Фара погасла на мосту

 

Старший мастер уходил в отпуск. После обеда он подогнал мотоцикл к крыльцу лаборатории и присев за стол, где Семен заполнял бланки испытаний, достал ключ от мотоцикла:

 – Вот, Сеня, вручаю тебе мотоцикл. Сам езди на работу и после работы куда занадобится. Но другому человеку руль не давай, ни в коем случае. –

 Переповторять неукоснительное у электриков-высоковольтников не принято. Они окрещены суровостью профессии и неписанным обязательством произносить серьезные вещи один раз, (второй раз могут не успеть). В ответ было достаточно согласно кивнуть головой.
 Семен кивнул и все же добавил:
  – Хорошо. –

 – Аппарат исправен, только в фаре лампы нет, так что имей в виду. Может быть, где разживешься? Ребята обещали, да что-то не срослось... –

 И надо же так случиться, что именно в тот же день, когда Семен уже заканчивал работу и собирался сегодня катить домой на таком серьезном мотоцикле, в лабораторию легкой походкой впорхнул главный инженер. А поскольку все со всеми поздоровались еще утром, то он сразу начал разговор с деловой части. Как-то даже непривычно начал:

 – Виктор на тебя «дрындалет» оставил? –
 – На меня, – взглянув на начальника, ответил Семен.
 – Слушай, дай на рыбалку съездить. –

 Семен растерялся. Он не знал, как ему теперь быть.
 – Чего молчишь, – уловив его робость, переспросил инженер.
 – Да вот, Василий Павлович, не знаю как быть. Командир разрешил ездить на работу и после работы, но запретил передавать руль. Может быть, Вы с ним разрешите эту закавыку? –

 – А мы ее и с тобой разрешим, – подкупающе улыбнувшись, проговорил Павлович, – вечером занят? –
 – Да, нет. –
 – Ну, тогда поедем вместе. На Паозер. Порыбачим да и домой. –
 – В фаре лампы нет… – спохватился Семен.

 – А мы ненадолго. Засветло вернемся. Мы с женой сядем к тебе, а свояк мой, Володя с Галей на моем «Восходе» поедут. Идет? –
 – Идет. – Согласился Семен.

 С Павловичем они жили на одной улице через дом и по вечерам не редко вместе с другими соседями проводили досужие часы. Семена во всей этой затее смущало только одно – свояк Василия Павловича. Он находился на службе в охране Московского Кремля. К Павловичу приехал в гости.

 Семен однажды видел его в парадном кителе и едва не обомлел от удивления. Китель на капитане был сшит из материла годного на мундир генералу. Да и то не пехотному, не от инфантерии, а какому-нибудь летчику или космонавту. Видимо капитаны в Кремле носят мундиры генералов? И вот, нате вам  –  рыбалка…

 К речке ехали трактом. Павлович гордо восседал за спиной Семена, на заднем сидении «Урала». Помалкивал. Оценивал мастерство водителя. Оценил. Успокоился. Заворковал. Не умея на ходу расслышать все слова его торопливого говора, Семен согласно кивал головой.

 А его жена, Надя, устроилась в коляске. Семен, понимая ответственность момента, вел машину строго и осмотрительно. Капитан с женой на юрком самокате поспевали следом.

 Сегодня на главную районную магистраль самосвалы возили балласт, для подсыпки ухаб. Потом бульдозеры разгребут, а грейдеры разровняют. И снова вереницы машин будут, до нового ремонта, месить колесами это сыпучее и сползающее в придорожные канавы покрытие.

 Балласт сваливали на дороге так, чтобы любая проезжая машина выкрутив до предела руль, могла протиснуться между этими курганами. Кое как разгрести завальни старался добитый до ручки бульдозер. Иногда ему это удавалось, но к концу дня, не одолев натиска потока он, видимо переломался и последние кучи песка остались ночевать на полотне дороги.

 За деревней Протасы свернули с тракта и лесными проездами выбрались, наконец, на берег речки – Паозер.
 Капитан кремлевской охраны, на удивление Семена, оказался человеком простым и общительным.  Первым предложил, до того как лезть в реку, опрокинуть для согрева. Опрокинули.

 На Руси бреднем ловить рыбу принято с давних времен. Занятие это в немалой степени азартное. Волнует кровь не менее, чем другие старинные забавы. Отдались рыбалке и они. Не редко какой-нибудь зазевавшийся окунек или плотвичка попадали в улов. Не пощадили и глупых щурят.

 Два часа забавы промелькнули как несколько минут. И вот уже довольные собой и слегка продрогшие от долгого купания рыбаки уселись вкруг разостланной на берегу скатерти. После праведных трудов заморить голодного червячка.

 Ну, какой же рыбак на берегу, после удачной рыбалки не выпьет стопку водки? Выпили и они. По несколько. Семен, словно предчувствуя какое-то необъяснимое угнетение, затормозил после первой. Он ненавязчиво напомнил Павловичу, о том, что у них нет фары.

 – Ничего. Не горюй. У Володи свет горит, он тебе посветит. – Успокаивал его разомлевший от калорийного ужина с московскими гостинцами сосед.

 В обратный путь тронулись, когда на краю неба уже горел пожар заката, а в придорожных кустах собирались первые тени.
 Вскоре тени стали густеть. А еще через малое время помрачнели до такой степени, что их смело можно стало называть вечерними сумерками. На тракт выехали в наступающей темноте.

 Вырулив на магистраль, Семен попросил капитана ехать впереди и освещать дорогу. Но Володя с ним не согласился, уверив, что сзади он осветит лучше.

 Семену такая езда не нравилась. Полезнее, в их положении, машине с фарой ехать впереди, а по ее следу и маяку габарита Семен сумел бы без лишних хлопот протащить тяжелый мотоцикл. Правда внимательность в такой езде требовалась тройная, но это все равно было легче, чем навязанный ему способ.

