Памяти Сергея Есенина

Мила Логвинова
24 декабря 1925 года тридцатилетний Сергей Есенин приехал в Ленинград. Собирался пробыть долго, но прожил здесь лишь несколько дней, последних... 
В те дни он встречался с Н.А. Клюевым, Г.Ф. Устиновым, Иваном Приблудным, В.И. Эрлихом, И.И. Садофьевым [1] и другими литераторами-современниками.
  Утром 28 декабря поэта нашли мёртвым в номере "пять" гостиницы «Англетер» .
Последнее его стихотворение — «До свиданья, друг мой, до свиданья…» — по свидетельству Вольфа Эрлиха, было передано ему накануне.
Есенин жаловался, что в номере нет чернил, и он вынужден был писать своей кровью:

     До свиданья, друг мой, до свиданья.
     Милый мой, ты у меня в груди.
     Предназначенное расставанье
     Обещает встречу впереди.

     До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
     Не грусти и не печаль бровей, —
     В этой жизни умирать не ново,
     Но и жить, конечно, не новей.

31 декабря Сергей Александрович Есенин был похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище…


• А.В. Луначарский:
"Все мы виноваты более или менее, надо было крепко биться за него..."



<> <> <> 

• СТИХИ ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА


Стихи на смерть Есенина, написанные его современниками


***

• Николай Клюев

из "ПЛАЧА О ЕСЕНИНЕ"

* — *
Мы свое отбаяли до срока —
Журавли, застигнутые вьюгой.
Нам в отлет на родине далекой
Снежный бор звенит своей кольчугой
Помяни, чёртушко, Есенина
Кутьей из углей да из омылок банных!
А в моей квашне пьяно вспенена
Опара для свадеб да игрищ багряных.

А у меня изба новая —
Полати с подзором, божница неугасимая,
Намел из подлавочья ярого слова я
Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!

Пришел ты из Рязани платочком бухарским,
Нестираным, неполосканым, немыленым,
Звал мою пазуху улусом татарским,
Зубы табунами, а бороду филином!

Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка,
Слюной крепил мысли, слова слезинками,
Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка,
Ушел ты от меня разбойными тропинками!

Кручинушка была деду лесному,
Трепались по урочищам берестяные седины,
Плакал дымом овинник, а прясла солому
Пускали по ветру, как пух лебединый.

* — *

Для того ли, золотой мой братец,
Мы забыли старые поверья, –
Что в плену у жаб и каракатиц
Сердце-лебедь растеряет перья,

Что тебе из черной конопели
Ночь безглазая совьёт верёвку,
Мне же беломорские метели
Выткут саван – горькую обновку.

Мы своё отбаяли до срока –
Журавли, застигнутые вьюгой.
Нам в отлёт на родине далёкой
Снежный бор звенит своей кольчугой.
[1926]


***

• Василий Князев

В маленькой мертвецкой у окна
Золотая голова на плахе;
Полоса на шее не видна —
Только кровь чернеет на рубахе.

Вкруг, на лавках, в полутемноте,
Простынями свежими белея, —
Девятнадцать неподвижных тел —
Ледяных товарищей Сергея.

Я присел на чей-то грубый гроб
И гляжу туманными глазами.
Подавляя слезы и озноб,
Застывая и давясь слезами.

За окном – пустынный белый двор;
Дальше — город в полумраке синем …
Я да трупы — больше никого —
На почетном карауле стынем …

Вот Смирнов (должно быть ломовой), —
Каменно-огромный и тяжелый, —
Голова с бессмертной головой, —
Коченеет на скамейке голой.

Вон Беляев … кровью залит весь …
Мальчик, смерть нашедший под трамваем.
Вон еще … Но всех не перечесть;
Все мы труп бесценный охраняем …

Город спит. Но спят ли те, кого
Эта весть по сердцу полоснула, —
Что не стало более его,
Что свирель ремнем перехлестнуло …

Нет, не спят … Пускай темны дома,
Пусть закрыты на задвижки двери, —
Там, за ними — мечутся впотьмах
Раненные ужасом потери …

Там не знают, где бесценный труп,
Тело ненаглядное, родное;
И несчетность воспаленных губ
Хрипло шепчет имя дорогое …

В ледяной мертвецкой у окна
Золотая голова на плахе;
Полоса на шее не видна;
Кровь, и лист, приколотый к рубахе.
[1926]

