Августовский путч 1991 г. Исторически правдивая фа

Владимир Минский
Читать полностью: роман «На переломе эпох».
https://ridero.ru/books/naperelomeehpoh/
https://sites.google.com/site/zemsha/Home/kniznyjmagazin

Электронная и печатаная книга скачать:
"Сны перестройки. Августовский путч 1991 г." (Или "Обломка Шаттла")
Исторически правдивая фантасмагория.

Февраль 1986 г. Новосибирское ВВПОУ.
Танкодром.

*25 февраля 1986 г. в Москве открылся XXVII съезд КПСС (до 6 марта).
Он утвердил новую редакцию Программы КПСС и «Основные направления экономического и социального развития СССР на 1986-90 годы и на период до 2000 года» (курс на строительство коммунизма) и Устав партии.

БМП пыхтели, проворачивая траки в снежных сугробах. Минус 42 градуса по Цельсию. Сибирская зима запасла много снега на своих бес¬крайних просторах! Впереди как катер прокладывал трассу танк, под¬нимая облако снежной пыли. Влад переключился на пониженную пе¬редачу и поддал оборотов, трасса шла в гору. Нос БМП задрался вверх настолько, что в щели триплекса возможно было разглядеть только небо. Ещё мгновение, ещё и всё, высота взята. Нос БМП резко упал вниз. В то же самое мгновение Владислав увидел толстенный ствол бе¬рёзы перед собой. В рубцах, с лохмотьями висящей коры. Штурвал вле¬во... Зашкалено Тимофеев со всей силы даванул «главный фрикцион»... Тормоз... Поздно! Бронированный нос БМП врезался в могучее дерево. Раздался глухой звон в ушах. По инерции, шлемофон, в котором была, между прочим, его голова, врезался в металлический короб триплекса.
«Удачно врезался! Слегка рассёк бровь. Набил шишку и только. Мог¬ло быть и хуже!» – подумал курсант.
– Твою мать!..!! Раздался мат инструктора. Он, явно не разделяя оп¬тимизма Влада, морщился, держа двумя руками голову…
Если бы он сидел сверху, как обычно, он непременно бы попытал¬ся заехать пару раз валенком по шлемофону (т.е. голове) ученика, если бы сам не слетел, конечно. Но из командирского отделения сзади, он только матерился. Машина заглохла. Да ещё и застряла в сугробе. Вы¬таскивать пришлось танком. Впрочем, танк то и делал, что вытаскивал застревающие, а точнее тонущие в глубоком февральском снегу Боевые Машины Пехоты!

Курсанты, отводив своё, отморожено пристукивали валенками под вышкой.
– Да уж, явно не для Сибири создана эта техника! А если сюда сунет нос там «Бундесвер» или «Янки». Могила! Вот он где главный рубеж обороны Родины! Кхе, кхе, кхе!.. – вытирая шубенкой воспалённый красный нос, произнёс замкомвзвода, посмеиваясь вытянутой вперёд челюстью...
Взвод грелся возле электрического тена в единственном теплом по¬мещении танкодрома. Одни, отогревшись, веселились, других жестоко рубила «фаза» сна. Тимофеев, подложив лист на полевую сумку, про¬должил писать ранее начатое письмо домой.

