Если бы меня спросили о мотивах, побудивших отправиться в путешествие по Андаманским островам, я бы не сразу нашелся, что ответить. Каким ветром меня занесло в этот забытый богом край, одно упоминание которого еще полвека назад способно было кого угодно повергнуть в ужас? В самом деле, жестокие штормы, обилие рифов, малярия, но главное свирепые дикари, зверски расправлявшиеся с жертвами частых здесь кораблекрушений, не могли ни у кого вызывать положительных эмоций. Недаром еще со времен Птолемея, впервые сообщившего об этом затерянном в океане архипелаге в своих географических трудах во 2-м веке до нашей эры, они назывались не иначе как Острова Людоедов. Дурную репутацию усугубили британцы, ссылавшие сюда в девятнадцатом столетии уголовных преступников, приговоренных к исправительным работам. Многие наверняка помнят колоритных героев небезызвестной повести Артура Конан-Дойла «Сокровища Агры» - одноногого каторжника и его маленького слугу-туземца, отъявленного злодея, едва не убившего отравленной стрелой знаменитого сыщика Шерлока Холмса. Словом, как ни крути, а все предприятие явно отдавало авантюрой. В том смысле, что невозможно было сказать наверное, что принесет с собой каждый новый день. Но такова уж моя натура. Чем менее предсказуемо будущее, тем более оно для меня притягательно.
Я отчетливо помню ненастное утро, которым встретил меня главный город островов – Порт Блэр. Коренастый низкорослый таксист с внешностью потомственного каннибала в два счета отбил меня у менее расторопных конкурентов, не церемонясь, подхватил мою кладь, и через минуту я уже трясся в его скрипучей колымаге по живописной дороге между зеленых холмов, поросших буйной тропической растительностью. Затем неожиданно холмы расступились, и моим глазам открылась бухта с крохотным островком посредине, за которым простиралась бескрайняя океанская ширь. Позже я узнал, что этот лесистый клочок суши называется островом Гадюки по имени парусника, бросившего здесь якорь в 1789 году. На борту судна находился наделенный особыми полномочиями лейтенант королевского британского флота Арчибальд Блэр. Именно ему предстояло основать в этих местах колонию и построить каторжную тюрьму. Сегодня только руины казематов, да двухэтажная кирпичная виселица, увенчанная круглым куполом, напоминают о тех далеких временах.
Я сказал таксисту, что хотел бы поселиться где-нибудь на побережье, на что он предложил отвезти меня в загородный отель известный помимо прочего отличным пляжем. Туда мы и направились и через какие-нибудь четверть часа добрались до места. Перекусив и отдохнув с дороги, я обошел ухоженный парк перед отелем, пересек редкую рощицу выстроившихся в шеренгу высоченных кокосовых пальм и вышел к берегу. День был безветренный, и океан дышал ровно и неглубоко. Сплошной облачный покров, затянувший небо до самого горизонта, предвещал скорое наступление сезона дождей. Время курортных отпусков закончилось, и пляж почти опустел. Лишь двое-трое подростков, бегавших взапуски где-то позади под пальмами, да влюбленная парочка, расположившаяся поодаль на песке, слегка оживляли сонное течение жизни. Я наблюдал за ленивым движением волн, пребывая в том безмятежном состоянии души, какое бывает только в детстве. Здесь, подле колыбели жизни, животворящего лона океана, мир предстает первозданно чистым как в дни творения. Я вдыхал соленый влажный воздух и думал о том, как было бы хорошо провести здесь остаток лет и никуда уже больше не спешить, ни о чем не тревожиться. Я полагаю, что многие чувствовали то же самое в описываемых мной или подобных им местах. Мне кажется, это влияние среды. Забегая вперед, хочу сказать, что вопреки ожиданиям островитяне оказались на редкость доброжелательными и, что более важно, простыми и бесхитростными людьми. Все, что в них есть – от самой природы: спокойная сила от океана, непосредственность и любопытство от обитателей джунглей, ясный открытый взгляд от небесного простора в рассветные часы. Говоря о характере современных жителей Андаманских островов, нельзя обойти тот факт, что нынешнее островное население включает не только и даже не столько аборигенов и потомков первых британских колонистов, но главным образом более поздних переселенцев, в числе которых выходцы из всех уголков Юго-Восточной Азии. Здесь мирно соседствуют бенгальцы и малайцы, тамилы и бирманцы, живущие каждый своим укладом и почитающие каждый своих богов. При этом межэтнические и межрелигиозные браки далеко не редкость. Как выгодно отличается этот маленький Эдем от внешнего мира с его обезумевшими в нескончаемой драке за лучшее место под солнцем обитателями.
