyur elyayirlyar. Onun uchyun dya belya zyahmyatkeshlyari Allah
dost tutur vya onun uchyun dya atalarimiz deyiblyar: “Hyar nya akyarsyan, onu
da bichyarsyan”.
Indi syan burada buqda akdin, buqdani da bichdin, amma ozqya bir shey
yaksya idin, haman sheyi dya bichyardin: myasyalyan, belya tutaq ki, syan buqda
syapmyayya idin, qarpiz toxumu syapya idin; onda…
Professor Syuleymanbyay bu syozlyari oxuya-oxuya ozyu dya qyulyurdyu,
myudyarris Ahmyad Zyaki afyandi dya qyulyurdyu, hyatta asyar sahibi Abdyul-
hyasyanzadya Xyalil dya bir az qyulyumsyunyurdyu. Amma elya ki, ryavayyat qyalib
chixdi qarpiza, burada Xyalil professora tyaryaf ayilib qorxa-qorxa dedi:
– Hyalya qurtarmamisham.
Bu syozyu eshitcyak Zyaki afyandi elya byarkdyan qyulmyayya bashladi ki, bir
tyaryafdyan bir nechya cavan tyalyabya tamashaya yiqishdi. Professor kabinya-
sindyan dya bir-iki qyozyu eynyakli qoca professorlar chixdilar vya tyayaccyublya
durdular qyulyanlyarya baxmaqa.
Zyaki afyandi dyasmali ilya qyoz yashini silya-silya Syuleymanbyayya deyirdi:
– Qyaryak qoya idik, qarpizin da ryavayyatini tamam elyayya idi.
Adamlarin ichindyan cavan tyalyabya Abdyulhyasyanzadya Xyalil elya yox
oldu ki, professor Syuleyman byay vya myudyarris Zyaki afyandi qyulmyakdyan
ayilandan sonra onu daha orada qyormyadilyar.

    Два мужа
    Джалил Мамедгулузаде
    Два мужа
    Вопрос, о котором пойдет речь ниже, может показаться на первый взгляд старым и тысячу раз пережеванным, так как вопросы брака и развода были неоднократно затронуты как в художественной литературе, так и в статьях нашей периоди-ческой печати, о них много раз писали, читали и слышали.
    Тем не менее происшествие, о котором я хочу рассказать, относится, мне думается, к разряду довольно редких и вместе с тем весьма интересных и поучительных.
    Теперь, накануне десятой годовщины Октябрьской револю-ции, такое происшествие может показаться неправдоподобным, а рассказ о нем ничем иным, как выдумкой.
    Но это - действительное происшествие, и его свидетелем был я, грешный.
    Город, в котором произошло это событие, азербайджанский город, расположенный на берегу Аракса. Жители этого города, находящегося в непосредственном соседстве с религиозным Ираном, ни на шаг не отстают от прочих благочестивых и пра-воверных мусульман. Можно сказать, поголовно все население города аккуратно исполняет установленные аллахом молит-венные повинности, своевременно совершает намаз, не отклады-вая даже необязательных молений.
    Так же добросовестно выполняет это набожное население во всех деталях условия, предписанные для месяца рамазана и, требования относительно паломничества в Мекку и прочие свя-щенные города, а в месяц мухаррам эти правоверные вспоми-нают борьбу и мучения имамов в Кербале и всегда выходят на первое место среди других мусульман.
    Незадолго до Октябрьской революции, то есть лет десять-двенадцать тому назад, проживал на родине этих религиозных и набожных людей некий божий раб по имени Гаджи-Рамазан. Я говорю "проживал" потому, что этот божий раб в насто-ящее время уже не жив; несколько лет тому назад я слышал, что он умер.
    Гаджи содержал баню, арендуя ее у Гейдараги. Мне вспо-минается, что как-то он выдал хозяину бани за год шестьсот рублей арендной платы и примерно столько же осталось ему самому за труды.
    Гаджи-Рамазан был моим ближайшим соседом, поэтому мне были известны не только размеры его доходов от бани, но и более интимные происшествия в его доме, и я смею уверить уважаемых читателей, что свою жену Шахрабану он очень лю-бил, настолько любил, что дважды даже плакал по ней тайком; очевидцем этого был я сам.
    Первый раз это было тогда, когда он, за что-то рассердив-шись на жену, дал ей развод; а второй раз плачущим я видел Гаджи, когда он, помирившись с женой, вторично на нее раз-гневался и снова дал ей развод.
    Тогда бедный Гаджи пришел к моему отцу и стал умо-лять его:
    - Братец Мешади-Алескер, заклинаю тебя одиноким Имам-Рзой. И я одиноко сижу у себя дома, и, словно чуже-земец, стенаю и плачу. Возьми на себя труд, пойди к Гаджи-Асаду и скажи, что Гаджи-Рамазан совершил глупость и теперь сильно раскаивается.
    Гаджи-Асад - это отец Шахрабану, жены Гаджи-Рамазана. После второго развода с женой Гаджи-Рамазан был на-столько удручен, что не вынес одиночества и пришел к моему отцу высказать свое горе и просить у него посредничества и помощи.
    Гаджи-Рамазан был высокий мужчина лет сорока пяти-пя-тидесяти. Жене его Шахрабану было лет тридцать пять или немного больше. Это была красивая женщина.
    Детей у них не было, не было с самого начала супружества.
    Внешне они жили дружно, и Гаджи-Рамазан, как уже было сказано выше, в достаточной мере любил свою жену. Тем не менее по какой-то неведомой причине в течение двух лет Гаджи дважды разводился с женой и после второго развода, раскаяв-шись, пришел к моему отцу просить заступничества.
    Гаджи-Асад приходился нам дальним родственником и, как бы то ни было, не отказал бы моему отцу в его ходатайстве.
    Вот почему Гаджи-Рамазан возлагал на моего отца большие надежды.
    Словом, на этот раз дело также кончилось миром.
    Моя тетка пошла и привела женщину к мужу. Гаджи-Рама-зан на этот раз был предупрежден, чтобы обходился с женой мирно и не создавал лишних хлопот для себя и для других.
    Прошел год. И снова пополз слух, что Гаджи-Рамазан не поладил с женой, а потом стало известно, что Гаджи опять раз-велся с ней.
    На этот раз уже не нашлось охотников мирить их, и всякий, кто слышал о разводе супругов, отделывался усмешкой и назы-вал Гаджи-Рамазана и его жену сумасшедшими.
    В конце концов супруги снова помирились, так как, в сущно-сти, не имели никакой вражды друг к другу, а ссориться и раз-водиться вошло у них в привычку.
    Но на этот раз с ними приключилось такое, что из-за склон-ности к частым ссорам и разводам они не только осрамили себя в глазах всего народа, но дали тему ашугам и литераторам, которые разнесли их позор по всему свету.
    А приключилось с ними следующее: все моллы нашего города единодушно пришли к заключению, что согласно кано-нам ислама нет никакой возможности вернуть жену Гаджи-Рамазану и снова сочетать их законным браком. Для этого не-обходимо, чтобы Шахрабану вышла замуж за другого, затем по всем правилам шариата развелась с ним и по истечении уста-новленного срока после развода вышла за своего прежнего мужа, как совершенно посторонняя женщина.
    Вначале я не поверил правильности такого толкования и об-ратился за разъяснением к нашему соседу Гаджи-Молла-Али, который рассеял все мои сомнения; оказалось, что в коране имеется совершенно недвусмысленное указание на этот счет.
    Гаджи-Молла-Али открыл Коран и в какой-то главе, сейчас я не помню, прочитал, что если какой-нибудь мусульманин дважды разведется с женой и вернет ее к себе, а потом разве-дется и в третий раз, то на этот раз лишается права снова стать ее мужем. Суть этого стиха: пока такая женщина не вый-дет замуж за кого-нибудь другого, она не может вернуться к прежнему мужу.
    Я понимаю так, что если в каком-нибудь деле нет никакого иного выхода, кроме одного-единственного, если в каком-ни-будь запутанном вопросе возможно только одно-единственное решение, то тут особенно кипятиться или ломать голову не стоит.
    Раз перед тобой положили такой неоспоримый документ, как стих из корана, и доказали, что ты должен следовать по этому, а не по какому-либо иному пути, тут уж ничего не поде-лаешь. Хочешь не хочешь, ты должен идти по указанному пути.
    Как ни было ужасно для Гаджи-Рамазана толкование это-го стиха корана, но для него, истого мусульманина, другого выхода и не могло быть.
    Стало быть, Шахрабану должна временно сделаться же-ной другого.
    Кого же?
    Мне кажется, что такой вопрос поставит в затруднительное положение любого мужа, имеющего жену.
    Как может Гаджи-Рамазан спокойно взирать на то, чтобы его любимая жена вышла замуж за другого мужчину?
    Ведь он же от своей жены не отказывается! И не только не отказывается, а по ночам даже страдает по ней и не может уснуть.
    Но вот наш Таджи-Рамтзан вспомнил о чем-то, и вздох облегчения вырвался из груди. Вздох этот был настолько целительным, что все горести, заставлявшие болеть его сердце, весь груз, давивший на пего своей неимоверной тяжестью, были сразу устранены, и перед Гаджи открылся путь к спа-сению.
    Гаджи-Рамазан про себя решил женить на своей жене ис-топника бани Кебле-Имамали.
    Это был тихий старик, иранец, лет шестидесяти, вечно гряз-ный, угрюмый, отвратительный. С утра до вечера он занят был тем, что из всех караван-сараев города таскал к бане навоз, разбрасывал его на крыше бани сушиться, а затем сгребал сухой навоз в банную печь и грел воду.
    Кебле-Имамали не имел ни семьи, ни дома и спал в пред-баннике. Был очень беден и потому старался всячески угож-дать Гаджи-Рамазану, дни и ночи возился с навозом, чтобы не лишиться куска хлеба, который он получал за свой труд.
    Идея, пришедшая в голову Гаджи-Рамазану, показалась ему очень легко осуществимой. Но на деле получилось иначе.
    Гаджи полагал, что формально будет заключен брак между Кебле-Имамали и Шахрабану, та станет по закону женой Кеб-ле-Имамали и больше ничего. Кебле-Имамали будет продол-жать свою возню с навозом и печью, а Шахрабану останется жить, как и сейчас, у своего отца Гаджи-Асада.
    Пройдет некоторое время, брак по всем правилам будет расторгнут, и, когда наступит установленный срок, Гаджи-Ра-мазан снова оформит свой брак с Шахрабану и возьмет ее к себе домой.
    И таким образом дело будет улажено.
    Увы! Какие обманчивые надежды!
    Все моллы и улемы города сошлись на том мнении, что, пока Кебле-Имамали не будет близок с Шахрабану, то есть не сделает ее своей не только формальной, но и фактической женой, этот брак не будет рассматриваться как настоящий и, таким образом, Гаджи-Рамазан лишится возможности вернуть жену себе.
    Рассказывали, что это обстоятельство создало для Гаджи-Рамазана большие хлопоты.
    Он обращался к отдельным моллам, спрашивал знатоков шариата, изучил все возможные пути обхода канона, растра-тил массу денег, наконец решил поискать выход у самого Кебле-Имамали, о чем-то долго втайне с ним договаривался.
    Мне думается, что никакого выхода он так и не нашел.
    Как-то я обратил внимание, и все соседи видели, что Гаджи-Рамазан снял в своем районе временную комнату для Кебле-Имамали, обставил ее необходимыми вещами, обновил одежду Кебле-Имамали и тогда привел к нему Шахрабану.
    После этого часто случалось, что мальчишки нашего района, видя Кебле-Имамали идущим к себе в новую комнату, подни-мали его на смех и так приставали к нему, что тот, выйдя из себя, брал с земли камень и бросал в мальчиков.
    Самое смешное, однако, было в том, что Гаджи-Рамазан, хотя и не оставался, да и не имел права оставаться ночью с Шахрабану, днем по старой, уже укоренившейся привычке по-купал на базаре мясо, хлеб и с корзиной в руке приходил к Шахрабану. Остановившись в дверях, он вызывал ее. Та подхо-дила к двери, закутанная в чадру, как посторонняя женщина, и, приняв через полуоткрытую дверь корзину, уносила в ком-нату.
    По словам близких соседей, Гаджи только спрашивал Шах-рабану:
    - Ну, как поживаешь?
    В самом начале Гаджи поставил Кебле-Имамали условие, чтобы тот поскорее дал развод Шахрабану. Не знаю, что там у них произошло, но дело с разводом затянулось на несколько месяцев.
    Поговаривали, что Кебле-Имамали не хочет разводиться с Шахрабану, потом пошел слух, что он требует от Гаджи-Рамазана несколько сот рублей отступных. Были и такие разговоры, что между мужьями произошла сильная стычка из-за Шахра-бану.
    В конечном счете все же дело как-то уладилось.
    В один прекрасный день сказали, что Кебле-Имамали дал развод Шахрабану, а через некоторое время стало известно, что Гаджи-Рамазан заключил брак с Шахрабану и привел ее к себе домой.
    * * *
    Этим своим рассказом я преследовал одну цель.
    Хочу заметить, что такие дела, когда муж после третьего развода со своей женой не может снова жениться на ней, пока ее не выдадут за постороннего мужчину, не новость. Известно, что среди благочестивых мусульман такие случаи бывали довольно часто, и никто тогда не удивлялся этому, никто не возражал и не возмущался.
    Также известно, что наша эпоха - другая эпоха. Теперь муж с женой может и поссориться и помириться, и на шари-атский брак или развод посредничество Кебле-Имамали им не нужно.
    Не нужно потому, что теперь уже люди нашли путь к сво-боде, научились жить свободной жизнью.
    1927

IKI AR
Bu ahvalat ki, ashaqida ryavayyat olunur, shayyad kyohnyalmish vya chey-
nyanmish myasyalyalyar qyabilindyan nyazyarya qyalya; zira nikah vya talaq syohbyat-
lyari qah hekayyalyardya, qah myaqalyalyar vasityasilya bizim tyurk myatbuatinda
dyafyalyarlya yazilib, oxunub vya eshidilibdir. Vya lakin o ahvalat ki, myan
onun baryasindya syohbyat achmaq istyayiryam, zyann ediryam az-az ittifaq
dyushsyun vya byahyar hal xeyli maraqli vya eshitmyalidir; o dyaryacyayya kimi ki,
indi, Oktyabr inqilabinin on illiyinin myuqabilindya belya bir hadisya xari-
qyuladya vya aqla siqishmayan bir “naqil” hesab oluna qyaryak. Vya lakin hya-
qiqyatdir vya bu hyaqiqyatin shahidi hyaqir ozyudyur.
O shyahyar ki, bu ahvalat orada vaqe olub, Araz chayina yaviq Azyar-
baycan shyahyarlyarinin biridir. Vya necya ki, dindar Iran torpaqinin qonshusu,
bu shyahyarin ahalisi dya iman ahllyarindyan bir zyarrya qyadyarincya qeri qalan
deyillyar: demyak olar ki, ahalinin kyullisi Allah-taala tyayin etdiyi ibadyat
vya ryayazyatindya byarqyarar, nyamazi-yomiyyya oz vaxtinda; hyatta nafilya
namazlari vya sairya syunnyati namazlarini cabyaca edyan myuqyaddyas bir ca-
maatdirlar. Habelya ramazan ayinin shyaraitini tyafsilatla yerinya yetirmyak,
hyacc vya ziyaryati-shyuhyada vya mahi-myahyarryamyul-hyaramda Kyarbyala myu-
sibyatini layiqincya yad etmyakdya birinciliyi qazanan myusyalmandirlar.
Hyamin bu dindar ahalinin vyatyanindya tyaqribyan Oktyabr inqilabinin
qabaqlarinda, yyani on-on iki il bundan qabaq, bir Allah byandyasi yasha-
yirdi ki, onun ismi Haci Ramazan idi.
Haci Ramazan “idi” demyakdya myan ona isharya etmyak istyayiryam ki,
bu byandeyi-xuda indi daha hali-hyayatda deyil; bir nechya il bundan myu-
qyaddyam eshitdim ki, vyafat edibdir.
Hacinin syanyati hamamchiliq idi; yyani Heydyar aqanin hamamini
icaryayya qyotyurmyushdyu. Elya yadimdadir ki, ilin myuddyatindya haman icarya
etdiyi hamamdan alti yyuz manat sahibinya verdi vya bir o qyadyar dya byalkya
yozyunya zyahmyat haqqi qaldi.
Chyun Haci Ramazan bizim qonshumuz idi, onunchun da onun nyainki
hamam icaryasinin tyafsilati, byalkya ev-eshiyinin xirda-para ishlyari dya qyoz
qabaqinda idi vya myan myohtyaryam oxucularimi inandiriram ki, Haci Ra-
mazan ovryati Shyaryabanini chox istyardi; o qyadyar istyardi ki, ovryatin yolunda
Haci Ramazanin iki dyafya xyalvyatcya aqladiqini qyormyushyam: bir dyafya ovrya-
tinya hech bir shey ustyundya aciqi tutub talaq veryandyan sonra vya ikinci dyafya
hacinin aqlamaqini o vaxt qyordyum ki, ovryati ilya barishandan sonra. Ikin-
ci dyafya aciqa dyushyub boshayandan sonra, bicharya kishi qyaldi myanim atamin
yanina vya ona bashladi yalvarmaqa:
– Myashyadi Alyasqyar amoqlu, and veriryam syani o qyarib imam Rzaya
ki, myan qyarib bir adam kimi evimdya oturub qyuryaba tyak ahyu-nalya edi-
ryam. Qyal zyahmyat chyak, qet Haci Asyadqilya vya o kishiyya de ki, Haci Rama-
zan bir qyalyatdi eliyibdir.
Demyak, Haci Asyad – Haci Ramazanin ovryati Shyaryabaninin atasidir. Vya
Haci Ramazan ovryati ikinci dyafya boshayandan sonra o qyadyar peshman olub,
o qyadyar qyam-qyussya edir ki, tyakliyya tab qyatirya bilmyayib, qyalib uryayinin
dyardini myanim atama achir, ondan vyasatyat vya myuavinyat tyamyanna edir.
Haci Ramazan qirx besh-yalli yashinda ucaboy bir kishi idi. Ovryati Shya-
ryabani, otuz besh ya bir az artiq yashinda qyoychyak bir arvad idi. Bunlarin
yovladi yox idi vya avvyalindyan hech dya olmamishdi.
Zahiryan yaxshi yola qedyardilyar vya kishinin ovryatya olan myahyabbyati –
necya ki, arz olundu – kafi dyaryacyadya idi: amma syabyab nya oldusa, iki ilin
myuddyatindya aralarinda nya vaqe oldusa, Haci Ramazan ovryati Shyarya-
baniya iki ilin myuddyatindya iki dyafya talaq verdi vya ikinci talaqdan sonra
qenya nyahayyat peshman olmushdu vya onun uchyun dya atamin yanina iltimasa
qyalmishdi. Azbyas ki, bizim Haci Asyadya bir nyov uzaq qohumluqumuz
chatirdi vya Haci Asyad hyar halda atamin syozyunyu yerya salmazdi vya onun
yuchyun dya Ramazan atama pyanah qyatirmishdi.
***lasya, bu dyafya dya ish yaxshiliqla dyuzyaldi: chyunki bu dyafya dya Shyaryaba-
niya verilyan talaq – tyalaqi-ryuci hesab olunurdu. Shyaryabaninin iddyasi ta-
mam olmamishdi, xalamqil qetdilyar, ovryati qyatirdilyar ari Haci Ramazana
tapshirdilar vya bu dyafya ondan xahish etdilyar ki, dyaxi bundan sonra meh-
riban dolansinlar ki, bir dya ozlyarini vya ozqyalyarini zyahmyatya salmasinlar.
Bu ahvalatdan bir il kechmishdi ki, dedilyar Haci Ramazan ovryati Shya-
ryabani ilya syozya qyaliblyar vya sonra eshitdik ki, Haci qenya ovryatinin talaqini
veribdir.
Bu dyafya daha bunlarin mabeyninya qiryan olmadi. Hyar kyas bu xyabyari
eshidirdi, qyulmyakdyan bashqa qeyri bir cavab tapa bilmirdi versin vya dyali-
divanyadyan savayi Haci Ramazanla ovryatinya bir qeyri ad tapa bilmirdi
qoysun. Amma axirda ar vya arvad qenya barishdilar; chyunki bunlarin bir-
birinya hech bir adavyati yox idi; ancaq bir-birilya dalashib boshanmaqa myahz
adyatkyardya olmushdular.
Amma bu dyafya bunlarin bashina bir qyazavyu-qyadyar qyaldi ki, bir-birilya
yola qetmyamyaklyarinin vya tez-tez ayrilmalarinin nyaticyasindya el ichindya
abirlari qetmyakdyan savayi, ashiqlarin dilinya vya hekayya yazanlarin
qyalyaminya dyushyub ryusvayi-cahan oldular.
Belya ki, shyahyarimizin mollalarinin cyumlyasi bu ryayya qyaldilyar ki,
myuvafiqi-shyari-shyariyat Shyaryabanini dyubarya ari Haci Ramazana qaytarib
yaqd etmyak myumkyun deyil, ta o vaxtadyak Shyaryabani bir qeyri shyaxsya arya
qedya, ona myuvafiq qayda ilya arvadliq edya vya sonra myuvafiqi-shyariyat on-
dan boshana vya iddyasi chixa. Vya myahz ondan sonra yad bir ovryat kimi
qenya iryalidyaki ari Haci Ramazana qayidib ovryat ola bilyar.
Avvyallyar myan dya bu syozya inanmadim vya qonshuluqumuzda Haci
Molla Alidyan bu myasyalyani sorushduqda doqrudan bildim ki, Quranda
hyamin fyaqyarya myuyayyyan suryadya qeyd olunubdur. Haci Molla Ali hyatta
Qurani achdi vya bilmiryam hansi yerindyan belya bir ayya dya qyatirdi ki, quya
yaqyar bir myusyalman byandya ovryatinya iki dyafya talaq veryandyan sonra, qenya
yuchyuncyu dyafya onu boshaya, o vaxt daha o ovryat o kishiyya halal ola bilmyaz;
“fyala tyahyallyu lyahyu minbyadyu hyatta tyanyakhyu zocyan qeyryan”; yyani ozqya bir
yarya qetmyayincya dyaxi qabaqki arinya halal ola bilmyaz.
Myan elya qaniram ki, o yerdya ki, bir ishin, chyatin bir myasyalyanin ozqya
bir hyalli, qeyri bir charyasi yoxdursa, daha o yerdya chox da atilib dyushmyak,
ya chox fikirlyashmyak lazim deyil: zira zyamani ki, syanin qabaqina Quran
ayyasi kimi “hyablyul-myatin” qoyulub, syubuta yetirirlyar ki, flan yol ilya
yox, flan yol ilya qetmyalisyan, daha burada bir ozqya charya yoxdur: qyaryak
haman yol ilya, xoshsa da, naxoshsa da, qetmyalisyan.
Hyarchyand Haci Ramazan uchyun Qurani-Shyarif ortaliqa qoyduqu tyafsir
hech dya alverishli deyil idi, amma ahli-iman Haci Ramazan uchyun bundan
bashqa bir tyafsir ola bilmyazdi. Demyak, qyaryak Shyaryabani myuvyaqqyati
suryatdya qeyri bir arya qetsin.
Pyas kimya qetsin?
Bu myasyalya, zyann ediryam, dyunyada yashayan cyami ovryat sahibi arlyar
yuchyun myushkyul bir myasyalya qyaryak ola.
Nya tyovr olsun ki, Haci Ramazanin qyozlyari baxa-baxa istyakli ovryati
bir ozqya kishiyya arya qetsin? Axi, o ovryatdyan Haci Ramazan al chyakmya-
yibdir?.. Hyalya nyainki al chyakmyayibdir, hyatta byalkya qecyalyar dya ondan ot-
ryu biqyarar olub yuxuluya da bilmir.
Aha!.. Haci Ramazan dadashimizin fikrinya bir shey qyaldi vya uryakdyan
dyarin bir ah chyakdi. Hyamin ah elya shyafabyaxsh bir ah idi ki, hacinin uryayin-
dya hyar nya qyadyar kyuduryat vya ohdyasindya nya qyadyar aqirliqda aqir yyuk var
idi, fyovryan onlarin hamisini yyunqyullyashdirib, ona bir nicat yolu qyostyardi.
Haci Ramazan xyayalinda qoydu ki, Shyaryabaninin siqyasini oxutsun oz
hamaminin tulambarchisi Kyablya Imamyaliyya.
Bu kimi chox bir fyaqir, altmish yashinda pyajmyurdya hal, bir chirkli-mirk-
li iranlidir. Syahyardyan-axshamadyak peshyasi karvansaralardan hamama tya-
zya peyin dashimaq, onu hamamin daminda qurutmaq vya quru peyini
kyuryaklyayib, hamam kyuryasinya tyokyub yandirmaq idi.
Kyablya Imamyali subay bir kishidir vya evi-eshiyi olmadiqindan hamam
dalaninda yatirdi. Xeyli kasib olduqu cyahyatdyan Haci Ramazana byark
itayat edib, qecya-qyundyuz peynlya chalishirdi ki, oradan ona chatan bir tikya
chyoryakdyan ali uzyulmyasin.
Hyarchyand bu ish zahirdya Haci Ramazan uchyun chox asan vyachlya dyuzyalyan
ishya oxshayirdi, amma axirda elya olmadi.
Haci qyuman edirmish ki, byali, Shyaryabaninin siqyasi zahiryan vya ryasmyan
oxunub, shyaryan Kyablya Imamyaliyya ovryat olar. Nya eybi var? Kyablyayi kishi
yoz tulumbarchiliqinda, Shyaryabani isya oz atasi Haci Asyadin evindya. Bir
nechya qyundyan sonra siqya qeri oxunar, yyani ryasmyan kyablyayi, Shyaryabaninin
talaqin veryar vya oz vaxtinda da Shyaryabaninin qenya siqyasi Haci Ramazana
oxunar. Vya belyaliklya ish qurtarib qedyar.
Heyhat! Necya xam xyayal!
Shyahyarin cyami shyariyatmyadar vya hyuquqshyunaslari bu ryaydya myuttyafiq
oldular ki, Kyablya Imamyali, shyari Shyaryabaniya yaviq dyushmyayincya, onunla
myuvafiqi-shyariyat cyut olub ovryati elyamyayincya, Shyaryabani bu kishiyya arya
qetmish hesab olunmayacaq vya belyaliklya dya Haci Ramazanin niyyyati
dyuzyalmyayyacyak.
Danishirlar ki, Haci dadash burada xeyli zyahmyatya dyushdyu: o, mollaya
yanashdi, bu fazildyan myasyalya etdirdi, hiyleyi-shyar yollarini axtardi vya bu
yolda chox xyarc qoydu. Hyatta charyasiz qalib Kyablya Imamyaliyya dya pyanah
apardi; onunla da nya isya xyalvyatdya chox danishardi.
Elya basha dyushyuryam ki, charya alya qyatirya bilmyadi; chyunki myan dya bir vaxt
qyordyum vya qonshularimiz da buna shahid olduq ki, Haci Ramazan Kyablya
Imamyaliyya oz myahyallyasindya myuvyaqqyati bir myanzil kirayya elyadi, orada
kishiyya bir otaq dyoshyatdirdi. Kyablyayi kishinin ust-bashini tyazyalyadi vya bir
nechya qyundyan sonra Shyaryabanini haman Kyablya Imamyalinin myanzilinya
qyatirdilyar. Bundan sonra myahyallya ushaqlari qahdan bir Kyablya Imamyalini
tyazya myanzilinya qedyan qyoryandya onun dalinca o qyadyar qyulyushyub qishqirar-
dilar ki, kishi axirda hirslyanib, yerdyan dash qyotyuryub ushaqlarin ustya atardi.
Amma hamisindan qyulyunc bu idi ki, Haci Ramazan ami hyarchyand
qecyalyar Shyaryabaninin yaninda qalmazdi vya qala da bilmyazdi, amma
qyundyuzlyar, qyadimdyan adyat etdiyi kimi bazardan at, chyoryak alib alindya sya-
byat aparardi vya qapidan Shyaryabanini chaqirib veryardi; arvad da yad arvad
kimi bashinda charqat, uzyu ortyulyu qyalib ati alib aparardi. Qonshularin
dediyinya qyorya Haci, Shyaryabaniya bircya bunu deyyardi:
– Ay qiz, kefin necyadir?
Qabaqca Haci, Kyablya Imamyali ilya shyart qoymushdu ki, Shyaryabaninin
talaqini tez bir vaxtda versin. Amma bilmyadik syabyab nya oldu ki, bu ish
tyaxirya dyushdyu vya bir nechya ay chyakdi. Bir dedilyar ki, Kyablya Imamyali Shyarya-
banini daha boshamaq istyamir; sonra dedilyar ki, Kyablya Imamyali Haci
Ramazandan bir nechya yyuz manat pul istyayir. Bir ovqat syoylyayirdilyar ki,
bu iki arin arasinda Shyaryabaninin ustyundya byoyyuk niza* amyalya qyaldi.
Amma nyaticyadya ishlyar pis kechmyadi.
Bir qyun danishdilar ki, Kyablya Imamyali Shyaryabaninin talaqini veribdir
vya bir nechya vaxtdan sonra dedilyar ki, Haci Ramazan Shyaryabanini nikah
edib evinya qyatirib.
Bu hekayyani indi qyalyamya qyatirmyakdyan myanim myaqsyadim budur:
Myan istyayiryam bunu qeyd edyam ki, bir belya ishlyar, yyani kishilyar tyarya-
findyan ovryatya uch dyafya talaq veryandyan sonra o ovryati qeyri bir kishiyya ni-
kah etmyak myacburiyyyati tyazya bir syohbyat deyil. Myalumdur ki, dindar
myusyalmanlar arasinda belya ahvalatlar hyamishya ittifaq dyushyubdyur vya buna
kechmish vaxtlarda bir kyas nya tyayaccyub vya nya dya etiraz edyardilyar.
Amma hal-hazirda aqyar bu syatirlyarin indiki oxuchulari burada
yazilan keyfiyyyati vya bu hekayyadya adlari chyakilyan molla vya myashyadilyari
qyulyunc hesab etsyalyar, bu ondan otryudyur ki, biz indi Oktyabr inqilabinin
onuncu ilinya qyalib chatmishiq. Vya bu da myalumdur ki, indiki asrimiz elya
bir asrdir ki, arlya arvad tez-tez dalashir vya tez-tez barishir da. Nya shyariyatin
nikahi, talaqi vya nya Kyablya Imamyalinin vyasatyati onlara lazim olmur;
syabyab budur ki, indi daha insanlar azad yashamaq uchyun ozlyarinya azad bir
yol tapirlar.
_______________
* Dava-dalash

    Две подушки рядом
    Джалил Мамедгулузаде
    Две подушки рядом
    Двадцать третьего августа мне стало известно, что вскоре должны начаться вступительные экзамены в педагогический техникум в городе Закаталы. Узнав об этом, я взял свою дочь и двадцать четвертого августа рано утром поехал на станцию Евлах. Здесь с несколькими другими пассажирами мы сели в автобус и к одиннадцати часам добрались до города Нухи. Тут мы задержались около часа на станции и уже к полудню, сев в тот же автобус, к трем часам доехали до Закатал.
    Я думал остановиться в гостинице, потому что здесь я не мог припомнить ни одного близкого человека. К тому же во-обще я предпочитаю останавливаться в гостинице, чтобы не беспокоить знакомых. Вот почему я ничего не сказал носиль-щику, который без какого бы то ни было предложения с моей стороны взвалил мою кладь себе на спину, и я вместе с до-черью молча последовал за ним. Пройдя некоторое расстояние, я на всякий случай решился спросить носильщика:
    - Ты куда нас ведешь?
    Носильщик ответил, что в гостиницу. Я промолчал. Пошли по широкой тенистой улице, и носильщик вошел в первую гос-тиницу, но тут свободного номера не оказалось.
    Мы двинулись дальше. Носильщик привел нас в другую гостиницу на той же улице, но там шел ремонт.
    Носильщик постоял в задумчивости. Наконец, вытерев платком пот со лба, повернул налево и вскоре вошел во двор одного из ближайших домов.
    - Идите! - сказал он нам.
    За ним и мы вошли во двор. Носильщик вошел в прихожую и, пройдя ее, открыл дверь в первую комнату.    При этом    он повернулся к нам и сказал:
    - Пожалуйте! Пожалуйте!
    Мы вошли. Однако это нисколько не походило на гостини-цу и больше напоминало частный дом-особняк. Из комнаты вышел мальчик лет двенадцати-четырнадцати и сказал нам:
    - Пожалуйте!
    Это оказался армянский мальчик, и дом был армянский, и семья была армянская.
    Нас провели через первую комнату во вторую. Тут стояли три кровати, аккуратно застеленные чистыми постелями, с белоснежными подушками, накрытые чистенькими летними одеялами. Посредине стоял довольно большой стол, накрытый плюшевой скатертью. На столе - письменный прибор с двумя стеклянными чернильницами, ручки, карандаши, подсвечники, пепельницы, стеклянный графин для воды. Вокруг стола и возле кроватей стояли стулья в достаточном количестве. В уг-лу висел на стене рукомойник, тут же лежала мыльница и ви-село полотенце.
    Носильщик поставил вещи на пол и сказал, обращаясь ко мне:
    - Вот и хорошо! Лучшего места не найдешь.
    Это был намек на то, чтобы я рассчитался с ним. Я понял носильщика, но все-таки не знал, как поступить. Это не было похоже на гостиницу и на самом деле не было гостиницей. Поэтому, прежде чем отпустить носильщика, я должен был решить для себя кое-какие вопросы, чтобы действовать уве-ренно.
    Кроме уже названного мною мальчика, тут были еще две женщины.
    Одна, довольно-таки дряхлая и согнутая в дугу, возилась с чем-то в уголке; другая была сравнительно молода, лет этак сорока пяти или чуть поболее.
    Я сунул руку в карман за кошельком, чтобы носильщик не подумал обо мне, будто я неохотно расплачиваюсь; но все же я почел нужным спросить у него, куда он меня привел, разве это гостиница?
    На мой вопрос я получил ответ сразу с двух, даже с трех сторон:
    - Да, да!
    Так ответили мне носильщик, мальчик и армянка, что была помоложе.
    Выяснилось, что эта квартира принадлежит армянской семье Петросян. Несколько лет назад скончался хозяин квар-тиры. Семья лишилась кормильца и перешла жить в первую комнату, а вторую обставила для сдачи внаем. С тех, кто снимает комнату на месяц или на год, берут по двадцать руб-лей в месяц, а с тех, кто занимает ее на день или несколько дней, по рублю за сутки, независимо от того, сколько человек поселится в комнате: один, двое или трое. За каждый самовар берут двадцать пять копеек, потому что в городе уголь дорог. Уборка комнаты лежит на обязанностях хозяев квартиры.
    Я остался очень доволен и даже дал носильщику сверх по-ложенной платы еще лишний абасы, и он ушел, благословляя меня. Я был доволен потому, что сама квартира и ее хозяева внешне произвели на меня очень хорошее впечатление; а что до платы, то я решил не задерживаться здесь ни одного дня после того, как устрою дочь в техникум, к тому же плата в один рубль за сутки настолько незначительна, что об этом и говорить-то не стоит.
    Я открыл чемодан, достал свое полотенце и мыло. Я и моя дочь почистились от дорожной пыли, умылись. И тут сразу появился на столе подносик с двумя стаканами отличного чая. Принес его все тот же мальчик. Я спросил его имя. Он назвал-ся Оганом. Когда мы сели пить чай, хозяйка принесла в одной руке вазу с вареньем, а в другой - нарезанные дольки лимона. Эта женщина была матерью Огана и хозяйкой дома. Она была настолько к нам внимательна, что это начинало даже несколько стеснять меня. И это потому, что я не представлял себе, каким образом и чем сумею я отплатить ей за все ее забо-ты о нас. Я просто не мог понять, ради чего она утруждает себя, стремится ли оказать обычное гостеприимство, пли пред-полагает получить с меня особую плату за лишние свои тру-ды. Радушие этой хозяйки дошло до того, что она подсела к моей дочери, расцеловала ее и сама бросила в ее стакан сахар и лимон, положила ей варенье на блюдце.
    После второго стакана чая я поднялся, чтобы пойти в тех-никум, разузнать о начале вступительных экзаменов. И так как в этом городе я был впервые, то подумывал о том, чтобы взять с собой Огана в качестве проводника. Как только я выс-казал это мое намерение, мальчик и его мать с радостью при-няли мое предложение.
    Мы вышли вместе, нашли этот самый техникум и выяснили, что я привез свою дочь слишком рано, так как экзамены долж-ны были состояться через несколько дней. Но поскольку у меня были неотложные дела в Баку и я не мог задерживаться в Закаталах, заведующая техникумом согласилась оставить мою дочь в техникуме и до экзаменов поместить ее с другими де-вушками в общежитии. На тот случай, если дочь моя не вы-держит экзаменов и не попадет в техникум, уважаемая заве-дующая обещала на один год поместить дочь в последний класс начальной школы и подготовить ее к поступлению в техникум в следующем году.
    Таким образом, я был удовлетворен, и мы порешили, что эту ночь дочь моя останется со мной, а на утро перейдет в общежитие техникума, я же уеду в Баку.
    Выйдя из техникума, я с Оганом прошлись еще по некото-рым улицам города, а, когда начало смеркаться, по большой и оживленной центральной улице вернулись домой.
    После заката прошло часа два. Войдя в комнату, я застал дочь лежащей на кровати. Оказалось, что она спит. Но что вызвало у меня недоумение, так это то, что на другой кровати была раскрыта постель и у изголовья была положена не одна, а две подушки рядом, как если бы тут должен был спать не один человек, а двое.
    Я нашел это неуместным и убрал одну из подушек, потом разбудил дочь. С большим трудом она открыла глаза и нехотя села на кровати. Я положил вторую подушку на кровать, где спала дочь, сел за стол и начал читать газету.
    Мать Огана, с прикрытой головным платком нижней частью лица принесла мне стакан чаю. Потом ушла, вернулась с новой подушкой и положила на кровать дочери, а ту, которую я снял с другой кровати, отнесла на старое место и так бережно поместила обе подушки рядом, что у меня не осталось никакого сомнения в том, что она готовит эту кровать именно для двоих.
    Немного посидев на кровати и поглядев вокруг сонными глазами, дочь моя снова повалилась на бок. Армянка ушла и принесла еще стакан чаю для моей дочери, подсела к ней на кровать и принялась что-то шептать ей на ухо.
    Через некоторое время я снова заметил, что дочь крепко спит. А чай ее успел остыть. Я еще раз подошел разбудить дочь, чтобы она поднялась, поужинала и, сделав себе постель, легла спать, но она снова села на кровати, потирая руками глаза, потом закрыла глаза и одетая повалилась на кровать. Пришла мать Огана и пыталась разбудить девушку. Она лас-ково просила ее встать, выпить чаю, поесть что-нибудь, но та оказалась настолько усталой, что чаю и ужину предпочла сон.
    Было уже девять часов. Я выпил два стакана чаю, поел немного хлеба с сыром и подумывал уже о том, чтобы раздеть-ся и лечь в постель, но две подушки, положенные рядом в изголовье, продолжали занимать мои мысли. С какой стати понадобилось матери Огана положить мне вместо одной по-душки две и еще рядышком? Да еще постелила мне постель на широкой двуспальной кровати? Еще больше удивляло меня то, что женщина порой подходила к этой кровати, поправляла на ней одеяло, приглаживала подушки, положенные рядом, улыбалась мне и подходила к дочери, пытаясь разбудить ее.
    Наконец я сказал женщине, что она свободна от забот о нас, и может идти спать, оставив в комнате стакан воды.
    Сказав это, я подошел к своей кровати, взял и отложил в сторону одну из подушек и начал было раздеваться.
    Странное дело! На одну минуту я как-то отвлекся и вдруг вижу, снова на моей постели две подушки рядом, а армянка стоит в дверях и с улыбкой, даже игриво, смотрит на погружен-ную в глубокий сон мою дочь.
    Вот тебе раз! Боже мой, почему эта женщина не идет себе спать? Ведь только что, выходя во двор, я видел, как спит и Оган, спит и старая его бабушка. Так почему же не идет спать эта женщина? Положим, это ее личное дело, спать или не спать, но зачем она так настойчиво кладет мне две подушки рядом? Разве я не один? Кто же будет спать рядом со мной и для кого женщина кладет вторую подушку и кто еще тут име-ется, кроме меня? Только моя дочь, но и по армянским и по на-шим обычаям не принято, чтобы дочь спала с отцом в одной постели. А кроме дочери тут никого нет, разве что сама хозяй-ка. Но не будет же она ложиться со мной!
    Женщина ушла, но дверь не закрыла. Откровенно говоря, я не понимал намерений женщины.
    Я далеко был от мысли подозревать ее в чем-либо. Судя по квартире и по живущей в ней семье, женщина ничуть не была похожа на продажную или на женщину легкого поведения, спо-собную влюбиться в такого, как я, пятидесятивосьмилетнего мужчину. Так кто же будет спать со мной в этой постели с двумя положенными рядом подушками?
    Признаюсь, когда женщина, прикрыв головным платком нижнюю часть лица, остановилась в дверях и стала с игривой улыбкой глядеть на мою дочь, в душу мою закралось сомнение.
    Это правда, среди армянок я очень мало встречал легкомыс-ленных женщин, но как можно поручиться? В жизни с чем только не встретишься! Но говоря по совести, я вовсе не был подготовлен к такого рода или, точнее говоря, к любого рода любовным похождениям: если бы против всякого ожидания мать Огана решилась прийти ко мне, я готовился просить у нее извинения по ряду причин: во-первых, я человек женатый; во-вторых, женщина, впервые мне встретившаяся, как бы привле-кательна ни была ее внешность, должна быть известна мне и по своим нравственным качествам; наконец в-третьих, посколь-ку мне уже стукнуло пятьдесят восемь лет, то подобные вещи не могут уже доставить мне большое удовольствие.
    Между тем, сон одолевал меня, потому что с дороги я очень устал. Не знаю, откуда появилась у меня такая смелость, но я плотно закрыл дверь и, заметив на ней довольно внушительный крючок, накрепко зацепил его за кольцо. Потом разделся и лег спать.
    Наутро к девяти часам я отвел дочь в педагогический тех-никум, а к одиннадцати часам Оган принес мне с автобусной станции билет на автобус. Я решил поехать в Нуху и несколько дней провести там. Я попрощался с хозяевами, расплатился за комнату и вышел на улицу.
    Оган поднял мой чемодан и пошел рядом.
    Я посмотрел на мальчика и вспомнил о его матери. Две по-душки, положенные рядом, снова начали занимать мои мысли.
    Через каких-нибудь десять-двадцать минут я расстанусь и с Оганом, как расстался с его бабушкой и матерью. И кто знает, увидимся ли мы еще или нет. Следовательно, если я решу за-нимавший меня вопрос за оставшиеся минуты, то все будет ясно, а нет, значит, все останется для меня вечной загадкой.
    И тут произошло чудо. Будь на моем месте верящие в провидение, наверняка сказали бы, что от сердца к сердцу про-легают невидимые нити; они утверждали бы, что армянскому мальчику было внушено свыше то, что занимало меня. Одним словом, когда мы собирались уже ехать, Оган спросил меня смущенно, очень стесняясь:
    - Хозяин, эта девушка, что вы повели сегодня в школу, ваша "харе", или дочь?
    Довожу до сведения моих читателей, что я хорошо знаю армянский язык, на котором "харе" означает "невеста", либо "жена".
    - А что? - поинтересовался я.
    - С мамой мы целое утро спорили, - ответил Оган, - мама говорила, что эта девушка ваша "харе", а я говорил, что "ахчик" - дочь.
    При этих словах Огана я, как говорится, прикусил палец и сказал:
    - Разве у такого старика может быть такая маленькая "харе"?
    Самое поразительное заключалось в том, что слова мои как будто удивили Огана и он ответил коротко:
    -   Может!
    Я рассмеялся, а армянский мальчик сказал:
    - В Закаталах у мусульман старики имеют еще поменьше "харе", чем ваша дочь. Ей-богу!..
    Когда я садился в автобус, отчего-то у меня стало неспо-койно на сердце. Я вспомнил о двух подушках, положенных рядом, и перед глазами ожила вчерашняя армянка. Пристраи-вая в моем изголовье две подушки рядышком, мать Огана ду-мала, а может, думает и сейчас, что тринадцатилетняя девоч-ка - моя жена. И готовила нам постель, чтобы мы спали в ней вместе, в обнимку.
    Я не знал, как поступить. Думал отозвать Огана в сторону и поручить передать матери, но отказался от этой мысли.
    Гудок автобуса отвлек меня от раздумий. Я подал руку Огану и сел на свое место в автобус. И опять мне захотелось подозвать Огана и потихоньку сказать ему, что стыдно дочь старого человека принимать за его жену, но это мне не удалось, потому что пока я думал об этом, автобус уже двинулся, и меж-ду мной и Оганом легло расстояние в двадцать-тридцать шагов.
    Долго я ехал в тяжелом настроении.
    Значит, армянка приняла меня и мою дочь за мужа и жену, потому что среди мусульман Закатал много таких мужей и жен!
    Стыдно!
    1927

QOSHA BALINC
Avqust ayinin iyirmi uchyundya myanya myalum oldu ki, Zaqatala unas
daryulmyuyallimatinda* imtahanlar tezliklya bashlanacaqdir. Bunu eshitcyak
qizimi qyotyurdyum vya avqustun iyirmi dyordyundya syubh tezdyan ozyumyu
yetirdim Yevlax stasionuna. Burada qizimla byarabyar vya bir nechya qeyri
miniklyarlya mindik avtomobilya vya saat on birdya yetishdik Nuxaya.
Burada karvansarada bir saata qyadyar tyaxir elyadik vya qyunorta zamanlari
haman avtomobillya yola dyushdyuk vya saat 3-dya yetishdik Zaqatalaya.
Xyayalim mehmanxanada qalmaq idi, syabyab budur ki, burada bir
nyafyar dya tanish xyayalima qyalmirdi. Olsa idi dya, qenya mehmanxanani
qoyub bir kyasya zyahmyat vermyayyacyakdim. Onunchun da avtomobildyan
sheylyarimi myandyan izinsiz dalina alan hambala hech bir syoz demyadim vya
qizla byarabyar hambalin dalina dyushyub bashladiq qetmyayya. Bir az
qedyandyan sonra qenya ehtiyat uchyun sorushdum:
– Bizi hara aparirsan?
Hambal dedi ki, bizi mehmanxanaya aparir. Dinmyadim. Kyolqyali
qen kyuchya ilya bir qyadyar qedyandyan sonra hambal qirdi birinci mehman-
xananin dalanina. Burada bosh myanzil olmadi.
Hambal uz tutdu qenya qabaqa qetmyayya vya haman kyuchyadya bir qeyri
mehmanxanadan myanzil sorushdu vya cavab aldi ki, burada da tyamirat
qedir.
_______________
* Qadinlar uchyun orta pedaqoji myaktyab

Bunu da qyoryandyan sonra hambal bir qyadyar fikir elyadi. Alninin tya-
rini dyasmali ilya silyandyan sonra sheylyarimizi aldi alinya vya chyondyu sol tya-
ryafdya bir kyuchyayya vya yaviq evlyarin birinin hyayyatinya qirdi vya chyondyu bizya
vya dedi:
– Qyalin.
Biz dya qirdik hyayyatya. Hambal dalana daxil oldu, qirdi bir otaqa vya
qapidan bashini dala chyondyarib bizya dedi:
– Buyurun, buyurun.
Biz dya qirdik. Amma bura dyaxi mehmanxanaya oxshamirdi. Bura
arvadli-ushaqli ***susi evya oxshayirdi. Ermyani ushaqina oxshayan on iki –
on dyord yashinda bir oqlan haman evdyan chixdi vya bizya dedi:
– Buyurun.
Bu ushaq ermyani ushaqi imish vya ev dya ermyani evi imish; ailya dya ermyani
ailyasi idi.
Bizi qabaq otaqdan kechirdilyar vya ikinci otaqa apardilar. Burada uch
dyanya krovat qoyulmushdu vya hyaryasinin ustyundya syaliqyali yatacaq salin-
mishdi. Hyaryasinin ustyundya tyamiz nazbalish, tyamiz yay yorqani. Ortaliqda
yekya stol qoyulmushdu. Stol myaxmyar ortyuklya ortyulmyushdyu, ustyundya syali-
qyali yazi sheylyari var idi. Iki shyushyali myuryakkyab qabi, qyalyamlyar, shamdan-
lar, syaliqyali qyul qablari, shyushya bardaq… Stolun kyanarinda krovatlarin
yaninda kifayyat qyadyar incya sandalyalar dyuzyulmyushdyu. Kyuncdya, divardan
yuz yuyan asili idi, yaninda sabunu vya uz dyasmali.
Hambal sheylyari yerya qoydu vya uzyunyu myanya tutub dedi:
– Chox yaxshi. Burdan yaxshi yer yoxdur.
Bu ona isharya idi ki, myan onun zyahmyat haqqini chixardim verim. Al-
byattya belyadir. Vya lakin myan bilmyadim nya eliyim? Bura mehmanxanaya
oxshamirdi vya doqrudan da mehmanxana deyildi; onunchun da hambali
yola salmaqdan qabaq myan bu myasyalyani ozyum uchyun qyaryak hyall edya
idim ki, arxayin ola idim.
Syoylyadiyim oqlan ushaqindan savayi burada iki ovryat xeylaqi da var
idi. Bunlarin biri xeyli qoca idi; beli iki byukyulmyushdyu, ozyu dya kyanarda
yoz-yozyunya qurtdanirdi. Amma biri ona nisbyatyan cavan idi; bunun qirx
besh, byalkya dya bir az artiq yashi olardi.
Myan alimi uzatdim cibimya, pul qabini chixartdim ki, hambal myani
haqq-hesaba aqir hesab etmyasin; amma bunu da byarayi-ehtiyat lazim
bildim ondan sorusham ki, bura haradir, myaqyar bura mehmanxanadir?
Myanim bu sualima iki, byalkya uch tyaryafdyan haman saat “byali, byali”
eshitdim. “Byali-byali” deyyanlyarin biri hambal idi, biri oqlan idi, biri dya
qirx besh-yalli yashi olan ermyani arvadi idi.
Myalum oldu ki, bu ev Petrosyan familli bir ermyaninin evidir. Evin
kishisi bir nechya il bundan qabaq olmyushmyush. Ailyasi dya kasib dyushyub, iki
otaqin qabaqkisinda ozlyari siqishir, ikincisini syaliqyayya salib kirayya ve-
rirlyar. Ay ilya, il ilya qalanlara ayi iyirmi manata verirlyar, amma iki-yuch
qyun qalib qedyanya hyar qecya-qyundyuzyunyu bir manata verirlyar; istyar iki
adam olsun, istyap uch adam olsun, istyar bir adam olsun. Hyar samavara
da iyirmi besh qyapik alirlar; chyunki Zaqatalada kyomyur bir az bahadir. Evi
syupyuryub yiqishdirmaq da ev sahibinin borcudur.
Myan batinyan chox myamnun qaldim vya hyatta hambala haqqindan sa-
vayi bir abbasi da artiq verdim. Bu da dua edya-edya qetdi. Razi olma-
qima syabyab bu idi ki, albyattya myanzilin vya sahib-myanzilin zahiri syali-
qyasi batinya dya myuvafiq qyalsya, chox qyozyal. Bir suryatdya ki, myan qizimi
daryulmyuyallimata daxil edyan kimi Zaqatalada bir qyun dya artiq qalan de-
yilyam vya myanzilin qiymyati dya ki, ibaryat ola qecyasi bir manatdan, – bu
o qyadyar az puldur ki, burada bir artiq danishiq ola bilmyaz.
* * *
Myan sheylyari achdim, sabun vya dyasmallarimizi chixartdim. Myan dya vya
qizim da al-yuzyumyuzyu yuduq, toz-torpaqimizi tyamizlyadik. Vya bu heyn-
dya stolun ustyunya bir padnosda iki styakan syaliqyali chay qoyuldu. Chayi
qyatiryan haman oqlan idi. Adini myan sorushdum, dedi adim Ohandir.
Oturduq chay ichmyayya vya evin sahibi ovryat bir alindya myuryabbya, bir alin-
dya lumu parchalari, qyatirdi qoydu qabaqimiza.
Bu ovryat haman Ohan oqlanin anasi, yyani evin sahibyasi imish. Bu
qyadyar var ki, ev sahibinin bizya bu qyadyar mehribanchiliqi myani bir qyadyar
rahatsiz elyamyayya bashladi. Syabyab budur ki, myan xyayalima qyatirya
bilmirdim ki, onun bu iltifatinin avyazini myan nya ilya vya nya suryatdya chixa
bilyacyayyam. Vya eyni zamanda xyayalima qyatirya bilmirdim ki, bizya bu
qyadyar xidmyat etmyakdya ovryat myahz mehman dostluq shyaraitini amyalya
qyatirmyak istyayir, ya bu artiq zyahmyat myasarifin avyazini myandyan bir
nechya qat artiq qyozlyayir. Ovryatin bizya ryaqbyati o yerya chatdi ki, qyaldi qi-
zimin yanina, onun uzyundyan opdyu, oturdu yaninda vya bashladi onun stya-
kanina qyand vya lumu salmaqa vya qabaqina myuryabbya qoymaqa.
Iki styakan chay ichdim, durdum ayaqa. Xyayalim daryulmyuyallimatin
yaninda idi. Oradan byaxabyar olmaq istyayirdim ki, imtahanlardan bir
yahval bilyam. Chyun myan Zaqatala shyahyarini birinci dyafya qyordyuyyum idi,
onunchun da kyonlyumdyan kechirdi ki, Ohan oqlan myanya byalyadchi ola. Bu
fikrimi myan achan kimi qochaq ushaq da vya anasi da chox xoshhal oldular ki,
oqlan da myanlya chixsin shyahyarya vya myanya byalyadchi olsun.
* * *
Chixdiq, qetdik hyamyan daryulmyuyallimati tapdiq vya myalum oldu ki,
myan qizi bir az tez qyatirmishyam; chyunki imtahanlara hyalya bir nechya qyun
var. Amma zyamani ki, myan Bakida vacib ishlyarimi yarimchiq qoyub qet-
mishdim vya Zaqatalada chox qala bilmyazdim, daryulmyuyallimat myudiryasi
razi oldu ki, myan qizimi qoyum myuvyaqqyati suryatdya daryulmyuyallimatda,
orada yashayan qizlarla bir yerdya qalsin, ta imtahan veryanyadyak. Vya aqyar
ishdi ahyana, qizim imtahan verya bilmyasya, yyani daryulmyuyallimata daxil
olmaqa qyucyu chatmasa, o vyadya myohtyaryamya myudirya ahd elyadi ki, elya
olsa, qizi bir il birinci dyaryacyali myaktyabin axirinci sinfindya saxlar vya
orada onu qyalyan il daryulmyuyallimata daxil olmaqa hazir edyar.
Demyak, hyar halda myan arxayinladim vya qyarar qoyduq ki, bu qecyani
qizim qalsin myanim yanimda, sabahi qyunyu o daxil olsun daryulmyuyal-
limata vya myan chixim qedim Bakiya.
* * *
Oradan chixdiq vya Ohanla bir-iki kyuchyani dya dolandiq. Axsham oldu
vya Zaqatalanin orta, byoyyuk vya shenlikli kyuchyasi ilya qyazya-qyazya qyaldik
myanzilya.
Axshamdan bir-iki saat kechirdi. Ichyari qirib qyordyum ki, qizim krovat-
larin birinin ustyundya uzanibdir vya myalum oldu ki, yuxulayibdir. O shey ki,
myanya qyaribya qyorsyandi, o da bu idi ki, o biri krovatin ustyundya syaliqya ilya
yorqan-dyoshyak salinmishdi, amma bir balinc avyazinya qosha iki balinc qo-
yulmushdu. Quya burada bir nyafyar adam yox, iki adam bir yerdya yatacaq.
Myan bunu yersiz qyordyum vya qetdim iki balincin birini qyotyurdyum
qoydum kyanara vya qizimi oyatdim. Qiz chyatinliklya qyozlyarini achdi vya hya-
vyassiz durdu oturdu yatdiqi krovatin ustyundya. Myan haman ikinci balin-
ci qoydum qiz yatan krovatin ustyunya vya qetdim oturdum vya bashladim
qyazet oxumaqa.
Ohanin anasi aqzinda yashmaq qyulyumsyunya-qyulyumsyunya myanya bir
styakan chay qyatirdi vya sonra qetdi bir ozqya balinc qyatirdi, qoydu qizim
uzandiqi krovatin ustya vya haman myan qizima verdiyim balinci qyotyurdyu
vya qenya qyatirdi qoydu saldiqi syaliqyali qosha yatacaqin ustyunya vya elya
qoydu vya balinclari elya syay vya syaliqya ilya chirpib tumarladi vya elya syaliqya
ilya yerlyashdirdi ki, myanya ashkar oldu ki, bu arvad bu yeri iki nyafyar adam
yuchyun sazlayir.
Qizim bir qyadyar baxandan sonra qenya yan ustya dyushdyu vya ermyani ar-
vadi qetdi qiza da bir styakan chay qyatirdi vya oturdu onun yaninda vya
bashladi qulaqina nyasya pichildamaqa.
Bir qyadyar kechyandyan sonra qizimi qenya shirin yuxuda qyordyum. Chay
da oradaca qalib soyumaqda idi. Bir dyafya dya yaviqlashdim ki, qizi oya-
dim, dursun chaydan-chyoryakdyan yesin, sonra yerini achib yatsin, qiz qenya
qyozlyarini ovushdura-ovushdura durdu oturdu, qenya qyozlyarini yumdu vya
elyacya paltarli yixildi krovatin ustyunya. Ohanin anasi da qyaldi istyadi qizi
oyada vya shirin-shirin bashladi qiza yalvarmaqa ki, dursun chay ichsin, chyoryak
yesin. Amma qiz o qyadyar yorulmush imish ki, shirin yuxunu yeyib-ichmyak-
dyan vacib bildi.
Axsham saat doqquz tamam oldu vya iki styakan chayla bir qyadyar pen-
dir-chyoryak yedim vya bashladim soyunub yatmaq fikrinya dyushmyayya; amma
krovatin ustyunya qoyulmush iki balinc nyadyansya myani hyardyanbir myashqul
edirdi. Aya Ohanin anasi myanim uchyun hazirladiqi krovatin ustya nya sya-
byabya bir balinc avyazinya ikisini qosha qoyubdur? Vya bundan savayi da
hyamin yeri enli krovatin ustya salibdir; yyani iki adamliq krovatin ustya
salibdir.
Myani tyayaccyubya qyatiryan bir dya bu idi ki, arvad hyardyanbir qyalirdi, ha-
man yeri siqallayirdi, balinclari tumarlayirdi vya qenya bunlari qosha, bir-
birinin yanina qoyub, bir az myanya tyaryaf qyulyumsyunyurdyu, qiza tyaryaf qe-
dib, onu qenya oyatmaq istyayirdi.
Myan axirda arvada dedim ki, dyaxi bizim yolumuzda onun zyahmya-
tinya ehtiyac yoxdur vya dyaxi bizim qeydimizya qalmasin vya qizi da oyat-
masin vya zyahmyat chyakib otaqimiza bir styakan su qoyub qetsin, ozyu dya
rahat olsun.
Bu syozlyari deyyandyan sonra myan qetdim haman myanim yerimin us-
tyundya olan iki balincin birini qyotyurdyum qoydum kyanara vya istyadim
soyunmaqa hazirlasham.
Chox qyaribya: elyacya bir dyaqiqyadyan sonra, – ki myanim bashim nyayyasya
qarishdi, – bir dya qyordyum haman iki qosha balinclar qenya myanim yerimin
yustyundyadir vya ermyani arvadi qapinin arasinda durub qyulyumsyunya-
qyulyumsyunya, byalkya bir qyadyar chyam-xyamlya dya dash kimi yuxuya qetmish
qizima tyaryaf baxmaqdadir.
Paho! Xudaya, bu arvad niyya qedib yatmir? Bir suryatdya ki, myan bir
qyadyar vaxt bundan qabaq hyayyatya chixanda Ohani da, onun qoca
nyanyasini dya yerya qirib yuxulamish qyordyum?.. Byas bu arvad niyya yatmir?
Hyalya yatmaqini, ya yatmamaqini ozyu bilyar, byas myanim yatacaqimi niyya
byark-byark iki balincli qyarar verir? Myan myaqyar bir adam deyilyam? Pyas
myanim yanimda kim yatacaq vya o ikinci balinci arvad kimdyan otryu
hazirlayir vya myandyan savayi burada dyaxi kim var? Bir qizimdir ki,
yavvyalyan ermyanilyarin dya vya biz myusyalmanlarin da qaydasinca qiz ata ilya
yatacaqda yatmaz; qizimdan da savayi burada olan bir dya ermyani
arvadin ozyudyur! Ozyu dya ki, myanlya yatmayacaq?!
* * *
Arvad qyaldi oz otaqina, amma ara qapini ortmyadi. Doqrusu, myan
bilmyadim ki, arvadin fikri nyadir.
Myanim xyayalima ozqya bir shey qyalya bilmyazdi. Evya-eshiyya baxanda,
bu ev-eshik vya bu ailya ozyunyu satan arvad evinya oxshamirdi vya zahirdya ar-
vad da fahishyayya oxshamirdi; dyunyada birinci dyafya rast qyaldiyi alli syakkiz
yashinda myanim kimi bir kishiyya ashiq olan arvada oxshamirdi. Pyas myanlya
bu iki balincli yorqan-dyoshyakdya kim yatacaq?
Elya ki, arvad bir dyafya aqzi yashmaqla qapinin arasinda chyam-xyamlya
durub bashladi hyasryatlya qizima tyaryaf baxmaqa, onda doqrusu, myanim
qyalbim qaraldi.
Doqrudur, ermyanilyar ichindya yyunqyul arvad myan chox az qyormyushyam;
ancaq nya deyim, dyunyada hyar nya desyan qabaqina chixa bilyar. Ancaq, syo-
zyun doqrusu, bu nyov eshqbazliqa, yyani hech bir nyov eshqbazliqa myanim
hyar halda hazirliqim yox idi vya Ohanin anasi aqyar ahyana myanim ya-
nima qyalmyak dya istyasya idi, bir nechya syabyabya qyorya myan hazirlashirdim uzr
istyamyayya: avvyalyan, myanim ovryatim var; ikinci, dyunyada birinci dyafya
rast qyaldiyim ovryatin zahiri babat idisya dya, batinindyan hech xyabyardar-
liqim yox idi; vya uchyuncyu dya ki, myan tyak alli syakkiz yashli bir kishi uchyun
bu ishlyarin dyaxi hech bir lyazzyati yoxdur.
* * *
Myani byark yuxu basirdi; chyunki yolda byark yorulmushdum. Bilmi-
ryam, o cyuryat myanya haradan uz verdi ki, durdum qetdim, ara qapini ort-
dyum vya qyordyum ki, hyalya myohkyam qarmaqi da var, qarmaqi da kechirdim
halqaya, soyundum vya yixildim yatdim.
Sabahi qyunyu saat 9-da qizi apardim qoydum daryulmyuyallimata vya
saat 11-dya Ohani qyondyardim avtomobil kontorundan bir dyanya bilet qya-
tirdi. Xyayalim Nuxaya qetmyak vya orada bir nechya qyun qalmaq idi. Ev
sahiblyari ilya qyoryushdyum, salamatlashdim, myanzil haqqini artiqliqiyca ver-
dim vya chixdim kyuchyayya.
Ohan da chamadani qyotyuryub yanimca qyalirdi. Oqlanin uzyunya diqqyat-
lya baxdim vya anasi qenya durdu qyozyumyun qabaqinda vya qenya qosha ba-
linc myasyalyasi bashladi myani myashqul etmyayya.
Bir on-iyirmi dyaqiqyadyan sonra Ohanla da ayrilacaqam; necya ki, nya-
nyasi vya anasi ilya ayrildim. Vya kim bilsin, bir dya qyoryushyacyayik, ya yox. Pyas
yarim saatin myuddyatindya myan bu myasyalyani acha bildim – achmisham, aqyar
acha bilmyasyam, dyaxi myanim uchyun hyamishya tapmaca kimi bir shey olacaq.
Burada bir myocyuz oldu. Hikmyatya etiqad edyanlyar myanim yerimya ol-
sa idilyar, deyyacyakdilyar ki, qyalbdyan qyalbya hyamishya yol var; deyyacyakdilyar
myanim qyalbimdyan ermyani ushaqi xyabyardar imish. Belya ki, az qalmishdi
kantordan uzaqlashaq, Ohan utana-utana myandyan bir shey sorushdu, dedi:
– Xozeyn o qiz ki, shkola bu qyun apardiniz, sizya “hars”di, ya sizin
qizdi?
Onu oxucularimiza arz edim ki, myan ermyani dilini yaxshi biliryam. Er-
myani dilindya “hars” – qyalin demyakdir, yyani zyovcya* demyakdir. – Dedim:
– Necya ki? – Ohan cavab verdi ki:
– Anamla bu qyun syahyardyan myubahisyadyayik; anam deyir: o qiz sizya
harsdir, amma myan deyiryam: o sizin axchiqindir**.
Ohanin bu syozlyarini eshitcyak myan barmaqimi dishlyadim vya Ohana
dedim:
– Myaqyar myan qocaliqda kishinin elya balaca harsi ola bilyar?
Qyaribya burasidir ki, myanim bu sualima Ohan quya tyayaccyub elyadi vya
qisaca cavab verdi:
_______________
* Arvad
** Qizimdir

– Ola bilyar.
Myan qyuldyum. Vya ermyani ushaqi belya dedi:
– Zaqatala myusyalmanlari ichindya, myassyab haqqi, qoca kishilyarin sizin
qizdan da balaca harslari var.
* * *
Avtomobili minyan zaman bilmiryam niyya qyalbim rahatsiz oldu.
Axshamki cyut balinc myasyalyasini yadima saldim vya ermyani arvadi qyaldi
durdu qyozyumyun qabaqinda. Myanim yatacaqimi qosha balincli
sazlayanda Ohanin anasi elya bilirdi vya byalkya indi dya elya bilir ki, on uch
yashindaki qiz myanim ovryatimdir. Vya haman yatacaqi bizdyan otryu syali-
qyayya salirdi ki, orada biz qosha yataq vya qucaqlashaq. Bilmyadim nya elya-
yim: bir istyadim Ohani kyanara chaqiram vya anasina sifarish qyondyaryam;
sonra bu fikirdyan dyushdyum.
Avtomobilin fishqiriqi xyayalatimi daqitdi vya Ohana al verdim, qalx-
dim oturdum yerimdya. Qenya bir istyadim Ohani chaqiram, ona yavashca-
dan deyyam ki, qoca kishinin qizi ovryat elyamyayi eyibdir, – bu da myumkyun
olmadi; o syabyabya ki, myan bu xyayali elyayyandya avtomobil myani Ohandan
iyirmi-otuz qyadyam uzaqlashdirmishdi.
Yolu bir xeyli zaman bidamaq qetdim.
* * *
Demyak, ermyani arvadi myanlya qizimi ar-arvad zyann edirmish; chyunki
Zaqatala myusyalmanlari ichindya chox belya-belya ar-arvadlar var!
Eyibdir!

    Жена консула
    Джалил Мамедгулузаде
    ЖЕНА КОНСУЛА
    После обеда я прилег, но не мог уснуть. Тогда я умылся и, несколько освежившись, вышел на улицу и медленно поплел-ся в городской сад. Сел на скамейку и от нечего делать стал разглядывать публику.
    Невдалеке пожилая русская женщина учила ребенка ходить, держа его за руки. У ребенка в каждой ручонке было по буб-лику, и он то и дело ронял их. Женщина терпеливо поднима-ла бублики и, обтерев, снова отдавала ребенку.
    Прошел русский солдат под руку с русской женщиной. Вдали мелькали фигуры гулявших.
    Все это было малоинтересно.
    Я хотел уже встать и уйти, но вдруг... вот он! Из боковой аллеи неожиданно показался мой приятель Рзакули, учитель. Я очень обрадовался ему. Мне сейчас же представилось: в моей комнате за столом сидим я и Рзакули и, забыв все на свете, играем в шахматы.
    Я подошел к Рзакули, схватил за руку и, не говоря ни сло-ва, потащил из сада. Он стал упираться.
    - Куда?
    - Идем, - говорю.
    - Да куда ты меня тянешь?
    - Пойдем, пойдем! У меня дома самовар кипит, и шахма-ты ждут нас.
    - Клянусь твоей драгоценной жизнью, - отвечает на это Рзакули, - вот уже несколько дней я собираюсь сразиться с тобой в шахматы и с лихвой отплатить за недавний предатель-ский мат. Теперь послушай, что я тебе скажу, мы сделаем так: зайдем по дороге к консулу, выразим ему соболезнование по поводу смерти жены, а оттуда, не задерживаясь ни минуты, отправимся прямо к тебе и будем играть хоть до утра.
    Я задумался. Предложение Рзакули было мне не совсем по душе.
    - Рзакули, - сказал я, - есть вещи, которые должен по-нимать всякий сознательный человек; вот ты говоришь, что у консула умерла жена. Да помилует аллах всех умерших! Конечно, следует навестить опечаленную семью, но ты должен по-нимать, что идти надо к тем, кто нуждается в твоем посещении. А иранский консул, как и консулы всего мира, персона, слава богу, важная. Ты старайся не забыть тех, которые ждут тебя и которых огорчит твое невнимание. Небось во дворе консуль-ства расставлены сейчас котлы с пловом. И благодаря этим котлам вся знать города и народ собрались в консульстве, и, может быть, тебе не протолкаться и не попасть на прием. И то сказать, братец, будем откровенны, куда нам до консула? - Мы - люди маленькие, всего лишь учителя, он же - лицо высо-копоставленное. Сказано: голубь дружит с голубем, а не с пе-тухом. Брось лучше эту затею и идем ко мне.
    Но моя отповедь не подействовала на Рзакули. Высвобо-див руку, он направился к консульству. Когда он отошел ша-гов на пятьдесят, я побрел за ним. Рзакули обернулся и, за-метив меня, остановился. Подойдя к нему, я сказал:
    - Так и быть, Рзакули, идем вместе. Но обещай, как муж-чина, что мы прочитаем фатиху, даже не присаживаясь, и тот-час же уйдем.
    Он обещал, и мы двинулись.
    Дом консульства находился недалеко от городского сада. У ворот мы заметили одного только человека: вооруженного винтовкой стражника, всегда стоявшего здесь на часах. Мы были немало удивлены, что в такой траурный день у консульских ворот не толпятся посетители. Подойдя близко, мы стали расспрашивать стражника, долговязого рябого парня. Это было существо в такой же степени молчаливое, как и без-образное, и мы ничего от него не добились...
    К счастью, тут подошел младший консульский сотрудник Наиб Джафар и приветствовал нас. Мы справились, дома ли консул. Джафар сообщил, что дома. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Наконец Джафар спросил:
    - Вы, вероятно, пришли к консулу по какому-нибудь делу?
    Пока я собирался ответить, Рзакули заявил:
    - Да, по делу.
    Я вспомнил, что мужчина должен быть более решительным, и, собравшись с духом, спросил Джафара, почему в такой день здесь нет народа. Джафар ответил, что господин консул Хуллак-уль-Мемалик, обремененный делами, а также ввиду сво-его преклонного возраста, не принимает после обеда проси-телей.
    - Но, - добавил он, - раз вы побеспокоились и пришли, подождите немного, я сейчас доложу.
    И он скрылся; мы остались ждать у ворот.
    Почему, однако, сегодня, в день смерти жены консула, здесь нет никого? Ведь скончалась жена консула, мать консульских детей... Как же могло случиться, что здесь не толпятся посе-тители?
    Тут Джафар позвал нас. Пройдя через одну комнату, мы вошли в зал и остановились у дверей. Наиб Джафар любезно предложил нам сесть. С опаской опустился я в мягкое плюше-вое кресло и провалился так глубоко, что подумал: "Никак не встать без посторонней помощи..." В таком же положении, ви-димо, был и Рзакули.
    Просторный консульский зал устилали дорогие ковры. Большой стол был покрыт бархатной скатертью. На столе стояла лампа. Около нее - четыре пепельницы. Кроме нас, в зале не было никого. В полнейшем недоумении я шепотом спросил Рзакули:
    - Для чего мы пришли сюда?
    Рзакули моргнул мне, давая понять, чтобы я молчал.
    Открылась дверь, и из смежной комнаты вышел высокого роста иранский сановник лет пятидесяти-пятидесяти пяти, в погонах и медалях. Мне случилось однажды видеть его мель-ком: это и был консул Хуллак-уль-Мемалик.
    Мы выкарабкались из кресел. Консул принял нас весьма благосклонно, даже приветствовал селямом и справился о на-шем здоровье, все время что-то аппетитно пожевывая.
    Я не знал, с чего начать. Рзакули также    был    растерян. Господин консул предложил  нам сеть и спросил, почему    мы молчим. Я продолжал безмолвствовать. Рзакули тоже.
    - Господин консул! - наконец начал Рзакули торжествен-но. - Вам, конечно, известно, что мы приходим в этот бренный мир не для того, чтобы прожить тысячелетия и избежать смерти!.. Увы, это не так! Вы, слава аллаху, знаете это лучше нас. Каждому своему созданию творец определил срок жизни, назначив день его смерти. Каждое живое существо должно в положенный час выпить смертную чашу. Это так, и вы лучше нас понимаете, что на все воля аллаха. И несчастье, которое обрушилось на вас сегодня...
    Услышав это, консул вскочил.
    - Какое несчастье? - воскликнул он, подходя к Рзаку-ли. - Может быть, до вас дошли недобрые вести из Москвы о моем сыне?.. С ним что-нибудь случилось? Говорите, в чем дело?..
    При этих словах консула в соседней комнате поднялся не-вообразимый вой. Жена консула, пожилая женщина, ударяя себя руками по коленям, ворвалась в зал, но, увидев нас и опомнившись, поспешно вышла, громко вопя:
    - Пусть погибнет ради тебя твоя мать, о Султанбала! {Так звали сына консула.) О-е, неужели сын мой умер? Не-ужели я лишилась Султанбалы? Вай! Вай!
    Затем вошел мальчик лет восьми-девяти с огрызком яблока в руках и стал реветь так, точно его резали на куски. Консул позвал наиба Джафара. Тот влетел в комнату и вытаращил на нас глаза. Консул велел ему вызвать мунши Мирза-Гасана, чтобы тотчас же послать в Москву телеграмму.
    Я совсем растерялся. Но Рзакули оказался смелее меня. Он подошел к консулу и сказал:
    - Клянусь жизнью дорогих мне людей, высокочтимый гос-подин хан, что о вашем сыне, который в Москве, мне ничего не известно. Но сегодня я слышал от жены учителя Иванова, что... извиняюсь за выражение, простите... мне сказали, что се-годня скончалась ваша жена...
    Наиб Джафар, подойдя ближе, поднял руку и весело, слов-но сообщая что-то радостное, сказал:
    - Да, да, хан, ради святого Аббаса, не огорчайся! Сейчас я успокою тебя. Сегодня (он кинул взгляд на двери смежной комнаты и продолжал тихим голосом), хан, умерла Альма.
    Тогда хан заорал так яростно и громко, что я опомнился, лишь когда очутился у дверей...
    - К черту! К дьяволу! Что за народ пошел (жест в нашу сторону). Надо сначала узнать, кем приходилась мне эта женщина... Может быть, в таком большом городе у меня на каждой улице по сийге (при этих словах консул покосился на дверь в соседнюю комнату). Надо сперва толком понять, кем мне была покойная. Что за народ пошел!.. А еще называют себя учителями!.. Чем только занимаются!..
    Не помню, как я попал в переднюю. Рзакули шел за мной.
    У выхода, сам не знаю почему, я ласково сказал стражнику:
    - Будь здоров!
    Но он ничего не ответил, как будто подозревал, что мы - отъявленные бездельники.
    Молча прошли мы порядочное расстояние, направляясь к моему дому. У улицы Гаджи-Халила Рзакули вдруг повернул в сторону.
    - Куда ты? - спросил я его.
    Рзакули остановился и взглянул на меня исподлобья. Лицо его пылало, словно он только что вышел из бани. И, помолчав минуту, он сказал:
    - Во-первых, да будет проклят отец жены учителя Ивано-ва, что поставила меня в такое дурацкое положение, а во-вто-рых, да будут прокляты и покойная и живая жены консула!
    И он трижды плюнул.
    Хотя и нехорошо выражать такие пожелания, в особенно-сти по адресу покойников, но они были полезны тем, что Рзаку-ли, облегчив душу, немного успокоился.
    Я молча взял товарища за руку и повел к себе. Но за шах-маты мы так и не сели: ни у меня, ни у Рзакули не было на-строения играть.
    1918

KONSULUN ARVADI
Nahardan sonra uzandim, amma yuxum qyalmyadi. Durdum, al-
yuzyumyu yudum, bir qyadyar zehnim achildi. Qeyindim, chixdim kyuchyayya vya
yavash-yavash qyaldim shyahyar baqina. Skamyalarin birinin ustya oturdum;
amma qenya bilmyadim ki, nya qayirim. Bir qoca rus arvadi bir balaca
ushaqin alindyan yapishib yeridirdi. Ushaqin alindyaki taqalaq chyoryaklyarin
hyardyanbiri dyushyurdyu yerya, arvad qaldirib, tozunu silib verirdi ushaqa.
Sonra bir rus saldati ilya bir rus arvadi qol-qola qyalib qabaqimdan
kechdilyar. Kyanarda bir nechya qyazib-dolanan qyorsyanirdi; amma bunlarin
hech birindyan myanya bir myatlyab hasil olmadi vya az qalmishdi duram bir
yozqya tyaryafya uz qoyam, birdyan, aha, ryafiqim Rzaqulu bu tyaryafdyan
naqafil chixdi. Myan chox sevindim vya haman saat xyayalima qyatirdim oz
myanzilimi: bir tyaryafdya aylyashib Rzaqulu, bir tyaryafdya aylyashmishyam myan
yozyum vya ikimiz dya dyunyani yaddan chixardib, cummushuq shahmat
oyununa.
Rzaqulunu qyorcyak bir syoz demyayib, dyuz qetdim yapishdim ryafiqimin
qolundan vya bashladim bizya tyaryaf chyakmyayya. Rzaqulu dayandi vya
sorushdu:
– Hara? – Dedim:
– Qedyak. – Qenya sorushdu ki:
– Axi hara myani chyakirsyan? – Dedim:
– Vallah, onu-bunu bilmiryam, bu saat samavarimiz dyamdya, shahmat
da stol ustya qurulu. Ancaq bizi qyozlyayir. Dyaxi burada bir ozqya danishiq
ola bilmyaz.
Rzaqulu myanya belya cavab verdi:
– Bax, qyor nya deyiryam. Syanin o aziz canin uchyun, myan ozyum dya nechya
qyundyur istiyirdim qyalyam syannyan bir dya oynayaq vya dyunyan syan myanya
namyardliklya verdiyin matin avyazini iki dyafya syandyan alam; amma indi
qulaq ver qyor nya deyiryam. Syan olyasyan, bax buradanca chyonyak
konsulqilya, ona ayaq ustya bash saqliqi veryak, – chyunki arvadi olyub, –
oradan da qedyak sizya, syahyarya kimi oynayaq.
Myan bir qyadyar fikirlyashdim vya uryayimdya Rzaqulunun tyaklifini o
qyadyar dya byayyanmyadim vya dedim:
– Rzaqulu, dyunyada bir shey var ki, hyar bir arif adam ondan qyaryak
xyabyardar olsun. Albyattya syan ki, deyirsyan konsulun arvadi olyub, albyattya,
Allah cyami olyanlyarya ryahmyat elyasin. Olyu sahibini yoxlamaq insanin
birinci nishanyasidir. Vya lakin syan qyaryak bunu bilyasyan ki, olyu sahibini o
yerdya yoxlamaq lazimdir ki, syanin yoxlamaqina o myohtac olsun.
Amma, Allaha shyukyur, Iran konsulu vya cyami yer uzyunyun konsullari bir
byoyyuk ashxasdirlar*. Syan syay et, elya bir kyasi yada sal vya elya bir kyasin
yolyusyunyun ustyunya qet ki, syani orada qyozlyayya bilsinlyar vya oraya syanin
qetmyayin vya qetmyamyayin yada dyushsyun. Amma vallah, indi konsulun
hyayyatindya qurulan plov qazanlarinin xatiryasi uchyun shyahyarin tamam
yayani vya qeyri-yayani bu sahat dolushublar konsulxanaya vya byalkya dya
hyalya syanya oraya daxil olmaqa macal vermyayyacyaklyar. Bir dya, qardash,
bax, syozyun achiqi, syan hara, konsul hara? Syan bir balaca myuyallim, o ali
bir vyucud. Axi deyiblyar: – Kyabutyar ba-kyabutyar**, ta demyayiblyar
kyabutyar ba-xoruz. Qardash, Allahi sevirsyan, qyal qoyaq qedyak ishimizya.
Amma qyordyum ki, moizyam bir nyaticya baqishlamadi; chyunki Rzaqulu
qolumu boshlayib istyadi uzaqlashsin, myan dayandim. Amma o bir alli-
altmish qyadyam uzaqlashan kimi, myan dya onun daliycan qetdim. Rzaqulu
chyondyu vya myanim qyalmyayimi qyoryandya dayandi. Myan ona chatdim vya
dedim:
– Bax, Rzaqulu, qediryam, amma kishi kimi qyaryak syoz veryasyan ki,
ayaq ustya fatihya verib qayidaq.
Rzaqulu buna razi oldu vya qetdik.
Shyahyar baqi ilya konsulxananin fasilyasi az idi. Kyuchya qapisinda uzaq-
dan tyak bircya adam qyorsyanirdi; sonra qyordyuk ki, bu haman qarauldur ki,
hyamishya ali tyufyanqli konsulxananin keshiyini chyakir. Biz tyayaccyub elyadik
ki, bu qyunki qyundya konsulun qapisinda artiq adam qyorsyanmir.
Yaviqlashib istyadik qarauldan bir myatlyab oyryanyak. Bu adam ucaboy,
qara, chopur vya chox chirkin bir shey idi vya bizim syozyumyuzya hech bir cavab
vermyadi. Allah rast saldi nayib Cyafyar dalandan qapiya tyaryaf chixib bizya
salam verdi. Biz bundan konsulun evdya olmaqini sorushduq vya nayib
Cyafyar dedi ki, konsul evdyadir. Bir qyadyar o bizim uzyumyuzya baxdi vya
bir qyadyar dya biz onun uzyunya baxandan sonra, nayib Cyafyar bizdyan
sorushdu ki:
– Yyaqin konsul ilya ishiniz var. – Myan bir cavab vermyadim, amma
Rzaqulu dedi:
– Byali, var.
___________
* Shyaxslyardir
** Myanasi: Yoldashini bab elya, –  qyoryan desin habelya.
Myanim xyayalima qyaldi ki, kishi olan kyasdya bir az-maz cyuryat qyaryak
olsun vya ozyumyu yiqishdirib myard-myardanya nayib Cyafyardyan sorushdum
ki, nya uchyun bu qyunki qyundya konsulun xidmyati-shyarifindya adam-zad qyor-
syanmir? Nayib cavab verdi ki, qyunorta naharindan sonra hyazryat Xyalla-
qyul-myamalik (konsulun adi imish), – chyun bir tyaryafdyan konsulxana umu-
ratinin qyuyudati, bir tyaryafdyan hyazryat ashryafin sinninin tyaqazasi – dyaxi
axsham vaxtlari o qyadyar dya shikayyatchilyarya, ya qeyri bir ishya ovqat syarf edya
bilmir. Vya lakin bir suryatdya (ki) zyahmyat chyakmisiniz, xub, burada bir
qyadyar ayaq saxlayiniz, ichyaridyan bir xyabyar qyatirim.
Nayib qirdi ichyari, biz qaldiq qapida.
Xub, bu nya olsun? Konsulun arvadi bu qyun vyafat edib, qenya necya
olsa, konsulun arvadidir vya konsulun ushaqlarinin anasidi; bu necya olan
ishdi ki, bu qyun xyatir axshami burada bir nyafyar adam tapilmasin?
Nayib Cyafyar dalanin ichyarisindyan bizi chaqirdi vya biz ikimiz dya onun
daliyca bir otaqdan kechdik qetdik, zal otaqina daxil olduq vya durduq
qapinin aqzinda. Nayib Cyafyar bizya iltifat elyadi vya oturmaqa yer
qyostyardi. Myan qorxa-qorxa kreslolarin birinin ustya oturub, yumshaq
myaxmyar dyoshyayin ichinya elya quylandim ki, dedim ta buradan myani
qaldiran olmasa, oz-yozyumya dura bilmyayyacyayyam. Deyyasyan Rzaqulu da
myanim qyunyumdya idi.
Hyamin byoyyuk zal otaqi ala fyarshlyarlya dyoshyanmishdi. Qabaqda stolun
yustya ala myaxmyardyan ortyuk salinmishdi vya stolun ustya tyak bircya lampa
qoyulmushdu. Lampanin atrafina dyord dyanya kyulqabi dyuzyulmyushdyu.
Burada bizdyan savayi bir kyas yox idi. Myan lap quruyub qaldim vya
yavashca Rzaquluya dedim:
– Biz buraya niyya qyaldik?
Rzaqulu qyoz elyadi ki, dinmyayim. Ichyari otaqin qapisi achildi vya alli-
yalli besh yashinda ucaboy, chinli vya nishanli bir Iran sahibi-myansyabi qirdi
bizim yanimiza. Myan tyak bircya dyafya bunu qyormyushdyum: bu, hyamin Iran
konsulu Xyallaqyul-myamalik idi. Biz hyar ikimiz durduq ayaqa vya konsul
chox xoshhalliq ilya bizya salam da verdi, keyfimizi dya sorushdu; ozyu dya
aqzinda bir shey shirin-shirin cheynyayirdi.
Myan bilmyadim ki, nya deyim. Rzaqulu da mat-mat baxirdi. Konsul
cyanablari bizya aylyashmyayi tyakid elyadi vya sorushdu ki, niyya dinmirik. Myan
qenya dinmyadim. Rzaqulu da fikirli qyozyunyu yerya dikmishdi. Axirda
Rzaqulu bir belya nitq bashladi:
– Cyanab konsul, qyaryak bunu bilmish olasiniz ki, bu besh qyunlyuk
dyunyayi-faniyya biz ondan otryu qyalmyamishik ki, nya qyadyar dyunya var biz
dya dyunyada min illyar yashayaq vya abyadyan olmyayyak. Xeyr, belya deyil.
Allaha shyukyur, sizi oyryatmyak olmaz, xudavyandi-alyam hyar bir
yaranmishina bir myuyayyyan omyur qyarar verib vya myuyayyyan acyal tyayin
edib ki, hyarya oz vaxtinda bir byahanya ilya olyum shyarbyatini ichyacyakdir. Belya
olan suryatdya siz ki, Allaha shyukyur, bizdyan dya yaxshi bilirsiniz ki, bunlar
hamisi Allah myaslyahyatidir vya o myusibyat ki, bu qyun sizin bashiniza
qyalibdir. Allah-taala…– konsul bu yerdya dik atildi vya “necya myusibyat?”
deyib, qyaldi Rzaqulunun yanina.
– Yoxsa Moskvadan bizim ushaqdan pis xyabyar eshitmishsiniz? Yoxsa
o byadbyaxtin bashina bir ish qyalib? Nya olub, nya xyabyar var?
Konsul bu syozlyari deyyandya ichyari otaqda bir byoyyuk shivyan qopdu vya
sinli bir arvad (konsulun arvadi imish) dizlyarinya chirpa-chirpa istyadi ozyunyu
sala bizim yanimiza, amma bizi qyoryan kimi qenya qeri qayitdi. Yaziq
arvad nyarya tyapya-tyapya chiqirirdi:
– Anan syanya qurban, Sultan bala! (Moskvadaki ushaqin adi imish).
Yyaqin ki, balam olyubdyu! Yyaqin ki, Sultan balam alimdyan qetdi! Vay,
Bay!..
Syakkiz-doqquz yashinda da bir oqlan ushaqi alindya bir qyamirtdyanmish
alma bizim yanimiza qyalib, elya byarkdyan aqlamaqa bashladi ki, quya atini
kyasirlyar. Konsul nayib Cyafyari harayladi. Cyafyar tyalyasik qirdi ichyari vya
bashladi qyozlyarini byaryaltmyayya. Konsul ona hyokm etdi ki, bu saat
durmayib, Myunshi Mirzya Hyasyani qyatirsin ki, Moskvaya teleqraf yazsin.
Myan lap ozyumyu itirdim. Qenya Rzaqulu myandyan qochaq imish; chyunki
konsulun qabaqina bir qyadyam qoyub ona dedi:
– Alicyanab xan hyazryatlyarinin xidmyatindya and ichiryam azizlyarimin
canina ki, Moskvadaki ushaqinizdan yana myan bir syoz eshitmyamishyam.
Ancaq myan bu qyun myuyallim Ivanovun xanimindan eshitdim ki, sizin,
ayib olmasin, baqishlayasiniz, dedilyar ki, ovryatiniz bu qyun vyafat edib.
Deyyasyan ish dyuzyaldi; chyunki nayib Cyafyar o saat ozyunyu ortaliqa atib vya
qollarini yuxari qalxizib, sevinya-sevinya quya ki, bir myujdya qyatirib dedi:
– Hya, hya, ay xan, syan Hyazryat Abbas, ushaqlarin uryayini sixma, lap
syani arxayin elyayim. Bu qyun (nayib Cyafyar ichyari otaqa qyozyunyun yani ilya
baxdi, sonra dedi), xan, bu qyun (bir az alchaqdan) Hyalimya vyafat edib.
Xan bu syozyu eshitcyak elya qeyzlya chiqirdi ki, bir dya qyordyum ki, myan
qapinin aqzindayam vya chiqira-chiqira bu syozlyari dedi:
– Ay cyahyannyamya vyafat edib, qora vyafat edib! Ryahmyatliyin ushaqlari
(bizya isharya idi) hyalya adlarini myuyallim qoyub, amma qyor nyayya myash-
quldurlar!
Hech yadima sala bilmiryam ki, myan nya halyatdya chixdim dalana. Rza-
qulu da myanim dalimca qyalirdi. Kyuchyayya chixanda qapi qarauluna bilmi-
ryam myan niyya dedim “salamat qal”, amma o hech bir syoz demyadi; qyuya
duyurmush ki, biz veyl adamlariq.
Konsulxanadan bir qyadyar uzaqlashana kimi nya myan Rzaquluya, nya o
myanya bir syoz dedi.
Yolumuz bizim evya tyaryaf idi, amma Haci Xyalil kyuchyasinin bashindan
Rzaqulu uzyunyu ayri yola tutdu. Dedim:
– Bya hara qedirsyan?
Rzaqulu dayandi vya bashladi myanim uzyumya baxmaqa; amma sifyati
elya pyortmyushdyu ki, deyyasyan bu saat hamamdan chixib. Bir az myanya ba-
xandan sonra dedi:
– Avvyala, o Ivanov myuyallimin arvadinin atasina lyanyat ki, myanim
bashima bu qyadyar oyun achdi! Vya ikinci, konsulun olyan arvadi da tyun-
byatin olsun, qalan arvadi da cyahyannyamya– qora qetsin!
Vya bu syozlyari deyib qurtarandan sonra uch dyafya dya yerya tyufyurdyu.
Hyarchyand belya syozlyari danishmaq alyal***sus olyu dalinca pis ishdir;
amma bir myanfyayati o oldu ki, Rzaqulunun hirsi deyyasyan bir qyadyar
soyudu.
* * *
Dinmyaz-syoylyamyaz yapishdim yoldashimin qolundan vya apardim
bizim myanzilya; amma shahmat oyunu bash tutmadi; chyunki nya myanim
hyovsyalyam oz yerindya idi, nya dya Rzaqulunun.

    История с изюмом
    Джалил Мамедгулузаде
    ИСТОРИЯ С ИЗЮМОМ
    Была зима. Стояли   сильные   морозы. Мы, двое сеидов из Ирана, перешли через Аракс на русскую территорию и к вече-ру добрались до селения Зурналы. На родине у себя жилось нам довольно тяжело, и терпели мы большую нужду. Вот мы и решили пробраться на русскую территорию, потому что со стороны местного мусульманского населения всегда встречали доброе отношение и возвращались на родину с обильными да-рами.
    Пусть благословит    аллах   мусульман этого   края, каждый месяц мы бывали их гостями.
       Придя в село, мы узнали, что вечерами крестьяне собира-ются в конюшне местного аксакала и почетного человека Бала-Султана и коротают там долгие    зимние ночи за дружеской, беседой. И мы направили стопы свои к дому Бала-Султана.
    Одна половина конюшни была занята скотиной, и там было темно, а в другой половине было просторно и светло; народу тут было много. Когда мы вошли, все замолчали и, поднявшись на ноги, довольно приветливо и радушно усадили нас там, где было потеплее да посветлее. Мы сели. Тут они стали расспра-шивать нас о самочувствии. В свою очередь, и мы спросили их, о житье-бытье. Короче говоря, крестьяне проявляли к нам та-кое внимание, будто долгие месяцы только и ждали нашего прибытия. Такое отношение крестьян нас очень обрадовало.
    Прежде всего, нас мучил голод. После долгого пути в такой холод мы только и мечтали, чтобы найти гостеприимный теп-лый уголок и немного отдохнуть и отогреться. Кроме того, мы покинули свои семьи и в лютую зимнюю пору пустились в это путешествие, чтобы собрать немного денег на пропитание и по-скорее вернуться домой.
    Встретив такое доброе отношение в Зурналы, мы были уве-рены, что сумму, которую мы рассчитывали собрать, мы полу-чим тут же от собравшихся в конюшне крестьян за один вечер и нам не придется обходить в этот холод другие села; таким об-разом, мы скорее вернемся домой и порадуем наши семьи. Вот как радостно было у нас на душе!
    Завязался общий дружеский разговор. Крестьяне спраши-вали нас о новостях в Иране, а мы их - о местных событиях. Выяснилось, что в минувшем году выдался хороший урожай хлопка и хлебов.
    Напротив нас сидел какой-то эриванец, приехавший сюда для закупки кожи. За оживленной беседой прошло два часа,, и мы в достаточной степени обогрелись и ожидали ужина, по-тому что, как только мы вошли в конюшню и уселись, хозяин дома Бала-Султан послал своего слугу зарезать петуха и при-готовить для нас на ужин плов из риса "садри".
    Отворилась дверь конюшни, и первой нашей мыслью, ко-нечно, была мысль о плове. Но вошел, тяжело дыша, как после долгого бега, какой-то высоченного роста парень. Подсев к одному из крестьян, он начал что-то тихо шептать ему на ухо. Через некоторое время парень вышел.
    После того, как ушел парень, крестьяне начали тихо шеп-таться между собой. Это явно не понравилось Бала-Султану, и он сказал недовольным тоном:
    - Вам должно быть стыдно, что вы шепчетесь в присутствии наших дорогих гостей. Я никогда не ожидал от вас такого не-уважения. Если имеете что, скажите открыто, чтобы все мы слышали. Я не могу понять, какое у вас может быть тайное дело, чтобы надо было скрывать от нас.
    - Нет,  Султанага, - ответил  один  из  крестьян,- особенно тайных дел у нас нет. Если такое дело и есть, то оно вас не касается.
    Эти слова крестьянина не удовлетворили Бала-Султана, и он сказал, повысив голос:
    - Да ты что, с ума что ли спятил? Как то есть меня не ка-сается? Какое может быть у вас дело, чтобы не касалось меня?
    - Нет, Султанага, - ответил тот же крестьянин, - право, ничего особенного нет.
    И дальше крестьяне опять начали шептаться между собой. Это окончательно вывело из себя Бала-Султана, и он прикрик-нул на крестьян:
    - Да уймитесь же наконец, невежи вы этакие! Сейчас же скажите, что случилось и о чем вы шепчетесь?
    - Султанага, - снова сказал первый крестьянин, - нет у нас другого господина, кроме тебя, и нечего нам скрывать от тебя. Только одного боимся... По правде сказать, боимся, что ты не позволишь...
    - Как то есть боитесь? - сердито вскричал Бала-Султан.- Чего вы боитесь, что я не позволю? На что вы испрашиваете дозволение?
    - Нет, Султанага, - сказал крестьянин. - И не беспокой-тесь! Никаких у нас тайн от вас нет. А если и есть, то не стоит говорить. Мы и без того знаем, что вы все равно не позволите, так что и говорить не к чему...
    Бала-Султан вскочил вне себя от гнева и стал громко кри-чать:
    - Будьте вы прокляты! Пусть накажет вас аллах! Прок-лятье аллаха на ваших родителей! Что вы тянете? Скажите же наконец, что случилось! Не выводите меня из себя!..
    Тогда обратился к Бала-Султану другой крестьянин и ска-зал:
    - Султанага, то, что мы задумали, от аллаха не сокрыто, незачем и от тебя скрывать. Только одного мы боимся, что ты не позволишь нам идти.
    - А куда вы собираетесь идти? - уже тихим голосом спро-сил Бала-Султан.
    Ответа со стороны крестьян не последовало. Бала-Султан повторил свой вопрос. Крестьяне продолжали молчать. Бала-Султан крикнул раздраженно:
    - Куда же вы хотите идти?
    Тогда один из крестьян ответил так:
    _Султанага! Вот тебе сущая правда. Все мы боимся, что ты не позволишь. Но я открою тебе всю правду. Если и буду знать, что ты убьешь меня, все равно скажу правду. Дело в том, что сейчас, вот сию минуту, по почтовой дороге идет в Эривань караван верблюдов и везет восемнадцать тюков изюма. Об этом только что сообщил Кербалай-Гейдарали. Он рассказал, что один из тюков был немного поврежден и высыпалась горсточка изюма на дорогу. Кербалай-Гейдарали клялся жизнью своего сына, что такого изюма до сих пор еще не при-возили из Тебриза... Султанага! Пусть благословит аллах память твоего покойного родителя Гусейн-Султана, умоляем тебя, уважь, окажи нам милость!
    - Хорошо, а что я должен сделать? - с удивлением спросил Бала-Султан. Какую милость оказать вам?
    Крестьянин минуту молчал, колеблясь, и сказал:
    - Ей-богу, Султанага, и выговорить боюсь, но скажу! Если проявишь милосердие и позволишь, мы сейчас вскочим на ло-шадей, возьмем оружие, остановим караван и отобьем несколь-ко мешков изюма. Привезем сюда и всю зиму будем по вечерам лакомиться понемногу. К примеру, если привезем десять меш-ков, то нам на всю зиму хватит. Ради аллаха, Султанага, такой случай вторично не представится. Султанага, недаром же ска-зал поэт: случай прозевал простак, умный - не упустит. Про-сим тебя, Султанага, пожалей нас!
    - Что вы мелете? - в крайнем удивлении проговорил Бала-Султан.- С ума, что ли, сошли? Не побросали же караван-щики мешки с изюмом на дороге, чтобы вы пришли да унесли. Не может быть того, чтобы при караване не было охраны или погонщика. Кто же подпустит вас к каравану, чтобы на глазах у всех вы утащили чужое добро?
    Тогда выступил еще один из крестьян и сказал так:
    - Как то есть не подпустят, Султанага? Как посмеет погон-щик остановить нас? И потом нас будет не двое или трое без-оружных пеших людей. Наверное, при караване будут двое или трое безоружных погонщиков, а нас будет двадцать-два-дцать пять вооруженных всадников. Что нам трое жалких погон-щиков в чарыхах?! Мы и очнуться им не дадим. Султанага, напрасно ты думаешь о нас так плохо, мы вовсе не такие уж жалкие трусы!
    - Послушайте, ради аллаха, откажитесь от этой мысли! От вас кровью пахнет! Как могу я при седой моей бороде раз-решить вам идти на разбой. Братья мои, ей-богу, никакого проку от этой затеи не будет. Откажитесь лучше от своего намерения. Опасное это дело. Вы молоды, пойдете на них, одно слово вы им скажете, одно они вам скажут, начнется ссора, там и до беды недалеко. Попробуй потом отвечать перед поли-цией!
    - Султанага, - вмешался еще один крестьянин, - ты пра-вильно изволишь говорить, в таком деле и до беды недалеко, и кровь может пролиться, потому что если какой-нибудь жал-кий погонщик верблюдов посмеет возразить таким молодцам, как мы, то такому погонщику рот может заткнуть только пуля. Но ты напрасно опасаешься полиции. Мы, как говорится, не ляжем там, где потечет под нас. Если и случится беда, мы никогда не допустим, чтобы кто-нибудь из посторонних знал о нашем деле. Султанага, тебе ведь хорошо известно, что в таких делах мы большие мастера. Мы же не новички какие-нибудь. Не первый раз мы пойдем на такое дело, чтобы полиция сумела раскрыть его и причинить нам беспокойство. Клянусь твоей головой, Султанага, ни одна душа не узнает о нашем деле. После некоторого раздумья Бала-Султан сказал:
    - Это ты правду сказал: я знаю, что вы не новички, но все-таки боюсь, ей-богу, боюсь. И земля уши имеет, мир полон неблагонадежных людей. Будьте же осторожны, ребята!
    Человек десять-пятнадцать крестьянских парней радостно вскочили с мест и со словами: "Пусть продлит аллах твою жизнь, Султанага!" - выбежали из конюшни.
    За ними вышло еще несколько крестьян. Остальные приня-лись седлать лошадей, которые находились тут же, в конюшне. Выходившие крестьяне вскоре вернулись в конюшню с новыми крестьянами; все они были одеты по-дорожному и вооружены: у кого кинжал на поясе, у кого ружье в руке. Человек двадцать-двадцать пять вывели из конюшни лошадей, и вскоре послы-шался топот копыт.
    Оба мы сидели очень удрученные. Во-первых, нам стало ясно, что все наши надежды рухнули, потому что каких пожерт-вований можно было ожидать от подобного рода мусульман? Во-вторых, нас очень беспокоило то, что крестьяне ушли на разбой, потому что все могло иметь для нас самые печальные последствия.
    Эти мрачные мысли не оставляли нас в покое. Видя, как мы расстроены, Бала-Султан обратился к нам и сказал:
    - Эх, господа! Ей-богу, времена очень изменились! Никто и в грош не ставит мнение аксакалов. Все твердишь: послу-шайте, сидите спокойно, от таких затей кровью пахнет, кто занимается разбоем, тот грешит против аллаха и получает пори-цание людей. Но что толку, сам говоришь, сам и слушаешь.
    Бала-Султану ответил мой товарищ.
    - Султанага, - сказал он, - напрасно вы изволите жало-ваться на времена. Я так понимаю, что если бы не последовало ваше разрешение, то молодежь не отправилась бы за изюмом.

