Реестровый казак Митя Подрейтузный дал коню шпоры, и тот птицей взмыл на плешивый холм посреди тайги. Направо и налево, сколько глаз мог охватить, раскинулась безбрежная темно-зеленая синева.
Митя набрал полную грудь холодного осеннего воздуха.
- Эге-ге-ге-ге-гей!!! – завопил он во всё горло.
- Гей, гей, - снисходительно отозвалось эхо из заболоченной низины у южного склона холма.
Митя нахмурился: в ответе ему почудилась плохо скрытая насмешка.
- Ого-го-го-гой!!! – вновь заголосил он.
ШМЯК!!!
От мощного шлепка по затылку Митя разудало крутанулся под брюхом коня и с некоторым трудом вновь обрел сидячее в седле положение.
Сзади неслышно подкрался на донской кобыле есаул Несвицкий, бородатый, с наглыми, как под хмельком, глазами.
- За что, вашбродь?! – пролепетал Митя Подрейтузный, нащупывая на затылке могучую шишку.
- Комар на тебе сидел, кровь мог попить, - наглый глаз есаула подмигнул в Митино безусое лицо. – А ты чего разорался? Небось, до Петрограда доорал.
Митя развел руками.
- Дык, вашбродь, - ему не хватало слов выразить свои мысли. Мите всегда чего-нибудь не хватало: то слов, то мыслей, - вишь ты… - Митя развел руками, - простор-то какой вкруг! Любо, аж душу захватывает.
- Да ты, Митяй, тонко природу ощущаешь, - ухмыльнулся Несвицкий. – Поэт, египетская сила! Ладно, казак, слушай мою команду!
Митя подтянулся и козырнул.
- Рысью размашистой, но не раскидистой, метнулся до эскадрону да ведешь всех в деревню, - палец есаула указал туда, где, в версте от холма, дымили трубы избушек. – Квартировать там станем.
- Эвона… - Митя испугался, хоть и не подал вида. – Дык там же, вашбродь, ведьмы живут, да эти, упыри еще…
- Отставить ведьм! – Есаул зараз построжал лицом. – Смотри у меня, Митяй, казак ничего бояться не должен. Да ладно, - (много ли с Подрейтузного возьмешь?), - со мной не пропадете! Я сам любую ведьму заколдую так, что себя в зеркало не узнает. Глянь, что есть у меня, - и Несвицкий выпростал из-под рубахи потемневший золотой медальон. Крышка откинулась, и Митя рассмотрел что-то вроде ячменного зерна, только необычно большого. – Знахарь здешний подарил, на удачу. Обережный злак: от сглаза, от порчи, от пули… Так что ведьмы твои у меня вот где, - Митя зарделся, словно юная казачка, когда есаул движением таза обозначил, где у него Митины ведьмы. – Не на того напали, ха-ха, я не простой!
Митя давно догадывался, что есаул Несвицкий не простой. Не такой простой, как реестровый казак Митя Подрейтузный. Есаул из самой жаркой кавалерийской сшибки без царапины выходит, а Мите красный командир чуть яйца шашкой не снёс… Поговаривали, что амулет есаула весь эскадрон спасает - недаром сюда живыми добрались.
- Да, - вспомнил Несвицкий. – Присмотри там за юнкером, не потерялся чтоб. Головой отвечаешь, поэл?!
- Слухаю, вашбродь, - уныло ответствовал Митя и припустил коня рысью. Юнкер Хаймович – пацанёнок двенадцати лет от роду - побочным образом относился к царской семье, был допущен в песочницу самого цесаревича, и Несвицкий носился с ним, как с писаной торбой.
Проводив Подрейтузного взглядом сквозь хитрый и жестокий прищур, есаул закурил самокрутку донского табака и пробурчал:
- Сиди вот сиднем в этой деревне, пока большевики не уймутся. А когда уймутся – кто ж их знает, что-то и Каледин, говорят, скис совсем… Ну ничего, скучать мы тут не будем…
____
Поздней ночью, когда на небе засверкали звезды, Митя Подрейтузный сидел на земле, привалившись к стене чьей-то хибары, и жалел себя. Ему не досталось ни самогонки, ни бабы, хотя остальные казаки гудели в бане, аж чертям жарко. Митю есаул с собой не взял: молод, де. (Ага, юнкер не молод, а он, Подрейтузный, молод!) Карауль, чтобы красные не приехали. Вот Митя и караулил. На коленях у него лежала винтовка, из которой впору было самому застрелиться.
Девки таскали в банную избушку еду, самогон, а то и сами выскакивали – голые и визжащие. Раз на пороге показался есаул Несвицкий: всевидящим оком он обнаружил Подрейтузного и погрозил ему огромным кулаком.
«Эх, судьбинушка, - горевал Митя, от скуки прочищая дулом винтовки ушную пробку. – Чужбина окаянная да доля казачья…»
Ему почудилось, что совсем рядом, в темноте, кто-то хихикнул. Митя вскинулся и уронил винтовку. К счастью, он позабыл ее зарядить, а то бы она пальнула, и Несвицкий тогда точно накостылял бы по шее.
«Хихик» вновь прозвучал, на этот раз чуть не над самым ухом. Митя подскочил, как в жопу укушенный.
- Хто здеся? – дрожащим голосом спросил он.
Ответа не было. Темнота сгустилась.
Митя опрометью кинулся прочь от хибары, в которой, как до него теперь дошло, никто не жил. Наверняка там ведьмы шабаш чинят! Может, пойти в баню попроситься? Нет, есаул не впустит. Уже просился.
Над деревней взошла луна, и Митя обмер, разглядев от себя шагах в десяти страшное лицо в буденовке. Лицо мрачно усмехалось.
- Свят, свят, - перекрестился Митя, попятившись и наступив на нечто твердое. Он наклонился, растопыренными пальцами зашарил в траве и подобрал свою винтовку. Под ногой что-то мешалось, но внезапная догадка исторгла из его горла блеющий вопль:
- Братцы! Братцы, враги пришли!!! Красные… атака!!!
Пустая улица быстро заполнилась остроголовыми черными фигурами, похожими на вампиров, и примкнутые штыки блестели в лунном свете, словно оскаленные зубы. Сквозь густой банный пар прозвучала команда есаула Несвицкого: «Шашки наголо!», загрохотали выстрелы, заржали кони, и Митя Подрейтузный воткнулся головой в мать - сырую землю, молясь, чтобы пронесло…
____
***
Всякий раз, когда я возвращаюсь с дальней рыбалки в Быдловань, моё сердце радуется и поёт песню. Всё ж таки родина, хоть и дыра дырой. Причем выглядеть лучше Быдловань не стала и после того, как в ней заработало на полную мощность предприятие «Мордун Эйрфлайтс энд Пушнина». Старый алкоголик и социопат дед Мордун организовал его на паях с соседками – бабой Капой и бабой Ондатрой, а также с губернатором края. «Эйрфлайтс энд Пушнина» приносила баснословные доходы, и местные жители тоже не обламывались, но быдло оно быдло и есть. Впрочем, мне-то грех жаловаться: прихожу я сюда на неделю, ухожу на месяц, так что могу и потерпеть.
Итак, я двигался вверх по косогору, сердце пело песню, кирзачи хлюпали жидким глиноземом, а неподалеку, над самой речкой Хорь, восседал с удочкой Севка Отброс – бессменный помощник деда Мордуна и вице-президент «Пушнины». Как рыбак Севка – полнейшая посредственность, хотя даже на флоте служил. Вся его рыбалка сводится к тому, что он забрасывает удочку куда получится, наливает себе в поллитровую термокружку самогонки и выпивает тост за здоровье рыбы. Нацепить на крючок червяка он почти никогда не вспоминает, и хорошо еще, если не закусывает ими самогонку.
Я уже собирался окликнуть Отброса и задать ему ликбез (в деле рыбного браконьерства я признанный эксперт), когда за Севкиной спиной вдруг выросло несколько фигур, да таких странных, что я аж присел.
Кто бы они ни были, прежде в Быдловани ничего подобного не водилось.
Всего я насчитал пятерых: двое женского пола, трое – мужского. Бабы вырядились в совершенно непригодные для сельской местности платья с кружевами, мужики заявились на берег Хоря во фраках с эполетами, георгиевскими крестами и в цилиндрах. Все эти штуковины я раньше видел только в энциклопедии, в школьной библиотеке. Ну очуметь теперь, подумал я, глядя, как один из чужаков делает шаг прямо к Севке Отбросу. При этом, моржом клянусь, он поправил в глазу монокль!
- Я есть обер-камергер двора Ее Величества, князь Орлов-Соколов-Козлов, кавалер ордена Российской Империи, - с величайшим достоинством отрекомендовался он, варварски картавя. Русский для него явно не был родным.