В тот день я вернулся в отель затемно. В ресторане меня уже ждал отменный ужин из морепродуктов первой и единственной свежести. В продолжение трапезы галантный бенгалец-метрдотель развлекал меня байками о прежних клиентах. Начав с того, что он рад знакомству с одним из первым на Андаманах русских и, тем самым, польстив моему самолюбию, он с ходу рассказал историю, которую по аналогии с популярными у нас в недавнем прошлом фильмами можно было бы назвать «Особенности национального отдыха на водах». Он сказал, что история – о бабах! Слово «баба», прозвучавшее в оригинале здесь, на самом краю света, едва не смело меня со стула. Словоохотливый островитянин пояснил, что так обращались друг к другу три толстые дамы, посетившие Порт Блэр года за три до меня и останавливавшиеся в этом же отеле. Они прожили в нем что-то около недели, проводя большую часть времени в ресторане и меньшую на пляже. По его словам они много ели и отчаянно флиртовали едва ли не с каждым смуглокожим и белозубым официантом или портье. Однако явным фаворитом был мой новый знакомец – стиляга-метрдотель. И он настолько точно копировал кокетство и жеманство моих соотечественниц, что я будто воочию лицезрел перед собой немолодых и непривлекательных, обремененных жиром и кошельками, но не обремененных мозгами теток родом из какого-нибудь заштатного райцентра, которым никак, несмотря на отчаянные потуги, не удавалась роль светских львиц. По словам метрдотеля, вечерами «бабы» пили в баре водку, после чего требовали сдвинуть столы и долго, старательно топтали пол к вящей радости скучавших посетителей и персонала.
После ужина я еще немного погулял по парку, стараясь не наступать на прыгавших по песчаным дорожкам взад-вперед разноцветных лягушек. Под неумолчный аккомпанемент их хрустальной серенады я и уснул в ту ночь.
Рано утром меня разбудил сигнал автомобильного клаксона. Мой вчерашний приятель-таксист сдержал слово и заехал за мной, чтобы доставить на пристань. Там уже стоял готовый к отплытию обшарпанный кораблик размером чуть больше детской игрушки и с игрушечным же названием «Пилоу-Милоу». Я не стал выяснять, что это значило, не желая портить сказки, которая уже началась. Древняя волшебная сказка мореплавания. Не без волнения ступив на шаткие сходни без поручней, я поднялся на борт. Так как мне совсем не улыбалась перспектива провести долгие часы в душном, переполненном людьми и их скарбом пассажирском салоне, я поднялся на верхнюю палубу. Здесь все было тайной: и рулевая рубка, куда простым смертным вход строго воспрещен, и пузатые цилиндрические емкости с составом, отпугивающим акул, и множество других предметов совсем уж непонятного назначения. Десятка полтора таких же непритязательных пассажиров в основном островитян расположились кто прямо на палубе, а кто на бухтах канатов, сваленных как попало на корме. Внезапно напряженную тишину ожидания разорвал пронзительный вопль гудка, затем еще и еще раз. Кораблик задрожал, дернулся всем своим изношенным проржавевшим тельцем; внутри у него что-то задвигалось, застучало, и вот уже между ним и пристанью с горсткой провожающих образовалась полоска воды, а еще через минуту он вскарабкался на первую волну и на удивление резво побежал к выходу из гавани. Мы миновали острова Гадюки и Росса, прошли вблизи полосатого маяка, где кораблик на прощанье вновь издал победный клич людоеда-дикаря над телом жертвы, и вышли в открытый океан. День выдался погожий. От вчерашних туч не осталось и помина. Дул легкий встречный бриз. «Пилоу-Милоу» играючи резал невысокую волну, обдавая лица пассажиров на палубе солеными брызгами. Некоторые, перегнувшись через железные поручни, заворожено всматривались в бездонную пучину вод справа и слева по борту. Порой из нее поднималась тень какого-нибудь морского чудовища, и тогда внезапно поверхность океана вся вспенивалась и в воздух взмывала стайка летучих рыб с раскинутыми в стороны серебристыми плавниками-крыльями. Из-за обилия впечатлений время летело незаметно, и вот я уже сходил по трапу на берег, немного жалея о том, что плавание завершилось так скоро.