***

• Владимир Маяковский

СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ


                Вы ушли,
                как говорится,
                в мир иной.
                Пустота...
                Летите,
                в звезды врезываясь.
                Ни тебе аванса,
                ни пивной.
                Трезвость.
Нет, Есенин,
                это
                не насмешка.
                В горле
                горе комом —
                не смешок.
                Вижу —
                взрезанной рукой помешкав,
                собственных
                костей
                качаете мешок.
                — Прекратите!
                Бросьте!
                Вы в своем уме ли?
                Дать,
                чтоб щеки
                заливал
                смертельный мел?!
                Вы ж
                такое
                загибать умели,
                что другой
                на свете
                не умел.
                Почему?
                Зачем?
                Недоуменье смяло.
                Критики бормочут:
                — Этому вина
                то...
                да сё...
                а главное,
                что смычки мало,
                в результате
                много пива и вина. —
                Дескать,
                заменить бы вам
                богему
                классом,
                класс влиял на вас,
                и было б не до драк.
                Ну, а класс-то
                жажду
                заливает квасом?
                Класс — он тоже
                выпить не дурак.
                Дескать,
                к вам приставить бы
                кого из напост_о_в —
                стали б
                содержанием
                премного одарённей.
                Вы бы
                в день
                писали
                строк по ст_о_,
                утомительно
                и длинно,
                как Доронин.
                А по-моему,
                осуществись
                такая бредь,
                на себя бы
                раньше наложили руки.
                Лучше уж
                от водки умереть,
                чем от скуки!
                Не откроют
                нам
                причин потери
                ни петля,
                ни ножик перочинный.
                Может,
                окажись
                чернила в "Англетере",
                вены
                резать
                не было б причины.
                Подражатели обрадовались:
                бис!
                Над собою
                чуть не взвод
                расправу учинил.
                Почему же
                увеличивать
                число самоубийств?
                Лучше
                увеличь
                изготовление чернил!
                Навсегда
                теперь
                язык
                в зубах затворится.
                Тяжело
                и неуместно
                разводить мистерии.
                У народа,
                у языкотворца,
                умер
                звонкий
                забулдыга подмастерье.
                И несут
                стихов заупокойный лом,
                с прошлых
                с похорон
                не переделавши почти
                В холм
                тупые рифмы
                загонять колом —
                разве так
                поэта
                надо бы почтить?
                Вам
                и памятник еще не слит, —
                где он,
                бронзы звон
                или гранита грань? —
                а к решеткам памяти
                уже
                понанесли
                посвящений
                и воспоминаний дрянь.
                Ваше имя
                в платочки рассоплено,
                ваше слово
                слюнявит Собинов
                и выводит
                под березкой дохлой —
                "Ни слова,
                о дру-уг мой,
                ни вздо-о-о-о-ха".
                Эх,
                поговорить бы иначе
                с этим самым
                с Леонидом Лоэнгринычем!
                Встать бы здесь
                гремящим скандалистом:
                Не позволю
                мямлить стих
                и мять!
                Оглушить бы
                их
                трехпалым свистом
                в бабушку
                и в бога душу мать!
                Чтобы разнеслась
                бездарнейшая п_о_гань,
                раздувая
                темь
                пиджачных парусов,
                Чтобы
                врассыпную
                разбежался Коган,
                встреченных
                увеча
                пиками усов.
                Дрянь
                пока что
                мало поредела.
                Дела много —
                только поспевать.
                Надо
                жизнь
                сначала переделать,
                переделав —
                можно воспевать.
                Это время —
                трудновато для пера,
                но скажите
                вы,
                калеки и калекши,
                где,
                когда,
                какой великий выбирал
                путь,
                чтобы протоптанней
                и легше?
                Слово —
                полководец
                человечьей силы.
                Марш!
                Чтоб время
                сзади
                ядрами рвалось.
                К старым дням
                чтоб ветром
                относило
                только
                путаницу волос.
                Для веселия
                планета наша
                мало оборудована.
                Надо
                вырвать
                радость
                у грядущих дней.
                В этой жизни
                помереть
                не трудно.
                Сделать жизнь
                значительно трудней.
                [1926]

***

• Степан Злобин
 
ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Милый, милый степной соловей,
Певший песни под пьяным оконцем,
Под дугой светло-русых бровей
Хоронивший два ясные солнца.
Твой трезвон, твой заливистый гам
По-иному судьба повернула,
Не певать по лесам и лугам
И не слышать дубравного гула.
На деревне родной конопля
Поросла, насулила обновок,
В … как убрали поля,
Мужики накрутили веревок.

