Я написала о работе кайлом, лопатой так светло и бравурно, что многие подумают: «Ну, не может быть. Тут впору ныть и проклинать судьбу. А она соловьём заливается. Понятно, романтики едут «за туманом и за запахом тайги». А она что, за запахом асфальта!!?» Выходит, что так. Поэтому я решила поместить фотографии живых свидетелей и здесь привести тексты, написанные на обратной стороне. Фотографировались мы очень редко. Вот - всё, что у меня есть, и ещё одна парадная фотка Светы сюда не вместилась.
Итак, по порядку: 1) Я со Светой на рабочем месте. Прошу обратить внимание: в кармане вельветовой курточки – блокнотик для регестрации машин с грузом. На парадной фотке Светочка мне подписала:
«На память дорогой Анечке от Светланы. Пусть ветер шумит у нас под окном, пусть злится холодная вьюга, пусть люди забудут о нас с тобой, но мы не забудем друг друга. 18.12.1957 года. Горловка. 44 общежитие»
2) Шурочка, моя подружка-мамочка, подарила мне фото перед моим отъездом, подписала так:
«Аннушка, родная, как мне будет тебя не хватать всю жизнь. Мы всегда весело жили. С кем мне теперь делить печаль!? Успеха тебе и счастья. Шура 30 мая 1958 года».
3) На фото «Привет из Донбасса» от Аллы подпись пророческая:
«На долгую и добрую память дорогой подружке Анечке от Аллы. Аня,
Ты пойдёшь по широкой дороге далеко, далеко от меня. Но я в жизни своей одинокой никогда не забуду тебя. Анечка, вспоминай нашу весёлую жизнь на Донбассе.
Г. Горловка пр. Ленина 51 18.04.58г. А.Бочарова.»
Подпись на соседней фотографии:
«На память дорогой подружке Анечке от Тамары:
Вспомни меня, когда утром проснёшься, тихо откроешь глаза, вспомни меня, когда вечер настанет, в небе взойдёт луна. Кондратьевка в лесу. Здесь мы работаем 16.04.58г.»
Начинаю рассказ о моей трудовой жизни. На Донбасс собрались ребята не только из нашего класса, но и из другого и двое мальчишек из школы № 1. Приехали мы в Горловку. Поселили нас вначале, так скажем, в перевалочный пункт до распределения по участкам. Первое, что меня поразило и ужасно резало слух - все кругом матерились, и это казалось очень неприятным. Но со временем ненормативная лексика стала привычной, нормативной, и я сразу стала свом человеком. После нескольких дней пребывания в изоляторе нас отвезли в шахтёрский посёлок Калиновка, определили в общежитие и, наконец, повезли в бригаду строительства дорог. Бригада состояла из двух подразделений: мужская - бардюрщики и женская - подготовка дорог и укладка асфальта. Как инструмент использовали специальную ковшовую лопату в виде сердечка, кайло и для разравнивания щебёнки и асфальта деревянный инструмент типа грабель, но без зубцов, а с ровной поверхностью. Пополнение выглядело вполне привлекательно – здоровые, крепкие ребята. Только я и моя подруга Света Павычан, небольшого роста и худенькие, произвели на рабочих довольно сомнительное впечатление. Как эти детки с лопатой будут управляться? Ведь заработок делится на всех поровну. Решили нас испытать на прочность и силу духа. Всем дали обычные лопаты, а нам почему-то огроменные. Я даже не знаю, где они их взяли, потому что больше никогда в жизни таких не видела. Бригадир Валентина Петровна вручила их нам перед всем коллективом торжественно:
- Ну, юный рабочий класс, покажите всем как нужно работать. Вот специально для вас комсомольские лопаты.
Ирония была очевидной. Перешёптывание и косые взгляды красноречиво говорили «как нам рады.» Что ж, ростом не удались, но характер проявили. Мы молча взялись за работу. Хорошо, что первое время пришлось разбрасывать асфальт. Если бы щебёнку, у нас бы точно не получилось. День бросаем, второй бросаем молча, не хуже других. На третий наши запястья опухли. Потом бригадир увидела и смиловалась, заменила на обычные, как у всех. Сомнений в нашей работоспособности больше не возникало никогда.