KISHMISH OYUNU
Qish fyasli idi. Hava shiddyatli soyuq idi. Biz iki nyafyar seyid, Iran ahli,
Araz chayindan Rusiya torpaqina kechib axsham vaxti ozyumyuzyu yetirdik
“Zurnali” kyandinya. Vyatyandya qyunyumyuz myashyaqqyat vya korluqla kechirdi.
Rus myamlyakyatinya syafyar elyamyayimizin syabyabi bu idi ki, buranin myu-
syalman ahalisindyan hyamishya mehribanliq qyoryub ahli-yayalimiza az-chox
ruzi axz edib, vyatyanimizya qeri qayitmishiq. Allah razi olsun bu vilayyatin
myusyalmanlarindan; ayda bir dyafya bunlara qonaq oluruq.
Kyandya yetishib xyabyardar olduq ki, buranin camaati axshamlar kyandin
myotyabyar aqasi vya aqsaqqali Bala Sultanin tyovlya otaqina cyam olub uzun
qish qecyalyarini orada syohbyat ilya yola verirlyar. Biz uz qoyduq hyamin Bala
Sultanin tyovlya otaqina.
Tyovlyanin bir tyaryafi mal ilya dolu vya qaranliq idi, amma diqyar tyaryafi
uca vya ishiq idi vya burada chox cyamiyyyat aylyashib syohbyatya myashqul idilyar.
Danishanlar bizi qyorchyak syaslyarini kyasdilyar vya cyumlyasi birdyan ayaqa du-
rub, bizya kyamali-ehtiram ilya yuxari bashda yer qyostyardilyar. Biz aylyash-
dik. Onlar bizim ahvalimizi sorushmaqa bashladilar. Biz dya onlardan ah-
valpyursan olduq. ***laseyi-kyalam, kyandlilyar biz ilya bir mehribanya
ryaftar elyadilyar ki, quya aylar ilya bizim myuntyazirimiz idilyar. Kyandlilyarin
bu nyov ryaftari, bizi nyahayyat myartyabyadya dilshad etdi.
Avvyalyan, biz chox ac idik. Havanin belya soyuq vaxtinda nya qyadyar
yol qyalib, yorulub, bir belya isti yer vya qonaqdust sahibxanya axtarirdiq
ki, bir nyov rahat olaq. Saniyyan, ahli-beytdyan ayri dyushyub vya qish myovsyu-
myu qyurbyat vilayyatya syafyar etmyakdyan bizim umdya myaqsyadimiz bir qyadyar
chyoryak pulu alimizya qyatirib tezliklya vyatyanya uz dyondyarmyak idi.
“Zurnali” kyandindyaki bu tyovr mehribanliq qyoryub biz yyaqin etdik ki,
xyayalimizda tutduqumuz myablyaqi, hyamin qecya tyovlyayya cyam olan Allah
byandyalyarindyan cyam edib dyaxi sair yerlyari bu soyuqda qyazib dolanmaqa
myohtac olmariq vya pish az vyaqq evimizya qayidib ovryat-ushaqimizin
kyonlyunyu shad edyarik; necya ki, bizim kyonlyumyuz bu qecya burada shad oldu.
Bashladiq kyandlilya ilya shirin syohbyatya. Onlar bizdyan Iranda vaqe olan
yahvalati sorushmaqa bashladilar, biz onlardan byazi ahvalat bashladiq so-
rushmaqa. Belya myalum oldu ki, kechyan il bu vilayyatin pambiq vya arpa-
buqda zirayati* syalamyat imish.
Bizim myuqabilimizdya bir iryavanli aylyashmishdi. Bu shyaxs dyari almaq
qyasdilya kyandya qyalmish imish. Bu minval ilya syohbyat iki saat chyakdi vya biz
necya ki, lazim idi, isinib tyaam** qyozlyayirdik; chyunki biz myaclisya varid
olub aylyashyan kimi sahibxana myazkur Bala Sultan nyokyarini qyondyardi ki,
xoruz oldyuryub bizdyan otryu syadr dyuyyusyundyan plov bishirsinlyar.
Tyovlya qapisi achildi vya bizim yadimiza dyushyan, albyattya, plov oldu.
Bir uca boylu oqlan, kyahildyayya-kyahildyayya – quya ki, uzun yol qachib, –
myaclisya daxil oldu. Kyandlilyarin birinin yaninda oturub bashladi haman
kyandlinin qulaqina bir shey pichildamaqa. Bir qyadyar kechyandyan sonra,
haman oqlan tyovlyadyan kyanara chixdi.
Hyamin olqan chixib qedyandyan sonra, kyandlilyar bashladilar bir-birilya
pichildashmaqa. Bala Sultan kyandlilyarin bu tyovr hyaryakyatini xoshlamayib
syoylyadi:
– Chox eyibdir sizdyan otryu ki, bizim belya aziz qonaqlarimizin yanin-
da pichildashirsiniz. Myan bu tyovr biyadyabliyi sizdyan asla qyozyatlyamiryam.
Hyar nya syozyunyuz varsa, ashkara syoylyayin ki, qyoryak nya olubdur. Myan basha
dyushya bilmiryam, sizin necya bir xyalvyat ishiniz ola bilyar ki, bizdyan qizlya-
yirsiniz.
Kyandlilyarin biri cavab verdi:
– Xeyr, Sultan aqa, elya bir xyalvyat ishimiz yoxdur. Olsa da, elya bir ish
deyil ki, sizya dyaxli ola.
Kyandlinin bu syozlyari Sultanin xoshuna qyalmyadi vya Sultan bir qyadyar
ucadan dedi:
______________
* Akini
** Xyoryak, yemyak
– Qedya, syanin aqlin qachib, nyadir?! Necya myanya dyaxli yoxdur?! Sizin
nya bir elya ishiniz ola bilyar ki, myanya dyaxli ola bilmyasin?
Haman kyandli cavab verdi:
– Xeyr, Sultan aqa, vallah elya bir ish yoxdur.
Kyandlilyar qenya bashladilar bir-birinya pichildashmaqa. Bala Sultan bu
dyafya dyaxi qeyzlyanib uca syaslya dedi:
– Adama syozyu bir dyafya deyyarlyar! Axmaq ushaqi axmaq! Bir myanya
deyin qyoryum ki, axi nya baryadya pichildashirsiniz vya nya bir elya ish vaqe olub?
Qabaqca cavab veryan kyandli syoylyadi:
– Sultan aqa, syandyan savayi bizim sahibimiz yoxdur vya hech bir sir-
rimiz yoxdur ki, syandyan pyunhan olsun: amma doqrusu budur ki, qor-
xuruq, ehtiyat edirik ki, izn vermiyyasyan!
Bala Sultan hirs ilya dedi:
– Necya ehtiyat edirsiniz?! Necya qorxursunuz ki, izn vermyayim?!
Nyayya izn istyayirsiniz?
Kyandli dedi:
– Xeyr, Sultan aqa, bashinizi aqritmayiniz! Elya bir xyalvyat ishimiz
yoxdur. Olsa da, daha nya lazim syoylyamyak?! Onsuz da biz yyaqin bilirik
ki, izn vermiyyacyaksiniz, daxi nya lazim syoylyamyak!
Bala Sultan o myartyabyadya hirslyandi ki, yerindyan bir qyadyar dikyalib
qeyz ilya, daha uca syaslya haman kyandliyya dedi:
– Allah sizya lyanyat elyasin! Sizi qyoryum uzyunyuz qara olsun! Lyanyat ol-
sun sizi doqub akyanlyarya! Bu qyadyar syozyu uzatmaq olmaz. Axi bir deyi-
niz qyoryum syozyunyuz nyadir? Az myani dyali-divanya edin!
Kyandlilyarin bir ayrisi uzyunyu Bala Sultana tutub dedi:
– Sultan aqa, bizim fikrimiz Allahdan qizli deyil, syandyan niyya qiz-
lin olsun! Amma doqrusu budur ki, qorxuruq ki, qetmyayimizya izn ver-
myayyasyan.
Bala Sultan alchaq syaslya sorushdu:
– Hara qetmyak istyayirsiniz?
Kyandlilyardyan bir cavab qyalmyadi. Sultan dyubarya sorushdu. Kyandli-
lyardyan bir cavab chixmadi. Sultan chox uca vya qeyzli syaslya dyubarya so-
rushdu:
– Hara qetmyak istyayirsiniz?
Kyandlilyarin birindyan bu tyovr cavab qyaldi:
– Sultan aqa, doqrudan-doqrusu biz hamimiz qorxuruq; syandyan
qorxuruq ki, izn vermiyyasyan. Amma myan syozyun aslini deyyacyayyam.
Myan bilyam ki, myani oldyuryacyaksyan, – qenya syozyumyu deyyacyam. Syozyun
vazehi budur ki, bu saat vya bu dyaqiqya pocht yolu ilya bir dyavya karvani
Iryavana 18 yyuk kishmish aparir. Amma necya yemyali kishmishdir!.. Bu
xyabyari bu saat Kyarbyalayi Heydyaryali qyatirib. Deyir ki, tayin biri bir az
dyalinib, kishmishdyan bir qyadyar yola tyokyulmyushdyu. Kyarbyalayi Heydyaryali
oqlunun canina and ichir ki, belya kishmish, Tyabrizdyan, indiyya kimi bu
tyaryaflyarya qyalmyayib. Sultan aqa, Allah-taala atan Hyuseyn Sultanin
ruhunu shad elyasin, aman qyunyudyur, ryahmin qyalsin, biz yaziqiq.
Bala Sultan tyayaccyublyu sorushdu:
– Yaxshi, myan nya elyayim? Necya ryahmim qyalsin sizya?
Kyandli bir az durub dedi:
– Vallah, Sultan aqa, qorxuram demyayya; amma deyyacyayyam. Aqyar
bizya myarhyamyat elyasyan vya izn versyan, bu saat atlari minib, silahlanib,
karvanin qabaqini kyasyarik vya kishmishdyan besh-on tay qyatirib, burada
qecyalyar syohbyat edya-edya yemyayya myashqul olariq; myasyalyan, on tay kishmish
qyatirsyak cyamimizya byutyun qish kifayyat edyar. Aman qyunyudyur, Sultan aqa,
dyaxi belya fyursyat bir dya alya dyushmyaz! Sultan aqa, shair bya nya yerdya deyib:
“Fyursyati vermyaz fotya aqil, byalkya olmaya nadan!”. Aman qyunyudyur.
Sultan aqa, bizya ryahmin qyalsin!
Bala Sultan chox tyayaccyublyu dedi:
– Olan*, nya danishirsiniz! Myaqyar dyalisiniz?! Kishmish taylarini chyoldya
tyokmyayiblyar ki, siz qedib yiqishdirib qyatiryasiniz! Ola bilmyaz ki, karva-
nin yaninda qyozyatchi vya charvadar olmasin. Qoyarlarmi xalqin qyozyunyun
qabaqinda ozqyanin malini qyatiryasiniz?!
Kyandlilyarin biri Sultana belya cavab verdi:
– Nya deyib qoymazlar, Sultan aqa?! Charvadarin hyunyari nyadir qoy-
masin?! Vya bir dya ki, biz iki adam, uch adam, ali bosh vya piyada qetmya-
yyacyayik. Yyaqin ki, karvanin yaninda olacaq iki, uch nyafyar silahsiz vya
piyada charvadar; amma biz olacaqiq iyirmi-iyirmibesh nyafyar atli vya
silahli. Bizim qabaqimizda iki-yuch chariqli dyavyachi nya danisha bilyacyak?
Hech qyoz achmaqa fyursyat vermyarik. Sultan aqa, bizi o qyadyar dya yava vya
aciz hesab etmya.
– A qyadya, Allahi sevirsiniz bu fikirdyan dyushyun! Olan, vallah, sizdyan
qan qoxusu qyalir. Balam, myan saqqalimin bu aq vaxtinda necya sizya izn
verim ki, qedib quldurluq edyasiniz! Qardashlarim, vallah, bu ishlyarin fay-
______________
* Oqlan
dasi yoxdur, qyalin bu dashi atyayinizdyan tyokyun! Xatadir, cahilsiz, qedyar-
siniz, bir syoz siz deyyarsiniz, bir syoz onlar deyyar, syozyunyuz chyap qyalyar,
qyozyu qanlisiniz, alinizdyan xata chixar. Ondan sonra qyal polisyayya cavab
ver!
Kyandlilyardyan biri:
– Sultan aqa, haqq fyarmayish edirsiniz, belya ishdya xata da ola bilyar
olsun, qan da tyokyulya bilyar; chyunki chariqli dyavyachi bizim kimi iqidlyarin qa-
baqinda aqzini achib danishsa, lazimdir ki, onun aqzini myahz qyullya ilya
yummaq. Amma siz nahaq yerya bolusadan ehtiyat edirsiniz. Biz elya
yerdya yatmariq ki, altimiza su chixsin. Aqyar alimizdyan xata da chixsa, biz
elya elyamyanik ki, bir yad adam bizim ishimizdyan xyabyardar olsun. Sultan
aqa, qyaryak syanya yaxshi myalum ola ki, belya ishlyar bizim peshyamizdir. Daha
biz xam deyilik. Bizim bu cyur ishlyarya qetmyayimiz avvyalinci dyafya deyil-
ki, bolusa bizim ishimizdyan xyabyardar olsun vya axirda bizya aziyyyat elya-
sin. Syanin bashina and olsun. Sultan aqa, bir nyafyas dya bizim ishimizi
duymaz.
Bir qyadyar fikir edyandyan sonra Bala Sultan syoylyadi:
– Orasini doqru deyirsiniz: myan biliryam ki, xam deyilsiniz; amma
vallah doqrusu, qenya qorxuram. Yer qulaqlidir, dyunya-alyam sheytan ilya
doludur. Ushaqlar, ehtiyatli olun!
Kyandlilyarin cavanlarindan on-on beshi sevincyak durdular ayaqa vya
“Allah syanya omyur versin, Sultan aqa!” – deyya-deyya eshiyya chixdilar.
Kyandlilyarin bir nechyasi chixdi eshiyya vya bir nechyasi oturduqumuz
tyovlyadya olan atlardan bir nechyasini yyahyarlyayib chyakdilyar kyanara. Bir
qyadyar kechyandyan sonra eshiyya chixan kyandlilyar vya bunlardan bashqa dyaxi
bir nechyasi qyaldilyar otaqa; cyumlyasi asbab vya aslyahyali*: kiminin belindya
qyamya, kiminin alindya tyufyanq – hamisi qivraq qeyinmish...
Iyirmi-iyirmi besh nyafyar iqid hyaryasi bir at eshiyya chyakib, chaparaq
mindilyar vya qayib oldular.
Biz hyar ikimiz chox dilxor olduq. Avvyalyan, bizya yyaqin oldu ki, biz
xam xyayal elyayirmish idik; chyunki dyaxi qyordyuk ki, bu tyovr myusyalmanlar-
dan hech bir ianya vya ehsan qyozlyamyak olmaz. Ikinci budur ki, kyandlilyarin
quldurluqa qetmyaklyarindyan biz bashladiq iztiraba dyushmyayya: kim nya
bilsin, bunlarin bu tyovr ryaftarindan bizya nya qyadyar dyardi-syar vya byad-
byaxtlik qyalya bilyar.
______________
* Silahli, yaraqli

Bu qism xyayalata myashqul idim, Bala Sultan myanim tyaqyiri-yahva-
limi duyub uzyunyu tutdu myanya vya dedi:
– Aqalar, vallahi, billahi zyamanya xarab olub! Byoyyuklyarin, aqsaq-
qallarin syozlyarini chyuryuk qyapiyya alan yoxdur. Ha deyirsyan: “Balam, otu-
run yerinizdya, bu cyur ishlyardyan qan qoxusu qyalir, belya ishlyarya iqdam edyan
– hyamishya Allah yaninda qyunahkar vya byandyanin yaninda xyacalyatli olur”,
amma nya fayda, syan deyirsyan, – syan eshidirsyan.
Yoldashim, Bala Sultanin cavabinda dedi:
– Sultan aqa, cyanabiniz nyahaq yerya zyamanyadyan qiley edirsiniz.
Myan elya basha dyushyuryam ki, aqyar sizdyan izn olmasaydi, cahillyar kishmish
dalinca qetmyazdilyar.
Bizim ikimizdyan vya Bala Sultandan savayi tyovlya otaqinda bir qoca
kishi dyaxi var idi. Yoldashim axirinci syozlyarini deyib qurtarandan sonra,
hyamin qoca kishi bir oskyuryub chubuqunu yerya boshaldib vya hech birimizin
yuzyunya baxmayib, bashini bulaya-bulaya quya ki, oz-yozyunya dedi:
– Xeyr, aqalar, belya deyil! Bizim cahillar, siz qyoryan cahillardan de-
yillyar. Allah bunlara lyanyat elyasin. Bunlar kimi qudurqan vya bihyaya mil-
lyat tamam yer uzyundya nishan veryan yoxdu. Bunlar bildiklyarini hech atala-
rina da vermyazlyar. Siz nahaq yerya elya xyayal elyayirsiniz ki, Sultan aqa-
nin izni olmasaydi, onlar quldurluqa qetmyazdilyar. Sultan aqa izn ver-
myasyaydi dya qedyacyakdilyar. Allah onlara lyanyat elyasin, onlar syozya baxan
deyillyar.
Bu heyndya uzaqdan bir qyullya syasi qyaldi. Biz hyar ikimiz dik atildiq
vya chox qorxduq. Bala Sultan da zahiryan narahat olub, bashini yuxari qal-
dirib bashladi qulaq vermyayya. Amma qoca kishi ahvalina tyaqyir vermya-
yib, chubuqunu tyutyun ilya doldurub bashladi yandirmaqa. Myan elya qyuman
elyadim ki, onun qulaqi eshitmyaz; amma myan syahv edirmishyam. Qoca kishi
bashini bulaya-bulaya vya yerya baxa-baxa quya oz-yozyunya dedi:
– Allah qyoryum sizi yox elyasin, toxumunuz yer uzyundyan tyukyansin!
Bir tikya qurqushun ilya qyoryasyan hansi bicharyanin balalarini aqlar qoy-
dular?!
Bir qyadyar kechyandyan sonra, iki tyufyanq achildi. Myan qorxudan bash-
ladim titryamyayya. Yoldashim bashini myanya tyaryaf ayib alchaq syaslya qorxa-
qorxa sorushdu:
– Seyid Hyuseyn, bashimiza nya charya qilaq? Bu nya ish idi biz dyushdyuk?
Myan mat-mat o yaziqin uzyunya baxib bilmyadim nya cavab verim.
Bir az kechyandyan sonra, uzaqda at tappiltisinin syasi qyaldi. Bir qyadyar
dya kechdi, qenya uzaqdan qyullya atildi. Ondan sonra besh-alti kyarya bir-bi-
rinin dalinca tyufyanq syasi qyaldi. Bir azdan sonra at tappiltisi shiddyat edib
qyaldikcya yaviqlashdi. Tyovlyanin qapisi achildi vya cahillar kyahildyayya-kya-
hildyayya atlari tyovlyayya chyakib, kishmish taylarini syuryuyyub saldilar tyovlyanin
bucaqina. Bala Sultan ayaqa durub uzyunyu tutdu kyandlilyarya:
– Afyarin, afyarin, balalarim! Allah birinizi min elyasin! Sizsiz myanim
bir qyunyum olmasin!
Kyandlilyardyan bir cavab chixmadi. Bala Sultan cahillarin birinya
yuzyunyu tutub dedi:
– Cyafyaryali, niyya dinmirsyan? Fikirli adama oxshayirsan?! Yoxsa
yalinizdyan bir xyata chixib?
Cyafyardyan bir cavab qyalmyadi. Bu heyndya qenya at tappiltisi qyaldi.
Tyovlyanin qapisi achildi vya bir nechya cahil bashladilar tyovlyayya bir shey syu-
ryumyayya. Biz elya bildik ki, bu da kishmish tayidir; amma syahv edirdik.
Cahillar ichyari syuryudyuklyari, qana bulanmish adam olyusyu idi.
Bala Sultan iryali yeriyib vya olyunyun paltarina vya sifyatinya diqqyat ilya
baxandan sonra, pyarishanhal olub dedi:
– Allah sizin evinizi yixsin! Bu fyaqir dyavyachinin qyunahi nya idi ki,
bunu oldyuryub, ahli-yayalini qyozyu yolda qoydunuz?!
Hech kimdyan bir syas chixmadi. Bala Sultan olyunyu qyoryan kimi hyar iki
yalini dizlyarinya vura-vura dedi:
– Vay, vay, vay! Allah sizya lyanyat elyasin! Durmayin, durmayin! Qyo-
tyuryun beli, qazmani, kyomyaklyashin, tez tyovlyanin bucaqinda bir dyarin quyu
qazin, cyamdyayi (nyashi) salaq quyuya, ustyunyu peyin vya axbun ilya ortyak.
Tez-tez! Daha durmayin! Durmaq vaxti deyil! Vay, vay!
Cahillar Bala Sultana bir cavab vermyayib durduqlari yerdyan hyarya-
kyat elyamyayib bashlari ashaqi, baxirdilar kimi olyuyya, kimi yerya.
Bala Sultan qenya tyakid ilya dedi:
– Niyya durursunuz? Nya fikir elyayirsiniz? Dyaxi indi fikir elyamyak
fayda vermyaz. Indi durmaq vaxti deyil! Qedin tez quyu qazin!
Cahillar bir cavab vermyayib, durduqlari yerdyan hyaryakyat elyamyadi-
lyar. Bala Sultan onlarin ustya hirs ilya chiqirdi:
– Myaqyar qulaqlariniz kardir? (saqirdir?). Adama nechya dyafya syozyu
deyyarlyar? Myan avvyal sizya dedim ki, byad amyalin dalinca qetmyayin; xa-
tadir, adam bashaqrisi chyakyar. Syozyumya qulaq vermyayib qetdiniz vya uch-
dyord tay kishmishdyan otryu adam oldyurdyunyuz. Indi bunlarin hamisi kechib,
bari oz zibilinizi ozyunyuz tyamizlyayin!
Cahillarin biri, hyar iki alini qyamyasinin dyastyasinin ustya qoyub,
dyoshyunyu bir qyadyar dali chyakib, qyozlyarini axida-axida uzyunyu Sultana tutub
dedi:
– Sultan aqa, olyunyu tyovlyanin bucaqinda qizlyatmyak chox asan ishdir:
qyotyuryaryam qazmani, bir dyaqiqyanin ichindya bir dyarin quyu qazaram,
cyamdyayi xakriz edyaryam. Burada bir chyatin ish yoxdur. Amma bununla
canimiz qurtarmayacaq. Necya dyarin quyuda olyunyu qizlyatsyak, qenya
axirda qyalib chixardacaqlar vya bizim hamimizi katrojniyya qyondyarya-
cyaklyar.
Bu kyandli syozyunyu qurtaran kimi yoldashlari bir syaslya bu syozyu tyasdiq
elyayib dedilyar:
– Doqru deyir, Kyarbyalayi Myahyammyad doqru deyir. Bizim
hamimizi Sibirya qyondyaryacyaklyar.
Bala Sultan tyayaccyub ilya sorushdu:
– Olan, yoxsa sizi qyoryan olub?
Kyarbyalayi Myahyammyad cavab verdi:
– Syanin bashina and olsun, Sultan aqa, bizi bir ahyad* dya qyormyayib.
Karvanin yaninda myahz uch nyafyar dyavyachi idi. Ikisini karvanin yaninda
yoldyurdyuk. Bu yaziq da bizim dalimizca qacha-qacha qyaldi kyandin yaviqi-
na ki, byalkya kishmish taylarini bizdyan saldira; bunu da oldyurdyuk vya
byadyanini qyatirdik buraya ki, bizim kyandin kyanarinda nishanya qalmasin.
Bala Sulan qenya dedi:
– Dyaxi nyadyan qorxursunuz? Sizi qyoryub taniyan olmayib, byas dyaxi
nyadyan qorxursunuz?
Kyarbyalayi Myahyammyad:
– Sultan aqa, biz omryumyuzdya hech bu tyovr kyamehtiyat ish tutma-
mishdiq. Yyaqin elya sabah bizi qol-qola baqlayib aparacaqlar navaxta!
Cahillar syas-syasya verib dedilyar:
– Elyadir!.. Elyadir!.. Doqrudur!.. Yyaqin aparacaqlar!
Bala Sultan tyayaccyublyu, uca syaslya sorushdu:
– Qardash, nya deyib aparacaqlar, axi? Kim qedib sizi sheytanlayacaq?
Bizim ichimizdya ki, bir yad adam yoxdur.
Kyarbyalayi Myahyammyad bashini bulaya-bulaya Sultana cavab verdi:
_______________
* Bir nyafyar dya
– Sultan aqa, myani baqishla, amma hech ozyun dya bilmirsyan nya dani-
shirsan! Vallah, Sultan aqa, evimiz yixilib. Dyaxi bu ishlyarin hech charyasi
yoxdur!
Bizya dyaxi qyun kimi ashkar oldu ki, kyandlilyar myahz bizim ikimizdyan
ehtiyat edirlyar ki, buradan chixib qedyandyan sonra, bunlarin quldurluqu
baryasindya bir syoz danishariq, ya divana xyabyar veryarik. Yoldashim cahil-
lari bu baryadya sakit elyamyak qyasdilya bunlara uzyunyu tutub hyaqiranya
syoylyadi:
– Ay qardashlar, shyukr ediryam pyarvyardiqara ki, burada bu saat hazir
olan adamlarin cyamisi myusyalmandir, xarici millyat yoxdur. Siz dya
myusyalmansiniz, biz dya myusyalmaniq vya ovladi-peyqyambyarik. Bizim
yalimizdya bundan savayi dyaxi bir charya yoxdur, myaqyar ki, cyaddimizya and
ichib, onun kitabi-myacidini opyub, sizya syamimi qyalbdyan syoz veryak ki, nya
qyadyar omryumyuz var, – siz bu qyun burada elyadiyiniz ishlyarin baryasindya
bir yanda vya bir kyasya aqzimizi achib danishmayaq vya aqyar bu ***susda
vyadyaxilaf olsaq, Allah-taala bizim hyar ikimizin hyaftadi-hyaftinya iki min
lyanyat elyayya vya hyar iki dyunyada biz uzyuqaralar cyarqyasindya olaq.
Yoldashim syozyunyu qurtaran kimi, Bala Sultan bashladi:
– Xeyr, xeyr aqalar! Nahaq yerya siz byadqyuman olursunuz. Hech
narahat olmuyun vya hech ozqya sheylyar fikrya qyatirmyayin. Biz onu yaxshi
bilirik ki, siz bizya xyayanyat edyan adamlardan deyilsiniz.
Bala Sultan syozyunyu qurtardi vya cahillar bir syoz demyadi. Bir qyadyar
kechyandyan sonra, kyandlilyarin biri uzyunyu bizya syamt tutub dedi:
– Aqalar, biz sizi yaxshi taniyiriq. Sizin asil kyokyunyuzya byalyadik.
Seyid olmayin, istyayirsiniz nya olursunuz olun, – insana etibar yoxdur.
Uch il bundan iryali iki nyafyar seyid padshahliq yolunda bir ermyanini oldyu-
ryub, cibindyan iki manat yarimini chixartmishdilar. Naxchivanda bu iki
yoldashin syozyu chyap qyalir vya birisi qedib nyachyalnikya, ermyani oldyurmyaklya-
rini xyabyar verir. Biz sizin kimi seyidlyarya etibar elyayib ozyumyuzyu badi-
fyanaya verya bilmyarik, yaziqiq. Bizi Sibirya aparandan sonra, siz ki, qyalib
bizim ushaqlarimiza chyoryak qazanib sahiblik elyamyayyacyaksiniz?
Haman kyandlinin syozyunya qyuvvyat verib, cahillar bashladilar qaim
syaslya demyayya:
– Xeyr, xeyr! Hech vaxt etibar elyamyak olmaz! Hech vaxt inanmaniq.
Bala Sultan qenya bizya kyomyayya qyaldi vya kyandlilyarya bashladi demyayya:
– A balam, axmaq-axmaq danishmayin, bu kishilyar siz dediyiniz
adamlardan deyillyar, niyya bu qyadyar bosh-bosh danishirsiniz.
Cahillar syas-syasya verib chiqirishmaqa bashladilar.
– Vallah, Sultan aqa, hech ola bilmyaz! Dyunyada hech kyasya etibar yox-
dur. Iranin namyalum seyidlyari hara, biz hara! Sultan aqa, hech ola
bilmyaz!
Biz bashladiq yalvarmaqa:
– Ay Allah byandyalyari! Biz xata elyadik ki, qyalib bura chixdiq?! Allahi
sevirsiniz bizya izn verin, qoyaq qedyak ishimizya! Cyaddimiz peyqyambyarya
and olsun, bir yanda bir syoz aqzimizdan qachirmaniq.
Kyandlilyar daha ucadan bashladilar chiqirmaqa:
– Ola bilmyaz!.. Ola bilmyaz!.. Yerinizdyan tyarpyashmyayiniz, yoxsa
qyullyalyarik!
Daha sonra nya oldu, nya olmadi, – yadimda deyil. Orasi myahz ya-
dimdadir ki, cahillardan bir nechyasi bir-birinin qulaqina bir shey pichil-
daya-pichildaya yavash-yavash bashladilar bizya syamt yaviqlashmaqa, yol-
dashim bashini pyancyaryanin ichinya choxub, bashilya pyancyaryanin shyushyasini para-
para edib ozyunyu bir nyov hyayyatya saldi. Onun dalinca myan ozyumyu haman
pyancyaryadyan saldim hyayyatya vya dyushdyum yoldashimin ustya. Kyandlilyar
chiqirdilar:
– Qoymayin o namyardlyari qetsinlyar!
Myan dyushyan kimi, bashladim qachmaqa, amma yaziq yoldashim
yerindyan hyaryakyat elyayib bir-iki qyadyam qoyub, qenya yixildi yerya; sonra
durdu ayaqa vya axsaya-axsaya myanim alimdyan yapishdi vya biz anvai-
myusibyat ilya kyandin ichindyan, itlyardyan ozyumyuzyu qoruya-qoruya, chixdiq
kyandin kyanarina.
Axiri bir tyovr ozyumyuzyu syuryuyyub yarican saldiq ermyani kyandinya vya
bir tyovlyadya yatib syubh tezdyan ac-acina yola dyushyub, axsham vaxti qyalib
yetishdik “Nurcaman” kyandinya. Chox yavash yeriyirdik; chyunki yoldashimin
saq ayaqi byark incimishdi vya yaziqa nyahayyat aziyyyat verirdi. O myar-
tyabyadya qorxmushduq ki, vyatyanya qayitmaqdan savayi qeyri bir shey yadi-
miza dyushmyurdyu… Iki qyundyan sonra Arazi kechib Iran torpaqina yetishdik
vya alibosh, kor-peshman chatdiq kyandimizya vya qorxudan bashimiza qyalyan
macyarani hech kyasya izhar elyamyadik.
Ahvalatdan bir il sonra, qenya yolumuz Rusiya torpaqina dyushdyu.
Qyasdimiz Iryavana qyalmyak idi. “Zurnali” kyandinin yanindan kechib qecya
yatdiq “Ulaqli” kyandindya. Bura ilya “Zurnali”nin arasi aqacyarimdir.
“Zurnali” kyandindyan, Bala Sultandan vya kyandin qeyri ahvalatindan
syohbyat saldiq ki, byalkya kechyan il kishmish karvaninin qaryat olmaqindan,
dyavyachilyarin olmyayindyan bir xyabyar bilyak. Amma artiq tyayaccyub elyadik
ki, hech bir kyasin yadina bir belya ahvalat qyalmirdi. Sonra kyandlilyardyan
biri bizdyan sorushdu:
– Aqalar, yoxsa “zurnalilar” siz ilya kishmish oyunu oynayiblar?..
Myahz burada biz basha dyushdyuk ki, “zurnalilar” nya kishmish qaryat edib-
lyar vya nya dyavyachi oldyuryublyar: bunlar ancaq bizim ilya “kishmish oyunu”
oynayiblar. Vya myahz indi basha dyushdyuk ki, “zurnalilar” bizim bashimiza
“kishmish oyununu” qyatirmyakdyan myaqsyadlyari ancaq bizi kyanddyan
qachirtmaq idi; chyunki biz akoshkadan ozyumyuzyu yerya salib qachan zaman
onlar bizi qyullya ilya dya vura bilyardilyar, tutub oldyurya dya bilyardilyar…

    Конституция в Иране
    Джалил Мамедгулузаде
    КОНСТИТУЦИЯ В ИРАНЕ
    У ворот нашей мечети сидит на выступе старик лет пятидеся-ти-пятидесяти пяти. Здесь он занимается своим ремеслом: пи-шет письма неграмотным мусульманам, чаще всего приезжим из-Ирана. Зовут его Мешади-Молла-Гасан.
    Мешади можно видеть перед мечетью в любое время года - летом и зимой, осенью и весной.
    Летом, проходя по улице, можно видеть, как он дремлет, прислонившись головой к стене; а другой раз видишь и такое: перед Мешади сидит на корточках какой-нибудь иранец, а тот, нацепив на нос очки и придерживая на левом колене пол-ли-ста грязной почтовой бумаги, читает, откинув голову и глядя, из-под очков, написанное по-фарсидски письмо:
    "...во-вторых, если вам угодно будет знать о здешних ново-стях, слава аллаху, мы все живы и здоровы и молимся за вас" и нет у нас иной печали, кроме разлуки с вами.
    Да пошлет всеблагой создатель мира, милосердный аллах, случай еще раз свидеться с вами..."
    Проходя зимой мимо мечети, видишь, как Мешади-Молла-Гасан, закутанный в абу, низко склоняется над мангалом с горячими угольями, словно хочет обнять его. Иногда же видишь: какой-нибудь приезжий, примостившись около мангала перед Мешади, задумчиво копается в остывающих углях. А Мешади-Молла-Гасан, спрятав правую руку под мышку и держа в левой только что написанное послание, читает:
    "...передайте от меня привет двоюродному брату моему Кер-балай-Гасыму, двоюродному брату Джафару, старшей тетке Сакине, двоюродной сестре Гюльсум; поклон от меня Гейдару, Кербалай-Али; кланяюсь Мешади-Халилу, Мешади-Искендеру, и Гусейну, и Гуламали, и Мешади-Зульфугару, и Уста-Зейналу; низкий поклон от меня дяде Мешади-Рустаму, и Наджафали, я Байраму, и Кербалай-Оруджали, и Сабзали, и Кербалай-Ис-маилу, и Мамеду. И передайте Мамеду, что брат его Муртуза-гули^жив и здоров и работает в Эривани у Гаджи-Гамида са-довником, что он здесь женился, имеет ребенка и шлет низкий поклон, а у ребенка болят глаза, но сам, слава аллаху, здоров и шлет привет..."
    Мешади-Молла-Гасан - выходец из Ирана. Лет десять-две-надцать тому назад он некоторое время учительствовал в Эри-вани; учеников у него было семь-восемь, но они вскоре разбе-жались, потому что за незнание уроков учитель плевал им в лицо. Несколько раз дети жаловались отцам на такое обраще-ние; случалось, что отцы приходили к учителю объясняться и сами плевали в него, но все это было бы еще терпимо, если бы ученики не разбежались.
    Итак, ученики разбежались.
    Тогда Мешади-Молла-Гасан принялся торговать книгами. И теперь еще около него на камне лежит несколько старых книг, два "Гюлистана", четыре книжки "Джамеи-Аббаси", Ко-ран, два сильно потрепанных тома письмовника, толкователь снов с разодранным переплетом и книга "О вратах рая".
    Не повезло Мешади-Молла-Гасану и в торговле. Больше се-ми-восьми книг за год ему продать не удавалось.
    Вот и взялся он тогда писать письма и этим зарабатывает себе на жизнь. Не проходит и дня, чтобы несколько местных крестьян или приезжих из Ирана не обратились к Мешади-Молла-Гасану с просьбой написать письмо. За письмо Мешади-Молла-Гасан берет две-три копейки, а то и целый пятак. Если заказчик слишком уж беден, он пишет и за копейку, но на бу-маге заказчика.
    Благодарение аллаху, хорошее ремесло. В мусульманском мире нет более прибыльного занятия, чем писание писем по за-казу. В Анатолии трудно пройти мимо мечетей: улица всегда запружена мусульманами, окружившими одного-двух молл, ко-торые пишут письма. То же творится в Тегеране, Тебризе, Эри-вани, Тифлисе, Баку и других городах. На каждом выступе у входа в гянджинскую мечеть сидит по одному такому же почтенному писцу, как наш Мешади-Молла-Гасан. Их окружает иной раз по двадцать-тридцать человек, дожидающихся своей очереди, чтоб заказать письмо. Ни войти в мечеть, ни выйти...
    Благодарение аллаху! Нельзя   пожаловаться   на заработок.
    Одно досадно: услугами этих писцов пользуются лишь бед-няки.
    Приходит, например, рабочий в рваной одежде.
    - Дядя Мешади, напиши для меня письмо!
    Мешади-Молла-Гасан тотчас же протягивает к рабочему правую руку и говорит:
    - Выкладывай... посмотрим, что там у тебя.
    Рабочий сует руку в карман и вынимает две копейки.
    - Мало... - заявляет Мешади. Рабочий клянется:
    - Больше нет.
    Мешади божится:
    - Не напишу.
    Рабочий уступает и занимает у кого-нибудь еще копейку.
    Мешади-Молла-Гасан надевает на нос очки, открывает чер-нильницу с тушью, подливает каплю воды и пробует кончик камышового пера на ногте указательного пальца. Затем выта-скивает из книги грязный листок почтовой бумаги, разрезает его надвое, убирает одну часть в книгу, другую примащивает на левом колене, макает перо в тушь и начинает выводить за-мысловатые узоры арабского письма.
    Послание он начинает по установленному образцу: "Высо-кочтимый господин! Во-первых.... во-вторых... низкий поклон и лучшие пожелания...", и заканчивает по-арабски: "Аминь, все-вышний аллах!"
    Написав обязательное вступление, Мешади-Молла-Гасан: обращается к заказчику:
    - Ну, теперь говори, о чем писать?
    Рассказав свои нужды, клиент платит Мешади-Молла-Гасану свои копейки, получает исписанный клочок бумаги, прячет за пазуху и отправляется искать едущего на родину, чтобы через него переслать письмо.
    Тринадцатого сентября тысяча девятьсот шестого года Ме-шади-Молла-Гасан написал два письма: одно для Кербалай-Мамедали из иранского селения Арабляр, другое для тебризца Уста-Джафара.
    Ах, злополучные письма! Вы перевернули вверх дном весь мир. Иссохнуть бы пальцам, писавшим вас, чтоб они не поверг-ли людей в несчастье!
    Перейдем, однако, к делу.  Уже два с половиной года, как Кербалай-Мамедали уехал из Ирана на заработки, чтобы обеспечить свою семью, а семья его состоит из матери, жены и семилетнего сына. В первое вре-мя Кербалай-Мамедали работал чернорабочим и за два-три месяца ухитрялся сэкономить три-четыре рубля, купить для своих шесть-семь аршин ситца и послать домой.
    В прошлом году, когда начались армяно-мусульманские столкновения Кербалай-Мамедали уехал на родину и отвез не-много денег. Прошло уже восемь месяцев, как он вернулся от-туда, но за все это время послал домой матери всего два рубля. Дважды мать и жена писали ему и просили через знакомых прислать немного денег, так как им не на что жить.
    Кербалай-Мамедали в ответ написал и, кроме того, передал через знакомого, ехавшего домой, что здесь неспокойно, работы мало и пусть они еще немного потерпят: на все воля аллаха, все наладится, и он пришлет денег.
    Кербалай-Мамедали был прав, когда писал, что здесь в Рос-сии, неспокойно, тут действительно не было спокойно; но он лгал, говоря, что нет работы; не проходило дня, чтобы он не заработал копеек восемьдесят, а то и рубль. Нельзя сказать, чтобы Кербалай-Мамедали не любил своей семьи, ему очень хотелось послать домой деньги. Но как ни старался собрать несколько рублей, никак ему это не удавалось: в кармане всегда было пусто.
    Проходило несколько дней, и он говорил себе:
    - Иншаллах, отыщу сегодня земляка, едущего на родину, пошлю домой хотя бы два рубля.
    Но все никак не мог исполнить свое желание.
    Он не мог послать денег из-за того, что у него увеличились расходы. Расходы же увеличились потому, что он, с соизволе-ния аллаха и в согласии с шариатом, обзавелся другой женой- браком сийга.
    Эта другая была вдова и приходилась сестрой другу Керба-лай-Мамедали, тоже чернорабочего. В первое время эта жен-щина стирала белье Кербалай-Мамедали.
    Однажды друг пригласил его к себе. И тут Кербалай-Маме-дали случайно увидел голые икры его сестры, они понравились ему, и вскоре после этого он женился на их обладательнице.
    Вначале он жил отдельно, снимая угол в караван-сарае "Лев", и выплачивал жене, согласно условию, рубль в месяц, но постепенно привязавшись к Парнисе так звали женщину, - перебрался к ней.
    Однажды Кербалай-Мамедали прибежал домой радостный и еще с порога крикнул своей новой жене: - Парниса,.Парниса! Давай муштулук!
    - Что случилось? - спросила она с удивлением.
    - Давай муштулук! - повторил Кербалай-Мамедали.
    - Да что случилось? - переспросила Парниса.
    - Не дашь муштулука, не скажу, - твердил тот. Парниса подошла к Кербалай-Мамедали и, взяв его за ру-ки, стала просить:
    - Скажи, ради аллаха, в чем дело? Но Кербалай-Мамедали не уступал:
    - Клянусь аллахом, не скажу без муштулука.
    - Хорошо! Муштулук за мной, только скажи, в чем дело? Тогда Кербалай-Мамедали торжественно объявил:
    - У нас в Иране дали конституцию!
    Парниса застыла в недоумении.
    - Что дали? - спросила она.
    - Конституцию... Неужели ты до сих пор не знаешь, что это такое?
    Парниса подумала немного и спросила с удивлением:
    - А что такое конституция?
    Кербалай-Мамедали отвел ее руки и, отвернувшись, недо-вольно сказал:
    - Ну, вот... Как мне это объяснить тебе? Всему миру из-вестно, что Ирану дали конституцию. Даже уличные маль-чишки знают об этом... Сегодня консул вызывал в мечеть всех амшари - иранских подданных. Там молились за шаха, что даровал Ирану конституцию. Я тоже был в мечети. Народу собралось столько, что иголке негде было упасть. Там был и Кербалай-Гусейнгулу. Все земляки радовались. Ведь до сих пор мы, иранские подданные, не видели светлого дня, изнывали в чернорабочих. В России, посмотри, совсем нет чернорабочих из русских, все чернорабочие - бедняки из Ирана. Теперь, Пар-ниса, даст аллах, у нас будет много денег. Ты все приставала, чтобы я купил тебе архалук из русского бархата. Теперь уж обязательно куплю. Ты сама видела, что денег не хватало. Но теперь, даст аллах, денег будет вдоволь. Все мои земляки, Кебле-Имамали, Кебле-Новруз, Гасымали, Орудж, Мешади-Байрам, так радовались, шапки вверх готовы были бросать. Говорят, завтра консул соберет всех наших и начнет раздавать конституцию. Ай джан, ай джан! Да здравствует наш падишах! Ай джан!
    И Кербалай-Мамедали пустился в пляс, щелкая пальцами.
    Парниса, радостная и счастливая, подошла к мужу и снова взяла его за руки.
    На следующий день, под вечер, Кербалай-Мамедали вернулся домой мрачный и разочарованно сказал жене:
    - Консул ничего нам не дал. Сказал, что нашу долю конституции мы должны получить на родине, в Иране.
    Парниса нахмурила брови и, помолчав, недоверчиво сказала
    - Врешь!
    - Пусть будет проклят мой отец, если я вру, - начал уве-рять жену Кербалай-Мамедали. - Консул ничего нам не дал.
    - Врешь, не может быть.
    - Клянусь аллахом, ничего не дал...
    - Конечно, не даст! Такое уж у меня счастье!.. Здесь не да-ют ничего, чтобы все досталось твоей жене в Иране, этой ста-рой карге. Такое уж у меня счастье!..
    Посетовав на свою судьбу, Парниса сурово заявила:
    - Слышишь, Кербалай-Мамедали, я ничего не хочу знать. Раз я твоя жена, хоть сдохни, а содержи меня... Два месяца я прошу у тебя бархатный архалук, ты все отнекиваешься-денег мол, нет. А теперь рассказываешь, что консул ничего не дал, а дадут в Иране. Я не потерплю, чтобы мою долю получила и слопала твоя старая ведьма. Или сейчас же пошли письмо, что-бы твою долю старой карге не выдавали, а выслали сюда, тебе, или я не знаю, что сделаю с тобой!
    Кербалай-Мамедали начал уговаривать жену:
    - Ради аллаха, жена, не говори глупостей! Что бы ни раз-давали на родине, мою долю выдадут матери, а она пришлет сюда. Валлах, пришлет. Мать очень меня любит. Не беспокойся, ничего не пропадет. Давай лучше ужинать.
    Парниса подала мужу ужин, но сама села поодаль в угол и не стала есть.
    Пришлось Кербалай-Мамедали уступить и поклясться, что завтра же пошлет на родину письмо, чтобы его долю консти-туции прислали сюда.
    Только тогда Парниса немного успокоилась.
    Рано утром Кербалай-Мамедали вышел на улицу в нереши-тельности. Как быть? С одной стороны, он очень боялся Парнисы, хотя и сам не знал почему, а с другой стороны, боялся Тукезбан, жены, что осталась в Иране. Не дай аллах, если она, получив письмо, догадается, что муж просит свою долю для новой жены.
    Кербалай-Мамедали тщательно скрывал, что женился вто-рично. Когда он уезжал из Ирана, братья жены предупрежда-ли, что, если он женится на чужбине, они приедут туда и ра-зобьют ему голову. А Тукезбан поклялась приехать из Ирана босиком, с непокрытой головой и вырвать волосы своей сопер-нице.
    Раздумывая обо всем этом, Кербалай-Мамедали дошел до мечети. Как раз в это время Мешади-Молла-Гасан кончил пись-мо для Уста-Джафара из Тебриза. Оно было такого содер-жания:
    "Во-первых... приветы и поклоны... во-вторых... аминь, все-вышний аллах... Дорогая матушка! Хотя прошло много времени с тех пор, как я приехал на чужбину и тут работаю, но никог-да не забываю тебя. Милая матушка! Не обижайся, что я не посылаю денег. Все хочу послать, да не удается: если бы ты знала, как дорога здесь жизнь. Раньше, когда я жил один и расходов было меньше, я мог время от времени посылать тебе несколько рублей... Но сказано в Коране нехорошо правовер-ному жить одиноким. Поэтому я, по воле аллаха и согласно разъяснению моллы, что не подобает мусульманину жить без жены, прости меня за такое выражение... я, с соизволения ал-лаха и в согласии с шариатом, женился браком сийга, извини за такое слово. Конечно, жена есть жена, требует лишних рас-ходов. И вот все, что я зарабатываю, уходит на нашу жизнь, и ничего не остается, чтобы прислать тебе. Поцелуй за меня мо-его мальчика и передай привет всем родственникам".
    Мешади-Молла-Гасан только что кончил писать, когда по-дошел Кербалай-Мамедали и, приветствовав моллу, сказал:
    - Дядя молла! Напиши и для меня письмо.
    - Баш уста! - ответил Мешади-Молла-Гасан и, обраща-ясь к Уста-Джафару, сказал:
    - Возьми перо, подпиши.
    - Пусть пока сохнет, я схожу за конвертом, потом подпи-шу, - ответил Уста-Джафар и ушел.
    Кербалай-Мамедали присел на корточки перед Мешади-Молла-Гасаном. Тот положил письмо, написанное для Уста-Джафара, на солнышко, вынул из книги листок бумаги и, про-тянув к Кербалай-Мамедали правую руку, сказал:
    - А ну, покажи, с чем ты пришел?
    Кербалай-Мамедали не спеша полез в карман, вынул три монеты по копейке и положил перед моллой. Тот поднес деньги к глазам, поглядел, потом опустил их в карман и, подняв левое колено, положил на него бумагу. Петом, обмакнув перо, начал писать: "Во-первых... приветы и поклоны... во-вторых... аминь, всевышний аллах!"
    - Говори, что писать? - обратился он к Кербалай-Маме-дали.
    Тот тихо кашлянул в кулак.
    - Дядя молла! Только пусть между нами... - начал он. Мешади-Молла-Гасан собирался уже писать, но Кербалай-Мамедали схватил его за руку.
    - Нет, нет, не пиши! Пока слушай.
    Молла отнял перо от бумаги и стал слушать.
    - Напиши, - сказал Кербалай-Мамедали, - напиши: "Дорогая мать! Говорят, Ирану дали конституцию..."
    "Дорогая мать! Ирану дали конституцию..." - написал мол-ла.
    - Пиши, - продолжал Кербалай-Мамедали:  "Вчера кон-сул объявил нам, что нашу долю выдадут на родине, в Иране". Мешади-Молла-Гасан написал и это.
    - Пиши: "Матушка, мне ничего не надо, но..." Как бы это написать, дядя молла? Совестно признаться    тебе, но, видишь ли, наша домашняя, прости за такое слово...
    Мешади-Молла-Гасан хотел продолжать писать, но Керба-лай-Мамедали снова остановил его, говоря:
    - Не пиши! Заклинаю тебя святыми, не пиши! Как бы чего лишнего не написать... Не губи меня, дядя молла, умоляю тебя!
    Мешади-Молла-Гасан отложил перо и стал слушать.
    - Пиши, - опять начал диктовать Кербалай-Мамедали: "...то, что придется на мою долю, пришли сюда..."
    Мешади-Молла-Гасан написал.
    Кербалай-Мамедали, подумав, продолжал:
    "Хотя я и не знаю, сколько придется на мою долю, но, если даже будет немного, все равно пришли". Говоря по правде, дядя молла, я бы никогда не заговорил об этом, но разве мож-но переспорить женщину?
    Мешади-Молла-Гасан взялся было за перо, но Кербалай-Мамедали опять его удержал:
    - Умоляю тебя, что ты делаешь? Не пиши о женщине ни слова! А то вдруг напишешь, что я женился, потом не оберешь-ся беды. Напиши только, чтобы мою долю выслали сюда, и все...
    Мешади-Молла-Гасан написал.
    Кербалай-Мамедали стал диктовать конец письма:
    "Поцелуй за меня нашего мальчика. И как поживает наша домашняя, извини за такие слова, и еще посылаю низкий пок-лон всем родственникам и соседям". Напиши все это и кончай.
    Мешади-Молла-Гасан написал. Тогда Кербалай-Мамедали попросил прочесть написанное. Мешади-Молла-Гасан начал:
    "Во-первых... привет и поклон... во-вторых... всевышний ал-лах! Дорогая мать! Говорят, Ирану дали конституцию. Вчера консул сказал, что наша доля будет роздана на родине, в Иране. Прошу тебя, матушка, сколько бы ни пришлось на мою долю, пришли сюда, и еще поцелуй за меня нашего мальчика, и как поживает наша домашняя, извини за такие слова. И пе-редай привет всем родственникам и соседям. Конец".
    Окончив чтение, Мешади-Молла-Гасан положил письмо на солнышко рядом с тем, которое сушилось. Тем временем Уста-Джафар принес грязный конверт. Мешади-Молла-Гасан взял его письмо и протянул вместе с пером, чтобы тот подписал.
    Уста-Джафар увидел письмо, написанное для Кербалай-Мамедали, и стал разглядывать его.
    - Дядя Мешади-Молла! Говоря между нами, то письмо написано красивее. Почерк на моем письме не так хорош.
    И, взяв оба письма, стал их сравнивать. Кербалай-Мамеда-ли, вытянув шею, тоже стал молча разглядывать их. Молла взял оба письма из рук Уста-Джафара и, любуясь ими из-под очков, воскликнул:
    - Пах-пах-пах! Вот это - почерк! Вот это - письма! Од-но написано лучше другого.
    После этого он по ошибке протянул Уста-Джафару письмо, написанное для Кербалай-Мамедали, а письмо, написанное для Уста-Джафара, снова положил сушиться на солнце.
    Ничего не подозревая, Уста-Джафар взял из рук моллы письмо, написанное для Кербалай-Мамедали, и, положив его на левое колено, начал выводить свою подпись. Добрых десять минут он пыхтел и сопел, пока наконец нацарапал какие-то каракули. После этого он взял щепотку земли, посыпал на на-писанное и, спрятав конверт с письмом в карман, встал, попро-щался и ушел.
    Когда Уста-Джафар скрылся с глаз, Мешади-Молла-Гасан предложил и Кербалай-Мамедали принести конверт, но тот решил, прежде чем отправить письмо, показать его Парнисе.
    Мешади-Молла-Гасан сложил письмо Уста-Джафара вчет-веро и, передавая Кербалай-Мамедали, сказал:
    - Напишу адрес, когда принесешь конверт.
    Кербалай-Мамедали взял письмо и, напрягаясь, потея, вы-вел на нем пером какие-то каракули, отдаленно напоминающие его имя - "Мамедали". После этого он снова сложил письмо вчетверо, сунул в боковой карман и ушел. Дома он протянул письмо жене:
    - Вот, Парниса! Письмо уже написано. Теперь надо его отправить матери. Тут сказано, чтобы мою долю конституции прислали сюда. Если веришь, ладно, а если не веришь, дай кому хочешь прочесть.
    Парниса взяла письмо, развернула, повертела и, снова сло-жив, положила на полку. Вечером она положила письмо в карман и пошла к брату - Кербалай-Рзе.
    - Братец! - сказала Парниса, передавая письмо брату.- Ради аллаха, дай кому-нибудь прочесть это письмо, проверить, что тут написано.
    Расспросив сестру, о чем письмо, Кербалай-Рза немного задумался, потом сказал:
    - Послушай, Парниса, ты совсем свихнулась.
    - Почему, братец? - удивилась Парниса.
    - Глупышка!  Где это видано, чтобы из Ирана сюда  присылали конституцию?
    Парниса стала возражать:
    - Почему ты так думаешь, братец? Разве уж так далеко до Ирана, чтобы нельзя было прислать? Селение Арабляр на берегу Аракса, совсем близко, каких-нибудь три-четыре дня пути.
    - Арабляр то недалеко, но как пришлют конституцию от-туда?
    Парниса стала сердиться:
    - Ах, братец, ради аллаха, не говори так! Отлично могут прислать. Почему бы и нет? Ты вечно насмехаешься надо мной, всякое мое слово считаешь глупым. Раз не хочешь, отдай пись-мо, я сама найду человека, который мне прочтет его...
    - Ну, ладно. Завтра я отдам его прочесть. Пусть Мамедали пошлет, и ты сама убедишься, что я прав! Где это слыхано, чтобы из Ирана возили сюда конституцию? Оттуда доставляют хну, сабзу, очищенный миндаль, табак, чай, опиум и прочие подобные товары, но за всю жизнь я ни разу не слышал, чтобы оттуда привозили конституцию. Никогда и не торговали таким товаром...
    Немного подумав, Парниса снова попросила брата, чтобы он нашел кого-нибудь, кто сможет прочесть письмо, и брат обещал завтра же исполнить ее просьбу.
    На следующий день Кербалай-Рза отнес письмо к Молла-Оруджали. Года два назад этот Молла-Оруджали открыл здесь свою школу и, набрав с десяток учеников, обучает их грамоте.
    Молла-Оруджали взял письмо, внимательно вгляделся в почерк и сказал:
    - Это письмо написано почерком "тарассул", притом очень неразборчиво. Я этого почерка не читаю. Попроси кого-нибудь другого, кто знает.
    Кербалай-Рза отнес письмо к учителю русско-азербайджан-ского училища Мирза-Гасану, который окончил учительскую семинарию и преподавал азербайджанский язык.
    Поглядев на письмо, Мирза-Гасан проворчал:
    - Чтоб отсохли пальцы у того, кто это писал. Почерк такой мелкий и неразборчивый, что ничего не поймешь...
    Получив такой ответ, Кербалай-Рза не знал уже, к кому обратиться. Тут он вспомнил про Мешади-Гусейна, который хотя и торговал восточными пряностями, но слыл за очень уче-ного человека, любил рассуждать о шариате, философии и про-чих умных вещах. Слушая его, Кербалай-Рза всегда говорил про себя: "Ну, и ученая же голова этот Мешади-Гусейн".
    Когда Кербалай-Рза подошел к лавке Мешади-Гусейна, тот отпускал покупателю леденцы и назидательно рассказывал:
    - Покойный дед мой, да благословит аллах твоих покой-ников, беря меня в малолетстве на руки, говорил отцу: "Сын мой, Кербалай-Исмаил, береги этого мальчика, глаза его излу-чают свет науки, он станет ученым". Теперь я убеждаюсь в мудрости дедушки, который еще тогда предвидел мое будущее. Но наука не лезет сама в голову человеку, науку надо изучать, надо кости на этом деле поломать, без этого ничего не выйдет! Пока одолеешь науку, успеешь изрыгнуть молоко матери. Ес-ли б ты знал, какой ценой досталась мне эта наука, сколько меня били по пяткам, сколько колотили, все глаза на ней ис-портил и только после стольких мучений выбился наконец в ученые. Да, милый мой, это не шутка! Кроме того, надо иметь способности, талант надо иметь. Не всякий, кто учится, может стать ученым.
    Кербалай-Рза шагнул через порог и, воспользовавшись пау-зой, протянул письмо.
    - Дядя Мешади, да благословит аллах память твоего ро-дителя, прочти, пожалуйста, что здесь написано.
    Отпустив покупателя, Мешади-Гусейн внимательно посмот-рел на письмо.
    - Кто это писал? - спросил он.
    Кербалай-Рза не знал точно, кто его написал.
    - Должно быть, писал молла, что сидит перед мечетью.
    Начало было написано по-персидски и более или менее раз-борчиво.
    "Во-первых, главное наше пожелание, чтобы вы были живы и здоровы, а во-вторых, если вам угодно будет знать здешние новости, то, слава аллаху, все мы живы и здоровы и молимся за вас, и нет у нас иной печали, кроме разлуки с вами. Да поможет нам творец вселенной поскорее лицезреть вас! Аминь, всевышний аллах".
    Дочитав до этого места, Мешади-Гусейн стал запинаться:
    - На чужбине... потому что...
    Пыхтя и обливаясь потом, он вертел листок бумаги, рас-сматривал его на свет, но разобрать больше ничего не мог. Наконец бросил его на чашу весов и воскликнул:
    -Я знаю, кто это написал. Это не кто иной, как Мешади-Молла-Гасан. Этот злодей, сын злодея пишет так, что никто не может разобрать. Ученый человек Мешади-Молла-Гасан. Я думаю, что даже в Тебризе не найдется такого... Мало кто в состоянии прочесть то, что написано им! Честь и хвала писцу! Клянусь аллахом, редкий дар у этого человека! Ты посмотри на почерк! Вот это почерк!
    Говоря все это, Мешади-Гусейн снова взял письмо в руки и стал любоваться им.
    Кербалай-Рза положил письмо в карман и направился до-мой. Проходя мимо мечети, он увидел Мешади-Молла-Гасана, который сидел на выступе у входа в мечеть и, нацепив очки, писал какому-то крестьянину. Подойдя к нему, Кербалай-Рза поздоровался:
    - Салам-алейкум, дядя молла! Ради аллаха, скажи, не ты ли писал вчера письмо Кербалай-Мамедали?
    Взглянув    на  него    поверх    очков,    Мешади-Молла-Гасан спросил:
    - Какому Кербалай-Мамедали?
    - Да тому самому, что просил прислать с родины его долю конституции.
    - Да, да! - ответил    Мешади-Молла-Гасан.   -   Я   писал это. Вчера писал. Хорошо написал, толково, будь спокоен, на-верняка пришлют. Кажется, это ты и был.
    - Нет, то был мой зять.
    - Да, да! Не беспокойся, обязательно пришлют...
    - Да благословит аллах память твоего родителя. До сви-дания!
    Успокоенный, Кербалай-Рза пошел домой и, передавая пись-мо Парнисе, побожился, что был у самого моллы, который пи-сал письмо, и узнал от него, что все написано в точности, как и говорил Кербалай-Мамедали.
    Вечером Парниса отдала письмо мужу, чтобы тот переслал на родину.
    Кербалай-Мамедали отправился в лавку макинского купца Гаджи-Али и оставил там письмо, чтобы его отправили с кем-нибудь из едущих в Шахтахты, откуда через содержателя чай-ханы Мешади-Искендера письмо должно быть переправлено в селение Арабляр, его матери.
    Прошел месяц. Каждый вечер, когда Кербалай-Мамедали возвращался домой с работы, Парниса встречала его неизмен-ным вопросом:
    - Ну как? Есть что-нибудь?
    - Пока нет ничего! - отвечал Кербалай-Мамедали. Первое время Парниса не верила, думала, что муж обманы-вает ее.
    Тогда Кербалай-Мамедали начинал божиться:
    - Клянусь двенадцатью имамами, не обманываю!
    - Обманываешь! - утверждала Парниса. Тогда Кербалай-Мамедали говорил:
    - Пусть будет проклят мой отец, если я обманываю!
    - А может, ты вовсе и не отправлял письма? - продол-жала допытываться недоверчивая Парниса.
    - Если не веришь, пусть Кербалай-Рза спросит макинца Гаджи-Али, послал я письмо или нет, - отвечал Кербалай-Мамедали.
    Последнее время каждый раз, когда Кербалай-Мамедали говорил, что на письмо все нет ответа, Парниса набрасывалась на мужа с бранью:
    - Наверное, уже есть ответ, ты скрываешь от меня!
    И Кербалай-Мамедали   ничего не   оставалось, как клясться еще и еще раз.
    Однажды Парниса, проснувшись очень рано, стала пинками будить Кербалай-Мамедали. Когда тот, сев на постели, стал протирать кулаками глаза, она сказала:
    - Кербалай-Мамедали, сегодня обязательно получим от-вет на письмо. Что ты мне тогда подаришь?
    - Что захочешь! - с готовностью ответил Кербалай-Ма-медали.
    - И ответ будет благоприятный! - продолжала Парниса.
    - Откуда ты знаешь?
    - Я во сне видела, - сказала Парниса и на вопрос мужа, что же ей приснилось, ответила:
    -Тебе какое дело? Я наверняка знаю, что сегодня обяза-тельно будет ответ.
    Кербалай-Мамедали стал упрашивать:
    - Ради аллаха, расскажи, что тебе приснилось?
    - Не могу рассказать, - отнекивалась Парниса. - Если расскажу, сон не сбудется.
    Когда после полудня прошло два часа, Кербалай-Мамедали вернулся домой. Парниса встретила его вопросом:
    - Ну, что нового?
    - Ничего нет, - отвечал муж.
    Парниса достала хлеб и сыр и, положив перед мужем, села рядом.
    Отрезав кусок хлеба, Кербалай-Мамедали спросил:
    - Ну что, как же твой сон? Ты уверяла, что сегодня обя-зательно будет ответ...
    - Кербалай-Мамедали, - отвечала Парниса, - повто-ряю - сегодня придет благоприятный ответ: если мне снятся арбузы, - это к радости. На той неделе сестре Саре присни-лись арбузы. Когда ее муж Мешади-Ахверди рассказал мулле, тот объяснил: видеть во сне арбуз - это к удаче. И я в этом давно убедилась сама. Вчера мне снилось, что покойная тетка Шахрабану приехала к нам в гости (чтоб теперь ей не при-ехать!). Она меня очень любила (чтоб теперь не любила!). Ехала она на осле, а справа и слева висели мешки, большие-пребольшие, ну, прямо с дом...
    Кербалай-Мамедали расхохотался:
    - Да что ты болтаешь? Что это за мешки с дом величиной, ха-ха-ха!
    Парниса стала божиться:
    - Пусть будет проклят отец того, кто лжет! Клянусь алла-хом, не вру. Вот с этот дом. Да... я вышла навстречу тетке и сказала (чтоб не выйти мне теперь и не сказать!): "Тетя, - сказала я, - ради Хазрат-Аббаса, чего ты побеспокоилась?.." Покойница обняла меня (чтоб теперь не обнять!), поцеловала в одну щеку, поцеловала в другую щеку и дала мне самый большой арбуз. Да благословит ее аллах! Покойная очень меня любила (чтоб не любить ей теперь!)...
    Когда Парниса рассказывала все это, Кербалай-Мамедали послышалось, что кто-то останавливает осла:
    - Оккуш, оккуш!
    Он и Парниса повернулись к окну и увидели медленно входящего во двор осла.    На нем сидела женщина, рядом шел какой-то мужчина.
    Парниса и Кербалай-Мамедали не узнали прибывших, а Кербалай-Мамедали даже пошутил:
    - Вот и сбылся сон, тетка Шахрабану везет тебе арбузы...
    Разглядывая издали гостей, Парниса в беспокойстве подня-лась. А Кербалай-Мамедали, всмотревшись, вдруг вскрикнул: "Вай!" - и бросился в угол комнаты, чтобы спрятаться.
    Парниса, растерявшись, кинулась за мужем. Кербалай-Ма-медали метнулся к окну, намереваясь разбить стекло и выско-чить во двор. Но, выглянув, передумал, стремительно открыл дверь и пустился бежать по двору без оглядки.
    Приехавшая женщина, схватив в каждую руку по камню и ругаясь, кинулась вдогонку за Кербалай-Мамедали.
    - Собачий сын, мало было тебе заводить тут вторую жену, еще издеваешься надо мной в письме?!
    Мужчина, сопровождавший женщину, тоже бросился за Кербалай-Мамедали. Женщина кинула камень, но попала в курицу. Мужчина швырнул палку, но угодил в стену. Керба-лай-Мамедали успел перемахнуть через низкий забор и был таков.
    Парниса, оставшись в комнате, кричала, звала на помощь... А со двора доносилась такая отчаянная ругань, какую можно услышать лишь на улице, когда семнадцати-, восемнадцатилет-ние парни играют в альчики.
    Женщина,  гнавшаяся за  Кербалай-Мамедали, была его женой из селения Арабляр, а мужчина - ее братом.
    Чем кончилась эта скандальная история, я уж не знаю.

IRANDA HYURRIYYYAT
Bizim myascidin dalinda, qapinin syakisindya alli-yalli besh yashinda bir
kishi oturub kasibliq edir; bunun peshyasi bisavad myusyalmanlara vya chox
vaxt Iran qyariblyarinya myaktub yazmaqdir. Bu kishinin adi Myashyadi Molla
Hyasyandir.
Myashyadini burada yayda da qyormyak olar, qishda da, payizda da vya
baharda da.
Qah vaxt yay fyasli kyuchya ilya kechyan vaxt qyoryursyan ki, Myashyadi Molla
Hyasyan bashini dayayib syakinin bucaqina, myurqyulyayir, ya bir ozqya vaxt
kechyandya qyoryursyan: bir o tayli chyombyalib Myashyadinin qabaqinda vya Mya-
shyadi qyozlyuyyu burnunun ustya kechirdib, sol dizi ustya alinin ichindya yarim
vyaryaq chirkli kaqiz tutub o bashini yuxari qalxizib, qyozlyuyyun altindan ka-
qiza baxib, farsca oxuyur: “Vya saniyyan: aqyar bizim vilayyatin ahvalini
xyabyar almaq istyasyaniz, lillahyulhyamd, saq vya salamat sizin omryunyuzya
duaqu variq vya ozqya bir niqaranliqimiz yoxdur, savay sizin ayri-
liqinizdan; xudavyandi-alyam bir syabyab salsaydi ki, sizi myan bir dya qyorya
idim…”.
Qish fyasli myascidin qabaqindan kechyandya qyoryursyan ki, Myashyadi Molla
Hyasyan abaya byuryunyub vya qabaqina bir manqal qoyub, ayilib az qalir
manqali qucaqlasin. Ya bir vaxt kechyandya qyoryursyan bir qyaribya chyombyalib
Myashyadinin qabaqinda vya allyari ilya yavash-yavash manqalin odlarini deshir
vya Myashyadi Molla Hyasyan sol alindya yazili bir kaqiz tutub, saq alini qol-
tuquna soxub kaqizi oxuyur: “Myandyan dua yetiryasiniz amoqlum Kyar-
byalayi Qasima, dayioqlum Cyafyarya, bibimya, Syakinya xanima, Qyulsyum
yamiqizima. Myandyan dua yetirin Heydyarya, Kyarbyalayi Aliyya. Myandyan
dua yetirin Myashyadi Xyalilya, Myashyadi Iskyandyarya vya Hyuseynya vya Qulamya-
liyya vya Myashyadi Zyulfyuqara vya Usta Zeynala. Myandyan chox-chox dua ye-
tirin Myashyadi Ryustyam amimya vya Nyacyafyaliyya vya Bayrama, Orucyaliyya vya
Syabzyaliyya vya Kyarbyalayi Ismayila vya Myahyammyadya. Vya Myahyammyadya
deqilyan ki, qardashi Murtuzaqulu saq vya salamatdir vya Iryavanda Haci
Hyamidin baqinda baqbandir vya bir arvad da alib, ushaqi da olub vya chox-
chox dua qyondyarir vya ushaqin qyozlyari aqriyir, amma shyukyur Allaha, ozyu
salamatdir vya chox-chox dua qyondyarir…”.
Myashyadi Molla Hyasyan Iran ahlidir. On-on iki il bundan iryali Myashyadi
Irayavanda bashina yeddi-syakkiz myusyalman ushaqi yiqib myudyarrislik
elyardi. Axirda ushaqlar bir-bir bashladilar daqilmaqa; o syabyabya ki, ushaqin
biri dyarsini bilmyayyandya Myashyadi Molla Hyasyan tyupyuryurdyu ushaqin uzyunya.
Bir nechya dyafya ushaqlar qedib atalarina shikayyat elyadilyar, bir nechya dyafya
ushaqlarin atasi qyalib Mollanin uzyunya tyupyurdyu. Amma bunlar hamisi
yotyushyardi, aqyar ushaqlar daqilmasa idilyar.
Ushaqlar daqildilar.
Avvyallyari Myashyadi Molla Hyasyan kitab satardi. Indi dya onun sya-
kisinin ustyundya bir nechya kyohnya cildli kitablar var: iki “Qyulyustan”, dyord
cild “Camei-Abbas”, bir cild Quran, iki cild chox kyohnya “Nisab”, bir
dyanya cildi daqilmish “Tyaryassyul” vya bir dyanya tyazya “Abvab”. Amma bu
kitablardan bir ilin ichindya Myashyadi Molla Hyasyan yeddi-syakkiz cilddyan
artiq sata bilmyaz.
Odur ki, Myashyadinin qyuzarani kaqiz yazmaqla kechir. Qyun olmaz ki,
yuch-dyord qyarib vya kyandli qyalib Myashyadi Molla Hyasyanya kaqiz yazdirma-
sin. Hyar kaqizin birinya Myashyadi iki qyapik, uch qyapik, ya dyushyandya bir shahi
alir. Kaqiz yazdiran chox kasib olanda bir qyapiyya dya yazir; bu shyartlya ki,
kaqizi, yazdiran ozyu qyaryak alib qyatirsin.
Allah byaryakyat versin; yaxshi syanyatdir. Myusyalman alyamindya hech
syanyat o myartyabyadya ryavac deyil, nya qyadyar ki, ozqyalyarya myaktub yazmaq.
Anadolu myascidlyarinin qapilarindan kechmyak myumkyun deyil; o tyaryafi-
bu tyaryafi myusyalmanlar tutub dolushurlar bir vya ya iki mollanin bashina ki,
kaqiz yazdirsinlar. Habelya Tehran, Tyabriz, Iryavan, Tiflis, Baki ya qey-
rilyari. Qyancya myascidinin qapisinin hyar bir syakisindya bir Myashyadi Molla
Hyasyan kimi shyaxs aylyashib. Iyirmi-otuz adam bunlari ahatya edir ki, kaqiz
yazdirsinlar. Myascidya qirib-chixmaq myumkyun olmur.
Allah byaryakyat versin.
Amma bircya burasi yaxshi deyil, kaqiz yazdiranlarin hamisi kasib
adamlar olur. Qyoryursyan ki, bir fyaqir fyahlya qyalir ki:
– Myashyadi ami, myanya bir kaqiz yaz!
Myashyadi Molla Hyasyan bunu eshitcyak saq alini uzadir fyahlyanin
qabaqina vya sorushur:
– Chixart qyoryum, cibindya nyayin var?
Fyahlya alini salib cibindyan iki qyapiyi chixardir.
Myashyadi deyir ki:
– Bu azdir.
Fyahlya and ichir ki:
– Dyaxi pulum yoxdu.
Myashyadi and ichir ki:
– Yazmanam.
Axirda fyahlya razi olur ki, qedib bir qyapik dya tapib qyatirsin.
Sonra Myashyadi Molla Hyasyan avvyal eynyayi taxir qyozyunya, sonra qya-
lyamdani achir, qyalyamdanin dyavatina* bir qyatrya su tyokyur, qamish qyalyamin
ucunu basir sol alinin shyahadyat barmaqinin ucuna, sonra bir vyaryaq chirkli
pocht kaqizini kitabin ichindyan tapib yaridan cirir, yarisini syaliqya ilya qoyur
kitabin arasina, yarisini qoyur sol dizinin ustyunya, qyalyami batirir myuryak-
kyabya vya oz-yozyunya bashlayir kaqizi yazmaqa. “Sahiba, qiblyaqaha! Avvya-
______________
* Kechmishdya qamish qyalyamlya yazmaq uchyun ishlyanyan qara ryanqli myuryakkyab
lyan vya saniyyan…” Qyaryaz xeyir-duani vya axirda “amin ya ryabbyulalya-
min” yazib uzyunyu tutur kaqiz yazdirana vya deyir:
– Indi syozyunyu de yazim.
Kaqiz yazdiran dyardini yazdirib qurtarandan sonra qyapiklyari verib
Myashyadi Mollaya, kaqizi alib qoyur qoltuq cibinya ki, qedib qyorsyun
vyatyanya qedyan varmi ki, kaqizi yollasin.
Miladi tarixinin min doqquz yyuz altinci ilindya sentyabr ayinin 13-
dya Myashyadi Molla Hyasyan iki nyafyar adama kaqiz yazib: birini Iranin
“Aryablyar” kyandinin sakini Kyarbyalayi Myammyadyaliyya, o birini tyabrizli
Usta Cyafyarya.
Ax, bashi byalali kaqizlar! Dyunya vya alyami bir-birinya vurdunuz! Kash
sizi yazanin barmaqlari quruya idi vya sizi yazib xalqi bu qyadyar byalalara
salmaya idi!
Qyaryaz, kechyak myatlyab ustya.
Kyarbyalayi Myammyadyali iki il yarimdir ki, qyurbyatya chixib az-chox
chyoryak pulu qazansin vya ahlyu-yayalini saxlasin. Ahlyu-yayali ibaryatdir bir
anasindan, bir arvadindan vya yeddi-syakkiz yashinda bir oqlundan.
Avvyallyar Kyarbyalayi Myammyadyali fyahlyalik edyardi vya iki-yuch ayda bir
yuch-dyord manat xyarclik vya alti-yeddi arshin chit qyondyaryardi evinya. Kechyan
il ermyani-myusyalman davasi dyushyandya Kyarbyalayi Myammyadyali qetmishdi
vyatyanya vya besh-on manat pul da aparmishdi. Amma syakkiz aydir ki,
evindyan chixib qyalib indiyyadyak ancaq bir dyafya “Aryablyarya” anasina iki
manat qyondyarib ki, evdya xyarclik elyasinlyar. Iki dyafya anasi vya arvadi
sifarish elyayiblyar vya iki dyafya kaqiz qyondyariblyar ki, xyarclikdyan yana
korluqlari var vya Kyarbyalayi Myammyadyalidyan bir az pul istyayiblyar. Bu
sifarishlyarin vya kaqizin cavabinda Kyarbyalayi Myammyadyali bir dyafya kaqiz
qyondyarib vya bir dyafya dya sifarish elyayib ki, buralar shuluqdur vya ish-zad o
qyadyar yoxdur; bir az syabr elyasinlyar, inshallah, ara sakitlyashyandyan sonra
evya xyarclik qyondyaryar.
Bu vilayyatin shuluq olmaqini Kyarbyalayi Myammyadyali dyuz yazirdi,
chyunki doqrudan buralar shuluq idi. Amma orasini yalandan yazirdi ki,
ish-zad o qyadyar yoxdur; qyun olmazdi ki, Kyarbyalayi Myammyadyali fyahlya-
likdyan dyord abbasi, bir manat qazanmasin vya bunu da demyak olmaz ki,
Kyarbyalayi Myammyadyali ahlyu-yayalini istyamirdi. Chox syay edirdi ki, pul
qyondyarsin; amma qyondyarya bilmirdi. Nya qyadyar istyayirdi qyondyarsin,
birdyan qyoryurdyu ki, cibindya pul yoxdur. Bir nechya qyun kechirdi, oz-yozyunya
deyirdi ki: “inshallah, bu qyun vyatyanya qedyan adam taparam vya hech olma-
sa, iki manat evya qyondyaryaryam”. Amma axirda qenya qyondyarya bilmirdi.
Ondan otryu qyondyarya bilmirdi ki, xyarci chox idi vya xyarci dya ondan otryu
chox idi ki, Allahin izni ilya, peyqyambyarin shyariyati ilya Kyarbyalayi Myam-
myadyali burada bir dul arvad siqya elyamishdi.
Hyamin arvad Kyarbyalayi Myammyadyalinin yoldashi bir fyahlyanin bacisi
idi. Avvyallyar bu arvad Kyarbyalayi Myammyadyalinin paltarini yuyardi.
Bir dyafya Kyarbyalayi Myammyadyalini yoldashi evlyarinya qonaq
aparmishdi. Nya tyovr dyushdyu ki, Kyarbyalayi Myammyadyali arvadin qichlarini
qyoryub xoshladi vya axirda da ki, aldi. Qabaqca Kyarbyalayi Myammyadyali
“Aslan karvansarasi”nin bir hicryasindya qalirdi vya danishmishdi tyazya
arvadina ayda bircya manat xyarclik versin. Amma sonra arvadi bir az da
artiq xoshlayib kyochdyu arvadin evinya. Arvadin adi Pyarinisya idi.
* * *
Qyunlyarin bir qyunyu Kyarbyalayi Myammyadyali qacharaq evya qyalib tyazya
arvadina dedi:
– Ay qiz, Pyarinisya, mushtuluqumu ver!
Pyarinisya tyayaccyublyu sorushdu:
– Nya olub?
Kyarbyalayi Myammyadyali dyubarya dedi:
– Mushtuluqumu ver!
Pyarinisya qenya sorushdu:
– Nya olub?
Kyarbyalayi Myammyadyali qenya dedi:
– Mushtuluqumu vermyasyan, demiyyacyayyam.
Pyarinisya Kyarbyalayi Myammyadyaliyya yaxinlashib yapishdi allyarindyan
vya qenya sorushdu:
– Syan Allah, de qyoryum nya olub?
Kyarbyalayi Myammyadyali qenya dedi:
– Vallah, mushtuluqumu vermyasyan, demiyyacyayyam.
– Yaxshi, mushtuluqun borc olsun, de qyoryum nya olub?
Kyarbyalayi Myammyadyali dedi:
– Bizim Irana hyurriyyyat verilib.
Pyarinisya bir qyadyar dayanib sorushdu:
– Nya verilib?
– Ay qiz, hyurriyyyat dya!.. Indiyya kimi bunu da bilmirsyan?
Pyarinisya qenya bir qyadyar dayanib vya bir az tyayaccyublyu sorushdu:
– Hyurriyyyat nyadi?
Kyarbyalayi Myammyadyali arvadin allyarini ozyundyan kyanar elyayya-
elyayya bashini sol tyaryafya chyondyardi vya bir cyur narazi olan kimi cavab
verdi:
– Ay ryahmyatliyin qizi, indi axi myan syanya nya deyim, necya syani basha
salim? Indi dyunya-alyam bilir ki, Irana hyurriyyyat verilib. Indi kyuchyadya
ushaqlar da bilirlyar ki, Irana hyurriyyyat verilib. Bu qyun hyamshyarilyarin
hamisini qonsur* chaqirmishdi myascidya, padshaha dua elyayirdilyar ki, Irana
hyurriyyyat verib. Myan dya qetmishdim myascidya. O qyadyar adam vardi ki,
iynya salmaqa yer yox idi. Kyarbyalayi Hyasyanqulu da orada idi.  Hyamshya-
rilyar o qyadyar sevinirdilyar ki! Doqrudan da indiyya kimi biz yaziq hyam-
shyarilyar chox qara qyun chyakmishik. Fyahlyalik elyamyakdyan canimiz chixdi.
Amma qyoryursyan, Ursetdya hech fyahlya yoxdu, hamisi yaziq hyamshyaridi.
Pyarinisya, Allah qoysa, bundan sonra pulumuz chox olar. Elya ha deyirdin
ki, myanya urus myaxmyarindyan bir arxaliq al. Indi, vallah, bundan sonra
alaram! Axi ozyun qyoryurdyun ki, pulum qyormyurdyu; amma, Allah qoysa,
bundan sonra pulum chox olar. Kabla Imamyali, Kabla Noruz, Qasimyali,
Oruc, Myashyadi Bayram o qyadyar sevindilyar ki, az qalirdilar byorklyarini
qyoyya atalar. Qonsur, deyillyar, sabah hyamshyarilyarin hamisini chaqiracaq,
hyurriyyyat payliyacaq. Ay can, ay can!.. Saq olsun bizim padshahimiz, ay
can!..
Bu syozlyari deyya-deyya Kyarbyalayi Myammyadyali chitmiq chalib oynayir-
di. Pyarinisya sevincyak qenya qedib yapishdi arinin allyarindyan.
Sabah oldu. Axsham vaxti Kyarbyalayi Myammyadyali qyaldi evya vya ichyari
qiryan kimi Pyarinisyayya dedi:
– Pyarinisya, balam, qonsur bizya hech zad paylamadi, dedi sizin hyur-
riyyyat payinizi Iranda oz vyatyaninizdya payliyacaqlar.
Bu syozlyari eshidyandyan sonra Pyarinisya qash-qabaqini tyokdyu vya bir az
dinmyayib axirda arinya dedi:
– Yalan deyirsyan.
Kyarbyalayi Myammyadyali bashladi and ichya-ichya arvadini inandirmaqa:
– Yalan deyiryam atama nyahlyat! Qonsur bizya hech zad paylamadi.
– Yalan deyirsyan.
– Vallah, hech zad paylamadi.
______________
* Konsul

– Syoz yox, paylamaz. Myanim baxtim harada idi ki, paylasin. Bura-
da paylamadi ki, Iranda vyatyaninizdya paylasin, yetishsin o kaftar ar-
vadina. Myanim baxtim harada idi ki, burada paylasin.
Bir qyadyar oz baxtindan shikayyat edyandyan sonra Pyarinisya aciqli arinya
dedi:
– Bax, Kabla Myammyadyali, myan onu-bunu bilmyanyam, hyayya myan
syanya arvadam, qyaryak canin chixsin, arvadini saxlayasan. Indi iki aydir
myan syandyan bir myaxmyar arxaliq istyayiryam. Almirsan ki, kasibam, pu-
lum yoxdu. Indi dya bashlamisan ki, myanim payimi qonsur vermyadi, vya-
tyandya veryacyaklyar. Myan hech vyadya dyozya bilmyanyam ki, myanim qismyatimi
o kaftar arvadin alib yesin. Ya helya bu qyun qet, kaqizi yazdir ki, syanin
payini yollasinlar bura, ozyunya, o kaftara vermyasinlyar; ya ki, myan bil-
miryam neylyaryam.
Bu syozlyarin cavabinda Kyarbyalayi Myammyadyali dedi:
– Ay arvad, syan Allah bosh-bosh danishma. Vyatyandya hyar nya paylasa-
lar, veryacyaklyar anama. Anam hech olmaz ki, myanim payimi ozyumya qyon-
dyarmyasin. Vallah, qyondyaryar, anam myani chox istyayir. Uryayini sixma, dur
bir tikya chyoryak qyatir yeyyak.
Pyarinisya chyoryak qyatirib qoydu arinin qabaqina, amma ozyu qedib
oturdu bucaqda.
Axirda Kyarbyalayi Myammyadyali and ichdi ki, sabah olcaq qedib vya-
tyanya kaqiz yazdirar ki, onun payini qyondyarsinlyar burada ozyunya yetishsin.
Pyarinisya bir az sakit oldu.
Syubh tezdyan Kyarbyalayi Myammyadyali chixdi kyuchyayya vya bilmyazdi nya
elyasin. Bir tyaryafdyan Pyarinisyadyan chox qorxurdu vya hech ozyu dya bilmirdi
ki, nyayya qorxurdu. Bir tyaryafdyan dya vyatyandyaki arvadi Tyukyazbandan da
qorxurdu ki; qorxurdu ki, kaqiz yazdirib qyondyarsya, vyatyandya Tyukyazban
duya ki, ari payini tyazya arvaddan otryu istyayir. Burada evlyanmyayini
Kyarbyalayi Myammyadyali byark qizlyadirdi. Ondan otryu ki, vyatyandyan qya-
lyandya Tyukyazbanin qardashlari onu qorxutmushdular ki, aqyar qyurbyatdya
evlyansya, qyalib burada onun bashini yararlar. Tyukyazban da and ichmishdi
ki, aqyar Kyarbyalayi Myammyadyali qyurbyatdya evlyansya, bashiachiq, ayaqyalin
qyalib tyazya arvadinin sachlarini yolar.
Bu ishlyari fikir elyayya-elyayya Kyarbyalayi Myammyadyali qyalib yetishdi
myascidin qapisina. O vyadya Myashyadi Molla Hyasyan tyabrizli Usta Cyafyarya
kaqiz yazib tyazya qurtarmishdi. Usta Cyafyarin kaqizi bu myazmunda idi:
“Avvyalyan… salam-dua… vya saniyyan… Amin ya ryabbyulalyamin. Ey
myanim istyakli anam, nechya myuddyatdir ki, qyalib qyurbyatdya ishlyayiryam, hech
syani yadimdan chixarmiram. Amma, ay ana, vallah myandyan incimya ki,
syanya xyarclik qyondyarmiryam. Ha istyayiryam qyondyaryam, amma vallah,
bilmirsyan buralar necya bahaliqdir. Qyoryursyan, avvyallyari myan tyak canima
qalirdim, o vyadya xyarcim az olurdu, hyardyanbir syanya bir-iki manat qyon-
dyarirdim. Amma, syoz yox, Allah ozyu buyurub ki, myusyalman byandyalyarin
tyak qalmaqi yaxshi deyil vya Allahin buyurmaqina qyorya necya dya ki, mya-
syalyan, mollalar hyamishya vyaz elyayyandya bizya deyiblyar ki, myusyalmanchiliq-
da tyak qalmaq yaxshi deyil, odur ki, myasyalyan, syandyan dya ayib olmasin,
Allahin izni ilya vya peyqyambyarin shyariyati ilya burada syandyan dya ayib ol-
masin bir arvad siqya elyamishyam. Qenya necya olsa arvaddir, xyarci-zadi
olacaq. Vallah, qazandiqim ancaq evimizin xyarcini qyoryur, dyaxi o qyadyar
qalmir ki, syanya dya qyondyaryam vya bir dya myanim avyazimdyan bizim oq-
lanin uzyundyan op vya bir dya cyami qohum-yaqryabaya dua yetir”.
* * *
Myashyadi Molla Hyasyan hyamin kaqizi tyazya qurtarmishdi ki, Kyarbyalayi
Myammyadyali yaviqlashib salam verdi vya uzyunyu mollaya tutub dedi:
– Molla ami, myanya dya bir kaqiz yaz!
Myashyadi Molla Hyasyan, Kyarbyalayi Myammyadyaliyya dedi:
– Bash ustya, – vya Usta Cyafyarya dedi ki: – Qyotyur qyalyami kaqiza qol
qoy. – Usta Cyafyar mollaya cavab verdi ki:
– Qoy kaqiz qurusun, myan qedim paket alim qyatirim, sonra qol
qoyaram.
Usta Cyafyar durub qetdi. Kyarbyalayi Myammyadyali chyombyaldi mollanin
qabaqina vya Myashyadi Molla Hyasyan, Usta Cyafyar yazdiqi kaqizi qoydu
qyunyun qabaqina, kitabin ichindyan bir vyaryaq chirkli pocht kaqizi chixardi vya
sonra saq alini Kyarbyalayi Myammyadyaliyya uzadib dedi:
– Chixar qyoryum, myanya nya veryacyaksyan?
Kyarbyalayi Myammyadyali yavash-yavash saq alini uzatdi cibinya vya uch
dyanya tyak qyapik qoydu mollanin qabaqina.
Myashyadi Molla Hyasyan pullari qyotyuryub, avvyal tutdu qyunyun qabaqina,
sonra saldi cibinya, sol dizini qalxizdi yuxari, kaqizi sol alinin ichindya
qoydu dizinin ustya. Qyalyami batirdi myuryakkyabya vya bashladi yazmaqa:
“Avvyalyan… salam vya dua…vya saniyyan…Amin ya ryabbyulalyamin…”
Bunu yazandan sonra uzyunyu tutdu Kyarbyalayi Myammyadyaliyya:
– De qyoryum syozyun nyadi?
Kyarbyalayi Myammyadyali bir oskyuryub bashladi:
– Molla ami, syanin yaninda qalsin, myasyalyan…– Myashyadi Molla Hya-
syan istyadi yazsin, Kyarbyalayi Myammyadyali tez alini uzadib yapishdi qya-
lyamdyan:
– Yox, yox, yazma. Hyalya qulaq as!
Myashyadi Molla Hyasyan qyalyami chyakdi vya bashladi qulaq asmaqa. Kyar-
byalayi Myammyadyali dedi:
– Myasyalyan: yazqilyan, ay ana, deyirlyar Irana hyurriyyyat veriblyar.
Myashyadi Molla Hyasyan bashladi yazmaqa: “Ay ana, Irana hyurriyyyat
veriblyar”.
Kyarbyalayi Myammyadyali dedi:
– Yaz dyunyan qonsur bizya xyabyar verdi ki, bizim payimizi vyatyandya
paylayacaqlar. – Myashyadi Molla Hyasyan bu syozlyari dya yazdi. Kyarbyalayi
Myammyadyali dedi: – Yaz indi, ay ana, myan, vallah, hech zad istyamiryam.
Amma ayib olmasin… qoy qyoryum necya yazaq? Molla ami syandyan dya
ayib olmasin, bizim ev adami, ayib olmasin…
Myashyadi Molla Hyasyan istyadi yaza, qenya Kyarbyalayi Myammyadyali
yalini atdi qyalyamya vya chiqirdi:
– Yox, yox, nya qayirirsan? Syan imam, onu yazma, yazma. Bilmyaz-
syan myanim syozlyarimin hamisini yazarsan ha! Yox, yox bashina dyonyum,
a molla, myani xanyaxyarab elyarsyan…
Myashyadi Molla Hyasyan qyalyami kaqizdan chyakib, bashladi qulaq
asmaqa. Kyarbyalayi Myammyadyali bashladi:
– Yaz myanim payima hyar nya dyushsya, qyondyar myanim ozyumya…
Myashyadi Molla Hyasyan bu syozlyari yazdi. Kyarbyalayi Myammyadyali
bashladi:
– Hyarchyand myan bilmiryam nya qyadyar dyushyacyak. Elya tutaq ki, az da
dyushsya qyondyar. Chyunki doqrudan, a molla, myan hech bu syozlyari aqzima
alib danishmazdim, amma bu arvadlarin ohdyasindyan myaqyar qyalmyakmi
olur?..
Myashyadi Molla Hyasyan istyadi yaza. Kyarbyalayi Myammyadyali tez alini
uzadib yapishdi qyalyamdyan vya chiqirdi:
– Yox, yox, syan Allah, yazma. Arvad syozyu yazma. Birdyan bilmyaz-
syan yazarsan, arvad almisham… Elya bircya onu yaz ki, payimi qyondyar-
sinlyar. Vyassyalam.
Myashyadi Molla Hyasyan bunu da yazdi. Kyarbyalayi Myammyadyali dedi:
– Vyassyalam. Bir dya yaz myanim avyazimdyan bizim oqlanin uzyundyan
yop vya ayib olmasin, ev adaminin kefi necyadi vya hami qohum-yaqryabaya
dua qyondyariryam. Vyassyalam. Di indi bulari da yaz, vyassyalam. – Myashyadi
Molla Hyasyan bu syozlyari dya yazdi.
Axirda Kyarbyalayi Myammyadyali tyavyaqqya elyadi ki, yazdiqini bir dyafya
oxusun. Molla bashladi yazdiqini oxumaqa. “Avvyalyan salam-dua… vya
saniyyan…Ya ryabbyul-alyamin…Ay ana, deyirlyar Irana hyurriyyyat verib-
lyar. Dyunyan qonsur bizya xyabyar verdi ki, bizim payimizi vyatyandya pay-
layacaqlar. Indi, ay ana, myanim payima hyar nya dyushsya, qyondyar vya bir dya
myanim avyazimdyan bizim oqlanin uzyundyan op vya ayib olmasin, ev ada-
minin kefi necyadi vya hami qohum-yaqryabaya dua qyondyariryam. Vyas-
syalam”.
Kaqizi oxuyub qurtarandan sonra Myashyadi Molla Hyasyan bu kaqizi
da qoydu Usta Cyafyarin kaqizinin yanina, qyunyun qabaqina. Bu heyndya
Usta Cyafyar alindya bir chirkli paket qyaldi, Myashyadi Molla Hyasyan Usta Cya-
fyarin kaqizini vya qyalyami verdi ki, qol qoysun. Usta Cyafyarin qyozyu satash-
di Kyarbyalayi Myammyadyaliyya yazilan kaqiza vya ayilib haman kaqiza
diqqyatlya baxib dedi ki:
– Ay Myashyadi Molla ami, oz aramizdi, amma bu kishinin kaqizini
myanim kaqizimdan yaxshi yazmisan? Bax myanim kaqizimin xyatti o
qyadyar qyozyal deyil, amma o kaqizin xyattinya bax…
Bu syozlyari deyya-deyya Usta Cyafyar Kyarbyalayi Myammyadyalinin kaqi-
zini alinya qyotyuryub bashladi ikisini dya bir-biri ilya tutushdurmaqa. Kyarbya-
layi Myammyadyali dya bashini uzadib avvyal oz kaqizina baxdi, sonra Usta
Cyafyarin kaqizina baxdi vya bir syoz demyadi. Myashyadi Molla Hyasyan bu
kaqizlari alinya alib, hyar ikisinya eynyayinin altindan diqqyatlya baxa-baxa
dedi:
– Pyah-pyah… Afyarin belya xyattya, bir-birindyan qyozyaldi.
Bu syozlyari deyyandyan sonra Myashyadi Molla Hyasyan Kyarbyalayi Myam-
myadyaliyya yazdiqi kaqizi syahvyan verdi Usta Cyafyarya, Usta Cyafyarya yaz-
diqi kaqizi qoydu qyunyun qabaqina. Usta Cyafyar bilmyayya-bilmyayya Kyar-
byalayi Myammyadyalinin kaqizini molladan aldi, qyalyami qyotyurdyu, kaqizi
qoydu sol dizinin ustya vya hiqqana-hiqqana, kyahildyayya-kyahildyayya on
dyaqiqyanin myuddyatindya yaman-yaxshi adini yazdi, sonra yazdiqi yerya bir
chimdik torpaq tyokyub paketi qoydu qoltuquna vya ayaqa durub, “xuda-
hafiz” deyib qetdi.
Usta Cyafyar uzaqlashandan sonra Myashyadi Molla Hyasyan Kyarbyalayi
Myammyadyaliyya dya dedi ki, qedib paket alib qyatirsin. Kyarbyalayi Myam-
myadyalinin fikri bu idi ki, kaqizi paketya qoymamish aparsin avvyal Pyari-
nisyayya qyostyarsin, sonra qoysun paketya. Myashyadi Molla Hyasyan Usta Cya-
fyarya yazdiqi kaqizi dyord qat byukyub verdi Kyarbyalayi Myammyadyaliyya vya
dedi ki:
– Sonra nya vaxt paketini qyatirsyan, ustyunyu yazaram.
Kyarbyalayi Myammyadyali kaqizi qyotyurdyu alinya vya qyalyami alib
hiqqana-hiqqana bir belya cizma-qara chyakdi: Myammyad alyad. Quya ki:
Myammyadyali. Sonra dyord qat byukyub qoydu qoltuq cibinya vya durdu
qetdi.
Kyarbyalayi Myammyadyali qyaldi evinya, kaqizi qoltuq cibindyan chixarib
uzatdi arvadina vya dedi:
– Bax, Pyarinisya, qedib kaqiz yazdirdim, qyondyaryacyayyam anama.
Yazmisham ki, myanim hyurriyyyat payimi qyondyarsinlyar. Hyayya inanirsan,
hech; inanmirsan, al apar kaqizi hyar kyasya istyayirsyan oxut, qyor belyadi, ya
yox.
Pyarinisya kaqizi aldi alinya, o tyaryafinya baxdi, bu tyaryafinya baxdi, sonra
byukyub qoydu taxchaya. Axsham vaxti arvad kaqizi qyotyuryub qoydu
qoltuquna vya qetdi qardashi Kyarbyalayi Rzanin evinya. Kaqizi chixartdi
verdi qardashina vya dedi:
– Dadash, syan Allah bu kaqizi apar ver bir adam oxusun, qyoryak
burada nya yazilib?
Kyarbyalayi Rza avvyal kaqizin ahvalatini bacisindan sorushdu vya bir
qyadyar fikirlyashib dedi:
– Ay qiz, Pyarinisya, syanin hech aqlin yox imish.
Pyarinisya sorushdu:
– Niyya, dadash?
Qardashi cavab verdi:
– Ay axmaq, bir fikir elya qyor Irannan da bura hyurriyyyat qyalyar?
Pyarinisya dedi:
– Ay dadash, syan niyya elya syoz danishirsan? Iran nya uzaq yerdi ki,
qyalmyasin? “Aryablyar” kyandi odur a… Arazin qiraqindadi. Nya bir uzaq
yoldu ki? Burdan ora uch-dyord qyunlyuk yoldu.
– Yaxshi deyirsyan, Pyarinisya, “Aryablyar” chox uzaq yer deyil. Amma
axi Irannan bura hyurriyyyat qyalyar?
Pyarinisya bir az aciqli kimi dedi:
– Ay dadash, syan niyya elya syoz danishirsan? Iran nya uzaq yerdi qyalmi-
yya? Syan elya myanim hyar syozyumyu axmaq hesab elyayirsyan. Oxutmursan,
ver myanya kaqizi, myan ozyum aparib oxudaram.
Kyarbyalayi Rza kaqizi vermyadi vya qyulya-qyulya dedi:
– Yaxshi, Pyarinisya, myan kaqizi sabah aparib oxudaram. Qoy Kyar-
byalayi kaqizi qyondyarsin, amma vallah qenya axirda myan deyyan olacaq;
chyunki, axi kim eshidibdi ki, o taydan bura hyurriyyyat qyalsin. O taydan bu
yuzya hyana qyalyar, syabzya, badam ichi qyalyar, tyutyun, chay, tiryyak… belya zadlar
qyalyar; yoxsa vallah, myan omryumdya bir dyafya dya eshitmyamishyam ki,
hyurriyyyat qyalya. Hech bu tyaryaflyardya hyurriyyyat alish-verish eliyyani dya myan
eshitmyamishyam.
Pyarinisya bir az fikir elyayyandyan sonra qenya qardashindan tyavyaqqya
elyadi ki, kaqizi aparib bir adama oxutsun. Qardashi syoz verdi ki, kaqizi
sabah oxudar.
Sabah oldu vya Kyarbyalayi Rza kaqizi apardi avvyal Molla Orucyalinin
yanina. Molla Orucyali iki ildi burada bir myaktyab achib vya bashina besh-on
ushaq yiqib oxudur.
Molla Orucyali kaqizi aldi vya diqqyatlya baxandan sonra dedi ki:
– Bu kaqiz tyaryassyul* xyatti ilya yazilib. Chox qarishiq yazilib. Myan bu
xyattya ashina deyilyam. Apar elya bir adama oxut ki, bu xyattya ashina olsun.
Kyarbyalayi Rza kaqizi aldi, apardi rus-myusyalman myaktyabinin
myuyallimi Mirzya Hyasyanya nishan verdi vya tyavyaqqya elyadi oxusun. Mirzya
Hyasyan hyamin myaktyabdya myusyalman dyarsinin myuyallimidir vya ozyu dya
“seminariya” deyilyan myuyallimxanada tyahsil elyayib. Mirzya Hyasyan
kaqiza diqqyatlya baxib dedi ki:
– Bu kaqizi yazanin allyari cholaq olsun! Elya narin vya rizya yazib ki,
oxumaq myumkyun deyil.
Kyarbyalayi Rza kaqizi Mirzya Hyasyandyan aldi vya bilmyadi daha kimin
yanina qetsin vya kimya oxutsun. Birdyan Kyarbyalayi Rzanin yadina dyushdyu
ki, Attar Myashyadi Hyuseyn qyaryak chox dyars oxumush adam ola; chyunki chox
myaclislyardya Myashyadi Hyuseynin shyariyatdyan, hyaqiqyatdyan, xilqyatdyan vya
hidayyatdyan byahs etmyayini Kyarbyalayi Rza bir nechya dyafya eshitmishdi.
Hyamishya Myashyadi Hyuseyn danishanda Kyarbyalayi Rza oz-yozyunya deyyardi
ki: “Yyaqin Myashyadi Hyuseyn alim adamdir”.
_______________
* Aryab alifbasi ilya xyatt nyovyudyur

Kyarbyalayi Rza Myashyadi Hyuseynin dyukanina yetishib, qyordyu ki, Mya-
shyadi tyaryazinin bir chanaqina bir parcha nabat qoyub chyakir vya myushtyariyya
bu syozlyari deyir:
– Allah olyanlyarinya ryahmyat elyasin, ryahmyatlik babam hyamishya myani
qucaqina alanda atama deyyarmish, bax, oqlum, Kyarbyalayi Ismayil, bu
ushaqdan myuqayat ol, bunun qyozlyarindyan elm yaqir. Bu ushaq avvyal-axir
alim olacaq. Indi myan baxiram ki, hyaqiqyat dya ryahmyatlik babam bilirmish
ki, myan axirda nya olacaqam. Amma, syoz yox ki, elm elya bir shey deyil
ki, oz-yozyunya qyalsin qirsin adamin bashina. Elmi tyahsil elyamyak lazimdir,
syumyuk sindirmaq lazimdir; yoxsa elm bir elya shey deyil ki, oz-yozyunya
qyalib qirsin adamin bashina. Elmi tyahsil elyayincya insanin anadan amdiyi
syud adamin burnunun dyaliklyarindyan qyalib tyokyulyur. Hech bilmirsyan bashi-
ma nya ishlyar qyalib, ayaqlarima nya qyadyar chubuqlar dyayib, nya qyadyar kyo-
tyaklyar yemishyam. Axiri ki, qyozyumyun nuru tyokyulyub, bir tyovr alimlyar cyar-
qyasinya daxil olmusham. Yoxsa, qadan alim, bu ishlyar zarafat deyil vya bir
dya insanda qabiliyyyat dya qyaryak olsun, zyakavyat dya qyaryak olsun. Hami
oxuyan alim olmaz.
Kyarbyalayi Rza yetishib kaqizi tutdu Myashyadi Hyuseynin qabaqina vya
dedi:
– Myashyadi ami, Allah atana ryahmyat elyasin, bir bax qyoryak bu kaqizda
nya yazilib?
Myashyadi Hyuseyn myushtyariyya nabati veryandyan sonra Kyarbyalayi
Rzadan kaqizi aldi vya bashladi diqqyatlya baxmaqa. Bir azdan sonra dedi:
– Bu kaqizi kim yazib?
Kyarbyalayi Rza cavab verdi ki:
– Bilmiryam kim yazib. Qyaryak ki, myascid qabaqinda kaqiz yazan
molla yazmish ola.
Myashyadi Hyuseyn bashladi kaqizi oxumaqa: “Avvyalyan: umdeyi-
myatlyab syalamyatiyi-vyucudi-zicudi-shyumast. Vya saniyyan, aqyar ahvalati-
in canibra xastya bashid, alhyamdulillah syahih vya syalamyat hyastim vya
niqarani nyadarim sivai-duri-yaz shyuma. ***davyandi-alyam syabyabi sazyad
vya vyasileyi-xeyr anqizyad ki, didari-shyarifi-shyumara byaxeyryu-xubi didar
nyumayim. Amin, ya ryabbyulalyamin!.. vya byad…”*.
______________
* Tyarcyumyasi: avvyalyan umdya myatlyab sizin qiymyatli vyucudunuzun syala-
myatliyidir. Sonraki, aqyar bu tyaryaflyarin ahvalini bilmyak istyasyaniz, alhyamdyul-
lah, saq vya salamat variq vya sizdyan ayri olmaqimizdan savayi niqaranchiliqimiz
yoxdur. Xudavyandi, alyam elya bir syabyab yaratsin, elya bir xeyir ish qyorsyun ki, sizin
xosh uzyunyuzyu yaxshiliq vya qyozyalliklya qyoryak. Amin, ya ryabbyul-alyamin... vya ilaxir.
Myashyadi Hyuseyn kaqizi buraya kimi oxuyub burada dayandi vya qe-
nya kaqiza diqqyatlya baxib chyatinliklya bu syozlyari oxudu: “Qyurbyat vilayyat”.
Sonra qenya duruxdu vya kaqizi ishiqa tutub bashladi o tyaryaf-bu tyaryafya
chyondyarmyayya vya qenya diqqyatlya baxib hiqqana-hiqqana bu syozlyari
oxudu: “Chyunki”…
Bir-iki dyafya dya Myashyadi Hyuseyn “chyunki”, “chyunki” deyib dayandi;
kaqizi qoydu tyaryazinin chanaqina vya uzyunyu tutdu Kyarbyalayi Rzaya:
– Balam, bu kaqizi yazani myan taniyiram. Bunu yazan Myashyadi Mol-
la Hyasyandir. Zalim oqlu, zalim, yazdiqi kaqizi hech kyas oxuya bilmyaz;
chyunki Myashyadi Molla Hyasyan doqrudan dyarin molladi. Myan deyiryam
Tyabrizdya dya belya oxumush adam az tapilar vya Myashyadi Molla Hyasyan
yazdiqi kaqizi az-az adam oxuya bilyar. Mashallah kaqiz yazana! And
olsun Allaha, kishiyya deyyasyan verqi verilib. Bir xyattya bax, xyattya bax!
Bu syozlyari deyya-deyya Myashyadi Molla Hyuseyn qenya kaqizi qyotyurdyu
yalinya vya bashladi tamasha elyamyayya.
Kyarbyalayi Rza aldi kaqizi vya qoydu cibinya vya istyadi qayidib qyalsin
evya. Myascidin yanindan kechyandya Kyarbyalayi Rzanin fikrinya qyaldi ki,
kaqizi yazan haman eynyakli molladir ki, myascidin qapisinda syakinin
yustyundya oturub, bir kyandliyya kaqiz yazirdi. Kyarbyalayi Rza Myashyadi
Molla Hyasyanin yanina qyalib dedi:
– Syalamyun-yaleykyum, Molla dayi! Molla dayi, syan Allah bir myanya
de qyoryum dyunyan Kyarbyalayi Myammyadyaliyya syanmi kaqiz yazmisan?
Myashyadi Molla Hyasyan eynyayinin altindan Kyarbyalayi Rzaya diqqyat
edib cavab verdi:
– Hansi Kyarbyalayi Myammyadyaliyya?
Kyarbyalayi Rza dedi:
– Haman adama ki, yazib onun hyurriyyyat payini ozyunya qyondyar-
sinlyar.
Myashyadi Molla Hyasyan cavab verdi:
– Byali, byali, myan yazmisham. Dyunyan yazdim. Yaxshi yazmisham,
arxayin ol, yyaqin qyondyaryarlyar; chyunki yaxshi yazmisham. Deyyasyan syan
yozyun qyalib dyunyan yazdirdin?
– Xeyr, myan deyilyam, myanim yeznyamdi.
– Byali, byali, inshallah qyondyaryarlyar. Arxayin ol!
– Allah atana ryahmyat elyasin, xudahafiz!
Kyarbyalayi Rza bir az rahat olub qyaldi evya vya kaqizi Pyarinisyayya
verib and ichdi ki, kaqiz yazan molladan ahvalati bilibdir vya Kyarbyalayi
Myammyadyali kaqizi necya ki deyir, elya dya yazdiribdir.
Axsham Pyarinisya kaqizi verdi Kyarbyalayi Myammyadyaliyya ki, qyondyar-
sin vyatyanya.
Kyarbyalayi Myammyadyali kaqizi qyotyurdyu vya qetdi makulu Haci Ali
adli tacirin dyukanina vya kaqizi Haci Aliyya verib tyavyaqqya elyadi ki, Ma-
kuya qedyan olsa, kaqizi versin aparsinlar Shahtaxtinda versinlyar chaychi
Myashyadi Iskyandyarya ki, Myashyadi Iskyandyar qyondyarsin “Aryablyarya”, onun
anasina.
* * *
Aradan bir ay kechdi. Qyundya bir dyafya Kyarbyalayi Myammyadyali
axshamlar ishdyan evya qyalyandya Pyarinisya sorushurdu:
– A kishi, kaqizdan bir xyabyar varmi? – Kyarbyalayi Myammyadyali cavab
veryardi ki:
– Bir xyabyar yoxdu.
Avvyal vaxtlar Kyarbyalayi Myammyadyali belya cavab veryandya arvadi
deyyardi:
– Yalan deyirsyan, – vya Kyarbyalayi Myammyadyali and ichyardi ki:
– On iki imam haqqi yalan demiryam:
Arvad qenya deyyardi ki:
– Yalan deyirsyan-vya Kyarbyalayi Myammyadyali cavab veryardi:
– Hyayya yalan deyiryam, atama nyahlyat! – Arvad deyyardi:
– Byalkya hech kaqizi qyondyarmyamisyan? – vya Kyarbyalayi Myammyadyali
cavab veryardi ki:
– Qoy qardashin Kyarbyalayi Rza qetsin makulu Haci Alidyan sorushsun
qyorsyun, qyondyarmishyam ya qyondyarmyamishyam.
Axir vaxtlarda da Kyarbyalayi Myammyadyali deyyandya “kaqizdan bir
xyabyar yoxdu”, Pyarinisya bashlardi ari ilya dava-myaryakya elyamyayya ki, “yya-
qin kaqizdan xyabyar var, amma syan myandyan qizlyayirsyan”. Dyaxi burada
and ichmyakdyan bashqa Kyarbyalayi Myammyadyalinin ozqya bir charyasi olmazdi.
Bir qyun syubh tezdyan Pyarinisya yuxudan ayilib, bashladi Kyarbyalayi
Myammyadyalini tyapiklyayib oyatmaqa. Kyarbyalayi Myammyadyali oturdu vya
bashladi qyozlyarini ovushdurmaqa. Arvad arinya dedi:
– Kyarbyalayi Myammyadyali, indi bu qyun kaqizdan yaxshi xyabyar chixsa
myanya nya veryarsyan?
Kyarbyalayi Myammyadyali dedi ki:
– Hyar nya desyan, veryaryam. – Pyarinisya bashladi ki:
– Bu qyun yaxshi xyabyar qyalyacyak. – Ari sorushdu ki:
– Nya bilirsyan? – Arvad cavab verdi ki:
– Yuxu qyormyushyam. – Kyarbyalayi Myammyadyali qenya sorushdu ki:
– Nya yuxu qyormyusyan? – Pyarinisya cavab verdi:
– Nya ishin var nya yuxu qyormyushyam? Amma myan biliryam ki, bu qyun
yaxshi xyabyar qyalyacyak. – Qenya Kyarbyalayi Myammyadyali bashladi yalvar-
maqa ki:
– Syan Allah, de qyoryum, nya yuxu qyormyusyan? – Pyarinisya cavab verdi ki:
– Yuxumu demyanyam. Desyam, chin olmaz.
Kyarbyalayi Myammyadyali paltarini qeyib, durdu qetdi ishya vya
qyunortadan iki saat kechmish qayidib qyaldi evinya. Pyarinisya sorushdu:
– Nya var, nya yox? – Ari cavab verdi ki:
– Bir shey yoxdu.
Pyarinisya qyatirdi arinin qabaqina pendir-chyoryak qoydu vya ozyu dya
oturdu arinin yaninda. Kyarbyalayi Myammyadyali chyoryakdyan bir tikya aqzina
qoyub bvshladi:
– Ay qiz, bya syanin yuxun necya oldu? Bya deyirdin: bu qyun xyabyar
chixacaq?
Pyarinisya belya cavab verdi:
– Kyarbyalayi Myammyadyali, myan qenya syanya deyiryam ki, yaxshi xyabyar
qyalyacyak. Onnan otryu ki, myan yuxuda hyamishya qarpiz qyoryandya shad olu-
ram. Kechyan hyaftya Sara bacim da yuxuda qarpiz qyormyushdyu, ari Myashyadi
Haqverdi qyalib mollaya Sara bacimin yuxusunu naqil elyamishdi. Molla
demishdi ki, qarpiz shadliqdi. Myan dya hyamishya yuxuda qarpiz qyoryandya se-
viniryam. Xeyir olsun, yuxuda qyordyum ki, ryahmyatlik Shyaryabani amidos-
tum minib bir eshshyayya, bizya qonaq qyalib. Indi qyalmyasin. Ryahmyatlik mya-
ni chox istyardi. Hya… eshshyayin ustya yekya-yekya chuvallar chatilmishdi; elya
yekya chuvallar idi ki, nya bilim bu dam boyda…
Kyarbyalayi Myammyadyali qah-qah chyakib dedi:
– Ay qiz, ay qiz, dam yekyalikdya dya chuval olar? Qah-qah-qah…
Pyarinisya bashladi and ichmyayya:
– Yalan deyyanin atasina nyahlyat! Vallah, yalan demiryam. Elya bu
dam yekyalikdya idilyar. Hya… myan chixdim ryahmyatliyin qabaqina vya de-
dim, – indi chixmayim vya indi demyayim, – dedim: ay amidostu, syanhyaz-
ryat Abbas, bu nya xyacalyatlikdi myanya verirsyan? Ryahmyatlik qyalib myani
qucaqladi. – Indi qucaqlamasin. – O uzyumdyan opdyu, bu uzyumdyan opdyu
vya qarpizlarin bir yekyasini qyatirib verdi myanya. Allah ryahmyat elyasin,
torpaqi sani yashiyasan, myani chox istyardi; indi istyamyasin.

