Женькины передряги

               
   Наш мир
   С  Женькой я провёл, можно сказать, бок  о бок все студенческие годы. Его родитель заведовал у нас в вузе одной из кафедр, мать работала врачом в поликлинике – значит, юноша происходил из приличной семьи, то есть, был умеренно избалованным и достаточно эгоистичным.
   Виделись мы, естественно, ежедневно и почти ежевечерне.
   В общагу его пускали без студенческого билета, так как вахтёрши знали, кто его папаша.
   Знакомство наше началось так.  Проходили мы медкомиссию в нашем медпункте. Записались на приём, ждём своей очереди на крыльце лечебного заведения, где один врач, пожилая женщина, одна медсестра и уборщица. Хорошие, кстати, добрейшие тётки. Курим, болтаем за жизнь.
   Вдруг Женька резко повернулся спиной к улице и прошипел:
- Бросай сигарету, мой отец сзади!
   Я оглянулся:
- Да это же завкафедрой…
- Это тебе завкафедрой, а мне – отец!
  Я, конечно, опешил. Потом понял, что дружок-то не без помощи папы в институт поступил.                Бытие и сознание
   Про учёбу можно написать роман: в каждом году  чуть ли не четыреста дней, а уж половина из них точно полна каких-то событий. Но я хочу изложить Женькины рассказы о его невзгодах, случившиеся в небольшом городке.
   Конечно, многие из них сводились к похвальбе о женщинах и драках, и я их опускаю.   
   Женька не без оснований побаивался отца. После первой зимней сессии он умудрился получить тройку и с удручённым видом, с хмурой складкой на лбу, прикатил в общагу, желая получить умный совет и\или практическую помощь.
   В результате размышлений и рассуждений мы вывели непотребную оценку хлорным раствором, зная, что со временем написанное на месте  исправления пожелтеет, но пока близорукому родителю можно было предъявить зачётку: в ней теснились результаты зачётов и экзаменов, в пестроте оценок и подписей заметить подделку было сложно, если, конечно, не вглядываться пристально.
   «Терять» документ смысла не было: в восстановленном кондуите оценки выставляют из экзаменационных ведомостей, и паршивая тройка всё равно бы всплыла.
- А как же стипендия, Евгений?
   «Временно недоступен». Ну, что можно сказать?
   Дома он сообщил, что уступил свою стипендию однокурснику из малоимущей семьи.
   Не удивительно, что стипендию ему всё-таки дали…как члену профкома, а также комсоргу курса…
   Я смеялся:
- Молодой меценат – обманщик и хват!
   Он мне нравился, весь такой упрямый и настойчивый.
   Народ в нашей группе был «пролетарского происхождения», и без стипендии большинству приходилось туго. Лишь музыкальный факультет мог позволить себе некоторую роскошь, халтуря на предприятиях, в клубах, кафе, столовых, на свадьбах и проводах в армию.







       «Труд наш есть дело чести…» («Марш коммунистических бригад»)   
   В благословенные годы конца шестидесятых прошлого века студент  мог выжить на небольшую стипендию, лишь бы она ещё и родителями дополнялась регулярно. Моего же приятеля оформили на 40 рублей лаборантом. О чём разговор – иные девчонки с курса сами напрашивались к нему в подруги: может сводить в кино, на танцы, даже в кафе или – высший пилотаж!- в ресторан.
   И начал Евгений попивать, всё чаще и чащё. А что? Стакан вина, «Белого крепкого», по-украински «Биле мицне», на студенческом сленге – биомицин в «Снежинке» стоил 44 копейки, бутылка «Буджакского» в любом магазине тянул на 98 копеек! Пей-не хочу! Ещё не было диких «Указов об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом», а на заборах заводов висели объявления «Требуются…» с перечнем не менее десятка профессий. Существовал термин «тунеядец», и не работающего более трёх месяцев мужика могли определить на нары.
   Парни из группы, подражая девчонкам, обменивались одёжкой, и это никого не удивляло и не смущало.
   Я ходил в Женькиной куртке, а он в моём пальто, сшитом под бекешу с застёжками в виде витого галуна. Моё простенькое пальтишко взял поносить парень с музфака, но деньги так за него и не отдал: он халтурил в самодеятельности винзавода, спился, и его исключили.
   Кстати, пальто-шинель я купил у солиста вокально-хореографического ансамбля (в народе «вокзально – хреновографический», но это зависть говорила). Они, танцоры, носили на репетициях, а зимою надевали под брюки колготки, и многие им завидовали. Почему? Вы видели отечественное мужское, да и женское тоже, бельё выпуска 60-х годов 20-го века? Это было что-то среднее между латами, скафандром и упаковочной дерюгой. А наш ансамбль ездил в Венгрию, Болгарию, Чехию, Польшу. У танцоров и певцов был неоспоримый авторитет…

«В буднях великих строек…» («Марш коммунистических бригад»)

    Кроме библиотек, читальных залов, кинотеатров, пары ресторанов и кафе, в городе был драмтеатр, только жителей туда можно было загнать с трудом из-за репертуара. Отцы города требовали ставить русские классические и патриотические спектакли, а речь идёт о городке на Украине. Хотя труппа была неплохая, билеты приходилось распространять по предприятиям и учебным заведениям, «в обязаловку», как членские взносы ДОСААФ, Общества трезвости, Общества спасания на водах, лотереи и облигации государственного займа. Спросите у нынешних студентов, что собою представляет последнее…