- Отброс, - представился Отброс.
Парламентер выронил монокль, наступил на него, пробормотал «Merde» и вернулся к подельникам. С ними он заговорил по-французски, так что передать смысл беседы я могу лишь приблизительно.
- Этот человек называет себя отбросом общества, - промолвил он вполголоса.
Младшенькая из дам кокетливо хлопнула его веером по руке.
- Вы изволите шутить, князь!
- Ничуть, баронесса! Он и впрямь так сказал.
- Ну и манеры у простолюдинов! – возмутилась вторая дама, постарше первой и наштукатуренная в полтораста слоев. – Неужели он не понимает, кто перед ним стоит?
Худощавый господин с тонкими усиками нервно снял с себя цилиндр и тут же надел его обратно.
- Этот тип может быть большевиком! – воскликнул он.
- Власть большевиков пала много лет назад, - утешил его обер-камергер Орлов-Соколов-Козлов. – Учите историю, граф, пока она вас не научила. Но я, признаться, в замешательстве… Не думаю, что этот… хмм… отброс может отвечать на наши вопросы.
Вперед выдвинулся стариканский старикан с кривой ухмылкой злодея и седыми бровями, кустистыми как кусты.
- Я ведь предупреждал! – хрипло каркнул он. – Только время зазря потратили. Надо идти обратно в деревню и искать старосту.
- Со всем уважением, ваше сиятельство, - вздохнул Орлов-Соколов, - нас укачало в дороге. Следовало пройтись пешком хотя бы ради того, чтобы успокоилась мигрень.
- Но теперь я хочу уйти отсюда! – потребовала вторая дама. – Я не желаю, слышите – не желаю находиться рядом с каким-то там отбросом!
Его сиятельство стариканский старикан зашаркал галошами в направлении быдлованской окраины, и вся шайка-лейка последовала за ним. Севка пожал плечами, плеснул себе новую порцию и выпил «за просто так».
Эта омерзительная сцена навела на мысль, что в деревне без меня покамест перебьются. Пусть наши «старосты» - а по умолчанию это баба Ондатра да баба Капа - встречают благородных гостей и ублажают их как сумеют. Сам же я решил обойти селение по периметру, заодно и брусникой полакомиться для витаминов. При том я насвистывал «Боже, царя храни» на рок-н-ролльный манер.
Прошагав в итоге километров десять, я добрался до противоположной окраины и возле Джихад-оврага (там я схоронил заезжих боевиков) наткнулся на рыбинспектора Шугайло. Он смолил ядрёную папиросу и буровил землю таким тяжелым взглядом, словно она должна ему денег.
- Щорс Ыванов! – процедил он, увидев меня. – Лось тя познай, явился!
- И тебе не кашлять, вождь, - вежливо поздоровался я. Лично против меня Шугайло ничего не имеет, но я – браконьер по рыбе, а его прямая обязанность – ловить браконьеров и сажать их в кутузку. Поймать же меня ему ни разу не удавалось и вряд ли удастся. Это его сатанински бесит. – Чтой-то ты высматриваешь? Хочешь нефть найти?
Шугайло пробурчал что-то себе под нос, оглянулся по сторонам, а после сказал:
- Следы зэковские ищу, размер сорок два – сорок четыре. Из ИТК дёрнули в самоволку, при оружии. Могут и сюда заявиться, на огонёк. Опасные волки…
- Да мы и сами не овцы, - огрызнулся я. – Рыбу красную будешь? Я тут кой-чего наловил…
- Буду, но не при исполнении! Заходи на днях, потолкуем… А то у вас гости, - он мотнул головой туда, где «гости», наверное, сбились с ног в поисках старосты. Лишь бы они Ондатрину собаку Берию не нашли... Правда, днём Берия отсиживается на цепи, но при необходимости ее перегрызает. Берия – людоед, притом какой-то неубиваемый, он даже как-то раз заряд шрапнели в брюхо урвал. Ничего, поправился… Небось когда Быдловань обезлюдеет, в ней останется только Берия, на горе туристам да геологам…
Впрочем, дальнейшие события показали, что угадал я неправильно.
- А что за гости? – на всякий случай спросил я.
- А пёс их знает, - ответил Шугайло. – Из облцентра припёрлись. Их мужик тамошний вездеходом привёз. Ну, бывай, Ыванов, мне еще угодья обходить…
И Шугайло пошел своей дорогой, а я пошел своей. Мне следовало поторопиться: ежли старухи Капа с Ондатрой прознают, что я вернулся в полдень и не нанес им тут же визита вежливости, то предадут меня анафеме и отлучат от самогонки из мозгов кабана! И если анафему я как-нибудь переживу, то с кабаньей самогонкой всё совсем не так просто.
По пути к дому бабы Ондатры, известному под названием Вилла «Не лезь - убьет», я состряпал себе отличнейшее алиби: мол, заговорился с Отбросом (Отброс всё равно не помнит, с кем и о чем он разговаривал), однако невдалеке от цели наперерез мне выскочила из дыры в заборе Капина соседка – рыжая Мора.
- Стой где стоишь! – рявкнул я и дистанцировал Мору при помощи удочки. – Совсем сдурела – на людей бросаться!
Мора у нас со странностями. Раньше она крутила любовь с чукотским колдуном, причем благополучно родила от него пару детей. Дети оказались настолько ужасными, что с ними не пожелал иметь дело даже самый страшный призрак здешних мест – безголовый дальнобойщик. Недавно Мора склеила очередного чукчу-экстрасенса на богохульных «одноклассниках», и у них виртуальный роман.
- Щорс! Там… этааа… - громко зашептала Мора, делая бесстыжие глаза. – Баре приехали с самого Парижу! В хату Ондатры пошли, ой, не быть бы беде…
- Беда будет, - пообещал я. – Если ты не прекратишь косить под деревенскую дуру и не объяснишь толком, что, на, за баре такие?
- Комиссия по захоронениям общества потомственных дворян, - угрюмо пояснила Мора, выходя из образа дуры. – Двое из Лиссабона, один из Женевы, а обе тётки – реально из Парижа. Притащили с собой прислугу. Чего хотят – запутка. Трут о чем-то с бабой Капой да с Ондатрой.
- Есть еще что-нибудь, о чем мне надо знать? – лаконично осведомился я.
- Понятия не имею! – хмыкнула Мора.
- Чтоб к тебе лось прислонился, - обругал я ее.
____
По случаю прибытия благородных дам и господ хлебосольные старухи накрыли роскошную поляну: даже селедку под шубой изготовили, на что Ондатра не пожалела свеклы с собственного огорода. Посреди стола отливала матовым светом исполинская бутыль самогона.
При моем появлении пятерка аристократов вздрогнула, и кто-то громко поперхнулся стейком. Я закинул на вешалку в прихожей полушубу и предстал пред обштчеством.
- Эээ… - баба Капа замялась. – Позвольте мне… это, хмм, Щорс Ыванов. Ну, он у нас как бы эсквайр, по типу герцог, - слушая, какую чушь несёт Капуждия, бабка Ондатра подперла ладонью свой длинномерный подбородок и смотрела на нее снизу вверх с саркастической ухмылкой. Но Капуждия собрала в кулак железную волю, справилась с растерянностью и церемонно представила мне иноземцев по именам.
Орлова-Соколова-Козлова я и так уже знал, младшая мадам оказалась фрейлиной баронессой Панасенко, старшая – статс-дамой Хабибуллиной, стариканский старикан значился аж фон князем Заподлецо-Рязанским. Ну а тощий нервяк звался барон граф Тощой. Они с его фамилией очень друг другу подходили.
Покончив с формальностями, Капуждия добавила:
- Короче, без Щорса тут дела не делаются. Сильвупле к столу, ваше сиятельство, - это Капа мне сказала. – А вы, господа, изложите ему своё дело.
Под стол упал монокль.
- Мы прибыли по повелению некоронованной императрицы Анны Иоанновны Борисовны, - принялся излагать дело Орлов-Соколов-Козлов. При этом он глядел куда-то мимо меня. Я знаю, что мой имидж способен шокировать отдельные утонченные натуры, поэтому не стал придираться. – В 1918 году в вашей деревне, сражаясь с большевиками, погиб отряд казаков Его Величества под командованием есаула Несвицкого. Мы собираемся найти бренные остатки героев и достойно придать их земле, а также почтить их память по христианскому обычаю. Что касается Несвицкого, его, скорее всего, канонизируют.
Обер-камергер ворочал языком с большими затруднениями, из чего я сделал вывод, что он «излагал дело» минимум трижды, да все время умягчал глотку самогонкой.