* * *
Pyarinisya bu syozlyari demyakdya idi, Kyarbyalayi Myammyadyalinin qula-
qina “hoqqush…hoqqush…” syasi qyaldi. Ar-arvad uzlyarini hyayyatya tyaryaf
chyondyarib qyordyulyar ki, hyayyatya bir ulaq qirdi, ulaqin ustyundya bir arvad vya
yaninda bir kishi.
Pyarinisya vya Kyarbyalayi Myammyadyali avvyal bilmyadilyar ki, bu qyalyanlyar
kimdirlyar; hyatta Kyarbyalayi Myammyadyali zarafatla dedi ki:
– Ay qiz, yuxun chin oldu. Budur Shyaryabani amidostun syanya qarpiz
qyatirir.
Pyarinisya qenya diqqyatlya hyayyatya qiryanlyarya baxib, durdu ayaqa. Kyar-
byalayi Myammyadyali dya bir qyadyar diqqyat elyayib birdyan “vay!” – deyib
qachdi evin bucaqina vya istyadi qizlyansin. Pyarinisya hyovlnak qachdi arinin
yanina vya bilmyadi nya elyasin. Kyarbyalayi Myammyadyali qachdi akoshkaya
tyaryaf vya istyadi akoshkani sindirib ozyunyu salsin eshiyya. Sonra qenya hyayyatya
baxib, qayitdi qapiya tyaryaf vya qyoz-qyozya verib ozyunyu saldi hyayyatya vya
bashladi nachmaqa. Ulaq ustya qyalyan arvad alinya bir dash alib, bashladi
Kyarbyalayi Myammyadyalini qovlaya-qovlaya syoymyayya:
– Kyopyak oqlu, arvad almaqin byas deyil, hyalya qyotyuryub myanya kaqiz
yazib aciq da verirsyan?!
Arvadin yanindaki kishi dya Kyarbyalayi Myammyadyalinin ustyunya hyucum
elyadi. Arvad alindyaki dashin birini atdi Kyarbyalayi Myammyadyaliyya. Dash
qedib dyaydi toyuqlarin birinya. Kishi alindyaki aqaci tulladi Kyarbyalayi
Myammyadyaliyya. Aqac qedib dyaydi divara. Kyarbyalayi Myammyadyali
hyayyatin alchaq divarindan ashib dyushdyu o biri hyayyatya vya qachdi.
Pyarinisya evin ichindya bashladi “havar”, “havar” deyib baqirmaqa.
Hyayyatdya arvad vya kishi Kyarbyalayi Myammyadyalini o cyur syoyyurdyulyar, necya
ki, kyuchyadya on yeddi-on syakkiz yashinda myusyalman ushaqlari ashiq oy-
nayanda bir-biri ilya syoyyushyurlyar.
Kyarbyalayi Myammyadyalini qovlayan arvad onun “Aryablyar”dyaki ar-
vadi idi; hyamin kishi dya arvadin qardashi idi.
Dyaxi bilmiryam myaryakyanin axiri hara chatdi.
23 noyabr 1906, Tiflis

    Курбанали-Бек
    Джалил Мамедгулузаде
    КУРБАНАЛИ-БЕК
    Да благословит аллах
    твою память, Гоголь!
    Сначала по селу прошел слух, что едет уездный начальник, затем выяснилось, что сегодня именины жены пристава.
    Крестьяне переполошились. Никто в этот день не вышел в поле. Одни высыпали на окрестные холмы и стали смотреть на дорогу, не едет ли высокий гость, другие толпились у дома пристава. Сюда же, услышав о приезде начальника, собрались крестьяне из других деревень.
    Двор пристава был так набит народом, что, кроме старост, писарей и стражников, туда больше никого не пускали.
    Во дворе происходило настоящее столпотворение; от крика и шума звенело в ушах: блеяли барашки, кудахтали связан-ные за ноги куры, ржали кони старост.
    Вислоухие собаки пристава с оглушительным лаем кидались то на какого-нибудь старосту - гав! то на главу - гав!..
    На балконе то и дело появлялась жена пристава, визгливо кричала: "Тише!" и снова удалялась в комнаты.
    Повара в белых фартуках выбегали из кухни и кричали кому-нибудь из старост:
    - Эй, достать побыстрей полфунта шафрана!
    - Повинуюсь! - следовал почтительный ответ. И староста, которому давалось поручение, на минуту заду-мывался, потом, обращаясь к своему писарю, приказывал:
    - Мирза-Гасан, гони сейчас же человека в город, пусть раздобудет полфунта шафрана!
    Спустя некоторое время выскакивал другой повар, держа нож для рубки котлет, подозвав одного из старост, говорил:
    - А ну-ка, доставь сотни четыре-пять яиц, да поживее!
    - Да что четыреста, аллах с тобой! Тут больше тыщи бу-дет! - радостно кричал тот, тыча пальцем в корзины с яйца-ми, стоявшие в углу двора.
    И вдруг все забегали: передали, что начальник едет. Старосты кинулись к воротам, собаки бросились за бежавшими, ханум вышла на балкон. Через некоторое время все стихло, словно в озеро с лягушками кинули камень, оказалось, при-ехал не начальник, а пристав соседнего участка.
    Он соскочил у ворот с коня, поднялся на балкон, сказал что-то по-русски ханум, засмеялся, рассмешил ханум, и вмес-те они вошли в комнаты.
    И снова стук ножей, топот ног, ржание лошадей, кудах-танье кур, крики старост, тявканье собак слились в оглуши-тельный шум.
    Здесь только что приехавшие старосты слезают с коней, снимают и кладут на землю хурджины, полные всякой снеди; там крестьяне тащат посуду, котлы, ковры и паласы; в глубине двора режут и свежуют ягнят, ощипывают цыплят и кур.
    И вдруг снова началась беготня: опять сообщили, что едет начальник. Старосты бросились к воротам, собаки помчались за людьми, ханум с гостем показалась на балконе, но прошло некоторое время - и снова кинули камень в озеро с лягуш-ками. Подъехавший был не начальник, а казачий офицер.
    Он соскочил с лошади, взбежал на балкон и, целуя ручку хозяйке, справился о ее здоровье, затем все вошли в комнаты.
    Спустя некоторое время повторилась та же история. Ска-зали, едет начальник, поднялся переполох, но и на этот раз тревога оказалась ложной. Когда люди расступились и гость вошел во двор, все увидели Курбанали-бека, известного поме-щика из селения Капазлы.
    Войдя во двор, он остановился, посмотрел по сторонам. К нему подскочил пес и, виляя хвостом, стал лизать его   сапог. Курбанали-бек нагнулся и погладил собаку:
    - Маладес, сабак!
    Затем, подняв голову и увидев на балконе ханум, крикнул:
    - Издрасти! - И, подняв высоко над головой папаху, закричал: - Ур-р-ра!..
    Вступив на балкон, бек склонился перед ханум в низком поклоне. Хозяйка протянула руку. Пожимая ее, бек востор-женно воскликнул:
    - Ханум, пока я жив, я твой слуга! Ханум рассмеялась:
    - Спасибо!
    Бек вздохнул, и они ушли в дом.
    Спустя некоторое время приехали ветеринарный врач, су-дебный пристав, два учителя, еще один офицер и врач, оба с женами.
    Прошло еще некоторое время, снова началась суматоха: начальник едет!..
    С околицы прискакал один из старост, быстро спешился и, перебежав двор, бросился к хозяйке:
    - Ханум, начальник едет!
    Ханум кинулась в комнату, потом снова появилась на бал-коне; гости вышли из комнаты и, спустившись во двор, поспе-шили к воротам.
    Топот, стук, возгласы, крики: "Стой!", "Не лезь!", "Осади!", "Станьте сюда!"
    Наконец во двор вошел тучный мужчина в погонах. Он по-дошел к ханум и, приподняв левой рукой фуражку, поцеловал ей руку. Поздоровавшись с гостями и пожав каждому в от-дельности руку, начальник поднялся на балкон и вошел в дом.
    После начальника приехало еще несколько гостей, из них некоторые с женами.
    Все собрались в зале. На столах были разложены печенье, пирожные, сдобные сухари, конфеты, лимоны, апельсины, су-шеные фрукты и прочие яства. В стороне, на отдельном столи-ке, кипел огромный самовар. Прислуга обносила гостей чаем.
    Начальник сидел на мягком диване рядом с ханум и бесе-довал с ней, помешивая ложечкой в стакане. Вокруг них тол-пились гости.
    С улицы через открытое окно донеслось конское ржание, в ответ громко заржала другая лошадь. Некоторые из гостей подошли к окну. Ржание усилилось.
    Курбанали-бек, высунувшись из окна, закричал:
    - Эй, Кербалай-Гасым, собачий сын, уведи коня подаль-ше, а то еще вырвется...
    Через некоторое время послышалось еще более неистовое ржание. Курбанали-бек стал орать на слугу, заглушая лоша-диное ржание. Теперь все гости толпились у окна. На улице, недалеко от конюшни, стражник водил на поводу белую лошадь уездного начальника.
    Поодаль слуга Курбанали-бека прогуливал рыжего бекского коня. Несколько крестьян прогуливали в стороне других лошадей. Толпа крестьян перед домом пристава глазела на окна.
    Лошадь начальника громко ржала, била копытом землю и, косясь на коня Курбанали-бека, гневно грызла удила. А конь Курбанали-бека с заливистым ржанием становился на дыбы, чуть не подымая с земли крепко державшего его под уздцы Кербалая-Гасыма, который покрикивал:
    - Но-о-о... Но-о-о... Смотри у меня!
    Догадавшись, что рыжий конь принадлежит Курбанали-беку, начальник спросил о возрасте коня. Курбанали-бек, заку-ривая папиросу, ответил, что коню недавно пошел четвертый год.
    Начальник подошел к окну и стал любоваться конем Кур-банали-бека.
    - Красивый коняга! - похвалил он. Конь Курбанали-бека действительно был красив. Приложив обе руки  к груди  и  поклонившись,  Курбанали-бек ответил:
    - Примите в дар!
    Начальник поблагодарил и, продолжая любоваться конем, спросил:
    - А как на скаку?
    - Господин начальник! - ответил Курбанали-бек. - Если в уезде найдется лошадь, которая обгонит его, я сбрею себе усы!
    Через полчаса гостей пригласили в столовую, где стоял длинный стол, уставленный всевозможными блюдами и напит-ками.
    Именинница села за стол на почетное место. Справа от нее сел начальник. Остальные гости также заняли места за столом.
    Начальник взял бутылку и налил по рюмке водки себе, со-седке, потом другим дамам и остальным гостям. Поднявшись, чокнулся с хозяйкой и поздравил ее:
    - С днем ангела, мадам!..
    После начальника поднялись с мест дамы и господа и про-изнесли те же слова поздравления. Мужчины залпом опорож-нили рюмки и сели.
    Именинница подняла рюмку и, поблагодарив гостей, хотела выпить, но вдруг заметила, что рюмка Курбанали-бека не тро-нута.
    - Почему вы не пьете? - спросила она с упреком. Курбанали-бек улыбнулся и, притворяясь смущенным, мол-ча опустил голову.
    Начальник взглянул на него и, расхохотавшись, сказал:
    - Неужели вы такой же фанатик, как и все мусульмане?
    Некоторые из гостей засмеялись и стали уговаривать Кур-банали-бека выпить.
    Тогда Курбанали-бек поднял рюмку и сказал:
    - На что это похоже, господа? По-моему, это - напер-сток, который женщины надевают на палец, когда шьют. Из такой штуки у нас не пьют...
    Послышался смех.
    - Да, да! Верно! - воскликнула жена пристава. - Это - моя вина. Ведь Курбанали-бек не пьет водки из рюмки!
    Она взяла чайный стакан и, наполнив, поставила перед Курбанали-беком.
    - Ну, вот это другое дело, - сказал бек, подымая ста-кан. - А то поставили наперсток, как будто...
    Гости опять рассмеялись; Курбанали-бек одним духом опо-рожнил стакан и, взяв кусок хлеба, поднес его к носу.
    Гости стали закусывать. На улице заиграла зурна.
    Через два часа все встали из-за стола и собрались у окон.
    Весна была в разгаре. Благоухали цветы и травы. Журчали родники. Щебетали птички. Пронзительно звенела зурна, за-глушая все остальные звуки. Когда умолкала зурна, вновь слы-шались оживленные голоса людей.
    На лужайке, у речки, разостлали ковры, разложили подуш-ки. Кипели три огромных самовара; а вокруг была расставлена посуда со всякой снедью: стаканы, блюдца, тарелки, сахар-ницы, вазы с вареньем, пирожные, лимоны и апельсины, кон-феты, печенье и всякие другие съедобные с чаем и без чая вкусные вещи, масло, каймак, сушеные фрукты.
    Старосты плетками сгоняли крестьян плясать "яллы".
    Когда гости после обеда показались в окнах, крестьяне, прокричав "ура", принялись кидать вверх шапки, потом, взяв-шись за руки, повели хоровод "яллы". Жена пристава предло-жила гостям выйти на лужайку пить чай.
    Дамы и господа сошли вниз, к речке, а крестьяне снова кричали "ура" и снова плясали "яллы".
    Кербалай-Гасым, слуга Курбанали-бека, стоял в стороне и, положив руки в карманы, издали смотрел на господ. Встретив-шись взглядом с Курбанали-беком, он низко поклонился ему. Достав папиросу, бек пальцем поманил слугу. Кербалай-Гасым подбежал и, достав спички из кармана, дал беку закурить.
    - А ты, дурацкий сын, не танцуешь? - спросил Курбана-ли-бек.
    - Я уже стар, ага! - ответил Кербалай-Гасым, низко кла-няясь. - Не пристало мне танцевать.
    Курбанали-бек пустил вверх табачный дым, взял Керба-лай-Гасыма за плечо и потащил к пляшущим крестьянам:
    - Валяй, собачий сын! Не то, клянусь аллахом, умрешь под плетью.
    Кербалай-Гасым нехотя вошел в круг. Курбанали-бек так-же присоединился к пляшущим в качестве заводилы и принял-ся подпрыгивать.
    Жена пристава стала хлопать Курбанали-беку. За ней, посмеиваясь, захлопал в ладоши и начальник. Его примеру последовали остальные гости.
    А Курбанали-бек, задрав голову и смеясь, орал во всю глотку:
    - Ханум! Я хочу выпить за ваше здоровье! Прикажите по-дать вина! Ур-р-ра! Ур-р-ра!
    Слуги кинулись за вином.
    Выпив, Курбанали-бек опять пустился в пляс. Потом снова потребовал вина.
    - За здоровье ханум! - крикнул он, выпил и закружился. Наконец, запыхавшись, отошел в сторону и, наполнив ста-кан вином, подозвал КербалайТасыма.
    - Пей! - приказал он.
    - Ты же знаешь, ага, что я не пью! - взмолился Керба-лай-Гасым. - Не неволь меня, прошу тебя! Пожалей мою ста-рость, ради детей твоих!
    Бек хотел настоять на своем, но, видя, что слугу не пере-упрямить, вылил на него часть вина, остальное выпил сам.
    Гости принялись пить чай. Курбанали-бек подсел к ним и, обращаясь к начальнику, сказал:
    - Мой слуга Кербалай-Гасым - совершенный лопух. Ни-как не могу заставить его выпить хоть каплю вина. "Дурак ты, дурак, - говорю ему, - ведь виноград-то ты ешь? А по-чему вина не пьешь? Это же виноградный сок!.." Но сколько ни бьюсь, не пьет.
    Начальник ответил, что Кербалай-Гасым невежествен и потому не соображает... Но Курбанали-бек возразил:
    - Как не соображает? Прекрасно соображает. Разве он не знает, что вино делают из винограда? Знает. А не пьет потому, что круглый дурак.
    С полчаса гости пили чай и беседовали. Крестьяне продол-жали плясать. Одна из дам часто затыкала уши и шепотом жаловалась мужу:
    - От этой зурны оглохнуть можно.
    Пристав, заметив это,  велел  музыкантам  прекратить  игру. Но, едва те замолчали, Курбанали-бек повернулся к ним и крикнул:
    - Играйте, бездельники!
    Пристав объяснил беку, что музыка беспокоит дам. Но Курбанали-бек настаивал:
    - Очень вас прошу! Пусть играют, я танцевать хочу!..
    И, не дождавшись, приказал музыкантам:
    - Играйте! Сыграйте "Узундара"!
    Музыканты хотели было играть, но начальник встал и, на-девая фуражку, сказал:
    - Потом потанцуешь, бек! А сейчас пошли за конем, хочу посмотреть его.
    - Начальник, -  произнес  Курбанали-бек,  приложив  пра-вую руку к глазам. - Пожалуйста, я к вашим услугам. И, подозвав слугу, приказал:
    - Кербалай-Гасым, выведи коня, начальник желает по-смотреть его.
    Кербалай-Гасым побежал в конюшню, вывел коня. Началь-ник, пристав, Курбанали-бек и кое-кто из гостей подошли к коню. Курбанали-бек стал гладить его. Начальник посмотрел на коня сзади, потом подошел к нему спереди, чтобы посмот-реть зубы, но конь задрал голову и отступил.
    - Стой, дурень! - крикнул Курбанали-бек. Начальник отошел в сторону. Курбанали-бек схватил    ло-шадь за губу и, обнажив зубы коня, обратился к начальнику:
    - Пожалуйста, посмотрите! В этом году ему пошел чет-вертый год. Если не верите, посчитайте сами!
    Когда начальник подошел, чтобы взглянуть, конь опять отдернул голову. Взбешенный Курбангли-бек замахнулся на коня кулаком. Конь встал на дыбы и чуть не вырвался из рук Кербалай-Гасыма, который повис на поводу и крикнул:
    - Сто-ой! Смотри у меня!..
    Начальник приказал Кербалай-Гасыму поводить коня. Тот повел коня в сторону. Следуя за слугой, конь терся лбом о его спину и тихонько ржал, озираясь по сторонам.
    Затем начальник осведомился о резвости коня. Курбанали-бек посмотрел на начальника и, ничего не ответив, подо-звал слугу, вскочил на коня и дал шпоры. Лошадь прыгнула, рванулась и поскакала по дороге. За полминуты она скры-лась из виду. Через несколько минут Курбанали-бек примчал-ся обратно и, влетев на лужайку, чуть не наехал на гостей. Дамы с криком повскакали с мест и разбежались. Осадив ко-ня, Курбанали-бек соскочил на землю и стал перед началь-ником.
    - Молодец! - похвалил начальник.
    - Господин начальник, - произнес Курбанали-бек, - это еще что? Вы не видели другого моего коня. Этот ничто по сравнению с тем!
    Кербалай-Гасым увел коня.
    Когда зажгли свет, гости сели играть в карты.
    К одиннадцати часам гостей пригласили к ужину.
    Съев несколько кусочков жареного цыпленка, начальник взял бутылку с вином, налил себе и соседям. Потом встал и протянул бокал, чтобы чокнуться с женой пристава:
    - Виновницей сегодняшнего торжества являетесь вы! - сказал он. - По сему случаю поднимаю бокал и пью за ваше здоровье!
    Он чокнулся с женой пристава и, осушив бокал, сел. Со всех сторон к ханум потянулись бокалы.
    Курбанали-бек, подойдя к ней и чокнувшись, сказал: 
    - Я счастлив, что нахожусь в этом обществе! Пусть про-длит аллах дни вашего мужа Михаила Павловича, чтобы он всегда служил на нашем участке. Пока здесь не было Михаила Павловича, и крестьяне наши были несчастны, и я был несча-стен... Не знаю, почему-то к прежним приставам я был распо-ложен меньше, чем к Михаилу Павловичу: Правда, несколь-ко лет назад был у нас один пристав хороший, парень, мож-но сказать, - рубаха-парень... Он даже собаку мне подарил... Да продлит аллах его дни, и ваши дни, и наши дни! Пью за ваше здоровье, ханум! Ур-ра!
    Он выпил и перевернул стакан вверх дном, показывая, что в стакане не осталось ни капли. После этого он сел на свое место.
    Когда бокалы были снова полны, жена пристава сказала, обращаясь к начальнику:
    - Я считаю приятным долгом поблагодарить вас за вни-мание, оказанное нам, и извинить за беспокойство, которое вы причинили себе, проехав такой длинный путь.
    И поднесла бокал к губам. Гости встали и чокнулись с на-чальником. Курбанали-бек, подняв стакан, подошел к нему.
    - Господин начальник, - сказал он, - пью этот стакан за ваше здоровье! Аллах свидетель, что хотя в нашем уезде и перебывало много начальников, но никого из них я не любил так, как вас. Господин начальник, ты - господин наших жиз-ней. Все население уезда готово положить за тебя свои голо-вы. Я сам по твоему приказанию пойду в огонь, и, пока жив, я - твой слуга, твой раб. Пью за здоровье начальника! Ур-ра!..
    Курбанали-бек выпил, снова опрокинул стакан и вернулся на свое место. Гости продолжали есть.
    Через несколько минут поднялся хозяин дома, налил вино в свой бокал, затем наполнил бокалы гостей.
    - Милостивые государыни и милостивые государи! - начал он. - Всем известно, что в случае нападения врага нас защи-тит наша доблестная армия. Поэтому позвольте поднять сей бокал за здоровье офицера нашей армии Николая Васильевича и его супруги Анны Ивановны.
    Сказав это, пристав протянул свой бокал к одному из офи-церов и к даме, которая сидела рядом с ним. Остальные также чокнулись и выпили. Тогда встал Курбанали-бек и тоже про-тянул полный стакан к офицеру и его супруге.
    - Господин офицер!  Ханум!  - сказал Курбанали-бек. - Пью за ваше здоровье! Да сохранит аллах навеки вашу тень над нами! Пусть будет вечно остра ваша сабля против врага. Не думайте, что я боюсь врага. Нет, какой враг посмеет высту-пить против меня? Вот этим кинжалом я проткну его! Врагов я не боюсь! Пока вы стоите на защите нас, никакие враги не страшны... Пока я жив, я - раб твоей ханум! Да здравствует Анна-ханум! Ур-р-ра!..
    Бек выпил свой стакан до дна.
    Затем пили по очереди за здоровье всех присутствующих господ и дам. И каждый раз Курбанали-бек говорил речь и выпивал стакан до дна.
    Под конец Курбанали-бек изрядно охмелел.
    После всех подняли бокалы и за его здоровье. Чокаясь с дамами, он был на седьмом небе от счастья. Растроганный, подняв стакан высоко над головой, он воскликнул:
    - Господа, раз вы выпили за мое здоровье, я готов отдать за вас жизнь. Пока я жив, никогда не забуду этого дня! Гос-пода! У меня к вам просьба, умоляю не отказать мне в ней. Прошу вас всех пожаловать завтра ко мне. Клянусь аллахом, клянусь прахом отца, я не знаю, как отблагодарить вас за внимание ко мне! Я готов провалиться сквозь землю от смуще-ния, что за мое здоровье пили такие прекрасные ханум... Кто я, чтобы они пили за меня? Я не достоин быть прахом на баш-маках этих ханум. Клянусь аллахом, клянусь прахом отца, если завтра вы не приедете ко мне в гости, я покончу с собой! Я хочу лично прислуживать вам, быть вашим слугой. Если завтра вы не будете у меня, я вот этим кинжалом проткну себе живот. Господин начальник, очень прошу тебя! Ханум, прошу тебя также! Я прошу и господина офицера и Анну Ива-новну! Я готов жизнь за тебя отдать, ханум. Господа, я всех вас прошу. Кто не приедет - тот не мужчина. Умоляю вас! Не то убью себя! Да здравствуют все Яанум! У-р-р-ра! У-р-р-ра!
    И, выпив залпом, бек опрокинул стакан.
    Закуривая сигару, начальник сказал, обращаясь к жене пристава:
    - А что, если мы в самом деле завтра всей компанией на-грянем к Курбанали-беку?
    Ханум переглянулась с мужем.
    - Я поеду с большим удовольствием. Будет очень интерес-но. Кстати, познакомлюсь с женой бека, посмотрю ее туале-ты, - сказала она.
    Офицер спросил у своей жены, поедет ли она. Та ответила, что поедет.
    Кто-то из гостей, шутя, заметил:
    - Что ж, можно поехать, если бек обещает угостить нас хорошим пловом.
    Услышав о плове, Курбанали-бек вскочил.
    - Плов? Вы хотите плов? - закричал он. - Клянусь прахом отца, я угощу вас таким пловом, что пальчики оближете? Кто может потягаться в этом с моим поваром? Если не вери-те, спросите Кербалай-Гасыма. Где Кербалай-Гасым? - И, повернувшись к дверям, Курбанали-бек стал громко звать, будто Кербалай-Гасым стоял в ожидании его зова: - Керба-лай-Гасым! Кербалай-Гасым!
    Один из слуг пристава вошел и доложил, что Кербалай-Гасыма нет в доме. Курбанали-бек рассердился и приказал немедленно позвать "этого сына дурака". Слуга вышел. Курбанали-бек порывался сам пойти на поиски, но жена пристава удержала его, говоря, что не стоит беспокоиться, слуга сам разыщет Кербалай-Гасыма.
    Бек опять начал хвастаться:
    - Держу пари, если кто скажет, что когда-нибудь ел та-кой плов, какой будет у меня, пусть плюнет мне в лицо! Гости посмеялись.
    - Бек, конечно, покажет нам и свою хваленую лошадь! - заметил начальник.
    Курбанали-бек подошел к нему и, приложив в знак почте-ния руку к глазам, произнес:
    - Слушаюсь и повинуюсь, господин начальник! Какая больше понравится пешкеш тебе! Говорю прямо, без всякой лести и угодничества, честно говорю. Какую облюбуешь, кля-нусь прахом отца, - подарю тебе.
    Слуга вернулся и доложил, что Кербалай-Гасым спит. Вна-чале бек молча уставился на слугу, потом вдруг схватился за рукоятку кинжала и заорал:
    - Поди скажи этому злодею, сыну злодея, что если он сей-час же не явится сюда, я проткну ему живот вот этим кин-жалом.
    Слуга ушел.
    - Зачем будить беднягу? - заметила жена пристава. - На что он вам?
    - Как на что, уважаемая ханум? - ответил бек. - Как он смеет засыпать так рано? Пусть придет и подтвердит, что ник-то не может соперничать с моим поваром в приготовлении плова.
    Гости опять стали смеяться. Тараща распухшие от сна гла-за, явился Кербалай-Гасым.
    - Кербалай-Гасым, я зарежу тебя! - сказал ему бек, схватившись за рукоятку кинжала.
    Гости рассмеялись, а Кербалай-Гасым, сложив руки на гру-ди, тихо спросил:
    - За что, ага?
    - Еще спрашиваешь, за что? - ответил сердито бек. - А ну, послушай, что говорят эти господа! Я им сказал, что никто не может сварить плов лучше, чем наш Али, а они не верят.
    Кербалай-Гасым по-прежнему тихо ответил:
    - Да, ага! Али хорошо готовит плов!
    - Ну что, слышали? - торжествующе воскликнул Курбана-ли-бек, обращаясь к гостям. - Что скажете?
    Гости закивали головами.
    - Верно, верно. Верим!..
    Кербалай-Гасым ушел.
    Через полчаса гости начали разъезжаться.
    Отправился домой и Курбанали-бек в сопровождении Керба-лай-Гасыма, который трусцой ехал за ним на кляче. Опустив голову, бек дремал в седле. Порой просыпался, придерживал коня и, обращаясь Кербалай-Гасыму, грозил:
    - Я проткну тебе живот кинжалом!
    Кербалай-Гасым больше отмалчивался и только изредка коротко отзывался:
    - За что, ага?
    Бек ничего не отвечал. Потом снова вскрикивал:     
    - Кто сумеет сготовить плов так, как Али?
    Наконец после двух часов пути подъехали к селению бека. Несколько собак с лаем кинулись на Курбанали-бека. Конь бека метнулся в сторону, чуть не сбросив седока. У бека сва-лилась папаха, и Кербалай-Гасым, спешившись, поднял ее и подал хозяину. Курбанали-бек, выхватив кинжал, направил ко-ня на собак, и те разбежались.
    У ворот бекского дома всадники остановились. Кербалай-Гасым поднял камень и стал стучать в ворота. На шум выбе-жал мужчина в большой мохнатой папахе и взял под уздцы коня Курбанали-бека. Бек замахнулся на него кинжалом.
    - Али, я проткну тебе живот!
    - Все в твоей власти, ага! - покорно отвечал тот. Бек грузно слез с лошади, пересек двор и поднялся по лест-нице. Его встретила старая служанка.
    - Почему так поздно, ага? Ханум очень беспокоилась!..
    - Гюльпери, я проткну тебе живот! - отвечал бек, пока-зывая ей клинок.
    Старуха молча посторонилась. Бек прошел в спальню. Же-на спала одетая, уткнувшись головой в подушку. Подойдя к ней и подняв кинжал, бек пригрозил:
    - Проткну тебя кинжалом!
    Но та не проснулась. Тогда он швырнул кинжал в один угол, папаху - в другой и стал раздеваться, разбрасывая одежду по комнате. Выпив воды, он лег в постель и вскоре захрапел.
    * * *
    Встав рано утром и видя, что муж спит, жена Курбанали-бека бесшумно оделась и на цыпочках вышла из комнаты.
    Старуха-служанка подметала двор. Кербалай-Гасым перед конюшней просеивал ячмень для лошадей. Около кухни повар Али возился с самоваром. В углу двора копошились куры, вок-руг них прыгали воробьи, хватая зерна, и при малейшем шуме срывались всей стайкой и рассаживались на ветках тутового дерева.
    Увидев хозяйку, служанка с веником в руке подошла и по-клонилась ей.
    Протирая глаза, хозяйка спросила, когда вернулся бек. Старуха ответила, что очень поздно.
    Хозяйка позвала Кербалай-Гасыма. Тот подбежал к ней и поклонился. Хозяйка спросила, почему они вернулись так поздно.
    - Ужин затянулся, - ответил слуга, - потому и запоздали.
    - А много было гостей у пристава?
    - Много, ханум!
    - А кто именно?
    - Откуда мне знать, ханум? Много было знатных гостей, много было и ханум. И начальник был. Много было гостей.
    - Кербалай-Гасым, - продолжала свои расспросы хозяй-ка, - а что, женщины сидели вместе с мужчинами или от-дельно?
    - Вместе, ханум, вместе сидели...
    Услышав это, старуха в ужасе пробормотала:
    - Спаси нас, аллах!..
    Опустившись на ступеньку лестницы, жена бека стала до-пытываться у Кербалай-Гасыма о подробностях вечеринки.
    - Расскажи, пожалуйста, чем угощали гостей, что делал твой господин, с кем беседовал, о чем говорил? Пожалуйста, Кербалай-Гасым, все расскажи подробно...
    Кербалай-Гасым вытер рот и нос полой чухи и, услышав сердитое ржание из конюшни, обернулся и по привычке крик-нул:
    - Но!..  Н-о-о-о... Смотри у меня!..
    - Да говори же, Кербалай-Гасым, - торопила хозяйка.
    - Что мне рассказывать, ханум? Много было гостей, и сам начальник был.
    - А о чем разговаривали женщины с мужчинами? - не отставала хозяйка.
    - Ханум, - отвечал Кербалай-Гасым, - откуда мне знать, о чем они говорили? Я по-ихнему ведь не понимаю.
    - Скажи правду, Кербалай-Гасым, твой господин тоже разговаривал с русскими женщинами? - выпытывала жена бека.
    Кербалай-Гасым снова повернулся к конюшне и прикрик-нул на лошадей, потом ответил ханум:
    - Господин с женщинами говорил мало. Он больше с на-чальником разговаривал.
    Повар Али принес самовар и поставил на верхнюю ступень-ку лестницы. Служанка приставила веник к стене и, взяв са-мовар, понесла его в комнату.
    - Ханум, что приготовить сегодня на обед? - спросил по-вар Али, подойдя к хозяйке.
    Хозяйка подозвала служанку:
    - Курбанали-бек вчера ничего не заказывал на обед?
    -Бек вернулся ночью такой сердитый, что хотел зарезать меня! - ответила подошедшая с чайником в руке старуха.
    - Ну что ты болтаешь?! - удивилась хозяйка. - С ума сошла, что ли?
    - Клянусь аллахом, ханум, едва вошел в комнату, как вынул кинжал и закричал: "Сейчас зарежу тебя!"
    Ханум немного помолчала, потом обратилась к Кербалай-Гасыму:
    - Кербалай-Гасым, почему господин был сердит?
    - Да он не был сердит, - ответил    слуга. - Просто в деревне на нас набросились собаки и испугали лошадей.
    Жена бека встала.
    - Кербалай-Гасым, он опять был пьян?
    - Нет, ханум, он не был пьян!
    Жена бека тихо вошла в комнату и, убедившись, что Кур-банали-бек спит крепко, вернулась на балкон и, передавая повару шестнадцать копеек, сказала:
    - Купи два фунта мяса и свари бозбаш!
    - Повинуюсь! - сказал Али, взял деньги и вместе с Кербалай-Гасымом пошел на кухню.
    Солнце поднялось высоко.
    Был уже полдень. Расположившись во дворе под тутовым деревом, Кербалай-Гасым кидал камешки в птиц, клевавших тута, и, подбирая упавшие спелые ягоды, отправлял их в рот. К нему присоединилась и служанка.
    Вскоре подошла хозяйка и, поглядев на ветки, полные спе-лых ягод, велела Кербалай-Гасыму влезть на дерево, натрясти ягод. Служанка принесла из дома большое полотнище. Повар Али, давно закончив приготовление незамысловатого обеда, приблизился к ним.
    - Держите полотнище на весу, а я влезу на дерево, - предложил он.
    Жена бека, служанка и Кербалай-Гасым развернули по-лотнище, Али взобрался на дерево, и тотчас градом посыпа-лись крупные, спелые ягоды.
    Покончив с нижней веткой, Али полез выше. С верхушки дерева местность была видна как на ладони. С одной стороны подымались Сапычские горы с селением Сапыч, которое было ясно видно. Под селом белело озеро Ахмед-хана. У озера виднелись мельница и лес Гаджи-Гейдара. Между селением Гапазлы и мельницей полосками пестрели пашни, луга. Кое-где еще пахали.
    Окинув взглядом окрестность, Али вдруг заметил возле мельницы Гаджи-Гейдара группу всадников, ехавших к селе-нию. Не обратив на них внимания, он стал было трясти ногой ветку, но, вглядевшись, заметил, что ехавшие не похожи на крестьян. Тогда, наклонившись, он крикнул:
    - Кербалай-Гасым, к нам в село едет множество всадни-ков, но это не крестьяне.
    Кербалай-Гасым, хозяйка и служанка в недоумении пере-глянулись.
    - Кербалай-Гасым, - сказала хозяйка, - поднимись на крышу кухни, посмотри, кто это едет...
    Тот влез на низенькую стену, окружающую двор, оттуда на плоскую крышу кухни и, затенив рукой глаза, стал внимательно смотреть на дорогу.
    Два всадника рысью скакали к селу. Кроме них, никого не было видно. Но вскоре из-за ивняка показалась группа всад-ников. Пестрели шляпки дам, ярко сверкали на солнце пуговицы на кителях начальника и приставов.
    Соскочив с крыши, Кербалай-Гасым побежал к хозяйке и взволнованно сказал:
    - Ханум, кажется, это вчерашние гости.
    - Что им здесь надо? - спросила ханум, опустив конец полотнища на землю.
    - Не знаю, ханум! - ответил, недоумевая, слуга. В эту минуту на улице поднялся шум, послышались лай со-бак, беготня, конский топот. В ворота постучали.
    Жена бека вбежала в комнаты и, выглянув в окно, увиде-ла, что улица перед домом запружена всадниками и все они русские чиновники да русские женщины.
    Подойдя к воротам, Кербалай-Гасым узнал вчерашних гос-тей пристава.
    Жена бека быстро спустилась во двор, позвала Али и веле-ла сказать приехавшим, что бека нет дома.
    Али кинулся к воротам, а хозяйка побежала будить Курбанали-бека. Промычав что-то, бек повернулся на другой бок.
    - Эй, муж, вчерашние гости приехали!
    Курбанали-бек опять замычал. Потом, открыв глаза, послал жену к черту и снова закрыл глаза.
    Но жена бека настойчиво продолжала будить мужа.
    Наконец Курбанали-бек проснулся и, сев на постели, спро-сил:
    - Ну, что случилось?
    Жена сообщила, что приехали вчерашние гости пристава. Бек вскочил, подумал и заметался по комнате, крича:
    - Пусть скажут, что меня нет дома!
    Жена бека вышла, а бек, завернувшись с головой в просты-ню, побежал в конюшню и залез в кормушку.
    Когда слуга сообщил гостям, что хозяина дома нет, началь-ник очень удивился. Гости тоже стояли в недоумении. Кресть-яне стали прогуливать лошадей.
    - А куда он уехал? - спросил начальник, закуривая па-пиросу.
    - Не знаем! - отвечали слуги.
    - Раз он должен был уехать, зачем было приглашать гос-тей? - воскликнул в досаде начальник, помолчав немного.
    - Не знаем! - повторяли слуги.
    Одна из дам попросила пить. Кербалай-Гасым быстро сбе-гал в дом и принес в большой чаше воду.
    Гости стояли в нерешительности, поглядывая друг на друга.
    - Чего мы ждем? Едем обратно! - предложил кто-то. И все собрались было ехать, как начальник, вспомнив вдруг о лошадях, спросил слугу:
    - А лошади бека в конюшне?
    Кербалай-Гасым ответил утвердительно. В это время одна из лошадей заржала из конюшни.
    - Ну что ж, раз мы проделали такой путь, давайте хоть лошадей посмотрим! предложил начальник. Все согласились.
    - Можно пройти в конюшню? - спросил начальник Кер-балай-Гасыма.
    - Пожалуйста! - пригласил слуга.
    Начальник, оба пристава, ветеринарный врач, казачий офи-цер и его две дамы вошли во двор и направились к конюшне.
    При виде их жена Курбанали-бека бросилась в комнату, а гости вошли в конюшню.
    Увидав ближайшую лошадь, начальник сказал:
    - Ну, это вчерашний конь бека.
    Пройдя в глубь конюшни, гости остановились перед гнедой лошадью.
    - Это и есть хваленая лошадь бека? - спросил началь-ник Кербалай-Гасыма.
    - Так точно! - ответил слуга.
    Гости стали со всех сторон разглядывать лошадь. Началь-ник подошел спереди, чтобы посмотреть ей зубы. Оказавшись у кормушки, он вздрогнул.
    - Черт возьми! - вскрикнул он и отскочил в сторону.
    Странная фигура, завернутая в простыню, как в саван, бе-лела в кормушке.
    Схватив за руку пристава, начальник с опаской приблизил-ся к кормушке и, внимательно всмотревшись, узнал Курбана-ли-бека.
    Он засмеялся и, захлопав в ладоши, воскликнул:
    - А-а, приятель, вот ты где!
    Подойдя ближе, гости стали с любопытством разглядывать бека. Потом они отошли и остановились в стороне. Курбанали-бек так и застыл на месте. Гости вышли на улицу, сели на лошадей и уехали.

QURBANYALI BYAY
Qoqol, Allah syanya ryahmyat elyasin!
Xyabyar chixdi ki, bu qyun nachalnik qyalir kyandya vya sonra myalum oldu
ki, pristavin arvadinin ad qoyulan qyunyudyur.
Kyanddya shurish dyushdyu. Kyand ahlindyan bu qyun chyol ishinya qedyan olmadi.
Camaatin yarisi chixmishdi kyandin kyanarina vya tyapyalyarya dirmashib boylu-
yurdular ki, qyorsyunlyar qyalirmi nachalnik. Camaatin yarisi pristavin myan-
zilini ahatya edib durmushdular. Qiraq kyandlyardyan dya camaat baxyabyar
olub yavash-yavash qyalirdilyar.
Pristavin hyayyatinya adam alindyan qirmyak myumkyun deyildi vya katda,
yasovul vya qlava mirzyalyarindyan savayi hyayyatya qirmyak hech kyasya izn
verilmirdi.
Pristavin hyayyatindya it yiyyasini tanimirdi. Syasdyan vya qiylyu-qaldan
qulaq tutulurdu: bir yanda quzular myalyayirdi, bir yanda qichlari baqli
cyucya vya toyuqlar baqirirdilar, bir yanda qlavalarin atlari kishnyayirdilyar.
Bir tyaryafdyan pristavin qulaqlari uzun tulalari qah qlavanin ustyunya atilib
“haff” elyayirdilyar, qah katdanin ustyunya tullanib “haff” elyayirdilyar.
Hyardyan bir pristavin arvadi balkona chixib nazik syaslya chiqirirdi: “tishe”;
yyani “yavash”. Vya sonra qenya qirirdi ichyari.
Pristavin ashpazlari, bellyarindya aq onlyuk hyardyanbir hyayyatya chixib qla-
vanin birinya deyirdi:
– Tez yarim qirvyankya zyafyaran tap.
Qlava “bash ustya” deyib, avvyal bir bashini salirdi ashaqi, sonra mirzya-
sinya uzyunyu tutub buyururdu:
– Ada, Mirzya Hyasyan, durma tez shyahyarya adam qyondyar, yarim qir-
vyankya zyafyaran qyatirsin.
Bir az kechirdi, bir ayri ashpaz alindya katlet bichaqi qlavanin birinya
yuzyunyu tutub buyururdu:
– Qlava, dyord-besh yyuz yumurta lazimdir.
Qlava sevincyak alini uzadirdi hyayyatdyaki syabyatlyarya vya cavab
verirdi:
– Nya danishirsan? Burada mindyan artiq yumurta var.
Birdyan qachaqach dyushdyu; dedilyar “nachalnik qyalir”. Qlavalar chixdilar
qapiya, xanim chixdi balkona, tulalar hyucum chyakdilyar adamlarin ustyunya
vya bir qyadyar kechdi quya qurbaqanin qyolyunya dash atdilar; chyunki bu qyalyan
nachalnik deyilmish, ozqya mahalin pristavi imish. Pristav atdan yenib qirdi
hyayyatya vya balkona chixib xanima rusca bir nechya syoz deyib ozyu dya qyuldyu
vya xanimi da qyuldyurdyu. Vya sonra hyar ikisi qirdi ichyari.
Qenya katlet bichaqlarinin taqqiltisi, adamlarin tappiltisi, atlarin kish-
nyamyasi, cyucya-toyuqlarin vya qlavalarin baqirtisi vya tulalarin hafiltisi
qarishdi bir-birinya. Bir ucdan tyazya qyalyan qlava vya katdalar atdan yenib,
dolu xurcunlari doldururdular hyayyatya. Bir ucdan kyandlilyar dallarinda
qab-qazan, xali vya palaz dashiyirdilar. Bir ucdan kyandlilyar hyayyatin di-
bindya quzulari vya toyuq-cyucyalyari yan-yana yiqib oldyuryub tyamizlya-
yirdilyar.
Birdyan qachaqach dyushdyu; dedilyar “nachalnik qyalir”. Qlavalar qachdilar
qapiya, xanim vya qonaq chixdilar balkona, tulalar tullandilar hyayyatya vya
bir qyadyar kechdi qenya qurbaqanin qyolyunya dash atdilar; chyunki bu qyalyan na-
chalnik deyilmish, kazak byoyyuyyu bir afsyar imish. Bu da atdan yendi, qacha-
qacha chixdi balkona vya xanimin alini opyub, kefini sorushdu vya sonra
qirdilyar otaqa.
Bir qyadyar kechdi qenya qachaqach dyushdyu; qenya dedilyar “nachalnik qyalir”.
Amma bu da yalan oldu. Adamlari araladilar, bu qonaq da qirdi hyayyatya.
Bu da “Qapazli” kyandinin byayi vya myulkyadari myashhur Qurbanyali byay
idi.
Byay hyayyatya qiryan kimi baxdi bir saqa, bir sola. Tulalarin biri qachib
qyaldi Qurbanyali byayin qabaqina vya bashladi byayin ayaqlarini yalamaqa.
Byay ayilib itin bashini tumarladi vya dedi:
– Malades sobak, – vya sonra qalxib xanimi balkonda qyoryub chiqirdi:
– Izdrasti! – vya byorkyunyu qyotyuryub saq alilya qalxizdi yuxari vya
qishqirdi:
– Urra! – Sonra qalxdi balkona vya xanima bash aydi. Xanim alini
uzatdi Qurbanyaliyya. Byay xanimin alini alib rusca dedi:
– Nya qyadyar myanim canim saqdi, syanya myan nyokyaryam, ay xanim.
Xanim bir az qyuldyu vya dedi:
– Spasibo.
Byay bir ah chyakyandyan sonra hyar ikisi qirdi ichyari.
Bir az kechdi, mahal hyakimi qyaldi, sud pristavi qyaldi, iki uchitel qyaldi,
qenya bir afsyar* arvadi ilya qyaldi, qenya bir ozqya hyakim arvadi ilya qyaldi.
Bir az kechdi qenya qachaqach dyushdyu; dedilyar “nachalnik qyalir”. Qlava-
larin biri at ustya chaparaq qyalib ozyunyu saldi yerya vya hyayyatya soxulub
qachdi xanimin qabaqina vya chiqirdi:
– Nachalnik idyot.
Xanim bir qirdi ichyari, bir chixdi balkona. Qonaqlar da chixdilar hyayya-
tya vya qachdilar qapiya. Tappilti, shaqqilti vya chiqir-baqir, qoyma, dinmya,
chyakil, qyal, qet… axirda bir yoqun chinovnik qirdi hyayyatya, yeridi xanima
tyaryaf, sol ali ilya byorkyunyu chixardib saq alini uzatdi xanima vya xanimin
yalini opyub qonaqlarla bir-bir al-yalya verib qalxdi balkona vya qirdi otaqa.
______________
* Zabit
Nachalnikdyan sonra qenya bir nechya qonaq qyaldi. Bunlarin da bir ne-
chyasi arvadlari ilya qyalmishdilyar.
Qonaqlar yiqishmishdilar zal otaqina. Ortaya dyuzyulmyushdyu stollar vya
stollarin ustyunya dyuzyulmyushdyu nyov-nyov shirin chyoryaklyar, suxarilar, paxla-
valar, halvalar, kanfetlyar, lumu-partaxallar, quru yemishlyar. Stolun
yustyunya qoyulmushdu yekya samavar vya qulluqchular chay tyokyub qoyurdular
qonaqlarin qabaqina.
Nachalnik oturmushdu yumshaq divanin ustyundya, pristavin arvadi
oturmushdu onun yaninda, qonaqlardan da bir nechyasi dyuzyulmyushdyu bun-
larin yanina vya nachalnik qabaqindaki styakanin qyandini qarishdira-qarish-
dira pristavin arvadi ilya syohbyat edirdi.
Bu heyndya kyuchyadyan achiq akoshkalardan bir at kishnyamyasi qalxdi.
Bundan sonra bir ayri at daha da ucadan bashladi kishnyamyayya. Qonaq-
larin bir nechyasi akoshkadan baxdilar kyuchyayya. Atlar daha da ucadan bash-
ladilar kishnyamyayya. Qurbanyali byay akoshkadan bashini chixartdi kyuchyayya vya
chiqirdi:
– Adya Kyablya Qasim, heyvan oqlu heyvan, ati kyanarda dolandir,
yoxsa alindyan qurtarib qachar.
Bir az kechdi, atlar daha da shiddyatlya bashladilar chiqirmaqa. Qurbanyali
byay atlardan byark bashladi nyokyarinya chiqirmaqa vya qonaqlarin hamisi
qachdilar akoshkalarin qabaqina.
Kyuchyadya tyovlyanin qabaqinda bir strajnik bir aq atin cilovundan
yapishib dolandirirdi. Bu at nachalnikin ati idi.
Qurbanyali byayin nyokyari bir kyahyar atin cilovundan yapishib bir az
kyanarda dolandirirdi. Bir-iki kyandli dya bir az kyanarda bir ayri atlarin
cilovlarindan yapishib dolandirirdilar. Akoshkanin qabaqinda kyandlilyar
dyuzyulyub pristavin akoshkalarina baxirdilar.
Hyardyan bir nachalnikin ati kishnyayya-ktshnyayya qabaq ayaqlarini dyoyyur
yerya vya Qurbanyali byayin atina baxib, hirsindyan cilovu qyamirtlyayirdi.
Qurbanyali byayin ati hyardyanbir nyarya tyapib, qabaq ayaqlarini qaldirirdi
havaya vya az qalirdi ki, Kyarbyalayi Qasimi da qyoyya qaldirsin. Kyarbyalayi
Qasim da byark-byark cilovdan yapishib chiqirirdi:
– Buna bax ha!
Nachalnik qyordyu ki, kyahyar at Qurbanyali byayin atidir vya uzyunyu
Qurbanyali byayya tutub sorushdu ki, ati nechya yashindadir? – Qurbanyali byay
papirosunu yandirib nachalnikya dedi ki, ati bu il tyazya dyord yasha ayaq
qoyur.
Qenya nachalnik akoshkaya tyaryaf yeriyib, bashladi Qurbanyali byayin
atina tamasha elyamyayya; sonra Qurbanyali byayya chyonyub dedi:
– Nya qyozyal atdi!
Doqrudan, Qurbanyali byayin ati qyozyal at idi.
Qurbanyali byay hyar iki alini sinyasinya qoyub nachalnikya cavab verdi:
– Peshkyashdi.
Nachalnik Qurbanyali byayya dedi:
– Saq ol – vya qenya bashladi ata tamasha elyamyayya vya qenya Qurbanyali
byayya uzyunyu tutub sorushdu:
– Qachmaqi necyadi? Iti yyuyyuryurmyu?
Qurbanyalibyay nachalnikya dedi:
– Ay nachalnik, aqyar syanin mahalinda bir belya yyuyyuryan at tapilsa,
myan biqlarimi qirxdirmasam qurumsaqam.
Yarim saatdan sonra qonaqlari chaqirdilar xyoryak otaqina. Otaqin or-
tasinda uzun xyoryak stolu, ustyunya dyuzyulmyushdyu hyar cyur xyoryaklyar vya
ichkilyar.
Pristavin arvadi oturdu stolun bash tyaryafindya. Xanimin saq tyaryafindya
nachalnik aylyashdi vya qeyri qonaqlar da hyarya bir yer tutub oturdular.
Nachalnik araq shyushyasini alinya qyotyuryub avvyal oz fincanini, sonra pris-
tavin arvadinin, sonra xanimlarin vya sonra qeyri qonaqlarin fincanlarini
doldurub durdu ayaqa vya rumkasini xanimin rumkasina vurub dedi:
– Myubaryak olsun xanimin ad bayrami.
Nachalnikdyan sonra xanimlar vya aqalar yerlyarindyan qalxib hyamin
syozlyari dedilyar vya sonra nachalnik vya qeyrilyari shyushyalyari bashlarina chyakib
boshaltdilar.
Pristavin arvadi fincani qyotyurdyu alinya, qonaqlardan raziliq elyadi,
amma Qurbanyali byayya baxib qyordyu ki, byay araqini hyalya ichmyayib. Xa-
nim byaydyan sorushdu ki:
– Niyya ichmirsiniz?
Byay qyulya-qyulya bashini saldi ashaqa vya dinmyadi. Nachalnik Qurbanyali
byayya baxib qyah-qyah chyakib dedi ki:
– Yoxsa syan dya fanatik myusyalmanlardansan, onun uchyun ichmirsyan?
Qonaqlardan bir nechyasi qyuldyu vya bir nechyasi dya dedi ki:
– Qyotyur ich!..
Axirda Qurbanyali byay rumkasini qyotyurdyu alinya vya dedi:
– A kishi, siz Allah bu nyadi? Buna bizdya uskyuk deyyarlyar ki, arvadlar
barmaqlarina qeyib tikish tikyarlyar; yoxsa bizlyardya bunnan araq ichmyazlyar.
Qonaqlar bu syozlyari eshidib qenya qyah-qyah chyakib qyuldyulyar vya prista-
vin xanimi dedi:
– Da, da, doqrudur. Qunah myandyadir. Qurbanyali byay rumkaynan
araq ichmyaz.
Bu syozlyari deyyandyan sonra xanim bir chay styakani aparib qoydu bya-
yin qabaqina vya araqla doldurub verdi byayya. Qurbanyali byay styakani qyo-
tyuryub dedi:
– Bax, buna nya demishyam?!.. Yoxsa uskyuyyu qoyublar myanim qaba-
qima ki, nya var, nya yox…
Qonaqlar qenya qyulyushdyulyar vya Qurbanyali byay araqi chyakdi bashina,
styakani qoydu yerya vya chyoryakdyan bir tikya qyotyuryub tutdu burnunun qaba-
qina.
Aqalar vya xanimlar myashqul oldular yemyayya, ichmyayya vya eshikdya dya
toy vya zurnanin syasi ucaldi. Iki saatdan sonra qonaqlar qalxdilar ayaqa,
dyuzyuldyulyar akoshkanin qabaqina vya bashladilar tamasha elyamyayya.
* * *
Baharin ikinci ayi idi. Chichyaklyarin vya otlarin atri qarishmishdi bir-bi-
rinya, cheshmyalyarin syasi qarishmishdi qushlarin syasinya. Hyardyan bir zurnanin
syasi ucalib, ozqya syaslyarin hamisini batil elyayirdi. Zurna sakit olan kimi
adamlarin syasi ucalirdi. Evin qabaqinda, chayin kyanarinda, chyamyanin us-
tyundya bir nechya fyarsh dyoshyanmishdi. Bir tyaryafdya uch yekya samavar qoyul-
mushdu vya yanlarinda otuz-qirx styakan-nyalbyaki, nimchyalyar, qyandlyar,
myuryabbyalyar, shirin chyoryaklyar, lumu-partaxallar, kanfetlyar, qurabiyyalyar vya
qeyri chay ilya vya chaysiz yemyali sheylyar, yaqlar, xamalar, qaymaqlar, quru
yemishlyar dyuzyulmyushdyu. Atrafdan qoyulmushdu yasdiq vya balishlar. Bir tya-
ryafdya qlavalar tatari allyarindya kyandlilyari dyoyya-dyoyya bir yerya yiqirdilar
ki, al-yalya verib yalli qetsinlyar.
Aqalar vya xanimlar akoshkalarda qyoryunyan kimi kyandlilyar “urra” de-
yib papaqlarini atdilar qyoyya vya yapishdilar yalli qetmyayya. Pristavin xa-
nimi qonaqlara tyaklif elyadi ki, buyursunlar, chayin kyanarinda bashladilar
yalli qetmyayya.
Aqalar vya xanimlar yendilyar. Kyandlilyar qenya “urra” chyakib qarish-
dilar bir-birinya vya sonra qenya bashladilar yalli qetmyayya.
Qurbanyali byayin nyokyari Kyarbyalayi Qasim kyanarda durub, allyarini
qoymushdu ciblyarinya, baxirdi vya Qurbanyali byayi qyorcyak ikiqat ayildi.
Byay papirosunu aqzina alib Kyarbyalayi Qasima isharya elyadi. Kyarbyalayi
Qasim qachib qyaldi aqasinin yanina vya spichkani cibindyan chixarib yan-
dirdi vya tutdu aqasinin qabaqina. Byay papirosu yandirib dedi:
– Axmaq oqlu, axmaq, bya syan niyya yalli qetmirsyan?
Kyarbyalayi Qasim bashini aydi ashaqi vya dedi:
– Ay aqa, myan qocalmisham. Daha myanya yalli qetmyak yarashmaz.
Byay papirosunu qyoyya uflyayib yapishdi Kyarbyalayi Qasimin chiynin-
dyan vya chyakya-chyakya apardi yalli qedyanlyarin yanina vya dedi:
– Yapish, heyvan balasi, heyvan! Yoxsa vallah dyoyya-dyoyya syani ol-
dyuryaryam!
Kyarbyalayi Qasim yapishdi kyandlilyarin alindyan vya istyar-istyamyaz bash-
ladi onlarla bir yerdya dolanmaqa. Qurbanyali byay ozyu dya dyastyanin
bashindan yapishib bashladi atilib dyushmyayya. Pristavin arvadi Qurbanyali
byayya chyapik chaldi. Nachalnik dya qyah-qyah chyakib qyuldyu vya bashladi chyapik
chalmaqa. Ozqya qonaqlar da chyapiyi tutub bashladilar qyulmyayya. Qurbanyali
byay ozyu aqzini qyoyya achib qyah-qyah elyadi vya chiqirdi:
– Ay xanim, myan istyayiryam syanin saqliqina ichim. Buyur myanya chaxir
qyatirsinlyar. Urra, urra!
Nyokyarlyar butulkalari bashladilar dashimaqa. Qurbanyali byay bir styakan
ichib qenya bashladi firlanmaqa, qenya bashladi dolanmaqa.
Bir qyadyar kechdi, qenya bir styakan ichib chiqirdi:
– Xanimin saqliqina – vya qenya bashladi dolanmaqa bir qyadyar kechyan-
dyan sonra yorulub chyakildi kyanara vya bir styakan chaxir doldurub nyokyari
Kyarbyalayi Qasimi chaqirib vya dedi:
– Ich.
Kyarbyalayi Qasim bashladi yalvarmaqa:
– Ay aqa, syan bilirsyan ki, myan ichmyanyam. Aman qyunyudyu, myani
chyovyur balovun bashina, myan ichya bilmyanyam.
Byay bir qyadyar dya nyokyarini yaxalayib qyordyu ki, ichmir vya chaxirin bir
azini tyokdyu Kyarbyalayi Qasimin ustyunya vya bir azini da ozyu ichdi.
Aqalar vya xanimlar myashqul oldular chay ichmyayya. Qurbanyali byay dya
qedib bir tyaryafdya oturdu vya uzyunyu nachalnikya tutub dedi:
– Myanim nyokyarim Kyarbyalayi Qasim lap biqeyryatdi. Myan indiyya ki-
mi nya qyadyar elyamishyam ona bir qyatrya chaxir ichirdya bilmyamishyam. Deyiryam
ki, axi, ay axmaq, syan ki, uzyumyu yeyirsyan, axi bu nyadi ki? Uzyum suyu
deyil myaqyar? Nya qyadyar elyayiryam, ichmir.
Nachalnik Qurbanyali byayya cavab verdi ki, Kyarbyalayi Qasim qanmir,
avamdi. Qurbanyali byay qyah-qyah chyakdi vya dedi:
– Necya qanmir? Chox yaxshi qanir. O myaqyar qanmir ki, chaxir uzyum-
dyan qayrilir? Chox acyab qanir. Ancaq biqeyryatdi, onun uchyun ichmir.
* * *
Yarim saata kimi aqalar vya xanimlar chay ichmyayya vya syohbyatya myash-
qul oldular. Kyandlilyar dya yalli qedirdilyar. Xanimlarin biri hyardyanbir al-
lyarini basirdi qulaqlarina vya arinya shikayyat edirdi ki, “zurnanin syasindyan
az qalir qulaqlarim tutulsun”. Pristav xanimin qileyini basha dyushyandyan
sonra toychulara chiqirdi ki, daha chalmasinlar. Toychular sakit oldular.
Toyun syasi kyasilcyak Qurbanyali byay uzyunyu toychulara chyondyarib
chiqirdi:
– Adya, chalin, namyardlyar!
Pristav byayya dedi ki, toyun syasi xanimlara xosh qyalmir, qoy
chalmasinlar. Qurbanyali byay durdu ayaqa, pristava dedi:
– Myan olyum qoy chalsinlar, myan istyayiryam oynayam.
Pristavin cavabini qyozlyamyayib Qurbanyali byay toychulara chiqirdi:
– Adya, chalin! “Uzun dyarya” chalin.
Toychular hazirlashirdilar chalmaqa. Nachalnik durdu ayaqa vya
byorkyunyu bashina qoyub byayya dedi:
– Byay, hyalya sonra oynarsan. Qyondyar nyokyarini sizin atinizi chyakib
qyatirsin, myan istyayiryam ata baxam.
Qurbanyali byay saq alini qoydu qyozyunyun ustyunya vya dedi:
– Nachalnik, qurbandi syanya myanim atim!
Bu syozlyardyan sonra byay nyokyarini chaqirdi:
– Kyarbyalayi Qasim, tez qet ati chyak qyatir, nachalnik baxsin.
Kyarbyalayi Qasim qachdi vya tyovlyadyan ati chixartdi eshiyya. Nachalnik,
pristav, Qurbanyali byay, pristavlarin biri vya xanimlarin biri qetdilyar atin
yanina. Qurbanyali byay ata yaviqlashib bashladi atin alnini tumarlamaqa.
Nachalnik kechdi atin dalina, sonra kechdi qabaqina vya istyadi aqzini achib
dishlyarinya baxsin. At bashini qyoyya qalxizib chyakildi bir tyaryafya. Qurban-
yalibyay chiqirdi ata:
– Tyarpyanmya, axmaq!
Nachalnik qenya chyakildi atin dal tyaryafinya. Qurbanyali byay yapishdi atin
dodaqindan vya aqzinin bir tyaryafini achdi vya nachalnikya dedi:
– Nachalnik, buyur bax. Hyayya inanmirsan, buyur bax bu il dyordyunya
ayaq qoyur.
Nachalnik yaviqa qyalib ayildi vya bashini uzatdi atin aqzina. At qenya
bashini qovzadi qyoyya. Qurbanyali byay hirslyanib istyadi atin aqzindan bir
yumruq vursun. At qabaq allyarini qaldirdi qyoyya vya az qaldi noxtani
Kyarbyalayi Qasimin alindyan qoparsin. Kyarbyalayi Qasim asildi noxtadan
vya chiqirdi:
– Buna bax, ha!
Sonra nachalnik Kyarbyalayi Qasima dedi ki, bir az ati dolandirsin.
Kyarbyalayi Qasim ati yavash-yavash chyakdi bir tyaryafya. Heyvan Kyarbyalayi
Qasimin dalinca qedya-qedya hyardyan alnini syurtyurdyu Kyarbyalayi Qasimin
kyuryayinya vya hyardyanbir o tyaryafya-bu tyaryafya baxib kishnyayirdi.
Nachalnik Qurbanyali byaydyan yenya atin qachmaqini sorushdu. Qurban-
yali byay baxdi nachalnikin uzyunya vya bir syoz demyayib Kyarbyalayi Qasimi
chaqirdi. Kyarbyalayi Qasim ati chyakdi yaviqa vya Qurbanyali byay tez qalxdi
atin ustyunya vya heyvani tyapiklyadi. At durduqu yerdya bir nechya arshin fasi-
lyani sichrayib, uz qoydu yola tyaryaf qachmaqa vya yarim dyaqiqyanin ichindya
qyozdyan itdi. Yarim dyaqiqyadyan sonra Qurbanyali byay chaparaq qayidib
qyaldi vya ati syuryub az qaldi soxulsun qonaqlar oturduqu myaclisya. Xa-
nimlar chiqirishib qachishdilar bir tyaryafya vya Qurbanyali byay tez ati saxlayib
yozyunyu tulladi yerya vya durdu nachalnikin qabaqinda. Nachalnik byayya dedi:
– Moladets – vya byay cavab verdi:
– Nachalnik, bu nyadi ki! Hyalya syan myanim o biri atimi qyormyamisyan.
Byalkya onu qyoryasyan! Bu nyadi ki, onun yaninda.
Kyarbyalayi Qasim ati chyakib apardi.
* * *
Hava qaraldiqdan sonra pristavin otaqlarinda chiraqlari yandirdilar
vya qonaqlar myashqul oldular kart oynamaqa. Saat on birdya qonaqlari
qenya dyavyat elyadilyar xyoryak otaqina vya qenya aqalar vya xanimlar xyoryak
stolunun atrafina dyuzyulyub bashladilar sham elyamyayya. Nachalnik cyucyanin
yatindyan bir-iki tikya yeyyandyan sonra qyotyurdyu chaxir butulkasini vya
bashladi avvyal oz styakanini, sonra qonshularinin styakanini doldurmaqa vya
sonra ayaqa durub styakani uzatdi pristavin arvadina tyaryaf vya dedi:
– Bu qyun bizim buraya yiqishib belya lyazzyatlya vaxt kechirmyayimizya
siz syabyab olubsunuz. Buna cyahyat myan bu styakani ichiryam sizin saqli-
qiniza.
Bu syozlyari deyib, nachalnik styakani vurdu xanimin styakanina vya
chaxiri ichib oturdu. Yavuqda oturan qonaqlar da styakanlarini uzadib xa-
nimin styakani ilya chiqqildatdilar vya ichdilyar. Qurbanyali byay dya yerindyan
qalxib, dolu styakanini qyotyuryub vurdu xanimin styakanina vya xanimin
bashinin ustyundya durub dedi:
– Myan ozyumyu bu qyun xoshbyaxt hesab elyayiryam ki, bu myaclisdya va-
ram. Allah syanin arin Mixail Pavlovichi bizim mahaldan uzaq elyamyasin.
Ondan otryu ki, chyunki nya qyadyar ki, Mixail Pavlovich bizim mahalda de-
yildi, bizim kyandlilyar dya byadbyaxt idilyar, myan dya byadbyaxt idim. Ondan
yotryu ki, bilmiryam nyadyandirsya kechyan pristavlari myan o qyadyar istya-
myazdim ki, Mixail Pavlovichi istyayiryam. Amma besh-on il bundan iryali
burda bir pristav vardi; chox lotu oqlan idi. Myanya bir tula baqishlamishdi.
Allah onu da saq elyasin, syani dya saq elyasin, hamimizi saq elyasin. Ichiryam
myan syanin saqliqina, a xanim, urra!
Bu syozlyari deyyandyan sonra Qurbanyali byay chaxiri chyakdi bashina vya
ichyandyan sonra styakani chyondyarib aqzi yerya tyaryaf tutdu ki, qyorsyunlyar
styakanda bir qyatrya dya chaxir qalmayib vya kechib oturdu yerindya. Bir
qyadyar kechyandyan sonra pristavin arvadi qyotyurdyu chaxiri vya nachalnikin
styakanini, oz fincanini vya qonshularinin styakanlarini doldurub uzyunyu
nachalnikya tutdu vya dedi:
– Myan ozyumyu borclu hesab ediryam sizdyan raziliq elyamyayya ki, bu
uzun yolu zyahmyatlya buraya qyalib myani syaryafraz buyurubsunuz.
Syozlyarini deyyandyan sonra xanim fincanini tutdu dodaqlarinin
qabaqina. Qonaqlar da styakanlarini uzadib vurdular nachalnikin
styakanina. Qurbanyali byay yerindyan qalxib, alindya dolu styakan qyalib
durdu nachalnikin yaninda vya dedi:
– Nachalnik aqa, ichiryam myan bu styakani sizin saqliqiniza. Allah da
buna shahiddir ki, nya qyadyar bizim vilayyatya nachalniklyar qyalib – qedib,
myan onlarin hech birini o qyadyar istyamyamishyam. Nachalnik aqa, syan bizim
bashimizin sahibisyan. Nya qyadyar ki, bizim mahalda camaat var, onlar
hamisi syanin yolunda bashlarindan kechyarlyar. Myan ozyum syanin yolunda
oda qiryaryam. Qurban syanya myanim canim. Nya qyadyar ki, myan saqam
nyokyaryam syanya. Ichiryam myan bu styakani nachalnik aqanin saqliqina. Urra!
Bu syozlyari deyyan kimi Qurbanyali byay styakani chyakdi bashina,
styakanin aqzini chyondyardi yerya, quya bir qyatrya dya qalmadi; sonra qedib
oturdu yerindya.
Qonaqlar qenya myashqul oldular yemyayya.
Bir qyadyar kechyandyan sonra xanimin ari pristav qyotyurdyu chaxir shyushya-
sini, avvyal oz styakanini doldurdu, sonra qonshularinin styakanini doldur-
du vya sonra ayaqa durub dedi:
– Aqalar vya xanimlar! Myalumdur ki, bir dyushmyan istyayya bizim us-
tyumyuzya hyucum chyakya, bizi saxlayan qoshunlarimiz olacaq. Buna cyahyat
myan ichiryam bu styakani bizim qoshunlarimizin afsyari Nikolay Vasilye-
vichin vya onun xanimi Anna Ivanovnanin saqliqina.
Pristav bu syozlyari deyib styakani uzatdi bir afsyarya vya onun yaninda
oturan arvada tyaryaf. Qonaqlar da habelya styakanlarini chiqqildadib ich-
dilyar. Qurbanyali byay dya ayaqa durub dolu styakanini uzatdi afsyarya vya
arvadina tyaryaf dedi:
– Ay afsyar aqa, ay xanim, myan ichiryam sizin saqliqiniza. Allah sizin
kyolqyanizi bizim bashimizin ustyundyan askik elyamyasin. Allah dyushmyan qa-
baqinda sizin qilincinizi kyaskin elyasin. Yyani myan bu syozlyari ondan otryu
demiryam ki, dyushmyandyan qorxuram. Hansi dyushmyan cyuryat elyayib myanim
qabaqima chixa bilyar?! Bu xyancyali myan soxaram onun qarnina! Myan hech
dyushmyandyan qorxmuram. Sizin dyovlyatinizdyan myan hech bir kyasdyan
qorxmuram. Nya qyadyar canim saqdir, myan nyokyaryam syanin xanimina.
Saq olsun Anna xanim, urra!
Byay chaxiri chyakdi bashina.
Bu qayda ilya aqalarin vya xanimlarin bir-bir saqliqina ichdilyar. Hyar
dyafya Qurbanyali byay dururdu ayaqa, hyaryanin baryasindya bir nitq syoylyayir,
bir dolu styakan ichirdi vya otururdu. Yavash-yavash chaxirin buxari qalxdi
byayin bashina vya lap axirda byay byark keflyandi.
Qonaqlarin hamisinin saqliqina ichyandyan sonra qonaqlar bashladilar
Qurbanyali byayin saqliqina ichmyayya. Xanimlar bir-bir styakanlarini uza-
dib vurdular byayin styakanina. Qurbanyali byay shadliqindan az qaldi
yozyundyan qetsin. Qonaqlarin hamisi byayin saqliqina ichyandyan sonra byay
styakani yuxari qalxizib dedi:
– Aqalar vya xanimlar! Siz ki, myanim saqliqima ichdiniz, qurban
olsun sizya myanim canim. Myan olyanya kimi bu qyunyu yadimdan chixarma-
nam. Amma, aqalar, myanim sizdyan bir xahishim var. Myan olyum, myanim
syozyumyu yerya salmayin. Myan sizin haminizi sabah oz evimya qonaq tyak-
lif elyayiryam. Vallah, billah, atamin qoru haqqi, myan bilmiryam necya
sizin xyacalyatinizdyan chixim?! Myan lap ariyib yerya qiriryam ki, bu qyadyar
xanim myanim saqliqima ichsin. Myan nyayyam ki, bu qyadyar xanim myanim
saqliqima ichsin? Myan bu xanimlarin ayaqinin torpaqi da ola bilmyanyam.
Vallah, billah, atamin qoru haqqi sabah bizya qonaq qyalmyasyaniz, myan
yozyumyu oldyuryaryam. Myan istyayiryam sizya qulluq elyayim. Myan istyayiryam
sizya nyokyarchilik elyayim. Sabah bizya qyalmyasyaniz, myan bu xyancyali soxa-
ram qarnima. Cyanab nachalnik, syandyan dya chox tyavyaqqya elyayiryam, ay
xanim, syandyan dya tyavyaqqya elyayiryam. Afsyar aqadan da elyayiryam. Anna
Ivanovna, qurban olsun syanya myanim canim, syandyan dya tyavyaqqya elya-
yiryam. Aqalar, xanimlar! Haminizdan tyavyaqqya elyayiryam. Hyar kyas qyal-
myasya, namyarddi. Aman qyunyudyu, ozyumyu oldyuryaryam! Qurban olsun sizya
myanim canim. Saq olsun xanimlar. Urra! Urra!
Byay styakani chyakdi bashina. Nachalnik siqari damaqina salib, uzyunyu
tutdu pristavin xanimina vya dedi:
– Qyalyasyan sabah qonaqliqa qedyak, Qurbanyali byayya qonaq olaq? –
Xanim baxdi arinin uzyunya vya dedi:
– Myan chox xoshhalliqla qedyaryam. Yaxshi olar. Byayin arvadini da
qyoryaryam. Qyoryaryam necya paltar qeyir.
Afsyar dya arvadindan sorushdu:
– Qedyarsyanmi? – Arvadi dedi:
– Qedyaryam.
Qonaqlarin biri dya dedi ki:
– Aqyar byay bizya bir yaxshi myusyalman plovu versya, qedyaryam.
Qurbanyali byay plov syozyunyu eshitcyak tez qalxdi ayaqa vya chiqirdi:
– Necya plov? Necya plov? Atamin qoru haqqi, sizya elya bir plov
veryaryam ki, omryunyuzdya yemyamish olarsiniz. Myanim ashpazim bishiryan
plovu kim bishirya bilyar? Inanmirsinizsa Kyablya Qasimdan sorushunuz.
Hani Kyablya Qasim? Kyablya Qasim, Kyablya Qasim!
Qurbanyali byay bashladi ucadan Kyarbyalayi Qasimi chaqirmaqa; quya
ki, Kyarbyalayi Qasim buradadir. Pristavin nyokyarlyarindyan biri ichyari qirib
dedi ki, burada Kyarbyalayi Qasim yoxdur. Byay hirslyanib nyokyarya dedi ki:
– Chaqirin o axmaq oqlunu qyalsin.
Nyokyar chixdi qetdi vya byay ozyu dya qapiya tyaryaf yeridi. Pristavin
arvadi byayya dedi ki:
– Syan zyahmyat chyakmya, nyokyarlyar chaqirarlar qyalyar.
Byay qenya bashladi plovu tyariflyamyayya.
– Myan siznyan myarc qyalyaryam. Hyayya bir yanda elya plov yemish ol-
saniz, tyupyuryun myanim uzyumya.
Qonaqlar qyuldyulyar. Nachalnik dya qyulya-qyulya dedi:
– A byay, syoz yox ki, evdyaki tyarifli atini da bizya qyorsyadyarsyan.
Qurbanyali byay nachalnikya yaviqlashib hyar iki allyarini qoydu qyozyunyun
yustya vya dedi:
– Bu qyozlyarim ustya, hansini byayyansyan, peshkyashdi. Lotu lotuyana de-
yiryam, myan tyazvir-myazvir bilmyanyam. Hansini xoshlasan, atamin qoru
haqqi peshkyashdi syanya.
Nyokyar qirdi ichyari vya dedi ki, Kyarbyalayi Qasim yatib. Byay nyokyarin
yuzyunya baxib avvyal dinmyadi vya sonra xyancyarinin dyastyasindyan yapishib
dedi:
– Qet, o haramzada oqlu haramzadaya de ki, bu saat durub bura
qyalmyasya, bu xyancyali qedib soxaram onun qarnina!
Nyokyar chixdi eshiyya. Pristavin arvadi byayya uzyunyu tutub dedi:
– Niyya bicharya kishini oyadirsan? Nyayya lazimdir?
Byay cavab verdi:
– Ay xanim, bashina dolanim, necya nyayya lazimdir? Aqzi nyadi bu
tezlikdya yatsin. Qoy qyalsin qyoryak kimin hyunyari var myanim ashpazim
bishiryan plovu bishirsin?!
Qonaqlar qenya qyulyushdyulyar.
Kyarbyalayi Qasim shishmish qyozlyarini byaryaldib, qirdi ichyari. Aqasi qenya
yalini xyancyarin dyastyasinya aparib dedi:
– Kyablya Qasim, myan syani oldyuryaryam!
Qonaqlar qenya qyulyushdyulyar.
Kyarbyalayi Qasim allyarini dyoshyunya qoyub, alchaq syaslya dedi:
– Niyya, bashina dyonyum, aqa?
Byay hirsli vya uca syaslya:
– Hyalya sorushursan da niyya? Qyal qyor bu aqalar nya deyirlyar. Myan ha
deyiryam ki, bizim Ali bishiryan plovu hech kyas bishirya bilmyaz, bunlar
inanmirlar.
Kyarbyalayi Qasim alchaq syaslya cavab verdi:
– Byali, aqa, Ali yaxshi plov bishirir.
Qurbanyali byay uzyunyu qonaqlara tutub sevincyak vya ucadan dedi:
– Di, qyordyunyuz? Di, qyordyunyuz? Indi syozyunyuz nyadi?
Qonaqlarin choxusu cavab verdi:
– Doqrudu, doqrudu, inaniriq.
Kyarbyalayi Qasim chixdi eshiyya.
Yarim saatdan sonra qonaqlar bashladilar daqilmaqa. Qurbanyali byay
atini vya Kyarbyalayi Qasim yabisini minib dyushdyulyar yola. Byay bashini
saldi ashaqi vya bashladi myurqyulyamyayya. Hyardyan bir yuxudan ayilib ati
saxlayirdi, uzyunyu chyondyarirdi Kyarbyalayi Qasima vya deyirdi:
– Bu xyancyali soxaram syanin qarnina!
Chox vaxt Kyarbyalayi Qasim cavab vermirdi vya qah vaxt deyirdi:
– Niyya, bashina dyonyum, aqa?
– Byay qah vaxt Kyarbyalayi Qasima cavab vermirdi, amma qah vaxt
deyirdi:
– Kimin hyunyari var Ali bishiryan plovu bishirsin?!
Iki saatdan sonra aqa vya nyokyar yetishdilyar kyandya. Kyandin ichindyan
yuch-dyord kyopyak hyurya-hyurya hyucum chyakdilyar Qurbanyali byayin ustyunya. At
hyurkyub ozyunyu verdi bir tyaryafya, az qaldi byayi salsin yerya. Qurbanyali
byayin byorkyu dyushdyu yerya vya Kyarbyalayi Qasim ozyunyu atdan salib aqasi-
nin byorkyunyu qalxizib verdi byayya. Qurbanyali byay xyancyarini siyirib, atini
syurdyu itlyarin ustyunya. Itlyar bashladilar qachishmaqa.
Yekya imaryatin darvazasinin qabaqinda atlar dayandilar. Kyarbyalayi
Qasim yerdyan bir dash qyotyuryub bashladi qapini dyoymyayya. Yekyapapaq bir
kishi qapini achdi vya Qurbanyali byayin yanina qachib yapishdi atin cilovun-
dan. Qurbanyali byay hyalya atdan yenmyayib, xyancyarin tiyyasini qalxizdi
kishinin ustyunya vya dedi:
– Ali, bu xyancyali soxaram qarnina!
Nyokyari cavab verdi:
– Ixtiyar syanindi, aqa!
Sonra byay atdan yenib qirdi hyayyatya vya pillyakyani qalxib qirdi otaqa.
Byayin qaravashi bir qoca arvad chixdi aqasinin qabaqina vya dedi:
– Ay aqa, nya qec qyaldin? Xanim syandyan otryu chox niyaran oldu.
Byay xyancyarin tiyyasini arvada qyostyarib dedi:
– Qyulpyari, bu xyancyali soxaram syanin qarnina!
Arvad dinmyadi vya chyakildi kyanara. Byay o biri otaqa qirib, qyordyu ki,
arvadi paltarlarini soyunmamish dayanib yastiqa vya yuxlayib. Avvyal
qedib durdu arvadinin yaninda. O, xyancyarin tiyyasini arvadinin ustyunya
qalxizib dedi:
– Bu xyancyali soxaram syanin qarnina!
Arvad ayilmadi. Qurbanyali byay dyaxi dinmyadi vya xyancyari atdi yerya.
Sonra byorkyunyu chixarib atdi bir syamtya vya bashladi soyunmaqa. Paltar-
larini vya chyakmyalyarini chixarib hirslya hyaryasini atdi bir yana, bir az su ichdi
vya uzandi yerinya.
Byayi yuxu tutdu.
Qurbanyali byayin arvadi syubh vaxti ayilib qyordyu ki, ari qyalib yatib;
yavashca paltarini qeyib chixdi eshiyya. Qaravash syupyurqya ilya hyayyati syupyu-
ryurdyu. Kyarbyalayi Qasim alindya xyalbir tyovlyanin qabaqinda durub, arpa
tyamizlyayirdi ki, aparib versin atlara.
Ashpaz Ali ashpazxananin qapisinin yaninda alindya xyakyandaz
samavara kyomyur salirdi. Hyayyatin bir tyaryafindya toyuq-cyucyalyar dyan ye-
yirdilyar vya syarchyalyar hyardyanbir dyastya ilya toyuq-cyucyalyarin yanina yenib
bashlayirdlar dyanlyardyan yemyayya; amma bir syas eshitcyak qenya dyastya ilya
qalxirdilar tut aqacina.
Qaravash xanimi qyorcyak alindya syupyurqya qetdi xanimin yanina,
salam verdi. Xanim qyozlyarini ova-ova sorushdu ki, byay nya vaxt qyalib
yatdi? Qaravash cavab verdi ki, qecyadyan chox kechmishdi ki, qyaldi. Xanim
Kyarbyalayi Qasimi chaqirdi. Kyarbyalayi Qasim tyovlyadyan chixib tez qyaldi vya
bash yendirib durdu xanimin qabaqinda. Xanim Kyarbyalayi Qasimdan
sorushdu ki:
– Niyya belya qec qyaldiniz? – Kyarbyalayi Qasim cavab verdi:
– Qonaqliq chox uzun chyakdi, onun uchyun qec qyaldik. – Xanim qenya
sorushdu:
– Pristavin qonaqi chox idimi?– Kyarbyalayi cavab verdi:
– Byali, xanim, chox idi. – Xanim sorushdu:
– Kim idilyar qonaqlar? – Kyarbyalayi Qasim cavab verdi:
– Ay xanim, nya bilim, bir choxlu byoyyuk adamlar idi. Choxlu xanim
idi. Nachalnik ozyu dya orada idi. Chox adam vardi. – Xanim qenya sorushdu:
– Kyablya Qasim, xaimlar da elya kishilyarnyan bir yerdya oturmushdular,
ya ayri oturmushdular? – Kyarbyalayi Qasim cavab verdi:
– Yox, elya hamisi qarishmishdi bir-birinya.
Qaravash bu syozlyari eshitcyak oz-yozyunya dedi:
– Biy, aman Allah!
Xanim oturdu pillyakyanin pillyasinin ustyundya, Kyarbyalayi Qasimi bir
az yaviqa chaqirdi vya dedi:
– Syan Allah, Kyablya Qasim, naqil elya qyoryak qonaqliq necya kechdi,
qonaqlara nya verdilyar, aqan nya qayirirdi, kimnyan danishdi, nya danishdi?
Syan Allah, Kyablya Qasim hamisini naqil elya.
Kyarbyalayi chuxasinin atyayini qalxizib aqzinin vya burnunun suyunu
sildi. Tyovlyadyan atlar bashladilar bir-birinin ustyunya chiqirishmaqa vya Kyar-
byalayi Qasim uzyunyu tyovlyayya tutub chiqirdi:
– Buna bax ha! – Xanim qenya Kyarbyalayi Qasima dedi:
– Syan Allah, Kyablya Qasim, naqil elya, qyoryak.
Kyarbyalayi Qasim cavab verdi:
– A xanim, dyaxi nya deyim? Chox qonaq vardi. Nyachyalnik dya orda idi.
Xanim qenya Kyarbyalayi Qasimdan sorushdu:
– Kyablya Qasim, urus arvadlari bya kishilyarnyan nya danishirdilar? –
Kyarbyalayi Qasim cavab verdi:
– Xanim myan nya bilim ki, nya danishirdilar? Myan onlarin axi dilini
bilmiryam ki?
Xanim qenya sorushdu:
– Kyablya Qasim, doqrusunu de qyoryak, aqan da urus arvadlariynan
danishdimi?
Kyarbyalayi Qasim qenya uzyunyu tyovlyayya tutub, chiqirdi atlarin ustyunya
vya xanima cavab verdi:
– Aqam urus arvadlariynan az danishdi; amma nyachyalniknyan chox
danishdi.
Ashpaz Ali samavari qyatirdi vya chixarib qoydu pillyakyanin ustya. Qa-
ravash syupyurqyani dayadi divara, qalxdi pillyakyanin ustyunya vya samavari
qalxizib apardi evya. Ashpaz Ali yenib durdu xanimin qabaqinda vya so-
rushdu:
– Xanim, bu qyun nya pishirim?
Xanim qaravashi chaqirib dedi:
– Bya Qurbanyali byay qecya demyadi ki, nya pishiryak?
Qaravash alindya chay qabi xanimin yanina qyalib cavab verdi:
– Qecya aqa elya hirsli idi ki, hyalya myani istyayirdi oldyursyun. – Xanim
tyayaccyub elyadi vya dedi:
– Yaxshi, yaxshi, elya danishma! Dyali olmamisan ki!
– Vallah, a xanim, aqam evya qiryan kimi xyancyalini chixartdi vya myanya
dedi: “Xyancyalnyan syani oldyuryaryam!”.
Xanim bir qyadyar dinmyadi vya uzyunyu tutdu Kyarbyalayi Qasima:
– Kyablya Qasim, aqan niyya hirslyanmishdi?
Kyarbyalayi Qasim cavab verdi:
– Aqam hech zada hirslyanmyamishdi. Ancaq kyandya yetishyandya kyopyak
oqlunun itlyari tyokyuldyulyar ustyumyuzya vya atlarimizi hyurkyutdyulyar.
Xanim durdu ayaqa vya dedi:
– Kyablya Qasim, yyaqin aqan qenya keflyanmishdi. – Kyarbyalayi Qasim
cavab verdi:
– Xeyr keflyanmyamishdi.
Xanim qirdi ichyari vya yavashca Qurbanyali byayin yanina yaviqlashib
qyordyu ki, byark yuxudadir. Sonra chixdi eshiyya vya ashpaz Aliyya on alti
qyapik verib dedi:
– Ali, qet, iki qirvyankya at al qyatir, bozbash pishir!
Ali pullari aldi vya dedi:
– Bash ustya.
Kyarbyalayi Qasim vya Ali uz qoydular ashpazxanaya tyaryaf qetmyayya.
* * *
Qyun qalxdi, qyunorta oldu. Kyarbyalayi Qasim hyayyatdya oturmushdu tut
aqacinin dibindya vya hyardyanbir dash qyotyuryub atirdi aqacin bashina vya tut
qushlarini qovurdu vya hyardyanbir yerya tyokyulyan yetishmish tutlardan qyotyuryub
yeyirdi. Qaravash da qyaldi Kyarbyalayi Qasimin yanina vya bashladi tutlari
sechib yemyayya. Bir az kechdi xanim da qyaldi bunlarin yanina vya bashini
qalxizib, bir qyadyar yetishmish tutlara baxdi vya Kyarbyalayi Qasima dedi ki,
chixsin aqaca, bir az tut silkyalyayib tyoksyun. Qaravash evdyan bir charshov
qyatirdi. Ashpaz Ali dya bunlarin yanina qyaldi vya dedi:
– Siz charshavi tutun, myan chixim silkyalyayim.
Ali chixdi aqaca. Xanim, qaravash vya Kyarbyalayi Qasim charshovu tut-
dular vya Ali aqacin budaqinin birini tyarpyatdi vya yekya-yekya yetishmish aq
tutlar tyokyuldyu charshava. Budaqa bir iki tyapik vurandan sonra Ali qalxdi
bir az da yuxari. Aqacin bashindan kyandin atrafi al ichi kimi qyoryunyurdyu.
Bir tyaryafdya dyuzyulmyushdyulyar “Sapich” daqlari, daqlarin atyayindya “Sapich”
kyandi ashikar qyoryunyurdyu. Kyandin ashaqisinda “Ahmyadxan qyolyu” aqarirdi.
Qyolyun yaninda Haci Heydyarin dyayirmani vya meshyasi daha da ashkar qyor-
syanirdi. Dyayirmandan “Qapazli” kyandinya kimi dyuzyulmyushdyulyar taxta-
taxta yashil zyamilyar, yoncaliqlar vya qara shum yerlyari. Bax, qyoryursyan, qah
burada, qah orada kotanlar vya cyutlyar shum yerlyari syuryurlyar.
Hyamin tamashaqaha bir qyadyar nyazyar salandan sonra Alinin qyozyunya
bir belya shey dya satashdi: Haci Heydyar dyayirmaninin yaninda kyandya sari
bir dyastya atli qyalirdi. Ali avvyal buna qulaq asmadi vya bashladi budaqin
birini silkyalyamyayya. Amma sonra qenya diqqyat saldi vya qyordyu ki, atlilar
kyand ahlinya oxshamirlar. Bunu qyoryub, Ali uzyunyu tutdu ashaqi vya dedi:
– Kyablya Qasim, kyandya choxlu atli qyalir; amma kyandliyya oxshamirlar.
Kyablya Qasim, xanim vya qaravash bir qyadyar baxdilar bir-birinin uzyu-
nya. Xanim dillyandi:
Kyablya Qasim, chix ashpazxana damina, qyor nechya atlidilar?
Kyarbyalayi Qasim qedib qalxdi alchaq divara, oradan qalxdi ashpaz-
xana daminin ustyunya vya saq alini qyozyunyun ustyunya qoyub bashladi diq-
qyatlya yola baxmaqa.
Kyandin yaviqinda Kyarbyalayi Qasimin qyozyunya avvyal iki atli qyo-
ryundyu. Bunlar atlarini byark chapirdilar. Dyaxi bunlardan savayi yolda bir
shey qyoryunmyurdyu. Amma bir qyadyar kechdi, “Myaryazya”nin yaninda syoyyud
aqaclarinin dalindan bir dyastya atli chixdi. Bunlarin ichindya nachalnik vya
pristavlarin dyuymyalyari vya xanimlarin shlyapalari ashkar bilinirdi. Kyar-
byalayi Qasim tez yendi ashaqi, qachib qyaldi xanimin yanina vya tyovshyuyya-
tyovshyuyya dedi:
– Xanim, bu qyalyanlyar deyyasyan elya dyunyanki qonaqlardi. – Xanim
charshovun ucunu saldi yerya, qyaldi Kyarbyalayi Qasima yaviq vya dedi:
– Dyunyanki qonaqlarin burda nya ishlyari var?
Kyarbyalayi Qasim allyarini qoydu bir-birinin ustyunya vya cavab verdi:
– Myan nya bilim, a xanim?
Bu heyndya kyuchyadya myaryakya qopdu. Itlyarin hyuryushmyasi, adamlarin
qachishmasi, at tappiltisi. Vya bir az kechdi, kyuchya qapisi dyoyyuldyu.
Xanim qachdi ichyari vya pyancyaryadyan kyuchyayya baxib qyordyu ki, kyuchya do-
ludur atlilarla; hamisi rus qulluqchulari vya rus xanimlari. Kyarbyalayi Qa-
sim qapiya chixib qyordyu ki, dyunyan pristavin evindyaki qonaqlarin hamisi
qyalib dayanib qapiya.
Xanim tez qachdi eshiyya vya Alini chaqirib dedi:
– Qet, de ki, aqa evdya deyil.
Ali qachdi kyuchya qapisina vya xanim qachdi evya, Qurbanyali byayi oyatdi.
Byay “a…a…” elyayib chyondyu o biri syamtya, arvadi dedi:
– A kishi, dur, dyunyanki qonaqlar qyaliblyar bizya.
Qurbanyali byay qenya “a.. a.. ” elyayib qyozlyarini achdi vya arvadina dedi:
– Cyahyannyam ol! –vya qenya qyozlyarini yumdu.
Arvadi qenya dedi. Qurbanyali byay qyozlyarini achib, qalxdi oturdu vya
sorushdu:
– Nya deyirsyan?
Arvadi syozyunyu bir dya dedi. Byay dik qalxdi ayaqa, bir shey fikir elyadi,
qachdi otaqin o tyaryafinya-bu tyaryafinya, arvadina dedi:
– Qoy desinlyar aqa evdya deyil.
Arvadi qenya chixdi eshiyya vya byay myalyafyani qyotyuryub charshav kimi saldi
bashina, chixdi hyayyatya, qachib soxuldu tyovlyayya vya qirdi atin axuruna.
Nyokyarlyar qonaqlara dedilyar:
– Aqa evdya deyil.
Nachalnik bu cavabi eshidib tyayaccyub elyadi; habelya qeyri qonaqlar mat
qaldilar. Kyandlilyar bashladilar qonaqlarin atlarini dolandirmaqa. Nachal-
nik chixardib papirosunu yandirdi vya nyokyarlyardyan sorushdu:
– Byay hara qedib ki, evdya deyil? – Nyokyarlyar cavab verdilyar:
– Bilmirik.
Nachalnik bir qyadyar dinmyayib qenya sorushdu:
– Byas o ki ozqya yerya qedyacyakdi, bizi niyya qonaq chaqirdi?
Nyokyarlyar cavab verdilyar ki:
– Bilmirik.
Xanimlarin biri bir styakan su istyadi. Kyarbyalayi Qasim qachdi evdyan
kasada su qyatirdi. Qonaqlar bir qyadyar bir-birinin uzyunya baxib
dedilyar ki:
– Dyaxi niyya dururuq, qayidaq qedyak.
Nachalnik dya buna razi oldu; amma Kyarbyalayi Qasima uzyunyu tutub
sorushdu:
– Byayin atlari tyovlyadyadir?
Kyarbyalayi Qasim dedi:
– Byali.
Bu heyndya tyovlyadya atlarin biri bashladi kishnyamyayya. Nachalnik yol-
dashlarina belya tyaklif elyadi:
– Chox acyab. Biz bu qyadyar yolu zyahmyatlya qyalmishik; bari hech olmasa
byayin atlarina baxaq, sonra qayidaq.
Yoldashlari razi oldular. Nachalnik qenya Kyarbyalayi Qasimdan tyov-
lyayya qetmyayya izin istyadi. Kyarbyalayi Qasim dedi:
– Buyurun!
Nachalnik, iki pristav, mal hyakimi, xanimlarin ikisi vya kazak afsyari
qirdilyar hyayyatya vya uz qoydular tyovlyayya tyaryaf. Qurbanyali byayin arvadi
hyayyatdya qonaqlari qyoryub, qachdi soxuldu otaqa vya qonaqlar qirdilyar
tyovlyayya. Nachalnik qabaqdaki ati qyoryub dedi:
– Bu elya byayin dyunyanki atidir.
Sonra qonaqlar yeridilyar ichyari vya bir kyahyar atin yaninda dayandilar.
Nachalnik atin qabaqina kechib Kyarbyalayi Qasimdan sorushdu:
– Budurmu byayin tyarifli ati? – Kyarbyalayi Qasim dedi:
– Byali.
Qonaqlar bashladilar atin o tyaryafinya bu tyaryafinya dolanmaqa. Nachal-
nik axura tyaryaf hyaryakyat elyayib istyadi atin aqzina baxsin. Axura yaviq-
lashan kimi nachalnik dik atildi vya chiqirdi:
– Ax, chort vozmi!
Axurun ichindya quya kyafyanya byuryunmyush bir shey nachalnikin qyozyunya
satashdi. Nachalnik yanindaki pristavin alindyan yapishib yavashca yeridi
axurun yanina vya diqqyat elyayib qyordyu ki, axurdaki Qurbanyali byay ozyu-
dyu. Bunu qyorcyak nachalnik chyapik chalib, qyah-qyah chyakib qyuldyu vya dedi:
– A…a…a.. ryafiq, syan burda imishsyan!!…
Qonaqlar da bir-bir qyalib byayya diqqyat ilya baxdilar vya chyakilib
durdular kyanarda.
Qurbanyali byay yerindyan hech tyarpyashmyadi.
Qonaqlar chixdilar kyuchyayya, atlari mindilyar vya uz qoydular qetmyayya.

