Всем нам приходится иногда исполнять тягостный долг, посещая могилы близких людей. Мне это действо портит настроение на целый день, и я стараюсь бывать на кладбище как можно реже. Но, как ни оттягивай, а день это всё-таки настаёт, и, не в силах больше ничем угомонить совесть, я надеваю скромный тёмный костюм, делаюсь похожим на пастора и нанимаю кэб до Хайгетского кладбища, где под одним камнем лежат рядом мистер и миссис Уотсон – мои отец и мать, а чуть в отдалении – мой беспутный старший брат.
День клонился к вечеру. Я припозднился и, очнувшись от задумчивости, понял, что сумерки в этот раз спустятся прежде, чем я успею выйти за ограду. Чувство было не из приятных. Я встал со специально сделанной скамьи и поспешил к выходу. Солнце скрылось, сумерки сгущались стремительно, как это бывает осенью. Я всё ускорял шаги, но до выхода было ещё далеко. К тому же, под ноги стали попадаться какие-то чёрные гнилые доски, о которые я спотыкался.
Как вдруг слева у дороги на свежезасыпанной могиле я увидел собаку – из тех кладбищенских беспородных псов, которые кормятся при церкви и пугают порой прохожих своим ночным воем. Собака, ворча, рыла землю на могиле, и я уже хотел пройти мимо, но тут что-то возле её морды шевельнулось, и я увидел высунувшуюся из земли полусгнившую руку мертвеца. Собака отпрыгнула и разразилась возбуждённым лаем, а рука, взмахнув, обессилено упала и застыла без движения поверх земляного холмика.
Чувствуя, что во рту у меня всё пересохло, я отступил назад шаг, потом другой, и бросился бежать.
Я пришёл в себя только на освещённой улице. Сердце у меня колотилось, в груди жгло, как огнём, а дыхание клокотало в горле, совсем не задевая лёгкие. В изнеможении я привалился к стене какого-то дома и поднял палец, не в силах даже свистнуть.
- Мистеру плохо? – участливо перегнулся с козел подъехавший кэбмен.
- Нет-нет… На Бейкер-стрит, пожалуйста, - выдохнул я, взбираясь на потёртое сиденье.
Мне необходимо было поговорить с трезвым, исполненным здорового скепсиса человеком. И я не знал для этого лучшей кандидатуры, чем мой друг Шерлок Холмс.
Пока мы ехали до Бейкер-стрит, окончательно стемнело. Я вылез из кэбы, расплатился и остался один. Никогда-никогда не было мне страшно на знакомой улице ранним вечером, а вот теперь мои волосы на затылке слегка шевельнулись – такая вокруг была тишина и темнота, и даже падающий из окон тусклый свет только усиливал впечатление.
Я дёрнул звонок – в глубине дома отозвался и смолк колокольчик. За дверью не было слышно ни звука, и вдруг она распахнулась передо мной. Натянутые нервы не выдержали – я вскрикнул и отшатнулся.
- В чём дело? – недоумённо спросил Холмс. – Вы что, приняли меня за привидение, Уотсон?
Он был в сером домашнем халате, и с губ, когда он говорил, всё ещё срывался дым – как видно, трубку он оставил только что, когда пошёл открывать.
- Нет, просто не ждал, что вы сами откроете, и вы очень тихо ступаете – я отшатнулся от неожиданности… Холмс, мне нужен ваш совет.
- Ну проходите, - он отступил, пропуская меня.
В гостиной ярко горел газ. Только там я перевёл дух и понял, что сегодня уже никакая сила в мире не заставит меня выйти на улицу до рассвета.
- Хотите бренди? – спросил Холмс. – Послушайте, да что с вами? На вас лица нет.
- Я был сейчас на Хайгетском кладбище, - сказал я, - и видел, как из одной могилы выбирается мертвец.
Надо отдать справедливость Холмсу, он и бровью не повёл, словно я сказал что-то совершенно обыденное. Налил из графина пол стакана бренди, оценивающе посмотрел на меня и долил стакан до верха.
- Выпейте.
Я проглотил содержимое в два глотка, обжёг себе горло, закашлялся и, всё ещё кашляя, заговорил, не в силах до конца справиться с возбуждением. Холмс пододвинул свой стул так, чтобы сидеть напротив меня, наклонился чуть вперёд и впился внимательным взглядом в моё лицо, впитывая каждое слово.
- Любопытно, - пробормотал он, когда я закончил. – Эта история, по-видимому, сильно подействовала на вас. Вот что: оставайтесь-ка у меня ночевать, а утром вместе сходим взглянуть на вашего покойника.
От целого стакана бренди меня немного повело, и я отправился в постель не откладывая. Сон охватил меня сразу, но снилась какая-то загробная чепуха, и, когда я проснулся, весь взмокший от пота, только-только занимался рассвет.
Холмс терпеливо ждал моего пробуждения, сидя на подоконнике.
- Ещё чуть-чуть, и я бы вас разбудил, - сказал он, увидев, что мои глаза открылись. -Во-первых, вам всё равно снились кошмары, а, во-вторых, нам лучше попасть на кладбище до того, как там побывает кто-нибудь ещё. Но на улице страшный холод, так что давайте перед выходом хоть кофе попьём.
Это был разумный компромисс – съесть что-то существенное мы, оба невыспавшиеся, сейчас не смогли бы, а кофе и согрел, и разбудил нас. И всё-таки, выйдя из дома под хлёсткие удары ноябрьского ветра, мы оба задрожали.
- Ну и ну, - простучал зубами Холмс, плотнее кутаясь в свой тёплый плащ. – Похоже, зима пришла за одну ночь.
Кэб попался только через два квартала. Возница громко шмыгал носом и растирал сизые щёки хронического пьяницы. Мы забрались внутрь и, забившись каждый в свой угол, продремали всю дорогу до кладбища.
- Приехали, джентльмены, – окликнул возница, и мы, очнувшись, стали вылезать. Причём я чуть не упал, запутавшись в полах пальто. Никогда ещё я не испытывал меньшего энтузиазма, чем в это раннее тёмное ледяное утро.
Пейзаж тоже глаз не радовал. Хмурые ели и тисы мотались под порывами ветра. Что-то слабым низким тоном завывал, наводя тоску и даже некоторую оторопь. Всё ещё не рассвело, и ограды и памятники смутно виднелись в полумраке, сливаясь дальше в причудливые силуэты.
- Ну, Уотсон, показывайте вашего выходца с того света, - мне показалось, что голос Холмса звучит немного нервно, очевидно, обстановка подействовала и на него.
- Нужно пойти вон по той дорожке, - сказал я. – Шагах в сорока, должно быть.
- Пойдёмте, - он взял меня под руку. – Э, да вы дрожите, Уотсон!
- Это от холода, - буркнул я смущённо. – На редкость холодно сегодня.
- Ничего, не робейте. Сколько я за свою жизнь ни сталкивался с потусторонним миром, всегда-то иллюзия развеивалась, и дело оказывалось не стоящим выеденного яйца. Человеку свойственно фантазировать и создавать призраки там, где не находится поверхностного объяснения непривычным фактам. Ну, где же эта могила?
- Вон она, - заметил я, наконец, груду свеженасыпанной земли.
Шаг Холмса стал крадучимся. Я немного отстал и подошёл, когда он уже присел на корточки над могилой и рукой в перчатке осторожно стряхивал землю с чего-то такого, на что мне, честно говоря, не слишком хотелось смотреть.
- Если он и пытался выкопаться, - тихо сказал Холмс, когда я подошёл ближе, - то преуспел в этом лишь отчасти.
Я увидел сильно разложившееся тело, только сверху присыпанное землей. На нём были какие-то полуистлевшие куски ткани, потерявшие всякий цвет – по-видимому, остатки той одежды, в которой он некогда был похоронен.
- Это мужчина, - сказал Холмс, прикрывая рот платком. – Вернее, бывший мужчина. Что там написано на его могиле?
Я приблизился, сдерживая тошноту – от трупа исходил специфический запах, обращающий мысль к египетским гробницам, затхлым подвалам, полным крыс, и, может быть, скорняжной лавке – и прочитал надпись: «Крэг Поул, 1860-1890 гг.»
- Год назад, - заключил Холмс. – Сейчас он признаков самостоятельной подвижности не подаёт – обыкновенный мертвец. А вы говорите, он шевелился? Не могло так быть, что собака дёргала его за рукав, а вам показалось, что он шевелится?
- Должно быть, так и было, - пристыжено пробормотал я. – Сумерки, понимаете… Видно было уже плоховато.
- Сумерки на кладбище… - повторил Холмс. – Понимаю.
- Но всё равно, - спохватился я. – Почему этот человек не лежит в гробу на положенной глубине, а валяется поверх могилы?
- Резонный вопрос, доктор Уотсон. Ну, если наш мистер Поул, действительно, не выкопался сам, то, стало быть, ему помогли выкопаться.
- Кто?
- Не знаю пока. И кстати, действительно ли это мистер Поул?
- Судя по выраженности процессов тления, время смерти соответствует указанному на плите.
- Я тоже так думаю. Но, однако, где же его гроб?
Я вдруг вспомнил куски гнилого дерева.
- По-моему, его части разбросаны по кладбищу неподалёку отсюда.
- Пойдёмте посмотрим, - кивнул Холмс.
Мы прошли несколько шагов до деревянных обломков. Холмс поднял одну доску и, поднеся к глазам, принялся рассматривать гнилое дерево очень внимательно.
- Ну что? Что?
- Это действительно от гроба, но я вижу ещё кое-что. Вот здесь, взгляните…
- Ну и что? Щепка откололась.
- Она не сама откололась. Видите, здесь ещё тёмное пятно? Знаете, что это? Это машинное масло. И скол совершенно свежий. Гроб ломали каким-то инструментом, сильно перепачканным в масле.
- Ничего не понимаю. Кому это могло понадобиться?