- Так, стоп! – Ондатра хлопнула ладонью по столу. Самогонка подпрыгнула от неожиданности. Фрейлина Панасенко - тоже. – Какого-растакого Несвицого канонизируют? Что он – святой или еще что?
Барон граф Тощой испуганно отодвинулся подальше, но, поскольку и так сидел на краю скамейки, то шлепнулся на пол.
- Сражался до последнего, - пояснил Орлов-Соколов-Козлов. – Не имея связи со своими, не бросил командование и воодушевлял казаков на подвиг во имя Отчизны. Не дрогнул…
Тут в дверь ввалился дед Мордун, и дрогнули все. Видать, Ондатра ему радировала, чтобы немедля был. Заделавшись акционером «Пушнины», Ондатра завела себе рацию «Тошиба» и оборудовала такими же Мордуна и Севку, чтобы всегда были в зоне доступа. За невыход на связь полагались жесткие санкции.
- О, познакомьтесь! – обрадовалась баба Капа. – Это дед Мордун, он у нас… того… купец первой гильдии, чтоб вам было понятнее. Он тоже выскажет мнение. Изложите же ему своё дело! А ты, лысый урод, - обратилась она к «купцу первой гильдии», - сядь за стол и не отсвечивай.
Мордун торопливо плюхнулся на освободившееся от графа Тощого место и приложился к бутыли самогона. Обе статс-дамы, не умея скрыть отвращение, скривились.
Обер-камергер принялся излагать. На его лице читалось: блин, задрали. Про себя я дал ему погоняло «Три Фамилии» - всё ж таки быстрее и проще, чем «Орлов-Соколов-Козлов».
- Ну а че ж, - сказал Мордун, когда дело было изложено. При этом он чавкал картофельным салатом. – Это вы хорошо придумали: найти и перепрятать! Поднимем за это бокалы!
- Таково повеление некоронованной императрицы Анны Иоанновны Борисовны, - поддакнул с пола нервический граф Тощой. Навскидку я бы дал ему лет сорок, но был он настолько инфантильный, что наверняка другие графья гоняли его как пацана. На балах он, безусловно, бегал в ларек за пивом.
- Откуда они взяли эту императрицу? – шепотом спросил я у бабы Капы. – Царскую же власть отменили давно!
- Да они себе новую назначили, - прошипела Капуждия. – Но так, для понту.
Мордун недрогнувшей рукой разлил по емкостям кабачковку. Дамы деликатно пили из рюмочек, что заначены у Ондатры в левом отделении буфета, и вот тут мне кое-что пришло в голову, непосредственно связанное с правым отделением буфета. Но додумать мысль я не успел: появился Севка Отброс.
Как обычно, Севка сперва вошел, а после уж постучался в открытую дверь. Причем ногой. Он всегда так делает. Ондатра, посмеиваясь, называет его «пьяный ребенок», но, по-моему, он просто взрослый колдырь.
Появление Севки фурора не вызвало. Благородные гости хорошо запомнили его по встрече над Хорем, и вряд ли сильно хотели новых встреч с этим простолюдином.
- Э-э-э… - прохрипел Севка. – Здоров, люди добрые! Выпить есть че?
Старшая дама издала страдальческий стон.
- Que fait cet homme? – спросила она почему-то у Мордуна.
Капуждия привычно, словно всю жизнь провела при дворе, взяла светские условности в свои руки.
- А это, будьте любезны, Всеволод Отброс! – сообщила она.
- Как меня назвала, старая? – набычился Севка. У него, должно быть, из мозгов вымыло спиртом, что полное имя его – Всеволод.
Капуждия щелкнула его взглядом по лбу.
- Я, мож, и старая, но навалять могу по-молодому! – рявкнула она. – А ну сел и закрылся, нах! Ну а вы, - баба Капа кивнула Орлову-Соколову-Козлову, - изложите же немедля ваше дело.
Три Фамилии устало вздохнул и пошел по пятому кругу. Было заметно, что всё это ему порядком осточертело.
- А от нас-то че надо? – поинтересовался Севка, деловито обгладывая свиное ребро. Это был грамотно сформулированный вопрос: лично я уже сломал себе всю голову, на хрена такой светский раут.
- Вы должны оказать нам всемерную поддержку! – тявкнул барон граф.
- Это ваш христианский долг, - прошипела сквозь зубы статс-дама Хабибуллина.
- Позвольте, сударыня! – вздыбился Севка. – Если вы желаете говорить про долги, так я ни у кого не занимал, и…
Баба Капа по-матерински обняла Отброса за шею, и, когда он посинел, а глаза у него выкатились, в простоте объяснила, о каких долгах идёт речь.
Благородные гости затеяли достойное и богоугодное дело. («Хррррр! Пустиии… дышать…») Однако ж, им предстоит немало потрудиться, чтобы достичь успеха. Да, правда, в горячий восемнадцатый год некие казаки жестоко пересеклись тута с некими красноармейцами, и был бой, и много полегло и тех и других. Кто и где хоронил опосля павших – неизвестно, и надо как следует походить по местности да поводить жалом.
- И мы, конечно, можем всемерно поддержать сие начинание, - Капа вышла на финишную прямую и освежила дыхание глоточком-другим сивухи. – Дамы и господа здешних мест не знают, а мы знаем. Это раз! А то и землицу покопать, чтобы достопочтенные дворяне мозолей не натрудили. Это два! А три – ну и просто оказать наше самое глубокое гостеприимство. Теперь пункт четыре. Надеюсь, все меня поняли?
Головой кивнул только дед Мордун. Но не потому что понял, а на всякий случай, чтобы не вызвать гнев Ондатры, с детства не терпевшей тупых. Что касается меня, я кивать не стал. Потому как очень сильно мне вся эта затея не понравилась.
____
На том и порешили.
Поскольку ночь была уже на дворе, а в Быдловани ночь – время страха, нечисти да мыльных сериалов по спутниковому, бабки постановили расходиться.
Гостей разместили в бесхозной сараюхе на окраине села. Сараюха была достаточно большой, чтобы вместить и графьев с баронессами, и ихую прислугу, но всё равно как-то неприлично. Там же кроме сена и блох никакой мебели нету! Автора идеи следовало бы надолго сослать в Сибирь, но Быдловань, к сожалению, и так в Сибири. Мы проводили гостей до их временного жилья. Внутри уже хлопотали горничные и унылый, с бакенбардами, камердинер Степан; они перегородили пространство внутри ширмами и стелили перину на раскладушках. Чуть поодаль кантовался вездеход с трейлером, на котором комиссия по отысканию казацких костей прибыла из облцентра. Шофер оказался мужиком простым, и мы перетерли с ним за жизнь. Лично его ничто не напрягало, поскольку он отлично привык дрыхнуть в своем вездеходе.
- Ну чисто дети малые, - ухмылялся шофер, смоля бычок. – «Мария, подайте мне то! Мария, подайте мне это! Мария, пойдите вон!». Это, стало быть, служанку так гоняют. А та, дура, и рада стараться: да, ваше сиятельство, слушаю, ваше сиятельство. Вот ей-богу, когда я малой был, мы в детсаду и то серьезнее играли.
- А во что вы играли в детсаду? – осведомился Отброс.
- Во что? В бандитов, конечно же! – отвечал шофер и сплюнул.
Кого-то он мне при этом напомнил, моржом клянусь! Но я так и не понял, кого именно.
- Достойно, - буркнул я и поспешил вернуться в «Не лезь - убьет». Баба Капа убирала со стола, а Ондатра нагло ею командовала. «Да протри почище!», прикрикнула Ондатра елозящей тряпкой по скатерти Капе. «Слушаю, ваше сиятельство», процедила Капуждия и, повернувшись, вручила мне тряпку.
- Твоя очередь.
Я принялся полировать стол.
- Того-этого, бабки, - сказал я. – Нам это чем-нибудь грозит?
Ондатра закурила электронную сигарету.
- Ты про голубокровых? Да, в принципе, ничем особенным. Ну пошарятся вокруг да около, глядишь и отыщут казачков убиенных. Кому грозит, так этому, графу Тощому, как бы ему местные мужики морду не начистили.
Я смахнул в ладонь крошки и растер их обратно в муку. Кроме меня, так умеет только баба Капа, но она не признает вторпродукты.
- Ему бы и на пользу, - успокоил я Ондатру. – Между прочим, а как они собираются искать? Если ничего не путаю, казаки схоронены где-то у Монгольского ручья, да там никаких опознавательных знаков нету. Это что ж – они будут всю территорию перекапывать?
- Это им не обязательно, - отмахнулась Капа. – Граф Тощой привез с собой освященную епископом рамку для поиска останков под землей. Хотя, конечно, побродить им придется. Я и сама, по чесноку, не помню, где казаков заныкали.