    Молла Фазлали
    Джалил Мамедгулузаде
    МОЛЛА ФАЗЛАЛИ
    Под минбаром сидел незнакомый приезжий молла. По окон-чании марсия, когда народ стал расходиться, я тоже вместе с другими вышел на улицу. Тут я заметил, что виденный мною в мечети молла следует за мной. Когда я обернулся,    он почти-тельно произнес:
    - Ахунд Молла-Насреддин1, (Во всех рассказах, где повествование ведется от имени автора, писатель именует себя по взятому псевдониму "Молла Насреддин" ред.) сегодня я ваш гость.
    - Гость от аллаха, - ответил я, и мы направились ко мне.
    Звали его ахунд Молла-Фазлали. Ему можно было дать лет сорок пять-пятьдесят; он был высокого роста и немного ху-дощав.
    По дороге разговорились, и я узнал, что он по профессии марсияхан и недавно приехал из Ирана, чтобы подработать в месяце мухаррам, после чего был намерен вернуться на родину. В разговоре Молла дал мне понять, что рассчитывает с моей помощью устроиться в какой-нибудь мечети. Я обещал сделать все возможное, повторив, что, пока он здесь, я считаю его своим гостем.
    Был вечер. Жена приготовила ужин. Поели, выпили чаю, побеседовали. Настроение ахунда приподнялось, он даже спел для меня немного. Пел он неплохо: как-никак всю жизнь был марсияханом и достаточно поработал над голосом.
    Ахунду приготовили постель в соседней комнате, и он лег спать.
    Ночью - не знаю, в котором часу - слышу: жена ворчит. Кого-то бранит, но кого, за что - не могу понять. Прошло не-которое время. Слышу, она опять бранится, бормоча себе под нос:
    - Пепел тебе на голову, Молла!..
    В полном недоумении я стал прислушиваться.
    И тут до меня донесся припев "джонум-джонум", который мурлыкал ахунд Молла-Фазлали.
    Это и мешало жене спать. Но я через несколько минут уже крепко спал.
    Проснулись мы рано. Напились чаю, позавтракали и, мирно беседуя, пошли на базар, а оттуда - в мечеть. В тот же день я поговорил с кази, и было решено, что Молла-Фазлали до де-вятого мухаррама будет петь в мечети Пирджаван.
    Вечером, когда мы вернулись домой, я сказал жене, что гость наш устроился, что ему более не о чем беспокоиться и, вероятно, он проспит ночь спокойно, не тревожа нас.
    Накормив и напоив Моллу, постлали ему постель. Потом погасили лампу в нашей комнате. Чувствую   сквозь   сон - кто-то   толкает   меня.   Проснулся.
    - Жена, в чем дело?
    Она сердито показала на окно.
    - Посмотри, что делает твой гость.
    Была лунная ночь. В окне тихо шевелились ветки тутового дерева.
    - Может быть, это ветер, - сказал я. Но воздух был не-подвижен.
    Я подошел к окну и высунул голову: наш гость, притянув из окна своей комнаты ветку туты, срывал ягоду за ягодой и от-правлял в рот, тихо напевая "джонум-джонум" и жалуясь са-мому себе:
    - Ах, как я несчастлив!.. На чужбине в лунную ночь дол-жен спать один...
    Я бесшумно отошел от окна и шепнул жене на ухо:
    - Слушай, жена, у каждого свое горе. Ахунд Молла-Фазлали тоже, видно, страдает... Но заклинаю тебя жизнью наших детей - закройся с головой одеялом и не лишай меня сладко-го сна.
    Утром я почему-то проснулся раньше обычного. Велел пост-лать ковер под тутовым деревом. Туда же принесли самовар, и мы с гостем стали пить чай. Спелая, сочная белая тутовая ягода упала около моего стакана, и я вспомнил ночную сцену.
    - Ахунд Молла-Фазлали! - обратился я к гостю. - Бо-юсь, что я не оказал достаточного гостеприимства такому поч-тенному лицу, как вы; еще вчера днем я имел в виду потрусить туту и подать вам поднос самых спелых ягод, дабы, вкусив их, вы могли сравнить нашу туту с иранской. Прошу простить ме-ня. Когда у вас появится желание, прикажите подать туту, что-бы не пришлось вам беспокоиться и лишать себя сладкого сна,
    - Ахунд Молла-Насреддин! - ответил Молла-Фазлали, помешивая ложкой в стакане. - Я тысячу раз благодарен ал-лаху, что на чужбине встретился мне такой человек, как вы, и пока я ваш гость, нет ничего на свете такого, в чем бы я чув-ствовал недостаток. Что же касается туты, то, конечно, это самая вкусная и самая нежная из всех ягод, но я не чувствую никакого влечения ни к туте, ни к какому-либо другому плоду. Тем более что, да благословит аллах ваш дом, если бы мне захотелось туты, я попросил бы ее у вас вчера или сегодня. Нет, не отсут-ствие туты вызвало мою бессонницу, нет... Вам, слава алла-ху, ведомы все тайны и, должно быть, известно также, что каждый человек, заброшенный далеко от домашнего очага, чувствует себя не вполне хорошо. В особенности такой набож-ный человек, как я, который всю жизнь, в чужих ли краях, у себя ли дома, никогда не жил без семьи и никогда не ложился в постель один одинешенек. Но да благословит вас создатель, и да пошлет он вам благоденствие! Надо терпеть; ведь за каж-дой ночью следует день, и каждую зиму сменяет весна, иншаллах! Видно, наступили для меня темные дни. Не избежать того, что суждено! Эх! Лишь бы вы были здоровы. Аллах велик! Да не пожалеет всевышний создатель своих благ для вас!..
    Все было ясно.
    В этот день я под каким-то предлогом не пошел с ахундом в мечеть и, оставшись дома, сказал жене:
    - Вот что, жена! Я знаю, что ты хочешь спать спокойно. Клянусь аллахом, я тоже хочу этого. Мне нет нужды просы-паться среди ночи, чтобы звать возлюбленную и срывать туту. Знаю, что тебе также этого не нужно. Но имей в виду, что, пока мы не устроим нашего гостя, он не даст нам спать.
    - А что мы должны сделать, чтоб ахунд спал спокойно? - сносила жена.
    Тогда я прямо сказал, что нашего гостя надо женить.
    Краткость лучше всего.
    У моей жены была двоюродная сестра по имени Хейраниса, вдова лет сорока-сорока пяти. За одно платье и шестнадцать рублей деньгами Хейраниса стала женой ахунда Молла-Фаз-лали. Я сам прочитал молитву сийга. В тот же вечер с по-мощью родственниц и соседок мы переселили Хейранису в ком-нату ее нового мужа - ахунда Молла-Фазлали.
    Все прошло отлично.
    Правда, один глаз у Хейранисы был с изъяном, но что по-делаешь: такова, видно, судьба!
    Благодарение аллаху!
    Со спокойной совестью мы встретили вечер.
    - Слава аллаху! - говорю я жене. - Гость   наш   обрел желанное, и мы наконец сможем спать спокойно.
    Послали молодоженам ужин и легли спать.
    Велик аллах! Проклятие шайтану!
    Ночью опять просыпаюсь от стука. Открываю глаза, но ничего не могу понять. Прислушиваюсь: кто-то негромко сту-чит к нам в окно. Приподымаюсь, протираю глаза, вижу, кто-то с чалмой на голове и с абой на плечах стоит перед окном. Приглядываюсь: наш гость ахунд Молла-Фазлали.
    - В чем дело, ахунд? - спрашиваю я в крайнем удивлении.
    Гость тихо и как-то таинственно шепчет:
    - Идем в баню!
    - Сейчас! - отвечаю я,
    Я одеваюсь и сопровождаю ахунда в баню Гаджи-Джафара, что неподалеку от нас.
    Никому не уйти от судьбы, и знать будущее доступно лишь всевышнему.
    Мне казалось, в отношении ахунда Молла-Фазлали я исполнил все, что было в моих силах, и мог надеяться, что эти несколько дней он будет чувствовать себя в полном благопо-лучии, а я и жена будем теперь спать спокойно.
    Но вышло не так.
    В следующую ночь ахунд Молла-Фазлали снова разбудил меня и, подняв с постели, потащил в баню.
    Что делать? Побольше терпения! Все в мире имеет конец. И такому поведению гостя тоже конец наступит. Но и в третью ночь сквозь сон я услышал стук. Проснулся и увидел Молла-Фазлали, стоящего за окном. И снова:
    - В баню!
    Всему бывает конец! Пришел конец и моему терпению. Вы-сунув голову в окно, я сказал:
    - Ахунд Молла-Фазлали! Ты уж извини меня. Я очень перед тобой виноват. Заклинаю тебя пророком, прости мои грех. Мне почти шестьдесят лет. У меня недостаточно сил, чтобы быть тебе товарищем. Я не в состоянии каждую ночь хо-дить в баню. Слава аллаху, дорогу туда ты уже знаешь. Сходи на этот раз один, без меня.
    Сказав это, я отошел от окна и с головой накрылся одеялом.
    Ахунд Молла-Фазлали пошел в баню один, но утром пере-селился в дом Хейранисы. По-видимому, был обижен, потому что, покидая нас, даже не простился с нами.
    Через неделю я узнал, что он рассчитался с Хейранисой и уехал к себе на родину, в Иран.
    1915

MOLLA FYAZLYALI
Minbyarin dibindya bir qyarib molla oturmushdu. Helya ki, myarsiyya
tamam oldu vya myascid sovushdu, myan dya camaatla chixdim kyuchyayya,
qyordyum ki, haman tanidiqim molla myanim dalimca qyalir. Myan buna
tyaryaf chyonyub baxanda bu myanya chox adyablya dedi:
– Axund Molla Nyasryaddin, bu qecya sizya qonaqam.
Dedim:
– Qonaq Allah qonaqidir. – Vya uz qoyduq bizim myanzilya tyaryaf.
Mollanin adi Axund Molla Fyazlyali imish. Yashi olardi qirx besh-yalli.
Boyu uca vya azca ariq. Yol ilya syohbyat edya-edya bunu da bildim ki,
Axund Fyazlyalinin peshyasi myarsiyyaxanliqdir vya Irandan bir nechya qyun
bundan qabaq bizim vilayyatya qyalib ki, myahyarryamlikdya myascidlyarin
birindya myarsiyya oxumaqla bir qyadyar xyarclik alya qyatirsin vya qayitsin
vyatyaninya. Vya syohbyat arasinda isharya elyadi ki, bu baryadya myan ona kyomyak
edim. Myan alimdyan qyalyani vyadya verdim vya bunu da axunda tyakid
etdim ki, nya qyadyar bizim shyahyarimizdyadir, myanya qonaqdir.
* * *
Axsham vaxti idi. Arvad chyoryayi vya chayi yerbyayer etdi. Yedik, ichdik,
bir qyadyar dya syohbyat etdik. Axundun kefi bir az da achildi vya hyatta bir
qyadyar dya avazla oxudu. Syasi dya babyat idi; necya olmush olsa, byutyun
yomryunyu myarsiyyaxanliqda kechirib, onun syasi xeyli pishkin idi.
Axunda o biri otaqda yer saldiq, yatdi.
Qecyanin bilmiryam nya vaxti idi; qyordyum ushaqlarin anasi oz-yozyunya
mirtdanir. Qulaq asdim, bir shey basha dyushmyadim. Bir az da kechdi,
eshidiryam ki, arvad qenya oz-yozyunya dillyanir vya deyir:
– Bashina kyul, ay belya molla!
Myan tyayaccyub elyadim vya bir qyadyar dya qulaq asdim, qyordyum ki,
Axund Molla Fyazlyali oz-yozyunya yavashca “conyam-conyam” deyya-deyya
oxuyur. Arvad da bunun oxumaqina deyinirmish. Bir qyadyar kechir, myani
yuxu tutur.
* * *
Syubh tezdyan durduq; chay-chyoryak yeyib qonaqimizla shirin syohbyat
edya-edya chixdiq bazara, qetdik myascidya. Myan haman qyun qazi ilya da-
nishdim vya qyarar qoyduq ki, “Pir cavan” myascidindya Axund Molla
Fyazlyali myahyarryamin onuna kimi myarsiyya oxusun.
Axsham qyaldik evya vya arvada dedim ki, daha qonaqimizin ishi dyuzya-
lib vya niqaranchiliqdan chixib vya ola bilyar ki, qecyani rahat yata vya bizi dya
bidar elyamyayya.
Bu axsham da mollani myuvafiq qayda chay-chyoryakdyan yana rahat edib
yerini saldiq vya ozyumyuz dya chiraqi kechirtdik. Qecyanin bir vaxti elya
bildim ki, ushaqlarin anasi myani dyumsyuklyayir. Ayildim.
– Arvad, nya var?
Arvad qecya deyinya-deyinya cavab verdi:
– Qyor, bashi kyullyu qonaqin nya qayirir?
Ay ishiqi idi. Akoshkadan qyoryunyurdyu ki, tut aqacinin budaqlari oz-
yozyunya hyaryakyat elyayir. Dedim byalkya yel asir; amma hava sakit idi.
Akoshkaya tyaryaf syuryunyub, bashimi bir qyadyar hyayyatya tyaryaf chixartdim vya
qyordyum ki, qonaqimiz yatdiqi otaqin pyancyaryasindyan alini uzadib tut
aqacinin bir budaqindan yapishib chyakir vya aq tutlari bir-bir aqacdan dyarib
qoyur aqzina vya “conyam-conyam” deyya-deyya oxuyur vya bunu da deyir:
– Ay qyurbyatdya myahtab qecyalyari* tyakcya yatan yaziq canim vay!
Bunu qyoryandya chyakildim qeri vya arvadin qulaqina dedim:
– Ay arvad, hyaryanin dyunyada bir dyardi var, Axund Molla Fyazlyali dya
yyaqin ki, dyardli insanlarin birindyandi. Amma and veriryam syani o kyorpya
ushaqlarin canina, yorqani chyak bashina, yat. Dyaxi myani shirin yuxudan
bidar elyamya!..
__________
* Ayli qecyalyar

* * *
Syubh tezdyan nyadyansya hyamishyakindyan tez oyandim. Hyayyatdya haman
tut aqacinin dibindya xalcha saldirdim, samovari qoydurdum vya
qonaqimizla bahyam bashladiq chay ichmyayya. Aq tutun yetkinlyarindyan biri
dyushdyu qabaqimdaki styakanin yanina vya qecyaki fyaqyarya qyaldi durdu
qyozyumyun qabaqinda vya qonaqa dedim:
– Axund Molla Fyazlyali, siz tyak myohtyaryam vyucudun baryasindya
mehmannyavazliq shyartlyarini deyyasyan layiqincya amyalya qyatirya bilmiryam;
ondan otryu ki, dyunyan qyundyuz myanim yadimda idi ki, qyaryak bu tutdan
chirpib yaxshi yetkinlyarindyan sizya bir padnos myuvafiq qayda tyaqdim edya
idilyar ki, bizim vilayyatin myataini da dadib, Iranin tutu ilya fyarqini
myulahizya buyura idiniz. Xahish ediryam afv buyurasiniz vya bundan sonra
meyliniz chyakyan kimi amr edyasiniz ki, sizya hyar qyun tut chirpib versinlyar;
dyaxi qecyalyar yuxunu ozyunyuzya haram edib, aqacdan tut dyarib yemyayya
myohtac olmayasiniz.
Bu syozlyarin qabaqinda Molla Fyazlyali styakaninin qyandini qarishdira-
qarishdira myanya belya dedi:
– Axund Molla Nyasryaddin, myan Allaha min shyukyurlyar ediryam ki, bu
qyurbyat vilayyatdya siz tyak bir vyucuda rast qyaldim vya nya qyadyar ki, sizin
hyuzurunuzda qonaqam, dyunyada bir nemyat yoxdur ki, myan ona ozyumyu
tamarzi hesab edyam. O ki qaldi hyamin tut myasyalyasi, syoz yox ki, bu
meyvya cyami meyvyalyarin an lyaziz vya nyaciblyarindyandir vya myan nyainki
bircya tuta, byalkya dya meyvyacatin hech birinya o qyadyar talib deyilyam. Bir
suryatdya ki, Allah evinizi abad elyasin, meylim olsa idi, ya dyunyan, ya bu
qyun istyardim. Vya lakin qecya yuxudan bidar olmaqimin illyati nyainki bir
tutdur, xeyr, xeyr.– Siz, Allaha shyukyur, cyami sirlyarya vaqif qyaryak olasiniz
ki, insan ki, oz ahli-beytindyan kyanar oldu, albyattya onun uchyun bir nyov
narahatliq hasil olacaq; ***susyan myanim kimi bir Allah byandyasi ki,
byutyun omryumdya xah qyurbyatdya, xah oz vilayyatimizdya ahli-xanyamdyan
bir dyafya dya olsun kyanar dyushmyamishyam vya omryumdya tyak bir qecyani tyak
vya tyanha yatmamisham. Eh, xudavyandi-alyam sizin ryutbyanizi qyun-qyun-
dyan artiq elyasin. Nya eybi var, hyar qecyanin bir syahyari vya hyar zimistanin
bir bahari olar. Inshallah albyattya bizim dya qyoryacyakli qyunyumyuz var. In-
sanin qismyati oz vaxtinda qyalib ozyunya chatacaq. Eh, siz saq olun, Allah
kyarimdi. Xudavyandi-alyam oz lyutfyu myarhyamyatini siz tyak vyucuda myu-
zayiqya buyurmasin oz birliyi xyatrinya.
Byali, myatlyab dyaxi lap ashkar oldu.
Haman qyunyu axundu bir byahanya ilya myascidya tyak yola salib qaldim
evdya vya arvadi chaqirib yavashca ona dedim:
– Ay arvad, axi biliryam syan dya qecyalyar yatmaq istiyirsyan, vallah
myan dya yatmaq istiyiryam. Myanya qecya yarisi oyanib yari chaqirmaq vya
tut aqacinin budaqlarindan tut dyarib yemyak lazim deyil vya biliryam ki,
bu ishlyar syanya dya lazim deyil. Amma bunu bil vya eshit ki, nya qyadyar
qonaqimizin ishi dyuzyalmiyib– bizi qoymuyacaq rahat yataq.
Arvad myandyan sorushdu ki, biz neyniyyak ki, axund rahat yatsin?
Myan aciqca dedim ki, qyaryak qonaqimizi evlyandiryak.
Syozyun myuxtyasyari hamisindan yaxshidir. Bizim arvadin Xeyransa
adinda bir dayisi qizi var idi; qirx-qirx besh yashinda bir dul arvad idi. Bir
dyast paltara vya on alti manat pula Xeyransanin siqyasini myan ozyum
oxudum Axund Molla Fyazlyaliyya vya haman qyun qonum-qonshu bekar
arvadlarin kyomyakliyi ilya vya xeyir-duasi ilya Xeyransani qyatirdik tyazya
yari Molla Fyazlyalinin otaqina.
Xeyli myuvafiq qyaldi. Hyarchyand Xeyransanin bir qyozyu bir qyadyar
myayub* idi; amma dyaxi nya elyamyak, qismyat belya imish.
Allaha chox shyukyur olsun! Arxayinlayandan sonra yatdiq. Dedim:
– Ay arvad, Allaha chox shyukyur olsun, hyami qonaqimizin arzusu alya
qyaldi, hyami biz dyaxi bundan sonra bidar olmaniq.
Qonaqlarimiza chay-chyoryak qyondyarib arxayinlayandan sonra yatdiq.
Allahyu-yakbyar! Lyanyat sheytana! A kishi, bilmiryam qecyanin nya vaxti
idi, yuxuda qulaqima bir tiqqilti qyaldi. Qyozlyarimi achib bir shey basha
dyushmyadim. Bir qyadyar dya qulaq verib qyordyum ki, pyancyaryamizin shyushyasini
birisi yavashca tiqqildadir. Qalxdim vya qyozlyarimin bulashiqini silya-silya
qyordyum ki, bir ammamyali adam, aba chiynindya durub hyayyatdya,
pyancyaryanin qabaqinda. Baxdim ki, bu qonaqimiz Molla Fyazlyalidir. Chox
tyayaccyublya sorushdum:
– Axund, nya var? – Qonaqim yavashca vya quya xyalvyatcya dedi:
– Hamama.
Myan cavab verdim:
– Bash ustya! – vya qeyinib chixdim hyayyatya vya axundla bahyam qetdik
qonshuluqdaki haci Cyafyar hamamina.
______________
* Eyibli, shikyast

Byahyar hal*, qyazavyu qyadyardyan qachmaq olmaz vya qyalyacyayi bilmyak
tyak bircya xudavyandi-alyamin shyaninya yazilib. Myan elya qyuman elyayya bi-
lyardim ki, dyaxi Axund Molla Fyazlyalinin baryasindya myan hyar bir tyaklifi-
mi yerinya yetirmishyam. Dyaxi arxayin idim ki, bu besh-on qyunyu o da
myanim evimdya rahat olacaq vya myan dya oz otaqimda oz ahli-xanyamlya
rahat yatacaqam.
Amma belya deyilmish. Ikinci qecya dya Axund Molla Fyazlyali myani
shirin yuxudan oyatdi vya xahi-nya xahi apardi hamama.
Assyabryu miftahyulfyaryac** hech eybi yoxdur. Hyar sheyin dyunyada
intyahasi olan kimi bu ishlyarin dya albyattya bir axiri ola bilyacyak.
Uchyuncyu qecya dya yuxuda idim qulaqima tiqqilti qyaldi. Ayildim vya
qyordyum ki, Molla Fyazlyali durub pyancyaryanin qabaqinda.
– Axund, hamama!..
Dyaxi qurtardi, dyaxi hyovsyalyamin qyadyari o yerya kimi idi. Bashimi
pyancyaryadyan chyolya tyaryaf bir qyadyar chixardib dedim:
– Axund Molla Fyazlyali, dyaxi myani baqishla, myan sizdyan uzr
istyayiryam. Syani myan and veriryam peyqyambyarya, myanim qyunahimdan
kech. Myanim az qalir altmish yashim ola, myandya o qyadyar syovq-syafa yoxdu
ki, syanya yoldashliq elyayya bilyam. Hyar qecya hamama qetmyayya myanim ta-
qyatim yoxdu. Allaha shyukyur indi dyaxi hamamin yolunu taniyirsan; bu
syafyar dya hamama myansiz qet. – Dedim vya chyakildim. Yorqani chyakdim
bashima…
Axund Molla Fyazlyali myansiz qetdi hamama; amma haman qyun dya
bizim evdyan dashinib kyochdyu Xeyransanin evinya. Myalum oldu ki,
myandyan inciyib; chyunki bizdyan qedyandya myan ilya qyoryushmyadi.
Bir hyaftyadyan sonra eshitdim ki, Xeyransanin tyalaqini verib, yiqishib
qedib Iran vyatyaninya.

    Мясник
    Джалил Мамедгулузаде
    Мясник
    Как-то раз до меня дошел слух, что мой сосед Мешади-Мамедали собирается выдать дочь за мясника Шамиля.
    Потом я узнал, что он раздумал.
    Последнее время поговаривали о том, что Мешади-Мамедали опять согласился на брак дочери с мясником Шамилем.
    Наконец вторично прошел слух, что Мешади-Мамедали обиделся на мясника Шамиля и отказал ему в руке дочери.
    Несколько дней тому назад ко мне зашел мясник Шамиль. Оказывается, у нас с ним существует даже какое-то дальнее родство (по словам самого Шамиля). Он рассказал, что дочь Мешади-Мамедали очень ему приглянулась, но почему-то отец опять не хочет выдать ее за него. Шамиль просил меня вы-ступить в этом деле посредником, авось мне удастся уговорить и смягчить Мешади-Мамедали.
    - Мешади-Мамедали мне не откажет, - сказал я, - и если девушка сама не против, то я надеюсь, что сумею уладить это дело.
    Выяснилось и то, что трижды Мешади-Мамедали согла-шался выдать свою дочь замуж за Шамиля и трижды, рассер-дившись на него за что-то, брал свое согласие назад.
    И вот однажды я послал передать Мешади-Мамедали, что в четверг вечером зайду к нему покушать с ним бозбаш. Я надеялся уговорами и увещеваниями смягчить Мешади-Маме-дали и, если у него не окажется резких возражений, раз и на-всегда связать его с мясником Шамилем крепкими узами родства.
    Пошел. Настроение было приподнятое, потому что я рассчи-тывал как-нибудь уладить дело бедного Шамиля, а с другой стороны - знал, что жена Мешади-Мамедали родом из Ирана и, должно быть, мастерица варить бозбаш.
    В передней комнате была уже разостлана на полу скатерть, на которой была расставлена посуда, тут же были приготовле-ны лук, редька и тонкие покупные лаваши.
    Сели.
    Я решил, не откладывая, начать свою краткую проповедь о замужестве дочери хозяина и исполнить обещание, данное мяс-нику Шамилю.
    - Друг мой, братец Мешади! - начал я. - Ты знаешь, конечно, что я твой доброжелатель и никогда не решусь ука-зать тебе такой путь, который, сохрани тебя аллах, может при-вести к раскаянию... Не обижай ты этого раба божьего, Шамиля. Сам знаешь, что он человек хороший и породниться с ним ни с какой стороны не должно быть для тебя зазорным. Если нет каких-либо серьезных препятствий, отдай дочь за него и покончи с этим делом.
    - Братец Молла! - ответил Мешади-Мамедали очень мягко. - Клянусь Кораном, который ты читаешь, что никаких возражений не имею. Я отдал бы ему дочь - и кончено. Толь-ко ты усовести этого бесстыдника и скажи ему, что раз он хо-чет стать моим зятем, пусть будет хоть немного повнимательнее ко мне, пусть будет хоть сколько-нибудь предупредителен со мной, пусть хоть малость отличает своего тестя от прочих покупателей. Вот послушай! Перед курбан-байрамом я про-сил его прислать мне жирного барана на убой. Я и деньги ему передал шесть с полтиной. Не задаром просил. Ну что же, каналья, почитай меня даже за совсем постороннего чело-века. Клянусь единым аллахом, он прислал мне такого тощего барана, что, кроме шкуры и костей, в нем ровным счетом ни-чего не было. Я же в конце концов не камень! Не так ли? Ну и разгневался. Послал ему передать, что наше родство не мо-жет состояться... Но все это в прошлом. Ты будь покоен, бра-тец Молла. Я тут разговариваю, а ты, наверное, есть хочешь. Ты об этом не беспокойся, раз ты мне советуешь, я не стану возражать, отдам девушку за него, и все тут. Да сохранит те-бя аллах другом и соседом мне во веки веков. Пойду-ка посмот-рю, как с обедом.
    Мешади вышел и вскоре принес большую миску с бозбашем, от которого шел густой пар. Накрошил хлеба в бульон, поме-шал. Когда все было готово, Мешади предложил мне приступить.
    Сказав "бисмиллах", я протянул руку и, проглотив первый кусок, сразу почувствовал, что бозбаш неплох. Не то чтобы очень вкусен и не так, чтобы совсем невкусен, бозбаш как бозбаш.
    Это на мой вкус.
    Что же касается моего соседа, то у него вкус оказался со-вершенно иной. Отправив в рот второй кусок, Мешади пробор-мотал негромко, как бы про себя:
    - Не очень жирно!
    Спустя минуту он сказал уже громче:
    - Каналья, опять отпустил нежирное мясо!..
    И, съев еще один кусок, вовсе отказался от бозбаша и, повернувшись к окну, громко крикнул жене:
    - Эй, Тукезбан, Тукезбан! Сейчас же пошли мальчика сказать этому наглецу, что я окончательно решил не отдавать свою дочь за него.
    Я был поражен. Даже о голоде забыл. Хотел было начать наставления и даже похвалить бозбаш, но на лице моего со-седа было написано такое возмущение, что я сразу понял бесполезность всяких наставлений. И все же я счел своим дол-гом вмешаться в дело, думая, что, быть может, еще не все потеряно.
    - Братец Мешади, - начал я, - ведь бозбаш не так уж плох, почему ты сердишься?
    Но Мешади-Мамедали был настолько разозлен,    что    как будто и не слышал моих слов.
    - Эй, жена! - крикнул он в дверь. - Это мое последнее слово, слышишь? Я не шучу. Не выдам, ни за что не выдам дочь. Открой хорошенько уши и услышь, что я тебе говорю.
    У Мешади дрожали руки. Я сидел смущенный и раскаи-вался, что пришел сюда. Вытерев руки, я отодвинулся от ска-терти и произнес благодарственную молитву.
    В этот момент Мешади как будто очнулся от сна, словно понял внезапно всю свою нелюбезность. Вспомнив о том, что я остался голоден, он сразу остыл и позабыл о своем гневе.
    - Ради аллаха, братец Молла, - сказал он мне приветли-во. - Прости меня. Я сейчас закажу для тебя яичницу, ты же голоден!
    И он уже без нотки гнева крикнул жене:
    - Тукезбан, приготовь-ка скоренько яичницу. Братец Мол-ла отказался от бозбаша, остался голоден. Да падет проклятье аллаха на родителей скверного человека! Из-за него мы оста-лись голодными.
    Я, извинившись, от яичницы отказался. Аппетита у меня уже совершенно не было, к тому же я вообще не любитель яичницы. Я хотел встать, но Мешади-Мамедали быстро бро-сился ко мне и, положив обе руки мне на плечи, прижал к земле и не дал подняться.
    Пришлось покориться.
    Через некоторое время Мешади принес яичницу, после кото-рой мы выпили чаю и даже побеседовали немного о том, о сем.
    Наконец я собрался уходить и, прощаясь, посмотрел на Мешади-Мамедали, думая заговорить о деле Шамиля, - быть может, удастся смягчить разгневанного Мешади; но тут же отказался от своего намерения, решив, что бедняга Шамиль просто не пользуется расположением Мешади, а тощий баран да нежирное мясо все это не более как предлог.
    И тогда же я понял, что тут ничем нельзя помочь, что если сегодня Мешади-Мамедали помирится и расцелуется с мясником Шамилем, то завтра снова рассорится с ним из-за постного мяса.
    Это уже стало его привычкой.
    Через месяц или полтора мне передали, что Мешади-Маме-дали справил свадьбу дочери и выдал ее за мясника Шамиля.
    На свадьбу был приглашен и я, но по случаю болезни не смог пойти.
    1923

QYASSAB
Bir dyafya bunu eshitdim ki, qonshu Myashyadi Myammyadyali qizini verir
qyassab Shamilya. Bir dyafya dya eshitdim ki, daha vermir. Axir vaxtlarda de-
yirdilyar ki, Myashyadi Myammyadyali qizini qyassab Shamilya vermyayya razi
olub. An axirda qenya dedilyar ki, Myashyadi Myammyadyali qyassab Shamildyan
inciyib vya qizini daha ona vermir.
Uch-dyord qyun bundan qabaq qyassab Shamil qyaldi bizya. Bununla bi-
zim bir yyunqyulvari qohumluqumuz da varmish (yyani: ozyunyun ryavayyatinya
qyorya). Myalum oldu ki, qizi nyahayyat xoshlayib, amma Myashyadi Myammyad-
yali qenya nyadyansya, qizini vermyak istyamir. Shamil xahish etdi ki, myan va-
sitya olam vya byalkya Myashyadi Myammyadyalini yumshaldam. Qyabul etdim.
Dedim:
– Myashyadi Myammyadyali syozyumyu yerya salmaz vya aqyar qiz razi isya,
yyaqin ki, dyuzyaldyaryam.
Vya bu da myalum oldu ki, Myashyadi Myammyadyali uch dyafya qyassab Sha-
millya barishmaqa qyalib vya uch dyafya dya aciqi nyayya isya tutub, qizi vermyak
istyamyayib.
* * *
Bir qyun Myashyadi Myammyadyaliyya sifarish elyadim ki, cyumya axshami qya-
lyacyayyam bozbash yemyayya. Xyayalimda qoymushdum ki, dyalil-nyasihyatlya
Myashyadini yola qyatiryam vya elya dya bir byoyyuk uzryu yoxsa, onu hyamishyalik
qyassab Shamillya sazlashdiram.
Qetdim. Damaqim chaq idi; chyunki bir tyaryafdyan artiq umidvar idim
ki, bu byadbyaxt Shamilin ishini byalkya bir tyahyar dyuzyaldyam, o biri tyaryafdyan
dya bilirdim ki, Myashyadi Myammyadyalinin arvadi iranli olduquna qyorya,
qyaryak chox syaliqyali bozbash pishirmish ola.
Qabaqki otaqda syufrya salinmishdi: qab-qacaq, soqan, turp vya nazik
bazar chyoryayi…
Aylyashdik. Myan istyadim pish az vyaqt moizyami qyodyakcya yerinya
yetirib, qyassab Shamilin yaninda borcdan chixam. Dedim:
– Ryafiqim, Myashyadi amoqlu, syan bilirsyan ki, myan syanya xeyirxah bir
adamam vya hech istyamyanyam syanya elya bir yol qyostyaryam ki, syan sonra,
nyayuzyubillah, peshmanliq chyakyasyan. O Allah byandyasi Shamili syan chox
incitmya. Bilirsyan ki, o ozyu bir salamat adamdir. Onunla qohum olmaq
syanya hech bir yandan eyb yetirmyaz. Aqyar alahiddya bir manechilik
yoxdursa, ver qizi, bashdan olsun qetsin.
Myashyadi Myammyadyali chox yumshaqliqla myanya belya cavab verdi:
– Molla amoqlu, and olsun oxuduqun Qurana, myanim hech bir syo-
zyum yoxdur; qizi vermishyam vya qurtarib qedibdi. Amma o nainsafa da
bir dyalil-nyasihyat elya ki, bir suryatdya ki, myannyan qohum olub, bir az da
nya eybi var, istiqanli vya mehriban olsun vya yeri dyushyandya ozqyalyarya nis-
byat hech olmasa bir zyarrya qyadyar qayinatasina tyafavyut qoysun. Myasyalyan
Qurban bayraminda sifarish elyamishdim ki, bizya bir kyok qurbanliq qyon-
dyarsin. Alti manat yarim da pul qyondyarmishdim. Hech myuftya istya-
myamishdim. Nya eybi var, ay zalim oqlu, elya bil bir yad kishiyyam. And
olsun Allahin birliyinya, elya bir ariq heyvan qyondyarmishdi ki, bir dyari, bir
syumyukdyan bashqa bir shey tapa bilmyazdin. Dyaxi myan dya dash deyilyam ki!
Hirsim tutdu, sifarish qyondyardim ki, bizim qohumluqumuz tutma-
yacaq… ***lasya… Molla amoqlu, arxayin ol, bu qyadyar danishdim, syani
dya ac qoydum. Arxayin ol… Bir suryatdya ki, syan dya myaslyahyat qyoryursyan,
bir qizdi, vermishyam, qurtarib qedibdir. Allah syani dya dostluqdan vya qo-
humluqdan askik elyamyasin oz birliyi xatirinya. Qedim qyoryum chyoryak
hazirdirmi…
Myashyadi qetdi, abqyushtyu* oz alindya buqlana-buqlana qyatirdi, chyoryak
doqradi, qarishdirdi vya myanya “buyur” deyib, tyaklif etdi. “Bismillah”
deyib alimi uzatdim, bir tikya qyotyurdyum vya qyordyum ki, bozbaz babyatdir;
nya elya artiq lyazzyatli vya nya elya dya artiq lyazzyatsiz, yyani miyana.
Bu myanim dadim.
_______________
* Bozbash

Amma qonshuma qyaldikdya burada myazaqlar xeyli tyafavyutlyu chixdi.
Belya ki, Myashyadi Myammyadyali ikinci tikyani aqzina qoyandan sonra bir
yavashca quya oz-yozyunya dedi:
– Chox yavandi. – Bir az kechdi ki, dedi:
– Namyard oqlu qenya yavan at verib – vya bir tikya dya yeyyandyan sonra
yalini yemyakdyan lap chyakib uzyunyu tutdu hyayyatya vya ucadan arvadini
harayladi:
– Tyukyazban, Tyukyazban! Bu saat o qirishmal oqluna myanim tyaryafim-
dyan sifarish elya ki, myan dyaxi ona qiz veryasi olmadim.
Myan tyayaccyub elyadim, bir qyadyar dya rahatsiz oldum vya bir qyadyar dya
ishtaham kyusdyu. Bir istyadim Myashyadi Myammyadyaliyya nyasihyat edim vya,
yalandan bozbashi tyariflyadim; amma chyunki qonshumun sifyatindyan hirs
yaqirdi, bildim ki, nyasihyatin faydasi olmayacaq. Bununla byarabyar qenya
yozyumyu borclu hesab etdim bu ishya qarishim, byalkya axiri yaxshiliqla
qurtara. Dedim:
– Myashyadi amoqlu, bozbash ki, o qyadyar yavan deyil, nya syabyabya bu
qyadyar inciyirsyan?
Amma Myashyadi Myammyadyali o qyadyar hirslyanmishdi ki, deyyasyan
myanim syozlyarimi hech eshitmyadi vya uzyunyu hyayyatya tyaryaf tutub dyubarya
chiqirdi:
– Ay arvad! Myanim axir syozyumdyu. Myan zarafat elyamiryam. Vermi-
ryam! Vermiryam! Bax, ach qulaqini, eshit!
Myashyadinin allyari titryayirdi. Myan myayattyal qaldim vya syoz yox,
qyaldiyimya peshiman oldum. Alimi sildim, chyakdim kyanara vya Allaha
shyukyur elyadim.
Ancaq bu heyndya Myashyadi deyyasyan yuxudan ayildi vya deyyasyan
syahvini vya kyamyadyabliyini basha dyushdyu; chyunki qyordyu ki, myan dya ac
qaldim. Vya deyyasyan, hirsi bir az da soyudu; chyunki alchaqdan vya yum-
shaqliqla:
– Syan Allah, Molla amoqlu, myani baqishla. Bu saat qyaryak syanya qay-
qanaq pishirtdirim. Syan ac qaldin. – Vya uzyunyu qenya hyayyatya tyaryaf tutub,
qabaqkindan bir qyadyar myulayim arvadini chaqirdi:
– Tyukyazban, tez ol bir az qayqanaq pishir. Molla amoqlu bozbashi
byayyanmyadi, ac qaldi. Allah pis adamin atasina lyanyat elyasin. Bizi ac
qoydu.
Myan uzr istyadim vya qayqanaqi qyabul elyamyadim; chyunki ishtaham bil-
myarrya qachmishdi vya bir dya qayqanaqi myan aslindyan xoshlamaram.
Istyadim duram ayaqa. Myashyadi Myammyadyali tez qalxdi ayaq ustya vya
myani chiynimdyan ashaqi basib qyuclya yerya oturtdu. Myan tabe oldum.
Bir az kechdi. Myashyadi qayqanaq da qyatirdi. Ustyundyan chay da ichdik
vya hyatta syohbyat dya elyadik vya axirda durdum, ***dahafiz elyadim. Vya
istyayirdim chixam, dayandim vya baxdim Myashyadi Myammyadyalinin uzyunya,
bir istyadim qyassab Shamildyan syoz acham vya dyalil-nyasihyat edyam, amma
haman dyaqiqya xyayalima qyaldi ki, o byadbyaxt qyassab Shamil Myashyadi
Myammyadyalinin aciq damarina dyushyubdyur; yoxsa ariq qoyun vya yavan
yat, – bunlar hamisi byahanyadir.
Haman saat myanya yyaqin oldu ki, bu azarin daha dyunyada bir myua-
licyasi yoxdur vya indi dya Myashyadi Myammyadyali qyassab Shamillya barishib
yopyushsya dya, sabah ya biri qyun bir yavan at ustya qenya aciyib kyusyacyakdir.
Daha bu adyat oldu qetdi.
Bir ay, ya ay yarim kechmishdi, eshitdim Myashyadi Myammyadyali qizina
toy elyayib, verib qyassab Shamilya. Toya myan dya dyavyat olunmushdum;
amma xyastya olduquma cyahyat qedya bilmyadim.

    Носильщики
    Джалил Мамедгулузаде
    Носильщики
    В 1921 году, на втором году большевистской революции в Баку, новое коммунистическое правительство прилагало все усилия и старания к тому, чтобы вывести страну из разрухи.
    Жил я тогда в доме одного из родственников. Прежде всего я решил подыскать себе квартиру. С помощью друзей и при поддержке властей квартира нашлась, но в трех комнатах, ко-торые были мне предоставлены, не было ни стола, ни стула, чтобы присесть и заняться писаниной, ни какой бы то ни было другой обстановки.
    И где было все это достать?
    Нет ни магазинов, ни лавок, где бы можно было купить за деньги, нет и больших денег, чтобы за другую цену через пос-редников раздобыть все, что нужно.
    Словом!..
    От забот об обстановке также избавило меня одно из знакомых мне учреждений. Там мне выдали бумажку на государ-ственный склад на Большой Морской улице в доме No 13, где должны были отпустить мне (конечно, бесплатно!) следующие вещи: два шкафа (для книг и для посуды), два стола (большой и малый), три стула, две кровати (железную и деревянную), один чайник (вместо самовара) и одну кастрюлю (варить бозбаш).
    Должен еще отметить тут же, что, выдавая мне эту бумаж-ку, сотрудник учреждения предупредил, чтобы я предъявил бумагу заведующему складом и сказал, чтобы он выдал мне не рухлядь, а хорошую мебель. Хотя эти слова несколько насторо-жили меня, но я поблагодарил и ушел. Отыскал на Большой Морской этот самый склад. Заведующим оказался рыжебо-родый мужчина. Я показал бумажку. Заведующий взял ее, про-читал, покачал головой и, не говоря ни слова, взял перо, напи-сал что-то на этой бумаге и, возвращая мне, буркнул: - Нету!
    Я вышел на улицу и посмотрел на бумагу. Там красными чернилами было написано в верхнем углу:
    "В наличии не имеется".
    Я принес бумажку в учреждение, которое выдало ее мне, и отдал секретарю. Тот тоже прочитал надпись и с усмешкой сказал:
    -     Красными чернилами он тоже написал на бумажке что-то и
    вернул мне.
    - Отнеси бумажку и получай вещи.
    Я ему возразил, что сам заведующий написал ведь, что ве-щей нет, но секретарь снова усмехнулся и повторил:
    - Врет!
    - Но как же быть, - спросил я.
    Секретарь подумал и, взглянув на меня, сказал:
    - Если заведующий станет упрямиться и не захочет выдать вещи, ты скажи, что сам пойдешь на склад проверять.
    Я вышел. Хотелось есть. Отправился домой, поел кусок хле-ба с сыром, и с матерью моего сына мы отправились на Боль-шую Морскую. Заведующий и на этот раз посмотрел на бумагу и замотал головой, но немного погодя, сказал:
    - Ладно, отпущу, что найдется, но некоторых вещей нет.
    Он взял карандаш и перечеркнул в списке кастрюлю, ска-зав при этом: "нету", и один из шкафов. Потом посмотрел на меня, перевел взгляд на бумажку. Было похоже, что заведую-щему стало жалко нас. Он встал и предложил:
    - Идем!..
    Из передней комнаты мы перешли в заднюю, оттуда в дру-гую, потом в третью; и заведующий, и мы проходили по ком-натам, поглядывая направо и налево; ни одного предмета из моего списка в этих комнатах не было увидено.
    Не найдя здесь нужных нам вещей, заведующий повел нас еще в одну комнату и сказал:
    - Я вижу, ты человек пожилой и порядочный и устал бе-гать сюда. Эти вещи отобрал вчера заместитель кассира и ос-тавил здесь, чтобы я никому не выдавал. Но я беру на себя риск и могу отпустить вам кое-что. Вот этот шкаф, этот стол, вот эти стулья, потом, если хотите, вот и эту табуретку, она сойдет и за стул и за тахту - можно накрыть ковром и си-деть. Вот вместо чайника могу отпустить вам и эти пять-шесть тарелок.
    Мы закончили отбор вещей и решили позвать носильщиков, чтобы доставить их домой.
    С матерью моего сына мы вышли на улицу и, чтобы дого-вориться, подозвали одного из носильщиков, которые стояли на улице.
    Мы начали говорить с одним, но в одно мгновение нас окружила целая ватага носильщиков. Это все были эриванские курды. Мы хотели сперва показать вещи и договориться о пла-те, но носильщики - их было примерно человек пятнадцать-двадцать  увидев вещи, перестали нас слушать и принялись сообща вытаскивать их на улицу. Стоявшие в стороне носиль-щики тоже добрались здесь и начали нагружаться каждый чем попало. Но на каждого не приходилось по предмету, поэтому за один предмет хватались несколько человек; например, один за ножку, другой за дверку шкафа. Мы не понимали, что они делают, почему так делают и куда собираются нести все это.
    Разумеется, нам было не до шуток. Если бы они отнесли ве-щи, не договорившись заранее о плате, то мы бы не знали, сколько они потребуют с нас денег. Поэтому надо было вперед договориться, а потом уже нагружаться. Не никто не обращал на меня внимание, и некоторые вещи были уже на плечах носильщиков, а вокруг остальных возились другие носильщики, вырывали их друг у друга из рук, и при этом так галдели, что меня совсем не было слышно.
    Я пошел к заведующему складом выяснить, что за суматоха и почему здешние носильщики мучают людей, но заведующий беспомощно пожал плечами. Видно было, что и сам он расте-рян и ничем не может помочь.
    Тут подошли к нам нагруженные носильщики, предложили идти впереди и показывать дорогу. Я вынужден был заявить, что раз они нас не слушают, нам их услуги не нужны. Я не успел кончить свою речь, как носильщики, перейдя в решительное наступление, стали угрожающе кричать нам:
    - Эй, хозяин! С нами нечего шутить Вы уже не можете издеваться над нами, мы вам не слуги. Мы носильщики. Вы не имеете права заставлять нас работать даром. Идите вперед и не задерживайте нас, не то плохо вам будет...
    Ну и влипли же мы в историю! Мы огляделись вокруг, быть может, милиционер покажется, или какой-нибудь начальник появится, но никого не было. Бедная жена, желая успокоить их, начала объяснять им, что тут у нас мало предметов, если их понесут двадцать пять носильщиков, то должны же мы заранее знать, сколько они потребуют с нас денег и наберем ли мы та-кую сумму, чтобы уплатить им, или не наберем...
    Куда там! Никакого действия на этих рабов божьих резон-ные слова жены не возымели. Тогда я стал кричать, упрашивая их:
    - Ради бога, товарищи! Мы вовсе отказываемся от вещей, унесите их к себе домой!..
    Братцы мои! В ответ эти божьи создания подняли такой крик, такой вой, что прохожие на Большой Морской останови-лись и стали глазеть на нас. Братцы мои, что за бедствие свалилось на нас неожиданно! Тихонько я сказал жене:
    - Идем!..
    И мы пошли вперед. На перекрестке с Торговой улицей на встречу нам мчалось несколько автомобилей, за собой тоже мы слышали гудки автомобилей. По мостовой маршировало с пе-нием подразделение солдат. По тротуару шло столько народу, что за ними мы видели лишь одного-двух носильщиков. Осталь-ных не было видно. На углу Красноводской улицы я тронул же-ну за руку, и мы тихонько свернули в какие-то ворота. Во дво-ре играло несколько детей.
    - Вам кого надо? - полюбопытствовал один из них. Я спросил дворника. Отозвалась со стороны какая-то рус-ская женщина:
    - Вам чего?
    - Доктор Васильев здесь живет? - спросил я.
    Женщина ответила, что в этом дворе нет ни одного доктора.
    - А нам дали этот адрес, - сказал я.
    - Какой номер дома? - спросила она.
    - Тридцать второй, - ответил я.
    - Этот дом номер сорок пять. Вам надо перейти на другую сторону улицы.
    Конечно, все это было затеяно для того, чтобы дать носиль-щикам уйти подальше. Помедлив здесь минут пять-десять, мы, точно воры, медленно пошли к воротам. Народу на улице по-прежнему было много. Мы свернули налево и, ориентируясь на море, вскоре очутились на бульваре. Тут мы посидели с пол-часа; созерцание морского простора, несомненно, явилось для нас отдыхом. Потом спокойно, без приключений мы добрались до дома.
    Нужные вещи мы раздобыли случайно у того, у другого, а частью купили на Кубинке, но еще долгое время после того случая я как-то настораживался, завидя на улице носильщика.
    Теперь эта настороженность уже прошла, потому что, в са-мом деле, если и приходится в жизни иной раз кого-нибудь бо-яться, то ни один трус не имеет оснований бояться созданного аллахом беспомощного племени носильщиков.
    И не должен бояться.

HAMBALLAR
Tarixi-miladinin 1921-ci ilindya, – ki bolshevik inqilabinin Bakida
ikinci ili idi, – tyazya Kommunist hyokumyati var qyuvvyatini vya hyavyasini
myamlyakyati dyuzyaltmyayya syarf etmyakdya idi, – myan dya qohumlarimizin
birinin evindya yashayirdim. Qabaqca myanzil tapmaq fikrinya dyushdyum.
Ryafiqlyarimin kyomyakliyi ilya vya idaryalyarin sayyasindya myanzil dya tapdiq;
ancaq myanya verilyan uch otaqin nya bir stol-kyursyusyu vardi ki, ustyundya
oturub yazi yazasan, nya dya bir qeyri avadanliq vardi. Haradan da tap-
maq olar? Nya dyukan-bazar var ki, qedib pul verib alasan, nya dya choxluca
pul var ki, dyallal vasityasi ilya artiq qiymyat verib hyar bir sheyi qyatirdyasyan.
***lasya.
Stol-kyursyu qeydindyan dya myani qurtaran qenya, myanya tanish idaryanin
birisi oldu; belya ki, bir kaqiz verdilyar alimya ki, qedim Bolshoy Morskoy
kyuchyadya 13 nyomryali hyokumyat anbarindan bu sheylyari alib aparim (syoz
yox, pulsuz): iki shkaf (kitab shkafi vya chyoryak shkafi), iki kyursyu (byoyyuk vya
kichik), dyord dyanya sandalya (yustya oturmaqa), iki dyanya kravat (biri dyamir,
biri taxta), bir dyanya chaydan (samavar avyazi) vya bir dyanya rus qazani
(bozbash bishirmyayya).
Amma bunu da lazim biliryam burada qeyd edyam ki, bu kaqizi
myanim alimya veryan myamur kaqizi veryandya dedi ki:
– Anbarin myudirinya bu kaqizi qyostyar vya syoylyaqinyan ki, xirda-mirda
shey vermyasin… yaxshisini versin!
Hyarchyand bu syozlyar myani bir az fikrya saldi, myan “Bash ustya” deyib
qetdim vya Bolshoy Morskoy kyuchyadya haman anbari tapdim. Anbarin
myudiri sarisaqqal kishi idi. Kaqizi nishan verdim. Myudir kaqizi aldi vya
bashini bulaya-bulaya oxudu vya bir syoz demyayib qyalyami qyotyurdyu haman
kaqizin ustyunya bir shey yazdi vya axirda myanya verib dedi:
– Yoxdu.
Myan chixdim kyuchyayya vya kaqiza baxib qyordyum ki, qirmizi myuryak-
kyablya yazilib: “Anbardan daha sheylyar qurtarib”. Qyatirdim kaqizi ver-
dim haman myanya kaqiz veryan idaryanin katibinya, o da kaqizi oxudu vya
qyulya-qyulya dedi:
– Bijlik elyayir. – Vya haman kaqizda bu da qirmizi myuryakkyablya bir
shey yazdi, verdi myanya vya dedi:
– Bu kaqizi apar ver vya sheylyari qyotyur apar! – Myan dedim:
– Axi myudir burda yazir ki, shey yoxdur.
Katib qenya qyulyumsyundyu vya dedi:
– Bijlik elyayir. – Myan dedim:
– Yaxshi, byas nya elyamyak, charya nya?
Katib bir az fikirlyashdi vya myanim uzyumya baxib dedi:
– Aqyar myudir diryansya vya vermyak istyamyasya, onda syan dya de ki, qe-
dib anbarin hyar yerini axtaracaqam.
Kyuchyayya chixdim vya chox acmishdim, qyaldim myanzilya, bir tikya pendir-
chyoryak yedim vya oqlumun anasi ilya bahyam qetdik Bolshoy Morskoy
kyuchyayya. Bu dyafya dya myudir kaqiza baxib, qenya bashini buladi, amma bir
az dayanib dedi:
– Yaxshi, hyar nya tapilsa veryaryam; amma bu sheylyarin choxusu burda
yoxdu.
Myudir karandashla siyahida yazilan sheylyardyan bir qazanin ustyundya
ciziq chyakdi vya dedi: “Yoxdur”, shkafin birinin ustyunya ciziq chyakdi vya bir
az uzyumya baxdi, bir dya kaqiza baxdi. Belya oxshayirdi ki, anbar myudiri-
nin bizya yaziqi qyaldi vya durdu ayaqa vya dedi:
– Qedyak.
Qabaq otaqdan kechdim dal otaqa, oradan o birisinya vya qenya ucyuncyu
otaqa; myudir dya, biz dya saqa-sola qyoz qyazdirya-qyazdirya qetdik vya mya-
nim siyahimda yazilan sheylyarin birini dya burada qyormyadik. Burada
lazim olan sheylyarin birini dya tapa bilmyayib, myudir bizi apardi dyordyuncyu
otaqa vya myanya dedi:
– Bax, myan qyoryuryam ki, syan bir abirli qoca kishisyan, daha qyalib qet-
myakdyan yoruldun. Burdaki sheylyari xyazinyadarin myuavini dyunyan sayib
qoyub burda vya myanya tapshirib ki, bir kyasya vermyayim. Myan cyuryat edib
bu sheylyari sizya verya bilyaryam: bax, bu shkafi, bu stolu, bax, sandalyalari.
Sonra, bax, istyayirsiniz bu stolu da apariniz; hyami sandalyadir, hyami dya
taxtdir, ustya fyarsh salib oturmaq olar. Bax, chaydan avyazinya bu besh-alti
tarelkani da sizya verya bilyaryam.
Syovdyamizi qurtardiq vya qyat olundu ki, hambal chaqiraq, sheylyari
aparsin.
Ushaqin anasi ilya chixdiq vya kyuchyadya duran hamballarin birini chaqirdiq
ki, qyalsin danishaq.
Biz uzyumyuzyu bir hambala tutduq, amma haman dyaqiqya bir hambal
yavyazinya bir dyastya hambal bizi byuryudyu. Bunlar hamisi Iryavan kyurdlyari
idi. Biz istyadik qabaqca sheylyari nishan veryak vya danishaq ki, aparsinlar,
amma tyaqribyan on besh-iyirmi hambal sheylyari qyoryub, daha qulaq
asmadilar vya bashladilar haman sheylyari kyomyaklyashib kyuchyayya dashimaqa.
Uzaqda duran hamballar da hyamchinin buraya cyam oldular vya bashladilar
bizim sheylyari hyarya ozyunya yyuk elyamyayya. Amma, chyunki hyar hambala bir
shey dyushmyurdyu, onun uchyun, myasyalyan, bir shkafan hyar ayaqindan vya qapi-
sindan bir hambal yapishmishdi. Biz bilmirdik bunlar nya qayirirlar. Niyya
belya elyayirlyar vya bu sheylyari hara aparmaq istyayirlyar? Myalum ki, bizim
bunlarla zarafatimiz yoxdu vya aqyar syovdyalyashmyamish bunlar sheylyari
myanzilimizya aparsaydilar, biz bilmirdik ki, bunlar bizdyan nya qyadyar pul
tyalyab edyacyaklyar; onun uchyun dya lazim idi qabaqcadan danishsinlar, sonra
sheylyari qyotyursyunlyar. Amma qyordyum ki, myanya etina elyayyan yoxdur vya
sheylyarin bir nechyasi daha hamballarin chiynindya idi; yerdya qalan sheylyarin
dya ustyunya qalan hamballar dyushyub elya kyashakyash vya elya bir qir-vir sal-
mishdilar ki, myanya daha qulaq veryan yoxdu.
Qyaldim anbar myudirinya dedim ki, bu nya myaryakyadir vya nya syabyabya
buranin hamballari xalqa aziyyyat verirlyar? Qyordyum ki, myudir ozyu dya
chiyinlyarini ata-ata myayattyal qalib; bir qyarar ilya ki, acizdir.
Sheylyari dallarina yyuklyayyan hamballar qyalib bizya ariz oldular ki, biz
dyushyak qabaqa bunlara yol qyostyaryak. Myan labyud qaldim bunalara deyim
ki, bir suryatdya ki, bunlar bizya qulaq asmirlar, bizya bunlarin xidmyati hech
lazim deyil. Myan bu syozyu aqzimdan qachiran kimi hamballarin bir ne-
chyasi xoruzlana-xoruzlana ustyumyuzya hyucum elyadilyar vya baqira-baqira
bizya bu syozlyari dedilyar:
– Ey, xozeynlyar! Bizlya zarafat yoxdu. Bizi daha alya sala bilmyaz-
siniz. Biz sizya nyokyar deyilik, biz hambaliq. Sizin ixtiyariniz yoxdu bizi
myuftya ishlyadyasiniz! Dyushyun qabaqa, bizi incitmyayin. Yoxsa sizin uchyun pis
kechyar!
Lap anqyalya dyushdyuk. Atrafa qyoz qyazdirdik, byalkya milisdyan, myamur-
dan bir adam qyoryak, hech kyas yoxdu. Yaziq arvad da istyadi bunlari dilya
tutsun vya basha salsin ki, axi burada besh tikya sheyimiz var, bu besh tikya sheyi
iyirmi besh hambal aparsa, axi biz qyaryak indidyan bunu bilyakmi ki, iyirmi
besh nyafyar hambal sheylyari aparib chixardandan sonra bizdyan istyayyacyaklyari
pulu biz tapa bilyarikmi bunlara veryak, ya yox?!
Xeyr, bu Allahin byandyalyarinya dyalilli vya isbatli syozlyarin hech biri kar
elyamyadi; hyatta myan lap chiqira-chiqira bunlara belyacya yalvardim:
– Yoldashlar, vallah, bax, bu sheylyardyan biz lap al chyakdik. Sheylyari
aparin oz evinizya.
Qardash bunun cavabinda qenya bu Allahin insanlarindan bir nyarya, bir
kyuy-kyalyak chixdi ki, Bolshoy Morskoy kyuchya ilya kechyanlyarin hamisi
dayandi bizya tamasha elyamyayya.
Qardash, bu nya myusibyat idi, bashimiza qyaldi? Yavashca arvada dedim:
– Qedyak.
Dyushdyuk hamballarin qabaqina. Torqovi kyuchyanin dyonyacyayindya rasti-
miza bir nechya avtomobil chixdi: daldan da avtomobil syasi qyalirdi. Kyuchya-
nin ortasinda bir dyastya asqyar oxuya-oxuya addimlayirdilar. Syaki ilya
qyalib-qedyan camaat o qyadyar idi ki, hamballarin bir-ikisini qyoryurdyuk,
qalanini qyormyurdyuk. Krasnovodski kyuchyanin dyonyacyayindya yavashca
yapishdim arvadin alindyan vya xyalvyatcya soxulduq sol tyaryafdya bir dar-
vazaya. Hyayyatdya uch-dyord ushaq oynayirdi. Biri bizdyan sorushdu:
– Kimi axtarirsiniz?
Myan hyayyat qyozyatchisini sorushdum. Bir rus arvadi da kyanardan
syaslyandi:
– Nya istyayirsiniz?
Dedim: – Doktor Vasilyev burdami olur?
Arvad cavab verdi ki: – Bu hyayyatdya hech hyakim olmur.
Dedim: – Byas burani bizya nishan veriblyar.
Dedi: – Hansi nyomryani nishan veriblyar?
Dedim: – Otuz iki nyomryani!
Dedi: – Bu ev qirx besh nyomryadi, siz qyaryak, bax, o tyaryafya qedyasiniz.
Syoz yox, bunlar hamisi kyalyak idi ki, hamballar ryadd olsunlar.
Bir byahanya ilya besh-on dyaqiqya burada lyanq olub, oqru adam kimi ya-
vashca chixdiq darvazaya tyaryaf. Kyuchya qenya camaatla dolu idi. Yavashca
yozyumyuzyu sol tyaryafya verdik vya dyaryani tushlayib qyaldik chixdiq bulvara.
Burada yarim saat aylyashdik vya dyaryanin myanzyaryasinin tyasiri altinda, syoz
yox, dincyaldik vya daha aqir-arxayin qyaldik chixdiq myanzilimizya.
Bizya lazim olan sheylyari dyushdyukcya ondan-bundan vya bir parasini
pulla Quba meydanindan* aldiq; amma sonralar chox vaxt kyuchyadya ham-
bal qyoryandya myan bir nyov ehtiyat elyayirdim.
Indi daha bu ehtiyat qyotyuryulyubdyur; chyunki vaqeyan dyunyada hyar bir
kyasdyan qorxmaq lazim qyalsya, Allahin aciz olan hambal tayfasindan
qorxmaqa hech bir qorxaq adamin haqqi yoxdur vya qyaryak dya olmasin.

    Петушок Пирверди
    Джалил Мамедгулузаде
    ПЕТУШОК ПИРВЕРДИ
    Жена дяди Гасыма тетя Халима пекла лаваши. Каждый раз, когда надо было печь хлеб, тетя Халима звала на помощь двух или трех своих соседок, а иной раз сообщала и своей се-стре Зибейде в селение Тазакенд, чтобы та приехала помочь ей.
    На этот раз предстояло печь из десяти пудов муки. Поэто-му помощь Зибейды была особенно нужна. Тетя Халима обра-тилась к мужу и сказала:
    - Садись на осла и поезжай скорее за Зибейдой!
    Всем известно, что дни, когда выпекается хлеб, - праздник для детей и собак. Почему для собак, само собой ясно; а что касается детей, то те из них, которые ходят в школу, на целых два-три дня остаются дома и присматривают за малышами. Девочки же с утра до вечера играют в камешки с детьми помо-гающих женщин.
    Дядя Гасым завернул в платок несколько лавашей, привязал к спине и собирался уже сесть на осла, когда его трина-дцатилетний сын Пирверди подбежал, ухватился за хвост осла и сказал:
    - Ей-богу, отец, я не отпущу тебя.
    Не слушая сына, дядя Гасым сел на осла, но тот не хотел двигаться с места. Тогда дядя Гасым обернулся к сыну и спро-сил:
    - Сынок, почему не даешь мне ехать?
    - Я отпущу тебя, - ответил Пирверди, - если ты скажешь тебе Зибейде, чтобы она привезла мне петушка. Иначе, ей-богу, не пущу!
    Дядя Гасым сказал "хорошо" и, трогая осла, обеими нога-ми ударил его по животу. Но осел продолжал стоять, потому что Пирверди крепко держал его за хвост. Дядя Гасым повер-нулся к сыну и стал клясться:
    - Сынок, клянусь твоей жизнью, я скажу тете Зибейде, что-бы она привезла тебе хорошего драчливого петушка. Дай мне ехать!
    Пирверди выпустил хвост осла.
    Через два часа пути дядя Гасым доехал до деревни Таза-кенд и приближался уже к дому свояка Кербалай-Мухаммеда, когда встретил своего старого знакомого, тазакендского приходского моллу Ахунд-Молла-Джафара, и сошел с осла. Поздо-ровавшись с моллой и рассказав ему, зачем приехал в Таза-кенд, дядя Гасым хотел направить осла к дому Кербалай-Му-хаммеда, но Молла-Джафар поднес свой посох к голове осла и стал поворачивать его в сторону своего дома, приглашая дядю Гасыма быть его гостем.
    И то сказать, дядя Гасым очень деликатный и покладистый человек. Вот он и не мог отказать своему другу и направился к дому Молла-Джафара.
    У себя Молла-Джафар попотчевал дядю Гасыма яичницей с медом. Когда убирали посуду, молла сказал дяде Гасыму:
    - Братец Гасым! Я удивляюсь тебе и твоим делам. В эта-кую жару ты слушаешься жену и едешь за целых четыре агача из-за того только, что жена изволит печь хлеб. И тебе надо пуститься в путь, объехать все селения и собрать в селение Данабаш всех жениных родственниц: сестриц, кумушек, тетушек, бабушек. Да ты что, раб ее, что ли?
    Дядя Гасым сидел, опустив низко голову, и разглаживал рукой ворс ковра.
    - Ахунд-Молла-Джафар, ты изволишь говорить сущую прав-ду, - ответил он. Только я никак не могу справиться со сво-ей женой. - "Ах ты, такая, сякая, говорю я ей, что за трудное дело выпечь хлеб из десяти пудов муки, чтобы вызывать для этого еще свою сестру?" - Я-то говорю, а она ни в какую.- "Ничего с тобой не случится, говорю, если поработаешь лиш-ний день". - Да вот поди же ты, и слушать не хочет.
    - Несчастный же ты человек, братец Гасым! - сказал Мол-ла-Джафар.
    Через минуту Молла-Джафар вдруг приподнялся, протянул дяде Гасыму правую руку и громко сказал:
    - Братец Гасым, дай мне руку!
    Ничего не понимая, дядя Гасым уставился на Молла-Джафара.
    - Дай, говорю, руку, братец Гасым!
    Медленно, как бы чего-то боясь, дядя Гасым протянул руку Молла-Джафару.
    - Братец Гасым, дай-ка я поженю тебя!
    Дядя Гасым ничего не ответил, только помотал головой.
    - Братец Гасым, давай возьмем Парнису тебе в жены бра-ком сийга. И не мотай головой! Сам говоришь, что не можешь справиться с женой. Вот таким образом можно справиться с женой! Ей-богу, я поженю тебя на Парнисе. Правда, она не пер-вой молодости, зато икры потолще соснового бревна!
    Вначале дядя Гасым не решался, но потом согласился. Мол-ла-Джафар послал маленькую дочку за Парнисой, прочитал молитву о браке сийга и решил, что дядя Гасым сегодня же посадит свою новую жену на осла и повезет к себе домой. По-размыслив немного, дядя Гасым согласился и на это.
    Дядя Гасым сел на осла, посадил сзади Парнису и отпра-вился в обратный путь. К вечеру он уже доехал до своего селе-ния. Его сын Пирверди стоял на околице и смотрел на дорогу, ожидая свою тетю, которая должна была привезти ему драч-ливого петушка. Завидев отца еще издали, Пирверди радостно побежал ему навстречу и, приняв женщину, сидевшую позади отца, за тетю Зибейду, схватил ее за чадру.
    - Тебя Зибейда, привезла мне петушка?
    Парниса с удивлением повернула лицо к мальчику. Увидев вместо тети Зибейды незнакомую женщину, Пирверди вытаращил глаза и стал растерянно оглядывать ее, а потом бросился на землю и громко заревел...
    * * *
    Я уже кончал этот рассказ, когда вошел мой друг Мозалан и предложил пойти полюбоваться потасовкой жен дяди Гасыма. Из-за этого я не успел закончить рассказ и остановился на этом месте...

PIRVERDININ XORUZU
Qasim aminin ovryati Hyalimya xala chyoryak yapirdi.
Hyar dyafya chyoryak pishiryan vaxt Hyalimya xala iki, ya byalkya uch ovryat
qonshularindan ozyunya myadyadchi chaqirardi vya qahdan bir Tyazyakyanddyan
bacisi Zibeydyayya dya xyabyar veryardi ki, qyalib ona kyomyak elyasin.
Bu dyafya on put unun chyoryayi qyaryak yapilaydi vya Zibeydyanin myadya-
dya qyalmyayi, albyattya, lazim oldu. Hyalimya xala uzyunyu arinya tutub dedi:
– A kishi, durma, min ulaqi, qet Zibeydyani qyati.
Myalumdu ki, chyoryak pishyan qyunlyar ushaqlar vya itlyar uchyun bayramdir.
Itlyar uchyun syabyabi vazehdir*, o ki qaldi ushaqlar, onlarin da myaktyabya qe-
dyanlyari iki-yuch qyun evdya qalib quya ushaq saxlayirlar. Qiz ushaqlari da
myadyadchi ovryatlyarin ushaqlari ilya “qyacyamya dash”, “beshdash” oynayirlar.
Qasim ami dyasmalinin ichinya bir nechya chyoryak qoyub baqladi belinya
vya istyayirdi ulaqi minya, on uch yashinda oqlu Pirverdi yapishdi eshshyayin
quyruqundan vya dedi:
– Vallah, dyadya qoymayacaqam qedyasyan!
Qasim ami oqlunun uzyunya baxmayib ulaqi mindi vya chyunki qyordyu
ki, ulaq tyarpyashmir, uzyunyu oqluna tyaryaf chyondyarib sorushdu:
– Bala, niyya qoymursan qedyam?
Pirverdi cavab verdi:
– Hyayya Zibeydya xalama desyan ki, myanya bir xoruz qyatirsin, onda
qoyaram; yoxsa, vallah, qoymaram.
Qasim ami “yaxshi” – deyib, hyar iki ayaqlari ilya ulaqin qarnindan
dyurtmyalyadi ki, yola dyushsyun, amma heyvan yerindyan hyaryakyat etmyadi;
chyunki Pirverdi byark-byark yapishmishdi ulaqin quyruqundan. Qasim ami
yuzyunyu oqluna tyaryaf chyondyarib and ichdi:
– Oqlum, canin uchyun xalava deyyaryam syanya bir yaxshi charxi xoruz
qyatirsin. Di izn ver qedim.
_______________
* Aydindir

Pirverdi quyruqu alindyan otyurdyu.
Iki saat yol qedib Qasim ami yetishdi Tyazyakyandya vya istyayirdi baca-
naqi Kyarbyalayi Myahyammyadin evinya yaviqlasha, kyohnya dostu
Tyazyakyandin prixod mollasi Axund Molla Cyafyarya rast qyaldi vya ulaqdan
yendi. Molla ilya qyoryushyub vya kyandya nyadyan otryu qyalmyayini deyib, Qasim
yami istyadi ulaqi syurya, amma Molla Cyafyar alindyaki chilinqi ilya ulaqin
bashini oz evinya tyaryaf qaytarib, yapishdi Qasim kishinin yaxasindan ki,
qyaryak bizya qedib, myanya qonaq olasan.
Vaqeyan Qasim ami chox adyabli vya syoz eshidyandi; dostunun tyaklifini
qyabul edib uz qoydu Molla Cyafyarin evinya.
Molla Cyafyar Qasim amini evinya aparib qayqanaqa qonaq elyadi.
Chyoryak ortaliqdan qyotyuryulyandyan sonra molla, qonaqa bu syozlyari bashladi
demyayya:
– Qasim amoqlu, myan syanin ishlyarinya lap myayattyalyam. Kishi, havanin
belya shiddyatli istisindya arvadin syozyunya baxib dyord aqac yolu qyalibsyan ki,
nya var-nya yox – ovryatim chyoryak yapir. Qyaryak dyushyasyan bu kyand myanim
o kyand syanin, arvadin nya qyadyar qohum-qardashi, cicisi, bacisi, xalasi,
bibisi, nyaticyasi var – hamisini dashiyib tyokyasyan Danabash kyandinya? Kishi,
syan sheytan fyalyasisyan myaqyar?
Qasim ami bashini ashaqi ayib, barmaqlari ilya xalchanin iplyarini o
tyaryafya-bu tyaryafya tumarlaya-tumarlaya Molla Cyafyarya belya cavab verdi:
– Axund Molla Cyafyar, yaxshi fyarmayish buyurursan; ancaq, vallah,
arvadin ohdyasindyan qyalya bilmiryam. Deyiryam axi, uzdyaniraq, nya bilim
nyayin qizi, on put unun xyamirini chyoryak yapmaq nya elya bir chyatin ishdi ki,
qyaryak bacin da kyomyayya qyalya? Elya ha deyiryam, basha qyalmir. Deyiryam
canin chixsin, bir qyun dya artiq ishlya; daha neynim, syozyumya baxmir.
– Ax, vay qyunyunya Qasim amoqlu, – Molla Cyafyar deyir.
Bir qyadyar kechyandyan sonra Molla Cyafyar dik qalxib dizlyari ustya, saq
yalini uzatdi Qasim amiyya vya uca syaslya dedi:
– Qasim amoqlu, alini myanya ver.
Qasim ami bashini mollaya tyaryaf qalxizdi vya bir shey basha dyushmyadi.
– Qasim amoqlu, alini ver myanya.
Qasim ami yavashca, quya qorxa-qorxa alini uzatdi Molla Cyafyarya.
– Qasim amoqlu, qoy syani evlyandirim.
Qasim ami ancaq bashini buladi, amma bir syoz demyadi.
– Qasim amoqlu, qoy Pyarinisyani syanya siqya eliyim. Hech bashini
tovlama. Deyirsyan arvadin ohdyasindyan qyalya bilmiryam. Bax, arvadin
yohdyasindyan belya qyalyarlyar. Vallah, Pyarinisyani alacaqam syanya. Hyarchyand
yashi bir az artiqdi, amma topuqlari sham tirindyan yoqundur.
Avvyal Qasim ami bir qyadyar chyam-xyam elyadi; amma axirda razi
oldu. Molla Cyafyar balaca qizini qyondyardi Pyarinisyani qyatirtdi, siqyani
oxudu vya qyarar qoydu ki, elya bu qyun Qasim ami tyazya ovryatini mindirsin
haman ulaqa vya aparsin evinya. Qasim ami qenya bir az chyam-xyam
elyayyandyan sonra, buna da razi oldu.
Qasim ami ulaqi minib vya Pyarinisyani tyarkinya alib dyuzyaldi yola vya
sham vaxti yaviqlashdi kyandinya. Oqlu Pirverdi kyandin kyanarinda durub
qyozyunyu dikmishdi yola vya qyozlyayirdi ki, xalasi ona charxi xoruz qyatirya-
cyak. Uzaqdan atasini qyoryub sevincyak qachdi vya Qasim aminin tyarkin-
dyaki ovryati, xalasi Zibeydya hesab edib, atila-atila qachdi ovryatin yanina
vya charshovunun ucundan yapishib dedi:
– Zibeydya xala, myanya xoruz qyatirdin?
Pyarinisya tyayaccyublya uzyunyu chyondyardi oqlana tyaryaf. Pirverdi xalasi
yavyazinya yad ovryati qyoryub qyozlyarini byaryaltdi vya bir qyadyar ovryatya mat-
mat baxandan sonra zirinpani bashlayib ozyunyu chirpdi yerya…
Az qalmishdi ki, hyamin hekayyani tamam edyam, yoldashim Mozalan
qyalib dedi ki, dur ayaqa qedyak Qasim aminin ovryatlyarinin dava-myarya-
kyasinya tamasha edyak. Bu syabyabdyan naqilimi tamam edya bilmyayib bu-
rada qaldim.

    Посевной доктор
    Джалил Мамедгулузаде
    Посевной доктор
    Года два тому назад я ездил в деревню Пир-Саггыз в гости к Гасан-беку. Был последний месяц весны. Дни стояли погожие, от частых дождей трава поднялась выше колен. Хорошо взошли и хлеба. Но самое большое счастье заключалось в том, что вок-руг деревни Пир-Саггыз не было обнаружено никаких следов саранчи.
    Однако, как известно, земледельца вечно преследуют какие-нибудь невзгоды и очень редко бывает так, чтобы его хозяйству не угрожало то или иное бедствие.
    Гостил я у Гасан-бека недели две и там услышал о том, что в этом году с посевом зерновых неладно. Дело было в том, что совершенно здоровые колосья вдруг ни с того, ни с сего лома-лись и падали на землю. Крестьяне рассказывали, что колосья, прочно возвышавшиеся вечером на своем стебле, к утру, точно подрезанные ножницами, валяются на земле. И самое удивитель-ное было в том, что на полях не было никаких признаков ни саранчи, ни других вредителей. Не могло быть речи и о полевых мышах, потому что в деревне Пир-Саггыз земли орошаются водой из кягризов, а на таких землях, как всем известно, поле-вые мыши не водятся (тонут в воде).
    Об этом бедствии крестьяне сообщили в город, и вот на дру-гой день после моего приезда было получено сообщение, что сюда едет ученый агроном, или "посевной доктор", как его на-зывали крестьяне.
    Принять доктора было негде, поэтому было решено, что он будет устроен у Гасан-бека.
    Доктор, рыжебородый мужчина, приехал в автомобиле с двумя уездными работниками и остановился у Гасан-бека. По-знакомившись с нами, приехавшие после легкого завтрака по-ехали вместе с крестьянами осматривать посевы.
    Гасан-бек занялся приготовлениями к обеду. Прежде всего зарезали барана, но я не заметил, откуда и кто его приволок. Затем послали человека в соседнюю армянскую деревню за ви-ном. Наблюдая со стороны за этими приготовлениями, я в душе одобрял эти хлопоты. По той причине, что никакую заботу о людях науки нельзя считать лишней, особенно когда речь идет о науке, приносящей пользу сельскому населению.
    Прошло немногим более двух часов, а на веранде Гасан-бека гостей ожидал уже накрытый обеденный стол.
    Издали донесся гудок автомобиля, и мы поняли, что гости едут. Через несколько минут "безлошадная арба" сказочным драконом -"аждахой" - ворвалась во двор.
    "Посевной доктор" стоял в автомобиле во весь рост и, вытя-нув руки к нам, кричал ура.
    Приехавшие живо повысыпали из автомобиля и подошли к нам. Во дворе начали собираться крестьяне. Держа в руке что-то завернутое в бумагу, "посевной доктор" кричал:
    - Спирт!.. Спирт!..
    Подойдя ближе, мы разглядели завернутую в бумагу божью тварь, похожую немного на скорпиона, немного на сороконож-ку, немного на рака и немного на крупную стрекозу, но отлич-ную от них всех.
    Спирта в доме Гасан-бека не оказалось, и ни в каком другом доме его тем более не могло быть. Поэтому вместо спирта док-тор налил в стакан немного водки, которую привезли к обеду из армянского села, и бросил туда принесенное с поля насекомое. Бедная божья тварь, недолго побарахтавшись, опрокинулась на спину, лапками кверху и, уже безжизненная, начала плавать в водке.
    Согласно определению "посевного доктора", это и был тот самый вредитель, который подрезал стебли колосьев, обрекая их на гибель.
    Ах, ты злодеево семя!..
    Все были голодны, особенно те, что вернулись с поля. Пода-ли обед, и Гасан-бек, подняв бокал с видом, предложил тост за здоровье доктора.
    После Гасан-бека произнес тост один из уездных работников и выпил за здоровье мужей науки и за их знания. Все мы тоже выпили. Затем встал с места "посевной доктор" и, подняв высоко стакан с насекомым, сказал несколько слов о животном мире, из области зоологии. Он разделил всех животных на отделы, потом на подотделы. Рассказал раньше о млекопитающих, потом о птицах, затем, вскользь упомянув об органической природе, пе-решел к миру насекомых, всяких жуков, червяков и прочих. Ука-зав на плавающее в водке насекомое, он принялся описывать строение его туловища:
    - Вот смотрите, господа. Туловище этого насекомого состо-ит, как и у паука, из двух частей. Большей частью оно обитает в посевах зерновых. На головке имеет шесть пар рогов, шесть пар ртов и пять пар передних конечностей. Брюшко у него про-долговатое с очень маленькими и слабыми задними конеч-ностями.
    После этого говорил он о скорлупе, об органах чувств, о дыхательных и пищеварительных органах насекомого. Затем он дотронулся соломинкой до ротового отверстия насекомого и объяснил, что это зловредное существо - самый лютый враг зерновых после саранчи.
    Окончив разъяснения, доктор накрыл стакан и крепко пере-вязал его; потом, выйдя из-за стола, осторожно поставил стакан на подоконник и заявил, что повезет это редкостное насекомое в центр, доставит в агротехническую лабораторию и организует необходимую борьбу с этим опасным вредителем.
    Считаю нужным заметить, что, произнося свою речь, лекарь подносил стакан с насекомым то к Гасан-беку, то ко мне, то к уездным работникам, а насекомое, перевернувшись в водке вверх лапками, продолжало себе плавать.
    Наша обеденная трапеза привлекла всех крестьян села. Одни из них молча слушали наши разговоры, а некоторые просто смеялись, только я не понял, что мог означать этот откровен-ный смех.
    Что касается меня, то я чувствовал себя великолепно. А по-чему бы и нет? Шашлык в доме Гасан-бека был приготовлен от-менно, а тут еще красное каракендское вино. Что же до этого злосчастного жучка, который поедает хлеба беззащитных и доб-рых крестьян и сейчас плавает в водке, то, разумеется, уничто-жение его относится к числу самых благих из всех благих дел на свете. Но будет ли какая-нибудь польза этому священному делу от нашей трапезы это ведомо одному лишь великому и все-знающему создателю. Одним словом, чем бы все это ни кончи-лось, пока что в наличии мы имеем на столе шашлык из свежей баранины и красное натуральное вино.
    Это все относится лично к моему настроению, а что пережи-вали мои сотрапезники, до этого мне нет дела.
    Автомобиль остановился перед верандой и оглушительно за-гудел. "Посевной доктор" встал и начал готовиться к отъезду.
    - До свидания! Счастливо оставаться! Будьте здоровы! Жи-вите долго! До свидания! Спасибо!..
    Громко гудя, автомобиль вырвался на улицу и скрылся с глаз.
    Тут вдруг поднялись на веранде крики:
    - Лекарь забыл насекомое! Насекомое осталось! Скорее за автомобилем! Бегите! Догоните! Насекомое осталось!..
    Значит, не успел автомобиль выехать со двора, как тут же обнаружилось, что стакан с плавающим в нем вверх лапками жучком-вредителем остался на подоконнике.
    Двое парней вскочили на лошадей и помчались вслед за ав-томобилем. Но пусть умрет мать того, кто изобрел автомобиль, если всадник в состоянии догнать его!
    Будь то Гасан-бек, или я, или крестьяне и сельские работ-ники, все мы должны были верить и на самом деле верили, что где бы в пути ни спохватился "посевной доктор", специалист-зоолог, так бережно опустивший вредителя посевов в стакан с водкой, и вспомнил о забытом на подоконнике стакане, он тут же велит повернуть автомобиль и ехать обратно, или же на ху-дой конец обязательно пошлет человека.
    Я прожил в деревне Пир-Саггыз у Гасан-бека еще трина-дцать дней. И все эти дни редкий и ценный научный экземпляр "посевного доктора" продолжал плавать с задранными вверх лапками в стакане с водкой на веранде Гасан-бека.
    В прошлом году Гасан-бек сам приезжал в Баку и гостил у нас. Он рассказывал, что прошел месяц-другой и жучок-вре-дитель начал постепенно разлагаться в водке.
    В конце концов Гасан-бек решил выбросить насекомое вместе со стаканом.
    Так и сделал.

TAXIL HYAKIMI
Iki il bundan qabaq Pirsaqqiz kyandinya, Hyasyanbyayqilya qonaq qet-
mishdim. Yazin axir ayi idi. Havalar qyozyal kechirdi, tez-tez yaqish yaqirdi
vya qyoy ot dizdyan yuxari qalxmishdi. Taxillar da chox yaxshi idi. Vya hami-
sindan da xoshbyaxtlik bu idi ki, Pirsaqqiz kyandinin atrafinda chyayirtkya
qyorsyanmirdi.
Amma, – necya ki myalumdur, – akinchi hyamishya bashibyalali olur vya az-
az ittifaq dyushyur ki, onun akin-tikininya bir yandan bir afyat vya bir byala
toxunmaya.
Myan Hyasyanbyayqildya iki hyaftya qonaq qaldim vya orada eshitdim ki, bu
il taxilin bashinda bir anqyal var; belya ki, taxilin syunbyullyari ayaq ustya
durduqu yerdya bilmirsyan nyadyansya qirilib dyushyur yerya vya akinchilyar nya
qyadyar bu ishya diqqyat yetirirlyarsya, bunun sirrini vya syabyabini duya bilmir-
lyar. Akinchilyar ryavayyat edirlyar ki, taxilin syunbyullyari o yerdya ki, bu qyun
salamatca durub hazirlashirlar bir-iki hyaftyayya saralib bichilmyali olsunlar,
syahyar qedib qyoryursyan ki, bicharya taxilin baldirini quya qaychi ilya kyasiblyar.
Vya tyayaccyub dya burasidir ki, zyamilyardya nya chyayirtkya qyorsyanirdi, nya qeyri
bir qurt-qush. Sichanin da syohbyati ola bilmyazdi; chyunki Pirsaqqiz kyandinin
yakinlyari suvarilan akinlyardir, onunchun da bu cyur akinlyarya sichanlar
asanliqla yaviq dyushya bilmirlyar (boqulurlar).
***
Bu ahvalati kyandlilyar shyahyarya xyabyar vermishdilyar vya myan kyandya
yetishyan qyunyun sabahisi qyunyu dedilyar ki, taxil hyakimi qyalir.
Vya chyunki hyakimi rahat elyamyak uchyun kyanddya elya bir myuvafiq myanzil
yox idi, onunchyun taxil hyakimi Hyasyanbyayqilya dyushmyali oldu.
_______________
* Kechmishdya Bakida olan bazarlardan birinin adi

Hyakim sarisachli vya sarisaqqal bir kishi idi ki, avtomobildya iki nyafyar
qeyri qulluqchu ilya qyalib dyushdyulyar vya ev sahibi ilya vya myanlya tanish ol-
dular vya bir myuxtyasyar chay-chyoryakdyan sonra kyandlilyari dya qyotyuryub qet-
dilyar akinlyarya baxmaqa.
Onlar qetdilyar vya Hyasyanbyay myashqul oldu qonaqlara chyoryak hazir-
lamaqa. Avvyalyan bir erkyak kyasdilyar. Amma myan qyormyadim bu heyvani
haradan qyatirdilyar vya kim qyatirdi. Sonra myalum oldu ki, qonshuluqda
olan ermyani kyandinya adam qedib shyarab da qyatirsin. Myan dya kyanardan
durub baxirdim vya hyakimin yolunda chyakilyan bu zyahmyatlyari uryakdyan
chox da tyasdiq edirdim vya chox da xoshlayirdim. O syabyabya ki, elm vya bilik
sahibinin yolunda chyakilyan zyahmyatlyar hyamishya vacib vya myustyahyaqdir*;
***susyan elya bir alim ola ki, onun elm vya biliyindyan kyand camaati
myanfyayatbyardar ola bilya.
* * *
Iki saat vya bir qyadyar dya artiq kechyandyan sonra Hyasyanbyayin balko-
nunda achilan nahar stolu aziz qonaqlari qyozlyayirdi.
Avtomobilin syasini uzaqdan eshitdik vya bildik ki, qonaqlar qyalirlyar.
Bir nechya dyaqiqyadyan sonra atsiz araba ajdaha kimi ozyunyu soxdu hyayyatya.
Taxil hyakimi avtomobilin ichindya ayaq ustya durmushdu vya allyarini bizya
tyaryaf tutub “Urra! Urra!” deyya-deyya qishqirirdi. Miniklyar sevincyak oz-
lyarini saldilar yerya vya qyaldilyar yanimiza. Kyandlilyar dya bashladilar hyayya-
tya cyam olmaqa. Hyakim alindya kaqiz byukyulmyush bir shey tutub “spirt,
spirt” deyirdi. Yaviq qyalib qyordyuk ki, kaqizin ichindyaki Allahin bir hey-
vanidir, bir az aqryabya oxshayir, bir az qirxayaqa oxshayir, bir az da da-
nadishiyya oxshayir, bir az da astaqoza oxshayir; ancaq bunlarin hech biri
deyil.
Hyasyanbyayin evindya spirt tapilmadi. Kyanddya qeyri yerdya ola bil-
myazdi. Vya hyakim spirt avyazinya bir styakana bir az araq tyokdyu ki, ermyani
kyandindyan bu qyun ichmyak uchyun qyatirmishdilyar vya kaqizin ichindyaki byocyayi
saldi araqin ichinya. Yaziq heyvan bir qyadyar araqin ichindya chapalayandan
sonra arxasi ustya dyushdyu, qilchalarini yuxari qalxizdi vya dyaxi cansiz vya
hyaryakyatsiz bashladi araqin ichindya uzmyayya.
_______________
* Layiqli, yerindyadir
* * *
Hyakimin byayanatina qyorya, taxil chyoplyarini qirib yerya tyokyan hyamin
bu qurt imish.
Ay zalim oqlu!!!
Hami acmishdi; ***susyan chyoldyan qyalyanlyar. Chyoryayi qyatirdilyar vya Hya-
syanbyay qabaqca shyarab istyakanini qalxizib hyakimin saqliqina ichdi. Hya-
syanbyaydyan sonra qulluqchularin biri dya nitq bashladi vya elm vya bilik ar-
babinin saqliqina ichdi vya biz dya hamimiz ichdik. Sonra hyakim durdu
ayaqa vya qurtu ichinya saldiqi istyakani yuxari qalxizib, elmi-heyvanatdan
bir nechya syoz syoylyadi. Sonra heyvanlari avvyal shyobyalyarya qismyat elyadi, shyo-
byalyari siniflyarya qismyat elyadi. Avvyal myamyali heyvanlardan danishdi,
sonra qushlardan danishdi, dyordyuncyu sinifdya iki hyayatlilardan danishdi,
sonra myafsyalli heyvanlardan da bir az myalumat verib kechdi qurtlarin vya
byocyaklyarin shyobyasinya vya araqin ichindyaki qurtu nishan verib, bashladi onun
vyucudunun yapilishindan shyarh vermyayya.
– Aqalar, bir baxin. Bu heyvanin vyucudu oryumchyak kimi iki qisim-
dyan myutyashyakkildir. Aksyariyyyan taxillarin ichindya yashayir. Bashla kyokyus
yuzyarindya alti cyut buynuzlari, alti cyut aqiz aqsami vya besh cyut bacaq
vardir. Qarni uzun vya uzyarindyaki bacaqlar qayyat ufaq vya zyaifdir.
Qurdun qabiqindan, hiss cihazlarindan, yemyak cihazlarindan, tya-
nyaffyus cihazlarindan da danishandan sonra qurdun aqzina bir chyop uzatdi
vya bu myardyumazar heyvani chyayirtkyadyan sonra taxilin an qyaddar dyush-
myanlyari cyarqyasindya qoydu. Vya byayanatini tamam edyandyan sonra shyu-
shyanin aqzini byark baqladi vya durdu syaliqya ilya vya ehtiyatla shyushyani qoydu
yaviqdaki taxchaya vya myalum etdi ki, onun qyasdi bu nadiryul-vyucud
heyani myarkyazya aparmaq vya orada onu akin fyanni laboratoriyasina ni-
shan vermyak vya onunla lazimi myubarizyanin tyashkili yolunda chalishmaqdir.
Bunu da lazim biliryam qeyd edyam ki, hyakim nitqini syoylyayyan
zaman alindyaki heyvani qah Hyasyanbyayin qabaqina tuturdu, qah da
myanim qabaqima tuturdu vya qah qulluqchularin qabaqina tuturdu. Vya
shyushyanin ichindyaki heyvanin cyamdyayi araqin ichindya arxasi ustya vya qil-
chalari yuxari uzmyakdya idi.
* * *
Bizim bu ziyafyat myaclisimizin atrafinda kyandlilyar dolushub tamasha
edirdilyar. Onlarin byazisi dinmyaz-syoylyamyaz qulaq asirdi; amma bir
nechyasi qyulyurdyulyar. Ancaq myan bircya sheyi basha dyushmyadim ki, aya, on-
larin bu zahiri qyulmyaklyari uryaklyarinin shadliqinin alamyati idi, ya qeyri
bir sheyin, qeyri bir hissin alamti idi. O ki, myanim ozyumya qyaldikdya,
doqrusu, myanim ahvalim chox xosh idi. Nya eybi var? Hyasyanbyayin evindya
kababi doqrudan da yaxshi pishirmishlyar; bir suryatdya ki, Qarakyand shyarabi
da burada myuhyayya idi. Qaldi ki, bu evi xaraba byocyakdi-nyadi, – ki bu
saat araqin ichindya mayallaq ashir vya dilsiz-aqizsiz akinchilyarin chyoryayini
zay edir, – albyattya, bunlari bir vasitya ilya qirib yox elyamyak savab ishlyarin
yan savabidir. Ancaq indiki ziyafyat myaclisindyan bu myuqyaddyas nyaticya
hasil ola bilyacyakmi, ya olmayacaq, bunu da bircya misal vya manyandi
olmayan hyaqqi-tyabaryak vya taala bilya bilyar vya ***laseyi-kyalam, nyaticyadya
nya olacaq olsun, indi bu saat stolun ustyundyaki erkyak atin kababi vya
Qarakyand shyarabi – hyalya ki, aldya nyaqd qazanc bunlardir.
Bu myanim oz ahvalim.
Qalan ziyafyat yoldashlarim bu saat nya hiss edirdilyar, onunla ishim
yoxdur.
* * *
Avtomobil nyarya tyapya-tyapya qyaldi durdu balkonun qabaqinda. Taxil
hyakimi durdu ayaqa vya bashladi yola hazirlanmaqa.
– Xudahafiz. Salamat qaliniz.
– Saq olunuz.
– Allah omyur versin.
– Salamat qaliniz.
– Xudahafiz.
– Xudanasir…
Avtomobil nyarya tyapya-tyapya hyayyatdyan qachdi kyuchyayya vya yox oldu.
Amma burada, Hyasyanbyayin balkonunda bir qishqiriq dyushdyu:
– A qyadya! A qyadya! Hyakimin qurtu qaldi!.. Taxil qurtu qaldi!.. A
qyadya! Ay haray, qachin hyakimin daliyca!.. Qachin aftamabilin daliyca!..
Demyak, avtomobil hyayyatdyan chixan kimi baxib qyordyuk ki, taxil qur-
tunun shyushyasi, qurt da ichindya uzya-yuzya, yaddan chixib, qalib haman bal-
konun taxchasinda.
Iki nyafyar cavan sichradi atin ustyunya vya chapdilar avtomobilin daliyca.
Amma avtomobil icad edyanin anasi olsyun ki, atli onu qovalayib tuta
bilya.
Xah Hyasyanbyay, xah myan ozyum vya xah kyand camaati vya qeyri
qulluqchular qyaryak bu etiqadda olaydiq vya hyaqiqyatdya dya bu etiqadda var
idik ki, taxil qurtunu araq shyushyasindya saxlayan vya onun qyadrini bilyan
taxil hyakimi vya heyvanat myutyaxyassisi yolun hansi bir yerindya shyushyanin
burada yaddan chixib qalmaqi yadina dyushsya, haman yerdyan avtomobili
qyaryak qeri qaytara, ya hech olmasa adam qyondyarya.
* * *
Myan ondan sonra uch qyun dya qaldim Pirsaqqiz kyandindya, Hyasyan-
byayqildya. Vya hyakimin haman aziz vya nadiryul-vyucud heyvani Hyasyan-
byayin balkonunun taxchasinda, araq shyushyasinin ichindya kyallya mayallaq
yuzmyakdya idi.
* * *
Kechyan il Hyasyanbyay ozyu Bakiya bizya qonaq qyalmishdi vya ryavayyat
edirdi ki, bir-iki ayin ichindya haman taxil qurtu araqin ichindya bashladi
xarab olmaqa vya daqilmaqa. Vya axirda Hyasyanbyay myacbur olub haman
shyushyani ichindyaki araqi ilya vya qurtu ilya qyotyuryub tullasin chyolya vya belya dya
elyayir.

    Почтовый ящик
    Джалил Мамедгулузаде
    ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК
    Было двенадцатое ноября. Холода уже наступили, но снег еще не выпал.
    Последний раз осмотрев больную жену Велихана, врач зая-вил, что здоровье ее окрепло и через неделю можно ехать.
    Хан, у которого были срочные дела в Эривани, очень спе-шил. Кроме того, он боялся, как бы наступившие холода не задержали переезда больной.
    Хан взял перо и написал в Эривань своему другу Джафар-аге коротенькое письмо:
    "Милый мой! Я собираюсь через неделю выехать с семьей в Эривань. Везу больную жену, поэтому очень и очень прошу тебя - загляни в мою квартиру, прикажи проветрить комнаты, разостлать ковры и протопить печи. Ответ сообщи по телеграфу. Все твои поручения я выполнил. До скорого свидания!
    Твой друг Велихан".
    Хан вложил письмо в конверт, наклеил марку, надписал адрес и хотел было позвать слугу, чтобы тот отнес письмо на почту, но вспомнил, что отправил слугу по другому делу.
    В этот момент постучали в ворота; хан вышел во двор и увидел крестьянина Новрузали из селения Иткапан.
    Новрузали частенько навещал хана, и не было случая, чтобы не привозил с собой каких-нибудь продуктов: муку, домаш-нюю лапшу, мед, масло. И на этот раз он явился не с пустыми руками.
    Увидев хана, он приставил палку к стене и стал открывать вторую половину ворот. Затем, покрикивая: "Чош, чош!" - ввел во двор нагруженного ослика и стал снимать с него мешки и пищавших цыплят.
    Поставив мешки у стены, он поднял глаза на хана и низким поклоном приветствовал его.
    - Послушай, Новрузали, ну зачем ты беспокоился? - ска-зал хан, отвечая на приветствие.
    - Что ты, хан! Какое же это беспокойство? Я твой слуга до самой смерти, ответил тот, стряхивая с себя пыль.
    "Не поручить ли Новрузали отнести письмо на почту?" - подумал хан.
    Был уже полдень, и почту должны  были скоро отправить.
    - Новрузали, ты знаешь, где почта? - спросил хан.
    - Откуда мне, мужику, знать про пошт, хан? - ответил. Новрузали.
    - Ну тогда, может, знаешь, где помещается управление на-чальника?
    - Знаю, хан, как не знать. Еще на прошлой неделе я приезжал к начальнику с жалобой на старшину. Клянусь твоей головой, хан, сильно притесняет нас старшина... И то сказать, человек он пришлый, недолюбливает нас. На прошлой неделе пропало у меня двое телят, я и пошел...
    - Погоди, об этом после расскажешь, а сейчас слушай, что я тебе скажу. Как раз напротив управления начальника стоит большой дом, у дверей этого дома, на стене, висит ящик. Это- почтовый ящик; у него маленькая, длинная крышка... Так вот, беги туда с этим письмом, подними крышку, опусти письмо в; ящик и быстренько возвращайся.
    Новрузали робко взял обеими руками письмо, оглядел его, поднял глаза на хана, затем, отойдя к стене, наклонился, соби-раясь положить письмо на землю.
    - Не клади туда, - крикнул хан, - запачкаешь! Беги ско-рей, опусти в ящик и возвращайся.
    - Дорогой хан, позволь только повесить на голову осла мешок с овсом. Ведь какой путь он прошел, устал, проголо-дался.
    - Нет, нет! Ничего с твоим ослом не случится! Письмо за-поздает... После успеешь покормить.
    - Тогда позволь хоть привязать его за ногу, а то он обгры-зет кору на деревьях.
    - Нет, нет, после. Сейчас беги! Скорее опусти письмо!.. Новрузали бережно положил письмо за пазуху.
    - Хан, - сказал он, - цыплята связаны. Позволь развязать их и накормить. Корм я прихватил с собой.
    И он полез в карман за кормом, но хан остановил его:
    - Брось, брось все это, скорее беги с письмом... Новрузали взял палку и вприпрыжку, как ребенок, побежал к воротам. Вдруг, вспомнив что-то, он остановился и обернулся
    к хану.
    - Ой, хан, милый! Там в платке яйца, следи за ослом, а то
    ляжет и раздавит их.
    Хан начал терять терпение.
    - Будет тебе болтать!.. Беги, не то опоздаешь! Новрузали побежал.
    - Новрузали! - крикнул хан ему вслед. - Смотри, никому не отдавай и не показывай письма, опусти в ящик и живо воз-вращайся.
    - Что я, ребенок, что ли,- ответил на ходу Новрузали,- за кого ты меня принимаешь? Сам начальник не отнимет у меня письма! - и скрылся за углом.
    Хан вернулся в комнату.
    - Ну, свет моих очей, готовься к отъезду, - ласково сказал он жене. - Я написал в Эривань, чтобы квартиру привели в порядок. Благодарение аллаху, здоровье у тебя улучшилось... Наконец-то можем ехать. И врач находит, что перемена кли-мата поможет тебе.
    Пока хан беседовал с женой о поездке, вернулся слуга и доложил:
    - Хан, там чей-то осел и мешки.
    - Убери мешки. Это привез нам Новрузали из Иткапана,- ответил хан.
    Слуга отнес цыплят и яйца на кухню, а осла отвел в ко-нюшню. Затем развязал мешок, взял щепотку муки и принес показать хану.
    - Хорошая, хан, мука, белая... Тот посмотрел на муку и велел подавать обед. Только после обеда, который длился два часа, Великан вспом-нил о Новрузали. Он позвал слугу. Оказалось, что Новрузали <
    еще не возвращался.
    Хан удивился, но решил, что Новрузали, очевидно, опустил письмо и отправился на базар купить хлеба и поесть, или сде-лать покупки для дома.
    Прошел еще час. Новрузали все не было.
    Тогда хан послал слугу на почту узнать, куда запропастил-ся Новрузали. Не прошло и получаса, как тот возвратился и сообщил, что Новрузали нигде не видно.
    Хан вышел на террасу и закурил папиросу.
    "Должно быть, беда с Новрузали приключилась, иначе он бы не задержался так долго", - думал хан, прохаживаясь.
    В это время во двор вошел полицейский.
    - Пристав просит вас пожаловать к нему и поручиться за вашего крестьянина, не то его отправят в тюрьму, - сказал он
    хану.
    Это сообщение ошеломило хана. Минуту он молча смотрел на полицейского, не зная, что сказать.
    - Этот крестьянин - безобиднейший человек, - проговорил наконец хан. - За что его арестовали?
    _ Я ничего не знаю, - ответил полицейский. - Пожалуйте в управление, там вам объяснят.
    Быстро одевшись и ничего не сказав жене, чтобы зря ее не волновать, хан отправился в полицейское управление. Проходя мимо помещения с арестованными, он заглянул в окно и среди других арестантов увидел беднягу Новрузали, который забился в угол и плакал, как ребенок, вытирая слезы полою чохи.
    Узнав от пристава подробности дела и поручившись за Нов-рузали, хан повел его к себе домой.
    Войдя во двор, Новрузали первым делом нацепил на голову осла мешок с овсом, затем присел у стены и принялся плакать. Хан прошел в комнату, закурил папиросу и, выйдя на террасу, позвал крестьянина.
    - Ну, Новрузали! Расскажи теперь, что с тобой приключи-лось. Это очень забавная история! О ней можно в книге напи-сать. Рассказывай подробно, от начала до конца!.. Ничего не пропускай. Начни с того, как ты ушел отсюда с письмом и как потом попал в полицию...
    Новрузали встал, подошел к хану и, вытирая слезы полон чохи, начал рассказывать:
    - Умоляю тебя, хан, прости меня, ради детей твоих! Я ни в чем не виноват. Я - бедный крестьянин. Откуда мне знать, что такое письмо, или ящик, или пошт? Молю тебя, пожалей, не губи. Если останусь жив, отблагодарю тебя за все. Согре-шил я, правда, но что же делать! Видно, уж такова воля алла-ха! До самой смерти буду твоим рабом...
    С этими словами он подошел к хану еще ближе и нагнулся, чтобы поцеловать его ногу.
    - Не огорчайся, Новрузали! Я ни в чем не упрекаю тебя. Да и что ты сделал мне дурного, чтобы я сердился на тебя?
    - Хан, умоляю тебя! Что я мог сделать еще хуже? Этот гяур, сын гяура, взял твое письмо, положил в карман и унес.
    - Какой гяур?
    - Да тот русский, сын гяура.
    - Куда же он унес письмо?
    - А в тот самый большой дом, что с ящиком на стене. Пря-мо в этот дом и вошел. Хан задумался.
    - А разве ты не опустил письмо в ящик?
    - Как не опустил! Только я опустил письмо, как появился вдруг этот гяур, каким-то образом открыл ящик, взял письмо и ушел.
    - А в ящике разве не было других писем?
    - Как не было! Было много писем, он все и забрал... Хан расхохотался.
    - Нет, Новрузали! Расскажи-ка все подробно, от начала до конца: как ты отнес письмо, как опустил его в ящик и как по-дрался с этим русским.
    - Дорогой хан! - начал Новрузали.- Взял я твое письмо и прямехонько отправился к канцелярии начальника. Нашел тот самый дом, о котором ты рассказывал. Подошел и поднял крышку ящика на стене. Хотел опустить письмо, но не решился. Взглянул на письмо, на ящик, задумался, - прогневить тебя страшно. Стою и не знаю: бросить письмо в ящик или нет. Запамятовал, как быть после того, как опущу письмо в ящик, вернуться обратно или стоять там. Подумал: если опустить письмо и дожидаться, то до каких же пор? Ведь сам ты видел, хан, что я оставил во дворе голодного осла, связанных цыплят, мешки с мукой. Они до сих пор еще там; позволь, хан, позвать слугу и перенести мешки в дом, а то пойдет дождь, намочит муку.
    - Оставь, Новрузали, без тебя все сделают. Рассказывай, что было дальше.
    - Не решился я опустить письмо. Закрыл крышку ящика, отошел, стою в стороне. Хотел было вернуться, переспросить тебя. Но, говоря по правде, испугался твоего гнева. Боялся, что ты подумаешь обо мне: "Экое животное этот Новрузали, какой ишак!" Ну, присел я на корточки у стены отдохнуть немного. Вдруг смотрю какой-то мальчик-армянин, вот та-кой, лет двенадцати-тринадцати, идет прямо к ящику, подни-мает крышку и бросает туда письмо, похожее на твое. Закрыл крышку и ушел. Сколько я ни звал этого бессовестного маль-чишку, сколько ни спрашивал, как же он оставляет письмо и уходит, он ничего не ответил... Не понял меня, что ли, даже не оглянулся. Не успел отойти мальчик, как быстро подбежала русская женщина, тоже опустила письмо и ушла. Тогда я осме-лел, думаю: видно, письма и должны остаться в ящике. И так расхрабрился, что, прочитав молитву, смело подошел к ящику, поднял крышку и опустил письмо. Повернулся, чтобы идти на-зад. Но в это время к ящику подошел какой-то русский. Сначала я подумал, что он тоже хочет опустить письмо, но, смотрю, не-ет! У плута совсем другие намерения: он запустил правую руку в ящик. Тут я смекнул, что каналья хочет утащить письма... Прости меня, хан, я надоедаю тебе болтовней... Прикажи слуге отпустить меня, уже поздно, не поспею к вечеру домой.
    - Да куда я отпущу тебя? Рассказывай дальше!
    - Хан, пусть мои сироты будут принесены в жертву ради твоего блага! Чтоб мне ни одного дня не прожить без тебя! Да... вижу, этот плут, не стесняясь, выгребает письма из ящика. Потом закрывает ящик и хочет улизнуть. Тут я подскочил к нему, схватил за руку и говорю: "Ты куда это, голубчик, та-щишь письма? Люди оставили их здесь не для того, чтобы ты уносил: сейчас же без всяких разговоров положи их на место, не то!.. Новрузали еще не умер, не позволит, чтобы ты украл письмо его господина. Нехорошо поступаешь. Зачем тянуться к чужому добру? Разве в вашем шариате воровство не считается грехом?.." Хан, прошу тебя! Отпусти меня, а то уже поздно, темнеет.
    - Да не спеши, успеешь. Рассказывай, что было дальше...
    - Да... на чем же я остановился? Да... Эй, эй! Держи, дер-жи! Осел переломает виноградники...
    Новрузали кинулся было к ослу, но хан удержал его.
    - Так на чем я остановился? Да... Как ни уговаривал я его, как ни просил, ни умолял, как ни уверял, что хан убьет меня, как ни требовал, чтобы он вернул хоть письмо хана, уперся, проклятый, ни за что не хочет отдавать... Вижу: решил он убе-жать с письмами. Гнев ударил мне в голову. Схватил я гяура за плечи и так грохнул о землю, что у него кровь изо рта пошла. Бросились на меня люди из канцелярии начальника, стали избивать, потом потащили в тюрьму. Чтоб мне погибнуть у твоих ног! Не миновать бы мне Сибири, если б ты не заступился. В тюрьме еще несколько арестованных сидело. Они, мне сказали, что я избил русского чиновника. Ну, а что мне было де-лать?! Суди сам, виноват ли я...
    Хан долго смеялся, долго и раскатисто хохотал.
    Было уже темно.
    Новрузали, голодный, кинул пустые мешки на голодного осла, и, погоняя его кизиловой палкой, поплелся обратно домой.
    На третий день хан получил из Эривани телеграмму: "Письмо получил. Квартира готова". Хан собрался и уехал в Эривань.
    Через полтора месяца Новрузали вызвали в суд и за оскорбление государственного чиновника при исполнении служебных обязанностей присудили к трем месяцам тюремного заключения. Своей вины Новрузали не признал. Прошел еще месяц, и это известие дошло до Эривани. Узнав о происшедшем, хан немного призадумался...

