1
Я родился за пять лет до его смерти.
Не берусь утверждать, что я смотрел тогда гонку и наблюдал, как Его болид вылетел в том злосчастном повороте. Но что-то мне подсказывает, что я видел. Возможно, эта картина навсегда отпечаталась в моей памяти, иначе почему, я едва не повторил в точности Его действия чуть больше двадцати лет спустя? И все-таки, не гарантирую, что авария произошла на моих глазах, хотя почти уверен в этом. Но за что могу ручаться, ту страшную гонку – «Черный уик-энд», как называют ее - точно смотрела моя мать. И знаете, если бы в тот момент, когда слезы с ее глаз лились как дождь на Сузуке, а глухие рыдания были подобны раскатам грома на той же Сузуке, (то есть, в момент, когда Его уже не стало), кто-нибудь сказал бы маме: «Твой сын тоже будет гонщиком»… Она бы все сделала, только бы я не стал! Она бы все сделала, только бы сынок никогда не повторил Его судьбы. Господи, почему, почему ей тогда никто ничего не сказал?..
2
Чьей идеей было посадить меня в карт в три года? Наверно, это была идея папы. Его можно понять, ведь как любят замечать журналисты «автоспорт стал частью моей жизни еще до моего рождения». Оно и неудивительно, дед – трехкратный чемпион мира в классе GT, брат деда – победитель престижнейшей гонки на выносливость, и вдобавок ко всему, давнишний пилот Формулы1. Он выступал в Больших призах между 1959-м и 1968-м годами, сумев даже разок вспрыгнуть на подиум, и приговорить там бутылочку шампанского. Видимо отец решил что, с такими родственниками, куда же мне деваться кроме как в картинг. Сам он гонщиком не был, но хотел воплотить эту мечту в сыне. То есть, во мне.
Досадно, что ни отца, ни мать ничему не научила Его смерть.
3
Мир называл его Айртон, для меня он был просто Он. В таком обращении крылось глубокое уважение, такое глубокое, как подводные желоба недалеко от Сингапура. Я мог бы тоже звать его Айртон, но так звали Его миллионы людей, и я предпочитал именовать этого великого гонщика по-своему. Думаю, что начал делать это, после того как однажды мать заметила: «Сын, ты так похож на Него». И я сразу понял, какого человека она имеет в виду. Наверно потому что мама произнесла это после моего перелома позвоночника, который я получил в 20 лет, на старте гонки в Венгрии. Почему мама сделал такое сравнение именно тогда? Может потому что от страшной боли я позволил себе плакать? Или потому что лежал с горящими глазами и говорил только о возвращении в гонки? А может, потому что я тогда чуть не разбился? Не знаю. Я быстро поправился впрочем - 4 недели хватило, чтобы восстановиться. «Да ты в кокпите родился, парень» - поговаривали приятно удивленные врачи. «А отец считает, что на картодроме» - парировал улыбкой я.
Бог знает, я тогда здорово не хотел быть похожим на Него.
4
Период времени - от момента, когда трехлетним карапузом усадили меня в карт, и до того, как лежал в госпитале с травмой позвоночника - помню плохо. Самым важным в своей жизни я считаю, ну естественно, выступления в Формуле1. Их припоминаю, только отдельными кусочками. Началась вся эта каша в 2011-м, когда я тестировал все, что могла мне доверить опекавшая меня итальянская конюшня. Надеялся занять там кокпит, однако же, был слишком молод и неопытен, чтобы сразу попасть в топ-команду. И потому, два года спустя я стал боевым пилотом, в самом неудачном проекте Формулы1 - британской команде под российским флагом, выкупленной у американцев. Впрочем, рад был и такому раскладу событий. Мечта сбылась – я дебютировал в Королеве автоспорта.
Команда с нежно-трогательным названием Ма’уся в принципе меня устраивала. Конечно, показать там что-то было трудно, зато какой-никакой а болид Формулы1. Механики постоянно хотят его убыстрить всеми способами, есть надежда на лучшее и широкий простор для мечты и для гонок. Опять же начальство довольно мной чрезвычайно, поют дифирамбы моей природной скорости и покойному брату деда. А еще в команде отличная атмосфера, никто не грызется между собой, и напарник попался классный.
