Трое в лодке, не считая кошки

   
Поликарпычу снились чёрные дыры экономики. Дыры эти затягивали огромные шматы сала, хлебные караваи, размером с Круглый стол рыцарей Камелота, солёные огурцы и квашеную капусту. Потом он увидел, как к дырам протянулась стальная труба с родным самогоном, и это невыносимое зрелище помогло ему вырваться из объятий Морфея. Но явь оказалась ещё кошмарней. Вернее её совсем не оказалось, так как перед глазами знатока манихейства стояла непроглядная тьма. Такая, наверное, была в первоначальном Хаосе.
- Дьявольское обольщение!
Скотник ощупал руками стену, к которой прислонилось его бренное тело. Пальцы ощутили сырость и холод. Неужели он подобно автору "Мёртвых душ" впал в летаргическую спячку и его похоронили заживо? От этой мысли бросило в холодный пот, руки бессильно упали на сырую землю. Что это? Поликарпыч обхватил рукой холодный металл и нащупал пальцем кнопку. Тусклый свет фонарика едва осветил мрачный склеп, но стальная труба, шедшая вдоль стены вернула его в реальность.
"Приснится же такое!" - подумал он, направив луч в чёрную дырку, из которой ещё недавно они с Залетаевым совершали технический отбор. Сейчас дыра загадочно глядела в выцветшие глаза скотника.
Поликарпыч вспомнил, что несёт круглосуточное дежурство, но, сколько времени, он не помнил. Да и часов у него не было. Судя по тому, что живот сводило от голода и жутко хотелось выпить, он сидит здесь не одно десятилетие. Но где же Залетаев, который обещал принести харчи и хоть какие-то новости?
Вдруг в трубе что-то забулькало, заворчало.
- Неужели пошла родная? Не иначе, как Мани услышал мои молитвы.
Вскоре из дырки весело брызнул самогон, но струя попала не в рот, а в глаз.
- Ничего, дело поправимое! - засмеялся скотник, вытирая начавший гореть глаз рукавом брезентухи и подставляя свой беззубый рот.
Напор набирал силу, и он едва успевал глотать драгоценную влагу. В голове сначала прояснилось, затем помутилось, и Поликарпыч стал торопливо шарить по земле в поисках заглушки.
- Да куда ж эта хреновина запропастилась? Вот наказание!
Заглушка не находилась, а тут как назло погас фонарь и тогда ветеран сельского хозяйства бесстрашно закрыл дыру грудью. Это помогло, но ненадолго. Через пару минут не только одежда, но и он сам весь пропитался основной статьёй дохода родной деревни. Самогон начал заполнять тесный склеп, жидкость уже хлюпала под ногами, и Скотникову стало страшно. В полной темноте он на ощупь нашёл лаз и быстро пополз к выходу.
Яркий свет майского солнца больно резанул по глазам, когда знаток манихейства вывалился на дно оврага. Оглушённый сивушными парами он как раненый зверь заметался по влажной после вчерашнего дождя земле, пока не споткнувшись о торчавший из земли корень, растянулся во весь рост.


Когда-то давным-давно, храм этот славился если не на всю губернию, то уж в волости о нём знал и стар и млад. Колокольный звон разносился по всей округе, сзывая жителей окрёстных сёл на литургию.
Средства на строительство церкви дал майор Генрих Краузе, которого матушка-государыня наградила Чудищами за Крымскую компанию, где в Очаковском деле майор бился храбро и лишился левой руки. После выздоровления от тяжёлого ранения он перешёл в православие и поехал принимать имение с необычным для немецкого уха названием уже Григорием Краузе, отставным майором и русским помещиком.
Места уроженцу Тюрингии открылись просто замечательные. Меж семи холмов расположилась живописная деревенька, а на самом высоком холме, носившем название Спасского, стояла одноимённая старая деревянная церковь.
- Тля такой гроссдорф должен быть гросс кирха, - заявил он, осмотрев свои владения.
Немцы, как известно, своему слову хозяева и уже через два года на месте старой церкви, взоры крестьян радовал новый каменный храм. Купола покрыты были золотой краской, расписывать стены приезжали мастера из самой Первопрестольной. А какой вид открывался с колокольни, аж дух захватывало!
- Барин-то наш, даром, что нехристь, а какую церкву отгрохал!
- Сам ты нехристь! Я, намедни, сама видала, как он у отца Варсонофия благословенье получал. Неужто наш батюшка басурману какому своё благословение-то даст?
Такой диалог запросто мог состояться у подножия Спасского холма в те далёкие времена.
Не одно поколение чудищенцев крестилось, венчалось и отпевалось в этом храме. Да что чудищинцев, с окрестных деревень, а то и из дальних приходили к храму крестьяне!
Пока не наступили времена смутные и безбожные. Последнего священника увезли в зел-кое ГПУ зимой 1925-го, церковь заколотили намертво. Слава Богу, вздыхали прихожане, что хоть не взорвали! С тех пор отца Макария никто здесь не видел. В селе осталась его жена с трёхлетней дочкой на руках.
С годами храм пришёл в запустение. Селяне обходили его стороной, и не из-за того, что вдруг попёр из них атеизм, а из чувства тайного стыда. Что предали веру своих отцов и дедов.
Баба Дуся стояла перед полуразрушенным храмом и пыталась вспомнить лицо отца. Это ей никак не удавалось, потому что перед глазами стояла простоволосая мать, бежавшая босиком по снегу вслед за повозкой, увозившей арестованного мужа. Увозившей навсегда. Всё это маленькая Дуня могла видеть из окна родной избы. Старая бабка прижимала внучку к себе и шептала слова молитвы.
- Господи, услыши молитву мою, внуши моление моё во истине твоей...
Баба Дуся перекрестилась, глядя на то место, где раньше перед входом висел лик Спасителя, и тяжело вздохнула.
Вдруг она увидела, как чья-то тень мелькнула в оконном проёме полуразрушенной церкви. Зрение, несмотря на возраст у чудищенской подпольщицы было неплохое.
- Свят, свят, свят, кого это там нелёгкая носит? А ну вылазь, паршивец! - крикнула она, решив, что озорничает кто-то из местной ребятни.
Она бесстрашно подошла к проёму и заглянула внутрь. Из полутьмы на неё уставились белки чьих-то глаз.
- Матушка, Царица Небесная, спаси и помилуй! За какие грехи мне, старой дуре черти чумазые мерещатся?
- Не бойся, бабка, - услышала баба Дуся голос с необычным акцентом.
В проёме появился и его обладатель, в котором подпольщица признала папиного арапа.
- Я-то своё уже отбоялась, а вот ты, нехристь чегой-то туды залез? Али гнева Божьего не боишься?
- Боюсь, бабка, боюсь! Но, как у вас говорят, Бог высоко, а вот Папа близко.
- Так ты здесь от начальства нашего хоронишься?
- От начальства, - оскалил Абдулла свои зубы.
- Хитрый, - похвалила его бабка. - Пока тебя папин супостат этот в скоморошьем пиджаке по станциям ищет, ты, значится, здесь прячешься?
- Ага, - опять ощерился нигериец. - Кушать хочется.
Опытная подпольщица внимательно осмотрела окрестности. С холма вся деревня, лежавшая внизу была как на ладони.
- И давно ты здесь?
- Вчера, как Папа в город уехал, мы убежали.
- Так с тобой ещё кто?
Рядом с Абдуллой показалось смуглое лицо индианки, чему всеведущая Евдокия Макаровна нисколько не удивилась.
- Ладно, сидите здесь тихо, я харчей принесу.
"А чегой-то папины лиходеи голубей этих сизокрылых по окрестностям ищут?" - размышляла про себя баба Дуся, спускаясь с холма по тропинке, которая вела прямо к её дому. " Ну, сбегли, так и что с того? Он их что, купил что ли?".