 Смирившись с такими неудобствами, Семен вел мотоцикл с особой осторожкой. Размягченный от выпитого и вспомнивший избитую поговорку: « Какой же русский не любит… », Павлович, то и дело советовал ему подбавить газу. Но Семен упрямо твердил, что быстрее сорока километров в час машину не погонит.

 Да и куда спешить? Темнать сегодняшнему вечеру уже некуда. А экономить в дороге десять минут, что за резон?
 Неожиданно на заднем мотоцикле погас свет. Остановились. Ремонтировали. В потемках. Копошились. Чертыхались. Наконец починили.

 Семен снова попросился ехать вторым и снова получил отказ. Кремлевский.
 Проехали деревню Протасы. До дома оставалось восемь километров. Павлович продолжал задорить тихоню.

 Сбежав с пригорка и одолев некрутой поворот, дорога устремилась на невелик мостик через речку Теленку. Миновали и его. Проехали еще метров пятьдесят и тут у второго мотоцикла снова потух свет.

 В последних лучах догорающей фары Семен успел заметить перед своим мотоциклом высокую кучу балласта. И разом свет оборвался. Рухнул. Густая темень сковала глаза, мысли и тело.

 Беда – пронеслось в похолодевшем мозгу…
 Мысли начали метаться словно молнии. То судорожно свивались в светящийся комок, то распрямлялись китовым усом, вонзались в мышцы сердца, источали из ран глухую сосущую боль.

 Откуда-то словно со стороны доносилось до его сознания беспристрастное и неоспоримое словно пророчество:  « Поедешь прямо, опрокинешь мотоцикл на куче, коляска захлестнет Надю. Отвернешь направо – коляска опрокинется и Надя сломает шею. Рванешься налево, мотоцикл, может быть, не опрокинется... Скорее всего, не опрокинется. Срываясь с бровки ты можешь воткнуться в канаву, наскочить на пенек, или на оставленный плуг… »

 Он собрал всю силу и рванул руль мотоцикла влево. А потом, зажав оба  тормоза и сцепление, не уставал вопить:
 « Надя! Дер-жи-и-и-и-сь!!!...»

 Ох! Если бы ему кто-то, хотя бы шепнул заранее, что они ни во что не врежутся, а по ныркам и кочкам съедут с насыпи. Что у него хватит силы сбросить тяжелый мотоцикл с дороги, не выпустить из рук руль и не опрокинуть, не изувечить  людей.

 Надя, поборов потрясение, выбралась из коляски и самостоятельно взобралась на насыпь навстречу спешащим к ней сестре и зятю. Павлович тоже благополучно и как-то незаметно и молча эвакуировался. Семен осмотрел место вынужденной посадки и слегка разогнав мотоцикл по придорожью, самостоятельно выскочил на насыпь.

  И не удивительно. Сейчас его состояние было таково, что он без труда, наверное, смог бы загнать этот мотоцикл и на любой шахтный террикон далекой Горловки, где Семен до армии трудился на вывозке угля.

 Было чудо, но ушибов и повреждений тела никто не получил. Испуги, какие у кого случились, уступили место новым заботам. До самого дома машину и водителя Павлович больше не торопил.
 Не раз и не два Семен вспоминал этот ночной прыжок на мотоцикле.

 Он всякий раз удивлялся – как такой длинный пояс размышлений в критическое мгновение мог протянуться перед его мысленным взором? Как он мог успеть все это внять, осмыслить и оценив ситуацию, выполнить необходимое действие? Видимо и в самом деле в кризисных точках бытия время прессуется до невероятных, ( пятых ли? ), измерений? В какие критические мгновения оно включается? Кто это делает? Из чего состоит механизм этого явления?

 Как ни напрягал он свои скудные мозги, так до конца жизни и не мог разгадать этой диковинной загадки.

 Следующий, после вечерней рыбалки, день принес Семену переживания не менее глубокие.
 Перед обедом Василий Павлович, отворив двери в дежурку, поманил Семена в коридор и показал ему правую руку. От кисти и до плеча рука была покрыта крапивницей. Лиловые волдыри сплошь покрывали кожу.

 – Посмотри чего у меня случилось… – Проговорил он, многозначительно  глянув на Семена.
 – Может быть, тина водяная или еще какая-нибудь инфузория в речке прицепилась? Или… русалка того… поздоровалась… – Попробовал переключить мрачное убеждение Павловича на отвлеченную тему Семен.

 – Да нет. Показывал врачу. Говорит от нервов. Уколы назначил. – И задержав взгляд на лице Семена, добавил – а Володя выехал на место происшествия, выяснять причину… –
 
 От последних слов главного инженера в глазах Семена потемнело наверное не меньше, чем прошлым вечером:  «Не дай Бог этот чекист такую карту обстановки составит, такую причину обозначит, что бедный Павлович переступив через собственную жалость согласится подать на Семена не только в суд.

 И засудят.
 И поделом варнаку. Отвечает тот, кто сидит за рулем. А тебя кто просил? Уважение? Это оставь про себя… Что? Еще и рюмку пил?! Ну, тогда, батюшка, изволь ……. тебя… на …….. .. лет… ! »
 Эти грустные мысли, терзавшие Семена уже несколько часов, прервал все тот же Павлович, легко впорхнув в лабораторию перед концом смены:

 – Володя вернулся и заключил… – При этих словах Павловича у Семена противно засосало под ложечкой, сердце обреченно ухнуло и осело. – Володя сказал, что Сеня принял единственно верное решение! –

 Скоро нечаянная хворь инженера благополучно канула в лету.
 И пусть мне кто-то после этого случая вздумает бредить, что Бога нет.