Холмс пожал плечами:
- Существует даже такая воровская профессия – грабители могил. В прежние времена их называли чистильщиками. В гробу могли находиться ценности. Некоторые люди кладут в гроб любимые вещи и украшения покойного. Странно только, что вы его увидели вечером – неужели он целый день пролежал здесь, не привлекая ничьего внимания?
- Может быть, дело в собаке? Она раскопала землю, и тело стало видно.
- В любом случае, уж теперь-то следует привлечь к нему внимание полиции, - решил Холмс. – Пойдёмте, Уотсон. По дороге пошлём кого-нибудь в полицейский участок.
Кэбменов больше поблизости не оказалось, и мы отправились в обратный путь под снежно-водяной моросью. Пройдя около квартала, мы увидели топчущегося с унылым видом в подворотне постового констебля. Холмс подошёл к нему и сказал всего несколько слов, после чего оживившийся постовой вынул из кармана свисток и засвистел.
- Пошли, Уотсон. – Холмс взял меня под руку. – я совсем замёрз. Выпьем хереса и перекусим – вы, наверное, голодны.
- Но я не был дома, жена, наверное, уже…
- Я написал ей вчера, когда вы заснули, и предупредил, что вы ночуете у меня, а домой, вероятно, вернётесь только к вечеру, так что не волнуйтесь.
- Спасибо, Холмс. А я-то и забыл предупредить её.
- Неудивительно. Вы были вчера в ужасном состоянии.
Я виновато улыбнулся:
- Мы не подозреваем, какие глубины скрывает наша психика. Всегда считал себя человеком практическим и трезвым, а вот вчера перепугался чуть не до потери сознания.
- Это от того, что сцена была продумана. Я всегда вам говорю: обрамление затушёвывает факты. Сумерки, атмосфера кладбища – и вот уже вы не в состоянии правильно интерпретировать увиденное. Но пошли, пошли, не то мы простудимся.
Мы только-только успели покончить с завтраком, как в квартиру к нам явился инспектор Лестрейд.
- Добрый день, джентльмены, - проговорил он веско, после чего надолго замолчал.
- Ладно уж, чего там, выкладывайте, - снисходительно предложил Холмс, наливая ему бокал.
- А вы не догадываетесь, зачем я пришёл? – саркастически сощурился инспектор.
- Догадываемся, - за себя и за меня ответил Холмс. – Но можем ошибаться, ибо на свете очень много дел, в которых вам не обойтись без нашей помощи.
Некоторое время Лестрейд пытался понять, не стоит ли за этой фразой завуалированное оскорбление, но в конце концов всё же решил не обижаться.
- Я насчёт трупа на кладбище, - сообщил он. – Странная это история, мистер Холмс. Я уже знаю, что это вы первыми обнаружили труп, поэтому, полагаю, вы и осматривали его?
Холмс протестующее шевельнул плечом:
- «Осматривали» в данном случае неоправданно сильное выражение, - проговорил он. – Но труп мы видели.
- И что вы о нём думаете?
- Думаю, что позапрошлой ночью его могилу кому-то понадобилось разрыть. Вряд ли, что это сделали ещё раньше – и без того удивительно, что труп пролежал незамеченным, лишь присыпанный землёй, весь день. Потому что я, разумеется, исключаю возможность вскрытия могилы средь бела дня.
- Но зачем её вообще вскрыли?
- Понятия не имею. Мы с Уотсоном уже обговорили как мотив, жажду наживы. Увы, фактов у нас почти нет. Что, этот человек был богат? Быть может, в гроб его положили, не сняв перстня с бриллиантом или двухфунтовой золотой цепочки?
- Вовсе нет. Этот Крэг Поул служил вышибалой в пабе в Ист-Энде. За всю жизнь он и ста фунтов не скопил. Жил в меблирашках, а умер в прошлом году от цирроза печени.
- Ну тогда, быть может, это просто акт вандализма или, скажем, злобная месть кого-нибудь из обиженных этим Поулом людей.
- Что ж, может быть, может быть… - в голосе Лестрейда звучало сомнение. Мы ещё наведем справки о личной жизни этого Крэга Поула.
Холмс кивнул. Пока что дело, казалось, его не особенно интересует, и, когда Лестрейд удалился, он заговорил о другом. К теме полувыкопанного покойника мы больше не возвращались.
Не возвращались до следующего утра, я хочу сказать, потому что утро принесло новый сюрприз.
- Ну, Уотсон, чудные же дала творятся, -встретил меня в госпитале, где я консультировал пациентов, патологоанатом Джереми Мэртон. – Представьте себе, из морга за ночь сразу два трупа пропали.
- Как пропали? Куда пропали?
- Вот уж не знаю, куда. Я, как вам известно, живу при госпитале. Поздним вечером я запер морг и секционный зал и отправился спать. Спал я крепко. Может быть, даже слишком крепко, потому что, когда я проснулся и вышел, дужка замка была перепилена. Бесшумно такую работу не сделаешь. Я открыл дверь и вошёл в морг, что, возможно, было ошибкой – следовало вызвать полицию. Но я вошёл сам. На первый взгляд всё было, вроде бы, в порядке, но потом я увидел, что стол, на котором прежде лежал покойник, пуст. А потом в хранилище я не досчитался ещё одного.
- Подождите, Мэртон, а теперь-то вы полицию вызвали? – перебил я. – Вообще, кто знает о ваших пропажах?
- Никто пока. Я нарочно дожидался вас. Может быть, вы от моего имени спросите совета у вашего друга Холмса? Деньги у меня, бывало, крали, часы тоже, понимаю, если кто-нибудь залезет в дом украсть серебряные ложки, но кому понадобились двадцать стоунов гнилого мяса?
- Вот и хорошо. И никому не говорите. Думаю, что Холмса эта кража заинтересует, ещё как заинтересует. Сейчас отправлю ему записку.
Как я и ожидал, Холмс появился довольно скоро, нарочито спокойный, со скрытым возбуждением в глазах и уголках губ.
- Любопытно, любопытно, - пробормотал он, выслушав рассказ Мэртона. – Кто-нибудь посторонний может проникнуть поздним вечером в морг?
- Здесь у нас четыре двери на первый этаж с улицы, - широко махнул рукой Мэртон, - одна из них, парадная, открыта днём и запирается на ночь на внутренний засов. Там дежурит ночью санитарка, и, хотя она могла заснуть, в принципе, этот путь сомнителен – открытый взгляду, хорошо освещённый вестибюль со стеклянными дверями.
- А другие три?
- Дверь чёрного хода, вот эта, самая близкая к моргу. Но она окована железом, и при открывании довольно громко лязгает.
- Ещё две остались, - напомнил Холмс.
- Одна из оставшихся вовсе забита. Вот четвёртая вероятнее всего. Она достаточно широка и выходит в глухой закуток двора. Там есть калитка, к ней можно с улицы подогнать повозку.
- Хорошо, давайте посмотрим. Она запирается на ключ?
- Нет, только на засов. Но его можно поднять, если просунуть в щель кончик ножа, например.
Мы подошли к двери бокового хода, и Холмс внимательно осмотрел косяк с крыльцом.
- Вы были совершенно правы, Мэртон, засов подняли именно таким способом, как вы сказали, просунув сюда зазубренный клинок. Погода вчера была скверная, вот и чьи-то следы в тамбуре между входной и внутренней дверью, жаль, что нечёткие… Впрочем, кое-что можно разобрать: подошва у одного с крупным рифлением, а другой в узконосых туфлях на гладкой подошве. Этот второй, вероятно, человек из общества. Первый же – маловероятно. Возможно, это грубые ботинки или сапоги. А кому принадлежали трупы, Мэртон? Ну, то есть, я имею в виду, кем они были при жизни?
- Дин Боттон – профессиональный боксёр, он умер у нас в госпитале от перитонита. Другой мне не знаком – какой-то мужчина, упавший на улице. Я не успел его вскрыть и собирался сделать это утром.
- Понятно.
- Вам понятно? Прелестно! – не удержался Мэртон. – Что до меня, то я ничего не понимаю.
- Что касается причин, я их пока тоже не понимаю. Но что касается способа, понимаю. Сюда, к калитке со стороны улицы подогнали повозку, зашли, подняв засов, вероятно, пилкой, какое-то время выжидали – вот здесь, в нише, где тоже остались следы грязи – а потом, когда вы заснули, перепилили дужку замка и вытащили тела из морга.
- Но почему они не боялись, что я проснусь?
- Это могло быть по двум причинам: либо они и не подозревали, что вы спите при морге, либо были уверены в крепости вашего сна – вы ведь и в самом деле спали очень крепко?
- Да, но… Вы подозреваете, что мне могли подсыпать в пищу снотворное?
- Подсыпать или подлить.
- Но это означало бы, что у похитителей имелся сообщник в госпитале.
- Именно.
- Вы думаете его вычислить?
- Пока что трудно. Я знаю здешние порядки: едите вы в столовой, рюмку-другую можете выпить в морге – всё это на виду, оставляя тарелку, рюмку без присмотра, если вдруг нужно срочно куда-то выйти. Медикаментов в госпитале полно, взять их труда не составляет, подсыпать или подлить – тоже.
- Должен ли я ставить в известность полицию? - чуть помолчав, спросил Мэртон.
- Со стороны будет выглядеть странным, если вы этого не сделаете. Я только прошу вас отправить записку непосредственно инспектору Скотланд-Ярда Лестрейду или… Знаете что? Давайте я ему сам напишу.
Холмс написал несколько слов на листе из записной книжки, вытащил его, отогнув скрепку, и передал мне:
- Найдёте, с кем послать, Уотсон?
- Да, конечно, отправлю сейчас нашего санитара – ему не впервой исполнять такие поручения.
Я отдал записку Полу и объяснил, куда её следует нести. Когда я вернулся, Мэртон и Холмс курили возле металлической двери морга.
- Отправили, Уотсон?
- Отправил.
- Уотсон, скажите-ка мне, в вашем госпитале как-нибудь учитываются лечебные препараты? Ну, можно выяснить, не пропала ли пара таблеток?
- Об этом должна точно знать дежурная по аптеке. Это фельдшерица.