А Кирилл Кириллович действительно послал Павлентия легавой рыскать по окрестностям в поисках сбежавшей пары, проверять электропоезда и автобусы. И не из одного лишь отеческого желания вернуть заблудших детей под отеческий кров. Была у отца чудищенцев задумка и молодые, вернее Соня, а ещё вернее её разгневанный, но всё ещё любящий отец, переживавшей за дочь в далёком Курукшетре, являлся частью задуманного плана. Дело в том, что дальше держать деньги в зел-ском банке, носившем актуальное название "Справедливость" становилось опасным. Свои люди доложили Абсолютову, что к осени грядёт проверка из Москвы и проверки этой "Справедливость" не пройдёт, банк, скорее всего, лишат лицензии. Будут проверять происхождение счетов, заинтересуются фондом будущего развития, а интерес этот Папе был совсем не нужен. Сонин отец, уважаемый в Пенджабе человек, был управляющим банка и несколько месяцев назад Абсолютов убедил девушку написать отцу покаянное письмо и не забыть, разумеется, упомянуть о нём, как блюстителе девичьей чести единственной дочери пенджабского банкира. Удивительно, но почтенный сикх ответил и ничего удивительного в том, что письмо, прежде чем попасть к Соне, прошло через папины руки. Кирилл Кирилычу повезло - письмо было написано по-английски. Впрочем, если бы оно даже было написано на хинди или суахили, он всё равно прочитал бы его, просто сроки были бы другие. Поиск переводчика, ну, и сам перевод.
В письме Сонин отец просил непутёвую дочь передать свою благодарность господину Абсолютову и заявил, что он всегда к его услугам. Он всю свою сознательную жизнь любил и уважал Россию, как великую страну, поэтому и послал дочь учиться в Москву, хотя был в состоянии потянуть и Кембридж.
Папа набрался наглости и ответил. Его письмо на английский язык в самых изысканных выражениях перевёл заведующий кафедрой иностранных языков Зел-ского университета, с которым директор агропромышленного комплекса имени Ивана Медного тянул студенческую лямку в Первопрестольной. Этот высокохудожественный перевод обошёлся Папе в бутылку "Hennessy". Бутылка была настоящей, а вот её содержимое было произведено, конечно же, на Чудищенском ликёроводочном заводе.
Так завязалась эта переписка, благодаря которой заведующий кафедрой собрал у себя дома целую коллекцию разнокалиберных бутылок с одним и тем же содержимым. Но он был специалистом в области английской литературы викторианской эпохи, а вовсе не гурманом по части дорогих спиртосодержащих напитков. Да и технология у Поликарпа Давыдовича Сидоркина была отработанной на совесть, тем более что псевдоимпортное пойло делалось по заказу самого хозяина. В самогон, заливавшийся в бутылку из-под джина, директор завода добавлял экстракт можжевельника, а жидкости, предназначенной стать знаменитым коньяком, умудрялся придать дубовый аромат. В общем, завкафедрой гордился своей коллекцией и в благодарность выдавал в допотопный Курукшетр перлы, достойные пера Оскара Уайльда.
Понемногу Папа перешёл от светских фраз к деловым предложениям. Так дело дошло до инженеринга. Этим новомодным словом называли перекачку денег в иностранные банки под несуществующие проекты. Так что Матвей Зюзюкин не так уж и грешил против истины, фонд будущего развития ждал своего часа, чтобы повторить путь, который проделали много тысяч лет назад древние арии. И час этот был недалёк. Сонин отец дал согласие на этот самый инженеринг с условием, что его деловой друг из далёкой России доведёт дочь до получения диплома и лично доставит её на родину Пандавов и Кауравов. Разумеется, без молодого человека из Нигерии.


- Нельзя недооценивать влияние перипатетиков на античный мир, причём, на все сферы его деятельности. Формион - один из последователей великого Аристотеля давал дельные советы по военному искусству Ганнибалу, величайшему полководцу того времени.
Степан с торжествующим видом оглядел своих слушателей. На поляне, вокруг раскидистого дуба в непринуждённых позах сидели и просто валялись на траве пассионарии почти из всех деревень округи: Орловки, Верхних и Нижних Грязей, Перепёловки, и Степан ощущал себя не простым деревенским пастухом, а вождём, ведущим свой народ к победе и славе.
Его давно не устраивала жалкая имитация борьбы против тирании Абсолютова, которую затеял Залетаев в созданном им подпольном комитете. Да и сам комитет - жалкое плебейское сборище, которое, случись оно в Афинах, тут же было бы предано остракизму. С такой точкой опоры мир не перевернёшь! От коров и то, больше толку! То ли дело эти отчаянные парни! Пудовые кулаки, горящие жаждой разрушения глаза!
Через пару месяцев "работы" в комитете, он предложил свои услуги Абсолютову. Предложил из чувства обиды. В самом комитете Залетаев создал Ближний круг, куда Степану доступа не было. Папа платил за информацию продукцией ликероводочного завода, а когда пастух, набравшись смелости, стал требовать деньги, велел охране гнать его в шею.
Степан оглядел разношерстное воинство, расположившееся у его ног. Сегодня наступит его звёздный час, а для тирана и сквалыги Абсолютова час расплаты!
- Кончай про своих педиков нам втирать, вмазать охота! - сплюнул в траву средний из братьев Лыкиных. - Давай, веди, куда обещал!
- Правильно, кончай базар! - поддержали его остальные.
- Ну что ж, друзья мои, пришло время действовать! Но предупреждаю, объект охраняется!
- Ладно, не пугай, на месте разберёмся!
Люди поднялись и сбились в нестройную колонну. Коровы, пасущиеся неподалёку, бросали на чужаков неодобрительные взгляды.
- За мной! - Степан поднял свой кнут. - Разорим гнездо тирана!
Птицы с высоты полёта наблюдали за людской толпой, направлявшейся к семи холмам, и тревожно кричали, предчувствуя беду.


