продолжение. предыдущее тут -
http://www.proza.ru/2014/09/13/265
ГЛАВА 5
С обьявлением о летучке Янек расстарался не по-детски. И хорошо, что результат его работы первым увидел Серафим.
- Ты чего творишь, малой!? - Серафим побагровел до кончиков алых крыл. – Это кто тебя надоумил написать такое? – И он огляделся в поисках подстрекателя.
Вокруг было пустынно, и никто не подвернулся под горячее крыло шефа земного департамента.
- Шестой ангел посоветовал, - с вызовом ответил Янек, - а что?
Шестой был известный интриган, и Серафим терпел его только из-за воспоминаний о молодых годах, когда их ударная бригада во главе с голосом ставила Луну на ее нынешнюю орбиту. Но шестой впоследствии выявил столько тщеславия и гордыни, что все, кто слушал его лунные мемуары, считали постаревшего ангела единственным перемещателем небесных тел в пространстве. Эта неколлективистская черта характера и не позволили шестому выбиться хотя бы в двадцатку херувимов. Да и голос, став начальником солнечного Главка, шестого ангела недолюбливал, хотя и признавал его вклад в практику приливов и отливов на голубой планете.
- А у тебя свой ум есть или ты только советчиков слушаешь? - Серафим едва сдержался, чтобы не дать ангелочку подзатыльника. - Что тебе было велено написать? - риторически воскликнул он в безмолвное пространство. - Обьявление было поручено написать! И кем? Самим начальником Главка! А ты что сотворил?
- Зато всем видно, - сказал упрямо Янек. – И я выделился, как исполнитель, вы же сами говорили…
- Кому видно? - закричал Серафим, но вспомнил предупреждение голоса об утечке информации и перешел на злой шепот. – Кому видно? Нашим друзьям и партнерам из других департаментов? Ты хоть знаешь, сколько у нас друзей в солнечной системе?
- Да, знаю, - кивнул Янек, - вы всегда говорили, что нас окружают только друзья.
- Хвала голосу, что наш департамент с Земли не виден, неужели предвидел, что кто-то сотворит такое? - Он даже отвернулся от обьявления, чтоб негодование не подогревать.
От пика Бабушкиной горы до самой высокой точки хребта Матери, над ажурными лепестками антенн станций земленаблюдения, поверх огромных окуляров дальновидения - над всем немалым техническим хозяйством департамента был натянут трос, на котором висело, как дырявая простыня, пятикилометровое белое полотнище с черными буквами -
НЕСТЕРОВ – НАШЕ ВСЁ!
Все во вторник на летучку в 12-00 с участием главы Главка.
- А дырки-то ты зачем в полотнище сделал? – остывая до нормального алого цвета, спросил серафим
- Я такое у русских в Москве видел, - признался ангелочек, - когда на дефолт к ним летал, перетяжка называется.
- Не прогуляй ты школу, Янек, из-за их дефолта знал бы тогда, без атмосферы нет и ветра. Дырки в земных перетяжках, чтобы уменьшить парусность.
- А я думал, для красоты, - разочарованно протянул Янек.
- Для красоты ты сейчас напишешь нормальное обьявление и повесишь у кассы. В воскресенье будет выдача ресурсной энергии, все придут и увидят. Тебе бумаги для обьявления дать или сам найдешь?
- Из тетрадки в клеточку подойдет?
- В самый раз будет, - утвердил Серафим формат документа. - Да, вот еще что. Ты про лемурийцев помнишь?
- Рассказывали,- ответил враз притихший Янек.
- Тогда внимай! - Серафим стал чеканить слова. - Возможно, твой шедевр уже видели. Не спорь, слушай! – одернул он нетерпеливого Янека. - Если станут интересоваться коллеги из смежных департаментов, отвечай, что случилась опечатка – вместо Пушкина принтер вписал другого автора. Фамилию Нестерова забыть, отрицать, будто его и не было, вали все на технику. Понял, малец?
- Понял, понял, - ответил Янек. - Ну я пошел, сниму эту красотищу.
И забурчал, взбираясь на Бабушкину гору, : - А шестой мне ничего и не советовал, я сам спросил, как лучше написать обьяву. Чай, не маленький уже.
