Алька бежала к друзьям по дорожке ведущей к озеру. Рассказ матери взволновал ее так, что она не могла ни о чем больше думать. Судьба молодой барыни тронула ее и навеяла легкую грусть. «Почему мне так жаль эту барыню? Ведь она, наверное, была счастлива, муж любил ее, она родила сына. Но, что же меня так растревожило? Как сложилась ее судьба дальше?"
Алька перевела дыхание и перешла на шаг. Она попыталась думать о своих проблемах, которые предстояло как-то пережить, но мысли снова переключились на судьбу барыни.
"Хорошо бы, если бы она выздоровела, ведь наше озеро, действительно, дивное, сказочное. Ой, не буду думать о плохом. Конечно же, она выздоровела! А куда потом делись лебеди? Зимы-то у нас крутые, озеро не такое глубокое и промерзает, я думаю, полностью. Да, мамочка, озадачила ты меня".
Девушка легко перепрыгнула через лужу наполненную дождевой водой после вчерашнего ливня и побежала дальше, продолжая думать о барыне.
"Наверное, у них был теплый птичник и лебеди зимовали вместе с гусями и курами. Ах, как жаль, что мама не знает продолжения этой истории. А кто может знать? Надо рассказать ребятам, вместе подумаем».
Вечер был необычайно тих и солнце уже садилось. Его косые лучи пробивались сквозь ветви и листья деревьев, окрашивая их позолотой, а потом на самой середине, словно, пронзали спокойную гладь озера. На бревне под ветлой, чуть склонившей свои гибкие ветки, Альку дожидались друзья.
– Ну, что ты так долго, Алька? Комары сегодня, как никогда злые. Съедят меня, за кого замуж выходить будешь?
– Иди сюда, мой Ванечка, пожалею тебя и все заживет, – засмеялась Аля. – Тогда идемте сразу в клуб, а по дороге я вам расскажу интересную историю.
После войны еще долго не было клуба. Летом молодежь собиралась на берегу озера, а зимой в доме у тетки Глаши Игнатьевой. Изба у нее была большая, жила она одна, и чтобы не было скучно привечала молодежь. Так случилось, что муж ее еще задолго до войны погиб. Поехал в город по каким-то делам, и там зазевавшись, попал под машину. Глаша была беременная в ту пору. Любила она своего Алешу очень сильно, тяжело перенесла такое горе и случился выкидыш. Молодая и сильная она справилась, но замуж больше не выходила, так и жила одна. На все село она славилась своей веселостью и острым языком. Тетка Глаша всю жизнь проработала почтальоном. Она в числе первых узнавала все новости, и пока разносила почту, делилась своими новостями, и попутно новыми пополнялась.
Колхозный клуб построили в прошлом году. Весной председатель нанял шабашников и закипела работа. Комсомольцы не остались в стороне, устраивали субботники, помогали строителям и навели порядок вокруг клуба. Общими усилиями осенью строительство было закончено. Торжественное открытие клуба приурочили к празднику Октябрьской революции. Приезжали из района начальники, с трибуны произносили пламенные речи, а потом выступали какие-то заезжие артисты. Сельская молодежь подготовила свою праздничную программу. Так что праздник удался.
Жизнь в клубе забила ключом, появились различные кружки, по выходным привозили кинофильмы, по праздникам из города приезжали артисты с концертами. Зимой после фильма сдвигали к стенам стулья и скамейки, и начинались танцы. Гармонист Андрей Смолин с душой играл и вальсовые мелодии, и залихватские плясовые. К лету, уж казалось, что клуб был всегда.
Теплый июльский день закончился, во многих домах уже погасли огоньки. Толпа людей, обсуждая только что закончившийся фильм, разбредалась по домам. Только молодежь не спешила пока расходиться. Девчата, как обычно, собирались у скамейки под кленом, а парни чуть в стороне курили, и посмеиваясь, поглядывали на них.
– Ну что, девчонки, наплакались? Платки дома не забудьте отжать и посушить.
– Ох, кто бы говорил! Не ты ли, Васенька, сзади меня сидел и носом шмыгал? Или мне показалось? – озорница Катенька Евсеева отбрила шутника.
– Так то ж я тебя, Катенька, передразнивал, чего мне плакать? Я мужик, меня так просто не разжалобишь, – покраснев, сказал Василий. Он бросил окурок и придавил носком ботинка. – Домой надо идти, некогда мне тут с вами балясничать. Вставать рано, сенокос время горячее.
– И то правда, девочки, пора, – сказала Алька. – Ты не передумала, Тонечка? Сегодня у меня ночуем, мама нам на сеновале постелила.
Аля подхватила под руку свою подругу и они пошли к выходу, уверенные, что их кавалеры последуют за ними.
Иван и Николай тоже друзья с детства, с девятого класса ухаживали за подругами. Затушив папиросы, и пожав оставшимся парням руки, пошли догонять своих невест.
На столбах уже потухли фонари, сельчане давно спали и видели сны, и только в редких домах еще можно было увидеть огонек.
Подруги, распрощавшись с ухажерами, забрались на сеновал. Они лежали на спине и разговаривали о том о сем, спать еще совсем не хотелось.
– Алька, а ты чего сегодня какая-то не такая? И домой заторопилась, могли бы ведь еще постоять с ребятами. Мне все кажется, что ты хочешь что-то рассказать. Я не ошиблась?
– Тоня, ты угадала. Мне не терпится с тобой поделиться. Тонечка, я такая счастливая! Кажется я беременная.
– Что?! А Ваня знает?
– Знает. Я ему вчера сказала. Он тоже так рад! Теперь думаем, как родителям сказать. Ой, Тонечка, тревожно мне. Он же в техникум поступил, а я в швейное училище. Как теперь все сложится?
На сеновале было темно, и Алька не заметила охватившего Тоню волнения. К горлу подкатил ком, ей хотелось плакать, хотелось кричать от боли, оттолкнуть от себя Альку, без умолку говорившую о своем счастье, но глаза были сухие. Где-то глубоко, глубоко, слезы словно застряли, и не могли найти выход. Прежде незнакомое чувство неприязни к подруге закрадывалось и заполняло все ее существо.
– Тонечка, солнышко! Я все говорю и говорю, ты прости меня. Ведь ты же рада за меня? Что ты молчишь?
– Рада, – сухо ответила Тоня и отвернулась, – давай спать.
Алька в мечтах и грезах о будущем не услышала в словах подруги холода, уснула быстро и безмятежно.
Тоня высвободилась из-под руки Альки, отодвинулась от нее и легла на спину. Из широко раскрытых глаз, наконец, прорвались горькие слезы.
«Господи! Ну почему так? Почему все ей? И отец вернулся с войны, и живут нужды не зная, и Ваня ее полюбил. А я еще на что-то надеялась, теперь всё... всё кончено.»
Короткая летняя ночь уступила место рассвету и вот уже один за другим закричали петухи, лениво забрехали разбуженные собаки, то тут то там загремели подойниками сельские женщины, зазвякали ведрами в колодцах. Тоня вытерла слезы с лица и осторожно встала.
Она спустилась с сеновала, повязала косынку и пошла домой. Чувство безысходности и безвозвратной потери постепенно рассеивалось, но на душе было пусто и безрадостно.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/01/19/750