Ной

Даниил Демьянов
Каждый человек живет в мире, в который верит.
Шаман колотит в бубен, стараясь переместиться из нижнего мира в верхний мир.
Буддист медитирует, постигая суть.
Христианин молится и несет крест жизни.
Каждый человек живет не в реальности, а в мире, в который верит сам, считая его истинным.
Оттуда и конфликты. Оттуда и непонимания друг друга. От разности мировоззрений, а точнее сказать от различия мест существования - находясь на одной планете, мы умудряемся жить в тысяче духовных световых лет друг от друга. И что удивительно - найдется вдруг некто, который станет воспринимать РЕАЛЬНОСТЬ, а не иллюзию социально-культурно-исторически-архетипически-ВСЯЧЕСКОЙ парадигмы, - для окружающих он будет признан умалишенным, не понимающим очевидных прописных, всем ясных вещей.
Удивительно, какой гибкостью и адаптивностью надо обладать, чтобы суметь в таких обстоятельствах хоть в чем-то сойтись,… вероятно, сговорчивость зачастую случается оттого, что человек представляет собеседника частью своего мира. И относиться к нему с известным снисхождением.

***

Многие ждут войну.
Многие ждут кризис.
Многие ждут катастрофу и конец всему.
А мне кажется, что произойдет событие, которое изменит психологию человечества, выдернув людей из песочницы нынешних представлений и поставив на ноги уже не человека разумного, а ЧЕЛОВЕКА ДУХОВНОГО.

***

А вы знаете, что почки у дерева чешутся, когда набухают?
А трава, вырастая, испытывает ощущение схожее с эрекцией, помноженное на количество травинок.
А шмель - суровый и честный воевода, в отличие от шершня - хитрого татарина, перенявшего манеру поведения от ордынцев.
Вот так…
ВЕСНА!

***

Дерево живет под землей. А наружу достает... как вот человек руку из-под воды, - свою надземную часть. Любит играться с птицами: манит построить гнездо. Стволом и ветвями дерево воспринимает мир на ощупь, вся сознательная жизнь этого существа сосредоточена в корнях.

***

Дурак рассудил так: чтобы упасть на небо - следует стать на голову, ибо земля притягивает ноги. Стал он на голову и… прыгнул на небо. Люди сказали:
- Дурак! Что с него взять…
А он сидит на небе - дурак дураком: холодно, мокро… и назад падать высоко.

***

Из системы нельзя выйти чуть-чуть. Можно либо полностью покинуть систему, либо полностью остаться в ней. Даже если система мимикрирует, делаясь более удобной, внимательной, демократичной, в конце концов, - суть ее не меняется: система - это паразит, которого отчаянно больно выдергивать из тела, души и разума. Паразит просит, молит, требует и приказывает... падает на колени, бьет током, плачет и орет командным голосом... и снова молит: 'оставь меня...'.

***

Светлый день, отравленный ночью, синеет, делается фиолетово-больным и, наконец, начерно умирает. Люди спасаются от смерти, включая электричество. А коты ходят и общаются, как ни в чем не бывало: недаром говорят, что у кошки девять жизней.

***

Ягодка-Земля - все поворачивается и поворачивается к солнцу разным боком, а никак не созреет...

***

Шкаф приоткрылся щелью беззубого, шамкающего рта, где в мрачной темени висит уныло язык красного галстука... приоткрылся со старческим, артритным скрипом... пожаловался на годы и одиночество и... так и заснул с открытым ртом. Хочется накрыть его пледом. Но как? Никак... скажут: с ума сошел! Просто хожу на цыпочках.

***

Приснилось, что прошу человека вглядеться в небо и рассмотреть, что оно нарисовано на холсте - краска лежит на ткани... а за холстом мир светлый и другой... а звезды - это дырки в холсте, сквозь которые свет тот, мира горнего, и виден.
Что, если и в самом деле, мы живем в симуляции. Со всеми нашими чувствами, радостями и тревогами, болью и наслаждением мы - просто игрушка, без прошлого и будущего, с красивыми байками, заменяющими истинное понимание сути себя и неба.
Обидно и пусто в душе, если так.

***

Вот откроешь кран, и вода радостно высунет навстречу рукам гибкий, проворный палец. Охотно трогает она все, что ей дают. Все ей интересно. Только огонь вот... - на него вода шипит, как злая кошка.

***

Человек вцепился в чайку и летит. Чайка кричит, боится... а он летит. Сосредоточенно, ни на что не отвлекаясь, священнодействуя! В чайну летит... - на чайке. Чай пить.
Этот человек - радикальный чайкист.

***

Что бы ни утверждал ученый мир - опыт нам подсказывает совсем иные реалии. Так, туча - однозначно является водопитающим животным, передвигающимся по небу и живущем в нем. Никто никогда не видел, чтобы туча кончалась, излившись дождем,… зато все мы наблюдаем как, активно испражнившись, она уходит вдаль, нимало не уменьшившись! Форма тучи нестабильна - она пластична, что отнюдь не мешает ей занимать вполне определенный объем в пространстве. Предполагаю, что сей зверь, является живородящим, а как умирает, не знаю. Питается же водою из рек, озер и прочих водоемов.
Конечно мы, в наблюдениях наших, не принимаем во внимание те паровые образования, которые, подобно рыбам-лоцманам сопровождают тучу. Вполне возможно, что облака пара - это аналог чувствительных рецепторов самой тучи, ощущающей небо… это, пока остается загадкой.

***

Я всегда хотел рассказать ей, что дом, в котором я живу,… в котором мы жили вместе… - этот дом построил сом. Вы мне не верите. Вы привыкли «рационально мыслить»: сила притяжения и инерции, причинно следственные связи, поры года… вот зимой идет снег почему? - потому, что вода замерзает; а весной деревья цветут почему? - потому, что вода отмерзает. Чушь! Деревья цветут оттого, что они влюбляются. Волна любви поднимается снизу дерева к самой его вершине,… волна любви заставляет дерево мелко дрожать и как бы постанывать… и, закрыв глаза, дерево зацветает! Цветки - это, пользуясь вашим дурацким словарем: «материальное выражение» любви дерева. А то, что дерево влюбляется весной, когда вода отмерзает, - это вы, пожалуйста, сами проводите «причинно следственные связи».
Вот сом, он прожил в реке под корягой, как и положено, тысячу лет - «от Рюрика до жмурика», как он говорил… - не знаю, что он имел в виду, с сомами сложно разговаривать. Нажившись в реке, сом собрался на сушу - надоело ему водоплавающим бытействовать. Представляете, сколько дум надумал сом за тысячу лет? Представляете, сколько чудесного волшебства скопилось в этом и без того волшебном существе? Вот и построил он дом. В одночасье. Деревянный, пахнущий старым дубом, многокомнатный и коридорчатый, трехэтажевый, сиренью и яблонями кругом себя засаженный, поскрипывающий и разговорчивый… населенный многочисленными стульями, креслами, пуфиками и торшерами… - совершенно удивительный дом, и меняющий человека в нем и открывающий ему глаза и душу.
В том доме и жил сом. Пока не ушел совсем. А дом оставил мне. А я… а я звал туда тебя…
Мне плохо. Мне грустно и пусто.

***

- Ночью поет ку...?
- Знечик.
- Ночью кричит о...?
- Сёл.
- Ночью не спят мы...?
- Мы!
- Что 'мы'?
- МЫ не спим!
- А... ну да... - мы не спим... правильно, Маша. А я вот думал мыши... ну, - летучие которые. А тут МЫ. Не спим. Люблю тебя.
- И я тебя.
- Что 'и я тебя'?
- С...?
- Ъем?
- С маслицем. И с корицей. Вот когда маслицем намазать и корицей посыпать, тогда съем.
- А давай чайку?
- Давай.
- Ну, пойдем...

***

Утренний ландшафт души ровен и равномерно прогреваем веселым солнечным светом. Это за день: поднимаются горы и образуются волглые логи, куда не заглянет солнца лик. Печоры, болота, бурьян - вот оттуда и восстает погибель. И ратники, идущие на бой к ночи гибнут все. А погибель, пожирая их растерзанные тела, - набирается новой силой. И приходит, приходит ко мне, острой пикой прогоняя, в подбрюшье тыча мягкое тело целительного сна.

***

Ветер тычется холодным носом в лицо, лезет под куртку - греться. Бесприютный... жаль его... и помочь нечем. Разве что раздеться догола, подобно Франциску Ассизскому, и пойти с ветром в обнимку по миру... Но возможно ли сие человекам?

***

Человек с вопросом не вынес незнания ответа и пошел спрашивать. Ворона кричала, собака лаяла, люди произносили слова, рыба била хвостом о воду, ветер пел в ветвях дерева... и только солнце смолчало, ласково грея.
Человек сидел и думал над ответом солнца. Так он нашел СВОИ слова и понял СВОЙ ответ. И солнце согласилось.

***

Дурак все ходит на голове. И боится упасть на небо. И земля манит его как самая высокая высь - а что, позвольте, выше земли, когда стоишь на голове? Не её ли аромат, наполненный такой родной и понятной жизнью, зовет и тело, и душу к слиянию.
Побывав на пустых, холодных и сырых небесах - дурак держится за землю руками. И целует губами. И грызет зубами.

***

Атланты-шпалы - скрипят от натуги, пока мокрый, в тумане поезд, сбиваясь, тормозит на небосводе рельс. Просыпается вокзальная собака и начинает стучать хвостом о перрон, вменяя себе это действие в помощь станционному смотрителю. Просыпаются голуби под стрехой, курлыча как дети. Просыпается душа моя навстречу тебе, не веря еще... сомневаясь... Ловлю взглядом черную шляпку и дыхание захватывает... Ты. ТЫ! ТЫЫЫ!
Сонная. Мятая. Отлежавшаяручкуправую. Ты.
Молча и счастливо идем по аллейке. Домой.

***

- В самом деле, это страшно! - рассказывала Маша, кушая фасольковый супчик. - Зал большущий! все блестит, красные кресла и парчовый занавес - как вуалька на лице,… а сцена - выдвинутая надменно нижняя челюсть с редкими зубами цветочных корзин. Будто голову великана обстроили дворцом,… а тело все в земле закопано… одна голова! Жуть.
Съели супчик. Пьем чай. Маша кушает пирожки с клубникой и с творогом, рассказывает:
- Пётр Ильич Чайковский - Концерт для фортепиано с оркестром № 1 - объявила странная, испуганная какая-то барышня и, споткнувшись разок, убежала за шторку.
- Хороший концерт. Значительный, - я подкрепил свои слова указанием пальца в луну. - И что, правда, сом был там?
- Да! …, - тут я вроде и перестал Машу слышать,… будто сам очутился в том огромном зале на концерте сома-колдуна. Только редкие реплики врывались в образы моего видения.
Он совсем не изменился, даром, что из реки вышел: все те же чернющие усы, маленькие, как будто ничего не выражающие глазки, широкое губастое лицо… только вот фрак теперь и довольно изящные пианистичные руки вместо плавников. Зал словно сам проглотил себя - так тихо… торжественно тихо стало. На сцене рояль. Пульты и стулья для оркестра. Сом поклонился, причем усы достали до ботинок, - представляешь! … и сел. Нет-нет - встал, покрутил стул, снова сел. Поднял руки - и… восстали рыбы из вод! - Маша смешно выпучила глаза, - Сазаны, - нет ну видно, что сазаны! … обращенные в человеков, дуют мощно в трубы, выпрыгивает за пульты первой скрипки жирная плотва,… а сом! - сом кидает руки в клавиши, творя невообразимое какое-то волшебство. Дикое действо: воплощает рыб в оркестр! Вот ерш… - говорю тебе! - абсолютно узнаваемый ерш, выгнул колючую спинку, выпучил глаза и, взирая на дирижера-налима, худого и очень вдохновенного - свистит во флейту, музыкально раскачиваясь. Все они там: сазан и лещ, чехонь и щука… - разбушевался оркестр, рвет звук, сметая все на своем пути. И бесноватый сом за роялем.
Маша уже давно молчит. Подливает себе чайку и улыбается торшеру - давнему другу ее вечеров. А я все еще будто там… завороженный смотрю на оборотень-оркестр, и дышать боюсь. И почему никто вокруг не замечает ничего...?
- Пойдем в сад? - сказала Маша, и я очнулся.
- Пойдем. Знаешь, Маша… я тут без тебя с тобой разговаривал… и очень-очень скучал.
Как в детстве, она взяла меня за мизинец и повела в сад. Наш волшебный сад.

***

Соприкасаясь с «реальным» миром - мы входим в контакт со своими представлениями, своими фантазиями о мире. Отношение к реальности этот контакт имеет лишь очень смутное. Глядя на дерево, мы видим дерево, - такое же, как и множество других деревьев; глядя на птицу - мы точно определяем ее биологическую принадлежность,… ум не напрягается - ум распознает знакомые формы и вставляет их в шаблон интерпретационной модели. Мы знаем, что земля твердая и ходим по ней, а вода жидкая и по ней ходить нельзя. Христос шел по воде, потому, что его модель была шире. Мы не умеем летать, а по достижении соответствующего возраста умираем. Будда пропал из этого мира вовсе, потому, что вообще не верил в него. Где он сейчас? - я не знаю,… вероятно, в истинно реальном мире.
«Жить в своих фантазиях» - так называют в нашей культуре способ контакта с реальностью, выходящий за обывательские представления о материально-духовных моделях взаимодействия со средой. Я же не вижу существенной разницы: верить в то, что цветок - это элемент интерьера нашей комнаты, или в то, что мы, вместе с нашей комнатой - фантазия цветка, пребывающего в состоянии самадхи и творящего вселенную вокруг себя. Сумасшедший скорее тот, кто не адаптируется и сохраняет жесткость представлений, а не тот, гибкость которого позволяет осмысливать мироздание, пусть и непривычным, странным, но вполне эффективным способом, о благотворности которого говорит, например внутренний покой, равновесие и творческое отношение ко всему происходящему.

***

В переулке, в бывшем трамвайном тупичке - стоит ржавый трамвайчик. Он не ездит, и оттого его не красят и не ремонтируют. Но он держится молодцом: стекла все целые, внутри чисто и опрятно, а главное… - главное, что в нем по-прежнему работает кондуктор в синем костюме и форменной фуражке.
Кондуктор не увлекается эзотерикой, не является приверженцем какого-либо учения, - просто он знает направление Пути. Когда его трамвайчик списали, объяснив в официальном письме, что трамвай не нужен, и ходить не будет, кондуктор остался в нем и долго размышлял над сутью Пути.
Теперь любой желающий, за обычную оплату проезда, - ведь надо кондуктору жить как-то, - может попасть в трамвайчик и посидеть там, никуда не двигаясь. Кондуктор предлагает каждому подумать о том, КУДА он хотел бы приехать и ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ли, конечная станция достойна пути к ней.
Выходя из трамвая, люди говорят разные вещи: кто-то радостно и возбужденно сообщает, что: «ДА! Я знаю, куда я хочу»; иные говорят: «Ой! Глупости все это»; а некоторые убеждаются в том, что: «Путь не в движении… и, двигайся ты, или на месте стой… - все одно. Путь ВНУТРИ человека».

***

Мы думаем, это комарики вьются в воздухе теплым вечерком... - а это Весна дирижирует тоненькой палочкой, чертя причудливый, древний ритм. Мы думаем, это стайка бабочек пролетела... а это Весна играет на лесном рожке. Мы думаем: 'Отчего так светло в душе?'... - а это Весна коснулась сердца теплой ладонью.
Мы думаем и думаем, вместо того, чтобы жить.

