Книжная полка. Александр Фадеев «Черная металлургия»
В доме не было собраний сочинений известных и знаменитых писателей, а были просто литературные журналы, которых каждый месяц приходило больше десятка. Как правило, в журналах были новые произведения, еще были критические статьи, которые тоже прочитывались. Все напечатанное обсуждалось. А вот чтобы прочитать что-то из собраний сочинений, то нужно было идти в библиотеку, но чаще всего собрания сочинений давались знакомыми на некоторое время, и все тома сразу. Один раз книгу, что принесла мать, взяла с собой на пляж, чтобы что-то там дочитать. На зеленую тесненную обложку попали капли воды, и с того времени собрания сочинений оставалось брать только в библиотеке, но там выдавали только отдельные тома, и пока не прочитаешь один том, следующего не получишь.
- Вот Фадеев, - сказала мать, и положила все пять томов, - больше книг давать не будут.
- Книгу испортила? - виновато спросила у матери.
- Не просто книгу, а том из собрания сочинений. Пришлось в библиотеке выпросить. Отдать несколько книг взамен.
- Так Фадеева в школе изучали.
- Изучать и читать – разные вещи, - ответила мать и ближе придвинула не очень толстые книги собрания сочинений.
- Когда их печатали?
- Давно, но больше ничего не было написано Фадеевым.
На обложке книги было обозначено, что книги Фадеева выпущены издательством «Художественная литература». В этих книгах были повести: «Разлив», «Разгром», «Последний из Удэге». Конечно, здесь же была и «Молодая гвардия». Все это было прочитано и ранее.
Самой же удивительным произведением в то время оказались части романа Фадеева «Черная металлургия». Словно из какого-то неведомого мира вышли герои романа, которые говорили только о производстве и этим производством дышали и жили.
- Только ты все прочитай, - напутствовала мать, - будет полезно.
За окнами квартиры тоже был промышленный район города Курска. И на заводе «Волокно» работали почти все, кто жил в четырех и пятиэтажных домах, что стояли на улице Менделеева и улице Юности. И кинотеатр «Родина» был в центре этого рабочего поселка, и Дворец культуры в разных кружках занимал свободное время от работы взрослых и от учебы детей. Но это были настоящие люди, они тоже знали, кто на заводе директор, кто главный инженер, кто просто молодой инженер, а кто рабочий. Но как-то без пафоса работали и как-то все спокойно обсуждали.
- Как тебе главы романа «Черная металлургия»? – спросила через несколько дней мать.
- Мне кажется, что так писатель не может писать.
- Почему?
- Нет таких людей в жизни. Нет, и все.
- Тебе виднее, - заметила мать, - теперь ты тоже рабочий класс.
- Да, Аккумуляторный завод оказался для меня хорошей школой.
- Зачем в Москве учиться? Лучше на заводе в Курске работать. Выбор полезный.
Если можно было выбрать самый тяжелый завод, то его и выбрала, когда ушла из института, где училась только один год. Открытые ворота цехов на улицу, чтобы меньше пахла кислота и щелочь. В руках постоянно были никелевые пластины. Нога давила на педаль несколько часов, приваривая к никелевым пластинам отводы, чтобы можно было все это опустить в раствор, а потом поместить в аккумуляторные батареи. Многие рабочие были после тюрьмы, на другие заводы их не брали, а сюда принимали всех. Другие же были из деревень, куда весной ездили на посадку картошки, а осенью на уборку урожая. Но ездили не только отдельные работники завода. Как правило, для помощи колхозам ездили бригадами от цехов. Колхозы были известны заранее, и ждали к себе работников, кормили и поили их.
- У Фадеева все рабочие рассуждают, как большие ученые, словно после тяжкого ежедневного труда остаются силы еще на что-то другое.
- Так сам Фадеев был Председателем союза писателей, - сказала мать, не отрываясь от чтения нового журнала «Новый мир».
- Писал бы о писателях. О тяжком их труде.
- О писателях он все знал. А рабочие были для него новой темой. Хотелось новое освоить и понять. Вспомнить свою молодость.
- Так зачем же все в таких красках изображать?
- А как он мог иначе. Знал то он тех, кто всем этим руководил. А об остальных думали, что все им по нраву.