Поликарпыч с трудом поднялся, годы уже не те, чтобы весёлым козликом скакать по родным просторам. Да и не до веселья сейчас. Он оглянулся. Из секретного бункера на землю струился пока тоненький ручеёк и тут же впитывался матушкой в свои недра. К запахам юной природы примешивался сивушный аромат, постепенно наполнявший овраг.
- Господи, да что же это такое? - поднял скотник лицо к бирюзовому небу. - Никак, конец света грядёт!
Необходимо было предупредить Залетаева. Южный конец оврага как раз упирался в поворот дороги, ведущей к селу. Спотыкаясь о торчащие корни деревьев он, насколько позволяли силы, побежал по дну оврага и цепляясь за кусты стал карабкаться по склону наверх. Вдруг до уха манихееведа донесся какой-то шум. Скотник на всякий случай присел и осторожно выглянул из-за кустарника на дорогу. А по ней, поднимая пыль кирзовыми сапогами и дешёвыми китайскими кроссовками, двигались нестройными рядами несколько десятков людей с похмельными злыми лицами. И двигались они в сторону родного села. Поликарпыч узнал некоторых известных в округе дебоширов и буянов. А возглавлял это сборище член подпольного комитета пастух Степан, с которым вечерами скотник вёл долгие споры о преимуществах античной философии и манихейского нонматериализма.
Скотников испытал то чувство, которое должно быть испытывал древнеримский разведчик, первым увидевший приближающуюся к границам Империи орду варваров.
- Истинно, конец света!
Между тем, скопище протопало мимо затаившегося в овраге скотника и скрылось за поворотом. Поликарпыч выскочил на дорогу и припустил следом, держась ближе к обочине, чтобы в случае опасности спрятаться в придорожные кусты. У подножия Спасского холма он решил срезать путь и стал подниматься на вершину, где стояла старая церковь. В своё время он предлагал землякам построить на её месте храм, посвящённый пророку Мани, но идея не нашла отклика в сердцах чудищенцев. Манихеевед тогда посетовал на охвативший народ атеизм и забыл.
Подъём оказался для скотника трудным. Несколько раз он присаживался в траву, чтобы унять сбившееся дыхание и дрожь в старых членах. В голове шумели винные пары и как будто бы рвались наружу. Когда он, наконец, поднялся на вершину и обогнул северную стену храма, то увидел, что на заросшей травой паперти сидит смуглая девушка, обмотанную жёлтой занавеской. Ему тут же припомнился старый фильм "Бродяга" с легендарным основателем индийской актёрской династии в главной роли.
- И откуда такой южный цветок в наших северных лесах? - беззубо заулыбался скотник, подходя к смуглянке.
Девушка испуганно вскочила, а в следующее мгновение Поликарпыч был сбит с ног и чьи-то сильные руки крепко прижали его к земле. Он попытался закричать, но набившаяся в рот трава помешала.
Абдулла своими крепкими пальцами сжимал жилистую шею, такую же смуглую, как и его собственная, и думал, что же ему делать с этим свидетелем. Если отпустить, то не побежит ли он к Папе? Убить? Но здесь не дельта реки Нигер, где врага можно было бросить на съедение крокодилам.
- Ты что же, ирод, делаешь? А ну, отпусти!
Баба Дуся поднималась по тропинке со стороны противоположной, той, откуда пришёл манихеевед, прижимая к груди банку с молоком и свёрток с пирожками.
Абдулла чуть ослабил хватку.
- Нельзя отпускать! Он Папу приведёт.
- Да никого он не приведёт! Это наш подпольщик, прости Господи!
Поликарпыч с трудом поднялся отплёвываясь.
Увидев Абдуллу, он вскрикнул и спрятался за бабу Дусю.
- Папин негра!
- Да ты не бойся! Сбегли они от Папы!
- Вон оно, что? Что творится, а, Макаровна! Трубу прорвало, на деревню вражья сила идёт!
- Чего ты несёшь? Предупреждала ведь я тебя, Вася, до добра пьянство не доведёт.
- Ей Богу, не вру, Макаровна! Вот тебе крест!
- Про крест вспомнил! А как своё ахинейство, прости Господи, расхваливал, ты что-то о кресте не вспоминал!
- Манихейство, Макаровна!
- Да какая разница? Всё одно - дьявольщина!
- Эй, смотрите! - Абдулла указывал рукой на другой конец села. Оттуда в небо поднимался густой клуб дыма.
Поликарпыч, подобно древнему богатырю на картине Васнецова приложил ладонь ко лбу.
- Кажись, Папин завод горит!


- Есть там один вредный журналюга, въедливый до умопомрачения! И фамилия соответствующая - Цеппельман. Он, наверняка будет задавать каверзные вопросы и о моей деятельности в бурные девяностые, и о социальной защите чудищенцев. И ведь владеет, шельма, информацией обо мне! Я уже что-то забыл, а он напомнит! Надо его как-то нейтрализовать.
Папа выжидающе посмотрел на Северина.
- Есть у меня идея, - ответил тот. - Попробуем переключить его на другой ассоциативный ряд. Например, я затрону еврейский вопрос в современной России. Он обязательно клюнет.
- А какое отношение имеет еврейский вопрос к моей особе?
Абсолютов поднял на философа свои маслинового цвета глаза и Северин Эдмундович понял, что этот древний вопрос волнует не только дотошного Цеппельмана.
- Кирилл Кириллович, да при чём тут вы? Это исключительно психологический приём.
- Давайте еврейский вопрос оставим до лучших времён. Вы просто зададите ему другой вопрос, на какие средства его жена, работавшая простым корректором, открыла свою частную типографию? Как раз после последних выборов, во время которых господин Цеппельман всё своё время проводил в свите нынешнего мэра Зел-ска. Надеюсь, он вас поймёт как политтехнолог политтехнолога. С остальными, я думаю, проблем возникнуть не должно.
На столе зазвонил телефон. Папа недовольно посмотрел на него, словно надеясь, что под его начальственным взглядом дерзкий аппарат замолчит. Но телефон продолжал трезвонить настойчиво и, как показалось Северину тревожно.
- Я слушаю! - Абсолютов, наконец, снял трубку.
- Кирилл Кирилыч! - взорвалась та. - Это Сидоркин.
- Что случилось, Поликарп Давыдович? В нашей продукции упал градус?
- Завод горит!
- Что?!
Папа вскочил во весь свой малый рост и Северин Эдмундович увидел, как побелели его пальцы, сжимавшие телефонную трубку.