- Можно её разыскать?
- Если только она ещё не сменилась и не ушла домой.
Она не ушла домой, мы нашли её в комнате для персонала уже готовой к выходу.
- Мисс Бейтс, - обратился я к ней, - давайте-ка вернёмся и проверим, всё ли на месте в аптеке.
- А в чём дело? – вызывающе сощурилась она, но мне почудилась в её голосе некоторая нервозность.
Я взглянул Холмсу в глаза. Холмс опустил веки утвердительно. Он тоже заметил.
- Мисс Бейтс, - сказал я строже, - кому и что вы выдали из аптеки без врачебного назначения? Не пытайтесь отпираться, нам известно, что вы это сделали. Лучше признайтесь.
Лицо фельдшерицы пошло пятнами.
- Не могу вам сказать, сэр.
- Вы ставите себя в ложное положение.
- И всё равно, сэр.
Я беспомощно оглянулся на Холмса. Что-что, а допрашивать женщин я никогда не умел. Что делать? Угрожать? Запугивать?
- Мисс Бейтс, - проникновенно проговорил Холмс, - человек, которому вы помогли, мог бы и нам помочь внести ясность в очень запутанную историю. Не хотите же вы, чтобы мы попросили содействия начальника госпиталя, дабы воздействовать на вас. С другой стороны, мы частные лица, и человеку этому от нас ничего не грозит, пока официальные лица не вмешались.
Мисс Бейтс растерялась. Холмс умел давить взглядом и сейчас он смотрел так пристально, что его просто невозможно было игнорировать.
- Я не знаю, я не в праве, - пробормотала она, беспомощно оглядываясь, словно рассчитывала найти поддержку у себя за спиной.
Холмс вопросительно шевельнул подбородком.
- Доктор… Доктор Бэрк, - пролепетала женщина. – Он говорил, что… что у него желудочные колики…
- Но это была, конечно, ложь?
- Конечно ложь, - резко сказал Мэртон, и мисс Бейтс отшатнулась от него. – Доктор Бэрк употребляет наркотические вещества, посещает опийный притон. Когда у него кончаются на это удовольствие деньги, он изыскивает средства, где может. А я должен бы был догадаться… Мисс Бейтс?
Лицо фельдшерицы стало пунцовым. Я вспомнил о том, что в госпитале поговаривали, будто эта женщина неравнодушна к блестящему и распущенному Дэвиду Бэрку, и похоже, что эти слухи не были беспочвенными.
- Спасибо вам, мисс Бейтс,- с наклоном головы прочувствованно проговорил Холмс, одновременно потихоньку пиная Мэртона носком туфли.
Мэртон удержался от дальнейших комментариев, и мы оставили нашу осведомительницу наедине с нашими мыслями.
- Доктор Бэрк, - проговорил Шерлок Холмс. – Придётся поговорить и с ним. Где его найти, Уотсон?
- Не понимаю, зачем Бэрку покойники, - покачал головой я.
- Я пока ни про кого не могу это сказать. Кто он, Бэрк? Есть в нём хоть что-нибудь примечательное, кроме любви к производным морфина?
- Ну он не так уж плох. Одно время работал с профессором Галлом – это известнейший физиолог - но после краха его основополагающей теории поспешил со свойственным ему эгоизмом переметнуться в лагерь его противников.
- Что за теория? - полюбопытствовал Холмс.
- Спросите Мэртона. Мэртон – как раз яркий представитель упомянутых противников.
- Чушь, а не теория, - поспешно заявил Мэртон, словно опасаясь, как бы я не сказал чего-нибудь в её защиту. – Галл последователь Ломброзо, утверждает, что всему, что ни происходит с человеком, есть наследственное предопределение, выражающееся в различном строении черепа. Якобы, склонность к насилию можно измерить путём определения толщины лобной доли.
- Возможно, в этом что-то и есть, - задумчиво пробормотал Холмс, - если лоботомия уже используется для усмирения сумасшедших убийц…
- О-о-о! – взвыл Мэртон. – И вы туда же! Да нет ничего проще, чем воспитать злую собаку: держать впроголодь на цепи и дразнить. Милейший пёс превращается в монстра, а лобная доля у него остаётся той же самой. С человеком всё просто немного сложнее, но суть та же. Голод, цепь и зависть.
- Ну, это философия, - махнул рукой Холмс, - а нам следует обратиться к практике. Мэртон, пусть пропажа трупов останется в тайне так долго, как это только возможно. Уотсон, вы знаете, где может быть этот Бэрк?
- Знаю. Вот только не знаю, будет ли он в состоянии говорить с нами. Скорее всего, он сейчас в «Фараоне», вы ведь знаете этот притон?
- Во всяком случае, попробуем.
Мы вышли на улицу. Сыпал мелкий колючий снег. Холмс поднял воротник пальто.
- Всё холоднее и холоднее. Пошли скорее, Уотсон.
Мы ускорили шаг. До «Фараона» было далеко, но ни один кэб не попался нам по дороге. Темза от берегов начинала затягиваться тонким прозрачным льдом. По цвету вода сливалась с небом – таким же серым и смутным.
Бар «Фараон» состоял из двух частей, как аверс и реверс одной монеты: вполне благопристойной пивнушки и дымного подвала опийного притона, где светильники едва виднелись сквозь туман ядовитых испарений, а фигуры наркоманов, частью сидевших, частью лежавших на покрытых тряпками топчанах, казались призраками театра теней.
Желтокожий и узкоглазый хозяин этого ада, кажется, не говорящий по-английски, услужливо поклонился, предлагая щепоть дурмана и длинные трубки новым посетителям.
К моему удивлению, Холмс, покачав головой, разразился длинной фразой на каком-то щёлкающем птичьем языке, в которой я уловил фамилию «Бэрк». Хозяин махнул рукой в глубину длинного узкого подвала и что-то ответил коротко.
- Пошли, Уотсон, - потянул Холмс меня за руку.
- На каком языке вы с ним говорили?
- На малазийском.
- Вы знаете малазийский язык?
- Да бог с вами! Две-три фразы. И Бэрка придётся искать самим. Смотрите, Уотсон, я не знаю его в лицо.
Мы прошли вдоль рядов нар, вглядываясь в безумные бледные лица, встречаясь взглядом с бессмысленными пустыми взорами. Это был ад, ад во плоти. Все эти люди, лишённые воли, изломанные, порабощённые зелёным дьяволом мака, повисшие между жизнью и смертью в силках своих смутных грёз, вызывали у меня жалость и отвращение. как вдруг я увидел восковое лицо с широко раскрытыми глазами, сухими и тусклыми.
- Холмс, он же мёртв!
- Кто мёртв? - Не сразу понял мой друг.
- Да Бэрк же! Вот он, здесь. Но он умер, смотрите!
Холмс, вздрогнув, быстро наклонился над трупом.
- Да, он мёртв, и не первый час. Видимых повреждений нет, и опустившимся он не выглядит, чтобы просто умереть от пагубного действия опия. Неужели выкурил слишком много? – тонкие пальцы Холмса скользнули в карман мертвеца.
- Его обобрали, - сказал он тихо. – Карманы пусты и подкладка вывернута. Осторожнее, Уотсон, давайте пройдём мимо – хозяин смотрит на нас.
Мы сделали несколько шагов вперёд.
- У него нет трубки, - сказал Холмс ещё тише.
- Что?
- Трубки с опием нигде около него нет, понимаете, что это может означать?
- Не хотите же вы сказать, что в трубке могло быть что-нибудь кроме опия? И её убрали как улику?
- Тише, Уотсон, тише. Мы на территории врага. Надо уходить, и, по возможности, уходить живыми, - он взял меня за руку и потянул к выходу. Его пальцы были холодными и липкими.
Между тем узкоглазый куда-то исчез. Я услышал лязг металла и посмотрел на Холмса вопросительно.
- Дверь, - коротко сказал он. – Заведение закрылось.
- И что это значит? – тревожно спросил я.
Холмс улыбнулся:
- Ничего хорошего. Я имел неосторожность упомянуть имя доктора Бэрка, возможно, нас приняли за заинтересованных лиц, и сейчас постараются этот интерес полностью удовлетворить.
Я сунул руку в карман, увы, оружия сегодня не было со мной – я ведь собирался сегодня всего лишь в госпиталь.
- Да, у меня тоже нет, - пробормотал заметивший моё движение Холмс. – Нет ли здесь другого выхода?
- Насколько я помню, здесь есть потайная дверь, через которую в Темзу сбрасывают трупы.
- Ну нет, нам это не подходит. Во-первых, адский холод и вода ледяная, а, во-вторых, мы пока ещё живы.
- Надолго ли? – усомнился я.
Двое двинулись к нам с самым многообещающим видом – давешний узкоглазый малазиец и огромного роста курчавый негр.
- Хозяин, покурить, – с сильным акцентом проговорил малазиец, протягивая нам дымящиеся трубки. – Надо курить. Приходил – кури.
Он тыкал трубками прямо нам в лица. Негр надвигался угрожающе. Я оглянулся на Холмса. Я нимало не сомневался, что в трубках яд. Кажется, мой друг тоже так думал.
- Нет, нет, дорого, - сделал я последнюю робкую попытку отказаться. – Нет.
- Надо курить, - повторил малазиец с нажимом.
Негр придвинулся ближе. Холмс сделал какое-то неуловимое, едва заметное движение головой в сторону двери, заложенной изнутри дубовым засовом в виде толстого квадратного бруса.