- Может, отдадим боевиков? – предложил я. – По крайней мере, их я быстро найду.
- Ну уж нет, это нечестно, - отказалась баба Капа. – В таком деле мухлевать – грешником бывать! Поможем всем миром, это и к тебе, Ыванов, относится, так что не вздумай обостриться на очередную рыбалку.
- Угу. Нечестно, значит, - я пристально посмотрел на Ондатру. – А я, значит, опять крайний. А все честные, как сто моржей.
И, злой и удрученный, я подался к лесу на ночлег.
____
…Утром первым в Быдловани проснулся барон граф Тощой. Он был на ногах даже раньше, чем стадо коров, которых пасут двое детишек Моры. Изъеденный за ночь комарами, Тощой носился вокруг сараюхи и чесался обеими руками во многих местах. Серая рассветная дымка не сменилась еще солнечным светом, как к Тощому присоединились остальные четверо придворных. Выглядели они не такими лощеными, как намедни – напротив: будто по ним кабан прошелся. Его сиятельство старикан изволили пнуть камердинера Степана и наорали на горничную Марию: какого, мол, черта не набрызгали внутри средством от комаров?
Подошли дед Мордун и Всеволод Отброс. Мордун в любезнейшей манере осведомился, не нужна ли какая-нибудь помощь.
Обер-камергер принялся объяснять, что всех их забодали комары, что сарай абсолютно не пригоден для жизни (не новость, блин), и что, к тому же, ночью в окно сунул морду лось и так затрубил, что фрейлина Панасенко за малым не оглохла. «Это возмутительно!» - поддакнула упомянутая фрейлина.
Севка, по простоте душевной, ляпнул, что, типа, царская семья перед расстрелом тоже жила не в палатах и не жаловалась. А, поскольку от волнения Отброс внезапно заговорил по-французски, дворяне прекрасно его поняли. Фон князь Заподлецо-Рязанский разразился проклятиями. Насколько я смог перевести его женевский французский, суть сводилась к тому, что Отброс – гнусная скотина, скорее всего большевик, и, как только императрица про него узнает, ему небо с овчинку покажется. Отброс пожал плечами и удалился с видом оскорбленного достоинства.
Чуть позднее, откушав ланча, прибыли обе «старосты». Без долгих рассуждений, Ондатра сорганизовала поисковую партию, включив в таковую графа Тощого с его рамкой и меня.
- Следуйте за мной, ваше сиятельство, - с полным соблюдением этикета обратился я к Тощому.
Через полчаса мы прошли по мосту над Джихад-оврагом и углубились в лес, к Монгольскому ручью.
Из курса истории родного края, факультативно прочитанного школьным учителем Матвеичем мне за полведра кабачковки, я знал, что казаки не сражались отважно и до последней капли крови с красными, а по неустановленным наукой причинам посреди ночи драпанули из деревни в, как изящно выразился Матвеич, «исподнем». Догнать и похоронить их удалось как раз где-то в тех широтах, в которых протекает Монгольский ручей. К счастью, это не слишком далеко – там, где излучина подле холма.
Вот только насчет есаула намечалась неувязка. Я совершенно точно знал, что он не со всеми.
По дороге Тощой всё больше помалкивал, только один раз попросился отлить. Я разрешил. Но в тех кустах, где пристроился граф, еще до него обосновался Волкозёл: зверь-мутант, вечно вожделеющий плотских утех. Пришлось мне вмешаться и оплеухой отправить Волкозла искать романтики в другое место. Тощой так и не отлил; у него сделалось такое лицо, будто он навсегда забыл, как отливают. На щеке алел засос от жаркого поцелуя.
Из милосердия я врезал графу по морде, и засос полностью скрыло синяком.
- Да вы охренели, сударь! – икнул барон граф. – Я вызову вас на дуэль!
- Не за что, месье, обращайтесь, - я был сама любезность. – Что до дуэли, так я вас голыми руками порву. Зато теперь по вам не видно, что вы предавались греху блуда, клянусь престолом!
- И то верно, - согласился Тощой. – Далеко ли еще?
- Не особо, почти пришли. А не затруднитесь поведать мне, ваше сиятельство, откуда изволили вы почерпнуть сведения о последнем бое есаула Несвицкого и его доблестного эскадрона? Ведь эта история, если можно так сказать, давно былью поросла…
- С охотой поведаю, сударь. – Граф умел быстро соображать, и уже сообразил, что я – единственная его гарантия от Волкозла, потому со мной ссориться не след. – Доклад на сию тему представил императрице Анне Иоанновне Борисовне лично фон князь Заподлецо-Рязанский, и он же, на преклонные лета невзирая, вызвался возглавить нашу депутацию…
- А он-то отчего в курсе?
Граф пожал плечами.
- По долгу своему дворянскому, я присоединился, не задавая лишних вопросов. Князь, хотя и не молод, но за любопытство та-а-ак отоварить может…
- Ну а благородные тёлки на кой приперлись? Давно в сарае не ночевали или что?
- В их обязанности вменяется присутствовать при захоронении от имени императрицы. Они же, какие-никакие, а фрейлины…
- Базару нуль, - согласился я. – По мне хоть фрейлины, хоть принцессы цирка. Что же, - продолжал я, за шкирку выуживая Тощого из Монгольского ручья, в который он, увлеченный разговором, погрузился по самую плешь на голове, - это где-то здесь. Доставайте свою рамку! А я пока медку похаваю на шару.
Барон граф, не медля, извлек из кожаного портфеля с монограммой пресловутую рамку и тут же получил ею по рылу. Вырвавшись из графских рук, устройство нарезало кругаля над берегом и плавно улеглось под ногами своего хозяина.
- Сработало… - хриплым голосом вымолвил побледневший граф. – Тут они.
____
Пока мы утюжили лес до Монгольского и обратно, в Быдловани происходили всякие интересности. Статс-дама Хабибуллина заперлась в туалете и не отвечала на стуки и ор. Обер-камергер, смущаясь, объяснил примчавшимся Капе с Ондатрой, что Хабибуллина мается животом от вчерашнего застолья. «Пить меньше надо», изрёк случившийся тут же Отброс. Он по жизни случается там, где никому не нужен. Ошивавшийся поблизости Мордун подкатил к обер-камергеру с предложением распить за знакомство канистрочку сивухи, нагло выдав ее за «подношение от купечества». Три Фамилии сдуру позволил себя уговорить, и вскоре, шатаясь, бродил по деревне, призывая всех покаяться и выдать на расправу большевиков. Жалостливый Севка выдал ему индюка с Мориного двора. Индюк не признался в сочувствии большевикам и сам так расправился с обер-камергером, что тот мгновенно просох, ломанулся в сортир, вышиб оттуда статс-даму Хабибуллину и забаррикадировался стульчаком. Тем временем фрейлина Панасенко скарифанилась с Морой.
Что касается старикана фон князя, тот куда-то запропастился.
По возвращении нас с графом Тощим ожидала плотная трапеза в «Не лезь - убьет», отличавшаяся от вчерашней только отсутствием статс-дамы Хабибуллиной. За едой баба Капа дипломатично выпытала у гостей, что они намерены делать дальше. «Копать», исчерпывающе ответил Заподлецо-Рязанский, восставший из безвестности точно к началу обеда.
- Надеюсь, в вашей деревне найдется достаточно сильных мужиков, чтобы произвести эксгумацию, - выразил дурацкую надежду Три Фамилии. – Безусловно, мы оплатим их работу.
Я хотел было сообщить обер-камергеру, что любой местный достаточно сильный мужик зарабатывает в «Пушнине» столько, что может снять на ночь императрицу Борисовну, но вспомнил, как влип со своими ремарками Отброс, и промолчал.
- Конечно-конечно, - воскликнула Капуждия. – Мужиков мы вам найдем. Вон, Всеволод Отброс большой любитель копать…
Отброс скуксился. Этот комплимент был не по адресу: копать Севка не любил. Он любил бухать.
- Короче, всё будет по уму, - заверила Ондатра. – Уж не извольте сумлеваться.
- Не изволим, - милостиво согласился Три Фамилии.
Фон старикан покосился на него, как на идиота. В отличие от обер-камергера, Заподлецо-Рязанский явно сомневался во всём и во всех.
