Семену Ивановичу было 72 года, и жил он совсем один. Вернее, с котом Симкой. Года два назад увидел он на улице черненького котенка, который мелко дрожал, смотрел ему прямо в глаза и жалобно пищал тонким слабым голосом: си-им, си-и-им! Стоял октябрь, ветер гонялся за желтыми листьями и раздувал шерсть котенка, высвечивая кожу. Семен Иванович некоторое время постоял над ним, потом взял на руки и принес домой.
Так в его квартире появилось живое существо. Семен Иванович никогда не питал привязанности ни к кошкам, ни к собакам, просто не замечал их, и когда в доме появился котенок, то он скоро понял, что это целый мир. Это удивило его и обрадовало: вот оно, значит, как, а он и не знал... Семен Иванович кликал Симку, тот отзывался, подбегал к нему и смотрел, что же дальше. И это казалось чудом. С Симкой можно было разговаривать. Кот, правда, не отвечал, но зато и не спорил, не обзывал тебя дураком, не унижал твоё человеческое достоинство, как это бывает между людьми. Иногда даже казалось, что Симка потому и молчит, что абсолютно всё понимает. Кричит ведь кто? Только тот, кто не может понять другого...
По здравому размышлению Семен Иванович, конечно, понимал, что его привязанность, почти любовь к Симке - просто от одиночества, и потому тем более был благодарен судьбе за Симку.
Кот был идеальным слушателем, а это было то, чего Семену Ивановичу не хватало. Всю жизнь он слушал других, выполнял чьи-то приказания, а в его мнениях никто не нуждался, всё было решено без него. Теперь же, слава богу, никто не приказывал, длинная трудовая жизнь давала право на заслуженный отдых и собственное мнение в самых разнообразных вопросах. Но собственное мнение имеет только тогда смысл, когда его выслушивают и разделяют. А Симка выслушивал и, похоже, разделял.
Симка знал о хозяине всё. Семен Иванович не раз рассказывал ему о своей жизни. Рассказывать было что. Если даже ты проработал без малого сорок лет бухгалтером, всё равно есть что рассказать. Бухгалтерия, Симка, это очень сложная наука. И очень неблагодарная. Бухгалтерия требует, чтобы всё сходилось тютелька в тютельку, а в жизни, Симка, редко что сходится... Но начальство этого не понимает, начальству подавай ажур. Оно, Симка, если бы не начальство, то и ажур был бы... Ты, Симка, этого не поймешь.
Рассказывал Семен Иванович и о войне, которую прошел рядовым от начала и почти до конца. Флаг над рейхстагом устанавливали уже без него, потому что он лежал в госпитале. Здорово тогда шарахнуло твоего хозяина, Симка... Вы, Симка, деретесь только из-за подруг, и то не до смерти. А уж кошку, по-нашему - женщину - вы никогда не тронете. Это потому, что вы глупые животные. А люди, Симка, умные, они не жалеют ни женщин, ни детей...
И совсем грустным становился Семен Иванович, когда рассказывал о жене, умершей три года назад, о сыне, который не пишет вот уже пятый месяц.
Нет, Симка, ты не думай, что Володька плохой. Ты же его видел, он приезжал в прошлом году И жену его Наташу видел. И она хорошая. И ты же слышал, они звали меня к себе. Только зачем мы им? Они сами в такой же вот комнатушке. А здесь мы с тобой какие-никакие, а хозяева. Пока здоровье позволяет - поживем...
Семен Иванович получал 86 рублей пенсии. Не ахти какие деньги, но ведь богатый человек не тот, у которого всего много, а тот, кому мало надо. Хватит нам, Симка, говорил он. В ресторан нам не ходить, за модной одеждой тоже гоняться не будем. У тебя шуба вечная и на любой сезон, а мне на мою жизнь уже, наверное, и этих штанов хватит.