Серафим понял, почему шестой ангел Янеку такое присоветовал. На летучке шестой должен докладывать досье по Нестерову и хочет, чтобы как можно больше свидетелей было, когда голос похвалит его за проделанную работу.
В положительной оценке доклада Серафим сомневался, но шестого принципиально не контролировал, чтоб не создавать повод для склок, хотя понимал, спрос будет и с начальника.
***
Когда в подлунном мире пропикало полуденно, и на всех циферблатах большая стрелка закрыла маленькую полностью, в алмазном облаке звездной пыли возник голос.
- Длинных вам сроков службы, коллеги, - поприветствовал голос многочисленную аудиторию; летучки с его участием всегда проходили при аншлаге.
Взметнулись в ответ сонмы крыльев. Затрепетали, теряя пух и перья.
- Перед тем, как начать летучку, - сказал голос, - я хочу сделать заявление.
Он опустил глаза, сосредотачиваясь.
Пред престолом, алым полукругом парили шестикрылые серафимы. Чуть поодаль дисциплинированными шеренгами стояли лазоревые херувимы. Галёрка сверкала ангельской белизной в обычном беспорядке.
- Последнее время мне часто докладывали, что люди ждут конца света, - начал голос в нижнем регистре. - Но вы знаете: Земля не может быть разрушена, её кварцевый слой - архив мирозданья. И ваш департамент создан для защиты кварца от малейшего вмешательства. Так повелось еще со времен моей бабушки. - И понизив регистр до уровня крайней признательности, голос выдохнул проникновенно: - Да будет всё благополучно в её Третьем мире!
Знал, что непременно донесут слова.
Бурное шевеление в рядах выразило полную солидарность с оратором.
- Но обратимся к повестке дня, - продолжил голос служебно. - В результате исследований, подчеркну, сугубо предварительных, установлено, что причиной ослабления кварца в некоторых территориях стали люди.
Но не в нашей компетенции устранять их, как помеху. Если кто помнит лемурийцев, тот знает, кто таким правом обладает.
- Матушка!- ужас содрогнул ряды.
- Самый тревожный пример аномалии, - продолжил начальник Главка, - некто Нестеров. На нем и предлагаю сосредоточить внимание вашего департамента, чтобы в дальнейшем подготовить обоснованное резюме для принятия радикального решения в более высоких инстанциях. Для начала предлагаю заслушать досье фигуранта.
Шестой ангел уже бесцеремонно расталкивал коллег, пробиваясь ближе к престолу.
- Кто докладывает?
- Я! Я! – закричал шестой, размахивая черной папкой, словно вертолетным винтом. Встал пред престолом, медленно обвел взглядом коллег, папку продолжал держать над головой.
- Чего ты ждешь? – спросил голос в недоуменной интонации.
- Тишины и внимания, - ответил шестой,
- Н-да, - отреагировал голос. И наступила мертвая тишина. – Излагай.
Шестой раскрыл папку и начал доставать из нее документы и справки на Нестерова – как долго болела мать после его рождения, сколько окон разбил во дворе, сколько раз покупал бюллетень, с каких сумм не заплатил налоги, сколько женщин соблазнил и бросил…
"Интересно, про диван он выяснил?" - подумал голос.
- И последнее, - сказал шестой, закрывая папку. – Нестеров – пьяница. Но пьет только ирландские сорта. – Он победно взглянул на собравшихмя в уверенности, что коллеги оценят фундаментальность проделанной работы.
Стояла тишина, хоть ножом режь.
- Да, не пряник этот Нестеров, - в стиле начальственного размышлизма сказал голос.- Скорей, сосиска в тесте. Но скажи мне, шестой, почему ты решил его недостатки в графу грехов занести? - И не дождавшись ответа, сказал в спину остолбеневшего ангела: - Ты был знаком с моими критериями. У людей нет грехов, - произнес голос циркулярно. - Вернее, есть один. Все остальное - ошибки или недоразумения, заблуждения или мании. – Он помолчал, решая продолжать ли список. - Вот в таком, значит, ракурсе мою позицию понимать следует. Всем понятно?