О, с каким аппетитом мы ели в столовой! Через две недели приехала мама посмотреть, как я устроилась. Мы, весёлые, уплетаем первое, второе блюда. Она такого аппетита у меня никогда не видела и, успокоившись, уехала домой. Через месяц все здоровые, сильные ребята уехали обратно. Им показалось, что очень тяжёлый труд. Да и заработок был не такой, за каким ехали. А мы со Светой остались и со временем так втянулись, что было нетяжело разбрасывать щебёнку, шлак, разгружать бортовые машины, когда надо нагружать самосвалы землей и т.д. Тогда много было ручного труда... Как-то я разгружаю бортовушку со шлаком (это отходы производства цемента, там были и огроменные валуны застывшей массы). Я этот валун с метр длиной и так и едак, с трудом поддаётся. Приехал посмотреть на наш труд прораб. Не выдержал, ловко вскочил на машину и быстро справился с этим валуном. Это было в начале моей карьеры. Но вскоре откуда сила взялась - не знаю. Я легко разгружала машины. Как-то все ушли на обед, пришло 7 бортовушек со щебёнкой. Простоя не должно быть. Пока вернулись, я разгрузила 6 и была рада, что у меня так ловко и быстро получается. После Пётр Васильевич нераз наблюдал, как я разгружаю машины, и добрая улыбка озаряла его лицо. Он даже предлагал мне поступать в дорожностроительный институт. Я подумала, что эта работа не для меня. Основная функция управленцев, бригадиров, прорабов, начальников участка и даже работников треста – это в конце месяца закрывать наряды так, чтобы что-то заплатить рабочим. Иногда они засиживались до полуночи, придумывая откуда приписать объём непроделанной работы, потому что расценки были очень низкие, и мы получали довольно мало. Большинство девочек в бригаде приехали за тем, что и я - за рабочим стажем, и мы в этот спор не включались. Но были и местные, и те, кто хотел что-то заработать. Они спорили довольно жёстко. Эта функция не для меня. Мне по душе самой работать, отвечать за себя. И вообще, мой любимый инструмент лопата навсегда остался в фаворитах.
Вначале мы какое-то время жили в Калиновке. Там было какое-то производство, выделявшее резкий запах сероводорода. Рядом находилось шахтёрское общежитие, которое славилось хулиганскими поступками шахтёров. Здесь в основном работали в шахте бывшие заключённые. Нам было страшно за порог выйти. На работу и с работы нас возили на бортовых машинах. Приезжаем - в туалет на улице и быстро закрываемся, сидим тихо как мышки. Если куда-то идём в кино, за нами приходили дружинники и провожали нас туда и обратно. Как-то помню, я лежу в постели с перевязанной головой (Страшная головная боль и рвота - такие приступы были у меня и в институте, и на Целине, и в Алма-Ате. Всё перетерпела, но без всякой поблажки на работе). В тот момент моих страданий, я не знаю как, вошёл пьяный шахтёр и ко мне, вытаскивает нож и говорит:
- Сейчас я тебе кишки выпущу - зарежу.
Я совершенно спокойно отвечаю:
- Режь, пожалуйста. Может я больше не буду мучиться.
Он опешил, стоит - решает, что делать с этой девушкой. У меня опять рвота. Тут пришли девочки и наши дружинники. Нас на второй день перевели в Горловку в другое общежитие. Там было спокойно. Мы сами могли ходить в магазины, в кино. Приехали мы в конце июня, а в конце августа нас послали в колхоз в Славянск на помидоры. Я помню не только помидоры, но и как там пели украинские песни местные девчата. Як заспівають «Ой, у зеленому садочку, там соловейко щебитав...» або «Посіяла огірочки близько над водою», казалось, воздух дрожал. На знаменитом славянском базаре я купила себе крепдешин на платье и кирзовые сапоги на зиму. Так в этих сапогах и «дівувала» и в Горловке, и в Златополе, и в Капитановке.
Славянск, Горловка! Как сердце разрывается, когда смотришь на руины этих городов! И не немецкие орды вторглись, а свои, доморощенные фашисты. Лютая ненависть украинцев к русским как государственная политика - это какое-то сумасшествие, одна из причин кровавых событий на Донбассе. Но этого никто в мире не принимает во внимание, а со всех сторон сыпят санкции против России. Прийдётся пережить нелёгкие времена. Главное - заранее не впасть в уныние. Может быть наконец-то прийдёт осознание, что настоящий период – лучший в истории России. Такого разнообразия продуктов и товаров, доступных каждому, пожалуй, не было. Но оптимизма и доброжелательности явно не хватает. Жестокость и злоба как эпидемия поразила весь мир.
Я до сих пор вспоминаю, как легко и весело мы переносили любые трудности. Например, задерживают зарплату. Продукты кончаются. Собираем все остатки разных круп и варим кашу. Последний бублик - на абажур, и смотрим: еда есть, правда, достать невозможно. Самая тяжёлая была работа, когда ночью поднимали разгружать вагоны со щебёнкой. Это в начале перестройки, помню, передавали, что там где-то простаивают вагоны с продовольствием или ещё с какими-то товарами. У нас это был аврал: пришли вагоны - нужно срочно разгружать, ибо за простой нужно платить. На вагон ставят по два человека, без учёта маленький человечек или большой. А щебёнку разгружать очень трудно - бьёт по лучезапястным суставам. После разгрузки приезжаем в общежитие, буквально язык не ворочается. Часа два отдыхаем и на работу снова.