Был у Семена Ивановича и совсем новый, ещё ненадеванный костюм. Покупал он его для повседневной носки, но после похорон жены что-то переменилось, и он решил его не надевать. Когда понадобится, наденут... А после того как, открывая шкаф и натыкаясь взглядом на темный костюм, увидел себя в нем лежащего со сложенными на груди руками, то повесил поверх него на плечики старый плащ. Так он и висит под плащем. Пусть висит. Куда нам торопиться, верно, Симка?
Кот молчал, подремывая на диване. Став взрослым, он почему-то утратил черноту, его шерсть отливала редкими светлинками, будто пробивавшейся сединой. Если Семен Иванович говорил монотонно, глаза у Симки были закрыты, если интонация менялась - он их открывал: не волнуйся, мол, я не сплю, слушаю.
- Кушать хочешь, Серафим?
Кот открыл глаза, поднял голову и подал голос.
- Ну пойдем. налью тебе.
Симка спрыгнул с дивана и потрусил за хозяином, ластясь о его ноги.
Под нетерпеливое мяуканье Симки Семен Иванович плеснул в блюдце молока и смотрел, как он лакает, разводя хвостом по сторонам. Смотрел и на душе у него было покойно и хорошо. Он думал о том, что человеку, в сущности, надо не так уж много, просто иметь возможность хоть кому-то доставить радость, быть нужным.
Симка допил молоко и стал умываться. Очень чистоплотный товарищ. Семен Иванович взглянул в зеркало и на свою физиономию. Никакого удовольствия от этого он уже давно не испытывал. Вот и сейчас на него угрюмо посмотрел старик с редкими волосами на темени и белой окладистой бородой. Перестав работать, Семен Иванович перестал бриться и поначалу никак не мог привыкнуть к своему новому обличью, ему всё казалось, что из зеркала на него смотрит кто-то другой. Время шло, и этот "другой" стал очень походить на Льва Толстого. Семен Иванович слишком уважал великого писателя, чтобы не оскорблять его своим сходством, и укоротил волосы ножницами по всему периметру. И решил, что вот так хорошо. А теперь он видел, что опять приближается к Толстому и надо, значит, свою растительность "отредактировать", как называл он эту процедуру.
Но это потом, завтра может быть. Сейчас ему не хотелось этим заниматься.
На улице залаяли собаки, и он подошел к окну. Собак во дворе всегда полно, они резвились, как ребятишки, а сейчас лаяли на кошку, которую загнали на крышу беседки. Везде своя жизнь.
Симка снова лежал, развалясь на диване.
- Там подругу твою собаки в окружение взяли, - сказал Семен Иванович.
Симка открыл глаза, потянулся и снова закрыл. В настоящее время подруги его не интересовали.
И слава богу. Очень уж скучно становилось Семену Ивановичу, когда Симка вспоминал о своих мужских обязанностях. Он исчезал на несколько дней, и в квартире становилось совсем пусто. Один раз Семен Иванович сидел, сидел и отправился на поиски. Обошел вокруг дома, заглянул во все подъезды, побродил возле кладовок. И увидел своего жильца. Обрадованно окликнул его, но Симка, повернув голову на звук, сделал вид, что знать не знает никакого Семена Ивановича. А потом заявился: худой, израненный, как солдат с войны. Несколько дней отпаивал его Семен Иванович молоком и уступал самые лакомые куски.
Было три часа пополудни, и Семен Иванович подумал, что, возможно, принесли почту. С этой почтой стала просто беда. Носят не в одно время, в иные дни вообще нет. Почтальонов, говорят, не хватает. Всё время у нас чего-то не хватает.
Семен Иванович выписывал две газеты: "Труд" - для чтения, и областную - из-за программы телевидения. Читать любил, да в последнее время, в связи с перестройкой, и статьи появились интересные. Люди как бы поснимали однотипные маски и оказалось, что под ними ещё сохранились индивидуальные черты, хотя и деформированные. Но всё-таки. А то возьмешь, бывало, газету и отложишь: между муравьями и то больше различия, чем между газетными людьми.