***

Пасмурно, птично… и уличный скрипач не веселит себя привычной утренней полькой... сел на лавку и слушает. Остановился почтальон, вечно спешащий и, поймав за локоть барышню в красном пальтишке шепнул: 'Послушайте!'. Остановилась карета скорой помощи, и пациент уже не спешит умирать. Его, приподнявшегося на носилках, вынесли на улицу - слушать... Шикнули на кота, заоравшего было песню. Слушают...
Пролетка и трамвай, парикмахер и мясник, банкир и пьяница - замер мир... - поют птицы. Птично. Скворцово и синично. Соловьино. Курлыкально-голубино, ахахально-чайково... кучковесело-воробьино...
И да будет так.

***

Человек держит во рту шахматную пешку. На вопрос: «Зачем ты держишь во рту шахматную пешку?» - достает привычным движением засаленный лист с надписью:
«Я ДЕРЖУ ВО РТУ ШАХМАТНУЮ ПЕШКУ, ПОТОМУ ЧТО Я МАЛ И НИЧТОЖЕН КАК ОНА И К ТОМУ ЖЕ МНЕ СОВЕРШЕННО НЕЧЕГО СКАЗАТЬ»
Мне этого мало и я спрашиваю:
- А как давно ты ее держишь?
У человека на лице проступает страдание и скука. Он достает из кармана блокнот и, открывая первую страницу, дает мне прочесть несколько раз исправленную запись:
«Я ДЕРЖУ ВО РТУ ШАХМАТНУЮ ПЕШКУ ПЯТЬ ЛЕТ»
- А ты не думал о том, что можно как-нибудь иначе выразить свою философско-гражданскую позицию? - спрашиваю я.
Человек тяжко вздыхает и закатывает глаза. На следующей страничке его блокнота читаю:
«Я ДЕРЖУ ВО РТУ ШАХМАТНУЮ ПЕШКУ И СЧИТАЮ ЭТО НАИЛУЧШИМ СПОСОБОМ ВЫРАЗИТЬ СВОЮ ПОЗИЦИЮ»
Вспомнив один оригинальный способ лечения кататоников, я иду в магазин и возвращаюсь с ферзем во рту. Становлюсь напротив и молча, зеркально повторяю все движения «пешки». Пешка волнуется. Машет на меня руками - уйди мол! Достает блокнот:
«Я ДЕРЖУ ВО РТУ ШАХМАТНУЮ ПЕШКУ И БУДУ ДЕРЖАТЬ ВО РТУ ШАХМАТНУЮ ПЕШКУ!»
Вдруг он видит ферзя у меня во рту. Ошалело смотрит на меня. Открывает рот, причем пешка падает на землю и произносит дрожащим голосом:
- Моя королева! Повелевай и властвуй!
С тех пор он всюду ходит за мной… моя пешка. И я не знаю, как мне отвязаться от него.

***

- А ты на какую смотришь?
- Вооот на ту... красную.
- И я... а как она называется?
- Не знаю.
Маша сидит у меня на коленках и, положив голову затылочком мне на плечо, смотрит в небо.
- Надо ей имя придумать, - Маша потянулась и постаралась заодно ухватить звезду в ладошку.
- А давай назовем ее 'Маша'? Звезда Маша.
- Хи... Маша... звезда Маша... Здорово, давай!
- Вот и решили. Знаешь, с тобой на коленках, очень просто выбирать имена звёздам.
- Правда?
- Правда.
Маша пахнет одуванчиком и тонким, трепетным счастьем.

***

Старый моряк... он все еще плывет! Лачуга - ют, береза - грот мачта, а зонтик, торчащий из собачьей будки - бушприт. Ветер надувает паруса листвы, рвет ветки...
- Штормит сегодня! - рычит моряк, - пррраво руля!
Испуганные люди прячутся в дождевики и поскорее проходят мимо. А пёс... пёс виновато улыбается, сидя под дождем возле будки - ему нет места в ней... там бушприт. А моряка пёс любит, хоть и мучительно стыдно перед людьми за его плавания. Но ведь бывает и штиль. Тогда пёс в будке, а бушприт... - теперь это зонтик, моряк раскрывает его, прячась от солнца.

***

Дождик кошачьим коготком царапается в подоконник, бывает, постучит в стекло. Деревья стоят... вот как собака, когда её моешь - послушно и жалко, опустив мокрые уши листьев.
Я собираю чемодан. Для поездки в вечность, где крик утренней вороны, сопение ежа или запах земли после дождя - куда важнее полотенца... которым, возможно, нечего будет вытирать.

***

Дощатый сарай сделался зеленым от времени, мха и мудрости. Сарай сидит на земле как самурай, застывший в глубочайшей медитации. Сарай - самурай и время - его последняя битва. Прислонись лицом к его прохладной, влажной спине… почувствуй его покой. Это покой познавшего тщету сует. Это покой уходящего. Ведь только на пороге вечности можно познать истинный покой. Только ступив на ЕЁ ступеньку можно отрешиться от тревог и вожделений. Только почувствовав ЕЁ дыхание, в силах будешь отпустить мир… шагнуть в таинственную, так манящую и пугающую бездну САМОГО СЕБЯ. Там… ТАМ - ты больше никого не встретишь. ТАМ кроме тебя нет никого. И, сойдясь с собой, обнаженным, не прикрытым рубищем дешевых ролей… - собой настоящим! - пройдешь путь узнавания, принятия, любви и создашь свой мир. СВОЙ МИР. Каков ты - таков и мир твой будет.
Вот и погрузился сарай-самурай в себя… - отрешился. Пусто ему тут стало. Он стал на путь восхождения от мира-клети - к МИРУ свободы и правды.
Его обрушило весеннее половодье. И дух его ушел мимо нас… сквозь нас. Ибо ничто уже не держало его.

***

- А может она вовсе и не потому горит.
- Как так? Чиркаешь, и горит... - химическая реакция!
- А вдруг это жертвенная позиция такая... философия... - жить ради тебя, вечно в готовности быть: вздумается тебе огоньку - и она тотчас вспыхнет ЕДИНСТВЕННОЙ своей вспышкой. Тебя ради, доверчиво полагая, что миг её истинной жизни очень важен... очень важен для тебя.
Задумались. Молчим. Легли спать чай не пивши.

***

Птица. Только она может понять свободу, высоту, СИЛУ полета.
Червь. Только он понимает глубину... обволакивающую плоть земли знает. И ЛЮБИТ.
Ты вопрошаешь: 'Кто ты?'... я не забыл этот вопрос. Я - куколка, не ведающая свой путь... - кем станет она, разорвав оковы. Это я спичка, ждущая своего часа... - часа воспылать, пусть коротким, но воистину освещающим мрак огнем. Только его ради - мига этого ВСЕПОГЛОЩАЮЩЕЙ ЖИЗНИ - спичка существует. И ждет.
Спичка. Только она может знать - каково это ЖИЗНЬ ЖДАТЬ, ЧТОБЫ МИГ ЖИТЬ.

***

Сердце задумалось: 'В чём смысл моей жизни?'
Инстинкт, также называемый здравым смыслом ответил: 'В том, чтобы качать кровь'.
Сердце успокоилось и продолжило качать кровь. Однако через некоторое время оно вновь задумалось: 'Если смысл моей жизни в том, чтобы качать кровь... то откуда тогда мысли о смысле жизни?
Инстинкт промолчал. Ведь недаром его называют здравым смыслом.

***

Человеческое тело есть КОКОН.
Будучи оплодотворенным, кокон вынашивает душу. Душа созревает со временем и, к моменту готовности её продолжить свой путь самостоятельно, - тело послушно умирает. Если душа не созрела, а тело не может уже её держать - душу отправляют... - здесь у всех по-разному. Страшно другое, - сколько пустых, неоплодотворенных коконов на планете существуют и заставляют считаться с их мнением, и руководят... и устраивают войны, как массовые выкидыши... - всенародные аборты.

***

Никто не может понять переживаний улитки с муравьём под панцирем.

***

Дождь выстукивает по крыше тайное послание... - энигма дождя... капельный шифр. Может он разговаривает сам с собой? А может, трогая осторожными пальцами шарики голубей, - смеётся счастливо. Все ему игра и радость. Узнать бы: что говорит дождь, - может в его тайнописи истина?

***

В самом деле, я уже давным-давно умер. И все что я вижу вокруг, все что происходит - это фантазии моего ума окружающего свое одиночество в вечности предметами и живыми существами, создающего иллюзии продолжительности жизни и событий во времени. А может я вовсе никогда и не жил,… во всяком случае, в том смысле, который вкладывает в это понятие человек.

***

Паучок с потолка спускается к полу на своей паучиной верёвочке. Но верёвочки недостаёт... и паучок, смущенный неудачей, карабкается назад. Но скучно на потолке... - и снова паучок собирается вниз, и снова безуспешно.
- Безушпешна! - подтвердила Маша, у которой выпал передний зуб и, поймав паучка-дурочка в банку, - вынесла его в сад.
- Вот-вот: шад... там паушку мешта...

***

Вырастание-взросление очень похоже на переезд. Какие-то вещи берутся с собой, многое за ненадобностью оставляется,… выбрасывается на свалку. Меняется все… и в том уютном милом мире, полном тайн и загадок, волшебных впечатлений остается одинокий ребенок… всеми забытый… один в холодном и пустом доме. Это предательство самого себя.
Когда я переезжал, используя за основу древнюю традицию - откалывать от дверного косяка щепку… - чтобы вернуться, - я оставил себе подобный символ… знак, возвращающий меня в то место, откуда я родом. Это одуванчики. Их магическое превращение с пушистой головкой в итоге, их запах, их щекотная в носу возможность улететь парашютиками в безбрежную даль любых возможностей! - а еще… - еще в серединке каждого одуванчика живет маленький черный жучок, - все это, подобно сувениру, привезенному из далекой страны, хранится у меня в душе.
Одуванчики - это то, что связывает меня здесь и меня там. И, когда я буду снова переезжать, я обязательно возьму их с собой. Там будет целый луг одуванчиков,… и в каждом будет сидеть черный жучок…

***

И как хорошо когда у дороги не виден конец… - когда нет конца. Зачем мы так стремимся ПРИЕХАТЬ, когда суть - в ПУТИ.

***

Я всю жизнь искал мудреца способного указать путь и истину. Справедливо, как мне казалось, полагая что мудрец может быть только среди мудрости - я также находился в этой среде… среда мудрости, четверг мудрости, пятница мудрости,… когда моя жизнь услышала полночный бой часов демаркационной линии субботы - я испугался… ибо мудреца не нашел, а близится воскресенье.
К тому времени наступила весна, и стал распускаться дуб, живущий на окраине моего сада. Молча, старательно выпускал он свои почки из ветвей и раскрывался листьями. Это было его воскресенье. Простое, и вместе с тем очень внимательное к самому себе и миру вокруг воскресенье.
И тогда я понял, что не там искал,… что я здесь, для того, чтобы понять и впитать в себя истину мира этого, а не стремиться в мыслях своих к обителям горним. И мудрость вся - вокруг, и истина вся - видна и неприкрыта… и поиск был подобен рытью ямы в надежде откопать солнце.

***

От понимания мира человека отделяет зеркало.

***

Это не люди придумали часы, а часы придумали людей живущих по часам, чтобы оправдать свое существование.

***

Осознание себя на Пути пришло неожиданно,… во всяком случае, осмысленной подготовки к этому событию не было. А возможна ли она? Ведь готовясь к чему-то, человек представляет себе то, к чему готовится и в последствии накладывает трафарет своего представления на событие. И если шаблон не совпадает с реальностью - человек страдает и разочаровывается. И не принимает то, что получил. В моей жизни не поменялось ничего. Ничего. Просто жизнь стала фрагментом Пути - из необозримой дали прошлого в необозримую даль будущего. И все наполнилось значением.

***

Путь проходит в одиночестве… ПОЛНОМ ОДИНОЧЕСТВЕ. Те встречи, которые случаются на Пути - это мимолетные видения и, как правило, проекции собственного сознания. Бывает - знаки, призванные что-то передать… научить. Но, чаще всего пустые неодушевленные проекции.

***

Жизнь в невнимательном, бессмысленном, механическом состоянии - это становление проекцией, бытие в форме одного из процессов мышления человека осознанного в Пути.
Другими словами: перестанешь быть собой - станешь частью мыслительного пространства кого-то другого.
Возможно, самой осознанной личностью является Бог. Оттого то и существует мнение, что все мы им просто придуманы.
Однако в каждом из нас есть потенциал к осмыслению и нахождению Пути. Потенциал быть творцом своей вселенной.

***

- О чем пахнет сирень?
- Сирень провожает улитку...
- Ту? Что погибла под колесом?
- Да. Улитка продолжила Путь в Вечности. Колесо продолжило Путь по дороге. А сирень пахнет им вслед... - это её Путь.
Свечка совсем оплыла, Маша сидит сонная, рисуя пальчиком на столе извилистую дорожку.
- А это мой Путь, - шепнула она, - спааатиньки, да?
- Да. И это хороший Путь, Маша. Достойный истинного воина!
- Ага... - вздохнула Маша и заснула.

***

Запасливая мышь-душа тянет в норку Вечности зёрнышки воспоминаний, любований, восхищений и радостей - обустраивая себе жизнь заранее... чтобы потом не зимовать в голодной пустоши, ровной и гладкой как стекло. Душа наполняет окружением свой будущий дом.

***

Тюльпан широко открыл круглый рот и ждёт шмеля. Деловитый шмель внутри тюльпана шумит, возится. Тюльпану и щекотно и весело. Так они играют в 'детей', которые полощут горло.

***

Дом утопает в зелени. Темный старый деревянный забор напрягся в неудобном положении, удерживая плечами бузину и дикий виноград. Побежали по песчаной дорожке проворные вечно занятые муравьи, и суетливый воробей прыгает пружинкой, косясь на муравьев, из боку глядя глазом: съесть или не съесть? Влажный пахучий бурьян каждый день умножает свое загадочное У-ЗЕМЛИ-САМОЙ-ЦАРСТВО, куда охотно путешествуют улитки и мокрицы, где стелется мягкий мох и веет тайной. Маша ходит со старым жестяным тазиком в руке, стучит в него палкой и монотонно гундит «шаманскую песню». Маша шаманит, отгоняя от дома дух мертвого медведя, который по ночам сипит и скрипит полом… - спать мешает.
- Они опадают как в последний раз… - сказала Маша однажды, грустно-грустно глядя на яблоневый цвет, - будто прощально падают…
Даже Маша, которая ВНУТРИ-ВСЕГО-МИРА чует печаль… печать… скорбь последнего дня. Последнего шага. Чует и словно спешит нарадоваться, налюбиться… набрать побольше в чемоданы, приготовленные в вечный Путь. Чтобы, когда услышим гудок паровоза, и надо будет тотчас в вагон и ехать,… ехать навсегда - чтобы знать, что ничего не забыто, все заботливо собрано и упаковано… что все получилось и случилось. Что можно ехать.
Дождь. На лавке под зонтом сидит старик. Зонт его всего не закрывает, вода стекает по брюкам в туфли… мокро и жалко смотреть на него. А старик сжался как-то, спину сутулую склонил и глаза не поднимает. Сидит. Люди идут мимо, торопятся - совсем ливень начинается,… а я ближе подошел - посмотреть чего он сидит то. Рявкнул гром, и старик испуганно рукой прикрыл что-то на коленях. И поднял на меня глаза, стариковые… прозрачные совсем. И я увидел как из-под сухой, чуть дрожащей руки его, высовываются глупые мордочки трех котят.
- Так вот, - пожаловался он, - продать хотел,… так ведь не купил никто…
И я расплакался. И купил котят. И в который раз уже понял,… - В КОТОРЫЙ РАЗ! уже понял… - как прост Путь,… прям и прост.