Остров Хавэлок по праву считается одним из самых красивых в архипелаге. В разгар туристического сезона его многокилометровые пляжи, омываемые прозрачными лазурными водами океана, привлекают немало любителей экзотического отдыха. Мой приезд в мае совпал по времени с началом муссонных дождей, вынудивших большинство приезжих покинуть остров, чему я был весьма рад, ибо по складу характера не выношу толчеи и всегда стараюсь избегать мест большого скопления людей. Что касается непогоды, то в первые недели, пока муссон еще не набрал силу, солнечных дней здесь куда больше дождливых, и, стало быть, я ничего не терял. В первой попавшейся портовой лавчонке, торговавшей всяческим мелким дрязгом, я купил два невероятно пестрых саронга и попутно выяснил местоположение самого удаленного и значит безлюдного в это время года кемпинга. Подвернувшийся под руку рикша, совсем еще мальчишка с плутоватыми глазами бесенка после недолгих, но жарких торгов согласился отвезти меня на своем стареньком скутере, оборудованном жестяной будочкой для пассажиров, к западной оконечности острова, где находился рекомендованный лавочником кемпинг. Путь был неблизкий. Нам предстояло пересечь весь остров, и чтобы мне не было скучно в дороге, рикша угостил меня какой-то неаппетитного вида смесью, которую я ввиду необычайной твердости одного из компонентов с трудом разжевал, и которая спустя короткое время вызвала у меня чувство легкого опьянения. На вопрос о том, что это было, мой благодетель, не поворачивая головы и стараясь перекрыть шум мотора, прокричал: «Я дал господину «пан». Если жевать – будет весело». Судя по всему, он угостил меня некоей разновидностью столь популярного на Востоке бетеля.
Дорога на кемпинг пролегала через густой девственный лес с редкими прогалинами на местах прежних вырубок. Раз или два промелькнули едва различимые за сплошной стеной изумрудной зелени убогие хижины островитян. Кроме них только редкие крохотные клочки возделанной земли, с неимоверным трудом отвоеванной у джунглей, свидетельствовали о том, что эти места обитаемы.
Тропический лес занимает 90% территории Андаманских островов. Почти неосвоенный человеком, он в то же время является подлинным раем для экзотических растений и не менее причудливой живности. Здесь произрастает более сотни видов диких орхидей и бесчисленное множество других цветов, соперничающих изысканной красотой с порхающими над ними гигантскими бабочками всех мыслимых расцветок. Почти двести пятьдесят видов экзотических птиц населяют здешние джунгли и мангровые болота. Многие из них – эндемики, то есть, встречаются только на Андаманах. Прибрежные воды изобилуют рыбой, ракообразными и моллюсками, а песчаные пляжи тысячелетиями служат местами гнездования морским черепахам. К менее приятным обитателям островной акватории относятся, прежде всего, гребнистые крокодилы, которые подобно их австралийским собратьям способны жить в соленой воде и отличаются скверным характером. Там, где их особенно много, по берегам лесных речек и лагун устанавливают таблички, предостерегающие от близких контактов с опасными рептилиями.