«…Ну, всё! Я уже прошёл партсобрание роты, партбюро ба¬тальона по приёму в кандидаты в члены КПСС, и теперь, после результатов парт комиссии, я – коммунист! Можете меня по¬здравить! А недавно, на огневой, кидали из окопа имитационные осколочные гранаты. Я кинул, а найти не могу. Мороз был под тридцать. Снег глубокий, сыпучий, перепаханный, так что сле¬ды не найдёшь. Ни следов, ни чего. Гранату кинул, пробежался в атаку, вернулся, а найти не могу. Замок обозлился, говорит, мол, отпуска лишу. Тут я кинул ещё одну гранату, посмотреть, куда полетит, а вдруг... Все видели, куда она упала, а найти опять не можем! Но всё же в этот раз вскоре нашли обе. Рядышком ле-жали! Всё обошлось, но наряд получил. А как-то приехали к нам на полигон студенты. В шубах. Дурачатся. Странно на них смо¬треть. С комфортом в автобусах приехали. В тире из автома¬тов пальнули и с впечатлением на всю жизнь уехали. У них там военная кафедра, тоже лейтенантов потом получат! Смешно даже!
Да, в прошлом году постановление о мерах по борьбе с алко¬голизмом встречено болезненным смехом. Многие держались за головы, кривили улыбки. А я был рад, вспоминая, как многие мучи¬лись тогда, когда даже на работе ты не человек, если не пьёшь со всеми! Сейчас уже есть реальные сдвиги. Теперь с бутылкой никого не встретишь. Правда есть и перегибы, откровенная ду¬рость. Когда одни дураки объявляют безалкогольные свадьбы, а другие там из чайников пьют коньяк!
Когда со стажа ехали на поезде, такой случай был. Пожилая проводница спросила проходившего по коридору поезда солда¬та-дембеля.
– Сынок, будь добр, помоги мне растопить камин, а то чай подавать пора.
– Да пошла ты, я тебе чё, душара что ли.
Вот так, как на службе себя ведут, так и в обществе. Мы тогда помогли проводнице. Воспитывать нужно молодых людей, прежде всего в их семьях и в обществе. Без помощи общества, армии одной с их воспитанием трудно будет справиться.
Завтра у нас семинар по эстетике. А сейчас – на танкодроме, на вождении. Мороз ниже сорока. Рано утром в парке отогрева¬ли технику горячей водой. Вёдрами целый час таскали. Вот так моя учёба…», – Тимофеев отложил письмо, задумался.

Достал из кармана фото. Фото Сонечки. Он провёл пальцем по её милому личику.
«Сонечка!» – Тимофеев произнёс про себя. Казалось, что даже само её имя согревало его промёрзшее тело. В последнем летнем отпуске он вызвался проводить её домой после встречи выпускников.

***
Раннее прошлое.
Август 1985 г. Хабаровск.

– Сладкие были арбузы, – Сонечка, отодвинула тарелку с малень¬кими корками от словно карликовых, дальневосточных «корейских» арбузиков, которые здесь были очень распространены и которые про¬давали исключительно сами корейцы*. (*Те, из многочисленного местных корейцев, предки которых переселились на Дальний Восток Российской Импе¬рии ещё в далёком 18-м веке, получив Российское подданство. Они были трудо¬любивы и законопослушны. Сохраняя свою национальную идентичность, они отлично интегрировали в российское общество, став полноправными его чле¬нами. До Великой Отечественной войны, в некоторых районах Дальнего Вос¬тока, они составляли до 90% местного населения. Однако Сталин частично отселил их в Среднюю Азию…)

– А пошли на Амур! – неожиданно вдруг предложил Влад….

