Летом ночи короткие. С раннего утра, сидя на лавочке, в палисаднике, под окнами своего дома, дядя Коля Баранов мучился с похмелья. Дрожащей рукой приглаживал седые волосы на голове и с тоской в покрасневших глазах смотрел через дорогу на дом напротив. Прежние хозяева продали его коммерсанту, здоровенному детине. Сейчас детина открывал ворота гаража, которые жалобно скрипели.
- Бизнесмен, мать твою, - выругался дядя Коля. - Такого в тёмном месте встретишь, за просто так все деньги отдашь, лишь бы целым остаться. Здоров чёрт! Бизнесмен, а спроси на четвертинку - ведь не даст.
Коммерсант укатил на легковушке, а мимо палисадника прошлёпала с сумками в руках Мария из углового дома, ровесница Баранова. Ухмыльнувшись, он сплюнул: «Ещё бизнесменка. Голову платком повяжет и продаёт у магазина: сигаретки, кофе, чай. В бизнес подалась, а спроси на чекушку - не даст».
В соседнем доме хлопнули калиткой. Сын соседа с молодой женой потащили в проулок тележку на двух колёсах с привязанными к ней сумками.
- Ещё торгаши, - поморщился дядя Коля. - На рынке тряпки разложат и будут стоять, семечки лузгать, а спроси… Эх, - он безнадёжно махнул рукой.
При появлении на улице длинного мужика, в глазах Баранова заблестела надежда. Он выбрался из палисадника.
- Здорово, Никитич. На два дня не выручишь на бутылочку.
- Ну, - рявкнул мужик, - сам болею. В сарае бутылок три мешка!
У Никитича во дворе мыли бутылки в железной бочке с водой, и дядя Коля заскорузлыми пальцами сдирал с них этикетки. Денег хватило на две поллитровки. Похмелялись у Барановых на кухне.
- Мне до пенсии два года осталось, - дядя Коля пододвигал к Никитичу закуску. - На бирже стою. На пилораме работал? Это мы с напарником выпили, а тут хозяин хренов приехал. Больше, говорит, не работаете. Пьяницы не нужны. Мы хоть и выпивали, но мы же дело знали! - стукнул кулаком себя в грудь Баранов.
- Ну, - хриплым голосом поддакнул Никитич.
- Потом-то в магазине работал грузчиком. Зарплата с гулькин нос. Ну, бывает, яиц битых принесёшь, мясо, если какое перепадёт. Так тут ещё чуднее вышло! Подъехали, вроде как рэкетиры, на «Мерседесе», или хрен его знает. Трое, и не сказать, чтоб здоровые с виду. Скажи, говорят, продавцам, чтоб водки дали и закусить. Продавщицы посмотрели, пошушукались. Принёс я водки и сало солёное. Они говорят: неси копчёное. Выпили понемногу, закусили, а что осталось - водку, закуску - в сумку мне сгребли. А заведующая после обеда пришла и на сумку показывает: «Твоя? Забирай, и больше ты не работаешь».
- Ну, - хрипел Никитич.
- А то и «ну», что при коммуняках я себя уважал, - дядя Коля отставил пустую бутылку, открыл вторую. - Я тогда какой был и бабу свою вот так держал! - над столом поднялся его кулак. - Работал в леспромхозе. Четыре сотни, а то и поболе получал. Ты веришь, чемпионат по хоккею идёт, и наши проигрывают - беру ружьё - я ж охотник, оно у меня зарегистрировано, - в телевизор наставляю, говорю: «Не забьёте - стреляю». А Люська моя молится: «Забейте, ребята, чего вам стоит». А я бы стрельнул! С одной зарплаты новый привёз бы и поставил. А теперь по телевизору голых баб показывают. У соседа вон, племянница через стенку живёт. С хахалем каким-то ходит. Им по шестнадцать лет, а они чего вытворяют - там кровать ходуном ходит. Мы за стеной выпиваем - всё слышно.
- Ах, ты кобель старый, - вышла из комнаты полная и грудастая жена Баранова, встала у двери, ехидно улыбаясь.
- Эти дерьмократы-прихватизаторы у меня вот где сидят, - ладонью дядя Коля провёл по шее и вылил оставшуюся водку в стаканы. - Вспомнишь, как при коммуняках жили, душа радуется. У дороги магазинчик-то был и пиво на разлив рядом. Килька эта, тюлька, бочками стояла. Дуська торговала - краснощёкая, баба в теле. На закуску попросишь, она тебе этой тюльки навалит… Скамеечка за магазином на травке стояла. Эх, мать твою!
- Ну- у, - промычал Никитич и, шатаясь, поднялся из-за стола. Вытянув вперёд руки, он прицелился в дверной проём и неуверенно двинулся к выходу. Хозяйка дома, пнув его под зад, помогла ему, и за дверью он загремел по ступенькам. Баранов раскачиваясь, упал вместе со стулом. Из глаз его текли слёзы. Он рванул на себе рубашку - на пол полетели пуговицы. Полная супруга подхватила его, худощавого, под руки, перетащила на диван, где он захрапел, скривив губы в улыбке. Снились ему магазин с водкой и тюлькой, и краснощёкая Дуська - продавщица.