Периодика стала интересной. И Семену Ивановичу много чего хотелось бы выписать, да не позволял бюджет.
Но мир, как говорится, не без добрых людей.Этажом выше жила Алла Николаевна, молодая, миловидная женщина. Тут, конечно, надо сказать, что Семен Иванович был уже в том возрасте, когда чуть ли не все женщины до пятидесяти лет кажутся молодыми и миловидными. Но Алла Николаевна и впрямь выглядела хорошо. Пышные белокурые волосы (ну и что, если крашеные?) были как бы орелом, который излучали её большие приветливые глаза. Чистое, доброе лицо. Одежда всегда подчеркивала её стройную, не обезображенную временем фигуру. Приятно было Семену Ивановичу смотреть на свою соседку.
Работала Алла Николаевна в городской газете и выписывала массу журналов. Жила с мужем и дочерью в трехкомнатной квартире. Муж, суровый тучный мужчина, занимал какой-то важный пост в строительном управлении; дочь, похожая на мать,училась в институте. Больше ничего Семен Иванович об этой семье не знал, так же, как и о других обитателях подъезда. При встрече здоровались и всё.
И вот однажды они встретились с Аллой Николаевной на лестнице, она несла кипу старых газет и журналов. Семен Иванович посторонился, уступая дорогу, а соседка объяснила: "Только перекладываешь с места на место - выбросить решила". И улыбнулась своей милой улыбкой. Семен Иванович с удовольствием бы перебрал эту кипу, оставил бы что-нибудь у себя, но попросить постеснялся, проводил соседку взглядом и поднялся к себе. А недели через две, вспомнив
этот случай, после долгих колебаний несмело поднялся по лестнице и нажал кнопку звонка. Звонок, видно, не работал, и он постучал. Дверь открыла Алла Николаевна. Она смотрела с любопытством и несколько удивленно, и Семен Иванович, заикаясь и извиняясь, стал объяснять причину своего визита, совсем потерялся.
- Да вы заходите, заходите, Семен... простите...
- Иванович.
- Семен Иванович.
Она проводила его в комнату, усадила в кресло возле низкого журнального столика и стала носить на этот столик кипы "Огоньков", "Литературок". Тут же были номера "Нового мира", "Знамени", других журналов.
- Что вы,зачем так много, мне что-нибудь...
- Этого добра у нас хватает, берите, не стесняйтесь.
Семен Иванович отложил несколько "Литературок", "Огоньков", один номер "Науки и жизни". Ему хотелось взять что-нибудь из толстых журналов, но он решил не злоупотреблять доверием хзяйки.
- Вот это, если можно. Я долго не задержу. - Семен Иванович поднялся и добавил с неловкой улыбкой: - Времени у меня много, знаете...
- И всё? Это можно и не возвращать.
- Нет-нет, как же, я верну.
Алла Николаевна проводила его до дверей.
У Семена Ивановича была и своя неплохая библиотека, поэтому ходил он к соседке редко. Неловко всё-таки. Вот и сейчас просмотренная стопка старых журналов лежала на тумбочке уже с неделю, но он никак не решался пойти обменять их.
- Сначала мы, Симка, посмотрим почту, а уж потом пойдем к Алле Николаевне. Ты не возражаешь?
Кот взглянул на хозяина и снова закрыл глаза; нет, он не возражает.
Письма не было. Поднимаясь с газетами на свой этаж, Семен Иванович думал о сыне, вспоминал Володьку маленького, взрослого. "Отец, надумаешь - напиши. Я сразу за тобой приеду". Эти слова сына согревали его сердце, прогоняли одиночество, делали мир лучше.
