Мотылек

Леонид Пауди
     Укладывая в рюкзачок DVD камеру, фотоаппарат, диктофон, я посмеивался: сколько же места раньше занимала вся эта аппаратура!  Теперь же бутылка воды объемнее, чем это все вместе взятое.
     Через двадцать минут припарковался у леса.
     Постоял на горбатом мостке через Элликотт Крик. Где-то в его верховье в горах прошел дождь, и теперь он весело бежал в сторону Ниагары. Сквозь воду просвечивались жирные спины рыб, стоящих против течения. У самого берега бегали водомерки.
     В ожидании что-либо подсмотреть в лесу, заранее достал камеру. Огляделся. И как-будто в награду, на другой стороне  моста, увидел бобра, который что-то жевал у камней у самой воды. Бобр попозировал короткое время и без брызг соскользнул в реку.
     Я пошел вдоль берега. Высокие деревья укрывали меня от солнца, которое, казалось,  было повсюду и не очень церемонилось, поджаривая путников. Если идти по возможности бесшумно, можно многое увидеть, внимательно вглядываясь по сторонам.
     Из-под  ног заструилась змейка и спряталась под папоротником. У другого берега  на одной ноге стояла цапля, что-то высматривая в воде. Она сделала молниеносный бросок головой, и в ее клюве засеребрилась рыбешка. Как хорошо, что заранее вынул камеру. И все-таки цапля меня засекла и улетела вниз по течению. Но я заметил шевеление на берегу, застыл и направил в то место камеру. На мониторе увидел то, что заставило меня насторожиться. Красавец бобр грыз веточку. Зум камеры приблизил зверушку не так близко, как мне хотелось. Я попытался подойти для лучшего кадра, но какая-то веточка треснула под моей ногой, и бобр исчез под водой. Да так, что даже кругов на воде не было видно.
     А может быть, его испугала тень ястреба-тетеревятника, который пролетев над самой водой, уселся на обломанный бурей ствол дерева и застыл на нем как изваяние. Позируя, нисколько не мешал  снимать его. Даже время от времени показывал свой хищный профиль, озираясь по сторонам.
     И вдруг, заметив меня, издала свой противный сигнал сойка, предупреждая лесных жителей о моем присутствии. Тут же  умолкли птичьи голоса. Только слышался дробный стук дятла. Я пошел на него в расчете  заснять работу этого лесного долбежника.
    Метров через сто вышел на прогалину. Стук раздавался совсем рядом, но мне не удавалось разглядеть птицу в гуще ветвей. После паузы дятел возобновил свою работу, и я смог засечь место. Я осторожно подкрался. На  осине сидел большой красноголовый дятел и расширял  вход в дупло. Под ударами его клюва от дерева отлетала щепа.  Дятел так был увлечен  работой, что даже не обратил на меня внимание, когда я приблизился чуть ли не вплотную и продолжал снимать. Я отошел поодаль, сделав паузу в съемке, чтобы включить диктофон.  Раздавалось птичье многоголосие. Потревоженные криком сойки птицы было замолчали, но теперь завели свой перепев с новой силой. Диктофон не такой чувствительный, как камера, поэтому помехи ветерка в микрофоне не так перекрывают фоном птичье пение, и я предпочитаю лесной хор записывать на него. А тут еще и дробь дятла в дополнение, как ударный инструмент.  Я надеялся, что получится настоящая симфония.
     Я вышел к излучине, где переплетались заросли краснотала с бересклетом.  Между ними пробивалась расторопша,  а вся елань на высоком берегу была покрыта кипреем, медуницей, цикорием, кустами иван-да-марьи. Сразу за этой поляной однажды я обнаружил на опушке перекрестье бревен, сложенное в удобное  сиденье. Видимо, сюда время от времени приходит молодежь на свои сходки, потому что рядом валялись банки из-под воды и сока. Здесь я был намерен покурить, напиться и еще записать птичьи голоса.
     Я вышел на опушку и, разочарованный, собрался проследовать дальше. На бревнах сидела молодая женщина. Ни в каком соседстве я не был заинтересован и пошел дальше вдоль берега. В этот момент она меня окликнула..
     -У вас, случайно,  нет сигареты?
     Я подошел, протянул ей пачку, поднес зажигалку. Она прикурила.
     -Вы не очень торопитесь? - спросила она. - Посидите со мной. А если хотите... — она  протянула бутылку виски, которую я раньше не заметил, так как та стояла за бревном, — выпейте со мной. Мне вас сам Бог послал. Не могу пить одна, а сейчас мне это просто необходимо.
     -Что с вами случилось, что вы в одиночестве  и приглашаете в собутыльники незнакомого человека? Вы не боитесь?
     -Я заметила вас еще на той опушке. Видите, здесь прореженный лес и все просматривается. Что можно ждать плохого от человека, который фотографирует птиц?
     -Так что случилось? Вам нужна помощь?