***

ЧЕЛОВЕК-НА-КРАЮ - не сделает шаг вперёд - там пропасть... и назад не идёт - там пропасти нет.
Для счастья малости не хватает: осознания, что он - ЧЕЛОВЕК-НА-КРАЮ.

***

Мир,… Мир спокоен и прост. Мир не навязывается, не спорит, не лезет в глаза. Он нейтрален до тех пор, пока не обратишься к нему.
А как обратиться? Когда обратиться?! - если постоянно сознание занято пластмассой человеческого сообщества с её пластмассовой политикой, фальшивыми ценностями, неискренними словами и отношениями…
А Мир не навязывается… - величественно и просто, мудро и ласково во веки веков пребывает он ожидая тебя. Приди! И кровь твоя очистится, наполнится силой рек и озёр,… и ум твой очистится, наполнится запахом земли и цветов,… и душа твоя познает радость и свободу… - взлетит птицей в небеса истинного счастья! Мир так прост,… а ты… - ты ищешь сложных решений, представляя себя вершиной эволюции и смысл свой высматривая в великих делах
…подобно младенцу отвергающему ласку матери.

***

- Мыловарня?...?...? Ахахаха! - Маша захлопала себя по коленкам:
- Коровудоильня... Вводеплескальня!... ЛЮДЕЙКОРМИЛЬНЯ!!! - Маша свалилась на пол, смеясь до боли в животе, изображая на лице страдание и утирая слёзы.
- Ой... - она немного успокоилась, - ну... а у нас, выходит: МАШУОБНИМАЛЬНЯ?!?!
И все сначала! Только на диване уже, перечухиваясь через меня с краю на край, визжа и ухахатываясь.

***

Мы нашли «ДРЕВНЮЮ КНИГУ ЗАКЛИНАНИЙ». В чулане. За пыльный комод завалилась.
Названия… - жуткие совершенно названия - привели Машу в абсолютный восторг: «КРОФЬ КАРКАДИЛА», «МОСК КАЛИБАНА», «БЫЛАДАВКИ БАБЫ АГИ»!
- Ой-ой-ой-ой-ой… тс-ц-ц-ц-ц,… А - а - а - ой! - приговаривала Маша, переворачивая странички.
- О, нашла! - и она для значительности подняла палец,… но не указательный! - волшебники поднимают мизинчик, - «Как поймать домашнего гнома»! «Надо…
…Надо тут оговориться: будучи мальчишкой я, как и многие наверное мальчишки - мечтал быть волшебником. А поскольку школы волшебства поблизости не было, мне пришлось всему учиться самому: добывать «КРОФЬ КАРКАДИЛА», выводить магическим способом «БЫЛАДАВКИ» и, так как я был ребенком начитанным: препарировать «МОСК КАЛИБАНА». Было потрясающе интересно. Волшебником я пробыл все лето и половину осени. Карьера моя на этой стезе окончилась написанием книги. Да, с грамматикой были сложности, но колоритность рецептур, оригинальность подхода - уравновешивали мой природой данный изъян. Далее, дабы не травмировать восприятие грамотного человека привожу текст отредактированный:
- … «протянуть ниточку из одного конца комнаты в другой так, чтобы от пола было расстояние примерно дюйм»… А что такое дюйм? - спросила Маша, удерживая пальчиком строчку.
- Это чуть-чуть, Машенька.
- Ага… «на ниточку прицепить предварительно вырезанного из цветной бумаги ночного мотыля и ждать, когда домашний гном выйдет из укрытия спасать мотыля. В этот момент надлежит гнома накрыть также заранее приготовленным стаканом. Гном, пойманный таким образом, выполнит любое желание».
- Ше-де-ври-ально! - пропела Маша, и весь вечер мы вырезали разноцветных мотылей и протягивали многочисленные ниточки по всей комнате, ведь: «не лучше ли сделать сеть?!
- разве это не эф-фек-тиф-нее удочки?».
Поздно вечером, когда стемнело, мы с Машей спрятались за диван. Мерно тикают часы. Делается скучно… и тут… дверь тихонько отворяется,… ближайший к двери мотыль нервно дергается и в комнату влетает полный восторга котенок! С ликованием, не веря своей удаче охотника, он прыгает и ловит, ЛОВИТ! вездесущих мотылей. Подоспели его собратья, и наша комната превратилась в кавардак из перемешанных между собой котят, Маш, кресел и пьяно кружащихся и с грохотом падающих торшеров.
Так мы ловили домашнего гнома.

***

- А почему она в юбочке? В клетчатой?
- Так это… - Боевая Такса Её Величества! - ответил я со значительностью.
- Гы… - Маша не знала смеяться ей или все серьезно. - Расскажи! - потребовала она, пародируя мой значительный тон.
- Видишь ли,… когда давным-давно… две тысячи лет назад четыре римских легиона высадились в Британии…
- А что такое легион?
- Легион - это… ну, как полк, например. Слушай, я расскажу тебе историю, которую мало кто знает. Даже никто не знает,… не знает того упущенного историками факта, что римляне использовали в Британии новое для них вооружение - Боевого Слона! Одного конечно… как ты через море больше переправишь? Но и одного было вполне достаточно, чтобы нагнать страху на Британские войска. Тогда собрались все шотландские кланы на тайный совет в замок Крэгивар - решить, что делать с этим чудовищем… ну, слоном имеется в виду. Там, в Крэгиваре родилась изумительная идея обучить и использовать в этой войне Боевых Такс.
- Такс? Против слона? Ай, Даня…
- Мысль была воистину гениальна! - продолжил я, - В отличие от традиционной пехоты, где строй волынщиков идет перед войнами - волынщики-таксы помещались сверху основной силы группы Боевых Такс. Как это выглядело? Весьма впечатляюще! - на идущих снизу такс ставился плот, на него запрыгивала последующая группа такс и так до самого верха, где и помещался строй волынщиков. Они просто подняли армию из горизонтального положения в вертикальное. И начали наступление.
Слон был ошарашен. Никто не знает, что он подумал,… только поведение Боевого Слона изменило всей его вышколенности: слон остановился,… прислушался,… задрал свой могучий хобот… и слал тихо-о-о-нечко так пытаться поймать тон… ухватить мотив звучащих волынок. Даром погонщики колотили слона палками и кололи копьями! - слон был столь увлечен, что не внял их призыву. А таксы храбро шли вперед! И креп их непобедимый воинский дух! И…
- Так это та самая Боевая Такса?! - перебила меня Маша изумленно глядя на собаку.
- Нет, конечно! Что ты… - это её далекая правнучка, сохраняющая славные традиции предков.
Маша медленно и торжественно подошла к усевшейся возле лавочки таксе и, поклонившись с придыханием от волнения сказала:
- Позвольте выразить Вам мое… глубочайшее уважение!
Такса с любопытством повернулась к Маше и завиляла хвостом, а Маша, сунув руку в сумочку, достала обгрызенную с краю шоколадку и протянула её собаке:
- Примите от меня шоколад! В знак величайшей признательности перед заслугами ваших соо… тече… воинов… - Маша совсем запуталась, покраснела от смущения и, немного расстроившись, пошла назад.

***

«… совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей [он] не осуществляет их сам; создавая, не обладает [тем, что создано]; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая [что-либо], не гордится»
Дао Дэ Цзин

Принц Изиф взял посох и отправился в путь. Придя в деревню гончаров, он остался в ней на какое то время и, научившись гончарному делу, мог теперь с гордостью сказать, что он гончар. Налепившись вдоволь кувшинов и мисок, Изиф вспомнил, что он путник и снова отправился в дорогу. Повстречалась ему деревня оружейников и, оставшись там, через пару лет Изиф радовался тому, как ловко выходят из-под его молота мечи и секиры. Но и здесь не усидел Изиф - вспомнил, что его удел дорога. Собрался и пошел дальше. Так он был поэтом и воином, женихом и актером театра,… но всегда Изиф вспоминал себя истинного и, бросая все - уходил в путь. И только на смертном ложе, очнувшись на мгновение от горячечного бреда Изиф с ужасом осознал, что он - ПРИНЦ, а не путник, оружейник или гончар! И что в суете дел своих он забыл КТО он, КУДА и ЗАЧЕМ он пошел в тот день, когда взял посох и отправился в путь.

***

Все, что ты копил годами исчезнет вмиг. Достаточно лопнуть одному сосуду.
И вот перед тобой Вечность. Пустая и послушно готовая наполниться любыми воплощениями твоих содержаний.
Беда, когда содержаний нет. Беда, когда все осталось в банковском сейфе. Гол. Наг. И пуст.
Не пора ли начинать собирать чемодан в дорогу? Горсть пахучей весенней земли положить и птицу. Как Ной: каждой твари по паре. И ветерок и гитары звук... и свет свечи.
Каждому дан предел времени здесь. Но нет предела того, что будет там.

***

Мы создаем мир по своему образу и подобию: прямоугольные дома, лукавая дипломатия, математика процессора.
Делается неуютно и мы выверяем углы, совершенствуем лукавство и усложняем процессор.
Экспонентное развитие энерго-информационных систем...
И только тогда, когда становится совсем плохо... и то, только редкий человек вспоминает: чьё он сам подобие! Что в Мире нет прямых углов... Мир искренен,... и не подчиняется математике.

***

Отчего только горе возвышает человека над тщетой земной?
Оттого, что только полные слёз глаза видят дорогу в небо там, где счастье радуется звезде.

***

'Что-то есть общее между Ану-Ма и этим креслом...' - подумалось мне, - 'ах, да! - это кресло всегда мечтало принять в себя такое грузное тело, как у Ану-Ма; а тело искало и, наконец, нашло действительно удобное сиденье'.
Я тихонько хихикнул.
- Да. Я буду кофе, - сказала Ану-Ма, - и Маша побежала на кухню.
И так естественно, так привычно прозвучал здесь, в саду, её низкий с хрипотцой голос... будто всю жизнь просидела тут на кресле эта, утром с неба свалившаяся старуха.

***

- Ну нет, конечно - ниоткуда я не приезжала! - Ану-Ма говорила совершенно серьёзно. - Я появилась здесь сразу, такая как есть... только без кресла, - дополнила она и, смеясь, закашлялась.
- Впрочем, и ты со своим домом и Машенькой, - Ану-Ма гладила Машу как кошку, и той нравилось, - вы все только так думаете, что живете долго уже. В самом деле всё началось сегодня утром. Я свидетель! - заключила она и, долго чиркая спичкой, наконец, раскурила исстрадавшуюся от долгого разминания сигарету.

***

Так моя жизнь претерпела серьезные и удивительные изменения. Теперь в саду на кресле как на троне сидела старуха-индианка Ану-Ма, курила свои бесконечные сигареты, рассказывала свои бесконечные истории, а по ночам, Боже, почему именно по ночам!? - собиралась играть на губной гармошке:
- До полного захода солнца - вы не услышите ни звука! - торжественно произнесла она и, повертев передо мной гармошкой - спрятала её в карман.
Я хотел ответить что, дескать, и после захода мог бы не слышать,… но Маша… - она так и зажглась вся:
- Ой! Какая прелесть! Вы будете играть музыку гор? - воскликнула она… и я промолчал.
Мне пришлось раздобыть столик, который теперь всегда стоял перед ней,… мне пришлось купить огромный зонт - накрывать Ану-Ма от дождя и вообще на ночь. Была идея построить вокруг неё домик, но свободолюбивая индианка категорически отказалась:
- Я вам не собака, молодой человек! - в будке жить!
Эти действия, безусловно, оказались хлопотными и требовали не только времени, но и фантазии и терпения. Здесь в моей решимости ключевую роль сыграла Маша. Она просто влюбилась в Ану-Ма и помогала мне во всем, поминутно справляясь у сидящей на кресле старухи: всё ли мы выполняем «как задумано»? Это «как задумано» - стало у Маши навязчивой идеей. Дело в том, что она абсолютно поверила в слова Ану-Ма, что нас всех просто не было, пока она не появилась в нашем саду. Теперь Маша стала видеть Мир кабы заново: ещё внимательнее приглядываться, принюхиваться… - она искала несоответствия того, что она помнила с тем, что видит сейчас:
- Если моя прошлая жизнь - это только воспоминания,… причем вставленные в меня утром… ну, когда я появилась, то невозможно ведь помнить все так точно?! - спрашивала Маша, то обжигаясь о крапиву, то изучая ощущения руки в бочке с водой, то пересчитывая лепестки тюльпанов.
- Что-то тут не так,… но мы будем делать так, как задумано и поймем, - заключила она и немного успокоилась.
«Как задумано» - это так, как представляла себе Ану-Ма. Да… - мне не оставалось ничего другого, кроме как смириться.

***

- Я скажу, а ты помни, - говорит Ану-Ма, - если из сердца всё вынести, как мебель из комнаты - всегда останется один стул... и крепкая веревка. Цени то, что в сердце. Люби и оберегай.

***

- А знаешь, какое первое открытие делает человек, становясь мудрым? - Ану-Ма смотрела на меня так, как никогда раньше - её взгляд стал похож на взгляд волка, которого я однажды видел в лесу - спокойный, уверенный… как бы обращенный внутрь себя. И я молчал, находясь под впечатлением, а она, выдержав паузу ответила:
- Становясь мудрым, человек понимает, что все время до этого он был глупцом.

***

- Мне осталось совсем мало быть в этой яви. И когда я узнала, что дух мой вот-вот покинет свой дом - я стала собой,… я стала Ану-Ма, сидящей в кресле в твоем саду. В тот момент пришла мудрость. В тот момент я появилась на свет. В тот момент я перестала быть декорацией Мира, соответствующей представлениям декоратора… - я сама стала Миром. Вот и говорю я тебе: и я, и ты, и все вы - появились вчера утром. А что было до того? А до того кто-то, кого я называю декоратором - спал… и видел очень красочные сны.

***

Упростив Вселенную до одного символа - получим Любовь. От этого и следует отталкиваться в своих размышлениях и постижении сути.

***

Последнее дело на земле… задумаешься ведь КАК поступить:
Обидеться или простить? Простить.
Помочь или не помочь? Помочь.
Любить или не любить? Любить.
Все знают это. И все живут так, как будто будут жить вечно.
Может для того и поставлены сегодня эти песочные часы, отмеряющие секунды последних дней,… чтобы задумались. Чтобы осознали - этот день может быть последним.

***

Захолустный наш городок… желтая тротуарная плитка сжалась крепко-накрепко, словно зубы курильщика - изо всех сил стараясь перекусить выросшее посреди дерево.
Аккуратно обходит лужи кот и, найдя сухое местечко, усаживается на нагретую солнцем ступеньку. И дверь,… и окно открыто,… и грудным женским голосом поет виолончель. Какое волшебство вот так стоять, вдыхая весеннюю свежесть и представлять себе - кто там… за окном играет на виолончели? Может светловолосый кучерявый мальчик-гений… может девушка в зеленом платье с романтичным влажным взглядом… а может пожилая пара, всю жизнь пройдя рука за руку, сидят теперь всё так же обнявшись и слушают патефон. Боже! - дай нам еще времени! - мы научимся любить и принимать друг друга,… мы будем продавать в магазине игрушек маленькие виолончельки, а не автоматы… мы забудем как это - убивать. Только дай нам еще немного времени…

***

Все эти окна и двери… и за каждой дверью свои мир: свой запах - старого дерева и книг, сушеных трав и сырости с мышами,… свои звуки - скрипы и шорохи, детский смех и плач оставленной женщины,… свой уют - торшеры и пыльные ковры, цветы и продавленные кресла… Там - в своем мире - человек не играет роль. Там снимаются одежды, маски и представления о себе… - все то, что человек одевает, выходя из дому,… все то, что человек показывает окружающим вместо себя. А стоит покинуть дом и из интеллигентного холостяка в домашнем халате, обожающего Пушкина и цейлонский чай с круассанами - получатся физическое лицо. Или, что еще неприятнее - лицо юридическое. И только за этими дверями, повесив на вешалку костюм, начальник трамвайного депо становится мальчишкой, играющим в солдатиков… или клеящим башню из бумаги. И это замечательно если так! Ведь часто и не так даже… - возвращаясь домой, заведующая столовой продолжает заведовать,… распространяя заразу фальшивой жизни с улицы в мир так заботливо отгороженный окнами и дверями.