____
Осилив еще одну ночевку в сарае, который местные успели поименовать «Зимним дворцом», комиссия по захоронениям развернула кипучую деятельность. Поскольку нужное место было установлено, оставались сущие мелочи: обозначить границы раскопок да определить график работ. В первую голову статс-дама Хабибуллина с фон князем тщательно пересчитали пластиковые мешки для останков и велели камердинеру Степану загрузить их в кузов вездехода. Туда же засунули мешок с колышками и рулон полицейской заградительной ленты. Баба Капа выдала поисковикам запасную радиостанцию, на случай, если что-то пойдет не так. Шоферу же строго-настрого наказали немедленно выдвигаться к Монгольскому ручью. Тот сперва закобенился, мол, там недолго и на днище сесть, а кто его тянуть будет? Я смекнул, что шоферюга в Черном Низовье не новичок. Предприимчивый обер-камергер утроил ему сумму вознаграждения. Шофер взбодрился, вспомнил христианский долг, выпряг вездеход из трейлера и газанул так, что коровы всем стадом поперхнулись свежей сочной травой. Рыча дизелем, мощная машина выехала за пределы Быдловани.
Я собирался на досуге поразмыслить, кого же, в конце-то концов, напоминает вышеупомянутый шофер, но заметил, как Мора из окна своей избухи подает мне странные знаки.
Впустив меня в сени, она заперла дверь на щеколду.
- Ты чего мне пальцами щелкаешь? – напустился я на похабную девку. – Совсем лосю далась?
- Щорс, я узнала кое-что действительно важное! Послушай, эта фрейлина Панасенко, она – практикующая ведьма.
- Ну и дура, - буркнул я.
- Сам дурак! – обиделась Мора. – Ой, я не в этом смысле, прости!... Короче, мы с ней даже сидим на одном сайте для ведьм, и специализация одинаковая – воскрешение мертвецов…
- Чего-чего? – переспросил я, всей душой надеясь, что ослышался.
- Не понимаю твоего отношения к совершенно нормальным вещам! – вскинулась Мора. – Ну подумаешь, однажды вышел косяк…
- Тебе легко говорить, Мора-умора, - проворчал я. – Но это пока. Я вот сейчас Волкозла крикну, он тебя саму умертвит и воскресит, ясно? А то и бабе Капе нажалуюсь, уж она тебя, уж она из тебя…
- Только не Капе! – воскликнула Мора. – Ладно, дай мне закончить, а то я забыла, с чего начала… А! Так вот. Есаул Несвицкий носил при себе амулет, сделанный из зерна почай-сорняка. Этот амулет действует так, что, когда он на шее, а владелец врезал дуба, то спустя любое время можно его того… ну ты не любишь это слово…
- Продолжай, коза, - мрачно потребовал я.
- Ты только пойми, я сразу-то не сообразила… Эта Панасенко явилась ко мне, слово за слово, и такая с понтом: а нет ли у тебя немножко почай-сорняка? А то надо. У меня заначено чуток, ну я ей и дала… Мы еще поболтали про покойников и про всякое такое, а потом она ушла. А я стала искать в инете туториал, как проводить обряд воскрешения с амулетом. Оказывается, у ведьмы тоже должен быть почай-сорняк.
- Иными словами, - медленно произнес я, - как только фрейлина Панасенко проведет свой обряд, Несвицкий восстанет из праха?
Мора уронила подбородок на грудь.
- Но восстанет он не только из праха, а еще и из Ондатриного буфета, - умозаключил я.
____
Учинив Море-уморе допрос с пристрастием, я получил следующие вводные. Во-первых, баронесса фрейлина Панасенко в настоящий момент находится неизвестно где. Во-вторых, где бы она ни находилась, это наверняка вполне укромное и пригодное для отправления ритуала место. В-третьих, сейчас она должна дойти до пункта, который предписывает возжечь свечу, пропитанную сывороткой почая на крепкой водке, и нараспев произнести целевое заклинание:
Восстань, несущий амулет,
Стряхни ты пыль от многих лет
Ты новой плотью обрасти,
Своим врагам ты не спусти!
- Вот бесовщина! – вскричал я, отвешивая Море тумака, пинка и оплеухи. «Полиция!!!» - заверещала Мора, но мне было уже не до нее. По всем расчетам, времени оставалось несколько секунд, и я помчался по Быдловани что твой лось – аж ветер в ушах свистел! Где-то по дороге я затоптал в грязь Всеволода Отброса, но мне было и не до него тоже. Я набрал такую скорость, что взлетел над крыльцом виллы «Не лезь - убьет», не коснувшись кирзачами ступенек. У меня отлегло от сердца, когда в кухне я застал обеих бабок живыми и здоровыми.
Зато они мне не сильно обрадовались.
- Ыванов! – свирепо воззрилась на меня старуха Ондатра. – Это… это что такое ты изволил себе позволить?!
- Совсем охренело его сиятельство, - поддержала Капуждия. – Или балдежными грибочками у Моры угостился? Отвечай немедля!
Я стиснул зубы, дабы унять праведное негодование. Тут несешься, сломя голову, чтобы их спасти, а благодарности по нулям вообще!
- Ондатра, - резко сказал я. – Довольно ходить вокруг да около! Всей деревне известно, что в твоём буфете хранится скелет казацкого атамана, в штанах с лампасами и в папахе. Конечно, деревенские тебя боятся и приезжим не проболтаются. Но баронесса Панасенко – профессиональная ведьма, хуже Моры. Она знает ритуал воскрешения, и у нее есть почай-сорняк. Так что напрасно вы тута рассиживаетесь, как в дворянском собрании – Несвицкий вот-вот выскочит наружу и устроит вам всех моржей!
Признаться, меня неприятно поразило то, что где-то на середине моей пламенной речи бабки стали украдкой зевать в кулаки.
- Спасибо тебе, Щорс, - сдержанно поблагодарила меня Ондатра. – За доброту, за заботу, за…
- …а еще он олимпийский рекорд по спринту побил, - ехидно вставила Капуждия.
- Тем более! Но, видишь ли, Щорс, тут приятный нюанс: никакой атаман из буфета не выскочит. Перво-наперво потому, что Капуждия раскинула на картах, и скакать ему ужо не придется. А, того окромя, в буфете его месяц как нету: совсем рассыпался, по косточкам, так что мы с Капой снесли его в мусорный контейнер по старой итальянской традиции.
Капуждия, тасуя колоду, искоса взглянула на Ондатру.
- Так-то оно так, да только пасьянс у меня про это какой-то странный выкладывается. Чего-то мы с тобой, Ондатра, не досмотрели, а вот что – в толк не возьму.
- Да у тебя колода морально устарела! – рявкнула на нее Ондатра. В Отечественную она так на фашистов рявкала. – Ты еще будешь тут страху наводить! А я говорю – не встанет Несвицкий, и точка всему! Когда кости на атомы распались, тут даже ритуал на почай-сорняке ни о чем.
- Что ж ты так орёшь-то, - не обиделась отчего-то очень задумчивая баба Капа. – И при чем тут моя колода, чем она устарела?
- Да хотя бы тем, что ты еще с Несвицким этой колодой в подкидного играла, да сопляку-юнкеру нагадала сто с полтиной лет жизни! Забыла, что ль? Ей лет больше чем советской власти!
Апофеоз интеллектуального превосходства Ондатры прервала рация на столе, внезапно зашипевшая и заговорившая.
- Слы, кто там, алло! – сказала она. – Ну ответил по-бырому! Дело есть.
Не спеша допив кружечку кабачковки, Ондатра подсела к рации и нажала кнопку «передача».
- На связи, - сказала она. – Че за дело?
- Мне нужен самый главный, слы? – рация, конечно, искажала голос, но блатной выговор и чисто зэковская, от свежего воздуха, хрипотца, звучали вполне отчетливо. – Я с бабой базарить не буду! Давай своего бугра!
- А я с чушкарем базарить не буду! – ошарашила «контактера» Ондатра. Капуждия тем временем невозмутимо выкладывала пасьянс, подвинув рацию, чтобы не мешалась. – Так что давай сюда своего самого главного или чеши лесом под шконку!
В эфире возникла неловкая пауза, а затем кухню наполнил новый голос, более блатной и хриплый.
- Кто базарить будет? – спросил новый голос.
- Ондатра мне имя, - отвечала Ондатра. – С кем имею честь?
- Космач меня звать, и я в законе! А ты что за старая карга?
Ондатра потянула из салфетницы салфетку и «Паркером» поставила на ней крестик.
- Хозяйка рации, - ответствовала она. – Дальше давай, что у тебя там.
- Ну, слушай, старая карга, - Ондатра черканула еще один крестик. Это она засекала, сколько раз ее каргой обзовут, дабы потом воздать пропорционально. – Дело такое: мы тут заложников захватили. Дворянская миссия или как их там. Четыре пациента, плюс вездеход, плюс фраер в вездеходе. У нас оружие. Мы требуем самолет и четыре миллиона баксов. У тебя есть час, время пошло. Потом начнем гасить заложников.
