Петербург,
1844, 8 сентября
Ян Борщевский
Начало: "НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОТ АВТОРА" http://www.proza.ru/2014/12/09/1090
Предыдущая часть "Гости в хате Завальни" http://www.proza.ru/2014/12/10/822
(Версия на белорусском языке: http://www.proza.ru/2014/12/10/825 )
ТВАРДОВСКИЙ И УЧЕНИК
— Хозяин, у какого мы живем, — сказал Стась, — рассказывал нам, что Твардовский ходил в школу в Полоцке, учился хорошо, и только не слушался учителей, исподтишка читал запрещенные книжки и таким образом дошел до того, что вовсе не боялся смертных грехов. Наконец научился чернокнижеству и душу свою продал злому духу, а профессора и ксендз-префект ничего про это не знали и сделали его домашним учителем нескольких школяров из начальных классов.
Твардовский в свободное от занятий время развлекал порученных ему учеников, иногда показывая им удивительные вещи. В один прекрасный день погода была ясная и тихая, ученики в комнате из открытого окна пускали в воздух мыльные пузыри. Твардовский, стоя рядом, сказал:
— Смотрите! На ваших пузырях чёртики летают в воздухе.
И действительно, они увидели, что на мыльных пузырях сидели какие-то создания вроде крылатых купидонов: глазки маленькие, светлые, делая странные гримасы, поглядывали на всех. Один испуганный школяр закричал: «Езус, Мария!» — и все в мгновение ока исчезло, а про это ни ксендз-префект, ни профессора ничего не знали.
Средь тех школяров был Гугон, кого Твардовский любил больше других; на прогулках за городом чаще с ним беседовал, когда Гугон хотел что купить и просил денег, никогда ему не отказывал, хвалил его всегда, как будто тот учился лучше других.
Твардовский в девять часов вечера, когда ученики ложились спать, имел привычку выходить из дома и до полночи развлекался где-нибудь в городе у своих знакомых; отдельная комната, где он иногда оставался один, закрывал на замок; никто из сослуживцев не знал, какие у него были книжки, и Гугону не позволял заходить туда одному.
Как-то он вышел из дома и, забыв, оставил ключ в замке и двери незакрытые; в десять часов все пошли спать; Гугон же не тушил света и сидел один; когда пробила полночь на колокольне иезуитского костела, а Твардовский еще не вернулся домой, Гугон увидел в замке ключ и незакрытые двери. Входит в комнату, на столе видит огромную книгу в старинном переплете из пергамена; глянув в нее, он удивился, поскольку впервые в жизни увидел белую печать на черной бумаге, и едва прочитал полстраницы, явился перед ним пузатый карлик, глаза светились белым огнем, лицо черное, как уголь.
— Зачем ты меня вызвал? — сказал злой дух, глядя на Гугона, но у того отнялся язык от испуга. Разгневанный шайтан ударил его и убил на месте, а сам исчез.
После полуночи Твардовский вернулся домой и нашел в комнате мертвое тело своего приятеля и раскрытую книгу. Понял все и быстренько вызвал к себе шайтана.
— Почему ты убил несчастного юношу? — спросил гневно чернокнижник.
— Потому, — сказал злой дух, — чтобы не раскрыл твою тайну всем, кто не должен знать о ней.
— Тут надо было сделать иначе, ни ты, ни я оживить его не можем; теперь меня могут покарать как убийцу, надо скрыть это преступление, влезай в его тело, будешь Гугону вместо души, пока не придет ему время умирать.
Дьявол мгновенно залез в тело, и Гугон ожил, но стал совсем другой: глаза блестели, и этот блеск был досадный; лицо в его был тот самый, и в нем было что-то омерзительное.
Пришел в школу; профессора и одноклассники видели в нем какую-то перемену, однако никто не мог узнать тайны.
На мессе вел себя нескромно, смешил других, а когда ксендз подносил святое причастие, так он не мог вытерпеть и выбежал из костела, прикладывая платочек к носу, будто останавливал кровь.
Когда наказания и напоминания не помогли, его выгнали из школы, и он всегда был большой неприятель всем иезуитам; на ксендзов писал пасквили, выступал против святой религии, всем показывал поганый пример, кто только с ним начинал разговор; потом покинул Полоцк и неизвестно где сгинул.
— Браво, Стась, — сказал пан Сивоха. — Короткий рассказ, но добрый. Наверное, кое-кто из наших невест молодых паничей и теперь еще повторяет мысли того дьявола, что был в Гугоновом теле.
— Это наука, Стась, — сказал дядя, — что надо обходить злых людей. Дружба с Твардовским погубила Гугона, а шайтан мог безнаказанно творить зло.
— О! Если бы тот пан Гугон, — сказал Латышевич, — в своей жизни на этом свете был судьей, секретарем или другим каким чиновником, так что бы творилось?
Во время этого разговора пани Мальгрета принесла письмо из людской и сказала:
— Якуш пришел. Вот письмо от пана Мараговского
Дядя прочитал и, отдавая мне, сказал:
— Пан Мараговский очень ласков к тебе, просит, чтобы ты к нему приехал; можешь себе ехать завтра после святой мессы и побыть дней несколько. Но пусть зайдет сюда Якуш. Это человек разговорчивый; очень я полюбил его рассказ про волколака.
Когда тот зашел в комнату, дядя приказал дать ему выпить, закусить, а сам заговорил про гостей, каких видел в доме пана Мараговского. Наиболее странным моему дяде показался длинноволосый, худой, усатый пан Чубкевич, какой всегда бубнил про знаменитость своих предков, про намерение жениться, ведь его дела в критическом состоянии, и обязательно надо искать жену, какая имела бы, по крайней мере, хоть двести душ приданого.
Услышав про Чубкевича, Якуш высокомерно скривился и сказал, покачивая головой:
— Пусть бы тот Чубкевич сначала глянул на себя, чего достойна его душа.
Продавал молодых парней и девчат, Бог знает, каким людям, не обращая внимания на слезы бедных матерей. Мучил людей, ответит перед Богом. Пусть бы себе поискал Белую Сороку, подходящая пара была бы. Удивляюсь, что наш пан, какой про своих подданных заботится, как отец о детях, приглашает его к себе.
— Ты расскажи мне, — попросил дядя, — что это за Белая Сорока, про которую упомянул?
— Да уж лучше пану про Белую Сороку поведаю, чем говорить про Чубкевича, пусть его Бог накажет.
Продолжение "Белая сорока" http://www.proza.ru/2015/01/11/1999