***

Ану-Ма, о мыслях о Мире:
- Вещи имеют свои названия, а события свою ценность. Так, - ты живешь не в Мире, а в своих мыслях о Мире. Измени мысли и изменится Мир. Как? Начни смотреть в другую сторону. Остановись. Тогда все, кто окружал тебя - поедут дальше, а ты останешься. И в тишине сможешь выбрать: куда ТЫ хочешь идти.

***

Маша искала Ангела.
Искала в сиреневом палисаднике: «Здесь такая красота! Здесь обязательно должен быть Ангел!» - и не нашла…
Искала в старенькой церквушке, с иконами, лампадами и нежно-скорбным хором: «Ангел поёт средь них… - послушай, как волшебно звучит!» - после службы мы поднялись на клирос и… увидели кучку женщин, обсуждающих нового батюшку.
И тогда мы пошли в больницу. Мы шли коридорами скорби, где не пахла сирень… - где стоял тяжелый и мутный запах больных тел; где не пел хор… - где раздраженные реплики санитарок перекрикивали стоны и хрипы страдающих людей… - мы шли, переполненные тоской и болью души. И тогда, когда отчаяние захватило сердце, Маша увидела Ангела. В его глазах был океан мудрости и принятия… и сострадания, - в его глазах было понимание очень простых ценностей: Любви и Жертвенности.
Маша вышла задумчивая и молчаливая.
А мне было мучительно стыдно. Стыдно за то, что я за своими сложными поисками сложных истин, просто прячу душевную пустоту,… пустоту на месте очень простых ценностей.

***

Захлебываясь, размахивая руками, толкаясь и перебивая друг друга, стайка кричащих детей сообщает «пратрясающую» новость: «В домике на курьих ножках поселилась сова!!!». Это, безусловно, непорядок. Это вообще! - как так, чтобы сова заняла наш любимый «куреногий» дом?!

Когда воссияло солнце красное
На тое ли на небушко на ясное,
Тогда звал Машу народ,
Машу звал воеводою.

Был нами найден картон «во великом множестве» для щитов-доспех, были вырезаны из палок «мечи булатные», а главное! - был сооружён «конь богатырский» из Андрея-витязя, одеяла, корзины и «вервия размочаленного» в качестве хвоста.

Как стала тут Маша растеть-матереть,
Собирала себе дружинушку хоробрую:
Тридцать молодцов да без единого,
А сама-то была Маша во тридцатыих.

И под вечер выдвинулась рать наша войною на сову, что куреногий дом заняла. Ржет конь-Андрей - больше так, для храбрости, а войско тихонечко переговаривается, да мечами постукивает.

Да садилася Маша на добра коня,
То она ехала по раздольицу чисту полю.
И подъехала она ко домику ко куреногому.
Не ясён сокол да напускает на гусей, на лебедей
Да на малых перелетных серых утушек -
Напускается богатырь святорусския
А на тую ли на силу на совиную.

Как подъехала Маша на Андрее-коне, как стукнула мечом булатным в крышу дома куреногого - так и вылетела сова перепуганная. И в честь победы славной решено было учредить костер да с колбасками. Так и поступили. Пировало войско славное два часа да под звездами. И рыжий хвост костра плескался прямо в небе, трогая гибким кончиком низкие, пузатые тучи.

***

Одиночество демона - это одиночество скалы среди песка. И скала и песок - минералы… только она СКАЛА,… а вокруг песок.

***

Маша потерла прошлогодний слежавшийся стог сена и из него, кряхтя, шумно возясь и отплевываясь, вылез Пан.
- Нет-нет-нет! - я вам скажу сразу: Я НЕ ДЖИНН! И стог, тьфу - солома-сено-мышья шерсть… да, стог - это не лампа. Я - Пан, - произнес он свою реплику и, театрально прикрывая глаза, заиграл на кувикле.
Маша ошеломлено разинула рот и пыталась что-то сказать на рыбьем языке, а я, сглотнув, спросил:
- А как насчет желанье исполнить, господин Пан?
- Так я уже его исполнил, - ответил он, на секунду оторвавшись от игры, после чего завернул такой умопомрачительный пассаж, что у меня мурашки по коже побежали.
- Так как так…? - я расстроился.
- Ой… - Пан тоскливо вздохнул и отложил кувиклу, - у человека может быть только одно НАСТОЯЩЕЕ желание. Ты хотел найти того, кто исполняет желания. Нашел. Все! - и он весело рассмеялся в седые усы.
- А… а… а я? - спросила Маша, обретя наконец дар человечьей речи.
- А ты, пожалуйста! - сказал он и, порывшись в стоге, достал кусочек бересты с привязанным к нему ржавым гвоздиком на веревочке, - я записываю.
Я хихикнул - Пан явно перестарался с этой берестяной грамоткой для записывания желаний. А Маша нет… - не заметив никакого подвоха и почти не задумываясь, стала надиктовывать, как на уроке:
- Я… хо… чу… счастья - сча-стья… всем лю… дям… Я хочу счастья всем людям.
Пан ковырял гвоздиком бересту, неловко выводя на ней каждую букву, а по щекам его,… по щекам его текли и текли слезы.

***

В самом деле, время не движется вперед. Все эти символы вокруг нас: круги, змеи, кусающие себя за хвост, перетекающие друг в друга Инь и Ян, разнообразнейшие свастики, присутствующие во всех древних культурах на всех континентах - все они прямо указывают на то, что время закольцовано. Жизнь как бы замерла в несколько размазанном временном кластере без начала и конца и мы все появляемся вновь и вновь в готовом виде, как старуха Ану-Ма… - появляемся и переживаем заново всё сначала. Дурная бесконечность. И ведь рассуждаем же о ВЕЧНОСТИ! - как вот, думаем, долго это - вечность… вот и представить нельзя себе как долго! А бесконечность! - вечность-бесконечность человеческой глупости. В вечности нет времени и оттого она - вечность. А в бесконечности нет пространства, измерение которого определяет какой-либо конец.
Мы просто движемся по кругу. И сочиняем себе увлекательные сказки именуемые: наука, философия, религия и т.д. Видимо, эти выдумывания хоть отчасти скрашивают… - как прогулка по колодцу внутреннего дворика - срок заключения в тюрьме непрерывного возвращения.

***

Река-великан улеглась животом на плато и вытянула вниз руку водопада, с грохотом перебирая крепкими пальцами скользкие булыжники внизу. Кажется, что некогда… давным-давно потеряла она что-то, что ищет сейчас - сережку ли, кольцо ль… - видно утес, давний друг реки, подарил ей сокровище из тайных недр своих, а река обронила. Теперь стоит утес, молчит,… гордо выпятил острый подбородок. А река все мается и шарит, шарит рукой по каменистому дну… и плачет. Так горько плачет, что случается радуга. Но и она не может разжалобить обидчивый утес - ведь у него сердце то - каменное.
***

Рано утром прихожане-тополя уставили свечками канделябр каштана, запел стройный хор скворцов и, когда диакон-ветер тронул низким тоном тугие провода - в воздухе нежно запахло ладаном. Как вот собака, всю жизнь среди людей прожившая зубы скалит, неловко подражая человеческой улыбке - так и природа вся, чуя недобрый час, печаль великую и тоску смертную - словно принялась с народом вместе Богу молиться. Мир един… - и всё друг в друге отражается.

***

Птица села на колено - по ощущениям ВЗЯЛА меня за колено - и, перебирая цепкими, острыми лапами, пошла наверх - на плечо. Я вывернул голову, чтобы смотреть на птицу, и птица вывернула голову, косясь одним глазом. Совершив все эти эволюции, она довольно внятно произнесла:
- Морген!
- Гутен так, - ответил я, и проснулся.
Проснулся оттуда сюда... или там заснул? Сложно сказать однозначно: бывает окружающее выглядит правдоподобно... - но во сне ведь мы ничему не удивляемся.

***

Похолодало. Ану-Ма замерзла и заскучала на своём кресле в саду. Я принес ей плед и фотографии. Глядя на изображения, где человек в костюме с невозмутимым видом существовал в реальности явно не вписывающейся в нашу - индианка смеялась, хватаясь то за живот, то за сердце. И вдруг, совершенно успокоившись, спросила серьезно:
- А у тебя ничего не болит?
- Нет, - ответил я, - а почему такой вопрос?
- Такой вопрос, мой хороший, потому, что если бы у тебя что-то болело, ты бы не занимался человеком в костюме, который думает, что он умней всех вокруг. Если бы у тебя что-то болело, ты бы занимался по-настоящему важным делом - своей болью.
Я расстроился.
- Так как мне быть, если у меня ничего не болит?
- Занимайся человеком в костюме. И помни ценность своих занятий, - ответила Ану-Ма. -
А еще,… - и тут её взгляд сделался глубокий и недостижимый, - еще, пережив свою боль, ты научишься важности чужой боли.
Ану-Ма закрыла глаза и отдала мне фотографии.

***

ТелеграфЪное агентство человеческих мыслей.
Общий фон: шум, гвалт, базар и полная неразбериха. Отсутствие какого-либо смысла.
Первый фильтр обобщения: социальное положение, идеи и стремление соответствовать ожиданиям окружающих или авторитарной позиции суперэго; агрессия или любовь; грубая иллюзия.
Второй фильтр обобщения: страх, что меня не будут любить, неуверенность в своих силах и паника от возможного одиночества в смысле изгнания из среды; крайняя агрессия и манипулятивность; тонкая иллюзия.
Третий фильтр обобщения: тоска и одиночество вытесненного Я; приближение к реальности.
Последний фильтр обобщения: абсолютная и бездонная пустота - меня нет, и никогда не было; реальность.

***

По отдельности - каждое живое существо заботится о выживании и потомстве.
Вместе - живые существа планеты создают совершенную гармонию.
Заботясь о продолжении рода, сирень, встречая весну - совсем даром, используя все возможные силы, отдает Миру свою беззащитную и волшебную красоту.
Так, двигаясь от частного к общему - можно приблизиться к пониманию сути вещей.

***

Кирпичная кочегарка с трубой - как улитка с одним рогом... - так медленно ползет за домом, что будто на месте стоит.

***

Девочка-осина старательно машет ладошками листьев, репетируя сцену прощания. А акация растопырила длинные пальчики, как на приёме в музыкальную школу.

***

Радио ловит потрескивающий фокстрот. Ночь вливается в комнату как тушь в стакан с водой и печальные глаза дедушки на портрете, ловя отражение лампы, загораются азартным огоньком. Я устал. Я посижу в удобном таком кресле... а Маша 'сняла со стены дедушку' и танцует с ним.
А вот запел Вертинский. И Маша тихонько подпевает, делая грустные бровки и прикрывая глаза.
Мирно. Хорошо.

***

В комнату влетел жук и начал летать хозяином. По-хозяйски стукнулся о торшер, по-хозяйски свалился в огромную китайскую вазу в углу и возмущенно зажужжал в ней, как привидение. Наконец выполз и долго заправлял на место неподатливые крылья, после чего обиженно и с претензией уставился на Машу: вынеси, мол,… на улицу. Маша предложила ему кусочек сахару, но тот отказался, после чего был взят голыми руками, где: «какой он сильный! - все лапы растопырил и дерется!» и, после недолгой борьбы, благополучно выдворен на улицу. Жук так же вдумчиво, как прятал, достал аккуратно сложенные крылья и, не попрощавшись, улетел восвояси, задевая по дороге Ану-Ма: «тьфу, какой невоспитанный!» и воздушного змея на удочке, который из вежливости промолчал.

***

Как забавно и трогательно одна рука держит полотенце и вытирает им вторую руку. Та помогает - вертится, пальчики растопыривает… потом наоборот - как влюбленные.

***

Самоходный рельсовый экипаж, предназначенный для тяги несамоходных вагонов, по прозвищу Локомотив, - рвёт перепуганные вагоны, визжащие как барышни на карусели; лбом вниз наклонился, локтями работает - бежит! Машинист, с горящими безумием глазами, тычет в кочегара бутафорской шпагой:
- Арбайтен! Арбайтен!
И тот арбайтен уголь в печь... и летит самоходный рельсовый... и мы в нём.
А утречком на полях туман. И травы пахнут. И песок тихонечко так шуршит под колесами велосипеда...
Эх... - может сойти? Остаться в этой, столь душе желанной тиши...
Но, следующая остановка - «Кладбище». А так… - можно только спрыгнуть.

***

Человек-На-Каштане ждет своего часа. Злобно хихикает человек на каштане:
- Вот! - думает, - созреют каштанчики… - попадают вам всем на головушки… - а я выше всех, на меня не упадут!
Но птица оказалась выше. И насерела птица на голову Человека-На-Каштане. Пришлось ему сколотить крепкий деревянный самолет и подняться на нём в небо и быть выше птиц.
Ибо серят.
- Вот! - думает, - пролетят птички… - насерют вам всем на головушки… - а я выше всех, на меня не попадут!
Но тут увидел он, как с неба падает звезда и ужаснулся уязвимости своего положения.
Бросив самолет, бывший Человек-На-Каштане… и совсем давным-давно бывший сотрудник ведомства - залез на вершину неба. Туда, где уже над звездами. Но не удержался на скользких небесах и черканул в ночном небе перед глазами детей, которые ждали падающую звезду, чтобы загадать желание.
- Я хочу велосипед! - услышал он тоненький и радостный детский голосок, за мгновение до удара о землю.

***

- К вам гости, - сказала Ану-Ма и улыбнулась одним зубом, отчего я прыснул и спрятался за Машу.
Дверь в дом была немного приоткрыта, и слышались звуки лютни и флейты. Музыка словно погружала руки внутрь меня - в самое сердце… и сердце откликалось живо, празднично, как собака на хозяина. Мы вошли.
В комнате на высоком стуле, в зеленом платье, почти полностью прикрытая светлыми, вьющимися волосами - сидела королева. Вокруг - свита, с лютнями и флейтами,… а в воздухе тончайший аромат поля… трав и росы.
Мы невольно поклонились, и королева ответила нам плавным жестом тонкой руки.
- Мы пришли к ней! - сказала девушка по правую руку от королевы и указала на Машу.
- Мы пришли выразить нашу радость от появления тебя на свет! - обратилась к Маше девушка по левую руку от королевы.
- Мы будем ждать тебя! - сказала королева таким голосом, за который я отдал бы жизнь.
И они встали, не прекращая играть и петь,… и ушли…
А я остался стоять,… чувствуя, что никогда уже не буду прежним. И аромат трав уходил как чудо, которое не ухватить руками… вместе с музыкой и моим представлением о реальности.
А Маша… - словно и ждала их всегда - куда спокойнее отреагировала:
- Даня. Сегодня мы будем пить лимонно-мятничный чай, - сказала она и, хлопнув в ладоши, разбудила меня от этого ошарашенного стояния посреди опустелой комнаты.