- Так, Симка, посмотрим, чем живут люди. Так... больше, чем в прошлом году. Это хорошо, Серафим, когда больше, чем в прошлом году. А здесь что? О-о! Опять Сталина ругают. Гляди, какие смелые. Тебе, Симка, не жалко Сталина? Не жалко. Правильно. Он тоже никого не жалел. Но понимаешь, Серафим, какая вещь... Как бы тебе это объяснить... Ну, ты, наверное, видел собаку, которая грызет палку, которой её били. Она думает, что палка виновата. Улавливаешь? Сначала был культ, потом волюнтаризм, потом - как это? - голое администрирование... Так у нас, понимаешь, синонимов не хватит. Синонимы, Симка, это когда одно и то же явление называют разными словами. Вот и ответь мне, пожалуйста: сколько же раз можно наступать на одни и те же грабли? Молчишь? И все молчат.
- Ладно, Серафим, ты полежи, а я схожу всё-таки к Алле Николаевне. Тебе вот молоко или рыба есть - и ты доволен. А нам нужна ещё духовная пища. Но ты не думай, будто это что-то особое. Она так же, как и молоко или рыба, бывает и прокисшей, и протухшей, и даже отравленной. Иной наглотается всякой дряни и начинает грызть палку, плетку, потому что голова затуманена, и дальше собственного носа ничего не видно... Ну, не скучай, я скоро вернусь.
Семен Иванович поднялся по лестнице, нажал кнопку звонка, вспомнил, что он не работает и легонько постучал. Дверь оказалась приоткрытой, и он переступил порог.
- Есть кто-нибудь?
Молчание.
Из кухни звучало радио, но там тоже никого не оказалось.
- Алла Николаевна, вы дома?
В комнате тоже никого. Он окликнул ещё раз, понял, что либо в других комнатах тоже никого нет, либо спят, в любом случае надо уходить, неприятное положение... Повернулся и увидел, как входит хозяйка со свернутыми дорожками.
Семен Иванович растерялся, пошел навстречу, стал объяснять, что дверь была открытой, и он вошел, не надо, конечно, было заходить, но он думал, что кто-то есть... Когда он волновался, то начинал заикаться и тогда уж совсем терялся. Так он и стоял перед Аллой Николаевной, не понимая, что загородил тесный коридрр и не дает ей пройти. А она стояла и ждала, когда он уступит ей дорогу.
- Семен Иванович, сказала наконец она, улыбаясь. - Ну что вы из-за такого пустяка переживаете? Я не стала закрывать, коврики вот потрусила. Может, вы всё-таки разрешите мне пройти?
Он смутился ещё больше, забормотал о том, что оставлять дверь не следует, мало ли...
- Может быть, я не вовремя? Я принес журналы, спасибо большое. Куда их положить?
- Да бросьте на диван. Я сейчас принесу вам другие. Как вы живете?
- Какая моя жизнь, Алла Николаевна... Доживаю. А жизнь, можно сказать, прошла.
- Нельзя, Семен Иванович, так говорить. Мне кажется, чем больше человек живет, тем больше жить хочется. Или не так?
- Да как вам сказать. И так и не так.
Она подошла к серванту, взяла с полки очки, надела их.
- Сын-то не забывает, пишет?
И, как бы что-то вспомнив, снова повернулась к полке и стала перебирать на ней всякие мелкие вещички. Там были часы, расческа, кубик Рубика, открытки, всякая мелочь. Семен Иванович рассказывал, что сын не забывает, часто пишет и к себе зовет, на сына ему грех обижаться, а она всё передвигала содержимое полки. Он неотрывно смотрел на её белые быстрые пальцы, и его голос слабел и слабел. Что она ищет? Что-то пропало? Почувствовал, как поднимается и стучит в висках кровь. Его оглушило её тихое "гм..." и полоснул мимолетный взгляд.
- Очки куда-то запропастились...
Эти слова вернули его к жизни, и Семен Иванович вскинул руку:
- Так они же...
- Не эти, другие, - быстро сказала она, поправляя надетые очки. И повторила: - Не эти, Семен Ивановмч. Так...А, журналы! Я сейчас.
А он стоял и думал, что очки так не ищут. Что их искать на такой маленькой полке? Их сразу видно. И он смотрел на полку, на которой не было никаких очков.
Продолжение http://www.proza.ru/2015/01/06/905