Свесив ноги над водой, Лёшка сидел с удочкой на одном из самолётных плотов, заякоренных у берега. Не клевало. Даже собака понимала это. Рыжик, растянувшийся на животе, положил морду на передние лапы и закрыл глаза. Волны мерно, дремотно чмокали под плотом. А где-то в глубине ходила глупая рыба и знать не знала, какой у Лёшки замечательный червяк.
— Каналья! — проговорил Лёшка вслух.
Рыжик поднял морду.
— Это я рыбе.
Пёс опустил морду на лапы.
— Червяка, что ли, поменять?
Рыжик постучал твёрдым хвостом. Лёшка выковырял из полулитровой стеклянной банки другого расслабленного червяка, насадил его на крючок и закинул в воду. «Щуку выловить бы», — воображал он. Как-то раз в Городе, в порту, он видел, как мальчишки ловили рыбу на петлю. Щуки ходили между стенкой и судами. А мальчишки с палками, на концах которых торчали петли из проволоки, бегали за рыбьей стаей. Да куда там! Ничего не поймали. Щука не дура — морду в петлю совать. Лёшка смахнул пот со лба. Солнце жарило. Зачерпнув воды, он помочил волосы, провёл мокрыми пальцами по лицу. Хоть бы ветер подул! Лёшка обернулся к гидроаэропорту, высоко стоявшему на обрыве. Полосатый рукав, который обычно туго наполнялся ветром, висел теперь на шесте, как половая тряпка. Штиль.
Лёшка вздохнул и вдруг боковым зрением заметил метрах в десяти какое-то движение. Всмотрелся. По волнам бежала воронка крутящейся воды. Ветерок (откуда и взялся!) закручивал её и гнал перед собой, как будто играясь.
— Смотри, смотри! — закричал Лёшка. Рыжик вскочил и заскулил, бросая вопрошающий взгляд на своего друга. А воронка всё ближе. Скользит, разбрасывая вокруг себя брызги. Домчалась до плота, исчезла на миг. И вот на том конце плота уже вращалось веретено из пыли. Увлекая в себя всякий прах, оно быстро двигалось к месту Лёшкиной рыбалки. Рыжик зарычал, пятясь и давая дорогу. Веретено прошмыгнуло между Рыжиком и Лёшкой, подхватило банку с червями и спрыгнуло вместе с ней в реку.
— Ку-уда? — крикнул Лёшка, оторопев от такой наглости.
— Ту-да! — ответила банка, выдохнув из себя воздух. Вода заполнила её, она завалилась на бок и пошла ко дну.
Рыжик звонким лаем провожал утопленницу. А ветерок, закрутив новую воронку, бежал себе дальше по волнам.
— Червей утопил, гад! — жаловался Лёшка, оглядываясь по сторонам. Мёртвый час между тем закончился. Приближался моторный рёв. Громкоговоритель объявил рейс в Аксарку. По лестнице сходили пассажиры с багажом. Гидросамолёт заходил с разворотом на посадку…
Об этом случае Лёшка рассказал своему другу, Саньке Юнусову.
— Это был смерч! Затягивает в воронку всё, что на пути — деревья, дома, машины.
И тащит километров за сто!
— А людей? — спросил Лёшка.
— Летят вверх тормашками. Только это в Америке. У нас не бывает. Я не видел.
— А я бы посмотрел. Прикинь: Паромный тупик — фьють и нету!
— Как солому.
— Улицу Уфан — вжик!
— И Комбинат тоже.
— Да, вообще, весь город!
— Красота! — сказал Лёшка и прибавил: — Эх, жалко, что ветерок был слабый.