POCHT QUTUSU
Noyabr ayinin 12-ci qyunyu idi. Hava chox soyuq idi. Amma hyalya qar
yalamyati qyorsyanmirdi. Hyakim axirinci dyafya xanin naxosh ovryatini
yoluxub, cavab verdi ki, dyaxi naxoshun ahvali yaxshidir; belya ki, bir
hyaftyayyadyak syafyarya chixmaq myumkyun olar. Xan chox tyalyasirdi Iryavana
qetmyayya; chyunki xani orada chox vacib ishlyar qyozlyayirdi. Vya bir dya ki,
qorxurdu qar yaqa vya hava dyaxi dya soyuya vya naxosh uchyun yola chixmaq
qeyri myumkyun ola. Xan qyotyurdyu qyalyami, iryavanli dostu Cyafyar aqaya bu
myazmunda bir myuxtyasyar kaqiz yazdi:
______________
* Cir-cindir, kyohnya
“Azizim! Bir hyaftyayyadyak, umidvaram, Iryavana qyalim ovryat-ushaq
ilya. Artiq-artiq tyavyaqqe ediryam, buyurasan bizim otaqlara fyarsh salib,
yalbyattya-yalbyattya pechlyari yandirsinlar ki, otaqlarin havasi pishyazvyaqt*
tyamizlyansin vya isinsin, byalkya naxosh uchyun orada narahatchiliq uz
vermyasin. Bu kaqizin cavabini myanya teleqraf vasityasilya yetiryasyan. Syan
myanya dediyin ishlyarin hamisini yerbyayer elyamishyam. Xudahafiz!
Syanin xeyirxahin Vyali-xan. Fi 12 noyabr”.
Xan kaqizi byukdyu qoydu paketya, ustyunyu yazib vya markasini yapish-
dirib, istyadi nyokyari chaqirsin ki, aparib salsin pochta; amma tez xanin
yadina dyushdyu ki, nyokyari qyondyarib ozqya ishya. Bu heyndya qapi dyoyyuldyu.
Xan chixdi vya qyordyu ki, qapini dyoyyan xanin oz kyandlisi “Itqapan”
kyandinin ahli Noruzyalidi. Bu shyaxs chox vaxt xanin yanina qyalib-qedyar
vya hyar qyalyandya olmaz ki, undan, arishtyadyan, baldan, yaqdan qyatirmyasin.
Bu syafyar dya Noruzyali alibosh qyalmyamishdi; chyunki xani qyorcyak al aqacini
dayadi qapinin bucaqina vya bashladi qapinin o biri tayini achmaqa. Qa-
pini achib bir yyuklyu ulaqi syurdyu hyayyatya “chochi-chochi” deyya-deyya vya yyukyun
arasindan uch-dyord toyuq-cyucyani chiqirda-chiqirda yerya qoyub, yyukyu achib
dolu chuvallari saldi yerya vya xanin uzyunya baxib ikiqat ayilib salam
verdi. Xan salami alib dedi:
– A kishi, Noruzyali! Bu nya zyahmyatdi, chyakmisyan?
Noruzyali chuvallarin kyandirini acha-acha cavab verdi:
– Bu nya syozdyu, ay xan? Myan olyanya kimi syanya qulam…
Bu syozyu deyya-deyya Noruzyali bashladi ustyunyun tozunu silmyayya…
chyunki qyunortadan bir saat kechirdi vya ola bilyardi ki, pochtun vaxti kechsin,
xanin aqlina belya qyaldi ki, yazdiqi myaktubu versin Noruzyali aparib
salsin pochta.
Xan uzyunyu tutdu qonaqa:
– Noruzyali, pochtxanani taniyirsan?
Noruzyali cavab verdi:
– Ay xan, myan kyatdi adamam, myan nya biliryam pochtxana nyadi?
– Chox acyab, nyachyarnik divanxanasini ki taniyirsan?
– Byali, xan, bashina dyonyum, taniyiram, niyya tanimiram. Kechyan hyaftya
myan elya qyalmishdim nyachyarniyin yanina shikayyatya. Xan, and olsun syanin
bashina, bizi katda chox incidir. Aslinya baxsan bizim bu katdamiz ozqya
tayfadandi; odu ki, bizi qyormyayya qyozyu yoxdu. Kechyan hyaftya myanim iki
buzovum itmishdi. Qetdim…
______________
* Qabaqcadan

– Hyalya bu syozlyarini sonra deyyarsyan. Qulaq as, qyor ne deyiryam: nya-
chyarnik divanxanasinin qabaqinda bir yekya dam-dash var, qapisinin aq-
zinda bir qutu vurulub divara, haman qutu pocht qutusudu. O qutunun
bir xirda vya uzun qapaqi var. Bu saat apar bu kaqizi haman qutunun
qapaqini qovza, kaqizi sal qutunun ichinya, qapaqini yatirt vya tez qayit
qyal!
Noruzyali hyar iki alini achdi xanin qabaqina, qorxa-qorxa kaqizi aldi,
bir az baxdi kaqiza, bir az baxdi xanin uzyunya, sonra chyakildi divara syamt
vya yerya ayilib istyadi kaqizi qoysun divarin dibinya. Xan ucadan dillyandi:
– Qoyma ora! Qoyma ora! Kaqiz chirklyanyar, tez apar sal qutuya, qoy
qyal!
– Xan, bashina dyonyum, qoy bu ulaqin bashina torba kechirdim;
heyvandi, ac qalmasin, yoldan qyalib.
– Yox, yox… Hech ziyani yoxdu. Kaqizin vaxti kechir. Torbani sonra
kechirdyarsyan ulaqin bashina.
– Di elyadya qoy ulaqin qichini baqlayim, yoxsa qedyar hyayyatdya
aqaclari qyamiryar.
– Yox, yox… hech eybi yoxdu, qach tez, kaqizi sal qyal!
Noruzyali kaqizi ehmal qoydu qoynuna vya qenya dedi:
– Xan, qadani alim, bu xoruzlar qaldilar burda, heyvandilar, qo-
yaydin qichlarini achib, bir az dyan syapyaydim bulara. Elya dyan dya qyatir-
mishyam.
Noruzyali alini saldi cibindyan dyan chixarsin… Xan ucadan syaslyandi:
– Yox, yox!.. Qoy hyalya qalsin. Qach, chaparaq kaqizi sal pochta!
Noruzyali al aqacini qyotyuryub, bashladi ushaq kimi qachmaqi. Sonra bir
zad fikirlyashib qayitdi vya uzyunyu tutdu xana.
– Xan, qadani alim, dyasmalin ichindya yumurta var, qyozdya-quluqda
olun, yoxsa ulaq aqnar, yumurtalari sindirar.
Xan daha ucadan syaslyandi:
– Daha uzun danishma. Qach kaqizi sal; vaxti kechir.
Noruzyali istyadi uzaqlashsin, xan onun daliyca chiqirdi:
– Noruzyali, bilmyazsyan kaqizi veryarsyan ozqyasinya ha!.. Hech kyasya
vermya, hech kyasya qyostyarmya! Tez sal qutuya, qayit qyal!
Noruzyali dyaxi dya ucadan cavab verdi:
– Niyya, myan ushaq deyilyam ki, kaqizi ozqyasinya veryam! Myani o
qyadyar dya xam bilmya. Hech nyachyarnik dya bu kaqizi myanim alimdyan ala
bilmyaz.
Noruzyali bu syozlyari deyyandyan sonra qyozdyan itdi… Xan qirdi otaqa
vya uzyunyu arvadina tutub shirin dillya dedi:
– Di hazirlash, myanim qyozyumyun ishiqi. Kaqiz yazdim Iryavana ki,
otaqlari sazlasinlar. Indi daha qedya bilyarik. Mashallah yaxshisan. Hyakim
yozyu deyir ki, havani dyayishmyak syandyan otryu lap vacibdi.
Bir qyadyar dya xan arvadi ilya qetmyak baryasindya syohbyat edyandyan son-
ra nyokyari qyaldi vya xana dedi:
– Xan, bu ulaq kimindi, bu sheylyari kim qyatirib? – Xan cavab verdi:
– Adya, o sheylyari yerbyayer elya! Olari bizya itqapanli Noruzyali sovqat
qyatirib.
Nyokyar cyucyalyari vya yumurtalari apardi ashbazxanaya vya ulaqi syuryub
qatdi tyoylyayya, qapisini ortdyu, sonra qyalib un chuvalinin birisinin aqzini
achib, ichindyaki undan bir chimdik qyotyuryub, qyatirdi tutdu xanin qabaqina
vya dedi:
– Xan, yaxshi aq undu.
Xan una baxandan sonra buyurdu nyokyarya kyuchya qapisini baqlasin vya
chyoryayi chyakib qyatirsin.
Chyoryayin yeyilmyayi iki saat chyakdi. Ancaq chyoryakdyan sonra Noruzya-
linin kaqizi pochta aparmaqi xanin yadina dyushdyu. Xan nyokyari chaqirib
sorushdu vya nyokyar cavab verdi ki, hyalya kyandli pochtdan qayitmayib. Xan
Noruzyalinin bu qyadyar yubanmaqina tyayaccyub elyadi vya fikrinya qyaldi ki,
byalkya Noruzyali kaqizi pochta salib ozyunyu verdi bazara chyoryakdyan-zaddan
alib yesin vya yainki bazarliqi-zadi var, elyasin. Bir saat da kechdi, Noru-
zyali qyalmyadi.
Xan, nyokyari chaqirib dedi ki, qetsin pochta syamt vya qyorsyun harda
qaldi Noruzyali vya nya bais oldu ki, bu qyadyar yubandi. Yarim saat kech-
myamish nyokyar qayidib cavab verdi ki, kyandlini qyorya bilmyadi. Xan chixdi
balkona vya bir papiros yandirib bashladi var-qyal elyamyayya. Dyaxi ona
ashkar oldu ki, Noruzyalinin bashina bir ish qyaldi ki, bu qyadyar yubandi. Xan
bu fikiirdya idi – polis yasovulu dayandi qapiya vya xani qyorcyak dedi:
– Xan, pristav buyurur qyalyasiniz polsaya* vya kyantdinizya zamin
olasiniz. Yoxsa zamini olmasan, pristav qyondyaryacyak navaxta**.
Xan bu syozlyarya o qyadyar tyayaccyub elyadi ki, uzyunyu yasovulun uzyunya
tutub mat qaldi vya hech bilmyadi ki, nya desin. Sonra dillyandi:
_______________
* “Polis” syozyunyun tyahrif olunmush shyakildya tyalyaffyuzyudyur
**  Qazamata, hyabsya

– Balam, o kyatdi bir faqir adamdi, o nya qayirib ki, pristav onu tutub
saxlayib?
Yasovul cavab verdi:
– Daha myan hech zad bilmiryam. Ancaq ozyun polsaya buyursan, yax-
shi olar; yoxsa yaziqdi o kishi.
Xan bu ahvalati ovryatinya bildirmyadi ki, narahat olmasin. Qeyinib
qetdi polisya vya avvyal akoshkadan dustaqlarin damina baxib qyordyu ki,
yaziq Noruzyali bir nechya dustaqlar ilya oturub damin bucaqinda vya ushaq
kimi aqlayir, qyozyunyun yashini chuxasinin atyayi ilya silir…
Xan, Noruzyalinin ahvalatini pristavdan oyryanib vya ona zamin olub
kyandlisini saldi yanina vya qyatirdi evya. Noruzyali hyayyatya qiryan kimi bash-
ladi aqlamaqa vya saman torbasini ulaqin bashina kechirdib chyombyaldi
divarin dibindya. Xan qirdi evya vya bir papiros yandirib chixdi balkona,
Noruzyalini yanina chaqirib dedi:
– Di indi ahvalati naqil elya, Noruzyali! Syanin bu hekayyatin chox shirin
hekayyatdi. Kitaba yazilmalidi. Naqil elya tyafsilyan; yyani hamisini birbya-
bir. Bashla burada kaqizi qyotyuryub aparmaqindan, ta dama dyushmyayinya
kimi...
Noruzyali durdu ayaqa, xana yaviqlashib vya chuxasinin atyayi ilya
qyozyunyun yashini silib bashladi:
– Bashina dolanim xan, myani chyovyur balalarinin bashina, myani baqishla!
Myanim hech bir qyunahim yoxdur. Bir kyatdi adamam, myan nya biliryam
kaqiz nyadi, qutu nyadi, pocht nyadi? Bashina dyonyum, xan, myani chyovyur o
qyulyuzlyu balalarinin bashina. Hech ziyani yoxdu, hyayya olmyanyam, saq qala-
ram, qulluq elyaryam, avyazi chixar, bir qyalyatdi elyamishyam, ta neylyamyak?
Ishdi belya oldu. Bular hamisi Allahdandi. Qyaryak belya olaymish. Baqishla
myani, xan. Myan olyanya kimi nyokyaryam syanya…
Bu syozlyari deyib, Noruzyali bir az da yaviqlashdi xana vya istyadi onun
ayaqlarindan opsyun. Xan bir az dala chyakilib dedi:
– Noruzyali! Hech uryayini sixma. Myan syanya nya deyiryam ki? Syan
myanya nya pislik elyamisyan ki, myan syani baqishlayim?
– Qurban olum syanya, bundan artiq daha nya pislik olacaq? Kaqizi
yalimdyan verdim o kafir oqlu kafirya qoydu cibinya, chixdi dyuzyaldi yola,
qoydu qetdi.
– Kim kaqizi qoydu cibinya, qoydu qetdi?
– O kafir oqlu urus, dana!
– Hara qoydu qetdi?
– Qetdi qirdi orada bir yekya dam-dash vardi ki, qapisina qutu vuru-
lubdu, qetdi qirdi ora.
Xan bir qyadyar duruxdu.
– Byas syan kaqizi qutuya salmadin?
– Necya ki, salmadim! Elya kaqizi qutuya salan kimi, kafir qyalib
qutunu bilmiryam nya tyahyar achdi, kaqizi qyotyurdyu apardi.
– Qutuda syan saldiqin kaqizdan bashqa ta ozqya kaqiz yox idi?
– Necya ki, yoxdu? Chox kaqizlar vardi. Elya olarin hamisini
yiqishdirib apardi.
Xan qah-qah chyakib qyuldyu.
– Yox, Noruzyali, qyaryak hamisini naqil eliyyasyan bashdan axira kimi:
necya kaqizi apardin, necya saldin qutuya vya nya ustya urusla savashdin.
Noruzyali bashladi:
– Xan, bashina dyonyum, myan kaqizi buradan apardim, qetdim chixdim
nyachyarnik divanxanasinin yanina. Syan myanya nishan verdiyin dam-dashi
tapdim vya qutunu tapdim, qetdim qutunun qapaqini qaldirdim. Istyadim
kaqizi salam qutuya; bir kaqiza baxdim, bir qutuya baxdim. Doqrusu,
qorxdum ki, syanin myanya qeyzin tuta. Doqrusu, bilmyadim salim, salmi-
yim; chyunki yadimdan chixdi syandyan sorushum ki, kaqizi qutuya salandan
sonra durum qutunun yaninda, ya qoyum qyalim evya. Fikirlyashdim ki,
yaqyar kaqizi salim, durum qutunun yaninda havyadyayyadyak durum. Axi
qurbanin olum, xan, ozyun qyordyun ki, ulaqi ac qoydum qetdim, cyucyalyari
qichi baqli qoydum. Bir tikya un qyatirmishdim, hyalya indiyya kimi dya qalib
burda. Xan, bashina dolanim, qoy elya indi yaxshi vaxtdi, qoy nyokyar qyalsin
bu chuvallari qyotyuryak qoyaq evya, yaqish-zad yaqar, un islanar.
– Yox, Noruzyali, syanin ishin yoxdu… De, de sonra necya oldu?
– Kaqizi salmadim. Qutunun qapaqini ortdyum, chyakildim durdum
bir az kyanarda. Avvyal istyadim qayidib qyalib syandyan sorushum; sonra,
doqrusu, qorxdum myanya qyazyabin tuta. Doqrusu, qorxdum oz kyonlyundya
deyyasyan ki, Noruzyali chox heyvan adamdi, chox eshshyak adamdi. Qyaryaz
chyombyaldim divarin dibindya ki, bir az yornuqumu alim. Aha, qyordyum ki,
bir ermyani ushaqi, olardi bax bu boyda, olardi on iki-on uch yashinda,
qyaldi, qetdi dyuz qutunun yanina, qapaqini qalxizdi vya syan myanya ver-
diyin kaqiz kimi bir kaqiz saldi qutuya, qapaqini ortdyu, dyuz qoydu qetdi
ishinya. Nya qyadyar o nainsafi chaqirdim sorushum ki, desin qyoryak byas kaqizi
qutuda qoyub hara qedir, bilmiryam dilimi anlamadi, nyadi ki, hech cavab
vermyadi; hech zalim oqlu uzyumya dya baxmadi. Elya ermyani ushaqi uzaq-
lashmishdi bir urus arvadi tez-tez qyalib qutuya yaviqlashib, bir kaqiz saldi,
qoydu qetdi. Ta indi myan bir az uryaklyandim, ta dedim vallah qyoryukyan
budu ki, elya bu qutuya salinan kaqizlar qyaryak qalsinlar qutunun ichindya.
Myan o qyadyar uryaklyandim ki, bismillah deyib, cyuryatnyan qetdim qutunun
qapaqini qaldirdim, kaqizi saldim qutuya, chyondyum qyalim qulluquna.
Qutudan elya buradan ora kimi uzaqlashmishdim ki, haman urus qyaldi
yetishdi qutunun yanina. Myan avvyal elya bildim ki, bu da istiyir qutuya
kaqiz salsin. Amma qyordyum xeyr, lotunun fikri ozqyadi, qutunun yanin-
dan saq alini uzadib qutunun ichinya. Myan alyustyu duydum ki, hyarif istyayir
kaqizlari oqurlasin… Xan chox bash aqrisi veriryam, myani baqishla, oqlana
buyur qyalsin myani yola salsin, bivaxtdi, qedib kyandya yetishya bilmyanyam.
– A kishi, hyalya hara qoyuram syani qedyasyan. Naqil elya qyoryum sonra
necya oldu?
– Byali, bashina dolanim, xan, qurban olsun syanya myanim yetim-ye-
sirim! Syansiz myanim bir qyunyum olmasin!.. Byali, qyordyum ki, hyarif utan-
maz-utanmaz kaqizlari qutudan ehmallica chixartdi, dyastyalyayib vurdu
qoltuquna! Qutunun qapisini ortyub, istyadi dyuzyalsin yola. Myan tez qachib
yapishdim urusun qolundan, qoymadim qetsin. Dedim, ay ashna, hara
aparirsan kaqizlari? Xalq syandyan otryu kaqizlari bura salmayibdi ki!
Dinmyaz-syoylyamyaz uzyunyun suyunnan xalqin kaqizlarini qoy yerinya!
Dedim Noruzyali hyalya olmyuyyubdyu ki, syan onun aqasinin kaqizini apara-
san. Belya ishlyar yaxshi deyil, adam ozqyanin malina tamah salmaz. Myaqyar
sizin shyariyatdya oqurluq qyunah yazilmayibdi? Xan, myani chyovyur balalari-
nin bashina, myani myuryaxxyas elya, qoyun qedim: bivaxtdi, hava qaranliq-
layir.
– Hyalya tyalyasmya, qedyarsyan… Sonra necya oldu?
– Qoy qyoryum harda qaldim… Adya, qoyma-qoyma, ulaq tyanyaklyari
sindiracaq.
Noruzyali istyadi qachsin ulaqin yanina, xan qoymadi.
– Noruzyali, qetmya, hyalya qetmya. De qyoryum sonra necya oldu?
– Ta necya olacaq? Nya qyadyar yalvardim, yapishdim ki, myanim xanim
myani oldyuryar. Dedim bari myanim xanimin kaqizini ver; illah dedi ki,
vermyanyam. Qyordyum ki, hyarif istyayir qoya qacha. Vallah hirs vurdu tyapya-
mya, ikiyalli yapishdim kafirin chiynindyan, bunu uzyu ustya elya qyatirdim yerya
ki, heybyatdyan aqzi qanadi. Sonra nyachyarnik divanxanasindan saldatlar
tyokyulyub myani dyoyya-dyoyya aparib atdilar dama. Syanin qyadyamlyarinya belya
myan qurban olum. Syan olmasaydin myani indi choxdan qyondyarmishdilyar
Sibirya; chyunki damda myandyan savayi bir nechya dustaq vardi, myanya dedi-
lyar ki, o rus qulluq adamidi. Ta… myan neylyayim? Xan, bashina dolanim,
di qyor qyunah kimdyadi?
Xan chox qyuldyu, chox qah-qah chyakib qyuldyu.
Hava qaranliqlashmishdi. Noruzyali bosh un chuvallarini ac ulaqin ustyunya
salib, ulaqi qatdi qabaqina vya zoqal aqaci ilya dyoyya-dyoyya qetdi kyandinya.
Uch qyundyan sonra xana Iryavandan teleqraf chixdi ki, “kaqizin yetishib
vya otaqlar hazirdir”. Xan yiqishib qetdi Iryavana.
Ay yarimdan sonra Noruzyalini divana qyatirdib “qulluqchunu bihyor-
myat elyamyak baryasindya” uch ay navaxt kyasdilyar; amma Noruzyali qyuna-
hini boynuna almadi. Hyalya uch ay da kechdi ancaq bu xyabyar Iryavanda
Vyalixana chatdi. Xan bir qyadyar fikir elyadi.
12 noyabr 1903

    Праздник обрезания
    Джалил Мамедгулузаде
    Праздник обрезания
    Прежде чем начать рассказ, я должен подчеркнуть, что в нашем газетном деле есть важный вопрос, на который до сих пор не обращается должного внимания.
    Это - вопрос об уездных корреспондентах. Предположим, из какого-нибудь отдаленного уезда приходит вдруг письмо, в котором некий молодой человек пишет:
    "Я такой-то, живу там-то, имею такое-то образование, меня знают такие-то товарищи".
    Довольствуясь этими данными, редакция газеты посылает молодому человеку корреспондентское удостоверение, после чего корреспонденции и заметки нашего нового корреспондента, "пробивают даже камень", печатаются без всякой проверки, пока наконец не выясняется, что означенный молодой человек лишен каких бы то ни было литературных способностей, что, обзаводясь удостоверением корреспондента, он преследовал цель рассчитаться с кое-какими своими соседями, что коррес-пондентом он вздумал сделаться исключительно из личных ин-тересов и больше ничего. В результате появляется порой клеве-та, которая доставляет редакции газеты тяжелые минуты рас-каяния и горечи.
    При подобных обстоятельствах недостойное поведение иных недобросовестных корреспондентов бросает тень на подлин-ных и правдивых корреспондентов; как говорится, в пламени сухих дров сгорают и сырые. После этого и редакция не знает, кому верить и кому не верить.
    В данном случае меня вынуждает коснуться этого вопроса корреспонденция о празднике обрезания у Кязима, которую, быть может, уважаемые читатели видели на страницах наших газет.
    Дело в следующем.
    В номере тридцатом газеты "Новбахар" от 16 февраля была напечатана корреспонденция под названием "Праздник обре-зания у Кязима".
    Автор сообщал, что в Карабахе, в Агдамском уезде, в де-ревне Кягризлу проживают два таких близких друга, что меж-ду ними, как говорится, и волоса не протянешь. Один из друзей - председатель сельсовета Акпер Курбанов, а другой житель названного села Кязим Мамед-оглы.
    Дружба между ними и не столь уж старинная и не очень-то новая. Она началась годика два или три тому назад, с того времени, когда Акпер Курбанов еще не был председателем сель-совета, а ходил в простых сельских тружениках. Но когда этот наш товарищ труженик увидел, как кланяются крестьяне каж-дому председателю сельсовета, подчиняются ему и, кроме то-го, при случае носят ему всякие подарки, - когда он все это мысленно взвесил, то пришел к твердому убеждению, что быть председателем сельсовета гораздо выгоднее, чем крестьянином. И, действительно: ни тебе убытков и потерь, ни налогов и взно-сов, не страшны тебе пожары, не приходится тебе неделями стоять в очереди на сдачу хлопка и горевать по поводу голод-ной скотины, которая никак не дождется, пока дойдет очередь и взвесят твой хлопок, определят сортность и отпустят с богом тебя и ее.
    Приняв все это во внимание, товарищ Акпер Курбанов неза-долго до выборов приходит к местным кулакам , потому что еще предки наши сказали: "Повидай старшину и грабь село!" Ак-пер убеждается в том, что без кулаков не обойтись. Наметив себе "опору" в каждой деревне, Акпер Курбанов обеспечивает себе успех.
    При содействии Кязима Мамед-оглы в одном лишь селении Кягризлу Акпер Курбанов получает столько голосов, что пост председателя сельсовета остается за ним.
    Таким образом, Акпер Курбанов стал председателем сель-совета.
    Сделавшись председателем сельсовета, товарищ Курбанов замечает, что он уже не простой и безвестный батрак, что нын-че он очень даже большой человек: везде ему почет и уважение, все ему подчиняются, у порога его целыми днями жалобщики ожидают, то барашек блеет, то куры-цыплята пищат, бывает, что и деньги приносят.
    Следовательно, за все эти блага надо быть благодарным, не забывать о добре, потому что все это достается отнюдь не да-ром. Не следует забывать в такой день друзей, вроде Кязима .Мамед-оглы, не следует проявлять неблагодарность, надо пом-нить, что сказано отцами: "за добро добром платить долг мужчины", или "что посеешь, то и пожнешь", или "положи мне сюда, положу тебе туда", или "друг тебе - кашу, а ты ему - "бозбашу" и так далее.
    Однажды товарищ Курбанов, покончив со служебными де-лами, приезжает в селение Кягризлу и направляет лошадь пря-мо к Кязиму. Чай, обед, приятные беседы, и выясняется, что недавно у Кязима родился сын.
    - Да что ты говоришь!
    - Да, да, аллах даровал мне сына.
    - Поздравляю, поздравляю! Свет твоим очам!.. А как ты его назвал?
    - Севдималы.
    - Да сохранит его аллах до старости лет. После чая, обеда товарищ председатель, посасывая трубку, говорит своему другу Кязиму:
    - Кязим, у меня появилась идея!
    - Какая идея?
    - Чадо устроить Севдималы праздник обрезания.
    - Что мне сказать? - говорит Кязим, улыбнувшись. - А ребенок не слишком мал?
    - Да я о празднике говорю, причем тут возраст ребенка?
    - Что я могу сказать? Дело твое. Хочешь, устраивай празд-ник, хочешь, возьми ребенка за руку, отведи и отруби ему голо-ву или брось в колодец. Ребенок принадлежит тебе, он твой слуга!..
    В тот же день вечером в доме у известного на селе подряд-чика по таким праздникам Гасан Насир-оглы собирается совет. Начинается подготовка к празднику. Составляются списки. За маслом и рисом посылают человека в Агдам. За музыкантами едут всадники.
    И двадцать четвертого числа начинается во дворе Кязима праздник обрезания. Ставят на огонь большие казаны. Режут баранов. Назначают распорядителя по празднику. А гости при-бывают бесконечной чередой, так что в течение трех дней в селении Кягризлу уши глохнут от ржания коней.
    Режиссером-распорядителем на празднике был сам Гасан Насир-оглы, его замом (помощником) - Шахмар Алибала-оглы. Непосредственным распорядителем на празднике был Джамал Мамед-оглы, а исполнителем его приказов - Имран. Играли, пели, плясали, боролись, вели хороводы и от криков; "ур-ра" сотрясалось небо.
    И была собрана кругленькая сумма. Потому что каждый знал, что праздник этот устраивает не кто иной, как сам пред-седатель сельсовета товарищ Курбанов, поэтому никто не жалел* выложить побольше. Знали, что это не пропащие деньги.
    А сбор денег производился по системе штрафов. Например, Абдул-Керим неважно перевязал рану такого-то больного - оштрафовать его на десять рублей. Дядя Фатали не прислал? Севдималы каймак - пять рублей штрафу. Алиш перемолол пшеницу для праздника и взял плату - штраф десять рублей. С кого-то пятнадцать рублей штрафу, с маломощных по пять рублей, по три рубля, с совсем бедных по рублю, по два рубля, даже по пятьдесят копеек. С каждого по возможностям. За три дня таким образом было собрано пятьсот шестьдесят один рубль четырнадцать копеек.
    Пусть приумножит аллах!
    Надо принять во внимание и экономическое положение крестьян, которые не в состоянии вовремя внести даже госу-дарственные налоги. Собрать такую сумму денег дело, конечно, нелегкое.
    Еще раз, да приумножатся дары аллаха!
    После опубликования этой статьи в газете "Новбахар" товарищ предсельсовета и его приятель Кязим Мамед-оглы на-чинают искать автора статьи, чтобы рассчитаться с ним по
    своему. Подозрение падает на двоих. Прежде всего подозревают они сельского учителя и начинают его преследовать: не отпускают воду для его огорода, жалуются на него заведую-щему школой, вынуждая его без конца ездить в Агдам. Дохо-дит до того, что забирают из школы детей мамедовского рода (то есть объявляют школе бойкот). Однако на запрос об авторе статьи из редакции газеты "Новбахар" получают ответ, что автором статьи является некто по имени Гази. А Гази, оказы-вается, сын старого помещика из этой деревни, ныне комсомолец. Этот начинает клясться и божиться, что никакого отноше-ния к газете не имеет.
    * * *
    Так или иначе, но дело сделано. Статья напечатана, а из-вестен ли ее автор, написал ли ее Гази, никакого значения для нас не имеет. Мы хотим только напомнить, что каждый коррес-пондент, который берет перо в руки, чтобы написать о жизни в деревне, никогда не должен забывать двух условий.
    Во-первых, он не должен задевать таких уважаемых лиц, как председатель сельсовета и Кязим Мамед-оглы. И второе. Что касается праздника обрезания, нам кажется, что описы-вать в газете подробности такого события не имеет никакого смысла. И по двум причинам.
    Первая причина опять же заключается в том, что это за-девает таких почетных людей, как предсельсовета и Кязим Мамед-оглы. А вторая - в том, что если каждый такой празд-ник и вправду состоялся, то в этом нет ничего предосудитель-ного, потому что если, собирая с каждого по пять или десять рублей, человек становится богачом, что ж такого, это тоже один из законов экономики.
    На этот счет и отцы наши сказали: "если вырвать по волос-ку из каждой жидкой бороды и дать густобородому, то борода его станет еще гуще".
    И еще отцы наши сказали: "если с каждого голого собрать по нитке, то у человека с рубашкой появится еще одна ру-башка".

QYAZA MYUXBIRI
Hekayyani bashlamazdan avvyal bunu demyak lazimdir ki, bizim
qyazetchilikdya bir myuhyum myasyalya var ki, o myasyalyayya indiyya kimi, necya
ki, lazimdir, diqqyat verilmyayibdir vya qaydaya qoyulmayibdir.
O myasyalya dya qyaza myuxbiri myasyalyasidir. Necya ki, myalumdur, bir dya
qyoryursyan, uzaq qyazalarin birindyan bir nyafyar cavan qyazet idaryasinya yazir
ki, “Myan filankyasyam, filan yerdya yashayiram, filan qyadyar savadim var,
o filan yoldashlar da myani taniyir”. Bu qyadyarcik myalumatla kifayyatlyanib
qyazet idaryasi hyamyan cavana myuxbirlik vyasiqyasi qyondyaryacyak vya bundan
sonra tyazya myuxbirimizdyan qyalyan myaktub vya myaqalyalyar “dashdan ke-
chyacyak”; aqina-bozuna baxilmayib chapa verilyacyak. Axirda myalum ola-
caq o cavanin yazichiliqa hech bir lyayaqyati yox imish; ozyunyu bu dona sal-
maqdan onun myaqsyadi bir para qonshulari ilya hesablashmaq imish. Onu bu
yola vadar edyan onun qyaryazi-shyaxsisi imish. Nyaticyadya ortaliqa elya bir
byohtan atilir ki, qyazet idaryasi uchyun byoyyuk bir myayusluq vya peshmanliq
yuz verir.
Belya olan suryatdya bu cyur vicdansiz myuxbirlyarin belya bir layiqsiz
hyaryakyati hyaqiqi vya doqru-dyuzqyun myuxbirlyarin dya adini xarab edir;
“yashlar da qurunun oduna yanir”. Bundan sonra qyazet idaryasi ozyu dya
myayattyal qalir ki, kimya inansin vya kimya inanmasin.
Hal-hazirda myanim bu myasyalyayya al vurmaqima bais, hyamyan Ka-
zimin “Syunnyat toyu” myasyalyasidir ki, nechya ay bundan qabaq myohtyaryam
oxucularimiz qyazetlyardya bunu oxumush olsunlar qyaryak.
Ahvalat bu qyarar ilyadir.
“Nyovbahar” qyazetinin 16 fevral tarixli vya 33 nyomryali bir nyusxya-
sindya “Kazimin toyu” syarlyovhyasilya bir myaqalya dyarc olunmushdu.
Myaqalya sahibi yazir ki, Qarabaqda, Aqdam qyazasinda, Kyahrizli
kyandindya iki nyafyar elya yaxin myahyabbyatli dost var idi ki, bunlarin ara-
sindan qil da kechmyazdi. Bu iki dostun birinin adi kyand shura syadri Akbyar
Qurbanov vya diqyarinin adi myazkur kyand sakini Kazim Myammyad
oqludur.
Bunlarin dostluqu chox da kyohnya vya o qyadyar dya tyazya deyil; ancaq ki,
ya uchjya il qabaq o vaxtdan bashlayir ki, Akbyar Qurbanov hyalya shura syadri
deyildi. Ancaq bir sadyacya zyahmyatkesh ryancbyar idi.
Amma o zaman ki, bu zyahmyatkesh yoldash qyoryur ki, hyar bir shura
syadrinya “kyandlilyar bash ayirlyar, itayat edirlyar vya bundan alavya hyar bir
fyursyat dyushyandya peshkyashdyan-zaddan da alirlar.
Bunlarin hamisini tyaryaziyya qoyub, oz xyayalinda samballayandan
sonra Akbyar Qurbanov yoldash bu aqidyadya qyarar tutur ki, shura syadri
olmaq hyar cyur akinchilikdyan myanfyayatlidir: nya afyat vya byalasi var, nya
naloq-maloqu var, nya yanqisi vya nya dya hyaftyalyarlya nyovbyayya durub, aj
heyvanlarin dyardini chyakmyak var ki, qyoryum nya vaxt myanya bu nyovbya cha-
tacaq ki, pambiqimi qapana qoysunlar, nyovlyarya (sortlara) ayirsinlar,
aqiri yyunqyul chyaksinlyar, yyunqyulyu aqir chyaksinlyar. Nya vaxt keflyari istya-
dikdya myani vya ac heyvanlarimi yola salsinlar.
Bunlarin hamisini myulahizya edyandyan sonra Akbyar Qurbanov
yoldash kyand shura sechkisi yaviqlashanda ozyunyu verir kyand qolchomaq-
larinin yanina, necya ki, atalar deyiblyar: “Koxani qyor – kyandi chap” vya
burada Akbyar yyaqin edir ki, qolchomaqsiz ish kechmyayyacyak. Hyar kyanddyan
yozyunya bir “arxa” qyozalti elyayyandyan sonra Akbyar Qurbanovun ishi lapca
dyuzyalir. Kazim Myammyad oqlunun kyomyayi [ilya] Allah tyak bircya
Kyahrizli kyandindyan Akbyarya syas veryan olur ki, shura syadrliyi Akbyar
Qurbanovun ustyundya qalir.
Bu myunvalla Akbyar Qurbanov kyand shurasi syadri olur.

* * *
Shura syadri olandan sonra Akbyar Qurbanov yoldash baxib qyoryur ki,
indi daha o, adsiz-sansiz bir ryancbyar deyil; indi o chox byoyyuk bir adam-
dir. Hyar yanda hyormyat, itayat, qapisi aqzinda byutyun qyunyu shikayyatchi vya
qahdan bir quzu myalyayir, toyuq-cyucya dya qaqqildayir, puldan-paradan
da olur. Byas bunlarin myuqabilindya shyukrani-nemyat lazim, yaxshiliqi itir-
myamyak lazim, chyunki bu ishlyar bihudya deyil. Kazim Myammyad oqlu kimi
dostlari buqyunkyu qyundya yaddan chixarmamaq, bivyafa olmamaq vya atalar
deyyan kimi: “Yaxshiliqa yaxshiliq myard adamin ishidir”, “Hyar nya akyarsyan,
onu da bichyarsyan”, “Qoy ovcuma, qoyum ovcuna”, “Dostun syani ash ilya,
syan onu bozbash ilya” vya qeyrilyari...
Bir qyun Qurbanov dadash qulluq ishindyan sonra qyalir Kyahrizli kyandi-
nya vya atini syuryur dyuz Kazimqilya. Chay-chyoryak vya shirin syohbyat arasinda
myalum olur ki, Kazimin tyazyaliklya bir oqlu olubdur.
– Ay kishi, nya syoylyuyyursyan?
– Byali, Allah myanya bir oqul kyaramyat edib.
– Ay qyozyun aydin, byas adini nya qoymusan?
– Sevdimali.
– Ay, Allah onu pir elyasin, Allah onu syanya chox qyormyasin.
Chay-chyoryak yiqishandan sonra ispalkom yoldash chubuqunu sora-sora
ryafiqi Kazima belya deyir:
– Kazim, myanim xyayalima bir shey qyalir.
– Nya qyalir?
– Sevdimaliya qyaryak syunnyat toyu elyayyak.
Kazim bir qyadyar qyulyumsyunyur vya deyir:
– Nya arz elyayim? Amma ushaq balaca deyilmi?
– A kishi, myan toy deyiryam. Ushaqin balaja olmaqinin bura nya dyaxli
var?!
– Nya deyiryam myaslyahyat syanindi. Istyayirsyan toy elya, istyayirsyan yapish
ushaqin alindyan apar bashini kyas, ya apar sal quyuya. Ushaq syanindi, syanin
nyokyarindi.
Vya hyamin qyun axsham vaxti kyandin toy podratchisi Hyasyan Nyasir oq-
lunun evindya myaslyahyat qurulur, toy tyadaryukyu qyoryulyur, siyahi tutulur.
Aqdama yaq, dyuyyu uchyun adam qedir, toychularin dalinca atli chapir vya
ayin iyirmi dyordyundya Kazimin hyayyatindya toy bashlanir. Qazanlar quru-
lur, qoyunlar kyasilir, byay tikilir vya qonaqlar da bir ucdan qyalmyakdyadir-
lyar; belya ki, iki-yuch qyunyun myuddyatindya Kyahrizli kyandindya at kishnyamya-
sindyan qulaqlar tutulur.
Toyun rejissoru (toy babasi) Hyasyan Nyasir oqlu ozyu idi. Onun
“zam”i (kyomyakchisi) Alibala oqlu Shahmar idi. Toyun “yozyundyan byayi”
Camal Myammyad oqlu idi. Onun yasovulu Imran idi.
Chalmaq, chaqirmaq, oynamaq, qyulyushmyak, yalli qetmyak... “Ura-ura”
asimana byulyand olmushdu. Yaxshi da pul yiqilirdi; chyunki hami bilirdi ki,
bu toy ispalkom Qurban dadashin dyasqahidir, onun qorxusudur vya bu
syabyabya hech bir kyas artiq pul vermyayi myuzayiqya etmirdi, chyunki ityan yerya
qetmirdi. Pulun yiqilmaqi da “cyarimya” usulu ilya icra olunurdu; mya-
syalyan: Abdyul Kyarim filankyasin yarasini yaxshi baqlamayib, on manat
cyarimya cyald alinir. Fyatyali kishi Sevdimaliya qaymaq qyondyarmyayib, besh
manat cyarimya cyald alinir. Alish toyun buqdasini dyayirmanda uyyudyandya
“shahad” alib, on manat cyarimya. Filandan on besh manat cyarimya, kasib-
kusubdan kimidyan besh manat, kimidyan uch manat, lap kasiblardan bir
manat, iki manat, yarim manat. Halli-halina qyorya.
Vya uch qyunyun myuddyatindya bu minvalla cyam olan pullarin miqdari
besh yyuz altmish bir manat on dyord qyapik oldu.
Allah byaryakyat versin!.. Kyandlilyarin iqtisadi vyaziyyyatini nyazyarya
alanda, – bir suryatdya dya ki, hech hyokumyat verqisini vaxtli-vaxtinda verya
bilmirlyar, – bir bu qyadyar pulun cyam olmaqi yenya byoyyuk ishdir; yyani
“Allah byaryakyat versin”dir.
* * *
Bu myaqalya “Nyovbahar” ruznamyasindya chap olunandan sonra, ispal-
kom yoldash vya onun ryafiqi Kazim Myammyad oqlu bashlayir myaqalya ya-
zani axtarmaqa ki, onunla bacardiqlari kimi hesablashsinlar. Zyanlyari dya
bir-iki yerya qedir: avvyal kyand myuyallimindyan byadquman olurlar vya bir
qyadyar onu incitmyayya bashlayirlar. Belya ki, onun akininya su vermirlyar,
myaktyab nazirinya ondan shikayyat edirlyar: “tez-tez Aqdama qedir”. Vya
hyalya bir qyadyar dya “Myammyadli” tayfasinin myaktyabya qedyan ushaqlarini
myaktyabdyan qyotyuryurlyar (yyani: myaktyabi baykot edirlyar). Amma “Nyov-
bahar” idaryasindyan myaqalya sahibinin adini sorushduqda oradan cavab
qyalir ki, myaqalyani yazan bir nyafyar “Qyazi”dir. Qyazi dya hyamyan kyanddya
qyadim myulkyadar oqludur ki, indi komsomoldur. Bu da bashlayir and ich-
myayya ki, o myaqalyadyan myanim xyabyarim yoxdur.
Hyar halda ish-ishdyan kechib: myaqalya yazilib vya myaqalya sahibi myalum-
durmu, Qyazidirmi, bizim uchyun ahyamiyyyati yoxdur. Ancaq bizim syozyu-
myuz o yerdyadir ki, hyar bir myuxbir ki, qyalyami alir alinya vya kyand myaishya-
tindyan yazmaq istyayir, hech vaxt iki shyarti unutmasin:
Birlnci budur ki, byohtan, byohtan yazmasin.
Ikinci dya budur ki, byoyyuklyarya satashmasin.
Vya Kazimin syunnyat toyuna qyaldikdya biz qyuman edirik ki, belya bir
fyaqyaryanin tyafsilatini qyazetlyarya yazib chap etmyayin myanasi yoxdur. Buna
da iki syabyab var: birisi budur ki, ispalkom kimi vya Kazim Myammyad
oqlu kimi hyormyatli shyaxslyarya toxunur. Ikincisi dya budur ki, hyamin toy
yahvalati doqru da olmush olsa, burada myazyammyat olunasi bir shey yox-
dur; o syabyabya ki, hyar bir kyasdyan besh manat, on manat yiqmaqla ki, bir
adam dyovlyat sahibi olacaq,  – nya eybi var, bu da iqtisadi qanunlarin bir
nyovyudyur.
Necya ki, atalar da deyiblyar: “Hyar kosasaqqaldan bir tyuk chyakib topa-
saqqala versyak, bunun saqqali daha da top olar” vya qenya atalar deyiblyar
ki, “Hyar lyutdyan bir sap chyaksyan, kyoynyakli adama artiq bir qyoynyak dya
chixar”.
Qyulyubyay
“Kyandli” qyazeti, 10 may 1926, №26

    Пустохлыст
    Джалил Мамедгулузаде
    ПУСТОХЛЫСТ
    В половине четвертого пополудни я возвращался домой. Очень устал и был голоден. Я уже подходил к дому, когда шагнул мне навстречу какой-то человек, поздоровался и взял меня за правую руку.
    - Дядя Молла, наверно, не узнаешь меня? И вправду я не узнал его. Стал всматриваться, не зная, что сказать.
    - Ишь ты! Как это не узнаешь! Я же твой земляк. Раз-ве ты не знаешь Гаджи-Новрузагу? Так я племянник его, сын брата Гаджи-Новрузаги. Своего земляка не узнаешь?
    - Извини, - говорю, - ей-богу, не узнал.
    - Как же? - продолжал незнакомец, повысив голос. - Ты не знаешь Гаджи-Новрузагу из квартала Кала? Сам ты сколько раз бегал к нам в детстве. Мы же с тобой росли в од-ном квартале!
    -Ей-богу, голубчик, не узнал сразу, - стал извиняться я.- Но раз ты говоришь, что мы росли в одном квартале, пусть будет так. Ладно. Милости прошу, зайдем к нам, будь гостем'
    Однако мой новый земляк схватил меня за вторую руку.
    - Нет, братец, я к вам не пойду. Сперва ты должен пожа-ловать к нам, а потом уж я приду к вам. Клянусь твоим здоровьем, иначе не пойду. До нашего дома рукой подать.
    И он стал тянуть меня за обе руки.
    - Спасибо, спасибо! - сказал я. - Премного благодарен, но сейчас я никак не могу, очень устал Бог даст, в другое время обязательно приду.
    Услышав эти слова, земляк мой заволновался:
    - Клянусь твоей жизнью, не отпущу! Ты должен пойти к нам. Сейчас самовар дома кипит. Клянусь твоей жизнью, ты должен пойти со мной. И Гасымага у нас, и Мирза-Абас у нас. Я оставил их дома и пришел за тобой. Они очень хотят тебя видеть. Сказали, без Моллы не возвращайся.
    Я не знал, кто такой Гасымага, не знал, что это за Мирза-Абас. Но если бы я заикнулся об этом, то мой друг принялся бы тут же рассказывать длинные истории об их отцах и дядях. Кое-как я вырвал руки из рук моего земляка и юркнул в свой подъезд, только повернул голову и извинился. Поднимаясь по лестнице, я слышал громкий голос моего приятеля, но слов не мог разобрать...
    Поднялся к себе и сел обедать. Расставляя тарелки, ма-ленькая моя дочка сказала, что кто-то приходил звать меня в гости. Я ничего не ответил (рот был занят). Ставя на стол со-лонку, дочка добавила:
    - Приходивший говорил, что его зовут Гурбангулу-бек и что он племянник Новрузаги. Говорил, что Молла-Насреддин его земляк. Он поджидал тебя на улице. Вот и сейчас он про-хаживается по мостовой...
    Вечером, когда я пил чай, кто-то позвал меня с улицы. Я поднял голову, выглянул в окно и увидел Гурбангулу-бека, который, вытянув шею и подбоченившись, не сводил глаз с на-шего окна.
    Я отозвался.
    - Салам-алейкум, дядя Молла! Пожалуй к нам на стакан-чик чаю!..
    - Бек, у нас чай уже на столе, - ответил я. - Пожалуй к нам ты сам! - и послал мальчика отпереть подъезд.
    - Дядя Молла, клянусь твоей дорогой жизнью, не приду! Пока ты первым не пожалуешь к нам, я к вам не приду.
    Я повторил свое предложение, но по поведению моего но-воявленного друга понял, что он ни за что к нам не зайдет. Я надел шапку и спустился на улицу, но, как ни настаивал мой земляк, я не смог пойти к ним и извинился.
    И все-таки мой друг успел изрядно меня утомить, потому что в течение пяти минут выпалил, может быть, тысячу пятьсот слов. Начал он с того же, что он сын брата Новрузаги, что дя-дю его назначили командиром конницы, а его самого губернатор взял к себе старшим секретарем, что старший брат его Халилага стал начальником телеграфа, а младший, Мамед-Гасанбек, - офицером, что из Эривани приехал Мешади-Джафар и едет в Москву, Мешади-Гурбанали приехал в Тиф-лис делать себе зубы, из квартала Сарванлар прибыло много паломников, едущих в Мешхед, заболел сын Гаджи-Гасанаги, Мохсин, и привезли его показать врачам, что между русскими и турками ведутся переговоры насчет Карса и отношения меж-ду ними стали натянутыми, гочага Пирверди приговорили к восьми годам Сибири, в Нахичевани немного подорожал сыр, и еще много перечислил подобных новостей, перебирая по пальцам.
    Я попрощался и хотел было удалиться, но Гурбангулу-бек снова удержал меня за руку, но я вырвал руку и спасся бег-ством.
    Он что-то продолжал тараторить мне вслед, но я был уже далеко.
    Под утро мне показалось во сне, что кто-то говорит:
    - Дядю Новрузагу назначили командиром конницы, брат стал начальником телеграфа, Мешади-Гурбанали приехал вставлять себе зубы...
    Открыл глаза, вижу - светает. Поглядел немного по сто-ронам и понял, что кто-то разговаривает на улице. Я тотчас узнал голос моего друга Гурбангулу-бека и несколько удивился даже. В одной сорочке я подошел к окну и увидел, как Гур-бангулу-бек, все также подбоченившись, стоит посреди улицы и, поймав такого же, как и я, раба божьего, громко рассказы-вает:
    - Отношения между русскими и турками испортились, гочагу Пирверди дали восемь лет Сибири, Мохсина, сына Гаджи-Гасанаги, привезли показать врачам...
    Я предупредил домашних, чтобы никто не подходил к окну, а если будут спрашивать меня, сказать, что ушел в редакцию.
    Я молча выпил стакан чаю, съел кусок хлеба и приготовил-ся выйти из дому. Но как? Как мне выйти, чтобы этот злодей меня не заметил? Второго выхода в доме не было.
    Мне помог аллах, и каким-то образом мой земляк исчез с улицы. Я осторожно выбрался из дому на улицу и пошел сво-ей дорогой.
    Прошел день. Земляка своего я больше не видел на улице. Не знаю, то ли он был занят чем-нибудь, то ли уехал из го-рода.
    На третий день опять в три-четыре часа пополудни, голод-ный и усталый, шел я домой и был немного задумчив, но о чем думал, не помню.
    Только дошел я до своей улицы, как сердце у меня екнуло: Гурбангулу-бек по-прежнему, подбоченившись, расхаживал посреди улицы и о чем-то переговаривался с прохожим по-русски.
    Я думал было незаметно проскочить к себе, но не вышло: злодеев сын точно обладал нюхом охотничьей собаки. Еще из-дали, завидя меня, он крикнул:
    - Салам-алейкум, дядя Молла! Давненько мы не виделись, братец! Кажется, ты совсем лишил нас своего расположения, не интересуешься тем, кто из наших краев приехал, кто туда уехал. Дядя мой Новрузага назначен командиром конницы, а сам я сейчас секретарем у губернатора. Халилага стал началь-ником телеграфа, а из Эривани приехал Мешади-Джафар и едет в Москву. Мешади-Гурбанали приехал в Тифлис делать себе зубы. Много паломников прибыло из Сарванлара. Забо-лел сын Гаджи-Гасанаги, Мохсин, привезли его показать вра-чам. Отношения между русскими и турками расстроились... Гочага Пирверди приговорили к восьми годам Сибири...
    Я в самом деле был очень голоден и очень устал. Мне из-вестно, что при всех, даже очень трудных обстоятельствах, человек должен проявлять терпение и ни в коем случае не на-рушать правил вежливости и чуткого обращения. Все это я знал и, зная это, все-таки, ей-богу, не смог выдержать. Я молча вошел в подъезд, поднялся к себе наверх и попросил подавать
    обед.
    Я буду в ответе перед своей честью и совестью, если солгу: примерно полчаса длился мой обед и еще полчаса я пил чай и разговаривал с детьми: и вот в продолжение этого времени друг мой Гурбангулу-бек продолжал стоять, подбоченившись, на улице и, останавливая мирных прохожих, одному говорил, что дядю его Новрузагу назначили командиром конницы, дру-гому сообщал, что Мешади-Гурбанали приехал в Тифлис зака-зывать себе зубы, а третьему - что его брат, Мамед-Гасан-бек, произведен в офицеры...
    * * *
    Вчера встретился я в редакции с одним из моих земляков и вспомнил об этом происшествии.
    - Поздравляю тебя, - сказал я ему. - Из нашего пре-красного края прибыл к нам еще один земляк!
    - Ты о ком говоришь? - спросил он.
    - О Гурбангулу-беке, племяннике Новрузаги.
    В ответ на это мой земляк сказал всего одно только слово о Гурбангулу-беке, и я никак не пойму, что за магическое это слово, что не могу забыть его. Он сказал:
    - Пустохлыст!
    - Кого ты называешь пустохлыстом? - спросил я.
    - Пустохлыстом я называю того самого человека по имени Гурбангулу-бек, который является племянником Новрузаги и детищем нашего прекрасного края.
    - Повтори-ка! - попросил я.
    - Пустохлыст! - повторил он. Никак не забуду...
    1923

ZIRRAMA
Qyunortadan uch saat yarim kechmishdi qyalirdim myanzilimya. Yorul-
mushdum vya acimishdim. Az qalirdim evya yetishyam, kyuchyanin ortasinda bir
nyafyar kishi myanya yaviq qyalib salam verdi vya yapishdi saq alimdyan:
– Molla ami, yyaqin ki, myani tanimirsan?
Doqrudan da tanimadim vya kishinin uzyunya baxa-baxa qaldim vya
bilmyadim nya deyim.
– Buy, buna bax ey, niyya tanimirsan? Myan syanin hyamshyarinyam dya!
Niyya, Haci Novruz aqani tanimirsan? Myan Haci Novruz aqanin qardashi
oqluyam da! Oz hyamshyarini tanimirsan? – Dedim:
– Baqishla, vallah tanimiram! – Kishi bir az da ucadan bashladi:
– Niyya? Qala myahyallyali Haci Novruz aqani tanimirsan? Niyya, syan
yozyun nechya dyafya ushaqliqda bizya qyalmisyan; biz ki, bir myahyallyanin usha-
qiyiq. – Dedim:
– Vallah, azizim, baqishla, tanimirdim; indi ki, deyirsyan bir myahyal-
lyanin ushaqiyiq, xub, xosh qyordyuk, buyur qedyak qonaqimiz ol!
Tyazya hyamshyarim o biri alimi dya aldi alinya vya dedi:
– Yox, amoqlu, myan sizya qetmyanyam, avvyal syan bizya qyaryak qyalya-
syan, sonra myan sizya qedyam; yoxsa, canin uchyun qetmyanyam. Myanzilim
bu yaviqdadir.
Vya bu syozlyari deyya-deyya allyarimdyan yapishib bashladi myani
chyakmyayya. – Dedim:
– Saq ol, iltifatin artiq olsun, indi qedya bilmyaryam; chyunki chox
yorqunam. Inshaallah bir ozqya vaxt qyalyaryam.
Hyamishyarim bu syozlyari eshitcyak, quya ki, cushya qyaldi:
– Syan olyasyan qoymanam. Qyaryak qedyak bizya. Bu saat samavarim
dyamdyadi. Syan olyasyan, qyaryak qedyasyan. Qasim aqa da bizdyadi. Mirzya
Abbas da bizdyadi. Onlari evdya qoydum, qyaldim syani dya aparam. Chox
da syani qyormyak arzusundadirlar. Deyiblyar Mollani qyatirmyamish evya
qyalmyayyasyan.
Myan bilmirdim Qasim aqa kimdir, hansi Mirzya Abbasdir; onlarin
da kim olmaqlarini sorushsa idim, dostum bashlayacaqdi onlarin da
atalarindan vya amilyarindyan bir yekya tarix achmaqa. Ancaq onu elyadim
ki, allyarimi bir tyahyarlya hyamshyarimin alindyan qopartdim vya ozyumyu
soxdum kyuchya qapimizdan ichyari vya qeri chyonyub bir dyafya uzr istyadim.
Pillyakyanlyari yuxari qalxanda kyuchyadyan ryafiqimin uca syasini eshidirdim:
daha bilmirdim nya deyir…
Qirdim evya vya bashladim bir tikya chyoryak yemyayya. Bizim balaca qiz
boshqablari stolun ustyunya qoyanda dedi ki, bir adam qyalmishdi syani
qonaq chaqirirdi. Myan dinmyadim (chyoryak aqzimda idi). Qizim duzu
stolun ustyunya qoyanda da dedi ki:
– Qyalyan adam deyirdi ki, myanim adim Qurbanqulu byaydir. Novruz
aqanin qardashi oqluyam. Deyirdi Molla Nyasryaddin bizim hyamshya-
rimizdi. Syani dya kyuchyadya qyozlyayirdi. Bax, budu, indi qenya kyuchyanin
ortasinda var-qyal elyayir.
Axsham vaxti chay ichdiyim yerdya kyuchyadyan bir adam myani chaqirdi.
Bashimi qalxizib qyordyum ki, Qurbanqulu byay allyarini belinya qoyub,
bashini da bir az dikyaldib, bizim akoshkaya tyaryaf boylanir. Myan cavab
vermyadim.
– Molla ami, salamyunyaleykyum. Buyur bizya, chay ichyak. – Dedim:
– Byay, hazir chayimiz stolun ustyundya. Syan qabaqca ozyun buyur bizya.
– Vya ushaqi qyondyardim kyuchya qapisini achsin.
– Molla ami, and olsun syanin canina, qyalmyanyam; syan qabaqca bizya
tyashrif qyatirmyasyan, myan sizya qyalmyanyam.
Myan qenya haman tyaklifi elyadim. Amma ryafiqimin halyatindyan elya
basha dyushdyum ki, hech vyachlya bizya qyalmyayyacyak. Papaqimi qoyub yendim
kyuchyayya vya nya qyadyar hyamshyarim tyakid elyadi, myan onlara qedya bilmyadim
vya uzr istyadim. Amma bununla byarabyar dostum myani xeyli yordu;
chyunki besh dyaqiqyanin ichindya byalkya min besh yyuz syoz danishdi. Qabaqca
qenya haman myuqyaddimyadyan bashladi ki, Novruz aqanin qardashi
oqludur, amisini atli sultani elyayiblyar, ozyunyu qubernat oz yaninda bash
sekretar elyayib, byoyyuk qardashi Xyalil aqa teleqraf nachalniki olub, kichik
qardashi Myammyadhyuseyn byay afsyar olub, Iryavandan Myashyadi Chyafyar
qyalib qedir Moskvaya, Myashyadi Qurbanyali qyalib Tiflisya, ozyunya dish qa-
yitdirsin, Sarvanlardan chox zyuvvar qyalib Xorasana qedir, Haci Hyasyan
aqanin oqlu Myohsyun naxosh olub, hyakimya qyatiriblyar, Rus ilya Osman-
linin Kars ustya danishiqlari var vya aralari syarinlyayib, qachaq Pirverdiyya 8
il Sibir kyasiblyar, Naxchivanda pendir bir az bahalanib vya daha da belya-
belya xyabyarlyari barmaqlari ilya saymaqda idi.
Myan xudahafiz elyadim vya istyadim uzaqlasham. Qurbanqulu byay
istyadi yapisha alimdyan vya myani saxlaya, dartindim vya ozyumyu qurtardim.
O, myanim dalimca qenya danishirdi; amma daha uzaq idi.
Haman qecyanin syahyari elya bildim ki, yuxuda myanya bu syozlyari de-
yirlyar: “Amim Novruz aqani atli sultani elyayiblyar, qardashim teleqraf
nachalniki olub, Myashyadi Qurbanyali qyalib dish qayitdirmaqa…”
Qyozlyarimi achdim, qyordyum hava tyazya ishiqlanir. Bir az da o tyaryafya-
bu tyaryafya baxdim vya bildim ki, kyuchyadya danishan var. Ryafiqim Qur-
banqulu byayin syasini haman saat tanidim vya bir az da tyayaccyub elyadim;
onun uchyun dya kyoynyakchyak durdum, qyaldim akoshkanin qabaqina vya qyor-
dyum ki, Qurbanqulu byay qenya allyari belindya durub kyuchyanin ortasinda
vya myanim kimi bir uzyuyola Allah byandyasi ilya qarin-qarina verib
ucadan deyir:
– Rus ilya Osmanlinin arasi syarindi. Qachaq Pirverdiyya 8 il Sibir
kyasiblyar. Haci Hyasyan aqanin oqlu Myohsyunyu qyatiriblyar hyakimya…
Ushaqlara yavashca dedim ki, akoshkaya tyaryaf qyalmyasinlyar vya myani
sorushan olsa, desinlyar qedib idaryayya. Yavashca bir styakan chay ichib, bir
tikya chyoryak yeyib hazirlashdim evdyan chixmaqa. Amma necya chixim? Necya
chixim ki, bu zalim oqlu myani qyormyasin? Ozqya yol da yox idi.
Allah rast saldi, hyamshyarim nya tyahyar oldusa, kyuchyadyan yox oldu.
Chixdim kyuchyayya vya ehtiyatli kechib qetdim.
Aradan bir qyun kechdi. Hyamshyarimi daha kyuchyadya qyormyadim;
bilmyadim bashi nyayya qarishib, ya byalkya shyahyardyan kyochyub qedib.
O biri qyun qenya qyunortadan 3-4 saat kechdikdya ac vya yorqun qya-
lirdim evya. Bir az da fikirli idim; amma yadimda deyil nya fikirdya idim.
Kyuchyamizya yetishyan kimi uryayim qirp dyushdyu; Qurbanqulu byay qenya
yallyari belindya kyuchyanin ortasinda var-qyal elyayirdi vya yoldan kechyan bir
rusla uzaqdan-uzaqa bilmyadim nya danishirdi. Dedim ki, byalkya xyalvyatcya
yozyumyu soxam evya; amma olmadi: zalim oqlu, deyyasyan ov tulasi kimi
hiss elyayirdi. Uzaqdan myani qyorcyak chiqirdi:
– Salamyaleykyum, Molla amoqlu! Amoqlu, choxdandir qyorsyanmir-
syan? Deyyasyan bizdyan iltifatini kyasibsyan? Hech demirsyan, vilayyatimiz-
dyan qyalyan kim, qedyan kim? Amim Novruz aqani atli sultani elyayiblyar,
yozyum dya indi qubernat yaninda bash sekretaram. Xyalil aqa teleqraf
nachalniki olub. Iryavandan Myashyadi Cyafyar qyalib Moskvaya qedir. Mya-
shyadi Qurbanyali qyalib Tiflisya, ozyunya dish qayitdirmaqa. Sarvanlardan da
chox zyuvvar qyalib. Haci Hyasyan oqlu Myohsyun naxosh olub, hyakimya qya-
tiriblyar. Rus ilya Osmanlinin aralari pozulubdu. Qachaq Pirverdiyya 8 il
Sibir kyasiblyar…
Myan doqrudan da chox ac idim vya chox da yorulmushdum vya bunu da
biliryam ki, insan necya chyatinliyya dyushsya, qyaryak tab qyatirsin vya nya elyayir
elyasin, amma qyaryak adyabi vya nazikliyi alindyan qoymasin. Bunu myan
bilya-bilya, vallah, qenya tab qyatirya bilmyadim vya dinmyaz-syoylyamyaz ozyu-
myu soxdum dalana, qalxdim evimizya vya chyoryak istyadim.
Insafimin vya vicdanimin yaninda myasul olaram aqyar yalan desyam
ki, tyaqribyan yarim saat myanim tyaamim chyakdi vya yarim saat da chay ichib,
ushaqlarla syohbyatim chyakdi. Bu bir saat myuddyatindya ryafiqim Qurbanqulu
byay qenya haman kyuchyanin ortasinda allyari belindya durub, qahdan bir yol
ilya qyalib qedyanlyardyan byazi uzyu yolalarin qabaqini kyasib, birinya deyirdi
ki, amim Novruz aqani atli sultani elyayiblyar, birinya deyirdi ki, Myashyadi
Qurbanyali qyalib Tiflisya, ozyunya dish qayitdirmaqa, birinya dya deyirdi ki,
qardashim Myammyadhyuseyn byay qoshun byoyyuyyu olub.
Dyunyan myan idaryadya qeyri hyamshyarilyarimin birinya rast qyaldim vya bu
keyfiyyyat yadima dyushdyu. Ona dedim:
– Qyozyun aydin olsun, bizim qyozyal vilayyatdyan buraya bir
hyamshyarimiz dya qyalib. – Dedi:
– Kimi deyirsyan? – Dedim:
– Novruz aqanin qardashi oqlu Qurbanqulu byayi.
Myanim bu syozyumyun cavabinda indiki hyamshyarim Qurbanqulu byay
baryasindya tyak bir syoz buraxdi; amma bilmiryam bu nya sirdir ki, o syoz
myanim yadimdan hech chixmir.
Dedi:
– Ay Molla ami, hyalya o zirrama haradan qyalib syani tapib? – Dedim:
– Zirrama nyayya deyirsyan? – Dedi:
– Zirrama haman adama deyiryam ki, onun adi Qurbanqulu byaydir,
yozyu dya Novruz aqanin qardashi oqludur vya ozyu dya bizim qyozyal vyatyani-
mizin meyvyasidir. – Dedim:
– Bir dya de! – Dedi:
– Zirrama!
Amma hech yadimdan chixmir.

    Русская девушка
    Джалил Мамедгулузаде
    Русская девушка
    В году тысяча восемьсот девяносто четвертом до рождества Христова путешественник Рейнгартен пришел из России на Кав-каз, чтобы перейти в Иран, а оттуда в Индию, Китай, Японию. Из Японии он должен был отправиться морем в Америку, от-туда в Англию и далее во Францию и Германию, после чего должен был уже с запада вернуться в свой родной город Ригу.
    Рейнгартен предполагал проделать это путешествие за четы-ре года, но я хорошо помню, что о возвращении Рейнгартена на родину русские газеты сообщили только шесть лет спустя.
    В Нахичевань пришел Рейнгартен весною, в начале апреля. Каким-то образом я оказался в числе доброжелателей и почи-тателей этого господина и даже превзошел их, так как присо-единился к путешественнику, и мы вышли вместе из Нахиче-вани и по кратчайшей дороге достигли Джульфы за пять-шесть часов, где встречали Рейнгартена очень тепло, особенно местные служащие, чиновники.
    Пробыв здесь день, Рейнгартен на пароме переправился через Араке на иранскую землю. Среди провожавших был и я. Хорошо помню, как начался сильный ливень, и мой кратковре-менный, но бесподобный друг с рюкзаком за спиной и с палкой в руке пешком двинулся по туманной тебризской дороге. Как мы ни уговаривали его сесть в повозку или на лошадь, но, как и следовало ожидать, он отказался, потому что весь смысл его путешествия и заключался в том, что он шел пешком.
    В тот день я остался ночевать у своего старого приятеля и земляка Мешади-Гулам-Гусейна.
    Многие годы этот Мешади-ГуламГусейн вел торговлю в. русской Джульфе и занимался коммерческим посредничеством. Доход он имел приличный. Семьи при нем не было, а готовил ему иранец по имени Мешади-Имамали, который помогал ему и в торговле. Мешади-Гулам-Гусейн был уже в летах, и хотя и красил бороду хной, но ему было не менее пятидесяти. Правда, с виду он больше был похож на человека благочестивого и ре-лигиозного, но на самом деле был ценителем земных удоволь-ствий, вместе с тем отличался искренностью и добротой. Так или иначе, наша с ним дружба была многолетняя и крепкая. Несмотря на большую разницу в летах, мы с ним хорошо со-шлись характерами и без конца шутили и смеялись.
    Я переночевал у него и наутро собирался вернуться в Нахи-чевань, но Мешади-Гулам-Гусейн не отпустил меня. Я бы не остался, но приятель мой обещал на следующий день отпра-виться в Нахичевань вместе со мной. Это предложение и соб-лазнило меня.
    Я провел в Джульфе и этот день, но как провел? До самого вечера Мешади-Гулам-Гусейн смешил меня, и я помню, что но-чью, лежа в постели, я вспоминал разговоры Мешади-Гулам-Гусейна и принимался вновь хохотать. Особенно рассмешил меня один случай, о котором рассказал мне тогда Мешади-Гу-лам-Гусейн. По возвращении в Нахичевань я записал его рас-сказ, но потерял как-то тетрадь и теперь передаю то, что уце-лело в памяти.
    Речь идет о русской девушке, которой и посвящается этот рассказ.
    * * *
    Утром я проснулся несколько позднее обычного. Самовар Мешади-Гулам-Гусейна пел в соседней комнате, но самого приятеля не было видно. Возле самовара возился Мешади-Имамали.
    Я встал, оделся, напился чаю. Приятель мой был в таможне. Я вышел во двор и с полчаса погулял там. Пришел Мешади-Гу-лам-Гусейн с какими-то бумагами. Разобрался в них, покончил с делами, распорядился насчет обеда и предложил мне выйти в город. Мы пошли по берегу Аракса вниз по течению, медлен-но повернули обратно. Погода была прекрасная, подувал лег-кий ветерок. Перед новыми, выстроенными в ряд домами из-редка показывались русские жильцы. То были члены семей та-моженных служащих. Мы вошли в какую-то лавочку, купили папиросы и снова пошли гулять. Но приятель мой Гулам-Гу-сейн вдруг, кого-то увидев, вернулся в лавку, наскоро бросив мне:
    - Я буду в лавке, а ты хорошенько разгляди эту девушку.
    Я остановился посреди улицы и стал смотреть. Ко мне при-ближалась русская девушка лет шестнадцати-семнадцати. Оде-та она была просто и даже бедно. Вглядевшись в нее, я заметил, что девушка и в самом деле очень красива; высокого роста, с белоснежной, как бумага, кожей, она была очень нежна, очень привлекательна.
    Когда девушка прошла и скрылась с глаз, появился Меша-ди-Гулам-Гусейн и, взяв меня за руку, минуту помолчал, потом спросил, заглядывая мне в глаза:
    - Ну как?
    Я ответил, что девушка прелестна.
    Приятель мой подумал о чем-то, потом потянул меня за руку, посадил на камень в стороне от дороги, сел сам и начал рассказывать:
    - Дорогой мой, о том, как я люблю тебя, ты знаешь. Знаешь ты и о том, что никаких секретов от тебя я не имею. Сейчас я расскажу тебе кое-что, но боюсь, что не поверишь. Я клянусь тебе нашей дружбой, клянусь жизнью моих родных, что недели две тому назад я целовался с этой русской девушкой так слад-ко, как целуются возлюбленные после долгих лет разлуки.
    И в самом деле, я хотел было усомниться, но, с одной сто-роны, его торжественная клятва, а с другой - его неизменная искренность по отношению ко мне поставили меня в такое по-ложение, что я совершенно растерялся.
    Я не успел предупредить, что Мешади-Гулам-Гусейн был не только стар, но и довольно-таки некрасив. Почти все передние зубы у него выпали, а сохранившиеся почернели и вытянулись так, что нельзя было разобрать, которые из них верхние и кото-рые нижние. Мне кажется, не то что шестнадцатилетняя рус-ская красавица, но даже шестидесятишестилетняя мусульман-ская уродка с отвращением бежала бы от него.
    И я ответил моему приятелю Мешади-Гулам-Гусейну, сказав так:
    - Вероятно, девушка была сильно пьяна, когда целовалась с тобой.
    - Нет, клянусь твоей драгоценной жизнью, она была совер-шенно трезва; к тому же девушка эта никогда не бывает пьяна и даже не пьет никогда.
    - Быть может, ты поцеловал ее, когда она спала и ничего-He знала, - строил я догадки.
    - Нет, она не спала, клянусь твоим здоровьем!
    - В таком случае этот поцелуй ты получил за очень боль-шую плату, - сказал я.
    - Клянусь нашей дружбой, что он не стоил мне ни копей-ки, - ответил он.
    - Друг мой, тогда я ничего не понимаю! - развел я ру-ками.
    Мой приятель пошел вперед, и мы медленно повернули до-мой. Для обеда было еще рано. Придя домой, мы застали гото-вый чай. Мешади-Имамали подал нам чай с вкусным персид-ским печеньем, фисташками, миндалем.
    Почему-то рассказ о русской девушке не выходил у меня из головы. Если бы я не знал хорошо Мешади-Гулам-Гусейнаг то мог бы подумать, что он бахвалится, но я был уверен, что мне он солгать не может. С другой же стороны, я не мог пове-рить, чтобы только что увиденная мною русская красавица была способна ни за что, ни про что проявить склонность к этому старому и противному мужчине.
    ^Я положил сахар во второй стакан чаю и, помешивая лож-кой, собирался было возобновить разговор о русской девушке, но мне мешал Мешади-Имамали, который то и дело входил к лам.
    Мы покончили с чаепитием, и Мешади-Гулам-Гусейн послал Имамали в таможню позвать на обед его друга Мешади-Абдул-али. Воспользовавшись удобным моментом, я обратился к Ме-шади-Гулам-Гусейну и сказал:
    - Я жду!
    - Чего? - спросил он.
    - Конца рассказа о русской девушке, - ответил я. Мешади-Гулам-Гусейн улыбнулся, но ничего   не сказал. Он закурил и, подумав немного, проговорил:
    - Слушай!..
    - Слушаю! - ответил я.
    Приятель мой снова задумался, помолчал немного и сказал:
    - Давай забудем об этом разговоре.
    - Нет, Мешади-Гулам-Гусейн, - возразил я. - Если ты рас-сказал об этом только ради шутки, чтобы посмеяться и убить время, разумеется, нам больше нечего продолжать и лучше поговорим о другом. Но если то, что ты рассказывал о русской девушке, правда, то я прошу тебя во имя нашей дружбы, покорнейше прошу открыть мне эту тайну.
    - В таком случае, слушай внимательно, - проговорил мой приятель.
    - Я готов! - сказал я.
    Мешади-Гулам-Гусейн начал свой рассказ так:
    - Эта русская девушка, как я уже говорил тебе раньше, дочь таможенного досмотрщика Иванова. Отец ее служит в нашей таможне уже четыре года. Это очень хороший человек, часто оказывает мне услуги в таможенных делах, и я тоже не остаюсь в долгу, когда бывают у меня удачные сделки, посылаю ему то отрез, то сухофрукты. У него такая же, как и он сам, добрая жена, и они часто зовут меня к себе в гости.
    По правде сказать, ходил я к ним всегда очень неохотно, потому что как ни мирись со всем прочим, но эти нечестивцы никак не могут отказаться от свинины!
    Кроме этой красавицы, у них еще две дочери поменьше, одной лет семь-восемь, а другой еще меньше. Прежде, когда я ходил к ним, у меня ничего не было в мыслях, но впоследствии я начал присматриваться к этой девушке и понял, какая она красавица. Но что пользы: в мои-то годы дружба с такой гурией была немыслима... Словом...
    Недели две-три тому назад христиане справляли свой праздник - пасху. Как и в былые годы, я пошел по домам знакомых моих армян и русских с праздничными поздравлениями. В пер-вую очередь, был я у таможенного начальника, потом у началь-ника почты, короче говоря, в конце концов я явился к этому самому Иванову. Из дома доносилось пение. Я вошел и увидел' трех-четырех русских мужчин, хозяина и хозяйку дома и их дочерей, которые сидели за столом, ели, пили и пели песни. При виде меня все встали, закричали ура и пошли навстречу мне.. Начались объятия и поцелуи. И каждый из них, целуясь со мной говорил:
    - Христос воскрес!
    То есть, по-нашему: "Иса ожил".
    Я было хотел уклониться от их объятий, но вспомнил, что сегодня у них праздник, а целоваться в этот день вошло в обы-чай христиан; я понял, что было бы невежливо и даже грешно нарушить их обычай. Я боялся кровно и навсегда обидеть хозя-ина дома, что было не в моих интересах.
    Первыми расцеловались со мной Иванов и трое гостей муж-чин. Двоих я знал, один из них был тоже досмотрщиком в нашей таможне по фамилии Васильев, а другой - знакомый молодой, человек.
    После них подошла ко мне сама жена Иванова и точно так же, как и мужчины, поцеловала меня соответствующим образом в губы и отошла. Затем... Ага... Смотрю, та самая красавица Вот... Приближается... Клянусь твоей драгоценной жизнью, клянусь прахом моего родителя, та самая красавица, которую ты видел, потянулась ко мне своими алыми, точно мак, губками и со словами: "Христос воскрес!" прижалась к моим губам и так меня поцеловала, что я чуть не лишился чувств...
    Я уверен, что ты меня достаточно хорошо знаешь, поэтому считаю лишним еще клясться и божиться...
    Послышались шаги Мешади-Имамали, и наш разговор на этом прервался.
    Мешади-Имамали накрыл на стол и угостил нас очень вкус-но приготовленным пловом мусамма и медовой яичницей.
    Ночь мы поспали с тем, чтобы наутро вместе с Мешади-Гулам-Гусейном отправиться в Нахичевань.
    Мы поднялись рано утром и, позавтракав, сели в почтовую карету и отправились в путь. Кучер наш, старик в большой мохнатой шапке, всю дорогу дремал. Было довольно холодно, но у реки Алинджа воздух так накалился, что мы мечтали о каком-нибудь облаке. Мешади-Гулам-Гусейн говорил мало.
    - Мешади-Гулам-Гусейн, - сказал я ему тихо, - ты хороша знаешь, что на всем свете нет у меня и двух таких друзей, как ты. Теперь во имя этой нашей дружбы ты должен мне сказать чистосердечно, почему ты спрятался, когда увидел на улице ту самую русскую девушку, и еще сказал мне, чтобы я хорошень-ко посмотрел на нее? Почему ты не хотел, чтобы девушка уви-дела тебя?
    Тут Мешади-Гулам-Гусейн посмотрел на меня, но смолчал. Потом вдруг расхохотался, и хохотал так долго и так громко, что возница наш проснулся, повернулся к нам, поглядел немно-го и принялся погонять лошадей. Стук колес заглушил смех Мешади-Гулам-Гусейна. Друг мой задымил папиросой, держа ее в кулаке, потом нагнулся к моему уху и сказал:
    - Мне стыдно!
    И снова расхохотался. Я тоже начал смеяться, но, сказать по правде, и сам не знал, чему смеюсь.
    Через полчаса мы доехали до деревни Чешмабасар. Возница остановил лошадей, слез с козел, подергал лошадей за одно, потом за другое ухо. Затем он бросил кнут в повозку, принес откуда-то охапку клевера и положил перед лошадьми. Он достал у лошадей удила и вошел в чайную.
    Мы тоже сошли с повозки и, пройдя несколько шагов в сто-рону, сели на небольшом возвышении.
    Мешади-Гулам-Гусейн положил руку мне на колено и ска-зал:
    - Теперь ты должен поклясться мне жизнью дорогих тебе людей, что до конца дней ты нигде и никому не откроешь того, что я тебе скажу сейчас.
    Я поклялся, и Мешади-Гулам-Гусейн начал:
    - Пусть простит аллах грехи всех грешников, в том числе и мои! Доложу я моему господину, в день праздника я вышел от Иванова и отправился прямо домой. Было время обеда. Ме-шади-Имамали принес блюдо и поставил передо мной. Но мне совсем не хотелось есть. Вечером я выпил стаканчик чаю и на-силу проглотил кусок хлеба. Так и лег спать, а утром встал спозаранку и пошел к берегу Аракса. Мутные воды реки мед-ленно текли, бурля и перекатываясь. И не было им никакого дела до живущих на земле людей, потому что ни русского празд-ника пасхи не знали, ни сладости поцелуев русских девушек не понимали.
    Возвращаясь с берега Аракса, вдруг я заметил, что иду пря-мо к дому Иванова. Смело вошел я во двор и постучался к Иванову. Открылась дверь. Передо мной стояла та самая дочь гяура.
    Сейчас я не помню подробностей, но одно помню, что я ра-скрыл объятия и хотел обнять и поцеловать девушку: Христос воскрес!..
    В этом месте рассказа Мешади-Гулам-Гусейна я уже не мог удержаться и громко расхохотался, но Мешади-Гулам-Гусейн не смеялся.
    - Но эта дочь злодея, дочь гяура, - продолжал он, - под-няла обе руки к моим глазам и только сказала: пошел к черту!..
    При этих словах Мешади я расхохотался так громко, что наш возница вышел из чайханы и стал смотреть на меня...
    ... Мы сели в повозку и через полчаса были в Нахичевани.

RUS QIZI
Tarixi-Isyavinin min syakkiz yyuz doxsan dyordyuncyu ilindya piyada
qedyan Reynqarten Rusiya tyaryafindyan qyalmishdi ki, Qafqazdan kechsin
Irana, oradan Hindistana, Kitaya, Yaponiyadan dyarya ilya qedyacyak idi
Amerikaya, Amerikadan qyalyacyak idi Inqiltyaryayya, Firyanqistana, Alma-
niyaya vya belyaliklya qyarb tyaryafindyan daxil olacaq idi vyatyani Riqa
shyahyarinya.
Reynqarten xyayalinda qoymushdu hyamin syafyari dyord ilin myud-
dyatindya tamam etsin; amma elya yadimdadir ki, ancaq alti il ondan sonra
Rusiya qyazetlyari Reynqartenin Riqa shyahyarinya qayidib qyalmyayini xyabyar
verirdilyar.
Naxchivana Reynqarten yaz fyasli aprel ayinin avvyallyarindya qyal-
mishdi. Myan nyadyansya bu cyanabi dost tutanlarin ichinya daxil oldum vya
hyatta onlardan da qabaqa kechdim; chyunki myan dya buna qoshulub Nax-
chivandan bununla piyada dyushdyuk yola vya besh-alti saatin arzindya kyasya
yol ilya qyaldik chixdiq Culfaya. Burada Reynqarten uchyun artiq hyormyat
qyostyarildi, ***susyan qulluqchular tyaryafindyan.
Bir qyun burada qalandan sonra Reynqarten paroma* minib Araz
chayindan kechdi Iran torpaqina. Myan dya camaat ichindya idim. Yaxshi
__________
* Qayiq, byarya

yadimdadir ki, shiddyatli yaqish bashladi vya myanim hyamin myuvyaqqyati vya
misli az tapilan dostum xurcunu dalinda vya alindya aqac piyada uz
qoydu dumanli Tyabriz yoluna. Nya qyadyar tyakid etdik ki, byalkya ata ya
arabaya minsin, syoz yox, qyabul elyamyadi; chyunki onun da shan vya shyohryati
elya hyamin piyadachiliqla idi.
Myan haman qecyani qaldim kyohnya ryafiqim vya hyamshyahyarlim Myashyadi
Qulamhyuseynin myanzilindya.
Hyamin Myashyadi Qulamhyuseyn nechya illyar idi Rusiya Culfasinda
ticaryat edirdi vya komisyon ishlyarinya dya baxirdi; yaxshi da qyuzyarani var
idi. Ahlyu-yayali burada olmazdi. Ancaq Myashyadi Imamyali adinda bir
iranli bunun pishmishini pishiryardi vya hyami dya ticaryat ishlyarinya kyomyak
edyardi.
Myashyadi Qulamhyuseyn yashli adam idi vya hyarchyand saqqalini hyamishya
ryanq ilya qaraldardi, amma yashi allidyan askik olmazdi. Doqrudur,
zahirdya myomin vya namaz qilana oxshayirdi, amma batindya ahli-damaq
idi. Bununla byarabyar chox syadaqyatli vya xoshxasiyyyat idi vya hyar necya ol-
mush olsa, myan ilya onun dostluqu hyaqiqi vya kyohnya idi. Hyarchyand yashi-
mizda tyafavyut chox idi, amma meyl-myazaqimiz bir-birinya chox uyardi.
Vya aramizda da o qyadyar zarafat var idi ki, syahyardyan-axshamadyak deyib
qyulyardik.
Qecyani yatdim vya sabahisi istyayirdim ki, qayidam Naxchivana, Mya-
shyadi Qulamhyuseyn qoymadi. Myan qalmazdim, amma dostum syoz verdi
ki, sabah myan ilya o da Naxchivana bahyam qedyak. Bu tyaklif myanya xosh
qyaldi vya haman qyunyu Culfada qaldim. Amma necya qaldim? Myashyadi
Qulamhyuseyn myani axshama kimi qyuldyurdyu.
Yadimdadir ki, qecya yerimin ichindya Myashyadi Qulamhyuseyn qyundyuz
syoylyadiyi syozlyari bir-bir yadima salib qyulyurdyum. ***susyan bir ahvalat
olmushdu ki, onu myan o vyadya Myashyadi Qulamhyuseyndyan eshidyandyan
sonra qyalib Naxchivanda yazmishdim ki, yadiqar olsun; amma haman
dyaftyari myan itirmishyam, yadima dyushyan budur ki, indi yaziram.
Syohbyat haman rus qizi baryasindyadir ki, onun hekayyasi bu balaca
kitabchada ryavayyat olunur.
Syahyar yuxudan bir az qec oyandim. Myashyadi Qulamhyuseynin sa-
mavari qabaq otaqda oxuyurdu. Dostum ozyu evdya qyozyumya satashmirdi;
amma Myashyadi Imamyali samavarin yaninda syaliqya salmaqda idi.
Durdum qeyindim, chay ichdim. Dostum qetmishdi tamojnaya. Chixdim
hyayyatya vya yarim saata qyadyar orada qyazdim vya Myashyadi Qulamhyuseyn
dya qyaldi. Alindya kaqiz-kuquz var idi, yerbyayer elyadi. Myashyadi Imam-
yaliyya nahardan yana nya isya tapshirdi vya myanya tyaklif etdi ki, chixaq Cul-
fani qyazyak. Araz qiraqi ilya bashi ashaqi bashladiq yavash-yavash qetmyayya.
Bir qyadyar qedib qayitdiq. Hava chox xosh idi; amma bir azca yel var idi.
Plan ilya tyazya tikilmish evlyarin qabaqinda tyak-tyuk rus ahalisi qyor-
syanirdi. Bunlar tamojna qulluqchularinin ahlyu-yayali ola bilyardi. Bir
dyukana qirdik, papiros aldiq vya qenya chixdiq, bashladiq qyazmyayya. Burada
dostum Qulamhyuseyn bilmyadim uzaqdan nya isya qyoryub qayitdi qirdi
dyukana vya myanya dedi:
– Myan dyukanda olacaqam. Amma syan bu qyalyan qiza diqqyat ilya bax.
Myan durdum kyuchyanin ortasinda vya qyordyum ki, qyalyan on alti-on
yeddi yashinda bir rus qizidi. Qizin zahiri chox sadya vya byalkya dya kasib
nyazyarya qyalirdi. Bir qyadyar diqqyat edib qyordyum ki, qiz vaqeyan chox qyaribya
qizdi: ucaboy, kaqiz kimi aq, xeyli lyatif vya chox qyozyaldi. Qiz kechib
uzaqlashandan sonra Myashyadi Qulamhyuseyn qyaldi yapishdi qolumdan vya
bir qyadyar dinmyadi, sonra dayandi baxdi uzyumya vya sorushdu:
– Necya, qyordyun? – Myan cavab verdim ki:
– Qyozyal qizdi.
Dostum deyyasyan bir shey fikirlyashirdi vya myani chyakya-chyakya apardi, bir
az kyanarda bir dashin ustyunya oturtdu vya ozyu aylyashdi. Sonra bashladi:
– Azizim, syan bilirsyanmi ki, myan syani nya qyadyar istiyiryam vya bunu
da bilirsyan ki, myan syandyan hech bir sirri qizlyatmyaryam. Indi myan syanya bir
syoz deyyacyayyam, amma qorxuram inanmiyasan. And olsun bizim
dostluqumuza, and olsun o azizlyarimizin canina ki, hyamin bu rus qizi
ilya iki hyaftya bundan qabaq myan elya bir shirin-shirin opyushmyushyam, necya ki,
ashiq ilya myashuq chox illyar ayri dyushyandyan sonra qyoryushyub opyushyarlyar.
Doqrudan myan istyadim shyakk edyam, amma bir tyaryafdyan dostumun
andi, o biri tyaryafdyan dya myanim baryamdya hyar ***susda onun syadaqyati
qyozyumyun qabaqinda durub myani bir halyatya qyatirdi ki, oz-yozyumya quru-
yub mat qaldim.
Bunu qyaryak qabaqca arz edyam ki, Myashyadi Qulamhyuseyn qoca
olduqu halda chox da chirkin idi: qabaq dishlyarinin choxu dyushmyushdyu, qalan-
lari da qaralib uzanmishdi; bilmyak olmurdu onlarin hansi ust dishlyaridi;
hansi alt dishlyardi. Myan qyuman ediryam ki, nyainki on alti yashinda qyozyal
rus qizi, byalkya altmish alti yashinda chirkin myusyalman arvadi da bundan
iyryanib qacha bilyardi.
Myan dostum Qulamhyuseynya belya cavab verdim:
– Yyaqin ki, qiz syannyan opyushyan vaxt kefli imish.
– Yox, and olsun syanin aziz canina, lap ayiq idi; chyunki o qiz hech
vaxt kefli olmaz vya hech vaxt ichki ichmyaz. – Dedim:
– Byalkya qiz yuxuda olan vaxt syan qedib onu opmyusyan ki, xyabyari
olmuyub. – Dedi:
– Aziz canin uchyun lap ayiq vaxtda olub. – Dedim:
– Elyadya o opyushyu chox baha qiymyatya almisan. – Dedi:
– And olsun syadaqyatya, bir qyapiyya dya almamisham. – Dedim:
– Azizim , dyaxi myan bir shey anlamadim.
Ryafiqim dyushdyu qabaqa vya yavash-yavash qyalirdik myanzilya tyaryaf. Na-
har vaxti deyildi. Myanzilya chatdiq vya qyordyuk ki, chay dyamdyadi. Myashyadi
Imamyali chay qyatirdi, yaxshi Iran qurabiyyasi qyatirdi, yaxshi pyustya-badam
qyatirdi qoydu qabaqimiza.
Nyadyansya rus qizinin syohbyati yadimdan chixmadi. Aqyar myan Myashyadi
Qulamhyuseyni yaxshi tanimamish olsa idim, xyayalima qyalyardi ki, shayyad
yalan deyir; amma bilirdim ki, ryafiqim myanya yalan demyaz. O biri
tyaryafdyan dya inana bilmirdim ki, bayaq qyordyuyyum qyozyal rus qizi belya
chirkin qoca kishiyya myuftya yerya ryaqbyat edya.
Ikinci styakana qyand salib bashladim qarishdirmaqa vya istyadim qiz
syohbyatini tyazyalyayyam, amma Myashyadi Imamyalinin qirib-chixmaqi mane
olurdu.
Chay ichib qurtardiq vya Myashyadi Qulamhyuseyn Imamyalini qyondyardi
tamojnaya ki, Myashyadi Abdyulyali dostunu nahara qonaq chaqirsin. Myan
fyursyat tapib uzyumyu tutdum Qulamhyuseynya vya dedim:
– Myan myuntyaziryam. – Dedi:
– Niyya? – Dedim:
– Rus qizinin syohbyatinin axirina.
Myashyadi Qulamhyuseyn qyulyumsyundyu, amma dinmyadi. Papirosunu
yandirib bashladi syumyurmyayya vya bir qyadyar fikrya qedyandyan sonra dedi:
– Qulaq as. – Dedim:
– Asiram.
Dostum qenya bir qyadyar fikrya qedib dedi:
– Qoy bu syohbyati bilmyarrya qoyaq kyanara. – Dedim:
– Yox, Myashyadi Qulamhyuseyn, aqyar syan bayaq naqil elyadiyin key-
fiyyyati myahz zarafat uchyun dyuzyaldib naqil elyayirdin ki, ancaq bir qyadyar
qyulyak, qyunyumyuz xosh kechsin, syoz yox, daxi bu baryadya hech danishmayaq,
kechyak bir ayri syohbyatya; amma aqyar rus qizi ***susunda ryavayyat elyadiyin
syohbyat syahihsya, onda myan syandyan acizanya, dostluqumun naminya rica
ediryam ki, bu sirri achib myanya byayan edyasyan. – Dostum dedi:
– Di elyadya yaxshi qulaq as. – Dedim:
– Haziram.
Myashyadi Qulamhyuseyn belya bashladi ryavayyat elyamyayya:
– Bu rus qizi, necya ki, qabaqca da demishyam, tamojnada das-
motrshik* Ivanovun qizidi. Atasi bizim tamojnada dyord ildir qulluq edir
vya chox da yaxshi kishidir. Tamojna qulluqunda onun da myanya yaxshiliqi
kechyar, myan dya ona qyoryum-baxim edyaryam. Ishlyarim yaxshi tutanda ona
parchadan, xoshqyabardan sovqat qyondyaryaryam. Ozyu kimi yaxshi bir arvadi
da var, tez-tez myani qonaq da chaqirirlar. Myanim, doqrusu, onlara qet-
myayya chox xoshum olmazdi; chyunki hyar ishlyari oz qaydasinca yola vurmaq
olar, ancaq kifir ushaqi kifirlyar donquz atindyan al chyakmirlyar. Qyozyal qiz-
dan savayi bunlarin qenya iki balaca qizlari var: biri yeddi-syakkiz, biri
dyaxi dya ondan kichik. Qabaqlarda myan onlara qedib qyalyandya xyayalima
bir shey qyatirmyazdim; amma axir vaxtlar haman qiza diqqyat elyadim
qyordyum ki, vaqeyan xeyli qyozyaldir. Amma chifayda, yashimin bu vaxtinda
o cyur hurilyar ilya dostluq qatmaq bizya, syoz yox, qismyat olmuyacaq.
***lasya. Iki-yuch hyaftya bundan qabaq xachpyaryastlyarin pasxa bayrami idi.
Myan hyar ilki kimi qetdim rus vya ermyani ashnalarimin evinya bayram
qyoryushyunya. Qabaqca qetdim tamojna nyachyarnikinin evinya, ordan pocht
nyachyarnikiqilya vya myuxtyasyar belya-belya axirda qyaldim hyamin Ivanovqilya.
Evin ichindya oxumaq syasi qyalirdi. Qirdim ichyari, qyordyum uch-dyord nyafyar
rus kishisi, ev sahibi ozyu, arvadi, qizlari stolun bashinda oturub yeyib ich-
myakdya vya oxumaqdadirlar. Myani qyorcyak myaclis tamamyan “urra” qish-
qirib qalxdi ayaqa, bir nechyasi qachdi qabaqima, bashladilar myani qucaq-
lamaqa vya opmyayya vya hyar birisi myani opdyukcya deyirdi: “Xristos vosk-
res”, yyani Isa dirildi. Myan istyadim mane olam, amma o dyamdya yadima
saldim ki, bu qyun bir bayram qyunyudyur ki, xachpyaryast ichindya opyushmyayi
ryadd etmyak byoyyuk adyabsizlik vya byalkya dya qyunah hesab olunur. Myan
qorxdum ki, bu qanunu pozmaqla ev sahibini hyamishyalik ozyumdyan inci-
dyam. Bu da myanim uchyun myaslyahyat deyildi. Qabaqca myan ilya opyushyan
Ivanov ilya uch nyafyar kishi idi ki, bunlarin ikisini tanidim: birisi qenya bi-
zim tamojnada dasmotrshik Vasilyev idi, o birisi bir cavan oqlan idi.
Bunlardan sonra Ivanovun arvadi haman kishilyar kimi ozyu yaviqlashdi vya
_______________
* Qyomryukxana baxicisi

onlar kimi myanim dodaqlarimdan myuvafiq qaydada opdyu, chyakildi.
Sonra aha… qyordyum haman qyozyal qiz… aha… yaviqlashir… syanin aziz
canin uchyun, atamin qyabrinya and olsun, haman syan qyordyuyyun qyozyalchya
rus qizi, o lalyayya oxshayan dodaqlarini qyatirib yapishdirdi myanim aqzima
vya “Xristos voskres” deyib myani elya opdyu ki, hushum az qaldi bashimdan
daqila vya chyunki myan bunu biliryam ki, syan myani yaxshi taniyirsan, bu
syabyabya dya artiq and ichmyayi lazim bilmiryam.
Myashyadi Imamyalinin bashmaqinin syasi qyaldi vya syohbyat burada
qurtardi.
Myashyadi Imamyali nahari hazirladi vya chox syaliqyali vya chox lyazzyatli
plova vya bal qayqanaqina bizi qonaq elyadi.
Qecyani yatdiq ki, syahyar duraq, Myashyadi Qulamhyuseynlya bahyam
Naxchivana qedyak. Syubh tezdyan durduq vya chayimizi ichib, ikiqatli pocht
arabasina mindik vya yola dyushdyuk. Atlari syuryan bir yekya papaq qoca kishi
idi ki, yol uzunu myurqyulyayirdi. Hava byark soyuq idi; amma Alincya
chayinda qyun elya qizdi ki, daha buludlardan kyolqya umurduq. Myashyadi
Qulamhyuseyn az danishirdi. Myan bir qyadyar alchaqdan buna dedim:
– Myashyadi Qulamhyuseyn, syan bilirsyan ki, dyunyada syanin tyak myanim
hech iki nyafyar dya dostum yoxdur. Indi qyaryak bizim bu dostluqumuzun
xatiryasinya syan myanya an syamimi qyalbdyan deyyasyan qyoryam, haman rus
qizi ki, kyuchyadya bizim qabaqimiza chixdi vya syan myani xyabyardar elyadin ki,
myan ona diqqyatlya baxim, byas syabyab nya oldu ki, syan qizlyandin vya
istyamyadin ki, qiz syani qyorsyun?
Burada Myashyadi Qulamhyuseyn bir baxdi uzyumya, amma dinmyadi,
sonra qyah-qyah chyakib qyuldyu; o qyadyar qyuldyu ki, arabachimiz yuxudan
oyanib, avvyal bizya tyaryaf dyondyu baxdi, sonra bashladi atlari haylamaqa.
Tyakyarlyarin hay-kyuyyu Myashyadi Qulamhyuseynin qyulmyayini basdi vya
dostum ovcunun ichindya papirosunu tyustyulyayib aqzini tutdu qulaqima
tyaryaf vya dedi:
– Utaniram. – Vya qenya qyah-qyah chyakib qyuldyu. Myan dya bashladim
qyulmyayya vya doqrusu budur ki, hech ozyum dya bilmiryam ki, niyya qyulyuryam.
Yarim saatdan sonra qyaldik chixdiq Cheshmyabasar kyandinya. Arabachi
atlari saxladi, dyushdyu yerya vya bashladi atlarin o qulaqindan-bu qulaqin-
dan dartmaqa. Sonra qamchisini arabanin ichinya tullayib qetdi; haradansa
bir baq yonca qyatirdi, saldi atlarin qabaqina. Aqizlarindan cilovun dya-
mirini aldi vya qetdi qirdi chaychi dyukanina. Biz dya dyushdyuk yerya vya bir
nechya qyadyam kyanara qedib bir dik yerdya aylyashdik. Myashyadi Qulamhyu-
seyn alini qoydu dizinin ustyunya vya myanya dedi:
– Indi syan qyaryak cyami azizlyarinin canina and ichyasyan ki, bu saat
burada syanya hyar nya naqil elyasyam, onu nya qyadyar canin saqdir, bir yanda
bir kyasya syoylyamyayyasyan.
Myan and ichdim. Myashyadi Qulamhyuseyn bashladi.
– Uca olan Allah-taala cyami qyunahkarlarin qyunahindan kechsin,
myan dya onlarin ichindya. Aqama arz olsun ki, bayram qyunyu Ivanovun
evindyan chixdim, dyuz qetdim myanzilya. Nahar vaxti idi. Myashyadi Imamyali
chyoryayi qyatirdi qoydu ortaliqa; amma qyordyum ki, ishtaham yoxdu. Axsham
vaxti bir styakan chay ichdim vya qyuclya bir tikya chyoryak yedim, yatdim vya
syubh tezdyan durub qetdim Araz qiraqina. Chayin lil suyu burula-burula,
yavash-yavash axib qedirdi vya dyunyada yashiyan adamlar ilya ishi dya yox
idi; chyunki nya ruslarin pasxa bayramindan xyabyari vardi, nya dya rus qizlari
ilya opyushmyayin dadini anlamishdi. Chayin kyanarindan qayidib bir dya qyor-
dyum ki, Ivanovun evinya tyaryaf uz qoyub qetmyakdyayyam. Myardi-myar-
dana qirdim hyayyatya vya Ivanovun qapisini dyoydyum. Qapi achildi, qapini
achan haman kafirin qizi idi. Myanim indi yaxshi yadimda deyil ki, myan
nya elyadim, amma bunu biliryam ki, “Xristos voskres” deyib qucaqimi
achdim qizin qabaqina vya istyadim qizi qucaqlayib opyam.
Myashyadi Qulamhyuseynin syohbyatinin burasinda myan daha ozyumyu
saxlashdira bilmyadim vya byark qyuldyum; amma Myashyadi qyulmyadi vya dedi:
– Amma bu zalimin qizi, bu myuryuvvyatsizin qizi, qosha allyarini yu-
xari qalxizib tutdu qyozyumyun qabaqina vya ancaq bunu dedi:
– Poshol k chortu!.. *
Myashyadinin aqzindan bu syoz chixan kimi myan elya byark uqundum ki,
arabachi chaychi dyukanindan chixib bashladi myanya tamasha elyamyayya...
Arabani mindik vya yarim saata qyaldik chixdiq Naxchivana.

Мамедгулузаде Джалил
 Свирель
 Джалил Мамедгулузаде
 Свирель
 В молодости я служил в канцелярии уездного полицейского начальника в Эривани и занимал должность переводчика. Обязанности мои заключались в том, чтобы переводить началь-нику жалобы приходивших к нему крестьян и вести с ними пе-реговоры. Когда не было жалобщиков, я писал приставам и старшинам приказы и предписания, представляя на подпись начальнику, после чего канцелярия рассылала их по назна-чению.
 Однажды я сидел в канцелярии.
 Большинство моих сослуживцев были русские, хотя было несколько писарей из мусульман. Каждый был занят своим делом. Время шло к полудню. И тут-то произошло событие, о котором я хочу рассказать.
 Подняв голову, я увидел в окно толпу крестьян, собравших-ся во дворе управления. Собственно говоря, ничего удивитель-ного в этом не было - на то и управление уездного начальника, чтобы туда ходили крестьяне. Но меня удивило, что толпа была очень уж многолюдная, и, кроме того, крестьяне держали в руках какие-то предметы, напоминавшие длинные чубучные мунд-штуки; подойдя к окну, я увидел, что они держали свирели, то есть дудки, на которых обычно играют пастухи.
 Вот тебе раз! Неужели все пастухи сбежались к начальнику? Зачем им было идти сюда целой толпой и со свирелями! Кто их позвал сюда?
 Как переводчик начальника я счел долгом выйти и разуз-нать, в чем дело. Крестьяне окружили меня.
 - Ага! Пусть пожалеет нас господин начальник, - начали они жаловаться. Мы из селения Керме-Чатах. Вы требуете свирели, а мы больше достать не можем. Клянемся аллахом, это все, что удалось раздобыть. Большинство пастухов уже пе-рекочевало в горы, они унесли свои свирели. Мы послали лю-дей в селение Сарванлар, где, по слухам, умеют вырезывать сви-рели. Они обещали сделать еще, а пока во всей Эривани нашли только эти свирели.
 Как ни напрягал я память, но не мог вспомнить, чтобы уп-равление начальника требовало от села Керме-Чатах свирели. Да и к чему они управлению? Когда я сказал об этом кресть-янам, они мне объяснили, что кермечатахский старшина полу-чил от уездного управления распоряжение о том, чтобы собрать у населения пятьдесят четыре свирели и доставить сегодня же, то есть второго июня, в Эривань для казачьей части.
 Мое недоумение росло.
 - А где приказ начальника? - спросил я. - И почему не пришел сам старшина?
 В этот момент показался в воротах казачий офицер в сопро-вождении нескольких казаков; за ними шли кермечатахский старшина Абдулкерим с плетью в руке, его стражник Гейдар-али и, наконец, несколько кермечатахских аксакалов. Вся эта группа, шумно толкуя о чем-то, подошла к управлению. Каза-чий офицер сердито спросил, тут ли начальник, и, не дожи-даясь ответа, прошел прямо в его кабинет. За офицером после-довала и его свита.
 Меня удивило то, что один из казаков нес четыре флейты. Это были не простые деревянные свирели, а настоящие флей-ты: черные, с пуговками и клапанами, такие, которые имеются в каждом военном духовом оркестре.
 Что за чертовщина? Тут крестьяне, там казаки несут в уп-равление свирели и флейты!..
 Мои размышления прервал сердитый голос начальника:
 - Мирза-Аббас...
 Это он звал меня...
 Я бросился в кабинет. Казачий офицер сидел рядом с на-чальником. Пришедшие крестьяне стояли в ряд у стены. На-чальник смотрел на меня налившимися от гнева глазами, слов-но собирался съесть меня. Он указал рукой на стол и спросил:
 - Это что такое?
 Я стоял как пьяный. Вначале я ничего не видел, а потом различил сквозь туман четыре флейты, принесенные казаками.
 - Это что такое? - повторил начальник.
 - Флейты, - едва дыша, ответил я.
 - Раз ты пьяница, - закричал начальник, - как ты смел поступить ко мне на службу?
 - Господин начальник, - ответил я обиженно, - по шариа-ту вино мусульманам запрещено. Я никогда не пил и не пью...
 Тут он вскочил и, схватив со стола какую-то бумагу, сунул ее мне под нос.
 - Читай! - крикнул он.
 Сейчас я не могу вспомнить, как я прочитал эту бумагу, потому что все видел как в тумане.
 Содержание бумаги было таково:
 "Предписание.
 Кермечатахскому старшине. От Эриванского уездного на-чальника.
 Предписываю Вам доставить в город Эривань в распоря-жение командира казачьей части полковника Афанасьева пять-десят четыре свирели (флейты), которые должны будут доста-вить казачью часть на дачу в селение Канакир. Предписание подлежит беспрекословному под Вашу личную ответственность исполнению.
 Эриванский начальник Петров"
 Предписание послано из нашего управления, подписано на-шим начальником Петровым, а написал его...
 Кто же писал это злосчастное предписание?
 Я, несчастный, горемычный Мирза-Аббас Фарзалиев, пере-водчик его высокородия Эриванского уездного начальника.
 Да! Постепенно проясняется сознание, и я начинаю отличать сон от яви, начинаю понимать, кто виновник всей этой нераз-берихи.
 А все дело заключается в следующем. Кто хочет узнать суть этой истории, пусть потрудится прочитать следующие строки. Клянусь аллахом и всеми святыми, будь я на месте начальника, схватил бы этого проклятого переводчика Мирза-Аббаса за горло (это я о себе говорю) и так сжал бы, чтобы он задохнул-ся, и тогда, после смерти, пришел бы в себя.
 Месяца два тому назад, с разрешения начальника, я ездил в деревню повидаться с матерью. Пробыл я там всего одну неделю. Но что это была за неделя!
 Благодаря двоюродному брату Пирверди наше село, как мне запомнилось, показалось мне райским уголком. Пирверди так искусно играл на свирели, что, слушая его, я забывал даже о еде.
 Мой двоюродный брат содержал овец, которых пасли чаба-ны-курды. Но и сам он постоянно находился при отаре и, как все чабаны, научился играть на свирели. Играл он с особенным мастерством. Слушать его приходили даже из соседних сел. Что касается меня, то я целиком был захвачен его игрой. На-конец я решил тоже научиться играть, авось, аллах даст, я бу-ду играть не хуже Пирверди. Узнав о моем намерении, двою-родный брат подарил мне свою свирель. И когда кончился мой недельный отпуск, я аккуратно уложил свирель в коробку и об-ложил ее ватой, чтобы в дороге она не сломалась.
 Я вернулся в Эривань. Войдя в свою комнату, я первым де-лом извлек бесценный подарок и, не почистив платье от пыли, не отдохнув с дороги, прижал свирель к губам. Но... сколько ни дул, свирель безмолвствовала... Я складывал губы на все лады: то прижимал к ним инструмент, то держал поодаль. Си-пит свирель - и только! Утомившись порядком, я спрятал ее в ящик и, огорченный, ушел на работу.
 Вернувшись с работы и еще не пообедав, я опять взялся за свирель и опять начал дуть в нее. Тщетные усилия! Я решил, что свирель в дороге испортилась, но, внимательно осмотрев ее со всех сторон, убедился, что она цела и невредима.
 Велик аллах! Свирель цела, но не издает ни единого звука.
 Я отложил ее в сторону, пообедал и вышел погулять. Вер-нувшись, я опять взялся за инструмент, но он продолжал толь-ко сипеть.
 Великий творец, что это за несчастье! И за что ты лишаешь меня удовольствия, которым обладает любой чабан? Чем я со-грешил перед тобой?
 Эти страстные обращения к аллаху тоже не помогли, - как я ни бился, свирель не звучала. Я стал до мельчайших подробностей припоминать, как играл Пирверди; воспроизвел все его движения: как он держал свирель, как складывал паль-цы, сжимал губы. Стараясь в точности подражать двоюродно-му брату, я не упустил ни одной мелочи, но проклятая свирель продолжала упорно молчать в моих руках.
 Однажды утром, встав с постели и одевшись, я наспех вы-пил стакан чаю, чтобы бежать на службу, но перед тем как выйти, на всякий случай опять поднес свирель к губам...
 Ах, какое блаженство! Свирель зазвучала, она издала один из тех звуков, какие извлекал из нее Пирверди...
 Ах, брат мой, где ты? Я бы крепко обнял и расцеловал те-бя, мой добрый, мой любимый брат!
 Взглянув на часы, я обнаружил, что уже на полчаса опоз-дал на работу. Несколько раз я поцеловал свирель, осторожно положил ее в коробку и выбежал на улицу. Ах, как прекрасен мир! Солнце, жара, уличная пыль, люди, горы, камни, трава, деревья - все они в это прекрасное утро выглядели как-то по особенному и словно поздравляли меня, весело улыбаясь. Моя свирель запела!..
 Прибежав в канцелярию, я радостно приветствовал сослу-живцев, а некоторым шепнул на ухо, что свирель моя зазву-чала.
 Я сел на свое место, достал бумаги и начал писать. Но я плохо соображал, что пишу, разговаривая с сослуживцами, не понимал, что говорю. Все мои мысли были со свирелью. Я по-ложил часы на стол и трепетно следил за стрелками, мысленно гоня их к трем, чтобы схватить шапку и бежать домой.
 В этот момент меня вызвал начальник:
 - Сейчас же напиши кермечатахскому старшине приказ, чтобы собрал у населения пятьдесят четыре повозки и второго нюня доставил в Эривань в распоряжение командира казачь-ей части полковника Афанасьева. На этих повозках казачья часть выедет в лагеря - в деревню Канакир. Напиши, что приказ подлежит обязательному исполнению в срок, иначе старшине нагорит...
 Выслушав распоряжение начальника, я ответил: "Слуша-юсь!" - и вернулся в канцелярию. Составив бумагу, я принес ее начальнику на подпись. А он, прочитав две строчки в нача-ле и несколько слов в конце приказа, взял перо и подмахнул подпись. Возвращая мне подписанную бумагу, он только ска-зал:
 - Отправить срочно, сию же минуту!
 Приказ был тотчас зарегистрирован, положен в пакет и от-правлен по адресу.
 Но какие там повозки? Какие казаки? Разве могли умес-титься в эту минуту в моей голове такие вещи! Я был занят только свирелью, и, кроме нее, для меня ничего не существо-вало. И я настолько был захвачен в этот день мыслями о сви-рели, что вместо повозок написал в приказе: свирели-флейты.
 Получив злополучный приказ, старшина передал его про-читать писарю, а потом объявил населению, что начальник требует пятьдесят четыре свирели, то есть флейты. Все приш-ли в удивление. Как можно сразу собрать такое количество свирелей, и для чего наконец казакам столько свирелей? К то-му же ведь на свирелях не поедешь, это не лошадь, не осел! В конце концов старшина и сельский писарь, как лица наибо-лее сведущие в таких делах, объяснили крестьянам, что прави-тельство, вероятно, хочет возложить на население расходы по комплектованию военных оркестров.
 После долгих толков и пересудов решили послать в город трех аксакалов поискать там на базаре свирели и закупить их. Остальные свирели решили собрать у пастухов. Кроме того, было решено подать губернатору прошение о том, чтобы впредь расходы по комплектованию военных оркестров с крестьян не взыскивались, так как селение Керме-Чатах бедное.
 Квартировавшая в городе Эривани казачья часть собира-лась второго июня прибыть в Канакир на отдых. Для перевоз-ки части командир затребовал у начальника пятьдесят четыре повозки. В ответ была получена бумага от начальника, что к назначенному дню требуемые повозки будут доставлены.
 В этот самый день, второго июня, когда ожидались повозки, полковнику Афанасьеву докладывают, что кермечатахский старшина принес пятьдесят четыре флейты.
 Удивленный полковник не принял флейт и потребовал по-возки. Старшина стал утверждать, что ничего о них не знает, и в оправдание предъявил приказ начальника, где ясно было написано о флейтах.
 Яростно затопав ногами и выругав родителей старшины, полковник забрал его, есаула и флейты и в сопровождении нескольких казаков поспешил в управление начальника выяс-нить в чем дело.
 Вот и вся история.
 В конце концов игра на свирели,, принесшая мне столько горьких переживаний, не дала никаких результатов. Как выяс-нилось вскоре, я не получил от аллаха таланта, которым обла-дал мой двоюродный брат Пирверди, - извлекать из деревян-ной трубкой чарующие звуки.
 Прошло некоторое время, и мое увлечение музыкой настоль-ко прошло, что я вовсе забросил злополучную свирель.
 1926

YAN TYUTYAYI
Cavan vaxtlarimda myan Iryavanda nachalnik divanxanasinda qulluq
edirdim. Qulluqumun adi dilmancliq idi; yyani shikayyatya qyalyan
kyandlilyarin syozyunyu nachalnikya rusca tyarcyumya elyardim, nachalnikin dya
syozyunyu tyurkcya yetiryardim kyandlilyarya. Shikayyatchi olmayan vaxtda da
nachalnik tyaryafindyan pristavlara vya yyuzbashilara hyokmlyar vya qeyri
kaqizlar yazardim vya kaqizlari oz alimlya yazandan sonra veryardim
nachalnik qol chyakyardi, qyondyaryardik oz yerinya.
Bir qyun divanxanada oturub yazi yazirdim. Yoldashlarimin choxu
ruslar idi; ancaq bir-iki nyafyar myusyalman mirzyalyari hyarya oz ishinya myash-
qul idi. Qyunorta vaxti idi. Burada birdyan myanim bashima bir ish qyaldi;
oturduqum yerdya akoshkadan qyordyum ki, divanxana hyayyatinya choxlu
kyand camaati qyalmyakdyadir. Bu tyabiidir: yarashar ki, qyaza nachalniki di-
vanxanasinda hyamishya kyandli olsun. Amma myani tyayaccyublyandiryan iki
shey oldu: biri bu idi ki, camaat adyati hyaddyan artiq qyalirdi vya ikincisi dya
bu idi ki, kyandlilyarin bir choxunun alindya bir shey qyoryurdyum: uzaqda chu-
buq sapina oxshadirdim, amma akoshkaya yaviq qyaldim vya diqqyatlya
baxib qyordyum ki, kyandlilyarin alindyaki yan tyutyayidir.
Tyayaccyub! Myaqyar bunlar hamisi chobandirlar? Vya aqyarchi chobandir-
lar, tyutyaklyarini niyya allyarindya qyatiriblyar vya nya myunasibyatlya buraya bu
qyun cyam olublar vya kim bunlari chaqirib?..
Myan, – necya ki, nachalnik dilmanci, – borc bildim chixam hyayyatya vya
bu ahvalatdan xyabyardar olam, hyayyatya chixan kimi camaat tyokyuldyu ustyu-
mya vya bashladi shikayyatya:
– Ay aqa, bizya nachalnik aqanin ryahmi qyalsin. Biz Qyarmya-chataq
camaatindaniq. Hyayya bu tyutyaklyari istyayirsiniz – bax, besh-on dyanya yiqib
qyatirmishik. Vallah, billah, tapilmir. Chobanlarin choxu daqdadir; hyarya oz
tyutyayini qyotyuryub aparib. Sarvanlar kyandinya dya adam qyondyarmishik
deyirlyar: orda ustasi var, olsa qayirtdirib qyatiryacyaklyar. Yoxsa Iryavani
vurduq bir-birinya, ancaq besh-yuch dyanya tapdiq.
Myan bir shey basha dyushmyadim; chyunki nya qyadyar fikir elyayirdim
yadima dyushmyurdyu ki, nachalnik divanxanasi Qyarmya-chataq camaatindan
yan tyutyayi istyamish olsun vya niyya istyasin? Myan bu fikrimi camaata
dedikdya qabaqda duran kyandlilyar belya byayan etdilyar ki, quya nachalnik
divanxanasindan hyokm qyondyarilib Qyarmya-chataq yyuzbashisina ki, bu qyun
yyani iyun ayinin ikisindya, Iryavandaki kazak qoshunundan otryu alli dyord
dyanya yan tyutyayi camaatdan yiqib qyondyarsin.
Myan daha tyayaccyub elyadim vya sorushdum ki, byas hani nachalnik
hyokmyu vya yyuzbashi ozyu haradadir?
Bu heyndya bir kazak byoyyuyyu, yaninda bir nechya kazak, onlarin
dalinca Qyarmya-chataq yyuzbashisi Abdyul Kyarim, alindya shallaq, onun
dalinca yasovulu Heydyaryali vya bunlarin da yanlarinda bir nechya nyafyar
Qyarmya-chataq aqsaqqali hyucum chyakdilyar divanxanaya vya kazak byoyyuyyu
qeyzli, uca syaslya nachalniki sorushdu vya cavab almayib, soxuldu
nachalnikin kabinyasinya, yanindakilar da bunun dalinca.
Burada myani tyayaccyublyandiryan bu oldu ki, indi qyalyan kazaklarin
birinin alindya dyord dyanya “fleyta”, yyani yan tyutyayi vardi. Bunlar, daha
chobanlar chaldiqi sadya yan tyutyayi deyildilyar; chyunki “fleyta” dedikdya
dyuymyali, uzun vya shyavya kimi qara tyutyaklyardir ki, asqyari musiqi dyas-
tyasindya bunun oz yeri var.
Chox qyaribya! Kyandlilyar bir yandan, bu kazaklar da bir yandan, –
bunlar hamisi bu qyun bizya yan tyutyayi dashiyirlar.
Myan myayattyal qalmishdim vya hech macal elyamyadim ki, hushumu
bashima yiqam. Burada nachalnikin chox uca vya chox aciqli syasini eshitdim:
– Mirzya Abbas! (Myani chaqirirdi).
Cyald ozyumyu yetirdim nachalnikin otaqina vya qyordyum ki, kazak
byoyyuyyu aylyashib nachalnikin yaninda, o qalan adamlar da kyanarda syaf
chyakib durublar. Nachalnik elya bir halyatdya myanim uzyumya baxirdi ki, de-
yirdim bu saat durub myani yeyyacyak. Hirsindyan kishinin qyozlyari qizar-
mishdi vya myanya bir qyadyar dik-dik baxandan sonra alini stolun ustya tyaryaf
uzatdi vya sorushdu:
– Bu nyadi?
Myan kefli adam kimi, qabaqca stolun ustyundya bir shey qyormyadim;
amma stolun ustyundyakilyar haman dyord dyanya fleyta idi (yyani yan
tyutyaklyari idi) ki, bayaq kazaklarin alindya qyordyum.
Nachalnik bir dya dedi:
– Bu nyadi?
Myan cavab verdim ki, bunlar fleytadir, yyani yan tyutyayidir. Nachalnik
belya qiley-qyuzar bashladi:
– Byas syan ki, keflyanmyayya adyatkyardya imishsyan, nya cyuryat elyayib mya-
nim idaryamya qulluqa qirdin?
Myan cavab verdim:
– Cyanab nachalnik, bizim shyariyatimizdya keflyanmyak myandir vya siz
cyanabin hyuzurunda myan o qyalyati elyamyaryam vya elyayya dya bilmyaryam.
Elya ki, bu syoz myanim aqzimdan chixdi, nachalnik yerindyan dik atildi,
stolun ustyundyan bir yazilmish kaqiz qyotyurdyu vya myanya tyaryaf bir qyadyar
yayilib, az qaldi kaqizi soxa myanim aqzima vya chiqirdi:
– Oxu.
Indi myanim yadimda deyil ki, myan o kaqizi necya oxudum; chyunki
qyozlyarimi toz byuryumyushdyu. Amma kaqizin myazmunu belya idi:
“Hyokm. Qyarmya-chataq yyuzbashisina, Iryavan qyaza nachalniki tyarya-
findyan. Hyokm ediryam, albyattya vya alif albyattya iyun ayinin ikisindya Iryavan
shyahyarinya, Cyafyarabad myahyallyasindya olan kazak qoshununun byoyyuk afsyari
polkovnik Afanasyevin hyuzuri-shyariflyarinya alli dyord dyanya yan tyutyayi
(fleyta) camaatdan yiqib qyondyaryasyan; chyunki hyamin qoshunlar haman ta-
rixdya haman yan tyutyaklyarinya minib Kyanakir kyandinya yaylaqa qedyacyaklyar
vya myabada-myabada bu ishi tyaxirya salasan ki, myasuliyyyat altina dyushyasyan.
Vyassalam.
Iryavan nachalniki Petrov”.
Demyak, hyamin hyokm yazilib bizim divanxanadan, hyokmya qol
chyakib hyamin bizim nachalnikimiz Petrov vya hyokmyu dya oz dyasti-xyattilya
yazan kimdir? Myan byadbyaxt, myan yaziq, myan bashibyalali Mirzya Abbas
Fyarzyaliyev, yyani Iryavan nachalnikinin dilmanci.