- Да! - грянуло, как на параде.
- Тогда минус один. - Голос дунул на шестого ангела.
В Антарктиде обвалился край векового льда, и одним айсбергом стало больше.
***
- А может, его на другую должность надо было? – стараясь, чтоб не прозвучало протестно, спросил Серафим. – Опытный сотрудник, проверенный.
- Помнишь, ты рассказывал о высших силах? – спросил голос. Он стоял поодаль, в одиночестве, к Серафиму спиной.
Серафим по мизансцене понял, как отвечать: - Я ни одного разговора с вами не забываю. А о высших силах особенно.
- Вот это иногда и надо показывать коллективу, - отрезал голос. - Ты как полагаешь, мое решение правильное? – Голос повернулся, явил лицо начальника Главка.
- Убедительное очень решение, - вывернулся Серафим. Но взгляда выдержать не смог. - С вашего разрешения пойду исправлять досье.
- Янеку дай исправлять, - приказал голос.- Пусть он мне свое мнение об этом писаке побыстрее представит. Янеку поручи! И никаких старых и проверенных. Здесь другой взгляд нужен – не твой и не мой. Ясно, Сима?
«Сима» прозвучало на теплых вибрациях. И у шефа земного департамента отпустило под средним левым крылом, и снова ему захотелось куда-то лететь и совершать подвиги.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Больница имела огромную, в царских еще границах, парковую территориию. Лечебные корпуса скрывала зелень столетних дубов, кленов и каштанов.
"Какой оазис в центре города!- подумал Димка. - Сама природа должна лечить. Не дураки цари были. Но юдоли печали не стать оазисом радости. Сколько бы гектаров ни занимала."
Он бывал у Колыванова пару раз, потому и шел - без расспросов и оглядки - поперек широких аллей, по путающей ноги нестриженной траве, к рентгенологическому отделению.
- Ты чего такой? - спросил Колыванов вместо приветствия.
- Какой такой? - испугался вопроса Нестеров.
- Свеженький, будто с курорта, - похвалил Колыванов. - Хорошо выглядишь.
- Тебе все шутки шутить, Колыван, - возмутился Нестеров. - Давай смотри быстрее, чего там у меня.
- Рубаху снимаем и залезаем, - приказал Колыванов.
Димка втиснулся меж ренгеновских створок. Коснулся спиной холодного стекла.
- Подбородок выше. Вдохнуть! И не дышать!
Через несколько секунд аппарат зажужжал, лампочка полыхнула красным.
****
- Эй, малец! Шустрик! Янек! - позвал голос. - Иди сюда! Это что у них за аппарат такой с красной лампочкой?
- Этот что ли? - ангелочек взглянул на монитор. - Рентген,
- И чего фигурант в него полез?
- Он просветить себя насквозь хочет. А вам разве интересно?
Голос прильнул к экрану, но ничего, кроме самой кабинки, не увидел. А когда обернулся, то Янека и след простыл. "Дерзкий парнишка", - отметил голос без оргвыводов.
***
- Эй, ты чего, парень? - услышал Нестеров голос Колыванова. - Выходи, щелкнули тебя уже. Сомлел, что ли?
- Да нет, все нормально, - обманул Димка. - Задумался я что-то.
- Ну-ну, тебе виднее, - подозрительно сказал Колыванов.
- И чего там у меня? - нетерпеливо спросил Нестеров.
- Счас проявят, посмотрим, - ответил Колыванов. - Может, пока по чайку?
Поскольку Колыванов бутылками не брал и все об этом знали, то чай у Саши всегда был отменный. Плохого чая пациенты Колыванову не дарили, понимая роль рентгена в свой жизни.
- Слушай, Димон, а ты что? рентгена боишься? - спросил Колыванов, ссыпая в стеклянную колбу с кипятком пахучие листочки. - Ты такой бледный стоял, как будто
смерть с косой увидел.
И глянул на Нестерова диагностически.
- Не знаю, Саша, но показалось мне на секунду, что кто-то сквозь меня смотрит, аж сердце зашлось, - ответил Нестеров. - Ты вообще к чему всё это?
Колыванов перевел взгляд на колбу с заваркой.