Так вот уже же были такие писатели, как Платонов. И «Котлован» тоже уже был. Роман Фадеева начинается домашней сценой с простыми домашними заботами.
«Она медленно, словно бы еще раздумывая, приподняла над ведром тряпку со стекающей с нее грязной водой, постояла так одно мгновение и вдруг шлепнула тряпкой об пол, выпустив ее из рук. Звонкая лучистая лужа расплеснулась по крашеному полу, и брызги попали Павлуше на сапоги».
И коммунизм еще не наступил. И полки пустые тоже были. В одной из глав романа «Черная металлургия», правда, есть упоминание об очереди. Но как-то все благостно написано, все стоят в очереди без крика и шума.
«Вчера вечером, когда Тина второй раз ходила за водкой, она увидела, что в гастрономе продают расфасованную баранину. И так удачно получилось: только Тина вошла, как баранину стали выкладывать на прилавок, и Тина одна из первых попала в очередь».
Ну, очереди понятно, их хорошо помнили в то время, когда еще было единое государство. Да и потом, после распада страны очереди стали еще ужаснее, еще тоскливее.
И для своего героя, рабочего человека, такие найдены сухие слова, словно их с каких-то отчетов списали.
«Но Павлуша так много вращался теперь среди людей более опытных и образованных, столько бывал на разных пленумах, съездах, конференциях, так часто его вызывали в областной центр и даже в Москву, что он набрался всякой всячины, дававшей ему возможность выглядеть более знающим человеком, чем он был, даже перед женой».
Много позже, еще раз перечитав роман «Черная металлургия» Фадеева, для себя разбила весь текст на части, каждой части присвоила маленькие названия: Тряпка, Волосы, Встреча, Карьера Павлуши, Отец, Сталевары, Плавка, Дом, Городок. После описания мытья полов Фадеев по-доброму, яркими красками описал и героиню своего романа.
«Дома, в деревне на Витебщине, она носила косы; они были тогда почти совсем белые, и люди удивлялись, как долго сохраняется их ребячий цвет».
В рабочей семье Тины и Павлуши были свои проблемы, которые тянулись с их первой встрече.
«Они сошлись такими юными, когда никто из них не помышлял понуждать другого к выбору того или иного рода жизненного поведения; она сама пошла на то, что стало теперь главной причиной ее душевной неустроенности».
В семье уже двое детей, а женщина стремится, как и другие работницы к своему личной производственной жизни.
«Дети Валька, ловкий круглый увалень, весь в отца, вкатился в переднюю, подхватил младшего брата под мышки и молча поволок его, ревущего, в столовую».
Постепенно в повествования вводятся новые действующие лица, родные, а затем и многочисленные друзья.
«Отец приехал вчера. Он уже лет шесть как не работал, хотя был еще силен, а жил тем, что поочередно ездил гостить ко всем сыновьям и дочерям».
«Отец Тины, Лаврен Борозна, как и его отец и дед, смалу бродил с деревенскими плотницкими артелями по помещичьим фольваркам и малым городишкам, а после революции - по совхозам и вескам, пока великое строительство не призвало и не поглотило всю их славную профессию, исконную на Великой и на Белой Руси, богатой лесами. На строительство Сталинградского
тракторного Борозна забрал с собой двух сыновей-подростков, а когда его перебросили на "Большестрой", сыновья уже самостоятельно работали в бригадах».
«По внешности братья были поразительно схожи, только старший крупнее и более силен. Но если не предъявлять человеку требований духовного роста и приумножения способностей в труде, Захар Кузнецов был вовсе не плохим рабочим: не имел за двенадцать лет тяжелой работы на коксовых печах, ни одного прогула и взыскания, что объяснялось отчасти его нечеловеческим здоровьем, а больше - пониманием собственной выгоды».
Деревня теряла работников, а они потом не находили для себя дела в городе, когда труд на заводах заканчивался. И в деревню не поедешь, там уже нет того хозяйства, что было, да и помощники уже в городе прижились. Начиналась рабочая судьба сыновей в трудное время.
«Он и Коля принадлежали к поколению учеников второго года войны, поколению, на которое уже не хватало ни форменных фуражек, ни курточек с металлическими пуговицами, ни ремней с бляхами "РУ".
И в домашней обстановке все мысли главного героя Павлуши о работе.