Привезли на столичный базар,
К рождеству накупили сарпинки,
Заскрипели пустые воза,
По домам на родные тропинки.
Залегла на оконном стекле
Стужа плесенью пены и кружев.
Захлебнулся в пеньковой петле,
Посиневшую шею напружив.
Не на радость купили отцы
Дочерям и невесткам обновки,
Затянулись тугие концы
Конопляной беленой веревки.
И теперь стихоплетная рвань,
Что тебя по газетам травила,
Про поэтову мать, про Рязань
Загнусит над твоею могилой.
А веревку с рязанских полей,
На куски перерезав, попрячут,
Чтоб она принесла поскорей
На любовниц и в картах удачу.
Но когда еще позже листы
Полыхнут на кладбищенской липе,
Ветерок, раздвигая кусты,
Перекатные трели рассыпет.
Прилетит над могилой сидеть
Светлорясый соловушка в гости,
Как попы не сумеют отпеть —
Отпоет пожелтевшие кости.
 
Уфа. 31 декабря 1925 года


***

• Александр Афиногенов
 
"Да, мы все помним и будем помнить Есенина, именно, как цветок, неповторимый не только в творчестве, но и, главным образом,  в своей раздвоенности, которая привела его  к печальному концу и которой не будет места в условиях активного  творчества новой, социалистической действительности".
/"Жизненный путь Сергея Есенина", 1926 г./


• <>  <> <>

• Иосиф Уткин

СЛОВО ЕСЕНИНУ

Красивым, синеглазым
Не просто умирать.
. .
Он пел, любил проказы,
Стихи, село и мать.. .

Нам всем дана отчизна
И право жить и петь,
И, кроме права жизни, —
И право умереть.

Но отданные силой
Нагану и петле, —
Храним мы верность милой,
Оставленной земле.

Я видел, как в атаках
Глотали под конец
Бесстрашные вояки
Трагический свинец.

Они ли не рубили
Бездарную судьбу?
Они ли не любили
И землю,
И борьбу?

Когда бросают женщин,
Лукавых, но родных,
То любят их не меньше,
И уходя от них.

Есть ужас бездорожья,
И в нем — конец коню!
И я тебя, Сережа,
Ни капли не виню.

Бунтующий и шалый,
Ты выкипел до дна.
Кому нужны бокалы,
Бокалы без вина?. .

Кипит, цветет отчизна,
Но ты не можешь петь!
А кроме права жизни,
Есть право умереть.


***

• Виктор Боков

ПАМЯТИ ЕСЕНИНА

На Ваганьковском кладбище осень и охра,
Небо — серый свинец пополам с синевой.
Там лопаты стучат, но земля не оглохла —
Слышит, матушка, музыку жизни живой.

А живые идут на могилу Есенина,
Отдавая ему и восторг и печаль.
Он — Надежда. Он — Русь. Он — её Вознесение.
Потому и бессмертье ему по плечам.

Кто он?
Бог иль безбожник?
Разбойник иль ангел?
Чем он трогает сердце
В наш атомный век?
Что все лестницы славы,
Ранжиры и ранги
Перед званьем простым:
Он — душа-человек!

Всё в нём было —
И буйство, и тишь, и смиренье.
Только Волга оценит такую гульбу!
Не поэтому ль каждое стихотворенье,
Как телок, признавалось:
— Я травы люблю!

И снега, и закаты, и рощи, и нивы
Тихо, нежно просили: — От нас говори! —
Не поэтому ль так охранял он ревниво
Слово русское наше, светившее светом зари.

Слава гению час незакатный пробила,
Он достоин её, полевой соловей.
Дорога бесконечно нам эта могила,
Я стою на коленях и плачу над ней!



___________ 

Клюев Николай Алексеевич [10 (22) октября 1884 – между 21 и 23 октября 1937] — русский поэт, представитель так называемого новокрестьянского направления в русской поэзии XX века.

Князев Василий Васильевич (1887—1937) — русский и советский революционный поэт-сатирик.

Устинов Георгий Феофанович (1888 – 1932) — писатель и журналист, с которым Есенин познакомился в конце 1918 г.

Иван Приблудный (настоящее имя Овчаренко Яков Петрович), [1 (14) декабря 1905 – 13 августа 1937] — русский советский поэт.

Эрлих Вольф Иосифович [7 июня 1902 – 24 ноября 1937] — русский советский поэт.

Садофьев Илья Иванович (12 июля 1889 – 17 июля 1965) — русский советский поэт, переводчик.

Маяковский Владимир Владимирович (1893-1930) — русский советский поэт, один из крупнейших поэтов XX века.

Злобин Степан Павлович (1903-1965)— русский советский писатель-прозаик, поэт.

Афиногенов Александр Николаевич  (1904-1941) — советский драматург.

Уткин Иосиф  Павлович (1903-1944) — русский советский поэт и журналист.

Боков Виктор Федорович (1914-2009)  — русский и советский поэт, прозаик.