Напрасно Степан пытался убедить своих воинов, что сначала надо взять штурмом мавританский дом, после чего он самолично объявит Абсолютову о том, что тот низложен восставшим народом. Его воины на одну треть охваченные духом анархии, а на две другие желанием напиться, наконец, вдоволь из источника экономического благополучия, направили свои ряды к заводу. По дороге экспроприировали грузовик. Человек шесть умудрились забраться в кабину, остальные набились и облепили со всех сторон кузов. Старенькая машина как бы нехотя повезла всю эту орду по пыльной дороге, оставив одного обескураженного вождя. Но в бездействии Степан пребывал недолго. Необходимо было держать под контролем нарастающие как снежный ком события, и он затрусил вслед за грузовиком.
Между тем грузовик, недовольно урча, подъехал к заводу и остановился в пятидесяти метрах от ворот, которые в разгар рабочего дня были открыты. Пассионарии решили воспользоваться этим, повыскакивали из грузовика и бросились на приступ. Им удалось беспрепятственно проникнуть на территорию, но здесь они остановились в нерешительности, ибо не знали куда идти. Спасли положение братья Лыкины, чьи чуткие ноздри уловили милый сердцу аромат, и возглавляемое ими воинство ринулось в цех готовой продукции.
- Стоять!
Навстречу им вышли трое охранников, вооружённых помповыми ружьями. При виде оружия войско в нерешительности затопталось на месте. Но вновь проявила себя троица Лыкиных. Должно быть, сегодня звёзды были к ним благосклонны, или жажда утроила их умственные способности, несмотря на полученное одно на всех восьмилетнее образование.
- Братва, да вы чего это? Мы же на экскурсию приехали. Из райцентра.
Улыбаясь во все на троих тридцать два зуба, братья приблизились к охранникам на расстояние вытянутой руки, которые при слове "экскурсия" немного расслабились. И это им стоило дорого. Три пудовых кулака одновременно достигли челюстей и незадачливые стражи, выронив ружья, рухнули без памяти на землю. Толпа восторженным рёвом приветствовала эту первую победу.
Но рано было почивать на лаврах. Четвёртый охранник, оставшийся внутри, спустил с цепи свирепых ротвейлеров. Три обученных пса бесстрашно бросились на толпу. Братья Лыкины подняли с земли помповые ружья, и пролилась кровь выполнявших свой долг животных. Пассионарии бросились к входу в цех. Охранник попытался закрыть железную дверь, но был сметён жаждущими.
Дальше началось то, что уже не единожды случалось под солнцем. И при взятии Рима Аларихом, Константинополя крестоносцами, а поляками Москвы.
Когда запыхавшийся Степан прибежал на территорию завода, то увидел там несколько десятков существ весьма отдалённо напоминающих людей. Существа ползали по земле, издавали нечленораздельные звуки, а из окон заводского корпуса наружу рвалось пламя.