«Группа захвата» (Из русских детективов)
   Во все времена общаги подвергались нашествиям. Но это сейчас их терроризируют кавказцы. В наши времена студентам не давали покоя местные «бандерлоги».
Помыкать нами никто не смел: у нас сложилась плотная, кастовая в какой-то мере, группа из довольно разных по характеру и интеллекту парней, и не только из нашего вуза, но и из городских.
   Тут и Шева, сын первого послевоенного коменданта города, парень на 110 кг, и сын адвокатов, и отпрыски видных торговых работников. Один из них, сынок шефа крупной оптовой базы, первым в городе заимел белые американские джинсы, настоящие! – носил для контраста старую отцовскую шляпу с обвисшими полями. Он здоровался, приподнимая реликтовый головной убор, говорил с поклоном и улыбкой:
- Здрасс! Добрый день…
И добавлял шёпотом:
- Вашу мать…
  Рисуясь, он мылся в  своих великолепных джинсах, сидя в ванне:
- Комплексный подход к проблеме!
  Он учился на третьем курсе пятый год.
   У другого мама была директором центрального ресторана, и в её отсутствие мы трескали деликатесы. В её доме я впервые попробовал виски «Джонни Уокер» и венгерский «Токай», и чувствовал себя  аристократом.
    Был ещё один Женька, большой любитель дармовщины: как-то он с однокурсником за вечер выпил восемь бутылок «Алиготе». По дороге в общагу оставил совсем опьяневшего приятеля в подземном переходе, забросал его картонными ящиками и спокойно ушёл. Приятель загремел сначала в вытрезвитель, а вскорости – прочь из института.
   Иногда группа устраивала «большие манёвры». Это было кодовое название пикника с шашлыками и возлияниями. Набиралось человек до двадцати друзей и знакомых.
   Розовощёкий, но тщедушный физик Эдик подарил на день рождения однокурснице лотерейный билет, и когда на него выпал выигрыш в 10 руб, не здоровался с ней месяц:
- А чего она мне деньги не отдала? Значит, жадная…
   Были типы, с которыми приходилось контачить, если не откровенно криминальные, то открыто жестокие, брутальные, безразличные к людям. А ведь америкосы ещё не забомбили тогда страну своими триллерами и вестернами. Видимо, зараза просачивалась через другие каналы, и голливудские фильмы шли в СССР, а в них главный герой всегда супермен-одиночка.
   В СССР западные фильмы были представлены в основном кинопродукцией Чехии, Венгрии, ГДР, Болгарии, Польши. Хорошие фильмы крутили с участием Сары Монтьель, Мирей Матье, Софии Лорен, Марчелло Мастрояни, Рафаэля – всех не перечислить. А штатовских кинодив и «мэнов» не уважаю и вспоминать не хочу.

                Женькины мытарства (без цитаты из коммунистической песни)
   Когда у него начались неурядицы? После окончания института мы не виделись лет 5, разъехались по направлениям, а Евгений, естественно, остался «при доме». Папа, перед уходом на пенсию, помог сыну смастерить пару статей на спортивные темы. Это делалось легко: если ты владеешь одним, а лучше – двумя иностранными языками, можно накопать даже кандидатскую диссертацию. Ведь узкопрофильную прессу читает ограниченное количество людей, а на иностранных языках – и вовсе единицы. Но отца отправили на «заслуженный отдых». И Евгению пришлось в заштатный городок, где тысяч 15 всего народу, 2 завода и три школы.
   И началась у него чёрная полоса». И вид у него был совсем не тот, к которому я привык. Слетел с него и лоск, и былая самоуверенность:
- Знаешь, я женился после окончания «альма-матер». Тебя уже в городе не было.
   Я кивнул. Но жену его я не знал, кандидаток было много.
- Жена моя не красавица, но из обеспеченной семьи. Тёща на меня крысилась, но терпела из-за хаты. В городе после публикаций моих статей мною заинтересовались «деловые люди», стали на всякие гульки приглашать. Теперь мне понятно: они хотели узнать, не передал ли мне отец какие-нибудь работы. Он ведь докторскую уже заканчивал, да внезапно слёг: возраст, знаешь ли, болезни…
   Речь у моего приятеля была уже давно не аристократическая, сбивчивая, и вовсе не литературная.
- Моей жёнушке вожжа под хвост попала. Я уезжаю по делам, а она к маме. Да к маме ли? Если она и врала мне, тёща мне ни за какие коврижки правду не скажет.
- Отцовских бумаг я не нашёл. Кто их оприходовал – не знаю. С Татьяной мы вскоре развелись.
- Дом – не моя стихия, наука – не моё призвание, случайное дело. И начал я после работы
сначала по кабакам, а потом и по забегаловкам шляться.
Дальше – хуже. Стал работу прогуливать. Жалели сперва, делали вид, что не замечают, потом уговаривали, стали стыдить. Потом я пришёл на работу поддатый. Конец, предложили убираться «по собственному».
   Тут я развернулся так, что всем чертям тошно стало. Не стало у меня ни жены, ни друзей, а вскоре и дома. Осеню, в ноябре, очнулся в каком-то посёлке, в подъезде неизвестного дома, под батареей.
   Дошло до меня, что дело труба, уехать бы, да некуда. Забыл сказать, что мать родительскую продала, чтобы уехать на жительство к своей сестре в Германию
  -Вот такие пироги. С котятами и гвоздями.
   -Ну, бывай.
   Я слушал его часа два.
   И не проронил ни слова, слушая и в душе жалея.
7.01.2015