Они шли по летнему городу. Было жарко и влажно. Так часто бы¬вает летом в Хабаровске. Недавно прошли жуткие ливни, затопившие низины, такие как «Амурский бульвар». Но сейчас вода уж ушла, оста¬вив лишь следы сего бедствия сырыми стенами домов. Они поднялись выше, мимо «Интуриста», подошли к старому зданию из красного кир¬пича, принадлежавшее Хабаровскому краеведческому музею.
Тимофеев подошёл к огромной каменной черепахе, погладил по пан¬цирю.
– А ты знаешь, что когда нашли эту черепаху, – видишь, тут вот сте¬сана надпись, – япошки подняли международный скандал!
– Скандал? Из-за черепахи? – удивилась Сонечка.
– Из-за неё!
– Хм? – она лишь пожала плечами, зевнула.
Но молодой человек не замечал, что девушке эта тема была совершенно не интересна.
– Понимаешь, там что-то было, вроде, по-японски начертано. А япошки же всегда имели к нам территориальные притязания. Ну, тут-то их учёные и начали скандал раздувать, выстраивая теории о принад¬лежности к японцам чуть ли не всего нашего Дальнего Востока. При¬кинь! Ну, наши-то чекисты с местными краеведами тут быстренько эту надпись-то и стесали.
– Хм! – Соня шаловливо посмотрела на юношу. – А ты всем девуш¬кам такие вот байки рассказываешь? Или я первая?
– Знаешь, ты первая, – смутился юноша.
– Странный ты какой-то, другие что-то весёленькое девушкам рас¬сказывают, а ты про звёзды, про историю, про черепах,.. это слишком серьёзно как-то, слишком много информации у меня за этот день полу¬чено! Аж голова лопается! – девушка обхватила руками голову и, сде¬лав «бух» губами, развели ладони в стороны.
Они шли молча по пирсу вокруг «Ласточкиного гнезда». Где в дет¬стве он лазил по огромным валунам. Где внизу о скалы бились тёмные амурские волны в окружении жутковатых бурных омутов, покрывав¬ших своими зловеще колышущимися тёмными от своей бездонности пятнами поверхность воды. Он держал её нежные пальчики.
– Ну, скажи, наконец, что я тебе нравлюсь!
– Ты мне очень нравишься, – он смело притянул к себе девушку, про¬вёл ладонью по щеке, всё ближе к шее, к мочке уха... Приблизил своё лицо так близко, что поцелуй мог сорваться с их уст в любое мгнове¬ние... Но она отстранилась.
– Но-но-но! Какой ты шустрый. Я вовсе не это имела ввиду!
Он, удерживая её, всё же, убрал руку с её шеи.
– Ты стал таким мужественным! Тебя трудно узнать! – она привста¬ла на цыпочки. – Слушай! А ты выше меня на целую голову!
Тимофеев лишь пожал плечами.
– Мне раньше казалось, что ты маленького роста.
(Так обычно и случается. Вчерашние школьные «серые мышки» и «гадкие утята» взрослеют и превращаются в «белых лебедей».)
– Нет. С тех пор я почти не вырос. А ты вот стала ещё красивее. Хотя ты мне всегда нравилась.
– Правда? Да-а-а? Да-да! Я знаю. Верно! Я помню твою смешную записку!
– Помнишь!? Только тебе нравился Лозовик, а меня ты не замечала. Кстати, а где он сейчас?
– А-а! – махнула рукой Сонечка. – Он был тогда прикольным паца¬ном. Сейчас он, вроде, водилой где-то работает. На УПК* водительские права-то получил. Ну и вот. (*Учебно производственный комбинат. В пе¬риод 9-10 классов, все школьники, в обязательном порядке, получали рабочие специальности.) Не знаю точно. Мы не встречаемся больше. Давно уже не встречаемся!
– А он что в Рязанское ВДВ не поступил что ли?
– Не-а.
(Так бывает. Вчерашние «разбитные пацаны», мало уделяющие внимания учёбе, по которым стонет полшколы девочек, в реальной жизни, оказываясь на более низкой социальной ступени, теряют свою привлекательность. Ибо, само время расставляет свои точки над «й».)

Владислав остановился. Повернул лицо Сонечки к себе. Аккурат¬но убрал с её ушка нежный локон. Провёл снова пальцем по щеке. Не получив в этот раз отпора, смелея, аккуратно взял обеими ладонями её пылающее лицо. Прикоснулся губами бережно к её аккуратному но¬сику, нежному подбородку, мягко касаясь пальцами мочек её маленьких ушек. Провёл ладонью по шее вниз. Почувствовав лёгкий трепет её тела и участившееся дыхание, он прикоснулся губами к её приоткрыв¬шемуся рту. Она жадно подалась ему навстречу, и они забыли обо всём на свете...
– Я… тебя… люблю,.. – прошептал юноша.
– Я знаю, – кокетливо улыбнулась девушка, откинув голову набок.
– А ты?.. – он замер в ожидании.
– Да, наверное, – она пожала плечами, улыбнулась и обвила его за шею, притянув к себе для полного страсти поцелуя...
Тускло светили уличные фонари, вокруг которых роились насеко¬мые. Молодым людям казалось, что всё мироздание в эту минуту вра¬щалось только вокруг них двоих. Влад потянул Сонечку за руку, увле¬кая под густую сень деревьев. Теплый ночной ветерок всколыхнул её ситцевое платьице... А жадная до ласк рука курсанта ловко скользнула вниз, с трепетом, едва погрузив пальцы в персиковую мякоть…