- Где его черти носят?
Папа с силой давил на кнопки сотового телефона, словно хотел выдавить из него искомое как пасту из тюбика. Вот уже несколько минут он пытался дозвониться до своего начальника безопасности. Павлентий с тремя бойцами обшаривал пригородные электрички в поисках Сони и Абдуллы и видимо был вне зоны досягаемости.
Сидоркин в телефонном разговоре прерывающимся от волнения голосом сообщил Абсолютову, что с час назад на завод ворвалась толпа людей мужского пола, нейтрализовала охрану и принялась грабить склад готовой продукции. Он слышал выстрелы и даже видел в окно своего кабинета убитых псов и лежащих без сознания охранников. Среди нападавших тоже есть потери. Начальник склада, успевший в последний момент избежать расправы и подобно капитану тонущего корабля последним покинуть помещение, видел, как несколько человек упали в огромный бойлер с самогоном.
- Это не боевые потери, - покачал Кирилл Кириллович головой. - Это добровольное приношение себя в жертву Бахусу. Пожарных вызвали?
- Звонил в пожарную часть райцентра. Сказали, что смогут подъехать не раньше чем через час.
- Ну что за бардак! - Абсолютов посмотрел на сидящего на противоположном конце стола Северина. - Философия здесь бессильна, а, Северин Эдмундович?
Московский гость тяжело вздохнул. Он думал о том, что в свете последних событий обещанное вознаграждение ему, скорее всего, не светит.
- Павлентий пропал, пожарные задерживаются. Остаётся уповать лишь на Него.
Папа уставил указательный палец в потолок. И словно в ответ голубое небо за окном заволокло чёрными тучами, поднялся сильный ветер, засверкали молнии. Тяжёлые шторы на окнах Папиного кабинета взметнулись к потолку. Через несколько минут на Чудищи обрушился ливень такой силы, что казалось, дождевые капли пробьют крышу мавританского дома. Хозяин и гость бросились к окну. На улице за плотной стеной дождя ничего нельзя было разглядеть.
- Вот и вся философия! - Абсолютов торжествующе посмотрел на Северина. - Я всегда знал, что Он помогает лишь сильным мира сего. Потому-то они и сильные.
Кирилл Кирилыч прошёл к своему бару, достал хрустальные бокалы и бутылку коньяка.
- Этот ливень погасит не только пожар, но и смоёт всю ту нечисть, которая посягнула на то, что я создавал годы. Давайте, Северин Эдмундович, предоставим разобраться со всеми проблемами природе, а сами выпьем за то, чтобы созидающее начало всегда преобладало над разрушающим.
Они выпили, потом ещё.
- Да куда же запропастился этот Павлентий? И ведь не появится, пока не найдёт эту парочку. А он её найдёт, уверяю вас. Хоть в Нигерии, хоть в Индии.
Абсолютов опять посмотрел в окно, где тропический ливень никак не хотел уняться.
- О, ещё полчаса этакого дождя и Чудищи ожидает потоп.
Слова его оказались пророческими. Через десять минут в кабинет без стука ворвалась перепуганная Зинаида Прокопьевна.
- Кирилл! Там на веранде!
- Что, на веранде, голубушка?
От хорошего коньяка Папа впал в эйфорию.
- Посмотри сам!
Все трое через зимний сад проследовали на веранду. Пруд плескался уже в десяти сантиметрах от пола. А невиданный в здешних местах дождь и не думал прекращаться.
- Ну, это уже слишком, - поднял Кирилл Кириллович лицо к небу. - Ну, довольно, довольно! Сейчас позвоню Сидоркину, узнаю, прекратился ли на заводе пожар.
Но связи с заводом не было. Не работала также и сотовая связь. Папа особенно не удивился, при таком разгуле стихии это не мудрено!
Северин Эдмундович с ужасом наблюдал, как вода достигла веранды и устремилась по плиточному полу в зимний сад.
- Надо открыть заглушку! - сквозь шум дождя услышал он Папин голос.- Тогда вода по подземному каналу уйдёт в Чудищенку.
- А где она, эта заглушка? - спросил философ.
- Вон у того берега, видите, где лодочный сарай.
- Как же я могу что-нибудь видеть при таком ливне? К тому же я не умею плавать.
- А что, на кафедре философии этому не учат? - не удержался Абсолютов от едкого вопроса.
- Представьте себе, не учат!
- Не заводитесь, Северин Эдмундович! У нас с вами общая задача - спастись.
Потоки воды низвергались с неба, не переставая. Казалось, дождю этому нет ни начала, ни конца. Северину стало по настоящему страшно.
- Похоже, я переоценил свои возможности, - задумчиво сказал Кирилл Кириллович. А где же Зиночка?
Они стояли на веранде уже по колено в воде, которая продолжала прибывать. Из плотной пелены дождя, прямо у перил веранды материализовалась лодка, в которой стояла женская фигура в дождевике и с веслом. Северин Эдмундович узнал Зинаиду Прокопьевну.
- Есть женщины в русских селеньях! - восхищённо продекламировал Абсолютов. - Зиночка, у нас есть пять минут, чтобы забрать вещи первой необходимости?
- Три минуты! - отвечала Зинаида Прокопьевна.
Папа, подобно маленькому пароходу, поднимая небольшую волну, взял курс на английский кабинет, за ним в гостевую комнату последовал и Северин. Ровно через три минуты они встретились на веранде. На Абсолютове был надет изящный дождевик, а в руке он держал небольшой чемодан, явно из кожи крокодила. Столичный гость прижимал к велюровой груди свой итальянский портфель с бельём и томиком Декарта, в котором притаились зелёные бумажки с портретами американских президентов. Они перебрались в лодку.
- Позвольте? - Северин галантно взял из рук Зинаиды Прокопьевны весло. - Куда плывём, Кирилл Кирилыч?
- К неведомым пределам, как говорил поэт!
Абсолютов был как-то по особенному возбуждён, причём никакой подавленности в его настроении не ощущалось.
- Как я люблю вот такие переломные моменты! - словно отвечая на невысказанный вопрос, заговорил Папа. - А знаете, почему? Потому что впереди ждёт так много нового и интересного, что ради этого не жаль потерять всё.
Северину осталось только восхититься подобному жизнелюбию. Сам он этим похвастаться не мог, ибо тропический ливень вымочил до нитки его велюровый пиджак, несмотря на то, что Зинаида Прокопьевна заботливо укутала его большим куском политэлена. Вид философа был жалок, да и настроение соответствующее. Он уже видел себя метавшимся в бреду на больничной койке с тяжёлой пневмонией, а у постели сидела рыдающая Эвелина. Или Зинаида Прокопьевна. Нет, пусть лучше обе проливают свои чистые слёзы, а он слабой рукой будет гладить их по коленкам.
Какое-то время они плыли в плотной пелене дождя. Вода была везде, и Северину подумалось, что Земля вернулась на миллиард лет назад, когда её основой были бескрайние мировые океаны. Однако вскоре они чуть не столкнулись с торчавшей из воды оградой. За плотной дождевой завесой едва виднелась крыша дома. Всё остальное было скрыто под водой.
- Их-то, за что? - вопросил Абсолютов, задирая голову.
Обогнув ограду, Северин подгрёб к затопленному дому. Вода плескалась у самой крыши, и вряд ли в доме был кто-нибудь живой, если только у хозяев не произошла мгновенная мутация. Например, появились жабры и перепонки между пальцами.
Северин направил их крохотный ковчег дальше. Зинаида Прокопьевна и Кирилл Кириллович энергично черпали литровыми банками воду со дна лодки и выливали за борт. Но вода в лодке прибывала быстрее и их гибель в пучине была лишь вопросом времени.
- Сизифов труд! - мрачно заметил философ.
- Ну, почему же? - беззаботно отвечал Папа. - Лично мне больше нравится сказка о лягушке, взбившей молоко в масло и таким образом спасшейся.
Северин ничего не ответил, продолжая грести и всматриваясь вперёд, впрочем, безрезультатно. Ближе трёх метров ничего не было видно. Иногда лодка натыкалась на торчавшую из воды ограду, за которой стояли затопленные по самые крыши дома. Людей нигде не было видно, и лишь на одной из крыш они увидели громко мяукающую кошку. Зинаида Прокопьевна сняла перепуганного и вымокшего зверька и спрятала под дождевик на своей пышной груди.
Дождь начал понемногу стихать. Вокруг прояснилось, и Кирилл Кириллович определил, что находятся они недалеко от завода. Вскоре показалась и заводская ограда, скрытая наполовину под водой. На заводской трубе Северин увидел три фигуры, сидящие на железных скобах. Это были братья Лыкины. Они орали похабные песни, и время от времени передавали друг другу двухлитровую пластиковую бутыль с самогоном.
- Вот за что я люблю русского мужика, - счёл нужным заметить Абсолютов, - что он даже Апокалипсис способен превратить в праздник.
- Закусь есть? - закричали братья, завидев лодку.
- Есть, но её не на чем приготовить! - крикнул Абсолютов и тихо добавил: - К тому же она согревает мою любимую женщину.
- Их надо забрать, - сказала Зинаида Прокопьевна, - долго они не продержатся. Напьются, свалятся с трубы и утонут.
- Если мы их возьмём в лодку, то утонем вместе с ними, - заметил Папа. - А этого мне на заре моей новой жизни очень не хочется. Северин Эдмундович, берём курс норд-вест!
