Связка огромных бревен грохнулась об скалу, вздыбилась, разошлась веером, сломав связывающую шпону. Удерживаясь на другом конце разваливающегося плота, я погрузился в ледяную воду, держась за подгребицу. Сашка, самый молодой из нас, выбрался на берег, держась за гребь. Сергей, походный медик добрался до берега на выломанной из основы плота подгребице. Лоцман Димка и я выплыли на плес, держась за основу плота – восемь растопыренных бревен, скрепленных с краю уцелевшей шпоной. Нам на помощь подоспели Сергей с Сашкой и обносившие по берегу рюкзаки Афоня с Ковбоем.
- Плот – не роскошь, - дрожа хилым телом, пытался пошутить Афоня, когда все были на берегу. Он искал, чем бы протереть очки, без которых мало чего видел.
- На средство передвижения это не похоже, - продолжил я его мысль, снимая мокрую одежду, - пару дней ремонтироваться.
Димка потому и лоцман, что однажды в байдарке сидел. В завязанном презервативе он хранил коробку спичек и теперь, воспользовавшись ими, разжигал вместе с Ковбоем костер. Благо в высушенной жарой тайге дрова и растопка всегда под руками. У костра, переодевшись, оживленно вспоминали детали произошедшей аварии. Из продуктов у нас остались только чай и немного промокших сухарей. Опытные туристы прошли бы этот самый порог Карбонак без происшествий и ели бы сейчас кашу с тушенкой.
***
- Дод! У них опыта никакого и продукты не правильно рассчитаны, - сетовал Валерка Чумаков, председателю маршрутной комиссии, - на твое усмотрение…
- Да чего там! Плот смастерят, - Давид Шмайгер, улыбаясь, протянул мне журнал с картинками и полным описанием строительства плота, - в тайге голодными не останутся, узнают великую красоту и силу Сибири. У них билеты на завтрашний утренний поезд куплены – с богом!
Я был счастлив - впереди четыре недели путешествия по таежным тропам через перевалы, броды, а главное – по горной реке на деревянном плоту. Никаких выдуманных массовых курортных развлечений – только природа и мы!
***
Поезд, автобус, белый пароход, песни, новые знакомые. Я самый старший, мне двадцать. Три года назад на морском пляже я ужасно тосковал. А здесь, выйдя из дверцы парохода прямо в Телецкое озеро, все почувствовали стрессовый контраст между пышущим жаром Сибирским воздухом и ледяной водой. Афоня попал ногой между валунами и, суетясь, поплыл навьюченный рюкзаком, как жеребенок с глазами испуганного котенка. После четырех дней лазания по завалам таежной тропы, обросший китайской бороденкой, он обобщил:
- Тропы бывают трех видов: человеческая, звериная и проложенная тобой.
Тощее тело Афони облюбовал клещ, которого плотный студент-медик Сережа вырезал ножом. После неурядиц, Афоня у костра улыбался и что-то записывал огрызком карандаша в маленькой книжке.
Броды мы преодолевали в кедах, надетых на шерстяные носки. Жилистый Володька, с детства прозванный Ковбоем, шел в резиновых сапогах. Выбравшись на берег, он долго выливал из них воду, выжимал носки, отставал, догонял, но упрямо повторял все это ровно тридцать шесть раз – по количеству бродов.
Под жарким солнцем мы впятером спиливали в тайге огромные сухостойные ели, скрепляли их на берегу реки в «ласточкин хвост» толстыми березовыми шпонами. На нос и корму водрузили подгребицы – подставки для гребей, огромных шестиметровых весел. Все по картинке из журнала топорами и пилой. Афоня выловил Ковбойским сапогом несколько мальков из Абакана, приговаривая: «Это второй по древности способ. Первый – просто руками».
Ждать порога пришлось четыре дня – Абаканские тиши. И вот – авария!
***
Пока плотный Сережка тесал новую гребь, а остальные занимались шпоной и подгребицей, Афоня добывал недозревшие кедровые шишки. Вечерами, подкармливая нас орешками, он показывал нам созвездия, заставлял задуматься над древней истиной: «Познай самого себя».
Плот опять стал средством передвижения. Я спешил – за четыре дня надо попасть в Абазу и дать телеграмму. В первой на маршруте деревне купили крупу и набили желудки кашей.
В конце предпоследнего дня пришла долгожданная прохлада. Небо быстро закрылось облачками, потом потемнело, пошел дождь. Причалили, уперев нос плота в каменистую косу. Лагерь ставили поодаль, на полянке за кедровым перелеском. Прохлада перешла в бурю с молниями и громом. Невдалеке с хрустом, шуршанием и грохотом ударялись о землю огромные деревья. Афоня стелил спальники. Крик человека, доносившийся со стороны реки, заставил меня бросить все и бежать на помощь. Там Ковбой, пропустив через шею остаток разорванной кормовой веревки, напрягая жилистое тело, скользил по камням за увлекаемым течением плотом. Теперь нас обоих, орущих, медленно тащила река. Из тайги вышел Димка:
- Помочь?
- Всех сюда! – надрывно крикнул я.
