- Нет ли у тебя собачонка?- спросила я своего знакомого Виктора Сергеевича после того, как наш верный страж Найда покинула этот мир, верно прослужив нашей семье почти семнадцать лет.
-Да, есть. Собака месяц назад ощенилась, восемь щенков принесла. Шестерых щенков уже отдали, два еще пока есть, никому не обещали.
-Вот хорошо-то. А то хотелось бы пока еще весна, а потом и лето на дворе, подрастить собачку. Зимой-то со щенком сложно будет возиться.
-Только они у меня не породистые. У этих щенков мама овчарка, а вот папа подкачал - « двортерьер».
-Как-как,- не поняла я.
-Да дворняжка папа. Хотя его мать лайкой была чистопородной, но папа тоже неизвестный науке зверь, короче – тоже дворовый пес.
-Ну, не так страшно. Беспородные - они даже покрепче будут. У них, говорят, иммунитет лучше, меньше болеть будет. Мне сторож во двор нужен, а все остальное неважно.
-Если в маму пойдут, хорошие охранники будут. Наша Жанна классная охранница. Иной раз уходим, даже дом не запираем, знаем, что все равно никто не войдет, Жанна никого не пропустит.
-Отлично, мне как раз такой охранник и нужен. А кто там у вас остались, мальчики или девочки?
- А ты приходи сегодня вечером, сама и выберешь.
Вечером мы с сыном Женькой отправились к дому Виктора Сергеевича. Всю дорогу сынишка донимал меня:
- Мам, а щенок маленький?
- Да, пока еще маленький.
-А как мы его кормить будем?
-Ну, он уже, я думаю, сам есть умеет.
-А мы его в доме будем держать? Он же еще маленький!
-Нет, сына, мы его будем сразу приучать в конуре, на улице жить.
-А почему?
-А потому, что нам нужен сторож во дворе, а не комнатная игрушка.
Наконец мы добрались до дома Виктора Сергеевича. Проводив нас на веранду, он принес плетеную корзину, в которой мирно спали щенки.
-Вот эта рыженькая с гладкой шерстью – девочка, а вот этот «колобок» - мальчик.
Виктор Сергеевич передал мне в руки щеночка, который мирно спал в корзине, свернувшись клубочком. Руками я ощутила мягкую шерсть и теплое тельце маленького живого существа, мирно посапывающего в моих ладонях.
-Он в бабушку, похоже, пошел, лохматый будет.
-Да не страшно. Он все равно у нас в конуре на улице будет жить.
- Ну, тогда, надеюсь, он вам ко двору придется. Или все-таки девочку возьмете?
- Женька, ты как думаешь, кого возьмем?- решила я посоветоваться с сыном, хотя мысленно я уже несла теплый клубочек, лежавший в моих руках, домой.
- Мам, давай вот этого пушистенького возьмем. Он мне так нравится.
- Ну, я тоже ему предпочтение отдаю. Так что, Виктор Сергеевич, возьмем мы вот этого лохмача. А они что едят? Или все еще на материнском молоке?
- Да все уже едят, особенно этот. Я ему сегодня помимо того, что он миску молока вылакал, пирожок с картошкой скормил.
Отдав Виктору Сергеевичу пятьдесят рублей, хотя он и не хотел брать деньги за беспородного щенка, я замотала щеночка в заранее приготовленный платок и понесла домой. Я думала, что он будет вырываться, но щенок мирно спал у меня на руках.
По дороге домой мы с сыном выбирали имя для нового члена нашей семьи.
- Давай назовем его «Дружок» или «Полкан»,- предложила я.
- Нет, как-то не идет ему это имя,- возразил Женька,- давай назовем его « Пиратом» или «Пушком».
- А почему « Пушок»? Так, вроде, котят зовут.
- Ты посмотри на него какой он пушистый. Вот поэтому и «Пушок».
- Ну, ладно, пусть будет Пушок.
«Какой-то он валоватый,- думала я по дороге к дому,- сомневаюсь, что из него хороший охранник получится».
Но маленький теплый комочек уже лежал у меня на руках, не отдавать же его обратно.
Принеся щенка домой, я решила его покормить. Налив в чашку молока, накрошила в нее хлеба. Поставив щенка рядом с чашкой, ткнула его мордочкой в молоко. Щенок принялся жадно лакать. Я решила поправить кусочек хлеба, который все норовил вылезти из чашки. Протянув к чашке палец, я хотела утопить кусочек хлеба в молоке, но вдруг ощутила резкую боль. Острые зубки собачонка впились в мой палец.
-Ах ты, негодник!
Быстрая реакция Пушка удивила и обрадовала меня.
-Да ты на самом деле не Пушок, а Пират!
А Пушок между тем, отпустив мой палец, мирно продолжил трапезу.
-Ну, молодец, своего точно не отдашь! Хороший из тебя охранник будет.
Наевшись, Пушок, (Или все-таки Пиратом его назвать,- засомневалась я) обнюхал место рядом с конурой, потом залез в высоковатую пока для него конуру, и мирно завалился спать на постеленный в конуре в качестве подстилки кусок старого шерстяного паласа. «Ну, умничка,- восхитилась я, - и место в конуре сам нашел».