В этом общежитии у нас в комнате протекал потолок. Мы сдвигали кровати, шли вниз в прачечную, брали тазики, корыта и с грохотом и со смехом поднимались на второй этаж. Расставляли под ручейки с потолка посудины совершенно без тени нареканий на невыносимые условия. Вот что значило молодость и здоровый дух. В комнате нас было трое: я, Света и Шура, мой добрейший друг. Если что-то оставалось последнее, она старалась приберечь для меня. Она была довольно крупная, сильная, но был у неё один физический недостаток - выбитый глаз. Не вдаваясь в подробности, она сказала, что это случайно получилось у её матери. Черты лица правильные, можно сказать мадонна, но дефект на лице её очень смущал. Я всегда поддерживала весёлое настроение, и она говорила, что ей со мной очень хорошо. Моя солнце - Светочка встретила хорошего парня, который, по всей видимости, имел серьёзные намерения. Вечерами у них свидание, а я больше с Шурой. Поболтаем обо всём или пойдём в соседнюю комнату слушать, как поют девчёнки. « Ах, рябина кудрявая», «Вот кто-то с горочки спустился» или «Куда ведёшь, тропинка милая» и много других задушевных русских песен пели две девочки красиво, в два голоса, под гитару. Я тогда не пела. Это сейчас, конечно, я бы не удержалась... Часто вспоминала Лёню и делилась своим секретом только с Шурой. Моя милая, добрая Шурочка, ты была для меня и подружка, и мамочка. Не только старалась последний кусок хлеба сберечь для меня, но и зимой делала за меня то, что я просто физически не могла. Разгружать, нагружать, кайловать у меня получалось. А вот зимой долбить мёрзлую землю ломом - ну никак! Лом меня не слушался. Нас иногда посылали долбить ломом квадратные ямы 1,5 х1,5 и глубиной 2 метра. Мёрзлая земля поддаётся с трудом. Я бью ломом, а он отскакивает без всякого результата. Всегда долбила Шура, а я только выбрасывала землю.
Зимний сезон - очень неудобный. Определённой работы нет. То шлакоблоки заставляли грузить обычно стандартного веса 20кг. Мне сейчас и представить трудно, как я поднимала на самосвал эти шлакоблоки, а кто-то принимал их и укладывал по порядочку. Или один раз послали даже бардюры таскать 200кг вчетвером. Но потом поразмыслили, что это не для девушек 18 лет, и на мужское дело нас больше не посылали. Словом, работа тяжёлая, заработки совсем небольшие. А нам было всё нипочём. После такой работы домой вернёмся, а у нас как в некотором царстве, в некотором государстве потолок да стены переливаются алмазами. Всё замёрзло, покрылось инеем. Царство Снежной Королевы. Почему-то в нашей комнате не только потолки протекали, но ещё и батареи не грели. Чтобы было теплее, мы сдвигали кровати, складывали все одеяла и так благополучно перезимовали. Только весной нас переселили в другую комнату, а там начали ремонт.
Возили нас на разные объекты на бортовушках. Были у нас в бригаде голосистые девчёнки. Только сели, и сразу песни. Вот где поистине правда, нам песня строить и жить помогает. Возможно, благодаря ей я всегда была в хорошем настроении. Мне в трудовую книжку записали «дорожная рабочая-асфальтоукладчик». Это совсем непохоже на строительство дорог сейчас. Вначале нам нужно было подготовить тротуары: мы кайлом долбили всю землю и крупные камни грузили на машины, потом завозили щебёнку, мы разравнивали, каток утрамбовывал, потом – битум, более грубой структуры, чем асфальт, и, наконец, асфальт. Машина подъезжала, высыпала, а мы разносили вручную, планировали, т.е.ровняли, каток утрамбовывал, и процесс закончен. Этот заключительный процесс был самым лёгким и оплачивался дороже. А главное, результат всего труда - налицо. Мы всегда радовались моменту завершения строительства какого-то участка дороги. Иногда нас посылали асфальтировать в богатые котеджи. Но сколько я помню, нас ни разу никто не угощал. Разве что, воды выпросишь. Да и смотрели на нас с пренебрежением, как на рабов. Мы тоже в долгу не оставались, подшучивали над ними. И тем не менее без всякого хвастовства могу сказать, что мне эта работа нравилась. Возможно, потому что был дружный коллектив. Плюс к тому, ты всегда видишь результат своего труда, и отсюда - прилив физических сил.