***
И, в грёзы дальше погружаясь,
Твоих волос волну любя.
Я их дыханьем наслаждаюсь.
И воспеваю я тебя!..
Заката алости блистают.
Манят любовный лунный свет.
И с таин пелена спадает…
И проклинаю я рассвет!..

Февраль 1986 г. Новосибирск.

Смеркалось. На БМП установили приборы ночного видения*.

(*Что за дрянь! Разве можно в них что-то разглядеть! Все советские ноч¬ные приборы имели дохлые аккумуляторы, зарядка их занимала уйму времени и сил. Половина барахлила. Они засвечивались от яркого света, были очень грубы и деликатны одновременно.)

– По машинам! – прозвучала команда. Очередная группа курсантов бросилась к БМП. Бежали, мандражируя внутри от волнения. Тяжело бухая валенками по глубоким сугробам.

(*Некоторые из тех, кто обладал ступнями 43-го и более размера, по¬чему-то такого дефицитного для валенок, вынуждены были влезать в 42-й, 40-й, или даже в 39-й! Такие бежали, странно прихрамывая, как-то почти на цыпочках.)

У Тимофеева обледенелые пальцы ног больно впивались в носок ва¬ленка. Вдобавок снег забивался внутрь сквозь дырку под пяткой, при¬крытой наспех сложенным в несколько раз листом бумаги из старых конспектов по ППР. Схватившись бесчувственными полуобморожен¬ными, в обледенелых коричневых армейских перчатках пальцами за звенящую стужей броню. (Если схватить за неё голой рукой, та может крепко прихватиться морозом к коже.) Тимофеев влез в отсек механи¬ка-водителя, задвинул люк. Начал в темноте на ощупь дрожащими бес¬чувственными пальцами вверх-вниз переключать тумблера, запускать бензонасос, маслонасос, и т.д. это тебе не Жигуль, где провернул ключ и – порядок!
– Кто придумал делать это всё по-отдельности! – подумал курсант, щёлкнув последним тумблером...
Сердце ёкнуло. Что-то зажужжало. И он начал дрожащими руками настраивать радиосвязь с вышкой. Время отщёлкивало секунды. Через полминуты должен прозвучать доклад о готовности! В нос ударило со¬ляркой... Двигатель запустился! Слава богу!
– Ничерта не видно! – подумал курсант, глядя в ночной прибор и покрываясь холодным потом.
– «Третий», доложить о готовности, я «вышка», приём!..
– «Вышка», я «третий», к движению готов, я «третий», приём!..
– Марш! – прозвучала команда.
Курсант Тимофеев нажал главный фрикцион (сцепление), переклю¬чил рычажок передачи, расположенный справа от штурвала, и, резко бросив педаль фрикциона, поддал щедро обороты. Машину рвануло по снегу. Траки замолотили по снежной целине. Машина разверну¬лась почти на месте, обдав всё вокруг мощным облаком снежной пыли. Практически на ощупь определяя в прибор среди тёмно-зелёного фона вокруг светло-зелёные снежные трассы... Все движущиеся объекты в приборе расплывались, сопровождаясь ярко-зелёной паутиной линий. Яркие точки фонарей с вышки светлозелёными светящимися шлейфа¬ми «засвечивали» прибор ночного видения.
– Обороты! Обороты! – орал инструктор сквозь скрежущий рёв дви¬гателя.
Вскоре прибор совсем сдох. Не в силах более что-то различать во¬круг, Влад сдался, откатил в сторону люк, зафиксировал* его и высу¬нулся наружу.