Кемпинг «Лесная обитель» мне сразу же понравился. Как я и надеялся, в нем не было ни души за исключением трех человек обслуги. Я поселился в тростниковой хижине на курьих ножках-сваях под остроконечной крышей из пальмовых листьев. Больше всего меня забавляла лесенка, которую можно было убирать точно корабельный трап, что я и проделывал каждую ночь перед отходом ко сну. Благодаря этому простому ритуалу избушка преображалась в сказочный бриг или, быть может, ковчег, и я до рассвета бороздил на нем призрачные воды океана сновидений. С восходом солнца я обычно уходил на пляж и часто пропадал там до сумерек. Здесь меня снова ждала встреча с океаном, только уже настоящим, оглушающим грохотом прибоя, подавляющим величием и нечеловеческой мощью, внушающим одновременно благоговейный страх и восхищение. Я устраивался в тени «поющего дерева» моава* и часами сидел или лежал без движения, вглядываясь в бирюзовую даль с парящими над ней облаками. Порой, повинуясь безотчетному порыву, я бросался в белоснежную пену прибоя, в волну, покрывавшую меня с головой, сбивавшую с ног и с неодолимой силой тянувшую за собой в бездну, населенную моими безгласными холоднокровными пращурами, чьи осторожные прикосновения я то и дело ощущал. Это общение один на один походило на романтические свидания с любимой женщиной, божественно-красивой, но своенравной и капризной. Лишь однажды я изменил океану, поддавшись на уговоры работника кемпинга, молодого бенгальца по имени Дилиб, выбраться в джунгли и, может быть, подняться на самую высокую точку острова, где со времен последней мировой войны сохранились остатки японских укреплений. По дороге мы свели знакомство с зеленой древесной змеей и подверглись нападению лесных бродячих муравьев, подобно цепным псам кидающихся с деревьев на всех проходящих мимо. Стоило труда оторвать их от себя, ибо они обладают поистине бульдожьей хваткой. Впрочем, наши мучения оказались не напрасными. С вершины горы, на которую мы, в конце концов, вскарабкались, открывался великолепный вид на океан. Дилиб указал рукой на еле заметную точку на самой линии горизонта. «Остров Нил, - коротко обронил он, - Господин о нем спрашивал. Отсюда до него не более полутора часов хода морем».
С этим островом, на который я перебрался днем позже, у меня связано воспоминание об одном замечательном и в некотором роде мистическом событии. В первый же вечер я по обыкновению засиделся на берегу допоздна. Была уже глубокая ночь, когда я возвращался к месту своего ночлега. Идти нужно было через лес по едва заметной даже днем тропке. Как назло в фонарике почти разрядились батареи, так что я мог рассчитывать на него лишь в случае крайней необходимости. Остаться одному в джунглях в кромешной тьме – удовольствие не из приятных. Пробираясь вслепую, я все время чувствовал вокруг себя какое-то движение, сопровождавшееся тихими шорохами и потрескиванием. Внезапно что-то большое и многоногое пробежало по моей ступне. Затем еще что-то стало взбираться на меня, цепляясь за складки саронга. Это было уже слишком. Я включил фонарик и при слабом, быстро меркнувшем свете, увидел картину, заставившую меня содрогнуться. Вся земля кругом буквально кишела бесчисленными ракообразными. Словно ведомые волей некоего древнего божества они ползли и ползли в раз и навсегда заданном им направлении ради неведомой мне цели. Среди них попадались огромные тяжеловесные крабы со страшными зазубренными клешнями и крошечные раки-отшельники, тащившие на себе свои невесомые раковинки. Я присутствовал при какой-то таинственной доисторической мистерии. Должно быть, так выглядел первобытный лес за миллионы лет до появления в нем первых людей. Впрочем, даже с их приходом здесь мало что изменилось. Наши генетические прабабушки и прадедушки, в незапамятные времена переселившиеся в эти места с африканского материка, не стали нарушать не ими заведенный миропорядок. Их слияние с лесом было естественным и органичным. В отличие от своих гораздо более расторопных и, возможно, менее разумных потомков, которые веками, засучив рукава, обустраивали окружающий мир, не останавливаясь ни перед чем ради своих сиюминутных прихотей, они не теряли связи с породившей их природой. Примечательно, что и по сей день они предпочитают свой примитивный уклад благам цивилизации. Возможно также, что их враждебное прежде отношение к чужакам, бесцеремонно вторгавшимся в их мир, объяснялось просто стремлением защитить свой дом.