«Как ни поздно он лег вчера, он предупредил жену, чтобы она разбудила его на час раньше обычного: ему хотелось внезапно появиться у печи в тот самый момент, когда Муса Нургалиев, товарищ Павлуши и Коли Красовского, старший по возрасту и наиболее опытный, хотя и наименее грамотный в их прославленной тройке, будет готовить плавку к выпуску».
И все вокруг подчинено самому главному, тому, что составляет главное в жизни, тому, ради чего нужно трудиться, все подчинено тому производству, из которого вырастет новое будущее, еще более светлое, чем существующее сейчас. И все для этого нового будущего существует, и заводы, и люди, и их дома.
«Новый четырехэтажный дом, в котором они жили, угловой в квартале 16 В, восточной своей стороной выходил на улицу Короленко, а южной - на широкий пустырь, где должен был пройти проспект Металлургов».
А улицы в поселке не просто улицы, а широкие дороги, по которым идут люди, объединенные одним, сильным порывом.
«Но сейчас было еще рано для уличных игр детей, сейчас вверх по улице Короленко - больше посередине, чем по боковым пешеходным дорогам за карагачами, - шли на работу взрослые мужчины и женщины, шли в этой ближней части улицы по одному, по двое, по трое, а дальше уже цепочками, группами, а
ближе к площади имени Ленинского комсомола, где была остановка трамвая, - сливающимися потоками».
Героиня Тина, конечно много дел дома имела, но свою учебу помнила. Помнила и станки, на которых она работала пока училась рабочей профессии.
«Большинство подруг, окончивших, как и они, четвертое ремесленное по токарной группе, работало на малых станках обычного типа, так называемых "дипах" - "ДИП-200", "ДИП-300". Из молодежи, работающей и ныне на этих станках, мало кто задумывается над тем, что означает это "дип", звучащее,
как название иностранной фирмы. Означает же оно "догнать и перегнать".
Все в городке было единым, работа жителей, общие интересы. И никаких тайн друг от друга.
«По традиционному навыку рабочих людей, сложившемуся за столетие, навыку к тому, что нет смысла скрывать свою жизнь в горе, а тем более в радости, а еще больше потому, что прежняя скученная жизнь в бараках и уплотненных квартирах поневоле приучала к откровенности, вся жизнь переселенных семейств на Заречной стороне протекала на виду друг у друга».
Но как не важны были проблемы каждого работника, над всем этим было огненное производство металла.
«Металлургическое производство - круглосуточное производство. Ночь за днем, месяц за месяцем, год за годом непрерывно люди порождают огненную стихию металла, могущую своим многотысячетонным, льющимся весом затопить и расплавить все, что ее порождает. Но люди непрерывно укрощают и организуют эту стихию на потребу человеку, к которому она приходит уже в виде балок, рельсов, брони, кровли, труб, колес, проволоки или в виде металлических заготовок, а потом уже и в виде блюмингов, турбин, экскаваторов, самолетов,
микроскопов, детских поющих волчков, пружин для часов и нитей в электрической лампочке».
И эта общность всех живущих в городе, тех кто вместе работал и рядом жил, была такой правильной и нужной, нужной для того нового общества, которое строилось, в котором были ростки правильных отношений, правильной жизни.
«Все так называемые простые люди всегда отлично знают все о жизни своих начальников. Тина, будущая работница на вальце-токарном станке, знала, что старший калибровщик проката во времена стародавние, когда учился в институте, женился на молоденькой девушке - уборщице студенческого общежития. Это и была Олимпиада Ивановна, самая нарядная и самая известная дама в Большегорске».
Признание труда на государственном уровне было важным для каждого работника комбината. Виделось, что производство такой же важный и живой организм.
« - Кто из нас, металлургов, всегда ходит в именинниках? Кому присуждают лавры? О ком пишут газеты? Кем козыряют на конференциях секретари горкомов, обкомов? - говорил Бессонов. - Конечно, сталевары, доменщики! Эффектные специальности! Нас, прокатчиков, и то прославляют пореже. А об остальных молчат, либо ругают... Как бы мы жили, например, без фасонно-литейного, кузнечного, механического, котельного цехов? Без заводов огнеупора, доломитовых печей, известковых карьеров? А доводилось ли хоть кому-нибудь прочесть об этих работниках хоть одно доброе слово в газете?.. Хорошо нашим
энергетикам: о них в печати молчат, зато и дома не ругают».