(* Если люк не зафиксировать, то при любом значимом рывке, тяжелая бронированная крышка поедет назад и отсечёт как ножницами голову с абсо¬лютной лёгкостью, что, к сожалению, хоть и крайне редко, но иногда и случа¬ется с нерадивыми или невнимательными механиками – водителям, царствие им небесное!..)

– Ладно, давай по-походному! – согласился солдат-инструктор.
Дальше следовали по-походному. Различая в кромешной мгле только контуры деревьев. Вдруг путь осветило что-то очень яркое сверху, вы¬глянув из-за угрюмых макушек деревьев. Свечение словно наполнило пространство вокруг. Влад поднял голову. Какая огромная луна! Неве¬роятное что-то! Машина уверенно рассекала ночную темноту сибирско¬го леса без фар и прожекторов, как и положено при ночном вождении с приборами ночного видения. Тимофеев напряжённо всматривался в темень, которая уже и не была кромешной вовсе. Спасибо луне! Она здорово заменила вышедший из строя прибор каким-то чудесным обра¬зом... Но некогда рассматривать небо. Нервы напряжены до предела...
***
Прозвучали последние доклады о выполнении учебных заданий, о показаниях спидометров и температуры масла в системах... всё по Уста¬ву. Взвод был полностью построен и готовился, после завершающёй преподавательской речи и разборок со стороны «замка» (замкомандира взвода), погрузиться в тёплое чрево БТР. БМП выстроились в отдель-ную колонну, ими управляли солдаты-инструкторы, они же механи¬ки-водители. Сопровождающий колонну танк уже ожидал в её голове. Гусеничная техника, в отличие от колёсного БТР, не могла передвигать¬ся по цивилизованным дорогам, без ущерба для оных, поэтому их пути на этом расходились! Курсанты пристукивали валенками, желая разо¬гнать хоть как-то застывшую в ногах кровь, которые уже теряли свою чувствительность от обморожений. Вытягиваясь в «стойке пингвина», они глядели мутными уставшими отмороженными взглядами на своего препода, на уныло болтающуюся под фонарём брезентуху солдатской плащ-палатки с карманами для «наглядной агитации», где красным фломастером было аккуратно выведено «XXVII-й съезд КПСС»…*

(*На XXVII–м съезде КПСС в феврале 1986 года Михаил Горбачев впервые заявил о начале работы над планом поэтапного вывода советских войск из Афганистана.)

Под прожекторами бугрился снег. Ярко горели созвездия.
– Смотрите! Туда! – вдруг раздался возглас одного из курсантов.
– Да это обломки Шаттла*! – пошутил другой, демонстрируя остроумие.

(*28 января 1986 – катастрофа американского космического корабля «Чел¬ленджер», взорвавшегося на старте с семью астронавтами на борту. М.С. Горбачев выразил соболезнование американскому народу в связи с трагической гибелью шаттла. Советские ученые предложили назвать два кратера на Ве¬нере именами двух погибших американок – Кристы Маколифф и Джудит Рез¬ник.)

