Серега Краснощеков жил на Соколинке. Его отец работал на заводе у станка. Мать подрабатывала уборщицей. Лет в двенадцать Серега соображать начал, присматриваться, кому сытнее живется у них в коммуналке. Соседка их в универмаге работала. Сашка с Райкой, дети ее, то и дело обновками хвастали. А Сережке одни заплатанные штаны носить приходилось, пока из них не вырастет. У других соседей две близняшки музыкой занимались, всегда ухоженные, с бантиками. Два раза в неделю поздно вечером домой приходили с большущими папками для нот, а в другие пять дней спорили, кому из них первой на пианино играть. Папа их конструктором на отцовском заводе работал.
Отец Сергею говорил: «Учись! А то будешь всю жизнь у станка стоять, керосин да масло тройным одеколоном заливать». Да он и учился, а сам посматривал, кто еще из одноклассников хорошо живет, интересовался, кто родители, не из праздного любопытства, чтобы свой путь выбрать. В девятый класс, где учился Сергей, девочка пришла, из Липецка приехала. Папа у нее - военный, все время на службе, дома редко бывает. За то денег достаточно. Не очень здорово, что от Сахалина до Литвы по разным городам им часто переезжать приходилось.
Сережка, хоть и со шпаной знаком был, но не оступился ни разу. В девятом классе решил в Комсомол вступить. В Райкоме увидел, какие там все ухоженные, подстриженные, одетые и обутые хорошо, ну, разве что бантиков не хватает. Понравилась Сергею Райкомовская публика. Решил он: надо к ним прибиваться, а конструктором или военным еще успею стать, если понадобится. На бюро райкома стандартные вопросы задавали, а одна девушка спрашивает:
- Какие у Вас планы на будущее? – и улыбается, в глаза заглядывает.
- Хочу комсомольским секретарем стать, - ответил Сергей, не моргнув глазом.
Кто-то, услышав вопрос и ответ, хихикнул, а кто-то мимо ушей пропустил. Проголосовали единогласно, и стал Краснощеков комсомольцем, как все.
Эта одна девушка за ним вышла, умные беседы вела. Через неделю интим у них произошел, прямо в парке на скамеечке, когда стемнело. Лиза, конечно, старше была. Ей забавно и Сережке интересно, может, полезное с приятным получится. Перед каникулами пришел долгожданный результат! Инструктор райкома Лиза Петухова рекомендовала, завуч, парторг школы, Надежда Ивановна поддержала, рядовые комсомольцы дружно подняли руки – и Сережка стал секретарем. Лиза его сразу научила:
- Твое дело – план работы написать, ответственных членов комитета и сроки проставить. Раз в месяц, на заседаниях поощрения и взыскания выносить. А сам в районный штаб раз в неделю наведывайся – там твое место!
Штаб комсомольцев-школьников Первомайского района г. Москвы помещался в двухэтажном здании. Фойе с большим черным роялем и вместительный актовый зал располагались на втором этаже. Но знакомились все вновь избранные в конце августа, для чего выезжали они за город. Инструктивный лагерь это называлось.
Димка Гудков сам не знал, как секретарем комитета стал в том же Первомайском районе, только в соседней школе. Отец его офицером был, но ездить ему по союзу не приходилось. Он в Москве, на Лубянке служил. Скорее всего, отец и подтолкнул Димку в комсомольские вожаки. С девяти лет грыз Димка основы музыкальной грамоты, на аккордеоне, на баяне, на фортепиано играл, пел в хоре. Профессиональным музыкантом стать не смог – здоровье не позволило. Музыканту много его надо, как оказалось.
В инструктивном лагере по вечерам устроить молодежи что-нибудь интересное никак не получалось. Но для этого было все необходимое, например, аккордеон и гитару Димка и еще один активист из дворовых музыкантов Сашка нашли в первый же вечер. Вышли они с этим реквизитов на свежий воздух вдвоем. Подстроили гитару. Сашка знал одну политическую песню: «Есть в Конге Катанга». Пока Сашка напевал песенку Димке со словами и аккордами на гитаре, народ их обступал и тоже начал заучивать слова и ритмическую мелодию. Минут через двадцать вокруг этих двоих музыкантов собралось около сотни молодых парней и девчонок. Один из инструкторов, Володя Румберг, сообразил отодвинуть толпу, так, чтобы всем было их видно и слышно. Сережка к этому времени судорожно соображал, как ему использовать этот момент. Он смело повернулся лицом к толпе и встал рядом с Димкой, почти вплотную к клавиатуре аккордеона. Песня под эти буги-вуги не заканчивалась, она шла по кругу: за последними словами последнего куплета начинался первый. Хор становился все более громким и слаженным, аккордеон звучал красивыми аккордами. В центре внимания оказались трое: Сашка с гитарой, Димка с аккордеоном и незнакомый им Сережка, ни с того ни с сего оказавшийся рядом с Димкой.