Много внимания в романе, который задумывался Фадеевым, было уделено женщинам. И их домашним заботам и их производственным успехам.
«И вот в то время Тина и Васса пришли к Бессонову со своим предложением.
- Вы, девушки, даже не понимаете до конца, что вы надумали! – сказал он.
- Только что Иннокентий Зосимович (так звали директора комбината Сомова), только что Иннокентий Зосимович кричал на меня: "Прокатчики! Если не найдете выхода из положения, смоем вас с лица земли лавиной жидкой стали!.." Он же сталеплавильщик!.. Мы сейчас совершенствуем наши станы, внедряем автоматику, ищем стойкие чугуны для валков. И вы как раз ко мне на выручку».
И при этом, женщины сильны, умны, красивы.
«Стремительная, она не идет, а несет себя через весь цеховой пролет, сквозь его дымчатый синий воздух, несет сверкающие свои глаза, выставленную грудь, красивые руки, мощные бедра, оставляя за собой вихрь от одежды, и все мужчины невольно оглядываются на нее».
И каждая женщина-работница осознавала, что принадлежит она большой трудовой семье, которую знала и понимала.
«Перед Тиной в будничной простоте проходило ежедневное и доступное всем торжество людей, которое можно было определить словами, тоже простыми: люди идут на работу».
Конечно, история страны не так проста, как хотелось бы ее видеть и знать. Вот и в романе появляются те, с кем боролись в деревне, когда вывозили на новые места, на строительство новых заводов. Но все изменилось для семей кулаков, их простили, теперь они живут, как и все остальные работники.
«В ведение Соколова входила "Гора" - рудник, питавший завод рудой, - с ютившимися у подножия горы землянками, так называемой "Колупаевкой", и входило "Поселение", где жили когда-то раскулаченные. Они давно уже получили все права граждан, имели индивидуальные домики, сады и работали на
Комбинате».
Не прошло мимо внимания писателя созданное в городе, созданное для человека, созданное для рабочего человека.
«В районе деятельности второго отделения милиции, возглавлявшегося Соколовым, находились Горно-металлургический институт, клубы - горняков, строителей, трудовых резервов, поликлиника, отделение связи, главный универсальный магазин, ювелирный магазин, магазин "ТЭЖЭ", несколько гастрономов, ресторан "Каратемир", Парк культуры и отдыха метизного завода, кинотеатр "Челюскин", мясокомбинат, завод фруктовых вод, два винных погреба, два самых крупных гаража - комбината и строительного треста - и, как везде, множество ларьков и киосков».
Как ни важно все, что построено, но над всем этим, самым главным оказывается комбинат-завод. Существует завод, есть работа, есть жизнь, есть заботы, все есть для жизни.
«Но особенность пейзажу придают черные великанши-домны с их беспрерывно работающими подъемными механизмами, с их куполами, оснащенными коленчатыми трубами газоотводов и пылеуловителей, напоминающими сочленения колец какого-то допотопного змея, и постоянные спутники домен - кауперы-воздухонагреватели, стройные, цилиндрические, увенчанные куполами гармонической формы».
И заканчиваются главы романа, что были опубликованы, следующими словами:
«Ежедневный поток тысяч людей, спешащих к труду, - там, где труд стал или становится владыкой мира, - это не только выражение дисциплины и организованности, это символ новой государственности. Каждый человек, попадая в этот поток, несет в себе ее частицу. Он совершает этот путь ежедневно и ежедневно чувствует себя частью государства».
О процессе работы над романом Фадеев писал, что изучал работу не одного металлургического завода. Называлась и цифра – девять заводов.
Писала об Александре Фадееве литературный критик Наталья Иванова в статье «Личное дело Александра Фадеева».
«Фадеев любил литературу, его нельзя упрекнуть в отсутствии дара, как, например, Георгия Маркова, унаследовавшего уже в брежневские времена фадеевскую верховную власть.
“Черная металлургия” рассыпалась, раскрошилась, осталась в набросках, записных книжках; из готовых главок были опубликованы в “Огоньке” всего лишь восемь, по объему — около трех печатных листов, что повергло фадеевских критиков после смерти Фадеева в недоверчивое изумление" ...