***

Вселенная - это не пустой и холодный черный космос, с редкими капельками звезд. Нет… просто мы, в темнице узости своего восприятия видим черноту и пустоту. Это для нас пустота,… это для нас одиночество,… это для нас бездна от краю в край - когда души комочек прячется в сердце, вместо того, чтобы расшириться и вместить в себя весь Мир.

***

Манка-Козлиха одеялко шьет: мужчину к женщине пришьет, не понравится - разорвет; кошку к собаке - плохой крой… птицу на стену, строчкой неровной и грубой нитью, плюнет - порвет. Старика напрочно к кровати пришила, звезды к небу, листья к дереву, котят к мисочке с молочком. У Манки-Козлихи дитятко мерзнет без одеялка, вот и шьет из лоскутов, какие попадутся… - нищая она совсем, Манка то… Козлиха.

***

Ану-Ма в котятах. Один на шее - трется о подбородок, второй свернулся на коленях - хвостик тоненький торчит, третий лезет по ноге вверх - вот цепляется малюсенькими коготками и лезет,… а Ану-Ма терпит - никак ей не нагнуться - жаль того, что на коленях будить.
- У животных ум и тело живут вместе. Они равны и едины. И вам непостижима мудрость зверя лишь оттого, что зверь не облекает ее в форму слов и понятий.
У человека тело - это место, в котором обитает ум. Ум высокомерно пренебрегает телом, заставляя его служить, и послушное тело служит столько, сколько в его силах. Когда силы иссякают - тело болеет, жалуясь уму на свою участь. А ум только злится и кормит тело «лекарством», от которого тело стареет и умирает.
Находясь в разрыве с телом, ум создает мнимую жизнь и, увлекаясь, считает ее настоящей - тревожится и страдает, обитая в кругу своих вымыслов.
Прийти к состоянию целостности - вот истинный Путь. А все остальное просто игры ума.
- Ану-Ма! - возмутился я, - ну они же глупые… - котята эти! Какая мудрость зверя?!
- Это ты глупый, - рассмеялась индианка и все-таки нагнулась за котенком - уж больно острые коготки.

***

Ану-Ма, о Человеке-Думающем-Мысли:
По мыслям пустым, ничего не стоящим - ты ходишь, как по полу. Достойные мысли вешаешь на стену - читать, вдумываться и всегда помнить. Мудрость же - записана на потолке, куда поднимается твой взор в часы раздумий и поиска истины… - на потолке твоей клетки - Человек-Думающий-Мысли.

***

«Жизнь течет изнутри вовне. Следуя этой мысли, ты сам станешь истиной»

Скрипач надменно вывернул губы, вскинул голову, отбросив на плечи черные жирные волосы, прижал небритым подбородком съежившуюся от щетины скрипку и, неподражаемым жестом махнув смычком, заиграл. Кучерявый кларнетист перепугался, что не успел и суетливо вступил посреди такта, сходу задав жару. Барабанщик пританцовывает, активно выстукивая ритмы палочками, бровями и фрачной развеселой задницей. А темпик-то… темпик! Все быстрей и быстрей! Оооох-хо-хо-хо - у Маши уже ноги запутываются, а Ану-Ма даже с кресла встала - выяснить какого черта у нас тут происходит?! Пианист, глотнув портвейна - зарядил такие вариации, что скрипач расстроился и, дождавшись пока тот немного выдохнется - изобразил виртуознейшее хроматическое чудо в невозможном совершенно темпе и Маша, наконец, свалилась на пол и, хохоча, стала бить руками воздух. Ану-Ма дирижирует, я еле дышу уже,… а у них… - соревнование!
Сегодня праздник - День Весеннего Равновеселья!

***

Волшебница-кастрюлька приняла в себя молоко, дождалась сахар и, в нужный момент, овсяные хлопья. Сейчас бурлит, шевеля пузатыми боками, - серьезно и вдумчиво перемешивает, икая и пуская пузыри.
Варю Маше кашу.

***

Дом теряет свой привычный уют в день отъезда. Кресла, стулья, тумбочки - косятся с обидой на чемодан, царственно расположившийся в центре комнаты, - он едет, а им предстоит остаться... с видом брошенной собаки заглядывают они в глаза, пытаясь поймать наш взгляд в суете дорожных сборов. Обычный в таких случаях дождь добросовестно стучит в крышу веранды и плывет по стеклам - будто языком вылизывая расстроенный дом.
Мы едем в путешествие. Билеты лежат на столе, чемодан застегнут и туго схвачен ремнем... присев на дорожку - выходим в сад.
- Возвращайтесь! - говорит Ану-Ма.
- Мы будем скучать, Ану-Ма... - отвечает Маша и, шлепая по лужам, мы бежим на трамвай.
В душе радостное возбуждение и жажда приключений.

***

Мокрый перрон чавкает лужами. Выходя с вокзала, где фокстрот, приглушенный подушкой разговоров множества людей, где пирожки и румяная веселая продавщица в ватнике, - здесь, на сыром перроне особенно зябко. Маша зевает - сказывается почти бессонная ночь, прожитая в ожидании отъезда, зевает и смотрит на пути - быстрей бы поезд.
А вот и он - минотавр одноглазый! - притянул за собой безвольную стайку вагонов и с пронзительным скрипом остановился у края перрона. Пыыых! Пыыых! - спускает он пар, торопится. И мы спешим: Маша первая залезла на высокую металлическую ступеньку и побежала внутрь, а я… втянул в тамбур упирающийся чемодан и, помня номера наших мест, пошел следом.
Только мы успели сесть - поезд дернулся и стал набирать ход.

***

Город кончился как-то сразу - поезд вынырнул из-под моста, и потянулись унылые кирпичные заборы пригорода, с копчеными трубами, торчащими из тела заводов, ржавыми товарняками на запасных путях и путевыми обходчиками, играющими странную музыку, стуча гаечными ключами по массивным колесам и сцеплениям грузовых платформ.
Всегда немного грустно покидать родные места. Хоть и есть восторг в сердце, и дышится иначе - свободнее и внимательнее ко всем новым запахам… - а все равно печально. Будто отрываешься.
Маша, конечно уже сидит-лежит-стоит-всячески вертится на верхней полке, то в окно заглядывая, то на соседей - приступивших к выпиванию и закусыванию. Тух-тух - тух-тух - стучит железное сердце поезда и делается мирно, покойно и волшебно сонно.
Ждем чай.

***

Глядя из окна поезда - видишь мир-диафильм, где прокрутка перелесков и полей, перещелкивает пленку на новое изображение: люди двигаются, делают что-то как в немом кино,… замирают на миг, глядя на тебя в поезде и снова занимаются своими делами. Как приятно побыть наблюдателем, не участвуя в обыденной суете… - в голову приходят иронично-философские мысли о всамделишной важности забот человеческих.

***

Что ты смотришь из-за забора, маленький грустный мальчик? Или ты думаешь, есть мир без заборов? Разуверься… до тех пор, пока твой дух заперт в теле - всегда найдутся заборы, чтобы оградить тебя.

***

- Даня. Вот ты расскажешь сказку на ночь… - и она сбывается! Ночью все происходит как хочешь, а хочешь так, как ты расскажешь,… понимаешь?
- Понимаю, о Фея Лесного Озера!
- Так, где ж я фея то? - Маша шепчется, потому как вагон еще спит, убаюканный дорогой,
- Я вот… - Маша, а вовсе не фея - сказала она одними губами и указала пальчиком в лобик.
- Так как быть? - поинтересовался я заинтригованный ходом её мыслей.
- Очень даже запросто быть, - ответила Маша убежденно, - надо сказку рассказывать утром! И, чтобы она сбывалась! - сказала и смотрит на меня - ждет.
- Да…? - я допивал утренний кофе, и сказок в уме у меня не было. - Сейчас… сейчас, - протянул я и стал смотреть в окно. Там, сидя за столом лицом к железной дороге, - мужик ел арбуз… и я, представив себе объем его пуза, вспомнил кита.

***

- В море-окияне жил кит. Тот самый кит, который проглотил Иону. А зачем проглотил? - здесь история не совсем точна. Дело то в том, что этот кит был не простым китом, а подобно Харону, перевозящему души через реку Стикс на встречу с новой жизнью, - был кит мудрецом, познавшим Путь-К-Счастью и, проглатывая людей, - к счастью их и перевозил. Во чреве своем.
А в тот день, когда рыбы вышли из вод - кто кем стал: кто в оркестр пошел, кто в птицы,… а кит вот - поездом обернулся.
- Так… это мы в ките?! - Маша заозиралась, открыв рот.
- Ну, да конечно! И, следуя своему Пути… предназначению следуя! - везет нас кит к нашему счастью. А каково оно - счастье наше - нам неведомо. Иначе давно бы уже сами туда дошли. Вот мы и маемся… маемся… пока кит не прибудет - ему-то все известно! А теперь, когда попали мы в него, только и остается, что радоваться и ждать, когда постучится кондуктор и скажет: «Ваша станция!».
- Здорово как! - с придыханием прошептала Маша и совсем по-другому стала смотреть в окошко - внимательно высматривая все, что мелькает за стеклом, - Вот! - Поле какое! Наверняка это чье-то счастье, - сказала она немного печально и оглядела вагон - никто ли не выходит?

***

Ночь. Звездная и тихая. Поезд остановился посреди поля - низкая мягкая трава до горизонта.
- Ваша станция, - шепотом сказала проводница старушке, всю дорогу молча вязавшей спицами.
Старушка будто очнулась и, подняв усталые глаза, послушно кивнула.
- Это тебе, деточка, - улыбнулась она, протянув Маше пестренький, ладный шарфик, - мне там не пригодится.
Отдала и пошла... одинокая, никому не нужная и... только сейчас обратившая на себя какое-то внимание.

***

Приснился Маше жабий прудик. И вот, - идет Маша по ряске аки посуху, и лукошко несет с комарами. А ряска под Машиными ножками стонет как живая… - будто не по прудику, а по спине зеленой крапчатой жабы идет она. И держит Маша ложку расписную - ложкой комариков из лукошка зачерпнет, и жабке к ротику подносит - кушай, дескать, милая! А жабка то и рада ротик отворять, кушает вот комариков и вкусно так чавкает. И улыбается. И Маша улыбается.
Вот так вот.

***

И приснилось мне, что мир, из объемного и полного, уплостился, скукожился и… - лег на асфальт меловыми рисуночками.
Вот, - нарисовали дети людей разных, кто чем занимается: кто на велосипеде едет, кто на балалайке играет, кто летит. И дома вокруг, и моря, и небеса - все на месте. А маляр полведра краски белой разлил - вышел ангел крылатый, пальцем указующий; а дворник лужу-море метёт, а оттуда листья гнилые пряменько так в чертову рожицу собрались и ангелу язык высовывают… - то есть высовывает… он - черт из листьев. Цветы с дерева опали - снег пошел, кутаются люди на асфальте. А тополь - выпустил сквозь трещинку побег, прямо посреди цирковой арены, кругом которой дети сидят… то-то дети зааплодировали - такого номера им еще не показывали! Что там, на сцене - понять не могут,… но интересно…! - жуть как!

***

Почтальон со всех ног бежит за набирающим ход поездом. Раскраснелся, шумно дышит, сумка болтается,… но успел - протянул в окно открытку и отвалился, упав на траву - отдыхать.
«Возвращайтесь! Я сижу и никуда не встаю,… птица свила на мне гнездо и вывела цыплят. Цыплята щебечут какую-то тарабарщину, а мать все понимает и приносит им гусениц… - кормит их у меня на глазах и ничуть не боится. Я соскучилась по человеческой речи и Машеньке.
Возвращайтесь…
P.S. На рояле лопнула струна. Как из пушки вот… ночью… - я испугалась и подскочила, и гнездо сломала. Пришлось чинить. Жду вас.
Ваша Ану-Ма»

***

Ночь. Дождливая и безлунная. Поезд остановился в поле - ровными рядами белые одинаковые кресты. В вагон поднялся военный в мундире, молча, внимательно оглядел всех и направился к той самой компании, что всю дорогу выпивала и закусывала. Тишина оглушающая.
- Ваша станция, ребята, - как смог, мягко сказал он.
Те завертели головами, ища поддержки... но вагон молчал.
И тогда они - молодые, здоровые ребята - чувствовалось, что сдерживая слезы, встали и пошли. За военным. В поле с крестами.
Поезд заскрипел и стал разгоняться.

***

Станционный проповедник выпучил красные отечные глаза и дрожащим от волнения голосом произнес:
- Сказано - скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет!
В толпе зашептались. А проповедник ухмыльнулся в рыжие усы и продолжил:
- Но, позвольте! - кому придет в голову двигать горы? Зачем? - у него стал проявляться отчетливый еврейский акцент, - Я вот вас, удивительной красоты девушка, спрашиваю - зачем?
Девушка в толпе покраснела.
- И вы, разумеется, молчите,… зато я скажу вам: гора - это ум представляющий мир; перейти горе - это сдвинуть ум…
Толпа захихикала и одна баба указала на него пальцем:
- Оно то и видно, что ты сдвинул ум… чучело! - засмеялась она и повернулась уходить, но проповедник ничуть не обиделся, продолжал:
- Сдвинуть ум - значит изменить свою точку зрения… - поменять дислокацию относительно объекта, - ввернул он умное словечко и чмокнул от удовольствия, - мир вокруг тебя такой, каким ты его видишь, лишь потому, что ты его видишь таким! Скажи уму: «перейди отсюда туда» - и перейдет. И все изменится.
- Правда изменится? - спросила маленькая девочка с птицей в клетке.
- Правда, маленькая,… правда, - ответил проповедник и быстро оглянувшись, сунул девочке пряник.

***

- С пуделями сейчас одна беда… - пожаловалась королевская пудельница, - видите ли, раньше! - это были умные собаки… Боже, как все изменилось… - они не поддаются дрессировке! Они не в состоянии запомнить, как передвигаются фигуры и все эти номера, номера… Я, признаться и сама-то не так давно их выучила… - но я не пудель! - закончила она и натянула на приделанный картонный каркас поролоновую насадку в виде собачьего носа.
- Но король, - продолжила она гнусаво, - играет только в большие шахматы! - пуделями… черными и белыми. С соответствующими отличительными знаками. Так, а что могу поделать я?! Я! ЧТО могу?! - если эти мерзавцы, - и тут она расплакалась, - если эти мерзкие лентяи не хотят учиться…
Пудельница натянула белую шкурку, свесила длинные уши и, прикрепив на голову золотую коронку, на четвереньках пошла на поле, расчерченное в шахматную клетку.
- Хоть здесь побуду королевой!

***

Солнечный день. Теплый ветер широкими ладонями развевает аромат цветов. Узенький деревянный перрон и бодренький старичок на нем, в белом полотняном костюме, шляпе и табличкой в руках:
«ТАШУЛЬ И НЮРА»
- Деда! Деда!!! - вагон, кажется, весь завизжал от счастья.
- Нюрочка, давай быстренько, - засобиралась девушка в ситцевом платье, - мы выходим!
И они побежали. Радостно и счастливо.
Поезд поехал, а все люди в вагоне ещё долго смотрели как они - Ташуль и Нюра - бегут по цветочному лугу и счастливо смеются.