А в следующий миг сокрушительный удар, нанесённый им негру, опрокинул чёрного гиганта прямо под ноги малазийцу. Я перескочил через упавшего и бросился к двери. Засов крепко сидел в петлях. Я ударил ладонью раз, другой, но он не поддавался. Я нервничал. Время стремительно уходило. К тому же, я не почувствовал спиной Холмса, из чего сделал неизбежный вывод о том, что моего друга что-то задержало. Оглядываться, чтобы удостовериться в этом, сейчас не было времени. Я ещё раз налёг на брус. Он наконец-то уступил моим усилиям, в то же самое мгновение за моей спиной грянул выстрел – так громко и неожиданно, что я присел. Пуля вонзилась в дверной косяк в двух дюймах от моей головы, отлетевшая щепка царапнула мою щёку. Вот теперь я оглянулся: Холмс и малазиец рвали друг у друга револьвер, негр поднимался с пола. Я понял, что сейчас он выпрямится, и Холмсу уже не вырваться от них. К счастью, в двух шагах от меня тлели угли в медной жаровне на тоненьких ножках. Я схватил её, поднял над головой и метнул в негра, сам же всем телом ударился в дверь, она распахнулась, и я закричал:
- Скорее, Холмс, скорее!
Холмс толкнул малазийца в грудь так сильно, как только мог, и, пока тот не опомнился, бросился к двери вслед за мной.
Мы выбежали на улицу, почти безлюдную, не считая разве что двух удаляющихся фигур в конце квартала. Холмс сунул в рот колечко, сложенное из пальцев, и громко переливчато засвистел, подражая полицейскому свистку. Раздавшийся за углом топот прозвучал для меня чудесной музыкой. Это был полицейский в форме – худощавый, бледный, педантичный даже на вид.
- Что случилось? – сурово спросил он.
- Я Шерлок Холмс, - назвал себя мой друг. – Вам знакомо моё имя?
- Конечно, сэр, - в голосе полисмена прорезалась недюжинная почтительность. – Чем я могу вам помочь, сэр?
- Вон в том вертепе, похоже, убили человека с целью ограбления, - Холмс мотнул головой в сторону притона, всё ещё возбуждённый. – И нас с доктором Уотсоном, кажется, готовы были убить за компанию, когда мы обнаружили тело.
С этого момента колесо завертелось: полицейский кликнул подкрепление, силы закона ворвались в заведение, малазийца, негра и ещё двоих арестовали, мы с Холмсом давали показания в полицейской участке, и я то и дело касался кровоточащей ссадины на щеке – в ранке, очевидно, осталась заноза, и она мучила меня настойчивой колющей болью.
- Всё это было чертовски увлекательно, - подвёл сердитый итог Шерлок Холмс, когда уже дома, на Бейкер-стрит, усадив меня на стул, принялся обрабатывать пресловутую ссадину при помощи моих инструментов. – Однако, мы потеряли время, понесли урон, вы, во всяком случае, и ровно ничего не узнали полезного. Дело об отравлении в баре «Фараон», должно быть, очень важно, но к нашей истории, боюсь, не имеет никакого отношения… Потерпите, Уотсон, слишком глубоко сидит. Ага, вот… Кажется, всё.
- А почему вы полагаете, что в этих двух преступлениях нет ничего общего? Что, если Бэрк потому только и убит, что…
- Что? Ах, да нет – ну что вы! Бар «Фараон» слишком далёк от Хайгетского кладбища.
- Территориально?
- И территориально тоже. Подождите, Уотсон, я приложу квасцы. Надо прижечь вам щёку, чтобы не было заражения.
Он сделал это, и я зашипел от боли.
- Ну а что же теперь, Холмс?
- Теперь начинать сначала. Нить оборвалась, но не может быть, чтобы к похищению трупов не вело больше ни одной нити.
Нить обнаружилась той же ночью, и престранная. Было, должно быть, что-то около двух часов, и я спал в своей комнате в своём доме на Паддингтон-стрит. Стук в дверь в такое время мог означать только вызов к пациенту. Служанка давным-давно спала, и я, накинув халат, сам вышел отворить дверь. К моему удивлению, на пороге в мокром от ледяной крупы плаще стоял Холмс.
- Холмс! Какого чёрта?!
- Одевайтесь и идём, Уотсон. В Темзе нашли один из ваших трупов. Тот, кого звали Дин Боттон, выловлен сегодня пониже моста. Мне прислали записку, и я сейчас иду туда. Вы со мной?
- О, конечно же. Я сейчас буду готов.
Я принялся поспешно одеваться. Холмс не торопил меня словами, но переминался с ноши на ногу очень красноречиво.
О каком-либо средстве передвижения, кроме своих собственных ног в такой час нечего было и думать. Мы пошли пешком под ледяной крошкой. Погода с каждым днём, казалось, всё более портится. За несколько кварталов я успел замёрзнуть так, что у меня стали стучать зубы, хотя мы шли быстро. Холмс же, как всегда, когда он был увлечён расследованием, не обращал на холод никакого внимания.
Тело оказалось в маленьком сарае на самом берегу. Вокруг тянулись пустыри, заваленные яликами и строительным мусором, на которых местами торчали, как гнилые зубы, какие-то маленькие заброшенные строения. Два человека охраняли тело, и в одном из них я узнал старого знакомого Лестрейда. Другой был констебль в форме.
- Лестрейд, по чину ли вам заниматься утопленниками?
- Оно вроде бы и правда не по чину, - откликнулся Лестрейд, протягивая нам руку для пожатия, - но меня вытащили из постели из-за вот этого обстоятельства, - и он указал на прикрытую холстом голову трупа.
Холмс рукой в перчатке приподнял край холста и, не удержавшись, свистнул. Череп мертвеца был вскрыт, мозг отсутствовал.
- Кто его опознал как Дина Боттона?
- Констебль Дэвидсон, - Лестрейдкивнул на человека в форме. – Он любитель бокса, поэтому знал покойного в лицо ещё в пору расцвета его спортивной карьеры. Когда же мне доложили об этом, - он снова указал на голову покойного, - я поспешил сюда лично, чтобы взглянуть на него.
- Сколько времени трупу, как по-вашему? – спросил Холмс.
- Тело было в воде, - пожал плечами полицейский инспектор. – В таких случаях сказать наверняка трудно.
- Не меньше трёх дней, - сказал я, исходя добросовестно лишь из вида трупа, а не из моих знаний о нём.
- Конечно, он не утонул, - пробормотал Лестрейд, разглядывая ужасную голову. – Но, может быть, он умер вот от этого?
- Вы хотите сказать, - со своей обычной оскорбительной язвительностью полюбопытствовал Холмс, - что этого человека остановили на улице, вскрыли ему череп и вынули мозг?
- Ну почему на улице. Какая-нибудь неудачная операция, например.
- Разве принято в больницах сбрасывать тела после неудачных операций в Темзу?
- Вы напрасно спорите, джентльмены, - вмешался я. – Этот разрез на черепе не прижизненный – посмотрите только на край кости.
- Значит, кто-то вытащил мозг уже у мёртвого? Зачем?
Констебль кашлянул, стараясь обратить на себя внимание.
- Ну? – повернулся к нему Холмс. – Говорите, Дэвидсон, не стесняйтесь.
- С вашего позволения, сэр… В деревне, где мы раньше жили, один старикашка-отшельник заманивал ребят, ну и… Словом, я думаю, может кто и тут тоже… Ну, съел, может, мозг-то его.
- Заработал бы несваренье желудка, - проворчал я. – К моменту извлечения мозга этот тип был мёртв уже больше суток.
- Откуда вы знаете? - подозрительно спросил Лестрейд.
Я прикусил язык. Холмс выручил меня.
- Лестрейд, доктор Уотсон медик, - со значением проговорил он, а мне послал испепеляющий взгляд: «Держите язык за зубами!». Я виновато отвёл глаза – моя нескромность могла повредить Мэртону, не поставившему полицию в известность о краже тел.
- Я должен осмотреть труп, - заявил Шерлок Холмс. – Здесь для этого слишком темно. Вы позволите, Лестрейд, перенести тело в более приспособленное помещение?
- Если вам подойдёт морг госпиталя Мэрвиля, то я обеспечу вам фургон для перевозки.
- Очень даже подойдёт, - кивнул Холмс.
Потянулось время ожидания. Сарай продувался насквозь. Я чихал аккуратно через каждую минуту – по мне можно было сверять часы. Холмс отцепил от пояса свою неизменную фляжку с коньяком и протянул мне:
- Глотните, Уотсон, вы совсем продрогли.
- Видит бог, так оно и есть.
- Не заболейте, умоляю.
- Попытаюсь, - пообещал я и снова чихнул. – Просто удивительно, как вы сами-то не зябнете.
- Кто сказал, что не зябну? Тут и впрямь чертовски холодно. И Лестрейд со своим фургоном как сквозь землю провалился.
- Я не совсем понимаю, что вы рассчитываете увидеть, Холмс?
- Тот труп на кладбище, - проговорил он вместо ответа, - ведь, кажется, не был повреждён?
- Вы про мозг?
- Именно.
- Ну так, значит, два этих случая не связаны между собой.
- Вот я и собираюсь увидеть отсутствие или же наличие этой связи.
- И каким образом?
Холмс уже открыл было рот, чтобы ответить, но послышался стук копыт, скрип колёс, и констебль, заглянув в сарай, сообщил:
- Прибыл транспорт для перевозки тела.
- Так чего же вы ждёте? Транспортируйте.
Не буду описывать путь до госпиталя Мэрвиля в тряском фургоне и в обществе трупа. Мы подняли Мэртона с постели, и он вышел в секционный зал, зевая и ёжась от недосыпа.
- Мы нашли вашу пропажу, - тихо сказал ему Холмс. - Но не целиком. Видите, кое-чего не достаёт.
- Где же?
- В Темзе. К сожалению, сейчас невозможно сказать, как он попал туда. Скажите мне, Мэртон, здесь, у вас, он был одет или раздет перед своей пропажей?
- Он был в больничной пижаме. Так, как его принесли сюда. Я ещё не раздевал его.
- Кака видите, теперь пижамы на нём нет. Где-то ему вскрыли череп, извлекли мозг, а тело потом выбросили за ненадобностью в реку. Я хотел бы осмотреть его теперь при хорошем свете и в вашем присутствии.
- Хорошо. Я готов, если уж это не терпит до утра.
Тело уложили на стол для вскрытий.
- Не так, - вмешался Холмс. – Лицом вниз, пожалуйста.