- Э-э-э! – Капуждия торопливо развернула рацию микрофоном в свою сторону. – Ты там совсем-то с ума не сходи! Где мы тут тебе самолет посадим? Давай вертолет и пять миллионов долларов.
- А, ну или так, - согласился не чуждый здравого смысла Космач. – И, это… Конец связи.
Ондатра поднялась с табуретки, на которой вела радиопереговоры, и уперла руки в боки.
- Доездились, именем императрицы Борисовны! – провозгласила она.
____
Час спустя Быдловань гудела, как растревоженный улей. Хлеще всех гудел Севка Отброс, но он загудел с самого утра и потому был не в тренде. Проявив неслыханную гражданскую сознательность, Ондатра с той же рации оповестила о захвате заложников власти, и вскоре на окраине деревни приземлились целых два вертолета с экипированным до зубов спецназом. Брать на себя спасательную операцию Капа с Ондатрой не пожелали: это не совсем то же самое, что призрак дальнобойщика, как-то взявший в заложники Мориных близнецов. Ибо тогда могли только погибнуть дети, а тут могут пострадать люди.
Впрочем, у спецназа тоже пока ничего не складывалось. По лесу на вертолетах не налетаешься, а пешее прочесывание осложнялось погодными условиями: внезапно на тайгу пал туман и пошел сильный дождь. Пока командир отряда в звании майора на пару с рыбинспектором Шугайло разрабатывал план действий, я, обе бабки и дед Мордун грелись в избе да попивали чаек с малиновым вареньем за успехи заложников.
- Яйца даю на отсечение, - клялся Мордун, тыча пальцем в старую военную топографическую карту, разложенную на столе, - дело происходит где-то вот здеся. Нет! Вот здеся!
- Попал на яйца, - засчитала попадос Ондатра.
- Не, я ж пошутил! В общем, нет – вот тута они их и взяли, точно говорю. Казаков закопали по берегу Монгольского, а там рядом курган, на склоне можно облаву пересидеть, если не высовываться. Вот зэки и пересидели, а там увидали вездеход и не упустили шанса… Послушайте, а что, если послать туда Мориных близнецов?
Я проголосовал «за».
- Креста на вас нет! – обличила нас Ондатра. – Что вам те зэки плохого сделали? Нет уж, граждане купцы, графья и прочая! Действовать мы будем гуманными методами и никак иначе!
- Засандалим ядерную ракету? – с надеждой осведомился Отброс, боком просочившийся в дом и скрысивший со стола бутерброд с вареньем.
Про ракету это он не в шутку. Ракета была. У Ондатры. На заднем дворе. Но Ондатра и в худшие времена не пожелала с нею расставаться, а сейчас времена отнюдь не худшие.
- Да вам только волю дай – всех ракетами закидаете да Мориными дитями затравите! – рявкнула баба Капа. – Остыньте, вашу мать. Само собой как-нибудь разрулится.
- Знамо дело, - кивнул я, - разрулится. Щас блатные дворянскую миссию в расход пустят, и будем считать, что всё разрулилось.
- Лучше жрите варенье, - сменила тему Ондатра. – Да давайте на сытый желудок прикинем, что у нас имеется. Окромя дворянской миссии, конечно же.
Пока мы вели дискуссию, спецназовцы подорвались в лес, сквозь дождь и туман. Позади, словно Кутузов, насылающий войска на французскую армию, стоял в позе героя и с вытянутым указательным пальцем Шугайло. Очевидно, он предложил спецам какую-то секретную тропку, ведущую к Монгольскому. Настолько, причем, секретную, что даже и я о ней ничего не знаю.
- Так вон че, - изрекла Капуждия, как будто от этого всем и каждому сразу всё стало понятно. – Есть зэки со стволами – Шугайло сказал, что их трое. Есть дворяне. Их четверо, не считая баронессы Панасенко, которая творит чернодейство в сарае у Моры. Кстати, с Моры за это спросим. И есть федеральные власти, которые отвечают за дворянскую миссию перед президентом и патриархатом, а еще неизвестно, что хуже. Поэтому в ближайшее время сюда прилетит «вертушка» с деньгами. Вопрос лишь в том, - Капуждия подлила Отбросу чаю, чтобы он не всасывал его с донышка, - лишь в том, кому этот гонорар по замыслу должен достаться.
- В смысле – кому? – удивился Мордун. – Ясное дело, что блатным.
- Сколь же ты туп, старое полено, - буркнула Ондатра.
Вот всегда так! Почему-то они с Капуждией всегда всё знают, и думают, что остальные обязаны тоже знать!
- Тебе, что ли? – вытаращилось старое полено.
- Мордуну больше не наливайте, - ухмыльнулась Капуждия.
- Мне и так не наливают, - обиделся дед.
(Ударная группа спецов, перемазанная грязью и промокшая до носков, выдралась из лесных дебрей. Явно же Шугайло не учел, что там, где может пройти он и его двустволка, другие могут и не пройти).
Рация на столе опять ожила.
- Эй, вы, там! – окликнул нас вожак блатных по прозвищу Космач. – У вас истекает время, и с вами хочет поговорить заложник!
- Пожалуйста, спасите нас!!! – я узнал статс-даму Хабибуллину. На заднем плане козлетоном подвывал барон граф Тощой. Судя по обертонам, ему только что врезали в душу. – Сделайте что-нибудь! Эти большевики собрались нас убивать, убивать!...
Капуждия раздраженно вытряхнула из рации аккумулятор.
- Ну собрались и собрались, заткнись и умри мученицей, как царь! – указала она. – А, вон наличку подвезли, очч кстати…
Над крышами прогрохотал третий вертолет. Он опустился рядом с первыми двумя. Изнутри выскочил чиновник в костюме и с бейджиком «Федеральное собрание». Он размахивал плотно набитым чемоданом.
- Кому бабло за заложников? – вопил он.
К нему подошел командующий операцией по спасению дворянской миссии, которая всё больше превращалась в операцию по утоплению спецназа в быдлованских болотах. Он взял новоприбывшего за пуговицу и попросил не орать, покуда чемодан не отобрал кто-нибудь, у кого даже и заложников нету. Затем майор собрал свое подразделение в полукруг и стал давать какие-то ценные указания. Шугайло на этот раз он близко не подпустил. Судя по жестам, указания сводились к тому, что надо стоять на месте и ничего не делать, тогда зэки, может быть, сами приедут, заберут деньги и благополучно отбудут вертолетом.
Капуждия благодушно наблюдала за хлопотами.
- Мне тут вообще подумалось, - заявила она, - подумалось, что баронесса Панасенко изрядно лоханулась со своим колдовством. Потому что – слышь, Ондатра – я вот вовсе не помню, чтобы на есауле Несвицком об ту ночь был какой-нибудь амулет.
- Никакого не было, - озадаченно подтвердила Ондатра. – Помню совершенно точно. А если амулет ни на ком не надет, кого эта коза заезжая, спрашивается, оживит?...
- Вот оно! – щелкнула пальцами Капуждия и принялась вправлять аккумулятор обратно в рацию. – Кто-то той ночью нацепил эту бирюльку на себя. Когда красные погнали казаков к Монгольскому, все они были в подштанниках. Но один из них был по форме…
- А одного не было вовсе, - подсчитала в уме Ондатра.
Рация ожила и захрипела.
- Помогите, убивают!!! – раздалось из нее. Самое смешное, это явно был не голос заложника. Это хором вопили беглые зэки.
____
…Реестровый казак Митя Подрейтузный за долгие годы отвык от света, потому долго тёр глаза, прежде чем смог что-либо рассмотреть. Но он помнил главное: враги!... красные!... атака!
- Эскадрон, шашки наголо!!! – завопил Митя, стряхивая с себя комья земли, из которой он несколько минут назад выцарапался, повергнув в шок и столбняк всех, кто при том присутствовал. Впрочем, для Мити Подрейтузного это были сплошные большевики, и он собирался с ними разделаться!
Его шашка куда-то запропастилась – какая досада – но, к счастью, верная «манлихеровка» перележала долгих восемьдесят лет рядом с Митей, и, хотя стрелять уже не могла, но для боя годилась!
- Шмякс! – приклад споро врезался в лоб огромному бритоголовому зэку. Бедняга постоял чуток, удивленно вертя в руках верхнюю половину своего черепа, потом сел, а потом лёг.
- Бумс!!! – другой зэк схватился за яйца, но добрый казацкий сапог превратил их в мумиё: Митя не забыл и не простил красного командира, чуть не сделавшего ему кастрацию.
- Уйяяяя!!!