На следующий вечер, перед сном, на том же месте молодежь собралась на буги-вуги. Девчонки и мальчишки весь день переписывали друг у друга слова, не очень понимая, как это «подлый Мобуту зачёмбил Лумумбу», но пели с безукоризненной дикцией.
Так Сергей стал известен в кругу комсомольского актива. Просто, приставив свою плотную фигуру к двоим «заводилам», сам не обладая никаким талантом или способностями, кроме одной: оказаться в нужное время в нужном месте. Теперь их воспринимали только втроем. Каждый из этой «троицы» был по своему рад зародившейся дружбе.
Инструкторам все-таки удалось организовать в предпоследний вечер небольшой концерт. Димка смотрел на сцену не очень внимательно. Кто-то дурно пел под аккомпанемент рояля, какие-то двое пытались воспроизвести кусок из классического спектакля. Но вот на середину вышла девушка и начала читать стихи. Димка слушал ее голос, то звонкий, то дрожащий. Она, то выходила вперед, то отступала вглубь сцены. Он видел уже ее прошлым вечером среди других, когда сам был в центре внимания. Димка в первый раз по-настоящему влюбился. Он не мог оторвать от девушки глаз и не умел скрывать свои чувства. И именно Сергей, увидев Димкино странное поведение, сразу все понял, встал и пошел за кулисы. Через несколько мгновений он вернулся с этой самой девушкой, представил:
- Знакомьтесь, Марина!
Ребята тут же растворились, и Димка с Мариной остались вдвоем. Они покинули зал, ушли на свежий воздух. Димке его очень не хватало, как бывает со всяким только что влюбившимся юношей, у него какой-то комок подкатывал к горлу. Они обменялись телефонами, долго гуляли по территории и говорили о высоком – о поэзии, музыке, театре. Договорились обязательно встретиться в Москве. А что там договариваться, каждый четверг - в ДКШ, который молодежь остроумно называла Род. Дом Комсомольца - Школьника. Сокращение «Род» могло восприниматься или, как Родильный, или, как Родной.
Два года Димка жил в бешеном темпе. В школе, кроме учебы, он помогал организовывать литературные вечера, концерты, сам в них участвовал. Кроме всего, партком ему вручил школьный фотоаппарат со вспышкой, который ему же и пришлось эксплуатировать. Днем он фотографировал, а до поздней ночи проявлял пленки, печатал, сушил и глянцевал фотографии. А еще он под псевдонимом написал однажды в стенной газете заметку в стиле юмористического рассказика. Когда услышал от ребят восторженные отзывы в адрес зашифрованного автора, пришлось писать дальше.
Самое главное, что теперь все это имело смысл, ведь у него была любимая девушка. Он уже по два-три раза в неделю бывал у нее дома. Они вместе по субботам ходили в Колонный зал на лекции Людмилы Виноградовой о музыке. Не важно, что Марина еще маловата, чтобы любить. Ей - всего пятнадцать. Прошел год, и Димка нашел в себе силы сказать ей о любви. Она ответила:
- Я знаю!
И все. Хотя, и это хорошо! Признание сделано, пусть теперь думает. Ему уже почти семнадцать лет. Надо подумать о будущем. Отец предлагал связать свою жизнь со службой в КГБ. Для этого надо удалить гланды. Удалил. Теперь здоровье в порядке. Медкомиссия. «Ура! Годен!». С отцом - на собеседование в Высшую школу. Какой-то начальник, образованный и умный человек сказал:
- Вы нам подходите, но в следующем году на гуманитарные специальности набора не будет. Не хотите же Вы всю жизнь заниматься чистой математикой, числом.
Он с таким отвращением сказал последнюю фразу, что Димка только в ответ кивнул.
- Но, поскольку Вы – сын нашего офицера, - продолжил начальник, - можете окончить любой ВУЗ с военной кафедрой и прийти к нам работать.
К концу одиннадцатого класса неизвестно откуда пришло решение в технический ВУЗ поступать. На все пятерки сдал экзамены. В ДКШ попрощаться пришел, а там – вечер, с выступлением партийной тетеньки минут на сорок намечен. А пока все комсомольцы в фойе бездельничают. Открыл Димка крышку рояля и заиграл не какие-то буги-вуги, а Советские песни начал петь. Когда дошло до «Главное, ребята, сердцем не стареть…», начали инструктора молодежь в зал загонять. Маринка стоит и нежно, с улыбкой на Димку смотрит, а он играет и поет, и народ от него не отходит, не хочет тетеньку слушать. Попросил Володя Румберг не мешать, с улыбкой, но настойчиво. Тогда ребята запели шепотом:
«Под крылом самолета о чем-то поет
Зеленое море тайги-и-и-и». Так, человек двадцать в зал не пошли, а остались с Димкой.