- Лицом вниз?
- Да-да, - нетерпеливо повторил он.
Тело уложили, как надо, и он склонился над ним.
- Посмотрите, Уотсон, Мэртон.
- Кожа сильно содрана, но это тоже не прижизненные повреждения.
- Верно. Это след волочения. Позвольте мне скальпель и предметное стекло, Мэртон.
Он соскоблил поверхностный слой эпидермиса со спины трупа и поместил его между предметных стёкол.
- Это я посмотрю потом, а сейчас… Я полагаю, способ, которым хирург производит разрез, достаточно индивидуален? Конечно, в общих чертах всё это описано в вашей медицинской литературе, но почерк должен быть. В любом сложном деле бывает почерк.
- Это вам не поможет, - сказал Мэртон с сожалением. – Если бы вы прежде изучали эти почерки, если бы у вас была составлена картотека…
- Мэртон!!!
Прозектор рассмеялся, удивив меня и вызвав облегчение у Холмса.
- Ну хорошо, - сказал он, насмеявшись вдоволь. – У меня составлена такая картотека, но, боюсь, даже это вам не поможет.
- Вы прежде не видели подобных распилов?
- Видел, и он очень индивидуален. Взгляните: гибкая пила просовывалась не в ближайшие друг к другу отверстия, а в крайние, и распил непрерывен. Но такие распилы во время анатомирования из моих знакомых делал Бэрк, а его вы уже ни о чём не спросите.
- Ошибаетесь, - тонко усмехнулся Холмс. – Иногда и мёртвые могут кое о чём порассказать не меньше живых. Но здесь мы больше уже ничего не узнаем. Мэртон, объясняться с полицией вам всё равно так или иначе придётся. Скажите им всё, что сочтёте нужным.
Мы отправились на Бейкер-стрит, где Холмс сразу уселся за микроскоп, а я решил в качестве профилактики простуды принять горячую ванну. Когда с этим было покончено, уже рассвело. Мне нужно было навестить нескольких моих пациентов, я выпил кофе и ушёл, оставив Холмса по-прежнему склоняющимся над микроскопом.
Дела в госпитале заняли у меня пол дня, да ещё я был вынужден отвечать на вопросы полицейских, уже успевших истерзать признавшегося в исчезновении трупа Мэртона. Поэтому к двум часам дня я был, как выжатый лимон. И тут появился Холмс.
- Уотсон, я за вами. Нам просто фантастически повезло.
- В чём повезло? – спросил я – за последние сутки мой ум от усталости несколько притупился.
- Помните, что я взял образцы с кожи трупа? Для чего, по-вашему, я это сделал?
- Ну вы сами сказали, что на теле остался след волочения. Очевидно, вы рассчитывали найти какие-то частицы того, по чему его волокли.
- Уотсон, вы становитесь недюжинным логиком. Именно это я и рассчитывал найти. А везение в том, что образец оказался уникальным.
- Не может быть!
- Хвоя, Уотсон. Хвоя и красная карьерная глина совершенно особого редкого оттенка. Крошки попали под кожу, а хвоинки вонзились в неё и обломились. Едем сейчас же! Мы не можем терять время.
- Едем, - с решимостью осуждённого на казнь, сказал я.
Бог знает, сколько времени мы кружили по узким улочкам Лондонских приречных трущоб, пока, наконец, Холмс не приказал кэбмену остановиться и рассчитался с ним.
- Дальше мы пройдём пешком, - сказал он. – Ждать не нужно.
И снова нас обступила ледяная морось, да ещё и ветер с реки налетал порывами, захватывая дух и дёргая за полы. Улица, застроенная слепыми сараями, другими хозяйственными строениями и бесконечными заборами, вдруг обрывалась, выведя на откос, где я и увидел искомое – глинистый красно-рыжий берег, засаженный чахлыми елями.
- Думаете, это здесь?
- И думать нечего. Говорю же вам, другого такого места в Лондоне нет. Ах, если бы не эта постоянная водяная взвесь, как много нам могла бы порассказать почва под ногами. Но не будем отчаиваться. Попробовать стоит и теперь.
Я уже неоднократно упоминал, что работа Холмса на местности зрелище весьма примечательное. Мне всегда доставляло удовольствие наблюдать за ним. Он то крался, пристально вглядываясь в землю, то быстро опускался на корточки или на колени, то и вовсе ложился, приближая к земле свой длинный тонкий нос с возбужденно раздувающимися ноздрями. Всё это сопровождалось бормотанием, возгласами, присвистыванием, шипением сквозь сжатые зубы, а иногда, к моему удовольствию, и вполне внятными комментариями. Со стороны в эти минуты его, если не знать, можно было принять за сумасшедшего. Но я знал его хорошо, и уж скорее склонен был восхищаться.
- Кажется. здесь, -крикнул он мне, указывая пальцем куда-то себе под ноги. – След волочения отчётливый. И отпечатки подошв. Спускайтесь сюда, Уотсон, только осторожно, не поскользнитесь.
Я приблизился к нему, мелко переступая по крутому откосу, а местами даже и балансируя.
На влажной глине виднелась широкая полоса, по краям от которой глубоко вдавились следы чьих-то подошв.
- Каблуки оставили след очень глубокий, - прокомментировал Холмс. – А носки направлены вверх. Это может означать лишь одно: человек, оставивший эти следы, пятился задом и что-то с усилием тянул по земле. Дальше, к сожалению, просто жидкое месиво, в котором ничего не разглядишь, как ни пытайся. Но, думаю, это то, что нам надо. Вот с того мыска тело было очень удобно бросить в воду.
- Очень может быть, Холмс, - согласился я. – Но как тело вообще попало сюда? Далековато от госпиталя Мэрвиля, да и от любого другого, где над ним могли бы произвести эту посмертную операцию.
- Возможно, мы найдём ответ на этот вопрос, если вернёмся назад, - предложил Холмс.
Мы возвратились к проезжей дороге. Холмс закрутился по ней, как собака, ловящая хвост, разве что в более медленном темпе.
- Вот! – наконец торжествующе завопил он.
В грязи у обочины отпечатались следы колёс экипажа.
- Тот же самый, - сказал Холмс, указывая на них. – Скол на ободе и не до конца подогнанная спица.
- Тот, что останавливался возле чёрного входа госпиталя перед похищением трупов?
- Вы поразительно догадливы, мой дорогой Уотсон, - Холмса нелегко было обвинить в излишней терпеливости.
- Но откуда он приехал?
- Попробуем определить. Едва ли издалека – берег, конечно, удобный, но вряд ли это единственное место в Лондоне, где можно безопасно избавиться от трупа. В то же время, они ехали, а не шли, значит, самые близлежащие дома не подходят. Прогуляемся, Уотсон?
- Что же вы рассчитываете увидеть?
- Что-нибудь, указывающее на возможность проведения сеансов прикладной анатомии. Вы себе не представляете, Уотсон, как много могут рассказать умело вопрошающему мусорные урны.
Мы отправились в очень своеобразный вояж. Начинались ранние зимние сумерки. Было холодно, дул ветер, сыпалась всё та же колючая пыль, а мы неторопливо прогуливались по грязной окраинной улочке, заглядывая во все мусорные ящики и помойные ямы. Как мы не попали ни в полицию, ни в сумасшедший дом, я до сих пор не могу понять. Я замёрз окончательно, от усталости чуть не падал с ног, но всё брёл безропотно рядом с Холмсом. В конце концов, эта история началась с меня, и я не мог роптать.
Удача улыбнулась Холмсу больше чем через два часа усердных поисков. В одном из мусорных ящиков оказался отвратительно пахнущий тюк грязного белья. Ноздри Холмса затрепетали, словно этот смрад был свежим запахом следа дичи, а он охотничьим псом.
- Пахнет трупом. Очень специфический запах, его ни с чем не спутаешь. Возьмём это с собой, Уотсон.
- Ещё чего не хватало! – чуть не поперхнулся я, представив, как мы идём по городу с подобной ношей, распространяя вокруг себя миазмы. – Бога ради, Холмс, нет! Давайте осмотрим это где-нибудь неподалёку, в безлюдном местечке, а потом припрячем на случай, если оно нам ещё понадобится.
Надо заметить, что Холмс, не терпевший первого лица множественного числа, на редкость благодушно воспринял это моё «мы», сорвавшееся с моего языка, по правде сказать, нечаянно. Я очень редко позволял себе ставить свою скромную персону на одну доску с величайшим детективом Британии, если не всего мира – разве что он уж слишком допечёт меня. Впрочем, в этом случае, Холмс, очевидно, и сам почувствовал некоторые сомнения.
- Пожалуй, вы правы, - пробормотал он, подозрительно оглядывая тюк. – Пойдёмте, Уотсон.
Мы вернулись на глинистый берег. Оглянувшись, нет ли кого, Холмс развернул тюк. В нём оказалась окровавленная простыня, кусок клеёнки и какие-то покрытые пятнами тряпки. Всё это издавало гнилостный запах.
- Кровь в таком состоянии, что можно сказать совершенно определённо: она попала на простыню не из живого тела. Похоже, Уотсон, мы нашли то, что надо. Бельё использовалось при вскрытии, при работе с мёртвым телом, а вот здесь, обратите внимание, остался совсем уж своеобразный след. Об этот участок ткани вытерли инструмент, и по мазку можно судить о его форме.
- А форма у него широкая и плоская. Скорее всего, это большой скальпель – нож для вскрытий.
- Согласен. Но давайте обратим внимание на сами тряпки.
- Тряпки, как тряпки, обычные простыни.
Холмс покачал головой осуждающе:
- Уотсон, Уотсон, я никак не могу убедить вас в том, что большое складывается из малого. «Просто тряпок» в природе не существует, как и «обычных простыней». Ну-ка соберитесь, дружище, и попробуйте применить мой метод на практике.