21-го марта 1867 года парусное судно «Ассам», следовавшее в Бирму, сделало остановку у южного побережья острова Малый Андаман. Капитан с семью матросами высадились на берег в поисках топлива. С борта корабля видели, как они скрылись в лесу, а часом позже на том же месте появилась большая толпа туземцев из племени онге. Дикари явно что-то праздновали, судя по прыжкам и воплям ликования. Команда «Ассама» была малочисленной, плохо вооруженной и не могла противостоять армии аборигенов. Два дня судно стояло у острова, тщетно ожидая возвращения товарищей, а затем вернулось на материк. На выручку пропавшим морякам из Порта Блэр вышел спасательный корабль «Квантун». Однако едва только шлюпки спасателей достигли злополучного берега, они тотчас были встречены градом стрел. Солдаты ответили ружейным залпом. Несколько дикарей упали замертво, а остальные ретировались под защиту леса. Похоже было, что онге никогда прежде не имели дела с огнестрельным оружием. Отогнав дикарей, солдаты принялись обследовать пляж. Поиски пропавших людей продолжались недолго. Почти сразу спасатели обнаружили в песке сильно поврежденный череп европейца. По заключению судового врача несчастному размозжили голову каким-то тупым орудием. Неподалеку была найдена разбитая в щепки шлюпка и армейский ботинок. Вскоре отыскали полуразложившиеся останки еще четверых пропавших. Что случилось с последними двумя моряками так и осталось тайной. Тщательно осмотрев покинутые пиршественные костры онге, спасатели не нашли в пепле обугленных человеческих костей. Это доказывало, что туземцы не употребляли в пищу жареной человечины, однако не опровергало и того, что они могли поедать тела врагов сырыми, скажем, в ритуальных целях. Сегодня по истечении почти полутора столетий со времени описанных событий онге все еще населяют джунгли острова. Однако их будущее, как и судьба других племен аборигенов Андаманских островов не внушает оптимизма. Контакты с «цивилизованным» миром с его неведомыми доселе в этой части света болезнями сделали свое дело. Из примерно 7000 туземцев, живших на островах в конце 18-го столетия, к настоящему времени осталось не более 450 человек. Это означает, что совсем скоро они полностью исчезнут с лица земли.