Наверно, в этот вечер у Маринки шевельнулось в душе что-то похожее на любовь. Димка это почувствовал. Уже через неделю он пойдет в институт, а его возлюбленная – в одиннадцатый класс. Они уже взрослые!
Сережка тоже поступил в технический институт, большущий и престижный. Дружба их продолжалась. Время от времени они встречались вчетвером. Сережка с новой подружкой Наташкой встречались по-взрослому – у нее к тому времени уже своя комната была в коммуналке. А Димка с Маринкой дальше поцелуев не заходили.
Сережка общественной работой в институте не занимался – некогда, учиться надо!
А Димку, наоборот, понесло по комсомольской лесенке стремительно: в первом семестре его заметил Алик, секретарь факультетского бюро. Он ему тишину обеспечил на собрании своим громким поставленным голосом. Стал Димка сразу же его заместителем. А в середине второго семестра Алик рекомендовал Гудкова в комитет комсомола института. Там подвижка намечалась: нынешнего секретаря брали на работу в МГК ВЛКСМ. По всему получалось, что Димка Гудков с сентября месяца станет не каким-нибудь инструктором, а членом комитета, который на правах райкома, то есть подчиняется напрямую городскому.
- Номенклатура, считай! – радостно говорил он Маринке.
Для Димки Гудкова вопроса, как провести лето не существовало: только целинная стройка! Он подал заявление самым первым.
У Сережки Краснощекова в марте тоже было весьма значимое событие. На факультете в один прекрасный день появился невысокий, лысоватый, хорошо одетый опрятный человек с кожаным портфелем. Расположившись в деканате, поговорив с каждым из нескольких десятков студентов, уговорил четверых сотрудничать с КГБ. По окончании института пообещал им работу в техническом управлении. Сергей пришел без вызова – сам напросился и поставил инспектора в неудобное положение. Отказывать кому-то из кандидатов не было бы правильным. Тогда он предложил:
- Вот что, Сергей Максимович! Договоримся так: ровно через неделю, в 16.00 зайдете к нам в управление кадров, на Кузнецком мосту. Я к Вам выйду, и поговорим уже предметно. Я уже все необходимое количество набрал с вашего курса, не конкурс же устраивать.
Они встретились, зашли в кабинет. Николай Иванович для себя уже все решил. По его плану Сергей, если он такой активный и самостоятельный, должен сам себе дорогу в их структуру отвоевать. Поэтому его записи с фамилиями кандидатов, как бы случайно, оказались на столе вполне доступными. Он сообщил Сергею только одно:
- Всего в техническое управление нам потребуется пять человек. С Вами вместе получается шесть. За четыре года все может произойти... Ой, подождите здесь, мне надо минут на пятнадцать отойти.
Как только дверь за инспектором закрылась, Сергей сначала издали посмотрел на оставленные записи. Потом встал и начал их просматривать. Фамилии троих однокурсников он знал, даже вспомнил, как они выглядят. А еще одна запись его прямо обожгла: Гудков Дмитрий Петрович. Значит, его товарищ – один из пяти претендентов! Да еще с преимуществом, у него же отец - в их учреждении, да еще и майор.
Николай Иванович вошел и сразу начал с давно заученных, стандартных напутствий:
- Будьте осторожны, в конфликты не вступайте. Любое «пятнышко» на биографии – и Вы нам станете не интересны. Старайтесь быть как можно незаметнее. Если у нас будут к Вам небольшие поручения, мы Вас найдем. Всего наилучшего! До свидания!
Все лето Сергей провел на целинной стройке – деньги нужны были. Димка на целину поехал из идейных соображений, но и деньги были бы не лишними. Оба парня в разных районах Казахстана подтаскивали камни и раствор каменщикам, месили и разносили бетон. В самом конце августа, уже в Москве созвонились и решили вместе приехать к Маринке домой. Не понятно, кто из них радовался больше.
Димка был, как всегда беспечен. Он играл на пианино, пел всякие задушевные и шуточные песни. Марина смотрела на него и думала, что теперь, когда ей 18, чего же еще искать? Вот он, Димка, три года любит ее, хранит ей верность, на второй курс перешел, вот уже без пяти минут заместитель комсомольского секретаря института. Такого парня упускать нельзя. Она что-то шепнула Сергею, и тот начал собираться на выход:
- Я тебя на улице подожду пол часика, - сказал он Димке, показывая глазами на Маринку.