***

Круг…
По кругу ходит лис, сбивая охотничьих собак. Кругами летают стрижи… - целый день, из поколения в поколение. Земля, говорят, круглая - пойдешь прямо и спину свою догонишь рано или поздно. Круги рисуют на песке и на асфальте,… потом прыгают по кругу.
«Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои» и «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
Мы едем прямо. Который уже день… и в вагоне почти никого не осталось - люди сходят, дождавшись своей станции. Но,… может и это круг, может, движемся мы по ободку настолько большому, так вытянутому, что прямой путь нам только мнится.
Не знаю. Я верю в спираль, где изнутри её… с маленькой точечки, с разгоном и расширением, душа человеческая вырывается в свободу после всех положенных витков. А там… - лети… и будь тем, кто ты есть. Не меньше и не больше.

***

Тишина бывает очень разной: целительной в лесу, удручающей в одиночной камере, заполненной чувствами у влюбленных, и пустым пространством между людьми, которым нечего друг другу сказать... а бывает страшной.
Я проснулся от всхлипывания и, открыв глаза, увидел Машу плачущую.
- Машенька… что случилось? - спросил я и осекся - понял, что поезд стоит!
- Вот, - ответила она и протянула мне открытки с капельками теплых слез, - они все только на картинках! - воскликнула она и заплакала уже в голос, - Их нет! И никогда не было!!! Ты все выыыдумал! - рыдала Маша, и я просто,… просто не знал, что мне делать.
Я гладил её по голове, и Маша всхлипывала все реже, успокаиваясь. А потом стала молча собирать чемодан. Я пошел отнести стаканы и, по дороге вспомнив, - достал из кармана две открыточки, которые не показывал ей. На одной была нарисована Маша, отпускающая шумнокрылого голубя в небо,… а на другой мы вместе - на стульчике, позируем в фотоателье.
Я их выбросил. В ящик для мусора. Не хочу, чтобы она знала.

***

Вот у клавишей рояля - выверенная, выточенная, под четыреста сорок герц настроенная схожесть… размер, люфт, тон, интервал - все работает и гармонирует. Безупречный порядок. И если вдруг одна из клавиш живою сделается… - плоть, кровь, нерв… - как ей жить? В этом совершенном строю идеальной механики… - как жить?! И не откликается такая клавиша на палец пианиста без боли и жали. Страдает и мучается. И не может быть в ряду, и без ряда не может…
А найди она другую такую же - клавишу другую… - живую! Ведь разом в этот миг всё смысл обретает, и любые муки почти теперь стерпеть можно и… - только бы была она, клавиша эта. Только бы не потерять. Только бы сохранить… её тепло в ледяном совершенстве черно-белого ряда.

***

Серая мокрица проползает над городом. Протянув вниз бесчисленные тоненькие ножки - опирается ими на крыши и зонты, и ползет... ползет... закрыв мокрым брюхом небо, оставляя на асфальте лужи следов и заставляя молчать птиц.

***

Болезненно худой он - кадык торчит так, будто там еще один палец, согнутый туго в фаланге… желтый телом и костюмом полосчатый, в карикатурно старомодной шляпе…
Сначала он рисовал миниатюры, выводя каждую линию аккуратно, точно, тоненькой кисточкой - сходство должно было быть абсолютным, иначе ничего не работало. Домик, ступеньки и крыша, окошко, уличка… даже зеленая бутылка на столе и кот, выглянувший из-за дыры в заборе - все прорисовано было до мельчайших деталей. И город бледнел и пропадал. Не сразу! Не ядерным взрывом… - гораздо хуже и надежнее - все перетекало на миниатюру, и реальности не оставалось ни воздуху, ни красок, ни жизни вообще.
А куда вы думаете, пропали все эти великолепные города с пышными дамами, галантными кавалерами и роскошью? Мыши съели? Не смешите меня…
Конечно же, это он подтолкнул гениального Луи Дагера создать фотографическую картинку. Представьте себе, сколько времени теперь могло сэкономить это чудовище! Никакого вырисовывания… никакой каллиграфии… - ну, разумеется, он подался в бордель! Проводить досуг, среди так сказать…
Изобретение фотоаппарата сократило время получения высококачественных изображений и, соответственно, продолжительность жизни людей, снятых на пленку. Разумеется, населенные пункты постигла та же участь. Мир содрогнулся от войны. Города просто не успевали таять после визита… - назовем его фотографом… - война стала физическим процессом хоть как-то оправдывающим возникшую энтропию. Земля оказалась на грани гибели.
Вы мне не верите,… тогда вам стоит вспомнить последний день Помпеи, наводнения, землетрясения… - нет! - это все можно объяснить! Ладно, пусть так, - здесь я достану свой главный козырь, то с чего начал - посмотрите на старинные фотографии, опрометчиво оставленные нашим фотографом. Посмотрите… - и попробуйте найти разумное объяснение: куда это все пропало?!
Растаяло в дымке… после вспышки магния.

***

Ану-Ма, о жизни и смерти:
- Рождаясь здесь - ты умираешь там. И наоборот. Просто любопытной душе интересно постоянно прорывать эту пелену… просовываться сквозь неё - туда и обратно, туда и обратно…
А всё остальное выдумки.

***

Ану-Ма, о свободе:
- Волк в клетке жалеет человека. Сидя за решеткой - он остался свободным, а человек, неволящий волка - остается рабом.

***

«…вообще прямой путь не самый… короткий. Чем дорога длиннее - тем она безопаснее»
(А. и Б. Стругацкие)

«Сказали мне, что эта дорога
Меня приведет к океану смерти,
И я с полпути повернула вспять.
С тех пор все тянутся передо мною
Кривые, глухие окольные тропы…»
(Ёсано Акико)

«Все дороги ведут в Рим» - гласит известная поговорка, и простодушно-меркантильный человек поверил её буквальному смыслу,… а разве можно верить буквам, спрошу я, забегая вперед? Приняв поговорку как догму, как modus operandi, человек навалил свой баул с товаром и, найдя дорогу - пошел по ней в Рим, торговать… развлекаться искусствами и пошлостью, жить в праздности и труде… словом, суету сует суетиться.
Так прошли века, но времена изменились, и теперь буквальность со всей очевидностью не прослеживается - ведь Рим уже не центр мира, с тем же успехом можно сказать, что все дороги ведут в Лондон, Пекин, Москву… Буквальность пропала, но смысл, где имеется ввиду начало… причина… исток, к которому ведут все пути, остался. И, вместо того, чтобы задуматься, человек пословицу благополучно отправил в архив, вместе со всеми прочими мудростями, так отвлекающими от суеты важных дел.

***

Какими странными, кривыми окольными тропами ведешь Ты меня к себе. Или воистину неисповедимы пути Твои…? И в премудрости Твоей, только Ты знаешь как мне дойти! И бессмысленность, пустота дел моих, мыслей и занятий – это и есть путь Тобою мне уготованный. Путь к тебе… Ведь не случайно бывают моменты, когда я так отчетливо ощущаю Твое присутствие. Если все дороги ведут к Тебе, неужто моя мимо?

***

Ану-Ма, о человеке:
'Зовёт ли меня небо? Нет, небо зовёт птицу.
Зовут ли меня воды? Нет, там обитель рыб.
Земля ли зовёт? Зовёт... но не меня - тело зовёт.
А я слышу зов из других краёв... и больше некому слышать тот зов'.

***

- Тень-тень-потетень, выше города плетень… собирались целый день… к ночи звери под плетень… - читала нараспев Маша под заунывный аккомпанемент древней индейской мелодии, которую тянула Ану-Ма на своей губной гармошке.
- Из лесу из бору, там, где волглый лог… поспешает к сбору на закате волк. Из долин туманных появился лис… Ану-Ма! - я не могу, мне страшно! - сказала Маша и тут в компот ей упала улитка с винограда.
- Ой! - воскликнула она.
- Буууль… - ответила улитка.
- Видишь, Маша - уже собираются, - рассмеялась Ану-Ма, и мы стали ждать, что будет дальше…
А дальше прибежал Чижик и, получив кусочек сыра, уселся рядом с нами, свернув пушистый хвост. Тут и кот обнаружился - он, оказывается, все время спал на дереве и теперь пошел выше, от Чижика подальше. Столбик вечерних комаров, стрижи пищащие кругами, компотная улитка уже ползет по столу, мокрая и довольная приключением… - собрались звери на вечерний сбор, призванные Машиным стишком. Стемнело и стало холодать, мы пошли в дом, оставив их всех во дворе под присмотром Ану-Ма.
Засыпая, я вспомнил долгий взгляд её… - старая индианка словно уколола меня этим взглядом, когда я обернулся пожелать ей доброй ночи. А потом, проснувшись от пронизывающего, ледяного звука - воя волчьего - я понял, чего она так смотрела,… смотрела, зная цену заклинаниям.

***

- Даня,… - Маша сонная и философически настроенная, - Даня, вот если бы тебе предложили ответ на самый важный вопрос, что бы ты спросил?
- На самый важный… вопрос,… - мне совсем не думалось.
- Да. На самый важный. Вопрос, а?
- Знаешь… - мне кажется, что все мы знаем ответ на этот вопрос. Но живем так, как если бы не знали.
- Почему?
- Потому, что с этим знанием нельзя жить… по-прежнему. А по-новому нет ни сил, ни смелости.
- Ни сил… - ни смелости,… - повторила Маша и заснула.

***

Если весь Мир - это музыкальная пьеса, то меня заставили разучивать крошечный фрагмент. Может я бездарный?… а может место красивое?

***

Говорят, Врубель всю жизнь рисовал Эмилию Львовну Прахову - с неё были писаны все эти удивительные лица с озерными глазами,… а ещё говорят, Михаил Александрович сошел с ума. И то и другое чепуха! Врубель однажды встретил это… существо, наверное… - все мы существа, - встретил существо и, обладая художественной памятью и воображением, навсегда запечатлел в себе лик и образ явившегося. Отсюда эти лица. Отсюда и все прочее.
Оно прошло мимо меня словно мимо дерева - не заметивши. И сразу к Ану-Ма. Село напротив… - прямо на воздух село, и они заговорили на языке больше похожем на цоканье кастаньет, чем на речь. Потом стали проскакивать звуки узнаваемые - членораздельные как бы,… слова, все более и более связные… - существо стремительно обучалось, и Ану-Ма уже почти не цыкала своим единственным зубом, а как можно четче произносила лингвистические построения. Наконец, существо встало, повернулось ко мне и, распахнув объятья, сказало голосом телевизионного диктора:
- Даня!!! Давай чаю!
Я глупо упал на траву, как от взрывной волны, а существо, нагнувшись ко мне, продолжило:
- Я Ма-А-Ну.
- Ас-саляму алейкум - уа-алейкум ас-салям, - ответил я, с нервным смехом и почувствовал, как левый глаз стал дергаться.
Ма-А-Ну в ответ радостно подмигнула, и наверно я упал в обморок… потому, что следующий момент происходил уже на веранде, где Маша хозяйничала за чайным столом.

***

Заботясь о том, что ЗДЕСЬ - перестаешь заботиться о том, что ТАМ.
Воздушный шарик поднимется в небо, только если его отпустить.

***

Некоторых людей притягивает земля, а некоторых отталкивает небо.
А так... на поверхности все равны.

***

Ма-А-Ну, о тайнах Мира:
«Постигая все тайны Мира, рискуешь быть разочарованным, узнав в конце своих поисков, что никаких тайн нет,… равно как и Мира»

***

Печаль - это обратная сторона радости. По-настоящему плохо, когда не чувствуешь ничего.

***

Ма-А-Ну, об истинном предназначении человека:
«Жизнь человека - как жизнь цветка-многолетника. Есть луковица - это то, откуда появился твой теперешний образ. Есть ты - цветок, проходящий путь от ростка и бутона к плодам и увяданию. И снова луковица - туда ты вернешься… точнее сказать ты оттуда и не уходил, но цветок об этом не знает - его дело цвести. У некоторых людей, правда, случаются ощущения принадлежности чему-то большему, нежели он сам… чему-то вечному… - от этих интуиций происходят религии и учения. Однако ты все равно остаешься цветком, появившимся не первый и не последний раз.
И какое дело Миру, что ты придумал себе фальшивую реальность? Что ты имеешь философию и эзотерику,… что ты мыслишь себя отдельным и завершенным существом,… какое Миру дело?»

***

Понять язык птиц? Очень просто! - пробуй на вкус - он ВКУСНЫЙ.

***

Заборчику наказано: «Не пускать!», вот он и не пускает - храбрится, а у самого вид жалкий, как вот у собаки на цепи - и познакомиться хочется, хвост сам собою виляет… и нельзя - «Не пускать!» велено.
- Вот такой вот дин… сон… снан…
- Диссонанс, Маша.
- Ай, Даня! Ну, разве можно так то, а?
- Что можно, Маша? Ты как Винни-Пух… длинные слова тебя только расстраивают.
- Да нет же! - Над забором разве можно издеваться так…?

***

- А кто ромашку щекочет усом, а?
- Даня… Даня не моги!!! А-а-а-а-а!!!
Маша - ромашковая фея в белом платьице - сосредоточенно убегает, выбирая маршрут, который мне - усатому шмелю - категорически сложно повторить.
И вдруг: бах - упала и разлетелась по комнате ваза с ромашками и мы встали как вкопанные. Ромашки на полу даже жальче рыбок выплеснутых из аквариума. Ромашки лежат… беспомощно и… позорно, словно поруганные. Эти восхитительные, изящные цветы, все еще крепкие и сильные… брошены под ноги ни-за-что! - жестом незаметным и бессмысленным.
- Даня… что мы натворили, - сказала Маша на вдохе и заплакала.

***

Мир не замечает прохожего, погруженного в свои вымышленные проблемы, и приветствует как брата, человека свободного от фальшивой реальности - доверяющего Миру, повернувшего к нему свое сердце.

***

«Если говорить тогда, когда хочется молчать, то не найдешь слов, когда захочешь сказать» - это слова Ану-Ма, а ей очень верю.
И мы стали молчать.
А через какое-то время я понял, что у меня нет ни одной мысли, ради которой стоило бы нарушать эту осознанную тишину.

***

История описывает многочисленные катаклизмы, уничтожавшие культуры и цивилизации.
Поэзия описывает предательства и вероломства, ломающие хрупкие миры человеческих отношений.
Это энтропия… необратимое рассеивание энергии, по сути - вектор времени, ведь оно движется в направлении разрушения, превращения всех форм в пыль. Пыль времени.
В моем доме и Мире моем, функцию вестника времени, исполнителя воли его - сыграл ветер. Ночью пришел он, смел и силен. Открыто, не таясь, не прячась вором в тени… с полным осознанием абсолютной правоты своей, могучим плечом он выдавил витражи…
И утром солнце не задержалось в цветных стеклышках, оживляя радостными бликами образ Ану-Ма, сидящую в кресле… не брызнуло волшебными лучами на стены, вдоль которых ходила Ма-А-Ну… - солнце провалилось в сквозную дыру и упало в погреб, сырой и холодный. Там оно долго скулило и плакало, пока мы с Машей не подняли тяжелую крышку и не выпустили его в сад.
А потом Маша собрала в совок осколки витражей и выкинула в ведро.
- Прощальные колокольчики… бубенцы на упряжке Харона, - нараспев сказала она, будто читая написанное в стихах прощальное письмо.

***

Хайдзин Хамусута говорит:
- Тяжело покидать дом. Но если мой дух ищет мастера, который научит его возвыситься над привычным и узнанным - то не там ли мой дом, где мастер? Оставлю жилище… подобно духу оставляющему тело… и пойду. Учитель Нигаи поможет мне расширить ум и воспитать его в тонкости и изяществе так, чтобы мои хайку звучали созвучно голосу мира и как в маленьком зеркальце отражали всю его красоту.