Кто-то подумает: «Вот оптимистка нашлась. Лапщу на уши вешает!» Но это - истинная правда. Я сама часто задумывалась, отчего такие радостные воспоминания. Поняла здесь, в Ковентри. Мы с Ириной как волонтёры с такими же добровольцами ходили чистить речку Сау. Я думаю, что это работа только для волонтёров ибо ни за какие деньги ни я, ни Ирина не стали бы вытаскивать из речки как из помойки всякую гадость. Я уже тяжести не ношу, только палочкой с захватом мусор собираю вокруг. А Ирина всегда, как определили фронт работы, одевает высокие сапоги и идёт прямо в речку. Оттуда достаёт вместе с другими волонтёрами и матрасы, и ковры, и тележки, и железные ворота и т.д., столько гадости вонючей! Потом всё это собираем в большие кучи. Вы бы посмотрели на лица этих людей! Более счастливых я не видела! Возможно, это особый вид богослужения?! Да и невозможно себе представить, чтобы такую грязную работу выполнять с унылым видом. Я думаю, дело в общем позитивном настрое, в помимании, что ты служишь природе-матушке, и тогда любые сложности легко и с радостью преодолеваются, и силушка берётся свыше, и благодать нисходит к тебе в самую душу.
Я не всегда порхаю в эйфории. В следующем моём повествовании «К цели через неймоверные испытания» я опишу, как одиночество и людское глумление довели меня до крайней степени депрессии - жить не хотелось. Но в строительной бригаде Горловки меня признали как равную среди равных строителей дорог. Меня даже назначили отметчицей самосвалов. Подъезжали машины, я должна была показать, куда высыпать шебёнку, и отметить в блокноте номер машины и сколько щебёнки привезли. Так объяснять долго и не все понимают. А крепкие слова все понимают, как говорится, с полуслова. И я разболталась. Потом ввели закон: кто скажет матерное слово - 20 копеек в копилку. Я это предложила и поначалу несла убытки. Но всё-таки свою речь со временем значительно почистили все девочки.
Летом мы одевались кто в чём: в старенькое платице, кто юбку с кофтой. Тогда такой моды на брюки ещё не было. Зато зимой нам выдавали ватные брюки и фуфайки. Видок, скажам, обворожительный. Как-то, получив получку, мы решили заглянуть в кафе. К нам долго не подходили. Наконец подошёл официант
- Деньги девушки вперёд.
- За что такое недоверие к рабочему классу, господин хороший!? Мы для Вас дороги строим, а Вы к нам с презрением. Пойдём, девчёнки!
Мы посмеялись и рабочей столовой больше не изменяли.
Как-то на обед девчёнки пошли вперёд и зовут меня. Мне нужно было перейти через две трамвайные линии. Один трамвай прошёл, и тут встречный. Звук предыдущего ещё остался, я не заметила и прямо под трамвай. Оказалась под сеткой. Очевидно, если бы не мой спецкостюм, проскользнула бы под колёса. Меня вытащили, привезли в общежитие. Через час приехал прораб, беспокоился и начальник участка. Словом, стала я героем дня № 1, не ходила на работу 3 дня. Все беспокоились, как я себя чувствую. А ведь забота - это так приятно. Я помню и другую ситуацию. В больнице мне поручили доклад на городском обществе рентгенологов (собственно, я почти всегда, как подходила очередь нашей больницы, была штатным докладчиком) Но на тот раз у меня поднялось давление выше 200. Подхожу к заведующей Вере Михайловне, сообщаю:
- Вера Михайловна, у меня давление 220 /120, не могу я в понедельник доклад делать.
- Ничего, ты всё можешь, пусть сделают укол, и будь готова.
- Вера Михайловна, у меня же ребёнок! Что будет, если инсульт случится?!
- Пусть сделают укол, и готовься к докладу. Подводить коллектив - нечестно.
Такое тоже трудно забыть. Поэтому лопата мне как-то ближе к сердцу.
Зимой нас также посылали на железную дорогу утрамбовывать шпалы. Там строительные бригады жили в вагончиках, и эта организация называлась мосто-поезд. После моего отъезда Шура ушла туда работать, и я потеряла с ней связь. В начале июня за мной приехала моя мама, чтобы я собиралась поступать в мединститут. С таким почётом я нигде с работы не уходила. Начальник участка выделил Лаз - Львовский большой автобус - и все полностью бригадой провожали меня до Ясиноватой, откуда шёл поезд. Прощалились - все плакали, я особенно, как будто уходила с министерского поста.