* * *
Hya, yavash-yavash hushum bashima cyam olur vya indi yuxu ilya hyaqiqyati
sechiryam. Indi biliryam ki, qyunah kimdyadir, kimdya deyil. Vya ancaq indi
qaniram ki, myatlyab nya ustyadir vya indi qyoryuryam ki, bu fyasadi tyoryadyan
kim imish.
Vallah-billah, aqyar nachalnikin yerinya myan olsaydim, yapishardim
bu lyanyatya qyalmish dilmanc Mirzya Abbasin boqazindan (yyani ozyumyu de-
yiryam ha) vya o qyadyar sixardim ki, boqulardi vya boqulub olyandyan sonra
aqli bashina qyalyardi.
Ahvalat belya imish: hyar kyas istyayir hyamyan qilyu-qalin aslindyan xya-
byardar olsun, ashaqida yazilan bir nechya syatri zyahmyat chyakib oxusun.
* * *
Iki ay bundan qabaq nachalnikdyan izn alib qetmishdim kyandimizya
anamin ziyaryatinya. Orada myan bir hyaftya qaldim. Amma necya qaldim?
Amoqlum Pirverdinin byaryakyatindyan, elya yadima qyalir ki, kyandimiz
behishtin bir qyushyasi idi. Pirverdi bir myaharyatlya yan tyutyayi chalirdi ki, onun
chalmaqina qulaq asanda myanim yemyak-ichmyak yadima dyushmyurdyu.
Amoqlumun peshyasi qoyun saxlamaq idi vya qoyunlari da kyurd cho-
banlarina tapshirmishdi. Bununla belya ozyu dya hyamishya qoyunlarinin ya-
ninda olardi vya qeyri chobanlar kimi bu da yan tyutyayini chalmaqi adyat
elyamishdi. Amma Pirverdinin chalmaqi ozqya bir chalmaq idi vya chox ittifaq
dyushyardi ki, qonshu kyandlyardyan bunun yan tyutyayi chalmaqina qulaq as-
maqa qyalyardilyar vya myanim ozyumyun bu chalqiya o qyadyar hyavyasim vardi
ki, daha doya bilmirdim. Axirda myan ozyum dya bir belya eshqya dyushdyum
ki, ozyumya bir yan tyutyayi alya qyatirib bashlayim yavash-yavash chalmaqa ki,
byalkya, pyanah Allaha, myanya dya elya xoshbyaxtlik uz verdi ki, myan dya Pir-
verdi kimi chalan oldum. Amoqlum bu xyayali bilyan kimi oz yan tyutyayini
baqishladi myanya vya myanim bir hyaftya myazuniyyyatim qurtarandan sonra
tyutyayi syaliqya ilya basdim pambiqin arasina, qoydum bir balaca qutuya
ki, yolda arabada sinmasin vya qyaldim Iryavana. Burada myanzilimdya qu-
tudan tyutyayi chixardim vya ust-bashimin tozunu silmyamish vya yoldan rahat
olmamish, bashladim tyutyayi chalmaqa.
Amma, heyif vya heyif; nya qyadyar pyuflyayiryam – tyutyak hech bir syas
vermir. Dodaqimi qah belya tuturam, qah elya tuturam, qah yaviqdan
chaliram, qah bir az uzaqdan ufyuryuryam. Tyutyak ancaq kyoryuk kimi fisil-
dayir, ancaq bir syas chixartmir.
Daha yorulub, bir qyadyar myayus oldum. Tyutyayi qoydum stolun
yustyunya, chixdim qetdim divanxanaya. Qulluqumu qurtarib qyaldim evya
vya chyoryakdyan qabaq qenya qyotyurdyum tyutyayi vya qenya istyadim chalam. Xeyr,
chalinmir.
Dedim byalkya yolda tyutyak xarab olub; diqqyatlya o tyaryafya-bu tyaryafya
baxdim. Xeyr, salamatdir, amma chalinmir. “Allahyu-yakbyar”. Qenya yo-
ruldum vya qoydum kyanara. Chyoryak yedim vya chixdim qetdim qyazmyayya
vya qayidib qyalyandyan sonra qenya istyadim imtahan elyayyam. Xeyr, chalin-
mir. Bari pyarvyardiqar, bu nya byadbyaxtlik?! Niyya syan myani elya bir
nemyatdyan myahrum qilirsan ki, o nemyati syan hyar bir chobana kyaramyat
elyamisyan? Myan nya qyunahin sahibiyyam?
Vya belya-belya Allahi chaqirmaq qenya bir fayda baqishlamadi, chyunki
bu xeyir-duadan sonra nya qyadyar allyashdim, – tyutyayim chalinmadi.
Yada saliram Pirverdinin chalmaqini: tyutyayi belya tuturdu, saq alini
qoyurdu, sol ali ilya belya yapishirdi, barmaqlari burada olurdu, dodaqla-
rini belya yumurdu. O ki, bunlari belya elyayirdi ki, myan dya belya elyayiryam,
byas niyya bu shoqyarib tyutyak onun alindya chalinsin, myanim alimdya chalin-
masin!..
* * *
Bir qyun syahyar yerimdyan durdum, qeyindim, tez bir styakan chay ich-
dim ki, qedim divanxanaya qulluquma vya ehtiyat uchyun tyutyayi qyotyur-
dyum, dayadim dodaqima. Aha!.. Qurban olduqum tyutyak chalindi; yyani
bundan bir syas chixdi. Haman syas idi ki, Pirverdinin kyandimizdya chal-
maqini yada salirdi.
Ax, haradasan, amoqlu, syani bir qucaqlaya idim vya basa idim
baqrima, doyunca opya idim!..
Saata baxdim; qulluqumun vaxtindan yarim saat kechirdi. Tyutyayi bir
nechya dyafya opdyum, syaliqya ilya qoydum qutuya vya qachdim kyuchyayya.
Pyah-pyah, nya qyozyal dyunya! Qyunyun istisi, kyuchyanin tozu, adamlarin
yaxshi, ya pis hyaryakyati, daq, dash, otlar vya aqaclar, – quya bunlarin ha-
misi bu qyun dilbir olublar ki, myanya myubaryakbadliq versinlyar ki, bu qyun
myanim tyutyayim syas chixardib.
Divanxanaya yetishdim, yoldashlarimin cyamisinya salam verdim vya
bir-ikisinin qulaqina pichildadim ki, byu qyun myanim tyutyayim chalinibdir.
Oturdum, kaqiz-kuquzu chixartdim, bashladim yazmaqa. Amma hyar nya
ki yaziram, – hech bilmiryam nya yaziram, hyar kyaslya danishiram, – bilmi-
ryam nya danishiram; chyunki fikrim tyutyayin yanindadir. Saati chixardim qoy-
dum stolumun ustya ki, qyoryum saatin shyumaryalyari* nya vaxt qyalib
3-yun ustyundya duracaqlar ki, byorkyumyu qyotyuryub qachim evya.
Bu arada nachalnik myani chaqirdi vya belya dedi:
– Qyotyur, bu saat bir hyokm yaz Qyarmya-chataq yyuzbashisina ki, iyun
ayinin ikisindya albyattya vya alif-yalbyattya Cyafyarabad myahyallyasindya olan
kazak qoshununun byoyyuk afsyari polkovnik Afanasyevin hyuzuri-
shyaryaflyarinya alli dyord dyanya araba camaatdan yiqib qyondyarsin; chyunki
qoshunlar haman tarixdya, haman arabalara minib Kyanakir kyandinya
yaylaqa qedyacyaklyar vya bu ishi myabada tyaxirya salasan ki, myasuliyyyat
altina dyushyarsyan. Vyassalam.
Myan nachalnikya “bash ustya” deyib qetdim. Hyokmyu yazdim vya qya-
tirdim nachalnikin qabaqina qoydum. Bu da bir-iki syatir bashdan vya bir-
iki syoz axirdan oxudu vya qyalyami qyotyuryub qol chyakdi, qaytardi myanya;
amma bircya bunu dedi ki, “tez, tez, bu saat qyondyar”.
Hyokmyu haman dyaqiqya dyaftyarya saldilar, qoydular paketya vya qyon-
dyardilyar.
Amma araba nyadir, zad nyadir? O qyun myanim beynimya belya-belya
syozlyar chox chyatin qirya bilyardi; chyunki o qyun myanim fikrim-zikrim myahz
yan tyutyayinin yaninda idi. Vya o qyun myandyan otryu yan tyutyayindyan savayi
hech bir shey yoxdu vya ola da bilmyazdi. Vya qyor o qyunyu myandya olan yan
tyutyayinin eshqi nya qyadyar qyaliz imish ki, nachalnikin hyokmyundya “araba”
yavyazinya “yan tyutyayi” yazmisham.
Hyokm dya qedib Qyarmya-chataq yyuzbashisina chatandan sonra, o da
hyokmyu verib mirzyasinya oxudub vya camaata xyabyar veriblyar ki, nachalnik
camaatdan alli dyord dyanya fleyta, yyani yan tyutyayi istyayir. Hami myayattyal
qalib, aya, bu qyadyar yan tyutyayini haradan yiqmaq myumkyundyur vya aya,
qyoryasyan qoshuna bu qyadyar yan tyutyayi nya lazimdir; chyunki axi yan tyutyayini
minmyak olmaz! Bu at deyil, eshshyak deyil. Vya axirda yyuzbashi vya kyand
mirzyasi ki, camaat ichindya hamidan chox bilyan imishlyar, camaati basha
salirlar ki, yyaqin qoshunlarin musiqi dyastyasinin chalqilarinin xyarcini
hyokumyat istyayir kyand camaatinin ohdyasinya qoysun.
_______________
* Aqryablyari
Bir qyadyar dya danishdiqdan vya myaslyahyatdyan sonra belya qyarar qoyur-
lar ki, camaat ichindyan uch nyafyar aqsaqqal sechib qyondyarsinlyar shyahyarya ki,
bazari qyazib nya qyadyar tapsalar, yan tyutyayi alsinlar vya chobanlardan da
hyar nya bacarsalar, yiqib aparsinlar. Bundan alavya qubernata da bir ari-
zya yazdirsinlar ki, bundan sonra qoshunlarin musiqi dyastyasinin xyarcini
camaatin ustyunya yixmasinlar; chyunki Qyarmya-chataq camaati chox ka-
sibdir.
* * *
Iryavanda Cyafyarabad myahyallyasindya oturan kazak qoshunlari iyunun
ikisindya Kyanakir daqina yaylaqa qedyasi idilyar vya Iryavan nachalnikindyan
haman qyun alli dyord araba istyamishdilyar vya nachalnikdyan kazak byoyyu-
yyunya cavab qyalmishdi ki, lazimi qyarardad olunub vya vyaqti-myuyayyyandya
yalli dyord araba hazir olacaq.
Haman iyunun ikisindya arabalar qyozlyanilyan vaxt kazak byoyyuyyu
polkovnik Afanasyevya arz edirlyar ki, Qyarmya-chataq yyuzbashisi dyord
dyanya fleyta qyatirib. Polkovnik bu ishya tyayaccyub edir vya fleytalari qyabul
etmyayib, arabalari sorushur. Yyuzbashinin da ki, arabadan xyabyari yox. O
da nachalnikin hyokmyunyu nishan verir. Hyokmdya dya araba yazilmayib, yan
tyutyayi yazilib.
Polkovnik bir nechya dyafya ayaqlarini yerya dyoyyandyan sonra vya yyuzba-
shinin atasini vya anasini bir nechya dyafya syoyyandyan sonra yyuzbashini da,
onun yasavulunu da vya qyatirdiklyari yan tyutyaklyarini dya qyotyuryub, bir nechya
kazak asqyarlyari dya onlarin dalinca qedirlyar nachalnik divanxanasina ki,
qyorsyunlyar bu nya amyaldir.
***lasya.
Amma nachalnikin vya myanim bashima bu myaryakyani achan yan
tyutyayindyan dya axirda elya bir myatlyab hasil olmadi; axirda belya myalum
oldu ki, yan tyutyayi chalmaqda amoqlum kimi myaharyat qyostyarmyak vya
qulaq asanlari valeh etmyak myanya xudayi-taaladan qismyat deyilmish.
Bir qyadyar kechyandyan sonra musiqiyya olan hyavyasim o qyadyar azaldi
ki, bashibyalali tyutyayi bilmyarrya qyozdyan saldim.

    Соловьи поэзии
    Джалил Мамедгулузаде
    Соловьи поэзии
    О, да! О, да! Гляди как эта женщина идет!
    Гляди, гляди, как эта женщина бредет!
    Из уроков, которые преподаются в наших литературных кузницах
    - Братец Молла, зайди как-нибудь ко мне!
    Приглашал меня к себе один из старых моих друзей, но называть здесь его имя я не считаю нужным.
    Встретив меня еще раз-другой на улице, друг мой повторил свое приглашение, и вот однажды вечером я зашел к нему.
    Дома были сам хозяин, его жена... ханум (имени ее не называю) и еще старший их сын, учащийся техникума.
    Когда я вошел, все они встали.
    - Добро пожаловать, добрый вечер, прошу садиться!
    - Благодарю покорно!..
    Я сел. Ханум вышла. В комнате, где мы сидели, стоял у передней стены красивый книжный шкаф. В верхней его части красовалась табличка, на которой изящным почерком было выведено арабскими буквами: "Энадили шер", что означает: "Соловьи поэзии".
    Говоря по справедливости, этот шкаф вполне был достоин своего хозяина, потому что этот самый мой друг по праву вхо-дит в число ревнителей нашего просвещения и культуры.
    Книги, аккуратно расставленные за стеклами шкафа, не-двусмысленно говорили:
    - Это мы и есть соловьи поэзии!.. Я встал, подошел к шкафу и остановился перед ним. Поднялся и хозяин дома, достал из кармана ключ и, подой-дя, открыл дверку шкафа. Потом повернулся ко мне.
    - Видишь? - спросил он.
    - Вижу, - ответил я.
    Тут подошел и сын моего друга. Я протянул руку, чтобы взять одну из книг и посмотреть.
    Хозяин дома отвел мою руку и извинился:
    - Братец Молла, я готов умереть за тебя, но погоди! Я немного удивился, но он мне сказал:
    - Я готов все эти книги выложить сейчас перед тобой, но не в этом дело. Я хочу сообщить тебе нечто очень важное, за тем я и позвал тебя сюда.
    - А что именно? - спросил я.
    - Я достал две редкостные книги, но пока ты не наградишь меня, я их тебе не покажу!
    Сын его громко расхохотался и повернулся ко мне:
    - Ну как, дядя Молла, попали в историю?
    - Я обязуюсь наградить тебя, - сказал я хозяину, - но и ты должен доказать, что приобретенные тобою книги дейст-вительно стоят награды.
    Друг мой закурил и повернулся к столу, чтобы положить спичку в пепельницу. В это время я опять хотел было протя-нуть руку к шкафу, но друг мой поспел вовремя:
    - Убей меня, но постой, потерпи! Клянусь твоей головой, пока не получу награды, не дам дотронуться до книг.
    Я промолчал, но сын хозяина, кажется, пожалел меня и об-ратился к отцу:
    - Отец, ради аллаха, не мучай дядю Моллу, покажи ему свои новые книги!
    Друг мой снова посмотрел на меня, потом, щуря глаза от едкого табачного дыма, протянул руку, снял с верхней полки какую-то книгу в ветхом переплете и подержал передо мной. Я взял посмотреть, что за книга.
    Она была написана от руки и было похоже, что ее отпечата-ли в прошлые века на литографском камне. Я перелистал не-сколько страниц и остановился на первой титульной странице. Среди путаных, извилистых письмен я никак не мог разоб-рать название книги.
    Видя мою беспомощность, друг мой протянул руку за кни-гой и сказал со смехом:
    - Дай-ка сюда!
    Он взял у меня книгу и сказал торжествующе:
    - Эта книга - диван одного из древнеазербайджанских поэтов по имени Эльдаи. Сколько лет я искал эту книгу!..
    Я спросил его, каким же образом он раздобыл ее теперь, и он рассказал мне историю книги:
    - Эта книга принадлежала персидскому принцу Бахман-Мирзе. Рассказывают, что когда принц бежал из Ирана в Ка-рабах, то носил эту книгу в боковом кармане. Года два тому назад я выдал одному посреднику некоторую сумму денег и по секрету сказал: если он достанет мне эту книгу, то получит от меня еще и суконную чуху. Он оказался молодцом, принес мне книгу и получил чуху.
    Тут я снова взял книгу и, открыв в середине, стал перели-стывать. Везде были одни стихи. Я надел очки и с большим трудом прочитал на одной из страниц полстроки, но дальше уже не мог читать и, ясное дело, ничего из прочитанного не понял.
    Хозяин книги взял ее из моих рук и сказал:
    - Теперь давай сядем. Сели.
    - Ты в каком месте читал?
    Я склонился над книгой и показал. Сын хозяина тоже вы-тянул шею.
    - Братец Молла, - начал мой друг, - видимо, ты не привык читать такие книги. Вот я почитаю, а ты слушай. Итак, где ты читал?
    И принялся читать. Он прочитал один бейт из какого-то стихотворения, посмотрел на меня, помолчал и сказал:
    - Я могу поклясться своей честью, что ни один из извест-ных азербайджанских поэтов не создал до сих пор подобного стиха, рассчитанного на вечность!.. Браво, браво! Клянусь ва-шей жизнью, это нечто неподражаемое! Но слушай дальше...
    Я тут ничего не сказал. И не сказал потому, что признайся я, что из рассчитанного на вечность стиха этого необыкновенного поэта я ничего не понял, тогда и друг мой, и сын его сочли бы меня невеждой, как это тысячу раз бывает в обществе азербай-джанцев, где прочитываются рассчитанные на вечность стихи подобных необыкновенных поэтов, а слушатели ни единого слова в них не понимают и лишь некоторые из них, то ли из тщеславия, то ли из робости, притворяются вроде меня пони-мающими и поддакивают чтецу.
    Вот почему я смолчал: не хотелось показывать свое неве-жество.
    Как раз я думал об этом, когда старая, бедно одетая жен-щина в головном платке, закрывавшем нижнюю часть ее лица, "несла чай. За нею пришла и ханум. Когда женщина расстави-ла стаканы и с пустым подносом в руке собралась уходить, ха-"ум сказала ей вслед:
    - Зейнаб, присмотри за самоваром, чтобы он не остыл.
    Похоже, что женщина эта была служанкой. Она ушла, а ханум села.
    Не отрывая глаз от книги, друг мой протянул в мою сторо-ну указательный палец и принялся читать. Прочитав один -бейт, он тут же начал переводить и комментировать его.
    - Это значит, что у себя в цветнике я посажу цветок "гебр" и, когда появятся душистые бутоны и распустятся, я сорву цве-ток и отнесу в дар моей прекрасной возлюбленной. Соль в том, что слово "гебр" при различном чтении дает совершенно раз-личные понятия. В одном случае оно будет означать лепесток лука, в другом же случае - кончик верблюжьего хвоста. А тут означает душистый цветок!.. Теперь слушайте дальше.
    И он прочитал газель, из которой никто из нас ровным сче-том ничего не понял. Потом прочитал еще газель, после чего ханум зевнула и встала. А сын их почему-то улыбался. Мне очень хотелось знать, чему он улыбается, но спросить было неудобно.
    Папаша, горячий любитель газелей, снова уткнулся в книгу и по-прежнему, протянув в мою сторону указательный па-лец, принялся с воодушевлением читать дальше. Прочитав бейт, в котором только в первой строке пять раз повторялся в различных сочетаниях звук "дж", он восхищенно воскликнул:
    - Пах-пах-пах! Какая красота! Чудеса творит злодей! Ты обрати внимание на его искусство: какие глубокие мысли пере-даны обыгрыванием одной только буквы "дж"! Пах-пах-пах! Чудо, чудо поэзии!..
    Мой друг был так увлечен и говорил с таким возбуждением, что брызги слюны его разлетались вокруг, попадая в стаканы и блюдца.
    Ханум, продолжая зевать, повернулась уходить и только сказала:
    - Как жаль, что ничего не понятно... Ее поддержал и сын.
    - Ив самом деле, отец, ты даешь за эту книгу уйму денег, так хоть бы объяснил нам, что там написано и что хочет ска-зать автор.
    И я открыл было рот, чтобы присоединиться к матери и сы-ну, но хозяин дома, не дав мне заговорить, спросил:
    - Как ты находишь Эльдаи, братец Молла? Какие чудеса творит, а?
    Мне опять стало стыдно, и я мог только сказать:
    - О да!..
    Друг мой закрыл книгу, положил на стол и, подойдя к шкафу, достал из него другую такую же старую книгу. Подняв ее обеими руками над головой, он восторженно сказал:
    - Видишь, братец Молла! Эту книгу носил по базару некий иранец и кому ни показывал, никто ни гроша за нее не да-вал, потому что где быку понять прелесть розы и как курду оценить вкус фисташки! За эту книгу я заплатил столько де-нег, что не составит и десятой доли подлинной цены ее: запла-тил я тридцать два рубля и после того, как получил ее, мне показалось, что я нашел эту книгу на улице. Эта редчайшая книга представляет собой диван гениального поэта доислам-ской эры Секеруль-Кадери. По одним данным, Секеруль-Кадери родился в азербайджанском селении Данакырт за двести двенадцать лет до переселения пророка из Мекки в Медину и до девяти лет прожил в родном селе, затем переселился в Багдад, где учился науке стихосложения у такого выдающегося ученого, как Бетабен-уш-Шеджери. Впоследствии своими сти-хами он вошел в число лучших арабских поэтов, и это дало повод арабам по незнанию и по ошибке считать его своим поэ-том. Как известно, Секеруль -Кадери принадлежит одна из "Муаллака", вот почему тысячи паломников, связанных религиоз-ным обетом, время от времени приходят к нему на поклонение. Вот один бейт из его стихотворений...
    И он громко и с воодушевлением прочитал двустишие на арабском языке.
    - Пах-пах-пах! В самом деле, какой у этого злодея изуми-тельный поэтический дар и как он возвысил тюрков-азери среди арабов, а может быть, и во всем исламском мире. К слову, я моту заметить, что арабы присвоили, кроме него, еще нескольких наших поэтов. К примеру, как ты думаешь, кто та-кой Хатем Таи? Я могу сослаться на ряд документов и многие-источники, которые неопровержимо доказывают, что Хатем Таи принадлежит к роду Хатемханаги с этого берега Аракса и эмигрировал некогда в Аравию. Ныне арабы гордятся его несравненными и непревзойденными произведениями. Я хочу сказать тебе, братец Молла, что у меня большие сомнения и. насчет автора "Муаллака" Имру-уль-Кайса!..
    Молодого студента техникума уже не было возле нас. Оче-видно, ему наскучило и он бежал (не понял прелести беседы).
    Друг мой не отводил глаз от страниц книги, и похоже бы-ло, что он собирается прочитать из нее еще что-нибудь.
    Признаюсь чистосердечно, что я немного устал, но посте-снялся хозяина дома и не хотел показать свою усталость, напротив, раза два я даже поддакнул ему.
Но тут произошло одно событие, от которого и усталость моя прошла, и стыдливость мою как рукой сняло.
    Как только друг мой открыл рот, чтобы продолжить чтение, погасло электричество. И мы остались в темноте.
    Друг мой тотчас же позвал сына:
    - Сынок, сынок, пожалуйста, почини-ка поскорее свет!..
    Ханум принесла свечку и поставила на стол. А сын взял молоток, клещи и куски провода и побежал в прихожую.
    Любитель поэзии придвинул поближе свечку, чтобы продол-жать чтение, но письмо оказалось настолько мелким, что он не мог разобраться и принялся курить.
    Дверь в другую комнату оставалась открытой, и я видел и слышал, как сидит в той комнате ханум, возле нее устроилась маленькая девочка, а на полу сидит старуха Зейнаб и что-то рассказывает. И ханум и девочка слушали ее. Зейнаб расска-зывала такую сказку:
    - То ли было это, то ли не было, жил-был падишах, и был у него визирь. Визирь был человек очень умный. Однажды он спал у себя дома, и вдруг среди ночи постучали в дверь. Визирь проснулся и хотел выйти на стук в одной рубашке. Но тут жена удержала его:
    - Визирь, не выходи в одной рубашке. Оденься, возьми оружие, за дверью может оказаться недруг.
    Визирь послушался совета жены, оделся, взял оружие и по-шел открывать дверь. И видит, что стучится какой-то богатырь, на поясе - кинжал, в руке ружье. Увидел, что визирь при оружии и говорит ему:
    - Поблагодари свою жену. Если бы ты вышел ко мне в одной рубашке да без оружия, то был бы сороковым игидом, которому я отрубил голову.
    Короче, богатырь говорит визирю:
    - Идем!..
    - Куда идем?
    - А вот этого я тебе не скажу. Идем!
    Словом, пошли. Шли, шли и остановились у какой-то две-ри. Богатырь говорит визирю:
    - Ты останься здесь и жди меня. Если я крикну, знай, что я победил, и беги ко мне на помощь, а если не услышишь мое-го голоса, значит, я побежден. Тогда ты можешь возвращаться домой, но кто бы из моей родни и близких не спросил обо мне, ни в коем случае не говори о моем поражении. Всем говори, что ничего не знаешь, что где-то меня потерял. Хорошенько за-помни, слышишь, запомни это! Ни в коем случае не говори, что "богатырь повержен!..
    До этого места и ханум внимательно слушала, и девочка слушала, и я слушал.
    Тут я вспомнил о моем друге, который сидел возле меня. Мне подумалось, что он опять углубился в свои книги и только потому молчит. Повернулся к нему и вижу, он тоже поглощен сказкой Зейнаб и забыл обо всем.
    Дверь в комнату закрылась, и мы больше не слышали го-лоса Зейнаб.
    В нашей комнате в эту минуту воцарилась такая тишина и меня охватило такое волнение, что на минуту я перестал видеть горящую свечу, и в эту минуту в темноте перестал существовать для меня и азербайджанский поэт Эльдаи, исчез в темноте и Секеруль-Кадери, и даже арабизированные стихи всех соловьев моего друга потонули в густом мраке и навсегда перестали существовать для меня.
    Для меня в эту минуту единственным проблеском была све-ча, при свете которой я слушал из уст простой женщины Зей-наб понятную и увлекательную азербайджанскую сказку.
    Зажглись электрические лампочки и вывели меня из состо-яния оцепенения.
    Студент-электрик прибежал радостный и со смехом сказал
    отцу:
    - Ну что, отец? Хоть бы раз зажгли этот свет твои заме-чательные поэты!..
    Отец смотрел на сына с удовлетворением, и было видно, что он в душе очень гордится его умением.
    Я извинился перед хозяином дома и собрался уходить. Мо-лодой человек пошел проводить меня до ворот и, спускаясь по лестнице, сказал мне:
    - Дядя Молла, вот уже девять лет я прохожу уроки род-ного языка, но все же не могу понять этих поэтов. В ответ на его признание я сказал, прощаясь с ним:
    - Я хочу сказать тебе кое-что, но с условием, чтобы отец не знал.
    Он поклялся. И тогда я сказал ему:
    - Языка этих поэтов - кумиров твоего отца и моего друга я тоже не понимаю!..
    Молодой человек стоял пораженный.

SHEIR BYULBYULLYARI
Avyat, avyat, o qadin ishtya bak nasil bakiyor,
Avyat, avyat, o qadin ishtya bak nasil sakiyor.
Adyabiyyat zavodlarimizda
verilyan dyarslyardyan
– Molla dadash, bir qyal bizya!
Myani dyavyat edyan myanim kyohnya dostlarimin biri idi ki, adini burada
syoylyamyayi lazim qyormyuryam. Ikinci vya uchyuncyu dyafya kyuchyadya rast qyalib,
dostumdan hyamin dyavyati eshidyandyan sonra bir qyun axsham chaqi qetdim
onlara.
Evdya bir ev sahibi ozyu idi, bir arvadi… xanim idi (adini yazmiram);
bir dya byoyyuk oqlu idi ki, texnikum myaktyabindya dyars oxuyur. Myan qi-
ryandya cyamyan durdular ayaqa.
– Xosh qyalmisyan, axshaminiz xeyr, buyur aylyash.
– Ya Allah!
Myan oturdum vya… xanim chixdi qetdi. Aylyashdiyimiz otaqda yuxari
bashda bir kichik kitab shkafi qoyulmushdu. Shkafin yuxarisinda bir lyovhya
qyozyal cyali xyatlya* yazilmishdi: “Anadili-sheir”; yyani sheir andyalyari, yaxud
sheir andyaliblyari**.
Bu shkaf, – aqyar durub haqq syoylyasyak, – ev sahibinya chox yarashan bir
shey idi; ondan otryu ki, vaqeyan myanim hyamin dostum bizim maarif qyadri
bilyanlyarin cyarqyasindya sayilir.
Shkafin qapisinin shyushyasinin dalinda syaliqya ilya dyuzyulmyush kitablar
ashkar bunu deyirdilyar ki, “bax, sheir byulbyullyari bizdyan ibaryatdir”.
Myan durdumm ayaqa vya qyaldim dayandim shkafin qabaqinda. Ev
sahibi dya durdu, cibindyan bir achar chixartdi, qyaldi shkafin qapisini achdi,
yuzyunyu myanya tutdu vya dedi:
– Qyoryursyan?..
Dedim:
– Byali.
Dostumun oqlu da yaviq qyaldi. Myan istyadim alimi uzadam vya
kitablardan birisini chixardam, baxam, ev sahibi mane oldu vya uzr istyadi:
– Molla dadash, myan olyum dayan!
Myan bir az tyayaccyub elyadim vya bu myanya belya dedi:
______________
* Aryab alifbasi ilya xyatt nyovyudyur
** Byulbyullyari
– Myan bu kitablarin hamisini haziram tyokyam qabaqina, amma
qyasdim o deyil. Myanim xyayalim syanya bir myujdya vermyakdi vya onunchun
da syani zornan bu qyun bura qyatirmishyam.
Dedim: – Nya myujdya?
Dedi: – Iki qyaribya kitab alya qyatirmishyam, amma mushtuluqumu
vermyasyan, qyostyarmyayyacyayyam.
Oqlu qyah-qyah ilya qyuldyu vya myanya tyaryaf dedi:
– Hi, Molla dayi, belyacya ishya dyushyarsyan ha!..
Myan ev sahibinya dedim:
– Mushtuluq vermyak borcum. Syanin dya borcun syubuta yetirmyakdi ki,
yalya qyatirdiyin kitablar hyaqiqyatdya mushtuluqa myustyahyaqdirlyar.
Dostum papirosunu yandirdi vya chyondyu stola tyaryaf ki, spichka chyopyunyu
kyulqabina qoysun. O vaxt myan qenya istyadim alimi uzadam shkafa, dos-
tum ozyunyu yetirdi:
– Myan olyum, dayan, syabrini dyar. Bashin uchyun, mushtuluqumu vermya-
syan, qoymayacaqam alini kitablara vurasan.
Myan daha dinmyadim, amma qardashoqlunun myanya deyyasyan yaziqi
qyaldi vya atasina dedi:
– Dyadya, syan Allah Molla dayini incitmya, tyazya kitablarini chixart
qyostyar.
Dostum qenya bir qyadyar baxdi uzyumya vya papiros tyustyusyu qyozlyarini
acida-acida alini uzatdi an yuxari tyabyaqyadyan bir kyohnya cildli kitab
chixartdi vya tutdu qabaqima. Myan dya aldim qyoryum nya kitabdir.
Yarisi al xyatti idi vya kyohnya asrlyardya dashdan chap olunmusha oxshayir-
di. Bir-iki syahifyasinya qyoz qyazdirdim vya birinci syahifyanin syarlyovhyasinya
diqqyat yetirdim. Qarishiq-dolashiq yazilarin ichindya kitabin adini tapa bil-
myadim. Dostum burada myanim iczimi* duydu, alini uzatdi kitaba vya
qyulya-qyulya dedi:
– Ver myanya! – Vya myandyan kitabi alib dedi:
– Bu kitab qyudyamayi-shyuyarayi-Azyarbaycan** Yeldainin divanidir.
Bunu myan nechya ildi ki, axtarirdim.
Myan sorushdum ki, indi bunu haradan tapib; o da myanya belya cavab
verdi:
_______________
* Acizliyimi
** Azyarbaycanin qyadim shairlyarindyan

– Bu kitab shahzadya Byahmyan Mirzyanin kitablarindandi vya ryavayyat
elyayirlyar ki, shahzadya Irandan Qarabaqa qachanda bu kitabi qoltuq ci-
bindya saxlayirmish. Iki il bundan iryali bir dyallala myan xyalvyatcya bir qyadyar
pul vermishdim ki, aqyar o kitabi tapib qyatirsya, ona bir mahud chuxa da
verim. Qochaq kitabi qyatirdi vya chuxani da myandyan aldi.
Burada myan kitabi qenya aldim alimya vya achdim orta syahifyalyarini vya-
ryaqlyadim. Hyar yeri nyazm idi. Qyozlyuyyumyu taxib, bir yerindyan bu ibaryani
chyatinliklya oxuya bildim.
Myanarixyas abuzi ki, byarq-nyarq olacaqdir,
Sita ki, hyashm nitaxi…
Burada dayandim vya dalini oxuya bilmyadim vya syoz yox ki, oxu-
duqumu da basha dyushmyadim. Kitabin sahibi alimdyan aldi vya dedi:
– Indi qyalin aylyashyak.
Aylyashdim.
– Hi, haradan oxuyurdun?
Myan ayildim vya nishan verdim. Cavan da kitaba tyaryaf bashini aydi.
Dostum dedi:
– Molla dadash, qyoryukyur, bu cyur myatbuatin myutaliyasini etiyad etmya-
misyan (yyani; adyat etmyamisyan). Qoy myan oxuyum, syan qulaq as. Hya,
haradan oxuyurdun?.. – Vya bashladi oxumaqa:
Niyarbyaxsh ayuri ki, tyarq-byarq olacaqdir,
Saki cheshmi nitafi-tyu mehri-talei-pyunhan.
Vya bu beyti oxuyandan sonra dostum baxdi uzyumya, bir qyadyar
dinmyadi vya dedi:
– Myan oz vicdanima and ichya bilyaryam ki, bir belya kyalami-yabyadzin-
dyani* indiyyadyak Azyarbaycanin byarqyuzidya shairlyarinin hech biri syahneyi-
myatbuata chixartmayibdir. Myarhyaba, myarhyaba! Siz olyasiniz, qiyamyat
elyayib. Indi dalina qulaq as.
Burada myan bir syoz danishmadim vya danishmamaqimin syabyabi bu idi
ki, aqyar desya idim ki, bu “qiyamyat” shairin abyadzindya kyalamini myan
basha dyushmyadim, o vyadya dostum da vya oqlu da myani bisavad hesab
edyacyakdilyar; necya ki, min dyafyalyarlya belya-belya tyurk myaclislyarindya min
dyafyalyarlya elya belya-belya “qiyamyat” shairlyarin abyadzindya kyalami zikr
olunub vya tyurk qulaq asanlari (yyani myustyameinlyari) o kyalamdan bir
_______________
* Olmyaz syozlyari
zyarrya qyadyar isharya dya anlamayiblar vya anlamayanlarin bir para quru
tyashyax***slyulyari vya kyamcuryatlilyari myanim kimi yalandan “byali-byali”
deyib ozlyarini anlayana oxshadiblar. Onun uchyun dya myan dinmyadim;
istyamyadim savadsiz olmaqimi duyalar.
Myan bu xyayalatda idim, bir kasib qoca arvad uzundya yashmaq, chay
qyatirdi. Dalinca… xanim da qyaldi. Arvad styakanlari qoyub padnosu
aparanda… xanim onun dalinca dedi:
– Zeynyab, samavari qyozlya soyumasin.
Bu arvad qulluqchuya oxshayirdi. Arvad qetdi vya… xanim aylyashdi.
Dostum bashini kitabin ustyundyan qalxizmayib, saq alinin shyahadyat
barmaqini myanya tyaryaf uzatdi vya bashladi kitabdan oxumaqa:
Sima tyuhyaf, nya yyashanir, olubdu xyalhya dilbyar.
Umuri-qyarb zyaraf nya kar-kur syafihan.
Yyani: akyaryam myan bustanimda “qyabr” qyulyunyu vya “qyabrin”
qyonchyalyari achilib myuyattyar* olar vya myan o qyuldyan dyarib apararam o na-
zyanin yarima ithaf edyaryam. Demyak, burada “qyabr” kyalmyasi “qayin”in
fyathi ilya soqan qabiqini myana edir, “qayin”in kyasrilya dyavyanin quyru-
qunun ucuna deyir, “qayin”in zyammi ilya hyaman qyul aqacidir ki, shair
onun qyonchyalyarini oz yarina ehda etmyak** istyayir. Indi dalina qulaq as:
QYAZYAL
Niqari-vyasl shyovq-myutryubyu ryaqbyat xizar olmaz,
Qyulyu hyar lyahzeyi-ashiq tyarabi-xar-mar olmaz.
Aqyar andishya xatirnak dyasturu-myarac etsya,
O dilbyar kim, kyavakib eshqi-qyabzi-xakisar olmaz.
Syuxyan byar dush aclafi-ryaaya myazhyari eymyan,
Dyamadyam nazyanin ol myarhyami-myulqyat nisar olmaz.
Indi dalina qulaq as:
_______________
* Atirli
** Hyadiyyya etmyak, baqishlamaq

QYAZYAL
Hyar ki, mehri-chaki-dilxun syanqi-barin qyormyasin,
Qyaflyati-myarcan-hal ichrya diyarin qyormyasin.
Chyun pyarishan zyulfyu cyovhyar dilbyari-balyali-lyab,
Qyam kyudari-ryahnyuma bir busya yarin qyormyasin.
Myan qyarib aslan niqyahbani-biladi-myohtyariz,
Ta xyadyanqi-navyuk olsa, xyaddi-xarin qyormyasin.
Burada… xanim asnyadi vya durdu ayaqa. Oqlu da yavashca qyulyum-
syundyu. Chox istyardim syabyabini bilyam, amma sorushsa idim, yersiz dyushyar-
di; yyani bica olardi. Oqlanin qyazyalpyaryast atasi bashini qenya haman kita-
ba ayib vya qenya shahadyat barmaqini myanya tyaryaf uzadib bashladi byalaqyat-
lya oxumaqa:
Cyamin cyamal cyumuli cyalali-cul elyayibdir
Ki, hyazmi tahir dyafi xyataq tyahn myuqilan.
– Pyah-pyah!.. Nya qyadyar myaziyyyat! Zalim oqlu qiyamyat elyayib! Syan
bir myaharyatya bax ki, bir dyanya “cim” hyarfi ilya nya byoyyuk bir myanani ifa-
dya edir, yyani anladir.
– Pyah-pyah, pyah!.. Qiyamyat elyayib.
Doqrudan da, dostumun fyasahyatinin qyalizliyindyan aqzinin kyopyuyyu
styakan-nyalbyakiyya sichrayirdi. Xanim asnyayya-yasnyayya istyadi qedya vya
qedyandya bircya bunu dedi:
– Heyif ki, bir shey basha dyushmyuryam. – Oqlu da anasina tyaryaf danishdi:
– Yyani, dyadya, doqrudan da o kitaba ki, o qyadyar pul verirsyan, axi nya
olar ki, bizi basha salasan qyoryak o kitabda yazilan syozlyarin myanasi nyadir
vya nya demyak istyayir.
Myan dya burada istyadim ana vya oqula qyuvvyat veryam vya istyadim ki,
aqzimi acham, amma ev sahibi qoymadi vya myandyan sorushdu:
– Molla dadash, necya qyordyun Yeldaini? Qyoryursyan necya qiyamyat
elyayir?
Myan qenya utandim vya bircya bunu deyya bildim:
– Byali…
Dostum haman kitabi byukdyu qoydu stolun ustya vya durdu qetdi
shkafdan qenya bir kyohnya kitab chixartdi qyatirdi vya haman kitabi iki ali ilya
yuxari qalxizib, shairanya bir shivya ilya myanya dedi:
– Bax, Molla dadash, bu kitabi da bir iranli bazarda dolandirirdi vya
hyar kyasya ki, qyostyarib, bir kyas buna pul vermyak istyamyayib; chyunki okyuz
nya bilir qyulyun qyadrini vya kyurd nya bilir pyustyanin qyadrini?! Bu kitaba
myan o qyadyar pul verdim ki, kitabin asil qiymyatinin ondan biri deyil.
Myan buna otuz iki manat verdim vya veryandyan sonra elya bildim ki,
kyuchyadyan tapdim. Bu nadyuryul-vyucud kitab, cahiliyyya asrinin qiryan byaha
shairi Syaqyaryul-Qadirinin “Myacmyayun-nyabiqya”sidir. Bir ryavayyatya qyorya
Syaqyaryul-Qyadiri hicryatdyan 212 il qabaq Azyarbaycanin “Danaqirt” qya-
syabyasindya tyavyallyud edib. Doqquz yasha qyadyar orda iqamyatlya, sonralar
Baqdada myuvasyalyat edyaryak, Byatabinyushshyacyari kimi aazimi-yulyamadyan
tyahsili-yulumi-vyaznyu qafiyya etmishdir ki, avaxir aryab dilindya sheir
yazmaqla Aryabistanin byarqyuzidya shairlyarinin silkinya myaslyak olmushdur;
onunchun aryablyar syahvyan vya qyaflyatyan onu oz shairi hesab edirlyar. Sya-
qyaryul-Qadiri, – necya ki, myalumdur, – “Myuyallyaqati-syabya”nin birinin
sahibidir; necya ki, minlyarcya ifayi-fyarizeyi-hyacc edyanlyar myururi-dyuhur
onun zirayyatinya myushyarryaf olmaqdadirlar. Ishtya bu bir-iki beyt onun
cyumleyi-yasharindandir.
Byaqdyu myaqata tyabyaryul-zicanya xyayalyak,
Matyul-kyalabyu latyashnyaba qyuzaza.
Pyah-pyah, doqrudan da zalim oqlunun necya abdar kyalami var! Vya
qyor necya aryablyarin ichindya, byalkya islam alyamindya biz azyari tyurklyarinin
bashini ucaldib (yyani: qyor necya “syarbyulyand” elyayib). Vya bunu da burada
qeyd edya bilyaryam ki, aryablyar bundan bashqa qenya bizim qeyri bir nechya
shairlyarimizi tyasahyub edirlyar. Myasyalyan, “aqlina nya qyalir, kimdi Hatyami-
Tai? Myan nechya-nechya syanyadlyar vya myaxyazlyarlya dyaryaqeyi-syubuta yetirya
bilyaryam ki, Hatyami-Tai Arar bu tayli Hatyam xan aqanin nyaslindyan
inshiqat edib, Aryabistana hicryat edyanlyardyandir ki, onun bimisl vya
manyand nabiqyasi ilya indi aryablyar iftixar edirlyar. Vya hyatta, Molla dadash,
myan “Myuyallyaqya” sahibi Imryayal-Qeys baryasindya dya chox shyakdyayyam.
Daha cavan tyalyabya burada yoxdu. Yyaqin ki, darixdi vya bash qyotyuryub
qachdi (chyunki myaclisin lyazzyatini anlamadi).
Dostum qenya qyozyunyu dikmishdi kitaba vya oxshuyurdu ki, oradan
qenya bir shey oxumaqa hazirlashir.
Myan bu boynuma aliram ki, bir az yoruldum, ancaq ev sahibindyan
utandim vya yorulmaqimi byuruzya vermyak istyamyadim vya hyatta uzya
qaldim vya bir-iki dyafya “byali-byali” dya dedim.
Amma burada bir ish vaqe oldu ki, yorulmaqim da qetdi ishinya, utan-
maqim da yaddan chixdi. Elya ki, dostum aqzini achirdi kitabdan oxusun,
burada elektrik chiraqlari birdyan syondyu vya biz qaldiq qaranliqda.
Dostum haman saat oqlunu chaqirdi:
– Oqlum, oqlum, qadan alim, chiraqlari yandir.
… xanim alindya bir yanan sham, qyatirdi bizim otaqa, qoydu stolun
yustya. Oqlu da chyakic, kyalbyatin vya myaftil qiriqlari qyotyuryub qachdi dalana.
Sheir myacnunu* da shami chyakdi kitabin yanina ki, oxusun, amma na-
rin yazilari qyozyu sechmyadi vya bashladi papiros chyakmyayya.
O biri otaqin qapisi achiq idi vya qyoryurdyum vya eshidirdim ki, haman
otaqda... xanim aylyashib, yaninda bir balaca qiz ushaqi oturub vya Zeynyab
arvad da yerya chyokyub nya isya naqil elyayir vya …xanim da vya qizi da qulaq
asirlar. Zeynyab arvad bir belya naqil syoylyayirdi:
– Ay xanim, biri var idi, biri yox idi, bir padshah var idi vya bir dya o
padshahin bir vyaziri var idi. Bu vyazir dya chox qochaq vyazirmish. Bir qyun
vyazir oz evindya yatmishmish. Qecya vaxti qapi dyoyyulyur, vyazir ayilir vya
kyoynyakcyak istiyir chixa qapiya. Burada vyazirin arvadi deyir: – Ay vyazir,
elya kyoynyakcyak qapiya chixma, paltarini qeyin, yaraq-yasbabini qyotyur.
Yoxsa ola bilyar ki, qapidaki dyushmyan ola.
Vyazir dya arvad dediyini elyayir vya yaraq-yaslyahyasini qeyir, qedir
qapini achir vya qyoryur ki, qapini dyoyyan bir iqiddir, belindya xyancyal, alindya
tapancha. Vyaziri yaraq-yaslyahyali qyoryandya deyir:
– Qurban olasan arvadina! Yoxsa myanim qabaqima kyoynyakcyak vya
yali yalin chixsa idin, otuz doqquz iqidin boynunu vurmusham, syan dya
qirxinci olacaqdin.
***lasya, qapini dyoyyan vyazirya deyir:
– Qyal qedyak.
– Hara qedyak?
– Syanya borc deyil, qyal qedyak.
***lasya, qedirlyar, qedirlyar, qedirlyar vya bir qapida dayanirlar. Iqid
vyazirya deyir:
– Syan dur burada, myani qyozlya, aqyar syaslyandim, bil ki, basmisham,
onda qyal myanim harayima. Aqyar syasim qyalmyadi, onda bil ki, myan
basilmisham; onda chix qet. Amma myanim qohum-yaqryabamdan hyar kyas
myani sorushsa, myabada deyyasyan iqid basildi; deqinyan bilmiryam harada
_______________
* Dyalisi
myan onu itirdim. Bax, yadinda saxla, yadinda saxla. Demyayyasyan ki,
iqid basildi.
Bu yerya kimi... xanim da shirin-shirin qulaq asirdi vya myan dya qulaq
asirdim. Burada yanimdaki dostum yadima dyushdyu, dedim byalkya qenya
kitablarina cumub, onun uchyun syasi chixmir. Chyondyum vya qyordyum ki, bu
da cyami hush-qushunu Zeynyab arvadin naqilina verib qulaq asir.
Ara qapi ortyuldyu vya Zeynyabin syasini daha eshitmyadik. Vya bizim
otaqda bu dyaqiqya elya bir sakitlik amyalya qyaldi vya myanim qyalbimdya elya
bir tutqunluq uz verdi ki, otaqimizda yanan shami daha qyozyum qyormyur-
dyu. Vya bu qaranliqin ichindya bu dyamdya myanim uchyun Azyarbaycan shairi
Yeldai dya yox idi, Syaqyaryul-Qadiri dya qaranliqa batdi vya hyatta dostu-
mun byulbyullyarinin cyami aryablyashmish sheirlyari zyulmyatin tyarkinya dyushyub,
myandyan otryu hyamishyalik fotya qetdilyar.
Ancaq bu dyamdya myanim uchyun bircya ishiq haman tyak bir shamin ishiqi
idi ki, oradan Zeynyab arvadin dilindyan achiq vya shirin Azyarbaycan naqi-
lini eshidirdim.
Elektrik chiraqlari yandi vya myani bu qaranliq mal***lyasindan oyat-
di. Elektrik fyanninin tyalyabyasi shad vya qyulya-qyulya qyaldi.
– Hi, dyadya, nya olar ki, bir dyafya dya bu chiraqlari syanin o qyaribya shair-
lyarin yandiralar?
Atasi da dilxoshluqla oqluna baxirdi vya qyoryurdyum ki, oqlunun bi-
liyinya qyalbdyan chox-chox fyaxr edir.
Ev sahibindyan uzr istyadim vya hazirlashdim qetmyayya. Cavan myani
kyuchya qapisinadyak yola saldi vya pillyakyanlyari yenya-yenya myanya belya
dedi:
– Molla dayi, vallah, doqquz ildi ki, myusyalman dyarsi oxuyuram,
amma qenya bu shairlyarin dilini qanmiram.
Bunun cavabinda myan buna al verib ayrilanda dedim:
– Syanya bir syozyum var; amma qyaryak atan bilmyasin.
Cavan and ichdi vya myan ona dedim:
– Syanin dyadyanin vya myanim aziz dostumun o qyaribya shairlyarinin
dilini myan dya qanmadim.
Cavan mat qaldi.

Джалил Мамедгулузаде
         Сон
     Умер Гаджи-Мирзали-ага. Приходился он дальним род-ственником нашей домашней, и мне пришлось пойти на его похороны и проводить покойника до самого кладбища, а вече-ром отправиться на поминки. Отправился сам и взял с собой нашу домашнюю.
       Мужчины собрались в первой комнате, и жена, войдя во двор, отделилась от меня и прошла во внутреннюю комнату (как родственница, она знала расположение комнат в доме).
       Я вошел к мужчинам, отдал общий поклон и сел. Двое молл в чалмах сидели на почетном месте у стены напротив входа. Когда я сел, один из них громко произнес "фатиха", и тогда все присутствующие, начав со слов "бисмиллах" или "алхам-дулиллах", стали читать про себя молитву, беззвучно шевеля губами. Посреди комнаты сидел, поджав под себя ноги, еще один молла без чалмы, возле него лежало несколько перепле-тенных книжек, и он читал одну из них, близко держа ее у глаз. Некоторые из сидевших тут мужчин держали в руках та-кие же книжки и читали, бормоча под нос.
       Книжки эти представляли собой отдельные части Корана, а их, этих частей, в Коране целых тридцать.
       Кебле-Таги, старший сын покойного, стоял удрученный, низ-ко опустив голову, у входных дверей. Каждый, кто входил в комнату, приветствовал собравшихся салямом и садился. Тог-да и Кебле-Таги медленно опускался на колени на том месте, где стоял. А когда кто-нибудь вставал уходить, Кебле-Таги то-же быстро поднимался на ноги. Уходивший обращался к ново-му хозяину дома со словами утешения и соболезнования. Одни говорили кратко:
       - Пусть благословит аллах память усопшего! Другие останавливались   подольше и   произносили несколь-ко дополнительных слов:
       - Не очень тужи, кербалай! Никто не останется вечно на этой земле. Мир этот - неверный и коварный мир. Каждый сотворенный имеет один конец - смерть. Такова воля аллаха. И нас это не должно волновать. Не огорчайся!
       Прочитав соответствующую молитву из корана, я тихо ска-зал:
       - Пусть благословит аллах память покойного!
       После того, как я сел, несколько минут царило молчание, никто не заговаривал. Вошел еще один посетитель и сел. Мол-ла опять провозгласил "фатиха", и опять все присутствующие вполголоса прочитали молитву, после чего опять стало тихо. Только сидевший налево от меня Мешади-Зульфугар обратился к моллам и сказал:
       - Ахунд Молла-Ахмед, кажется, этот месяц должен быть коротким.
       Молла поднял голову от корана и ответил:
       - Да, должен быть коротким.
       Я тоже повернулся к Мешади-Зульфугару и проговорил:
       - Да, должен быть коротким.
       Я попросил у моллы без чалмы одну из частей корана, от-крыл ее и начал читать.
       Я уже не помню, в какой части света я пребывал, когда увидел вдруг хозяина дома Кебле-Таги, который опустился пе-редо мной на корточки и будил меня ото сна.
       Оказалось, что я крепко заснул над Кораном. Посмотрел в книгу и понял, что прочитал-то я всего две страницы из нача-той мною части. С большим трудом я дочитал часть и произнес про себя "фатиха". Я повторил первую суру корана "хамд", поцеловал книгу, вернул молле без чалмы, встал, чтоб уходить.
       - Кебле-Таги, пусть уготовит аллах покойному лучшее место в своем раю и сохранит тебя, чтобы не погас очаг в его" доме!
       Мы вышли в прихожую, и Кебле-Таги громко сказал:
       - Скажите сестрице Бильгеис, что дядя Молла уходит. - Пусть идет.
       Бильгеис - имя матери моих детей. В прихожей зажгли мой ручной фонарь и дали мне в руки. Я спустился во двор и за-метил женщину в чадре, которая вышла из женской половины и, следуя за мной, пошла из ворот. И я пошел впереди с фона-рем в руке.
       Было не так уж темно и все же мой фонарь несколько ос-вещал дорогу. Мы миновали улицу Гаджи-Мурсала и вышла к мосту Алимурада. Тут я прошел через мост и вдруг заметил, что Бильгеис, закутавшись в чадру, стоит на месте и смотрит в мою сторону.
       Я удивился и немного даже рассердился.
       - Что ты  стоишь?   Гадаешь, что  ли?  Уже  поздно. Иди за мной!
       Жена стояла на том же месте без движения. Я позвал ее еще громче и произнес, кажется, несколько неприятных слов..
       А женщина продолжала стоять на том же месте. Удивление мое еще более усилилось и во мне вскипел гнев; я выругал жену:
       Дочь проклятого, шутишь со мной, что ли? Разве тут-место для шуток? Иди же за мной!
       Ба!.. Я был поражен, когда увидел, что женщина молча по-вернулась и пошла обратно.
       Мне захотелось поднять с земли камень, догнать женщину и разбить ей голову. Но я овладел собой и подумал: Бисмиллах! Может, я сплю и все это мне только снится?!"
       Так я услышал голос, который словно пробудил меня ото сна, издали мужской голос громко звал:
       - Бильгеис! Бильгеис!..
       Голос стал приближаться, и смотрю, братец Мешади-Джафар идет впереди нашей домашней, Бильгеис, а та покорно следует за ним.
       Тут все разъяснилось. Оказалось, что за мною пошла Биль-геис жена братца Мешади-Джафара, который, не найдя среди женщин свою Бильгеис, взял мою и привел, чтобы поручить мне и увести свою.
       Так он и сделал: своими ушами я слышал, как он отчиты-вал свою жену, уводя ее за собой; а моя Бильгеис пошла за мной; я тоже повел ее домой, сурово отчитывая и даже браня ее.
       Дети еще не спали. Маленькая Хаджар, увидя нас, сказала радостно:
       - Папочка, куда вы ходили? Я ответил в сердцах:
       - В ад ходили! К черту ходили! Девочка умолкла.
       1927

YUXU
Haci Mirzyali aqa vyafat etmishdi. Chyun bizim ev adamina bir nyov qo-
humluqu chatirdi, myarhumun dyafninya ta qyabr ustya kimi myan qetmyayya
myacbur oldum vya hyatta axsham vaxti syar-syalamyatinya dya qetdim; myan
yozyum dya qetdim vya ev adamimizi da apardim.
Kishilyar qabaq otaqa yiqishmishdilar vya ovryat dya hyayyatya qiryandyan
sonra myandyan ayrildi, qetdi ichyari otaqa (qohumluqu cyahyatdyan oraya
byalyad idi).
Myan qirdim kishilyarin yanina vya salam verib kechdim yuxari vya ay-
lyashdim. Ilk ammamyali molla yuxari bashda dizyustya aylyashmishdi. Vya myan
oturan kimi bunlarin biri ucadan fatihya dedi vya camaat da bashladi kimi
“bismillah” vya kimi “yalhyamdullah” deyib, oz-yozyunya yavashca vird elya-
myayya. Otaqin ortasinda bir ammamyasiz mollaciq da diz ustya chyokyub,
qabaqinda bir dyastya cildli kitabcha, alindya bu kitabchalarin birini qyozyu-
nyun yavuquna tutub oxuyurdu. Aylyashyan kishilyarin dya bir nechyasi, al-
lyarindya bu kitabchalardan, yavashca mirtdana-mirtdana oxuyurdular. Bu
kitabchalar Quranin cyuzlyari idi ki, ibaryat ola Quranin otuz hissyasindyan.
Myarhumun byoyyuk oqlu Kyablya Taqi bashiashaqi vya qyamqin durmushdu
ayaqyustya, qapinin aqzinda. Hyar bir ichyari daxil olan salam verib aylya-
shyandyan sonra Kyablya Taqi da yavashca durduqu yerdya chyokyurdyu dizi ustya
vya birisi durub qedyandya Kyablya Taqi da dik qalxirdi ayaq ustya. Vya qe-
dyan adam uzyunyu evin tyazya sahibinya tutub hyarya bir cyur tyasyalli verirdi.
Biri myuxtyasyarcya deyirdi:
– Allah ryahmyat elyasin.
Amma biri bir az dayanib bir-iki syoz dya artiq deyirdi:
– Kyablyayi, hech uryayini sixma, bu dyunyada hech kyas qalmayacaq; bu
dyunya namyard dyunyadir. Hyar yaranmishin axiri olmyakdir; bu bir Allah
myaslyahyatidir. Bu ishlyarin bizya dyaxli yoxdur; hech uryayini sixma.
Myan hyamd suryani oxuyub qurtarandan sonra yavashca dedim:
– Allah ryahmyat elyasin.
Myan oturandan sonra bir-iki dyaqiqya myaclis sakit kechdi, danishan
olmadi. Ancaq bir adam da myanim kimi qirdi otaqa vya aylyashdi; buna
da fatihya deyib vya qenya myaclis ahli hyamd surya oxudular vya sonra qenya
sakitlik amyalya qyaldi. Ancaq myanim sol tyaryafimdya aylyashyan Myashyadi
Zyulfyuqar mollalara tyaryaf uzyunyu tutub sorushdu:
– Axund Molla Ahmyad, bu ay qyaryak kyamyek ola*.
Molla da bashini Quranin cyuzyundyan qalxizib dedi:
– Byali, qyaryak kyamyek ola.
Myan dya Myashyadi Zyulfyuqara tyaryaf dyondyum vya dedim:
– Byali, qyaryak kyamyek ola.
* * *
Quranin bir cyuzyunyu myan dya ammamyasiz mollaciqdan istyadim vya
achdim, bashladim oxumaqa.
Dyaxi bilmiryam dyunyanin harasinda idim ki, bir dya qyordyum ev sahi-
bi Kyablya Taqi qyalib chyokyub qabaqimda vya myani yuxudan oyadir. Mya-
lum oldu ki, myani burada shirin yuxu tutub. Baxdim ki, cyuzyun alif-lam-
mim suryasinin ancaq iki syahifyasini oxumusham. Olyum-zyulyum cyuzyu qur-
tardim, oz kyonlyumdya fatihya verdim. Hyamd suryani oxudum vya Quranin
hissyasini opdyum, verdim mollaciqa vya durdum ayaqa.
– Kyablya Taqi, Allah oz birliyi xatiryasi uchyun Myashyadi amoqlunu be-
hishtin an yaxshi yerindya aylyashdirsin vya syanin vyucudun ilya onun ocaqini
syondyurmyasin.
Chixdiq dalana vya Kyablya Taqi ucadan chiqirdi:
– Ay ushaq, Bilqeyis baciya deyin, Molla ami qedir, dursun qyalsin.
Bilqeyis ovryat bizim ushaqlarin anasinin adidir. Fanusumu** dalan-
da yandirdilar, verdilyar alimya, yendim hyayyatya vya qyordyum ki, ovryat
evindyan bir charshovlu ovryat myanim dalima dyushdyu vya dalimca chixdi kyu-
chyayya vya myan dya arxayin fanar alimdya qediryam.
Hava chox da qaranliq deyildi vya bununla belya alimdyaki fanar bir az
da ishiq salirdi. Haci Myursyal kyuchyasini kechdik, chatdiq Alimurad kyorpyu-
syunya. Buradan myan kechdim vya qyordyum ki, Bilqeyis charshava byark-byark
byuryunyub, durub myanya tyaryaf baxir. Tyayaccyub elyadim vya bir az da
aciqlandim vya dedim:
– Dyaxi, nya istixarya eliyirsyan? Qecya kechibdir. Belya qyal qedyak.
Arvad durduqu yerdya durub, dyaxi bir yana hyaryakyat elyamirdi. Myan
qenya tyakid elyadim vya bu dyafya bir az da ucadan bunu chaqirdim vya bil-
miryam aqzima qyalyan bir nechya aciqli syoz dya dedim.
_______________
* Yyani bir qyun az ola
** Fanarimi

Arvad tyarpyanmyak istyamirdi. Hyami xeyli tyayaccyub elyadim vya hyami
dya nyahayyatsiz qeyzlyandim vya arvada tyaryaf belya syoyyush qyondyardim:
– Ay myalunun qizi, aqyar myanlya zarafatin var, bura zarafat yeri
deyil, qyal qedyak.
Ba!.. Bu heyndya myani heyryatya qyatiryan bu oldu ki, qyordyum arvad
dinmyaz-syoylyamyaz qayidib qeri qedir.
Istyadim yerdyan bir dash qyotyuryam vya arvadin daliyca qacham, vuram
bash-qyozyu azilsin; amma burada dayandim vya oz-yozyumya dedim: Syub-
hanallah! Byalkya bu bir yuxudur ki, myan qyoryuryam.
Ancaq burada bir syas eshitdim vya yuxudan ayildim. Uzaqdan bir kishi
syasi “Bilqeyis” deyib haraylayirdi. Syas yaviqlashirdi vya baxam ki, Mya-
shyadi Cyafyar amoqlu bizim ev adamimiz Bilqeyisi dalina salib qyatirir.
Burada ish achildi. Demyaqinyan dalima dyushyub qyalyan Myashyadi Cyafyar
yamoqlunun ovryati Bilqeyis imish vya Myashyadi Cyafyar amoqlu da arvad-
larin ichindya oz Bilqeyisini tapmayib, bizim Bilqeyisi qyatirib ki, onu
myanya tapshirsin vya ozyunyunkyunyu aparsin.
Helya dya elyadi: ovryatini qulaqim eshidya-eshidya myazyammyatlya saldi da-
lina vya apardi. Bizim Bilqeyis dya dyushdyu myanim dalima vya myan dya bunu
myazyammyat elyayya-elyayya vya byalkya dya syoyya-syoyya apardim evimizya.
Ushaqlar hyalya yatmamishdi. Balaca Hyacyar bizi qyoryan kimi sevincyak
sorushdu:
– Dyadya, hara qetmishdiniz? – Myan aciqla cavab verdim:
– Cyahyannyamya qetmishdik, qora qetmishdik!
Ushaq syasini kyasdi.

    Тетка Фатьма
    Джалил Мамедгулузаде
    ТЕТКА ФАТЬМА
    Многие женщины на свете теряли свои башмаки: и во время верховой езды, и из повозки или фаэтона, и даже на железной дороге.
    Один мой приятель рассказывал как-то, что несколько лет назад, когда он ездил с женой в Хорасан на поклонение гробни-це святого, тридцать четыре раза падали башмаки с ног его жены из фаэтона, двадцать один раз - во время поездки по же-лезной дороге, когда его жена спускалась или поднималась по лесенке вагона, и сто сорок шесть раз - в Иране, когда они ехали верхом на лошадях.
    Этот мой приятель и сейчас уверяет, что при одном упоми-нании о хорасанской поездке он сразу вспоминает крик жены:
    - Ай киши, башмак упал!
    Другой мой приятель часто говорит мне, что за всю свою жизнь он ни разу не выезжал с женой куда-нибудь, даже со двора на улицу не выходил. Когда я спрашиваю почему, он от-вечает:
    - Потому, что боюсь услышать ее крик: "Ай киши, башмак упал!"
    Одним словом, у многих женщин на свете падали башмаки с ног. И в самом деле, что тут особенного, если с ноги женщины упал башмак? Дело простое, упал башмак, крикнешь: "Ай ки-ши, башмак упал", и муж остановит фаэтон, если вы едете на "фаэтоне, и принесет тебе твой башмак; если вы едете на арбе, остановит арбу, а если едете в поезде, то остановит поезд (впрочем, извозчики на этих проклятых железных дорогах никогда не слушают, что им говорят).
    Итак, у многих женщин на свете падали башмаки с ног, но клянусь аллахом, никто еще так сильно не пострадал от этого, как тетка Фатьма.
    Муж тетки Фатьмы, житель города Пуганый Мул Кербалай-Халыгверди, как-то купил лошадь в деревне Кизячное. Ло-шадь была хорошая, но с одним недостатком: при каждом удобном случае она покидала двор своего нового хозяина и бежала прямехонько в селение Кизячное, к своему старому хо-зяину Мешади-Нурали. И Кербалай-Халыгверди приходилось бегать за ней в Кизячное и приводить обратно.
    Однажды тетка Фатьма обратилась к Кербалай-Халыгвер-ди с такою просьбой:
    - Ай киши, будь милостив, повези меня в святое место Гейдарли. Теперь, слава богу, ты купил лошадь и не придется идти пешком.
    Сперва Кербалай-Халыгверди ответил:
    - Ради аллаха, отстань, жена!
    Но потом согласился.
    Город Пуганый Мул находится в двух часах пути от свято-го места Гейдарли. Дорога, идущая от города к реке Квакуш-ки, ведет далее в селение Кизячное, но, если перейти через реку, попадешь в селение Заячий Гон и через час езды будешь в свя-том месте Гейдарли.
    Святое место Гейдарли славится своими чудесами, и о них можно было бы рассказать много интересного, но, не желая обидеть шемахинцев, мы этого не делаем.
    Кербалай-Халыгверди вывел лошадь, посадил тетку Фатьму позади себя и поехал.
    Муж и жена ехали, мирно беседуя.
    - Фатьма, - говорил муж, - кажется, лошадь немного хро-мает. - Я думаю, кузнец Уста-Али загнал гвоздь в мякоть. А жена отвечала:
    - Ай киши, объясни мне, ради аллаха, как эти кузнецы камень им на голову, не боятся вбивать гвозди в копыта лоша-ди? А если вдруг лошадь лягнет?!
    На это Кербалай-Халыгверди ответил, что береженого бог бережет.
    Беседуя таким образом, они ехали себе спокойно, как вдруг раздался крик тетки Фатьмы:
    - Ай киши, башмак упал!
    Кербалай-Халыгверди остановил лошадь и, обернувшись, стал вглядываться в дорогу, но ничего не увидел. Тогда он со-скочил с лошади и сказал жене:
    - Ты возьми повод и придержи лошадь, а я пойду поищу башмак.
    При этих словах тетка Фатьма испуганно вскрикнула:
    - Нет, нет, ради алаха, я боюсь! Я не дотронусь до повода!
    Кербалай-Халыгверди перебросил повод через шею лошади и сказал жене:
    - Ладно, если будешь сидеть тихо, лошадь не двинется.
    И пошел по дороге обратно искать башмак. Лошадь постоя-ла немного и сделала шаг вперед. Тетка Фатьма крикнула:
    - Ай аман!
    Лошадь сделала еще один шаг. Тетка Фатьма снова крик-нула:
    - Ай аман!  - Лошадь шагнула еще раз, и тетка Фатьма опять крикнула:
    - Ай аман!
    Тогда лошадь пошла медленно вперед. Вскоре расстояние между лошадью и Халыгверди настолько увеличилось, что кри-ки жены уже перестали доходить до его слуха.
    Вспомнив о своем старом стойле у прежнего хозяина, ло-шадь вскоре скакала к деревне Кизячное. Бедная тетка Фать-ма, в ужасе воздев обе руки к небу, неистово вопила:
    - Ай аман!..
    ***
    Покуда лошадь мчит тетку Фатьму, мы перенесемся в селение Кизячное.
    Прежний хозяин лошади Мешади-Нурали сидел на улице возле ворот своего дома и беседовал с сельским Молла-Гурбангулу. Кроме них, были тут еще несколько сельчан, которые слушали, что говорил им Молла-Гурбангулу. А он говорил:
    - Как смеет женщина выходить за ворота дома? Попада-ются даже такие бесстыжие мусульмане, что берут с собой жен и отправляются в гости к родственникам.
    - Молла, - сказал один из крестьян, - клянусь единым творцом, создавшим нас всех, что я никуда не водил, извините за такое слово, мать нашего Джафара.
    Другие сельчане тоже поклялись, что в жизни не совершали подобного греха.
    И Молла-Гурбангулу продолжал:
    - Женщину следует загнать в комнату и запереть дверь на замок.
    Тогда   к   Молла-Гурбангулу   обратился   Мешади-Нурали   и сказал:
    - Молла, правильно изволишь говорить, но, если понадо-бится, к примеру, чтобы женщина пошла к роднику за водой, как же она пойдет, к примеру, если дверь заперта на замок; она же не сможет выйти, к примеру, чтобы сходить по воду.
    - Сразу видно, что за глупые слова денег не платил,- сердито вскричал Молла-Гурбангулу. - Что это за женщина, если она будет показываться на улице и ходить по воду? Воду надо таскать тебе самому, милейший! Как можно доверять женщине настолько, чтобы выпускать ее на улицу?! Жену надо держать взаперти и ключ иметь в кармане.
    Поговорив еще таким манером, Молла-Гурбангулу спросил у Мешади-Нурали:
    - Мешади-Нурали, кому ты продал лошадь?
    Тот ответил, что продал лошадь Кербалай-Халыгверди из города Пуганый Мул. Услышав имя Кербалай-Халыгверди, Молла-Гурбангулу принялся расхваливать его:
    - Вот о ком ничего плохого не скажешь! Это настоящий му-сульманин. Я давно знаю Кербалай-Халыгверди и всегда оста-навливаюсь у него, когда бываю в городе Пуганый Мул. Это настоящий раб аллаха. Не было еще случая, чтобы я услышал голос его жены или видел ее рост. Добро тебе, Мешади-Нура-ли, хорошему человеку продал ты свою лошадь.
    Мешади-Нурали подтвердил слова Молла-Гурбангулу и от себя добавил, что Кербалай-Халыгверди и в самом деле чело-век очень набожный и честный.
    Крестьяне заняты были этой беседой, когда послышался вдруг топот копыт. Они все обернулись к дороге и увидели ска-чущую верхом женщину-мусульманку.
    - Проклятье тебе, слепой шайтан! - воскликнули крестьяне в один голос.
    - Астагфурулла! - произнес Молла-Гурбангулу.
    На лошади скакала наша тетка Фатьма. Бедная женщина вцепилась обеими руками в луку седла и поэтому не могла за-крыть лицо чадрой.
    При виде мужчин бедная женщина со стыда зарделась вся и виновато оглядела крестьян и моллу.
    Лошадь влетела через раскрытые ворота во двор Мешади-Нурали.
    В полном недоумении поглядел Молла-Гурбангулу вслед лошади, сплюнул и промолвил:
    - Пусть проклянет вас аллах, женщины! Пусть уничтожит аллах ваше семя на земле! Из-за вас, бесстыжих, исчезнут на свете добродетель и благочестие!
    Другие крестьяне тоже послали в адрес тетки Фатьмы тыся-чу проклятий и разошлись.
    А лошадь тем временем подбежала во дворе к своей старой кормушке под навесом и принялась подбирать сено и солому.
    Прибежала потом жена Мешади-Нурали и вместе с несколь-кими другими женщинами кое-как спустила с лошади онемев-шую от ужаса тетку Фатьму.
    Через полчаса подоспел и Кербалай-Халыгверди.
    Бедная тетка Фатьма!..

FATMA XALA
Dyunyada chox arvadlarin bashmaqlari dyushyub, xah at ustya qedyan vaxt,
xah arabadan ya faytondan, xah dyamir yol ilya qedyandya.
Myanim bir dostum var, naqil edir ki, bir nechya il bundan qabaq ov-
ryatlya Xorasana qedyan vaxt ovryatinin bashmaqlari otuz dyord dyafya fayton-
dan dyushdyu, iyirmi bir dyafya dyamir yolda qedyan zaman pillyakanlari enib-
chixanda dyushdyu vya yyuz qirx alti dyafya Iranda at yolu ilya qedyandya dyushdyu.
Indi dya haman dostum deyir ki, birisi Xorasan syafyarinin adini chya-
kyan kimi ovryatimin “A kishi, qoyma bashmaqim dyushdyu” chiqirtisi dyushyar
yadima.
Myanim bir ozqya dostum var, bu da hyamishya myanya deyyar: myan om-
ryumdya ovryatim ilya bircya dyafya dya nyainki syafyarya, byalkya hyayyatdyan kyuchyayya
dya chixmamisham.
Sorushuram niyya, deyir-myahz ondan otryu ki, qorxuram arvadim bir-
dyan chiqira “A kishi, qoyma bashmaqim dyushdyu”.
***lasya dyunyada chox arvadlarin bashmaqlari dyushyub. Yyani vaqiyan bash-
maqin dyushmyayi nya bir elya byoyyuk eyib ya byadbyaxtlikdir? Bashmaqdi dyush-
dyu, deyyarsyan “A kishi, qoyma bashmaqim dyushdyu”, kishi dya fayton olsa
faytonu saxlar, dyamir yol qatari olsa dyamir yol qatarini saxlar (hyarchyand
bu evi xarab dyamir yolu syuryanlyar hech syozya baxan adam deyillyar).
Byali, dyunyada chox arvadlarin bashmaqi dyushyub, amma vallahi, billahi
bashmaqin dyushmyayindyan hech bir kyasin bashina o qyadyar myusibyat qyalmyayib,
nya qyadyar ki, Fatma xalanin bashina qyalib.
Fatma xalanin ari Qatir urkyudyan shyahyarinin sakini Kyarbyalayi Xaliq-
verdi Tyazyakli kyandindyan bir at almishdi. At qyozyal at idi, amma bircya eybi
var idi: hyamishya fyursyat tapan kimi tyazya sahibin evindyan chixib dyuz qedib
chixardi Tyazyakli kyandinya – kyohnya sahibi Myashyadi Nuryalinin evinya. Sonra
Kyarbyalayi Xaliqverdi qedib dyubarya Tyazyaklidyan ati qyatiryardi evinya.
Bir qyun Fatma xala uzyunyu Kyarbyalayi Xaliqverdiyya tutub dedi: a kishi,
syan Allah, myani bir apar Heydyaryali pirinya, indi Allaha shyukyur at almisan,
piyada ki qetmyayyacyaksyan. Avvyal Kyarbyalayi Xaliqverdi cavab verdi, ay
arvad syan Allah al chyak, amma axirda razi oldu.
Qatirli shyahyari ilya Heydyarli pirinin arasi iki saatliq yoldur.
Shyahyardyan chixanda Qurbaqali chayina kimi Tyazyakli kyandinin yoludur,
sonra chayi kechib Dovshantutan kyandinya tyaryaf bir saat qyadyarincya yol qedib
Heydyarli pirinya chatir.
Heydyarli piri chox kyaramyatli pirdi. Bu pirin baryasindya chox syoz da-
nishmaq olardi, amma shamaxililarin xatiryasi uchyun danishmiriq.
Kyarbyalayi Xaliqverdi ati chyakdi kyuchyayya vya arvadi Fatma xalani
tyarkinya alib dyushdyu yola.
Ar vya ovryat syohbyat edya-edya qedirdilyar. Ar myasyalyan belya syohbyat edir-
di: Fatma, deyyasyan at bir az axsayir, myan elya biliryam ki, nalbyand usta Ali
ati mixa salib.
Ovryat belya syohbyat edirdi: a kishi, syan Allah bir myanya de qyoryum, bu
bashidashli nalbyandlyar necya qorxmuyur atin qichlarina mix vururlar: byalkya
birdyan at tyapik atdi?
Kyarbyalayi Xaliqverdi cavab verdi ki, Allah adami saxlasa adama hech
zad olmaz.
Bir qyadyar bu cyur syohbyat edya-edya qetmyakdya idilyar ki, birdyan naqafil
Fatma chiqirdi: A kishi, qoyma, bashmaqim dyushdyu. Kyarbyalayi Xaliqverdi ati
saxlayib chyondyu yola baxdi, amma bir shey qyormyadi. Atdan yerya dyushyub
yovryatinya dedi ki, syan yapish cilovdan ati saxla, myan bashmaqi axtarim.
Fatma xala bu syozlyari eshitcyak tez cavab verdi: yox, yox bashina do-
lanim, myan qyalyat edyaryam, myan alimi cilova vura bilmyaryam. Kishi cilovu
atin boynuna salib dedi: eybi yoxdu, syan tyarpyanmyasyan, at durar. Vya ozyu
qeri qayidib bashladi bashmaqi axtarmaqa. At bir qyadyar durub bir qyadyam
qyotyurdyu. Fatma xala chiqirdi: “Ay aman!”. At bir qyadyam dya qyotyurdyu. Fat-
ma xala qishqirdi: “Ay aman”. Sonra at bashladi yavash-yavash qabaqa hyarya-
kyat elyamyayya. Bir az da kechyandyan sonra Kyarbyalayi Xaliqverdi ovryatindyan
o qyadyar uzaq dyushdyu ki, Fatma xalanin baqirtisi dyaxi onun qulaqlarina
chatmadi.
Heyvan kyohnya vyatyandyaki axurunu yadina salib bir bash Tyazyakli kyan-
dinya chapmaqda idi. Yaziq Fatma xala hyar iki allyarini yuxari qaldirib “ay
aman” deyya-deyya nyarya chyakirdi.
At Fatma xalani qyotyuryub qachmaqda olsun, qyalyak Tyazyakli kyandinya.
Atin kyohnya sahibi Myashyadi Nuryali oturmushdu kyuchyadya oz qapisinin
qabaqinda vya kyand mollasi Molla Qurbanqulu ilya syohbyat edirdi. Bunlar-
dan savayi burada myahyallya ahlindyan qenya bir nechya kyandli oturub molla-
nin syohbyatinya qulaq verirdilyar. Molla Qurbanqulu belya danishirdi:
– Arvad nyadi, hyayyatdyan kyuchyayya chixdi nyadi, hyalya bir para binamus
myusyalmanlar ovryatlyarini yanlarina salib aparirlar qohum-qardash evinya.
Kyandlilyarin biri uzyunyu Molla Qurbanquluya tutub dedi: – A molla,
and olsun bizi yaradan myaxluqya, myan bircya dyafya dya, ayib olmasin sizdyan
dya, Cyafyarin anasini hech bir yerya aparmamisham. O biri kyandlilyar dya and
ichdilyar ki, bir belya qyunah ish qyormyayiblyar.
Molla Qurbanqulu bashladi:
– Ovryatinki odur ki, qatasan evya, qapisini qifillayasan.
Myashyadi Nuryali uzyunyu tutdu mollaya vya dedi “a molla, yaxshi fyarmayish
yarz edirsyan, byalkya lazim oldu, myasyalyan, arvad qedib cheshmyadyan su dashi-
sin, onda pyas qapini qifillayandan sonra axi arvad dyaxi eshiyya chixa bilmyaz
ki, myasyalyan qedib su qyatirsin”.
Molla Qurbanqulu ucadan cavab verdi: pyah, axmaq-axmaq danish-
maqa pul vermyamisyan? Ovryat nyadi, kyuchyayya chixib su qyatirdi nyadi. Suyu
canin chixsin ozyun dashi. Ovryatya dya etibar var ki qoyasan chixa kyuchyayya?
Ovryatinki odur ki, qatasan dama, qapisina qifil vurub acharini qoyasan
cibinya.
Bir qyadyar dya syohbyatdyan sonra Molla Qurbanqulu Myashyadi Nuryalidyan
sorushdu: Myashyadi Nuryali, ati kimya satdin? Myashyadi Nuryali cavab verdi ki,
ati Qatir ulkyudyanli Kyarbyalayi Xaliqverdiyya satibdir. Molla Qurbanqulu
Kyarbyalayi Xaliqverdinin adini eshitcyak bashladi onu bu cyur tyariflyamyayya:
– Bax nya demishyam, asil myusyalman Kyarbyalayi Xaliqverdidir. Myan o
kishini choxdan taniyiram vya Qatir ulkyudyanya qedyandya dya hyamishya
Kyarbyalayi Xaliqverdiyya qonaq olaram. Kishi doqrudan da Allah
byandyasidir. Hech bir dyafya dya olmayib ki, myan onun ovryatinin ya bir syasini
eshidim, ya boyunu qyoryam. Ay Myashyadi Nuryali, halal olsun o ati ki,
Kyarbyalayi Xaliqverdiyya satibsan.
Mollanin bu syozlyarini Myashyadi Nuryali dya tyasdiq elyadi vya dedi ki,
vaqiyan Kyarbyalayi Xaliqverdi chox dindar vya namuslu adamdir.
Kyandlilyar bu syohbyatdya idilyar, qyordyulyar ki, at tappiltisi qyalir. Yola
tyaryaf baxib qyordyulyar ki, bir myusyalman ovryati at ustya oturub chapir.
Kyandlilyar hamisi birdyan dedi: “Nyahlyat syanya kor sheytan”. Molla
Qurbanqulu dedi: Astafyurulla.
Atin ustyundyaki ovryat bizim Fatma xala idi. Yaziq ovryat qorxa-qorxa
ikiyalli yapishmishdi yyahyarin qashindan vya bu syabyabdyan uzyunyu ortya bilmirdi.
Kyandlilyarya yavuqlashib bicharya ovryat utana-utana bir baxdi kyandlilyarin
yuzyunya vya qizara-qizara, baxdi mollanin uzyunya.
At, Myashyadi Nuryalinin qapisina yetishib ozyunyu soxdu hyayyatya, Molla
Qurbanqulu bir qyadyar mat-mat baxir hyayyatya qirib qetdi bashini soxdu
chardaqin altindaki oz axirina vya darashdi ot vya saman chyoplyarini axtarib
yemyayya.
Sonra Myashyadi Nuryalinin ovryati vya bir nechya sair ovryatlyarindyan yiqishib
bir tyovr Fatma xalani atdan yendirdilyar.
Yarim saatdan sonra Kyarbyalayi Xaliqverdi dya qyalib chixdi.
Yaziq Fatma xala!!!
Laqlaqi
“Molla Nyasryaddin”, 29 sentyabr, 6 oktyabr
1906, №26–27

    Уста Зейнал
    Джалил Мамедгулузаде
    УСТА ЗЕЙНАЛ
    Армянский купец Мугдуси-Акоп получил от сына телеграм-му, что тот выезжает из Тифлиса. Четыре с половиной года юноша учился в Москве и, окончив университет, ехал теперь на родину. За все четыре с половиной года, проведенные им в Москве, он лишь один раз, три года назад, был на каникулах у родителей.
    Телеграмма очень обрадовала Мугдуси-Акопа, его жену и младшего сына. Действительно, какое счастье: после трехлетней разлуки встретить сына, окончившего курс в университете.
    Взяв жену за руку, Мугдуси-Акоп стал обходить комнаты своей квартиры. Осмотрев все, супруги решили в маленькой комнате поставить кровать и превратить ее в спальню для дорогого гостя, в смежную с ней большую комнату внести пись-менный стол и устроить ему кабинет, самую большую комнату убрать коврами и превратить в гостиную, четвертую отвести под столовую, пятую занять самим, а шестую предоставить младшему сыну.
    Комнаты были в полном порядке, обои еще свежи, полы крашены недавно. Только в зале надо было заштукатурить часть потолка, обрушившегося во время недавнего ливня.
    Мугдуси-Акоп с женой решили позвать какого-нибудь шту-катура, чтобы заделать потолок.
    Мугдуси-Акоп не ждал сына так скоро. Выезжая из Москвы, сын телеграфировал, что погостит недели две в Тифлисе у дяди.
    Поэтому Мугдуси-Акоп не торопился с ремонтом, ожидая, чтобы просох отсыревший от дождя потолок. Знай он, что сын не задержится в Тифлисе, он, конечно, не стал бы откладывать ремонт и своевременно привел бы все в "порядок.
    На проезд из Тифлиса потребуется три дня, и Мугдуси-Акоп с женой решили сейчас же позвать мастера, чтобы успеть за два дня произвести ремонт и убрать комнаты.
    Мугдуси-Акоп знал, что по соседству с ним живет толковый и опытный штукатур по имени Уста-Джафар. Купец пошел к мастеру. На стук вышла босая женщина и сказала, что Уста-Джафар работает в доме Мамедаги и вернется только к вечеру.
    Это огорчило Мугдуси-Акопа. Он не надеялся, что найдет свободного штукатура, откладывать же работу до следующего дня не хотелось: вряд ли за оставшийся день можно было заде-лать потолок, вычистить и убрать комнату после ремонта.
    Отправившись в свой магазин, он рассказал об этой неудаче соседу Гаджи-Расулу. Тот расхвалил Уста-Зейнала, недавно приехавшего из Ирана.
    Позвали Уста-Зейнала и договорились, что он сегодня же начнет работу, к вечеру следующего дня заделает потолок и уберет сор. За это Мугдуси-Акоп должен был уплатить ему по два рубля в день. Сверх того, купец обещал мастеру еще шесть аршин полусукна, если тот закончит работу в срок.
    Через час Уста-Зейнал с учеником Курбаном был уже в доме Мугдуси-Акопа. Оставив хурджин на балконе, мастер вошел в комнату, посмотрел на потолок и сказал:
    - Хозяин, боюсь, что к завтрашнему вечеру те поспеем.
    Мугдуси-Акоп стал убеждать его, что работа не бог весть какая и ее можно закончить: в срок. Мастер еще раз взглянул на потолок и начал возражать:
    - Сегодня до вечера едва ли успеем просеять и приготовить известь, принести лестницу, сколотить помост, приготовить посуду, да мало ли дел... На все это уйдет уйма времени.
    Мугдуси-Акоп не соглашался, утверждая, что это можно сделать за час, и просил мастера постараться ради него и на-лечь на работу.
    Дав Курбану денег и послав его за известью, купец с женой и младшим сыном принялись выполнять распоряжения мастера, который, удобно расположившись на балконе, закурил трубку. Мугдуси-Акоп с сыном притащили со двора и установили в ком-нате лестницу. Жена Мугдуси-Акопа положила перед штукату-ром пачку папирос и спички. Затем отец и сын принесли не-сколько досок и по требованию Уста-Зейнала заняли у соседей еще одну лестницу.
    Через час во двор вошел нагруженный осел. Весь выпачкан-ный в извести хозяин осла с помощью Курбана снял мешки, внес в комнату и высыпал известь на пол.
    Пустые мешки были брошены на осла, и погонщик, подбод-ряя животное палкой, покинул двор.
    Докурив трубку, мастер выколотил ее, снял с себя поношен-ную чуху из полусукна, свернул, положил в сторонку и попро-сил у жены Мугдуси-Акопа сито. Когда сито было принесено, Курбан сел в углу залы и стал просеивать известь. Уста-Зейнал с Мугдуси-Акопом принялись устанавливать помост; одну из лестниц они приставили к одной стене, другую - к противопо-ложной; Уста-Зейнал выбрал самую длинную и прочную доску и уложил ее концы на верхних ступенях лестниц.
    Приладив доску, Уста-Зейнал вышел на балкон взять папиросу.
    - Хозяин, - сказал  он, закуривая, - кто строил  этот дом?
    Мугдуси-Акоп ответил, что дом был построен еще его отцом, но какой мастер строил его, он не знает.
    Уста-Зейнал снял папаху, надел на плешивую голову грязную ермолку и, поставив папаху на подоконник, снова обратился к Мугдуси-Акопу с вопросом:
    - Хозяин, сколько лет твоему сыну, что едет из России?
    Мугдуси-Акоп удовлетворил его любопытство, сказав, что сыну двадцать четыре года, и еще раз попросил поторопиться с работой.
    - Будь покоен, хозяин, чего ты тревожишься? Как бы мед-ленно я ни работал, завтра  к полудню все же кончу. Подумав немного, Уста-Зейнал крикнул Курбану:
    - Курбан, сейчас только вспомнил! Сбегай живо домой, принеси глиняный кувшин, бадью и кружку.
        Призвав на помощь аллаха, Курбан встал, отряхнул одежду, обулся и медленно зашагал к выходу. Мугдуси-Акоп сказал
    Уста-Зейналу, что это все имеется дома и не для чего тратить
    время и посылать ученика.
    Не зная, что ответить,    Уста-Зейнал   потушил   папиросу о подоконник и начал успокаивать купца:
            -Хозяин, Курбан живо вернется, ты не волнуйся.
            Затем высунулся из окна и, оглядев двор, спросил:
          - Хозяин, а проточная вода во дворе есть?
    Мугдуси-Акоп ответил, что имеется канава, в которой посто-янно течет вода.
    - Это хорошо! - сказал Уста-Зейнал и начал развязывать кушак.
    Мугдуси-Акоп ушел к жене.
    - Что делают мастера? - спросила она.
    Мугдуси-Акоп ответил, что мастера не внушают ему ника-кого доверия, потому что уж очень медленно поворачиваются.
    Часа через полтора Курбан вернулся с кувшином, бадьей и кружкой. Уста-Зейнал послал его за водой для замеса извести. Курбан вышел на балкон и, взяв кувшин, спустился во двор, набрал из арыка воды и, принеся наверх, налил ее в бадью и начал возиться с известью. Уста-Зейнал снял архалук, акку-ратно свернув, положил на подоконник, потом вышел на балкон, достал из хурджина лопату и, вернувшись, медленно стал подыматься на помост.
    - Помоги, святой Али!..
    Размешав известь, Курбан так же неторопливо поднялся на четыре ступеньки лестницы, поставил бадью на доску и спу-стился вниз.
    - Бисмиллах! - сказал Уста-Зейнал, зачерпнул левой рукой известь и, положив ее на лопату, начал замазывать потолок.
    Увидев, что мастер принялся наконец за работу, Мугдуси-Акоп несколько успокоился, а жена с радости предложила Уста-Зейналу чаю.
    Тот от чая отказался, но попросил передать ему папиросы и спички, так как у Курбана руки в извести. Мугдуси-Акоп протянул папиросы и спички, и Уста-Зейнал, закурив, продол-жал заделывать потолок.
    - Хозяин, сколько лет учился твой сын? - спросил он через минуту.
    Мугдуси-Акоп ответил, что сын учился четырнадцать лет.
    - Машаллах, машаллах! Значит, много он прочел книг?
    - Конечно, много.
    - Машаллах, машаллах! В таком случае, у неге и почерк должен быть хороший?
    - Какой почерк?- переспросил Мугдуси-Акоп, не поняв.
    - Ну, письмо... как он пишет?
    - Конечно, хорошо пишет.
    Уста-Зейнал положил лопату на доску, зажег потухшую папиросу и присел на корточки.
    - Я думаю, хозяин, что, как бы он хорошо ни писал, все же не напишет, как наши образованные мусульмане. Клянусь аллахом, создавшим и тебя и меня, есть на родине у моего брата сын лет тринадцати-четырнадцати. Нельзя сказать, чтобы он много учился... Ходил в школу при мечети лет семь-восемь, по "Гюлистану" прошел только первую главу. Но как он пишет, какой почерк! Да благословит его аллах, да благословит и сохранит аллах и твоего сына!
    Чтобы не дать Уста-Зейналу повода продолжать болтовню, Мугдуси-Акоп ничего не ответил.
    Тут Курбан сообразил, что известь в бадье высохла и уже не годится, он поднялся по лестнице, сняв бадью, выскоблил ее и начал замешивать новую порцию раствора.
    Уста-Зейнал затушил папиросу в растворе, отчего она заши-пела, и принялся за работу.
    - Хозяин, почему у вас нет падишаха? - спросил он.
    Но Мугдуси-Акоп вышел из комнаты, не ответив. Вернув-шись через полчаса, он увидел, что Уста-Зейнал сошел с по-моста, Курбан льет воду, а мастер моет руки над бадьей.
    Мугдуси-Акоп спросил, - почему Уста-Зейнал прекратил ра-боту. Тот ответил, что должен сходить домой помолиться, так как настал час полуденной молитвы, и что затем он вернется и продолжит работу.
    Вернувшись часа через полтора, Уста-Зейнал поднялся на помост, а Курбан начал готовить раствор. Мугдуси-Акоп сел в соседней комнате, чтобы Уста-Зейнал не отвлекался разгово-рами, и углубился в расписание поездов, прикидывая, каким поездом мог выехать сын и когда он будет дома.
    - Готовь   раствор,     Курбан! - послышался   из   зала    голос
    Уста-Зейнала.
    "Если поезд выйдет из Тифлиса завтра в пять утра, то к вечеру уже будет на станции Алмалы", - прикидывал Мугдуси-Акоп.
    - Курбан, в какого муджтехида ты веруешь? - донесся голос Уста-Зейнала.
    Ответа от Курбана не последовало.
    "Завтра вечером поезд будет на станции Куртляр, значит, послезавтра к девяти часам утра сын должен быть уже здесь",- продолжал рассуждать Мугдуси-Акоп.
    - Пусть будет проклят мой отец, - разглагольствовал Уста-Зейнал,- если ваши здешние мусульмане хоть на волосок по-хожи на мусульман. Возьми хотя бы этого бессовестного Ага-Садыха, у которого я работал на прошлой неделе. Ведь у этого проклятого - несметное богатство! "Ага-Садых, - говорю ему,- брат мой, для чего ты накопил столько денег и почему не по-едешь в Кербелу на поклонение могилам святых?" Так он, бес-совестный, начал клясться двенадцатью имамами, что не имеет возможности... Как это не имеешь возможности? Небось, дом строить имеешь возможность? Держать лошадь, суконную чуху носить, трех жен кормить, небось, можешь? Чем же ты после этого отличаешься от армянина? Нет, Курбан, совсем лишились благочестия наши мусульмане... Дай-ка раствор.
    А Курбан, подымаясь по лестнице за пустой бадьей, говорил:
    - Да благословит аллах прах твоего отца, мастер! Ага-Са-дых ни в чем не виноват. Что ему делать, если тень имама не призывает его? А когда тень имама не призывает человека, как может он ехать на поклонение?..
    - Не болтай глупостей, - сердито отвечал Уста-Зейнал.- Что значит - тень имама? Очень нужно тени имама призывать вероотступника, если в сердце его нет любви к имаму! С какой стати станет имам призывать всяких бездельников, вроде Ага-Садыха?
    - Мастер, - отвечал Курбан, подымая на лестницу бадью со свежим раствором, - что ни говори, а пока имам не призо-вет правоверного, нельзя ехать на богомолье.
    Уста-Зейнал посмотрел сердито на Курбана, присел на кор-точки, закурил папиросу и стал говорить, размахивая руками:
    - Вот видишь меня? Как есть бедняк... Кроме лопаты и хурджина, ничего у меня нет, потому что сызмальства не имел я никакой склонности к земным благам: ведь земные блага на земле и останутся. Всемогущий аллах сказал в своем Коране, что мир никому не останется. Да благословит аллах память и твоих усопших, покойный мой родитель Гаджи-Гейдар был одним из самых почетных людей в Зангяне и имел хорошее состояние. Когда он умер, мне было двенадцать лет, и решили меня женить. Больше всего старался мой дядя Кербалай-Гуламали, который хотел выдать за меня свою дочь. А дочь у него была совсем еще ребенок. Возьми бадью, приготовь раствор... Ей было лет шесть или семь. Но я им сказал, что, если бы мне грозила даже петля, я и тогда не женюсь, пока не поеду на поклонение могилам святых. К тому же и девочка еще мала. Дядя не был против моего паломничества, но хотел сначала женить меня и потом уже отпустить в святой город. Но я зауп-рямился: "Хоть убейте, хоть морите голодом, все равно поеду!"
    Мугдуси-Акоп вошел в зал и, видя что Уста-Зейнал, сидя на корточках, услаждает себя беседой, нахмурился и, подняв к потолку обе руки, сердито сказал:
    - Уста-Зейнал, ради аллаха, займись своим делом, чтобы завтра к вечеру кончить: если не управишься за завтрашний день, придется бросить работу на половине, потому что после-завтра рано утром приезжает сын.
    Уста-Зейнал встал, потрогал уже затвердевшую известь и, велев Курбану замешать свежую, обратился к Мугдуси-Акопу:
    - Но что мне делать, хозяин, когда такие вот бездельники сводят человека с ума, не дают спокойно заниматься делом?!
    -'Милые мои! - сказал раздраженно Мугдуси-Акоп. - Вы сюда зачем пришли работать или спорить? Если вы станете заниматься спорами, кто же дело-то будет делать?
    Уста-Зейнал повернулся к Мугдуси-Акопу и, дважды ударив себя в грудь лопатой, воскликнул:
    - Я буду делать, я, я! Чего ты беспокоишься, хозяин? Будь уверен! Да и что за работа, чтобы я ее к завтрему не кон-чил? Умер я, что ли, чтоб твоя работа осталась недоделанной? Я не возьму с тебя ни копейки, если к сроку не кончу.
    - Хорошо, допустим, ты не возьмешь с меня ни копейки, мне-то какая от этого польза? Ведь потолок-то останется неош-тукатуренным, и придется поместить гостя в такую комнату!
    - Не беспокойся, хозяин. Аллах велик! Возложи все надеж-ды на аллаха, который из ничего сотворил и землю и небо. Чего ты волнуешься? Если аллах поможет, не то что такую вот работу, я и в десять раз большую закончу в один миг. А если не поможет - я не виноват!.. Курбан, дай раствор!..
    До вечера оставался еще час, когда мастера прекратили ра-боту и стали мыть руки. Едва была заделана одна шестая об-валившейся части потолка. Когда Уста-Зейнал уходил, Мугду-си-Акоп настоятельно просил его явиться утром на работу как можно раньше.
    - Не беспокойся, хозяин, аллах милостив!.. - обнадежил его мастер.
    На другой день, на рассвете, Уста-Зейнал и Курбан шли к Мугдуси-Акопу на работу. По дороге Уста-Зейнал говорил подмастерью:
    - Знаешь, Курбан, я нарочно позвал тебя так рано, чтобы пораньше начать и закончить работу к сроку. Если мы не спра-вимся с ней, будет срам и стыд... Во-первых, человек ждет сына, у него будут гости, а во-вторых, мы дали слово. Мужчина должен быть хозяином своего слова. Наконец, и перед Гаджи-Расулом неудобно, все же он здесь считается почетным лицом.
    Курбан промолчал. Спустя некоторое время он спросил:
    - Мастер, ты взял эту работу с условием закончить ее се-годня к вечеру. Ну, а вдруг не справишься, тогда как? Не сба-вит ли нам хозяин плату?
    - Что ты болтаешь? Ради святого Аббаса, не говори глупостей! Такие вещи говоришь, курам на смех! Как это не за-кончим? Подумаешь, какая работа, чтобы не справиться!
    - Да нет же, мастер, я не говорю, что ты не кончишь, я так, на всякий случай, вдруг не поспеешь.
    - О имам Гусейн! Не смеши меня, этого не может случиться.
    Мастера подошли к дому Мугдуси-Акопа. Не прошло и получаса, как Уста-Зейнал уже возился на подмостках, а Кур-бан, размешивая известь, говорил:
    - Мастер, кажется, наш хозяин хороший человек?
    - Что сказать! Да приведет его аллах на истинный путь! Человек он хороший, - отвечал Уста-Зейнал, забирая раствор правой рукой. - А что толку?
    - Мастер, я одного не понимаю. Неужели армяне не видят такой ясной, очевидной вещи? Почему они не принимают ис-лама?
    Уста-Зейнал уже начал замазывать потолок.
    - Это-тайна, Курбан. Такие вещи нельзя объяснить. Это ведомо одному аллаху. Допустим на минуту, что все армяне переменили веру и стали мусульманами. Зачем тогда аллаху было создавать ад, и кого бы он туда посылал? На все имеются непостижимые причины... А так армяне отлично знают, что наша вера лучше их веры. Всемогущий аллах...
    - Прости, мастер, что я перебиваю тебя. Ну, пусть не пере-ходят в нашу веру, но как им не противно есть свинину?
    Уста-Зейнал положил лопату на доску, и, набивая трубку, задумчиво ответил:
    - Мне кажется, армяне отлично разбираются в том, что свинина никакого вкуса не имеет. Но из упрямства не хотят отка-заться от нее. Что им, несчастным, делать? Человеческая пища - человеку, а такая - им. К тому же все это предопределено ал-лахом... Возьми бадью, размешай известь.
    Курбан поднялся на лестницу за бадьей
    - Да! - сказал он. - То-то будет зрелище, когда они пой-дут по волосинке над геенной огненной.5
    - Знаешь что, Курбан? - начал Уста-Зейнал, попыхивая трубкой. - Все дело в том, чтобы найти истинный путь. Если человек нашел истинный путь, если аллах, создатель миров...
    В это время в зал вошел Мугдуси-Акоп и молча уставился на мастера.
    - Хозяин, - обратился к нему Уста-Зейнал, - заклинаю тебя евангелием, скажи на милость, какой вы находите вкус в этой дряни, что едите ее?
    Мугдуси-Акоп вышел из себя и стал кричать, потрясая ру-ками:
    - Послушай, скажи на милость, тебя для проповедей сюда позвали, что ли?
    - Хозяин, да приму все твои болезни, чего сердишься? Я спросил просто так. Дай-ка раствор, Курбан...
    Мугдуси-Акоп промолчал.
    Положив трубку на доску, Уста-Зейнал взял лопату и при-нялся за работу.
    Мугдуси-Акоп хотел было прервать работу, рассчитаться с мастерами и прогнать их, но жена отговорила его:
    - Где ты сейчас найдешь нового мастера, который бы до вечера закончил работу? Не надо было начинать ремонта, а раз начали, надо довести до конца.
    Супруги решили, что Мугдуси-Акоп пойдет к Гаджи-Расулу и, пожаловавшись на Уста-Зейнала, попросит, чтобы Гаджи-Расул или сам пришел вразумить мастера, или через другого передал ему настойчивую просьбу обязательно закончить ре-монт к вечеру. Мугдуси-Акоп обещал прибавить в этом случае мастерам еще рубль.
    Купец отправился к Гаджи-Расулу и рассказал ему обо всем. Тот был возмущен поведением Уста-Зейнала и тотчас же послал к нему сына сказать "такому-то сыну", что если сегодня к вечеру он не закончит работу, то не получит ни копейки и впредь его не будут никому рекомендовать.
    Вернувшись через полчаса, сын Гаджи-Расула сообщил, что Уста-Зейнал клялся прахом отца, уверяя, что Гаджи-Расулу нечего беспокоиться; если будет благоволение аллаха, он кон-чит работу сегодня к вечеру. Если же не кончит, пусть ему не заплатят ни копейки.
    Мугдуси-Акоп ничего на это не ответил и, опустив голову, собрался уходить, но Гаджи-Расул остановил его:
    - Куда торопишься, кум Мугдуси? Посиди со мной, расска-жи, какие новости, что слышно о войне?..
    Остановившись в дверях лавки, Мугдуси-Акоп взглянул на часы и сказал:
    - У меня дела, гаджи, да и домой надо торопиться, посмот-реть, что делают мастера.
    - Да оставь ты это! Заклинаю тебя твоей верой, не беспо-койся. Или ты, кум Мугдуси, не придаешь значения моим сло-вам? Раз я сказал, и раз Уста-Зейнал обещал, значит, он обяза-тельно выполнит. Уж будь покоен. Посиди со мной, побеседуем.
    - Откровенно говоря, гаджи, я не верю мастерам и очень боюсь, что они не доведут работу до конца.
    - Мугдуси, заклинаю тебя твоей верой, не говори этого. Садись. Садись...
    Сын Гаджи-Расула подал Мугдуси-Акопу стул, и тот сел. Гаджи-Расул принялся опять клясться и уверять Мугдуси-Ако-па, что Уста-Зейнал крепко держит данное слово и хорошо из-вестен ему как человек благочестивый, преданный аллаху, честный, искренний, трудолюбивый, дельный, умный, в высшей степени надежный; и не было случая, чтобы он пропустил время молитвы.
    А в это самое время Уста-Зейнал говорил Курбану:
    - Курбан, теперь ты раскусил этих армян? Им хоть тысячу раз клянись пророком и имамом, ни за что тебе не поверят. Сказать бы гяуру: какая тут работа, что ты мне не доверяешь и напускаешь на меня Гаджи-Расула?! Возьми бадью, дай раствор...
    - Мастер, - отвечал Курбан, подымаясь за бадьей, - если человек отвернулся от аллаха, стал безбожником и ни во что не верит, его трудно в чем-нибудь убедить.
    Взяв кувшин, чтобы налить воды в бадью, Курбан заметил, что кувшин пуст и что вся вода вытекла на пол. Осмотрев его со всех сторон, он обнаружил в нем трещину.
    - Мастер, - сказал он, - ваш кувшин был надтреснут или треснул здесь?
    - Нет, - отвечал  Уста-Зейнал, - кувшин  был  цел.    Видно, ты его стукнул.   Он слез с помоста и начал осматривать кувшин.
    - Курбан, это не наш кувшин. Наш старее и немного боль-ше...
    Подумав немного, Курбан вышел на балкон и принес оттуда другой кувшин. Уста-Зейнал взял его из рук Курбана, осмотрел и, повернувшись к Курбану, сказал со вздохом:
    - Да поразит тебя аллах, Курбан!
    После этих слов Уста-Зейнал еще раз взглянул на ученика с укором, тот не сводил с него глаз.
    - Курбан, да поразит тебя аллах! Ты принес воду в кувшине гяура6 армянина и все осквернил. Проклятье аллаха на твою голову!
    Курбан смущенно смотрел на мастера и молчал. Уста-Зейнал, поморщившись, дважды плюнул на пол, потом в лицо Курбану и, выйдя во двор, присел у арыка мыть руки. Вернувшись, он велел Курбану собрать инструмент, сгреб с подоконника свое .платье и, еще раз плюнув в лицо Курбану, вышел. Смущен-ный Курбан взял хурджин с инструментом и, опустив голову, побрел за ним.
    Жена Мугдуси-Акопа подумала, что мастера пошли на обед.
    В это самое время Гаджи-Расул беседовал в лавке с Мугдуси-Акопом и уверял его, что Уста-Зейнал давно известен ему как человек благочестивый, праведный, старательный, верный, дельный, умный, в высшей степени порядочный и что до сих пор не было случая, чтобы он пропустил время молитвы.
    В этот день Мугдуси-Акоп с женой и младшим сыном до вечера были заняты тем, что таскали из комнаты лестницы, доски, известь и мыли полы.
    Поглядывая на незаконченный потолок, Мугдуси-Акоп вспоминал Уста-Зейнала.
    А жена Уста-Зейнала до вечера была занята тем, что сти-рала и сушила белье мужа, который сидел в комнате голышом и ждал, когда просохнет одежда, чтобы пойти в баню и смыть с себя скверну.
    На другой день в девять часов утра приехал сын Мугдуси-Акопа.
    1905