- Тресь!!! – обретя новые, несокрушимые силы, Митя скрутил шею третьему зэку, а заодно перекинул его через вездеход, чтобы не путался под ногами.
- Мамааааааа!!! – это благородной статс-даме Хабибуллиной прилетел поджопник.
- Я не большевик, нет! – верещал барон граф Тощой, на которого наступал монстр в штанах с лампасами, машущий винтовкой, как дубиной. – Я – граф Тощой!!!
- А я – обер-камергер Орлов… УЙ!!! Соколов… УЙ!!! Козлов!!! Уйяааа!!! – за каждой называемой фамилией следовал удар кулаком в бубен, и, договорив, обер-камергер скорчился во мху под елочкой.
Вездеход зафырчал двигателем и выбросил в лесной воздух добрый плевок дизельной гари. Шофер остервенело дергал рычаги.
- Ну уж нет, так мы не договаривались, - бормотал он. – Чтоб меня какой-то скелет замочил?...
- Давай, двигай! – орал ему на ухо князь фон старикан. Шофер не заставил просить себя дважды: он добавил газу, и вездеход рывком ломанулся сквозь чащу. Сзади статс-дама Хабибуллина и барон граф Тощой игрались в салочки с Митей Подрейтузным…
____
Когда вездеход проломился сквозь лес и заглох на окраине Быдловани, его первым делом взяли в кольцо. Спецназовцы выволокли пассажиров из кабины, уложили их на мягкую траву и сделали разминающий массаж прикладами «калашей».
- Как вы смеете?! – визжал Заподлецо-Рязанский. – Вы хоть знаете, кто я?
- Беглый зэк и захватчик заложников, - объявил командир отряда, вытирая об его сюртук берцы. – Тебе припаяют сверх срока, поверь на слово.
- А меня-то за что? – расхныкался водила.
- А ты кто?
- Шофер вездехода! Не видно, что ли?
- Мужики, это заложник! – командир в два пинка передал бедолагу на поруки свободным бойцам. – Осторожнее, он перенес стресс!
Над всем этим угорали две злобные бабки. Ондатра, та и вовсе хрюкала свиньей.
- Кстати, а где остальные жертвы захвата? – опомнился командир. Он даже перестал колошматить фон князя.
Вопрос не оставил равнодушным шофера, которому оказывали психологическую помощь в полевых условиях: дали фляжку спирта и объяснили, что самое страшное позади.
- Постойте-ка, - подал он голос. – А, правда, где ж они? На нас прям из-под земли наехал скелет в лампасах, отдубасил моих корешей, а тех, дворяшек, стал гонять ржавым винтарём, как лохов. И если бы не я…
Несколько поодаль нарисовалась фрейлина баронесса Панасенко, перепачканная желтой паутиной, какая во всей Быдловани есть только в Морином сарае. Вид у фрейлины был самодовольный, как у коровы, подоившей саму себя. Но тут же она допетрила, что в какой-то части ее план пошел вкривь и вкось. Ей-то ожидалось увидеть демонического есаула Несвицкого, энергично машущего шашкой на потеху двум тупым дурам – Море и самой фрейлине.
Но вкривь и вкось пошел не только план баронессы Панасенко.
- А ну, падла, - по знаку командира у вездеходчика отобрали спирт и объяснили, что самое страшное еще и не начиналось. Получив берцем по печени, он в это полностью поверил. – А ну повтори еще раз, что ты сейчас сказал. «Отдубасил м о и х корешей»? Так блатные - твои кореша? То есть, ты с ними заодно?!
Шоферюга прикусил язык, но было, во-первых, поздно, а во-вторых, майор тут же вынес ему зубы рукоятью пистолета – чтоб быстрее отвечал.
- Ша шо фошу фашу шошу… - прошамкал этот неудачник.
- Да заодно, заодно, - вмешалась баба Капа. Спецназовцы сделали «равнение на бабку». – Вы, внучки, не сумлевайтесь, за базар отвечу. Он и по рации понты гнул, я голос узнала. Между прочим, он и есть главарь банды по прозвищу Космач – самый страшный зверь из всех блатных. Те, трое, ему в стельки для кирзачей не годились.
Командир спецназа вытаращил глаза, но ничего не переспросил. Видать, ему не больно-то привычно, чтобы старушка – божий одуванчик так складно формулировала оперативную обстановку.
Но мне-то не привыкать, так что я задал вопрос:
- А откеля ты, баб Кап, знаешь, что это именно Космач?
- Так проще вяленой воблы, - снизошла Капуждия. – Космач – главарь банды грабителей, которую закрыли на десять лет общего. Но сели только рядовые быки, а сам Космач остался на свободе, и, по некоторым сведениям, готовил им побег. Не веришь мне, спроси Шугайло.
- Капа дело трёт, - подтвердил рыбинспектор. – Космача здесь ждали. Проблема в том, что про него ничего не известно, даже фоторобота – и того не составили. Удалось лишь выяснить, что его старший брат проживает за рубежом, и, вероятно, состоит в союзе потомков русских дворянских эмигрантов…
Всеволод Отброс издал торжествующий вопль.
- Точняк, это же Три Фамилии!!! – заорал он. – Я его сразу заподозрил!!!
- А вот херов тебе тачку! - напускной купеческий лоск с деда Мордуна как дождем смыло, и он мгновенно стал самим собой. – Это барон граф Тощой! Уж меня не проведешь, я этого ханурика насквозь видел!
- На что забьемся? – горячился Севка.
- Да на что хочешь! – Мордун рванул на груди рубашку от Гуччи.
Спецы уж и не знали, кого слушать. Но тут вновь взяла слово баба Капа, и Севка с Мордуном по-быстрому заткнулись. Они хорошо знали, что бывает, когда баба Капа толкает умную речь, а они не затыкаются.
- От этого своего старшего брата Космач получил информацию о прибытии в Быдловань дворянской миссии, - повествовала Капа. – Это было ему на руку: сам по себе побег – еще не всё, ведь беглых предстояло вывезти в безопасное место. Зная, что миссия находится на личном контроле у всех высших лиц государства, Космач взял их в заложники. Но не учел одной детали…
- А ну все руки в гору, стволы на землю! – прервал поучительный монолог Капуждии новый голос.
Обернувшись, мы узрели камердинера с бакенбардами, Степана. В руках у него был пулемёт.
- Кто рыпнется – покрошу, - предупредил Степан. И вот тут-то я понял, кого мне всё это время напоминал вездеходчик.
- Бапепа! – обрадовался тот, он же – Космач. Зря обрадовался.
- Какой я тебе брательник, фуфло сибирское, - отрекся от кровного родства камердинер. – Пацанов подставил, а сам в шоколаде? Ну уж теперь от звонка и до звонка чалиться будешь, крыса. Э, мусора, - закрывая тему, обратился он к спецназу, - гоните мне сюда фраера с чемоданом бабла!
- Не пляшет, - помотал головой командир. Дворянскую миссию он уже мысленно списал со счетов, а за здорово живешь спонсировать пособника блатных команды ему не давали. – У нас его нету, смылся куда-то.
- А если я его первого грохну? – невзначай спросил Степан.
Крепкие, мускулистые спецназовцы разлетелись в стороны, как кегли – меж ними лосиным галопом пронесся чиновник с кейсом.
- Я тут, тут! – визжал он. – Возьмите всё, оставьте жизнь!
(«Ну вы все и скоты», - выступил с официальным заявлением князь фон старикан).
- Вот это грамотно, сразу бы так, - промолвил Степан, бережно взял кейс за кожаную ручку и двинулся к вертолетам, выбирая, который из них ему лучше подходит. Но он так ничего и не выбрал, поскольку на голову его обрушился удар ржавого «манлихера», и на том его роль в этом трагифарсе была отыграна.
____
…Есаул Несвицкий частенько попрекал Митю Подрейтузного скудоумием, не приличествующим казаку. И Митя, получив шанс, сделал всё, чтобы смыть позор со своего имени. Он не только действовал быстро – он и соображал с быстротой лучшей эскадронной кобылы Лизухи – по крайней мере, именно такое сравнение пришло в Митины мозги.
Не потеряв ни единой секунды, Митя Подрейтузный разделался со всеми и с каждым, подвернувшимся под горячую руку, и, подтянув рейтузы, кинулся туда, где, как подсказывала память, располагался хутор ведьм. После воскрешения у Мити несметно прибавилось сил, и он развил скорость до сотни по спидометру. Трещали кусты, ломались ветки, промелькнул сбоку ошарашенный Волкозёл – и вот впереди замаячила околица и люди. Митя определил для себя первую цель – дюжего красноармейца с пулеметом наперевес – и срубил его лихо, как подобает казаку.