Напиток приобрел темно-рубиновый цвет, отсвечивая с края кровавым. Чаинки осели, лежали на дне бархатной стружкой. Колыванов постучал по колбе ногтем. Словно рыбок собрался кормить.
- Да показалось мне, что ты немного... - Колыванов задумался, подбирая слова, - немного внушил себе что-то. Такое бывает. Вон у людей раны начинают появляться. Там, где у Христа гвозди были. Стигматы это называется. И голоса случается услышать...
- То есть ты думаешь, что я тронулся? - напрямик спросил Нестеров.
- Ну подумал-не подумал. Не в том суть. Ты ведь упомянул, что с водочкой завязал вроде. Не исключены после этого всякие странные состояния. Особенно для натуры творческой.
"То ли комплимент, то ли правду сказать хочет," - подумал Димка.
***
- Я ничего не пропустил? - спросил вернувшийся Серафим. Он был доволен и весел.
- Чаи гоняет, - ответил голос.
- Теперь мы даже услышим, как он его прихлебывает. Ребята расстарались, синхрон наладили, - сказал серафим, потирая два верхних крыла. А двумя средними он уже нажимал на кпопки. - Сейчас, сейчас он у нас заговорит.
- Расскажи, что задумал, - попросил голос.
- Вам же нельзя вмешиваться, - напомнил серафим, - а знание такое же вмешательство.
- А тебе можно?
- Мне тоже нельзя, но вы меня прикроете, если что, - откровенно ответил Серафим. - Разве не так?
- Прикрою, конечно. Если будут спрашивать, можешь сказать, что устанавливал длину дивана по моему заданию. Кстати, а ребро?
- Ребро? - энергично удивился Серафим . - Это не мы. Оно само выросло. Может же человек какой-нибудь атавизм в себе ощутить? Нет, ребро, это не наша работа, - убежденно сказал Серафим, и в этом повторном отрицании голос уловил фальшь.
- Сима, а мысли нельзя услышать?
- У нас такой аппаратуры уже нет, - опять энергично ответил серафим. - Ваша матушка всё тогда порушили. Запрещено-с. И запахи мы слышать не можем.
"Темнит Сима, подумал голос, сам же говорил, что слышал, как фигурант думает о переводе слова "виски" на русский. Темнит! Но зачем?" ***
Чайный аромат был чудесным. И не чайный вовсе. Скорее, духи.
Нестеров взял упаковку в руки, покрутил. Пачечка была в иероглифах и оказалась твердой. А на столе выглядела мягкой.
- В советской жизни такие упаковки осьмушками называли, - припомнил Димка, - дефицитом были. Особенно с тремя слонами. А это чье производство?
- Ты думаешь, я закорючки читать умею? - улыбнулся Колыванов. - Мне написанное неинтересно, мне вкус важен.
- Ты это сейчас, как писатель сказал, - отметил Нестеров, - важны не слова, важен смысл слов. Смысл смыслом, а долго еще снимок проявлять будут?
- Ма-ша! - заорал Колыванов в железную дверь соседней комнаты. - Мария! Последний снимок где?
- Несу, Александр Викторович!
Двинув тяжелую дверь сначала, видимо, "кормой", а затем - на людях, придерживая ее не менее упругим бедром, в рентген-кабинете материлизовалась и вся остальная Маша. Обеими руками - на отлете, словно что-то грязное, она держала за углы еще влажный рентгеновский снимок.
Маша вся была в белом и накрахмаленном. Нестерову показалось, что она прямо из душа и он чувствует аромат геля.
- Машенька, ты чаю хочешь? - спросил Колыванов.
- Цвет красивый. Это кто же принес? Я такой пачечки не помню, - присмотрелась Маша к заварке.
- Вот и зацени орально, как ты любишь.
Колыванов перехватил у Маши снимок, привычно и ловко подсунул его в зажим светового планшета:
- Дмитрий Николаевич, вот поди, посмотри, как мы с Машей умеем писателей просвечивать.
И вернулся к столу, где Маша уже разливала чай.
Нестеров подошел к планшету, глазами начал пересчитывать ребра на снимке, сбился. Начал снова, помогая уже пальцем. Снова сбился. "И зачем я считаю?" Плюнул в сердцах, стал среди тощих палочек выискивать перпендикулярное и широкое.