Морща нос от вони, я склонился над перепачканным бельём:
- Ну вот: простыня стандартная, хлопковая, серая, застиранная. Несколько дыр вследствие потёртости, стало быть, она далеко не новая. Правый угол испачкан чем-то чёрным, несколько слабо заметных пятен разного размера и давности по центру. Тряпки разного размера, практически квадратные, с неровным краем, первоначально тёмно-синего цвета. Клеёнка зелёная, белесая, не новая. Ну и что? Разве нам это что-нибудь даёт?
- Даёт хотя бы то, что труп привезён сюда не из частной квартиры, а из какого-то лечебного учреждения – возможно, психиатрической лечебницы или дома призрения. Если поблизости таковой найдётся, он и будет нашей целью.
- Холмс! Я всё понимаю и готов признать, что ваш вывод относительно казённого учреждения верен, но почему психиатрическая лечебница? Почему дом призрения?
- Казённый дом – вот он, - длинный палец Холмса ткнул в то тёмное пятнышко, которое показалось мне просто грязью. – Это печать, которую ставят краской на казённых вещах. К тому же, простыня дешёвая и старая – собственные постельные принадлежности редко доводят до такого состояния. Что же касается профиля учреждения, о нём говорит специфическое расположение пятен – на эту простыню ходили «под себя» не раз и не два.
- А если детская больница?
- Для детской кровати простыня слишком велика. Потом, эти тряпки выдраны из грубой синей униформы. Такую носят чаще всего санитары в морге или психиатрической лечебнице.
- Постойте, - припомнил я, - в двух кварталах отсюда венерическая лечебница.
- Да ну? а ведь это может быть как раз тем, что нам нужно. Где это? Пойдёмте.
- А с этим как быть? – я указал подбородком на грязные тряпки.
- Нужно их спрятать пока. Возможно, они ещё понадобятся позже нам или полиции.
- Где же их спрятать, Холмс?
- А вон там, в сарае на берегу. Кажется, там редко кто-либо бывает. Подождите меня.
Он снова скатал тряпки в тюк и стал спускаться с ними по мокрой глине, с трудом удерживая равновесие. Дверь в заброшенный сарай была полуоткрыта, под порывами ветра она качалась и скрипела.
Холмс приблизился к сараю, заглянул в него и, обернувшись, энергично замахал рукой, призывая подойти. Проклиная всё на свете, я полез к нему по глинистой каше. Разумеется, чаша меня не минула – уже в самом низу я поскользнулся и шлёпнулся в грязь, жидкую и холодную, тотчас пропитавшую мои брюки насквозь.
Однако, приблизившись к сараю, я забыл о промокшей одежде и дурной погоде. Из щели тянуло отвратительным сладковатым запахом, очень хорошо знакомым каждому, кому приходилось свидетельствовать несвежие трупы. Внутри было темно.
- Холмс, - мой голос даже протии моей воли слегка подсел. – Холмс, там трупы, не один.
- Почему вам не пришла в голову мысль просто о сдохшей кошке? – спросил он скептически, но и его голос тоже был непривычно тих.
- Дюжине сдохших кошек, - поправил я. – Нужно войти и посмотреть.
Задерживая дыхание, мы осторожно вошли вовнутрь и остановились, не решаясь сделать шаг. Холмс чиркнул спичкой, и к обонятельному впечатлению добавилось зрительное.
Внутри сарая был сколочен грубый широкий топчан. На нём и лежали обнажённые тела – всего пять, все пятеро мужчины. Большего я разглядеть не успел, огонёк погас.
- Вот вам и клиника, - сказал я Холмсу, но он покачал головой:
- Я остаюсь при своём мнении. Вскрытие черепа нашего знакомого проводилось в клинических условиях, иначе могло быть только если и простыню, и тряпки, и клеёнку принесли откуда-то извне. Но и тогда нам следует прежде всего найти это учреждение.
- А с этим что делать? Известить полицию или оставить всё естественному развитию событий?
- Известить надо бы. Но мне будет затруднительно объяснить, как мы здесь оказались, и зачем. Потом, мы ведь мучились вопросом, куда девать бельё? Оставим его здесь, пожалуй – пусть полицейские найдут всё вместе. Но нужно позаботиться всё же о том, чтобы первыми сюда пришли именно полицейские.
- А как?
- Очень просто. Спрячьтесь-ка вон там, в кустах.
Я отошёл на добрых сто шагов и притаился за указанным кустиком. Пожухлые листья не все облетели с него, их заслона было достаточно для укрытия, тем более, что я настолько перемазался в глине, что почти слился с окружающим пейзажем.
Холмс вытащил из кармана свой маленький, почти игрушечный браунинг и два раза выстрелил из него в воздух. Сухие щелчки разнеслись над берегом отчётливым эхом. И тут же он переливчато засвистел в полицейский свисток.
Ждать пришлось недолго – очевидно, постовой констебль находился не более, чем в двух кварталах. Сам же Холмс, заслышав топот, поспешно присоединился ко мне.
Сидя за кустом, мы наблюдали, как констебль в форме выскочил на берег, как встрёпанно завертел головой в поисках источника беспокойства, увидел сарай, сунулся в него, и тут Холмс дёрнул меня за руку, и мы шмыгнули в проход меду двумя заборами.
- Видите, как просто, - проговорил мой друг, слегка задыхаясь после крутого подъёма, выведшего нас на улицу. – И волки сыты, и овцы целы.
- Это отрадно, - пробормотал я. – Только, по правде говоря, одна из овец вот-вот свалится с ног долой. Холмс, скажите бога ради, не могли бы мы отложить поиски венерической клиники до завтра? Во-первых, меня в таком виде всё равно в приличное место не пустят, во-вторых, мы оба пропахли мертвечиной насквозь.
- Ну, это дело минутное, - отмахнулся сыщик. – и сразу домой. Вы же сразу сказали: клиника в двух шагах. Я хочу только осмотреться. Отправил бы вас домой, но вы нужны мне, как провожатый – уж потерпите ещё немножко.
Когда Холмс просил о чём-то, он умел пускать в ход своё недюжинное обаяние – ему и в большем трудно было отказать.
- Ну пойдёмте, - сдался я.
Мы прошли около квартала до обшарпанных окрашенных охрой ворот. На табличке над входом некогда было что-то написано, но время обошлось с ней безжалостно, и теперь ни единой буквы было не разобрать. Ничего похожего на звонок также не наблюдалось, и я поколотил в створку ворот кулаком.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец, послышались шаги, и где-то в стороне отворилась калитка. Выглянул плохо выбритый мужчина со следами пьянства на лице, в грубой синей робе – точь-в-точь те тряпки, которые мы нашли в тюке с грязным бельём.
- Кого вам? – осведомился он, дыша перегаром.
- Нам нужен врач, - сказал Холмс, забирая инициативу в свои руки.
- Вы что, больны?
- Да, болен.
- Приходите с утра, - буркнул служитель, потягивая калитку на себя.
Холмс придержал её ботинком - не слишком нагло, но всё же помешав захлопнуть.
- Ну что ещё?
- Морг при больнице есть? – без обиняков спросил мой друг.
- Уж слишком вы торопитесь, - хохотнул служитель.
- Так есть или нет?
- Ну есть.
- Во внутреннем дворе?
- Ну.
- А на улицу выход есть? Наверняка есть. Когда нужно похоронить мертвеца, не таскают же его до катафалка через весь двор?
- Да вам-то какое дело? – начал терять терпение наш собеседник.
- Вот думаю, куда бы деть соверен, - Холмс показал монету.
- Вы не больной.
- Экая прозорливость, дружище.
- Что же вы хотите за ваш соверен?
- Сюда скоро явится полиция. Так вот, я хочу успеть побывать в морге до её прихода. Отоприте мне ту дверь, что выходит на улицу.
- Полиция? Что здесь делать полиции? – насторожился служитель.
- Да уж найдут они, что им делать. Так как? Или вы, быть может, извиняюсь, бессребреник. – Холмс держался непривычно развязно. Я с удивлением смотрел на него, но он, по всей видимости, знал, что делает.
- Ладно, так и быть, - буркнул бдидельный страж. – Гоните монету.
- Сначала работа, - Холмс спрятал соверен в кулак, - а потом оплата.
- Хорошо. Пройдите вдоль забора до железной двери, я вам открою. Только тихо.
Калитка захлопнулась. Оглядевшись по сторонам, мы и впрямь увидели в некотором отдалении металлическую дверь.
- Жажда правит миром ещё верней, чем голод, - со снисходительной усмешкой заметил Холмс. – Джентльмену явно не терпится затушить пожар в груди, не то он так легко нам не уступил бы.
Лязгнул скрытый за дверью засов, и наш небритый привратник, выглянув на улицу, замахал нам рукой.
Помещение морга было крохотным. Низкий потолок, в который высокорослый Холмс едва не упирался головой, поддерживали два нетёсаных столба. Стол посередине был застелен клеёнкой, тоже уже знакомой нам, я взглянул на Холмса, и он чуть приподнял брови, словно говоря: «Вот видите». Тел в морге не было. Стоял застарелый запах гнили и холод.
- Часто у вас умирают? – спросил Холмс, отдавая соверен.
- Бывает.
- А когда последний раз?
- Да вот хоть вчера.
- Мужчина или женщина?
- Ну женщина.
- А где же её труп?
- Где? Да в печке сожгли.
- Так сразу и сожгли? А родственники?
- Да бог с вами, какие там у неё родственники. Пьяница подзаборная, вот и всё.
- И что же, тут у вас все такие? Приличных людей не бывает?
- Отчего не бывает, бывает. По борделям кто только не ходит.
- А с ними как?
- Ну их здесь редко вскрывают. Чаще так увозят, целыми.
- А свой экипаж у больницы есть?
- Да, он в каретном сарае.
- Далеко это?
- Да нет, прямо рядом.
Холмс замолчал и занялся осмотром стола для вскрытий. После он изучил инструменты в шкафчике на стене, деревянный топчан у стены, покрытый бурыми пятнами, лампу в углу.
- Ну ладно. Теперь ещё покажите нам каретный сарай, и всё.
- Ну пойдёмте, пойдёмте, - заторопил наш гид.