- Сдавайтесь, вражины большевиссские! – хрипло возгласил Митя, попирая тело павшего врага сапогом. – А коль жить хотите, выдайте предателя!
- Предателя? – майор стащил с головы черный берет и тут же напялил его обратно. – Что за предатель?
- Юнкер Хаймович, вот кто!
____
Не хотел бы я в тот день оказаться на месте майора. Ситуация менялась из секунды в секунду, и он не успевал реагировать на перемены. Но, если с бандитами и заложниками было более-менее понятно, то, обозванный большевиком, майор темы с наскоку не вкурил. К тому же, он представления не имел, где ему взять юнкера Хаймовича. В довершение, внешний вид очередного террориста наводил на странноватые мысли о костюмированном корпоративе в морге.
- Нас сюда привел не предатель, а дежурный по МВД города, - невпопад сообщил майор. – Но его фамилия никакой не Хаймович, а Иванов.
Митя Подрейтузный зло прищурил глазницы, в которых полыхал красный свет, как у Терминатора.
- Брешешь, коммуняка! – рявкнул он. – Подавай мне юнкера, не то в капусту изрублю!
- Кого? – захлопал глазами командир. – И чем?
За моей спиной перешептывались Капа с Ондатрой. «Да Митяем его звать, Митяем, глухня старая!» «Почем знаешь, бабка?!» «Так Несвицкий ему говорил: ты, Митяй, свали с глаз долой».
Капуждия хладнокровно выступила вперед.
- Послушай меня, Митенька, - сказала она скелету в казацких тряпках. – Я понимаю, что ты в ярости, и тебе хочется сорвать ее на ни в чем не повинных людях. Но это не выход! Давай ты пообещаешь никого не рубить в капусту, а потом мы с тобой спокойно обо всём поговорим. Тебя никто не обидит, даю слово!
Спецназовцы аж рты пораскрывали, да так и остались стоять с гландами нараспашку. Коварной бабке надо было бы идти в кризисные психологи, а не чаи гонять с Ондатрой.
- Объясни мне, Митенька, - тем же тоном продолжала баба Капа, - зачем тебе понадобился юнкер?
Подрейтузный утер ладонью набежавшую от чувств соплю… За всю его короткую жизнь никто не разговаривал с ним так по-доброму и «Митенькой» не называл. Разве что есаул Несвицкий, под хорошее настроение, величал его «Митяй-рас…дяй».
- Дык это… - пробормотал Митя. – Они, то есть юнкер, всё волком на нас смотрели. Хоть и малолетний, а злой, как чертёныш. Меня козлом обозвали… И то им не так, и это ему не этак… Я думаю, это они красных в деревню привели, пока наши в бане парились. Коли бы есаул медальон свой, от демонов берегущий, не обронил, было б не так! Я подобрал, хотел отдать, да не успел, не сыскал есаула!...
- Ну и не расстраивайся, - подбодрила его Капа. - Его через год только и сыскали, когда в буфете пыль решили протереть. Видишь, тебе самому медальон пригодился.
И впрямь - на груди Подрейтузного висела круглая золотая висюлька.
Где-то сзади истерически захихикала фрейлина Панасенко. Вместо брутального есаула жертвой ее доброты стал недотёпа Подрейтузный! Хотя по мне разницы никакой: что тот – скелет в штанах с лампасами, что другой – скелет в штанах с лампасами.
И вот в этот сверхответственный момент, когда восставший из геройски погибших реестровый казак Митя Подрейтузный почти готов был пойти на уступки, майор взял и всё испортил.
То ли он прикинул, что, защищая от демонов, оберег не защищает от спецназа, то ли ему просто осточертело бездейственно стоять, но он крикнул «Работаем!» и первым навалился на Митю…
Это был чистейший воды дурацкий поступок. Митя Подрейтузный знал, как надо обходиться с большевиками, а таковыми были для него сейчас все и вся. Полторы минуты крутого махача – и бойцы залегли в придорожную траву на заслуженный отдых. Под раздачу угодил и рыбинспектор Шугайло, которому лихой казак неистово навязал на шею его собственную двустволку вместо галстука.
- Всё равно ты лузер! – простонал майор, свисая с дерева, на которое взлетел от Митиного пинка. – Никакого Хаймовича тут нет!
- А вот и есть, - не согласилась с ним Капуждия, и, подойдя к старикану фон князю, всё еще валявшемуся носом в землю, потыкала его ногой под ребра. – Вставайте, юнкер! Вас спрашивают.
Подрейтузный стремительно подался вперед…
____
…Когда свечерело, три вертолета дружно улетели из поселка, унося прочь еле живых спецбойцов, чиновника с выкупом в кейсе, Космача без зубов и дворянскую миссию в синяках и шишках. В виде моральной компенсации нам оставили вездеход с трейлером, с которыми теперь играются Морины отвратные ребятишки.
- Конечно, это фон князь всё и подстроил, - поведала нам баба Капа за ужином по поводу убытия всех незваных гостей. – Кстати, князь Заподлецо он только по мамке, а по отцу – Хаймович. Его сиятельство, как положено благородному человеку, до нитки проигрался в вист. Через своего камердинера Степана Космачева он выстроил многоходовую комбинацию с зэками и особо ценными заложниками, итогом которой должно было стать получение самим князем изрядной суммы денег. Иначе ему нечем было платить по долгам, а стреляться в его возрасте, согласитесь, несколько тупо…
- Так он действительно был здесь с теми казаками? – ошеломленно спросил Мордун между двумя глотками кабачковой самогонки.
- Воистину, - кивнула баба Капа.
- Но зачем он красных-то привел? - изумился я.
- Нет, это уж Подрейтузный от обиды присочинил. Красных привела Ондатра, - пояснила Капа. - Хаймович вместе со всеми торчал в бане. Ему еле-еле стукнуло двенадцать, но карты сулили, что проживет он сто лет и больше. То-то он и дернул через окно, когда пальба поднялась. И ведь не сгинул в лесах, до самой заграницы добрался. Хитрые и злобные уроды – всегда долгожители.
- Насчет хитрости да злобности ты ему лекции читать можешь, - ухмыльнулась Ондатра, знавшая про Капуждию что-то такое, чего остальные не знали.
- Надо будет – я и семинар проведу! – сухо отозвалась Капуждия. – И еще кой-чего. Именно фон князь уболтал фрейлину Панасенко ехать в Сибирь и ночевать в сарае. Ему надо было набрать в миссию хотя бы троих-четверых, чтобы за них с гарантией впряглись правительство и церковь. Панасенку он соблазнил тем, что в захоронении есть один терпила с оберегом из почая, а для ведьмы это огроменная удача! Ибо всего таких оберегов сделано два: один был у Несвицкого, а второй – у Ленина, но оба свое счастье прохлопали…
Прибежал, запыхавшись, Севка Отброс и доложил, что Мора с наступлением темноты чесанула в лес, и не иначе намерена подвергнуть ритуалу воскрешения троих зэков у Монгольского.
Мору догнали, обезвредили и доставили пред светлые очи Ондатры и бабы Капы. Капуждия, снисходительная после ужина, не стала слишком свирепствовать и приговорила Мору к пятнадцати годам исправительных работ. Так что теперь эта ведьма недоделанная в поте лица строит на участке у Капы новый таунхаус.
(Кстати, Мора переписывается в соцсети с баронессой Панасенко. У той дела тоже не айс: из общества потомственных дворян ее выперли, и нынче она калымит официанткой в парижском бистро).
Пришибленного «манлихером» князя фон старикана, не мудрствуя, скормили пёсику Берии. Берия, насытившись, всячески выражал свою благодарность и преданность: ходил на задних лапах, вилял хвостом, всем вылизывал руки и тихонько скулил от светлого собачьего счастья.
…А Митя Подрейтузный ушел в тайгу и там партизанит. Он ищет большевиков и красноармейцев, но пока ему попался только Волкозел, трое геологов и призрак по кличке Рыбак Нет Лица. Хуже прочих досталось Рыбаку, и он с горечью в сердце покинул наши места… Геологи же, вернувшись из экспедиции, заспамили весь интернет сообщением, что в районе Черного Низовья видели привидение в казацкой фуражке.
Так вот, теперь я думаю, что, когда Быдловань совсем обезлюдеет (ежели таковое благодатное состояние вообще для нее достижимо), то останется здесь не Берия. Здесь воцарится сплошной Митя Подрейтузный. Потому как давеча я вышел в онлайн из офиса «Эйрфлайтс энд Пушнины» и прочитал пресловутую инструкцию по ритуалу воскрешения с использованием почай-сорняка.
В конце этой бредовой зауми стоит приписка: «Гарантийный срок – тысяча раз по тысяче лет».