     -Помощь? Нет. Помощь мне не нужна. Я справлюсь. Но сейчас посидите со мной. Мне очень одиноко. Я потом пойду домой. Вон на том берегу мой дом. Раньше был наш дом. Мне даже не нужно обходить реку по мосту. Я просто по перекату перейду на ту сторону. Сейчас воды не много и можно перейти по камням, едва замочив подошвы кроссовок. Выпейте со мной.
     Она сделала глоток из горлышка и протянула мне бутылку. Я не стал сопротивляться и тоже сделал глоток в надежде услышать какую-то историю. Женщина сделала еще глоток,  затянулась сигаретой и задумчиво глядела на воду. Я не стал больше ничего говорить, полагая, что могу спугнуть ее рассказ, который уже явно готов был родиться.
    
     -Много раз мы с Игорем сидели на этих бревнах. Мечтали. Рисовали себе будущее. Любили смотреть на эту воду. Иногда  она поднималась вровень с берегами, иногда, когда дождей долго не было, было видно, как рыба ползает по дну. Мы любовались цаплями, черепахами. Случалось, к нам выходили бобры и прилетали ястребы. А высоко в небе над нами  планировали коршуны, которые вдруг камнями падали вниз, а потом взмывали в небо, что-то держа в своих когтях. Потом они садились на деревья и там клевали свою добычу. Но вчера  Игорь заявил, что больше не хочет обманывать меня. Мне в голову не могло прийти, что у него появилась другая женщина. Я ничего ему не сказала. Он, вероятно, ждал другой реакции, но я молчала. И когда он стал собирать  вещи, и когда подошел поцеловать меня в щеку перед уходом. Даже когда он ушел, я молчала до темноты. Во мне все было опрокинуто. Только, когда темень захлестнула меня, я дала волю слезам. Я не плакала навзрыд. Просто слезы текли, и я не могла  их остановить. Вдруг я почувствовала, как что-то мягкое коснулось моей щеки. Желание узнать, что это, заставило меня включить свет. Благо для этого мне не нужно было вставать. Только протянуть руку к торшеру. Когда зажегся свет, я поняла, что касалось моей щеки. Это был большой мотылек, который теперь вился вокруг лампочки. Я увидела на столе свечи, которые приготовила для нашего ужина. Мы очень часто после ужина с Игорем зажигали свечи, пили вино и разговаривали. В этот вечер свечи мы не зажигали, а мне хотелось хотя бы на какое-то время вернуть то состояние, и я зажгла свечу. На ее свет тут же прилетел мотылек изменив лампочке. Он летал вокруг, потом приблизился к пламени и, вспыхнув, упал на стол. И я подумала, что и я так похожа на этого мотылька.
     Она снова глотнула виски и протянула мне бутылку.
     -Выпейте со мной, - сказала она. -  Мне с вами становится легче. Наверное потому, что вы ни о чем не спрашиваете, не перебиваете меня. Вы думаете: вот сейчас напьется, полезет целоваться, ища ласки, потом потащит к себе. Так? Не надейтесь! Мы расстанемся как пассажиры дальнего поезда. Пооткровенничали и разойдемся. Знаете, смотрела я на этого мотылька и думала: это же он рассказал мою жизнь. До Игоря был у меня молодой человек. Добрый, мягкий, ласковый. Любил меня. Звезд с неба не срывал, но был надежный и верный. Как та лампочка, вокруг которой крутился мотылек. Ему было тепло и светло возле нее, но сгореть он не мог: лампочка была под колпаком. Ему же захотелось более горячих отношений. Он полетел к пламени свечи. И погиб в объятиях этого пламени. Игорь очень отличался от моего друга. Игорь был искрометен,  душа  любой компании, с ним было интересно всегда и везде. Он пользовался вниманием женщин. Мне льстило, что из всех он выбрал именно меня. Мы прожили три года. Три великолепных года. И мне очень жаль, что у меня не осталось сына от него.  С другой стороны, сын напоминал бы мне о нем постоянно. Так что, может быть и хорошо, что не осталось. Сейчас я чувствую себя, подобно мотыльку, с обожженными крыльями. Разница в том, что мне нужно жить дальше.
      Она снова приложилась к бутылке. Потом, уже не предлагая мне, вылила остатки виски на землю, закрыла бутылку крышкой и швырнула ее в реку.
     -Пусть плывет в Ниагару. Пусть уносит пустоту моей жизни в водопад. А когда она разобьется в потоке воды о камни, тогда и ко мне придет новое желание жить. Ведь у меня еще не все потеряно. Правда? Скажите, я еще красива, у меня есть шанс?
     Я ответил ей, что она очень красива, и у нее вся жизнь впереди, а это происшествие, только небольшая, хотя и очень болезненная запятая, которую она осилит.
     Женщина улыбнулась. (Ах, какая это была удивительная улыбка! ) Наклонилась ко мне, поцеловала в лоб, сказала: «Спасибо!» и ушла к перекату. Я смотрел, как она перешла по камням на другую сторону реки и стала подниматься вверх по склону. Когда она скрылась за деревьями, я тоже пошел по тропинке назад к машине.
     Больше в этот день мне фотографировать не хотелось.