Все выглядело уныло симметрично. Не было лишнего ребра на снимке.
"Парадокс жизни: я чувствую, а обьективно этого не существует", подумал Димка.
- Димон, все у тебя в норме, никаких аномалий, - видя растерянность Нестерова, сказал Колыванов. - Вот и Машенька подтвердит. Правда, Машенька? - спросил медсестру Колыванов. - Мария-Магдалина ты наша.
Маша как сидела в халатике снизу незастегнутом, так даже и бровью не повела, чтоб прикрыться.
-Не-а, не подтвержу, - сказала Маша томным голосом. - Почему я всегда должна что-то подтвержлать? Так никакой личной жизни не хватит.
- Норовистая кобылка, - вырвалось у Нестерова.
- Ну не скажи, - примирительно среагировал Колыванов.
- Вот вы сами свой чай и пейте! - все-таки обиделась Маша. - А я домой пошла.
И ушла, утащив за собой шлейф мускусной отдушки.
- Младший медперсонал, - сказал Колыванов, когда Маша скрыла железной дверью свою завлекательную фигуру, - что хотят, то и делают. А где таких красивых девочек на двенадцать тысяч найдешь? Причем, не на час, а за месяц. Слушай, Димон, я сейчас на минуточку отлучусь. А ты меня подожди, ладно?
"Может, Сашка снимок подменил? - думал Димка.- И у меня там... Тьфу! какая подмена? При мне же Маша мокрый принесла. А может, и не ребро это вовсе? Может, просто мышцу какую заклинило. Она и тянет".
Отхлебывая уже остывший чай, Нестеров снова подошел к планшету со снимком.
Все было, как у людей. Ребра, позвоночник. Затемнений нет. Норма.
- Ну и чего высмотрел? - прокоментировал мизансцену вернувшийся Колыванов.
- Саш, а рентген мышцу может показать или только кости? - спросил Нестеров.
- Вот те крест, - дважды махнул рукой Колыванов, - ничего у тебя нет. Я у Чехова палочку Коха увидел бы. А тут лишнее ребро прозевать!
- Это не Чехов, - обьективно сказал Нестеров.
- Как не Чехов? - удивился Колыванов. - У него же туберкулез был.
- Это Михаил Светлов, советский поэт, - уточнил Димка, - это он по поводу своей болезни пошутил: "Я хожу, опираясь на палочку Коха".
- Остроумно, - отметил Колыванов. - Впрочем, какая разница отчего люди умирают? Неприятнее, когда болит. У тебя ведь не болит?
- Нет, - для верности Нестеров даже покрутил плечами. - Чувствую слегка что-то... лишнее. А так - нет, не болит.
- Ну, если ретген ничего не показал, пальцами щупать я тебя не буду. Или помять все-таки?
- Я тебе не Мария-Магдалина, - ехидно ответил Димка, - а ты - не Христос.
- Ну вот и хорошо, что про Лазаря забыл, - засмеялся Колыванов, старый друг. - Теперь я вижу прежнего Димона.
***
- Сима, а чем они вообще занимаются? - спросил голос. - Ну люди, из которых Нестеров, - уточнил он, увидев недоумение шестикрылого.
- Живут-выживают, - пожал плечами Серафим.
- Все так существуют, - согласился голос. - А именно эти? - Он кивнул в сторону мониторов, которые показывали в этот момент разные части Восточной Европы. - Что они производят? Может, кварц у них в переработку идет, потому и исчезает бесследно? - поделился он с Серафимом внезапно вознишей догадкой.
- Что производят? - переспросил Серфим в задумчивости. - Футбол у них, вроде, на подьеме. Багажник ногой придумали открывать. Опять же балет... - Серафим затруднился с продолжением.
- Руками-то они что делают? - раздражаясь от неопределенности, перебил голос. - Я же голову имею ввиду!
Серафим лукавить не стал:
- Если вы конкретно о голове, то вынужден буду разочаровать. Не работают они головой в последние годы. Могу Янека послать, он уточнит, с какого именно года не работают.