Фонарь оставлю -
Пускай ночной мотыль не
Грустит забытый

***

Сильно держится
Корнем за скалы сосна:
Хватка дракона

***

Глазом кошачьим
Смотрит прищурясь хитро
Месяц игривый

***

Синсира-кун говорит:
- Поле - мой учитель! Ничто как поле не освобождает ум чистотой и простотой формы. Взгляни, Хамусута-кун как прекрасно оно! - какой простор, ровный и законченный! Весна пробуждает поле и слышна флейта Хибари… и осенью, и зимой - учит поле покою и совершенствует дзэн.

Небо легло над
Полем грозою - дева
Пряди спустила

Хайдзин Хамусута отвечает:
- Ваша мудрость и глубина вникания в суть мира, Синсира-кун - поражает мой ум и возносит душу к радости, о чем, в благодарность, я хотел бы сказать Вам в своем прощальном хайку. Увы, я не могу остаться с Вами созерцать поле, мой путь - найти учителя Нигаи, - к нему стремится все мое естество.

Флейта Хибари
Воздух пронзила - рано
Солнце поднялось

***

Мастер Усаги совершенствуется в дзюдзюцу:
- Капли дождя… - какой из них воин? Однако отменный учитель. Попробуйте ка Хамусута-сан увернуться от капель так, чтобы остаться сухим! Это искусство требует длительной практики и особого состояния ума - но только так Вы придете к победе. Какой противник сможет нанести удар, если и дождю не под силу коснуться Вас?!

Дождь многорукий
Он не противник вовсе -
Мастер дзюдзюцу

***

Бусахо Оогарасу, глядя как Хайдзин Хамусута любуется на пролетающий тополиный пух, говорит:
- Глупец Хамусута! Зачем ты смотришь на пух? Или и в нем ты нашел свою дурацкую красоту и сочиняешь бездарные хайку?! Ты самый обыкновенный бака… - вместо того, чтобы заняться делом, ты творишь никому не нужные трехстишья. Видно у тебя куриные мозги… вот, послушай мое хайку:

Хомяк-толстобрюх
Смотрит на пух - видит он
Хвост хомячихи

Хайдзин Хамусута отвечает:
- Ию Оогарасу! Мне очень жаль, что Вы не пускаете в свой ум отражение красоты мира. Пух совершенен в легкости своей… - невесомый он мчится по воздуху свободен, подобно чистым мыслям просветленного! А упав на землю, прорастает новым деревом - это ли не лучший символ Дао?

Сколько мудрости
Таит в своем полете
Тополиный пух

***

Юную сливу
Ветер гнет, словно пряди
Девушки гладит

Кончится юность
Руки заломит криво
Взрослая слива

***

Дзо-сама моется в реке, поливая себя водой и глядя как Хайдзин Хамусута в нерешительности замер перед опасной переправой говорит:
- Хамусута-сан! Хайку - не могут вместить мою мысль… - подобно тому, как Вы не можете переправиться через реку, будучи маленьким для реки, а я могу, будучи большим, - так и хайку - форма для маленьких мыслей… - для больших существует танка.

Вершина горы
Рождает реки поток
Ребенок - ручей
Взрослеет в тиши лесной
А в конце пути - море

Хайдзин Хамусута, восторгаясь величием мысли Дзо и переживая невозможность самостоятельно переправиться через реку отвечает:
- Дзо-сэмпай! Позвольте выразить Вам мое глубочайшее уважение! Я покорен величием Вашего понимания сути мира,… осмыслив прочтенное Вами, несравненное в мудрости и совершенстве своем танка, позвольте предложить Вам короткий ответ, столь маленький, сколь подобает такому поэту как я.

Нет, не только здесь -
Также на том берегу
Есть что осмыслить

***

Додзоку Нэко бесшумно появившись из-за цветов пионов и прикрыв томно-жестокие глаза говорит:
- Хамусута-кохай… я так рада, что встретила Вас… в этом прекрасном месте…
Хайдзин Хамусута стоит не в силах пошевелиться и с ужасом глядя на додзоку, одними губами повторяет «последний хайку», сочиненный в эту минуту.
- Что ты шепчешь там… мой маленький Хамусута… может ты молишься… - тогда говори вслух, я желаю не только видеть, но и слышать твой страх!

Ты - лишь поворот
Как горной реки изгиб
Нет жизни конца

- Прекрасные строки… я искренне рада, что твоей жизни нет конца, мой Хамусута… я буду встречать тебя еще много раз?
Додзоку Нэко пригибается изящно - стиль кошки - готовится к прыжку, прищурив точный глаз и вдруг…
- ХОМА!!! Ты нашелся! - Маша сидела в пионах, пытаясь составить кокку, и увидела Хамусуту.
- Учитель Нигаи! - воскликнул Хамусута и победно взглянул на испуганную Нэко.
- Ника… - ты хотела съесть Хому…? - Маша возмущенно посмотрела на кошку, - знаешь Ника… - ты ко мне больше на руки не иди… ты Ника вообще - если не понимаешь, то и не суйся!

Вот так все и было. Теперь Хамусута живет в клетке, стены украшают рисунки в стиле суми-ё, на устах у нас хокку, а кошка… - кошка в опале - не кормлена, не ласкана, в дом не пущена. Ибо нечего тут… на хомяков покушаться!

***

Наперсточника вырастила и воспитала в своем гнезде птица Гамаюн. Маленькому ему пела она свои древние песни - вещие песни: о том, что истинно было, истинно есть и истинно будет. Вот и вышло, что наперсточник стал хранить у себя шарик судьбы. Хранить и играть с людьми. Приходит к наперсточнику каждый человек - в судьбу играть… - в этом? - пусто… - в этом? - пусто… - так и маются люди без судьбы всю жизнь. А который угадает, под каким стаканчиком шарик - поймает судьбу-удачу. Теперь у него есть СУДЬБА.
И больше не приходится делать выбор.

***

Подходит к буфету,
На полку глядит,
А пудель на блюдце
В буфете сидит.
У буфета немного свернута на бок челюсть… - это от драки со столом осталось. Стол собрались выкинуть, а он не хотел - сопротивлялся, цепляясь ногами за все что попало. И за буфет уцепился… вот тот ему и дал ящичком, а стол сперва одной, затем другой ногой ответил,… с тех пор челюсть то и свернута. А стеклышки буфетовы - матовы, пропускают только тусклый-тусклый свет. И пахнет старым печеньем, кофе и корицей. Пудель, наверно, совсем расчихался… Смешно, когда в буфете чихает пудель. Есть в этом что-то очень настоящее… - живое!

***

У нас сегодня бал Ренессанса. В камине сидит кабанчик с яблоком во рту, на столе графины и вазы, в канделябрах свечи, а за окном мечется злющий ветер - кусает деревья, стучится в окна и рвет сквозняком пугливое пламя.
Даня накрыт пледом - разумеется, шерстяным, шотландской клетки, - в одной руке держит глинтвейн, а в другой дирижерскую палочку, которой помешивает музыку - неспешно и чинно… как дворецкий вечерний пудинг.
Лютнист белокур. Лютнист прекрасен… и лютня прекрасна! Виолы и деревянные флейты, сговорившись о гармонии - балуются причудливыми мелодиями, изредка спотыкаясь и никакого внимания не обращая на дирижера.
А мы танцуем: кланяемся и расходимся, снова сходимся и кланяемся,… ждем бранль - тогда то и начнется самое веселье!
Ночью - если позволит ветер - будет факельное шествие по саду. А нет, так пойдем со свечами на чердак, где среди сундуков, мутных зеркал, приоткрытых комодов - столько захватывающих тайн, такой старинный средневеково-ренессансный дух, что и никакого сада не надо.

***

Вот если бы все люди в мире вдруг полюбили друг друга - тотчас же побросали бы оружие в испуге, спрятали за спину занесенную руку... Мрак и горе содеянного сжало бы их сердца!
А так... - выходит, что не любят. Как живут тогда? Зачем?

***

Утренний трамвайчик чуть было не поскользнулся на мокрой рельсе, завизжал от страха, подбородок о шпалы ободрал... - так останавливался старательно!
Кошка там была... то ли хромая - не успела убежать, то ли больная... есть ли разница - все равно давить нельзя.

***

Сперва дождь устраивает себе лужи - как ребенок лист бумаги берет. А затем принимается чертить кружки - много, долго, старательно... но, видно не выходит у него идеальный кружок. Дождь злится и от обиды пускает пузыри.
Пер-фек-ционист, как говорит Даня.

***

- Даня. Как сделать так, чтобы не было грустно?
- А так, чтобы не было грустно не надо делать.
- Почему? Когда грустно - плохо…
- Да, Маша - грустью сложно наслаждаться… - грусть нужно понимать и принимать. Вчувствоваться в это состояние… - тогда душа очень близко к сердцу… они роднятся и вдвоем грустят. Это мы называем печалью их единение… и только лишь потому, что не участвуем в этом действе.
- А как участвовать?
- Никак. Ничего не делать. Отдаться грусти и слушать ее удивительный мотив.

***

Лис, высунувшись из норы,
Птица, смотрящая вниз,
Тапир, человек, стрекоза -
Один ли увидят мир,
Подняв на него глаза?

Тапир на птице едет в лису,
Сквозь человека и стрекозу…
В том месте, где люди смотрят на мир -
Протерлась дыра, куда интересней
Смотреть без дыр.

***

А случалось ли вам думать, что вот эта улочка - такая, что есть в каждом городе - что эта улочка, если пойти по ней, приведет в такое место, которое никак не подходит привычному городскому пейзажу… - совершенно не вписывается ни в какие представления. Будто там, за поворотом - вот, где дом увитый виноградом - совсем другой мир. И течет речка, там, где вовсе не положено быть ей, кричат чайки, а по каменистым пляжам бегают суетливые фавны, собирая из камней дворец для неизвестного нам гостя… - вот и рог трубит, возвещая приезд его!
Случалось?
Даня говорит, что такая улочка всегда в самом неожиданном… неудобном месте расположена. В таком, что никогда и не пойдешь туда ни случайно, ни, тем более, специально. Только самым краешком вечно занятого ума заметишь улочку… только чуть-чуть вот подумаешь как бы, что здорово было бы туда пойти,… но все в другой раз… в другой раз… и что тает она, если не идти,… будто марево. Говорит: «если повзрослеешь, а так и не пойдешь, то когда соберешься - ничего уже не будет - растает все».

***

Когда в доме делается совсем тихо, становятся слышны часы. До того они терпеливо ждали, не в силах тягаться с дневной возней и суматохой - вот уж ждать они умеют… распрекраснейше!
А теперь кряхтят, щелкают, скрипят - тяжело им дается стрелки ворочать, старенькие совсем,… но ничего, дождавшись своего выхода - часы старательно проговорят целиком, заученный, скучный монолог, нисколько не интересуясь мнением слушателей.
А слушателю хочется спать. И кажется слушателю, что маятник мерно бьет прямо внутри головы - от ушка к ушку, от ушка к ушку-тушка-кушку-тушка-кушку…

***

Как легко, должно быть, живется людям с коротенькими мыслями и ясными целями…
И как тяжело, когда мысль берет свое начало из глубин неизведанных, мраком окутанных и стремиться в дали необозримые… достижимые ли…? - указывая куда идти, и совершенно не объясняя как дойти туда.
Как вот если бы выпустить зверя из клетки, где привык он от одной до другой стенки цели иметь… - квадратные цели… и тут вдруг мир! МИР БЕЗ СТЕН! Куда идти? К горам ли, иль к водопаду, в лес или в поле… везде зовет сердце, пробужденное и ненасытное свободой.

***

Что сказать воробью, который принес в клюве перышко и утверждает, что нашел великую истину?
Что это не истина?
Что она не великая?
Что у каждого истина своя?
Я скажу: «Маленький воробей! Ты нашел великую истину! Лети с ней в Мир… - пусть она радует твою душу пониманием и оберегает твоих птенцов теплом. Что может быть радостнее нахождения истины!»

***

Вечерний гость:
«Приняв обычаи и уклад местных жителей, спокойно относясь к их вере в богов, спустившихся со звезд, отстраняясь от многочисленных проявлений агрессии и животного начала - мы живем средь них. Планета держит нас своим загадочным притяжением, и мы не в силах оторваться от нее даже духом и, после гибели тел - вновь и вновь возвращаемся, проживая жизнь за жизнью.
Память превращается в легенды…
Остается только вечная тоска. Тоска по далекой родине. Она тревожит наши души и сжимает наши сердца. Тоска поднимает нас над суетой, горем и радостью… тоска уносит наши умы в пределы прекрасного, вплетая необоримое желание творить… творить, подражая совершенной гармонии мира, который мы покинули в давно забытые времена»

***

Ненависть всегда ищет и находит себе оправдание.
А любовь, символично, ни в чем не нуждается.

***

Вечерний гость, к утру ставший утренним гостем:
«Твоя тропа не видна тебе потому, что по ней еще никто не ходил.
Заметные дороги протаптываются хождением многих людей… - они идут по следам первого. Правда, бывает, что сам человек ходит туда-назад, туда-назад, не приближаясь к цели, на память зная каждый поворот, выкладывая камушками аккуратные бордюры и гордясь содеянным.
А еще, можно соблазниться закатанным асфальтом шоссе - комфортным путем в никуда… в никто»

«Секрет Пути в том, что нужно поднять глаза! Не искать отметки на земле, указывающие направление… не искать тропу, а поднять глаза и увидеть то, что зовет твое сердце. И идти»

***

Дождь и Память стояли на мокром песке морского берега и смотрели на девочку с зонтиком.
- Ты помнишь тот день, - спросила Память, - тот день, когда ты пришел на этот самый берег… и все пытался обнять её - одинокую и прячущуюся за зонтиком?
- Это ты все помнишь, Память,… а я… я просто есть.
- Как ты можешь так говорить?! Как ты можешь просто быть,… когда она осталась… ты помнишь, как она отбросила свой зонт и, подняв руки, позволила тебе…
- Я будто и помню,… но все так смутно… - ответил Дождь и закружился вокруг Памяти.
Дождь и Память стояли на мокром песке морского берега и смотрели, как уходит вдаль, позволяя волнам лизать озябшие ступни, девочка с зонтиком.
Потом Дождь сорвался и полетел дальше, свободен и невесом. А Память осталась.

***

Сквозняк взял салфетку в кафе «Сиреневый хуторок» и, свернув из нее самолетик, пустил лететь его…
Самолетик стал вальсировать в воздухе, будто сам Шопен сидит за роялем,… и упал потом - на черную шляпку Печали.
- Ах! - воскликнула огорченная Печаль, - Снова вы? - скривилась она, посмотрев на застенчиво замерший у угла дома сквозняк.
- Я… люблю… вас… - пропел сквозняк, и показалось, что пахнут ландыши и сирень, а вальс сделался громче.
- Оставьте меня! Вам не понять… - заплакала Печаль и бросила в лужу аккуратненький самолетик.
Раздавленный сквозняк, переулочками, царапаясь в отчаянии жухлой листвой о подоконники и бросаясь на пугливых барышень сорванным с веревок бельем - побрел в свое кафе «Сиреневый хуторок».
- Может завтра…? - подумал он и озорно растрепал все оставшиеся салфетки.