- Слушаюсь, капитан! - весело отвечал философ, хотя совершенно не представлял в какой стороне этот норд-вест. А веселье его посетило, потому что дождь прекратился окончательно и небо над погружённым в пучину селом начало светлеть. Абсолютов и Брындина утроили свои усилия и лодка, освободившись от набравшейся в неё воды, заскользила быстрее.
Перед командой маленького судёнышка предстала печальная картина. Вся деревня стала жертвой стихии. Из воды торчали одни лишь крыши, а наиболее ветхие, ушедшие в культурный слой дома скрылись под ней полностью.
- Неужели все погибли? - со слезами на прекрасных глазах вопрошала Зинаида Прокопьевна.
- Давай, Зиночка, надеяться на лучшее? - обнял её за плечи Кирилл Кириллович.
- Смотрите! - вдруг закричал Северин Эдмундович и показал рукой вдаль.
На самом большом из семи холмов, том самом, где стояла заброшенная, полуразрушенная церковь они увидели множество людей и домашних животных. Образовавшееся на месте села озеро плескалось у подножия. Люди одной большой тесной кучей сидели, прижавшись, друг к другу и до лодки доносилось нестройное многоголосое пение. Коровы, овцы, козы, домашняя птица и собаки с кошками располагались у самой воды.
- Вот видишь, Зиночка, а ты боялась!
Северин направил утлую лодочку к этому острову спасения. Увидев их, радостно заблеяли козы с овцами, коровы приветливо замахали хвостами, а собаки подняли весёлый лай.
- Возлюбленные мои пейзане! - радостно закричал Кирилл Кириллович. - Как я рад видеть вас всех живыми!
- У нас тут остров свободы! - закричал с берега пастух Степан. - Нам тираны не нужны!
- Это я - тиран? - возмутился Папа. Да если бы не я, то единственное в чём бы ты разбирался, были бы коровьи лепёшки!
- Знание умножает скорбь! - не остался в долгу пастух. - И видит Зевс, как я скорблю, что не родился на две тысячи лет раньше и столько же километров южнее!
Лодка ткнулась носом в берег, и Северин Эдмундович помог сойти на землю женщине и Абсолютову. Весло он из рук не выпустил и напоминал ликтора, охранявшего римского сенатора. Сенатором, конечно же, был Папа, запахнувшийся в свой дождевик как в тогу. Спасённая ими кошка благодарно тёрлась о ноги Зинаиды Прокопьевны.
- Послушайте, тираноборец, - обратился Абсолютов к Степану. - Учтите, если меня с вами не будет, то политическая жизнь на вашем острове совсем захиреет.
Они стали подниматься на вершину холма, с трудом протискиваясь между плотно сидящими людьми. Чудищенцы не обращали на троицу никакого внимания, глаза их были устремлены на водную гладь, в которой остались их дома, и они пели... Это была православная молитва "Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный помилуй нас". У арки, где когда-то были храмовые ворота, стояла баба Дуся с иконой Спасителя в руках. Прежде икона эта висела над Царскими вратами, но после ареста отца Макария все эти годы хранилась в доме, где осталась семья священника. Когда начался ливень, баба Дуся бросилась к избе, и всё, что она вынесла, была эта старинная икона, писаная ещё по заказу майора Краузе.
- Все спаслись? - деловито осведомился Кирилл Кириллович у Евдокии Макаровны.
- Это уж как Господь решил, - отвечала та, прижимая икону к груди и продолжая смотреть куда-то вдаль выцветшими глазами. - На заводе твоём, говорят, много людей утопло.
- Так это не наши, не чудищинские, - ответил подошедший Поликарпыч. - Сам видел, как толпа к заводу шла. Хотел предупредить, да не успел.
- Соседи наши?
- Известное дело! Хулиганьё со всей округи. Перепились, должно быть, до чертей, тут их потопом-то и накрыло.
- А из наших кого здесь нет? - продолжал чинить свой допрос Папа.
Скотник владел информацией, ибо вместе с Абдуллой и Соней принимал спасавшихся людей.
- Школьный директор с утра в район укатил со своим педсоветом. Сидоркина опять же нет. Кто-то видел, как он уплыл в большом чане в сторону Орловки.
- Хорошо, хоть сельская интеллигенция всего этого не видела, - вздохнул Абсолютов, имея в виду педагогов. - Особенно преподаватели естественных наук. Ведь твёрдо уверены, что в здешних широтах подобных природных явлений не бывает, а вот тебе на! Но как наши маргинальные соседи решились напасть на завод? Неужели был катализатор?
- Да какой там катализатор! - захихикал Поликарпыч.
В отсутствие Залетаева он признал безоговорочным лидером на острове Кирилл Кирилыча и пытался влезть тому в доверие.
- Вон он, катализатор! - показал он рукой на Степана, который стоя среди своих коров, напряжённо наблюдал за ними.- Заболтает любого, вот и подбил эту братию на такую дерзость.
Взгляд Папы сверкнул, подобно молнии и разоблачённый подстрекатель бросился с берега в воды только что возникшего озера.
- Гляди-ка, саженками поплыл!
Пастух плыл условным кролем, широко загребая руками.
- Одной деструктивной единицей меньше, - удовлетворённо заметил Кирилл Кириллович, глядя вслед удаляющемуся Степану. - Возлюбленные мои пейзане! - вновь он обратился к сидящим плотными рядами чудищенцам. - Что делать-то будем?
- Молиться, что же ещё! - отвечала за всех баба Дуся. - Покарал Господь деревню нашу за безбожие, ох долго придётся отмаливать!
- Молиться - это, конечно, дело нужное, - согласился Папа. - Но, есть хорошая поговорка " на Бога надейся, а сам не плошай". Обещаю, вместе с селом, восстановить и храм. Каюсь, что в заботе о хлебе насущном, не сделал этого раньше.
- А не врёшь? - спросила баба Дуся.
- Не вру, - серьёзно отвечал Кирилл Кириллович.
Тут он заметил Абдуллу, который прижимал к себе дочь пенджабского банкира.
- И вы здесь, голубки! Ай-я-яй, как нехорошо, как неблагодарно! А я ведь, Соня, твоему отцу обещал, что буду заботиться о тебе.
- Заботиться о Соне буду я! - с вызовом ответил воин иджо.
- А ты не груби старшим! - осадил его Папа. - Непослушание, оно до хорошего не доводит. Сам видишь!
Картинным жестом он указал на бескрайнее озеро. Тут Абдулле крыть было нечем. Плохие люди хотели сжечь завод, Аллах разгневался и покарал всех, ибо Аллах велик, и гнев его, как и милосердие не знает границ.
Между тем кроваво-красное солнце постепенно окуналось в воды Чудищенского моря. День, который селяне запомнят до конца своих жизней, и будут рассказывать о нём внукам и правнукам, заканчивался. На Спасский остров опускалась ночь.
- Возлюбленные мои пейзане! - в третий раз обратился Кирилл Кириллович к пастве. - Утро вечера мудренее. Всем нам сегодня пришлось не легко, поэтому предлагаю, как следует выспаться, а завтра мы решим, что будем делать дальше. В конце концов, у нас есть лодка, и мы пошлём за помощью.
Затопленцы, уставшие от переживаний сегодняшнего дня, стали готовиться к ночлегу, и вскоре на острове был слышен лишь храп отдельных людей, да изредка блеяли овцы. Надо отдать должное Абсолютову, занятие философией в его правление и выработало у чудищенцев философский взгляд даже на случившуюся катастрофу.
Утро началось с неприятностей. Пропала единственная лодка, а вместе с ней афро-индийская пара. Папа был в ярости, но через короткое время успокоился и взял себя в руки. Не пристало лидеру проявлять свои эмоции, да ещё на людях. В этот момент вдруг "проснулся" его сотовый. Это звонил Павлуша.
- Так-то ты блюдёшь мою безопасность? - накинулся на него Абсолютов. - Деревню затопило, а ты шляешься неизвестно где!
- Как затопило?
- Обыкновенно, водой!
- Вы в порядке шеф?
- Боже мой, какая забота! Твой вопрос опоздал на целые сутки. Ну, что, нашёл наших Дафниса и Хлою?
- Кого?
- Кого я тебе велел!
- Я до Москвы добрался, всю общагу облазил. Как в воду канули.
- Это ты, верно, заметил, как в воду. Хреновый из тебя следопыт, Павлуша!
В этот момент в аккумуляторе телефона кончился заряд и он замолчал. Кирилл Кириллович посмотрел на него и широко размахнувшись, швырнул аппарат в воду. Потом оглядел холм, вчера ставший островом. Вокруг храма росло с дюжину деревьев, вязов и дубов.
- Будем строить плот! - объявил директор утонувшего агропромышленного комплекса имени Ивана Медного.
Но плот строить не пришлось. Примерно через час над островом закружили вертолёты МЧС, затем подошли вездеходы-амфибии, и началась эвакуация. Вместе со спасателями прибыли и журналисты, как местные, так и из Москвы. Кирилл Кириллович под многочисленными объективами фото и телекамер вместе со спасателями помогал рассаживать людей, и покинул остров последним, успев ещё и дать короткое, но запоминающееся интервью, где говорил о мужестве людей, которых постигла такая страшная беда.
- Я приложу все усилия для восстановления села и уверен, оно станет жемчужиной не только здешнего края, но и всей России.
Этой своей заключительной фразой он сорвал у акул пера аплодисменты и даже вредный Цеппельман воздержался от подковыристых вопросов.