Однако когда наступила ночь, Пушок напомнил о себе. Привыкнув по ночам согреваться рядом со своей мамой, оставшись один, Пушок устроил всей нашей семье бессонную ночь. Видимо замерзнув ночью в конуре, а может, напугавшись оставаться в ночи одному, Пушок подошел к входной двери в дом и стал проситься, чтобы его впустили. Он скулил и выл, царапал когтями входную дверь. Его скулеж очень походил на плач маленького ребенка. Пришлось мне встать с постели и впустить малыша в дом. Устроив ему импровизированную лежанку в коридоре, я уложила Пушка. Прикоснувшись к щенку, я ощутила, как он дрожит. Погладив щенка по спинке, я успокоила его, и он задремал на подстилке. Решив, что вопрос решен, я прикрыла щенка уголком подстилки, чтобы Пушку не было холодно. Но стоило мне выключить свет в коридоре, снова весь дом услышал « детские рыдания» собачонка.
- Вот в чем дело. Оказывается, ты просто боишься!
Пришлось остаток ночи провести с включенным в коридоре светом. Так прошла вся весна. Днем Пушок, бегая по двору, изучал окружающий его мир. Но лишь солнышко скрывалось за горизонт, он начинал проситься в дом. Вся семья была очарована этим милым созданием. Особенно привязался Пушок к Женьке. Едва только Женька подходил к воротам дома, радостно повизгивая, Пушок бежал к нему навстречу.
Лето подвигалось к своему зениту. Пушок заметно подрос. Его уже не пугали шумы и звуки на улице, и он оставался на ночь в конуре, тем более что по ночам в ней было прохладнее, чем в доме. От жары Пушок очень страдал. От своей бабушки лайки он унаследовал длинную черную шерсть с небольшими белыми пятнами у глаз и на лапах.
Когда наступила зима, Пушок был уже достаточно взрослым псом. Длинная шерсть и густой подшерсток позволяли ему спать прямо на снегу, что он и делал, забираясь в конуру лишь в сильные морозы, либо, когда мела метель.
Желая облегчить страдания пса летом, мы его обычно стригли. Но, хоть и легче было Пушку, он, видимо, стеснялся своего голого вида, или холодно ему было после стрижки, но первую неделю после процедуры он всегда проводил в конуре, выходя из нее лишь для того, чтобы поесть или полакать водички. Лишь убедившись, что шерсть снова начала отрастать, Пушок начинал вести свой обычный образ жизни: злобно рычал и лаял на всех входящих во двор незнакомцев, ласково виляя хвостом и звонко лая от радости, встречал хозяев дома, гонял со двора соседских котов и повадившегося взлетать на крышу сарая соседского петуха.
Пушок оказался на удивление умным псом. Стоило кому-либо из домашних подвести к нему человека и сказать «Пушок, трогать нельзя, свой», минутой ранее рычавший на этого человека, Пушок мирно обнюхивал его, видимо занося в глубины своей памяти этот экземпляр человека, и больше уже никогда не рычал на этот объект, через какое бы время не появился в нашем доме. Исключением из этого правила была только наша соседка. Уж чем не угодила она Пушку, не знаю. Но ненавидел он ее люто. Не смотря на то, что она бывала у нас очень часто, едва увидев входящую в калитку соседку, Пушок начинал рваться с цепи, лаял до хрипоты, никак не хотел пропускать ее в дом. Что только не пробовала соседка, чтобы Пушок признал ее. И конфетами его угощать пыталась, и косточки носила ему. Ничего не брал пес из ее рук, встречал ее приход тем же хриплым лаем.
Пушок прожил с нами более десяти лет. К старости у него, было заметно, стали болеть лапы. Теперь уже не так резво выпрыгивал он из конуры при появлении чужих людей во дворе. Бывало даже, что лай раздавался из конуры, а сам Пушок оставался внутри нее, вроде как и обязанности по охране исполнены, и шевелиться не надо.
Последнюю в своей жизни тринадцатую зиму Пушок пережил с трудом. Он уже почти не покидал теплую уютную конуру. Понимая, что теперь уже пришла наша очередь позаботиться об этом старичке, я старалась накормить его повкуснее. У Пушка сточилась часть зубов, он уже не мог грызть так любимые им когда-то косточки. Приходилось ему довольствоваться супом или кашей пополам с молоком.
Однажды утром, выйдя накормить кур, я увидела, что Пушок лежит возле конуры со стеклянными глазами. За много лет, прошедших с тех пор, как я принесла маленького пушистого щенка на своих руках, вся семья привыкла к его звонкому лаю, к тому, что независимо от погоды и времени суток, всегда радостно он встречал нас. Теперь было такое чувство, будто осиротели мы.
Похоронили мы Пушка в поле под приметной одинокой березкой. Соседка, которую столько лет не любил наш Пушок, удивилась:
- Ездили хоронить собаку? Да делать вам нечего! Увезли бы труп на свалку, да и вся забота.
-Ну, как так можно? Он же столько лет у нас жил. Он же был как член семьи.
- Собака – член семьи? Нет, вы точно сумасшедшие!
Лишь теперь я начала понимать Пушка.
Фото из Интернета. Спасибо автору.