Как только дверь за ним закрылась, она быстро подошла к Димке и, глядя в его глаза, выпалила:
- Я люблю тебя, потому, что ты настоящий!
Он еще раз испытал такое же чувство, как при первой их встрече, наверно это называется счастье. Он хотел обнять ее, но она резко повернулась, сильным движением откинула с кровати покрывало вместе с одеялом. Одновременно с нее слетели на пол легкая кофточка и юбка. Димка инстинктивно начал снимать с себя стройотрядовскую форму…
Но в этот самый момент из прихожей вместе со звоном ключей раздался женский голос, почти крик:
- Ишь, что придумали, а ну-ка вон отсюда.
Это жена Маринкиного брата грубо и бесцеремонно прервала первое романтическое свидание и, размахивая сумкой, выгнала Димку за дверь.
Серега ходил по двору, курил, что-то обдумывал:
- Пойдем, отметим наш приезд из стройоряда! Ведь его надо отметить!
- Давай Маринку с собой возьмем! Позвоним ей и подождем.
- Ее теперь Светка не выпустит. Да, что мы не мужики, что ли?
И они пошли. Не в Сокольники, как предлагал Димка. Сергей тащил его в Центр,
к Манежу. Там, не доходя до приемной М.И.Калинина, находилась чебуречная. Ребята заказали чебуреков, а вино нельзя, но надо было где-то брать. Сергей исчез и принес две бутылки красного портвейна «Кызыл-щербет». С улыбкой рекомендовал его, как свое любимое. Ребята пили, ели, рассказывали друг другу все, что происходило с ними на целине.
- Она меня любит! – делился Димка самым главным событием в своей жизни. Но язык уже заплетался, а Сережка подливал и подливал в его стакан портвейна, а когда он закончился, сбегал за очередными двумя бутылками.
Объявили, что кафе закрывается. Димка уже не мог встать самостоятельно.
- Сережка, давай возьмем такси, - просил он друга.
Но здесь, а может быть гораздо раньше, Сергей понял, что пора ставить «пятнышко» на биографию Дмитрия Гудкова. Он размышлял примерно так. Если дотащить его до метро и провести внутрь, то оттуда Димку либо выведут, оформив протокол, либо отправят в вытрезвитель. И то и другое - "пятнышко", хоть и небольшое. Откладывать нельзя.
И он тащил. Втолкнул его через турникеты и даже в вагон. От духоты и шума Димке стало плохо. Он хотел свежего воздуха, выйти на Курской, но какой-то дедушка начал возмущаться. Короче, у открывшихся дверей Димку ждал милиционер, но он почему-то не повел его, а предложил следовать за ним. Сережка пропал. А Димка не понял, чего хочет от него милиционер, направился к эскалатору, упал и очнулся через несколько часов.
Электрическая лампочка светила прямо в глаза. От жесткого настила, на котором он лежал, болели ребра и бедро. Чувство, что с ним обошлись несправедливо, овладело им, когда до сознания дошло, что он находится в арестантской камере. За что? Что он сделал? Еще через несколько часов Гудкова вызвали в кабинет, где объяснили, что за вчерашние действия, его, скорее всего, привлекут к уголовной ответственности по двум статьям: злостное хулиганство и сопротивление органам власти с отягчающими обстоятельствами. За все это полагается года четыре в колонии строгого режима.
Вечером появился отец. Как только он узнал, что сын задержан и что ему грозит, он начал хлопотать, чтобы до суда его отпустили под подписку, а не помещали в тюрьму. Когда они шли домой, все понимающий отец сказал:
- Друг твой тебя предал! В метро милиционер спрашивал, кто может тебя отвести, но Сережа спрятался, не объявился. Правда или не правда, но милиционер утверждает, что при задержании ты его ударил.
Не прошло и месяца, как состоялся суд, на котором были Сережа, Марина, Димкины родители, дедушка, который в вагоне возмущался, милиционер, представивший справку о побоях. Говорят даже, что где-то в уголке, почти незамеченным сидел Николай Иванович, инспектор по кадрам. Видимо хотел посмотреть, как умеет себя держать человек, совсем недавно совершивший подлость, ради хлебной работы на всю жизнь.
Дмитрий Петрович Гудков был осужден на два года условно, исключен из комсомола и из института. Два года отслужил в стройбате с бывшими заключенными. Когда вернулся, долго не мог найти приличную работу – уголовщина, привлекался! Марина его бросила сразу после суда и вышла замуж.
Сергей Максимович Краснощеков женился на своей Наташке, дослужился в КГБ до полковника. Не меньше десятка раз для продвижения по службе или получения очередного звания приходилось ему совершать мелкие пакости или огромные подлости. Первое предательство вспоминал часто, но никогда о нем не сожалел.