Уже через минуту все выбежали нам на помощь. Последним неуклюже ковылял Афоня. Пока вместе затаскивали и привязывали плот, огромные кедры, иногда совсем рядом, с грохотом падали на землю и в воду. Когда промокшие и усталые мы направились к стоянке, Сергей спокойно, но громко рассказывал мне:
- Еле Афоню из палатки выгнал, никак не хотел вылезать!
- Что, без меня не справились бы? Даже спальники не успел расстелить, - возражал Афоня, шедший за мной по вытоптанной тропинке, - я слабенький, от меня пользы никакой.
Оказалось, мы спасали не только плот, но и Афоню от неминуемой гибели. Палатку, из которой так не хотелось ему вылезать, придавило ветвями к земле огромное хвойное дерево. Всю ночь мы дрожали в мокрой одежде, согревая друг друга в трехместной палатке. Ветер утих. Дождь прекратился только к рассвету.
А к полудню, подсвеченные затуманенным солнцем на своем любимом плоту мы уже подходили к поселку Абаза.
Местные мужики помогли причалить. Кто-то крикнул:
- Веревки нужны?
Я махнул рукой:
- Нет!
На наших глазах под звук бензопилы плот, с которым было связано столько переживаний и приключений, за несколько минут превратился в небольшие поленья.
***
В общем вагоне поезда, не чувствуя голода, проспали больше суток. В вагоне-ресторане на нас, одетых в выцветшие и пропахшие дымом штормовки, публика смотрела пренебрежительно.
Официант же рассматривал нас с профессиональным вниманием, думая, видимо, что мы геологи при больших деньгах. Поэтому, приняв заказ на обед из трех блюд: суточные щи, котлеты с гречкой и чай, - он не уходил, а терпеливо ждал, держа наготове свой маленький блокнотик и карандаш. Афоня подсчитывал остаток денег. Выходило, что, на сегодня, после заказа полного обеда, остаются еще двенадцать рублей. Два рубля на человека никого не обрадуют, разве что шикануть, да на такси домой прикатить. А сегодня, в поезде – это деньги. Афоня, с улыбкой посмотрел на официанта через свои толстые очки и спросил ласково:
- А шампанского у Вас случайно не найдется?
- Есть, только что в Свердловске загрузили несколько ящиков, полусладкое, - ответил официант, - по четыре с полтиной за бутылку.
- Тогда, добавьте к заказу пару бутылочек, - с расстановкой, почти по слогам продолжил Афоня. С каждым слогом его узкая китайская бороденка смешно шевелилась вверх и вниз.
Мы продолжали о чем-то негромко разговаривать, иногда хохоча. Официант стоял на месте, держа карандаш и блокнот перед собой, глядя равнодушно в окно. Исполнение заказа затягивалась.
- Что-то не так? – строго спросил Сережа.
Официант перевел, наконец, свой взгляд с окна на стол, а потом на Сережу и спокойно, но серьезно спросил:
- Что же вы шампанское щами закусывать будете?
Моментально представив себе запах и вкус общепитовских щей из квашеной капусты, и Советское Шампанское, пузырящееся в стеклянных бокалах, все весело расхохотались, оценив тонкий юмор официанта. Еще раз пересчитали остаток денег: хватало на большую шоколадку и шесть яблок!
Не прошло и двух минут, как расторопный официант принес шоколад и фрукты, с полагающимся грохотом открыл бутылку, разлил теплое шампанское по бокалам и удалился. Большой поход, первый настоящий таежный закончился. Под шампанское и фрукты мы вели все ту же оживленную, одним нам понятную беседу, перебивая друг друга.
- А помнишь, как в воду по пояс, в озеро? Ух, холодна! – Смеясь, тыкая двумя пальцами в грудь Афоню, говорил я.
- Да не тыкай ты меня, Петрович, там клещ болит, может, дышит еще, - шутя, отвечал Афоня.
- Ну, Ковбой – тоже мне завхоз. Почти неделю голодали, - заедая шампанское шоколадом, басил лоцман Димка.
- А, может, я и не причем, если бы ты нам рассказал, как надо продукты от воды беречь, мы же на воде никогда не были, - возражал Ковбой, - зато с голодухи сразу тройную порцию пшенки слопали, так, что и подняться потом не могли!
Все это и всеми говорилось и вспоминалось весело, без всякой тени обиды или сожаления. Афоня без хлопка открыл вторую бутылку, разлил, предложил:
- Петрович, скажи что-нибудь!
Я знал, за что поднять бокалы:
- Мало кто за месяц получал столько впечатлений. Мы вместе смогли противостоять силам Сибирских гор, тайги и рек. Каждый многое узнал о самом себе. Но главное, расставшись завтра, мы останемся друзьями навсегда.
- Уря-а-а! – насмешливо, сглаживая пафос моей речи, пропищал Афоня и двинул свой бокал навстречу моему. Остальные последовали за ним. Отхлебнули шампанского. А тут и обед тепленький подоспел.
Предстояло радостно провести несколько часов в ресторане, в общем вагоне пассажирского поезда под неизменный стук колес, несколько раз выйти на перроны незнакомых станций, попрощаться на вокзале в Москве и договориться о скорой встрече.