* * *


Эпилог.


Прошло полгода. Северин Эдмундович давно истратил вознаграждение, полученное от Абсолютова. Они с Эвелиной отправились в круиз по Средиземноморью. Глядя с верхней палубы теплохода на лазурную гладь моря, гуляя по узким улочкам Генуи и Ла-Валлетты, он почему-то вспоминал деревню, уютно расположившуюся меж семи холмов.
В последних числах ноября философ сидел в своей московской квартире и потягивал из рюмки кизлярский коньяк. Погода была скверная, и Северин битый час откладывал поход в ближайший продуктовый магазин за пельменями. Последние пару месяцев "медвежьи уши" были его основной пищей. Жена, отчаявшись найти экзистенциализм у Сведенборга, взяла за основу мужнину кандидатскую о Шопенгауэре и сидя в соседней комнате, бойко перепечатывала её, вставляя в конце каждого абзаца свои замечания, для того, чтобы расширить объём до докторской. Её гастрономические способности и раньше оставляли желать лучшего, но в период "творчества" Эвелина появлялась на кухне лишь для того, чтобы заварить себе чашку кофе, да достать из хлебницы чёрствую корочку.
Философ вновь наполнил рюмку и поднёс её к носу, вдыхая запах. Ему вдруг вспомнился другой аромат, аромат чудищенского самогона. Эх, сюда бы сейчас Сониных блинчиков с начинкой из цыплёнка в соусе тамаринда!
В животе заурчало. Что ж, придётся идти за пельменями. Северин потянулся в своём кожаном кресле и взглянул на экран телевизора. Улыбчивая ведущая, сидя в уютной студии, рассказывала о том, что всего в ста с небольшим километрах от Москвы есть уникальное село.
- В чём же его уникальность? - спросила она, улыбаясь во весь экран. - Во-первых, главой местной администрации и одновременно директором агропромышленного комплекса является женщина, что, согласитесь, в сельской местности встречается не часто. А во-вторых, в селе есть знаменитый на всю область зимний сад, в котором представлены практически все растения нашей Земли.
На большом экране в студии появилась картинка, и Северин увидел лицо Зинаиды Прокопьевны, которая принялась рассказывать об успехах достигнутых их хозяйством.
- Мы слышали, что полгода назад ваше село постигло страшное стихийное бедствие, оно было полностью затоплено.
Да, это так, отвечала Зинаида Прокопьевна, но власти выделили большие средства на восстановление села. Осушение велось уникальным способом. В ближайшей низине вырыли огромный котлован, а местный Кулибин, Поликарп Давыдович Сидоркин сконструировал гигантскую помпу, работающую на солнечных батареях. В течение недели несколько сот тонн воды было "заперто" в котловане.
Потом показали знаменитую оранжерею, и короткое интервью дал его директор. Конечно, это был Абдулла, а его замом была жена Соня. Северин Эдмундович искренне порадовался, что у афро-индийской пары всё сложилось хорошо. "Наверное, и детишки есть", - со слезой умиления подумал он.
В заключение ведущая спросила:
- А вот вам, такой эффектной женщине, жене депутата Государственной Думы, не скучно жить, можно сказать, в глухой провинции?
Зинаида Прокопьевна скромно опустила свои прекрасные глаза.
- Вот вы меня назвали эффектной, а ведь в жизни главное не эффектность, а эффективность.
" Чувствуется влияние мужа, депутата государственной думы", - подумал Северин Эдмундович, кряхтя, поднимаясь со своего любимого кресла.

- Глянь-ка, Матвей! Вон твоя мымра по телевизеру выступает. А задницу-то отрастила, скоро больше моей будет!
Зюзюкин поморщился. Последнее время он много времени уделял чтению русской классики и нелитературный язык, на котором изъяснялась жена, был для него скрежетом железа по стеклу.
- Больше твоей, Клавдия, - он положил ладонь на массивный круп своей боевой подруги, - не сыщешь во всей Зел-ской губернии.
- Руки-то убери, чать не купил ещё!
- А разве любовь покупается?
Клавдия всем своим немалым весом опустилась мужу на колени.
- Сегодни-то как меня любить будешь? Как Рогожин Настасью Филипповну?
" Тюкнуть бы тебя топориком по кумполу, как Раскольников старуху процентщицу", - с тоской подумал Матвей, слыша, как жалобно заскрипели под ними пружины дивана.