Мою поездку на остров Малый Андаман вначале нельзя было назвать безоблачной. Во-первых, вместо скоростного катера я по ошибке сел на тихоходный баркас и в результате провел в море более полусуток со всеми вытекающими последствиями в виде морской болезни. Это был незабываемый опыт. Мне кажется, проведи я двенадцать часов кряду на качелях, я и то чувствовал бы себя лучше. Во-вторых, едва наше судно подошло к острову, как тотчас разыгрался настоящий шторм. Шквальный ветер разве что не валил с ног, а тропический ливень, стеной обрушившийся на пристань, в доли секунды промочил меня до нитки. Последовавшие за этим полчаса тряски в открытом буйным океанским ветрам стареньком виллисе без окон и дверей, довершили дело. В кемпинг на Берегу Батлера я прибыл уже совершенно больным. Не помогло даже традиционное в таких случаях лекарство в виде ста грамм. Продрогший до костей, я кое-как доковылял до колченогой избушки, отведенной мне дородным благодушным хозяином, и, закутавшись во что только мог, попытался забыться сном. Не тут-то было. Шторм все усиливался. Мое хлипкое дощатое жилье ходило ходуном, с трудом выдерживая натиск ветра. Несколько раз мне казалось, что следующий его порыв сотрет с лица земли избушку, а вместе с ней и меня самого. Так продолжалось всю ночь. Казалось, неистовству стихии не будет конца. Но все проходит, в том числе, и плохое. Наутро следующего дня о вчерашней буре напоминали лишь непросохшие капли дождя, искрившиеся драгоценными самоцветами в ослепительных лучах солнца. После грозовой купели мир выглядел новорожденным младенцем. Неподалеку рабочие перестилали на соседней хижине сорванную ветром крышу. Свежесрезанные пальмовые листья придавали ей праздничный вид, почему-то вызывая в памяти новогоднюю елку. Все еще чувствуя недомогание, я, тем не менее, наскоро позавтракал и, заказав джип, отправился осматривать остров. Некоторое время мы держались главной дороги, проложенной вдоль побережья, а затем свернули на проселок и углубились в лес. Остров Малый Андаман в действительности не так уж и мал. Девственные джунгли покрывают его сплошным зеленым ковром, а многочисленные ручьи и речки, подобно кровеносным сосудам пронизывают непролазную лесную чащу. В одной из таких речек я увидел первого в своей жизни настоящего дикаря. Это был уже старик с костлявым телом, обтянутым морщинистой и очень темной кожей. Голый череп с широким приплюснутым носом типичного негроида лишь кое-где покрывал курчавый серебряный пух. Что он там делал, сидя безоружный по пояс в мутной желтой воде в самом сердце леса? Может быть, это был око-юму – знахарь и шаман племени, заклинавший духов отвести от его народа какую-то беду? Боюсь, это так и останется для меня загадкой. Немного дальше по берегу все той же речки я натолкнулся на доску-указатель с надписью, предупреждавшей об опасности нападения крокодилов. Отсюда, перейдя по хлипкому мостику на другую сторону, можно в считанные минуты выйти к необыкновенно-красивому лесному водопаду. Я пробыл там довольно долго, а затем по моей просьбе шофер отвез меня в одну из рыбацких деревушек на взморье. За символическую плату меня взяли с собой на вечерний лов в лагуне, однако в тот раз удача не сопутствовала рыбакам, и мы вернулись ни с чем. Тем приятнее был сюрприз, ожидавший меня вечером в кемпинге. Хозяин расстарался и раздобыл где-то внушительных размеров макрель, которую зажарили и подали мне по местному обычаю на листе банана. Ужин завершил десерт из приторно-сладкой мякоти неизвестного мне пальмового плода, который на местном диалекте называется джак. Не знаю, отчего мне особенно запомнился именно тот еще далеко не прощальный вечер. Возможно, потому что меня тогда впервые посетило странное чувство, будто я прожил на Андаманах целую жизнь. Меньше чем за месяц я успел пустить в этой земле корни. Вместе с тем, я точно знал, что все только началось и что самые необыкновенные события и приключения еще впереди. С этой мыслью спустя несколько дней я покинул Малый Андаман, а затем и Порт Блэр, уверенный в своем непременном возвращении на затерянные в океане изумрудные острова.
* Моава, гигантское дерево из семейства акаций. Плоды, внешне напоминающие бобовые и размещающиеся в длинных стручках, под ветром издают мелодичные звуки.
*Андаманские острова и сегодня причисляются к малоизученным регионам планеты. В состав архипелага, лежащего между восточным побережьем Индостана и Таиландом, входят около пятисот больших и малых островов, из которых только 36 обитаемы.