– Что это? – все заворожено смотрели на темное в звёздах небо.
Словно из-за тумана. (И это-то на безоблачном то небе!) Над макуш¬ками деревьев нависла огромная луна! Яркое небесное тело двигалось прямо на них. Окружённое большой светящейся сферой, оно остано¬вилось. Рывок. Остановка. Снова рывок. Медленно, но в то же самое время как-то мощно... Все замерли. Это была не луна! Чёрт побери! Ни кто не верил своим глазам! Все словно оцепенели.
«Так вот то, что мне светило в пути!.. – подумал Влад. – Невероят¬но!..»
Шар развернулся, превратившись в полусферу. Всё это словно чудо снизошло на землю! Будто ожил фантастический фильм. И тут неожи¬данная команда:
– По места-а-ам!!! – прервала это шокирующее зрелище.
Препод явно не разделял любопытства своих учеников. От объек¬та отделились несколько шариков светло-красного цвета, разлетаясь по сторонам... Но люки БТРа захлопнулись. Замороженных курсантов обдал желанный горячий воздух от двигателей и машина двинулась в училище. Владислав, как вероятно, самый любопытный, привстал, при¬открыл боковой люк, взглянул в последний раз на небесное представле¬ние. В ту самую минуту яркий луч света сверху ослепил его на миг... Он свалился в горячее чрево машины под ругань «комотда» (командира от¬деления), плотно захлопнув люк. Голова болела, от яркой вспышки, гла¬за, казалось, были наполнены песком. Под горячим теплом двигателей лица курсантов словно распирало горячими потоками крови изнутри. Они распухали. Тела с дрожью, отдавали тёплому воздуху, напитавших их тела до самых костей, холод. Веки тяжелели. И курсанты выруба¬лись, сваленные как попало друг на друга. Никто не обратил внима¬ния на корчившегося Тимофеева, вдавливающего ладонями свои глаза. Руки, ноги в обледенелых бушлатах, валенки, противогазные сумки. До новых встреч, танкодром! На этот раз ты всех поразил своим великолеп¬ным небесным шоу! Испытывая жжение, Тимофеев, следуя общей тен¬денции, сомкнул всё более тяжелеющие веки. В глазах медленно плыла снежная бугристая трасса. Так бывает всегда, когда перед сомкнутыми глазами проплывают картинки пережитого за день. Перед глазами Ти¬мофеева траки БМП монотонно молотили снег... Вдруг яркий луч прожектора снова ослепил его…

