Мертвый город
Почему так тяжко на душе? Что-то гложет, а понять не могу. Выглядываю в окно. Прямо напротив детская площадка, горка, песочница, качели… И в этот момент понимаю, что что-то не то, а вот сразу не догадываюсь. И только потом до меня доходит, что одна из двух сидушек качелей качается, хотя на ней никого нет. Подумал, что ребенок только-только сошел с нее, но нет. Куда ни взглянешь, никого нет. Тихо как-то и прохожих не видно. Город пуст, не слышно звуков проезжающих машин, нет людей на тротуарах, даже во дворах стоит какая-то «зловещая» тишина.
Мне показалось, что по двору в сторону детской площадки идет женщина, таща за собой санки с малышом, но, приглядевшись, я увидел лишь двух бездомных псов, бегущих друг за другом. А людей нет. Вглядываясь в окна соседних домов, я увидел, что многие стекла потрескались, а кое-где и совсем отсутствовали. Дома выглядели заброшенными и опустевшими. На их стенах были видны следы копоти недавних пожаров, а в дальних домах зияли огромные бреши, будто великаны огромными кувалдами били по их фасадам.
Качели в моем дворе перестали качаться, я заметил, что желтая и синяя краска, в которую они были окрашены, облупилась, открывая следы старой ржавчины. Где-то вдали послышался детский смех, он приближался, хотя я никого не видел. И вот закрутилась карусель, закачались качели…. Но ведь на них никого не было. Вдали прогремел взрыв, возвращая меня к реальности. Над донецким аэропортом снова поднимаются клубы черного дыма.
В соседней комнате должны быть двое ополченцев и наш водитель. Второй раз я приезжаю сюда за скорбным грузом. Это наши ребята из Волгоградской области, добровольцы. От грохота взрыва они все уже на ногах. «Седой» (позывной ополченца) торопит нас спустится в низ. А у меня до сих пор в глазах детская площадка и дети.
«Седой» выводит нас из подъезда, и короткими перебежками мы продвигаемся к штабу. Там «Моторола» и еще несколько командиров.
- С Новым годом, ребята! Правда, не могу добавить «с новым счастьем», – говорит он нам. Ведь он знает, за каким грузом мы приехали.
Глаза его тусклые, уставшие. А ведь когда я его видел в мае прошлого года, они горели огнем. Всего-то восемь месяцев прошло, а он явно постарел лет на десять. Гляжу на него: взъерошенная бородка, усы торчком, и напоминает он мне одного старого друга. Позывной «Химера». Так и хочется его Саньком назвать.
Решаем проблемы с погрузкой двухсотых и нескольких женщин-беженок. «Моторола» советует ехать ночью (обстрелы не такие интенсивные), а пока посидеть в подвале. Пока суть да дело, в подвале он появлялся редко, но поговорить успели. На мои вопросы он отвечал скупо и сдержанно (явно не хотел переходить на ненормативную лексику): знал еще по прошлому моему приезду, что я этого не люблю. А так, в общем, много рассказал.
- Много к нам с той стороны бегут от фашизма. В основном женщины и дети, но и парни призывного возраста. Война никому не нужна: ни нам, ни им. Против ДНР воюют наемники или оголтелые фашисты. Внуки тех, кого в свое время помиловала советская власть. Вот теперь они и подняли свою поганую головенку. Ты бы, Олег, знал, что они творят на оккупированной территории. Убивают просто так, насилуют, а еще изнасилованным монтажную пену вводят и в перед и в зад. Девочки и женщины умирают в страшных муках. Я им никогда этого не прощу, – «Моторола» смахивает (как ему казалось незаметно) слезу с глаз. Я это вижу и молчу. В порыве откровения он мне говорит:
- Ты знаешь? У меня у самого ребенок скоро будет. И я хочу, чтобы он жил в нормальной стране. Ты спрашивал, за что я воюю? Так вот за своих детей, родных и близких. За друзей павших. За дедов и отцов, что в Великую Отечественную победили. А теперь их «колорадами» и «ватниками» зовут. Вот за это я воюю. И расскажи это всем.
Сгущаются сумерки. Едем по мертвому городу, в котором еще не так давно играли и смеялись дети. А теперь только руины и брошенные дома. Вспомнилась площадка перед домом, окрашенная в национальные цвета. Только вот ржавчиной они покрылись, и город как бы умер. Нет детского смеха, нет веселой новогодней возни, а только голодные собаки бродят по его переулкам.
Проезжаем покинутые кварталы разрушенных домов. Изредка как призраки возникают вдоль дороги люди, машущие нам вслед. Они тоже мечтают уехать, но пока еще верят в будущее. Будущее, которого нет. И мертвый город позади нас.