Но меня больше интересовала машина.
5
Я люблю свою Ма’усю. Бывает, я разговариваю с ней. Это странно, но да я и не претендую на звание нормального. Сажусь перед ней на колени в нашем боксе, стараясь подкараулить момент, когда там минимальное количество механиков, и начинаю вести долгие монологи. Я говорю на французском языке – и даже не потому, что на нем можно выразиться намного изящнее и витиевато, и не потому, что это мой родной язык. Главенствующая причина – что бы британские механики меня не поняли. Видите ли, я веду личный, почти интимный разговор со своей машиной, которую считаю девушкой, и этот разговор не должен греть чужие ушные раковины.
Обычно это происходит перед гонкой. Нежно обняв ее за то место, где начинается кокпит, я говорю:
- Ма’уся, завтра у нас с тобой гонка. Я надеюсь на твою помощь. Я постараюсь не сделать тебе больно, только ты мне тоже, ладно? Трасса такая сложная.. Мы будем осторожны в третьем повороте, хорошо? Ма’усь, надежды на очки почти нет, но мы сделаем все возможное ладно? Мы будем бороться?
Она не отвечает. Она никогда не отвечает. Но мне кажется, что машина прекрасно понимает меня. Особенно, в гонке. Моя Ма’уся – совершенно необычная машина. И мне часто кажется, хоть это и глупо, что под ее углепластиковыми деталями скрывается хорошенькая девушка. Наверно, эта фантазия навеяна названием нашей команды. Ма’уся – какое прекрасное имя, если я не ошибаюсь, русское.
Я думаю, Он тоже разговаривал со своим болидом.
- Ты не подведешь меня? – наверняка интересовался бразилец перед каждым стартом.
Четырехколесный друг молчал, так же как и моя Мау’ся. И так же в каждой гонке доказывал преданность своему, так скажем, наезднику. В итоге, правда, болид подвел, и влетел в бетонное ограждение трассы, закончив тем самым жизнь великого гонщика.
6
За почти два года выступлений в команде, со мной случилось от силы 5 хороших гонок. Из 34-х гран-при только 5 хороших гонок, я не шучу. Но мне никогда не приходило в голову винить в этом Ма’усю, механиков, ФИА или меня. Я не особо думал о неудачах. «Если мне не повезло в этой гонке, то повезет в следующей, или в следующей за следующей, или через пять гонок, но мне точно повезет» - сказал однажды Он. Полностью согласен с этой фразой. Пять удачных выступлений тоже неплохо, я вспоминаю о них и рад, что есть что вспомнить.
Малайзия 2013 - тогда я чуть не сотворил рекорд трассы в квалификации, на своей-то машине. Барселона 2013 – гонка, где я ехал с бешенным темпом, пока не сломал свое переднее антикрыло. Великобритания 2014 - невероятная квалификация, и полная борьбы гонка. Сингапур 2014 - в какой-то момент я был на виртуальном подиуме, и не натвори мы проблем с резиной, приехал бы не далеко. Ну и конечно, Монако. Монако 2014.
7
«Маленькое чудо Ма’уси» - так назвали лучшую мою гонку в тандеме с этой красно-черной красавицей. Причем, лучшую гонку не только для меня в Формуле1, еще и самую выдающуюся за всю историю этой российской команды. И даже в бытность ее американской, лучше выступления не было. Да, Гран-При Монако определенно удался! Я принес Ма’усе первые и единственные два очка. При всем при том, что я финишировал 8-м. Понимаете, восьмым! Одну позицию у меня сняли из-за штрафа. Но дело не в этом. Счастье мое - ни Макс, мой напарник, ни ребята из двух других маленьких команд, ни безбашеный венесуэлец – очков в той гонке не набрал ни один из них. А моя машина набрала. И заняла 8-ю позицию. То есть в тот момент ее возможности реально позволяли бороться за что-то большее, чем место в хвосте пелетона. Ма’уся боролась за очковую зону! И – выиграла эту борьбу!
Это был самый невероятный финиш в моей жизни, однозначно. Это действительно было чудо, и я бы сказал, немаленькое. Журналисты позже выразятся в своих статьях, что я набрал очки «благодаря множеству сходов и собственной активности». Нет, я набрал их благодаря Богу. И еще своим механикам.