USTA ZEYNAL
Muqdusi Akop adli ermyaniyya byoyyuk oqlundan teleqraf qyaldi ki,
Tiflisdyan chixdi. Bu cavan Moskvanin daryulfyunununda dyord il yarim
tyahsil edib, dyarsini itmama yetirib, vyatyanya qyalirdi vya hyamin dyord il
yarimin myuddyatindya ancaq uch il bundan aqdyam bir dyafya valideynini
qyormyayya qyalmishdi.
Bu xyabyar Muqdusi Akopu, ovryatini, xirda oqlunu artiq dyaryacyadya
shad etdi: uch ilin ayriliqindan sonra universitet dyarsini qurtaran ovladla
qyoryushmyak xoshbyaxtlikdir.
Muqdusi Akop ovryatinin alindyan yapishib, bashladi otaqlari qyaz-
myayya, ar vya arvad myaslyahyati bu yerya qoydular ki, xirda otaqda aziz qo-
naq uchyun kravat qoysunlar ki, bu otaq yatmaq otaqi olsun; haman otaqa
yapishiqli kichik otaqa yazi stolu qoysunlar, aziz qonaqin yazi otaqi ol-
sun; byoyyuk otaqa fyarsh salib zal vya qonaq otaqi elyasinlyar; dyordyuncyu otaq
nahar otaqi olsun; beshinci otaqi ozlyari uchyun yatmaq otaqi elyasinlyar vya
altinci otaqi kichik oqlanlarina tyayin etdilyar.
Otaqlarin bir qyusuru yox idi; chyunki divarlarin kaqizi tyazya vya tyamiz
idi, taxta fyarshlyar tyazya shirlyanmishdilyar. Vya lakin bir nechya qyun bundan iryali
chox shiddyatli yaqishdan zal otaqinin syaqfinin bir parcha qyaci lampa asilan
chyanqyalin bir tyaryafindyan akoshkaya syamt uchub tyokyulmyushdyu.
Muqdusi Akop vya ovryat myaslyahyat etdilyar ki, bir byanna chaqirsinlar
vya danishsinlar ki, syaqfin uchan yerini qyaclya suvayib dyuzyaltsin.
Muqdusi oqlunun bu tezliklya qyalmyayini qyozlyamirdi. O syabyabya ki,
oqlu Moskvadan chixan zaman yazmishdi ki, Tiflisdya iki hyaftya dayisi
evindya qonaq olacaq.
Yaqishin ryutubyati syaqfin uchan yerindyan chyakilmyamishdi vya Muqdusi
Akop fikrindya qoymushdu ki, syaqf quruyandan sonra tyamir etdirsin vya
illa oqlunun bu tezliklya qyalmyayini bilsya idi, tyaxir etmyayib syaqfi pish az
vyaqt qayitdirardi.
Tiflisdyan buraya uch qyunlyuk yoldu. Akop ovryati ilya myaslyahyati bu
yerya qoydular ki, nya qyadyar myumkyun isya, tezliklya usta chaqirib, iki qyunyun
myuddyatindya syaqfi tyamir etdirib qurtarsinlar.
Muqdusi choxdan bilirdi ki, onun qonshuluqunda Usta Cyafyar adli
myaharyatli byanna vya syaliqyali qyac chyakyan var. Muqdusi, Usta Cyafyarin evi-
nya qedib vya qapisini dyoyyub ustani sorushdu. Ayaqyalin bir arvad qapiya
chixdi vya cavab verdi ki:
– Usta Cyafyar qedib Myahyammyad Aqanin evindya ishlyamyayya vya axsham
qyalyacyak.
Muqdusi bir az bikef oldu; chyunki dyaxi umidi yox idi ki, bekar usta
tapa vya sabaha kimi dya qyozlyamyak istyamirdi: bir qyunyun ichindya syaqfi tya-
mir etmyak vya sonra otaqin toz-torpaqini tyamizlyamyak myumkyun olmazdi.
Muqdusi Akop qedib dyukan qonshusu Haci Ryasula dyardini syoylya-
yyandyan sonra Haci Ryasul tyazya Irandan qyalyan Usta Zeynali Muqdusiyya
tyarif etdi.
Adam qyondyardilyar, Usta Zeynal qyaldi vya boynuna chyakdi qyunyu iki
manata Muqdusi Akopun syaqfini tyamir etsin; bu shyartlya ki, bu qyun bash-
layib, sabah axshama kimi ishini tamam edib, otaqin qyacini vya torpaqini
tyamizlyayib qurtarsin. Muqdusi Akop ahd elyadi ki, aqyar Usta Zeynal bu
shyarti vaxtinda amyalya qyatirsya, ustaya daha alti arshin yarim mahud versin.
Bir saatdan sonra Usta Zeynal shyayirdi Qurbanla Muqdusi Akopun
evindya hazir oldu vya alindyaki xurcunu balkona qoyub qirdi otaqa vya
bashini yuxari qalxizib, uzyunyu tutdu Muqdusi Akopa:
– Xozeyin, qorxuram sabah axshama kimi basha qyatirya bilmiyim.
Muqdusi Akop cavab verdi ki, burada nya bir o qyadyar ish var ki, sabah
axshama kimi qurtarmaya. Usta qenya diqqyatlya syaqfya baxib bashladi ki:
– Bu qyun axshama kimi ancaq qyac alyanib hazir ola, pillyakan qyalya,
taxta baqlana, qab-qashiq qyatirilya… Bunlar hamisi uzun ishdi.
Muqdusi Akop syoz verdi ki, bu ishlyar bir saatin ishidir vya Usta Zey-
naldan chox artiq tyavyaqqya etdi ki, bir az syay edib tyaxirya salmasin.
Muqdusi Akop Qurbana pul verib qyondyardi, bir yyuk yaxshi qyac alib
qyatirsin vya ozyu, ovryati vya xirda oqlu bashladilar ustanin fyarmayishlyarini
birbyabir amyalya qyatirmyayya. Usta Zeynal balkonda aylyashib chixartdi chu-
buqunu vya bashladi chyakmyayi. Muqdusi Akop kichik oqlu ilya hyayyatdyan
nyardibani qyatirib qoydu otaqa, Muqdusinin arvadi otaqdan bir pachka
papiros vya bir qutu spichka qyatirib qoydu Usta Zeynalin qabaqina. Muq-
dusi oqlu ilya hyayyatdyan bir nechya byoyyuk vya kichik taxta qyatirib qoydu ota-
qa. Usta Zeynalin buyurmaqina qyorya Muqdusi oqlu ilya qedib qonshudan
bir nyardiban da alib qyatirdilyar.
Bir saatdan sonra hyayyatya bir yyuklyu ulaq qirdi. Ustyu-bashi qyaclya toz-
lanmish ulaqchi, ustanin shyayirdi, hyaryasi bir tyaryafdyan yyukyun chuvallarini
qucaqlayib, ulaqin ustyundyan qyotyuryub, qyatirdilyar otaqa vya qyaci boshalt-
dilar yerya. Ulaqchi chuvallari ulaqin ustyunya atib, heyvanin ombasindan
bir dyayyanyak yendirib hyayyatdyan chixdi.
Usta Zeynal chubuqu chyakib kyulyunyu boshaltdi vya durdu ayaqa, yarim
mahuddan tikilmish kyohnya qeymyasini chixardib byukdyu vya qoydu bir
syamtya vya Muqdusinin arvadindan alyak istyadi. Arvad alyayi qyatiryandyan
sonra Qurban oturdu otaqin bir kyuncyundya vya bashladi qyaci alyamyayya.
Muqdusi Akop, Usta Zeynalla kyomyaklyashib nyardibanin birini dayadilar
otaqin bir divarina, o birini dayadilar myuqabildyaki divara vya Usta Zey-
nal taxtalarin bir uzununu vya myohkyamini qyotyuryub qoydu nyardibanlarin
uca pillyalyarinin ustyunya vya chixib, balkondan bir papirosla spichka qutu-
sunu qyotyuryub, papirosunu yandirdi, uzyunyu tutdu Muqdusi Akopa:
– Xozeyin, bu otaqlari hansi usta tikib? – Muqdusi Akop cavab
verdi ki, bilmir hansi usta tikib; chyunki bu otaqlari onun atasi tikdirib vya
bilmir hansi ustaya tikdirib.
Usta Zeynal byorkyunyu bashindan qyotyuryub ichindyan chirkli-araxchinini
chixardi, qoydu kechyal bashina, byorkyunyu qoydu akoshkanin ichinya vya Muq-
dusi Akopdan sorushdu:
– Xozeyin, Urusetdyan qyalyan oqlun nechya yashinda olar? – Muqdusi
Akop cavab verdi ki, Urusetdyan qyalyan oqlu iyirmi dyord yashindadir vya
Usta Zeynaldan tyavyaqqya elyadi ki, bir az acyalya etsin*.
– Xozeyin, hech narahat olma, niyya uryayini sixirsan? Myan olyu dya
olsam, qyunortaya kimi qurtarram.
Sonra Usta Zeynal bir qyadyar fikirlyashib uzyunyu tutdu Qurbana:
– Qurban, bir shey yadima dyushdyu, tez dur ayaqa. Dur, oturma. Qet
bizdya saxsi lyayyan var, kyupya var, onlari vya bir parch da qyotyur qyal.
______________
* Cyald olsun, tyalyassin

Qurban “ya Allah” deyib durdu ayaqa vya atyaklyarinin qyacini silkib
bashmaqlarini qeydi vya yavash-yavash uz qoydu qetmyayya. Muqdusi Akop,
Usta Zeynala dedi ki:
– Bu sheylyarin cyamisi burada var. Daha nya lazim zyahmyat chyakmyak vya
vaxti itirmyak?
Usta Zeynal avvyal bilmyadi ki, nya cavab versin vya alindyaki papirosu
akoshkanin kyuncyunya basib kechirdib dedi:
– Xozeyin, hech eybi yoxdu, nya eybi var? Bu saat Qurban sheylyari
qyatiryar. Nya eybi var?
Bu syozlyari deyyandyan sonra Usta Zeynal akoshkanin ichinya ayilib,
bashladi diqqyatlya hyayyatya baxmaqa vya Muqdusidyan sorushdu:
– Xozeyin, hyayyatdya axar su var?
Muqdusi Akop cavab verdi ki:
– Haman qyoryukyan arxin suyu hyamishya axir. – Usta Zeynal “chox
yacyab” deyib bashladi shalini achmaqa. Muqdusi Akop chixdi qetdi
arvadinin yanina. Arvadi bundan sorushdu ki:
– Ustalar nya ishdyadirlyar? – Muqdusi Akop cavab verdi ki, ustalardan
qyozyu su ichmir; chyunki chox yavash tyarpyashirlyar.
Saat yarimdan sonra Qurban qyaldi; kyupyani, lyayyani, parchi vya bir
lyulyayin qyatirdi. Usta Zeynal bashladi shalini achmaqa vya Qurbana dedi ki,
durmasin, tez su qyatirsin vya qyac qayirsin. Qurban chixdi balkona vya
kyupyani qyotyuryub yendi hyayyatya, arxdan kyupyani doldurub qyatirdi, lyayyanya
su tyokdyu vya qyacdyan ovuclayib, bashladi lyayyanya tyokmyayya. Usta Zeynal
arxaliqini chixardib byukdyu qoydu akoshkanin ichinya, chixdi balkona,
xurcundan malani chixardib qyatirdi otaqa vya “Ya Ali” deyib nyardibanla
chixdi taxtanin ustyunya. Qurban qyaci qarishdirib chixdi nyardibanin dyordyun-
cyu pillyasinya vya lyayyani taxtanin ustyunya qoyub yendi ashaqi. Usta Zeynal
“Bismillah” deyib, sol alilya qyaci qyotyuryub qoydu malanin uchtyunya vya
syaqfya vurub bashladi suvamaqi.
Muqdusi Akop qyordyu ki, ish bashlandi, bir qyadyar rahat oldu. Hyatta
yovryati shadliqindan Usta Zeynala chay tyaklif etdi. Usta Zeynal chay
baryasindya raziliq edib ancaq tyavyaqqya elyadi ki, zyahmyat chyakib ona bir
papirosla, bir spichka versinlyar; chyunki Qurbanin allyari qyacli idi. Muq-
dusi Akop papirosu vya spichkani uzatdi Usta Zeynala. Usta papirosu da-
maqina salib, bashladi ishini vya dedi:
– Xozeyin, oqlun nechya il dyars oxuyub?
Muqdusi cavab verdi ki:
– On dyord il oxuyub.
– Mashallah, mashallah. Elyadya, xozeyin, qyaryak chox kitab oxumush ola.
– Nya syoz, chox oxuyub.
– Mashallah, mashallah. Elyadya, xozeyin, qyaryak xyatti dya yaxshi ola.
Muqdusi Akop sorushdu:
– Necya xyatti?
– Yyani yazmaqi, qyalyami.
– Syoz yox, yaxshidi.
Usta Zeynal, malani qoydu taxtanin ustyunya vya kechmish papirosunu
yandirib chyombyaldi taxtanin ustyundya vya bashladi:
– Xozeyin, nya qyadyar yaxchi olsa, myan and ichya bilyaryam ki, bizim
oxuyanlarin xyatti kimi ola bilmyaz. And olsun hyar ikimizi yaradana, vya-
tyandya myanim qardashimin bir oqlu var, olar 13-14 yashinda. Yyani deyya-
syan chox da dyars oxuyub? Xeyr. Avvyal-axir yeddi-syakkiz il myascidya
qedib, “Qyulyustan”in ancaq ikinci babina kimi myatnini oxuyub. Amma
di qyal xyattinya, Allah baqishlasin, Allah oz cyalali xatirinya syanin dya
yovladinin daqini syanya qyostyarmyasin, yaziqsan.
Muqdusi Akop dinmyadi ki, Usta Zeynal syohbyati myuxtyasyar etsin vya
ishinya myashqul olsun.
Qurban bildi ki, lyayyandyaki qyac quruyub, zay olub, nyardibana qal-
xib, lyayyani yendirib bashladi qyaci qashiyib yerya tyokmyayya vya tyazya qyac qa-
yirib qalxdi nyardibana. Usta Zeynal papirosun bashini qyacya basib, cizilti
ilya kechirdi vya bashladi suvamaqi vya bu syohbyati:
– Xozeyin, niyya sizin padshahuuz yoxdu?
Muqdusi Akop cavab vermyadi vya otaqdan chixdi. Yarim saatdan
sonra Muqdusi Akop ustalarin yanina qyalib qyordyu ki, Usta Zeynal
yenib ashaqi. Qurban parchla su tyokyur, usta allyarini yuyur lyayyanin ichinya.
Muqdusi Usta Zeynaldan sorushdu ki, niyya byas ishlyamir? Usta cavab
verdi ki, qyunorta namazinin vaxti kechir; bu saat qedib namaz qilib qyalib
ishlyayyacyak.
Saat yarimdan sonra Usta Zeynal chixdi taxtanin ustyunya vya Qurban
bashladi qyac qayirmaqi. Muqdusi qyordyu ki, ustalar ishlyamyayi bashladilar,
bunlarin yanina qyalmyayib, oturdu qabaq otaqda ki, byalkya Usta Zeynal
syohbyatya myashqul olmayib shirin ishlyasin. Muqdusi qyazetin vyaryaqini qyo-
tyuryub, dyamir yolun bu tyaryafya hyaryakyat etmyayinin hesabini oyryanirdi ki,
qyorsyun oqlu hansi qatarla chixa bilyar vya vyatyanya nya vaxt qyalya bilyar.
– Qurban, qyac qayir… – Usta Zeynalin belya syasi qyaldi.
Muqdusi belya hesab edirdi: dyamir yol qatari Tiflisdyan aqyar syubh
saat beshdya chixmish olsa, axsham yetishyar “Almali” myanzilinya.
– Qurban, tyaqlidin kimyadir?.. – Usta Zeynalin syasi qyaldi.
Qurbandan cavab chixmadi. Muqdusi hesab edir: sabah axsham
dyamir yol qatari yetishyar “Qurdlar” myanzilinya. Bu hesabla sabah yox,
biri qyun syubh saat doqquzda qyalyan mashinla qyozlyamyak olar.
Usta Zeynal belya syohbyat edirdi:
– Sizin vilayyatin myusyalmanlari aqyar myusyalmana bir tyuk qyadyari
oxshuyurlarsa, myanim atama lyanyat! Qyoryursyan sizin o binamus Aqa
Sadiqi? Kechyan hyaftya olarda ishlyayirdim. Myalunun dyovlyati hyaddyan ashib.
Deyiryam, Aqa Sadiq, qardash, bu dyovlyati nyadyan otryu cyam edibsyan? Niyya
bir Kyarbyala ziyaryatinya qetmirsyan? Hyayasiz oqlu hyayasiz on iki imama
and ichir ki, myumkyun eliyya bilmiryam. Niyya myumkyun eliyya bilmirsyan, ey
lyavyand? Niyya byas imaryat qayitdirmaqi myumkyun eliyirsyan? Niyya byas at
saxlamaqi, mahit chuxa qeymyayi, uch arvad almaqi myumkyun eliyirsyan?
Daha syanin ermyanidyan nyayin artiqdir? Qyaryaz, Qurban, sizin vilayyatin
myusyalmanlari chox biqeyryatdilyar. Qyac ver!..
Qurban pillyalyari chixa-chixa bashladi:
– Usta, Allah atana ryahmyat elyasin. Aqa Sadiqin hech taxsiri yoxdur.
Aqa Sadiq neylyasin? Imam ozyu qyaryak adami istyayya; aqyar imam
istyamyasya, nya cyur ziyaryatya qetmyak olar?
Usta Zeynal hirsli kimi ucadan syoylyadi:
– A kishi, qet ishinya syan Allah, axmaq-axmaq danishma! Necya qyaryak,
imam istiyya? Aqyar adamda imam myahyabbyati olmasa, dyaxi imamin nya
vecinya o cyur myalunu istyasin? Imama chox lazimdir ki, Aqa Sadiq kimi
axmaqlar onun ziyaryatinya qetdi, ya yox?
Qurban qyac lyayyanini yuxari qalxiza-qalxiza bashladi:
– Usta, hyar nya deyirsyan de, amma imam adami istyamyayincya ziya-
ryatya qetmyak olmaz.
Usta Zeynal aciqli baxdi Qurbanin uzyunya, taxtanin ustyundyan
chyombyalib bashladi papirosunu yandirmaqa vya al-qolunu ata-ata dedi:
– Bax, myani qyoryursyan, bir kasib byannyalyarin biriyyam. Bir mala vya
bir xurcundan savay ozqya bir mal-dyovlyatim yoxdu; chyunki avvyaldyan
myan dyunya mali fikrindya olmamisham. Chyunki dyunya mali dyunyada qa-
lacaq. Allah-taala ozyu qurani-myacidindya buyurub: “Cahan, ey byaradyar,
nyamanyad bya-kyas…”* Allah syanin dya olyanlyarinya ryahmyat elyasin,
ryahmyatlik atam zyanqanli Haci Heydyar, Zyanqanda myotyabyar adamlarin
biri idi vya ozyunya qyorya yaxshi dyovlyat qazanmishdi. Elya ki, atam vyafat etdi,
onda myan on iki yashinda idim. Myani istyadilyar evlyandirsinlyar. Hamidan
artiq bu fikirdya amim Kyarbyalayi Qulamyali idi ki, qizini versin myanya.
Qizi da hyalya bir az ushaq idi. Qyal lyayyani qyotyur, qyac qayir… Qizi olardi
alti, yeddi yashinda; myan dedim ki, aqyar myani dar aqacindan assaniz da,
chyahardyah myasumu** ziyaryat etmyayincya evlyanmyanyam; chyunki qiz da
hyalya bir az ushaq idi. Hyarchyand amimin ziyaryatya qetmyayimya bir syozyu yox
idi; amma myan qyoryurdyum ki, amimin xahishi avvyal myani evlyandirmyak,
sonra ziyaryatya yollamaqdir. Dedim vallahi vya billahi istiyirsiz myani
yoldyuryun, istiyirsiz ac qoyun, ancaq qedyacyayyam.
Muqdusi Akop qirdi ichyari vya qyordyu ki, Usta Zeynal taxtanin
yustyundya chyombyalib syohbyat edir. Muqdusi qash-qabaqli bashini qalxizdi
Usta Zeynala tyaryaf vya hyar iki alini yuxari tutub dedi:
– Ay Usta Zeynal, syan Allah, ishinya myashqul ol, byalkya sabah axshama
kimi qurtarasan. Yoxsa sabah qurtarmasan, qyaryak ishi yarimchiq qoyaq,
chyunki biri qyun tezdyan qonaqlar qyalyacyak.
Usta Zeynal durdu ayaqa vya malani qyotyuryub, alini vurdu byarkimish
qyacya vya Qurbana dedi:
– Qurban, qyac qayir.
Vya sonra uzyunyu chyondyardi Muqdusi Akopa:
– Ay xozeyin, axi myan bashima nya dash salim? Bu cyur axmaqlar
adami dyali-divanya elyayir. Qoyurlar ki, adam bashini salib ashaqi, ishinya
myashqul olsun?
Muqdusi Akop qash-qabaqli uzyunyu tutdu Usta Zeynala:
– Ay ryahmyatlik oqlanlari, axi siz buraya ishlyamyayya qyalibsiniz, ya
davaya? Byas siz dava eliyyacyaksiniz, ishi kim qyoryacyak?
Usta Zeynal Muqdusiyya tyaryaf chyonyub alindyaki malani iki dyafya oz
dyoshyunya vurub dedi:
– Ishi myan qyoryacyayyam, myan! Uryayyuvi niyya sixirsan, xozeyin? Canin
saq olsun. Bu nya ishdi ki, myan sabaha qurtara bilmiyim? Myan olmyami-
shyam ki, syanin ishin yarimchiq qalsin. Aqyar myan syanin ishini sabah qurtar-
masam, myan syandyan bir qyapik dya istyamiryam.
______________
* Tyarcyumyasi: Ey qardash, dyunya hech kyasya qalmayacaq
** Chahardyah myasum – myahyammyad Peyqyambyar, qizi Fatimeyi-Zehra vya
on iki imam

– Yaxshi, Usta Zeynal, tutaq ki, syan myandyan bir qyapik istyamyadin;
byas myanim xeyrim nyadi ki, ish yarimchiq qalsin vya qonaqlar qyalib evi bu
shyakildya qyorsyunlyar?
– Hech uryayyuvi sixma, xozeyin. Allah kyarimdi. Umidyuvi bir Allaha
baqla ki, yeri-qyoyyu yox yerdyan xyalq edibdi. Uryayyuvi niyya sixirsan?
Aqyar Allahin iltifati olsa, belya ish olmasin ki, on belya ish olsun, bir dyaqi-
qyadya qurtarram; aqyar olmasa, dyaxi myanim qyunahim nyadi?.. Qurban,
qyac ver.
Axshama bir saat qalirdi, ustalar allyarini yuyub ishdyan chixdilar. Syaq-
fin alti hissyadyan ancaq bir hissyasi qayrilmishdi. Ustalar qedyandya Muq-
dusi Akop onlardan ancaq bunu tyavyaqqya elyadi ki, syahyar ishya tez qyalsin-
lyar. Usta Zeynalin Muqdusiyya verdiyi cavab bu oldu:
– Uryayyuvi sixma, xozeyin, Allah kyarimdi.
Syubh tyazya ishiqlanirdi. Usta Zeynal vya Qurban uz qoymushdular
Muqdusi Akopun evinya ishlyamyayya vya Usta Zeynal shyayirdinya bu syozlyari
deyirdi:
– Qurban, myan qyasdyan syani bu tezlikdya chaqirdim. Qardash, bir az tez
qedyak, o kishinin ishini qurtaraq; chyunki ishdi, aqyar qurtarmasaq, xyacalyatlik
chyakyarik. Avvyalyan budur ki, kishinin oqlu qyalir, qonaqi-zadi olacaq;
ikinci budur ki, axi, syoz vermishik; kishi odur ki, verdiyi syozya amyal elya-
sin. Vya bir dya Haci Ryasuldan da ayibdi, o kishi dya vilayyatdya ozyunya qyorya
bir adamdi.
Qurban bir syoz syoylyamyadi vya bir qyadyar kechyandyan sonra sorushdu:
– Yaxchi, usta, indi syan bu ishi podrata qyotyurmyusyan ki, bu qyun axshama
kimi qurtarasan. Indi belya tutaq ki, qurtarmadin, byas necya olacaq?
Puldan yana ermyani bizi incitmyayya?
– A kishi, syan hyazryat Abbas, bosh-bosh danishma! Elya syoz danishirsan ki,
pishmish toyuqun qyulmyayi qyalir. Kishi, necya qurtarmasan? O nya ishdi ki,
qurtarmiyam?
– Axi, ay usta, myan demiryam ki, qurtarmayacaqsan; ancaq deyiryam
ki, ishdi, qurtarmasan?
– A kishi, syan Imam Hyuseyn, ozyunyu dyasqaha qoyma.
Ustalar yetishdilyar Muqdusi Akopun evinya vya yarim saatdan sonra
Usta Zeynal chixdi taxtanin ustyunya. Qurban bashladi qyac qayirmaqi vya
syohbyati.
– Usta, bizim xozeyin yaxshi adama oxshuyur.
Usta Zeynal qyaci lyayyandya saq ali ilya qyotyuryub cavab verdi:
– Yaxshi adam olmaqina yaxshi adamdi, Allah dinya qyatirsin; amma
nya fayda?!
– Usta, myan bir sheyya mat qaliram. Yaxchi, ermyanilyar bu ashkarliqda
zadi qyormyullyar? Bunlar niyya byas dyonyub musurman olmullar?
Usta Zeynal qyaci mala ilya syaqfya vurub dedi:
– Qurban, bu ishlyar hamisi sirrdir. Bunlari hech basha dyushmyak olmaz.
Bunlar hamisi Allah yanindadir; chyunki belya fyarz elya, ermyanilyarin
hamisi chyonyub myusyalman oldu, – onda cyahyannyami Allah kimdyan otryu
xyalq edib vya kimi ora qyondyaryacyak? Bu ishlyarin hamisinin bir syabyabi var;
yoxsa ermyanilyar chox yaxchi bilirlyar ki, bizim myassyabimiz olarinkindan
yaxchidi. ***dayi-yazz vya cyall*…
– Usta, syozyunyu dya kyasiryam, hyalya deyyak ki, musurman olmasinlar.
Myan bilmiryam bunlar hyalya necya donuz atindyan irqyanmirlyar?
Usta Zeynal malani qoydu taxtanin ustyunya; chubuqu qyotyuryub bashladi
doldurmaqa vya alchaq syaslya dedi:
– Myan deyiryam ki, ermyanilyar ozlyari dya qyoryurlyar ki, donuz atindya bir
lyazzyat yoxdu; amma boyunlarina dyushyub, ta al chyakya bilmirlyar… Neylya-
sinlyar yaziqlar? Adamin adam xyoryayi olar, heyvanin da heyvan xyoryayi.
Vya bir dya bunlar hamisi Allahdandir. Qyal lyayyani qyotyur, qyac qayir.
Qurban chixdi nyardibana vya bashladi:
– Byali, qil kyorpyudyan kechyandyadi tamasha!..
Usta Zeynal chubuqunu tyustyulyadib bashladi:
– Qurban, bilirsyan nya var? Ishin asli, haqq yolu tanimaqdadir; insan
ki, haqq yolu tapdi, insan ki, ***dayi-taalanin…
Muqdusi Akop ichyari qirib, dinmyaz-syoylyamyaz baxdi Usta Zeynalin
yuzyunya. Usta Zeynal uzyunyu Muqdusiyya tutub sorushdu:
– Ay xozeyin, syani and veriryam Incilya, bir myanya de qyoryum, o zyah-
rimarda nya lyazzyat qyoryubsyunyuz ki, yeyirsiz?
Muqdusi Akop hirslyanib, iki alini yuxari qalxizib qayimdan dedi:
– A kishi, bir myanya de qyoryum, syan bura mollaliqa ki, qyalmyamisyan?
– Xozeyin, qadan alim, ta niyya hirslyanirsyan? Bir syozdyu aqzima
qyaldi sorushdum. Qurban, qyac qayir!
Muqdusi dinmyadi. Usta Zeynal chubuqu taxtanin ustya qoyub qyotyur-
dyu malani vya bashladi ishlyamyayi.
_______________
* Allah aziz vya cyalallidir

Muqdusi avvyal istyadi ki, ishi yarimchiq qoyub, ustalarin hesabini
kyasib, ryadd etsin; amma ovryati razi olmadi vya dedi ki:
– Daha bundan sonra haradan ozqya usta tapilib syaqfi axshama kimi
qurtara bilyacyak. Daha ishi natamam qoymaq olmaz. Ya lazim idi tyamirya
hech bashlamamaq; indi ki, bashlanib, – qurtarmaq lazimdir.
Ar vya arvad myaslyahyati bu yerya qoydular ki, Muqdusi Akop qedib
haci Ryasula ahvalati syoylyasin ki, haci Ryasul ya ozyu qyalsin vya ya bir
adam qyondyarsin Usta Zeynalin yanina vya tyakid etsin ki, shyart olunan
haqqindan bir manat da artiq alib, Usta Zeynal axshama kimi albyattya
ishini tamam etsin.
Muqdusi Akop qetdi haci Ryasulun yanina vya dyardi-dilini ona syoy-
lyadi. Haci Ryasul zahiryan Usta Zeynalin ryaftarindan nyahayyat dyaryacyadya
narazi qalib, oqluna dedi ki, durmayib qetsin vya flan-flan shyudyayya desin
ki: “Aqyar bu qyun axshama kimi ishini tamam etmyasya, nya onun haqqi
yetishyacyak vya nya dya daha bundan sonra onu bir ozqyasinya tyarif edyacyak”.
Hacinin oqlu yarim saatdan sonra qayidib qyaldi vya cavab qyatirdi ki,
Usta Zeynal atasinin qyabrinya and ichib ki, haci aqa hech uryayini sixmasin;
yaqyar Allahin iltimati olsa, bu qyun axshama kimi syaqfi tamam edyacyak vya
yaqyar etmyasya, bir qyapik dya haqq istyamyayyacyak.
Muqdusi Akop bu syozlyarin qabaqinda daha bir syoz syoylyamyadi vya
bashini ashaqi ayib, istyadi dyukandan chixib qedya. Haci Ryasul Muqdusini
chaqirib ona bu syozlyari dedi:
– Hara qedirsyan, Muqdusi kirvya? Qyal bir az syohbyat elya qyoryak nya
var, nya yox? Davadan-zaddan nya danishirlar?
Muqdusi dyukanin qapisinda durub, bir cavab vermyadi vya saati
chixardib vya cibinya qoyub dedi:
– Haci, qyaryak qedyam bazara, bir az ishim var. Evya dya qyaryak qedyam,
qyoryum ustalar nya qayirirlar.
– A kishi, syan myassyabin, boshla qoysun qetsin. Muqdusi kirvya, qyoryu-
kyur ki, myanim syozlyarimi zarafat hesab eliyirsyan. Myan ki, Usta Zeynala
sifarish elyadim, o ki, myanya syoz verdi, eliyya bilmyaz syozyunya amyal elyamya-
sin. Lap arxayin ol vya qyal otur, bir az syohbyat eliyyak.
– Doqrusu, haci, myanim ustalardan qyozyum su ichmir, qorxuram ishi
yarimchiq qoyalar.
– Ay Muqdusi, syani dinin, bosh-bosh danishma, qyal otur qyoryak.
Haci Ryasulun oqlu, Muqdusi Akopa bir stul tyaklif etdi. Muqdusi
oturdu vya haci Ryasul qenya bashladi and ichib Muqdusini inandirmaqa ki,
Usta Zeynal syozyunyun ustyundya myohkyam adamdir; Usta Zeynali o chox-
dan taniyir ki, Usta Zeynal myomindir, Allah byandyasidir, qeyryatlidir, sa-
diqdir, ish qyoryandir, ziryakdir, aqillidir, artiq dyaryacyadya vyafalidir vya in-
diyya kimi bir dyafya dya namazini qyazaya qoymayibdir.
Usta Zeynal haman vaxt Qurbanla belya syohbyat edirdi:
– Qurban, qyoryursyan bu ermyani millyatini. Istiyirsyan yyuz min dyafya
imama, peyqyambyarya and ich, qyasyam elya, hech vaxt syanin syozyunya inanma-
yacaq. De ki, ay kafir oqlu kafir, burda nya bir o qyadyar ish var ki, syan mya-
nim syozyumya inanmayib, haci Ryasulu iltimaschi salirsan? Qyal lyayyani
qyotyur, qyac qayir!
Qurban nyardibana qalxa-qalxa bashladi:
– Usta, birisi Allahi dandi, lamyazhyab oldu, hech bir sheyya qayilliqi
olmadi, chyatindi onu inandirmaq.
Qurban kyupyani qyotyurdyu ki, lyayyanya su tyokyub qyac qayirsin vya qyordyu
ki, kyupyanin suyu qurtarib vya bir az diqqyat edyandyan sonra qyordyu ki, su
axib tyokyulyub yerya. Kyupyanin o tyaryafinya-bu tyaryafinya diqqyatlya baxib qyor-
dyu: kyupya bir tyaryafdyan chatlayib. Qurban uzyunyu Usta Zeynala tutub
sorushdu:
– Usta, kyupyaniz iryalidyan chatdaq idi, ya tyazyalikdya sinib?
Usta Zeynal cavab verdi:
– Yox, bizim kyupya siniq deyil, yoxsa syan sindirmisan?
Usta Zeynal bashladi ashaqi yenmyayi vya kyupyani alinya qyotyuryub uzyunyu
tutdu Qurbana:
– Qurban, bu kyupya bizim deyil, bizimki kyohnyadi vya bir az bundan
yekyadi.
Qurban bir az fikir edib chixdi balkona vya alindya bir kyupya qyatirdi.
Usta Zeynal haman kyupyani Qurbanin alindyan alib, mat-mat baxdi
Qurbanin uzyunya vya dyarin ah chyakib dedi:
– Qurban, Allah syanya lyanyat elyasin!
Bu syozlyari deyib, Usta Zeynal qenya mat-mat baxdi Qurbanin
yuzyunya. Qurban da habelya dinmyaz-syoylyamyaz baxirdi Usta Zeynalin
yuzyunya. Usta Zeynal bir ah chyakib dedi:
– Qurban, Allah syanya lyanyat elyasin! Ermyaninin kyupyasindya su qyatirib
qyac qayirdin vya dyunya-alyami mirdar elyadin. Allah syanya lyanyat elyasin!
Qurban dinmyayib mat-mat baxirdi Usta Zeynalin uzyunya. Usta
Zeynal uzyunyu turshudub iki dyafya tyupyurdyu yerya, bir dyafya Qurbanin uzyunya
vya hyayyatya chixib qetdi oturdu arxin kyanarinda vya bashladi allyarini yumaqi
vya sonra otaqa qyalib Qurbana dedi ki, sheylyari yiqishdirsin. Vya akoshkanin
ichindyan paltarini qyotyuryub, qenya Qurbanin uzyunya bir dyafya tyupyurdyu vya uz
qoydu chixib qetmyayya. Qurban da kor-peshman bashini saldi ashaqi vya
xurcunu qyotyuryub, dyushdyu ustanin dalina. Muqdusinin arvadi elya bildi ki,
ustalar chyoryayya chixirlar.
Haman dyaqiqya haci Ryasul dyukanda Muqdusi ilya syohbyat edirdi vya
Muqdusini inandirirdi ki, Usta Zeynali o choxdan taniyir ki, Usta Zeynal
myomindir, Allah byandyasidir, qeyryatlidir, sadiqdir, ish qyoryandir, ziryakdir,
aqillidir, nyahayyat dyaryacyadya vyafalidir vya indiyya kimi bir dyafya dya
namazini qyazaya qoymayib.
***
Bu qyun axshama kimi Muqdusi Akop, ovryati vya kichik oqlu otaqda
nyardibanlari, taxtalari vya qyaci eshiyya dashiyib, otaqi tyamizlyamyayya
myashqul oldular. Muqdusi hyardyanbir yarimchiq syaqfya baxib Usta Zeynali
yad edirdi.
Bu qyun axshama kimi Usta Zeynalin arvadi arinin paltarlarini yuyub
qurutmaqa myashqul oldu. Usta Zeynal chilpaq oturmushdu evindya vya
qyozlyayirdi ki, paltarlari quruyandan sonra qetsin hamama vya
tyamizlyansin.
Syubh saat doqquzda dyamir yol ilya Muqdusi Akopun oqlu qyaldi
vyatyanya.
Iyul 1905-ci il, Tiflis

Мамедгулузаде Джалил
 Цирюльник
 Джалил Мамедгулузаде
 ЦИРЮЛЬНИК
 У Мамед-Вели, десятилетнего сына дяди Садыха, болели глаза. Однажды мальчик сказал матери:
 - Мама, у Ахмеда, сына Кербалай-Гасыма, тоже болели глаза. Вчера мы играли с Ахмедом возле канавы. Ахмед сунул в нос колючую травку, и у него пошла кровь из носа. Покапало немного, и сразу поправились глаза.
 - Дитя мое, ступай и ты, выпусти кровь из носа, - посове-товала мать Мамед-Вели.
 Мамед-Вели пошёл к канавке, нашел среди трав ту самую колючую травку, левой рукой сунул травку себе в ноздрю, а правой ударил под локоть левой. Из носа Мамед-Вели закапала кровь.
 Кровь текла с полчаса. Тогда Мамед-Вели зажал пальцами кончик носа, чтобы остановить кровь, но кровь все текла. О" позвал мать, но и та никак не могла остановить кровь.
 В это время дядя Садых принес с базара мясо в корзине, Жена позвала его:
 - Поди-ка сюда! Мы ничем не можем остановить кровь, Может, ты что-нибудь придумаешь.
 Дядя Садых поспешил к сыну и, крепко зажав между паль-цами правой руки кончик носа Мамед-Вели, остановил крово-течение. Но кровь, накопившаяся в ноздре, все-таки нашла себе выход и снова закапала.
 - Беги на базар, - встревожилась жена. - Скорей беги к Уста-Гусейну. Он знает толк во врачевании. Скорей беги к нему, не то ребенок изойдет кровью, и обрушится мой дом! Не мешкай, беги скорей!
 Дядя Садых смыл в арыке кровь с рук и пошел со двора, Он подошел к лавочке Уста-Гусейна в тот момент, когда ци-рюльник, кончив брить голову своего клиента, прикладывал к порезам кусочки ваты.
 Остановившись в дверях, дядя Садых поздоровался. Уста-Гусейн оглянулся и, приняв его за нового клиента, вынул из бокового кармана зеркальце и подержал перед дядей Садыхом. Дядя Садых взял зеркальце и, зажмурив глаза, произнес салават, потом поднес зеркальце к правому плечу, затем к левому,, рукой поглаживая свою красную бороду. Еще раз, повторив молитву - салават, дядя Садых протянул зеркальце Уста-Гу-сейну и сказал:
 - Уста-Гусейн, у нашего Мамед-Вели пошла кровь носом, и мы никак не можем остановить ее. Жена послала просить у тебя помощи.
 Приняв от него зеркальце, Уста-Гусейн прежде всего пред-ложил ему войти в лавку и сесть на нары. После того как дядя Садых вошел и сел, Уста-Гусейн подошел к нему и приподнял его шапку. Дядя Садых молча смотрел на него снизу вверх.
 - Ах, ах! Вай, вай! - начал Уста-Гусейн, покачав головой.- Мне жаль тебя, дядя Садых. Не знаю даже, какой конец ожи-дает тебя. Послушай: или назовись армянином, чтобы весь на-род знал, что ты не мусульманин, или раз хочешь быть мусуль-манином, так будь им! Братец мой, какой же мусульманин по-ступает так, как ты? И не совестно тебе так обрастать и не бриться? Да еще не стесняешься говорить, что у Мамед-Вели: кровь из носа не останавливается. Это аллах на тебя гневается, вот что! Иначе, где это видано, чтобы кровь из носа не останав-ливалась? Таких мусульман, как ты, постигнут еще не такие беды.
 Говоря так, Уста-Гусейн налил в медную чашу холодной воды и стал обеими ладонями растирать голову дяди Садыха, чтобы смягчить волосы. А дядя Садых сидел молча с опущен-ной головой. Уста-Гусейн вытер руки о свою полу, взял бритву и начал править ее сначала на камне, а затем на ремне. Потом он принялся брить голову дяди Садыха, читая при этом пропо-ведь:
 - Дядя Садых, тяжелы, очень тяжелы установления нашей веры. Мало кто способен соблюсти их все до единого. Знаешь ли ты, какой большой грех оставлять волосы на голове? Во-первых, у тех, кто вовремя не бреет голову, не будет никакого достатка в доме. Во-вторых, такого человека постигают все-возможные беды. Я готов поклясться, чем хочешь, что у сына твоего не останавливается кровь из носа только потому, что великий творец решил наказать тебя за твои грехи. Мой тебе совет: впредь не допускай таких оплошностей, пожалей себя, бедный человек! Иначе свалится на тебя такое бедствие, что никаким раскаяньем не поможешь!..
 Уста-Гусейн кончил брить голову дяди Садыха. Дядя Садых надел шапку, достал две копейки и, протянув Уста-Гусейну,
 сказал:
 -Уста, пусть благословит аллах память твоего родителя! Взяв деньги, Уста-Гусейн ответил:
 - Пусть благословит аллах и твоего родителя!
 И дядя Садых направился к своему дому.
 Войдя во двор, дядя Садых увидел, что у сына кровотечение из носа давно прекратилось. Из длинной хворостинки Мамед-Вели сделал себе лошадку и верхом на ней с гиканьем и ржань-ем носился по двору.
 1906

DYALLYAK
Sadiq kishinin on yashinda oqlu Myammyadvyalinin qyozlyari aqriyirdi.
Bir qyun ushaq anasina dedi:
– Axi, Kyarbyalayi Qasimin oqlu Ahmyadin dya qyozlyari aqriyirdi. Dyu-
nyan Ahmyadnyan arxin kyanarinda oynuyurduq. Ahmyad burun qanadan
otnan burnunu qanatdi. Elya burnundan bir az qan axan kimi, Ahmyadin
qyozlyari yaxshi oldu.
– Bala, qet syan dya burnunu qanat! – anasi Myammyadvyaliyya dedi.
Myammyadvyali qetdi, otlarin ichindyan haman tikanli otu tapdi, sol ali
ilya otu soxdu burnunun deshiklyarinya, saq ali ilya yumruqunu dyuyyub vurdu
sol alinin altindan vya Myammyadvyalinin burnundan qan bashladi axmaqa.
Yarim saat qyadyarincya qan axdi. Myammyadvyali barmaqlari ilya bur-
nunun deshiklyarini tutdu ki, byalkya qan kyasilya, amma qan kyasilmyak bil-
myadi. Axiri anasini chaqirdi. Anasi dyaxi qanin kyasilmyayinya bir charya tap-
madi. Bu heyndya Sadiq kishi alindya at syabyati bazardan evya at qyatirdi.
Ovryat uzyunyu tutdu Sadiq kishiyya:
– A kishi, qyal qyor, Myammyadvyalinin burnunun qanina nya charya eliyirik
– kyasilmir; qyal byalkya syan bir charya tapasan.
Sadiq kishi oqlunun yanina yetishib, saq alinin barmaqlari ilya yapishdi
Myammyadvyalinin burnunun ucundan vya qoymadi qan axsin. Amma qan
burnunun ichindya shishib, qenya yol tapib bashladi axmaqa.
– A kishi, qach bazara-yovryati bashladi uca syaslya Sadiq kishiyya demyayya.
– Qach tez Usta Hyuseynin yanina. Onun hyakimlikdya syarishtyasi choxdu. Tez
qach Usta Hyuseynya de. Yoxsa ushaqi qan aparar, evin yixilar. Tez durma
qach vya tez xyabyar qyatir.
Sadiq kishi allyarinin qanini arxda yuyub, uz qoydu hyayyatdyan chix-
maqa. Sadiq kishi o vaxt Usta Hyuseynin dyukanina yetishdi ki, usta bir
myushtyarinin bashini qirxib qurtarib, qanatdiqi yerlyarya pambiq dyuzyurdyu.
Sadiq kishi dyukanin qabaqinda durub salam verdi. Usta Hyuseyn
kishini qyorcyak onu myushtyari hesab etdi vya qoltuq cibindyan aynani chi-
xardib tutdu Sadiq kishinin qabaqina. Sadiq kishi aynani alib vya qyozlyarini
yumub bir salavat zikr etdi vya aynani avvyal saq chiyninin, sonra sol
chiyninin qabaqina aparib tutdu uzyunyun myuqabilindya vya qyozlyarini achib
sol ali ilya bashladi qirmizi saqqalini tumarlamaqa vya bir dyafya dya salavat
chevirib, aynani qaytardi Usta Hyuseynya vya dedi:
– Ay Usta Hyuseyn, bizim Myammyadvyalinin burnu qaniyib. Nya alac
edirik qan kyasilmyak bilmir. Arvad myani yalvara-yalvara syanin yanina
qyondyarib, byalkya syan bir charya tapasan.
Usta Hyuseyn Sadiq kishidyan aynani alib avvyal ona tyaklif etdi ki,
qirsin dyukana vya otursun syakinin ustyundya. Sadiq kishi dyukana qirib
oturandan sonra, Usta Hyuseyn onun yaviqina yeriyib saq alini uzatdi vya
Sadiq kishinin byorkyunyu qyotyuryub qovzadi yuxari. Sadiq kishi altdan-yuxari
baxirdi Usta Hyuseynin uzyunya. Usta bashini bulaya-bulaya dedi:
– Ax, ax, vay, vay! Yaziqim qyalir qyunyunya, ay Sadiq kishi! Bilmiryam
syanin axirin nya qyunya qalacaq! Ay kishi, ya adini ermyani qoy, xalq bilsin
ki, syan myusyalman deyilsyan, yoxsa aqyar myusyalman olmaq istyayirsyan,
qardash, bu myusyalmanchiliq deyil ki, syan eliyirsyan. Kishi, utanmirsan
bashuvun tyukyunyu bu qyadyar uzadib qirxdirmirsan? Hyalya xyacalyat
chyakmyayib deyirsyan ki, Myammyadvyalinin burnunun qani kyasilmir? O
Allahin qyazyabidir ki, syani tutub. Yoxsa harda qyorsyanyan sheydir ki, bur-
nunun qani kyasilmyayya? Syanin tyak myusyalmanlar bundan da artiq byalaya
qiriftar olacaqlar!
Bu syozlyari deyya-deyya Usta Hyuseyn balaca mis qaba soyuq su
tyokyub, Sadiq kishinin bashini hyar iki allyari ilya ovurdu ki, tyuklyari
yumshalsin. Sadiq kishi dinmyaz-syoylyamyaz oturub bashini aymishdi ashaqi.
Usta Hyuseyn allyarini atyaklyarinya silib qyotyurdyu ulqyucyu vya bashladi dashin
yustya chyakib itilyamyayya vya sonra bir nechya dyafya dya qayisha chyakib, Sadiq
kishinin bashini qirxmaqa myashqul oldu vya Sadiq kishiyya belya moizya elyadi:
– Sadiq ami! Myusyalmanchiliqin shyartlyari chox aqirdir. Az bir adam bu
shyartlyarin hamisini amyalya qyatirya bilyar. Myasyalyan, bashi tyuklyu saxlamaq hech
bilirsyan ki, necya byoyyuk qyunahlarin biridir? Avvyala budur ki, bashini
vaxtindan-vaxtina qirxdirmiyanin evindya hech xeyir-byaryakyat olmaz.
Ikinci budur ki, insana nyovbyanyov byadbyaxtliklyar uz veryar. Myan nyayya
deyirsyan and ichim ki, oqluvun qaninin kyasilmyamyayi myahz tyanbehdir ki,
xudavyandi-alyam bu qyunahlarin qabaqinda syanya qyondyarib. Myandyan syanya
vyasiyyyat: bir dya belya qyalyatlyari elyamya; yaziqsan, faqirsan. Yoxsa bir
yozqya cyur byadbyaxtlik uz veryar, dyaxi sonra peshmanliq bir yerya chatmaz.
Usta Hyuseyn, Sadiq kishinin bashini qirxib qurtardi. Sadiq kishi byor-
kyunyu qoydu bashina, iki qyapik chixarib uzatdi Usta Hyuseynya vya dedi:
– Usta, Allah atana ryahmyat elyasin.
Vya Usta Hyuseyn pulu alib cavab verdi:
– Allah syanin dya atana ryahmyat elyasin.
Sadiq kishi uz qoydu evinya qetmyayya.
Hyayyatya qirib Sadiq kishi qyordyu ki, oqlunun qani choxdan kyasilib.
Myammyadvyali bir uzun aqacdan at qayirib minmishdi, hyayyati o tyaryafya
chapirdi, bu tyaryafya chapirdi vya hyardyanbir at kimi kishnyayirdi.

    Четки хана
    Джалил Мамедгулузаде
    Четки хана
    Со станции Евлах, расположенной между Тифлисом и Баку, шоссейная дорога идет через Барду в Агдам и оттуда подыма-ется к городу Шуше. Из Агдама шоссе заворачивает налево, к Карабулаху, или, как называют его по-русски, Карягино. Отсюда оно идет к Джебраилу, и наконец выходит на берег Аракса, к известному Худаферинскому мосту, по которому переходят в Иран.
    Несколько лет назад мне привелось перейти через этот са-мый мост и подняться в иранские горы. Здесь начинается Карадагская провинция, простирающаяся до самого Тебриза. Влево от нее живут шахсеваны, вправо, по берегу Аракса, тянется граница кавказского Азербайджана.
    Было начало лета. Стояла нестерпимая жара. Перейдя мост, мы поднялись в горы и переночевали в деревне Лавлжан, у Кили-хана, наутро продолжали подъем. Чем выше, тем про-хладнее становился воздух и живописнее горы.
    После двухдневного путешествия мы дошли до известного селения Келейбер и, проведя здесь два дня, собирались дви-нуться через город Эхер к Тебризу. Но правитель этой про-винции Назарали-хан Икрам-уд-Довле прислал за нами трех вестовых с приглашением погостить у него на эйлаге. Отказать хану было неудобно, и мы отправились к нему.
    Господин Икрам-уд-Довле проводил лето в селении Керме-Чатах, которое в месте со всеми окрестными селениями состав-ляло собственность хана и находилось от селения Келейбер на расстоянии двух-трех часов пути верхом. Это селение, распо-ложенное на склоне самой высокой горы, левее селения Мерзенли, представляло собой небольшую прекрасную дачу.
    Жителей было всего человек около двухсот. Чудесная клю-чевая вода и богатые пастбища делают это место особенно при-влекательным для летнего отдыха. Но частые столкновения между отдельными ханами не дают, к сожалению, возможно-сти населению спокойно пользоваться щедро рассыпанными бо-гатствами природы.
    Мало того, несколько лет назад здесь свирепствовали тиф и голод, погибла половина или даже больше половины населе-ния, все пришло в запустение и ветхость, и на каждом шагу попадались полуразрушенные пустые строения, зиявшие чер-ными провалами окон и дверей.
    Одним словом...
    Господин Икрам-уд-Довле проявил к нам исключительное гостеприимство. Мне кажется, что едва ли можно встретить где-нибудь такое гостеприимство, как в Иране.
    По распоряжению хана, нам был отведен дом, на плоской крыше которого для нас разбили две вместительные и удобные палатки, чтобы мы могли расположиться свободнее.
    Среди карадагских ханов Назарали-хан Икрам-уд-Довле был известен своей добротой и обходительностью; среди под-данных хана, с которыми мы разговаривали, не было ни одного, кто бы хоть капельку был недоволен ханом.
    И в то же время, наблюдая, как он обращается с населени-ем, мы убеждались, что трудно представить себе более бесче-ловечное и жестокое обращение с людьми, хотя внешне как будто не было ни явной жестокости, ни тем более бесчеловеч-ности, и населению, можно сказать, жилось привольно.
    Установленного правопорядка в крае не существовало, не было также ничего такого, что напоминало бы правительство. Полномочным представителем власти являлся Назарали-хан. С административными центрами иранского государства Тебризом и Тегераном - не было никакой связи. И Назарали-хан был неограниченным властителем провинции, мог казнить и миловать по своему усмотрению. Он был и судья, и власть, и закон.
    В каждом селе был старшина, который и правил селом. А всеми старшинами распоряжался непосредственно Икрам-уд-Довле. Вот и все.
    Визирей Назарали-хана заменял отряд фаррашей, которые обходили дома и дворы и, щелкая бичом, объявляли населению волю хана.
    Главным визирем при хане считался Мирза-Садых Мунши, известный среди крестьян просто как Молла-Садых.
    Обоим, и Назарали-хану, и Мирза-Садыху Мунши, было лет по шестьдесят, а может быть, и все шестьдесят пять.
    Назарали-хан казался добряком, в личном его обращении с населением мы не заметили никакой жестокости, но фарраши были грозой крестьян. После всего виденного в этом селении за несколько дней у меня составилось убеждение, что нет на свете более злых и бездушных людей, чем фарраши карадагского хана.
    Утром, едва проснувшись, мы слышали неистовые крики, доносившиеся из какого-нибудь крестьянского дома.
    Выяснилось, что один из фаррашей, по имени Али-Джафар, явился к крестьянину Кербалай-Мусе за двумя фунтами све-жего коровьего масла для ханского стола. Хозяина не было дома, а жена, призвав в свидетели всех святых, клялась, что молоко выпили дети и масла она не сбивала.
    Обругав женщину, фарраш Али-Джафар уходит и вскоре возвращается с четками хана. Теперь у крестьянки уже нет выхода... Хоть из-под земли, а надо достать масло и сдать фаррашу. Ибо четкам хана нельзя отказывать.
    Посылая через кого-нибудь поручение, в древние времена обычно подкрепляли его каким-нибудь вещественным знаком. Особенно это бывало и бывает необходимо, когда посылающий или получающий поручение не знают грамоты. Например, по-сылая кого-нибудь к себе домой с поручением, хозяин дома снабжает посыльного своим карманным ножиком или каким-нибудь ключом, чтобы рассеять всякие сомнения насчет его полномочий.
    Назарали-хан Икрам-уд-Довле установил у себя такой по-рядок: в первый раз с тем или иным требованием к крестьяни-ну должен был обращаться фарраш. Если его требование ис-полнялось; то все обходилось благополучно, если же нет, то он наносил отказчику несколько ударов плетью и уходил с тем, чтобы вернуться с четками хана. Теперь уж требование должно было быть исполнено во что бы то ни стало, иначе фарраш имел право поступить с непокорным, как ему заблагорассудит-ся, если бы он вынул кинжал и отрубил голову тому, кто не подчинился воле повелителя, я не знаю, что произошло бы, вернее всего, ничего бы не произошло.
    Однажды я был очевидцем магического действия четок.
    К одному крестьянину явился фарраш и потребовал для ха-на барана. У крестьянина барана не было. Фарраш Али-Джа-фар ушел и вернулся с четками. В ту же минуту крестьянин обменял у соседа единственную свою скотину - осла - на барана и козу и передал барана фаррашу, а козу пустил во двор пастись.
    Четки хана состояли из небольших черных зерен, нанизан-ных на красную шелковую нитку и ничем особенным не отли-чались, если не считать того, что они были атрибутом власти господина Назарали-хана Икрам-уд-Довле.
    Дом, отведенный нам, принадлежал вдове Кербалай Гейдара, у которой было несколько ребятишек. Звали эту женщину Пери. Мы занимали сени и крышу дома, а Пери с детьми юти-лась в задней комнате, где помещалась также скотина, так как из-за воров даже летом было рискованно держать скотину во дворе или в поле.
    Все благосостояние бедной женщины составляли осел, ко-рова, несколько овец и коз.
    Иногда по утрам, когда Пери, подоив корову, садилась на корточки у очага варить для детей кашу, я заходил к ней. Зак-рыв рот платком и помешивая кипевшее молоко, она расска-зывала мне о местных делах.
    Я с большим интересом слушал ее бесхитростные рассказы. Пери было пятьдесят, но она хорошо сохранилась: смуглоли-цая, высокая, стройная, здоровая, она не отличалась красотой, но и дурнушкой ее назвать было нельзя.
    Однажды утром я застал у очага Пери Мирза-Садыха Мунши, который беседовал с ней, покуривая трубку.
    Вскоре я увидел его там же вторично: он так же курил трубку и разговаривал с вдовой. Заметив меня, он на этот раз поманил меня рукой, я подошел и приветствовал его селямом.
    Пери положила на пол для меня старый детский тюфячок, и по приглашению Мирза-Садыха я сел.
    - Господин Молла-Насреддин! - начал Мирза-Садых Мунши, попыхивая трубкой. - Я пригласил тебя сюда как благочестивого и богобоязненного мусульманина, чтобы ты своими ушами слышал мои справедливые речи и по возвра-щении к себе на родину не писал о том, что в Карадаге ханы и визири притесняют население. Вот я при тебе обращаюсь к этой женщине, не имеющей мужа, и предлагаю ей по всем законам шариата вступить со мной в сийга, чтобы я мог иног-да приходить сюда и со спокойной совестью предаваться бесе-дам с тобой, чтобы и ты, как приезжий, не испытывал скуки одиночества.
    Не успел Мирза-Садых Мунши произнести слово "сийга", как Пери подскочила на месте, словно наступила на горячие угли.
    - Мирза-Садых Мунши! - вскричала она, размахивая руками. - Мирза-Садых Мунши! Не говори этого! Не гово-ри этого!
    Я вскочил с места и хотел бежать отсюда... Я не убежал, но потихоньку вышел из комнаты.
    За мной молча последовал Мирза-Садых Мунши.
    Но спустя некоторое время Мирза-Садых вернулся в со-провождении фарраша Али-Джафара, который, став у ворот, начал звать Пери. Когда она показалась в дверях, фарраш Али-Джафар высоко поднял четки хана и громко    и    вырази-тельно произнес:
    - Пери, Пери, Пери! По жалобе Мирза-Садыха Мунши, хан прислал показать тебе свои четки. Смотри на них... Смотри хорошенько. Это те самые четки, которые два года назад сбро-сили с высокой скалы мельника Мехти, того самого, который не подчинился приказу хана, да так сбросили, что дети мель-ника не смогли найти даже его труп. Это те самые четки, ко-торые сожгли дом Оруджали и обрушили его стены на головы его детей. Смотри хорошенько, те ли самые это четки, или нет?
    Пери, у которой нижняя часть лица была закрыта платком, стояла у порога и молча, внимательно смотрела на четки. Тут же, столпившись, стояли соседи.
    Никто не проронил ни слова: ни женщина, ни Мирза-Са-дых, ни соседи. Выслушав фарраша, все молча разошлись.
    После этого я несколько раз видел, как Мирза-Садых Мун-ши приходит к Пери и, сев на тюфячок у очага, мирно бесе-дует с ней.
    Перед самым отъездом он встретил меня и сказал:
    - Молла! Наша Пери обещала сварить сегодня молочный плов. Если будет угодно, прошу пожаловать на обед.
    Но я почему-то не смог воспользоваться любезным пригла-шением главного визиря.
    1923

XANIN TYASBEHI
Baki ilya Tiflisin arasinda dyamir yolunun Yevlax stansiyasindan
shosse yolu qedir Byardyayya, sonra Aqdama, buradan bash yuxari qedir Shu-
sha qalasi shyahyarinya. Aqdamdan sol tyaryafya shosse yolu qedir chixir Qara-
bulaq shyahyarinya, buradan Cyabrayila, Cyabrayildan yol qedib chixir Araz
qiraqina.
Myashhur Xudafyarin kyorpyusyu hyamin buradadir.
Bir nechya il bundan aqdyam myan hyamin bu kyorpyunyu kechdim, qalxdim
Iranin daqlarina. Buradan Qaradaq vilayyati bashlanir, ta qedib chixir
Tyabrizya. Sol tyaryaf Shahsevyan ellyari, saq tyaryaf Rusiya torpaqinin Avar
syarhyaddi.
Yayin qabaq ayi idi. Arazin bu tyaryafindya isti chox shiddyat edirdi.
Kyorpyunyu kechib qaldiq chayin o tyaryafindya, bir daqin atyayindya. Syubh tez-
dyan qalxdiq Larcan kyandinya; Qulu xana qonaq olduq. Uch qyun burada
qalandan sonra, bash yuxari daqlari qalxa-qalxa dyaxi dya syarin vya dyaxi
dya syafali Iran daqlarina qalxdiq.
Iki qyun yol qedib yetishdik myashhur Kyaleybyar qyaryyasinya. Burada da
iki qyun qalandan sonra istyadik qedyak Ahyar shyahyarinya ki, sonra da oradan
Tyabrizya yollanaq; amma haman vilayyatin myashhur xanlarindan Nyazyaryali
xan Ikramyuddyovlya qabaqimiza uch nyafyar atli qyondyarib, bizi oz kyandinya
qonaq chaqirdi. Biz dya qetmyayya bilmyazdik vya qetdik.
Aqayi-Ikramyuddyovlya Qyarmya-chataq kyandindya olurdu ki, hyamin
kyand dya vya qeyri atraf kyandlyarin dya cyumlyasi xanin oz amlakindan idi.
Qyarmya-chataq kyandi Kyaleybyardyan dya dyaxi uca olan daqlarin atyayindya
Myarzyanli qyaryyasinin sol syamtindya syafali, balaca bir yaylaqdir.
Kyandin ahalisinin miqdari olar tyaqribyan iki yyuz nyafyar. Yaxshi syarin
sulari, qyozyal otlanacaqlar… Amma heyif vya syad heyif, xanlarin arasin-
da nechya ildya bir dyafya vaqe olan toqqushma nyaticyasindya kyand ahalisi ma-
cal tapa bilmir oz myaishyatini elya hala yetirsin ki, asudyalikdya belya qyozyal
yerdya rahat yashaya bilsin. Bir tyaryafdyan dya nechya il bundan qabaq orada
yuz veryan yatalaq azari vya acliqin syabyabindyan camaatin yarisi vya byalkya
dya yarisindan choxu qirilib qurtaribdir. Odur, chox yerlyar bosh vya sahibsiz
evlyar, qapi vya pyancyaryasiz binalar qyozya satashmaqdadir.
***lasya.
Ikramyuddyovlyadyan nyahayyat mehribanchiliq qyordyuk. Vaqeyan Iranin
mehmannyavazliqinin mislini qeyri yerdya, zyann ediryam, qyormyak olmaz.
Xanin amrinya qyorya Qyarmya-chataq kyandindya bizya bir myaxsusi kyand
evi boshaldib vermishdilyar vya bundan alavya haman evin daminin ustyundya
xanin xidmyatchilyari iki alachiq qurmushdular ki, istyasyak haman alachiq-
larda, istyasyak bizya verilyan eyvanda qalaq.
Nyazyaryali xan Ikramyuddyovlya Qaradaq xanlarinin an insaniyyyatli vya
yan tyarbiyyali xanlarindan hesab olunardi vya xanin ryaiyyyatlyarini danishdi-
randa da bir kyas tapila bilmyaz ki, xandan bir zyarrya qyadyar incimish olsun.
Bununla byarabyar xanin ryaiyyyatlyarinya nisbyat ryaftarina baxanda
bizim kimilyarya chox qyaribya qyalirdi. Bir nyazyar ilya baxanda haman ryaftar
bashdan-axira kimi zyulm vya sityamdyan ibaryat idi. Amma bir tyaryafya
baxanda burada nya bir zyulm, nya dya sityam qyorsyanirdi. Bir suryatdya dya ki,
hyalya byalkya demyak olar ki, ryaiyyyatlyar asudya istirahyatlya dolanirdilar.
Myamlyakyatdya bir myuyayyyan qanun qyorsyanmirdi. Hyokumyatya oxshar bir
idarya yox idi. Myamlyakyat hyamin Ikramyuddyovlyadyan bashqa hech bir qeyri
hyokumyat tanimirdi. Tyabrizdyan vya Tehrandan bir xyabyar vya alaqya yox vya
Nyazyaryali xan hyar bir kyasi asib kyasya dya bilyardi, afv edib hyar bir
byandyanin omryunyu ona baqishlaya da bilyardi.
Myahkyamya dya ozyu idi, qyazavat da ozyu idi, shyariyat dya ozyu idi.
Hyar bir kyandin bir kyandxudasi kyandi idarya edirdi, cyami kyandxu-
dalari da Ikramyuddyovlya idarya edirdi. Vyassalam.
Vya hyamin Nyazyaryali xanin atrafindaki vyazirlyar ibaryat idilyar bir dyastya
fyarrashdan ki, allyarindya shallaq kyuchya-bacani qyazib, xanin amrini ryaiyyyatya
yetirirdi.
Vya lakin Nyazyaryali xanin tyak bircya nyafyar bash vyaziri var idi ki, bunun
adi Mirzya Sadiq Myunshi cyanablaridir ki, kyandli arasinda Molla Sadiq adi
ilya dya myashhur idi.
Nyazyaryali xan da, hyamin Mirzya Sadiq Myunshi dya – hyar ikisi olardi
altmish, byalkya dya altmish besh sindya.
Xan ozyu dya chox xoshxasiyyyat nyazyarya qyalirdi ki, ryaiyyyatlyarlya bunun
arasinda hech bir saxtaliq, byadmyacazliq myan qyormyadim. Amma fyar-
rashlara qyaldikdya bunu abyadyan syoylyamyak olmaz. Vya orada qyordyuklya-
rimdyan bunu yadimda saxladim ki, dyunyada zyulm vya incitmyak ibaryat
imish Qaradaqda xan fyarrashlarinin ryaiyyyat baryasindya tutduqlari ryaftar-
larindan.
Syubh tezdyan yuxudan oyanan kimi eshidirdik ki, ryaiyyyatin birinin
evindyan qilyu-qal syasi qyalir. Myalum olardi ki, fyarrash Ali Cyafyar, xanin
evi uchyun Kyarbyalayi Musadan iki qirvyankya yaq istyayir. Kishi evdya
yoxdur. Arvad and ichir ki, yaq yoxdu. Fyarrash Ali Cyafyar arvadi syoyyub
yamanlayandan sonra qayidib qedir vya dyubarya qayidib xanin tyasbehini
qyatirir. Di charya yox, yer deshiyindyan dya olmush olsa, Kyarbyalayi Musanin
arvadi yaqi tapib fyarrashi yola salir.
Chyunki xanin tyasbehi qyaryak bosh qayitmaya.
TYASBEH BARYASINDYA BIR NECHYA SYOZ
Bir yana sifarish elyayyandya bir nishanya qyondyarmyak qyadim adyatlyarin
biridir. Nishanya qyondyarmyak o vyadyalyar lazim olub vya olur ki, sifarish elya-
yyan, ya sifarish alan savadsiz ola. Birisi oz evinya adam qyondyarib bir shey
istyayyandya bichaqini qyondyarir vya qeyri birisi bir yerya sifarish edya, achar
qyondyarir.
Nyazyaryali xan Ikramyuddyovlya belya bir qayda qoymushdu: qabaqca
fyarrash qyalib ryaiyyyatdyan bir shey istyardi. Aqyar ryaiyyyat verdi, verib, aqyar
vermyadi, fyarrash bir-iki shallaq chyakib qayidardi xanin ustyunya vya ikinci
dyafya xanin tyasbehini qyatiryardi. Bu dyafya aqyar o hyokmya amyal olundu,
olunub, olunmadi – dyaxi fyarrash ixtiyar sahibidir; yyani o qyadyar ixtiyar
sahibidir ki, aqyar xyancyarin chixardib “yox” deyyanin boynunu vursa,
dyaxi bilmiryam nya olar vya yyaqin dya hech bir shey olmaz.
Myan bir dyafya haman tyasbehi qyordyum. Fyarrash bir kyandlidyan qenya
xanin evinya bir qoyun istyayirdi. Qoyun da yox idi. Fyarrash qayidib ikinci
dyafya xanin tyasbehini qyatirdi. Kyandli fori* ulaqini verdi qonshusuna, bir
kechi ilya bir qoyun aldi, qoyunu qyondyardi Nyazyaryali xana, kechini otyurdyu
otlamaqa.
Haman tyasbeh qara, narin dyanyali vya qirmizi ipyak sapa dyuzyulmyush
tyasbeh idi vya qeyri bir fyazyalyati dya yox idi, savayi ondan ki, Nyazyaryali
xanin tyasbehi idi.
Biz olduqumuz ev Kyarbyalayi Qurbanin yetimlyarinin evi idi. Evin
sahibi yetimlyarin anasi Pyari arvad idi. Biz eyvanda vya damin ustyundya
vaxtimizi kechirirdik. Pyari arvad da uch-dyord yetimlyarilya ichyari evindya
bir-iki bash heyvanlari ilya olurdu; bir ulaq idi, bir inyak idi, bir-iki dya qo-
yun-kechi idi. Syahyarlyar Pyari arvad syud saqib ushaqlara bishiryandya myan dya
hyardyanbir qedyardim. Pyari arvad aqzinda yashmaq oralarin kechyacyayindyan
naqil edyardi. Arvadin yashi allini vya byalkya alli beshi kechmishdi, amma
__________
* Tez, dyarhal
yozyu myartub*, sifyati qarashin, hyundyur vya salamat bir arvad idi. Alahiddya
bir qyozyalliyi dya yox idi; amma belyacya babat idi.
Myan bircya dyafya qyordyum ki, Mirzya Sadiq Myunshi syubh tezdyan Pya-
rinin ocaqinin bashinda oturub chubuq chyakir vya Pyari ilya danishirdi. Ikinci
dyafya dya qyordyum ki, Mirzya Sadiq Myunshi qenya haman ocaq bashinda otu-
rub chubuq chyakir; amma bu dyafya myani qyorcyak isharya ilya myani chaqirdi.
Myan dya qetdim vya Pyari advad myanim dya altima bir kyohnya ushaq dyoshyak-
cyasi saldi. Mirzya Sadiq myanya aylyashmyayi tyaklif etdi. Oturdum.
Mirzya Sadiq uzyunyu myanya tutub dedi:
– Cyanab Molla Nyasryaddin, myan syani bir Allah byandyasi hesab edib
bu myaclisya dyavyat etdim ki, myanim haqq syozlyarimya shahid olasan. Myan
bu saat syandyan qabaq bu Pyari arvada tyaklif etdim ki, myuvafiq qayda
Allah-taala qyostyardiyi yol ilya myanya siqya olsun.
Elyacya Mirzya Sadiqin aqzindan bu syoz byalkya hyalya chixib qurtarma-
mishdi, Pyari arvad elya atildi qeriyya, quya ayaqlarina od basdilar.
– Molla Sadiq Myunshi, Molla Sadiq Myunshi, o syozyu danishma. O syozyu
danishma, o syozyu danishma!..
Vaqeyan Pyari arvad bu syozlyari elya bir al-qol ata-ata dedi ki, myan dik
atildim ki, istyadim qacham. Hyarchyand qachmadim, amma yavashca chixdim
qetdim. Myanim dalimca da Mirzya Sadiq Myunshi chixdi vya dyuz, dinmyaz-
syoylyamyaz chixdi qetdi.
Amma bir azdan sonra haman Mirzya Sadiq, yaniyca fyarrash Ali
Cyafyar qyalib durdular Pyarinin hyayyat qapisinin aqzinda. Fyarrash Pyari ar-
vadi harayladi. Arvad chixdi qapinin aqzina vya fyarrash xanin tyasbehini
yuxari qaldirib, bashladi an uca syaslya demyayya:
– Pyari, Pyari, Pyari! Axund Sadiq Myunshinin shikayyatinya qyorya xan bu
tyasbehi qyondyardi ki, syanya nishan verim. Yaxshi bax bu tyasbehya. Bu
haman tyasbehdir ki, iki il bundan qabaq xanin fyarmayishinya aq olan dya-
yirmanchi Mehdini, bax, haman qayadan dyaryayya elya tulladi ki, ushaqlari
hech olyusyunyu dya tapmadilar. Bu haman tyasbehdir ki, Orucyalinin evini
yandirdi, ushaqlarini chyolya daqitdi. Ach qyozlyarini, qyor haman tyasbehdir, ya
yox…
Pyari arvad astanada aqzini yashmaqla byukyub, dyaxi dinmyaz-syoy-
lyamyaz qulaq asirdi… Qonshular da qulaq asirdi.
_______________
* Kyok, dolu

O da bir syoz demyadi, Mirzya Sadiq da bir syoz demyadi, fyarrash da dyaxi
bundan artiq danishmadi vya hami daqildi.
Bundan sonra bir nechya qyun myan qyoryardim ki, Myunshi Axund Mirzya
Sadiq qyalir qirir Pyari arvadin evinya vya orada ocaq bashinda oturub syoh-
byat edir.
Myan dyaxi ora qetmyazdim vya myani ora hech chaqiran da olmazdi.
Bundan sonra ay yarim da Qyarmya-chataqda qaldim, sonra chixdim
qetdim Ahyar shyahyarinya.

    Школа селения Данабаш
    Джалил Мамедгулузаде
    ШКОЛА СЕЛЕНИЯ ДАНАБАШ
    События, о которых я собираюсь рассказать, - дела давно минувших лет. Правда, не могу сказать определенно, сколько минуло, но одно помню хорошо, что событие это произошло спустя семь лет после взятия русскими Карса. Вот и считай, сколько тому годов!
    Эх, дни-то приходят и уходят! Где те времена, где тот день, ;когда русские взяли Каре? А будто все это было вчера. Хоть и был я тогда мал, но помню все подробности. Помню даже то, что было самое начало молотьбы, то есть самая страда.
    Я не знаю, как в других деревнях, но у нас в Данабаше в это время года никого в деревне не найдешь: все население бывает в поле. В деревне остаются лишь женщины и собаки, потому что им-то в поле нечего делать.
    В тот день, когда произошло все это, я и сам был на току. Сказали, что приехали в село начальник, кази, следователь, врач, мировой судья и ушкол1. И принес это известие не кто-нибудь, а наш сосед по току Кербалай-Мирзали. И если бы принес это известие один Кербалай-Мирзали, то мы, может, и не поверили бы, потому что трудно поверить, чтобы в село приехало сразу столько народу. К чему? Зачем? Не разорять же село! Что за важное дело случилось, чтобы понаехало столь-ко людей в один и тот же день?
    Я говорю совершенно серьезно, что в начале мы не сразу по-верили Кербалай-Мнрзали, но потом и другие подтвердили его слова. И не только подтвердили, но еще дополнили новыми подробностями. Так, после Кербалай-Мирзали пришел дядя Гасым. Покойный отец (да благословит аллах память и ваших дорогих покойников) стал расспрашивать его, и дядя Гасым поклялся аллахом и начал перечислять тех, кто прибыл в село: начальник, его помощник, казачий офицер, следователь и миро-вой судья.
    За дядей Гасымом прибежал Мешади-Ярмамед. Этот на-звал приехавших в село совсем иначе. Мешади-Ярмамед поклял-ся аллахом и даже пророком, что в село приехали начальник, губернатор, шейх-уль-ислам, секретарь, лекарь, ушкол.
    Одним словом, многое я позабыл, но мне помнится, что он называл всех возможных начальников, которые только су-ществуют на земле.
    Это сообщение совсем сбило нас с толку. Мало того, оста-новило нашу работу. Мы молотили на досках. Услышав о при-езде начальства, мы забыли о волах, запряженных в молотиль-ные доски, и занялись разговорами и пересудами. А волы при-нялись пожирать разбросанные на току колосья.
    За короткое время собралось возле нас человек шесть или семь, потому что каждый, кто приходил с новыми известиями, опускался тут же на корточки в тени навеса, а мы все собира-лись вокруг него, чтобы послушать.
    Несколько раз пересчитав приехавших по пальцам, кресть-яне перевели разговор на другое: а для чего, собственно, при-ехали все эти начальники в наше село? Это не легкий вопрос. Кто может сказать, по какому делу приехали в село началь-ник, кази, ушкол, казак, стражник и прочие начальники? Сколько у нас в селении пожилых людей ни один из них за всю жизнь не видел такого события и не слышал о чем-нибудь по-добном.
    Правда, приезжали к нам и начальник, и следователь, и лекарь, и кази, и даже губернатор приезжал, но не все сразу. Вот поэтому-то, сколько ни судили, ни рядили Кербалай-Мир-зали, дядя Гасым, Мешади-Ярмамед, покойный мой отец (пусть благословит аллах память и ваших дорогих покойников!), так ни к чему и не могли прийти.
    Что до Мешади-Ярмамеда, так тот полагал, что все эти на-чальники понаехали в деревню, чтобы набрать солдат. Однако другие с ним не соглашались, говоря, что, если все эти начальники приехали из-за солдат, то для чего приехал кази? Ну ладно, допустим, что его привез начальник, чтобы уговорил наших крестьян, помог провести это дело миром, без шума, пусть так, тогда зачем приехал ушкол, зачем мировой судья приехал? А покойный мой отец высказывал такое соображение, что на-чальники приехали в наше селение выяснить, спокойно ли в крае, посмотреть, мирно ли живет народ.
    Короче говоря, крестьяне были заняты этими разговорами, когда из деревни выехал всадник и поскакал прямо к нам. Все мы сильно перепугались; впрочем, насчет других не знаю, но сам я испугался здорово. Однако аллах пожалел нас, и всад-ник повернул в сторону. Мы стали следить за ним, чтобы уз-нать, куда он едет. Всадник мчался во всю мочь, и мы заклю-чили, что дело тут не простое, есть нечто важное.
    Долго мы следили за всадником, не спуская с него глаз, по-ка тот, проехав много участков, перемахнув через несколько арыков, достиг наконец тока Гаджи-Намазали. Не задержива-ясь там ни минуты, он повернул обратно, но был уже не один, а вел кого-то за собой. Хотя они были на порядочном расстоя-нии, но и по фигуре и по высоте шапки мы узнали в пешем Гаджи-Намазали.
    - Да, пропал бедняга, пусть накажет аллах лиходеев! - подумали мы и глубоко вздохнули.
    Если за всю жизнь я дважды был поражен сильнейшим стра-хом, то первый раз это произошло именно в тот день, когда всадник увел Гаджи-Намазали с его тока к начальнику. Да, в тот день ужас, меня охвативший, достиг высшей точки. Я пом-ню даже, что как-то собака наша разрыла скирду с теневой стороны и устроила себе нечто вроде логова. Днем она спаса-лась там от невыносимой жары. И вот, когда всадник уводил Гаджи-Намазали, я перепугался настолько, что побежал и спрятался в этой норе. Но не успел я расположиться там, как мужчины на нашем току перешли на теневую сторону. В пер-вую минуту мне показалось, что они ищут меня. Однако все они прекрасно меня видели, но никто даже не спросил, зачем я влез в собачью конуру.
    В то время я еще не понимал, слишком был мал, но теперь не сомневаюсь, что они сами тоже боялись. Хорошо помню, как Кербалай-Мирзали высовывал голову из-за снопов, точно нашкодивший кот, и поглядывал на дорогу, чтобы увидеть, добрались до деревни стражник и Гаджи-Намазали или нет.
    Теперь меня одно удивляет. Меня удивляет то, что я тогда был мал и, если боялся, то имел какое-то оправдание. Но я и тогда не понимал, и теперь не понимаю, чего же боялись эти взрослые мужчины? Прекрасно помню, что и Кербалай-Мирза-ли боялся, и дядя Гасым боялся, и покойный мой отец боялся. Были там еще два-три молодых, и они тоже боялись.
    До тех пор, пока всадник и Гаджи-Намазали не вошли в деревню, Кербалай-Мирзали, как я уже докладывал вам, стоял, согнувшись в три погибели и оперевшись руками о свои коле-ни, опасливо и внимательно смотрел на дорогу. Только тогда, когда всадник и Гаджи-Намазали скрылись в деревне, Керба-лай-Мирзали выпрямился, сделал два шага вперед и произнес:
    - Да поможет аллах!..
    Крестьяне, что собрались у нас на току, стояли растерянные и, как ни старались, ничего не могли понять. Споры затянулись. Больше всех говорили Кербалай-Мирзали и покойный мой отец, а меньше всех дядя Гасым и молодые крестьяне. Пуще всех перепугались я, дядя Гасым и молодые сельчане. Больше всех недоумевали я и Кербалай-Мирзали; бедняга то и дело беспо-мощно разводил руками.
    Нет слов, всякие сомнения были бы быстро рассеяны, если бы кто-нибудь из собравшихся на току крестьян сбегал в се-ление и, выяснив положение, принес верные сведения. Не могу припомнить, почему никто не соглашался идти в село. В памяти сохранилось только, что покойный мой отец предло-жил дяде Гасыму сходить в село и разузнать в чем дело, но на это дядя Гасым ответил тем, что замотал головой и, отойдя в сторону, опустился на корточки в тени скирды.
    В моей памяти наиболее решительным из всех оказался все-таки мой покойный отец. Я могу поклясться, что не будь отец занят молотьбой, он никогда не обратился бы к дяде Гасыму с просьбой сходить за верными сведениями. Если бы отец пошел в деревню сам, то работа бы на току остановилась, и волы ос-тались бы без присмотра, а мы без дела. Вот сущая правда, что я говорю.
    Отец выкурил трубку, постучал ею об землю, вытряхнул пепел и, заткнув ее за кушак, поднялся и сердито крикнул на меня, чтобы я вылез из собачьей ямы и стал на молотильную доску. Я вылез из своего убежища, а крестьяне поднялись, чтобы пойти каждый по своему делу.
    Я побежал и, став на молотильную доску, погнал волов по разбросанным на току колосьям, направляя их тростинкой. Отец вытер полой пот с лица, поднял вилы и принялся пере-ворачивать колосья. Волы сделали всего три или четыре круга по току, когда из-за нашей скирды внезапно появился весто-вой нашего главы Джалил-бек. Я страшно испугался, тотчас сообразив, что Джалил-бек явился за моим отцом, чтобы отвес-ти его к начальнику.
    В конце концов так и оказалось. Джалил-бек двинулся к моему отцу и высоко поднял свою плетку, но не опустил ее, вернее говоря, не смог опустить. Потому что, как только он под-нял свою плетку, отец мой быстро вытянул правую руку и ух-ватился за ручку плетки, а левой обнял Джалил-бека и стал просить его объяснить, в чем он, то есть мой отец, виноват. О виновности моего отца Джалил-бек ничего не сказал, только приказал ему взять меня и сейчас же отправляться к началь-нику.
    Услышав это, я совсем растерялся и уже не помню, что слу-жилось дальше. Опомнился я тогда, когда увидел, что отец мой крепко держит меня за правую руку и тащит в сторону деревни.
    Я был очень испуган. И как было мне не испугаться. Только теперь я стал понимать, что если человек будет поступать    по закону, то начальник ничего с ним не сделает. А тогда, идя за отцом, я все твердил ему, чтобы он не водил меня к начальни-ку, что начальник мне голову оторвет.
    Еще одно: не будь моего отца, я бы не так уж боялся на-чальника. Что я боялся за себя, это само собой, но еще боль-ше пугал меня отец. То есть, не то чтобы нарочно нагонял на меня страх, нет, он и не понимал, что пугает меня. Когда он вел меня за руку в деревню, я, не переставая, спрашивал его, по-чему меня требует начальник, а отец в ответ на это начал обвинять меня, что, может, я подрался с сыном главы, а тот пожа-ловался начальнику.
    Словом, добрались мы до площадки Гаджи-Намазали. Сколь-ко было народу в селе, весь был здесь. А начальник вместе с приехавшими с ним гостями был, оказывается, в доме Гаджи-Намазали.
    Я еще не понимал, в чем дело, не знал, что будет дальше, и не мог набраться смелости, чтобы спросить кого-нибудь, что тут происходит. Раза два я порывался спросить отца, крестьяне вокруг так галдели, что ни отец не мог услышать моего воп-роса, ни я его ответа. Наконец мы кое-как пробились через плотную толпу крестьян и вышли к середине площади.
    Кто-то сказал, что идет начальник. Словно в болото с ля-гушками кинули камень. Все повернулись к воротам Гаджи-На-мазали, и стало совсем тихо. Ворота отворились, и вышел оттуда сам Гаджи-Намазали. Бросая людям: "Расступись, рас-ступись!" - он прошел вперед и остановился в стороне.
    За ним вышел какой-то мужчина; он был в краской шапке и белой чохе, и я решил, что это и есть начальник, ко после мне разъяснили, что то был помощник начальника. За помощником появился вестовой главы Джалил-бек. И он со словами: "По-сторонитесь, посторонитесь!" - и, размахивая плеткой во все стороны, прошел вперед и стал в стороне.
    После этого вышел глава Пирверди-бек и, расталкивая людей и повторяя: "Отойдите, отойдите!" - прошел вперед и остановился там.
    За главой появился какой-то русский начальник, за ним другой. Потом еще один и еще. После них вышел молла, за ним второй молла, а после этого второго моллы наш молла селения Данабаш Молла-Хазратгулу. Позже мне рассказали, что один из молл был кази. После молл со двора Гаджи-Намазали вышли еще разные люди. Но все мое внимание было приковано к русским начальникам, поэтому я уж не запомнил, кто вышел со двора Гаджи-Намазали после молл.
    Все эти господа, перечисленные мною, перешли на середину площадки и стали в один ряд. Перед ними стоял стол, покрытый скатертью. Первым выступил вперед кази, положил на стол какую-то книгу в ветхом переплете и обратился к толпе кре-стьян:
    - Эй, жители селения Данабаш! Слушайте, что я вам ска-жу. Внимательно слушайте!
    После этих слов кази, оба моллы воскликнули:
    - Аминь творцу вселенной!
    - Люди! - продолжал кази. - Знаете ли вы, по какому поводу сегодня пожаловал в селение Данабаш господин    на-чальник? Дошло до слуха господина начальника, что вы, то есть жители селения Данабаш, все еще пребываете во мраке неве-жества. Поэтому господину начальнику стало жаль вас, и он, взяв на себя огромный труд, пожаловал    сегодня    в    селение Данабаш с целью открыть здесь школу, дабы этим путем как-нибудь вызволить  вас из мира  темноты  и ввести  в мир света. И знаете, сколько ни создал господь бог городов и весей, сколько ни создал он иных краев, все они до единого вышли в светлый мир. Осталось лишь одно-единственное селение Данабаш. Иншаллах, по изволению аллаха, сегодня    господин    начальник откроет школу и здесь, дабы и вы испили шербет просвещения! Оба других моллы опять произнесли "аминь", после    чего кази вынул из кармана и нацепил на нос очки, поднял обеими руками Коран, поцеловал его, приложил ко лбу, и открыв на какой-то странице, принялся громко читать.
    Прочитав из Корана несколько заповедей,, кази закрыл кни-гу и, когда оба моллы воскликнули: "Аминь творцу вселен-ной!" - положил Коран на стол и опять обратился к кре-стьянам:
    - Люди! Да не онемеют уста, произнесшие "аминь"!
    После этого обращения кази первыми воскликнули: "аминь" оба моллы; затем несколько крестьян, вторя им, тоже произ-несли "аминь". Тогда кази поднял обе руки вверх и, держа их перед своим лицом, начал молить аллаха о ниспослании благо-дати, во-первых, обожаемому монарху, а затем его августей-шей супруге и всем членам царской семьи.
    Все собравшиеся, вторя друг другу, произнесли: "аминь". И кази перешел к начальнику. Он стал расхваливать его, пере-числяя все имеющиеся на арабском языке похвальные слова. Потом он снова принялся молиться за господина начальника. Одним словом, кази долго говорил, говорил, говорил без конца и заключил свою речь словами:
    - Эй, жители селения Данабаш! Нам всем надлежит ден-но и нощно во время молитвы благодарить господа бога за то, что он даровал нам великое счастье, послав в наш край такого правителя, как наш господин начальник. Это не что иное, как благоволение и милость великого творца к нам, его греш-ным рабам! Аминь!
    Собравшиеся, вторя кази, воскликнули: "аминь!" Когда кази кончил свою речь, один из русских начальников, невысокого роста и с седеющей бородой, выступил вперед и, повернувшись к крестьянам, начал говорить что-то на своем языке. После мы узнали, что это и был начальник. Когда на-чальник кончил свою речь, вперед выступил еще один русский начальник и обернулся к крестьянам. Все враз воскликнули:
    - Да продлит аллах жизнь господину!
    - Жители селения Данабаш! Понимаете ли вы, что изво-лил сказать вам господин начальник? Хорошие слова он говорит, очень хорошие слова. Откройте уши и слушайте, ибо не часто доводится человеку слышать подобные умные наставления. Господин начальник изволит сказать, что он очень доброжела-тельно относится к жителям селения Данабаш. Но изволит сказать и то, что он сочувствует этим людям, ибо это очень тем-ные, тупые люди. Я тоже подтверждаю, что в этом отношении господин начальник совершенно прав. Я и сам вижу, что вы темные, забитые люди, совсем как животные. И то, что вы тем-ные люди и подобны животным, доказывается тем, что вы ни-чего не поняли из того, что изволил сказать господин началь-ник, и мне приходится объяснить вам. Итак, господин началь-ник изволил сказать, что ему очень жаль жителей селения Да-набаш, которые очень отстали и пребывают в темноте. Поэтому сегодня господин начальник изволил пожаловать к вам, в ваше селение, чтобы открыть здесь школу и таким образом сделать вас счастливыми.
    - Да продлит аллах жизнь господина! - крикнули вдруг крестьяне.
    Затем начальник достал какую-то бумагу и начал читать. Читал, читал, а потом обратился к русскому чиновнику, кото-рый только что говорил по-нашему. И тот, по-прежнему обра-тившись к народу, начал:
    - Жители селения Данабаш!..
    Но я так и не узнал, о чем и что он говорил дальше. Не узнал потому, что очутился в стороне от толпы, а получилось это вот как. Я слушал русских начальников, когда кто-то сзади потя-нул меня за полу. Сперва мне подумалось, что за полу потянул меня мой отец, но, повернувшись назад, я понял, что тянет меня не отец, а кто-то другой и, не то что другой, а наш сосед Кербалай-Исмаил. Он схватил меня за плечо и потянул с такой силой, что, опомнившись, я увидел себя уже вне толпы.
    Я хотел было вырваться и подойти к отцу, но Кербалай-Исмаил не пустил. Оттащив меня на некоторое расстояние от толпы, Кербалай-Исмаил строго крикнул на меня, чтобы я шел за ним и не болтал много. Я ему ничего не ответил на это, потому что и сам был рад, что ушел из толпы, не попадусь на глаза русскому начальнику, и ничего он мне не сделает.
    Мы пошли дальше и пришли к дому Кербалай-Исмаила. Ворота были на запоре. Кербалай-Исмаил постучал, и ворота тотчас отворились. Войдя во двор, я обомлел от удивления, по-тому что тут было целое сборище. Приглядевшись, я заметил, что большинство собравшихся здесь наши же люди. Например, находился тут и дядя мой Гаджи-Муртуза, был здесь и двою-родный брат мой Мешади-Фараджулла, был и внук моей тети Кербалай-Гасангулу. Увидел я тут даже моего отца. Каким-то образом и он оказался здесь. Остальные все были наши соседи и знакомые.
    Все, что происходило вокруг, казалось мне сном.
    При виде меня все собравшиеся окружили меня, а отец взял меня за руку и отвел в другой конец двора. Остальные шли за ним. Двор был окружен невысокой стеной. Отец мой вска-рабкался на стену и протянул мне обе руки. Кто-то из собрав-шихся подхватил меня сзади под мышки и, сказав: "не бойся!", призвал на помощь аллаха и поднял меня на стену. Отец мой тоже сказал: "не бойся!" и, взяв меня под мышки, осторожно спустил со стены на. другую сторону.
    Это был двор дяди Мамедали. Никого здесь не было, но слышались какие-то голоса. Это были не мужские голоса, а скорее голоса женщин или детей. До этого момента я только удивлялся тому, что видел вокруг, а теперь, после того, как незнакомый мужчина, поднявший меня на стену, и мой собст-венный отец сказали мне "не бойся!", я начал уже бояться.
    В дальнем углу двора дяди Мамедали стояла большая куча кизяка, сложенная в виде высокой башни. Отец взял меня за руку и потащил к этой башне. Входная дыра в этой башне, была обращена к стене. И когда мы приблизились к этой дыре, я окончательно уверился в том, что все виденное мною не явь, а сон.
    Тут сидели четыре женщины. Вначале я не узнал их, пото-му что все они сидели, просунув головы в дыру. Когда мы по-дошли, отец сказал им, чтобы они отодвинулись, и все четверо подняли головы и повернулись к нам. Хотя они, увидев моего отца, тотчас же закрылись чадрой, но я узнал их всех. Одна из них была тетя Шараф, жена Кербалай-Исмаила; вторая сест-рица Сакина, невестка дяди Гаджи-Муртузы и жена двоюрод-ного моего брата Мешади-Фараджуллы; третья была тетя Са-кина, жена хозяина этого двора дяди Мамедали; наконец, чет-вертая была тетя Пери, жена нашего соседа дяди Гусейнали.
    Все четверо женщин уважили моего отца, так что отошли в сторону, повернулись к нам задом и подняли свои чадры еще выше, от чего обнажились их ноги. В это время из отверстия в башне показалась голова мальчика, оказавшегося Джафаром, сыном хозяина этого двора дяди Мамедали. Увидев меня, Джафар воскликнул радостно:
    - Ого, Гусейнгулу тоже приволокли!..
    Когда он сказал это, из башни высунулась еще одна голова.. Это был Гасым, внук дяди Гаджи-Муртузы и сын моего двою-родного брата Мешади-Фараджуллы. При виде меня и он об-радовался и громко крикнул:
    - Эге, братец, и ты пришел?
    Не успел он сказать это, как из башни показалась еще голо-ва. А это был Керимгулу, сын Кербалай-Исмаила. Он тоже встре-тил меня с восторгом:
    - Гусейнгулу, тебя тоже привели?
    Повремени мы еще, наверно, из башни высунулось бы еще много голов, но отец мой торопился. Он прикрикнул на высу-нувшихся мальчиков и, когда они скрылись в башне, велел и мне лезть туда.
    Откровенно говоря, я уже мечтал об этом и, как только отец сказал мне, чтобы я спрятался в башню, я нагнулся и ловко пролез в отверстие. Кроме троих мальчиков, которых мы уже видели, тут оказались еще трое. Вместе со мной нас стало семеро ребят.
    Те трое тоже оказались нашими соседями. Один - Гасан, сын Ярмамеда, второй - Наджафали, сын дяди Кербалай-Курбана, третий Юсиф, сын нашего соседа дяди Гусейнали.
    Как только я вступил внутрь башни, внук моего дяди Га-сым схватил меня за ворот и потянул к себе, чтобы я сел ря-дом с ним. Я исполнил желание Гасыма, то есть сел около него.
    После того, как я скрылся в башне из кизяков, отец мой просунул голову внутрь и крепко-накрепко наказал нам ни в коем случае не выходить из башни и никуда не отлучаться и еще несколько раз повторил нам, чтобы мы сидели смирно, не болтали и не шумели. Ни я, ни мои товарищи ничего не отве-тили. Только Наджафали, сын дяди Кербалай-Курбана, вдруг прижал к глазам ладони тыльной стороной и начал плакать.
    - Ну чего плачешь, дурачок ты этакий! - сказал ему мой отец.
    Не переставая плакать и покачиваясь всем телом то вправо, то влево, кривляясь и ноя, Наджафали начал звать свою мать..
    Отец мой отошел от нас, и мы его больше не видели. Тогда подошли опять те четыре женщины, просунули головы в от-верстие и принялись нас утешать. Вначале женщины заговори-ли каждая со своим сыном. Так, например, тетя Шараф обра-тилась к Керимгулу, тетя Сакина к Джафару, тетя Пери к Юсифу, сестрица Сакина к Гасыму.
    Немного поговорив с нами, женщины замолчали и собрались
    было уходить, когда Джафар, как давеча Наджафали, приставил обе ладони тыльной стороной к глазам и начал реветь. Его мать, тетя Сакина, повернулась к башне, чтобы успокоить мальчика, но в это время, вторя ему, захныкал и Юсиф. За ним начал реветь Керимгулу. Потом начал Гасым. Наконец за-ревел и Гасан. Поглядев на них, стал плакать и бедняга Наджафали.
    Вначале я крепился, чтобы не расплакаться, и не распла-кался бы, но посмотрел на плачущих ребят, услышал, как жа-лобно говорят они своим матерям:
    - Вай, мама, меня в солдаты возьмут!..
    Послушал я такое, и тоже не удержался, заплакал.
    За несколько месяцев до этих событий было получено рас-поряжение правительства о том, чтобы в Эриванской губернии были открыты три школы. Расходы по их содержанию прави-тельство брало на себя. Кроме того, было указано, что они были открыты не в городах, а в сельских местностях. Открывая такие школы, власти преследовали цель - распространить гра-мотность среди сельского населения и приобщить его к раз-личным наукам с тем, чтобы крестьяне, прозрев, стали на путь прогресса, устроили разумно свою земную жизнь, а также, пользуясь плодами усвоенных наук и знаний, радели в молит-вах и добивались близости к господу богу.
    На содержание каждой из этих школ было предусмотрено отпускать две тысячи сто пятьдесят рублей в год. При таком значительном расходе высшими властями было предложено открыть эти школы в селах крупных, густонаселенных или име-ющих хорошее сообщение с окрестными селами, с тем, чтобы школу могло посещать большее количество учащихся и чтобы были оправданы столь крупные расходы, принятые на себя государством.
    По этим соображениям одну из намеченных школ было ре-шено открыть в селении Чархлы, наверное потому, что это се-ление либо крупное, либо же имеет хорошее сообщение. Вторую школу решили открыть в селении Махмуд, очевидно, по той же причине большой населенности или удобного сообщения. Третью школу наметили открыть в селении Данабаш. Хотя это селение не имеет удобного сообщения с другими селами, но за-то очень большое село. Лет тринадцать тому назад во время переписи в селении Данабаш было зарегистрировано ровно шестьсот пятьдесят два дома, к тому же много домов было скрыто. И потом, за прошедшие тринадцать лет число домов должно было увеличиться по крайней мере на сотню.
    Об этом решении писал губернатор уездному начальнику, а тот вызвал данабашского главу Пирверди-бека, чтобы сооб-щить ему и устно приказать безотлагательно подготовить подходящее под школу помещение. Далее начальник спросил главу о числе учащихся, которых пошлет в школу население Данабаша. На это Пирверди-бек ответил, что помещений для школы в селении Данабаш можно отвести сколько угодно. Насчет числа учащихся он также заверил начальника, что селение Данабаш может послать в школу по меньшей мере шестьсот детей.
    Вернувшись в село, глава сообщил крестьянам о распо-ряжении господина начальника и предложил им отвести поме-щение под школу и наметить шестьсот детей.
    На другой день из селения Данабаш пришли к господину начальнику двести человек, выразили ему свою покорность и попросили объяснить им, в чем они провинились перед госпо-дином губернатором и господином начальником и какое преда-тельство совершили они перед высшими властями, что падишах обрушил на селение Данабаш свой гнев и подверг его столь суровому наказанию?
    В ответ на эти слова начальник принялся увещевать кресть-ян, говоря, что первоначально для школы совсем не надо шести-сот детей, а вполне достаточно и ста человек. Затем начальник объяснил им, что данное решение исходит не от него, началь-ника, а от высших властей.
    После этих слов начальник приказал крестьянам вернуться домой и добавил, что через несколько дней сам приедет в село. Выпроводив крестьян, начальник особым предписанием вызвал к себе четырех человек из селения Данабаш: главу Пирверди-бека, приходского моллу Молла-Хазратгулу, Гаджи-Намазали и Мирза-Гасана. В тот же день эти четверо господ отправились в канцелярию начальника. Начальник принял их в своем кабинете и попросил их добром, чтобы они уговорили крестьян селения Данабаш насчет школы и сами проявили усердие для беспрепятственного открытия школы.
    Почтительно выслушав господина начальника, все четверо в один голос ответили ему:
    - Пусть продлит аллах жизнь господина начальника! Мы готовы душой и сердцем служить господину начальнику.
    Начальник остался очень доволен таким ответом. Он побла-годарил этих господ и попросил вернуться в село и успокоить крестьян. При этом он обещал через несколько дней лично при-быть в селение Данабаш.
    О том, что начальник приехал в селение Данабаш, нам уже известно. Известно нам также, что и начальник и приехавшие с ним гости остановились у Гаджи-Намазали. Мы не знаем толь-ко гостей, которые приехали с ним. Один из них был кази, это уже известно. Другой был инспектором городской школы, третий учителем той же городской школы; далее переводчик началь-ника, пристав этого участка, еще один учитель, помощник на-чальника и затем стражники и вестовые.
    Итак, мы дошли до событий того дня, когда всадник при-мчался на ток к Гаджи-Намазали и увел его в деревню.
    Теперь припомним по порядку события того памятного дня. Итак, в тот день все население Данабаша собралось на площадке перед домом Гаджи-Намазали. Начальник с гостями, прибывшими вместе с ним, вышел к крестьянам. Первым высту-пил кази с проповедью и молитвами во здравие представителей власти. Затем начальник произнес речь, которую перевел его переводчик. После этого начальник взял какую-то бумажку и начал читать, а переводчик, обратившись к собравшимся, ска-зал:
    - Жители селения Данабаш!.. Мы остановились на этом.
    - Жители селения Данабаш! Господин начальник изволит говорить, что иной раз до слуха его доходят удручающие и огорчительные вести. По-видимому, в крае у нас немало людей злонамеренных, смутьянов. Не дай бог, если попадет мне в ру-ки один из подобных злоумышленников, велю шкуру спустить с него. Господин начальник изволит говорить, что люди такого пошиба, сошедшие с пути господа бога, вечно думают только об одном, как бы совратить и других, обречь их на страдания и муки, сделать их подобными себе. Такого рода зловредные эле-менты неизвестно с какой целью внушили жителям селения Да-набаш, чтобы они ни в коем случае не отдавали детей в школу. Будто бы учащимся в школе поголовно будет преподаваться военное дело, их вымуштруют и пошлют в Россию с тем, чтобы умножить русское войско. Всякий, кто имеет ум, не станет мо-лоть такой вздор.
    - Нет, не станет! - раздалось множество голосов из тол-пы. - Пусть продлит аллах жизнь господина.
    - Господин начальник изволит говорить, что по совету четырех человек, а именно, Молла-Хазратгулу, Гаджи-Намаза-ли, Мирза-Гасана и главы Пирверди-бека, составлен список, в который занесены имена всех жителей селения Данабаш, имею-щих детей школьного возраста.
    - Так точно! - опять хором ответила толпа. - Пусть про-длит аллах жизнь господина!
    Тогда начальник передал бумагу своему переводчику, и тот продолжал:
    - Люди! Слушайте внимательно, и тот, чье имя я прочту, пусть выйдет из толпы и подойдет к господину начальнику.
    - Пусть продлит аллах жизнь господина! - ответила толпа.. Переводчик принялся читать список:
    - Кербалай-Имамгулу Кербалай-Али оглы.
    Из толпы вышел человек высокого роста, с седой бородой, в высокой шапке, белых широких штанах и архалуке из темной бязи. Он подошел близко к начальнику и, сложив обе руки на животе, сначала откинул голову назад, потом низко поклонил-ся, выпрямился и уставился на начальника. Тот сказал ему несколько слов по-русски, и переводчик перевел так:
    - Ступай сейчас же и приведи к начальнику твоего сына Зейнала!
    Кербалай-Имамгулу повернулся и с опущенной головой скрылся в толпе. Переводчик поднял бумажку и прочел:
    - Кербалай-Гейдар Кербалай-Зульфугар оглы!
    Раздвигая толпу, вышел крестьянин лет сорока-сорока пяти, согнулся перед начальником в три погибели, потом выпрямился и сказал:
    - Господин, позволь доложить!
    Переводчик не захотел позволить Кербалай-Гейдару доло-жить. Он не перевел его слов начальнику и не хотел даже слу-шать.
    - Много не разговаривай! - прервал он крестьянина. - Сейчас не до того, и начальнику некогда выслушивать твою болтовню и задерживать тут народ. Отложи напоследок свой разговор, а сейчас ступай и приведи к начальнику твоего сына Сулеймана.
    Кербалай-Гейдар еще раз посмотрел на начальника, потом опустил голову и нехотя ушел в толпу.
    - Ярмамед-Кербалай-Набатали оглы! - вызвал перевод-чик.
    Расталкивая людей, вышел из толпы крестьянин лет сорока пяти-пятидесяти. Одет он был в старый архалук из темной бязи и грязные широкие штаны, с мохнатой папахой на голове, босой и без пояса. Ярмамед низко поклонился начальнику, потом обратился к переводчику:
    - Ага, мой сын болен и лежит сейчас при смерти. Если не веришь, сейчас же давай пойдем: посмотри своими глазами и убедись, что я не вру. И зачем мне в мои-то годы врать? Нет, нет! И ради чего мне обманывать? Если захочу обмануть, раз-ве мало других людей? Неужели не нашлось никого другого, стану ли я обманывать тебя? Клянусь аллахом, что...
    Переводчик не вытерпел и прервал Ярмамеда:
    - Не болтай впустую и не надоедай нам, - сказал он. - Ступай сейчас же и приведи своего сына Гасана к началь-нику.
    Ярмамед поднял обе руки к небу, посмотрел на начальника, потом перевел взгляд на переводчика и открыл рот, чтобы сказать еще что-то, но переводчик одернул его:
    - Говорят тебе, не рассказывай нам сказки, ступай и при-веди сына к начальнику! Без разговоров!..
    В толпе начали смеяться, послышались голоса. Сельчане расшумелись было, но Пирверди-бек врезался в их гущу и восстановил тишину. В это время из толпы вышел какой-то ста-рик и, подойдя к начальнику, заговорил тихим голосом, погля-дывая то на начальника, то на переводчика:
    - Господин начальник, позволь сказать! Господин начальник, этот Ярмамед мой сосед, у нас с ним общая стена! И не приведи аллах, чтобы я при моей седой бороде стал обманы-вать господина начальника. Потому что врать и обманывать боль-шой грех. И потом, знаете ли, если я начну врать да обманы-вать...
    Переводчик не дал старику договорить и сказал:
    - Послушай, как много оказалось болтунов в селении Данабаш! Надо говорить кратко. Скорей скажи, что хочешь, и сту-пай отсюда.
    Старик начал снова, поглядывая то на начальника, то на переводчика:
    - Если хочешь, я поклянусь на Коране, что сын этого чело-века, то есть сын Ярмамеда Гасан сию минуту находится в по-стели. Потому что вчера прибегала к нам домашняя Ярмамеда и сказала вашей служанке, когда придет домой Кербалай-Сафар, пусть зайдет посмотреть нашего мальчика. А я как-никак сосед... Нехорошо ведь... Потому что...
    Переводчик окончательно потерял терпение и, повернувшись влево, подозвал главу, чтобы тот увел старика. Глава ткнул того кулаком по затылку и втолкнул в толпу. Снова поднялся шум. Пирверди-бек опять вошел в толпу и быстро прекратил шум и разговоры.
    Переводчик продолжал читать по списку:
    - Мешади-Фараджулла Гаджи-Муртуза оглы.
    Люди в толпе начали оглядываться. Никто не появлялся.
    - Мешади-Фараджулла Гаджи-Муртуза оглы! - позвал переводчик громче.
    Снова люди в толпе стали оглядываться то направо, то на-лево, и снова никто не вышел на зов переводчика. Но слева подошел к переводчику глава, поклонился и сказал:
    - Ага! Мешади-Фараджулла очень бедный человек и зани-мается извозом. Мне так кажется, что Мешади-Фараджулла сегодня не должен быть в селении, потому что у него всего два-три осла, а сам он очень беден и, может быть, как раз сегодня, он повез на ослах чей-нибудь груз...
    После этих слов Пирверди-бека шум в толпе усилился, отовсюду доносились голоса и каждый что-то говорил. Одни кричали из толпы, что Мешади-Фараджулла сейчас в деревне и никуда не уезжал; другие, напротив, утверждали, что это вранье, что Мешади-Фараджуллы нет в деревне. Крестьяне затеяли перебранку. Началась толкотня. Люди кричали, раз-махивали руками, задние рвались вперед; под их напором пе-редние заполнили свободное место, отделявшее их от началь-ника, и очутились перед ним.
    И как ни старался Пирверди-бек, ему не удалось восстано-вить порядок. Тогда начальник вызвал стражников, чтобы от-теснить крестьян назад. Шум прекратился, и в этот момент пе-ред начальником возник высокий пожилой крестьянин. Стало совсем тихо. Это был уже знакомый нам Гаджи-Намазали. Он положил правую руку ладонью себе на грудь, положил на правую руку левую, низко поклонился и начал:
    - Пусть удлинит аллах жизнь господина начальника, все, что было здесь сказано, неправда. Тебе самому хорошо извест-но, что при тебе я не позволю себе говорить неправду и лгать. Этот самый человек по имени Мешади-Фараджулла, которого только что вызвал господин переводчик, этот человек никогда не занимался извозом и не был погонщиком ослов. Он из из-вестного рода. Его покойный дед Гаджи-Исфандияр был по-четным человеком в селении Данабаш. Короче говоря, кто ут-верждает, что Мешади-Фараджулла погонщик ослов? Кто го-ворит, что его нет сегодня в деревне? Нет, все это выдумки! Клянусь аллахом, Мешади-Фараджулла живет припеваючи и сейчас находите в деревне. Только...
    Сказав слово "только", Гаджи-Намазали повернулся, по-смотрел налево, а потом направо.
    Послушав Гаджи-Намазали и понаблюдав за его поведени-ем, переводчик подошел к начальнику и сказал ему что-то, и тогда начальник громко позвал к себе Пирверди-бека и начал кричать на него. Переводчик перевел: господин начальник приказывает сейчас же найти и привести сюда Мешади-Фара-джуллу.
    - Слушаюсь! - проговорил Пирверди-бек и стал пробивать-ся сквозь толпу.
    Секретарь продолжал вызывать людей по списку:
    - Кербалай-Джебраил Кербалай-Наджафгулу оглы!
    От толпы отделился крестьянин лет тридцати-тридцати пяти, поклонился и уставился на начальника. Переводчик при-казал этому крестьянину, немедля, пойти и привести к начальнику своего сына Халила. Сказав "повинуюсь", Керба-лай-Джебраил еще раз низко поклонился и скрылся в толпе.
    После Кербалай-Джебраила были вызваны еще четверо: Мешади-Юсиф Кербалай-Мухтар оглы, Кербалай-Заман Ме-шади-Али оглы, Мешади-Уммат Кербалай-Оруджали оглы, Ма-медали Джафар оглы. Трое из вызванных вышли вперед, и переводчик послал их, чтобы каждый без всяких разговоров не-медленно привел своего сына к начальнику... Но Мамедали Джафар оглы не явился на вызов и переводчик позвал второй раз:
    - Мамедали Джафар оглы!!..
    Вытянув шеи, крестьяне начали озираться вокруг, но Ма-медали не было. Тогда из толпы вышло несколько человек; они приблизились к переводчику и стали божиться, что Мамедали нет в деревне, что он пошел в степь собрать для продажи кен-гиз2 на топку. Но тут вышли вперед столько же или даже по-больше крестьян, которые начали еще усерднее божиться, что Мамедали отроду ни разу не ходил за кенгизом, потому что Мамедали лавочник    и собиранием кенгиза никогда не   зани-мался.
    Снова в толпе поднялся шум. Всяк твердил свое. Одни кри-чали, что Мамедали в деревне, другие клялись, что Мамедали пошел за кенгизом. После того, как стражники начальника силою своих плетей кое-как восстановили порядок и тишину, тот же Гаджи-Намазали опять сделал несколько шагов вперед, сложил руки на груди, низко поклонился и со смирением и кро-тостью обратился к начальнику:
    - Ага! Разреши мне сказать!
    Начальник разрешил, и тогда Гаджи-Намазали начал:
    - Ага, клянусь создателем земли и неба, клянусь святы-ми мучениками, клянусь двенадцатью имамами, клянусь Исусом и Мухамедом, те люди, которых некоторые крестьяне пря-чут и говорят, что их нет в деревне, все эти люди находятся сейчас в селении Данабаш, как я доложил раньше, все это просто уловка...
    Не успел Гаджи-Намазали окончить свою речь, как слева появился, приложив левую руку к груди, Пирверди-бек с пле-тью в правой руке. За Пирверди-беком показался невысокого роста крестьянин в большой черной папахе, в коротком арха-луке из темной бязи и белых штанах. На ногах у него были чарыхи. С большой кизиловой палкой в руке он вышел впе-ред и остановился перед переводчиком. Обратившись лицом к начальнику, Пирверди-бек протянул плеть в сторону при-шедшего с ним крестьянина и начал:
    - Пусть аллах удлинит жизнь господина начальника, только я подошел к воротам Мешади-Фараджуллы, смотрю, идет с той стороны сам Мешади-Фараджулла и погоняет не-сколько навьюченных ослов, везет груз из Яйджи. Потому что орех и сушеный абрикос в хорошей цене в эриванских краях, и погонщики не сидят без дела.
    После этих слов главы толпа опять загудела, опять засвис-тели нагайки стражников. Тогда опять вышел вперед Гаджи-Намазали, стал перед начальником и, вытянув левую руку к Мешади-Фараджулле, правой взялся за кончик своей бороды.
    - Ага, - проговорил он, -теперь ты убедился в искренности моих слов? Видишь, что все это было уловкой? Ведь только что говорили, будто Мешади-Фараджуллы нет в деревне? И что же?
    Затем Гаджи-Намазали повернулся к толпе крестьян, вы-соко поднял обе руки и сказал громко и внушительно...
* Повесть недописана. Ее сюжет Джалил Мамедкулизаде использовал в пьесе "Школа селения Данабаш".