***
Сон.

Влад вглядывался в прибор ночного видения, слышен был стрекочу¬щий лязг траков БМП по асфальту. Фонари ослепляли, создавая массу светло-зеленых шлейфовых полос. Нос машины был задран, как у ка¬тера. И семнадцатилетнему курсанту с трудом удавалось рассмотреть улицу, с толпами каких-то людей, которые кричали ему что-то. Невоз¬можно было разобрать что именно. В шлемофоне сквозь треск радио¬помех, прозвучал голос командира с вышки:
– «Третий», доложить о выполнении задачи, я «вышка», приём!
Тимофеев почувствовал, как покрывается холодным потом его спи¬на. Как «собака Павлова», он реагировал на голос преподавателя.
– «Вышка», двигаюсь в городе, потерял танкодром! Я «третий», приём!
– «Третий», ориентир – «белый дом», как поняли меня, я «вышка», приём.
– «Вышка», я «третий», вас не понял, какой белый дом?..
– Это приказ! Но! Что бы там ни было, оружия не применять, сынок! Это от меня тебе лично! Понято?
– Ника-а-ак, – «полная белиберда»! – подумал про себя курсант, а вслух ответил. – Так точно! Гулкий удар камнем по броне поставил точку в этой радиобеседе. Следом посыпались один удар за другим. Каждый раз Влад нервно вздрагивал. В щель прибора он слабо различал фигуры каких-то моло¬дых людей, довольно агрессивно настроенных. Он остановил машину, обдав стоящую толпу людей облаком чёрного выхлопного газа.
В эту же минуту запахло гарью. Машину явно подожгли!
– Чёрт! Уроды! Да кто вы там такие!? Фашисты недобитые! Буржуи хреновы! – Влад рассвирепел.
БМП резко дёрнулась. Скрежеща гусеницами по асфальту, грозная машина развернулась почти на месте. Раздались вопли. Крики ужаса и ярости.
Сквозь прибор ночного видения прямо перед собой Влад увидел яр¬кую зелёную вспышку горящего автобуса, лежащего на боку. В ту же ми¬нуту что-то снаружи накрыло прибор, видно накинули тент, и для кур¬санта наступила мгла. Лишь вонючая гарь наполняла корпус машины.
– Вылезай, сука! – орали снаружи.
– Врешь! Я вам щас задам! – Тимофеев поддал обороты и, ослеплён¬ный, на полном ходу влетел прямо в горящий автобус. Яркая вспышка! И горячая волна обдала его…
…В следующую минуту он летел над городом. Это был большой город. Незнакомые улицы, шли отдельные группы людей. На крышах домов – так же сидели кучками люди. Некоторые смотрели на летящего над ними Тимофеева, но, к удивлению самого Тимофеева, их не сильно удивлял вид летающего человека.
Некоторые что-то кричали ему вслед. Влад опустился на крышу, которая напоминала собой жилую комнату. Люди внутри смотрели те¬левизор. Шёл какой-то балет. Наверное, «Лебединое озеро». Влад от¬толкнулся от пола, расслабил тело и стал снова медленно подниматься вверх.
– Горбачёв отстранён от обязанностей по состоянию здоровья! – произнёс мужчина в летах, сидя в кресле.
– Он очень серьезно болен? – спросила его балерина, танцующая в телевизоре.
– Очень больна страна, которой он управляет. Близится крах. Крах всего!
– Товарищ Пуго, но ведь у нас перестройка! – балерина хлопала гла¬зами из телевизора, – ведь у нас расцвет демократии! Ведь это он, тот самый, который и совершил перестройку!
– Милая наивная девушка! – пожилой человек, которого балерина называла Пуго, привстал, – перестройку совершил не он! И то, что вы называете громким словом «демократия», фикция, граничащая с анар¬хией и беззаконием! Страна, огромная страна уже дышит на ладан!..
Тимофеев, плавая, как в невесомости, попытался заговорить, но на него никто не обращал никакого внимания.
Человек, который именовался Пугой, достал из стола пистолет…
Влад вылетел на улицу и услышал за спиной выстрел...
«Вместо тепла – зелень стекла, Вместо огня – дым, из сетки кален¬даря выхвачен день, – громко звучала песня, – Красное солнце сгорает дотла. День догорает с ним. На пылающий город падает тень. Пере¬мен! – требуют наши сердца. Перемен! – требуют наши глаза. В нашем смехе и в наших слезах, И в пульсации ве-е-ен: «Переме-е-ен! Мы ждем пе-ре-мен!»
– Если бы Ленин был жив! Может и не пришлось бы ничего пере¬страивать?! – негромко спросил кто–то из соседнего окна.
– Слава богу! Слава богу! Ну, наконец-то отстранили «меченного»! – причитала какая-то бабка на улице.
– Это Андропов начал перестройку. И то оттого, что вся страна этого хотела. Все были недовольны и понимали, что дальше так жить нельзя! – выступал какой-то мужчина.
– Вы арестовали Главу нашего государства! А он дал нам свободу! – перечил ему мужчина с бородкой в очках, – вы хотите лишить нас сво¬боды!
– Свобода, любезнейший, это,.. да собственно, а что такое свобода?! От чего свободу!? Он продуктов на полках магазинов, от крыши над головой, от порядка на улицах? От чего, любезный?
– Он дал вам, неблагодарным, свободу. Он вас просил об инициативе и творчестве. Он давал вам возможность брать столько свободы, сколь¬ко вы сможете унести!
– Да! Точно! И вы, стоящие у «кормушки», этим пользовались! Та¬щили каждый столько, сколько кто мог заграбастать! Только вот обыч¬ные честные люди остались нищими! Перестройкой, уважаемый, нуж¬но управлять. Людьми нужно управлять. Представьте себе, придёт ваш начальник сейчас на работу, и скажет подчинённым, – «делайте что хотите, вы, товарищи, свободны отныне! Хотите – работайте, хотите – спите. Гребите, кто сколько хочет! Кто и как может, а я пошёл!» – что тогда будет?!
– Да вы просто коммуняка! Вы все, коммуняки – фашисты! Крас¬но-коричневые! – рыжеватая бородка нервно затряслась…
Тимофеева покоробила последняя фраза, он попытался возразить, но его язык словно прилип к нёбу. Лишь нечленораздельный шёпот. Рыжебородый посмотрел на него.
– А-а-а-а! Подслушиваешь!? И ты – коммуняка-а-а!? Кругом вы! Не вздохнуть без вас ни пё…ть, – он стал пихать Тимофеева своим скрю¬ченным длинным костлявым пальцем в бок, – … давай, вылезай! Хо¬рош дрыхнуть!
***
– Тимофеев! Подъём! Хорош «массу топить»*! (*Спать) Мы уже в училище! – комод пихал Тимофеева в бок автоматом...