Я плакал от счастья после финиша.
8
Я счастливчик – у меня были друзья в Формуле1. Ну то есть, они и сейчас там в принципе есть, просто в гонках уже нет меня. Вообще, я поддерживал неплохие отношения со всем пелетоном, но друзей было не много. Это – мои соотечественники Эрик и Ромейн, оба пилоты не самых сильных команд. С Ромейном мы часто боролись на трассе, ибо машина его в 2014-м была «ой, как плоха!». Эрик же всегда был на голову выше меня в плане болида. Но не по пилотажу! Мы все были не много одного уровня. И это нас сближало. Странно, хотя с Ромейном гоняли еще в младших сериях, и были дружны, отношения с Эриком все равно лучше. Может потому, что мы вместе учились в итальянской гоночной академии, не знаю, просто лучше.
Еще к числу друзей относиться Макс - мой напарник. Отличный парень! Хоть и британец, но мы сошлись характерами. Он буйно-веселый и позитивный. Я спокойный, но тоже позитивный. На трассе мы иногда боролись, однако, как правило, моя Ма’уся обычно была немного выше. Но едва ли это мешало нашим отношениям. Мы были дружны, насколько могут быть дружны только два пилота маленькой российской команды. Иногда даже размышляли, что было выступай наш дуэт за что-то более сильное. Мечты уводили нас вглубь боксов самых топовых команд, где ни он, ни я никогда так и не оказались. Макс – потому что был тем парнем, которые получают «проезд по пит-лейн за въезд на пит-лейн» и не имел достаточных денег, я – потому что не имел достаточных денег и еще потому, что в последствие не здорово выступил в самой мокрой гонке сезона. В любом случае, наша карьера в Ма’усе были счастьем для нас обоих. Это было лучшее time of our life, несомненно. Когда ты в маленькой команде, твою жизнь не сильно омрачают журналисты, твой день не расписан до секунд, и ты можешь вволю веселиться со своим напарником. И я веселился! Даже сейчас, я иногда вспоминаю Макса. Ведь мы были дружны чрезвычайно и за два года совместных выступлений, не поругались ни разу.
Если я похож на Айртона, то Макс определенно не Ален.
9
За всю свою гоночную карьеру, только одно страшное воспоминание. Я видел смерть в Формуле1.
Умерла девушка. Красивая тестерша нашей команды, которая как ни больно об этом вспоминать очень и очень мне нравилась. Я тогда тестировал болид индийской команды, она уже была в Ма’усе. Мария за рулем «Ма’уси», звучит классно. Были тесты, и это был 2012-й, и она разбилась. Врачи долго пытались спасти, сделали уйму операций, но прошло немного времени, и она скончалась от полученных травм. Это сейчас я могу говорить об этом спокойно. Потому с того момента прошло какое-то время да и сам я… А тогда просто, мы просто плакали: я и Макс. Так получилось, что были вместе, когда узнали, что ночью Мария умерла. И мы плакали, и Макс спросил тогда:
«Jules, а мы не окажемся на ее месте?»,
«Нет - говорю я – Мы не окажемся».
Интересно, припомнил ли он год спустя этот разговор?
10
Так или иначе, Формула1 это вся моя жизнь, и смерть моя возможно тоже, ибо одно перетекает в другое, а в Его случае - переезжает. Я не исключаю, что могу умереть из-за гонок, точнее, из-за гонки, одной какой-нибудь нехорошей дождевой гонки, какие так любил Он и какие так ненавижу я. Ну вот и еще одно различие между нами, надо бы запомнить, а то их не так и много.
С чего взяла мама, что я похож на трехкратного чемпиона Формулы1? Смотрю в зеркало, и думаю: ну что у меня от него? Я спокойный! Я плачу не так уж и часто, последний раз дело было на ГП Монако. Я не имею привычки психовать. Я француз. У меня нет ни одного подиума в Ф1, что уж о титулах.
Мама говорит: взгляд. У меня его взгляд. Е-рун-да! Не умею я так печально смотреть из-под шлема. От кого-то слышал, будто улыбка моя напоминает великого Айртона. Ну не бред ли? Есть мнения, что я такой же … благородный, хм, не знаю, что сказать на это.