Аэробус мягко коснулся колесами бетонной полосы и стал постепенно сбавлять ход. Павлентий больше всего не любил такие моменты. В ушах закладывает, а из сердца рвётся наружу страх. А вдруг приземлимся неудачно, не сработают шасси, или самолёт даст сильный крен? Но, слава Богу, и на этот раз всё обошлось благополучно. Стюардесса, лучезарно улыбаясь, сообщила, что они прибыли в аэропорт Дели и температура за бортом +37 градусов по Цельсию. Павлентий довольно сносно стал понимать по английски и даже мог сказать с десяток фраз.
Зажав под мышкой свой малиновый пиджак, а в другой руке спортивную сумку, он спустился по трапу одним из первых. Жарища такая же, как и в этом чёртовом Лагосе, откуда он вылетел несколько часов назад.
Нигерия Папиному опричнику не понравилась, жара надоела, снег стал по ночам сниться. Да и Абдуллу с девкой он там не нашёл, хотя облазил всю страну.
- Ничего, ничего! - бормотал он. - Земля круглая, так что никуда не денутся. Мы и Индию вдоль и поперёк прочешем. А то тоже, сказанул - хреновый следопыт! А я докажу, докажу, что не хреновый я!
- Хелло, шеф! - обратился он к таксисту у здания аэропорта. - До Курукшетра хау матч?


Баба Дуся стояла перед обновлённым храмом и всё никак не могла налюбоваться на золотые маковки куполов, сверкающие белизной на декабрьском солнце стены.
Всё было сделано так, как завещал отец Макарий. Завещание вместе с тысячью золотых червонцев и драгоценной церковной утварью было найдено в тайнике за алтарём. Сам же тайник был указан Евдокии отцом Макарием во сне. Однажды июньской ночью батюшка явился к ней весь в белом и с укоризной произнёс:
- Что же ты дщерь моя наставлений отцовых не читаешь?
Евдокии тогда помыслилось, что он хотел сказать "не чтишь", но батюшка ещё раз повторил с ударением на "не читаешь".
- Где читать-то, отец родной? - спросила баба Дуся.
- А ты у Спасителя спроси, Он тебе и поможет.
Наутро сон этот всё не выходил у бабы Дуси из головы. В то лето она каждый день приходила к храму, где велись восстановительные работы. Папа не обманул, и после того как осушили деревню, занялся восстановлением церкви. Но деньги выделял в час по чайной ложке, хотя добровольных помощников было, хоть отбавляй, опять же зарплату платить не надо, чем Абсолютов не преминул воспользоваться. Вот и в этот день на стройке сидели с десяток рабочих, ждали, когда подвезут песок и кирпич. Причём, ждали уже третий день.
Перед тем, как подняться на Спасский холм, Евдокия Макаровна долго молилась у иконы Спасителя. Но ответа на свой сон так и не получила. Но ведь не зря явился батюшка ей сегодняшней ночью, ох не зря!
Она сняла икону со стены и всмотрелась в Лик. Иконописцу удалось передать скорбное выражение глаз Иисуса. Причём читалась в них не скорбь о предстоящих муках, а о греховности людской. На обратной стороне иконы было что-то написано. Баба Дуся бережно положила её на стол и отправилась за очками.
Надпись гласила:
" А более всего почитайте Святую нашу Троицу, ибо на этих трёх кирпичиках зиждется всё мироздание и каждый из них осенён животворящим крестом".
И больше ничего. Что это могло означать, баба Дуся не знала.
Разгадка пришла, когда она поднялась к восстанавливаемому храму. Строители в ожидании материала курили лёжа на зелёной травке, а старушка вошла в прохладный полумрак церкви. Три кирпичика никак не выходили у неё из головы. Стены строены ещё в восемнадцатом столетии, и кирпичи были намертво спаяны раствором, замешанным на яичном желтке. Вдруг на трёх кирпичах восточной стены она увидела нацарапанные православные кресты. Подняв с земли щепочку, баба Дуся принялась скрести швы между ними. Вскоре кирпичи были вынуты, а за ними обнаружилась ниша, где лежали сокровища и записка.
" Времена Антихриста пройдут, ибо Господь попираем не бывает! Но у лукавого много способов, как отвратить людей от Лица Господа нашего, ибо он был и остаётся отцом обмана.
В феврале восемнадцатого года явился я в имение господ Краузе, чтобы с Божьей помощью спасти его от разграбления. Тогда мне удалось успокоить крестьян, уговорить их разойтись по домам. Так вот, каюсь, грешным делом копался я тогда в библиотеке и прочёл семейные архивы (они сгорели вместе с имением летом того же года). Писано там было, что деньги, отданные на строительство нашего храма, майор Краузе отобрал при разграблении Очакова у купца-армянина, которого вместе с женой и детьми заколол. Известно, что армянские люди христианской веры, стало быть, сгубил христианские души.
А когда колокол на звонницу ставили, то двадцатипудовый сорвался и до смерти придавил колокольных дел мастера Козьму Огнева. А в 1871-м году пономарь вниз сорвался. Видно Господь не принял эти деньги.
Всё, что найдёте в тайнике нажито праведным трудом, семь лет я прятал сокровища от антихристовой власти. Потратьте деньги на восстановление нашего храма, когда это станет возможным".
Внизу записки стояла подпись и дата: 27 января 1925 года.
А спустя три дня отца Макария арестовали.
Когда клад перевели в современные рубли, сумма получилась совсем не маленькая и работа пошла веселей. Абсолютов привёз самосвал кирпичей и на этом его участие в восстановлении закончилось. Появились более важные дела, ликёроводочный завод тоже ждать не будет. А потом Папу в Госдуму выбрали, и в селе его стали видеть редко. Ну, да это и к лучшему, подумала баба Дуся, взявшая на себя руководство работами.
Среди строителей суетился Поликарпыч, замаливавший грех манихейской ереси, пастух Степан, по выходным помогал Залетаев.
"Объект" сдали на Казанскую. Сердце Евдокии затрепетало, когда над деревней поплыл колокольный звон.
- Вот теперь и помирать можно, - вытерла она с морщинистой щеки слезинку.

Северин Эдмундович возвращался домой по слякотной улице, неся в пакете пельмени, опротивевшие ему до смерти. Московское небо затянула дымка смога. До обещанной оранжевой революции оставался ещё целый год.
Чёрная "Вольво" с депутатским номером пронеслась мимо, обдав его грязной жижей.
- Поаккуратней с народом! - высказал водителю щуплый мужчина, сидящий на заднем сиденье.


 2007-2008 г.г.

Конец.