DANABASH KYANDININ MYAKTYABI
I
Bu ahvalat ki, indi istyayiryam naqil elyayim, choxdanin syozyudyu.
Vallah, yyaqin deyya bilmyaryam nechya il ola, amma orasini yaxshi biliryam
ki, bu ahvalat rus Karsi alandan yeddi il sonra vaqe olubdu. Indi bax
qyor nechya il elyayir.
Eh, qyundyur qyalir kechir! Hani o qyunlyar, hani rus Karsi alan il? Amma
deyyasyan ki, dyunyan idi. Hyarchyand o vyadya myan ushaq idim, amma tyafsilat
lap yaxshi yadimdadi. Hyatta burasi da yadimdadi ki, xyarmyanlyar tyazya
dyoyyulyurdyu; yyani ishin lap qizqin vaxti idi. Ozqya kyandlyari bilmiryam, ilin
bu fyasli bizim Danabash kyandindya bir adam tapilmaz; cyamisi chyoldya,
bayirda olar. Kyanddya qalar myahz ovryatlyar vya itlyar; chyunki bunlar chyol
ishindya asla lazim deyillyar. Haman qyunyu ki, bu qyaziyyya bashlanir, myan
yozyum dya xyarmyandya idim. Xyabyar qyaldi ki, nyachyarnik, qazi, silistchi,
hakim, miravoy sud vya ushkol qyaliblyar kyandya.
Bu xyabyari qyatiryan dya bizim xyarmyan qonshumuz Kyarbyalayi Mirzyali
idi. Aqyar bu xyabyari tyak bircya Kyarbyalayi Mirzyali qyatirmish olsaydi, ola
bilyardi birdyan-birya inanmayaq; chyunki aqla siqmaz ki, bu qyadyar adam
birdyan qyalsin kyandya. Niyya? Nya syabyabya? Kyandi chapib talamayacaqlar
ki? Vya bir dya nya belya vacib ish ittifaq dyushyubdyu ki, bu qyadyar adam elya
hamisi birdyan qyaliblyar kyandya?
Hyaqiqyat syoz arz elyayiryam ki, Kyarbyalayi Mirzyalinin syozyunyu avvyal
dyafya biz hech basha dyushmyadik; amma sonra hyar qyalyan tyasdiq elyadi. Hyalya
nyainki tyasdiq elyadi, byalkya bir nechyasini dya ustya qoydu; myasyalyan:
Kyarbyalayi Mirzyalidyan sonra Qasim ami qyaldi. Ryahmyatlik dadashim
(Allah azizlyarinizya ryahmyat elyasin) ahvalpyursan olandan sonra Qasim
yami Allaha and ichib bashladi kyandya qyalyanlyari saymaqi: nyachyarnik,
kyomyakchi, qazi, qazaq, silistchi vya miravoy sud.
Qasim amidyan sonra Myashyadi Yarmyammyad qyaldi. Bu kishi
qyalyanlyarin adlarini dyaxi dya ozqya cyur syoylyadi. Myashyadi Yarmyammyad
Allaha da and ichdi, byalkya peyqyambyarya dya and ichdi ki, kyandya qyalyanlyar
nyachyarnikdi, qoburnatdi, shey***l-islamdi, seqlyadardi, liqyardi*, uch
ayaqdi, uch qoldu… Qyaryaz, choxu yadimdan chixib, myan deyiryam ki, nya
qyadyar yer uzyundya byoyyuk var idi, hamisini saydi.
Bu syada bizi lap myutyahyayyir elyadi**. Hyalya bundan alavya bizi
ishimizdyan avara elyadi. Mallar qyam*** syuryurdyulyar. Bu xyabyari eshidyandyan
sonra mallari boshladiq, myashqul olduq xyabyar qyatiryanlyarin syohbyatinya.
Mallar da darashdi kyulyashi yemyayya. Bir az vaxtda bizim yanimiza alti-
yeddi adam cyam oldu; chyunki xyabyar qyatiryanlyar chyombyaldilyar chardaqin
kyolqyasindya, biz dya bunlarin bashina yiqishib qulaq asirdiq. Bir qyadyar dya
______________
* Rusca “katib” myanasinda olan “sekretarq” vya “hyakim” myanasinda
olan “lekarq” syozlyarinin xalq dilindya ishlyadilyan shyaklidir.
** Heyryatlyandirdi
*** Vyal
kyandlilyar kyandya qyalyanlyari barmaqlari ilya sayib, syohbyati chyondyardilyar
yozqya syamtya ki, aya, qyoryak pyas bu byoyyuklyar nya syabyabya qyaliblyar kyandya.
Bu myasyalya asan myasyalya deyil. Kim deyya bilyar nyadyan otryu nyachyarnik,
qazi, ushkol, qazaq, atli vya qeyrilyari qyaliblyar kyandya? Bizim kyanddya nya
qyadyar myusinn adam var, hech biri byutyun omryundya bu cyur ahvalat nya
qyoryubdyu vya nya dya eshidibdir.
Doqrudu, kyandya nyachyarnik dya qyalib, silistchi dya qyalib, liqyar dya qyalib,
qazi da qyalib, byalkya qoburnat da qyalibdi; amma nyainki hamisi birdyan.
Odur ki, Kyarbyalayi Mirzyali, Qasim ami, Myashyadi Yarmyammyad, ryah-
myatlik dadashim (Allah azizlyarinizya ryahmyat elyasin) nya qyadyar fikir-
lyashdilyar, bir yana chixarda bilmyadilyar. O ki Myashyadi Yarmyammyaddi, o
belya qyuman elyayirdi: bu adamlarin kyandya qyalmyakdyan qyasdlyari saldat
tutmaq idi; amma bu ryayya qeyrilyari shyarik olmadilar. O syabyabya ki, aqyar
byoyyuklyar saldat tutmaqdan otryu bu qyun qyaliblyar kyandya, pyas daha qazi
niyya qyalibdi? Byali, tutaq ki, qazini nyachyarnik qyatirib kyandlilyarimizya
nyasihyat elyasin ki, byalkya bu amr yumshaqliq ilya yeriyya, iqtishash olmaya.
Bu belya.
Pyas ushkol niyya qyalib, mirovoy sud niyya qyalib?
Ryahmyatlik dadashimin myulahizyasinya qyorya byoyyuklyar kyandya ondan
yotryu qyalmish imishlyar ki, qyorsyunlyar vilayyat dinclikdirmi? Xalq bir-biri ilya
necya yola qedir?
Qyaryaz, kyandlilyar bu cyur syohbyatdya idi ki, bir atli chaparaq kyandin
ichindyan chixib kyovshyanya syamt qetmyakdya idi. Biz hamimiz bir az xof
elyadik; ozqyalyari bilmiryam, myan chox qorxdum. Amma Allah rast saldi
ki, atli kechdi, biz bir qyadyar diklyandik atlini qyozdyan itirmyayyak, qyoryak
hara qedir. Atlinin belya chaparaq qetmyayindyan biz yyaqin elyadik bu ish
bosh ish deyil, burda, albyattya, bir amyal var. Baxdiq, baxdiq ta o qyadyar ki,
atli zyamilyari kechib vya arxlari sichrayib dyuz qetdi, chixdi Haci Namaza-
linin xyarmyaninya. Elya yetishmyayya byand idi, haman dyaqiqyadya qayitdi qeri;
amma tyak qayitmadi, bir adam da yaninca qyatirirdi. Hyarchyand fasilya
uzaq idi, amma yerdya qyalyanin boyundan vya byorkyunyun ucaliqindan biz
sechdik ki, atlinin yaninca qyalyan elya Haci Namazali ozyudyur. “Byali,
kishinin evi yixildi, Allah baisin evini yixsin!” – Biz hamimiz ah chyakib,
belya basha dyushdyuk.
Myan tamam omryumdya aqyar iki dyafya byark xofa dyushmyushyam, elya biri
haman qyunyu idi ki, atli Haci Namazalini xyarmyandyan qyalib apardi
nyachyarnikin yanina. Byali, o qyunyu myanim qorxum intiha* myartyabyadya idi.
Hyatta bu da yadimdadi ki, tayamizin dal tyaryafindyan itimiz yuvaya
nisbyat bir deshik qayirmishdi. Qyundyuzlyar istinin dyardindyan haman dyaliyya
qirib kyolqyalyanirdi. Haci Namazalini atli qyatiryandya myan o dyaryacyadya
qorxdum ki, qachib ozyumyu soxdum haman itin yuvasina.
Elya myan daxmaya qirmyakdya, xyarmyanimizdya kishilyar dya tayanin
dalina kechmyakdya. Myan avvyal elya basha dyushdyum bunlar myani axtarirlar.
Amma bunlarin hamisi myani qyordyulyar, hech sorushmadilar da ki, myan bu
daxmaya nya syabyabya qirmishyam. O vyadya bu ishlyari basha dyushmyurdyum,
aqlim kyasmirdi, amma indi yyaqin ediryam ki, elya onlar da qorxurdular.
Bu yaxshi yadimdadi ki, Kyarbyalayi Mirzyali tez-tez oqru pishik kimi
kyulyashin yanindan bashini uzadib, yola tyaryaf baxirdi ki, qyorsyun atli vya
Haci Namazali qirdilyar kyandya, ya yox.
Indi myan bir sheyya tyayaccyub qaliram. Myan ona tyayaccyub qaliram ki,
yaqyar myan qorxurdum, myan ushaq idim, myanya myazyammyat yapishmazdi.
Myan bunu nya o vyadya basha dyushdyum, nya dya indi basha dyushyuryam ki, hyalya
bu yekyalikdya kishilyar nya syabyabya qorxurdular.
Myanim yaxshi yadimdadir ki, Kyarbyalayi Mirzyali dya qorxurdu.
Qasim ami dya qorxurdu, ryahmyatlik dadashim da qorxurdu, bir-iki cahil-
cuhul var idi, onlar da qorxurdular. Nya qyadyar ki, atli vya Haci Namazali
hyalya kyandin ichinya qirmyamishdilyar, Kyarbyalayi Mirzyali necya ki, arz
elyadim, allyarini qichlarina syoykyayib vya belini ikiqat elyayib, diqqyatlya vya
ehtiyatla yola baxmaqda idi; ta o qyadyar ki, atli vya Haci Namazali
qirdilyar kyandya vya Kyarbyalayi Mirzyali dyuzyalib bir-iki qyadyam qabaqa
yeriyib syoylyadi: “Allah axirin xeyir elyasin”.
Yanimizdaki kyandlilyar indiki halyatdya qaldilar lap mat vya myayattyal
vya myatlyabi hyar yana chyondyardilyar, hech bir nyaticya baqishlamadi. Qyuftqu**
chox uzandi vya hamidan chox danishan ryahmyatlik dadashim ilya Kyarbyalayi
Mirzyali idi; hamidan da az danishan Qasim ami vya qeyri cahil-cuhul idi.
Hamidan chox qorxan myan idim. Hamidan artiq tyayaccyub qalan myan idim
vya Mirzyali idi; yaziq kishi allyarini oyza bururdu, buyza bururdu.
Syoz yox, shyak dyuyyunyu oz-yozyunya achilardi aqyar ki, xyarmyanimizdyaki
kyandlilyarin biri kyand ichinya qedib vya ahvalati oyryanib, bir doqru xyabyar
qyatiryaydi. Dyaxi o qyadyar yadima qyalmir nya syabyabya hech kyas kyandya
______________
* Son, axir
** Syohbyat
qetmyak istyamirdi. Myahz bu yadimda qalibdi ki, ryahmyatlik dadashim Qa-
sim amiyya dedi ki, byalkya o qedib xyabyar qyatirya; amma bu baryadya Qasim
yaminin cavabi bu oldu ki, bir qyadyar bashini bulayib, chyakilib chyombyaldi
tayanin kyolqyasindya.
Myanim zehnimya qyorya bu adamlarin hamisindan cyuryatli qenya ryah-
myatlik dadashim idi. Myan and ichya bilyaryam ki, aqyar dadashimin ishi olma-
saydi, hech Qasim amiyya uz tutmazdi ki, qedib qyorsyun nya var, nya yox.
Amma dadashim aqyar kyandya ozyu qetsyaydi xyarmyan, mallar bashina
qalardi vya ishdyan avara olardiq. Syozyun syadaqyati budur ki, arz elyayiryam.
II
Dadashim chubuqu chyakib tapdadi yerya, kyulyunyu boshaldib taxti belinya,
durdu ayaqa vya myanim ustyumya aciqlanib buyurdu ki, itin yuvasindan
chixib vya qedim minim qyamya. Myan dadashimin buyurduqunu amyalya
qyatirdim vya kyandlilyar dya durdular ayaqa ki, hyarya qetsin oz ishinya. Myan
qachdim mindim qyamya vya chubuq ilya bashladim mallari syurmyayi, dadashim
da atyayi ilya alninin tyarini silib shanani qyotyurdyu vya bashladi kyulyashi chevir-
myayya. Mallar uch ya dyord bash ancaq dolanmishdi ki, kyand syamtindyan qla-
vanin qiziri* Cyalil byay tayanin dalindan naqafil chixib hazir oldu. Myan
chox qorxdum; chyunki alyustyu yyaqin elyadim ki, Cyalil byay qyalib dadashimi
aparsin nyachyarnikin yanina.
Axirda elya myan dediyim oldu. Cyalil byay dadashimin tyaryafinya yeri-
yib, tatarini qaldirdi qyoyya, amma yendirmyadi; yyani doqrusu budur ki,
yendirya bilmyadi. O syabyabya ki, tatari qyoyya qalxan kimi dadashim cyald saq
yalini atdi yapishdi tatarinin sapindan vya sol ali ilya Cyalil byayi qucaqlayib
bashladi yalvarmaqa ki, desin qyoryak dadashimin tyaqsiri nyadir. Cyalil byay
dadashimin tyaqsiri baryasindya bir syoz demyadi. Ancaq tyakid ilya buyurdu
ki, dadashim myani dya qyotyuryub qetsin nyachyarnikin yanina.
Bu syozlyari eshitcyak myan ozyumyu itirdim. Dyaxi bilya bilmiryam sonra nya
oldu, nya olmadi. Ancaq bir dya qyordyum ki, dadashim yapishib myanim saq
yalimdyan, chyakya-chyakya aparir kyandya.
Chox qorxurdum vya niyya dya qorxmayaydim? Myan ancaq indi basha
dyushmyushyam ki, shyaxs dyuz yolu ilya qedya, nyachyarnik ona hech bir shey elyamyaz.
__________
* Qizir – ashaqi ryutbyali polis xidmyatchisi

Amma o vyadya yolda qedya-qedya dadashima deyirdim ki, vallah, dadash,
nyachyarnik myanim bashimi kyasyar; aparma myani nyachyarnikin yanina.
Bir dya ki, aqyar dadashim olmasaydi, myan o qyadyar qorxmazdim. Nya
qyadyar ki, myan oz-yozlyuyyumdya qorxurdum, bir o qyadyar dya dadashim myani
qorxudurdu; yyani o ryahmyatlik dya qyasd ilya elyamirdi, bilya-bilya myani
qorxutmurdu. Ancaq o ozyu dya basha dyushmyurdyu ki, myani qorxudur. Dik
yolda kyand ichindya myani aparanda myan elya ha sorushurdum dadashimdan
ki, axir nya syabyabya nyachyarnik myani istyayibdir? Bunun cavabinda dadashim
myani myuqyassir tutdu ki, byalkya myan qlavanin oqlu ilya savashmisham, o da
nyachyarnikya shikayyat elyayib.
Myuxtyasyar, qyaldik yetishdik Haci Namazalinin meydanina. Kyanddya
nya qyadyar adam var, hamisi burada cyam idi. Nyachyarnik dya yenicya qyalyan
qonaqlari ilya Haci Namazalinin evindya imishlyar.
Hyalya ki, myanim ishdyan xyabyarim yoxdu, bilmiryam nya olacaq, nya
olmayacaq. Hech kyasdyan dya cyuryat elyamiryam sorushum ki, nya var, nya yox,
bu nya myaryakyadi? Bir-iki dyafya chyanyami dadashima syamt qalxizdim ki,
byalkya ondan bir zad oyryanim; amma kyandlilyarin qiylyu-qali o qyadyar idi
ki, dadashim nya myanim sualimi eshidya bildi, nya dya ki, bir cavab verya
bildi. Axiri bir tyovr ilya adamlari aralayib, ozyumyuzyu soxduq meydanin
ortasina.
Xyabyar qyaldi ki, nyachyarnik qyalir. Quya ki, qurbaqa qyolyunya dash
atdilar; hami uzyunyu chyondyardi Haci Namazalinin qapisina syamt vya syas-
syada lap kyasildi. Qapi achildi vya hyayyatdyan avvyal Haci Namazali ozyu
chixdi vya adamlara “chyakil-chyakil” deyya-deyya ozyu dya qyalib durdu bir
tyaryafdyan. Sonra bir kishi chixdi. Chyunki bunun byorkyu qirmizi vya chuxasi aq
idi, myan elya qyuman elyadim ki, bu nyachyarnik ozyudyu; amma sonra myanya
dedilyar ki, bu nyachyarnikin vyakilidi. Vyakildyan sonra qlavanin qiziri Cyalil
byay chixdi. Bu da “chyakil-chyakil” deyib tatarini oyza tovladi, buyza
tovladi, axiri ozyu dya chyakilib durdu bir syamtdyan. Bunlardan sonra qlava
Pirverdi byay chixdi. Bu da qabaqca qyalyan shyaxslyar kimi adamlari “chyakil-
chyakil” deyya-deyya aralayib, chyakilib durdu bir syamtdya. Qlavadan sonra
bir urus byoyyuyyu chixdi. Bunun dalinca bir ayrisi chixdi. Onun dalinca biri
dya chixdi, qenya bir ayrisi chixdi. Bunlardan sonra bir molla chixdi, bu
molladan sonra bir ayri molla chixdi; o molladan da sonra bizim
Danabash kyandinin mollasi Molla Hyazryatqulu chixdi. Sonra myanya dedilyar
ki, bu mollalarin biri qazidi. Mollalardan sonra Haci Namazalinin
hyayyatindyan qenya adam chixdi. Amma, chyunki myanim nyazyarim choxu rus
byoyyuklyarindya idi, dyaxi yadimda qalmadi Haci Namazalinin hyayyatindyan
kim chixdi mollalardan sonra.
Bu hami arz elyadiyim hyazyarat qyaldilyar meydanin ortasina vya syaf
chyakib dyuzyuldyulyar bir-birinin yanina. Qabaqda bir stol qoyulmushdu,
stolun ustyunya bir ortyuk salinmishdi. Hamidan avvyal qazi yeridi qabaqa,
stolun ustya bir kyohnya cildli kitab qoyub, uzyunyu tutdu camaata vya
bashladi:
– Ey Danabash kyandinin camaati! Qulaq asin qyoryun nya deyiryam,
yaxshi qulaq asin.
Qazi bu syozlyari decyak, hyar iki molla cavab verdi:
– Amin, ya ryabbyul-alyamin! – Sonra qazi, qenya bashladi:
– Camaat, bilirsiniz, bu qyun nya syabyabya cyanab nyachyarnik tyashrif
qyatirib Danabash kyandinya? Cyanab nyachyarnik eshidib ki, hyalya siz, yyani
Danabash kyandinin ahli hyalya indiyya kimi qaranliqda qalmisiniz. Odur
ki, cyanab nyachyarnikin sizlyarya ryahmi qyalib vya bu qyasd ilya bu qyun hyadsiz
zyahmyatlyar chyakib vya Danabash kyandinya tyashriflyar qyatirib ki, burada bu qyun
bir ushkol acha vya sizlyari byalkya bir tyovrnyan qaranliq alyamindyan chixarib,
daxil eliyya ishiqliq alyaminya. Vya bir dya bunu bilin ki, yer uzyundya nya
qyadyar ki, pyarvyardiqari-alyam shyahyar vya kyand xyalq edib, hyar nya qyadyar ki,
vilayyat yaradibdir, olar cyamisi choxdan ishiqliq alyaminya chixiblar; myahz
qalib Danabash kyandi. Inshallah aqyar Allah-taala acyaldyan aman veryar,
burada da bu qyun nyachyarnik aqa bir ushkol achar, ta byalkya sizlyar dya ishiqliq
shyarbyatini ichyasiniz.
Hyar iki molla “amin” deyyandyan sonra qazi cibindyan eynyayi chixarib
qeydirdi burnunun ustyunya, Qurani hyar iki ali ilya qalxizib opdyu vya basdi
alnina; bir yerindyan achdi vya bashladi ucadan oxumaqi.
Qazi Qurandan bir nechya ayya oxuyub Qurani byukdyu vya hyar iki molla
“amin, ya ryabbyul-alyamin” deyyandyan sonra qazi Qurani qoydu stolun
yustyunya vya uzyunyu tutdu camaata.
– Camaat, “amin” deyyan dillyar lal olmasin.
Qazinin bu syozlyarindyan sonra avvyal hyar iki molla “amin” dedilyar,
kyandlilyardyan dya bir nechyasi mollalara baxib “amin” dedilyar; sonra qazi
cift alini qaziyyulhacata uzadib bashladi dua-syana elyamyayi: avvyal
padishahi-mehribanimizya, onun xatuni-kyarimyasinya vya cyami xyanyadani-
basyadyatinya.
Camaat syas-syasya verib ucadan dedilyar: “amin”.
Sonra qazi bashladi nyachyarnikdyan. Avvyal tyarif elyadi vya nya qyadyar ki,
yaryab dilindya ali-shan lyaqyablyar vya sifyatlyar var idi, hamisini saydi, sonra
qenya bashladi dua-syana elyamyayya. Qyaryaz, qazi bu baryadya chox danishdi,
dedi, dedi vya axir syozlyari bu oldu:
– Ey cyamayati-Danabash! Bizya hamiliqnan lazimdir ki, hyar qyun vya
hyar qecya ibadyat vaxtinda bari-pyarvyardiqara hyamd eliyyak ki, biz nya
qyadyar xoshbyaxt byandyayik ki, bizim vilayyatimizya belya hakim qyondyariblyar
ki, ibaryat olsun bizim cyanab nyachyarnik aqadan. Bu ozqya bir shey deyil,
myaqyar Allah-taalanin bizlyarya lyutfyu vya myarhyamyati, amin!
Camaat da qaziya baxib syaslyandi: “amin”.
Qazidan sonra bir urus byoyyuyyu – alchaq boy vya az saqqal – yeridi
iryali vya uzyunyu camaata tutub, bashladi oz dilindya ucadan danishmaqa.
Sonra biz bildik ki, bu danishan nyachyarnik imish. Nyachyarnik syozyunyu deyib
qurtarandan sonra bir ayri rus byoyyuyyu qabaqa yeriyib qenya uzyunyu tutdu
camaatin tyaryafinya. Camaat birdyan dedi:
– Allah aqaya omyur versin!
– Ey Danabash kyandinin camaati! Hech annirsiniz* ki, nyachyarnik aqa
sizya nya deyir? Yaxshi syozlyar deyir, chox qyozyal syozlyar deyir. Achin
qulaqinizi vya eshidin; chyunki hyamyavyaqt myumkyun olmaz shyaxsya bu cyur
nyasihyatlyari eshitmyak. Cyanab nyachyarnik buyurur ki, myan Danabash
kyandinin ahlini chox dost tuturam. Amma bunu da buyurur ki, myanim
bu camaata yaziqim qyalir; chox avam camaatdi, chox bimyana camaatdi.
Myan ozyum yyaqin elyayiryam ki, cyanab nyachyarnik aqa bu baryadya xilaf
fyarmayish elyamir. Myan ozyum qyoryuryam ki, siz avam adamsiniz, yaziq
adamsiniz, heyvan adamsiniz vya sizin avamliqiniz vya heyvanliqiniz
burdan isbat olunur ki, nyachyarnik buyurani basha dyushmyadiniz, lazim qyaldi
ki, myan sizlyari basha salam. Byali, nyachyarnik aqa buyurur ki, myanim
Danabash kyandinin ahlinya yaziqim qyalir, bunlar chox dalda qaliblar,
qaranliqda qaliblar. Odur ki, nyachyarnik aqa bu qyun bu niyyyat ilya sizin
kyandya oz myubaryak qyadyamini basib ki, bu qyun bir ushkol achsin vya bu
tyovrnyan sizlyari xoshbyaxt elyasin.
Camaat birdyan syaslyandi:
– Allah aqaya omyur versin.
Sonra nyachyarnik bir kaqiz aldi alinya vya bashladi oxumaqi; oxudu vya
yuzyunyu tutdu indi myusyalmanca danishan rus byoyyuyyunya. Bu da iryaliki kimi
yuzyunyu camaata tutub bashladi:
– Ey ahli-qyaryeyi-Danabash…
_________
* Anlayirsiniz
Dyaxi myan bilya bilmyadim ki, bu shyaxs nya dedi vya nya demyadi. Ondan
yotryu bilya bilmyadim ki, myan camaatin ichindyan kyanar oldum. Kyanar
olmaqim da bu tyovr oldu ki, rus byoyyuklyarinya qulaq asmaqda idim ki,
qyordyum daldan birisi myanim atyayimi chyakir. Myan avvyal elya basha dyush-
dyum ki, myanim atyayimi chyakyan dadashimdi, amma chyondyum dala vya qyor-
dyum ki, dadashim deyil, ozqyasidi. Yyani ozqyasi dya deyil idi, bizim qon-
shumuz Kyarbyalayi Ismayil idi. Myan chyondyum vya istyadim sorusham ki,
myani neylyayir Kyarbyalayi Ismayil? Amma bu kishi alini atdi myanim chiy-
nimya vya bir elya qyuvvyatlya myani chyakdi ki, bir dya qyordyum ki, myan dyaxi
camaatin ichindya deyilyam.
Myan qenya istyadim qetmyayyam vya qayidib dadashima deyyam; amma
Kyarbyalayi Ismayil qoymadi. Bir qyadyar myani chyakya-chyakya aparib,
Kyarbyalayi Ismayil myanya tyakid elyadi ki, bir az ayaq qyotyuryum vya artiq-
yaskik danishmayim. Myan bu baryadya hech bir syoz demyadim; chyunki razi
idim ki, camaatin ichindyan chixim, byalkya rus byoyyuklyarindyan xilas olum
vya yaxam nyachyarnikin alindyan qurtarsin.
Bir qyadyar qyaldik, axiri yetishdik Kyarbyalayi Ismayilin kyuchya qapisina.
Qapi baqli idi. Kyarbyalayi Ismayil qapini dyoydyu vya qapi alyustyu achildi.
Hyayyatya qiryan kimi myan mat qaldim; chyunki hyayyatdya bir yekya cyamiyyyat
var idi. Adamlara bir qyadyar diqqyat salib baxdim qyordyum ki, bu adam-
larin choxusu elya oz adamlarimizdi; myasyalyan: dayim Haci Murtuza da
burda idi, dayi oqlum Myashyadi Fyaryaculla da burda idi, xalam nyavyasi
Kyarbyalayi Hyasyanqulu da burda. Hyatta qyozyum birdyan dadashima da
satashdi. Baxdim, qyordyum ki, elya dadashim da burda imish. Qalanlar da
qonshu vya ryafiqlyarimiz idi.
Bu ishlyarin hamisi myanya vaqiya kimi qyoryundyu.
Myani qyorcyak bu adamlarin hamisi qyalib cyam oldular bashima vya
dadashim alimdyan yapishib myani chyakya-chyakya apardi hyayyatin dibinya.
Adamlar da bizim dalimizca qyaldilyar. Hyayyatin divarlari alchaq idilyar.
Dadashim cyald chixdi divarin ustya vya hyar iki alini uzatdi myanya. Adam-
larin bilmiryam hansi allyarini myanim qoltuquma salib avvyal myanya dedi,
“qorxma” vya sonra “ya Allah” deyib myani qalxizdi divarin ustya. Da-
dashim da hyamchinin myanya “qorxma” deyib vya iki alini qoltuquma salib
yendirdi o tyaryafya.
Bura Myahyammyadyali aminin hyayyati idi. Hyayyatdya hech kim yox idi.
Amma bir syas qyalirdi. Syas kishi syasi deyildi, ovryat-ushaq syasi idi. Myan
indiyya kimi bu ishlyarya tyayaccyub qalirdim; amma indi myani divarin ustya
qovzayan kishi vya dadashim myanya “qorxma” deyyandyan sonra bashladim
qorxmaqa.
Myahyammyadyali aminin hyayyatinin ashaqi tyaryafindya bir yekya kyarmya
qalaqi var idi. Dadashim alimdyan yapishib chyakya-chyakya apardi haman
qalaqin yanina. Qalaqin aqzi divara syamt idi. Elya ki kechdik qalaqin aqiz
tyaryafinya, myan yyaqin elyadim ki, bu qyozlyadiklyarim hamisi hyaqiqyat deyil,
yuxudu.
Burada dyord ovryat oturmush idi. Avvyal dyafya bu ovryatlyari myan taniya
bilmyadim; chyunki bunlarin dyordyu dya bashlarini uzatmishdilar qalaqin ichinya.
Amma biz yetishyandyan sonra dadashim bunlara dedi “chyakilin” vya
bunlarin dyordyu dya bashlarini chixardilar vya uzlyarini chyondyardilyar bizya
syamt. Hyarchyand bu ovryatlyar dadashimi qyoryan kimi uzlyarini ortdyulyar,
amma myan bunlarin hamisini tanidim. Bunlarin biri Shyaryaf xala idi ki,
olsun Kyarbyalayi Ismayilin ovryati, biri Syakinya qyalin bacim idi ki, olsun
Haci Murtuza dayimin qyalini vya Myashyadi Fyaryacullah dayi oqlumun
yovryati, biri Syakinya xala idi ki, olsun haman hyayyatin vya haman qalaqin
sahibi Myahyammyadyali aminin ovryati, biri dya qonshumuz Hyuseynyali
yaminin ovryati Pyari xala idi.
Bu ovryatlyarin dyordyu dya dadashima hyormyat qoydular; chyunki
chyakildilyar kyanara, dallarini chevirdilyar bizya vya chadralarini da bir qyadyar
qalxizdilar yuxari; belya ki, qichlari qaldi achiq. Bu heyndya qalaqin
ichindyan bir ushaq bashi chixdi eshiyya. Bu ushaq haman qalaqin sahibi
Myahyammyadyali aminin oqlu Cyafyar idi. Cyafyar myani qyorcyak sevincyak vya
ucadan dedi:
– Buy, Hyuseynqulunu da qyatirdilyar!
Cyafyar bu syozlyari deyyan kimi qalaqin ichindyan bir bash da chixdi eshiyya.
Bu da dayim Haci Murtuzanin nyavyasi vya dayi oqlum Myashyadi Fya-
ryacullanin oqlu Qasim idi. Qasim da myani qyorcyak sevincyak vya ucadan
dedi:
– Buy, bibi oqlu, syan dya qyaldin?
Qasim bu syozlyari hyalya deyib qurtarmamishdi ki, qenya qalaqin
ichindyan bir bash da chixdi. Bu da Kyarbyalayi Ismayilin oqlu Kyarimqulu
idi. Bu da myani qyorcyak sevincyak vya ucadan dedi:
– Buy, Hyuseynqulu, syani qyatirdilyar?
Syoz yox, biz durub qyozyatlyasyaydik, yyaqin ki, qalaqin ichindyan chox
bash qenya chixacaq imish; amma dadashim qoymadi vya ushaqlarin ustya
chiqirib bunlari soxdu qenya qalaqin ichinya vya uzyunyu tutdu myanya ki, myan
dya qirim ora.
Myan, doqrusu, belya ishi Allahdan istyayirdim; dadashim deyyan kimi
bashimi ayib ozyumyu soxdum qalaqin ichinya. Burda biz qyordyuyyumyuz uch
ushaqdan savayi qenya uch ushaq var imish ki, hamisi olsun alti; myan qirdim,
olduq yeddi ushaq.
Qalan uch ushaq da bizim qonshularimiz idi. Biri Hyasyan idi – Yar-
myammyadin oqlu. Biri Nyacyafyali idi – Kyarbyalayi Qurban aminin oqlu.
Biri dya qonshumuz Hyuseynyali aminin oqlu Yusif idi.
Myan qalaqin ichinya qiryan kimi dayim nyavyasi Qasim yapishdi
yaxamdan vya chyakdi ozyunya tyaryaf ki, myan qedib onun yaninda oturum.
Myan Qasimin xahishini amyalya qyatirdim, yyani qedib oturdum onun
yaninda. Dadashim myani qalaqin ichinya soxandan sonra, ozyu dya bashini
uzatdi ichyari vya byarkdyan-byark bizya dedi ki, myabada-myabada biz
buradan chixaq qedyak ozqya yana vya bunu da bir nechya dyafya tyakrar elyadi
ki, biz, albyattya, sakit vya sakit durub, nya danishaq vya nya dya syas elyayyak.
Nya myan dadashimin cavabinda bir syoz dedim, nya dya yoldashlarim
danishdilar. Ancaq yaziq Kyarbyalayi Qurban aminin oqlu Nyacyafyali hyar
iki alinin dal syamtini aparib basdi qyozlyarinin ustyunya vya bashladi
aqlamaqa. Dadashim uzyunyu chyondyardi Nyacyafyalinin tyaryafinya vya dedi:
– Syafeh oqlu syafeh, niyya aqlayirsan?
Nyacyafyali aqlaya-aqlaya vya byadyanini saq vya sola bura-bura, azilya-
yazilya, mizildaya-mizildaya bashladi anasini chaqirmaqa. Dadashim bashini
qalaqin ichindyan chixardib chyakildi durdu ayaqa vya yox oldu. Haman dyord
yovryat qenya bashlarini qalaqin ichinya uzadib bashladilar bizya tyaskinlik
vermyayya. Avvyal ovryatlyar uzlyarini tutdular oz oqlanlarina; myasyalyan,
Shyaryaf xala uzyunyu tutdu Kyarimquluya. Syakinya qyalinbaci Qasima, Pyari
xala Yusifya, Syakinya xala Cyafyarya. Ovryatlyar azdan-choxdan dedilyar vya
sakit oldular; istyayirdilyar chixib qetsinlyar ki, Cyafyar, Nyacyafyali kimi, hyar
iki alinin dal tyaryafini qovzadi basdi qyozlyarinin ustya vya bashladi
aqlamaqi. Anasi Syakinya xala istyadi qalaqa syamt qayidib oqlunu sakit
elyasin. Cyafyarya baxib Yusif dya onun kimi bashladi zirinpani. Yusifdyan
sonra Kyarimqulu bashladi aqlamaqi. Qasim da bashladi aqlamaqi. Yaziq
Nyacyafyali dya bunlara baxib bashladi aqlamaqi. Myan avvyal istyadim
yuryayimi byark tutum vya aqlamayim vya aqlamazdim da; amma baxdim
qyordyum ki, ushaqlarin bir nechyasi aqlaya-aqlaya deyir ki:
– Vay, ana, bizi saldat aparacaqlar.
Bu syozlyari eshidyan kimi myan dya bashladim aqlamaqi.

III
Bu ahvalatdan bir nechya ay aqdyam* dyovlyat tyaryafindyan hyokm
chixmishdi ki, Iryavan quberniyasinda uch ushkol achilsin. Bu ushkollarin xyarci
dyovlyat xyazinyasinin ohdyasindya idi. Vya bir dya ki, bu ushkollarin uchyu dya
qyarardadin myazmununa qyorya lazim idi kyandlyardya tyayin olunsun, nyainki
shyahyardya. Bu cyur myaktyablyari bina elyamyakdyan dyovlyatin muradi** bu idi
ki, dyahat ahlinya*** savad oyryadib vya bir para elmlyar tyalim edib, bir
tyovr qyozyunyu achsin, ta byalkya camaat myururnan tyaryaqqi tapib, hyami bu
dyunyada oz myaishyatini kechirdya, hyami dya axz elyadiyi elm vya adyab
syabyabinya ibadyatini dyuryust amyalya qyatirib Allaha yaviqliq elyayya.
Bu ushkollarin hyar birinin illik xyarci iki min yyuz alli manat myulahizya
olunmushdu. Bu qyadyar xyarcin myuqabilindya dyovlyat tyaryafindyan myaslyahyat
qyoryulmyushdyu ki, myazkur ushkollari byoyyuk vya tyaryaddyudlyu**** kyandlyardya
achsinlar ki, myaktyabya chox ushaqin yolu olsun vya myasryaf olunan pullar
pucha chixmasin. Odur ki, bu uch ushkolun birini tyayin elyadilyar Charxli
kyandindya; albyat o syabyabya ki, bu kyand ya chox yekya kyanddi, ya da ki,
tyaryaddyudlyu yerdi. Birini tyayin elyadilyar Mahmud kyandindya; syoz yox,
yalbyat bu kyand dya ya tyaryaddyudlyu kyanddi, ya chox byoyyuk kyanddi. Birini dya
tyayin elyadilyar Danabash kyandindya, hyarchyand Danabash kyandi tyaryaddyudlyu
deyil, amma chox yekya kyanddi. On uch il bundan iryali evlyari yazanda
Danabash kyandinin tyustyu chixani dyuz alti yyuz alli ikiyya chatmishdir. Hyalya o
vyadya evlyardyan chox qizlyatmishdilyar. Vya bir dya ki, bu on uch ilin arzindya
azindan qyaryak yyuz ev artmish ola.
Ahvalati qubernator yazmishdi nyachyarnikya, nyachyarnik dya Danabash
qlavasi Pirverdi byayi chaqirib xyabyar vermishdi vya habelya qlavaya dil
cavabi hyokm elyamishdi ki, avvyalyan bityaxir myaktyabdyan otryu syamtli dam
myuhyayya olunsun*****. Vya saniyyan nyachyarnik qlavadan sorushmushdu,
chox ushaqmi Danabash ahli ushkola qyondyaryar? Pirverdi byay nyachyarnikya bu
baryadya cavab verir ki, ushkoldan otryu nya qyadyar imaryat lazim olsa,
myumkyundyur tapmaq, ushaqdan da yana nyachyarniki arxayin elyamishdi ki,
Danabash kyandindyan azindan ushkola alti yyuz ushaq qyondyaryarlyar.
_______________
* Avvyal
** Myaqsyadi
*** Kyand ahlinya
**** Ahalisi, qedish-qyalishi chox olan
***** Hazirlansin
Qlava kyandya qayidib Danabash ahlinya xyabyar verir ki, nyachyarnik aqa
belya buyurubdu vya camaata tyaklif elyayir ki, avvyalyan ushkoldan otryu bir
dam vya alti yyuz ushaq hazir elyasinlyar.
Haman qyunyun sabahi Danabash kyandindyan nyachyarnikin yanina iki
yyuz adam tyokyulyur vya nyachyarnikya arz-byandyachilik elyayib myutyavyaqqe
olurlar ki, nyachyarnik aqa onlari basha salsin qyorsyunlyar, aya Danabash ahli-
nin dyovlyat yaninda [nya] xyayanyati myushahidya olunub vya cyanab qu-
bernatin vya aqa nyachyarnikin qulluqunda onlardan nya qyunah bash verib ki,
padshah tyaryafindyan Danabash kyandinya belya shiddyatli qyazyab sadir olubdur?
Nyachyarnik camaatin syozyunyun cavabinda bashlayir kyandlilyarya bir
qyadyar nyasihyat elyayir ki, avvyalyan, ushkoldan otryu alti yyuz ushaq lazim
deyil; ancaq hyalyalik yyuzyu dya kifayyat elyar. Vya bir dya nyachyarnik camaati
basha salir ki, bu qyarardad dyovlyat tyaryafindyandir, nyainki nyachyarnikin oz
xahishidir.
Bu syozlyari deyyandyan sonra nyachyarnik camaata hyokm elyayir daqilib
qetsinlyar kyandya vya xyabyar verir ki, bir nechya qyundyan sonra ozyu qyalyacyak
Danabash kyandinya. Camaat daqilandan sonra nyachyarnik hyokm yazib
Danabash kyandindyan dyord adam istyayir shyahyar divanxanasina; qlava
Pirverdi byayi, prixod mollasi* molla Hyazryatqulunu, Haci Namazalini
vya Mirzya Hyasyani. Haman qyunyu bu ashxasin dyordyu dya divanxanada hazir
olur vya nyachyarnik bunlari oz otaqina aparib avvyalyan tyavyaqqya yolu ilya
bunlara deyir ki, Danabash camaatini ipya-sapa qyatirib yumshaltsinlar vya
ushkol ishindyan yana syay-tyalash elyasinlyar, ta byalkya ushkol bir tyovr ilya
Danabash kyandindya bina tuta. Nyachyarnik syozyunyu deyib qurtarandan sonra
bu ashxasin dyordyu dya birdyan deyir:
– Allah nyachyarnik aqaya omyur versin! Biz can-dil ilya haziriq
nyachyarnik aqaya qulluq elyamyayya.
Nyachyarnik bunlarin bu cyur cavablarindan xoshhal olub, artiq razichiliq
elyayyandyan sonra bunlara xyabyar verir ki, qetsinlyar kyandya vya camaata
dyalil-nyasihyat elyasinlyar; o ozyu dya, yyani nyachyarnik, bir nechya qyundyan sonra
qyalyacyak kyandya.
Nyachyarnikin kyandya qyalmyayi bizya myalumdu. Vya bu da bizya mya-
lumdu ki, nyachyarnik yaninca qyalyan qonaqlari ilya dyushmyushdyulyar Haci
Namazalinin evindya. Ancaq bunu bilmirik ki, onnan qyalyan qonaqlar
_______________
* Myahyallya mollasi

kim imishlyar. Biri qazi idi, bu hyalya myalumdu. Biri haman shyahyarin pad-
shah myaktyabxanasinin ryaisi idi. Biri haman shyahyarin myaktyabxanasinin
myuyallimi idi. Biri oz dilmanci idi. Biri haman mahalin pristavi idi.
Biri bir ozqya myuyallim idi. Biri oz vyakili idi. Qalanlar da yasavul vya
atlilar idi.
Pyas qyalib chixdiq haman qyunyun ahvalatina ki, atli chaparaq Haci
Namazalini qyalib xyarmyandyan qyatirdi kyandin ichinya. Salaq yadimiza
haman qyunyun ahvalatini.
IV
Byali, haman qyunyu Danabash kyandinin camaati cyam oldular Haci
Namazalinin meydanina. Nyachyarnik oz qonaqlari ilya chixdi camaatin
ichinya. Qazi avvyal bashladi nyasihyati vya xeyir-duasini, sonra nyachyarnik ozyu
bashlayib bir xitabya oxudu, dilmanci tyarcyumya elyadi vya dyubarya nyachyarnik
yalinya bir kaqiz alib bashladi oxumaqi, dilmanci uzyunyu camaata tutub
bashladi:
– Ey ahli-qyaryeyi-Danabash!..
Biz bayaq burada qalmishdiq.
– Ey ahli-qyaryeyi-Danabash! Nyachyarnik aqa buyurur ki, hyardyanbir
myanim qulaqima byazi uryaksixan vya qyam artiran xyabyarlyar qyalib chatir.
Belya qyoryukyur ki, vilayyatimizdya nadinc adam, sheytan adam choxdu.
Xudanyakyardya, aqyar bu cyur adamlarin biri dyushsya myanim alimya, yyaqin
ki, myan onun dyarisini diri-diri soydurram! Nyachyarnik aqa buyurur ki, bu
qisim adamlar chyunki ozlyari dya Allah-taalanin yolundan chixiblar,
hyamishya bu fikirdya olarlar ki, ozqyalyari dya dyuz yoldan azdirib, zyahmyatya
vya zillyatya salib ozlyarinya tay elyasinlyar. Bu cyur myazyarryatli* adamlar hech
dya myalum deyil nya qyasd ilya Danabash ahlini basha saliblar ki, abyada
ushkola ushaq qyondyarmyasinlyar. Quya ki, ushkolda oxuyan ushaqlarin
hamisina iki ilin arzindya qoshun myashqi verib vya dava tyalimi oyryadib
qyondyaryacyaklyar Rusiyyyatya ki, rus dyovlyatinin qoshunu choxalsin, vaqeyan
bu syozlyari aqil sahibi hech aqzina alib danishar?..
Camaat birdyan syaslyandi:
– Xeyr, danishmaz! Allah aqaya omyur versin!
_______________
* Zyaryarli
– Nyachyarnik aqa buyurur ki, myan dyord shyaxsin myaslyahyati ilya, – ki
olsunlar Molla Hyazryatqulunun, Haci Namazalinin, Mirzya Hyasyanin vya
qlava Pirverdinin, – bunlarin myaslyahyati ilya bir siyahi tutmusham vya hyar
kyasin ki, ushkola qyondyarilmyali ushaqi var, onlarin hamisinin adlari bu
siyahidyadir.
Camaat birdyan syaslyandi:
– Byali, belyadir. Allah aqaya omyur versin!
Sonra nyachyarnik alindyaki kaqizi verdi dilmancina vya dilmanci qenya
bashladi:
– Camaat! Qulaq verin vya hyar kyasin adini myan bu kaqizda oxusam,
adamlarin ichindyan chixib qyalsin cyanab nyachyarnikin hyuzuruna.
Camaat syaslyandi:
– Allah aqaya omyur versin!
Dilmanc bashladi:
– Kyarbyalayi Imamqulu Kyarbyalayi Ali oqlu.
Camaatin ichindyan bir adam chixdi qabaqa: ucaboy, aqsaqqal,
bashinda uca taskyulah, aynindya qyadyak arxaliq vya aq qen dizlik. Bu shyaxs
yeridi nyachyarnikin qabaqina vya hyar iki alini qarninin ustya qoyub avvyal
bir bashini atdi dal tyaryafya, sonra ikiqat oldu, dyuzyaldi vya qyozlyarini diryadi
nyachyarnikin uzyunya. Nyachyarnik buna rusca bir nechya syoz dedi vya dilmanc
bu cyur tyarcyumya elyadi:
– Kishi, qet bu saat Zeynal oqluvu qyatir qyal nyachyarnikin yanina.
Kyarbyalayi Imamqulu bashini ashaqi salib ozyunyu verdi adamlarin
ichinya. Dilmanc alindyaki kaqizi yuxari qovzuyub bashladi oxumaqa:
– Kyarbyalayi Heydyar Kyarbyalayi Zyulfyuqar oqlu.
Adamlari aralayib qirx-qirx besh yashinda bir kyandli hazir oldu vya
yuzyunyu nyachyarnikya tutub ikiqat olandan sonra bashladi:
– Aqa, myanim arzim var.
Dilmanc razi olmadi Kyarbyalayi arzini elyasin; vya onun syozyunyu
nyachyarnikya tyarcyumya elyadi, nya dya ona qulaq verdi. Vya onun syozyunyu bu
cyur ryadd elyadi:
– Artiq-yaskik danishma. Indi ta elya vaxt deyil, cyanab nyachyarnikin
vaxti yoxdu naqil-hekayyatya qulaq asib ozyunyu dya, camaati da myayattyal
elyasin. Qoy arzin qalsin sonraya vya bu saat qet oqlun Syuleymani qyatir
nyachyarnikin qulluquna.
Kyarbyalayi Heydyar qenya bir nyachyarnikin uzyunya baxib bashini saldi
ashaqi vya kor-peshman ozyunyu soxdu camaatin ichinya. Dilmanc chaqirdi:
– Yarmyammyad Kyarbyalayi Nabatyali oqlu.
Adamlari aralaya-aralaya ortaliqa qirx besh-yalli yashinda bir kyandli
chixdi, bashinda yekya papaq, aynindya kyohnya qyadyak arxaliq, ayaqinda
chirkli vya qen dizlik, ayaqyalin vya beli achiq. Yarmyammyad ikiqat olub
dyuzyaldi vya uzyunyu tutdu dilmanca tyaryaf:
– Aqa, myanim oqlum naxoshdu, bu saat olyum halyatindyadi. Hyayya
inanmirsan, qyal elya bu saat qedyak oz qyozlyarinlya dya qyor ki, myan yalan
demiryam. Niyya, myanya nya olub sinnimin bu vaxtinda yalan deyim?
Xeyr. Vya bir dya ki, yalan niyya deyiryam? Aqyar yalan desyam, adam bashi-
ma qyahyatdi? Bir adam tapa bilmiryam, qyaryak elya qyalib syani tovlayam?
Allaha and olsun…
Dilmanc dyaxi syabr elyamyadi vya qoymadi Yarmyammyad syozyu uzatsin.
– Artiq-yaskik danishma vya bizi bashdan, beyindyan elyamya! Tez qet
oqlun Hyasyani qyatir nyachyarnikin hyuzuruna.
Yarmyammyad hyar iki alini qyoyya qalxizib uzyunyu qah nyachyarnikya, qah
dilmanca tutub istyadi aqzini acha, amma dilmanc qoymadi vya ucadan
dedi:
– Syanya myan deyiryam naqil-hekayyat oxuma, tez oqlunu qyatir nyachya-
rnikin hyuzuruna biqyufti-qu!
Adamlarin byazisi bashladi qyulmyayya vya byazisi danishmaqa. Camaatin
syasi istyadi ucalsin. Amma qlava Pirverdi byay ozyunyu kyandlilyarin ichinya
verib, xalqi bir tyahyar sakit elyadi. Bu heyndya ortaliqa bir qoca kishi yeridi
vya uzyunyu qah nyachyarnikya, qah dilmanca tutub, alchaq syaslya bashladi:
– Nyachyarnik aqa, arzim var. Nyachyarnik aqa, bu kishi Yarmyammyad
myanim tufarbatufar qonshumdu. Myan dya ki, Allah elyamyasin sinnimin bu
vaxtinda nyachyarnik aqanin qulluqunda yalan danisham; chyunki yalan
danishmaqliq chox pis ishdi. Vya bir dya ki, qyoryursyunyuz myan aqyar durub
yalan-yalan danisham…
Dilmanc qoca kishinin syozyunyu kyasib dedi:
– Ay kishi, Danabash kyandindya nya chox laqlaqi var imish! Adam syozyu
qisa deyyar. Tez ol syozyunyu de vya chix, qoy, qet!
Qoca kishi uzyunyu qah nyachyarnikya vya qah dilmanca tutub bashladi:
– Myan deyirsyan Qurana al basim ki, bu kishinin oqlu, yyani Yar-
myammyadin oqlu Hyasyan elya bu saat yorqan-dyoshyak ichindya yatibdi. Chyunki
dyunyan Yarmyammyadin ev adami qyalmishdi bizya, qarabashuva demishdi ki,
Kyarbyalayi Syafyar evya qyalsya, ona bir de qyalsin bizim ushaqa baxsin. Myan
dya, axir qenya qonshudu, adam… yaxshi olmaz, chyunki…
Dyaxi dilmancin syabri chatmadi vya uzyunyu sol syamtya chyondyarib qlavani
chaqirdi ki, qoca kishini araliqdan ryadd elyasin. Qlava haman qoca kishinin
peysyarindyan bir yumruq yendirib soxdu adamlarin ichinya. Camaatin
qiylyu-qali qenya qalxdi. Pirverdi byay qenya ozyunyu camaatin ichinya verib,
bir qyadyar syas-syadani sakit elyadi vya dilmanc bashladi kaqizi oxumaqi:
– Myashyadi Fyaryacullah Haci Murtuza oqlu.
Adamlar bashladi boylanmaqa vya ortaliqa hech kyas chixmadi.
Dilmanc dyaxi ucadan chiqirdi:
– Myashyadi Fyaryacullah Haci Murtuza oqlu.
Qenya adamlar bashladilar saqa-sola baxmaqa, ortaliqa hech kyas
qyalmyadi. Amma qlava Pirverdi byay sol syamtdyan dilmancin yanina
yeriyib bash aydi vya dedi:
– Aqa, Myashyadi Fyaryacullah ozyu chox kasib adamdi vya syanyati dya
charvadarliqdi. Myan belya xyayal elyayiryam ki, Myashyadi Fyaryacullah bu qyun
kyanddya olmuya; chyunki bir-iki ulaqi var vya ozyu dya kasib adamdi, ola
bilyar ki, bu qyun kirya aparmish olalar.
Pirverdi byayin syozyundyan sonra camaatin syasi bashladi ucalmaqa, hyar
yandan bir syas qyalirdi vya hyar aqizdan bir syoz chixirdi. Bir tyaryafdyan
camaat bashladi chiqirmaqa ki, Myashyadi Fyaryacullah bu qyun kyanddyadi,
yozqya yana qetmyayib; qeyri tyaryafdyan dya adamlar bu syozlyarin aksini de-
dilyar ki, xeyr, yalandir, Myashyadi Fyaryacullah bu qyun kyanddya deyil.
Kyandlilyar syas verib bashladilar myaryakyani. Araliqa bashabas dyushdyu, bu
onu-o bunu tyakanlayir, biri danishir, biri chiqirir, daldaki adamlar istya-
yirlyar ozlyarini soxsunlar qabaqa vya qabaqdakilar da dyaxi iryali yeriyib,
qyalib chixiblar byoyyuklyarin qabaqina.
Pirverdi byay chox syay elyadi, amma camaaati bir qaydaya sala
bilmyadi. Axir nyachyarnik atlilara chaqirib hyokm elyadi camaati versinlyar
dali. Bir qyadyar syas-syada yatdi vya nyachyarnikin myuqabilindya bir myusinn
vya ucaboy kyandli hazir oldu. Qiylyu-qal dyaxi dya sakitlyashdi. Haman shyaxs
haman Haci Namazali idi ki, biz qabaqda ashina olmushuq. Haci
Namazali saq alinin kyafyasini sinyasinin ustya vya sol alinin kyafyasini saq
yalinin ustya qoyub ikiqat olub bashladi:
– Nyachyarnik saq olsun, bu syozlyar hamisi ki, burada deyildi, bu syozlyar
xilaf syozdyu. Syan ozyun bilirsyan ki, syanin arzindya xilaf qulluqlar elyamya-
ryam, yalan syozlyar dilimya qyatirmyaryam. O shyaxs ki, olsun Myashyadi Fyarya-
cullah ki, indi dilmanc aqa chaqirdi o, avvyal budur ki, hech aslindya char-
vadar deyil. Onlar ozlyari bir ocaqdilar. Onun ryahmyatlik babasi
Isfyandiyar Danabash kyandinin ryuknyu idi. Myuxtyasyar, bash aqrisi olmasin,
kim deyir ki, Myashyadi Fyaryacullah charvadardi? Kim deyir ki, o bu qyun
Danabash kyandindya deyil? Xeyr, bular hamisi ishtux syozdyu. Allaha and
olsun Myashyadi Fyaryacullah bu qyun burdadi da vya ozlyari dya yaxshi qyuzyaran
sahibidirlyar. Ancaq…
“Ancaq” syozyunyu deyyandyan sonra Haci Namazali uzyunyu chyondyardi
yavvyal sol syamtya, sonra da saq syamtya.
Dilmanc hacinin hyaryakyatindyan bir zad basha dyushyub, yeridi nya-
chyarnikin yanina vya nya dedi, nya demyadi ki, nyachyarnik uca syaslya Pirverdi
byayi chaqirib, bashladi onun ustyunya chiqirmaqi vya dilmanc tyarcyumya elyadi
ki, nyachyarnik aqa buyurur bu saat Myashyadi Fyaryacullahi tapib qyatirsin
buraya.
Qlava bash ustya deyib ozyunyu soxdu adamlarin ichinya. Dilmanc qenya
bashladi alindyaki kaqizi oxumaqi:
– Kyarbyalayi Cyabrayil Kyarbyalayi Nyacyafqulu oqlu.
Adamlarin ichindyan otuz-otuz besh yashinda bir kyandli chixib qyaldi
ortaliqa, bash ayib qyozlyarini dikdi nyachyarnikin uzyunya. Dilmanc haman
kyandliyya buyurdu ki, yubanmayib qetsin vya oqlu Xyalili qyatirsin nyachya-
rnikin yanina. Kyarbyalayi Cyabrayil bash ustya deyib, ikiqat olandan sonra
yozyunyu soxdu adamlarin ichinya.
Kyarbyalayi Cyabrayildan sonra dyord adam adi chaqrildi; Myashyadi Yusif
Kyarbyalayi Muxtar oqlu, Kyarbyalayi Zaman Myashyadi Ali oqlu, Myashyadi
Ummyat Kyarbyalayi Orucyali oqlu, Myahyammyadyali Cyafyar oqlu.
Bu kyandlilyarin uchyu dya camaatin ichindyan chixib qyaldilyar qabaqa. Dil-
manc bunlari qyondyardi ki, hyarya oz oqlunu dinmyaz-syoylyamyaz qyatirsin
nyachyarnikin hyuzuruna. Amma Myahyammyadyali Cyafyar oqlu qyalmyadi
araliqa. Dilmanc bir dya chaqirdi:
– Myahyammyadyali Cyafyar oqlu.
Kyandlilyar bashlarini dikyaldib, bashladilar o tyaryaf-bu tyaryafya boy-
lanmaqi. Amma Myahyammyadyali tapilmadi.
Camaatin ichindyan bir dyastya dilmancin yanina yeriyib bashladi and
ichmyayi ki, Myahyammyadyali kyanddya deyil, qedib chyoldyan kyanqiz* qyatirib
satsin. Amma bir bu qyadyar, byalkya bunlardan da artiq adam ortaliqa
qyalib bashladilar dyaxi dya byark and ichmyayi ki, Myahyammyadyali anadan
___________
* Kyokyu yanacaq uchyun ishlyadilyan bitki
olan qyundyan indiki qyunya kimi bir dyafya dya kyanqizya qetmyayibdir; o sya-
byabya ki, Myahyammyadyalinin syanyati dyukanchiliqdi, nyainki kyanqizchilik.
Camaatin syasi qenya iryaliki kimi bashladi ucalmaqa. Hyar tyaryafdyan byar
syada qyalirdi: biri deyirdi Myahyammyadyali kyanddyadi, biri deyirdi xeyr,
kyanddya deyil, qedib kyanqizya. Nyachyarnikin atlilari tatari qyucyu ilya bir
tyahyar qilyu-qali yatirdandan sonra haman Haci Namazali qenya bir-iki
qyadyam ortaliqa qoyub, bash ayib, hyar iki ali sinyasinin ustya, hyaqir vya
myazlum, uzyun nyachyarnikya tutub bashladi:
– Aqa, arzim var.
Nyachyarnik izn veryandyan sonra Haci Namazali bashladi:
– Aqa, and olsun yerin vya qyoylyarin xaliqinya, and olsun seyyidi-
shyuhyadayya, and olsun on iki imama, and olsun Isa vya Myahyammyadya, o
adamlar ki, camaatin bir parasi qizlyadib deyir ki, quya kyanddya deyil, o
adamlar hami elya bu dyaqiqya Danabash kyandindyadilyar; necya ki, qabaqca
yarz elyamishyam, bu ishlyarin hamisi fyand-feldi.
Haci Namazali bu syozyu deyib qurtaran kimi sol syamtdya qlava
Pirverdi byay hazir oldu, saq alindya tatari, sol ali sinyasinin ustya. Pirverdi
byayin dalinca bir alchaqboy, yekya qara papaq, qisa arxaliq vya aq tuman
kyandli, alindya uzun zoqal aqaci vya ayaqlarinda chariq, yeriyib durdu dil-
mancin qabaqinda. Qlava uzyunyu nyachyarnikya tutub vya tatarini yaninca
qyalyan kyandliyya syamt uzadib, uca syaslya bashladi:
– Nyachyarnik saq olsun, myan Myashyadi Fyaryacullahqilin qapisina tyazya
yetishmishdim ki, qyordyum o uzdyan Allah rast saldi ki, Myashyadi Fyaryacullahi
qyordyum ki, qabaqinda bir-iki yyuklyu ulaqi, Yayincidan yyuk qyatirir.
Chyunki bu ovqat cheviz vya arik qurusu Iryavan syamtindya yaxshi pula qedir,
odu ki, charvadarlar bu saat bikar deyillyar.
Qlava bu syozlyari deyyandyan sonra qenya camaatin syasi ucaldi, qenya
atlilarin tatarilari shappildadi. Haci Namazali qenya bir nechya qyadyam
nyachyarnikin qabaqina yaviqlashib, sol alini Myashyadi Fyaryacullaha tutub vya
saq ali ilya oz saqqalinin ucundan yapishib bashladi:
– Aqa, indi bir sina myanim syozlyarimi. Qyordyun ki, bu ishlyarin hamisi
hiylyadi? Pyas bayaq deyirdilyar Myashyadi Fyaryacullah kyanddya deyil? Pyas
necya oldu?
Sonra Haci Namazali camaata syamt chyonyub, hyar iki alini qovzayib,
uca syaslya vya uryakdyan dedi…

Джалил Мамедгулузаде
       Лёд
       Мне было лет четырнадцать или чуть больше, когда захво-рала моя тетка. К ней пригласили врача Гаджи-Мирза-Сатта-ра. Я решил, что тетка больна не очень тяжело. И сделал я та-кой вывод вот почему.
       В те времена, то есть лет сорок тому назад, в нашем городе практиковали два мусульманских врача: Гаджи-Мирза-Саттар и Мешади-Нурмамед. Слыли они мусульманскими врачами не потому, что были мусульманами. Их называли так потому, что медицинское образование они получили в мусульманских стра-нах: Гаджи-Мирза-Саттар получил образование в Тебризе, а Мешади-Нурмамед изучил медицину, не выезжая из нашего города. Он прочитал пару-другую старых лечебников и набил руку на практике. Все врачевание их заключалось в том, что они щупали у больного пульс и назначали хину или слабитель-ные пилюли, которые тут же извлекали из кармана.
       Кроме них, в городе были еще два русских врача. Называли их русскими врачами потому, что они получили образование в России или в каком-то европейском городе.
       Обыватели были убеждены, что в медицинских науках рус-ские врачи сильнее, чем мусульманские, и лучше умеют рас-познавать и лечить болезни. И потому их обычно приглашали к тяжелобольным. Этой возможности, конечно, были лишены бедняки, которые не могли позволить себе роскошь платить со-рок копеек за извозчика, рубль за визит врачу, да еще пол-тинник за лекарства в аптеке. И как бы тяжело не был болен неимущий человек, он обращался к Гаджи-Мирза-Саттару или Мешади-Нурмамеду, визит которых, считая и лекарства, обхо-дился не дороже двадцати пяти, тридцати копеек.
       Выходило так: если состоятельные люди приглашали к боль-ному мусульманского врача, значит, болезнь не опасна. Если же вызывался русский, значит, больной в очень тяжелом сос-тоянии.
       Спустя полчаса после того, как Гаджи-Мирза-Саттар, осмот-рев больную, ушел, к дому подъехал старый фаэтон, в котором сидели муж тетки Мешади-Зульфугар и какой-то русский в шляпе. Это был доктор. Тогда я сразу понял, что дела тетки плохи.
       Стоя в сторонке, я наблюдал, как врач осматривал больную. Кончив свой осмотр, он что-то сказал дяде и пошел к поджи-давшему его фаэтону. Дядя подозвал меня, и, дав копейку, сказал:
       - Беги живо на базар, купи льда и принеси домой! Только не задерживайся, милый, лед нужен сейчас же... Беги, как можно быстрее!
       Потом, что-то шепнув моей матери и взяв два пустых пу-зырька, сел в фаэтон напротив врача. Уже отъехав, он высу-нулся из фаэтона и крикнул нам:
       - Смотрите, не забудьте насчет льда!..
       Фаэтон скрылся, мать скинула чадру и напустилась на меня:
       - Ну, чего ты стал? Сказано тебе, беги за льдом.
       Оказалось, что русский врач велел положить больной на сердце лед и держать его до тех пор, пока она не почувствует облегчения.
       Я отправился на базар.
       - Эй, Муса! - крикнула вдогонку мать. - Ради аллаха,
       поторапливайся и нигде не задерживайся! Скорее принеси лед.
       Говоря по совести, я не очень спешил, хотя и помнил, как тетка, взглянув на меня запавшими    глазами, с трудом    про-шептала:
       - Милый мой мальчик, сердце разорваться готово, принеси
       лед поскорее!
       Я зашагал к базару.
       Когда я проходил мимо ворот дома Гаджи-Байрама, во дво-ре залаяла собака. Вооружившись двумя увесистыми камнями, я благополучно миновал ворота. Собака не выскочила на улицу и продолжала лениво тявкать во дворе, не показывался и Ширали. Перестав обращать внимание на собачий лай и вспом-нив молящие глаза тетки, я почувствовал к ней жалость и уско-рил шаги.
       Придя на базар, я протянул продавцу льда Кербалай-Фараджу свою копейку.
       Тот вытащил из накрытой листьями и соломой ямы большой кусок грязного льда, взвесил его на руке и, разломив на два куска, бросил один обратно, в яму, а другой завернул в капуст-ный лист и протянул мне.
       Кусок был фунтов пять. Взяв его, я вышел из прохлады крытого бакалейного ряда на солнцепек. Был разгар лета. Сто-яла невыносимая жара. Если бы полуденное солнце чудом сор-валось с неба, оно упало бы как раз мне на голову. Я изнывал от зноя. С лица крупными каплями струился пет, лед в руке таял. Взяв чистый камень, я стал откалывать кусочки льда и глотать.
       Когда я снова подошел к воротам дома Гаджи-Байрама, собака уже не лаяла. Ширали по-прежнему не было видно. У ворот я остановился, зачем - и сам не знаю. Улица была пус-та. По-видимому, все спасались от страшной жары в тени.
       Привычка - упорная вещь. Всегда случалось так, что у этих ворот мне попадался пес или я встречал Ширали. Я бросал в собаку камни, ругался, а то и дрался с Ширали. А на этот раз я не знал, как быть.
       Недолго думая, я поднял два круглых камня и, отойдя на несколько шагов от ворот поближе к своему дому, чтоб успеть в случае чего удрать, кинул камень в ворота Гаджи-Байрама и отбежал. Собака залаяла и нехотя вылезла из ворот, продолжая лаять лениво, точно по обязанности.
       Я запустил в собаку второй камень.
       Он пролетел над ней и с треском ударился в ворота. Пес, видно, обозлившись, кинулся к камню, потом повернулся и по-бежал за мной. Я пустился наутек. Обернувшись, я увидел Шир-али, который бежал за собакой.
       Не подумайте, что я хоть чуточку боялся их. Ничуть не бывало!.. Я знал, что собака стара и беззуба, а что касается Ширали, я мог без труда с ним справиться.
       Положив на землю уже порядком растаявший лед и набрав камней, я стал швырять их в Ширали^ который отвечал мне тем же. Собака бестолково бегала вокруг, бросаясь за кам-нями, которые кидал я, и не оказывала никакой помощи своему хозяину.
       Швыряясь камнями, мы громко переругивались, вспоминая и мать, и сестру, и всю родню.
       Наконец я выругал Ширали такими обидными словами, что он даже расплакался и вне себя от злости повторил руга-тельство. В это время в воротах показался его отец, Гаджи-Байрам, вероятно, услышавший ругань. Он подозвал Ширали, взял его за ухо, отвел домой, потом, вернувшись, крикнул мне:
       - Ты чего, подлец, не идешь своей дорогой?
       Ничего не отвечая, я присел на землю у стены. У меня так пересохло в горле, что я готов был схватить лед и сунуть его целиком в рот. А лед все продолжал таять Наконец я не выдержал: отколов от него большой кусок, начал жадно сосать его.
       Остался кусок не больше яблока. Я хотел опять положить его на землю, но тут вспомнил больную тетку, вскочил, чтобы бежать домой и донести хотя бы остаток льда.
       В это время из ворот вышел Ширали и стал смотреть на меня. Я отвернулся и зашагал домой. Но Ширали кинул мне вслед такое оскорбление, что я не стерпел и остановился, что-бы ответить ему. Он крикнул:
       - Ага, струсил, собака!..
       Велик аллах! Какие обидные слова! Я не отозвался бы ни на какое другое обидное слово и донес бы злополучный кусок льда моей бедной тетке: все же я несколько побаивался мужа тетки, немного боялся матери и в известной степени жалел тетку... Но как было мне поступить? Ведь слова Ширали были слишком оскорбительны! Он не должен был произносить их.
       Я обернулся и крикнул:
       - Ах ты сукин сын, не тебя ли я боюсь?
       - Сам ты сукин сын и собачий сын!
       Мы двинулись друг на друга. Я собирался снова положить лед на землю, но, разжав пальцы, обнаружил, что вместо льда у меня на ладони лишь несколько капель холодной воды. Стало быть, льда уже не было.
       Я и Ширали сближались, обмениваясь самыми замысловаты-ми ругательствами. Сойдясь вплотную, мы схватились вруко-пашную.
       Мы стали царапать и тузить друг друга и вошли в такой азарт, что не заметили, как вокруг нас собралась толпа. Я очутился в объятиях какого-то старика. Женщина в чадре и двое парней тащили Ширали к воротам.
       Я силился вырваться из рук старика, чтобы снова вцепить-ся в противника, как вдруг сильный удар в спину заставил ме-ня остановиться. Я оглянулся: то был мой дядя Мешади-Зульфугар. Он занес кулак, чтобы вторично опустить его на мою спину, но я увернулся и бросился бежать домой. Мешади-Зульфугар не стал меня догонять. Видимо, он отправился на базар, Позже я узнал, что он пошел за льдом.
       Я не смел со стыда показаться на глаза тетке. Мать напус-тилась на меня, крича еще издали:
       - Чтоб тебе сожгло нутро, как жжет у бедной больной! Тетка очень любила меня, и, оказывается, даже упрекнула мать за эти резкие слова:
       - Шахрабану, заклинаю тебя Хазрат-Аббасом, не прокли-най мальчика, жалко его!
       Через несколько дней тетка скончалась. Как и все племян-ники, у которых умирают тетки, в тот день я не очень плакал и не слишком горевал.
       Но об одном я не мог забыть и, вероятно, никогда не забу-ду... про лед.
       В знойное лето, когда при нашем климате жажда мучает не только больных, но и самых здоровых людей, я всегда вспо-минаю про лед.
       Когда в томительную жару вижу, как везут на повозках: прозрачные, холодные глыбы льда, мне вспоминается моя бед-ная тетка, и я говорю про себя:
       "Каким счастливцам достанется этот лед? Мороженое, хо-лодный лимонад, замороженное шампанское, - кто-то будет ими наслаждаться? А моя бедная тетка за два дня до смерти, изнемогая от сжигающей ее лихорадки, не могла дождаться даже маленького кусочка льда, чтобы облегчить страдания. А по чьей вине? Увы, по моей! Или, может быть, виноват не я, а кто-то другой? Но кто он, этот другой?"
       Я не ищу ответа на эти вопросы и не выдвигаю никаких проблем детского воспитания...
       Этих целей я не преследую.
       Но в жаркие летние дни, видя нагруженные льдом повозки, я думаю о тех счастливых людях, жажду которых щедро уто-лит этот лед.
       И вспоминаю то далекое время, когда я, четырнадцатилет-ний драчун, оставил безо льда умирающую тетку.
       Пока я был мал и не понимал всего этого.
       А теперь эта история со льдом стала для меня самым горестным воспоминанием.
       1926

BUZ
Myan on yashinda, ya byalkya bir qyadyar dya artiq olardim. Xalam azar-
lamishdi. Haci Mirzya Syattar hyakimi qyatirmishdilyar ki, baxsin vya myualicya
elyasin. Demyak, xalamin xyastyaliyi o qyadyar dya aqir deyildi vya bunu myan
ondan otryu deyiryam ki, o vyadyalyar, yyani qirx il bundan qabaq bizim
shyahyardya iki nyafyar myusyalman hyakimi var idi: biri Haci Mirzya Syattar idi
vya diqyari Myashyadi Nurmyammyad idi.
Myusyalman hyakimi dedikdya o deyil ki, bunlar myusyalman idilyar. Bu
iki nyafyarya onunchun myusyalman hyakimi deyirdilyar ki, bunlar hyakimlik
tyahsillyarini myusyalman myamlyakyatlyarindya almishdilar. Mirzya Syattar Tyab-
rizdya oxumushdu; Myashyadi Nurmyammyad dya elya bizim oz shyahyarimizdya
nyusxyabyand kitablarinin myutaliyasi ilya vya tyacryubya ilya hyakimliyi oyryan-
mishdi. Bunlarin da myualicyasi bir myuxtyasyarcya nyabzya baxandan sonra
ciblyarindyan xyastyayya kinya, hyab vya ishlyatmya vermyakdyan ibaryat idi.
Bu myusyalman hyakimlyarindyan savayi shyahyarimizdya rus hyakimlyari dya
var idi. Rus hyakimi bunlara o syabyabya deyirlyardi ki, bunlar Rusiyada vya
byalkya Avropada tyahsil tapmishlardi. Vya chyun bizim camaatin arasinda bu
etiqad var idi ki, “rus hyakimlyari” myusyalman hyakimlyarindyan artiq tyahsil
qyormyush vya tyacryubya hasil etmishdilyar, onunchun da aqir xyastyalik ittifaq
dyushyandya hyamishya rus hyakimlyarini haziq* hesab edib onlari dyavyat edyar-
dilyar; savayi kasib-kusubdan. Bunlar iki abbasi fayton pulunun, bir
manat rus hyakiminin hyaqqi-zyahmyatindyan vya yarim manat aptek xyar-
cindyan qachmaq babyatindyan Haci Mirzya Syattara, ya Myashyadi Nurmyam-
myadya qane olub, besh-alti shahi ilya hyakimi dya vya dava-dyarmani da otyush-
dyuryardilyar.
Demyak, myusyalman hyakim chaqirmaq istyayyandya, buradan bilmyak
olardi azarlinin azari yyunqyuldyur. Amma “rus hyakimi” qyatiryanlyarin dya
myanasi bu idi ki, xyastyanin hali qorxuludur.
Haci Mirzya Syattar xalama baxib qedyandyan bir saat sonra qyordyum
ki, xalamin ari Myashyadi Zyulfyuqar bir kyohnya faytonda bir rus papaqli kishi
ilya qyalib yendilyar. Bu rus papaqli kishi rus hyakimi imish. Buradan myan
anladim ki, xalamin ishi xarabdir. Myan dya uzaqda durub, hyakimin xa-
lama baxmaqina tamasha edirdim.
***lasya, baxdi qurtardi vya bilmiryam nya dedi, nya demyadi vya hyakim
faytona minib qedyandya xalamin ari tyalyasik myanya bir qyapik verdi vya
dedi:
– Bala, tez ol, durma, tez, tez bir qyapiklik buz al qyatir, ver evya…
hyakim deyirdi.
Vya xalamin ari bu syozlyari bir dya tyakid edyandyan sonra anama xyal-
vyatcya nyasya dedi. Evdyan bir dyanya bosh dava shyushyasini alinya alib mindi
faytona, hyakimin yanina vya syuryub qetdilyar. Vya fayton istyayirdi uzaq-
lasha, atam evimizya tyaryaf ucadan dedi:
– Ay ushaq, buzu yaddan chixartmayin.
Bunlar qedyandyan sonra anam da hyakim qyalyandya ortdyuyyu charshafi
yerya tullayib, chyokdyu xalamin yanina vya bu da myanya tyakid elyadi ki,
durmayim, tez qachim bazara buzun daliyca; chyunki myalum oldu ki,
hyakim tapshirib ki, xalamin uryayinin ustyunya albyattya buz qoysunlar vya
yuryayi sakit olmayinca buzu qyotyurmyasinlyar.
Myan uz qoydum bazara tyaryaf. Xyayalimda qoymushdum qedyam dyuz
baqqal charshisina vya buzu alam qyatiryam. Vya shyahyardya oradan savayi bil-
mirdim harada buz satirlar.
_______________
* Chox bilikli, chox mahir
Evimizdyan ayrilanda chox da tyalyasmirdim, amma xalamin yalvar-
maqi yadima dyushyandya bir qyadyar ayaq qyotyurdyum; chyunki yaziq xalam
dyarin qyozlyarini qyuclya myanya tyaryaf chyondyarib belya yalvarirdi:
– Qurban olsun syanya xalan, uryayim pyorshyalyandi, buzu tez qyatir.
Haci Bayramin kyuchya qapisinin qabaqindan kechyandya itlyari hyayyatdyan
bashladi hyurmyayya. Myan alimya ehtiyat uchyun iki dash aldim, qapini ortdyum,
kechdim. It kyuchyayya chixmadi vya hyayyatdyan itin yorqun “hov, hov” syasi
qyalirdi. Bu it hyarchyand chox qoca bir it idi vya yol ilya otyub kechyanlyar ilya dya
chox bir aciqi yox idi vya olmazdi. Haci Bayramin oqlu, myanim kyuchya
yoldashim Shiryali, myan hyamishya onlarin qapisindan otyandya haman qoca
kyopyayi chaqirardi kyuchyayya vya itini kyushkyuryardi ustyumya vya ozyu dya, iti dya
[myani] bir qyadyar qovalardilar, amma tuta bilmyazdilyar; chyunki it o qyadyar
qoca idi ki, bir az myanya tyaryaf hyucumdan sonra tez yorulardi, durardi vya
ancaq qyucsyuz vya alacsiz durduqu yerdya “hov, hov” edyardi. Vya myanya
xosh qyalyan o idi ki, itin bu xasiyyyatinya Shiryalinin elya byark aciqi tutardi ki,
myani boshlayib bashlardi yaziq qoca iti dashlayib incitmyayya.
Bu da myanya nyahayyat xosh qyalyardi. Belya olanda Shiryali itin aciqini dyo-
nyub istyardi myandyan alsin vya chox vaxt olardi ki, biz bir-birimizlya syoyyu-
shyardik vya chox vaxt da elya savashardiq ki, yol adamlari bizi qyalib aralar-
dilar.
Chyunki dyaxi Shiryali qapida qyorsyanmyadi, myan dya itin hyurmyayinya qulaq
vermyadim vya xalami da myulahizya elyadim; yyani bir nyov yaziqim qyaldi
vya kechdim qetdim.
Baqqal charshisina yetishdim vya bir qyapiyi uzatdim verdim buz satana.
Bu da bir chuxur yerya alini uzatdi, yarpaqlarin vya samanin altindan bir
yekya buz parchasi chixartdi, myanim bir qyapiyimya baxdi vya buza baxdi,
buzu iki byoldyu vya yekyasini bir kyalyam yarpaqina byukdyu, verdi myanya.
Buzun aqirliqi olardi tyaxminyan besh qirvyankya. Buzu aldim alimya vya
syarin baqqal rastasindan chixdim qyunyun qabaqina. Hava shiddyatli isti idi.
Yayin orta ayi idi vya bashimin ustyundyaki nisfyunnyaharin* qyunyu aqyar bir
imam myocyuzyu ilya qyoydyan yerya dyushya bilsyaydi, dyuz myanim kyallyamya dyu-
shyardi. Myan istidyan qan-tyarin ichindya idim vya bir yandan alnimin tyari
damci-damci axirdi vya bir yandan da buz shiddyatnyan ariyib syuzyalyanirdi.
Yerdyan bir tyamiz dash qyotyurmyushdyum, hyardyanbir buzun byoyryunya vurub
yazirdim vya basirdim aqzima vya alnima.
Qyaldim chatdim Haci Bayramin qapisina. Itin syasi qyalmirdi. Shiryali
qenya qyorsyanmirdi. Haci Bayramin darvazasinin qabaqina yetishyandya
yozyum dya deyya bilmyaryam ki, niyya dayandim. Itin qenya syasi qyalmir. Hech
kyas nya qapida, nya kyuchyanin bir yaninda qyoryukmyur; yyaqin ki, istinin zyar-
bindyan hyarya bir kyolqya yerya pyanah qyatirib.
Adyatkyardya olmaq yaman imish vya myanim dya adyatim buna idi ki, bir-
cya qyun olmayib ki, bu darvazanin qabaqindan otyub kechyandya ya it mya-
nim qabaqima chixmasin, ya Shiryali chixmasin. Vya myalum ki, bunlarin da
biri chixanda myanim uchyun burada myashquliyyyat olmasin, ya iti dashla-
mayim, ya Shiryaliylya syoyyushmyayim vya hyardyanbir dya onunla dalashmayim.
Pyas neylyayim? Bir charyam buna qaldi ki, yerdyan iki dyanya qivraq dash
qyotyurdyum, oz evimizya tyaryaf bir qyadyar dya uzaqlashdim ki, bir hyanqamya
tyoryasya, myanya ali chatan olmasin. Vya qeri chyonyub dashin birini tulladim
Haci Bayramin darvazasina vya qachdim, daha da uzaqlashdim.
Daldan kyopyayin syasini eshidirdim. Qoca it xahi-nyaxahi** chixmishdi
qapiya vya xahi-nyaxahi oz vyazifyasini ifa edirdi.
Alimdyaki o biri dashi da tulladim. Dash itin bashinin ustyundyan otyub
qetdi shaqqilti ilya dyaydi Haci Bayramin darvazasina. Burada kyopyak de-
yyasyan aciqa dyushdyu; chyunki myanya tyaryaf bashladi hyurmyayya. Myan qorxum-
dan qachdim, bir qyadyar uzaqlashdim vya chyonyub qeri baxanda qyordyum ki,
itin daliyca Shiryali dya myanya tyaryaf hyucum edir.
Siz elya bilmyayin ki, myan onlardan ehtiyat elyayirdim; bir zyarryacya
elyamirdim. Chyunki bilirdim ki, kyopyayin nya dishi var myani tutsun, nya
taqyati var myanya qyuc qyalsin. O ki, Shiryali idi, onun ohdyasindyan hyar halda
qyalya bilyardim.
Buzu qoydum yerya, qyordyum ki, od kimi isti torpaqa buz cizilti ilya
yapishib az qaldi havaya uchsun. Suyu axa-axa buzu tez torpaqin ichindyan
qyotyurdyum tulladim divarin kyolqyasinya vya qachdim yerdyaki dashlara tyaryaf
vya qabaqima qyalyan dashlari yerdyan qapib bashladim Shiryaliyya tyaryaf tul-
lamaqa. Bu da myanya baxib, durdu myani dasha basmaqa. Kyopyak dya ancaq
myan atdiqim dashlara ozyunyu chirpirdi vya bundan bashqa sahibinin oqluna
bir qeyri kyomyak qyostyarya bilmirdi. Biz hyami bir-birimizi dashlayirdiq,
hyami bir-birimizi syoyyurdyuk. Syoyyushlyarimiz bu qyabildyan idi: “Ay syanin
anani… flan vya flan”, “Ay syanin bacini… flan vya flan”, “Kyopyak oqlu
_______________
* Qyunortanin
** Istyar-istyamyaz
vya it oqlu” syoyyushlyari burada o qyadyar vec vermirdi; syabyab bu ki, toqqush-
mamiz adi bir toqqushmalardan deyildi ki, syoyyushlyar dya adi olsunlar.
Hyatta myan ona burada hirsimdyan elya bir syoyyush qyondyardim ki, Shiryali
qeyzindyan aqladi vya haman syoyyushyu aqlaya-aqlaya myanya qeri qayta-
randa oz atasi Haci Bayram hyayyatdyan eshitdimi, eshitmyadimi, ancaq qyor-
dyum ki, kishi dyuz qyaldi yapishdi oqlunun qulaqindan vya chyakya-chyakya apardi
hyayyatinya vya dyubarya hyayyatdyan chixdi, myanya tyaryaf syaslyandi:
– Adya, vyalyadyuzzina, dyuz yolunnan chixib qedya bilmirsyan?
Myan dinmyadim vya oturdum divarin dibindya. Uryayim elya yanirdi, az
qalirdim yerdyaki buzu qyotyuryam soxam boqazima. Buz da oz ishindya,
yarimyakdya idi. Qenya ozyumyu saxlashdira bilmyadim vya alimdyaki dashnan
buzun bir tyaryafini azdim basdim aqzima vya bir alma yekyalikdya qalan
buzu istyadim qoyam yerya. Ancaq burada xalam yadima dyushdyu vya
istyadim duram qacham evya vya qalan buzu yetiryam azarliya. Vya burada
baxdim ki, Shiryali durub darvazasinin aqzinda vya myanya tyaryaf baxir. Myan
dya dinmyadim vya dyushdyum yola, evimizya tyaryaf. Burada Shiryalidyan elya bir
syoz eshitdim ki, dyaxi myacbur oldum dayanam vya ona cavab veryam.
Shiryali uzaqdan myani haraylayirdi:
– Hya, belyacya it kimi qorxub qacharsan ha!
Allahyu-yakbyar… Axi bu syoz yaxshi syoz olmadi. Burada Shiryali myanya
hyar nya desya idi, qenya qulaq ardina vurub ozyumyu yetiryardim evya; chyunki
xalamin arindyan dya qorxurdum vya bir az da anamdan qorxurdum.
Amma axi, Allah qyoryur ki, Shiryali nahaq syoz danishdi; chyunki myan onun
nyayindyan qorxdum ki!.. Indi qediryam evya.
Myan chyondyum dayandim vya Shiryaliyya belya syoz qaytardim:
– Adya, kyopyak oqlu kyopyak, myan syanin nyayindyan qorxurdum?
– Kyopyak oqlusan da, it oqlusan da!
Biz bashladiq bir-birimizya yaviq qyalmyayya. Ehtiyat uchyun buz tikyasini
qenya qoydum divarin dibinya vya o myanya, myan ona yaviq qyaldik vya bir-
birimizya syoyya-syoyya yetishdik, chatishdiq vya dyushdyuk yumruq dyoyyushyunya vya
sonra albyayaxa olduq.
Bir az bir-birimizi cirmaqlayandan vya kyotyaklyayyandyan sonra bir dya
qyordyum ki, bir qoca kishinin qucaqindayam. Bir nyafyar dya charshafli arvad
vya bir-iki dya oqul-ushaq Shiryalini chyakya-chyakya apardilar evlyarinya tyaryaf.
Myan istyadim qoca kishinin alindyan dartinib chixam, hyarifin ustyunya hyu-
cum edyam, burada myan birdyan ayildim, sakit oldum. Kyuryayimdyan na-
qafil bir byark yumruqu hiss edyan kimi bashimi qalxizdim.
Myani vuran xalamin ari idi. Burada onun hirsi hyalya soyumadi;
yumruqunu qalxizmishdi qenya yendirsin, qoyub qachdim evya tyaryaf.
Xalamin arini dalimcan qyalyan qyormyadim, yyaqin ki, o da bazara tya-
ryaf qetdi. Sonra bildim ki, qyalib evdya myani bazardan qyalmish qyormyayib
qayidib bazara ki, buzu ozyu alib qyatirsin.
Utandiqimdan azarlinin yanina qetmyadim; ancaq anam uzaqdan
myani qyoryandya bircya bunu dedi:
– A balam, syanin qyoryum ciyyarin yansin! Necya ki, yaziq azarli
arvadin ciyyarini yandirdin.
Xalam myani chox istyardi; onunchun da sonra myan bildim anam myanya
bu qarqishi elyayyandya xalam anama belya deyib:
– Ay qiz, Sara, syan Hyazryat Abbas, ushaqa elya qarqish elyamya!
Bir nechya qyundyan sonra xalam vyafat etdi. Myan o qyunyu nya aqladim,
nya dya dyard elyadim, necya ki, cyami myanim kimi baci ushaqi xalasinin olyu-
myunya nya aqlar vya nya dyard edyar.
Bununla belya bircya shey yadimdan chixmadi vya indiyya kimi myani
qahdan bir narahat etmyakdyadir.
Nyadi o? – Onun adi “buz”dur.
***susyan yay fyasillyari ki, bir tyaryafdyan bizim isti iqlimdya ki, yayin
istisinin shiddyatindyan nyainki xyastyalyar, byalkya salamat adamin da vaxt
olur ki, ciyyari yanir.
Vya yay fyasli arabalarda dashinan aq vya tyamiz duru buz kyarpiclyarini
qyoryandya xalam yadima dyushyur vya oz-yozyumya deyiryam: o xoshbyaxt ki, indi
onun uryayi yanir, bu buzu aparib ona veryacyaklyar ki, uryayi syarinlyansin.
Vya chox-chox daha da xoshbyaxt adamlar var ki, bu buzlar onlarin lyaziz ye-
myaklyari vya marojnalarina syarf olunur. Amma myanim xalam odlu
qizdirmanin ichindya uryayi yanmaqda olduqu halda, bircya tikyasinya hyasryat
qaldi vya iki qyun sonra olyub qetdi.
Kimin qyusuru ucundan? Myanimmi, ya yox? Kimdyadir taxsir?
Myandyadirmi ki, itlyar ilya dalashmaqa myashqul olub, xalamin buzunu odlu
torpaqin ichindya aritdim? Ya byalkya qyunahkar tyabiyatdir ki, dash kimi byark
bir buzu istidyan suya dyondyarir? Ya byalkya qyunah hech birimizdya deyil?
Ondan otryu ki, myan tyak tyarbiyya qyormyayyan on yashinda bir ushaqin hyamin
ryaftari chox tyabiidir, necya ki, buzun qyun qabaqinda arimyayi tyabiidir.
Myaqsyad suallara cavab vermyak vya belya-belya fyanni myasyalyalyari
achmaq deyil. Vya hech bir myaqsyad yoxdur.
Ancaq hyar bir yay fyasli kyuchyalyardya arabalarda buz sallarini qyoryandya,
bir tyaryafdyan o buzu shampanskilyarya vya lyazzyatli marojnalara ishlyadyan xosh-
byaxtlyar qyozyumyun qabaqina qyalir vya eyni zamanda xalamin “ciyyarinin
yanmaqi” yadima dyushyur.
Nya qyadyar ki, ushaq idim, yadima dyushmyazdi, elya ki, yekyalib aqlim
kyasdi, buz ahvalati myanya hyar bir yeri dyushyandya dyard olur. Bir tyaryafdyan
dya on dyord yanshinda olduqum vaxt olyumcyul azarli xalami bir qyapiklik
buza hyasryat qoymaqim yadima dyushyur.