И все же, иногда сравнения не беспочвенны. Некие сходства у нас есть. Оба начинали в маленькой команде (а я и сейчас там) и сделали в них небольшие сенсации, оба упорные, оба немного замкнутые, оба не нормальные. Правда, ненормальные в разной степени, я например Бога на трассе не лицезрел. А Он видел. Или, говорил что видел.
А может, Он просто посмотрел в зеркало?
11
Сезон 2014, то есть, первые 14 гонок сезона 2014 выдались спокойными. О чем это я? – Ах, да, совсем не было крупных аварий. Случались небольшие эпизоды, вроде того что финн снес рельс безопасности в Силверстоуне, россиянин загорелся на Хоккенхайме а бразилец пару раз столкнулся с дерзким датским новичком. Но это мелочи. Когда самая жуткая травма – ушиб колена, гонки перестают быть гонками. Это просто езда в условиях тотальной безопасности. И это расслабляет пилота, сильно расслабляет. Формула1 обезопасилась настолько, что на место Эрика собираются взять одного голландского мальчика, с особенно богатым папой. (C’est un roturier, vous aurez beau dire).
Такой расклад несколько приелся, однако же, специально менять его не хотелось. Нет-нет, я не желал аварий, я жаждал разнообразия. Я ждал, что ситуация немного измениться сама. Например, грядущее ГП России, может быть, немножко раскрасит чемпионат? Новая трасса, новая обстановка. Будет непривычно и интересно. И вдруг, появиться еще один шанс на очки? Кто знает, сколько еще чудес Бог припас для меня в этих гонках.
Жаль, но я так и никогда не побывал в Сочи.
12
Самая запоминающаяся гонка в моем исполнении – несомненно, ГП Японии. Я не ждал от нее ничего хорошего, а все почему-то ждали от меня очков. Но на Сузуке мне было просто страшно: дождь лил так, что кажется, будто над трассой навешали тюля. Серьезно, видимость словно забрало моего шлема измазали чем-нибудь мутным и противным. Но самое неприятное даже не в этом – в скользкой трассе. И вздумалось же им проводить гонку в таких условиях. Ну да, конечно, за трансляцию заплачены и большие деньги, и стоит ли их терять, из-за возможной опасности для пилотов? Руководство, считает, что не стоит. Дескать, вы же гонщики и так рискуете всю жизнь, почему бы не и покататься на мокрой трассе. А я готов спорить на комплект софта: кто-нибудь сегодня обязательно попадет в аварию. Как оказалось, этот кто-то на слабой машине из маленькой команды. На слабой красно-черной машине из маленькой российской команды. Французский пилот на слабой красно-черной машине из маленькой российской команды.
Я
13
Этой сейчас вспоминать о тех событиях легко. Ведь я комфортно лежу в госпитале у себя на Родине, и пусть пока не могу двигаться, говорить и видеть, да и вообще не пришел еще в сознание. Но дело идет – я уже дышу без аппаратов, немного разбираю голоса окружающих и могу думать. Учитывая то, что со мной случилось, это явный прогресс.
А случилось со мной вот что. Как я и полагал, мокрая трасса была ужасна. Она была скользка настолько, что я уже почувствовал себя Фабьеном Бурза, удерживающим свою Ма’усю словно Натали Пешала.Но для фигуристов любой лед скользкий и это совершенно нормально, в то время как у меня аллергия на дождевые гонки. И как же Он мог вести болид к победам в таких условиях? Безумец. Но вернемся к событиям той гонки. Я скользил по трассе вслед за пелетоном, когда вдруг прямо на моих глазах немецкого гонщика вынесло с трассы. Он смачно впечатался в барьер из покрышек, такое ощущение, что я слышал звук. Спустя пару десятков секунд, на трассе и на моем рулевом колесе, появляются желтые флаги. Двойные желтые флаги – повышенная опасность. Почему не красные – остановка гонки?! Почему не выезд машины безопасности?! По- че-му?! С дрожью в тормозах я миновал то жуткое место, однако круг прошел, и я вынужден был снова проезжать мимо него. К машине немца подкатил огромный, тяжелый трактор, что должен был эвакуировать болид. И тут моя Ма’ уся начинает терять контакт с мокрой трассой. Я вхожу в восьмой поворот – в тот, где вынесло немца – и понимаю, что живым оттуда уже не выйду. На скорости 203 км/ч я лечу в трактор. Бум! – и перед глазами уже сплошной мрак, такой мрачный, словно впитавший в себя все возможные в мире виды мрака.