1.27 (86.02.)
Прошлое.
«Приказано забыть!»

Февраль 1986 г. Новосибирское ВВПОУ.
Расположение 20-й роты после ночного вождения.

Канцелярия роты. Встроенный из ДСП шкаф на всю стену, стол, стул, кровать ротного, бюст Ильича, портрет министра обороны Соко¬лова и генсека Горбачева.
– Товарищи курсанты! Что вы видели сегодня над танкодромом? – препод с внимательным прищуром, но почти по-доброму всматривался в распухшие от мороза после ночного вождения лица курсантов.
– Товарищ подполковник, а что это было? Может, инопланетяне?! – неуверенно произнёс кто-то. Командир роты, майор, сидел на столе кан¬целярии, усмехаясь как-то в нос.
– Короче, слушайте, ребята, меня внимательно! – подполковник сде¬лал паузу, – вы сегодня ничего ТАКОГО не видели! Вы меня поняли?
– Но почему, товарищ подполковник? Мы же видели! – как-то оби¬женно, раздосадовано, почти по-детски, произнёс кто-то из строя.
Подполковник резко развернулся на голос.
– Ты что, курсант, комсомолец, что ли? Не тупи! Я повторяю. Вы ничего не видели ТАКОГО! Если хотите получить объяснение, то вот, получайте – это был самый обычный «метеозонд». Мы уже связались с Академом* (*Новосибирский Академгородок) и нам подтвердили компе¬тентные лица. Но! – он поднял палец вверх, – если будете распростра¬нять нездоровые слухи по училищу,.. – тут он замолчал, как бы выби¬рая, что же будет тогда.
– Короче, вы меня поняли?.. Не слышу!
– Так точно, товарищ подполковник!..
Курсанты в недоумении вышли из канцелярии.
– А что такое «метеозонд»?
– А чёрт его знает!
– А почему мы не должны говорить?
– А ты у него спроси!
– У кого?
– Спроси у полковника! Полковнику всегда известно всё!
С тех пор так и повелось, видимо, на каждый сложный вопрос давать такой ответ: «А вы спросите у полковника!»
Но, так или иначе, курсанты ещё с неделю пошептались, да и в дей¬ствительности забыли про происшествие. Будто и не было ничего. Буд¬то кто-то умышленно стёр эту небесную картинку в их мозгах. Странно всё это! Очень странно! Кого из участников «дива» Влад не спрашивал после, те лишь вяло и неохотно пожимали плечами, – то ли да, а то ли и нет. Мутно как-то всё. Ну, не идиот же он, что бы выдумать это всё! А вы как думаете?..
Но о чём бы ни думали Вы, курсант же всегда думает о своей девуш¬ке. Далёкой или близкой, существующей или вымышленной. Так и он, курсант Тимофеев, не думал более об этом происшествии на танкодро¬ме. Его голова была полностью наполнена амурными переживаниями, навеваемыми тёплыми воспоминаниями прошлого, так нужными в этом сибирском краю. В памяти был амурский пирс вокруг «Ласточки¬ного гнезда», тёплый ночной ветерок, густая сень деревьев, страстные Сонечкины глаза под тусклым светом уличных фонарей...

Полная версия:
Отрывок из романа «На переломе эпоx»
http://www.proza.ru/2014/04/02/43
© Copyright: Владимир Земша 2014
Свидетельство о публикации №214040200043

электронная книга скачать: http://ridero.ru/books/naperelomeehpoh.html