***

Влюбленность собирала цветы на лужайке чувств, и они, вовсе не желая быть насильно сорванными, спешили предложить себя влюбленности, ведь так - выходило, что они сами попросились к ней:
- Возьмите меня! Я синий, будто глаза! - восклицал василек.
- И нас, и нас, и нас,… - тоненько подпевали ромашки.
- Па-а-а-звольте вам предложить рассмотреть в качестве кандидатуры, - начал было пион, но не успел досказать - Влюбленность уже сгребла его в охапку.
И маки, и розы, и лютики с колокольчиками… - к вечеру лужайка чувств сделалась пуста, а Влюбленность, держа в руках огромный букет поникших цветов, растерянно оглядывалась и плакала:
- Боже-боже… - что теперь делать мне…?! Нет ни одного цветочка…
В выси небесной, сокол услышал плач Влюбленности и прокричал далеким голосом:
- На самой вершине гор… растет цветок эдельвейс… долог и тяжел путь к нему… но он не вянет… ни - ко - гда…!

***

В домике со старой, увитой плющом балюстрадой и замшелым крыльцом, жила худенькая, в льняном платьишке Скромность. Утром она сама варила себе какао и намазывала шоколадным маслом булочку, купленную в «О-Леван-Дантан», до обеда разучивала на гитаре этюды Агуадо, а сразу после - начинала вздыхать, кусать себя за плечо, плакать,… словом - становилась совершено влюблена!
Monsieur Стейнвей же, напротив: какао предпочитал кофе, булочку и прочее «баловство этих распущенных чревоугодников» - презирал, как явление; «Агуадо?! - помилуйте! - вы смеетесь? Рах-ма-ни-нов! - запомнили?»; любовь, и прочие амуры же не касались этого господина в принципе.
Вот такая разная жизнь.
Потом Стейнвей заболел - что-то оборвалось внутри у него, лопнуло,… и застучали в горле молоточки беззвучным почти, жалким клекотом. Он стал похож на рыбу, пытающуюся сказать…
Все оставили его. Опустел его дом, шумный прежде, полный восторженными поклонницами и гостями самого высокого света. Затворились шторы, и настал тяжкий, удушливый полумрак и одиночество.
Тогда Скромность решилась, наконец! Она пришла, тихая и нежная… она отворила шторы,… она сварила кофе,… она протерла помутневшие зеркала и…
- Как вы прекрасны! - прогудел monsieur тем регистром, который остался еще цел, - где же вы были раньше… в дни моей славы?!
- Я всегда… была рядом, - ответила Скромность и улыбнулась, спрятав лицо в волосы.
Он полюбил Агуадо - эти бесхитростные мелодии и певучий звук гитары. Он привык к постоянной, внимательной заботе. А потом - будучи глубоким стариком уже, беспомощным и вредным, однажды сказал ей:
- Я люблю вас.
И она расплакалась. Расплакалась так, как никогда раньше - слезами светлого и абсолютного счастья.

***

Радость надула много-много разноцветных воздушных шариков. Радость привязала к ним корзинку с веселым красочным конфетти. Радость уговорила целую стаю белых голубей, чтобы они разрешили покрасить им перья на крыльях во все цвета радуги - голуби должны были сопровождать, лететь вместе с воздушными шариками. Радость бегала по домам и собрала всех детей на площадь у ратуши. И когда ожидающие чуда дети широко открыли глаза и рты… вышел бургомистр:
- Довольно этих глупостей! - сказал он, и погрозил пальцем, - Всякому, кто будет продавать мою газету, я заплачу серебряный доллар! - бургомистр достал из-за спины руку и позвенел в воздухе мешочком с серебряными долларами.
Дети бросились к нему. Дети похватали газеты и побежали по улицам с криком:
- Вечерняя газета! Вечерняя газета!
А Радость осталась сама… ах, нет! - не сама! - на площади была одна маленькая девочка, она никуда не побежала и все так же стояла, широко открыв глаза.
Тогда Радость хлопнула в ладоши, и стая разноцветных голубей поднялась в воздух, шлепая шумными крыльями, и шарики, влекомые ветром взмыли в небо, подняв корзинку с конфетти. Высоко над площадью корзинка перевернулась, и красочные конфетти наполнили все вокруг переливающейся рябью счастья. Маленькая девочка прыгала, ловила их в воздухе, танцевала и звонко смеялась. А Радость прижала к губам хрупкие ручки и дышала… дышала, впитывая ту единственную эмоцию, которую принимает ее сердце.

***

Один человек - гармоничен, равновесен.
Другой - эквилибрирует, но держится.
Третьего - мотает из стороны в сторону... выглядит забавно, но жить так очень тяжело.
Четвертый - упал с высоты и расшибся насмерть.
Легко можно понять тех, кто не лезет на цирковой канат социальной жизни,... не участвует в представлении, игнорируя настойчивые призывы и навязчивую рекламу.

***

Дождь льет и льет,… он накормил реку так, что она растянулась до самого крыльца нашего дома, и теперь булькает там - утробно, довольно.
Баржечник пришвартовался к дому со стороны спальни.
- Прими-и-и швартов, - разбудил он меня утром.
Даня привязал трос к ножке кровати, и та напряглась, как лошадь на льду, - попробуй-ка удержать баржу! Потом Баржечник, прямо через окно и «поднялся на палубу», держа в одной руке лукошко с клубникой - это мне, и «Книгу многих путешествий» - это Дане. А разговор состоялся таков:
- Оно очень даже удобно получается, скажу я вам, - начал Баржечник, - мы, эт-самое… домик то краном! И погрузим. А дальше что… - по реке сплавляться особого мореходства не требует. А ты… эт-самое… деточка - клубнику-то ешь, чего зеваешь!
- То есть, - Даня засмеялся, - вы хотите дом на баржу погрузить?
- Так да… на баржу, - Баржечник смешно делал ударение на последний слог - баржУ, выходило у него! - Куда деваться то? Топит,… все одно поплывете! А так… эт-самое… - целесообразно будет.
- Ну… - а чему целесообразно, а? - спросил Даня.
- Так… эт-самое… - книгу то кто писать будет? Про многие странствия. Вот, поплывете - будете писать.
На том мы и порешили. Благо сборов никаких - все под рукой в своем доме. Баржечник напился чаю и полез назад - через окно, на свою баржУ. Готовиться к погружению. А мы сидим и поглядываем друг на друга - и весело нам… и странно. И очень-очень приключения хочется!

***

- Вы… это,… - Баржечник задумался, сморщив глаз и ворочая туда-сюда рукой, похожей на корявую ветку с пятью сучками.
- Эт-самое? - спросил Даня.
- Да! - радостно согласился тот, - Вы бы на баржУ покамест… покуда я домик то подымать буду,… а то мало ли.
- Эт мы могем, - ответил Даня - ему было страшно весело от того, как Баржечник изъяснялся.
Ржавая баржа глубоко хлюпает где-то внутри - в трюме, и этот звук гулко отдается по всему корпусу. На носу стоит будка Баржечника, с косым окошком и трубой - видно внутри есть печурка, и бывает уютно. Когда дом, подхваченный под бока специальными крюками, стали поднимать - баржа тяжко осела в воду, толкнув высокую волну, скользнувшую по саду. Дом проскрипел все положенное в этой ситуации недовольство и, наконец, устойчиво стал в центре баржи, обильно стекая по краям.
- Отчаливаем, когда стемнеет, - сказал Баржечник, - будем эт-самое… - дом-плывуч! - закончил он и сам рассмеялся своей шутке.
На подоконнике каждого окошка мы поставили зажженную свечку. На дверь повесили фонарь, и домик наш - «дом-плывуч» - превратился в картинку со святочной открытки.
Когда стемнело, Баржечник оттолкнул баржу от яблони длинным шестом, и мир вокруг удивительно сдвинулся - мы поплыли.

***

Город, тающий вдалеке, мерцает как елочная игрушка. Не слышно привычных кузнечиков в саду… и сада нет… - плещется ночная рыба за окном, и из воды, вторя небесной подруге, светит тусклая луна.
Баржечник сидит в телогрейке на носу своей баржЫ, «ют» - называет он это место. Там у него примус с чайником и аккордеон - «подруга моряка». Баржечник человек «образованный, знает и любит Шопена»… правда из знаменитой и столь уместной здесь прелюдии Ре бемоль мажор - он запомнил только ре бемоль, который и тянет теперь, выкручивая и сжимая тоскливые меха, удерживая сучок-палец на тоненькой черной клавише. Мне кажется, что отныне и навеки, река у меня будет ассоциироваться с нотой ре бемоль.
Когда город окончательно скрылся из виду - сделалось совсем темно и все пошли спать. Баржа булькает, словно переваривает что-то в своем железном нутре. Немного укачивает… и нисходит такая сонная нега, какой никогда не бывает на твердой земле.

***

Утром нас разбудила корова. Она отчаянно стучала рогом в баржу - захлебываясь уже... без сил совсем. Ее подняли краном.
Вдалеке, сидя на крыше хлева, окруженный курами, ревел бык. Вода поднималась, и больше сидеть было негде.
Погрузили быка, и кур приняли... - даже не думая, не советуясь. Оказывается, бывают обстоятельства, исключающие все, кроме любви и сострадания.

***

Пожалуй, это было единственное доброе дело, сделанное жестоким владельцем передвижного зоопарка - он выпустил зверей, открыл все клетки, когда стало понятно, что вода будет только прибывать. Растерянные животные сначала спасались на крышах, потом вода покрыла и их… - звери поплыли. Многие тонули,… звали, каждый по своему… но, что примечательно – никто не лез по головам, никто не жертвовал жизнью другого, ради своей.
Мы подобрали всех. Мокрая пума - худая и дрожащая кошка, прижалась к бортику и отогревается под одеялом; дикобраз, как кактус, распустил все иглы и сушит их, посматривая по сторонам виновато и печально; слон улегся на палубу и придумал забаву себе - хоботом набирать воду за боротом и, пустив тоненькую струйку в кого-нибудь - в индюка, например, - быстренько отвернуться с абсолютно непричастным видом. Индюк пугается и скандалит, а слону весело.
Птицы нашли нас сами - ведь им надо где-то сидеть… теперь они кружатся над баржой, опускаясь по очереди отдохнуть. Все вместе уже не помещаются на палубе,… да и, собственно, трюм - и тот занят до отказу. Если бы не осознание, что мы плывем, легко можно было бы принять это все за, пусть и необыкновенный, но все же скотный двор.
Так и живем,… а вода все прибывает. И, кажется, что не будет этому конца.

***

У всех - и у зверей тоже - меняется душа в момент, когда происходит катастрофа. Конечно, лев не теряет аппетит… - но он, повинуясь удивительному внутреннему состоянию… глубокому чувству, осознанию какому-то… - не трогает овцу. Меняется все! В каждой твари просыпается спящая доселе духовность и сострадание. Всякая тварь делается мудрой… - мудростью самой природы… земли и Мира. Никто не играет никаких ролей, все естественны и просты.
Гармония, покой, и Великое Понимание снизошло на наш «дом-плывуч».

***

Даня открыл «Книгу многих путешествий». Половина ее была исписана, причем знакомые символы занимали только последнюю часть текста, в начале же были рисунки, похожие на детские или наскальные, потом что-то напоминающее пляшущих человечков, змей, насекомых и рыб, затем иероглифы… очевидно, книга переходила из рук в руки, людей разных культур и времен.
Пролистнув непонятную часть, мы увидели очень знакомые… и неожиданные и, внутренним чувством ожидаемые слова:

«…земля растлилась пред лицем Божиим, и наполнилась земля злодеяниями. И воззрел Бог на землю, и вот, она растленна, ибо всякая плоть извратила путь свой на земле. И сказал Бог Ною: конец всякой плоти пришел пред лице Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями; и вот, Я истреблю их с земли. Сделай себе ковчег из дерева гофер; отделения сделай в ковчеге и осмоли его смолою внутри и снаружи»

- Извратила путь свой на земле… путь свой на земле… - задумчиво повторил Даня, и стал читать дальше:

«…И вот, Я наведу на землю потоп водный, чтоб истребить всякую плоть, в которой есть дух жизни, под небесами; все, что есть на земле, лишится жизни. Но с тобою Я поставлю завет Мой, и войдешь в ковчег ты, и сыновья твои, и жена твоя, и жены сынов твоих с тобою. Введи также в ковчег из всех животных, и от всякой плоти по паре, чтоб они остались с тобою в живых; мужеского пола и женского пусть они будут. Из птиц по роду их, и из скотов по роду их, и из всех пресмыкающихся по земле по роду их, из всех по паре войдут к тебе, чтобы остались в живых»

***

В будке Баржечника трещало, хрюкало… и, сквозь непрекращающийся шум, изредка прорывались членораздельные звуки.
- Вас не слышу! - орал Баржечник, - Прием! Прием! Да-да-да, теперь слышу… вечером? Так точно. Вас понял. Все будет исполнено наилучшим образом!
Мы деликатно постучались. Баржечник в засаленной тельняшке, месяц, наверное, не бритый, высунул из двери лохматую голову и просиял:
- Техника то… эт-самое… - допотопная! - скаламбурил он и превесело засмеялся.
- Так это… - слов у Дани совсем не находилось.
- Вы там разобрались? - спросил Баржечник, - Оно то как… - антураж меняется, а суть… эт-самое - остается.
- Суть остается,… - повторил Даня.
- Мне вот как велено, понимаешь - каждой твари по паре… так я и… эт-самое учредил вас… - парою. Пара то хороша, - добавил он и опять рассмеялся, тряся кривым пальцем у меня перед носом.
- Так это… - Даню заклинило, но он прорвался-таки, - Вы - Ной?!
- Как есть Ной! - отозвался он и рванулся назад в будку - там опять затрещало радио.

***

К вечеру Баржечник принарядился: побрился, шевелюру расчесал, а тельняшку сменил на восточного типа халат, халдейского покрою. Видно было, что он немного волнуется, и хочет скорее выполнить все формальности.
Баржа с усилием прошлась брюхом по песчаному дну и остановилась. Впереди простиралась равнина с узкой полоской леса на горизонте. Низкие облака бежали по небу, стремительно, будто табун лошадей. Волнами полоскались высокие травы… и тишина была неестественная… - звук пустоты.
Звери стали осторожно выходить на сушу: резво дернулись антилопы - и пума прижалась к земле, сделав плоскими чуткие уши, слон - поднял хобот и огласил свое царственное прибытие… вот уже и кролики прыгают, как мячики, порхнули птицы.
- Мир населяется, - сказал Баржечник, - Жаль, что я не могу остаться с вами… - у меня… эт-самое - причал… - на горе! - и он указал пальцем куда-то далеко - видимо там располагалась упомянутая гора.
- А нам… как быть?
- Как быть - как быть! Вот выгрузим дом… и… эт-самое - живите! И, - тут он хлопнул себя по лбу - КНИГУ пишите! - чуть не забыл главное то… эх! - вот поработаешь ноем пару тысяч лет - все забудешь! Книга - это самое… - ЭТ-САМОЕ! - Ной рассмеялся, - вы уж меня простите,… я редко разговариваю, сами понимаете. Так вот: «Всяк спасенный да пишет книгу! В назидание потомкам!». Глядишь, образумятся… - так и я смогу на пенсию выйти, - со вздохом сказал Ной и махнул рукой.
Дом поставили на берегу. Он немного расшатался, но уцелел. Теперь ему предстоит вместить в себя все человечество и «кошачество» - как определили мы название рода котят, которые были с нами все это время. Грустно… - конечно грустно. Все это воспринималось как игра, до тех пор, пока Ной не оттолкнул палкой свой ржавый ковчег от нашего берега. Он, хоть и явно тяготился протоколом, но добросовестно махал нам, пока баржа не скрылась из виду. Тогда мы развернулись и пошли в дом. В наш дом,… который построил сом,… который привез Ной,… в котором нам предстоит… - жить в таком одиночестве... хотя, может все на самом деле не так страшно… - ведь, судя по книге, уже много-много раз повторялась эта история. А мы всего лишь напишем свою главу.