14
В кокпите на тот свет? Voila une belle mort! Ты уже проверяешь наличие ада и рая, пока на трассе машут красными флагами, а врачи и маршалы бегут к твоему искореженному монококу. Да именно к монококу. Болидом это уже не назовешь: колеса разметались на трассе как бредивший человек по постели. Врачи извлекают твои остатки из кабины, все экраны камер от этой кабины отворачиваются. (Еще бы, что бы бедные зрители созерцали такое дело!)
На подиуме гонщики стоят с печальными лицами, твои шокированные механики подпинывают третьего пилота, чтобы не особенно радовался, зрители в замешательстве ищут новости в твиттере о твоем состоянии. А тебе уже безразличны их сообщения-поддержки, ты уже умер. Или, близок к тому, что бы умереть.
15
«- C’est un sujet nerveux – il n’en rechappera pas
- Le sort de mon fils est en vos mains
- Tout ca est bel et bon mais il faut que ca finesse
- Je vous en conjure..»
16
Но я не умер и пока не собираюсь. Не могу сказать, что сейчас я в лучшей форме, но «пациент скорее жив, чем мертв». С недавнего времени, не скажу точно с какого, ко мне вернулась возможность думать. Я вроде бы как постоянно сплю, но периодически созерцаю полусны-полу воспоминания, и способен размышлять. Эта способность пришла не сразу, а когда пришла, то многих вещей я не помнил. А именно кто я, где я, и что со мной произошло. Но мог слышать, и все что улавливали мои уши, я переваривал и натыкался на некоторые открытия. Что-то определенно помнил и без того, что-то сумел вспомнить, так что картинка восстанавливалась. Вспомнилась авария, вспомнились моменты биографии, вспомнились родители и Он, тоже вспомнился. Наверно, тогда в детстве, я все-таки видел его аварию, и этот образ остался со мной даже после такой жуткой травмы головы. О травме я тоже кстати вспомнил. Осознавая все то, что уже успел рассказать до этого, я старался упорядочить данную информацию. Я понимал, что могу обдумывать все это и связно рассуждать.
А вот чувствовать почти ничего не могу. Чувствовал бы – уже от боли б сдох.
17
Воспоминания приходили порциями: то я отчетливо помнил последовательность всех наклеек на моей Ма’усе, то забывал, сколько мне лет, и кто я по национальности. Что скрывать, я имя то свое вспомнил недавно: просто услышал, как мама – ее голос я запомнил – произнесла его. «Милый Жюль, сможешь ли ты когда-нибудь открыть глаза?» - печально спросила она. Смогу, мама. Я же могу слышать тебя, разве видеть, такая уж проблема? Главное, что я имею возможность думать, а это значит, что постепенно, силой своей мысли, я смогу и видеть, и говорить и даже двигаться. Я и за руль снова сесть смогу, вот что! Только дайте мне немного времени, дайте мне скопить этих сил. И тогда я обещаю, я вырвусь из этого сна. Я увижу свет в этом густом тумане. И тогда я смогу обнять тебя, мамоча. И тебя, папа, и тебя любимый брат. Честное слово, я еще встану! Мы еще повоюем, ребята. Мы еще наберем свои очки.
Проклятый туман снова обволакивал мои мысли, унося их куда прочь, в извилистые «Эски» Сузуки. Снова появлялась боль, мучительная и раздирающая мою голову. К счастью, а может, вовсе и не к счастью, разум опять покидал меня, но это не пугало, пройдет какое то время, и думы вернуться. Это происходило уже достаточное количество раз, чтобы не бояться этого. Я почти заснул, только вертелась беспокойная, как мой напарник по команде, мысль:
«Я не похож на Него. Я не похож на Него. Я не похож на Него»…
А я, и правда, не похож. Потому что я выживу. Потому что я обязательно выживу.