Мы вышли из морга и снова зашли в пристройку буквально в двух шагах. Здесь тоже густо пахло, но другими запахами – кожей, конским потом, дёгтем. Миниатюрный фургон, укрытый серым брезентом, стоял здесь. Холмс склонился над колесом, резко выпрямился и вытащил ещё одну монету из кармана.
- Получайте. А теперь выведите нас скорее. И забудьте.
Мы едва успели ускользнуть: полицейские уже стояли у центрального входа, когда мы покинули венерологическую клинику через чёрный. Холмс быстрым шагом – таким быстрым, что я едва поспевал за ним - уходил не оглядываясь. Только через два квартала он, наконец, засвистел, подзывая кэб.
В кэбе я задремал и чуть совсем не заснул, но тут Холмс разбудил меня:
- Выходим, Уотсон.
Кэб стоял недалеко от нашего с Хомсом прежнего дома, но не у самых дверей. Я выбрался из кэба, зевая и дрожа.
- Холмс, моя жена…
- …уже смирилась, должно быть, с вашим постоянным отсутствием. Ночуйте у меня и сегодня, Уотсон. Посмотрите, вы совсем расклеились, не доедете до дома.
- Не знаю, удобно ли это, но вы правы: не доеду.
- Вот и оставайтесь. Я снова напишу ей записку, и будьте покойны, найду нужные слова, чтобы не спровоцировать крах вашей семейной жизни.
Последний довод окончательно сломил меня, тем более, что ноги гудели, а глаза сами закрывались.
Добравшись до кресла у камина, я снова заснул, сидя в нём и блаженно проспал добрых три часа – до позднего ужина.
Разбудил меня запах кофе и голод. Холмс сидел за столом перед кофейником и тарелкой с бутербродами. Увидев, что я открыл глаза, он сделал приглашающий жест и улыбнулся своей неповторимой улыбкой – вместе озорной, насмешливой и ласковой. Он имел в арсенале с десяток различных оттенков улыбки, но мне почему-то казалось, что настоящая из них одна – эта – наиболее редкая и любимая мною. Я невольно заулыбался в ответ.
- Ну что, Уотсон, немного отдохнули?
- Отдохнул, спасибо.
- Теперь неплохо бы подкрепиться, верно? В ванной вас ждёт горячая вода и бельё. И поторопитесь, пока кофе не остыл.
Когда я вернулся, Холмс уже наливал кофе в мою чашку.
- Подведём итоги? – предложил он, едва я начал ужинать.
Я с готовностью закивал, торопясь прожевать бутерброд, чтобы принять в обсуждении посильное участие.
- Во-первых, как я убедился, вскрытие было произведено, действительно, в морге венерической лечебницы. Всё убеждает в этом: совпадение материи, инструментарий, территориальная близость, наконец. Во-вторых, при осмотре тела я убедился также и в том, что это было профессиональное вскрытие, то есть произведённое, несомненно, медиком. В-третьих. Подобные вскрытия производились здесь систематически – если вы обратили внимание на трупы в сарае.
- А что, и они тоже были вскрыты? Признаться, я мало что успел разглядеть.
- Вскрыты, Уотсон, и тем же способом. Одним, если так можно выразиться, почерком.
- Странно…
- Что вам странно? – цепко ухватился Холмс.
- Странно, почему один труп сбросили в воду, а остальные оставили.
- А вы предлагаете сплавлять трупы дюжинами? – засмеялся он.
- Откуда вообще столько трупов? Ведь это же не умершие сифилитики.
- Возможно, среди них есть и сифилитики. Но явно не только они – ведь труп, исчезнувший из вашего морга не имеет отношения к венерическим болезням.
- Холмс! – осенило меня. – Нужно узнать в других лондонских моргах, не происходили ли там кражи трупов.
- Резонно. Но я это уже сделал – то есть пока что я отправил запрос, а ответы, должно быть, получу завтра утром. А до тех пор… Ведь вскрытия разрешены теперь, не так ли?
- Конечно. А в клинических больницах даже желательны.
- Так зачем же могли кому-то понадобиться тайные вскрытия?
- А вы полагаете, это как-то связано с моим трупом на кладбище?
- Ну это, пожалуй, гипотеза, но думаю, что да. Кража из морга произошла после того, как вы нашли труп на кладбище. На кладбище труп не был вскрыт. Вообще такое впечатление, что оттуда нашего танатофила спугнули. Вот он и рассудил, что вскрывать могилы занятие хлопотное и красть тела из моргов гораздо проще.
- Но почему вы думаете, что это одна и та же история?
Холмс пожал плечами:
- Поклясться не могу, только, насколько мне известно, обыкновенно трупы спросом не пользуются. Потом, настораживает кое-что общее, о чём нам удалось узнать от Мэртона и полиции. Вы, наверное, обратили внимание, что при жизни известные нам фигуранты занимались профессиональным боксом.
- Ну и что это значит?
- Не знаю. Но что-то это должно значить. Впрочем, я готов продолжить эксперимент. Материала сколько угодно. Завтра пойдём в полицию и узнаем.
Холмс оказался прав. Когда, заскочив домой и выдержав не слишком лёгкое объяснение с супругой, я присоединился к нему в полицейском управлении, там уже было известно, что в сарае позади венерической лечебницы найдены тела, подвергшиеся патологоанатомическому воздействию, и что лечебница брать на себя ответственность за это отказалась.
- Личности установлены? – деловито спросил Холмс.
- Пока что только у троих.
- И кто они?
- Все трое бывшие боксёры, ныне опустившиеся.
- Смерть не насильственная?
- Уэллиген умер от передозировки опия, Смит скончался от разрыва аневризмы в мозгу, а Синклера зарезала из ревности его подружка в Сохо две недели назад. Она уже сидит.
- Откуда же трупы могли попасть в сарай? Кто их опознал?
- Двух первых – сержант из местного участка, Синклера я узнал сам, потому что два раза сажал за кражу по мелочам. Красивый был, чёрт. Девчонки на него так и вешались.
- М-да, это нам мало что даёт. Но, Лестрейд, первые два бог с ними, я могу допустить, что их перенёс в сарай злой дух, но Синклер-то… Раз вы говорите, что дело было уголовное, стало быть, труп проходил по вашему ведомству. Что, его уже где-нибудь закопали, а потом откопали снова?
Лестрейд замялся. Видно, ему не очень-то хотелось говорить. Однако, чувство долга победило, и он признался:
- Вообще-то так не полагается, да только хоронить за казённый счет – чего весёлого. Родственников у него не нашлось, а деньги ведь тоже на дороге не валяются…
- Ну, и?
- Ну и запродали его анатомическому театру. Только это «антр ну», мистер Холмс. Если пойдёт слух, что Скотланд-ярд торгует трупами, мы тогда…
- Да уж, - засмеялся частный детектив. – Ладно, Лестрейд, не волнуйтесь, я никому не скажу. Назовите мне только, какой конкретно анатомический театр купил у вас тело. Попробуем проследить его передвижение.
Выяснилось, что речь идёт об анатомическом театре университета.
- Пошли, Уотсон, - скомандовал мой друг. - Полагаю, мы приближаемся к разгадке, - пообещал он мне, когда мы, сидя в кэбе, катили по мостовой в направлении университета. – Признаться, разгадывать тайну интереснее, когда нет такой прямой «наводки», но зато мы сэкономим время.
Увы, он поторопился с оптимистическими предположениями. Правда, при помощи серебряного кружочка удалось без труда разговорить человека, указанного нам Лестрейдом, но сведения, сообщённые им, едва ли могли помочь. Да, труп был в наличии, да, предполагалось препарировать его отдельные части, а, следовательно, разъять, да, сделано это в обход правил не было, а труп выдан был целиком для опытов за хорошую плату. Кто его взял? Доктор Дэвид Бэрк.
Круг замкнулся. С разочарованным видом, пожав плечами, Шерлок Холмс покинул анатомический театр. Однако, пока мы шли по улице, и он задумчиво молчал, что-то успело созреть в его мозгу, потому что он вдруг резко остановился с коротким невнятным восклицанием.
- Уотсон, - тут же с чувством проговори лон, взяв меня за руку. Я глупец и не там ищу.
- Куда вы?! – воскликнул я, видя, что он уже «роет землю копытом» и готов сорваться с места.
- В библиотеку. И, вероятно, пробуду там долго. Уотсон, ваша жена уже забыла, должно быть, как вы выглядите. Я отпускаю вас. Но только до вечера. Кстати, хорошо бы узнать, не консультировал ли кто-то из ваших коллег по госпиталю Мэрвиля сифилитиков в той клинике, где нашли трупы.
- Ну хорошо, - недоумённо пробормотал я. Я наведу справки. Но что вы задумали? И что надеетесь найти в библиотеке?
- Cui bono? – по-латыни ответил мой друг и, помахав мне рукой озорным жестом, устремился своим быстрым широким шагом вдоль по улице, ведущей к городской научной библиотеке.
В госпитале мне удалось узнать, что Бэрк, действительно, бывал в венерической лечебнице, но не как самостоятельный консультант, а лишь как ассистент Галла. Кроме того, туда наведывался Вильсон и Арженталь.
С Холмсом мы увиделись вечером.
- Ну что, - спросил я, - нашли что-нибудь в библиотеке?
- Нашёл то, что и рассчитывал найти – научную статью в «Ланцете»: «Некоторые анатомические наблюдения сторонника теории детерминизма».
- Мудрёно.
- Возможно. Однако написано забавно. Речь идёт о строении черепе у профессиональных боксёров, позволяющим свести к минимальному риску повреждение мозга при прямом ударе. А отсюда следует вывод: стало быть, строение черепа предопределило занятие боксом. Вот вам и детерминизм.
- Спорно, - возразил я. – Сколько там приводится случаев наблюдения?
- Вы правы, как всегда, Уотсон. Здесь-то и зарыта собака. случаев безобразно мало. Хватило только на популярную статью, а не на научный труд. Вот тут-то мы и расставим западню для нашего вора-танатофила.
- Так вы полагаете, что вор – автор статьи?
- Уверен.
- Но кто он?
- Нет, не скажу, - замотал головой Холмс. – Сами увидите, когда мы его изловим. Надо только прикормить.
- Что вы имеете в виду?
- А вы разве никогда не ловили рыбу? – лукаво улыбнулся он. – Не бросишь в воду кашки, рыба не приплывёт.
- Что же послужит вашей кашкой, - не отставал я.
- Свинцовая краска, Уотсон. Обыкновенная свинцовая краска. Значит, говорите, Вильсон и Арженталь? Ну и Бэрк, разумеется, тоже – как без него.
Я не совсем понял, о чём он говорит, и кое-что прояснилось только после получения листка объявлений «Таймс». Крупным шрифтом я увидел заголовок: «Несчастье принимает размеры катастрофы» и подзаголовок: «Отравление газом в боксёрском клубе». «Вчера, - гласило объявление, - произошло массовое отравление светильным газом в боксёрском клубе «Блаунд» на Бит-стрит. Погибли пять человек. Скотланд-ярд ведёт расследование. Тела погибших помещены в морг на Бит-стрит, откуда будут в течение суток переправлены в полицейский морг.»
- Вот вам и кашка, - заметил Холмс, заглядывая в объявление через моё плечо.
- Полагаете, клюнет?
- Непременно клюнет. Это пять случаев, и прямо для него.
- А вы что, хотите устроить засаду?
- Ах, Уотсон, ваша прозорливость не знает границ. У меня там поставлен человек в полицейской форме, который уйдёт ровно в семь. Вот тогда наступит наше время.
Мы поужинали в половине седьмого, надели тёплые плащи и, сунув в карманы оружие, вышли из дома. До Бит-стрит было недалеко, и мы прошли два квартала пешком, а потом нырнули в подворотню и оказались у самого морга. Полицейский, дежуривший у входа словно бы не заметил нас, но, едва мы оказались внутри, он тотчас же ушёл.
В помещении морга было темно. Я увидел очертания тел, накрытых простынями, на столе и деревянном настиле вдоль стены.
- Мы спрячемся здесь, - сказал Холмс, указывая на небольшую нишу в стене, погружённую в совсем уже полный мрак.
Мы заняли место и приготовились к мучительному ожиданию. Я говорю «мучительному», потому что в нише оказалось крайне тесно – плечом я чувствовал рельеф пальто Холмса, а его дыхание шевелило мне волосы над ухом.
Время тянулось, как резиновое. У меня устали ноги от неестественного стояния. Холмс же, будучи, видимо, сделанным из железа, не шевелился и молчал. По-прежнему я чувствовал только его размеренное щекочущее мне ухо молчание.
И вдруг оно переменилось: на один миг Холмс дышать перестал и, шумно проглотив слюну, шепнул:
- Есть.
Тут уж и я услышал скрежет в замке. Уходя, полицейский запер дверь снаружи, а теперь эту дверь кто-то пытался открыть. К тому времени уже стемнело, погода была скверная, туман, переходящий в дождь, ускорил сумерки.
Человек за дверью не был опытным взломщиком – дверь сопротивлялась ему довольно долго.
- Может, помочь? – шёпотом спросил меня Холмс, и напряжение было таково, что я чуть не засмеялся, всё погубив.
Наконец, замок уступил. Дверь приотворилась, и я увидел в щели человека в мокром пальто и низко надвинутой на лицо шляпе. Оглядев помещение морга, он махнул кому-то, оставшемуся снаружи, рукой. Послышалось цоканье подков по мостовой, фырканье лошади, и в морг вошли ещё двое – неряшливо одетые, плохо выбритые мужчины, распространяющие вокруг себя густой запах перегара.
- Вот эти, как раз пятеро, - глосс первого вошедшего выдавал человека, привыкшего говорить на аудиторию, к тому же он показался мне знакомым.
Его подручные действовали сноровисто и слаженно. Один из них принёс с собой тугой свёрток, оказавшийся скрученными вместе брезентовыми мешками. Он развернул его и, отобрав один мешок, начал горловиной натягивать на голову лежащего на столе тела.
Я сжал руку Холмса – мне казалось, что уже пора действовать. Но Холмс медлил.
Мешок, наконец, был надет. Двое взяли тело и, кряхтя, поволокли к двери. От их пыхтения запах перегара усилился.
- Пора, - шепнул Холмс.
На всякий случай я вытащил револьвер и снял с предохранителя. Щелчок произвёл действие, подобное взрыву. Двое замерли, сжимая руки и ноги трупа в судорожной хватке, а их начальник как-то нелепо подпрыгнул на месте и болезненно вскрикнул:
- Кто? Кто здесь?
- Как это странно для учёного, профессор Галл, - проговорил Холмс, выходя из укрытия. – Воровать трупы, да ещё в такой компании.
- Вы? – Галл всё ещё не мог понять, что происходит. – Кто вы такие? Зачем вы здесь?
- Моё имя Шерлок Холмс, - представился мой друг. – Я здесь, чтобы поймать вас с поличным при попытке выкрасть трупы пяти якобы отравившихся газом боксёров.
- Якобы? – сообразил Галл. – Значит, это фальсификация? Чьи же это тела?
- Мужчин, не имеющих особого отношения к боксу и умерших в последние несколько дней от разных причин. Для статьи они не годятся.
- Так заметка в листе объявлений…
- Это я её дал.
- Вы?
- Да, я. Не кажется ли вам, профессор, что ваши действия выходят за рамки законных? Можно добывать материал для научных трудов, но делать это следует по правилам, официально.
- Официально? – фыркнул профессор Галл. – Что вы понимаете! Научный мир – это садок со змеями. Вы не представляете себе, сколько грязи вылили на меня за мою теорию о детерминизме. Да начни я сейчас собирать материал официально, на моё тело слетится столько стервятников…
- Прошу прощения, но пока что роль стервятника исполняете вы сами.
- Я никому не сделал зла. Все эти люди всё равно были уже мертвы. Что плохого в том, что их тела послужили на пользу науки?
- Возможно, и ничего. Но вы подумали о людях, которые несут ответственность за эти тела? О сторожах, о служителях моргов и кладбища, о Мэртоне из госпиталя Мэрвиля? Кстати, что вы подлили ему, чтобы усыпить?
- Лауданум.
- Взятый Бэрком у фельдшерицы?
- Да.
- А как вы собираетесь публиковать свои исследования? Ведь, если история с похищениями трупов всплывёт, вы можете подвергнуться уголовному преследованию.
- А вы, мистер Холмс, - резко вскинул голову Галл, - вы-то всегда ли действуете строго в рамках закона? Не случается ли вам допускать отступления от него? Во имя дела?
- Во имя дела? – задумчиво переспросил Холмс. – Во имя дела или во имя славы?
Галл вспыхнул до корней волос.
- Я ищу не славу, а истину, мистер Холмс!
- Что ж, - после минутной задумчивости проговорил мой друг, вы прижали меня к стенке. Я, пожалуй, и в самом деле преступлю сегодня закон. Допустим на миг, что вы не попались в мою ловушку.
- И что? – насторожился Галл.
- Но вы тогда и не сделали никаких наблюдений.
Галл побледнел. Он понял Холмса. Сыщик ставил перед ним ультиматум: либо мы доносим на него в полицию, а это означает скандал, либо дело всей его жизни перечёркивается жирным крестом.
Я посмотрел на Холмса – может ли мой друг быть так жесток.
- В следующий раз вам понадобится исследовать живых, - объяснил он вроде бы Галлу, но в ответ на мой взгляд. – Как я могу знать, что придёт вам в голову с ними сделать во имя науки? Я не злодей, но вы должны получить свой урок. Воровать трупы гнусно, почти настолько же, насколько гнусно воровать чужие мысли. Но я вам оставил выбор.
- Я прошу не за себя, - тихо, потупив взор, пробормотал Галл, - я прошу за науку. Если эти труды не будут опубликованы, как знать, возможно, ещё какое-то, базирующееся на них открытие, не будет своевременно сделано.
- Какой же вы видите выход? – пожал плечами Холмс.
- Выход вижу я, - выпали я, неожиданно для самого себя. – Мистер Холмс ничего не расскажет о вас, профессор, и труд свой вы опубликуете…
И физиолог, и сыщик смотрели на меня выжидающе.
- Но вы опубликуете его анонимно, - сказал я. – Как анонимны по вашей милости остались трупы, не нашедшие погребения.
- Какой же вес в науке может иметь анонимный труд? – фыркнул Галл.
- Не надо подписывать его «Анон» - подпишите его именем Бэрка. Несчастный работал с вами, а незаслуженных лавров он уже не пожнёт.
- Блестящая мысль, - кивнул Холмс. – Вот кто перевёз волка, козла и капусту в одной лодке. А теперь оставьте тело и уходите, профессор Галл. Будем считать, что у меня сегодня не клевало.
Мне было почти нечего спрашивать у Холмса:
- Это Галл был автором статьи?
- Да. И в ней приводились результаты посмертной аутопсии мозга. Я ещё раньше задумался, подметив, что все наши мертвецы имели отношение к боксу. Потом припомнил, что говорил Мэртон о теории Галла, и сказал сам себе: «Вот человек, который увлёкся непризнанной научным миром теорией, и ему надо её доказывать. У трупов были вскрыты черепа, а речь как раз идёт об исследовании мозга». Ну а уж потом, когда вы мне сказали, что Бэрк – ближайший соратник Галла – посещал для консультации сифилитиков, сомнений вообще почти не осталось. На Бэрка я не подумал – мозг наркомана к научной работе едва ли способен, но если он ассистировал Галлу, это как раз всё ставит на места. За любую незаконную работу платят много, а Бэрк нуждался в деньгах.
Так закончилась история вора-танатофила, а через год в «Медицинском вестнике», действительно, появилась большая научная работа «найденная в рукописях покойного доктора Бэрка», впрочем, довольно яростно и быстро оспоренная.